Тайны Малого двора (гет)

Чё по настроению, малыш?

Как дела? Чему учат в школе?

Спорить перестань и будь потише,

Все молчат, а ты на приколе.

Кис-кис — Достало

Под тенистым деревом, на лавочке, откуда до воды было метров тридцать, сидела и, глядя на озеро, рисовала в небольшом скетчбуке девочка в очках. Очки были большие, на пол-лица, и глаза девочки за этими очками тоже казались неестественно-огромными, как у стрекозы.

Сама же девочка была маленькая, хрупкая, с тонкой шеей — можно обхватить двумя пальцами. Как на таком цветочном стебле держалась голова — непонятно. На голове — два тонюсеньких светлых хвостика в детских резиночках, как у хиппи.

На пальцах — перчатки-половинки. На плечах вместо кефты — плотный кардиган ручной вязки поверх водолазки и алый платок с хохломскими узорами. Словом, незнакомка выглядела самым что ни на есть настоящим аутсайдером. 

От воды доносились визги и непечатная лексика: какой-то проливной облил водой толпу прогуливающихся школьниц. Высоко над головой покачивались, задевая друг друга голыми кронами, верхушки деревьев. Сквозь черные ветви виднелось осенне-серое небо.

Алина попросила Женю подождать пару минут на тропинке и направилась к девочке.

— Привет! Как тебя зовут? — неловко сказала Алина, подходя ближе. Девочка вопросительно повернула к ней бледную шею. На шее, на чёрном шнурованном чокере вызывающе звякнули две открывашки от энергетика на манер смертных жетонов. На вид этому одуванчику было лет четырнадцать.

— Надя, — голосок у тоненькой девочки был соответствующий, полупрозрачный, точно у оракула. Она мучительно покраснела, словно сама возможность разговора была для неё в новинку. — А ты новенькая? Я не видела тебя здесь.

Её взгляд с долей любопытства скользнул по зелёному рыбьему скелету, пришитому к шапке Алины. 

— Алина, — она протянула руку и крепко пожала худую ладошку. — Только вчера приехала. У меня с десятого числа индивидуальное обучение.

— Понимаю, — вздохнула девочка, доставая ингалятор и судорожно вдыхая. — У меня всего пять человек в классе. Нет, не из-за этого.

На сей раз у Наденьки покраснели даже уши, а голос понизился до еле слышного шёпота. Она убрала ингалятор в пёструю тряпичную сумку, причем замок расстегнуть пыталась раза три. С худых колен едва не сполз скетчбук, но Алина успела его подхватить.

Мелькнул карандашный рисунок плакучей ивы, нависающей над водой. 

— Спасибо, — прошептала Надя, поспешно закрывая скетчбук и оставив карандаш вместо закладки. — У меня на тесте… Ну, не совсем по-обычному получилось.

Алина, соглашаясь, кивнула. У таких хрупких одуванчиков вообще редко что-то бывает «по-обычному».

— А ты кто по этому… эм-м…  по ордену? — уточнила она. Большие стрекозиные глаза заморгали.

— Меня записали шквальной, — прошептал одуванчик, кутаясь в алый платок, — но… с отклонениями. Устаревшая система распределения не способна учитывать индивидуальные особенности каждого гриша. Все эти ордена — вообще токсик кринж.

Она поправила очки пальцем и с важным видом, стараясь говорить чуть громче, произнесла:

— Привилегированность одного социального класса только расслаивает общество, усиливая ксенофобские настроения и шовинизм! Если придерживаться теории…

— А что за отклонения? — перебила её Алина, и тут же быстро добавила:  — Извини!

Самой Алине было круто фиолетово, какие перья носят богатые попугаи. Кефты отличались для неё исключительно цветом. Задев пальцем дырку на протёртом джинсовом колене, она присела рядом и внимательно посмотрела на Надю. 

Казалось, девочке просто некому было выговориться, и в разговоре слова выскакивали из нее, точно мячики.

— Мне... плакать нельзя, — трагично сказала Наденька, — совсем.

Алина недоумённо приподняла брови. Холодные пальчики в перчатках-половинках сжали ее тёплую ладошку.

— У меня была учительница по истории, — продолжала девочка дрожащим голосом, — я её боялась и… Ей… не очень нравилось, что я тихо говорю. Она… начала спрашивать, почему я… такая. И слова говорила… всякие.

Наденьке вдруг стало не хватать воздуха, а глаза у нее увлажнились. Алина же внезапно почувствовала, словно её внутренности схватили стальным крюком и сейчас на этом крюке и подвесят.

С каждым вздохом девочки-одуванчика крюк дёргался всё безжалостнее. Девочка вдруг ойкнула и, поспешно успокаиваясь, начала дышать ровно.

Страшный крюк внутри Алины постепенно отпускало.

— И с ней, — виновато сказала Наденька, вытирая фасеточные глаза и глядя в траву, — случилось нехорошо. А через неделю меня привезли сюда.

— А… защиты от этого нет никакой? — уточнила Алина.

Цветочек на тонком стебельке печально закачался. Внутренности Алины снова начали опасно скручиваться.

— Слушай, я тоже вроде как не вписываюсь. Так что... Давай дружить? Будем вместе считать гришей кринжем, — быстро выпалила Алина, чтобы сказать хоть что-нибудь отвлекающее. К её изумлению, одуванчик тут же просиял и улыбнулся.

Улыбка была робкая, словно до этого у Наденьки поводов для радости было маловато, и потому она так и не научилась улыбаться как следует. 

И они остались сидеть на скамейке, болтая обо всякой всячине. Алина рассказывала про Керамзин, переезд в Ос-Альту и ИМОР, а Наденька говорила про брата Адрика и каникулы у бабушки где-то в Раевости, километров за триста от столицы. А ещё похвасталась, что привезла оттуда целый пакет гусиных перьев, но пока не придумала, что из них сделает. 

Проливные на озере продолжали валять дурака.

— Кто посмотрел, тот гей! — крикнул гриш с синим ирокезом и в куртке надписью «Sex Pistols» на всю спину. Он сложил пальцы, и в воздух поднялся фонтан брызг, сияющих солнечными бликами. Вскоре с берега стала видна небольшая полупрозрачная радуга. 

— Пацаны, ложись! Облучают!

— Ложитесь друг под друга! — крикнула появившаяся на тропинке девчонка-инферн лет восемнадцати. 

Рядом с ней загыгыкал парень, похожий на неё один к одному, только чуть повыше. В зубах у него была сигарета, которую он зажигал щелчком пальцев. Оба были белобрысые, розовощёкие и крепко сложенные. Кажется, это у них старосты стреляли сигареты возле школы, припомнила Алина.

Она уже думала, что инферны пойдут к озеру, однако те, бросив проливному с ирокезом ещё пару слов, развернулись к ним, подошли к скамейке и одинаковым жестом скрестили руки на груди. Под расстёгнутой синей кефтой, расшитой красными узорами, у парня красовалась надпись «Пивозавр», у девушки под носом поблёскивало кольцо. 

Алина вскочила со скамейки, на всякий случай загораживая Наденьку.

— Вам чего надо?

— Скамейку.

— Она занята.

— Мы видим.

— Ну так и топайте отседа.

Инферн подавился сигаретным дымом не то от смеха, не то от возмущения.

— Очень смело грубить тем, с кем не сможешь справиться, — девушка ухмыльнулась, но взгляд льдисто-голубых глаз казался одобрительным. — И глупо. 

Признавать это было досадно, однако в словах инферны была своя доля правды. Она была выше Алины на голову и шире в плечах. Растрёпанная коса небрежно свёрнута под резинкой на затылке. Широкая челюсть и волевой подбородок делали её похожей на фьерданскую валькирию. В отличие от своего брата, кефту она носила застёгнутой, позволяя себе открытый воротник. И шея под этим воротником была такая, что об неё можно было бы согнуть гриф от штанги. 

Говоря проще, Алина не управилась бы ни с одним из этих сервантов.

— Она что? Приняла нас за школьных хулиганов? — хихикнул инферн, тыча в их сторону сигаретой, зажатой меж пальцев здоровенного кулака. Кефта распахнулась, и надпись «Пивозавр» на его футболке стала заметна ещё отчётливее. — Типа она Питер Паркер, а я Флеш Томпсон?

— Типа они Винкс, а мы Трикс, — девушка казалась куда спокойнее, но было заметно, как она изнутри прикусывает щёку. 

— Возмутительно! — воскликнул инферн. Голос у него был куда грубей и ниже, чем у сестры. Пожалуй, он звучал бы даже внушительно, если бы не порол полную чушь. — Нас же не трое! Мы скорее твикс.

— Или два опоссума из «Ледникового периода», — Алина недоверчиво переводила взгляд с одного близнеца на другого.

— Точняк! Короче, ты ошиблась с литературным тропом. Мы не школьные хулиганы, а комик релифы. И вообще, это малость заносчиво — считать себя главной героиней. 

— Меня ею назначили. Махнёмся не глядя?

— Из Аполлона в хлипкую мелочь? Ну уж нет. Я слишком яркая личность для таких метаморфоз! Кстати, рыбка огонь, — пивозавр, сложив пальцы пистолетом, пальнул в Алинину шапку. — Пам!

Алина невольно отскочила.

Из кончиков его пальцев вырвались маленькие язычки пламени, колышущиеся на ветру как огонёк наклонённой свечи. Алина очень хотела выглядеть ни капли не впечатлённой, тем более что мордоворот-инферн и без того был о себе слишком высокого мнения, но ничего не могла с собой поделать.

— Убери свой дракарис, —  буркнула она, сердясь, что этот недоумок её напугал. — Спалишь ещё.

— Всё в порядке, — Наденька осторожно взяла её за руку. — Они правда обычно здесь сидят. Смотрят за берегом на перемене. 

— Схавала? — вредно бросил инферн и эффектно сдул пламя с кончиков пальцев, как с дула пистолета. 

Всего на миг, но Алина почувствовала внутри себя крошечный огонёк, манящий своей силой, и услышала… нет, не отчётливую мысль, а лишь её далёкий приглушённый отголосок. В голове стало блаженно пусто, только звенело в ушах — как тогда в лесу, когда Дарклинг схватил её за руку. 

Её рука неосознанно сдавила ладошку Нади.

Из странной отрешённости её вырвал голос Женьки: та ахнула, и Алина быстро обернулась. Портная глядела на близнецов, и вид её излучал абсолютное недоверие к тому, что видели глаза. 

— Боже правый, вы что, старосты?

— С этого года и до конца своих дней! — инферн отсалютовал двумя пальцами от виска.

— Учебных, — поправила его сестра, посерьёзнев. — Как раз после лета назначили, за хорошую практику. 

— Вы год назад сожгли шторы в литературном классе! 

— Не мы, а он. Мы с Пашкой всё-таки разные люди, — инферна смотрела на Женю в упор, и на этот раз в её взгляде было куда меньше тепла. — Кстати, Лёша тебе привет передавал.

— Раз пятнадцать, — встрял вышеупомянутый Пашка, делая затяжку. 

—  Всё верит в звезду пленительного счастья.

— Это он зря, — серьёзно сказала Женька.

— Совершенно верно. Ему нужно готовиться к последней практике, а у него голова забита Святые не ведают чем, — строгим тоном заметила староста. 

Женька как-то замялась и замолчала. Инферн за спиной у сестры, почему-то опустив голову, затушил бычок о большой палец. Похоже, он предпочитал лишний раз не спорить с сестрой. Староста же, наконец, обратила внимание на Наденьку. 

— Ты чего здесь сидишь-то? Ты ж обычно на дереве рисуешь.

— Там проливные…

— Ясно. Так, Паштет, пора гнать весь этот озёрный бойсбэнд в школу, звонок скоро. И бычок выкинь. 

Надя тоже заторопилась.

— Мне пора, — сказала она, запихнув скетчбук с карандашом в сумку. Затем подняла голову, взглянула на Алину своими большими глазами. — Здорово было познакомиться.

— Я ещё немного с вами пройдусь, — пообещала ей Алина и сжала тоненькую ручку.

Они двинулись прочь от скамейки. Под ногами зашуршал гравий, усыпанный сырыми листьями. Павел, оставшийся позади, собирал дурачившихся гришей, то и дело покрикивая на них басом. Его сестра шла рядом, деловито засунув большие пальцы рук под пояс кефты. В спину, от воды, дул ветер, заставив Алину поднять воротник пальто. 

— Меня Полиной зовут, а пивозавра, как ты уже поняла, Пашей. В каком ты классе? 

— Не знаю пока. Я тут два дня всего лишь, — честно сказала Алина.

Полина задумчиво кивнула.

— Хорошо, что ты заступилась за Надю. Знаешь, у нас… Не как в сериалах про нью-земскую школу. Тут подсирают не плохие мальчонки и дрянные девчонки, а благовоспитанные выходцы из хороших семей. 

— Типа вас?

— Верно, — как и в прошлый раз, Полина ни капли не оскорбилась. — Однако мы инферны, а инферны слишком вспыльчивые, чтобы творить пакости за спиной.

Полина подождала, пока Женька и Наденька отойдут чуть дальше, а затем наклонилась к Алине и негромко произнесла:

— А вот насчёт подруг из Малого дворца я бы не была бы так уверена.

Алина нахмурилась и ничего не ответила.

* * *

«Библиотечно-информационный центр Малого Дворца», — прочла Алина гордую надпись над большой двустворчатой дверью библиотеки.

Когда на улице закрапал мерзкий осенний дождь и поднялся промозглый ветер, Женечка с Алиной, стуча зубами, побежали обратно в Малый дворец. Опричники у дверей, ни сказав ни слова, открыли им двери.

— Жесть какая — в такую собачью погодку на улице стоять! — заметила Алина, потирая руки. Её голосок пронёсся эхом по старинным коридорам. Изнутри Малый дворец походил на терем не меньше, чем снаружи. Всё от пола до низких потолков было изукрашено старинными росписями, похожими на узоры кефты. 

— Поверь мне, опричников жалеть не стоит, — полушёпотом ответила Женя, скидывая верхнюю кефту. 

Вообще-то Женя хотела отвести её на второй этаж, в помпадурную, однако Алина заупрямилась. В библиотеку ей хотелось заскочить ещё в первый день, когда её повели к царю, а в выходной и сам бог велел. 

— Тут пропуск нужен, видишь? — Женя указала на считыватель электронных карт возле библиотечных дверей. — Твой ещё не готов. Пойдём.

— Мой тоже вполне подойдет, — послышался за их спинами звонкий голос. Девушки обернулись и увидели, как к ним подходил незнакомый молодой гриш в красной кефте, по виду чуть старше Алины. — Привет, Жень!

«Сердцебит?» — Алина попыталась припомнить, как выглядели кефты двух амбалов, которые ехали с ней на заднем сидении. 

— Алексей Ахматов, — представила его Женька, неловко прочистив горло. — Поэт, чемпион, медик. Учится на целителя.

«Не угадала», — с легкой досадой подумала Алина и протянула целителю руку.

— Здрасьте. Алина.

— Недавно здесь? — спросил он. 

Из принципа Алина засунула руки в карманы: местные, похоже, взяли за правило тыкать ей тем, что она не отсюда. 

— А так заметно? 

— Пластиковая рыбка вас выдаёт. 

Алексей улыбнулся, и Алина капельку оттаяла. Как все гриши, использующие свою силу на полную катушку, он был прекрасен и знал это. В томных чертах его лица было что-то роковое, что вместе с подкрученными усиками делало его похожим на Печорина. Тёмно-серые алёшины глаза трогательно сочетались с капризным женским ротиком и каштановыми вихрами.

Достав из кармана пластиковую карту на шнурке, Алексей провёл ею по считывателю. Тот запищал, а затем послышался щелчок замка. Целитель распахнул двери и приглашающе повёл рукой:

— Дамы вперёд.

— Только на пять минут! — строго сказала Женька, пряча взгляд от Ахматова. Обернулась к Алине: — Пальто сними и шапку. У входа вон вешалка есть.

Алина хмыкнула, подумав про себя, что белая кефта портной интересовала целителя куда больше пластиковых рыбок.

Внутри их ждал ещё один турникет и пустующая стойка библиотекаря с табличкой «Обед». Информационный центр оказался просторным, с зелёной драпировкой по стенам. До самого потолка тянулись ярусы тёмного дерева, а высокий потолок украшала трёхчастная композиция из росписей, как в храме. Солнце в затмении окружали семь беломраморных фигурок: по одной на орден.

Посреди широкого главного зала в два ряда стояли компьютерные столы с черными мониторами. В закутках же, у полок, располагались кресла и письменные столы: поменьше, с резными ножками и зелёными абажурами на лампах.

— Этой библиотеке больше трёхсот лет, — вполголоса прокомментировала Женька. — Некоторые отделы целиком отведены под архивы, а местные фолианты переводятся и издаются на пяти языках: для научных центров Литславы, Нью-Зема, Шухана и Галлатии. Это крупнейший центр Малой Науки в Равке! Ну, в архивы, сама понимаешь, пускают не всех.

— Но иногда в основной зал приходят старшеклассники, чтобы в тишине поделать отчёты по практикам, — подхватил Ахматов. 

Алина с пониманием кивнула. Учёба есть учёба, даже если школа старейшая в стране, и рефераты надо сдавать не по черчению, а по какой-нибудь защите от тёмных генералов.

— А что учат медики-гриши? Я имею в виду, руки-ноги-то у всех одинаковые. 

— Зависит от профиля, как и у врачей-отказников. В Морозовском учат полевой медицине. А полевой целитель должен уметь делать всё, в чрезвычайных ситуациях и с холодной головой. 

«Да за право находиться здесь гриши платят жизнями, Родину защищают на фьерданской границе!» — вспомнились Алине слова генерала. 

— Но в прифронтовой госпиталь я только в следующем году поеду, — Ахматов говорил об этом таким обыденным тоном, будто речь шла о поездке в лагерь. — Если, конечно, отпустят.

— А что, всех учеников потом отправляют во Фьерду? — поинтересовалась Алина, ловя пробежавший по спине холодок. Перспектива отъехать в ледяную тайгу, есть из котелка и рыть окопы её нисколько не радовала. Хуже того — совсем некстати вспомнилось, что у гришей военную службу проходили все, независимо от пола.

— Тебя-то уж точно не должны никуда отправить, — ответила Женя, будто уловив Алинину тревогу.

— Ты уверена?

— Я так думаю, — в голосе портной Алине почудилась доля сомнения. 

Звучало как-то не слишком обнадеживающе. Зато Ахматов подозрительно встрепенулся. Видимо, путь каждого гриша, решившего избрать статскую, а не военную долю, вызывал в нём живой интерес.

— А кто вы по ордену?

— Эфириалка, — мгновенно ответила за неё Женя, прежде чем Алина успела открыть рот. 

Уже через час беседа стала настолько свойской, словно они знали друг друга всю жизнь, а пять минут растянулись на полтора часа. Кефты, пальто и шапка с рыбкой были благополучно забыты на вешалке у дверей, а тишина и мягкие диванчики располагали болтать обо всём на свете. Алексея окружили по обе руки «цветником» Женька и Алина.

Выяснилось, что Алексей нынче проходил практику во дворцовом медпункте, и что изначально его хотели отправить в Керчию, учиться на юриста.

— Мой отец считает, что тратить время на Малую Науку, которую в половине стран мира даже наукой не считают, бессмысленно, — вздохнул Лёша, задумчиво покручивая ус.

— А кто твой отец? — без задней мысли спросила Алина.

— Министр здравоохранения.

Алина резко почувствовала себя совершенно чужой. Ахматов же посмотрел на неё извиняющимся взглядом, будто и сам сожалел о родстве со своим отцом. В затянувшейся неловкой тишине Женя хлопнула в ладоши:

— Лёш, почитаешь нам стихи? Давно что-то не выбиралась на литературные вечера в вашем кружке. А у тебя, помнится, хорошо выходило.

Целитель-лицеист встрепенулся и просиял, будто только этого и ждал. Он подкрутил усы, устроился поудобнее на диванчике между девчонками. Лицо его с высоким лбом вдруг побледнело, и оттого приобрело выражение совершенно возвышенное и поэтическое. Он прикрыл глаза и, найдя что-то в памяти, приготовился декламировать.

— Да, это юг, — вдохновенно прошептал Ахматов, и все затаили дыхание.

Ты видишь, там, в чадрах идут с упрямым мулом,

И яркость этих глаз, и смуглость этих щёк?

Читал он недурно. Даже, пожалуй, хорошо, хотя и несколько манерно. 

«Впрочем, — подумала Алина, — его печоринская мордаха обязывает». 

Где-то далеко, за их спинами и рядами шкафов, хлопнула дверь. Послышались голоса. Женечка и Алексей в тот же миг вскочили и переглянулись с тревогой на лицах.

— Надо уходить, — негромко сказал он. На сей раз бледность его лица не имела ничего общего с байроновским романтизмом.

Голоса приближались, и среди них Алина, к своей досаде, чётко различила хрипловатый баритон Дарклинга. Женя потянула её за руку прочь, но уходить Алине совершенно не хотелось. 

— Библиотека большая, не попрутся же они именно сюда, — отмахнулась она, а затем взглянула на длинный ряд книжных полок и воскликнула: — О! Идея!

Не успела Женя возразить, как Алина потянула её за огромный книжный шкаф. Алексей дёрнулся в сторону выхода, но голоса послышались ещё ближе, и целитель, поминая Святых, метнулся следом за девушками. Все трое, молча прижавшись к книжным полкам, затаились и принялись ждать, молясь, чтобы генерала не потащило в их сторону. 

К сожалению, сегодня удача была не на их стороне. К голосам прибавились шаги и скрип генеральских сапог. 

— Зеник пропала? — неверяще понизив голос, спросил кто-то. 

Алине ясно припомнилось её путешествие из общежития в Малый. Голос вопрошающего принадлежал амбалу-сердцебиту по имени Иван. 

— Да, — послышался негромкий хрипловатый ответ Дарклинга, привычно рубивший короткие и мрачные слова. — Она не выходила на связь больше месяца. Отправил приказ пару дней назад, а в ответ — тишина.

— О, Святые! — в отличие от Дарклинга с Гейбелем, третий участник разговора не скрывал ни боли, ни потрясения. Им, вне всяких сомнений, был Каминский. 

«Сейчас они пройдут мимо, — Алина скрестила пальцы и зажмурилась. — Вот пусть прям щас они возьмут и пройдут…» 

То ли надо было серьёзнее относиться к дыханию маткой, то ли чаще ходить в церковь, но высшие силы явно отказывались слушать. Вместо того чтоб уйти, генерал остановился перед тем же шкафом, за которым спрятались Женька, Лёша и Алина, и принялся перебирать корешки, бормоча себе что-то под нос.

— Она же была в Западной Равке, — зло произнес голос Каминского. — Златан там что, в потолок плюёт? Или чистит фамильную саблю, думая о Колчаке?

— Значит, вы отправили Зою за ней? — Гейбель оставался собранным.

— Не совсем, Вань… М-м, вот она… — послышался шорох переплёта о переплёт. — За Ниной поедешь ты, Каминский. В отличие от Зои — инкогнито. Узнай, где Зеник, и привези обратно, если она жива. 

Перелистав несколько страниц, Дарклинг захлопнул книгу и отошёл от шкафа. Вся притихшая за шкафом троица выдохнула. Генерал, тем временем, подвинул клавиатуру одного из компьютеров и присел на столешницу.

— Чтобы вернуть лучших, я вынужден посылать лучших, —  с досадой  произнес он. — Выглядит как чёртова западня. Кто-то явно хочет, чтобы я лишился самых сильных своих людей.

— Ну... Ваня-то останется с вами. А ещё у вас теперь Заклинательница. Если керчийцы и фьерданцы не научились делать палантиры, про этот козырь им знать неоткуда. 

Послышался невесёлый смешок:

— Это не козырь, а шило в мешке! Отпустить нельзя, держать здесь тоже небезопасно. Прежде чем она станет приносить пользу, а не проблемы, пройдёт чёрт знает сколько времени.

«Вот кальмар! — задыхаясь от возмущения, подумала Алина. — Сам меня выдернул, сам все доки переписал, а теперь еще и плюётся. Видите ли, пользы от меня никакой!»

В мысленном рейтинге самых стрёмных людей в её жизни министр за два дня успел прорваться в тройку лидеров. Впереди него шли только вонючий алкаш, который подкатывал к ней на смене в кафешке, керамзинская подружка-кидала и царь-батюшка. Едва не позабыв об осторожности, она потянулась к углу, чтобы выглянуть из-за шкафа и посмотреть на генерала, но её вовремя удержали в четыре руки. 

— И всё-таки она у вас, а не, скажем, у шуханцев или фьерданцев… 

— Тихо! — перебил его Иван, вдруг насторожившись, — Здесь кто-то есть.

Алина закрыла рот ладошкой, чтобы её не выдало дыхание, но опоздала. Женя и Ахматов переглянулись с одинаково обречёнными лицами. Не было слышно ни звука шагов, ни шороха одежды. В одну секунду из-за угла бесшумно, как суллийский наёмник, выплыл Каминский, сложив пальцы в боевом жесте. Их взгляды столкнулись: напуганный — Алины и удивлённый — Фёдора. Затем он нашёл глазами Женю и Ахматова.

Не говоря ни слова, он шагнул к ним.

— Брысь отсюда! — произнес он одними губами, развернулся и хотел было уйти, однако перед ним вырос Иван. Каминский закусил щеку и взглянул на него, молча упрашивая на этот раз попуститься. Однако Гейбель был непреклонен. Смерив несчастную компанию строгим взглядом, он проигнорировал Каминского и сурово скомандовал: 

— На выход. 

Жене, Алине и Алексею ничего не оставалось, кроме как выйти из-за шкафа с виновато опущенными головами и предстать перед судом чёрного генерала. Тот успел встать со стола. Краем глаза Алина заметила, что его пальцы тоже были сложены в боевом жесте. На миг в голове мелькнула мысль, заставившая её поежиться: «А вдруг он сейчас порешает нас всех, как дрюскеля в лесу?»

Распиливать их, кажется, не собирались. Во всяком случае, не сразу. Перво-наперво послышался долгий, полный вселенского терпения, вздох, а затем в библиотеке наступила звенящая тишина.

Подняв голову, Алина хотела украдкой взглянуть на министра, но не вышло: пришлось задирать подбородок. Именно в тот момент она отчётливо осознала, насколько министр выше неё ростом. И что глаза у него какого-то не совсем человеческого чёрного цвета. Возникало абсурдное ощущение, будто Дарклинг сразу возник в этом мире, отпочковавшись от какой-нибудь чёрной дыры, в плотной чёрной кефте и блестящих кожаных сапогах. 

В одной руке Дарклинг держал книгу. «Заклинатели: мифы и правда. Что думает о редких эфириалах современная наука», — успела прочитать Алина на обороте. Автором был указан некий Костюк Д.Э.

— Ёп!.. Драсьте, — она нервно улыбнулась и помахала генералу рукой. 

— Почему я не удивлён? — риторически вопросил он обманчиво-спокойным голосом. 

— Ой, да я ещё в прошлый раз хотела забежать, — Алина пустилась в объяснения. — Ну, когда только приехала. Мы ещё шли к царю и проходили мимо…

— Э-это была моя инициатива, господин генерал, — перебила её Женечка, и голосок у неё почему-то дрожал. 

Алина оглянулась на неё и увидела, что Женя опустила голову, нервно сцепив побелевшие руки. Ахматов выглядел немногим лучше: пришибленный, как мотылёк, которого в полете сбили свёрнутой газеткой. Он смотрел на носки начищенных генеральских сапог, и весь его поэтический лоск испарился.

— Не знал, что вы способны на инициативы, Сафина, — холодно осадил Дарклинг, и прекрасное Женечкино лицо совсем угасло. Затем въедливый генеральский взгляд начал препарировать несчастного поэта. — Вы до сих пор здесь? Мне казалось, вашей семье туманная Керчия куда милей немытой родины.

Целитель даже рта раскрыть не посмел. 

— Вы впустили в библиотеку человека без пропуска, Ахматов. Уже успели провести экскурсию по секретным архивам? Может, в следующий раз не будете стесняться, пройдёте сразу в мой кабинет? А оттуда — настрочите отчет в Керчию, в Торговый Совет. 

«Несправедливо!» — гневно подумала Алина. Лёша не показывал им никаких архивов и к тому же ничего дурного не говорил про Вторую армию. А Женечка и вовсе отговаривала её идти в библиотеку. 

Почувствовав генеральский взгляд на себе, Алина сложила руки на груди и с вызовом отвернулась. Дарклинг оглядел её с ног до головы, задерживаясь на потёртых рваных джинсах и дешманской кофте из магазина «Ос-Альтская ярмарка». «Ц-ц-ц, выглядите, как деревенщина, Кларисса», — казалось, сейчас прокомментирует он. 

«Ну простите, товарищ генерал, не всем же быть буржуями, присосавшимися к госбюджету! Должны быть в мире и честные люди».

— И наконец, вы, — заключил генерал, убрав руки за спину. — Наглядное свидетельство того, почему отменять порку розгами в школах было ошибкой. 

— Бить людей нельзя, вы в курсе? — огрызнулась Алина.

— Впервые слышу. Господь говорил Иезекиилю: поражайте; пусть не жалеет око ваше, и не щадите; старика, юношу и девицу, и младенца. Вам стоило бы подучить Писание, если надеетесь впечатлить меня проповедями. 

— А вы! Вы!.. — Алина, закипая, искала слова, способные задеть. Генерал вежливо наклонил голову, изображая внимание, чем разозлил ее окончательно. — Дофига о себе думаете для человека, способного лаять только на подчинённых!

Генерал шумно втянул воздух в грудь. Взгляд его сделался предупреждающим, вот только её уже было не остановить. 

— Чёт при царе вы не такой смелый были, — продолжила она, — Стояли там, ручки по швам.

Иван с негодующим выражением лица шагнул в её сторону, однако генерал поднял руку и Гейбель остановился. Стоящий рядом с ним Каминский, глядя на Алину, покачал головой с сожалеющим видом свидетеля чьей-то мучительной и неизбежной смерти. Все присутствующие понимали: сказанное было чересчур для единственной в мире живой святой. 

На миг на лице генерала мелькнуло странное выражение. Губы его дернулись. Побелев от гнева, он шагнул к Алине и медленно наклонился так, чтобы смотреть ей в глаза.

— Осторожней, Старкова, — тихо произнёс он подрагивающим от ярости голосом. Его взгляд был пуст и холоден, как бесконечная полярная ночь на севере Фьерды, но обжёг не хуже раскалённого металла. — Я к вам снисходителен, это правда. Однако принимать моё терпение за слабость — это большая ошибка. Страх Господень научает мудрости, помните об этом. А теперь — все вон. 

Троицу дважды уговаривать не пришлось. Женя, Алина и Лёша понуро заторопились к вешалкам, в неловкой тишине разбирая одежду. Уже за турникетом их нагнал голос генерала:

— Да будет вам известно, Старкова, что царь является командующим обеих армий. А в армии испокон веков принято, что младшие по званию подчиняются беспрекословно.

Алина вспыхнула.

«Сам стелись перед кем хочешь, морда прокурорская!»

Как и много раз до этого, ей следовало промолчать. Однако, уже положив руку на медную дверную ручку, она обернулась и мстительно бросила:

— Вовсе не обязательно передо мной оправдываться, господин генерал, — и тотчас юркнула за дверь.