Apprentice (джен)

Тонкая тропинка карабкалась от песчаного берега к порогу дома, стоявшего на самом обрыве. Над домом, закрываясь ветвями от ветра, дрожали две сосны, скрипели им в такт дверные петли, а внизу, по колено в волнах, позволяя клочьям соленой пены пачкать мантию, седой волшебник бросал в море сеть. Волны были темные, ветер — холодный. Каким-то образом этот холод проникал даже за границы холста, и Нэтан не мог отогнать от себя мысли, что чувствует колючий зюйд-вест всей кожей.

В который раз он печально поглядел вниз — туда, где обрывалась лестница, ведущая в подземелья.

— Застрял? — приветливо и одновременно со злорадством спросил старик, выглядывая из-за своей бронзовой рамы. Сеть упала в воду, и, хоть ничего не было видно, Нэт живо представил, как грузила потянули ее на дно.

Хогвартс играл в прятки — теперь никакой лестницы, ни выше, ни ниже тех нескольких ступенек, на которых он успел удержаться, когда все пришло в движение. Коварство замка порой не знало предела — пропадающие двери, коридоры, из любопытства изменяющие направление. Предусмотрительный человек, конечно, должен был предвидеть…

— Поговаривают, леди Ровена ценила не только легкость мысли. Ты так торопился вниз, что обидел ее ступеньки, — заметил волшебник, тяжело выпрямляясь.

«Противоосадные заклинания? Конечно нет. Конечно, это должен быть чей-то бессмысленный розыгрыш!»

Теперь пролет обрывался в пропасть, в каменный колодец, полумрак которого едва прореживали несколько бойниц. Где-то внизу свет таял, так и не достигая дна, и с трудом верилось, что там тоже есть воздух для дыхания и просторные учебные классы.

— В таких случаях она просто летела. Видишь ли, леди слишком уважала свободную волю, чтобы заставить лестницу стелиться ей под ноги. Вот сэр Годрик… Он, по словам современников, проверял учеников, предлагая им пройтись по невидимым ступенькам.

— Здесь есть невидимые ступеньки?

— В живых оставались лишь те, кто побеждал страх. Но о чем я? Предо мной ведь слизеринец, и не просто один из питомцев великого Салазара, — маг поглядел на Нэтана, словно впервые заметил его галстук и мантию, — а, разорви меня горгулья, ученик зельедела! Ученик, ни больше, ни меньше! Теперь я прозреваю!

Морщины на бронзовом от морского загара лице стали заметнее. Маг покачал головой.

— Наверняка вся важная работа отложена на последний момент? Поверь, ступеньки знают в этом толк. Любимая их шутка над вашим змеиным племенем.

Нэт только зубами скрипнул.

В правом кармане мантии увядали собранные у озера на рассвете ослиный мох и русалочья услада, а где-то далеко внизу томилось зелье, и отпущенное время подходило к концу. Уж кто-кто, а он не нуждался в напоминаниях.

— Что тут скажешь, мастера теперь уже не те. Снисхождение не приносит никакой пользы.

— Может быть, вы знаете обходной путь, сэр? Или как заставить их снова двигаться?

— В прежние дни слова учителя внушали ученику страх, а, как известно, страх — залог послушания, — прошептал человек с тонзурой с соседнего полотна, такого темного, что, кроме блестящего лба и сцепленных в замок пальцев ничего было не разобрать.

— Много вы знаете. Это Снейп-то снисходительный, — пробормотал Нэт про себя, бессильно ударив ступеньку кулаком. Ей было все равно. Вот только профессор обещал быть в лаборатории к семи, а основа до сих пор не готова. И теперь уже вряд ли поспеет в срок.

— Называет по имени! — ужаснулся старик. — Да, в наше время…

— Не хотите помочь, хотя бы не мешайте, — камень был гладкий, никаких зацепок, никаких рычагов и потайных дверей. Найти отсюда выход казалось не проще, чем за полчаса научиться летать без крыльев.

— Вот леди Хельга всегда приходила на помощь. А Салазар… Думаю, мне стоит придерживаться традиций, заложенных нашими великими основателями… — волшебник, загадочно улыбаясь, потянул сеть из моря вместе с запутавшейся в ней рыбкой, которую, правда, пустил обратно в волны.

— Вы, сударь, абсолютно правы, — ввязался рыцарь с подновленного портрета, скучавший под пальмами. — Мы созданы, чтобы блюсти традиции! Мы кровь и плоть древних обычаев…

Следующий пролет ниже, футах в тридцати, у двери на второй этаж. Две минуты. Три минуты. Основа там, внизу, уже теряет вязкость и расслаивается — магическое поле перестает быть однородным, каждая секунда…

Трансфигурировать одежду… В веревку? К чему привязать? Приклеить, клеящим заклятием, спуститься. Нэт успел стянуть мантию, когда лестница снова дрогнула и поменяла направление.

В подземелье моргал светильник, разгоняя мрак — котел с основой опасно дрожал. Не дыша, Нэт подошел к нему, на ходу освобождая из кармана горсть ослиного мха. От листьев шел пряный дух, в корешках все еще попадался песок. Мыть нельзя, только стряхнуть.

«Ну, ну, потише, я уже тут… сейчас баланс восстановим…»

Нож лег в ладонь словно бы сам.

* * *

— Но, сэр, цветы ведь открываются на рассвете! Их нужно было собрать до того, как солнце взойдет полностью. Не вчерашние же…

— Ты поторопился запустить реакцию и оставил нестабильное зелье без присмотра?

«…и приготовил основу, Моргана ее побери…» — подумал Нэт прежде, чем догадался опустить взгляд. Однако профессор Снейп на него не смотрел. Он уже набрал в пробирку из котла и, наклонив над пробиркой флакон, капнул прозрачного масла. Из пробирки пополз через край синий, удушливый дым.

Сердце у Нэтана упало.

— А это ты как объяснишь? — голос мастера приобрел совсем уж ледяной оттенок. — Не заметил осадок, когда добавлял ослиный мох? Evanesco.

Содержимое пробирки было уничтожено прежде, чем взорвалось прямо в руках.

Нэтан отвернулся и посмотрел в пол. Тишина давила теперь на плечи — густая, как прокисшее молоко, тишина пустого замка.

— Evanesco.

Еще раз, теперь уже на котел. Дрожь возникла как-то сама собой и была подавлена исключительно силой воли.

Мастер был зол, и справедливо. Восемь часов работы псу под хвост из-за не вовремя добавленного мха, а все потому что он, Нэтан, застрял у озера, подбирая соцветия покрупнее. Ну и конечно, лестницы. Будь Снейп на месте, он бы не допустил, конечно. Вот только его по неотложному делу снова вызвал директор — порой такое случалось, и почти всегда — очень не вовремя.

— Жди здесь.

Профессор ушел в кладовую, оставив Нэта один на один с невеселыми мыслями.

«Скажи еще, что Хогвартс тебе виноват. Пока основа была нестабильна, ее можно было если не спасти, то пустить на умиротворяющий бальзам, а вот после того, как кое-кто угостил ее ослиным мхом… — Нэт бросил взгляд на дверь кладовой, откуда мастер не появлялся подозрительно долго. — Три унции бородавочника, которых в июле раздобыть не так-то просто. Да он будет совершенно прав, если…»

Профессор вернулся — бочонок со слизью бандимана он поставил на стол плавно, словно тот ничего не весил. А рядом положил мешалку для пасты, обманчиво ласковым движением.

— Не выйдешь отсюда, пока не доделаешь.

«С другой стороны, — вздохнул Нэт, — чего еще я ждал?»

* * *

— Ты вроде обещал до заката, — обронил Хагрид, закрывая нюхлера в клетке и заталкивая ее чуть не под самый потолок. Зверек забился подальше, к стене, и оттуда сверкал глазами. Тени уже разминались в углах, тянули к очагу свои длинные пальцы. Старый волкодав Гром спрятал нос под лапу и сердито ворчал со своего места. Нэт поморщился ему в ответ — тошнотворный запах, шедший от мантии, он и сам прекрасно чувствовал.

Подходил к концу долгий летний вечер. В камине трещал огонь, отчего небо за окном казалось темнее, чем было на деле. Тропинку к лесу тоже стало почти не разобрать.

— Это еще повезло. Слизь попалась свежая. Мерлин свидетель, в один прекрасный день, когда я сделаю очередную глупость, терпение у него закончится, и я останусь там навечно, в виде заспиртованного экспоната.

— Ну нет, профессор не станет, — хмыкнул Хагрид. — Он не такой. Да что я тебе рассказываю. Ты уж год как в учениках.

«И очень даже "такой". Это он раньше сдерживался. А как придут результаты за СОВ, вот тут-то, Нэтан, тебе и конец…»

Вслух он, конечно, не сказал ничего. Хагрид был прав — уже целый год прошел, а он до сих пор вспоминал те, первые недели: как от каждого замечания нервно вздрагивал, как боялся хоть одну ошибку… Детство в аптечном подвале научило — так, по привычке сутулясь, когда слышал от Снейпа: «локти шире!» — вовсе не от безобидной усмешки он дергался прочь и не от коварно изогнутой брови. Ловил его профессор на таком еще не раз: когда брал за руку, поставить кисть, или разворачивал за плечо, чтобы не горбился над доской. Иногда ему казалось, что мастер, наблюдая со стороны, немало повеселился — ведь не мог же не понимать, чего его ученик боялся. Однако, за все время, как бы грозно не плясала в руках у профессора мешалка или палочка — дело не пошло дальше штрафных котлов проклятущей чистящей пасты.

— Так что на этот раз?

Чайник надрывно свистнул, захлебываясь, и был тут же снят с огня.

— За основой для кроветворного недоглядел — сам же на нее весь вчерашний день убил. А утром опоздал с ослиным мхом, хотел свежий добавить.

— Эт ты волнуешься, что ли, из-за экзамена? — лесничий подкинул в чайник душицы и, наконец, заварил кипятком. Чуть погодя чай был готов, разлит по кружкам, и даже выставлен на стол мед, с навечно застрявшей в нем ложкой.

— Кстати, не знаю, как Филч, а эльфы твою пасту хвалят. Даже вот я у них выпросил чуток, инструмент подновить.

— Тебе бы я и сам принес, — буркнул Нэт, блаженно зарываясь носом в кружку.

«Слизь бандиманов давно следовало отнести к группе D, — думал он, — за один ее смрад. С чего только взяли, что она безвредная? Это же полнейшая чушь…»

— Мне все равно в кухни нужно было. А насчет СОВ — зря ты так переживаешь. Если уж ты не сдал, то тогда я и не знаю, кто сдал-то.

Чай, дышавший июльским разнотравьем, одновременно ярким солнцем и лесной укромной тенью, медленно остывал. За прошлое лето, да и за это, Нэт сошелся с Хагридом куда ближе, чем раньше, но все же дружба оставалась между ними скорее приятельского толка — великан знать не знал, сколько раз Нэт на самом деле выбирался в Запретный лес, зачем нужна крапива с местного кладбища, и почему любому зельевару стоит учить русалочий язык. Многих других вещей он тоже не знал. Правда, познакомил с кентаврами и привел на тропу к акромантулам (слишком уж интересно было, откуда у мастера зелий нашлась полная склянка редкого паучьего яда). Он же издалека показал пасущихся единорогов, тревожно поднимавших головы, стоило посмотреть в их сторону. Нэт за то варил Хагриду огородную отраву от вредителей и для старого Грома готовил пилюли. Пес не молодел, а в последнюю зиму и вовсе повадился скулить, забившись под стол. Вот и теперь время от времени сердито шевелил ухом, лишь изредка открывая покрасневший, слезящийся глаз.

«Притворщик ты лохматый», — Нэт подмигнул ему и вытащил из кармана краюшку. Прямо в мякоть утоптал он дневную порцию укрепляющего и скормил псу, не забыв потрепать за ухом.

Потом потянулся за кексом, который собой неплохо заменял ужин. В отличие от некоторых, он к эльфам на кухни заглядывать не любил.

— Одного я только не пойму, — крякнул Хагрид, сдувая с бороды крошки. — Зачем тебе вообще нужен был экзамен на два года раньше? Учился бы со всеми.

— Так ведь зелья, — Нэт поднял бровь. — Какой мне смысл со всеми? Успею за лето шестой курс — осенью уже буду с выпускниками готовиться к ТРИТОНУ.

Ответ прозвучал неожиданно уверенно. «Успеет он. Осенью. Сначала яды, с седьмой категории по двенадцатую, пусть они и вне программы. И это тебе не добродушная министерская комиссия…»

— Этак получится, ты весь курс одолеешь раньше срока… А потом что?

— Потом-то как раз настоящее дело и начнется. Того, чему в школе учат, даже для подмастерья недостаточно.

— Мой старик говаривал — тише едешь, дальше будешь, — Хагрид вздохнул, широкой ладонью обхватывая кружку. — Сдается мне, был он не глупее прочих.

«А мне сдается, если тихо ехать, можно как-нибудь и на месте встать, даже не заметив…»

Нэт, конечно, не стал эту мысль озвучивать — не при Хагриде, который всего-то три класса закончил, и так дальше и не попытался, хотя бы экстерном.

Тем более теперь, когда тот вспомнил «старика». Лесничий нечасто заговаривал об отце — а если говорил, непременно на глаза ему наворачивалась слеза. От этого становилось Нэту неудобно, он замолкал, дожидаясь, пока Хагрид успокоится, и занимал себя тем, что разглядывал увешанные трофеями стены.

«Между прочим, в девятой категории есть газы, маску придется делать… опять заклятие определения над каждым завтраком… Хотя, это все имеет значение, только если СОВ по зельям — на превосходно, а если нет?»

Он рассеянно оглядел блестевший, избавленный от ржавчины арбалет. За окном почти уже чернело, нужно было возвращаться в замок и поскорее браться за учебники.

«Если нет, тогда ничего хорошего, это точно. Но готовым надо быть ко всему…»

Готовым! Прошлым летом, когда он сдавал категории с первой по седьмую, тоже думал, что готов. А в итоге вынужден был выслушать про «руки без головы» и «сомнительное удовольствие терпеть в лаборатории детей, забавляющихся зельеварением».

Гештинан, как он тогда краснел. Ну, потом-то, конечно, наловчился, и даже противоядия успевал в срок варить, если заклятие подводило.

«Кстати, о насущном…»

— Хагрид, скажи, у тебя неучтенного безоара не найдется? Совершенно случайно?

— Безоар? Спрошу у Аберфорта. Что, тебе пора уже? — Хагрид привык, что вопросы Нэт приберегал под конец. — Я думал, мы с тобой еще в лес сегодня.

— Нет, куда уже, темно, как в склепе, — последний глоток чая был самый сладкий. — И ты ведь третий раз меня зовешь, за неделю?

— Это не я. Это кентавры спрашивали, — усмехнулся лесничий. — Все неймется им.

— Им, вроде, люди не интересны? — фыркнул Нэт, поднимаясь с места.

— Люди, может, и неинтересны, а чем-то ты их зацепил. Так что не удивляйся, если как-нибудь на полянке подстерегут, когда за папоротником пойдешь.

— Они же меня один только раз и видели! И сказали, цитирую: «Это не настоящий жеребенок, Хагрид, ты нас обманул».

— Ну, эту часть я слышал. А вот о чем вы потом говорили, тебе знать лучше моего. Похоже, они теперь от тебя ждут чего-то.

— Ага. Не понятно только, чего. Сатурн у них в четвертом доме, видите ли. И смотрят на меня. Я им говорю — ну да, в четвертом, самый срок для волчьей ягоды. А они вдруг как заржут.

— Это потому, что ты у них не спросил, что этот Сатурн значит. Все спрашивают.

— А они знают?

— В том-то и дело, что нет.

«Что ж, если я им интересен, по крайней мере, они не начнут стрелять прежде, чем я отвечу на все их вопросы…»

Распрощавшись, Нэт побрел к замку, избегая оглядываться назад. Окошко в северной башне светилось, как маяк, как золотая теплая звезда, и вторая, точно такая же, дрожала в озерной воде. Теплый ветер, два коснувшись травы, задевал подол мантии, мчался дальше, к лесу, поднимался выше, раскачивать густые черные кроны. Меньше всего хотелось теперь думать о кентаврах, о быстротекущем времени, о коротком ночном сне, и уж тем более, об утренней почте с результатами СОВ.

Слизеринская гостиная, как всегда, встретила осторожным молчанием. Летом здесь становилось тихо, словно в больничном крыле. Пустые, аккуратно застеленные кровати в спальне — даже Кровавый Барон не заглядывал сюда, предпочитая проводить жаркие, на его взгляд, месяцы в нижних ярусах подземелья, под самым озером, или, может быть, исследуя какие-то ему одному доступные тайны замка. Нэтан не завидовал, а одиночество его не пугало. Как раз наоборот, считал дни до первого сентября, когда снова начнутся подначки, косые взгляды, невыносимый шум в коридорах и болтовня у камина чуть не до полуночи. Вся эта беспечная, беспорядочная карусель, в которой он оказался посторонней тенью, тем вернее — с тех пор, как надел мантию с инсигнией.

О, его поздравляли, конечно, тогда, год назад. Мор поперхнулся соком, Нотт замер и кивнул — почти как равному, белозубую усмешку подарил Эглсби, а от шутника Кирана и вовсе достался полупоклон. Сокурсники тоже прервали беседу, заметив его за столом. Хиндли, похудевший и вытянувшийся за лето, невнятно фыркнул, Юстин прищурился, будто бы обдумывая ход, а потом, кажется, подал руку — которую Нэт намеренно ли, случайно ли, но пропустил, отвечая поднятием брови на холодные улыбки Рёдера и Лестрейнджа. Они надеялись на что-то — на что, должно быть, не знали и сами, но, когда открылось, что никто не намерен выгораживать их перед деканом, давать бесплатные консультации по зельям и даже (такая малость!) соревноваться с Уизли в защите от темных сил и трансфигурации — возникшая было мимолетная симпатия испарилась, и все вернулось на круги своя.

Сам Нэтан не испытывал ни малейшего желания идти на сближение. У него не было времени — глядеть свысока на первокурсников, смеяться над никому не нужным прорицанием и девчонками, увлеченно гадавшими друг дружке на переменах. Даже в Хогсмид он выбирался не в установленные директором выходные, а исключительно тогда, когда мастеру нужна была пара рук, донести ингредиенты из аптеки.

Нехваткой времени он чуть было не отговорился и тогда, когда, смущенно улыбаясь, подошла к нему в коридоре Энквист.

— Нэтан. Ты ведь тоже взял руны? — спросила она первым делом, хотя уже знала об этом из письма. Письмо пришлось написать в ответ — на странную, путаную записку, прилетевшую с полярной совой почти перед самым сентябрем.

— Да. Значит, снова разговариваешь со мной?

— Разговариваю. Хоть ты и не извинился, — она посмотрела прямо в глаза, пристально и с вызовом — но, к собственному удивлению, не выдержала его взгляда.

— И не собираюсь. Я тебе ничего плохого не сделал.

На это она вспыхнула почти всерьез:

— А я тебе что плохого сделала? Зачем ты на меня сердишься?

— Сержусь? — удивился он. — По-твоему, я сержусь?

«Откуда она вообще это взяла! Это не я делал вид, что ее не существует…»

— Ну не я же. К тебе и подойти-то страшно было.

— То есть ты со мной не говорила, потому что струсила? — спросил Нэт.

«Смотреть в мою сторону она побоялась? Думает, я в это поверю!»

— Сейчас я тоже немножко трушу, — призналась она, сминая ладонью мантию.

Он посмотрел в ее прозрачные глаза — и, сам не зная как, поверил.

— Я тебе хоть раз… да ладно. Нечего тебе меня бояться. А если ты насчет того случая… Теперь мне вообще некогда будет ставить… посторонние эксперименты. Можешь быть спокойна.

— Это почему?

— Вот почему, — он скосил взгляд на синий котел, вышитый на груди вместо слизеринского герба.

— Извини, не понятно, — развела она руками.

— Энквист, ты смеешься? — возмутился Нэт.

— Правда, не понятно.

— Я теперь ученик.

— Разве мы тут все не ученики?

— Мерлин и Моргана! Конечно, нет. Откуда, по-твоему берутся мастера? Нужно стать учеником одного из них. Ученик служит мастеру, а мастер делится с ним секретами ремесла. Во всех древних искусствах поддерживается эта традиция, между прочим, с незапамятных времен. Как вообще можно этого не знать?

— Погоди-ка. Котел. Зелья. Ты здесь, в Хогвартсе. Это значит… Хочешь сказать, что профессор Снейп... — она запнулась.

Нэтан улыбнулся.

— И поэтому наши старшие провожают тебя такими завистливыми взглядами? Потому что ты теперь в каком-то освященном обычаем рабстве у Снейпа?

— Никакое это не рабство!

— Уж конечно. Называй как хочешь, но если я папе об этом расскажу, он меня больше сюда не пустит. Он ведь даже перья и совиную почту считает Средневековьем… А я, вообще-то, хочу изучать руны, потому что, как выяснилось, я читаю только на северном диалекте, это даже не младший футарк… Кстати, первая лекция после обеда, можем вместе сесть.

Она дождалась, пока он кивнет.

— А сейчас перерыв — у тебя ведь тоже перерыв? Время еще осталось. Как раз успеем в библиотеку, взять словари.

— Нет, в библиотеку ты сама. Мне в подземелья.

Махнула рукой — словно все ей было понятно, упорхнула прочь.

Она изменилась — сначала он просто почувствовал это, потом — окончательно уверился, после нескольких недель, на протяжении которых регулярно встречал ее в секции древних рун. Эта, новая, Энквист, которая не требовала варить с ней вместе настойку от веснушек в заброшенном туалете и не надоедала разговорами о способах выхода из пике — которая вместо этого иногда замолкала и смотрела на него как-то исподлобья — такая Энквист казалась существом незнакомым, и даже вызывала смутное беспокойство. Последнее, правда, вполне успешно заглушали бдения над сборниками с заковыристыми рецептами, приготовление вытяжек для лечебных зелий и, не в последнюю очередь, жалящие комментарии профессора Снейпа. Вот уж кого никакое Средневековье не смутило бы.

Уроки вместе с пятым курсом были еще почти безобидны. В присутствии других студентов профессор обходился взглядами, приберегая замечания на те часы, что Нэтан проводил в лаборатории после уроков или по утрам, до завтрака.

«Эссе? Так ты это назвал? И то, что сейчас бродит в твоей голове ты, должно быть, называешь мыслями…»

«Собрался варить по готовому рецепту? До сих пор считаешь, что можешь позволить себе детские ошибки?»

«Это все, что ты успел? Вижу, сортировка ингредиентов для тебя не достаточно увлекательное занятие. Перчатки на стол и начинай заново!»

Заслужить похвалу, да что там, хотя бы снисходительное молчание — удавалось лишь изредка. Случаи эти Нэт мог пересчитать по пальцам и берег их в памяти как редкие драгоценности. И все равно, каждое утро упрямо толкал тяжелую дверь, бормотал приветствие и принимался за дело. Чем дальше, тем вернее понимал он, что не променял бы ни на что другое — ни тайный язык оттенков и запахов, ни торжество медленно закипающего котла, ни благородное спокойствие готовых зелий. Бывало, что едва успевал со следующим этапом, только потому, что застывал на месте, пораженный открывшимся ему чудом. В такие моменты нередко ловил он на себе задумчивый взгляд мастера — и замечал тень то ли улыбки, то ли усмешки, скользившей по тонким губам. Впрочем, возможно, это была лишь иллюзия, плод разыгравшегося воображения.

«С первого раза, Нэтан. Ты сваришь это зелье верно с первого раза, или я устрою тебе отработку в теплицах на весь апрель».

Фыркнул, вспоминая. История с оборотным наполняла его заслуженной гордостью. Любой дурак мог взять рецепт Гвинблейда из Уэльса, тот, что в «Сильнодействующих зельях» — а он проверил недописанный старонемецкий, и, сравнив его с заметками одного византийца, о сроках созревания сложных составов, исправил в уэльском рецепте ошибку. Что выиграло ему две недели и целых пол унции шкуры бумсланга. Не считая, конечно, несостоявшейся повинности по удобрению ландышей-однодневок.

«В главном — Снейп прав. Второй-то попытки у меня не будет. У меня есть только одна…»

Ноги мерзли, но он не брал в руки палочку. Светильник все еще был зажжен, была открыта страница, губы сами шептали четвертый способ обезвредить кровь гидры — а минуты шли, незаметно, но неумолимо приближая рассвет.

Летом завтрак в Большом зале начинался довольно рано — когда косые солнечные лучи только-только прорезали остывший утренний воздух. Профессор МакГонагалл вплыла, когда все уже были на месте, вплыла, пряча загадочную улыбку — одна лишь клетчатая шаль нарушала ее почти царственный облик.

— Доброе утро, Минерва, — улыбнулся директор поверх газеты.

— «Пророк», Альбус? — спросила МакГонагалл, в свою очередь, пожелав всем присутствующим доброго утра и приятного аппетита. — Неужто они, наконец, добавили раздел со схемами для вязания?

— Увы, — профессор Дамблдор перевернул страницу, — здесь не найдется ничего, что пришлось бы вам по вкусу.

— Латинский кроссворд? — подсказал профессор Флитвик, добавляя джем в овсянку.

Нэтан сидел на своем месте с краю — летом накрывали только один стол, и даже если он и чувствовал себя поначалу неловко, пришлось привыкнуть. В общей беседе он все равно не участвовал, кроме тех случаев, когда к нему обращались с вопросами. Это происходило не слишком часто — разве что профессор Дамблдор, продолжая оттачивать любезность до смертоносной остроты, восстанавливал некое ему одному ведомое равновесие.

— Латинские кроссворды в последнее время не так хороши, как раньше, — заметил мастер зелий, отрываясь от созерцания танцующих в чашке чаинок, чтобы подарить декану враждебного факультета цепкий и не слишком добрый взгляд.

— Все еще настаиваете на том, что в формулировке была ошибка? Пора бы признать, что прошлый раунд вы проиграли, Северус.

— Отнюдь нет, Минерва. Но как бы ни увлекателен был предмет этого спора, его продолжение лишает вас возможности поделиться новостями, — он отложил в сторону ложку и ждал.

— Ах да, новости. Поздравляю вас, мистер Баркер, — МакГонагалл протянула Нэту свиток, и тут-то открытая улыбка, наконец, преобразила ее лицо. — Их присылают сперва в Хогвартс, а потом я отправляю студентам, вместе с ежегодными списками учебников, — пояснила она. — Надеюсь, в моем предмете вы покажете не меньшие успехи.

Свиток был почти пуст, если не считать оттиска комиссии по образованию и большой круглой печати. Нэт перечитал единственную строчку, «зельеварение», раз шесть, прежде, чем поверил. Потом что-то внутри сорвалось и запело.

Он смог. Смог все-таки! Что бы там профессор не говорил сгоряча в отдельных, особо памятных случаях. И получилось не хуже, чем у других, а даже, пожалуй и получше — что это за приписка внизу, не высший ли балл среди сдававших?

— Вы прочтете, сэр?

Мастер только скривился.

— Все, что нужно, я без труда прочел на твоем лице, — сказал он, понизив голос.

Но пергамент взял — чтобы исследовать с тщанием, которое заслужило ему несколько укоризненных взглядов от коллег. Пожалуй, смотреть на свет — это было чересчур.

«А ведь он ничего не делает просто так…» — опомнился Нэтан, уже почти поднося чашку ко рту. Эйфория давала о себе знать — он стал рассеян.

— Слишком горячий? — понимающе кивнул профессор Флитвик.

— О, нет, не это, сэр.

Нэт достал палочку из кармана, и, сосредоточившись, прошептал формулу.

— Я бы сказал, у вас замечательный контроль над чарами, Нэтан. Вы словно чувствуете их, совершенно точно знаете когда и как остановиться… Например, это был прекрасный образчик определяющего заклятия.

От чая распространялось теперь едва заметное золотое сияние.

— Честное слово, не окажись профессор Снейп быстрее нас всех…

«Мерлин и Гештинан. Двенадцатая? Неужели выше?»

— …быть бы вам теперь учеником мастера чар.

— …или трансфигурации, — неожиданно добавила МакГонагалл.

— Или трансфигурации.

Краем глаза Нэтан видел, как Снейп сдержал усмешку. Профессор Флитвик перевел взгляд с коллеги на многострадальную чашку и покачал головой.

— В такой день, Северус! Вы неисправимы.

«А это что у нас? Тонкая взвесь…»

— Двенадцатая категория, сэр, на основе из лунного корня или из волокон лианы Мейера.

— Точнее. Если, конечно, ты не намерен применить оба противоядия одновременно, — предупреждение в голосе мастера был вовсе не двусмысленное.

Профессор Спраут только вздохнула, отворачиваясь.

«И как я, спрашивается… откуда… из лимона, что ли, накапаю? Лунный корень потемнеет, но ведь я уже запустил заклятие, искажение магического поля слишком велико, чтобы сделать однозначный вывод...»

Флитвик продолжил размешивать вишневый джем, пока не превратил свою овсянку в десерт.

Молоко. Точно. Проверить молоком… Не так реагирует на искажение, по крайней мере, можно надеяться… И достаточно одной капли.

Капля молока мгновенно распалась в чашке на мелкие хлопья, опустившиеся на дно. Дело было за малым — перелить в колбу. В конце концов, эльфы не виноваты, что Нэтан Баркер изучает яды растительного происхождения.

— Лиана Мейера, сэр?

— Это ответ или вопрос?

— Ответ. Белок свернулся. И еще цвет, чай был краснее, чем обычно.

«Теперь я все-таки хочу пить… Вот только когда он успел? Пока я читал? Неужели я настолько невнимателен?»

— Довольно близко к провалу. В реальных условиях у тебя бы не было моей подсказки и этих дополнительных десяти секунд на раздумья.

— О, Северус, я бы не назвал лучший результат в году довольно близким к провалу, — профессор Дамблдор, наконец, отложил газету в сторону и лукаво поглядел на Нэтана. — Вы замечательно справились.

В другой чашке чай все равно получился остывший. И пока Нэт бормотал директору свое: «Спасибо, сэр», мастер зелий как раз закончил завтракать.

— Поторопись, жду тебя в кабинете, — сказал он, поднимаясь из-за стола.

— Постойте, я как раз хотела спросить, — встрепенулась тут профессор Спраут, — не одолжите ли вы мне мистера Баркера часа на четыре. В третьей теплице проклевываются сицилийские мухоловки…

— Нет, увы. Мы уезжаем, — отрезал Снейп, и Нэтан только по привычке скрыл свое удивление.

— Тогда, может быть, вечером?

— Мы уезжаем на неделю.

— Конференция в Брюгге? Николас обещал быть там, — словно бы невзначай обронил директор.

«Тот Николас, что на карточках от лягушек?!»

В голове творилось что-то невообразимое. Снейп усмехнулся уже в открытую.

— Я зайду к вам перед отъездом, если вы захотите что-то передать.

«И молчал! Неделя! В Брюгге! Сам Фламель! А если бы не Дамблдор…»

Нэт прикончил остаток чая одним длинным глотком.

* * *

Заметить, что в подземном кабинете был легкий беспорядок, смог бы не каждый — говорила об этом только стопка бумаг на краю стола, сверху придавленная линейкой.

— Мы действительно едем на конференцию, сэр? — затаив дыхание, спросил Нэтан, как только зашел.

— В Брюгге еду я, ты останешься в Лондоне, в Мунго.

Вот так. В Лондоне.

Конечно, объявлять при всех, включая лиц неосведомленных, что ученику нужен ежегодный осмотр в отделении недугов от заклятий, профессор не стал, и за это можно было быть признательным — но слишком сильным оказалось разочарование. В конце концов, не каждый день ты блестяще сдаешь экзамен. Он, Нэтан, не так уж и плох, и точно не ударил бы в грязь лицом…

— Целитель Берсвик захочет увидеть твой журнал.

— Разумеется, я возьму его, сэр.

— Теорию по смешанным противоядиям за шестой курс приму у тебя, как только мы вернемся. Не советую ограничиваться одним Каннингемом.

«Кем же тогда? О, нет. Мало того, что никакого Брюгге, так еще и Горкович…»

— Возьми Дюбуа, он на третьей полке, и обрати особое внимание на примечания.

«В примечаниях там сплошная латынь, но это ничего, хорошо еще, не польский…»

— Да, сэр.

— Горковича я бы тоже посоветовал, но ты, конечно, предпочтешь устаревший учебник, лишь бы не учить другой язык.

— Вовсе я не предпочту… Если позволите, я возьму и Горковича тоже.

«Мне ведь совсем не трудно… Да что там! Подумаешь, не увижу Фламеля. Он ведь всего раз в дюжину лет выбирается из своего замка. Зато я снова смогу пожить счастливой жизнью пациента».

— Не забудь смену одежды, — добавил мастер и замолчал.

Песок сыпался вниз в настольных часах. Нэт тоже ничего не говорил.

— Ты ведь не ждешь никаких поздравлений от меня?

«Да и кто бы ждал... Бросьте…»

— Слабый курс, немудрено, что ты оказался из них лучшим.

«Даже лучше, чем Эзра Филлипс, с его “достойным подражания усердием” в которое кое-кто тыкал меня носом первые полгода?»

— Я бы удивился, будь результат иным.

«Будьте осторожны, мастер, вот это уже почти можно принять за…»

— Время не терпит. Иди, собирайся. У главных ворот, через полчаса.

— Да, сэр.

Снейп уже бросил в камин горсть зеленого порошка и шагнул в пламя. Должно быть, его ждал директор.

* * *

Через полчаса Нэт стоял, переминаясь с ноги на ногу, у главных ворот и наблюдал, как становится короче корявая тень от решетки. Прекрасно он помнил свой прошлогодний визит в больницу.

Это тоже было летом — почти сразу после того, как он принес свои клятвы. Он все еще был слаб — после путешествия камином из Хогсмида в Лондон его шатало — но мастер и не подумал замедлить темп, почти мгновенно толкнул он его в лифт, и вот они уже были на пятом этаже госпиталя Святого Мунго, в отделении недугов от заклятий, где пахло обезболивающим, успокоительным, и кто-то плакал за дверью палаты тихим, задыхающимся плачем.

Возвращаться обратно, смотреть на недовольное лицо целителя Берсвика и выслушивать от него заново все эти «общие рекомендации» не хотелось совершенно.

Профессор вышел из замка, на ходу уменьшая сверток. У ворот он остановился, сурово поглядев на ученика.

— Надеюсь, ты проявишь благоразумие.

В правой его руке появился сложенный вчетверо листок.

— Твое разрешение на пользование волшебной палочкой.

— Спасибо, сэр.

В прошлый раз пришлось сдать палочку дежурному, как только поселили в палату. Словно он был умалишенный или какой-нибудь маленький ребенок.

«Ты ведь и есть ребенок, — удивила его улыбчивая ведьма-колдомедик, — а твоего опекуна здесь нет». Не то чтобы он намеревался защищать там свою жизнь с палочкой в руках, но все равно было неприятно.

— Будь осторожен с книгами. Я хотел бы, чтобы мой единственный экземпляр «Сложных противоядий» вернулся на свое место в том же виде, в каком его покинул.

Не дожидаясь ответа, профессор взял ученика за плечо, и через несколько секунд они стояли на заднем дворе единственной в Британии больницы для волшебников, надежно скрытом от магглов стеклянной крышей. Во дворе было пусто — далеко не все предпочитали мгновенную аппарацию как средство перемещения, а для большинства пациентов она была и вовсе невозможна.

Нэтан и профессор прошли через высокие двери в знакомый вестибюль. Широкий лифт, куда, кроме них двоих вместился старичок в кресле-каталке и дама с желтой сыпью по всему лицу, взлетел вверх, со звоном остановился на пятом этаже. Выкатился прочь старичок, осторожно вышел Нэт. Снейп шел рядом — портреты целителей на стенах провожали их любопытными взглядами. Один даже снял шляпу — но, может быть, у него потела лысина.

— Недуги от заклятий, целитель Стоун, — представился румяный волшебник, сидевший за столом дежурного по отделению.

— У нас назначена встреча со старшим целителем Берсвиком, — сообщил профессор.

— Он в своем кабинете, как раз освободился, сэр, — сник молодой человек, с какой-то грустью глядя на Нэтана.

Горшки с кактусами на подоконниках и уютные кресла, расставленные по всему коридору, нисколько не смягчали неловкости и напряжения, которые росли где-то внутри. Толкнув дверь кабинета, Нэт подождал, пока Снейп войдет первым и шагнул следом.

— Это вы, профессор. И мистер Баркер, — целитель Берсвик, сухощавый пожилой волшебник, подскочил на месте, заметив их. — Я вас ждал, проходите, пожалуйста.

Взгляд его был острый, проникавший под кожу.

— Присаживайтесь.

— Я, к сожалению, спешу, — остановил его профессор, протягивая конверт. — Полагаю, вам стоит с этим ознакомиться. Здесь выписки из хроник, о которых я вам писал, и некоторые мои наблюдения.

— Непременно посмотрю. Нам найдется, что обсудить, но это может и подождать вашего возвращения.

— В таком случае, оставляю вам мистера Баркера.

Целителю достался полупоклон, Нэтану — предупреждающий взгляд. Снейп ушел быстро, без долгих прощаний.

Щелчок замка прозвучал для Нэта так, будто запирали клетку.

— Журнал?

Выложил тетрадь на стол.

— Когда вернется мастер Снейп?

— Через неделю, — ответил Нэт, с ненавистью глядя на пышно цветущую розу, украшавшую шкаф. Она даже отражалась в стекле, прикрывавшем стол. Хозяин всего этого благолепия крякнул и аккуратно подвинул тетрадь к себе.

— Даже так. Что ж, в наших целях провести эту неделю как можно более продуктивно… — он зашелестел страницами.

Мир не знал второго такого зануды, как старший целитель Берсвик. Ведение почти бесполезного журнала, в который приходилось каждый день записывать результаты диагностических заклинаний, было вменено Нэту в обязанности исключительно по его милости — и для его удобства. Пришлось даже взять несколько уроков у мадам Помфри. То есть, она-то была рада давать эти уроки — а вот он стал единственным студентом в Хогвартсе, который мог в любой момент назвать свое черепное давление, температуру, активность магического поля и движением палочки замерить пульс. Кто знает, помогло ли это в исследованиях проклятия — но тоску нагоняло неплохо.

— Пренебрегаете сном, молодой человек? — спросил Берсвик, пролистывая последнюю страницу, почти до середины заполненную цифрами.

— Нет, конечно…

— Вы уж оставьте эти ваши отговорки. Как будто бы я не вижу, — он поднял взгляд и нахмурился. — Вам важно соблюдать режим.

— Я стараюсь.

— Не «стараться соблюдать», а «соблюдать». Не понимаю. Вы хотите свести на нет все наши усилия?

Хуже всего был этот проникновенный голос. Нэт промолчал. Что он мог сказать? «Я сплю каждый день, разве этого не достаточно»?

«Тем более, разницы никакой. Лучше уж я успею что-нибудь полезное, пока мне не слишком мешает эта дрянь…»

— Прежде, чем мы перейдем к расписанию процедур… Как вы сами оцениваете свой порог магической чувствительности? Какие-нибудь изменения?

— По-моему, все так же, сэр.

Берсвик подхватил из ящика стола чистый бланк и достал самопишущее перо. Перо, поплескавшись в чернильнице, принялось вдохновенно выводить короткие, четкие строчки. Оно было похоже на ветку, скребущую по стеклу окна, которую хочется убрать подальше, сломать или заставить расти в другую сторону — Нэт предпочел отвернуться.

— Новые реакции? У вас ведь были другие предметы в этом году.

— Они не связаны с активным применением магии.

— Надеюсь, вы последовали моему совету и свели контакты с волшебными существами к минимуму. У многих из них очень нестабильное поле, которое может плохо повлиять на волшебника в вашем состоянии, — продолжал целитель. — Я смотрю, ритмы в норме, хм… в большинстве случаев. Похоже, все не так уж и плохо, — подмигнул он ободряюще. — Почему же у вас такой угрюмый вид?

«Он считает, что это — угрюмый вид... подумать только!» Роза хищно скалилась со шкафа, словно ее здесь поили кровью пациентов, а не водой.

— Так, так. Ну-ка на свет посмотрите.

— Я в порядке, сэр!

«Так держать. Фальшивой улыбки не хватает, для убедительности».

— Это мы проверим. Мэриетт вас устроит в палате Аврелия Грумпа. Палочку отдадите ей.

— У меня есть разрешение…

Дверь распахнулась все с тем же щелчком — в кабинет скользнула прошлогодняя Мэриетт, сменившая кудряшки на локоны и синюю подводку на цвет осенней листвы.

«О чем я… Фальшивые улыбки здесь в порядке вещей…»

— Пойдем со мной, Нэтан. У нас освободилось замечательное место — миссис Крэбб выписалась. В палате бывает немножко шумно, но зато светло, и ребята есть почти твоего возраста…

Привычку звать пациентов по именам она, конечно, менять не стала.

Целитель Берсвик спрятал журнал себе в стол, вместо него вручил колдомедику исписанную пером бумажку. Под дверью уже кто-то ждал его советов.

Нэтан же последовал по темному коридору за лимонной мантией, упрямо игнорируя невидимую проволоку, которую кто-то вкручивал ему в голову с каждым движением, с каждым звуком и запахом. Он старался не думать еще и о том, что последний раз такое с ним было после аппарации — а значит, высокий голос ведьмы и мантия, светящаяся в полумраке, вовсе не при чем.

* * *

«Чтобы вам там в Брюгге было так же весело, мастер!» — в который раз вздохнул Нэт, перелистывая страницу.

— Конем, Фрэнки! Ходи конем! — орал лупоглазый мальчишка, устроившийся по-турецки на кровати напротив. Братец, с которым он играл в волшебные шахматы — такой же лупоглазый, но гораздо более обидчивый, чесал затылок.

— Ты мне специально подсказываешь, чтобы я проиграл!

— Конь уже три раза съел бы эту пешку!

— А потом ты бы съел коня!

— Как это, интересно?

У одного из братьев были здоровенные кошачьи уши, покрытые, почему-то, вьющейся рыжей шерстью. У второго — медленно, но верно, отрастала правая нога. Пока что она только-только доросла до колена.

— Это мы взяли без спросу мамину палочку, — пояснял с гордостью старший.

Младший как раз косился на тумбочку, куда Нэт спрятал свою, березовую (и откуда уже подумывал переправить ее под подушку). Непонятно было одно — с чего колдомедик решила, что четырнадцать и восемь — это «почти один возраст»?

— Дин, я не знаю, чем мне ходить. Но только не конем! Нэт, может, ты знаешь, чем мне ходить?

Бедняга слишком буквально воспринял эту Мэриэтт, когда она, гостеприимно распахнув дверь, объявила:

— А вот вам еще компания, Фрэнки. Его зовут Нэтан. Будет, с кем поиграть…

На укоризненный взгляд Нэта она бестрепетно продолжила:

— О, они такие славные. Вы подружитесь. У них отец, кажется, строитель, мать тоже занята, не может часто здесь появляться…

Двое славных ребятишек галдели, как ягнята в загоне.

— Вы не понимаете. Мне работать нужно, — попробовал Нэтан.

— Других мест нет, — сверкнула зубами Мэриэтт и была такова.

«Отравлю, — думал Нэт часом позже. — Не зря же учил…» Он успел сходить к дежурному, узнать, что первая процедура назначена только на вечер, а до вечера не остается ничего, кроме как…

— Так чем мне ходить? А, Нэт?

— Фрэнки, лучше не трогай его, он злой.

— Ты специально мне говоришь, чтобы я только тебя слушал. Твои шахматы скучные, ты всегда выигрываешь! Я не хочу в шахматы. Давай вместо них в пятнашки? — одному Мерлину было известно, как этот гений собирался выиграть в пятнашки с одной ногой.

— Только чур за дверь не выбегать!

— Но под кроватями можно!

«Милостивая Гештинан... мать этих двоих слонят сейчас, наверное, наслаждается тишиной… и ее я отравлю, последней…»

— Считаю до трех!

— Ну уж нет, — вырвалось вдруг.

Человек, прикрывшийся газетой на другом конце палаты, послал ему благодарный взгляд. Это был журналист, проклятый каким-то злопыхателем на немоту, а потому тоже не сумевший возразить целителям вовремя.

— До трех считаю я. Если на счет три вы не умолкнете, ваши родители вас не узнают, когда придут навестить. Один.

— И что ты…

— Два.

— …сделаешь, интересно?

— Три.

— Да он просто пугает, Фрэ…

Мальчишка удивленно моргнул, когда вместо остальных слов из его рта вырвался здоровенный пузырь и поплыл к потолку.

— Дин, вот это…

Теперь пузыри пускал и второй, а Нэт прятал палочку в рукав.

«…не смешивай слизь пломпеста и кровь дракона, и горюн-траву, если выращена на западном склоне… не смешивай также свинец и сок из желудка овцы… не соединяй в одном котле слезы саламандры и ключевую воду, и русалочий волос не клади рядом с листом клевера».

«Профессор прав, пожалуй, польский не так и плох, по сравнению с этим…»

Нэт перелистнул страницу — на развороте изображен был тигль и алхимик, картинно заслоняющийся руками от пламени.

«И камень со дна серного ключа не бери перчаткой, поднимай его голой рукой или щипцами, закаленными в магическом огне…»

Тишина в палате прерывалась лишь звуками время от времени лопающихся пузырей.

— Если чувствуете боль, то так и скажите, мистер Баркер. У вас участился пульс.

— Я не чувствую, сэр, — возразил Нэт, для убедительности убирая руки с подлокотников обратно на колени и стараясь принять расслабленную позу.

Все равно не помогало. Ненавистная красная стрелка прямо перед его глазами медленно, но уверенно преодолевала очередное деление на шкале, пока, наконец, не замерла — гораздо ближе к правому краю, чем хотелось бы. И он не мог ничего с этим поделать.

Потом Берсвик пробормотал свое: «Finite», стрелка, дрогнув, поползла влево, а Нэт, наконец, выдохнул.

— У вас и раньше был повышенный фон, не так ли? Потому вы так мало замечаете. Вы вообще поняли, что меньше чем за год перешли со второй на третью ступень по Уорплу?

— Хорошо, не по Рейнеке, — буркнул Нэт про себя, но целитель услышал и укоризненно покачал головой.

— Вот уж в чем нет ничего смешного!

«Разве так смеются?»

— Вам следует строже следить за собой. Соблюдать все мои предписания, без исключения! Я обговорю это с профессором, но, полагаю, будет разумно ввести некоторые ограничения на применение магии.

— Вы что имеете в виду? — Нэт выпрямился в кресле, разминая пальцы, которые все еще щипало от тестовых чар.

— Колдовство волшебной палочкой, в основном. Заклинания, трансфигурацию. Предлагаю вам воздержаться от применения палочки вне уроков и, по мере возможности, на занятиях в классе тоже. Это должно помочь… хотя бы замедлить…

— Март месяц, сэр, — фыркнул Нэт.

— Что, простите?

— Я поднимал палочку только на практических занятиях с начала марта, даже перестал носить ее с собой на другие уроки. Никак это не помогло. Напротив даже. Чем реже я брал ее в руки, тем лучше чувствовал. К середине апреля я уже трансфигурировал невербально, пусть это были и простые преобразования. Поэтому я перестал обращаться к мадам Помфри для диагностических заклинаний, увеличил нагрузку на занятиях и даже возобновил посещения клуба по защите от темных искусств.

«А к концу недели выматывался так, что на глупый бодрящий эликсир меня не хватало, нож из руки валился…»

— Хм, — выразил свое недоверие целитель, возвращаясь к журналу. Он еще некоторое время производил манипуляции с пером, пока, наконец, не отложил его в сторону. — Хм, — повторил он, — видимо, все дело в балансе. И все же я считаю, что курс настойки Шедла не повредит. Начнете его здесь. Проследим динамику дня три, потом отпишетесь мне из Хогвартса.

Нэт без энтузиазма следил, как тонкое перо царапает бумагу.

«Настойка Шедла. Что интереснее, это смягченный вариант “Крови против крови”. Так может, лучше сразу оригинал?»

— Разве она не для ведьм… в положении? — обронил он.

— У вас очень похожая ситуация, — безапелляционно заявил Берсвик, выставляя в конце рецепта жирную точку.

Содрогнувшись, Нэт потер запястье, и про оригинал спрашивать не стал. В конце концов, он не был уверен, что рукописную «Магию и тело» Т.С.Принца не сочли бы тут за трактат по темным искусствам. И ему-то самому довелось прочесть этот редчайший труд по счастливой случайности, только потому, что он задал профессору удачный вопрос в очень (как теперь понимал) удачное время.

— Вы воспринимаете собственную магию, как чуждую, внешнюю силу. Примерно то же самое происходит, когда магия нерожденного ребенка вступает в конфликт с магией матери, хоть они и есть одно целое. Было бы конечно удобнее, если бы существовала модификация, не привязанная к лунным циклам, какое-нибудь вспомогательное средство, которое вы могли бы употреблять перед практическими уроками, — почти мечтательно протянул целитель, но потом спохватился и перешел на более профессиональный тон. — Мэриетт вас подготовит. Как полагается, будете принимать натощак, а завтра вечером снова проверим вашу реакцию.

Больше всего Нэт пожалел, что у него не было какой-нибудь сверхзвуковой совы, чтобы сообщить о планах Берсвика профессору. От мысли, что придется пить наугад малознакомый состав, да еще и сваренный непонятно кем без малейшего представления о действительной цели, становилось не по себе.

* * *

Отделение недугов от заклятий было далеко не лучшим местом, чтобы предаваться размышлениям или читать, впрочем, никакой другой альтернативы не предвиделось. В «Волшебные вирусы» нужно было пробираться сквозь кордон защитных чар и хорошо вооруженных колдомедиков, да и зачем? Наверняка, было там также мрачно, как и в этом, снабженном тенелюбивыми кактусами коридоре. Кафе на шестом этаже плохо сочеталось с урчанием в животе (проклятая настойка!) — Нэт спустился было в «Травмы от рукотворных предметов», но стоявший там шум уступал по силе только запахам из отдела, где лечили ранения от живых существ.

Березовая палочка лежала в сейфе у молодого человека по фамилии Стоун, снова заступившего на свой пост — очередной опыт целителя Берсвика, возжелавшего лично проверить гипотезу с воздержанием. Не обошлось тут, наверняка, и без участия зловредной Мэриэтт, обиженной за любимцев, Фрэнки и Дина, или как-их-там, тех, что теперь, в тесноте палаты, захлебываясь, рассказывали появившейся невесть откуда мамаше о своих злоключениях. Присутствовать при этом изъявлении родственных чувств Нэт не хотел совершенно, потому-то, с книгой подмышкой, он выскользнул прочь, провожаемый тремя неприязненными и одним полным понимания и зависти взглядом.

Но умиротворяющий полумрак коридора без люмоса позволил бы разобрать разве что «Splendor Solis» с его позолоченными гравюрами, а никак не скромный учебник, для экономии набитый где-то в Восточной Европе мелким зерном на тонкой, чуть ли не почтовой бумаге.

Тем не менее, Нэт открыл заложенную страницу и стал читать.

«Закон Голпалотта гласит, что противоядие от сложного яда есть более чем сумма противоядий от его компонентов. Но согласно поправке Дагворт-Грейнджера, действие закона Голпалотта находится в прямой зависимости от структуры, соединяющей агенты зелья. В большинстве случаев гораздо важнее определить взаимосвязь компонентов, нежели состав образца: вот почему не рекомендуется преждевременно производить разделение на составляющие. Как Дагворт-Грейнджер доказал еще в 1953-ем году, не существует отрицательной проверки на структуры с компонентами четвертой и более дальних степеней родства, которые по необходимости образуют двойную магическую взаимосвязь, а также — на неправильные структуры. Этот факт полностью объясняет, почему определяющее заклятие не различает между категориями выше двенадцатой — так как они все включают в себя компоненты дальних степеней родства, и не видит разницы между ядами одной категории, если их магические структуры совпадают или же являются…»

— Глаза портите, молодой человек, — фыркнула карга с портрета, висевшего над правым плечом.

— А зелье зоркости на что? — не оглядываясь, парировал Нэт.

— Оно не для вас. Я отсюда вижу все признаки врожденной аллергии на желтых тритонов.

— Не беспокойтесь, мадам, тритоны с успехом заменяются шелковичным червем, — невольно, Нэт поднял взгляд. — Но, все-таки, что ж это за признаки такие?

— Цвет волос, выдающиеся лопатки и уши, молодой человек. Форма ваших ушных раковин подсказывает... — воодушевилась старушенция.

Она говорила что-то еще, но Нэт только с сожалением смотрел на полустертую подпись «Риан Луэллин» под портретом. «Думал, она интересное что-то скажет. Почему все они такие странные? Глупеют они, что ли, как только их нарисуют? Зачем вообще их оживлять, да еще и наделять голосом? Хорошо, колдографии молчат, можно думать о тех, кто на них изображен, что угодно».

«Существуют положительные проверки на правильные структуры, а также — на некоторые равномерные, которые, впрочем, не всегда дают одинаково убедительный результат. Кроме того, необходимо учитывать — в случае с наложением взаимосвязи для компонентов далеких степеней родства, структура может оказаться не единственной, и это, если активна вторичная (а тем более третичная) взаимосвязь, превращает поиски контркомплемента в нетривиальную, а иногда неразрешимую задачу».

— Если бы вы позволили мне рассмотреть поближе вашу радужку...

Усмехнулся сам себе. О той, единственной колдографии, что была припрятана во внутреннем кармане, он уж точно мог думать, что пожелает сам. Или не думать вовсе…

«Итого, существует восемь основных способов создать противоядие к сложному яду, различающихся по структурному анализу образца. Во-первых, простое, покомпонентное противоядие, которое практически никогда не бывает эффективным, ибо полностью игнорирует какой бы то ни было структурный анализ. К этому варианту склоняются, если нет чистого образца, если нет возможности выявить точную структуру, а также, если известно, что противоядия компонентов естественным образом формируют обратный порядок. Законы обратного порядка для некоторых двух и трехкомпонентных ядов с успехом исследовал Шарль Севестр в середине семнадцатого столетия — они довольно подробно описаны в…»

— Глаза портите, молодой человек, — снова фыркнули над правым плечом, и Нэт уже почти фыркнул в ответ: «Повторяетесь, целитель» — но, поворачиваясь направо, понял, что теперь с ним говорит высокая, статная дама, устроившаяся в соседнем кресле.

У нее был довольно гордый и независимый вид, который только подкрепляли диковинная шляпа с чучелом стервятника и плешивый меховой воротник.

— У меня нет палочки, мадам, — сказал Нэт как можно более нейтральным тоном.

Непонятно чем, но эта суровая женщина напомнила ему деда.

— Оправдания, оправдания… — покачала она головой, ловко вытаскивая свою палочку из рукава и наколдовывая сияющий шар света прямо перед портретом целительницы Луэллин. Буквы тут же стали четче.

— Неужели некого было попросить?

Нэт ответил не совсем разборчиво, смешивая в одной реплике извинение и благодарность. При свете дама оказалась старше, чем он думал — сеть морщин вокруг глаз и тонкая, сухая линия губ говорили о ней куда больше, чем грозно подведенные брови. Вдоволь насмотревшись и надеясь не показаться грубым, он вернулся к законам обратного порядка и почти закончил страницу, когда снова услышал:

— Вы, видно, неглупый мальчик, — последовал непонятный вздох. — Мой сын… точно такой же, — дама то ли с сожалением, то ли с неодобрением покосилась на учебник, который Нэтан держал в руках. — Очень способный. В школе оторвать его от этих книг нельзя было.

— И кого же это вы так навещаете? — спросила она вдруг, прищурившись, точь-в-точь, как МакГонагалл, когда хотела кого-то отчитать.

— Я никого не навещаю, — пробормотал сквозь зубы Нэтан.

— По вам не скажешь, что вы больны.

В ее голосе не звучало укора — она, возможно, просто была из тех людей, что гордятся своим умением во всем разобраться.

— Как вас зовут?

— Нэтан Баркер, к вашим услугам, — он придерживал страницу, чтобы ненароком не закрыть.

— Я — Августа Лонгботтом, — пророкотала дама и даже протянула руку, причем явно не для поцелуя. Пальцы у нее оказались крепкие, как орлиные когти — от этого сходство с дедом стало еще более заметным.

— Вы должны лежать в палате, — строго сказала она. — Если вы никого не навещаете, а сами больны, так? Где ваша палата?

— В палате шумно, и, представьте себе, никто, кроме вас, не говорил мне, что я должен там лежать, — пришлось сгладить фразу улыбкой. Однако ожидаемого эффекта не последовало.

Наоборот, он, кажется, только вызвал у нее еще больший интерес.

— Любопытная фамилия, Баркер, — уже в открытую усмехнулась миссис Лонгботтом, вместо того, чтобы уйти. — Вот ваш отец, он случайно не учился в Гриффиндоре?

— Это вряд ли, — призывая на помощь все свое терпение, ответил Нэтан.

— Но кого-то вы мне очень напоминаете своим отсутствием манер. Нет, точно. Вот как вчера… — дама нахмурилась. — Когда мы покупали Фрэнку волшебную палочку…

Она на секунду задумалась, вспоминая — от этих мыслей несколько морщин на ее лице разгладились, а глаза приобрели какое-то новое, более мягкое, но в то же время отстраненное выражение. Потом резко махнула рукой.

— Оставим это. Скажите-ка лучше, молодой человек, как вы сюда попали? Вы уже вышли из возраста, в котором дети тренируются на родительских палочках… А для серьезных дуэлей рановато…

«Мерлин, да она же не отвяжется…»

Нэт огляделся было, но коридор, как и прежде, оказался пуст, никто из родственников миссис Лонгботтом не спешил к нему на помощь. Сама же дама, подобно львице, не отпускающей добычу, впилась в него взглядом, словно что-то искала. Одно мгновение она была уже готова отвернуться, слишком уж холодно он смотрел в ответ (и он это чувствовал), но потом будто бы что-то в нем надломилось — он понял, что видит в ее глазах то же самое, старательно скрываемое чувство, что носит в себе, и видит его он именно потому, что понимает, что это.

Они разорвали взгляд одновременно. Миссис Лонгботтом грустно улыбнулась и покачала головой. Так Нэт догадался, что она больше не хочет знать ответ.

«Наиболее распространенным способом является дихотомическое определение противоядия, которое может быть применено к образцу многократно. Для анализа используют известный вопросник Бораго, алгоритм которого позволяет выявить наиболее распространенные правильные структуры — кольцо, додекаэдр, куб, четырехгранную пирамиду. Алгоритм позволяет также опредлить основные ингредиенты противоядия или классы, к которым они относятся. Хотя противоядие, подобранное при дихотомическом определении…»

Вздох, донесшийся справа, отвлек его снова.

— Вы ждете кого-то? — спросил Нэт, совсем не думая быть вежливым. Да и не слишком-то вежливо прозвучало — это он понял, уже когда замолчал.

— Жду внука. Мой кузен повел его пить чай, — мрачно сказала миссис Лонгботтом, глядя не на собеседника, а прямо, в стену. — Он еще маленький, мой внук, и ничего не понимает.

Ей нужно было выговориться — все равно, кому.

«…может не привести к полному выздоровлению, оно в семидесяти пяти процентах случаев помогает бороться с симптомами. В то же время, дихотомический анализ полностью неприменим к ядам с неправильной структурой, а также — с непостоянной…»

Где-то справа, на заднем плане, голос, полный горечи.

— Расплакался, убежал. Испугался собственную мать!

«…разумеется, если верить мнению пани Дорашевской, что легендарные яды ибн Амадха классифицируются, как яды с непостоянной структурой…»

— Они его любили. Алиса, та души в нем не чаяла. Мерлин мой, я-то еще была против, когда они поженились, слишком рано, а теперь вот, все, что осталось…

«Невозможен ни отрицательный, ни положительный тест на непостоянную структуру, если только по каким-либо заранее известным признакам нельзя установить фактор, запускающий декомпозицию…»

Нэт дошел до пятого вида противоядий и мысленно повторил про себя первые четыре. Справа иногда доносились отдельные слова, фразы, вздохи, но он на них не отвечал и, мало-помалу, они прекратились. Через несколько абзацев он даже успел забыть, что справа кто-то сидит.

— Интересуетесь зельями? — вытирая платком уголок глаза, миссис Лонгботтом, наконец, присмотрелась к тексту у Нэтана в руках.

— В некотором роде.

Этот ответ заслужил ему еще один пристальный взгляд — и четкая тень стервятника переползла со страницы на страницу.

— Вы учитесь, — тень дрогнула, что можно было признать за кивок. — Похвально. Я хотела, чтобы Фрэнк учился у мастера, но, такой упрямый, он и слышать не желал ни о чем, кроме аврората.

Нэтан закрыл глаза, повторяя про себя пятый вид — метод Берка. Потом был шестой — исключительно для животных ядов, и седьмой — с подбором контрагентов по цвету пламени. Тут важно было наизусть знать шкалу Эверетта и все ее соответствия, и он, опять же про себя, принялся их вспоминать.

— Баркер… странно, — он почувствовал чужую полуусмешку, даже не поднимая глаз от страницы (дошел до зеленого спектра). — Вы вряд ли в родстве, но в детстве я вдоволь наслушалась о двух братьях Баркерах. Илам и Аарон. Моя бабка, из Гэмпов, была с ними знакома — они владели аптекой в Лондоне… Потом братья рассорились, одному пришлось уехать. Кто теперь знает, куда? Вот только за второго-то она замуж так и не вышла. Предпочла владельца лучших теплиц по эту сторону канала.

— В Австралию, — тихо сказал Нэт.

На другом конце коридора пролили бодроперцовое. Он еще не понял, откуда это знал…

— Что?

Запах. Это запах имбиря и золотоглазки докатился оттуда едва заметной волной.

— Мой прадед, Аарон, уехал в Австралию.

— Вот оно как.

Имбирь стал ярче, а золотоглазка, напротив, почти рассеялась.

«И, наконец, фиолетовый спектр дают октаэдры с равнобедренными… в полусечении…»

Хотелось отвлечься, не думать о том, о чем нечаянно напомнили чужая горькая улыбка и тоскующий взгляд. Представил себе свою собеседницу — чуть моложе, а рядом неизвестного ему Аарона Баркера, почему-то напоминавшего одновременно и деда, и отца — который до пены у рта спорит с братом, как капля воды на каплю воды, похожим на него самого. Забавная получалась картина, но Нэт не улыбнулся.

Сравнил шестой вид противоядий с четвертым и решительно отлистнул страницу. Этот его жест, или то, как он перехватил для удобства книгу — а может быть, его серьезность, или все вместе — они что-то неуловимо изменили.

— Вот как, — повторила Августа Лонгботтом и тоже перестала улыбаться — зато в ней словно загорелся какой-то неопасный, светлый, чрезвычайно дружественный огонь. Он-то и вытеснил все — и попрятанную по углам боль, и разочарование, и растущее в их тени подозрение, что ничего нельзя исправить.

Чем дольше она смотрела на Нэта, тем более неловко тот себя чувствовал. Но миссис Лонгботтом продолжала смотреть и даже нахмурилась — похоже, то, что она видела, ей не слишком нравилось.

Ничуть не колеблясь, она протянула Нэтану руку и встала.

— Нет, так нельзя. Вы должны непременно пойти со мной.

— Вот уж не…

— Вы должны увидеть Фрэнка, — сказала она тоном, не терпящим возражения.

— Я не думаю, что… — начал Нэт медленно, сквозь зубы, но его остановили одним словом.

— Пожалуйста.

«До чего же глупо, что ты согласился…»

Оказалось проще согласиться, чем убедить себя в том, что он имеет право ей отказать. И вот, сам не зная, зачем, пошел за этой удивительной миссис Лонгботтом по коридору, пока она не остановилась у двери с надписью: «Палата Януса Тики» и не постучала. Им открыла незнакомая, полная женщина в лимонной мантии.

— Это вы, — отметила она, пропуская их. Вид у нее был весьма безрадостный.

Миссис Лонгботтом едва кивнула, потянула нового знакомца за собой, в угол комнаты, отгороженный цветастой ширмой с занавесками — Нэт прошел по палате, стараясь не замечать обжившихся в тумбочках полотенец, чашек, потертого халата, из-под которого проглядывали волосатые ноги дремавшего в коляске старичка.

Здесь обитали постоянные жители больницы — сумасшедшие, неизлечимые и просто не очень-то нужные.

— Фрэнк, — мягко позвала Августа, чуть наклоняя голову. Она уже зашла за ширму, но было хорошо видно шляпу. Нэт шагнул чуть в сторону и разглядел человека, который сидел на кровати, уставившись прямо перед собой. Когда-то этот мужчина был, что называется, кровь с молоком — но теперь остались только широкие, костлявые плечи, а под глазами залегли тени. Пушистые волосы, остриженные довольно коротко, все равно казались неопрятными.

— Фрэнк, — позвала его мать еще раз.

Нэт сглотнул. Мужчина повернул голову, но вовсе не потому, что слышал, как его звали. Он просто повернул ее и смотрел сквозь людей. Непонятно, чего хотела добиться миссис Лонгботтом — она оглянулась на Нэта, а потом осторожно, но решительно, положила сыну руку на плечо.

Фрэнк замер, и стало ясно, чем он похож на мать — у него было теперь лицо, как у испуганной птицы, и вдруг, прикусив губу, он замотал головой, вырвал плечо из цепких пальцев, стал раскачиваться из стороны в сторону всем телом. Он делал это молча — тихие, ноющие звуки доносились с другой кровати, где, подтянув колени к подбородку, женщина наматывала прядь длинных волос на палец, облизывала ее, а потом снова распускала.

— Фрэнк, — тихо сказала миссис Лонгботтом и снова поглядела на Нэтана. — Их пытали, пока они не обезумели. Сторонники Того-Кого-Нельзя-Называть, вот кто это сделал, — через силу продолжила она. Глаза из-под шляпы горели.

Нэт не отвечал — потому что Фрэнк все еще раскачивался, прикусив губу, а его жена скулила.

— Почти три года прошло, но я надежду не теряю. Пообещайте и вы мне, Нэтан Баркер.

У белого, как мел, Нэтана Баркера не было слов.

— Пообещайте, что бы там с вами ни случилось, что вы никогда не потеряете…

— Нет, — сказал он, наконец, безо всякого сострадания. — Не буду я вам ничего обещать.

Наверное, слова прозвучали так, будто он ее осуждал.

Будто бы она пыталась его обмануть?

Ее сын перестал раскачиваться, но всхлипы раздавались все громче.

— Да как вы смеете, — процедила Августа Лонгботтом, глядя на Нэтана сверху вниз. Он молчал — что-то холодное держало его за горло.

— Вы… — она смотрела то на него, то на сына, то на невестку, то опять на него, на «Сложные противоядия» в его руке. — Что, вам страшно? — поняла она, наконец, и голос ее потерял ту торжественность, с которой она требовала обещаний.

Больше всего ему хотелось выйти прочь, но он словно был прикован к месту.

— Мой сын ничего не боялся, — с вызовом произнесла миссис Лонгботтом, и Нэт увидел, что на самом деле она уже старуха.

«Классический признак неправильной структуры — нестабильность зелья под простым магическим воздействием. Наборы заклинаний, наложенные непосредственно на образец, позволяют сделать довольно точные выводы о структуре яда — такой анализ называется модульным магическим анализом и требует для своего проведения изрядной подготовки в области чар, включая умение точно контролировать силу заклятия. Этот вид анализа не слишком часто используют при определении состава, но на данный момент он позволяет наиболее верно построить для структуры обратный порядок. Противоядие, составленное по модульному анализу, в отдельных случаях может иметь шестьдесят и даже более процентов совпадения с контркомплементом…»

«Лучше бы вы остались!» — написал на салфетке журналист, когда Нэт вернулся в палату.

Мальчишки сидели на кровати и делили конфеты — их мать уже ушла.

— Раз лягушка.

— Два лягушка.

Они умели считать, оказывается, и были полностью поглощены этим процессом.

— Ты спрятал третью за щеку, Фрэнки!

Нэт невольно поглядел на старшего. Рыжая шерсть с ушей почти вся слезла, и, кажется, они стали меньше. У младшего уже была вторая щиколотка. «Их выпишут завтра», — вывел Нэтан с краю и вернул салфетку владельцу.

День, когда профессор вернулся с континента, а ученик его был отпущен на поруки из своего чистилища, этот день был длинный, жаркий, вышитый золотой солнечной нитью, как какая-нибудь свадебная мантия в витрине у мадам Малкин.

Нэт, не дыша, впитывал тепло, стоя у самого входа в обувную лавку. Чувства, наполнявшие его, были противоречивы: с одной стороны, он не собирался ждать, пока его окликнут, с другой — все не мог заставить себя шагнуть внутрь. И снаружи было неплохо.

— Превосходные, гоблинской работы. Сами меняют размер, не промокают, не рвутся. Заклинания повышенной прочности, нашими лучшими специалистами…

Его не окликнули — обошлись взглядом.

— Не беру драконью кожу, — сказал профессор Снейп продавцу, позволяя Нэтану тем временем исправить допущенную оплошность.

Ступенька порога была вытерта до блеска — в таких местах, как это, держались традиций и не меняли ее столетиями. Запах душный, соленый. Запах хорошей обуви, он же — сдобренный маслом и смолой запах мертвечины.

— Но тогда… выбор весьма ограничен… Видите ли, подземные мастера предпочитают благородный материал…

Изнутри стекла окон тусклые — не от пыли, от возраста. Комната до потолка уставлена всевозможного фасона башмаками, туфлями, ботинками, отчего посетитель невольно ощущал себя гастролером в столичном театре — казалось, с каждой полки и из каждого угла за ним наблюдали с тщательно скрываемой скукой, ибо, право же — все это было слушано, смотрено несчитанное множество раз…

— Вот те, черные.

Черные, подчеркнуто простые, стояли с краю, пока хозяин лавки не перенес их на прилавок.

— Примерь, — как ни в чем не бывало, кивнул Снейп ученику, который застыл, где стоял.

— Но, сэр…

— Мне повторить?

Повторять не пришлось. Чувствуя себя ужасно не к месту на бархатной скамейке и стесняясь того, что осталось от носков, Нэт стиснул зубы и разулся. На носках он экономил — их ведь не видно. Обычно, то есть.

— Как влитые! — восхитился торговец, словно бы не замечая раздраженного взгляда мастера и мучительно покрасневших щек ученика. — Заклинания можно наложить в точности по росту…

— Без заклинаний, — отрезал профессор, выкладывая на прилавок монеты.

Руки потянулись сами — снять, вернуть — но было поздно. Уже подхвачены были монеты шустрым лавочником, а темные, как ненастный вечер, глаза смотрели на Нэта в упор.

— Оставь.

Колокольчик всплакнул на ветру, снова ударило в лицо солнце. В Косом переулке было шумно, людно, как всегда. Какой-то человек в подворотне торговал говорящими медными птичками, девицы зачарованно рассматривали в витринах свои отражения, а компания подростков, завидев прямо по курсу профессора зельеварения, резко развернулась и направилась к дверям «Все для квиддича».

— Сэр, я не могу… это слишком!

Пожилые волшебники, малыши, спешащие к банку посыльные. Мадам в оранжевой вуали прошествовала мимо, раскачивая корзинкой.

Конечно, ботинки — это слишком. Он никак не рассчитывал, что сносит совсем новую пару за год — но заклинания на «предметах постоянного пользования» были ему противопоказаны, а без чар прочности и тех, что подгоняли по размеру, под растущую ногу, в том же Запретном лесу никакой обуви долго протянуть не удавалось.

— Я не смогу вернуть до ноября…

Профессор разве что прибавил шагу. Манера ученика постоянно спорить, видно, его только забавляла, а не сердила. Все тонкие финансовые вопросы разрешены были между ними еще год назад, когда Нэту было сказано, что, раз он выполняет часть работы ассистента, значит, и часть жалования тоже пойдет ему.

Он, конечно, удивился — всего лишь за то, что готовил ингредиенты? Зелья-то для больничного крыла доверили бы ему не раньше сданного ТРИТОНА. Но не возразил тогда и не возражал до сих пор. Заработок был небольшой — почти полностью расходился на предметы первой необходимости, вроде собственных котлов, пергамента или чернил, и, не учись Нэт на стипендию, сдобренную подачкой попечительского совета, о занятиях в Хогвартсе пришлось бы только мечтать.

Появлялись у него, правда, свои подозрения об истинной природе его жалованья — особенно они расцветали, когда мастер, не слушая возражений, оделял его чем-нибудь вроде ботинок, или набора пробирок, или зимней мантии.

— Отработаешь. Мне нужен звездный порох для Кроммаха, не меньше пятнадцати унций.

— Разумеется, сэр.

Звездный порох не считался редким ингредиентом — это Нэт знал, конечно. А еще неплохо знал, чего стоило в конце лета найти покупателя на такую уйму бальзама…

Жестяной котелок вывески даже от легкого ветра болтался из стороны в сторону, скрип петли с тоской вливался в общий шум. «Пожалуйста, не здесь, пожалуйста», — но увы, профессор уже толкал дверь — блистающее, чарующее великолепие заставленных инструментом полок с прошлого раза ничуть не переменилось. Разве что лысина продавца стала пошире.

Уже не удивляясь, с одного, первого взгляда выделил среди приборов те, что были созданы магией. Снова кивал подобострастный Келкин, выкатывая на прилавок крутобокие котлы, а мастер приглядывался к ножам с посеребренным лезвием. Падали монеты, но громче всех звенели самопомешивающиеся установки — утомительным звоном, неслышным никому, кроме Нэта. Хотелось уйти, раствориться, исчезнуть — и от этого шума, и от липкой улыбки продавца, так и говорившей: «Как же, как же, помним-с!»

Впрочем, куда хуже пришлось в аптеке. Запах, почти что тот, знакомый с детства, вот только к этому не примешивалось пыли и вони из канавы, вырытой вдоль дома. Мальчишка за стойкой крикнул отца, с опаской поглядев на Снейпа — и, кто бы подумал, на него, Нэтана, тоже.

Аптекарь с каменным лицом выслушал номер заказа. Это было уже почти привычно — похожим образом встречали их и в куда более скромной лавке, в Хогсмиде. Спустя четверть часа, также без лишнего слова, заказ был выставлен на стол. Выходя последним, то ли слышал, то ли не слышал Нэт брошенное вскользь: «Ишь… ученичок! Два сапога пара! Старый Брок в гробу переворачивается…» И уже в который раз, сбиваясь с шага, чтобы догнать профессора, пожелал он этому дню скорейшего окончания. По крайней мере, вздохнул облегченно, никто не настаивал на том, чтобы подбирать мантии у мадам Малкин (надо было видеть, с каким лицом она вынимала из коробки эти одинаковые черные носки). А учебники можно и вовсе не покупать. Ну, кроме некоторых.

* * *

Пестрые квадраты полей за окном — под торопливый перестук колес их уносило прочь. Обратно ехали поездом, из-за слюны гиппокампа, и где-то под Лидсом тишина в купе стала практически непереносимой.

— Неужели действительно нельзя, — рискнул Нэт, когда они миновали очередной неглубокий овраг и буковую рощу, — рассчитать полный контркомплемент для яда с тройной взаимосвязью, если точный состав не известен?

— Дюбуа, глава третья, параграф восьмой, — откликнулся профессор.

Он все еще читал журнал, тот самый, испещренный пометками Берсвика и ценными его прескрипциями. Или, скорее, перечитывал.

— «…до той поры, пока не знаешь всех входящих, не берись…» А если туда добавлена кровь жертвы? Как ингредиент, я имею в виду, а потом, после отравления, нет чистого образца, мы выделяем образец тоже из крови…

Профессор медленно перевернул страницу и поднял взгляд. Выражение его лица можно было бы назвать неприятным, не будь оно таким большую часть времени.

— Нет, я понимаю, что можно выделить два и вести параллельный расчет, но некоторые составляющие быстро усваиваются или распадаются... Если нельзя выделить чистый образец? Что делать в этом случае? Для категорий выше двенадцатой даже шестидесяти процентное совпадение противоядия с контркомплементом — это все равно, что еще одна доза яда.

— Не так часто встречаются яды подобного класса. Однако, мне интересно, откуда ты почерпнул сведения о крови жертвы в составе…

Нэт послушно разглядывал собственные руки. Профессор дал себе волю и усмехнулся.

— Помнится, уговор был на первые три главы.

— Дюбуа прав. Скажи мне, — продолжил он, чуть помедлив, — как ты сам искал бы контркомплемент для одного из неопределимых?

Неожиданный вопрос, подумал Нэт. Поезд заезжал в туннель, и вместо полей на короткое время за окнами оказались гладкие кирпичные стены.

— С неопределимыми сложнее, сэр. У них же непостоянная структура.

— Не совсем верно. Любая тройственная взаимосвязь может быть названа непостоянной, если брать за основу определение Дорошевской. Доказано в тысяча девятьсот тридцать четвертом — еще одно достижение магистра Кирчева, о котором ты нигде не прочтешь, — вагон вынырнул на свет.

По небу, будто гигантские голуби, разлетались в стороны облака. Любая тройственная… Гештинан, покровительница травников и звездочетов! Как же раньше-то не сообразил! Надо было тогда начинать со структуры…

— А существование стабильных взаимосвязей более высокого порядка, чем третий, до сих пор не подтверждено, — пробормотал Нэт уже почти вслух, подсчитывая. — Что ж получается, чтобы создать неопределимое зелье, достаточно подобрать устойчивую тройственную структуру? Ну и, конечно, замаскировать баланс…

«Столько дней потратил… подбирал скрывающие агенты… Еще и потенциалы высчитывать не лень было!»

Тут, очень живо вспомнив декабрь второго курса, поглядел на профессора — тот все еще ждал ответа. «Хватило же ему выдержки промолчать тогда — а потом молчать весь третий год, пока я не добрался до заветной двенадцатой категории!»

— Пять минут прошли. У тебя есть образец крови и симптомы, — напомнил мастер. — Твое решение?

— Даже если я угадаю по симптомам, с чем имею дело… Зелье такого уровня, скорее всего, будет модифицировано. Я попробовал бы из крови покомпонентно, модульный тоже, и проверил бы по спектру. Потом сравнил бы результаты и вычеркнул все лишнее, — предположил Нэт, ругая сам себя за неуверенность в голосе.

— Дальше.

«Что дальше? Больше же никак?»

— Ты получил основу. В общем случае, это от двадцати до сорока процентов совпадения.

Новый мост — колеса стучали громче, чем обычно, небо, потускневшее во второй половине лета, было открыто до самого горизонта. Мир — большой, безбрежный, безжалостный, полный возможностей, скрытых в дымке, стелившейся над землей. Дожди этим летом шли редко.

Черт возьми, любая тройственная! Да Кирчеву должны были поставить памятник в Александрии, а еще лучше — внести его разработки в учебники. Потому что просто бессовестно…

— Состав неизвестен, структура тоже — модульному анализу неопределимое зелье поддается с ограничениями, — подвел Нэт итог. — Разве что есть еще какой-нибудь метод, ни у Дюбуа, ни у Горковича не упомянутый? — лучше всего было прямо спросить, но мастер не был бы мастером, если б позволил ему так просто вывернуться.

— Думай, — процедил он вместо ответа и вернулся к журналу.

Как будто бы Берсвик мог написать там хоть что-то поинтереснее тех невнятных гипотез, которые он этим утром, в течение получаса, разжевывал им в больнице.

Легко сказать, думай.

«Если б и вправду пришлось варить для какого-нибудь неудачника противоядие от неопределимого яда… Проще сразу использовать очищающее заклятие, а не будет толку — тогда заменить ему кровь, полностью. Конечно, может оказаться уже слишком поздно, но тут хотя бы какой-то шанс».

Всплыли в памяти зловещие картинки из анатомического атласа — диафрагма, опутанное синими прожилками, вскипавшее, как дрожжи, и опадавшее тут же легкое, и там, в глубине, подобно атанору в башне искателя, оживленное чарами рисованное сердце. Горячая стенка левого желудочка, восходящая аорта...

А если отрава успеет добраться до костного мозга? Он ведь читал про отвары, уничтожавшие кровь еще до того, как она разойдется по телу… Изобретатель серьезного яда, скорее всего, предусмотрел бы подобное очевидное решение. С тройственной-то магической взаимосвязью возможно почти все.

Холмы становились выше, глубже — овраги. Поселки, городки, деревни жались тем ближе к железной дороге, чем дальше на север она забиралась.

— Единственный вариант, который я вижу — это попытаться воссоздать яд, — признал Нэт. — Но это невозможно, пока не будут известны все три варианта структуры. Если под действием магии жертвы состав претерпел уже первое или второе преобразование, узнать начальные взаимосвязи можно, только… проследив с самого начала, или сравнив действие его с действием в контрастной среде, где этих преобразований не происходило… Нужно отравить этим же составом еще кого-нибудь, желательно волшебника… с той же группой крови.

Поезд гудел, багровой стрелой проносясь сквозь теплый августовский вечер. Нэт замолчал, потрясенно глядя в окно. Он только теперь осознал, что только что произнес. Почувствовал на себе внимательный взгляд — мастер, вопреки ожиданиям, был совсем спокоен.

— Поясни.

И лишь как искра на дне колодца, мелькнуло что-то в темных глазах — недоверие? Удивление?

Нэт набрал побольше воздуха в грудь. В голове было ясно, стройно…

«Знает! Он же знает, о чем я!» Но профессор почему-то ждал его слов.

— Просто ввести чужую, отравленную кровь и, согласно третьему закону преобразования магического поля, а так же поправке... Флойта-Гринграсса, о переменном магическом потенциале волшебника или волшебного существа, мы поймаем отражение первого преобразования! Зная же разницу средних потенциалов обоих пациентов в нормальном состоянии…

— Что, как показывает практика, маловероятно…

— …но мы смогли бы тогда рассчитать первоначальную структуру! Не говоря уж о том, что это была бы идеальная проверка на содержание крови в яде… да… ведь если она содержится, в чужом теле структуры станут нестабильны. Весь состав можно будет построить из основы, у нас же будет не только отраженное преобразование поля, а еще и разница по времени действия!

К его удивлению, мастер ничего не говорил. Не соглашался. Не опровергал. Просто смотрел. Нэт вдруг понял, что пряталось там, в коварной глубине — последний, случайно отгаданный элемент, замыкающий цепь в кольцо — и порождающий из полутени свет такой силы, что его не выдерживает глаз. Алхимическая субстанция, способная преобразить человека в истинного служителя науки, не меняя ни единой его черты, но как бы захватывая их все; тайна, к которой теперь, может быть, был причастен и он сам.

Время замедлилось, хотя деревья за окном мелькали все быстрее.

Нэт грустно усмехнулся.

— И кто же был первым? — спросил он. — Кто первым придумал такой способ?

— Для тебя это так важно? — журнал был отложен в сторону.

— Да. Я хотел бы знать.

«Неужели опять промолчит?»

Профессор медленно поправил рукав.

— Не так давно полагали, что противоядий от подобных составов нет и быть не может. В начале же тысяча девятьсот сороковых два итальянца, отец и сын, ученики одной школы, если таковой можно считать последний венецианский Конвент, попытались найти противоядие для Белой смерти. Все, что тебе нужно о ней знать — это одна из последних разработок людей Гриндевальда. Долгое время ее принимали за заклятие, у нее довольно неспецифичное для яда действие — пока не установили, что одновременно с заклятиями в воздухе распылялось зелье. После нескольких неудачных попыток те два итальянца догадались о непостоянной структуре, но они слишком долго искали состав. Когда сын получил дозу в одном из Пиренейских сражений, отец рискнул и ввел его кровь себе.

Солнце клонилось к горизонту — зеленые листья за окном приобретали золотой отлив.

— Он нашел контркомплемент?

— Да, нашел.

«Это же замечательно. Хорошо, что они знали разницу потенциалов...»

Что-то мешало радоваться за других. Нэт и сам не знал, что.

— А как их звали, сэр? — спросил он чуть погодя.

— Пренте. Лоренцо и Джованни Пренте.

— Я еще не встречал такой фамилии...

— И, скорее всего, не встретишь. Их обоих давно нет в живых.

— Но ведь противоядие осталось, — обронил Нэт.

Снейп покачал головой.

— Не осталось. Лоренцо не успел его сварить.

— Почему? Было уже слишком поздно? Или яд так быстро подействовал на него…

— Нет. Их как раз к тому времени выследили сторонники Гриндевальда.

Золотые лучи становились тяжелее, наливались багрянцем.

— Остались же… хотя бы записи?

— Бумаги после смерти сожгли.

Еще один длинный мост, перекинутая через расселину арка — на дне, меж заросших лесом склонов река — как сплав меди и золота. Нэт провожал ее взглядом, пока она не скрылась из виду.

— Откуда, в таком случае, вы знаете?..

— Оттуда же, откуда и ты теперь знаешь. Когда я был учеником, мне рассказал мастер.

— Но откуда об этом узнал он? Сэр?

«Ни за что я не поверю, что вы не задали ему такой же вопрос!»

— Мне задавать такой вопрос не было необходимости, — ответил Снейп. Усмешка его имела отрезвляющий эффект — Нэт снова поглядел в окно, будто отродясь не видал ничего удивительнее ясного летнего заката.

Он молчал долго, проигрывая то, что услышал, в мыслях — раскладывая на части и проверяя каждую реплику, что еще она могла бы значить. Постепенно все вставало на свои места — но прежде, чем он добрался до действительно интересных замечаний, его размышления были прерваны.

— Сегодня утром, — произнес профессор тоном взвешенным и холодным, — ты был совершенно не в себе. Ты был несдержан, спешил, несколько раз поставил нас обоих в весьма неловкое положение и даже не потрудился этого заметить. Что произошло?

«Да что вы. Когда это я… не потрудился заметить? Он же не книжный имеет в виду?»

Во «Флориш и Блоттс» это просто была оговорка. И даже не оговорка! Он же не рассчитывал, что все эти люди вокруг вдруг станут оглядываться на них, как будто он заговорил на парселтанге?

— Не знаю. Я был рад убраться из этой больницы подальше.

Откровенность не заслужила ему ничего, кроме еще одного, и довольно строгого, взгляда.

— Целитель Берсвик сказал или сделал что-то, что заставило тебя сомневаться в его умениях?

— Дело не в нем, сэр. Хотя с таким же успехом можно было отправить ему совой мой журнал — уж я-то был там совершенно ни к чему.

— По-твоему, это была напрасная поездка?

«Для вас, возможно, и нет». Прежде чем профессор нахмурился, Нэт поспешил с пояснениями.

— Он не понимает, что со мной. Пытается угадать, и это у него никак не выходит. Ставит опыты — а потом не знает, что делать с результатами. Поил меня три дня настойкой Шедла, не добился ничего, кроме расстройства желудка и предложил увеличить дозировку. Но как я уже сказал, дело не в нем, сэр.

— В чем же?

Хотелось провести рукой по стеклу — поймать каплю воды, стекавшую вниз, в самый угол, но Нэт не стал этого делать.

«Сердце твое да будет пред ним открыто, и слова твои да будут честны, ученик…»

Ну да. Особенно если тот, кому ты отвечаешь, видит любую ложь насквозь. О Старом Своде можно думать все что угодно, включая то, что он невозможно устарел, но практической пользы он лишен не был.

— Я видел... волшебников, потерявших разум от боли, — признался Нэт.

Капля расползлась холодной полоской.

— Просто… одно дело знать, думать, что знаешь. А другое дело — своими глазами…

— Кто это был?

— Лонгботтомы, сэр. Муж и жена.

Профессор как-то потемнел лицом.

— Есть большая разница между тем, что ты видишь, пусть даже своими глазами, — чуть помедлив, заметил он, — и тем, что проживаешь сам. В любом случае, едва ли это — достаточная причина, чтобы перестать себя контролировать. Я, кажется, ясно дал понять, что не настаиваю на бездумном соблюдении церемоний, особенно в случаях, когда они привлекают нежелательное внимание.

Нэт покраснел почти мгновенно. Глаженая рубашка под мантией чуть не кололась, а воротник все еще впивался в шею.

— Те волшебники, во «Флориш и Блоттс», и вообще, большинство людей, они ведь просто не знакомы с традицией, — пробормотал, почти оправдываясь.

«Между прочим, это второе правило. Почтение к старшим есть добродетель ученика, более же всего…»

Однако чувство неловкости не проходило до сих пор. Профессор просто приказал поторопиться, а он, не подумав, брякнул: «да, мастер». Тишина и взгляды, проводившие их двоих до двери… Он потом весь день запинался, когда говорил «сэр».

— К твоему сведению, вся магическая Британия прекрасно знакома с подобными традициями, — в сухом тоне сквозило недовольство. — Вот только в последние годы возрождение и поддержка древних обычаев слишком тесно связывались с именем Темного Лорда, и люди, которые выступали против него, намеренно отказывались от подобных «пережитков прошлого».

— Это не пережитки!

— Рад, что ты это понимаешь, — было непонятно, шутит профессор или всерьез.

— Простое соблюдение этикета ведь не делает из меня адепта Темных Искусств.

— Как и отказ от соблюдения этикета не делает никого по умолчанию их противником. Тем не менее, будь осмотрительней.

Колеса звучали почти устало — стемнело, и в долине, над которой проезжал поезд, показались желтые огни. Похоже, до Хогсмида было уже недалеко.

— Есть другие детали твоего положения, которые я хотел обсудить. Будет разумнее, если ты переедешь из общих спален, — сказал профессор прямо.

— Но, сэр! Я и так почти ни с кем не разговариваю.

Комната ассистента — одиночная камера без окна, примыкавшая к лаборатории, чересчур напоминала чулан для метел или апартаменты школьного завхоза, чтобы стремиться сбежать туда откуда бы то ни было.

— Тем меньше мне понятно твое желание поддерживать видимость общения. У тебя не будет времени. И я по-прежнему считаю, что тебе стоит отказаться от одного или двух дополнительных предметов.

«Причем, предложи я арифмантику, он рассмеялся бы мне в лицо. Хотя, кого я обманываю? Ее я предложил бы в последнюю очередь…»

Нэтан поднял взгляд. Было не похоже, что профессор вообще способен смеяться.

— Среди них нет ни одного, от которого я хотел бы отказаться, сэр.

— В самом деле? Маггловедение?

Маггловедение. Конечно, ради него все и затевалось. По правде, сначала Нэт взял этот предмет из любопытства, потом — продолжал уже из чистого упрямства.

— Но я практически ничего не знаю о магглах, сэр, — ответил он год назад, когда мастер, чуть не шипя, бросил перед ним расписание.

Как ни жаль было в этом признаваться, сейчас, спустя год, он мог ответить то же самое.

Впрочем, ему было интересно, сколько еще он протянет, прежде чем дело дойдет до прямого приказа.

— В этом году у тебя будут дополнительные часы в лаборатории, так что больше никаких посторонних занятий.

«Оказалось, недолго…»

Хриплый, долгий гудок пронесся над ними, уходя во тьму, туда, где загорались первые звезды. В ладонь мастеру зелий скользнули часы — потом он захлопнул серебряную крышку и часы исчезли в складках мантии.

— Двадцать одна минута до станции. Тебе как раз хватит, чтобы ответить восьмую категорию. Начнем с простого. «Живое пламя». Министерский код и название, внешние признаки, состав, прогноз при отравлении, противоядие, альтернативные методы лечения.

Поезд мчался все стремительнее, словно предчувствуя скорый конец пути — вагон то и дело подскакивал.

«AS-8-441, не забыть дробь пять, прозрачная маслянистая жидкость легче воды, без видимых осадков, холодный ментоловый запах, как и у всех ядов на крови гидры, галлюцинации, поражение парасимпатической, паралич, асфиксия, смерть, ну кто в здравом уме назовет такое зелье «Игитуариумом», и — почему вы ничего не сказали о приготовлении, профессор?»

Облака поднимались выше и выше, пока не выцвели, не растворились во все еще летней лазури, как соль в подогретой основе. Ветер, проводив их, куражился, путал ветви — но иногда он спускался к самой траве, принося с собой запах осени и несколько листьев, уставших танцевать c ним раньше срока.

Ветер любил осень, пожалуй, даже сильнее зимы, когда можно было затевать чехарду с сухим снегом, влетать со свистом в нечаянно открытую дверь или волчьим воем в дымоходе пугать ребятню.

Один листок упал на рукав — стряхнув его на землю, Нэт поднял голову. Лучшая дубовая роща в округе, скрученные как будто подагрой, узловатые ветви, деревья стоят так редко, свободно пропуская свет. Из лощины сюда, наверх, долетали крики и шум крыльев — Хагрид навещал гиппогрифов, а у Нэта как раз оставалось время собрать чертов корень для четвертого курса. Розетка темных листьев прячется у подножия ствола — осторожно, легко разнять пальцами землю, не повредив черного, как деготь, корневища, сделать срез у самого основания стебля, там, где светлеют черенки. Стряхнуть комья, перебрать мелкие корешки, вытереть и в мешок.

И так раз пятьдесят.

Ну, или шестьдесят, ведь есть же еще МакЛаггены, которые, сколько им не объясняй, все равно перегреют воду, и рассеянные существа, вроде той Филпс из хаффлов, которые непременно пропустят второй шаг, добавят черемицу до желчи, а не после.

Если не останется запаса на вторую попытку, профессор и вида не подаст — просто снимет с неудачника больше баллов, не пожалев обидной ремарки. Но не думаете же вы, что он ничего не скажет об этом после, вечером, оставшись с учеником один на один за дверью лаборатории?

Сначала, конечно, промолчит. Кивнет на стол, где уже будут выложены к разделке жабы или какая-нибудь мимблетония, сам же — займется котлом, в котором очередное неназываемое зелье переходит в очередную критическую фазу. Только потом, когда руки войдут в ритм, а эпителий будет отделяться от скользкой плоти одним касанием ножа, и каждое движение кисти станет — ни больше, ни меньше, точно таким, как нужно — вот тогда-то прозвучит вопрос, негромко, вскользь:

— Неудачный сезон? Не припомню, чтобы мой запас Succica pratensis подходил к концу так быстро, как в этот раз.

«Все равно же не придумаешь хороший ответ. Придется потрудиться. У берега вот еще один росток. И в пяти футах от него…»

Но крутилась на краю сознания одна занозливая мысль — зачем именно его, именно сегодня отправил мастер за этим корнем? В любой же аптеке продают на вес, теперь-то, к сентябрю…

«Ну да, чищенный. И что, что чищенный? Все равно, с первого раза, на уроке, не научишься правильно, разве что начнешь сразу с целой корзины — а им-то, оно надо ли? Или он просто меня видеть не хочет? Еще один эксперимент, о котором я не должен ничего знать? Достаточно было дать пару часов свободного времени, я бы их с радостью провел в библиотеке!»

Но он был не в библиотеке. Над головой шумели дубы, заставляя усталое небо крутиться, а узкая тропа между ними все дальше забирала вверх по склону.

«Как же тебе не стыдно, Нэтан, подвергать сомнению авторитетное и взвешенное суждение… Кто из вас двоих, в конце концов, лучше знает, что тебе нужно — а что нет? — насмехался невидимый голос, становившийся тем громче, чем ближе было к полудню. — Считаешь, что тратить драгоценные дни твоей жизни на работу, с которой бы и десятилетний справился — непростительное расточительство? Вот так новость. Удивляет тебя, что он этого не понимает? Но факты таковы — это ты сам, безо всякой подсказки, полез проситься к нему в ученики, глупая твоя голова…»

Склон обрывался над озером. Нэт подошел к краю, туда, где клонились друг к другу в странном соседстве девятисил и ворсянка. За спиной шумели дубы. Заглянул вниз.

Безупречное зеркало воды сияло под солнцем.

Тут, невесть откуда, вспомнились старые слова, переложенные на музыку в такие далекие времена, что, казалось, намертво с ней срослись. Они были вовсе не о солнце, не о тихой воде, не о растаявших облаках, не о пронизанных светом рощах. И не об учениках, запоздало сожалевших о сделанном выборе.

«Оставь приют, когда наступит срок,

Сочти свой путь ночной по звездам ясным,

Сочти по следу…»

На другом берегу, за деревьями, если постараться, можно было разглядеть несколько крыш. Хогсмид, зеленые склоны, поросшие лесом — все это сливалось в дымку у горизонта, в золотой туман, так и не растаявший с раннего утра. Нэт засвистел себе под нос, смущенно повернувшись к обрыву спиной.

«Сочти по следу, легшему в песок,

Сочти по ветру, коли ночь ненастна…»

Поднять листья, нащупать основание черенков, разнять вокруг — сухие и влажные комья, не торопиться, ни в коем случае. Впрочем, торопиться и не хотелось. Где-то внизу, он знал, волна оставляла вдоль берега мокрую полосу.

Слова вспоминались как-то сами собой — время замедлилось, словно весь мир прислушивался к тому, что творилось у Нэта в голове.

«Огни во мгле зажгутся и погаснут,

Волна с волной простится вдалеке.

На твердом камне, на тропе опасной

Будь верен, травник, глазу и руке…»

Корень был хорош. Ни червоточины, ни гнили, если аккуратно подцепить шкурку — сойдет сама, полтора дюйма в обхвате, да и по весу потянет унции на полторы.

Мешок мало-помалу наполнялся. Гортанные крики гиппогрифов, которых все еще кормил Хагрид, Нэта не отвлекали. Напротив, они дополняли этот день естественно, как пыль муховертки — Быстроногий настой, а тень Филча — школьные коридоры.

Срезанные листья Нэт складывал отдельно: толку от них немного, но больше, чем ничего, да и сорить… Это было бы глупо и неблагодарно. Как там дальше? «И не прерви цветенья…»

Или нет. Не так.

«И будь своим обетам верен, мастер,

Хранимых тайн не отдавай взаймы…»

Чуть дальше вправо, в тени. Жаль, что времени нет, а то бы можно было и ее — прямо за кочкой, где густо и пышно колосился белоус, спрятались бурые круглые листочки ведьминой липы, которая полезна при перепадах настроения, помогает стабилизировать магический баланс, и если перебрать — может остановить сердце.

«Хранимых тайн не отдавай взаймы

Не покоряйся суетливой страсти,

Не отвечай на зов холодной тьмы…»

Болиголов, дикая морковь. Не роща, а подарок какой-то!

«Вот только не забудь, за чем пришел…» — напомнил себе, поднимаясь по склону. Вокруг, насколько он видел, сивца больше не попадалось. Не хотелось уходить глубже в лес, но, похоже, не было особенного выбора.

«Покуда жив, никто над тьмой не властен,

Покуда жив, во тьме ты только гость…»

Давно отцветший первоцвет и широкие листья ландышей, все тот же белоус, но уже не густой поляной, а отдельными кочками. Чем теснее стоят деревья, тем больше зеленого на стволах. Не пропускать, смотреть внимательно — в конце концов, осталось набрать совсем немного, штук шесть или восемь…

«Так не прерви цветенья понапрасну…»

Колокольчик-близнец приник к покрытому лишайником корню.

«И вызревшее семя в землю брось».

Нэт повернулся, поудобнее перехватывая мешок.

Потом закрыл глаза. Досчитал до пятнадцати и снова открыл. Ничего не исчезло.

Он действительно видел то, что видел. Редчайшее, небывалое, существовавшее скорее в легендах, чем в реальной жизни. Это была даже не удача — иначе кто угодно мог бы отправляться в лес, наглотавшись Felix Felicis, и смело рассчитывать на успех.

Может, дело было в песне? Путаные слова, не пойми о чем, старый мотив, который, говорят, знали и Рэт МакКерой, и Марфа Спора, и даже сам Гордон Вульпус упоминал в «Хронологиях». Или причина крылась в другой песне? В песне Запретного леса, наполненной этим утром трепетом обещания, песне, смешавшейся из магии, шорохов и птичьего щебета, из клекота гиппогрифов и осторожной поступи фестралов, никогда не ходивших по одному?

Этого Нэт не знал. Но прямо перед ним, невинно и просто, словно в этом не было ничего удивительного, клонился к земле тонкий крепкий стебель, украшенный россыпью мелких, почти серебристых цветов.

Летучий вереск.

Никакой мантии Нэт испачкать не боялся, и не смущали его колени в земле, а только удивляло — что руки не дрожат. Все точь-в-точь, как в книгах, и очередность цветков, и едва заметные ворсинки с изнанки листьев. Прохладная, как касание весеннего ветра, как тонкий звон стекла, почти неуловимая магия — волшебство, которое он не должен был чувствовать.

Легенда, проходившая тенью по краю истории; полустертый рецепт, в примечаниях, надо же — помнил, к тем самым, разрешенным трем главам, авторства Принца; туманный намек в «Сильнейших зельях», иносказательный стих у ибн Амадха, и многое, многое другое...

«Возьми цвет вереска белого и красного, а буде отыщешь — серебряный цвет, подобный месяцу, цвет летучей травы, растущей вдали от людей и словно бы чарами скрытой от них. Удесятерит он силу настоя, продлит его жизнь на годы…»

«Двух капель вытяжки Calluna Volatilis довольно для одного часа полета, из расчета на 120-130 фунтов живой массы тела…»

«…видимый и оборотням, и эльфам, и людям смешанной крови, каких теперь осталось немного, и тем из нас, о ком мы не говорим вслух…»

«Но ведь я вижу! Вижу его, и слышу, и — вот, даже могу дотронуться, осторожно».

Стороной пригнуть пустую траву, смахнуть дубовый листок. Нэт не различал ничего, кроме тайного зова волшебного цветка, по крупицам разбирая вокруг землю. Он выкапывал аккуратно, задержав дыхание, пока все растение не оказалось в руках.

Нужно было теперь же идти… Пока еще тянется эта нить внутри, удерживающая цветок среди живых. За такую-то находку простится ведь ему не до конца собранный сивец!

Успел только с колен подняться и шагнуть к оставленному мешку, когда услышал:

— Не двигайся.

На самом краю поляны стоял черный, как смоль, кентавр, держал в руках лук, и заложенная в него стрела смотрела Нэту в сердце. Копыта неслышно переступили на месте — мягкий дерн послушно скрадывал звуки.

— Теперь подойди. Медленно.

Плечи, будто бы литые из камня, черная грива волос — и точно той же жесткой шерстью были покрыты мускулистые руки и широкая грудь. Темные губы на бронзовом лице были презрительно сжаты, а глаза дикого, серо-желтого цвета, опасно сощурились.

— Я сказал, подойди, человек.

Лук нетерпеливо дернулся.

Можно было выхватить палочку, из левого рукава, но прежде пришлось бы бросить вереск, и даже тогда вряд ли успел бы обогнать стрелу. Сердце билось медленно и гулко, когда Нэт сделал шаг. Вперед. Осторожно.

— Что в руке?

— В моей?

Лук дернулся еще раз — наконечник стрелы смотрел выше, в шею, и почему-то трудно было поверить, будто кентавр может промахнуться. Нэт раскрыл ладонь, в которой держал вереск, с трудом заставил пальцы не сжаться вновь, когда в спину подул ветер.

— Брось на землю.

Голос был негромкий, непохожий ни на один из человеческих голосов. И ни на один из голосов других кентавров, тех, что рассказывали про Сатурн и смеялись, вспомнил вдруг. «Всего-то повернуть ладонь, в полсекунды выхватить палочку…»

Не хотелось делать ни того, ни другого, и не только потому, что направить палочку на кентавра — это смертельное оскорбление.

— Брось. На землю.

Поговаривали, будто потомки Хирона смазывают стрелы ядом. Наверняка это была ложь. И потом, у него же безоар с собой. Подумаешь, яд!

Кентавр шагнул вперед — от запаха пота, лошадиного и человечьего, стало тяжелей дышать. Вереск упал в траву, но не успел Нэт разобраться с рукавом (последствия его уже не волновали), как копыто опустилось на драгоценный стебель, кроша в пыль цветы и сминая листья.

— Вы с ума сошли! — крикнул Нэтан, кидаясь вниз, в попытке спасти — остановил его только свистящий холод у самого уха. За спиной свист оборвался. Что-то влажное стекало по правой щеке, а наконечник второй стрелы, так же нехорошо блестевший на свету, уже смотрел в лицо.

— Следующая попадет тебе в глаз, человек. Не двигайся.

Копыто крушило, размазывало, уничтожало остатки. Нэт чувствовал, как дрожит и рвется там, погибая, волшебная струна. Весь зеленый покров был взрыт. То, что не могло быть искрошено кентавром в пыль, оказалось раздавлено и смешано с землей в считанные секунды.

— Люди не знают этой травы, — желтые глаза смотрели на Нэта все с тем же холодным презрением, — маги ее не видят!

— Где же, по-вашему, я про нее прочитал? В книгах, написанных кентаврами?

За это пришлось Нэту попятиться назад — споткнувшись о корень, он бы упал, и оказался бы на земле, если бы не дуб, вставший на пути. Теперь, кроме правой скулы горела и ладонь тоже, ободранная об кору. Нэт провел по лицу, с удивлением стирая с него собственную кровь.

Кентавр сделал шаг вперед и стоял теперь к нему почти вплотную.

— Светлые маги не видят, — цедил он слова одно за другим. — Они вообще мало что видят, слепые, как кроты. Вот и тебя проглядели.

— О чем вы? — Нэт был все еще не в силах оторвать взгляд от травы — там, где та была варварски смешана с землей.

— Ты знаешь, о чем, заклинатель, — проговорил кентавр, придерживая стрелу в тетиве. Конечно, он не мог не заметить пальцы, зацепившие край рукава. Прищурился:

— Думаешь успеть быстрее меня?

— Думаю, вы меня с кем-то спутали, — ответил Нэт, глотая воздух.

— Я не ошибся. Я прекрасно знаю, кто ты. Ты — ученик зельедела из замка. Другие рассказывали о тебе, а теперь я вижу и сам. Таким, как ты, в нашем лесу не место, мертвый волшебник! Убирайся!

Примятый копытом болиголов опасливо вздрогнул.

— Во-первых, это не лес кентавров, — Нэт шагнул в сторону, к оставленному мешку. — Вы мне не указ. Я могу ходить здесь, сколько захочу.

«Чтобы еще раз я так криво закрепил держатель… Посмотрим, как он заговорит, когда…»

— Во-вторых, остальные-то ваши соплеменники были совсем не против.

— Ты показался им забавным. А я ничего забавного в этом не нахожу. Твоя магия смердит грязью!

Нэт нагнулся к мешку, словно бы для того, чтобы закинуть на плечо — в следующую секунду он уже стоял, выпрямившись и нацелив палочку, а кентавр предсказуемо поднял лук.

Они молчали, глядя друг другу в глаза.

Секунды шли, но никто не двигался — только ветер пронесся по верхушкам деревьев, снова сбивая листья. Ни один не посмотрел в сторону и тогда, когда на краю поляны послышались тяжелые шаги.

— Вы чего-й это тут?

Хагрид, закончивший кормить гиппогрифов, появился как нельзя более вовремя.

— Не поделили что?

Заметив, наконец, палочку и стрелу, заложенную в тетиву, лесничий потемнел лицом и стал словно бы выше ростом.

— Магориан! Сбрендил вовсе? Это ж ученик из школы, а?! — загремел он. — И ты тоже, Нэт. Опусти ее сейчас же!

Одним махом великан преодолел поляну и оказался прямо между ними. Он был грозен, как никогда.

— Что это вы затеяли?

— Кое-кто считает, что может мне указывать, куда ходить, — тихо сказал Нэт.

— А ты спроси его, Хагрид, чем он тут был занят, — кентавр плюнул на землю, опуская лук.

— Прекращайте это, вот что! С миром разойдемся, и нечего устраивать смертоубийства, правильно я говорю?

Магориан повернулся, хлестнув хвостом по крупу. Потом посмотрел на Нэтана.

— Увижу тебя в лесу еще раз, стреляю без предупреждения.

— Я тоже, — бросил Нэт, прежде чем лесничий успел его остановить.

Но кентавр уже скрылся за деревьями — стук копыт становился все тише и тише, пока не исчез совсем.

— Ты в голову не бери, он не взаправду. Он не станет. Это ж Магориан! Хоть и сердитый, зато отходчивый. Да и другие, из стада, они ему разве позволят?

Нэт молча подошел туда, где земля была взрыта. Бесполезно. Крохотные цветы растоптаны, изломан и разорван стебель. Даже ни одного листочка целым не осталось.

Зато рядом, в траве, торчала стрела.

— Не станет, говоришь? — фыркнул Нэт, выдергивая ее из земли.

— Да как же это… — было видно, что Хагрид растерялся. — Ну-ка, повернись. Что у тебя с лицом?

— Ничего. Царапина просто.

«И я ее, кстати, совсем не чувствую. Надо бы в подземелье…»

— Это он тебя так? — опешил лесничий. — Да у тебя же… кровь идет! Тебе в лазарет надо, и побыстрее.

Мешок с сивцом Нэт закинул на плечо. Потом подумал и нагнулся к земле еще раз. Сорвал тонкий побег с темными листьями, поднялся.

— Я этого так просто не оставлю! До чего дошли! Отродясь такого не бывало, чтобы на детей со стрелами бросаться!

Нэт обвел поляну тяжелым взглядом. Он не решался больше убрать палочку обратно в рукав.

— Тебя до замка-то проводить? — всполошился Хагрид.

— Что я, маленький, что ли?

— Маленький, не маленький, а только больше не вздумай кому попало волшебством угрожать, слышишь?

Нэт кивнул, уходя прочь. Вниз, вдоль озера, по знакомой тропе — он дышал ровно, считая шаги на вдох и на выдох, и никакая сверкающая гладь воды больше заставляла сердце замереть в предчувствии чуда. В конце концов, он знал — никаких чудес не бывает.

* * *

В стенах школы копилась прохлада, серый камень согревался только там, где лучи, сквозь стекло, дотягивались до стен, а в подземельях этого не случалось почти никогда. Вместе с холодом тут оседали все изгнанные солнцем с верхних этажей тени, а шаги тонули в гулкой тишине.

Нэт остановился, выдохнул, постучал, шагнул вперед и беззвучно прикрыл за собой дверь.

Профессор был занят — он точил нож над раковиной.

— Добрый день, сэр.

— Ты рано, — сказал Снейп, не оборачиваясь.

Рядом с тихо шипевшим котлом, в пузатой зеленой банке подпрыгивали дремоносные бобы.

— Выложи корни на стол и просуши.

— Да, сэр.

Нэт выбрал место подальше от котла. Он уже развязывал мешок, когда профессор, закончив с ножом, повернулся к нему.

— Что случилось с твоим лицом?

— Встретил кентавра, — ответил Нэт, укладывая на стол стрелу рядом с другими трофеями. — Они и вправду мажут наконечники ядом?

Серебряное лезвие вмиг оказалось на доске, а мастер шагнул к ученику.

— Тебе стоило произнести диагностическое заклятие, прежде чем идти сюда, — пробормотал он сквозь зубы. Рассмотрел стрелу и вернул на стол. — Или попробовать на вкус. Это простой черничный сок.

Нэт покраснел и скрылся в кладовой. Он вернулся, захватив с собой мазь от порезов, и склонился над раковиной, ощупывая скулу.

— Неудачный сезон? — спросил Снейп, пересчитывая выложенные на столе корни.

— Скорее, хогсмидский аптекарь сейчас продает свежую партию. Мне пришлось подняться до конца рощи и уйти глубже в лес, чтобы найти эти, сэр.

Профессор ничего не сказал. Должно быть, такого объяснения ему было достаточно.

Пальцы плохо слушались, замерзая в холодной воде, но Нэт смыл всю кровь. Какие-то два года назад, не задумываясь, подошел бы к зеркалу и сказал бы: «Tergeo», нацелив палочку на лицо. Теперь не рисковал лишний раз.

Мастер смотрел на него задумчиво.

— Обычно кентавры не стреляют в людей без предупреждения, — обронил он чуть погодя.

— Тот, которого я встретил, стреляет.

Царапина была неглубокой, но кровь все еще шла. Нэт сделал вдох, прежде чем нанести мазь.

— Вы вряд ли мне поверите… Я нашел в роще над озером летучий вереск, — сказал он почти шепотом, слушая, как шипит лекарство на коже.

Он не знал, поверил Снейп или нет — тот ничего не отвечал.

— А этот конь заставил меня бросить его и растоптал до последнего цветка. Если бы не Хагрид…

— Надеюсь, ты не додумался поднять на кентавра палочку? — остановил профессор его сбивчивую речь.

— Только после того, как он выпустил стрелу!

— Крайне глупый поступок. Я имею в виду тебя.

— Но он растоптал летучий вереск! — повторил Нэт, уверенный, что его не расслышали хорошенько.

Мастер вернулся к котлу и проверил температуру. Убедившись, что зелье в порядке, он заметил:

— Запретный лес — одно из немногих мест в мире, где этот вид встречается с заметной регулярностью. Подойди к зеркалу, наконец. Все время попадаешь мимо.

«С заметной регулярностью?!»

Нэт не нашелся, что ответить. Разыскал зеркало, болтавшееся на гвозде в углу, и зачерпнул мази. Надо было о многом подумать.

— Еще он назвал меня в лицо темным магом. И «мертвым волшебником». Какое-то лошадиное ругательство? Что это вообще может значить?

Снейп ответил не сразу, обдумывая слова.

— Если это тебя утешит, дело не столько в тебе самом, сколько в твоем проклятии.

— Но... Во мне самом, сэр? — Нэтан развернулся на месте.

Профессор стоял у стола — какая-то неприятная усмешка не сходила с его лица.

— Кентавр сказал, что твоя магия пахнет тьмой? Что ж, это правда. Впрочем, тот, кто не знает всей твоей истории, может решить, что ты гораздо дальше продвинулся в изучении искусств, чем это соответствует действительности.

— Хотите сказать, он… По-вашему, я — темный маг?

Усмешка погасла, так и не успев толком развернуться.

— Довольно странно, что это тебя удивляет. Сварить безо всякой подготовки одно из темнейших зелий, известных в Европе — когда тебе нет двенадцати? Думаешь, любой на такое способен?

— Это была одна-единственная ошибка, за которую я сполна расплатился! И потом, тогда мне просто повезло, — Нэт чувствовал, что злится.

— Кое-кто мог бы назвать это врожденной предрасположенностью, — возразил профессор, вооружаясь лезвием. Он отлавливал бобы в банке по одному и давил их, а не резал. Густой сок собирался в выемке доски. — К тому же… Единственный раз? Я ошибаюсь, и это не ты на втором курсе проводил опыты с трансфигурацией духов?

Собрав из трех бобов сок в пробирку, мастер замер над котлом.

«Ну да. Глупо было надеяться, что он не узнает… Неужели уже тогда? Но почему же он сразу не сказал ничего?»

— Это был всего лишь безобидный эксперимент, сэр. Никакая не темная магия, — Нэт старался говорить спокойно. — И если вы о нем знаете, вы должны знать также и то, что мне не удалось его завершить.

— Не удалось? Или ты не захотел довести дело до конца? — рука медлила, а взгляд был прикован к глубине, из которой поднималась к потолку тонкая струйка пара.

«Тринадцать, четырнадцать…» — привычно сосчитал про себя Нэт. На счет «двадцать один» первая капля сока отправилась в зелье.

«Значит, все-таки, не Живая Смерть. Интересно, что же тогда?»

— Меня остановили, сэр, — признал он, глядя в сторону.

Всего было девять капель — после девятой профессор решительно погасил пламя и поглядел на ученика.

— О, нет. Ты позволил себя остановить, — черные глаза безо всякой иронии сверлили насквозь, — и до сих пор не сделал второй попытки. Доведи ты дело до конца, ты бы понял, чем отличаются темные искусства от всего остального, что может совершить волшебник с палочкой в руках. Или ты уже успел понять, — помедлил мастер, — и поэтому прервал свои эксперименты?

— Я остановился не потому, что успел понять, а потому, что мне не хватило сил, сэр, — ответил Нэт.

Сероватый пар, поднимавшийся над котлом, сменился густым молочным туманом. Непонятно было, как профессор об этом узнал (он стоял спиной) — но он тут же повернулся и накрыл зелье крышкой.

— Могу дать тебе совет, — голос был глух, но не холоден. — В таких вопросах лучше быть честным. По меньшей мере, с самим собой.

Нэт раскидал корни посвободнее, чтобы быстрее просохли, и на отдельное полотно выложил листья. Профессор опустил инструменты в раствор.

— Она необратима, так ведь, сэр? Эта магия? — тихо спросил Нэт, не поднимая взгляда от стола. Он был уверен — мастер его слышит.

— Я уже знал тогда, что, если дойду до конца, назад дороги не будет. Но я не боялся. Мне действительно просто не хватило сил. А потом… Что же, выходит, я ошибся? Назад нет дороги, даже если сделан только один шаг?

Краем глаза видел, как профессор разворачивает в полную длину рукава мантии, чуть задержавшись на левом. Он всегда их закатывал, перед работой, так, чтобы у кистей оставались только узкие манжеты — рубашка ему, почему-то, не мешала.

— Память, мысли, поступки, чувства. Все то, что делает нас — нами. Ты намерен отбросить неудобную часть и продолжать жить дальше, как ни в чем не бывало? Дороги назад нет никогда, но только темные искусства тут не при чем.

— Нет же, сэр, я ведь не об этом говорю! Я понимаю, что нельзя просто так выкинуть время из жизни. Но моя магия! Почему в ней должен быть этот след? Почему я не могу все исправить?

— Ты не понял, — сказал мастер, и Нэт вздрогнул. Когда в темных глазах появлялся этот беспощадный блеск, ничего хорошего ждать не приходилось. — Ты — волшебник.

— Твоя магия — это ты и есть! Ее нельзя отделить от тебя, выстирать и вернуть на место в первозданной чистоте. Будь все так просто, как ты думаешь, ты бы уже давно был здоров!

Нэт позволил себе дышать только, когда профессор замолчал.

— Простите, сэр, я этого не знал. Про магию.

— Ты многого не знаешь, — мастер смотрел, как по оловянному боку сползает вниз капля конденсата.

«Конечно, многого. Будь хоть одна вразумительная книга на эту тему в общем доступе, я бы не стоял тут сейчас, как дурак». Нэт следил за той же каплей, испепеляя ее взглядом.

— Займись инструментом. Я скоро вернусь, — прервал его размышления Снейп. Он быстро пересек комнату и скрылся за дверью, оставив ученика одного.

Прошли положенные пять минут — Нэт перенес поддон в раковину и принялся перемывать лезвия, мешалки и пинцеты.

«Ведь Юнган тоже так говорил. Говорил, в жилах течет вместе с кровью…»

Нэт вспомнил тоскливые звуки скрипки в пабе, лед и бредовое пламя в глазах скульптора. Потом — старый пергамент, выложенный на стол. «Я сам никогда бы не смог такого сделать, но может быть, на крайний случай…» Глупо. Лучше было гнать от себя такие дурацкие мысли прочь. До крайнего случая было еще очень далеко.

Дверь лаборатории тихонько скрипнула, облегчая ему эту задачу. Профессор подошел к столу, остановился. Нэт уже отложил сушиться последний рашпиль, но продолжал смотреть на руки. Снова глядеть в глаза Снейпу ему хотелось не больше, чем в зеркало.

— Тебе будет полезно это прочесть, — сказал мастер, выкладывая на край столешницы тонкую брошюру.

«Чародеи по призванию, — гласила обложка. — Краткий очерк, сочинения Б.Фронзака, для легкого и приятного чтения юношеству всех возрастов».

Нэт выразительно поднял бровь.

— Тот самый Бэзил Фронзак, автор «Векторного анализа в нумерологии»?

Он, конечно, был знаком с утверждением, что классиков надо знать не только по классическим трудам, но все же… Форзац сомнительного источника истины был украшен якобы руническим орнаментом с вплетенным в него названием издательства. Трудно было поверить, что великий нумеролог согласился представить свету подобное бесстыдство, да еще и под собственным именем.

— Здесь больше сказано о теории магии, чем во всех тридцати пяти томах министерской энциклопедии, вместе взятых, — сказал профессор, ничуть не удивляясь его замешательству. — Не спеши с выводами. Многое из написанного в этой книге вызовет у тебя отвращение, а кое-что и страх, если, конечно, ты поймешь, о чем речь.

«Вот так день. Сначала в тебя стреляют, потом говорят, что ты темный маг, и даже доказывают это, подсовывают жутковатого вида книги и изъясняются намеками, словно в этих намеках есть хоть какое-то утешение!»

— Спасибо, сэр, — пробормотал Нэт.

«Чародеи по призванию…» уместились бы в карман, но он, конечно, держал их в руке.

— Я думаю, — решился он, наконец, — некоторые вещи, из того, что вы сегодня сказали мне — это неправда. Не может быть правдой. Одно дело — размышлять о темной магии, и даже знать ее, и совсем другое — быть темным магом. А так получается — все одно и то же.

— Даже будь это соображение верно, — сухо ответил мастер, — в твоем случае имели место не одни только размышления. Никогда не задумывался, почему изучению темных искусств не уделено места в школьной программе?

Нэт фыркнул.

— Разумеется, задумывался, сэр! Сначала-то я считал, что это глупость. Потом, что это — жадность и глупость, и только теперь я понимаю, что, возможно, в этом был смысл.

Сокрушенный тон не произвел никакого впечатления. Снейп, к его удивлению, и вовсе усмехался.

— Вижу, ты не рад своему открытию.

— Я же не собирался навсегда становиться темным магом, — заметил Нэт. — Это, вроде как, незаконно. Разве не должны вы теперь представить обо мне справку в аврорат и отказаться иметь со мной всякое дело?

Он говорил не всерьез — но усмешка, так и не сошедшая с лица мастера зелий, его успокоила больше, чем он готов был это признать.

— Ты и впрямь полагаешь, что в этом замке ты — единственный, кто находил в окрестных холмах «серебряный цвет, подобный месяцу»?

Едва слышный хлопок на другом конце комнаты, но довольно было и его — Нэт вздрогнул, открыл глаза, терпеливо подождал, пока привыкнут. Рукой он дотянулся вправо, нащупал гладкое дерево, пальцы сомкнулись на рукояти — в который раз подумал, что неплохо, совсем неплохо было бы принести в спальню хоть какие-то часы, и в который раз — запястьем вниз, взмах, кончик палочки на сорок градусов к северу: «Tempus!»

Призрачный циферблат светился мягко, но хотелось опустить веки, и, если не носом в подушку, так хотя бы ладонью закрыться; но даже призрачная, секундная стрелка продолжала свой путь, и половина часа, оставшаяся до шести, стремительно сокращалась.

Нэт досчитал до двух. На счет три одеяло было отброшено в сторону.

Разбудивший его домовик продолжал уборку, теперь уже в гостиной, протирая светильники, как делал это каждое утро. Лампы под маленькими ладошками загорались зеленым огнем, потом снова гасли. Если эльф и расслышал скомканную сквозь зубы благодарность, то никак этого не показал.

Холодный пол в душевой (видели бы старшие, что слизеринец, вот так, запросто, в чем есть, да босиком), кран слушался пальцев с трудом, а в зеркало лучше было и вовсе не заглядывать. Никакой душ тут уже не помог бы, разве что Ennervate.

Нэтан набрал воды в ладони и некоторое время стоял так, малодушно согревая ее теплом собственного тела. Ополоснул лицо. Поднял взгляд. Опустил.

Четверть часа спустя галстук был подтянут, мокрые волосы наспех высушены заклятием. Палочка лежала там, где он ее оставил. Дожидался новый лист и заточенное перо, и крышка чернильницы откинута настежь: оставалось только обмакнуть кончик, стряхнуть тяжелую каплю обратно и вывести, сверху дату, а ниже — все по порядку.

Последний день доживала в верхних этажах летняя тишина, пряталась по углам, в надежде этим же вечером перебраться в подземелья. Еще можно было отыскать ее в библиотеке, в пустых башнях, в переходах — но туда Нэт не успевал. Путь его лежал в теплицы, встретившие невнятным ропотом, и дальше — мимо Большого зала, к лестнице, вниз. Стебли пиренейского плюща ворочались за спиной в мешке, как живые, шипами прокалывая ткань. Не останавливаясь, он шепнул пароль — дверь жалостно запела, предсказывая непростой и длинный день.

В лаборатории оказалось неожиданно пусто.

Даже записки не нашлось (тут Нэт разочарованно вздохнул), ни на столе, ни на доске, где он обычно выводил свои рецепты — и это означало, вчерашний план оставался в силе.

«Капли Шеху. Капли! Ручаюсь, есть даже не одна тысяча способов с большей пользой истратить “Золотую ветвь”, но, конечно, не мне спорить…»

Спорить было и не с кем, разве с самим собой — он успел не только исписать инструкциями всю доску, но и инструменты приготовить, когда дверь скрипнула во второй раз. Профессор Снейп, чье лицо казалось этим утром темнее его черной мантии, кивнул на приветствие и так же молча устроился за своим столом, разворачивая свиток.

Котел медленно грелся. Последняя вытяжка, флакон с сигнатурой, истертой от частного применения — Нэт поставил его аккуратно, бросив украдкой взгляд туда, где рождались под быстрым пером строка за строкой. Для основы все уже было готово. Край лезвия поблескивал — в предвкушении, выстроены были в ряд колбы и закреплены сияющие в полумраке пробирки. Первый шаг? Очистить воду: пепел кроппа, три капли медвяной росы из расчета на десять… на посторонние мысли не отвлекаться…

— Шипы должны быть срезаны. Поправь.

От неожиданности Нэт дрогнул — Снейп же продолжал свою странную работу, строки на пергаменте обрастали помарками, как листьями, а потом гибли под тяжестью чернил.

Стебли все еще шевелились, золотые иглы царапали потемневшее дерево. Срезать! Да нигде не сказано, что нужно срезать, если даже тот, помарками исчерканный учебник брать в расчет (а шестой год, «Продвинутый курс», по сравнению с пятым — был откровением). Оставались только собственные измышления, и, спустя полминуты Нэту стало ясно, что он ходит по кругу.

«Волокна мягче, распадутся быстрее. Меньше помешиваний. Такт, конечно, собьется. Но насколько? Упадет ли потенциал? Возможно, придется исключать катализатор. Вот только катализатор еще и не дает соку соединиться с основой, пока реакция не закончится…»

С сожалением он разглядывал свой рецепт, представляя себе, как перекроит его по-новому.

«Ведь было же все продумано! Отдельно проводить, потом мешать? Какие интервалы? Ритм? Направление, в конце концов! Впрочем… Может быть, он прав. Если без шипов, четвертый шаг пересчитать и сократить, на шестом этапе снизить температуру, то так, пожалуй, выйдет и лучше…»

— Неверно, — еще не успел опустить руку, а профессор снова плавил взглядом свой, почти уже черный, листок. Словно ничего и не говорил. Словно и находился не здесь.

«Неверно! Кто бы удивился. Ну допустим, с четвертым шагом… это я зря. Не нужно было торопиться. Все-таки, против часовой? И зачем я это пишу? Какой смысл? Все равно от министерского рецепта как небо от земли, большая ли разница, когда экспериментировать… Приписку, так и быть, затрем, помешивать станем от центра, для страховки, стеклом. Должно хватить…»

Скользкие, как масло, лианы продолжали ворочаться на доске, но уже заметно медленнее. «Если придется идти за новыми, — думал Нэтан, — Спраут меня прямо там, в грядке, и закопает…»

Мягкий мел крошился под пальцами, сыпался на пол.

— Снова неверно, — заметил Снейп, с мстительной аккуратностью вытирая перо.

Нэт прикусил губу. «Может, это вообще не мне…»

Буквы-уродцы толкались на доске, напоминая уже не Хагридову крепкую изгородь, а перекошенный забор загона у «Кабаньей головы».

«Зря катализатор стер? Или не зря? Но пропорции же были рассчитаны для новой массы? Вот оно! Вот! Флоббер ты недоделанный, а коэффициент менять кто будет?»

Исправив цифры, с видом победителя Нэт вдавил точку в конце строки. Развернулся, чувствуя, как падает тяжесть с плеч. «Котел, — всплыло вдруг в голове, — под исключением еще остыть не успел…»

— Ты и близко не подошел, — произнес совершенно спокойным голосом профессор.

Никогда он не выбрасывал пергаменты, даже не жег — знал какие-то чары, стиравшие чернила до первозданной чистоты. Вот и теперь, оглядев плод своих трудов, поднял палочку, беззвучно что-то пробормотал, убористый курсив выветрился прочь с листа, словно его там и не было.

Стер с доски и Нэт. Все сразу.

— Этому варианту больше пятидесяти лет. Я жду новый рецепт и, желательно, выполнимый.

«Немецкий сборник — ну конечно, он догадался…»

Время шло. Снова и снова Нэт смотрел на черную доску, стиснув зубы. Потом опять стал записывать. Стук мела перекрывал шорох пера запросто.

— Твое раздражение неуместно, — мел запнулся, стал тише. — Свойства ингредиентов достаточно просты, чтобы справился и школьник.

Школьник?! Вот значит, как. Неплохое «самостоятельное задание»! Даже не оборачиваясь, Нэт слышал, как отщелкивают часы в руке мастера — сначала громче, потом едва слышно. «Девять? Или половина? Плакал мой завтрак. У эльфов теперь только и дел, что вечерний праздник… А сорок три градуса — высоко для такого вращения. Придется снизить. Наверное. Откуда мне сейчас знать, какая там будет плотность поля?»

Рука словно бы сама размышляла, отдельно от головы.

— Будешь продолжать в том же духе, — заметил Снейп, стоило Нэту остановиться, — добьешься того, что заставлю тебя повторно сдать СОВ. На этот раз — мне.

Котел давно был снят с треноги и спрятан в чулан, от греха подальше, а поникший золотой плющ, переставший напоминать щупальца разозленного кальмара — в кладовую. Стерт был и вопросительный знак у температуры (зачем только ставил?)

«Что, школьник, как насчет — повторно? — зловещий прорицатель, обитавший где-то внутри Нэта и время от времени поднимавший голову, теперь не умолкал. — Сколько еще раз тебе придется заново начинать? Этап первый. Основа. Тринадцать ингредиентов, по утвержденному списку. Можно сократить до шести, что и сделано. Не слишком изящно, если честно, даже как-то грубо… Но… хоть убейте, ошибок-то тут нет! Второй этап. Вообще все просто. Температура, давление, снова температура, снова… Расширить цикл? Зачем его расширять? Что тринадцать, что шесть не дают нумерологической вершины, резонанса не может быть и не будет… В структуре простейшая пирамида. Восьмой шаг я переписывал дважды, но ни стекло, ни дерево изменений не вносят, раз он сказал — неверно. Никак не перемешивать? От стенки к центру…»

— Четверть часа. Потом пойдут штрафные.

Нэт мрачно разглядывал доску, а тишину теперь продолжал нарушать только шорох пера, такой, как будто камень царапали. Сам он уже не мог ничего писать. Стоило дернуть плечом, как, неожиданно, что-то хрустнуло в кулаке.

«О, Гештинан, капли. Что это вообще за зелье! Если дозировку соблюдать, Сон-без-снов можно даже беременным… Я это знаю, и вы, сэр, это знаете. Все это знают! Но тем не менее мы здесь — и вы ни за что не скажете, над чем работаете, а я стою над рецептом, который совершенно не нуждается в исправлении и зачем-то пытаюсь его исправить… Причем, в третьем этапе все сходится, не говоря уж о четвертом!»

Скрип пера, наконец, смолк — тогда-то Нэтан и повернулся, решительно выдохнув.

— Я не вижу здесь ошибки, сэр.

Он медлил встречаться с профессором взглядом, но, по крайней мере, голос его звучал твердо.

«Давайте, отправляйте меня мыть котлы, или что вы еще там задумали?»

Снейп ничего не ответил, бросил перо на стол. По резкости жеста можно было вообразить, что терпение у него кончается — но с тем же успехом это мог быть и спектакль для одного зрителя.

— Ждешь подсказки? — осведомился он, отодвигая чернильницу в сторону, словно та закрывала обзор.

«И вправду разозлен…»

— Лучше я отработаю… эти штрафные.

— Собираешься торговаться?

— Но стебли наверняка испортятся раньше, чем я догадаюсь! — воскликнул Нэт. — Позвольте мне хотя бы начать по моему рецепту!

«А подумать трудно, прежде чем говорить? Теперь-то он заведется, в хрустальный шар смотреть не надо…» Сокрушаться было поздно, это Нэт знал. Как и пытаться что-то исправить пояснениями:

— …все-таки лучше, чем стандартный, сэр…

Воздух вокруг горла сгущался и тяжелел.

— Нет, не лучше. Он неверен.

Снейп разглядывал доску, как гринготтский клерк разглядывал бы фальшивый вексель.

— Но… мастер, почему нельзя уточнить его на практике?

— Почему? Тебе нужна причина, чтобы хорошо делать свое дело? — посмотрел — словно ледяной водой окатил. Нэтан снова сжал кулак.

— Нет, сэр.

Спустя пять минут он стоял, по-прежнему не сводя взгляда с первого этапа и стараясь не замечать напряженного молчания. Что толку считать секунды на вдохе, если это все равно не помогает? В который раз поправил коэффициент, добавил точность. Потом снова стер. Бесполезно.

Давать волю языку он больше не собирался, нет — но чувствовал, как внутри кипит, как поднимается все выше, обжигая сначала грудь, потом горло, какая-то горечь. И хорошо знал, чем это закончится, возьмись он сейчас хоть за пятновыводитель. Профессор тоже, кажется, понимал его, и прекрасно.

— Довольно, — Снейп поднялся с места и одним шагом оказался у доски. — Даже начать сначала ты не можешь. Где условия? — кивнул на пустое место между министерским шифром и рецептом. — Возраст, пол, средний потенциал. Для кого это зелье?

— В оригинальном рецепте ограничений не указано, — сообщил Нэт, никуда не глядя.

— Пиши.

Секунды в кармане черной мантии отстукивали марш, пока он втискивал три короткие строки между названием и рецептом.

«Нет ограничений — это значит, все возрастные группы…»

— Теперь видишь?

— Эссенция во втором шаге?

— Да.

— Но, сэр, потенциал же потом падает до нормы?

По взгляду профессора было ясно, что он с куда большим энтузиазмом взялся бы учить тролля.

— До трех месяцев у человека фон не стабилен.

«Да, но…»

— След ты не убрал. Что, по-твоему, случится с младенцем, если его напоить твоим снотворным?

— Он уснет, — упрямо прошептал Нэтан. Отступать было некуда.

— Возможно. В лучшем случае, он просто не проснется, — Снейп взял мел. — Это — во-первых. Теперь — во-вторых.

Рука взлетала над доской, отчеркивая названия ингредиентов в, казалось, произвольном порядке.

— Что это?

— Основная структура, сэр. Взаимосвязь магических агентов.

— Неужели?

Коварный мел отчеркнул еще одно название — и Нэт понял, что пропал.

«Образует вторичную? Как же я сразу-то… и вообще…»

Он чуть было не хватал воздух ртом.

— Дальше сам, — профессор сложил на груди руки.

В подземелье казалось, будто на дворе стоял не последний день лета, а самая глухая минута полярной ночи.

«Как? Ну как можно было пропустить… Ладно. Положим, бенгальское масло было плохой идеей. Возьмем комплимент… вместо него… Какой-нибудь Seriphidium…»

Окончание никак не получалось, мел соскальзывал — Нэт чуть не проковырял доску насквозь, пока дописывал.

— Собрался разнести здесь все к чертям? — по-прежнему не повышая голоса, поинтересовался Снейп, как только шаг в рецепте был поправлен. — Чем ты думаешь?

Он перечеркнул новое название и, почему-то, температуру.

— Ты разбил без того неустойчивую пирамиду, и не заметил. Зачем ты вообще пришел сюда сегодня? Тратить мое время?

— Я…

— Хотя бы Штирнера ты прочел?

— «Структуры в зельях» я до конца не успел, сэр, — опустив взгляд, признал Нэт.

— Не успел? — бровь взлетела вверх. — Но вносить правки в рецепт это тебе не помешало.

Профессор оглядел стол, где все еще дожидались тинктуры, масла и эссенции, и широкое лезвие ясно отражало свет. Нэт внутренне сжался. Он знал, что за этим взглядом последует. Каждое слово, которое он услышит, врежется в память, и эти зарубки потом ничем не сотрешь, не спрячешь, как бы ты этого не хотел.

Однако вместо слов вновь раздался скрип неохотно открывшейся двери, и в подземелье словно стало светлее.

— Господин директор? — только теперь Снейп опустил руку.

Нэт позволил себе вдохнуть.

— Надеюсь, я вас не прерываю, — улыбнулся старик на пороге. — Вы ведь уже закончили?

* * *

Бесчисленные гирлянды праздничных свечей, казалось, все еще сверкали перед глазами. Но нет — в гостиной, несмотря на ставший уже непривычным за лето шум, на занятое любимое место в углу, все же было лучше — по крайней мере, заметно спокойнее и прохладнее, чем в Большом зале. Нэт забрался в кресло у стены, откуда мог видеть почти всех.

Ладонью провел по обложке, стирая воображаемую пыль. Вторая книга, тяжеленный том в кожаном переплете, лежала на коленях. «Сто двадцать страниц, Нэтан, какие-то несчастные сто двадцать страниц, и ты сможешь ответить, что прочел до конца…»

— Кого ждем?

— Тс! Слышал же, декана. Он читает речь перед началом года.

— Директор, должно быть, пошутил.

— Хороша шуточка. Да она как две капли воды…

— …и тогда МакЛагген говорит: «Вонса поставим загонщиком». Потом они повернули…

— …на профессора. Это, по-твоему, не оскорбление?

— Мышь какая-то!

— …дальше я не разобрал.

Нэт глядел, сощурившись, на кожаный переплет.

«И все-таки ты возьмешься за другую… Верно, ты же “безответственный болван”…» — усмехнулся он про себя. Тонкая брошюра на желтой бумаге. Слов немного, и вряд ли возможность перечесть их еще раз стоит бессонной ночи и выговора на следующее утро, и на утро после следующего, если он снова… «А еще можешь не пытаться узнать сам, а просто делать, что говорят. Целый год только этим и занимался — и как, многого добился?»

Усмешки не помогали — ему вовсе не было весело.

— Странно, что Баркер не удивился.

— Да он знал заранее. Ты ведь знал, Баркер?

— Не слышит!

— Эй, Баркер? Ты с нами? Ты знал, кто теперь будет вести защиту?

Сокурсники, не дождавшись ответа, вернулись к обсуждению квиддича. Нэт, рассеянно перевернув обложку, разглядывал титульный лист. В гостиной, несмотря на не умолкавшие разговоры, теперь было как-то пусто: весь седьмой курс, покинувший школу в начале лета, Нотт, Эглсби, Мор — где они теперь? Кажется, Оберон собирался к родственникам матери во Францию, а у Нотта были серьезные планы в министерстве. Диван перед камином заняли другие — на месте Мора некрасиво смеялся Белби, рассказывая шутку своему приятелю.

Кто-то встал справа, загораживая светильник. Нэт поднял взгляд.

— Тайер.

— Он самый.

Как всегда в сентябре, вид у Сэма был потрепанный и немного воинственный.

— Отойди. Мне твоя тень мешает.

— Да? — Тайер не сдвинулся ни на полшага. — Не видел тебя в зале.

— Ты же сидел напротив.

Он пожал плечами, будто не хотел говорить. Потом кивнул на книгу.

— Что это?

— Это — Уильям Штирнер, — снизошел Нэт. — «Структуры в зельях». Часть первая.

«Вторая и не была издана… но это тебе, конечно, знать ни к чему…»

— Не та, другая. Маленькая.

— Просто, — рукав как раз закрывал название, — история. А зачем тебе?

Сэм ничего не сказал — отвел глаза.

* * *

Профессор Дамблдор остановился точно посередине — между двумя столами, словно какое-то неведомое чувство подсказало ему нужную точку. Подземельные утренние тени притихли в углах; даже они чувствовали силу, тяжелую, как небо перед грозой, звонкую, как блеск вышивки в складках мантии.

— Мне нужно срочно обсудить с вами кое-что, Северус.

В присутствии директора магия замка становилась ярче, невнятный морской гул превращался в хор голосов. Нэт чувствовал себя так, словно стоял на краю бездонного колодца, где из-под ног сыплется земля, и ветром сдувает вниз, в глубину. Упасть он не боялся — но не хотел присоединять свой голос к хору.

— Прекрасный день. Хагрид как раз собирался идти за фестралами… — обронил директор.

Остатки мела Нэт растер в ладони. На его счастье, намек не имел успеха.

— Мистер Баркер останется здесь исправлять свои ошибки, — возразил Снейп. — Мой кабинет свободен, профессор, мы можем поговорить там.

Пока дверь закрывалась, было хорошо слышно, как в коридоре стихают шаги.

* * *

Кто-то все еще смеялся тонким смехом, зато тень перестала загораживать свет. Сэм подпирал стену, как вызов всему цивилизованному миру — черная челка сползает на щеку, лохматые манжеты, синяк за воротником. Нэт старался не смотреть слишком пристально.

— Будешь теперь на зельях с шестым курсом?

Нэт не знал, что говорить. Ему не хотелось ни с кем говорить.

— Сдал за шестой летом, — покачал головой.

— Значит, с седьмым? — в голосе Тайера прозвучала неприкрытая зависть. — То-то Белби обрадуется. Он же тебя терпеть не может. Всю дорогу трещал, про то, как ты чужое место занимаешь.

— Чужое — это его, что ли?

Сэм фыркнул.

— Не знаю. Я слышал, у них семья — потомственные зельевары. Почему же он сам не учится, как ты?

Вот уж действительно, вопрос.

— Спроси его папашу. Судя по тому, что слышал я, они потомственные болтуны, а не зельевары, — пробормотал Нэт.

Он жалел, что заговорил с Тайером. Надо было промолчать. Сдержаться.

Наверное, он просто устал сдерживаться.

— Ты, может, и прав насчет болтовни, но то, что он говорит, многим нравится слушать. Они слушают — а Белби решил, раз Нотта нет, он теперь тут главный.

«А ты решил, что знаешь, чему завидуешь. Как будто это — намного умнее…»

— Старостой его еще никто не назначал, — произнес Нэт вслух.

Дурацкие традиции, плясала в голове недобрая мысль. Вполне мог бы поужинать на кухне, а не под присмотром всего Слизерина… Лишний час, это точно… Да он должен был пойти на кухню, вот что! Сейчас уже закрыл бы эти «Структуры» с чистой совестью.

— …никакой разницы, кто кого назначал! Эдвин занят совсем другим. А остальным вообще нет дела.

Дельфийский чемпион и нынешний староста, действительно, весь вечер не сводил взгляда со стола Рэйвенкло, разыскивая белокурую Нэнси Гэлхад и тем самым пренебрегая своими прямыми обязанностями. Вот и теперь, в раздумьях о своей большой безответной любви, отдал список новичков первому, кто попросил: Белби, откинувшись на подушки, стал зачитывать вслух. До Нэтана доносились взрывы смеха. Первокурсники толпились в центре гостиной, не зная, куда деться, а у Сэма каменело лицо.

— Зря косишься, Тайер. Ничего им не будет, они все из хороших семей.

Четверо — три мальчика и девочка — молча жались друг к дружке. В прошлом году было пятеро, вспомнил Нэт. Наверное, года через два кто-то получит в свое распоряжение всю спальню первого курса — только это была не радостная новость, так ведь?

Тайер же стоял, как соляной столп, продолжал смотреть.

«Еще минута. И я попрошу его куда-нибудь убраться… Или могу уйти сам. Даже проще самому…»

Разговор у камина становился тем временем все громче, привлекая новых участников.

— Флавий Плимп.

— Надо ж было так постараться. Плимп.

— Ты только погляди, Питер. Ничтожества.

— Явно не хотят тут быть.

— Итак, нам досталась кучка неудачников, не сумевших уговорить шляпу отправить их в другое место, — процедил кто-то из угла.

— Увы, — согласился Белби, улыбаясь мальчишке, стоявшему к нему ближе других. — Что, не хватило мозгов для Рэйвенкло, Флавий?

— А вот эта крошка, должно быть, собиралась в хаффлы, — поддержал его приятель, — но старый колпак сжалился над барсучками.

— Избавил их от ночных кошмаров.

Девочка, похожая на маленькую гарпию, та самая, которую семикурсник назвал «крошкой», готова была заплакать. По крайней мере, губы у нее побелели.

Сэм Тайер уже стискивал палочку в кулаке.

— А ты, Монтгомери, мог бы и промолчать, — проснулся, наконец, староста. — Что-то твоего брата я тут не вижу. Где он сейчас? В этом свинарнике, который называют Гриффиндором?

— Вместе со вторым Уизли, — фыркнул кто-то. — Представляешь себе друзей, которых он пригласит погостить к вам на Рождество?

— Мой брат не станет дружить ни с одним Уизли, — протолкал сквозь зубы разом посмурневший Монтгомери.

Все замолчали. Никто не произнес вслух того, что, наверное, было на уме у многих: случись такая история года четыре назад, Монтгомери пришлось бы выбирать, что для него важнее — семья или положение на факультете. Но теперь первокурсники, заходя в зал, избегали даже смотреть на их, четвертый, стол и на тех, кого угораздило попасть в этот черный список. Должно быть, всю дорогу до школы они только и делали, что изобретали способы, как бы избежать такого исхода, и большинство успешно справлялось.

— Что ж, господа. — Белби снова неприятно улыбнулся и даже вытащил палочку. — Полагаю, пора показать малышам, что значит быть слизеринцами.

Сэм дернулся — но Нэт успел первым.

— Еще бы, — совершенно неожиданно для себя произнес он вслух. И его оказалось хорошо слышно.

* * *

Свет за спиной не дрожал, тени не оживали. Секунды шли — но словно бы на другой стороне, где-то за стенами лаборатории — а в этом каменном мешке все замерло. Оставалось только разглядывать полупустую доску.

«Мистер Баркер останется здесь исправлять свои ошибки… после Дамблдора… Как там? В лучшем случае я, наверное, просто не проснусь…»

Хуже всего была абсолютная тишина за дверью, уводившей в кабинет. Конечно, там еще лестница, и вторая дверь, и вряд ли профессор и директор стали бы говорить громче, чем вполголоса — но он знал ведь и о защитных чарах, которые, как теперь казалось, были наложены исключительно из-за его, Нэтана, неуместного любопытства. Как будто бы он стал подслушивать! Как будто бы он мог позволить себе…

Тишина проедала насквозь, как кислота. А ведь он любил тишину, в большинстве случаев. Любил оставаться один — только не так, не как сегодня. Тут же, стоя над доской, чувствовал себя каким-то книзлом, которого ткнули носом известно во что. Детские ошибки.

Нужно было не откладывать Штирнера до последнего. Не отвлекаться на забытое задание по астрономии, не бросаться за «Векторным анализом» в библиотеку, когда вдруг осенило, что «Чародеи» Фронзака могли быть написаны шифром. Не напрашиваться к мадам Пинс в помощники, в надежде полки протереть в Запретной секции. Что ж. Был только один способ все это исправить.

Вскоре рецепт был переписан начисто — но ни мастер, ни директор не появлялись. Оглянулся, наступив на плечо собственной тени. На другом столе пусто, только один-единственный пергамент и перо поперек.

«Ну нет. Ты же не полный идиот. Ни в коем случае, это попросту опасно…»

Первый шаг сделал — к кладовой. Раскладывал вновь инструменты, расставлял в порядке вытяжки и эссенции, игнорируя желание обернуться…

Котел согрелся только на четвертой минуте — и Нэт почти не опоздал, рассеивая над водой пепел.

* * *

У Гектора Белби были светлые, грязно-голубого цвета глазки, на дне которых, сколько тот себя помнил, всегда обитали неуверенность и слабость. Слабость презирали — это Гек знал не хуже прочих. И потому злился.

Злость же, как он обнаружил уже давно, давала ему силы, делала из него нечто большее, чем он сам; разозленный Белби оказывался способен на поступки, внушавшие другим уже не только презрение, но и страх. В свои семнадцать он мог бы прочесть целую лекцию о том, как можно злиться — и скрывать это; как может одно простое, но сильное чувство пробудить в человеке актера, легко меняющего самые разные маски.

— Хочешь чем-то поделиться, Баркер? — протянул он так, чтобы все услышали.

Неприятно, когда тебя разглядывают в упор, да еще вот так, ухмыляясь.

Нэт медленно выдохнул.

— Я хорошо понимаю их недоверие, — он кивнул на первокурсников, — если в качестве примера будешь выступать ты, Белби.

Напряжение не рассеялось, но сменило фокус: теперь уже все взгляды обратились в сторону Нэтана.

— Кое-кто стал страшно разговорчив, с тех пор как нацепил эту свою нашивку.

— Постой, Гек, — встрял быкоголовый Монтгомери, с уходом МакКелби повышенный из загонщиков до вратаря. — Может быть, он думает, что она наделяет его слова каким-то священным смыслом. Ну как, я прав, Баркер? Гек не нравится лично тебе — или это уже официальная позиция?

Хиндли прятал ухмылку, Рёдер поправлял очки (в его виртуозном исполнении этот жест прямо-таки дышал презрением к глупым стычкам) — но Нэт не обманывался. Все ждали ответа.

— По-вашему, я стал чересчур разговорчив? — спросил он, игнорируя протыкавшие кожу взгляды. Посмотрел вниз, на синюю вышивку. — Жаль, мы никогда не узнаем, что случилось бы с тобой, Белби, носи ты такую же.

У семикурсника лицо пошло пятнами — на это Нэт и рассчитывал. Ему нужна была пауза.

— Если они, — он кивнул на первокурсников, — не имели другого выбора — это значит лишь, что к нам попали настоящие слизеринцы, которые, я надеюсь, будут вести себя достойно этого имени. Чего, увы, нельзя сказать обо всех присутствующих.

— Верно подметил, Баркер, — усмехнулся кто-то в углу.— Насчет «всех».

— Сам-то не забыл, откуда пришел? Узнай эти малявки, кто их защищает…

— Мне собственных слов бояться не нужно.

— Да только слова уже давно не твои собственные, — сказал вдруг староста. — Очнись, наконец, Баркер. Тоже собрался промывать нам мозги этой чушью насчет «нашего предназначения» и «наследия Салазара»?

Тайер спокойно спрятал палочку в карман и изучал потемневший гобелен на стене. «Маленькая ты крыса, — подумал Нэт. — Но я-то хорош. Повелся, как ребенок».

— Думаю вот что. Хватит с нас и одного декана на вечер, — ухмыльнулся Монтгомери, сидевший рядом с Белби. — Если я еще от кого сегодня услышу про «соблюдение правил» и «слизеринскую честь», меня, пожалуй, стошнит.

— Не говоря уж о том, что некоторым дома достается двойная доза, — добавил Тиллстоун, почему-то глядя на Лейстрейнджа. — А я-то надеялся, без Нотта и его нравоучений можно будет расслабиться…

Кто-то успел фыркнуть, но разговор был прерван. Стена расступилась, открывая проход. Весь факультет поднялся со своих мест — мгновенная, почтительная тишина в гостиной прерывалась только треском огня.

* * *

Зелье получилось, как в министерском реестре, полупрозрачное, медное с лиловым отблеском, и с резким запахом молодой капусты. Нэт уже набрал образец, и, когда услышал шаги, в спешке запечатывая флакон, едва не уронил его на стол.

— Иногда приходится признать, что отрицательный результат — тоже результат, — голос директора был мягок.

Скрип двери почти перекрыл ответ.

— Не в этом случае.

— Я не предлагаю вам совсем забросить ваш проект. Только отложить на время. Не стоит загонять себя в тупик — а именно в нем вы сейчас и находитесь.

— И вам отлично известно, почему…

Снейп резко замолчал, заметив в лаборатории Нэта. Потом он увидел в мойке котел и ножи для нарезки.

— Если вы полагаете, что мистеру Баркеру еще рано ассистировать в подобных экспериментах, я попрошу Поппи… — начал директор, ничуть не смущаясь присутствия Нэтана.

— Не стоит, — мастер зелий остановился у стола, сдвинул перо к чернильнице. Потом посмотрел на доску. Взгляд, которым он ее смерил, сулил автору, по меньшей мере, мучительную смерть.

— Что ж. Прекрасно. Мне остается только пожелать вам обоим хорошего дня, — Дамблдор спрятал улыбку и добавил:

— Я на вас надеюсь, Северус.

Хор стих, превращаясь обратно в невнятный морской гул. Дышать стало легче, но Нэт продолжал делать осторожные маленькие вдохи, для верности покрепче сжимая в пальцах стеклянное горлышко.

Профессор подождал, пока замок щелкнет, и медленно развернулся.

* * *

Откуда он знал? Как? Догадался за ужином? Или в прошлом году? Или прямо сейчас, когда зашел в гостиную?

Нэт слушал тихий голос и с печалью думал, что сам бы ни за что не сумел так... Будто бы это ничего не стоило! Теперь даже на лице старосты притворный интерес сменился настоящим.

Снейп не вкладывал в речь никаких чувств — он просто сообщал факты.

— …тренировать нашу команду дважды в неделю. По вторникам и субботам.

— И он согласился, сэр? Кардок согласился?

— Вы ставите под сомнение мои слова, мистер Клайд?

Победа, кажется, была окончательной. Эдвин смущенно смолк. Но остальные молчать не могли.

— Профессор, у нас же нет капитана!

— И ловца…

— Кто-то должен выбрать второго загонщика.

— Сам Донни Кардок… отец не поверит…

— …а Уинбурн, пятьдесят восьмой, мерлиновы… уши! У меня с трех лет его портрет над кроватью!

Снейп поднял руку — тишина вернулась.

— В таких обстоятельствах капитан нам действительно необходим. Я назначаю вас, Монтгомери, но должен предупредить: если мистер Кардок сочтет, что вы не подходите, даже я не смогу оставить вас в команде.

Судя по тому, как в гостиной смотрели на декана теперь, они были готовы слушать любые его нравоучения хоть до утра. Нэт поймал себя на мысли, что, вместо понятного облегчения, испытывает чуть ли не раздражение.

— Добро пожаловать в Слизерин.

Первокурсники, охваченные порывом воодушевления не меньше других, не сразу поняли, что обращаются к ним. Снейп обвел взглядом гостиную — тень усмешки то ли почудилась, то ли и впрямь, мелькнула на его лице.

— Как известно, чтобы с умом нарушать правила, сперва надо научиться им следовать. Такая возможность у вас будет. Мистер Клайд, прошу.

Староста, изо всех сил скрывая растерянность, вышел к камину со свитком.

— Мистер Тайер и… мистер Баркер. В моем кабинете через пять минут. Остальным — доброй ночи.

* * *

Профессор поглядел на стол, потом на Нэтана, потом снова на стол, на оставленный там пергамент.

— Кто тебе позволил перейти к практике?

— Никто, сэр, — Нэт опустил образец в протянутую руку.

У него почти не было сил смотреть, как садится на дно поднятый осадок.

— Твоим заданием было составить рецепт и сварить зелье по готовым инструкциям.

— Я его выполнил.

— Нет. Я же вижу, что ты здесь написал. Ты ставил эксперименты. Изменил число помешиваний после того, как понял: потенциал падает, и ты не знаешь, что делать.

— Я исправил число до того, как взялся за котел! — возмутился Нэт, почти сразу додумав: «…хотя и после того, как взялся за нож…»

Мастер его словно бы не слышал.

— Не понимаешь смысл этого упражнения? Сначала должен быть готов рецепт. При работе с более сложными составами у тебя не будет времени рассуждать, в какую сторону и сколько… и чем мешать. Ты не имеешь права отклоняться от рецепта.

— Но, сэр… я же не могу совершенно запретить себе думать!

— Тот, кто отвлекается в процессе на размышления — никогда не получит достойного результата. Тебе придется научиться.

Профессор взял свой пергамент и спрятал в стол перо.

— Откроешь учебник за второй курс и перепишешь все составы из четвертой главы, заменив муховертку.

Нэт потерял дар речи. За второй? Это же просто унизительно! Лучше бубонтюбер давить…

— Это я не приму, — капли были уничтожены одним взмахом палочки. — Штрафные три часа за сегодняшнее утро отработаешь в субботу. Убери здесь и иди, готовься — вечером жду рецепты.

— Да, сэр.

Мастер остановился.

— Если опять не успеешь Штирнера, можешь тут не появляться.

Он умел даже тяжелые двери захлопывать с лязгом.

* * *

Настой Феббера обитал в кладовой на одной из верхних полок, между банкой заживляющей мази и набором неизвестных Нэту эссенций. Вскарабкавшись под потолок, он слышал из-за двери голоса.

— Скажите мне, кто это сделал, мистер Тайер, и я смогу вам помочь.

Из ответного невнятного бормотания можно было разобрать только одно слово: «дома».

— Не лгите. Даже если я поверю, что после моего предупреждения…

Нэт дотянулся до бутыли и вытер пыль рукавом.

— …были нанесены с помощью магии.

Откуда, интересно, здесь бралась пыль? Может быть, скрывалась от домовиков там, куда они боялись сунуться? Он же сам, собственноручно…

Нэт спустился, прижимая бутыль к мантии, и, нарочно громко задвинув лестницу, вернулся в кабинет. Сэм Тайер, бледный как снег, бросил в его сторону непонятный взгляд и снова уставился себе под ноги.

«Очень тонко, профессор! Теперь он меня вообще возненавидит…»

Снейп передал третьекурснику настой и кивнул на дверь.

— Можете идти, Тайер.

Сэма словно ветром сдуло. Дверь за ним закрылась, но Нэт все еще не решался подойти к столу.

— Рецепты? — поторопил его мастер.

— Вот, — вынув из кармана свиток, Нэтан сердито смотрел в пол. — Если хотите знать, это был Белби.

— Я знаю, — пробормотал Снейп, разворачивая задание. — Нужно, чтобы он сам сказал. Это еще что? Лимонад?

— Он был в четвертой главе, сэр.

Профессору потребовалось меньше минуты.

— «Структуры» ты так и не прочел, — он бросил пергамент на стол.

— Я успел все, кроме последнего раздела.

Нэт ни на что не надеялся. И был прав.

— Вон отсюда.

Запутанные коридоры подземелий вели и к гостиной, и прочь от нее, к пустым классам и заброшенным залам. Факелы загорались один за другим, куда бы он ни поворачивал — словно за ним следили, не давали спрятаться в темноте. Остановился, сам не зная где, спиной прижался к стене, и закрыл глаза. Пусть темноты тут не было — но он мог притвориться. Никто не мешал ему притворяться.

Альков заливало солнцем из бокового витража — золотые, синие, зеленые пятна света перебирались по камням туда, где надпись: «άγεωμέτρητος μηδείς», почти стертая за столетия своего существования, так и заканчивалась ничем над сводчатой дверью.

«Кетех-мерири, дух пустыни, проникающий сквозь пламя и говорящий голосом льва, насылающий ярость… ужасный змей-василиск, чье дыхание отравляет землю, дитя мрака... ничто из этого не может быть хуже, нежели маг, по собственной воле жертвовавший тьме…»

Нэт подвинулся поближе к окну и рассматривал озеро за толстым красным стеклом. Никакого синего или карминового оттенка, ни гранатового рыжего, ни амаранта, и даже зеленые деревья не отдают серым. Натуральная киноварь?

В коридоре понемногу собирались студенты — он продолжал смотреть, не отвлекаясь. В книге, которую он держал в руках, не было леденящих душу описаний темного волшебства, не было грозящих страшной карой предупреждений. Но он помнил те, что успел найти — в совсем других книгах и свитках, обитавших под потолком отдела теории магии, в старинных вокабулах, стерегших полки Запретной секции.

Поэтому теперь он искал ошибку. Не то чтобы его настораживало отсутствие знакомых деталей… Просто он чувствовал себя так, словно ему вложили в руки меч.

Фронзак не мог оказаться прав. Нэт каждый раз, перечитывая, надеялся, что нашел — но ему не удавалось облечь свою мысль в слова, она изворачивалась, выскальзывала, принимала обличия ничем не обоснованных суждений и, наконец, терялась в сомнениях.

— Это очень сложная работа для нашего уровня.

— Хочешь сказать, ты не решил, Тони?

— Я пробовал три разные системы…

— А я вот решил, — Уизли хлопнул ушастого Тилкотта по плечу.

— Вот что ты только забыл у гриффов, Билли, — рыжая девчонка с синим галстуком сутулилась в углу над учебником.

— Больше никто? Да неужели? — гриффиндорец сверкал зубами.

«…мертвы мы для них, и мертвы они для нас, и мы не заговорим вслух о тех, кто смешал свой род с родом дикой магии, о тех, кто пролил семя в землю, о тех, кто совершал по своей воле непростительное волшебство. Ибо ни один из волшебников, переходивших черту, не оставил этот мир в здравом уме и трезвой памяти…»

«А как вам такое, уважаемый магистр? Хроники Лох-Гилла, между прочим, тринадцатый век, из лучших источников по ранним гоблинским восстаниям. Хотя трудно понять, что они тогда считали здравым умом, — подумал Нэт и встал спиной к стеклу. — Кодекс вы тоже наверняка листали, двести первую, про темнейшее и наимерзейшее… Так почему же вас это не смутило? Причем нисколько!»

Уизли весь сиял.

— Будет, что отпраздновать в Сладком Королевстве!

— Если для поиска сторон поля ты в итоге разложил квадрат по Виету, — заметил Нэтан, глядя прямо на рыжего, — можешь считать, что зря перевел чернила.

На это гриффиндорец изобразил скептическую усмешку. За прошлый год ему почти удалось отрастить волосы, и не далее как весной на коварные вопросы он отвечал, драматично откидывая пушистую челку. Теперь от челки остались одни воспоминания — миссис Уизли явно не поддерживала стремления сына быть похожим на охотника-драконоборца.

— Чем тебе квадрат не угодил? — для полноты выражения была даже поднята бровь, но веснушки все равно все портили.

— Так я прав? Ты попался, Уизли?

— По-твоему, я не умею читать условия?

— Похоже, не умеешь. У поля-то пять сторон, а не четыре, — Нэт фыркнул, наблюдая, как Билл разворачивает свой свиток.

— С чего ты взял…

Красный, как оглушитель, луч целился прямо в скважину замка. Дверь класса арифмантики до последнего оставалась закрытой — таков был обычай.

Свита гриффиндорца тем временем возмущалась.

— Как это — пять? — сверкал глазами Тилкотт. — Пять? Мы же все переводили один и тот же текст!

— Не бери в голову, мудрит, где не надо…

— Четыре же его стороны подобны четырем… черным по белому…

Нэт ухмылялся. Билл Уизли смотрел в свой пергамент и с каждой секундой становился все грустнее.

— Знаешь, что? Я тебя ненавижу, Баркер, — он полез в портфель за пером.

Взорвался звонок и эхо понеслось по коридорам, отражаясь от сводов. На лестнице грохотал Пивз — первокурсники спешили на трансфигурацию.

«Единственная же цель, стоящая передо мной, есть отыскание истины. Возможно, что все, что я знал до этого — всего лишь предрассудки, которые мешают мне видеть ясно. Возможно, ошибочна и вера наших отцов в то, что есть волшебство, неподвластное человеку и разрушающее его изнутри. До тех пор, пока их слова не доказаны, я не посмею принимать их, любое суждение о сущности магии, как бы ни привычно и ни дорого оно было мне, я обязан буду подвергнуть сомнению».

В кабинет Нэт шагнул последним.

Стол его был крайний слева, такой, чтобы и близко к окнам, и дверь не за спиной. Профессор Хейгхарт — древнее существо, выбрался из-за кафедры, незаметно распрямляясь и вырастая в высоту, как раскладной штатив. Своей доброжелательностью он был похож на Флитвика, только улыбался более скованно и медленней двигался. Вот и теперь он осторожно вышел к классу, рассматривая их, словно результаты интересного опыта.

Нэт ответил на его улыбку тем, что выложил пергамент на стол.

— А, мистер Баркер, у вас, как всегда… — дрожащая рука (даже ногти были желтые от возраста) потянула свиток выше — почти к самым очкам, и некоторое время профессор молчал, водя носом из стороны в сторону.

Нэт огляделся. Ситуация была не из лучших. Тилкотт разглядывал условия, Уизли поспешно дописывал, так и не вынув учебник из портфеля.

— …б-безупречно? — работа вернулась на стол. Голос шелестел, шепелявил, как песок в часах, и предложения, все как одно, заканчивались вопросительным знаком — эту привычку ученики знали с первых уроков и не удивлялись. Не удивлялся и Нэтан, пробормотал что-то вроде: «спасибо, сэр». Хейгхарт никак не отреагировал, поплыл вдоль ряда, просматривая пергаменты, качая седой головой. Пока еще не призрак — но, судя по ходившим в школе сплетням, до этого оставалось совсем недолго.

— Ор-ригинальный подход, мистер Уизли, весьма оригинальный… — у парты гриффиндорца он задержался подольше, тоже поводил носом над листом и, наконец, кивнул. — Вы, кажется, хотели сначала квадратное?

— Я передумал, — буркнул Билл, теребя перо.

— Идите-ка к доске и объясните для всех?

В небольшом классе было светло, и от этого казалось, что просторно. Иллюзия. Для всех — это что, шутка такая? Было бы что объяснять — впрочем, Нэт был благодарен, что не пришлось выходить к доске самому. Он взглянул на потолок, белый с нарисованными звездами, и совсем не магический. Вид звезд успокаивал. Нужно ведь было всего лишь последний абзац внимательнее… Или еще раз Лох-Гилла…

«Те, кого он позвал, пришли, приветствуя и славя его, испрашивая позволения служить ему. Он же, ужаснувшись их могуществу, изгнал их. Минуло время, и они вернулись, обещая ему великое знание и великую силу, превосходящие все, что мог пожелать человек — но он, поколебавшись, изгнал их вновь. В третий раз пришли они, и сказали ему: “Если пожелаешь, сможешь стать одним из нас, бессмертным и не знающим страданий” Долго думал чародей. Но и в третий раз он отказал им. И тогда они поглотили его разум, и взяли от него все, что хотели взять — ибо уже не было того, кто мог бы остановить их… ибо достаточно было лишь однажды позвать…»

Уизли небрежно чертил свой пятиугольник. Было видно, что он все еще не уверен в ответе — Нэт, поморщившись, сосредоточил взгляд на кончике пера и продолжил думать.

«Между тем, как и всякий человек, стремящийся разгадать суть вещей и явлений, волшебник неминуемо столкнется с желанием узнать правду о своих способностях…»

— …вашему вниманию еще несколько задач? — профессор потеснил гриффиндорца, выводя очередной пример. Записывать стоило быстро, пока по движению руки можно было догадаться, что за знак имелся в виду.

Нэт оглядел класс, сведенные от напряжения затылки, девочек, торопливо рисовавших с доски все, что там оставили Уизли и профессор, стиснул перо покрепче в пальцах. Не помогало.

«…до сих пор создаем философский камень, руководствуясь скорее Скрижалью, или учением ртути, нежели хотя бы начальными познаниями в органической химии. Хуже же всего для нас то, что это нам удается — а поскольку истина, каким бы сомнительным путем не достигалась, и есть высшее оправдание метода…»

Условия были внесены в конспект, и, почти не остановившись, он продолжил заполнять лист — решение было очевидно. Запинающаяся речь разносилась по классу — профессор объяснял материал.

Может быть, это была даже не первая по счету арифмантика, сквозь которую Нэт проплывал, как в тумане. Он записывал решение, ставил точку и продолжал думать о своем.

«В конце концов, что вы хотели, магистр Фронзак. Если бы не ваш векторный анализ в нумерологии и его влияние на теорию наложения, стал бы я читать с таким рвением этих «Чародеев»? Может быть, по-вашему, сослаться в споре на «Толкования» какого-нибудь Агриколы из Диррахия — это чистейшее Средневековье, но ведь рецепт первого кроветворного, в практически неизменном виде дошел до нас как раз оттуда. Уменьшающие и увеличивающие заклинания, закон отношения длины замаха к скорости луча, и — даже вы не скажете, что в те времена плохо представляли себе чары, воздействующие на сознание. А это кое-что да значит, и можете сколько угодно ругать их метод…»

Звезды кружились в хороводе — таком медленном, что заметить его можно было, только перестав дышать. Недописанный ответ на пергаменте взывал к совести, но совесть упрямо отводила глаза.

«Они бы сочли вас каким-нибудь неназываемым демогоргоном, за одно только предположение, что к любой магии можно отнестись одинаково. Да что там они, далеко ходить не надо…»

Нэт вспомнил потускневшие глаза деда и севший голос: «Что ты знаешь про темных магов?»

«…введенный в заблуждение, соблазнившийся посулами, очарованный властью и силой, всякий из них, преступивших, обманут, ибо он погиб, как только ступил на этот путь — а значит, потерпел поражение…»

Тоже, между прочим, «Наставления юношеству», хоть, конечно, с «приятным и полезным чтением» им не сравниться. Чем дольше Нэт думал, тем сильней ощущал холод, подступавший откуда-то со спины, хватавший запястья. Тщетно он пытался успокоиться — чувство, что кто-то еще с легкостью слышит его мысли, не оставляло.

— …теперь представим себе окружность, вращающуюся вокруг диаметра… отрезок А расположен на ее дуге...

«Или вернемся к исходной. Что предлагает нам отважный профессор Фронзак? План экспериментов? Некоего рода Ars Magna. Темные искусства тоже называли когда-то Ars Magna. И алхимию. Но он явно имел в виду что-то другое. Единая теория всей магии. Разумное сомнение. Тоже мне, революция, во всем сомневаться. Думаете, я клюну? Я здесь один читал про сорок пять травников?»

Трудно сказать, читал ли Бэзил Фронзак притчи про травников. Но, тем не менее, в чем-то великий нумеролог был гениален — с гениальной простотой он излагал свое, так называемое, искусство на восьмидесяти трех страницах, отвлекаясь разве на арифмантические выкладки. Даже это, скорее, была дань ремеслу: и без того фразы с такой легкостью переводились в формулы, словно это была их вторая шкура. По-настоящему красивая работа.

— …на примере очень известной китайской головоломки о трех быках. Первый из них толкает ворот…

Взгляд на доску не слишком помог отвлечься. Всего-то последовательность, которую нужно было выразить уравнением. Слышалось скрипение, то ли мозгов, то ли перьев, потом — разочарованный вздох, когда Уизли предсказуемо вскинул вверх руку. А еще выше, на потолке, к каждой звезде был пририсован серебряный хвост. Нэт проводил взглядом одну, падавшую за шкаф, и снова сосредоточился.

«Здесь должен быть подвох… Если бы это было правдой, мы бы сейчас изучали совсем другую историю магии. Но ошибка! Я ее не вижу! Даже расшифровка не помогает, вряд ли алхимические знаки, пробовал…»

Со знаками вышло еще хуже, чем с векторами. Нэт добрался почти до середины книги, пока не понял, что впустую тратит время — слова на страницах значили именно то, что значили, ни больше, ни меньше.

Еще одного у Фронзака было не отнять — он был дьявольски последователен. Похоже на рецепт зелья — движение, шаг за шагом, к решению, к ответу, по пути, где нельзя пропустить ни одной, самой мельчайшей детали, и в то же время это движение было чем-то большим, чем обычный рецепт, может быть, потому, что цель не ограничивалась одним только верным оттенком, запахом и сроком действия. Больше — истина, многогранная и всеобъемлющая, в лаконичном, простом выражении. Что самое странное, на восемьдесят второй Фронзак был убежден, что достиг своей цели. Нэт смотрел на формулу и кривил губы.

— …проверим на следующем занятии.

Вгляделся в доску, быстро переписывая задания. Профессор, оказывается, стоял у его парты.

— Скучаете? Я просмотрел задачи, что вы решали из сборника, Баркер… Вы не использовали все данные условия в четвертой?

— Данные были избыточные, так ведь, сэр?

Опять незаметная улыбка. Нэт заставил себя осторожно улыбнуться в ответ.

Урок подошел к концу, можно было сделать перерыв. Звезды вернулись на место. Холод, грозивший со спины, куда-то рассеялся, хоть память о нем еще была жива.

— Ожидал, что вы догадаетесь… Не торопитесь уходить? У меня тут есть для вас одна милейшая штучка…

Подслеповато щурясь, Хейгхарт искал в стопке пыльных бумаг ту, что нужно. Нэт разглядывал профессорский стол с любопытством. Из всех, кто еще пытался осчастливить его дополнительными заданиями, один только нумеролог делал это так, словно само собой разумелось — отказаться никому и в голову не придет. А между тем Нэтан уже научился отклонять и заманчивые предложения профессора чар, и «расширенные темы», которые норовила подсунуть МакГонагалл: им он справедливо отвечал, что все его свободное время уходит на изучение зелий. Сам не знал, почему здесь — поддавался. Избегал даже думать об этом. Но в одном он был уверен: всяко он делал это не для того, чтобы Уизли бросал ему вслед полные ревности взгляды.

* * *

Солнце продолжало светить по-летнему ярко, Запретный лес пел громче обычного. Чем ближе к окну, тем лучше слышно — стоило прикрыть глаза, чтобы тут же представить себе трепетавшие на ветру листья. В ответ им волновался и замок, отвечая нестройным гулом, эхом шагов и голосов.

— Отлично. Я уже думала, ты ни за что не согласишься.

Шум катился по коридору прочь от них, вниз, спешил к дверям Большого зала. Энквист остановилась, пропуская толпу, и преспокойно разглядывала Нэта. Единственная из его сокурсников она не смотрела на него снизу вверх, вытянувшись за лето почти так же, как он сам.

— Что же ты такое хорошее сделал, если не секрет?

— Почему хорошее?

— Снейп тебя отпустил. В Хогсмид. Со всеми.

— Просто я не нужен ему в лабораториях на этих выходных.

Она только фыркнула. Ну да, звучало не слишком правдоподобно, после почти полного месяца заключения в замке.

— В воскресенье у нас вентиляция.

— Вот это уже больше похоже на правду, — Энквист помахала кому-то рукой. — А теперь о главном. Помнишь, я говорила про руны? Смотри.

Белая ладонь нырнула в карман, и, когда вынырнула обратно — в горсти лежали три серых камешка неправильной формы. От неожиданности Нэт ухватился за подоконник.

— Все-таки сделала сама? Это же опасно! — зашипел он, оглядываясь.

— Бросал когда-нибудь? Мы можем попробовать в Хогсмиде.

— С ума сошла. Где?

Энквист была полна сюрпризов.

— Выйдем на пустошь за «Кабаньей головой».

— Лучше спрячь, пока никто не увидел. Кто тебя только надоумил?

— Эй, полегче, — она ссыпала руны обратно в карман, и Нэт поежился, слушая, как камни там ударяются друг о друга. — Мне уже четырнадцать, а все женщины в нашем роду к четырнадцати и вырезали свои руны…

В серых глазах плясали черти. Меньше всего она сейчас походила на женщину, но вряд ли стоило ей об этом говорить.

— Твоя бабка тебе про стихийную магию объясняла хоть что-то? Раз ты на занятиях не слушаешь?

— Не учи ученую. Я же с пяти лет смотрела, как их бросают, и сама на море заговаривала. Этим августом, — добавила Энквист довольным тоном.

— Дождешься, — выдохнул Нэт.

— Поверь, это не так уж опасно.

— Зато противозаконно.

— Шутишь?

В коридоре уже почти никого не осталось, только чья-то короткая тень высовывалась из-за угла.

— Нисколько.

— Пора нам в зал, — беззаботно заявила Энквист, заправляя прядь за ухо. — С чего ты взял, что противозаконно?

Ее прервали. Тень отделилась от стены, превратившись в маленькую девочку с густыми черными бровями. Нэт сразу узнал первокурсницу-слизеринку. Та остановилась посреди прохода и смотрела на них двоих исподлобья, что-то взвешивая в уме.

— Это кто? Одна из ваших? По-моему, у нее к тебе дело.

Девочка развернулась и побежала прочь.

Нэт не стал ее окликать. Вместо этого попытался объяснить Энквист систему британского магического права — и, разумеется, потерпел неудачу. Что-то подсказывало, что воскресный поход в Хогсмид принесет с собой даже больше новых впечатлений, чем хотелось бы.

* * *

«Третья вершина — “воздух”, и поскольку Viola Mima соответствует всего лишь на 84.3, уравновесим ее “землей”… мускатный орех...»

— …растолковывая выпускникам основы, которыми они должны были овладеть еще на первом курсе, мистер Райт!

Нэт смотрел в свой котел, наблюдая диффузию сока фиалки-пересмешницы и раствора масляной кислоты. «Сейчас… пять, добавить хорошо измельченный, две, одна…»

— Evanesco! — где-то за спиной рявкнул Снейп.

Орех опустился на дно почти сразу и без видимого эффекта. Еле удалось сдержать разочарованный вздох. В классе стояла мертвая тишина — а привлекать сейчас внимание к своей работе не хотелось совершенно.

Схлопотавший нуля мистер Райт обреченно сел на место. Начинать заново, когда до конца урока осталось меньше получаса, было бесполезно, даже если бы мастер зелий и позволял такое семикурсникам.

«Уравновесил, называется… Нужно что-то делать…спасать положение…» — втянув над котлом воздух, Нэт на мгновение замер, рассчитывая, потом уверенно потянулся за сушеной огнецветкой. Взвешивать… когда каждое мгновение… лучше мерной ложкой. Вот бы такую придумать, которая сама бы показывала, сколько ты в нее набрал. Но не сейчас. Сейчас придется с весами.

Главное: не по часовой. Вообще не бросать. Опустить сразу на дно. По трубке всыпать? Прилипнет же к стенкам… Наклонить котел…

Искренне надеясь, что профессор не смотрит, Нэт схватил огнеупорной перчаткой за край и потянул. Зелья было немного, чуть меньше половины — жидкость опасно зашипела, пузыри стали мельче, превращаясь в пену. «Две… одна… на стекло переложить, и — пошла!»

Стоило вернуть котел в исходное состояние, как зелье побагровело и поднялось выше, потом еще выше, бурля, словно лава готового извергнуться вулкана.

На висках выступил пот, пульс стал чаще, и почему-то это было приятно. Вулкан, все более беспокойный, выстреливал искрами: обжигающая красная капля описала в воздухе дугу и вгрызлась в стол.

За спиной в тот же миг раздался грохот, почти сразу прекратившийся. Вспышка заклятия осветила подземелье. Не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть щит, отделивший рабочее место неудачника от остального класса. Нэт и без того чувствовал — морская соль, йод, сандал, белый песок — смолотая в пыль ракушка. Запах неяркий, но назойливый, словно стоял в этом песке по колено. А отвлекаться было нельзя.

— …только что заработали неделю взысканий.

Еще одна капля — едва успел одернуть ладонь. Рукав прожгла?

— Мистер Хенвилль, вы отведете мисс Бреттон в больничное крыло.

Кто-то тушил пожар, сыпал порошок прямо на парту. Профессор, должно быть, прятал палочку в держатель.

— Не нужно… я в порядке, сэр, — всхлипывала девушка.

— Мне повторить?

— Но ведь Элис в порядке, сэр, — голос у Майкла дрожал, — а мое зелье…

— Ваше зелье? Я уже сейчас могу поставить за него «слабо».

Затаив дыхание, Нэт смотрел, как лава в котле меняет цвет на черно-синий, проходя все стадии алого и фиолетового. Здесь — шло время; там, за спиной — это были всего лишь знакомые голоса.

Наконец, цвет установился, можно было гасить огонь.

— Минус пять баллов с Рэйвенкло, мистер Хенвилль, за медлительность!

Молча, Хенвилль засыпал в свое зелье нейтрализатор, кинул учебники в сумку и отправился вместе с подругой на выход. Дверь хлопнула — но это было не важно. Ровно на пятнадцатой секунде на стенках стал выступать налет — Нэт, дожидавшийся этого, одновременно опустил мешалку и сделал три оборота. От центра. К краю. Против, по часовой, против, вынуть.

Над котлом собрался белый пар, такой густой, что даже кромки не было видно. Потом облако задрожало и рассеялось: победная волна густого, одуряющего аромата прошла по классу.

Кто-то ахнул, кто-то выругался. Зазвенело стекло: должно быть, случайно, уронили флакон.

Снейп сразу оказался тут как тут.

— В следующий раз на последнем шаге держи щит.

Нэт кивнул — он и сам едва стоял. Взгляд мастера скользнул по столу, на мгновение остановившись на отброшенной перчатке, а где-то далеко колокол уже возвещал о конце занятия.

Никто, конечно, не уходил. Дураков не было.

Последний круг по кабинету — профессор остановился у кафедры. Одна темная прядь отклеилась от остальных, прилипнув к щеке, но от этого его лицо не казалось никому менее грозным. Может быть, потому, что посреди класса на трех ногах качалась парта с дырой в пол столешницы, и остатки заклинания все еще искрили вокруг расплавленного котла.

— Вас в этой группе восемь человек, — сквозь зубы выдавил Снейп. Потом поправил рукав и продолжил:

— Одна удовлетворительная попытка на восьмерых — не тот стандарт, на который я рассчитываю при подготовке студентов к ТРИТОНу. Три фута об ошибках. К пятнице. Каждый. Свободны!

Нэт ждал, что ему прикажут остаться, и готовился уже к лекции о следовании рецептам, но нет: профессор поглядел на него, потом на дверь.

— Тебя это тоже касается, — и вернулся к своим бумагам.

* * *

Поднимаясь в библиотеку, Нэт снова чувствовал, что за ним кто-то следит.

Еще несколько раз за эту неделю он ловил на себе взгляд — не любопытный, скорее острожный, наблюдающий. Однажды (может быть, ему почудилось?) чьи-то шаги проводили чуть ли не до двери каморки, где он теперь ночевал. В гостиной он появлялся редко, и других слизеринцев видел не часто, разве что на занятиях, да в Большом зале. У него не было никакого желания выяснять, что за дела у кого-то из них могут быть — к нему.

Его занимали другие вещи. Особенно эта подозрительная книга. Дошло даже до того, что, так и не отыскав толком ошибки, решил расспросить портрет автора. В четверг, выбравшись пораньше, задолго до начала занятий, направился к большой лестнице, туда, где проход на второй этаж охранял пожилой волшебник в зеленой шляпе.

Фронзак, как и следовало ожидать, спал.

— Прошу прощения, сэр, за беспокойство.

Шляпа дрогнула — и только.

— У меня есть к вам вопрос, — продолжал Нэт.

«Идея-то дурацкая. Он же был директором. Наверняка разболтает все Дамблдору… С другой стороны, я имею право спрашивать, разве нет?»

Ответили с другого полотна — вглядевшись, Нэтан узнал старика, бросавшего невод.

— Это вы, мой юный друг.

— Доброе утро, сэр, — буркнул юный друг, полагая, что вежливость — лучшая политика.

— Доброе? Можно сказать и так.

В который раз высвободив рыбку, маг прищурился.

— По утрам Бэзил не слишком-то разговорчив, — охотно поведал он. — Но вы постучите по раме, может, ответит.

Большинство портретов вокруг посапывало, храпело, посвистывало — волшебники делали вид, что спят, хотя, как портреты, вряд ли они действительно нуждались во сне. Нэт шагнул ближе к позолоченной раме, стараясь стучать так, чтобы его не слышали лишние уши.

От стука магистр дернулся — зеленая шляпа свалилась, обнажая на седой голове лысину. Потом открылся глаз, правый.

— Прошу прощения за беспокойство.

За правым глазом последовал левый, который, если приглядеться, был другого цвета.

— Профессор Фронзак, у меня к вам есть вопрос, — сглотнув повторил Нэтан. Отчего-то он чувствовал себя полным дураком.

Зеленая шляпа была поймана и водворена обратно, профессор отложил в сторону томик в кожаном переплете, который, кажется, читал, и с любопытством воззрился на посетителя.

— Думаете — я спал? Вовсе нет, молодой человек. Продолжайте. У меня всегда есть, чем просветить любознательный ум…

— Скажите, уважаемый профессор, — негромко начал Нэт, подавляя желание оглядеться или наколдовать бесполезную от картин «ночную тишину», — что за «Великое искусство» вы имели в виду, когда писали свою книгу?

— Какую книгу? — быстро переспросил магистр, но по метнувшемуся в сторону взгляду было ясно, что он прекрасно все понял.

— Ту самую книгу.

— Ах, это… Что ж, я рад, рад… — голос прозвучал преувеличенно бодро. — В новом поколении еще не угасло любопытство… Кто знает, — Фронзак вдруг наклонился вперед, будто хотел прошептать что-то Нэту на ухо, — быть может, вам удастся.

— Что удастся?

— Как что? Доказать, конечно же…

— Вы ведь сами все доказали, — возразил Нэт. — Хотя, откровенно говоря, мне ваше доказательство кажется ошибочным. Я склоняюсь к тому, что в восемнадцатом параграфе вы сделали слишком смелое предположение.

В разноцветных глазах мелькнула искра.

— Не вы первый… — непонятно сказал профессор. — Впрочем, меня всегда понимали не до конца. А вывод? — спросил он вдруг, поглаживая бороду. — Вывод вам тоже кажется ошибочным?

— Если вы имеете в виду связь…

— Тише, молодой человек, — зашипел вдруг Фронзак. — Не обо всем можно говорить вот так вот запросто!

Нэт отступил. Этого хватило, чтобы заметить, как спрятал взгляд монах на соседней картине.

— Про вывод я не знаю. Но было бы логично предположить, что он тоже неверен, так ведь?

— А, логика, — вздохнул великий нумеролог. — Прокрустово ложе философии… Логично, молодой человек, ничего не предполагать, ведь из лжи с равной вероятностью может следовать все, что угодно. Что же касается Великого Искусства, вы ведь знакомы с трудами Луллия?

— Раймонда Луллия? — удивился Нэт — но ответом ему была тишина. Бэзил Фронзак натянул шляпу на лоб и снова спал, покачивая во сне головой. Каким-то чудом томик опять оказался в его руках, и опять был раскрыт на той же самой странице.

— Он быстро устает, — с готовностью пояснил старик-сосед, еще раз забрасывая сеть. В волнах нарисованного мира изредка проскальзывал серебристый луч, над мрачным утесом мирно кружились ласточки.

— Да. Великий муж, ученый муж, — пробормотал сверху рыцарь, сидевший на песке в тени пальм. — Весьма похвально, юноша, что вы поднимаетесь с рассветом, — добавил он некстати.

За пальмами тоже начинался день: пробормотав что-то о "добром утре", Нэт развернулся и пошел прочь.

Все окна в классе защиты от темных искусств были плотно закрыты зелеными шпалерами. Вместо дневного света, комнату освещали светильники, которых было даже больше, чем в других кабинетах. Несмотря на привычку к полутемным подземельям, на Нэтана это действовало угнетающе.

Может быть, дело было и не в окнах, а в легкой тревоге, которую он чувствовал всякий раз, переступая порог.

За учительским столом вырос шкафчик, из тех, в которых в лабораториях хранят пробирки — с пыльным и затененным до черноты стеклом, в котором ничего не отражалось, и, почему-то, исцарапанным деревом вокруг замочной скважины, словно туда без конца пытались попасть ключом, но так ни разу и не попали. Появилась латынь над доской — что-то об усердии и успехах. В углу обосновалось дерево в кадке: украшение по школьным меркам немыслимое, и совершенно выбивавшееся из интерьера. И ни одной, даже самой завалящей, картины или модели, ни одного пособия, хотя нельзя сказать, чтобы кто-то скучал по цветным схемам, которыми были увешаны стены прошлой осенью. Все эти детали, однако, меркли при ближайшем знакомстве с новым преподавателем.

Она ходила в черном. Исключительно. Траурная мантия, строгое платье, воротник-стойка, закрывавший горло до подбородка. Вокруг шеи лежала тонкая цепочка с незнакомым Нэту белым камнем.

Рукава мантии скрывали, должно быть, изящные кисти — но все, что видели ученики, это кончики пальцев и, иногда, волшебную палочку, неожиданно длинную, тоже черную, прямую, как графитовый стержень.

— Профессор Сенка Храван, — представилась женщина для тех, кто забыл, что говорил директор Дамблдор первого сентября.

Ее лицо — маленькое, худое, нездорового бледного цвета, с коварно изогнутыми бровями, черными, как и угольные глаза, с крючковатым, хищным носом; ее черные волосы, гладким шелком стекавшие по плечам, манера вскидывать крохотную бровь и мрачно кривить губы — хуже этого ничего и представить себе было нельзя.

— Скажи честно, Баркер, — пристал Хиндли, отловив Нэта как-то в туалете. — Она его сестра? Нашего профессора?

— Пошел ты, — ответил Нэт.

— Брось. Ну кто, кроме тебя, может лучше знать?

— Идиотские гриффиндорские шуточки. Если собрался все за ними повторять, что ж ты ее невестой его не назвал?

— Так она — его невеста? — выкатил Хиндли глаза.

— Нет. Насколько мне известно, — Нэт представил себе эту карикатуру в качестве невесты — чьей угодно, и содрогнулся.

Версия про сестру была в школе примерно также популярна, как и версия про гомункула, выведенного зельеваром в мрачных подземельях, чтобы с помощью запретной магии добиться вожделенной должности профессора защиты.

Мастер зелий не опровергал ни одну, общаясь с новой коллегой с исключительной вежливостью. Мерлин и Моргана, они даже сидели рядом за столом в Большом зале!

Если бы кто-то спросил Нэтана, он бы сказал, что это уже слишком.

Профессор защиты тоже никак не спешила себя защитить. С холодной надменностью она кивала всем — и Снейпу, и директору, неизменно прятавшему улыбку, и суровой МакГонагалл, казавшейся рядом с ней дружелюбной бабушкой, и даже — отчего-то невзлюбившей ее Помоне Спраут.

У нее был акцент. Не мягкий, затейливый говор, которым удивлял их на втором курсе профессор Сингх, а грубоватый, как будто немецкий. На вопрос Черри Браун, не сумевшей удержать любопытства, профессор процедила:

— Храван — сербское имя. Опустите руку.

Нэт хмыкнул. Видал он сербов, было в Лютном одно семейство — но они-то говорили совсем по-другому, да и выглядели не как черно-белые колдографии из прошлого века. Полистав в библиотеке словарь, выяснил, что «Сенка» значит «тень», и окончательно убедился, что от них что-то скрывают.

Впрочем, в качестве учителя эта дама оказалась не так уж плоха. Гриффиндорцы, поначалу отнесшиеся с недоверием, простили ей сходство со Снейпом на первой же практике.

— Ваше задание — заклинания против трансфигурационных сглазов, которые мы рассматривали на прошлом уроке.

Парты были выстроены вдоль стен, а класс — разбился на две неравные группы, по принадлежности к факультетам. Если профессору это и не понравилось, она ничего не сказала.

— Я насылаю сглаз, вы, по очереди, выходите и пробуете контрзаклятие.

С любопытством Нэт смотрел, как она колдует — чисто, аккуратно, чего, конечно, нельзя было сказать о его сокурсниках, то и дело порывавшихся вместо контрзаклятий использовать щиты. Ему самому достался летучемышиный сглаз: с гордостью продемонстрировав невербальный Finite Furipterus, он заработал пять баллов Слизерину и нехорошую отдачу в запястье.

Рёдер, на этом занятии неожиданно провалившийся, после урока жаловался в коридоре Лестрейнджу:

— Ты же видел, кто она! Я не могу с ней драться…

Эльфард то ли соглашался, то ли качал головой.

— И наше министерство ничего не говорит! Словно так и надо, как будто каждая…

Тут блондин заметил внимательно слушавшего Нэта и прекратил разговор.

Третья практика оказалась еще интереснее.

Профессор вызывала студентов парами: один насылал пройденные сглазы, второй читал контрзаклятия, потом менялись.

«Думает, что может все контролировать, — щурился Нэт. — Что ж, посмотрим». В кабинете защиты было, как всегда, темно и прохладно, но после того, как засверкали вспышки заклятий, холод перестал его беспокоить.

Рёдер успешно сражался с МакЛаггеном — насылаемые им на гриффиндорца сглазы получались мощными, даже чересчур: остроклювые птицы, летучие мыши, маленькая песчаная буря — каждый раз словно заполнялась вся комната. Пришлось спрятаться в углу, чтобы не поднимать щит.

Контрзаклятий тоже было слишком много — каждого из них хватило бы не на один сглаз, а на три, лишняя магия рассеивалась в воздухе, заряжала его, пропитывала так, что становилось трудно дышать. Ни слизеринцы, ни гриффинорцы, казалось, этого не замечали — только преподавательница отошла к кафедре и оттуда наблюдала, предусмотрительно выставив палочку.

— Отлично, Рёдер. МакЛагген, будете продолжать. Баркер, вы следующий.

Прогоняя усилием воли усталость, Нэт вышел вперед. МакЛагген ухмылялся, одними губами выводя поднадоевшее уже: «помойный», и неожиданно вернул хорошее настроение. В самом деле, можно было только посмеяться…

Почувствовать заклятие Нэт успел, как только оно слетело с палочки грязно-золотым вихрем.

— Oppunio!

Золото в воздухе разлетелось криками, истошными, будто вопли баньши — почти инстинктивно вскинув руку, Нэт заставил их смолкнуть, а вихрь — успокоил и стер. Он еле сдержался, чтобы не произнести очищающего заклинания, и только потому, что не любил с некоторых пор появившийся у того запах дезинфекции.

Оглянулся — МакЛагген разочарованно вертел палочку, но остальные, кажется, так ничего и не заметили. Воздухом теперь можно было дышать — а для них он всего лишь запустил контрзаклятие.

— Чего вы ждете, Баркер? Ваша очередь насылать сглаз.

«Не могу себя заставить Tergeo сказать, а вы просите наколдовать стаю вонючих рукокрылых?»

Палочка дернулась в руке. Губы МакЛаггена все шевелились.

— Я буду снимать баллы, Баркер, если вы не поспешите.

Может, это была никакая не опасная магия, но даже позволить такому, с гвалтом и гоготом пронестись через себя… «Ты ведешь себя уж слишком подозрительно, — одернул внутренний голос, — еще немного и начнут задавать вопросы». Делать было нечего. Нэт вспомнил заклятие: вырвался острый луч, так и не разошедшийся в дымное облако, и нетопырь, один-единственный, расправил крылья. МакЛагген сначала засмеялся, а потом выкрикнул в ответ, выставляя палочку: но от контрзаклятия нетопырь, к его удивлению, ловко ушел, лег на крыло, развернулся вокруг лампы и улетел на шкаф.

Теперь смеялся не только МакЛагген. Смеялись все.

— Может быть, вам стоило попробовать вслух, — заметила профессор, делая шаг к шкафу. — Давайте еще раз, Баркер.

— Зачем? — спросил Нэт, и смех в классе неловко смолк. — МакЛагген еще не закончил с этим.

— Но этот не атакует, — сказала мадам Храван, словно налицо была ошибка.

Нэт не сдержал усмешку. Нетопырь пошуршал еще немного и устроился с краю, спрятав под крылом морду.

— Заставьте его атаковать, — потребовала профессор. — Или я не зачту.

Одно движение палочкой, полукруг, черная тень сорвалась вниз, на пол. МакЛагген лупил заклятиями почем зря и промахивался, пока не закричал уже по-настоящему — нырнув под складки гриффиндорской мантии, зверек, похоже, впился ему зубами в ногу.

— Expelliarmus! — рявкнул Уизли со своего места, отшвыривая нетопыря прочь от МакЛаггена. Зверек упал на пол, подмяв крыло, взвизгнул и растворился в воздухе.

В классе воцарилась тишина — профессор, поджав губы, смотрела на двоих приятелей, Уизли вызывающе глядел в ответ, а Нэт, воспользовавшись моментом, спрятал палочку в рукав. От ржавого, звенящего медного запаха тянуло в груди, и шла кругом голова.

— Минус десять баллов, Уизли, — сказала, наконец, мадам Храван. — Пять за то, что вы применили неподходящее заклятие, и пять за то, что выступили не в свою очередь.

Гриффиндорцы готовы были обиженно загудеть — но профессор не позволила им. Подняла палочку, над ними всеми, шепнула что-то: запах пропал, звон тоже. Только шкаф теперь почему-то казался пустым.

Когда занятие окончилось, Нэта задержали.

— Останьтесь ненадолго, мистер Баркер.

Профессор взмахнула палочкой еще раз — светильники сбавили яркость, отчего весь кабинет стал похож на закрытый для посещений читальный зал.

— Весьма интересно, — произнесла мадам Храван чуть позже. Когда она говорила, мышцы ее лица почти не меняли положения, но голос получался глубокий, низкий и словно бы издалека. — У вас от рождения такая чувствительность к магии?

— А, да… Повышенный фон, — невнятно ответил Нэт.

— Не измеряли реакцию по шкале Уорпла? Судя по сегодняшнему представлению, я бы дала вам все пять, но лучше, чтобы проверил специалист.

— У меня три с половиной, — сказал Нэт, разворачиваясь ближе к выходу.

«Было сегодня утром. Проверял, не надо на меня так смотреть…»

— Больше четырех, это точно, — возразила профессор. Осведомленность Нэтана ее явно удивила, хоть она старалась этого не показывать. — У меня четыре. В вашей специальности, — мадам кивнула на инсигнию, — очень полезная способность. Профессор Снейп должен научить вас этим пользоваться.

Опять, как на арифмантике, холод подкатился — к затылку, пошарил в волосах.

— Но если он не сумеет или не найдет времени, вы можете обратиться ко мне. Пока я здесь, — добавила она сухо.

— Спасибо, профессор, — ответил Нэт и шагнул к двери. — Я могу идти?

— Идите, — теперь голос звучал чуть озадаченно.

Нэт вышел в коридор и поспешил прочь. Видеть Сенку Храван в этой жизни ему хотелось как можно реже.

* * *

Мечте, однако, не суждено было сбыться. Он увидел ее этим же вечером — и там, где менее всего ожидал увидеть.

Стоял над доской, стараясь контролировать дыхание — так, чтобы согрелись изнутри пальцы. Ледяные, промороженные насквозь вороньи глаза нужно было разделить на части. Не разбить, не расколоть, не разрезать на доли, а именно что разделить, вынуть хрусталик, за определенный промежуток времени. Задание было сложное, и с первой попытки он не надеялся: а потому приготовился основательно. Набрал у Хагрида куриных голов, подбил оглушителем двух ворон и одну перепелку, вынул глаза из глазниц, заморозил — и вот теперь, не решался даже отпустить охлаждающее заклятие.

Мысли его бродили где угодно, только не в там, где пальцы сжимали лезвие: по-прежнему не шел из головы Фронзак, и опасные камни в кармане сердитой Хальдис Энквист, и последняя практика по зельям.

Профессор ничего не объяснял: с самого начала сентября он разрывался между классами и своим новым проектом, а, когда они с Нэтом вдвоем оставались в лаборатории, давал очередное задание, по которому ни о чем нельзя догадаться, и хватался за следующий пергамент. Вот и в этот раз — он даже не заставлял поторопиться, несмотря на поздний час.

Там, где лежали глаза, на дереве проступила изморозь.

— Мастер? Я должен с вами поговорить, — решился Нэт.

— Уже закончил? — Снейп не поднял взгляда.

— Нет, сэр, но это очень важно.

Перо легло на стол:

— Говори.

— Вы просили меня сообщать, если что-то изменится… в моем состоянии.

— Да?

— Два часа назад я проверил реакцию по шкале Уорпла, и получил четыре с половиной.

Свиток был брошен рядом с пером.

— Ты должен был подойти ко мне еще утром.

— Утром было только три и пятьдесят четыре, сэр.

— Это все равно выше, чем твоя обычная реакция. Остальные показатели?

— Как раньше.

Снейп встал к шкафу, где хранил инструменты.

— Пожалуйста, сэр, скажите мне, если вы уже придумали какое-то решение.

Мастер молча распахнул дверцу, достал синий футляр. Человек, незнакомый с ним, подумал бы, что он раздражен.

— Мне становится трудно сосредоточиться на занятиях из-за запахов и из-за звуков, — произнес Нэт через силу. — Я допускаю ошибки. Чаще устаю.

Профессор шагнул к его столу.

— Вижу. Ты взял не тот скальпель, — сказал он, протягивая футляр.

— Я же не спрашивал вас целый год, — не останавливался Нэт. Он чувствовал, что теряет контроль над голосом. — Неужели вы не нашли... ничего? Если быть честным, сэр, я не хочу больше ждать, я хочу сделать что-то сам.

Он замолчал — во рту пересохло. Ответ его не порадовал:

— Сделай. Возьми скальпель и научись вынимать хрусталик.

— Если не верите, что я смогу помочь, спросите профессора Флитвика! Теорию заклятий я уже всю, какую мог отыскать…

— Довольно! — оборвал Снейп.

— И Фронзака я прочитал, — все равно договорил Нэтан, опуская взгляд. — Трижды.

— Я сказал, довольно.

Повисла тишина. Нэт ждал, что профессор что-нибудь скажет: тот, кажется, тоже чего-то ждал.

— Трижды? — спросил он, наконец, недоверчиво усмехнувшись.

— Да, сэр. Думаю, там есть ошибка.

— Не ты первый.

Мастер поглядел на Нэтана, потом на футляр. Делать было нечего: Нэт достал инструмент, подвигал запястьем, привыкая к весу.

— Это не общеизвестный факт, но на ошибку в доказательстве Фронзаку впервые указал тогда еще студент института Дурмстранг, некий Геллерт Гриндевальд.

Лезвие — похожее на расплющенную иглу, уже и тоньше, чем Нэт когда-нибудь видел, ясно отражало свет.

— Мне рассказывали, он потом любил это вспоминать, — как ни в чем не бывало, продолжал профессор. — Снимай заклятие. Если нужно, воспользуйся линзой, когда будешь резать цилиарные связки.

Нэт подладил светильник так, чтобы тени на столе сжались до неразличимых черных линий, закрепил куриный глаз и снял заморозку.

Мысли в его голове были мрачны и безрадостны.

— Гриндевальд, к сожалению, счел ошибочным доказательство, но не вывод, — Снейп никуда не уходил и продолжал наблюдать.

— Почему вы сказали — к сожалению? — спросил Нэт, против воли чувствуя интерес. — Вы считаете, что он был неправ?

— Он попытался претворить эту теорию в жизнь. И по всем признакам, в годы перед падением им овладело безумие.

— А магистр Фронзак? Он-то ведь не был безумен? — глаз оттаивал медленно.

— Ты что-нибудь знаешь о его последних днях?

— Он был директором Хогвартса.

— После того, как он был директором, — поправил профессор. — Фронзак передал пост Диппету и ушел на покой, чтобы заняться исследованиями. О дальнейшем обычно не говорят, однако после его смерти аврорат сжег не только дом с ценнейшей библиотекой, но даже и летние теплицы.

Нэт хмыкнул и подтянул крепления.

— Книга, которую вы мне дали, — заметил он осторожно, — не производит впечатления, будто ее написал сумасшедший. Аврорат мог ошибаться. Гриндевальд тоже может быть вполне в порядке.

— Сомневаться, я смотрю, ты научился неплохо. Приступай, или просидишь тут до утра.

На выдохе Нэт поднял лезвие — казалось, он видел все и управлял каждым движением. Роговица сошла легко.

— Платина? — прошептал он.

— Иридий и платина, — поправили его. — Проще было с другой стороны. Остальные части тебе не пригодятся.

В первые два раза все-таки повредил эпителий — на третий вышло. Снейп кивнул и вернулся к свиткам. Когда с последним глазом, вороньим, было покончено, и Нэт уже доставал инструменты из раствора, раздался стук.

— Это профессор Храван. Я могу войти?

Дверь скрипнула на неохотное «Войдите»: на пороге стояла профессор защиты, и, не мигая, рассматривала обоих, учителя и ученика. Нэт снова почувствовал непреодолимое желание куда-то скрыться.

— По договоренности с директором Дамблдором, мне обеспечен доступ в лаборатории, — произнесла мадам Храван, очень четко выговаривая слова. — Два раза в месяц.

— Нет нужды напоминать это мне, — мастер зелий медленно собирал пергаменты. — Нэтан?

— Все готово, сэр.

— В таком случае, можешь идти, — Снейп проследил, как профессор переступила порог. Ее черная одежда настолько сливалась с темнотой коридора, что казалось, в подземелье шагнула ночь.

— Твой вопрос, — неожиданно добавил мастер, ловя на себе взгляд ученика, — его мы обсудим, позже.

— Да, сэр, — Нэт кивнул, спрятал скальпель в футляр и вернул в шкаф. Еще одной тайной меньше...

— Спасибо, профессор, — услышал он тихое, вполголоса, шипение за спиной. — Но я предпочту работать одна.

* * *

«Что значит — позже? Когда позже? Еще через год… — сделал круг по коридорам, чтобы успокоить мысли. Не слишком помогло — он только еще больше замерз. — Интересно, что она собралась делать? Если ей нужно лекарство, она могла бы попросить мастера. Как он вообще мог пустить… — еще один поворот. Нэт прошел мимо кабинета профессора (там уже горел свет) и последний раз — мимо лаборатории. — Так значит Фронзак не был сумасшедшим, когда писал книгу? Стал, после того, как занялся исследованиями? Произвел опыты по своему плану? Хотел бы я еще знать побольше про Гриндевальда…»

Мысли сбивались — Нэт чувствовал, что устал, и с трудом подавил желание зевнуть.

— Мистер… Баркер?

У каморки его поджидали — тени вытягивались в свете факелов, и в их окружении фигурка, выскользнувшая из ниши, показалась еще меньше, чем была.

— Ты что здесь делаешь?— спросил Нэт первокурсницу. Он узнал девочку, следившую за ним в коридорах. — Разве не было отбоя?

— Осталось четырнад-нацать минут, — ответила она, сдвинув брови. — Я ждала… вас.

— Ты еще «сэр» не добавила, — усмехнулся Нэт, но увидев, как она смутилась, пояснил:

— Меня зовут Нэтан, а не «мистер Баркер», если хочешь знать. Я здесь учусь так же, как и ты — оставь церемонии для профессоров.

Правая ее рука теребила мантию — в левой была палочка.

— Ладно. Выкладывай. Зачем за мной ходишь?

— Я не хожу! Не всегда! — запротестовала она. — Мне просто надо было проверить…

— Видел тебя всю неделю в коридорах. Так в чем дело?

— Вы можете пойти со мной в гостиную? — выпалила девочка в одно слово и отступила на шаг.

— Хочешь, чтоб я тебе дорогу показал?

— Нет… — она сморщила лоб, заставляя себя говорить. — Это все Флай, Флавий.

— Что с ним?

— Он плохо… он совсем не ладит со старшими.

— Со старшими?

Первокурсница смотрела на Нэтана своими серьезными темными глазами, словно он должен был прочитать все в ее взгляде и ни о чем не спрашивать.

— Особенно с Белби. И с Монтгомери, который в команде. Они ведут себя просто… Они над ним издеваются! А Клайд, староста, думает, что так и нужно!

Усталость накатила волной — опять захотелось зевнуть, но Нэт снова удержался.

— Эдвин — не единственный староста. Есть же кто-то из девчонок, Фрэнсис, кажется…

— Ее никогда нет с нами в гостиной, — фыркнула маленькая гарпия. — Еще она говорит, что если не видела своими глазами, значит, мы все придумываем. Мы ничего не придумываем! Они называют Флая всякими словами, и смеются, и позавчера запустили в него заклятием, когда он потерял пять баллов. А он даже не был виноват! И сегодня тоже…

— Почему вы не пошли к декану?

— Флай не станет! — ужаснулась она. — Он ни за что не согласится. Пожалуйста! Вы нам поможете? Вы пойдете со мной в гостиную?

Нэт поглядел на дверь, за которой его ждал стол, заваленный недоделанной домашней работой, и вздохнул.

— Вот что, — сказал он, наклоняясь, чтобы глядеть девочке в глаза, — сейчас отведу тебя к Снейпу, и ты ему все расскажешь.

— Я обещала же, я не могу…

— Будем считать, что я заставил тебя силой.

Малышка подняла взгляд. Когда она улыбнулась, длинный рот стал еще длиннее, делая ее похожей уже не на гарпию, а на домового эльфа. Нэт взял ее за руку — к его удивлению, возражений не последовало. Хитрая улыбка не сходила с ее лица почти весь путь.

— Знаешь что, — сказал Нэт уже у самого кабинета, — ты ведь могла воспользоваться воображением, и сказать своему Флаю, что я тебя заставил. Для этого совсем не обязательно было ждать целую неделю.

Тихо постучал.

— Разве ты не знаешь, что обманывать — нехорошо? — спросила девочка.

— Он об этом, несомненно, знает, мисс Дэммингтон, — с нескрываемой иронией процедили с порога. — Вам обоим пора быть в спальнях. В чем дело?

Через пять минут профессор уже направлялся вместе с ними к гостиной.

В результате этой ночной экскурсии Филч получил трех помощников в лице старших студентов Слизерина, Снейп прочитал первокурсникам лекцию о том, что правила «распространяются на всех», а Нэт приобрел репутацию человека, к которому можно обращаться за помощью.

— Знаешь, как это называется? — спросила Энквист, глядя, как ему машут с рукой из толпы. — Агентурная сеть.

— Она просто поздоровалась, — возразил Нэт. Ему вся эта ситуация совершенно не нравилась.

— А что плохого? У тебя теперь везде свои люди, — мечтательно продолжила его собеседница. — Маленькие, незаметные глаза и уши…

— Энквист, ты в своем уме? Мне-то это зачем? И вообще, Монтгомери выбыл из команды на неделю, Белби ходит злой, как черт. А у нас практика по зельям общая.

О том, что он, мягко говоря, не мечтает встретиться с шестикурсниками-загонщиками в каком-нибудь темном коридоре, Нэт упоминать не стал. Разговор плавно перешел на его подготовку к ТРИТОНу и на предстоящие выходные. Беспокойство друга Энквист никак не разделяла — предвкушение прогулки захватило ее целиком.

* * *

Профессор Храван снова оккупировала лабораторию, и вечернее занятие переместилось в кабинет. Для Нэта оно заключалось в том, что он без конца переписывал рецепты жаропонижающих настоек.

— Твои показатели не изменились? — спросил профессор после того, как, весьма неохотно, признал право очередного рецепта на существование.

— Нет, сэр. И если вы о реакции по Уорплу, она так и не пришла… в норму.

— Что возвращает нас к твоему вопросу...

Нэт недоверчиво поднял глаза.

— ...касательно моих успехов, или, вернее, их отсутствия в изобретении лекарства.

Да уж. Мастер не собирался ходить вокруг да около: его пристальный взгляд, ловивший отражение каждой эмоции на лице ученика, порядком выводил из себя.

— Вы действительно ничего не нашли? — на всякий случай уточнил Нэт, стараясь звучать сухо и профессионально. Удавалось плохо.

Снейп, откинувшись на спинку, вертел перо в пальцах. Лицо его было, как никогда, похоже на маску — даже мрачным его было не назвать, настолько оно казалось бесстрастно.

— На данный момент — нет. Я мог бы успокоить тебя тем, что исследования продолжаются, и что они будут плодотворны, однако ты должен понимать сложность ситуации.

Нэт почувствовал желание впиться ногтями в подлокотник: мастер зелий, который разговаривает с учеником, как со взрослым и разумным человеком — это уж точно плохой знак. Если даже не принимать во внимание незнакомых защитных чар на дверях, чар, не пропускавших наружу ни звука, ни запаха.

— Твое проклятие, — прямо начал профессор, — классифицируется как восемнадцатая степень, с прямым воздействием на магическое ядро…

— Подгруппа гимель, — пробормотал Нэт.

— Верно, — согласился Снейп, — и раз тебе это известно, ты должен понимать, что это значит.

— Темное, комплексное, предполагает поражение нервной системы, строится на невербальной основе, крайне ограниченный ареал распространения, может быть отменено только кастующим, и… закрыто для изучения.

Последние слова дались с трудом.

— Снова верно, — в черных глазах мелькнуло что-то вроде одобрения. — По крайней мере, мне не придется пересказывать тебе предисловие к министерскому «Реестру».

— Я прочел это все еще до того, как был проклят, — довольно холодно ответил Нэт. — Я ведь тоже… искал решение.

— Тебе известно слишком немногое, чтобы сравнивать наши попытки, — проговорил Снейп, не сводя с ученика строгого взгляда. Помолчав, он продолжил:

— «Закрыто для изучения» предполагает уровни доступа к определенной информации, охраняемое Министерством и Европейским Конвентом. Отчасти благодаря директору, отчасти — прежнему опыту, мой уровень доступа достаточно высок, чтобы работать с восемнадцатой степенью. Однако, — тут профессор сделал паузу, — при исследовании воздействия отдельно взятого, малоизвестного заклятия, большинство наиболее действенных методов включают практическое овладение им. Полагаю, ты уже понял проблему.

— «Практическое овладение» темным заклятием? — повторил Нэт. — Полагаю, что да.

Он подозревал что-то в этом роде. Конечно, надеялся, что профессор знает какие-нибудь обходные пути — но, судя по всему, Снейп их или не знал, или не считал, что им можно доверять.

— Дело даже не в том, что в нашем случае о проклятии знают лишь единицы, которые прячут это знание внутри одного рода и вряд ли станут им делиться с посторонним. И не в том, что для восемнадцатой степени нужны резервы, которые есть не у всякого мага. Овладение заклятием из подгруппы гимель — это регулярные и интенсивные занятия темной магией.

Тонкие пальцы отбивали ритм по столу. Нэт перевел взгляд на свои — сплетенные в замок. Ему было не по себе.

— Вы не хотите, чтобы я даже пробовал двигаться в этом направлении, — догадался он.

— Именно поэтому я дал тебе прочесть «Чародеев», — кивнул мастер зелий. — Я не считаю, что тебя недостаточно предостерегали. Но, судя по твоим предыдущим опытам, ты легко мог бы изобрести похожую теорию и уверить себя, что изучение определенных областей магии — вполне безопасно. Фронзак был не единственным, кто так считал, а потом дорого заплатил за это.

Он встал, прошел к камину и развернулся. В глазах его проступил какой-то глубоко скрытый блеск, когда он продолжил говорить:

— Темные искусства — традиция настолько древняя, что большая часть знаний передается только изустно, от учителя к ученику. То, что ты можешь найти в книгах — это даже не вершина горы, уходящей под воду. Это неверное и изменчивое отражение, единственное назначение которого: вводить в заблуждение самонадеянных глупцов.

Голос раскатывался по кабинету, проникая в каждую щель и пропитывая стены.

— Мастера темных искусств практикуют жесточайший самоконтроль и дисциплину, которые и не снились… обычным магам. Это — цена, которую они платят за свое могущество, за понимание глубинных основ нашего мира, давно забытых другими волшебниками. Но даже из поколения в поколение передающиеся традиции не гарантируют им защиту.

— Что же произойдет, — спросил Нэт тихо, — если темный маг потеряет контроль?

Снейп поглядел на ученика с сомнением.

— В лучшем случае, его успеют остановить до того, как будет нанесен непоправимый ущерб. Я не собираюсь вдаваться в подробности, которые нас не касаются.

В кабинете установилась тишина: свеча на столе догорела, и белый дымок от фитиля спиралью поднимался вверх. Мягко мерцали флаконы на полках — оставшегося света едва хватало, чтобы разбавить тени.

— Если все так, как вы говорите, — прервал молчание Нэтан, — тем более, я не могу позволить никому другому рисковать вместо себя.

— Никто и не рискует, — как-то зло остановил его Снейп. — Ты же не думаешь, что Альбус Дамблдор позволит практиковать подобную магию в своей школе? Есть другие методы. Можно действовать через облегчение симптомов или подбирать аналоги заклятия.

— Будь эти методы эффективны, вы бы не начали разговор, сэр.

— Не перебивай меня,— профессор перестал разглядывать пол и перевел взгляд на Нэтана. — Это не совсем так. Они работают, но требуется больше времени для достижения результата. Тебе придется проявить терпение. Ты не будешь осуществлять самостоятельные исследования, не будешь варить что-то без моего ведома, и не будешь заниматься темными проклятиями. Ясно?

Нэт встал, тщетно пытаясь сохранить остатки хладнокровия.

— Разве не проще было бы — обучить меня столь необходимому контролю? — спросил он сквозь зубы.

Профессор не ответил. Просто светильники в комнате потускнели, погасли, пока не остался один, над камином, задыхающийся и дрожащий. Рука на мгновение накрыла свечу на столе: свеча вспыхнула синим, быстрые, переменчивые отблески заплясали на пергаментах — и на лицах двух стоявших волшебников.

— Если у мага хватит дисциплины на то, чтобы заниматься тайными искусствами, тем более у него хватит дисциплины на то, чтобы воздержаться от них. Надеюсь, ты меня понял, — Снейп провел над свечой ладонью, и пламя сменило цвет на привычный.

— Я вас понял, сэр, — напряжение отпустило Нэта не сразу.

— Хорошо. В понедельник будешь проводить анализ образцов, которые я тебе дам, по результатам — письменный доклад, так что подготовься.

— Жаропонижающие?

— В том числе, — Снейп поднял палочку и что-то прошептал, направив ее на дверь. — Теперь можешь идти.

Нэт помедлил, прежде чем покинуть кабинет. Может быть, профессор произнес не все, может, в темном взгляде пряталось что-то другое, кроме совершенно однозначного предупреждения? Увы, никому, даже себе, Нэт не смог бы этого доказать.

Он шел по коридору, не чувствуя под собой ног. Короткая лестница, переход — все стало незнакомым, словно он шел здесь впервые, но, наконец, добрался, куда хотел, встал над замком, царапая ногтем камень. «Моргана и Гештинан, он хоть понимает, что просит? Понимает?! Конечно, это не ему каждое утро приходится записывать свой пульс в тетрадку!»

Прошло минуты три, прежде чем вытащил палочку и снял защиту. Толкнул дверь, шагнул внутрь — не хотелось ни думать, ни ощущать.

Может быть, поэтому Нэт ничуть и не удивился, когда дверь захлопнулась сама собой, пол вырвался из-под ног, руки свело заклятием, и в мирном белом свете перед ним возникло лицо Гектора Белби.

— Смотрю я, Баркер, ты совсем потерял осторожность.

Холодный камень под коленями был совсем не такой, какой нащупываешь босой ступней по утрам. Через несколько минут желание подняться на ноги стало нестерпимым. Нэт честно пытался пошевелить связанными руками, но пальцы едва слушались — будто каждая капля крови прилила к ним.

— Ты не удивлен. Наверное, ждал нас? — тянул свое Белби.

Кто-то еще, второй или третий — а их было больше, чем трое — держал Нэтову палочку. Ее передавали по кругу, определяя, чья очередь выпускать заклятия. В тесной комнате им приходилось стоять чуть ли не плечом к плечу.

— Знал, что мы до тебя доберемся.

Кто-то справа, повыше ростом (ботинки были, как у Монтгомери), подвинул конспекты на столе и присел на край. Волна звенящего зуда в воздухе, удар. Пахло металлом. Свинцом.

— Ты же понимаешь. Не твое дело проверять, чем мы заняты в гостиной и стучать декану.

Боль ослабевала, откатывалась назад, но тяжелый звук продолжался, рос внутри, в голове, не находя выхода.

— Для этого, дружище, у нас есть староста.

— Который не заметит, если мы чуток задержимся после отбоя.

— Мне тут нравится, — неожиданно выдал четвертый, поднимая полог кровати и заглядывая под нее. — Может, нам стоит почаще приходить в гости.

— Ага.

Опять плечо, и опять правое. Звук стал выше и сильнее, отдаваясь в костях. Следующий был Белби — Нэт попробовал сдвинуться с места, но не смог. Выдохнул, готовясь к худшему.

— Мы тут посовещались, Баркер…

Стоявший у стола рылся в бумагах.

— …и решили дать тебе маленький урок. Чтобы ты больше не лез, куда не просят.

Запахло жженой травой — Нэт прикусил губу, наперед сдерживая голос.

— По-вашему, у меня был выбор, вмешиваться или нет? — выплюнул он после, отдышавшись, когда первый острый ожог уступил место ноющему жару там, куда попало заклятие.

— Выбор? Давай посмотрим. Сначала он ошивается рядом с рэйвенкловской охотницей, а потом — какое совпадение, капитана выгоняют из команды прямо перед матчем.

— Чертовски удачное совпадение.

— Фискал!

— Предатель!

— Если бы вы оставили первый курс в покое…

Договорить он не смог, хватая губами воздух. Не видел других, только Гектора: поднимал голову, все темнело перед глазами. Но голоса узнавал. Потом сообразил, что дело не в глазах.

— Что у вас на лицах? Маски? В кого вы тут играете?

— Эта Дэммингтон нам все рассказала. Ты ее заставил к Снейпу пойти, так?

— Так, — согласился, мрачно разглядывая пол. Камень оставался тверд и неподатлив. Вот у кого бы поучиться.

— Зря ты это сделал, — Белби передал палочку. Снова запахло травой.

Когда Нэт отдышался в третий раз, у стола стояли уже двое. Ни одной мысли не приходило ему, как их отсюда выпроводить.

Плечи горели. В висках звенело. Происходившее было похоже на кошмарный сон. Заклятия посыпались одно за другим, Нэт слышал смех в промежутках, кто-то шутил, кто-то побросал пергаменты на пол, прямо перед ним, и догадался сказать: Evanesco. Он почти освободился, когда это произошло — но сделать ничего не успел. Еще одна вспышка, и он снова потерял способность двигаться.

— Уверен, что Баркер тебя слышит, Гек? Он вообще не реагирует.

— Все он слышит.

— Но ему плевать! Он даже не закричал ни разу.

— Потому что мы бьем не туда. Ты точно ничего не нашел?

— Да что тут найдешь?

Голоса терялись, наплывая сверху и со стороны. Отлично. Он скоро проснется. После всего, что было днем, и Снейпа — он слишком устал для дурных снов…

— …семейные снимки, смотри-ка!

Словно кто-то вытолкнул из воды на воздух — в голове мгновенно прояснилось, и стало слышно каждое слово.

— …какой-то лес. Твой папаша, да? Значит, он у тебя все-таки был. Я как-то сомневался, — Белби разглядывал колдографию с садистским любопытством.

Отчаяние скрутило крепче всяких пут. Нет! Они не могли… Он всегда держал ее в сундуке, так? В сундуке! Она должна была быть там, на дне, под заклятием, которое никому, кроме него, не снять. Проклиная утреннюю минуту слабости и глупую рассеянность, Нэт смотрел, как чужой ноготь царапает край карточки.

— Верни на место, ты, ублюдок! — не выдержал он. В комнате повисла тишина. Кто-то перепроверил заклятие на двери и облегченно махнул рукой — в коридоре ничего не было слышно. Гектор позволил себе улыбку.

— То, что надо, — он кивнул, поднимая палочку. — Igneo Minime.

Уголок загнулся и задымился, медленно обугливаясь. Волшебник, что стоял на снимке с краю, одернул мантию.

Incarcero поддавалось, но слишком медленно.

— Верни… откуда взял…

— Она у тебя единственная? Жаль будет, если сгорит. Может, предложишь что-нибудь взамен?

— Верни ее… — его никто не слышал. Он и сам себя не слышал.

Небытие подступало к камню, на котором сидел его отец. Нож в быстрых руках замер, но выражение лица оставалось прежним, и на короткую секунду Нэт представил себе, что отец его слышит. Внутри — словно жгли кислотой.

— Я убью тебя. Если ты этого не сделаешь, я… — он знал, что был жалок, но все равно шептал, захлебываясь воздухом.

Пленка теплела, становилась рыжей, коричневой, черной, рассыпалась пушистой серой пылью.

— Гек, может, хватит? — номер третий, голос рассудка, вступил не раньше, чем повторил заклинание, скрутившее плечи, ноги и кисти. Кто-то стукнул в дверь, дважды.

— Слышите? Это Сэм.

— Пора возвращаться.

— Эд, конечно, никого не сдаст, но у него тоже есть свой предел.

— Вы что, Баркера испугались? — Белби фыркнул. — Он нас сам боится.

— Он расскажет Снейпу.

— Во второй раз? Не думаю. К тому же, у него теперь будет причина держать язык за зубами, — Белби помахал карточкой.

— Пошли отсюда.

Палочку бросили в угол, она покатилась к стене.

Прошло еще полчаса, прежде чем заклятие ослабело достаточно, чтобы освободить руки.

* * *

Небо над Хогсмидом ровно отливало свинцом. Ветер пригибал траву к земле, катился по дороге в гору, взмывал вверх, к облакам, делая воскресный день пусть не намного, но легче и светлее.

Энквист шла впереди. Она сама была как ветер — то и дело поправляла завернувшийся подол мантии, ловила концы шарфа, смеялась, ни секунды не стоя на месте.

— И тогда — что ты сказал тогда?

— Я сказал, нужно резать поперек.

— Точно. Поперек, и с таким видом, как будто это жуть какая простая вещь! Как будто на каждом углу написано, что волчий корень не нарезают вдоль!

— Его не нарезают вдоль, Хальдис, это даже я знаю, — недовольный голос слева.

Снова пришлось прибавить шагу, чтобы догнать их двоих. Сюрприз: «Роби, Нэтан, вы ведь знакомы? Роби пойдет с нами!» — и вот он в компании рыжей девицы, поглядывавшей на него с опаской, причем Энквист делает вид, что все так и было задумано.

Попробовал призвать ее к ответу, у лавки принадлежностей для письма, когда рыжая подружка завела что-то про конспекты и скрылась за дверью.

— Посуди сам, не могла же я отказать. Ее бросил Майкл, Черри занята, Энжи — идет со своим-с-пятого-курса и… в общем, так получилось, — выдав все это, Энквист ковырнула носком песок, вынимая камешек.

— Она слизеринцев терпеть не может, ты разве не знала?

— Теперь уже поздно, — камешек ударился о стену и запрыгал вниз по ступенькам крыльца. — Посмотри на это, как на шанс узнать ее лучше. Она на самом деле милая. Все время читает. Любит арифмантику… У вас наверняка много общего…

— Смеешься?

Хальдис посмотрела на него внимательно:

— Ты, наверное, хотел, чтобы мы вдвоем?

— Ничего я не хотел, — буркнул Нэт, игнорируя ее пристальный взгляд. — Предупредила бы, я б остался в библиотеке.

Поежился от холода — и тут же пожалел об этом. Голова раскалывалась. Энквист смотрела на него как-то странно.

— Насчет рун ты не передумала?

— С чего ты взял, что я передумаю? Или ты пришел только для того, чтобы за мной присмотреть?

Нэт не ответил — был занят, отворачивался от группы старших студентов, проходивших мимо. Может, ему только показалось, что среди них был Монтгомери, но он все равно не хотел, чтобы его видели.

«Сейчас не время. Потом. Все потом…»

— По-твоему, я сама не могу разобраться?

— Подожди…

Компания скрылась за углом.

— То есть, тебе можно устраивать какие-то сомнительные опыты…

— Да нет же! Никто и не собирался за тобой присматривать, Энквист.

Она фыркнула.

— Зачем же ты пришел?

— Хочешь верь, хочешь — нет, но мне интересно… посмотреть, как это у тебя получится. И еще нужна одна вещь в аптеке, — поискал в кармане монетку — та трижды выскользнула из пальцев, прежде чем была поймана.

— Что, разве может такое быть? В вашей распрекрасной лаборатории чего-то не хватает?

— Да я сам виноват. И, если честно, не хочу ждать, пока профессор об этом узнает и погонит меня сюда с утра пораньше.

Дверь аптеки на другой стороне улицы была гостеприимно распахнута — но, то ли из-за запаха, то ли из-за чего-то еще, поток воскресных посетителей обходил ее стороной.

Листья с деревьев — кнаты и галеоны — кружились в воздухе, не долетая до земли. Через три минуты они вместе с Хальдис вышли из аптеки, и он держал в руке сверток.

— Ради какой-то вытяжки… Не для слабонервных, — она морщила нос. — Как можно вообще в таком работать! От меня теперь будет пахнуть.

— Не будет. Но если ты беспокоишься…

— Эй, перестань!

Почувствовав щекотку очищающего заклятия, расхохоталась, так, что он невольно опустил руку с палочкой: но она продолжала смеяться, теперь уже глядя на него. Сбитые с толку, прохожие торопились пройти побыстрее; Роби, появившаяся из лавки, взглянула на подругу удивленно.

— Что тут такое? — спросила она с подозрением.

— Комбинированный эффект, — Нэт затолкал сверток в карман. — Идем?

Пошли втроем по дороге, поднимавшейся в горы. Щебечущий голос Энквист заполнял настороженную тишину, и эти звуки вместе со звуками шагов разносились далеко, возвращаясь обратно умноженным эхом.

Немногие приходившие в голову мысли разлетались прочь — оставшиеся Нэт сам прогонял. Ему не хотелось думать. Это веселье с Энквист ничего не меняло. Все шло неправильно, с того момента, как разминал затекшие запястья, стоял у зеркала с мазью от синяков; с той секунды, как бросил взгляд на стол с жалкими остатками конспектов и этим чертовым, заранее приготовленным пергаментом (его-то им тронуть в голову не пришло!)

И ведь еще стиснул зубы, почистил перо, даже окунул в чернильницу, только потом, не сдержавшись, с чернилами вместе, швырнул через всю комнату.

По крайней мере, не плакал. Ночь прошла без сна, утром он тоже ничего не стал записывать. Это оказалось выше его сил. Сундук, кровать, стол — все молчаливые свидетели его позора напоминали о происшедшем — и вместо того, чтобы взять себя в руки и принять хоть какое-то решение, он просто-напросто бежал, зная, что придется вернуться, собирать бумаги, и даже смывать синее пятно со стены.

«Только не сейчас… Потом. Все потом…» — думал он, поднимаясь вверх по сужающейся тропе.

В какой-то момент звук их шагов слился в звон, эхо приобрело четкость — дорога стала каменистой.

— По-моему, мы достаточно отошли.

— Даже слишком, — Роби поджала губы. — Не думаю, что нам сюда можно.

Внизу видны были пестрые крыши Хогсмида, превратившегося в деревню пряничных домиков. Ветер сдувал поднимавшийся из труб мирный дымок. Нэт вдохнул поглубже, ища в воздухе след, но пахло только холодной травой.

— Там дальше есть расщелина, — вспомнил он, оглядываясь.

— Мы не пойдем дальше, — отрезала Энквист.

Она первая нашла подходящее место: ровный участок земли, скрытый за высоким валуном.

— Зачем ты поднял палочку?

— Нас могут увидеть.

— Специально же сюда забрались. Не надо никаких чар.

— Я не собираюсь рисковать!

— А я говорю — чары могут помешать. Да что с тобой такое? Мрачный, будто мы тут жертвенного петуха режем на перекрестке.

Осмотрелся. Место для жертвоприношений и впрямь было подходящее. Дорога и пустошь. Хогсмидский дым, наконец, оседлал нужный ветер и оказался на вкус горьким, пряным, совсем не похожим на запах горящей бумаги. Девчонки были заняты. Рыжая чиркала карандашом в блокноте и сутулилась так, что ее косы то и дело норовили переползти со спины на плечи. Энквист чертила на земле. Он стал разглядывать свою волшебную палочку, пытаясь найти на ней при свете дня невидимые отпечатки чужих пальцев. Ничего не нашел.

— Нужно собраться в круг.

Ничего, а ведь эти тролли излапали ее всю, от рукояти до кончика!

— Север правее, — заставил себя отвлечься. Энквист делала вид, что не слышит:

— Теперь луна…

— На всякий случай, мы же не будем устраивать ничего такого? — заволновалась ее подружка.

На дороге по-прежнему было пусто.

— Не беспокойся… Так. В какой сейчас четверти луна?

— Во второй, — Нэт потрогал траву. — Всего-навсего попрактикуемся в нелегальной магии…

— Нэтан!

— Хальдис? Ты не говорила!

-…которая называется «стихийной», потому что человек может ее контролировать хорошо, если через раз, и это опытный…

— Спокойно, меня учили!

— Стихийное волшебство? Разве мы не просто посмотрим руны в действии?

— Но как еще, по твоему, это можно устроить, Роби?

— Думаю, это вообще нельзя устроить. В «Энциклопедии рун» ясно сказано, что из песчаника не вырезают, а твои как раз из него…

— …к тому же, Энквист, «круг» из трех человек называется «треугольник», и я не встречал упоминаний ни в одной из книг…

— Хватит ворчать!

Роби пожала плечами, Нэт тоже замолчал. Он вовсе не собирался злить Энквист — говорил только по привычке, чтобы она не подумала, будто он серьезен больше обычного. Еще не хотел давать себе воли, и был прав — замолчав, слишком хорошо он чувствовал кипение внутри, медленное, как у напитка живой смерти, переходящего ко второму этапу: добавить настойку полынного корня, перемешивать по часовой, медленно, так, что к концу часа отваливаются руки… «Как раз тот момент, когда уже нельзя остановиться, только идти вперед. Но это потом. После…»

Облака стали чуть тоньше — и тень от валуна проступила на земле.

Энквист достала руны, сжала ладонь в кулак. Сорвала с волос шапку — ветер трепал ее серые пряди. Она тоже не собиралась останавливаться.

— Роби, сначала тебе, — сказала, виновато оглядываясь на Нэта, но он не слышал. Камни упали с сухим стуком. Певучие, с незнакомыми гласными, слова сплетались в сеть. Кипело уже не только в груди — ему вдруг показалось, воздух вскипел вокруг камней, задрожал, тени стали острее. Энквист наклонилась, сияя, и ее бледные руки, не касаясь земли, успокаивали дрожь, как непослушного щенка.

Он больше не хотел смотреть, но отвернуться не смог.

* * *

— С тобой и вправду что-то не так.

На обратном пути остановились у «Кабаньей головы» — листья кривого падуба держались крепко, не собираясь желтеть или облетать. Из-за стены сарая доносилось блеянье, подкрепляемое мирным духом навоза и шерсти.

Хальдис снова натянула шапку на уши.

— Почему ты отказался дальше бросать? Роби, конечно, вдруг стало «не интересно», но я без того знала, что она сбежит. А ты?

— Я видел достаточно, — головная боль вернулась, стоило спуститься в Хогсмид, и он снова подумал о «Живой смерти». — По-моему, твои руны меня не любят.

— Они еще не настолько старые, чтобы кого-то любить или не любить, — возразила Энквист со знанием дела.

Нэт перевел взгляд на стену: не сразу понял, что ищет, пока не отыскал маленькое оконце на втором этаже, то, через которое когда-то высматривал дорогу в Хогвартс. Потом стал разглядывать пыль под ногами. Глупо. Зачем было идти, если боишься вспоминать? В прошлом году ему снилось это место, часто. Жадное пламя в камине, твердый, как скорлупа, диван. Стена за спиной, маг с горящими глазами, поднимающий палочку раз за разом.

Был у него и свой способ справляться с такими снами — проснувшись, лежал, глядя в темноту, считал до ста. Думал, что бы он сделал, если бы все и вправду случилось так, как он боялся.

А Белби хотел напугать его — чем? Парой-тройкой синяков? Компанией подростков, спрятавшихся под маски? Угрозами?

«Но признай, они оказались хитрее, чем ты ожидал…»

Теперь, закрывая глаза, видел, как чернеет и осыпается пеплом лицо, так похожее на его собственное. «А кто в этом виноват? Проворонил их в коридоре, открыл дверь… И почему, почему не промолчал! Идиот! Сам себя выдал. Чего стоило притвориться, что тебе все равно, или, на худой конец, предложить что-нибудь взамен?»

Поздно было сокрушаться. Нужно вернуть то, что ему принадлежит. Он знал, что сделает это, хотя и понятия не имел, как.

Нащупал флакон с вытяжкой в кармане.

Не сейчас.

Но ему найдется, что предложить.

— Нэт? Ты почему молчишь?

— Не знаю. Пойдем. Ты вроде хотела пообедать?

Облака тяжелели, обещая дождь, а Энквист все еще светилась — меньше, чем там, на пустоши, но все равно, непозволительно ярко. Как будто стояла под солнцем.

— Это что, приглашение такое? — она, кажется, ничего не замечала. Может быть, только он один и видел?

— Я собирался вернуться в замок.

— Зануда, — шагнула к двери.

— Куда ты?

На ее обычно бледных щеках цвел румянец, глаза блестели.

— Когда-нибудь здесь был? Говорят, забавное место. Я имею в виду, продают не только сливочное пиво…

— Стой!

Было поздно — она уже зашла.

* * *

Внутри все оставалось точь-в-точь, как он помнил — деревянный пол, темная стойка, бородатый бармен протирает стаканы столетней тряпкой (теперь, по рассказам Хагрида, Нэт знал, это — тот самый Аберфорт, промышлявший не совсем легальными безоарами). Энквист с любопытством оглядывалась — сизый табачный дым ее, видно, не смущал.

— Все как в «Острове Сокровищ»!

— О чем ты?

— Ты не мог этого не читать! Представь, вон там, в углу, Билли Боунс со своей медной трубой… дверь скрипит, заходит Черный Пес… — она откинула выбившуюся челку и смело шагнула вперед.

Бармен прищурился.

— Добрый… день, сэр. Скажите, вы продаете ямайский ром?

— Чего?

— Она пошутила, — Нэт отодвинул ее от стойки. — Мы сейчас же уйдем.

— Ну, Нэтан! Нельзя просто так отсюда уйти.

В животе крутануло, и он вспомнил о не съеденном завтраке. У него еще оставалась сдача. Не то чтобы много, но…

— Хорошо. Будешь чай?

— Чай?!

— Два чая, пожалуйста.

— Четыре сикля, — буркнул бородач.

— Хм. Не надо два, дайте один.

— Нэт… подожди… я же не хотела…

— Уже поздно, — он оттащил Энквист к единственному в зале окну. Столик оказался на редкость крепким, и табуретки были ему под стать. — Тем более… Ты как раз очень хотела тут оказаться, вот и угощайся.

Сахар к чаю был в пожелтевших, насмерть слипшихся кубиках. В другом конце зала курили трубки двое, не желавшие показывать лиц. Еще один, мрачного вида, господин полоскал бороду в стакане, иногда просыпаясь и разражаясь ругательствами. Энквист после каждой тирады задерживала дыхание, но притворялась, будто совсем не удивлена. Наверняка, от Билли Боунса, кем бы он там ни был, она ничего другого и не ждала.

— Нэт?

— Не проси, я не буду переводить, что он сейчас сказал.

— …я имела в виду, что я сама в состоянии заплатить за свой чай, — на щеках ее по-прежнему цвел румянец. — Ты можешь перевести это?

— Это по-гоблински. Но как я уже сказал, переводить не стану. И спрячь свои деньги обратно, не надо ими тут размахивать.

Она покраснела еще сильнее — он видел это даже в тусклом свете, спрятала кошелек. Поднесла ко рту чашку и опустила обратно. Что-то неуловимо изменилось — то ли в нем, то ли в ней, то ли между ними обоими. Утреннее раздражение, тревога и гнев куда-то схлынули, и осталась только страшная неловкость. Огляделся: все было, как прежде. Пыль. Сгорбленные над столами спины. Темнота.

«Можно поклясться, если у этого Аберфорта найдутся часы, стрелки в них наверняка стоят. Или песок не сыплется. Интересно, как он это делает? Времени здесь словно и нет…»

— Да. Жутковато как-то, — после продолжительного молчания даже у Энквист голос звучал хрипло.

Нэт подавил желание усмехнуться. Она ничего не знала о жутких местах. «С другой стороны, ужасные вещи могут происходить где угодно. На солнечных полянах у озера. В этих маленьких запертых комнатах на втором этаже…»

— Тебе одной лучше сюда не ходить, — сказал вслух. — Хотя, конечно, с «Пьяной мантикорой» не сравнится.

— Это в Лютном? — она сделала глоток. Кто-то распахнул дверь — волна свежего воздуха разогнала дым по всему помещению.

— Ага. Авроры хотели закрыть, лет пять назад, но потом передумали. Им проще иметь там своих людей. А прозвали ее так из-за шипа, который прибит над баром.

— Хвостовой шип, без шуток?

— До сих пор ядовитый. Внизу у них есть подвал, где играют в трехкарточный браг, а на Йоль устраивают соревнования. Еще комнаты сдают.

— Как в «Дырявом котле»?

Вспомнил женщин, которые курили у входа в «Мантикору» и покраснел.

— Не совсем.

Помолчали еще — Энквист пила чай, время от времени добавляя сахара. Она смотрела на Нэта с интересом, от которого тому становилось не по себе.

— Это все здорово, — заметила она, когда чай закончился. — Но, может быть, теперь ты расскажешь мне, что же с тобой случилось?

Этого он не ждал. То ли в подземельях становилось заметным приближение зимы, и он отвык, то ли дело было не в тепле, а в бессонной ночи — но в теле появилась ленивая тяжесть, мешавшая встать и уйти, и даже возразить более-менее правдоподобно. Он ограничился односложным:

— Нет.

— Мне придется догадываться самой?

— Ничего не случилось.

— Как же! Ты пропустил завтрак, а его ты почти никогда не пропускаешь. От ветра тебя дергает, будто тебе на спину вылили котел кипятка, и еще ты все время отводишь взгляд.

Если она думала, что загнала его в угол, она ошибалась.

— И что?

— У тебя неприятности.

— Это вряд ли. Впрочем, откуда мне знать, что ты считаешь неприятностями?

— Перестань! Ты даже не врешь мне, а просто отмалчиваешься. Очень глупо, между прочим. Вот только руны всегда говорят правду. И я видела кое-что, когда бросила их для тебя.

Нэт поглядел на входную дверь, но ветер, гулявший по улицам Хогсмида, все еще казался ему плохой альтернативой.

Хальдис покачала головой. Она была более чем серьезна.

— Мы не первый день знакомы, Нэтан Баркер. Я могу с легкостью делать вид, что ничего не происходит, кормить тебя шоколадными лягушками или смеяться над своими чокнутыми друзьями из Рэйвенкло, но сейчас я не думаю, что это поможет. Такой взгляд, какой у тебя был сегодня утром… и это уже в который раз! На первом курсе, когда ты выгнал меня из библиотеки, помнишь?

— Помню. Тогда я прекрасно со всем справился. Сам.

Она всплеснула руками.

— Справился! Думаешь, никто… Да вся школа знает, что тогда произошло. Черри… Уотер ей рассказал. Ты использовал то, что нельзя… запретную магию.

Он фыркнул:

— Ну это уже не смешно, Энквист! Во-первых, никто ничего не знает, кроме тех, кто там был. А Уотер не считается, он придурок. Во-вторых, что за «запретная магия»? Непростительные? Хорошего же ты обо мне мнения! А если речь идет о законах, ты сама только что развлекалась самой что ни на есть запретной магией, и…

— Да послушай ты меня! Есть разница! Я никому не причинила вреда, — она говорила с убежденностью, которую он не привык от нее слышать. — Но ты… Ты их поджег! Без палочки! Намеренно!

— Только одного, в честной дуэли, — зашипел он в ответ, злясь, что она повышает голос. — И случилось это еще когда!

— Вот именно. Я знаю, на что ты способен. Думаешь, ты справишься сам, но ты ведь уже не первокурсник, которому все простят.

— Какое это имеет значение?

— Взгляд, Нэтан. Как будто ты кровь кому-то хочешь пустить! Ты можешь сделать то, о чем потом будешь сожалеть, — сказала она тихо. — Если что-нибудь произошло с тобой… может, лучше поговорить об этом… с кем-нибудь. Хотя бы с профессором Снейпом.

— Нет! Он здесь вообще не при чем, — Нэт посмотрел на нее пристально, не давая отвернуться. — Как и ты. Это мое дело, и больше ничье, ясно?

— Куда уж ясней, — к его удивлению, она даже не была раздражена. — Не хочешь говорить? Мне остается только догадываться, и не думай, что у меня не выйдет, я не какая-нибудь гриффиндорка. Но я не стану больше спрашивать. Это и вправду твое дело, — в серых глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление, а потом она грустно улыбнулась. — Веришь или нет, я просто надеюсь, что мы закончим Хогвартс вместе.

Он не знал, что ответить, чувствуя себя в полной растерянности. Как раньше было просто! Стоило нагрубить, сказать что-то резкое, и она уходила, в меру обиженная, играть в свой квиддич. Теперь же, совершенно внезапно, он оказался безоружен.

Кто-то снова открыл дверь, и сквозняк пошел по ногам, задевая мантии.

Энквист все еще улыбалась, не подозревая о панике, которую эта неуместная улыбка рождала в душе ее собеседника.

«Черт возьми… Она беспокоится! Она может узнать обо мне все что угодно! Даже то, что никому не стоит… Ей всего лишь нужно понаблюдать, и пожалуйста — я как на ладони… Снейп прав насчет контроля. Нельзя предпринимать ничего серьезного, пока не можешь держать себя в руках!»

— Ты все еще не хочешь в замок? — проговорил Нэт, пожалуй, слишком быстро.

Он хотел остаться один и подумать, но не обязательно в таком порядке.

— Пока нет, — Энквист посмотрела вокруг, словно ждала кого-то.

— Почему?

— Эксперимент не завершен, — осторожная улыбка превратилась в лукавую.

Новый посетитель бросил на стойку монетку, получил свою бутылку и огляделся.

— Какой эксперимент? — тревога, которую Нэт чувствовал, не уменьшалась, а только крепла.

— Если честно, я не пробовала на людях… Только с погодой…

— Энквист!

— Это очень просто… как поторопить прилив. Увидела и не удержалась.

— Скажешь, наконец, что ты сделала?

Она не ответила, но вдруг наклонилась к столу и прошептала, отодвигая чашку подальше:

— Нэт? Тебе не кажется, что он идет к нам?

Человек действительно направлялся к их столику, и в его худой, закутанной в серое фигуре было что-то до боли знакомое. Он остановился рядом с ними — неуверенно, будто не думал, что его узнают или захотят узнать. Не говоря ни слова, Нэт поднялся с места, протянул руку, со всей силы хватая протянутую в ответ костлявую ладонь. На долю секунды они встретились глазами, прежде чем шагнуть друг другу в объятия.

— Фили. Мерлин мой, Фил…

Фили, ведь это был именно он, оскалился, по-свойски кивнул, подвигая к их столу табуретку. Одним движением он сковырнул с горлышка пробку и протянул бутылку всем желающим.

Хальдис поправляла капюшон, но тот не слушался пальцев. Ее паникующий взгляд Нэт истолковал по-своему.

— Это Фили. Мой друг. Он не говорит.

Почему она захотела уйти, Нэт так и не понял. Смущенно пробормотала, что не хочет мешать, потому что «вы, наверное, давно не виделись», а «Роби обещала подождать в книжном». Не стал спорить: проводил ее на улицу, туда, откуда виднелась крыша книжной лавки, и вернулся.

Фили сидел все там же, где его оставили, стирал рукавом пыль с подоконника. Он почти не изменился — разве что обзавелся шрамом вдоль уха, почти незаметным, если не приглядываться. Сохранил свой загар, и привычку сутулиться, когда сидел. Наверное, по-прежнему проводил большую часть времени под открытым небом. Нэт поймал себя на том, что всматривается с жадностью, ловит каждую черту — словно ожидая, что его обманули, и на самом деле никакого Фили здесь нет. Даже понимая, что говорить придется ему одному, долго молчал и не мог начать.

— Странно, что она ушла. Не мог же ты ее напугать. Обычно она нормальная девчонка, — сказал зачем-то. Приятель его ухмыльнулся и присвистнул.

— Эй, не в этом смысле! — запротестовал Нэт, но добился только того, что его еще и похлопали по плечу. Теперь, когда Фили улыбался, морщинки застревали на лице чуть дольше, чем раньше, само же лицо было подчеркнуто тенью — знакомой, но Нэт за долгое время успел отвыкнуть.

— Глазам не поверил, когда тебя увидел…Ты здесь часто бываешь?

Фили покачал головой. Показал один палец.

— Значит, судьба?

Теперь улыбались вдвоем. Время стояло на месте, дым кружился под потолком.

— Ты знаешь… про аптеку?

Медленный кивок в ответ. Они смотрели друг на друга.

— Мелисса с мелкими тогда перебралась к сестре, а я тебя искал. Ты в Лондон так и не вернулся?

Фили снова покачал головой.

— …дошел до самого чердака. Не поверишь, кто там был, на твоем старом месте. Этот прыщ Флетчер. Он толком и сказать не смог, куда ты делся. Кстати, надеюсь, ты не связался с каким-то уродом, вроде Скрэверса?

Возмущенный взгляд. В бутылке осталась половина, до столика снова доносилась несвязная ругань.

— А я, видишь, здесь устроился. Учусь. Зелья. Все, как хотел.

Бармен иногда косился в их сторону, но делал вид, что по-прежнему протирает посуду.

Не хотелось рассказывать про себя. Можно было просто молчать. И они молчали. Нэт смотрел, как Фили допивает до дна.

— Слышал что-нибудь от Хиггса?

Пошуршав в кармане, его друг выудил бумажку и грифель, стал царапать.

Когда одна сторона закончилась, перевернул и продолжил писать на другой.

— Адрес? Это твой? Его? Что ж он сам не написал? Обещал ведь. А если бы я тебя не встретил?

Но Фили только сверкнул глазами и вложил обрывок ему в руку.

* * *

Тем же вечером Нэт стоял в совятне, подбирая самую незаметную из школьных сов.

— Просто подожди, пока он будет один. Не нужно распугивать магглов.

Сова чувствовала его беспокойство и рвалась из рук. Уже совершенно стемнело, когда он выпустил ее, вместе с коротким письмом. Почти сразу она исчезла в облаках. Нэт понимал, что Хиггс вряд ли ответит, но это было лучше, чем ничего.

Снова болела голова. Причина, скорее всего, крылась в определяющих чарах (на пути к своей каморке он шептал «Homenum Revelio» как сумасшедший, не останавливаясь) — но эту мысль он отгонял от себя.

Дверь от наложенной защиты покрылась изморозью. Внутри тоже стало холодней. Закончив колдовать, сел на пол, у стены, обозревая разгром в своем скромном убежище. Что ж, по крайней мере, теперь никто, кроме него, не мог сюда войти.

С конспектами разобрался просто: слева, в стопку, то, что еще можно спасти, справа — список всего, что придется переделать. Список вышел неприятно длинный, и когда закончился, пришлось считать до десяти и откладывать перо подальше, чтобы не сломать. Со стены укоризненно смотрело так и не стертое пятно.

«После. Не сейчас. Когда верну…»

Достал чистый пергамент и сверлил его взглядом добрые полчаса, но так ничего и не написал.

Цветные стекла окрашивали полумрак в зале в зеленый и красный.

— Описываешь полукруг против часовой и, наконец, «Revelio».

Отработанным, точным как в часах движением кончик палочки описал требуемый полукруг и, повернувшись к Энквист, зажегся синей искрой.

— Видишь? Показывает на тебя.

Нэт снял заклинание и размял кисть. Из-за витражей волосы Энквист становились разноцветными, какими-то расплывчатыми, как дым. Казалось, ей ничего не стоит взлететь куда-нибудь под потолок и раствориться — словно единственным, что сохраняло над ней власть гравитации, была ее школьная мантия.

— Попробуй на мне.

— Homenum Revelio!

— Отлично, — у нее палочка светилась желтым. — А ты говорила, сложно.

— Его нет в программе, — Энквист попробовала еще раз. — А можно проявлять не на свет, а на холод, например? Просто, подумай, какой смысл читать определяющее заклятие, если оно выдает всем желающим твое присутствие?

— Преобразование заклятий — не самое простое дело, — Нэт присел на край стола. Он всегда чувствовал себя странно, когда приходилось объяснять очевидные вещи. — Сначала я на твоем месте поработал бы невербально.

Она тренировалась еще минут пять, пока у нее не стало выходить без ошибок.

— Попробуй потом через стены. Это сложнее. Думаю, дело в материале препятствий.

— А как же: «в пределах ста метров при стандартной аккумуляции…»?

— Это поверхностная формулировка. Может, стена должна быть тоньше, не знаю. Но позавчера я совершенно точно слышал шаги в коридоре за дверью, а палочка под чарами ничего не показала.

Энквист задумчиво выпустила под потолок искру, рассыпавшуюся золотыми блестками, которые, медленно паря, опускались вниз подобно волшебному снегу.

— Ты мог ошибиться.

— Четыре раза подряд?

— Это мог быть не человек.

— А кто? Оживший доспех?

— Домовой эльф. Зверек какой-нибудь.

— В обуви? Брось.

Блестки таяли, не долетая до пола. Очень мирное, безобидное волшебство. Едва заметный запах — порох, как от хлопушек, но без шума.

— Уверен, что здесь нас никто не найдет? — спросила вдруг Энквист, разглядывая балки потолка.

— Да. Сюда никто не заходит. Это тупик. Попался мне летом.

— Здесь здорово. Даже есть окна.

Окон было всего два, и оба слишком высоко, чтобы можно было в них что-то увидеть. К тому же, вечерело.

— Слизерин ненавидел свет, раз запер свой факультет под землю, — задумчиво сказала она. — У нас, наверху, столько солнца, что можно выращивать цветы… некоторые так и делают.

Нэт усмехнулся:

— В подземельях гораздо больше окон, чем ты думаешь. Даже в учебной лаборатории, хотя профессор почти никогда их не открывает. Я как-то был в спальне седьмого курса, у них окно с видом в ущелье. Кажется, будто стоишь в башне над морем.

Энквист улыбнулась чему-то своему, и стала раскладывать в две стопки их конспекты.

— Это твое? Когда ты успел закончить эссе по защите?

Нэт поймал последнюю блестку, и та растворилась, едва коснувшись ладони.

— В среду.

— Нэт! Тут же пять футов.

— Подумаешь.

— На полтора больше, чем нужно!

— Разве можно вместить в три с половиной все эти сплетни о борьбе с вампирами? — когда они занимались вместе, свитки все время перепутывались. — Ты читала «Толкования» Агриколы из Диррахия? У меня только оттуда получилось дюймов двадцать.

— Вижу. Стиль прямо чувствуется… — Энквист поднесла пергамент к глазам. — «Лучшим оружием против вампиров являются сами вампиры…» А как же чеснок? Осиновые дротики? Ладно, шучу. Думала, у тебя будет список заклятий. Но тут больше половины про какое-то Vitualamen Incruentus, которое, если твои сноски не врут, внесено в Реестр зелий, как запрещенное к продаже.

Нэт завинтил крышку чернильницы и вытер пальцы.

— Это ошибка! Не у меня, я имею в виду, насчет реестра. В Бельгии разрешено

и во Франции, и в Болгарии. Наше министерство слишком туго соображает. Кровь руноследа используют в ядах двенадцатой категории, и Министерству проще запретить все зелья с ней, чем разрешить ввоз и позволить вампирам легализацию на территории Британии.

Отложив свиток в сторону, Энквист вздохнула. Она не любила слушать подолгу.

— Легализация? Хочешь сказать, в Бельгии…

— Да. Они работают наравне с людьми, у них свой представитель в Ковене. Есть даже авроры-вампиры, ты знала? А все из-за зелья. Принимают его дважды в месяц и — пожалуйста. Нет жажды крови, повышается переносимость света… И поскольку они живут невероятно долго…

— Прямо хвалебная речь, а не эссе по защите.

— А ты что хотела? Охоту на ведьм? Они разумны. Может даже больше, чем мы.

«Уж точно больше, чем некоторые из нас…»

— Если все это правда, что ты написал… Почему тогда мы тренировали на занятиях движения для Lux Solis? Оно может их убить или покалечить. Против людей мы ведь пыточные проклятия не применяем?

Нэт спрятал эссе в сумку и сгреб со стола перья. Затолкал палочку в рукав.

— Разве? Кто-то же их придумал, именно против людей, — заметил он. — Аврорат тоже не гнушается.

Хальдис поправила челку, своим привычным движением, но почему-то на этот раз оно вышло чересчур резким.

— Ты как-то слишком спокоен. Подожди, ты что, считаешь, это нормально?

— Это в порядке вещей. И самый надежный способ защититься — нанести поражение тому, от кого ты защищаешься. Кстати, насчет Lux Solis и всех этих пируэтов. Есть очень простой состав, собирающий и сохраняющий любой свет — взял с собой флакон, и не надо никакого тройного флинта с параллельными взмахами и «воображением ослепительных лучей».

— Знаешь, — она продолжала хмуриться, — до того, как я приехала в Хогвартс, мы жили среди обычных людей. Отец, мать, я, мои три сестры-магглы. И у нас не было никакой войны. Моя мама хотела забрать меня отсюда, как только поняла, что здесь творится — но война вдруг закончилась, снова стало безопасно. А ты так говоришь… в порядке вещей… создается впечатление, что это безумие все еще продолжается. Мои сокурсники ни к одному классу так серьезно не относятся, как к защите от темных искусств. Иногда мне кажется, это какая-то британская болезнь.

Свет тускнел. Нэт не знал, что ей ответить.

— Там где вырос я, убивали за невыплаченные долги, из мести или просто, чтобы ограбить, — произнес он осторожно. — Безопасно только тому, кто может сам за себя постоять.

— Но это неправильно! Людей должны защищать законы.

— Так же, как они защищают других разумных существ? Ты ведь читала мой последний абзац, с цитатой из Кодекса? Триста тридцать девятая. «Вампир имеет право передвигаться по территории Британии не иначе как в сопровождении поручителя, несущего личную гражданскую и уголовную ответственность за порученного… в случае несоблюдения… вплоть до уничтожения особи…» Или это зелье, Vitualamen. Его на самом деле создал вампир, который был вынужден выдавать себя за человека, чтобы изобретение признали.

Энквист покачала головой.

— Это не значит, что мы должны изучать опасные проклятия. Ты не прав. Есть разница между защитой и тем, что ты имеешь в виду. Но я не хочу спорить. Уже, наверное, поздно.

— Ты не хочешь спорить, потому что проиграешь, — он ухмыльнулся.

— Проверим, в следующий раз. Заодно посмотрим манящие чары?

— А ты не умеешь? — удивился Нэт, но она не ответила, только наколдовала циферблат и тут же развеяла его.

— Пора.

— Без пяти. Я провожу тебя наверх.

— Ау, это Хогвартс. Школа. Что я, сама не доберусь? Если ты пойдешь, ты опоздаешь на практику.

— Так проще.

Дверь была высокая, под потолок, и тяжело открывалась. Он встал, загородив спиной ручку.

— Нэт, я помню дорогу до Большого зала.

— Одну? По главному коридору все ходят. Он слишком близко к гостиной.

— И что?

Иногда ее наивность выводила из себя. Особенно, когда она вела себя так из принципа.

— Я предложил заниматься здесь с условием, что ты не будешь шататься в одиночку по подземельям.

Может быть, он произнес это слишком резко.

— Ну что еще может случиться? — отвечая, она едва сдержала раздражение. — Переживаешь за ваши чистокровные тайны?

— Тайны здесь не при чем, — сухо возразил он. — Ты ведь не хочешь встретить слизеринских загонщиков на их территории?

— Я же не какая-нибудь фарфоровая кукла, — Энквист улыбалась чуть-чуть странно. — Думаешь, я даже в школе не могу «сама за себя постоять»?

— Послушай, дело совсем не в том, что ты девчонка, если ты из-за этого… — Нэт мгновенно понял, что сказал лишнее. Она как-то сразу изменилась лицом.

— Ну, спасибо! — у нее пылали щеки. Подхватив портфель, плечом толкнула дверь.

— Да что ты вскинулась? Тебе предлагают самый разумный способ действий…

— Перестань! Хватит разговаривать со мной, как с глупой младшей сестренкой! Ты все время так делаешь, — она выхватила палочку из кармана. — Открывай дверь. Пока я ее не разнесла.

Нэт повернул ручку и шагнул в сторону. В коридоре было совсем темно, но она не промедлила ни секунды, и даже не обернулась.

— Сама тоже хороша! — бросил он вслед. — Вечно обо всем выспрашиваешь, хотя это и не твое дело. «С тобой все в порядке, Нэтан», «не случилось ли чего, Нэтан», «я боюсь, ты вдруг кого-нибудь убьешь, Нэтан!» Кто ты, по-твоему, такая? Моя мать?!

Может быть, она и слышала, но шаги продолжали удаляться. Под кожей будто бушевал пожар. Он ударил кулаком — стена не ответила.

Закрывать за собой дверь печатью Аранрод было, конечно, глупо, и к тому же, на это ушла лишняя минута. Но ему не хотелось бежать вдогонку, а так он успокоился. После зала с витражами глаза с трудом привыкали к темноте.

«Кого вообще озарила идея заняться чарами, да еще и здесь, внизу? — звук собственных шагов рождал противное эхо. — У тебя нет времени, чтобы подумать, как вернуть снимок… У тебя ни на что нет времени, даже на сон, ты пропускаешь завтраки, чтобы не сидеть с Белби за одним столом — и вдруг, ни с того ни с сего: давай позанимаемся чарами, Энквист, я нашел хорошее место, где никто не будет мешать…»

Факел у поворота задымился, теней стало больше.

«Наладил отношения, нечего сказать. Завтра на рунах ты будешь сидеть один, или еще хуже, придется готовить проект на пару с Кинштайном…» Пора было свернуть к лаборатории, но вместо этого ноги несли его к гостиной. «И главное, из-за чего? Почему спокойно нельзя сказать, что ей не нравится, а не обижаться и устраивать сцены. Думает, я читаю ее мысли?»

У гостиной было тихо. Наверное, Энквист уже давно была на пути к Большому залу, но он все равно свернул к главной лестнице. На всякий случай.

— …отпусти, я сказала!

— Silencio. Пусть молчит.

Нэт замер у стены. Ему не нужно было говорить: «Homenum Revelio», чтобы узнать, чьи это были голоса.

* * *

Котлов на столе стояло четыре, все пустые. Два оловянных, медный и алюминиевый: медный с краю, почти целиком в тени — светильники едва теплились. Дверь скрипнула, рождая сквозняк. Нэт тут же повернулся к вошедшему: мастер зелий, однако, не посмотрел на него.

— Теперь ты. Рассказывай.

Он прошел к столу, и сверля взглядом все тот же медный котел, на который Нэтан любовался последние десять минут.

— Я не хотел, чтобы все так закончилось, сэр.

— Что значит, не хотел? По твоей милости Белби проведет два дня в больничном крыле, и я должен написать об этом его отцу. Рассказывай!

* * *

Когда Нэт вышел за поворот, Энквист стояла у стены, выставив палочку. Она открывала рот, но не выходило ни звука.

«Моргана и Гештинан. Надо же быть такой идиоткой…»

— Иди отсюда, и побыстрее, если не хочешь усложнить себе жизнь. Давай!

«Уходи, Энквист! Они сами разберутся…»

Но, конечно, она не ушла. Застыла на месте, не сделав ни шага. Не оставила ему выбора.

Слизеринцев было пятеро, и пятым оказался тот самый мальчишка, Плимп. Один из старших держал его за плечо — лицо первокурсника было таким, словно он вот-вот расплачется. Заметив Нэтана, он тут же отвел взгляд.

— Так и знал, что она тут не одна.

— Баркер, ну конечно.

— Finite Incantatem, — Нэт махнул палочкой. Первокурсник дрожал. — Очень глупо, Белби.

Хальдис, к которой вернулся дар речи, не нашла ничего лучшего, как встать рядом с другом. Кто-то из старших фыркнул.

— Нэтан? Попроси свою подружку не вмешиваться в наши внутренние, слизеринские дела.

— Отпустите мальчика, — голос у Энквист был звонкий и высокий. Она смотрела туда, где Плимп пытался слиться со стеной. — Я видела, я расскажу все профессору Флитвику. Вы не смеете, — Нэт чувствовал ее плечо своим. — Мы все расскажем! Отпустите его сейчас же!

— Баркер, — тихо прошипел Монтгомери, стоявший с краю. — Долго нам ждать?

Нэт чувствовал себя трусом. Первокурсник мрачно глядел на свои ботинки.

— Нам лучше уйти.

— Что? — она не поверила. — Мы не можем уйти. Мы же должны ему помочь. Ты видишь, что они делают?! Скажи им!

«А ты не видишь, что их четверо? Что я скажу?»

Он вышел вперед, закрывая ее спиной. Четыре палочки смотрели в их сторону.

* * *

— …и еще Тайер, Монтгомери и Плимп. Флавий.

— Что там делала мисс Энквист?

— Мы до этого занимались чарами, сэр.

Кровь отлила от скул. Нэт говорил, словно шел босиком по льду.

— Чарами. Прекрасно, — голос профессора был мягкий, как шелковая удавка.— Почему же ты ее не проводил?

— Она была против, — сохранять хладнокровие становилось все труднее. — Я услышал заклятия, и… я вышел вперед, думал, она сразу уйдет, позовет вас или кого-нибудь еще… а она… мне пришлось! Их было четверо, нас двое, у Плимпа уже отобрали палочку. Пожалуйста, сэр, я не хотел.

— Ты применил Efflo Аcerbus.

— Меня спровоцировали!

— Спровоцировали? Чем, словами? — мастер развернулся, глядя Нэту в лицо. — Я проверил палочку Белби. Там только Silencio и Ignes. А ты применил восьмую степень, групповое поражение, в замкнутом помещении!

— Их было четверо! Это тактика!

Тишина чуть звенела — может, из-за эха в пустых котлах.

— За такую тактику отрывают головы, — мастер зелий шагнул вперед, оставляя между собой и учеником не больше двух футов. — Мистер Плимп с ожогами в больничном крыле. Ему одиннадцать.

Нэт сжал зубы, но не позволил себе ни дрогнуть, ни отступить.

— Его я прикрыл!

Правая рука профессора сжалась в кулак.

— Еще раз повысишь голос — спровоцируешь меня.

Словно во сне, Нэт смотрел, как мастер зелий медленно распрямляет ладонь. Он, знал, что если его заставят глядеть в глаза, никаких тайн больше не будет, и никакого справедливого возмездия. Белби отделается парой дней в лазарете, как будто этого достаточно…

У него было время поразмышлять. Двадцать шесть минут в пустой лаборатории.

Он ведь собирался уйти — это Энквист не хотела, стояла там, рассчитывая непонятно на что — на то, что кто-то из учителей будет проходить мимо? А потом, когда Белби, слово за слово, потянулся в карман, с этой мерзкой усмешкой, рассыпая намек за намеком, когда, понимая, что его слова не действуют, достал снимок — стало слишком поздно. Была вспышка и черные хлопья, тоньше стрекозиных крыльев: все, что осталось от плотной бумаги. Только одна секунда — и последствия как-то перестали волновать. Нэт бы сделал все то же самое еще раз, Мерлин свидетель, и еще тысячу раз, и сколько угодно. Он не сожалел.

Снейп, наконец, перестал на него смотреть. Выставил треногу на свободное место, закрепил котел.

— Основу для противоожоговой мази. Того, что есть у мадам Помфри, не хватит и до утра, — он сказал это тихо, и только потом, когда увидел, что ученик его стоит, не двигаясь с места, сорвался.

— Шевелись!

Нэт исчез в кладовой.

Часы слились в один долгий час. Пальцы сводило от бесконечных помешиваний (тринадцать по часовой, двадцать восемь против, тридцать семь по часовой — и далее, по периоду), но он не замечал, только поудобнее перехватывал ручку.

— От центра! — профессор работал рядом, согревая над горелкой эссенцию бадьяна в пробирке. В образовавшуюся от помешиваний воронку он стал добавлять эссенцию каплями. — Считай помешивания, а не мой интервал, собьешься — начнем с начала.

«Девятнадцать, двадцать… Добавлять бадьян раз в четыре, в пять… один, двадцать два… двадцать три… это вообще другой рецепт… четыре…»

Они никогда не варили ни одного зелья вот так, вместе — и теперь, считая обороты до приобретения мазью заветного, огненно-рыжего оттенка, Нэт наблюдал свой некстати возникший восторг словно со стороны, зная время, отмеренное этому чувству, до последней доли секунды. Оранжево-желтая слизь стала темнеть, сгущаясь у дна — мастер, движением ладони потушив пламя, рассеял над котлом серую с золотом пыль.

— Это не может быть…

— Перо феникса, — кивнул он. — Накрывай.

Опустив крышку, Нэт выставил время на настольных часах, и развел нейтрализующий раствор в поддоне для инструментов. Он не чувствовал усталости — только странное сожаление. Бросил украдкой взгляд на профессора — Снейп, должно быть, тоже ощутил неловкость положения, иначе не стал бы отворачиваться.

— Теперь укрепляющее. Восемнадцатый состав, — сказал он без всякого выражения.

Давно были пропущены и ужин, и время отбоя, часовая стрелка сдвигалась уже не наверх и в центр, а вправо и вниз. Когда, наконец, с укрепляющим было покончено, а противоожоговая мазь была разложена по банкам, профессор снова заговорил.

— Ты отстранен от занятий, — сообщил он, кидая в раковину воронку. Нэт сыпал на щетку чистящий порошок. — На неделю. Слизерин потерял сто семьдесят баллов. Я соберу факультет перед завтраком — у тебя будет возможность принести свои извинения.

Порошок просыпался с лохматой щетки на стол.

— Только у меня, сэр?

Черная бровь дрогнула.

— Что ты сказал?

— Только я буду приносить извинения? Я не единственный студент Слизерина, поднявший в том коридоре палочку. Полагаю, мистер Плимп сможет изложить обстоятельства более…

Внезапно Нэт понял, что не может произнести ни слова. Снейп смотрел ему в глаза.

— Считаешь, что наказание несправедливо? Так и есть. Если бы речь шла о справедливости, ты бы сейчас испытал Efflo Аcerbus на собственной шкуре.

От усталости и тусклого света лицо мастера зелий казалось серым, и усмешка, проступившая на нем, была не более чем калькой.

— Ты ничуть не сожалеешь. Даже сейчас, окажись ты там, ты бы поступил точно так же, — он не сутулился, но словно бы стал ниже, как будто намеревался сделать что-то, чего совершенно не хотел, но что было необходимо.

Словно плотина прорвалась в памяти — и Нэт увидел, как все было, в деталях. Пепел еще не успел опуститься на пол — а его рука уже колдовала. Он не думал, произнес первое, что пришло на ум. После полутора часов занятий чарами в голове гудело, ныло запястье, он знал, что есть только одна-единственная попытка — и заклятие, когда-то давно подсмотренное в Запретной секции, его не подвело. Сиреневая полоса тумана, извиваясь в воздухе, как змея, ядовитым хвостом сбила на пол одного за другим, они хватались за лицо, за шею, крича, маленький Плимп сполз по стене, закрывая глаза ладонями. Нэт упал тоже, судорожно ощупывая камень, в надежде, что хоть что-то осталось, что уничтожено не все — но только испачкал руки. Он не услышал ни шагов, ни голосов, ни тяжелой волны контрзаклятия, ударившей со спины.

Отчаяние захлестнуло его — он втянул воздух и обнаружил, что по-прежнему стоит рядом с мойкой в лаборатории. Профессор прятал палочку в футляр.

— Вы ведь знаете… вы ведь все… — Нэт заставил себя замолчать.

— Вижу, контроль необходим тебе больше, чем я полагал, — голос мастера был сух, как пергамент с приговором Визенгамота. — Мне нужно отнести зелья в больничное крыло. У тебя три с половиной часа, чтобы привести здесь все в порядок и подготовиться.

Снейп забрал с собой склянки и вышел, оставив ученика одного над полной посуды мойкой — последний светильник вспыхнул ярче и погас, погружая комнату во тьму.

«Превосходно… Их было больше, они не применяли опасной магии, и им все сойдет с рук, что бы они не задумали. Значит, знаменитый “билет до Лондона” — это всего лишь блеф? Гештинан, он же знает, он знает все, но ничего не будет делать…»

Несколько раз выдохнув, чтобы успокоиться, Нэт вспомнил, что у него нет палочки. На ощупь добравшись до горелки, он зажег ее и смотрел, как слабый огонек разгоняет мрак. Пришлось перенести его ближе к раковине. Одернул ладонь — вода оказалась холодной; он сделал еще один вдох и принялся за дело, снова и снова проводя щеткой и освобождая из-под липкой слизи сурово горящую медь.

Сон не приходил. В тысячный раз, наверное, Нэт закрывал глаза, только для того, чтобы наткнуться на медленно растущую, почти незаметную боль где-то внутри черепа. Нужно было отвлечься. Он откинул прочь одеяло и поймал край полога, сквозь ткань нащупывая в темноте тяжелый шнур.

«Я видел своими глазами, как белладонна заставляла людей танцевать от радости, а кровь гадюки усыпляла подобно эфирам — разве не удивительны чудеса магии? Прекрасны эти зелья, и подлинно неопределимы, ибо их состояния сменяют друг друга, как времена суток, выполняя свое предназначение, скрывая лицо и действие входящего вещества. И как сам я стремлюсь к совершенству, так и составы, описанные мной ниже, стремятся подражать природе в ее вечном непостоянстве…»

Встал. Зажег светильник и согрел руки. Исписанный с двух сторон лист, весь перемазанный помарками — очень похоже на начало изобретения, нечего сказать.

«…И тот, кто напишет рецепт, пусть вложит в него часть собственной души, которая есть начало движущее и способствующее движению…»

«Только ибн Амадх умел писать о ядах так, словно они были его родными детьми, не меньше. Но, поэзию в сторону, есть ведь и теория. Неопределимые, как минимум третьего порядка, и поскольку это максимальный порядок для стабильного зелья… А интересно было там написано про кровь гадюки. То есть, конечную цель выполняет даже не сама магическая структура, не комбинация структур и уж конечно не простое сочетание ингредиентов… Как этого добиться, если начинаешь с нуля?»

Может быть, голова и болела, но он этого больше не замечал, как не замечал сырости и холода от камней подземелья. Ночь тронулась с места, потекла своим чередом — и до утра ей было еще далеко.

* * *

Нэтан старался идти тихо, но звуки обгоняли его, отражались от сводов и стен. Возможно, ему стоило бы гордиться — год назад такую работу не доверили бы никакому ученику. Но уж так вышло, он думал вовсе не о гордости, когда волочил в лабораторию железный ящик, ухватив его покрепче рукавицами из драконьей кожи. Он замирал всякий раз, заслышав шаги — или чувствуя, как ящик в руках шевелится: огненные черви смогли бы превратить свою прочную тюрьму в осколки и преспокойно расползтись по всей школе в поисках родных джунглей, стоило попасть в них любому случайному заклятию.

Наконец, лестница, спускавшаяся в подземелья, осталась за спиной. Картины, одна хуже другой, не покидали воображения: вот летит из-за угла чья-нибудь дурацкая подножка, вот он, вскрикнув, бросает раскаленную ручку, красная дыра растет в железной стенке, дымясь, сползаются к его ботинкам пылающие нити… Нэт сглотнул и прибавил шагу. Тем меньше причин было медлить. Если мастеру зелий нужна слизь для огнеупорного — что ж, он ее получит, и как можно скорее.

«А выползут, я их передавлю…» — подумал безжалостно и тут же, с не меньшей живостью, представил, как прошлогодней соломой вспыхивает подошва, едва прикоснувшись к белому от жара существу. «Передавишь, точно… Хагрид потом тебе такое спасибо скажет!»

Лесничий, к его чести, даже зная, что червей пришлось выращивать вовсе не из-за абстрактной любви директора к живым существам, а ради вполне определенной и корыстной цели (двое умельцев, на всю Британию их растившие, и личинок-то продавали по заоблачной цене), все равно чуть не расплакался, когда Нэт пришел за молодняком.

— Может, ты того… слизь-то сдоишь и вернешь их обратно, а?

— Не знаю. Тебе на корм? — отозвался Нэтан, оглядывая садок с некоторым беспокойством. Как переместить оттуда в ящик исключительно семидюймовых, достигших зрелости самцов, если все, что ты видишь — это шевелящаяся, вскипающая скользкими кольцами грязь?

— На корм… — выдохнул великан. — Разве ж нельзя их как-нибудь в живых?

— Нельзя, Хагрид. Я буду железы вынимать, они вокруг сердца.

— Вкруг сердца, говоришь, — беспомощно повторил лесничий и потянулся за платком. Нэт нахмурился.

— Что это с тобой? Не припомню я, чтобы ты о флобберах так пекся.

— Так то флобберы… а у этих — и усики у них, и лапки, такие, знаешь, махонькие…

«Ага, лапки… то-то садок весь по краям оплавленный. Небось, поэкспериментировал уже, с зонтиком…» Знаменитый зонтик к приходу Нэтана был давно и надежно спрятан — по огороду с видом свидетеля преступления разгуливала рыжая курица, косившаяся время от времени в их сторону и издававшая кровожадные звуки. Хагрид шуганул ее камнем.

— Ладно. Я уж тут сам, — Нэт решительно откинул крышку.

— А справишься? Мне за тыквами проследить…

— Справлюсь.

Великан ушел, тяжело вздыхая, и Нэтан остался один на один с тварями, свившимися в серо-коричневый клубок.

Мысль об этом тошнотворном клубке, копошащемся на дне железного ящика, нисколько не радовала его и теперь, под дверью лаборатории. Тем более, что правая ручка начинала греться. Что могло значить только одно.

«Защиту не снял! Знал же, за чем я иду! И что ему стоило на ключ... Нет, надо заговорить, с паролем, чтобы я потом этих монстров через порог перенести не мог!»

— Vox Serpens! — рявкнул он, бросая ящик на пол и толкая легко поддавшуюся дверь плечом.

На столе, ближнем к камину, были в четком порядке разложены пергаменты: даже от входа Нэт видел, что это — карты рецептов. Мастер зелий, не поднимая глаз, сдвинул правый ряд к себе поближе.

В последнее время он мало разговаривал. Почти единственным, что Нэт теперь от него слышал, были скупые слова указаний. Он и сам не спешил исправить ситуацию к лучшему. Поднимаясь ни свет ни заря, чтобы выдраить очередной десяток котлов вместо подготовки к трансфигурации, меньше всего он хотел слушать человека, приговорившего его к этой незавидной работе.

Три дня молчания, сопровождаемого взглядами исподлобья и болью в натруженных руках. Может быть, поэтому теперь было так трудно? С некоторой надеждой Нэт посмотрел в сторону стола.

— Сэр?

Снейп и бровью не шевельнул. Правила, ну разумеется. Что еще нужно? Поклон отвесить? Лужицей, может быть, растечься по полу? Вот уж нет. Проще все сделать самому.

«Finitе Clausus… Да. И кто бы сомневался! Desino Sempre. Мы тут защищены лучше, чем Запретная секция. Defungo. Expleo Penitus!» — Нэт так увлекся, что последнее заклинание, кажется, прошептал вслух.

Рука с пером замерла — в хриплом голосе проступила смесь удивления и насмешки:

— Палочку отниму. Тебе кто позволил пароль менять?

Нэт встал ровнее — пришлось набрать в грудь побольше воздуха.

— Я не собирался менять пароль, сэр. Мне только… ненадолго… нужно снять защиту.

Профессор вернулся к рецептам.

Над косяком мерцал серебристый знак — результат последнего усилия. «Знать бы еще, из-за чего Expleo не действует? Придется чем-нибудь похлеще. Aboleo… замах острее… Aboleo Plene!»

Оранжевая дымка всосалась в дверь с отвратительным всхлипом. Знак вспыхнул красным. Защита, как Нэт понял, никуда не делась, только ощетинилась, что ли?

— Идиот! — невербальный Expelliarmus застал врасплох. Мастер зелий легко поймал чужую палочку и бросил ее рядом со свитком. — Не знаешь, как снимать, ставь исключение по периметру!

— У исключения тоже поле, хоть и слабое, — неожиданно возразил Нэт вслух. — Они же мне из ящика решето сделают!

— А ты со своей самодеятельностью чуть не замуровал здесь нас обоих, — Снейп встал из-за стола. — Почему меня не попросить, раз не умеешь?

Ученик поднял взгляд на мастера и тут же опустил. Взрослый ведь человек. Неужто непонятно, почему?

«Я же когда-то читал, в "Методах защиты"… Раз с паролем, значит, не на кровь. Что я, не сниму заклятие, да еще этот самый пароль зная? Тут даже вероятности рассчитывать не нужно!»

— Ты хотя бы подумал, что у этого замка может защита быть против простых отмен? — продолжал профессор.

«Ах, простых!»

— Aboleo работает вплоть до шестой степени, — взвился Нэт. — Кроме подгруппы ламед, которая на крови. А здесь стоит пароль, значит…

— Ничего не значит. Тебе кто-то сказал, что здесь не больше шестой? Или знак над дверью знакомый?

— Нет, сэр.

Запретил себе краснеть. Запретил, и точка. И пусть Снейп как угодно смотрит, пусть хоть ядом исходит... Параноик. Зачем вообще для школьной лаборатории защита выше четвертой? Еще бы Fidelius тут развернул…

— Захочу, будет и Fidelius, — прошипел мастер ласково. Протянул палочку, рукоятью вперед. — Исключение. И для начала драконью кожу расстели, стол сожжешь.

«Стало быть, что я руки себе сожгу, это ничего? — думал Нэт, безрадостно расправляя на столешнице кривой, весь в шрамах, лоскут. — И что перипатиды воспламеняющиеся, типа онихофоры, уже почти четверть часа без присмотра…»

Он вышел, поплотнее натянув рукавицы. Ручки обе были горячие, как злой Хагридов чайник над очагом, и драконья шкура тоже опасно задымилась, когда поставил на нее ящик. Краем глаза видел, как Снейп ладонью прикрывает нос, а другой рукой снимает аккуратно наведенное учеником исключение. Маленькое чудо — загадочный знак, мирно вспыхнув на прощанье, растворился в стене.

Щипцы согрелись подозрительно быстро. Отбросив их, Нэт смотрел: на бугристой коже оставался за желтым, будто солнце, червем, извилистый след. «Скальпель короче щипцов, — на лбу от жара собирался пот. — Да и выдержит ли… В чем я виноват? Что не читаю по-португальски? На английском про них считай что ни слова …»

— Чего ты ждешь?

Раздражение в голосе профессора стало совсем уж далеким от вежливого. А Нэтана охватило отвратительное, безысходное чувство.

«Если б вы хотели, чтобы я как следует подготовился, вы бы не продержали меня за бубонтюберами до отбоя, а отправили бы в библиотеку словарь листать!» Где-то на задворках сознания всплывала мысль, что, может быть, стоило потратить время после отбоя как раз на словарь со статьей, а не на то, на что он его потратил…

Но это все были пустые соображения. На ситуацию нужно было взглянуть трезво. «Они ведь живут в заболоченных низинах… Да и у Хагрида тоже. Нет, ну кто ты после этого? Набрал бы земли. Или мхов в теплицах. Теперь поздно… Так тебя и отпустят…»

Нэт поднял взгляд: профессор смотрел, но не на него, а как бы в сторону.

— Золой присыпь. Прежде, чем резать, смоешь.

* * *

Свет был не так уж и нужен. Даже если ты сидишь за столом, а не лежишь, как положено, на кровати, с головой укрывшись согревающими заклятиями.

«Поверхность становится подобна крылу бабочки-ястреба, и тогда, добавив три капли ландышевой росы, убери от огня на водяную баню…»

Нэт оглянулся на плотно запертую дверь. И что, что темно. По ночам и должно быть темно. Ему до темноты никакого дела. И никакого дела до ястреба, пусть даже и бабочки, раз прямым языком не описан эффект взаимодействия. Вообще, если цель — сплести структуру, способную изменяться, какая разница, что в итоге будет за цвет? Правильно. Никакой. Допустим, нужен парализующий эффект, с постепенным угасанием чувствительности, от периферии и вплоть до остановки дыхания и сердца. Потом агент видоизменяется, превращаясь в безобидные продукты распада углеводов, и последний штрих — делает это так, чтобы нельзя было прочесть ничего по магическому потенциалу жертвы. Каково?

Новый лист сложен вдвое. Его даже взвесить приятно. Главное — это ведь основа структуры, нумерология, а из чего ее строить, это уже дело десятое, так? Ну нет у нас скорлупы феникса — так мы и без нее кое-что можем. Тем более, чернила на исходе, а значит — придется в уме.

Глаза Нэт закрыл и считал на пальцах. Сделал вдох, глубокий, как нырок на дно озера. Какое-то новое, до сих пор незнакомое ему спокойствие наполнило душу: до конца самой длинной в этом году недели оставались всего полтора часа.

* * *

Возвращение Нэтана Баркера в общий строй было отмечено событием в некотором роде праздничным. На квиддичном поле под вялым дождем состоялся долгожданный матч Слизерин-Рэйвенкло.

Что было неожиданно — так это то, что Нэт пошел его смотреть. Устроился подальше от активных болельщиков, с краю, но никто и не подумал его беспокоить. Слизерин вообще отнесся к происшествию в подземельях на редкость спокойно, несмотря на потерянные баллы. После собрания, где Нэтан, избегая выражения ненужных чувств, сообщил, что «сожалеет о случившемся», на него посматривали с опаской и с каким-то вновь обретенным уважением.

Студенты других факультетов «о случившемся» и вовсе ничего не знали: ходили слухи, чуть ли не о непростительных, и будто бы Снейп опять прикрыл своих — но, кажется, даже сокурсники Нэта не догадались связать эти слухи с его временным отсутствием. Если они вообще это отсутствие заметили.

Ветер дул в шею: настоящие герои, там, наверху, отбивали битами бладжеры и суетились у колец. Двое игроков помельче прочесывали небо над полем, силясь хоть что-то разглядеть в облаках. Нэт присматривался к одинаковым синим мантиям — искал Энквист. Он и пришел на трибуны, чтобы было, с чем ее потом поздравить. Если она, конечно, не убежит, завидев его, к себе в башню. Если согласится хотя бы выслушать.

Слизерин играл из последних сил. Вратарь, один из новичков, выдернутых в последний момент, пропускал один мяч за другим. Монтгомери, выбравшийся из больничного крыла, но так и не допущенный к метле, с каменным лицом наблюдал крах своей команды. Встретившись взглядом с Нэтом, он мучительно дернул бровью и отвел глаза.

— …летает, как валькирия! Что мы видим — сто двадцать — сорок в пользу Рэйвенкло.

Трибуны выли. «Скорей бы уже», — думал Нэт. Всякий раз, когда он замечал знакомую тонкую фигурку, выкручивавшую петлю, чтобы уйти от погони, что-то внутри него обрывалось и ухало в пропасть.

— …явно не хватает такта, так обращаться с девушкой! И-и… блестяще, Рэйвенкло! Прекрасный мяч, сто тридцать…— слова комментатора потонули в дружном реве всех трех факультетов, болевших против, — …кажется, заметил снитч!!

Толпа поднялась с мест в едином порыве, следя, как двое несутся к земле, бок о бок. «Ради каких-то очков…» Потом один из ловцов ударился и покатился прочь по траве. К нему тут же бросилась команда и кто-то из преподавателей. В гробовой тишине над полем разнеслось:

— Сто девяносто — сто тридцать. Слизерин…

Теперь кричали за спиной, но Нэт уже не слушал, расталкивая чужие локти, чтобы выбраться первым.

Дождался, пока Хальдис, проводив носилки с ловцом, повернет к раздевалкам, и перехватил ее по пути.

— Энквист.

Она замерла, уставившись на него. Нервной рукой сдвинула за ухо намокшую прядь.

— Нэтан. Ты что здесь…

Какая-то глупая улыбка просилась наружу, пришлось прикусить губу.

— Пришел на мой матч? Ты? — Энквист вдруг шагнула вперед. — Дурак! Ты хоть понимаешь, как я волновалась! Где ты был всю неделю?! Я думала, тебя исключили, если не что похуже!

Через пять минут они сидели на скамейке у входа в раздевалку — и ему совсем не хотелось отодвинуться прочь.

— …по большей части чистил котлы и удобрял грядки в летних теплицах.

— Ты мог хотя бы сказать… я даже в больничное крыло…

— У меня полминуты свободной не было. Это же Снейп.

Молчали вместе — ее горячее плечо оставалось рядом, и краем глаза он видел не сходивший с острой скулы румянец. Может быть, дождь стал сильнее, но они оба не чувствовали этого, словно холодный ветер обходил их стороной.

— Прости.

— За что?

— Я вела себя очень глупо. Надо было тебя слушать.

— Да не в тебе дело. Белби и остальные… В общем, нужен был только повод.

С поля все еще доносились победные крики. Энквист поморщилась — едва заметно.

— А что, — спросила она тихо, — что ты применил тогда?

— Аcerbus. Обжигает, как кислотой. Может даже ослепить на время, — Нэт замолчал, внимательно рассматривая собственные пальцы. — Ты считаешь, что я не должен был, да? Не имел права.

Кто-то из рэйвенкловской команды выскочил из раздевалки, смерив сидевшую на скамье парочку удивленным взглядом.

— Не знаю, — Энквист покачала головой. — То есть, конечно, это было ужасно… Но ты их остановил.

Нэт не верил своим ушам.

— Ты их остановил. А я не смогла. Так что, похоже, свой спор я проиграла.

— Какой спор?

— Тот, о заклятиях. Помнишь, после эссе для защиты?

— Мерлин… нашла о чем… Я-то думал, ты со мной вообще больше не заговоришь.

— Еще чего, — Энквист вскочила на ноги. — А на ком мне, спрашивается, манящие чары отрабатывать?

Она скрылась за дверью — Нэт тоже встал, и ветер, неожиданно сильный, чуть не впечатал его в стену. Дорога к школе была покрыта лужами, но и по ней, как оказалось, можно было идти, не чувствуя ни мокрых ног, ни мантии, тяжелевшей с каждым шагом — словно одна маленькая улыбка может оградить тебя от всего мира. Нэтана охватила непонятная легкость.

«Если есть контркомплементы, образующие обратные связи, — пришло вдруг на ум, — и комплементы для цепей, очень даже понятно, как строить пирамиду. Полунницу заменить? Вот только кто у меня будет противовесом для второго основания… Нужна ведь не правильная, а наоборот, неустойчивая… И, может быть, даже не пирамида…»

* * *

Шпалеры в просторном классе легко сдерживали слабое осеннее солнце. Редкий день без дождя. Хотелось сбежать куда-нибудь в Запретный лес, или на худой конец, к озеру. Строго говоря, у него даже были для этого свободные полчаса после урока…

— «Успешная маскировка характерна только для высших, врожденных вампиров, которым не составляет труда выдавать себя за людей в активной фазе цикла». Опоздали на четыре дня, да и текст не лучшего качества, мистер Баркер. Вы допускаете элементарные ошибки. Во-первых, маскировка, с чего вы взяли, что вампирам обязательно притворяться именно людьми? Во-вторых, где вы вычитали эту чушь про цикл? Какая еще активная фаза?

— Я имел в виду, что, находясь в летаргическом сне, трудно выдавать себя за кого бы то ни было.

— Врожденные вампиры уже к пятидесяти годам умеют контролировать физиологию сна. Странно, что, так детально разобравшись в теме, вы пропустили этот маленький факт.

Ножки у учительского стола были темного дерева, резные, и каждая заканчивалась лапой с выпущенными когтями. Нэт разглядывал их, подмечая малейшие различия. Если бы не «одна из работ, в которой, к моему удивлению, не нашлось вообще ни одного защитного заклятия», ему бы не пришлось оставаться после урока. Профессор, кончиками пальцев державшая пергамент с домашним заданием, была в своей черной одежде похожа на грифа, пирующего над добычей.

Или на Снейпа. Впрочем, на него все-таки меньше.

Нэт прикрыл глаза на секунду, представляя, что вечером вдруг не придется идти в лабораторию… Он, в конце концов, и выходные все провел, не выпуская из рук ножа. После инцидента с заклятием в школе обнаружились прямо неисчерпаемые запасы неподготовленных ингредиентов — несмотря на то, что та неделя прошла, к своему котлу Нэт смог притронуться не раньше, чем на занятиях с седьмым курсом. В паре с Элис Бреттон. Причем профессор, поставив их в пару, только щурился и молчал. До какой еще, скажите, глубины падения можно дойти?

— «Тесное сотрудничество…» — откуда это? Из листовок бельгийского сопротивления времен Гриндевальда?

— Нет, мэм. Это из статьи «Положение малых магических рас в Восточной Европе».

И пол, и стены, и потолок — все в кабинете дышало какой-то гнилью. Ни одна комната в замке не была больше похожа на склеп, чем этот класс на третьем этаже.

— Звучит очень похоже. Вы полагали, я поставлю высокую оценку за ваш оригинальный подход? Ни одного заклятия.

— Здесь указаны зелья, и даже приведен смягченный вариант Sempre Solis.

Тонкие губы мадам Храван разошлись в улыбке.

— Смягченный вариант? Мистер Баркер, вам не кажется, что подобные призывы к миру с вашей стороны звучат несколько лицемерно?

Нэт не удержался от возмущенного взгляда, но взгляд не произвел ровным счетом никакого впечатления.

— Да. Мне известно о ваших успехах в освоении проклятий восьмой степени. Среди них можно отыскать такие, которые способны остановить и стригоя. Интересно, что при этом на занятиях вы с трудом справляетесь с простейшими сглазами. Сегодняшний результат при работе с палочкой не дотягивает даже до среднего.

Наверное, стоило признаться, что запах последнего сглаза слишком явно напоминал несвежих тритонов, с которыми пришлось иметь дело не далее, как вчера — но Нэт молчал. Если ей нравилось, что класс благоухает, как выгребная яма…

— Необычная способность чувствовать магию, — профессор Храван заговорила, выделяя каждое слово, — не может служить оправданием. Раньше вы это понимали и тренировались дополнительно. А теперь, похоже, вам просто не хватает усердия.

Было ясно, к чему все шло. Предстоящий вечер в лаборатории рисовался во все более мрачных тонах. Нэт поднял голову:

— Прошу вас, мэм, не стоит по этому поводу беспокоить профессора Снейпа…

Холодные глаза остановились на инсигнии на его мантии. В них не было и тени сочувствия.

— Будь на вашем месте любой другой студент Слизерина, я бы подумала, — костлявая рука вынырнула из рукава только для того, чтобы занести над журналом перо, — но вы не в том положении, ученик… Отвратительно.

Она даже не усмехалась. Резные когти стола скребли камень. Нэт представил, как медленно, доску за доской, расчленяет его на щепки, и ему стало чуть-чуть теплее. Он даже выдавил улыбку.

— Я приложу больше усилий в будущем, мэм.

— В этом я не сомневаюсь.

К разочарованию профессора Храван, он не собирался все свободное время вспоминать классификацию сглазов или тренировать движения запястья. Наверное, нужно было хотя бы повторить модульный анализ маскировочного зелья, но Нэт справедливо подозревал, что в свете последних событий дело вряд ли зайдет дальше потрошения штырехвостов. Вместо повторения, добравшись до каморки, он бросил сумку на стул. Нащупал в кармане грифель. Почему бы и нет?

«Вытяжка из цветов Lythrum Hyssopifolia может заменить слезу саламандры в третичной структуре при соблюдении следующих условий…»

Они даже не поймут, что с ними. Никто не поймет…

«…в сочетании со слюной гиппокампа, или кровью кентавра, взятой при старой луне. Только замещение не подходит для составов на водной основе…»

Где-то под сердцем стихло жжение, волшебным образом прошла головная боль. Словно теперь, расставляя точки на схеме, он получил то, чего ему так не хватало. Больше, чем чьего-нибудь там прощения, чем веселого огня под котлом или понимающего взгляда.

«…а также на спиртовой. См. Бораго, оно оказалось успешным для сухих смесей, порошков и мазей, не использующих или использующих в минимальных количествах воду и слабокислые растворы…»

Связи на рисунке выстраивались одна к другой. Плевать на этот их кубок, квиддич, отвратные сглазы и заносчивых вампиров. Придется искать свой собственный способ привести мир в порядок.

* * *

В лабораторию Нэтан бежал, уже почти опаздывая и повторяя про себя: «Будь что будет».

Торопился он напрасно. Вечерняя пытка оказалась отменена: профессор как раз закрывал дверь.

— Мы отправляемся в Тоунтон. Возьмешь в кабинете чистый журнал, — он был в мантии, подозрительно похожей на парадную, и не собирался дожидаться, пока ученик сообразит, что к чему.

«Заморозка же кончится, — вспомнил вдруг Нэтан. — Дольше трех часов штрехвосты не держат…»

— Практику перенесем на четверг. Сегодня ты занят.

Подавляя желание спросить — чем именно, Нэт поспешил следом за Снейпом сначала к кабинету, а потом и к выходу из школы.

— Аппарируем за воротами, — коридоры были пусты, и редкие студенты, попадавшиеся им по пути, торопились скрыться прочь. — У тебя еще есть время освежить в памяти Свод.

— Мы кого-то навещаем, сэр?

— Полагаю, тебе знакомо имя Дамоклоса Белби.

Нэт встал, где стоял.

Выражение лица профессора, однако, исключало всякий намек на шутку, даже недобрую. Оно было предельно сосредоточено — будто бы он не по школе шел, а градусы считал, ослабляя пламя под Felix Felicis.

— В чем дело?

Опомнившись, Нэт догнал его у подножия лестницы.

— Мне теперь… всей их семье нужно будет приносить извинения? — выдавил вслух.

— Если потребуется, — как-то слишком легко ответил Снейп.

Ноги слушались Нэтана с трудом. «Но зачем же я тогда волоку журнал с собой?» Отбросив мысль, что предстоящее путешествие имеет причиной только его личные злоключения, поискал в памяти и вспомнил сентябрьский визит директора в лабораторию.

— Неужели мастер Белби как-то связан с… тем новым проектом? — осмелел он.

Снейп кивнул, открывая дверь. Уже снаружи, ежась от ветра, Нэт сообразил.

— Вы ведь не хотите сказать, что… антиликантропное? — вырвалось у него. — Это же ересь!

Профессор поглядел на него с осуждением.

— Свое мнение будешь держать при себе.

— Со всем уважением, сэр, но над этим смеялись даже в Лютном! Мой дед…

— Мастер Белби за годы работы собрал уникальные данные, и он имеет доступ к редчайшим ингредиентам. Его помощь будет неоценима.

Ворота распахнулись, стоило Снейпу к ним прикоснуться. Кусочки мозаики вставали на свои места.

«Значит, вместо того, чтобы работать над тем, над чем вы обещали… вместо того, чтобы дать мне хотя бы шанс… Вы делаете, что вам господин директор прикажет. Даже если это какая-нибудь чушь, вроде ликантропного! Которое вообще невозможно! А Белби… Конечно. Вот почему вы их до сих пор пальцем не тронули! Я вам наверняка еще и помешал!»

Нэт сделал шаг, но больше не чувствовал земли под ногами. Он открывал и закрывал рот, как рыба, которой нечем дышать.

— Нам предоставят доступ к некоторым образцам и, что немаловажно, к библиотеке. Будь предельно аккуратен с тем, что попадет тебе в руки. Составишь список всего, что мы заберем с собой. И еще: не вздумай при мастере Белби упоминать его сына. Он этого не выносит.

* * *

Тоунтон производил впечатление маленького городка, и, верно, таким и был. Тупик между стеной и живой изгородью вывел их на улицу с непримечательным названием, всю сплошь состоявшую из двухэтажных домов красного кирпича. Дома держались вплотную друг к другу — у некоторых можно было заметить маггловские машины. К счастью, не было видно самих магглов — даже свет в окнах не горел, несмотря на не раннее время.

— Восемнадцатый дом. Сюда.

Снейп уверенно повернул к крыльцу, ничем не отличавшемуся от прочих, и как раз в этот момент тишину разбил глубокий, вязкий звон, донесшийся издалека. Нэт вздрогнул.

— Сент-Джеймс. Шесть часов, пора, — прокомментировал мастер зелий. Потом он поднял дверной молоток и коротко постучал.

* * *

— Все, что вы видите на этих полках, собрано за последние десять лет. Чувствуйте себя как дома, профессор.

Бархатная мантия мастера Белби занимала половину библиотеки. Из-за его широкой спины Нэт не видел ни двери, ни Снейпа. Теребя бесполезный теперь журнал в руках («Я уже приготовил список, профессор, для вашего удобства!»), он подавлял абсурдное желание обратить на себя внимание. Казалось, с той секунды, как он вошел в дом знаменитого зельевара, он попросту перестал существовать.

— А, конечно, — Белби поджал губы, когда Снейп представил своего ученика. — Баркер. Тот самый?

Больше, как ни странно, он не уделил Нэтану ни одной лишней секунды. Он был более чем занят, показывая профессору лабораторию.

— Вот это, — вещал он, поглаживая бороду, — плазма из крови преобразованного вервольфа. Шерсть. Шерсть очень легко добыть, если знаешь их места. Высохшая слюна. К сожалению, даже введенная в кровь в полнолуние, она не запускает полного заражения… Я еще не установил пока, почему…

Лаборатория блистала чистотой, вселявшей дрожь.

— Домашние эльфы. В наше время мало кому можно доверять, и уж точно не каким-нибудь юнцам. Перевернут все вверх дном, прежде чем успеешь Мерлина помянуть. После всех этих лет я отказался от мысли, что когда-нибудь смогу доверить дело ученику.

— Да. Риск весьма велик, если работаешь с ингредиентами вроде аконита, — заметил Снейп, приподнимая уголки губ в полуулыбке.

«Очень нужен ваш аконит, когда из простого золотарника можно такое сварить…» — Нэт старался держаться подальше от столов, чтобы не испачкать их случайным прикосновением.

— Это еще самое безобидное. Надпочечники полупреобразованной самки… я выделяю из них гормоны, инициирующие трансформацию, костные ткани, мозг… не говоря уж о крови. Страшно подумать, что бы смог сотворить со всем этим какой-нибудь… радикал.

Тошнота подступала волнами. Можно было не испытывать особой симпатии к оборотням, но стоило отдавать себе отчет в том, что хотя бы изначально они были людьми. Вряд ли эти люди заслуживали, чтобы о них говорили, как о поголовье лягушек, предназначенных в котел. И потом, что это была строчка про «полное заражение»? На ком, интересно, проверялась гипотеза?

— Кое-кто считает направление моих исследований чуть ли не темной магией, — Белби позволил себе сладкий смешок. — Я так рад, что вы, профессор, не разделяете это прискорбное заблуждение.

Глядя, как Снейп кивает собеседнику, Нэт отчаянно хотел только одного — стереть эту картину навсегда из своей памяти.

В библиотеке хозяин дома тоже не умолкал ни на секунду.

Это была мрачная, магически расширенная комната, единственным освещением которой оказалась скрипящая цепями бронзовая лампа над входом. Дальше шел лабиринт стенок, до потолка забитых книгами. Мастер Белби переходил от одной полки к другой, с гордостью демонстрируя предметы своей замечательной коллекции.

— И разумеется, стерлингский гримуар. Его я храню отдельно.

Из-за широкой спины донесся звон снимаемого заклятия.

— По большей части приходится опираться на работы старых мастеров и на собственный скромный опыт, как видите.

— Это неизбежно. Насколько я изучил вопрос, ни одного серьезного исследования с семьсот восьмидесятых.

— Я бы сказал с семьсот тридцатых, если, конечно, не считать… Ах да, мне говорили, вы ведь в родстве с Принцами. Дорого бы я дал за то, чтобы прочесть «Магию и тело» в оригинале.

Мастер Белби зажег свечу и вернул подсвечник на стол. Теперь, кроме зеленой спины, Нэт различал угловатую тень Снейпа, нависшую над стеклянной витриной, подобно каменной горгулье над площадкой для квиддича — уже приготовившей когти, но без сил сдвинуться с места.

— Я взял на себя смелость… предугадать это ваше желание, — лицо профессора было непроницаемо, но его вкрадчивый голос упал почти до шепота. Жестом, не лишенным театральности, он достал небольшую книгу из складок мантии.

— Мерлин милостивый!

Нэт смотрел, с отвращением, как цепкие пальцы мастера Белби впиваются в черненый переплет. Внезапно они приобрели сходство с другими пальцами — Белби-младшего, точно также впивавшимися в то, что им не принадлежало.

— Часть моего наследства. Только справедливо, если я оставлю ее, скажем, в залог, на время, пока мы пользуемся вашим прекрасным собранием, — Северус Снейп обвел взглядом библиотеку.

Хозяин прекрасного собрания на время потерял дар речи.

— Ваше чувство справедливости делает вам честь, — проговорил он, наконец, с большим трудом. — Копия?

— Одна из первых.

— А вот здесь, — он скривил губы в попытке улыбнуться, — здесь я храню журналы последних экспериментов.

Дамоклос Белби взмахнул палочкой над неказистым сундуком, стоявшим в углу.

— Профессор Дамблдор не говорил мне, что вы согласитесь…

— Профессор Дамблдор ничего не знает о старой школе, — Белби взвесил книгу в руке. — Или делает вид. Рекомендательное письмо прислал, только подумать! Вот вы следуете всем традициям, а это, право, такое облегчение. Скажите вашему мальчику, чтобы дополнил список. И если вы возьметесь продолжать это дело, вы знаете, друг мой, чего я жду в ответ…

Далеко за стенами дома неизвестный Сент-Джеймс снова разгонял тишину своим звоном. Нэт поправил фитиль. Он мог бы наколдовать нормальный свет, если бы только не эти дурацкие правила, запрещавшие поднимать палочку без разрешения хозяина дома. За ним, конечно, никто не следил — но предупреждение во взгляде профессора, когда тот последовал за Белби в столовую, было весьма прозрачно. Прозрачней некуда.

Кто бы ни укладывал свитки и тетради в сундук, если он и придерживался какой-то системы, она явно была изобретена не человеческим разумом. Пришлось потратить две страницы только на то, чтобы записать этот «порядок» — на случай, если потребуется его восстановить. За дверью библиотеки звенели бокалы и приборы. Что ж, могло быть и хуже. Их гостеприимный хозяин так увлечен «старой школой» — этот не преминул бы проследить, чтобы ученик, как подобает, прислуживал мастерам за обедом. «Причем со Снейпа бы сталось сделать вид, что меньшего он и не ждет», — с грустью подумал Нэт.

В очередной раз за вечер он осознал, что ему почти не известен человек, которому он доверился, человек который когда-то принимал его клятвы. Профессор, там, за стеной, обменивавшийся любезностями со знаменитым зельеваром, весьма отличался даже от декана, который умасливал слизеринскую команду экс-звездой квиддича. Нет, ясно, зачем он устроил эти танцы с книгой, и даже — зачем ему понадобилась свита: необходимость маскироваться под римлян, находясь среди римлян, была вполне понятна. Но, Гештинан, делать это с таким откровенным удовольствием!

Было похоже на игру — но с каждой лишней секундой Нэтан все больше сомневался — а в самом ли деле это была игра?

Подозрения его только укрепились, когда дверь библиотеки распахнулась снова.

— Не считая завтрашней ночи, остались всего две луны до конца года.

— Моя сова будет у вас еще до Самайна, — согласился профессор. Его глаза быстро отыскали ученика. — Список закончен? — поинтересовался он с оттенком строгости, доходящей до брезгливости.

— Да, мастер.

— Мои эльфы перенесут все в Хогвартс, — Белби просмотрел пергамент дважды, прежде чем вернул его гостю. На свой сундук он теперь косился с запоздалым сожалением. — Надеюсь, вы будете хранить эти записи в порядке. И ваш мальчик…

— Вам не о чем беспокоиться. Мистер Баркер не рискнет меня разочаровать.

* * *

В каморке, в Хогвартсе, этой ночью было холоднее обычного. Сверху на столе так и остался лежать пергамент с набросками.

«…до температуры плавления на четвертой стадии. Но не выше ста четырнадцати? Испарять под давлением — так сохранится потенциал…»

Кое-что выглядело многообещающе. Рука сама потянулась вносить правки. Это простое действие заглушало неприятные чувства, копившиеся внутри. Они отступали, становились неважными. Вместо них, пусть и не сразу, приходили покой и ясность. Схема из скромного октаэдра разрослась в объемную звезду, меняла грани, он дорисовывал и зачеркивал, обводя центр, пока, наконец, не остановился, воскликнув: «Fumaria, ну конечно!»

Закрыл последний справочник, отложил рецепт в сторону, не решаясь посмотреть на него снова. Достал из сундука флакон. Флакон был давно пуст, и мягкий свет тонул в его мутном стекле.

Хороший зельевар все необходимое держит под рукой. Например, загодя срежет и обчистит ольховую ветку, если отвар нужно мешать ольхой, а если серебром, то уж расшибется, но достанет серебро, нормальную мешалку, чтобы хватало до дна котла и еще оставалось, за что держать — не какую-нибудь расцарапанную и почерневшую от долгой службы ложку.

Сделав последний оборот, Нэт вынул инструмент и аккуратно его обтер. Царапины заблестели чуть ярче, как и вензель на донышке. Он уже не помнил, когда в первый раз отступил от рецепта, но сейчас, проверяя температуру и одновременно исправляя число помешиваний на замусоленном клочке, чувствовал, что все делает правильно. Его вело чутье. Сперва он опасался доверять себе — потом, в последний момент вернув баланс лишним листочком кассии, решил, что свое собственное зелье он может варить, как захочет. Рецепт ведь был не окончательный, так?

Легкий сиреневый дух плыл по подземному залу с витражами, оседая там, наверху, на невидимых в темноте стеклах. Сам же Нэтан не чувствовал ни холода, ни тепла, только то, что стали хуже слушаться пальцы: так он узнавал, что ночь подходит к концу. Маска, натянутая для защиты, противно щекотала нос, но запах все равно был, и теперь в его сладком тумане проступала новая глубина. А значит, вязкая смесь на дне котла стала именно тем, чем должна была стать. Оставалось лишь проверить это. На практике.

Хаффлпаффец по фамилии Коули предлагал студентам Хогвартса волшебных крыс. Об этом Нэт узнал после завтрака, поднимаясь за парочкой второкурсников к кабинету арифмантики. Найти владельца крысиного семейства было уже делом техники.

— Значит, говоришь, у них есть собственная магия?

Необычно худой для хаффла брюнет смотрел на нового покупателя с сомнением:

— Ну да.

— А потенциал ты мерил, он насколько ниже человеческого?

— Чего? Тебе это зачем?

— Питомца хочу завести, — перерыв заканчивался, и Нэт в уме уже прикидывал, за сколько успеет добежать до класса.

— Я тебя знаю, — встрепенулся вдруг Коули, — ты тот слизеринец, который шарит в зельях. И говоришь, тебе нужна крыса? Остальных я продаю по галлеону, но… меня профессор Снейп на последней практике чуть не разделал. Может быть, ты мог бы…

Нэт терял терпение, но никак этого не показал.

— …дать мне пару уроков… или что-то вроде этого… Конечно, если тебе некогда…

— Ты ведь на пятом курсе?

— В том-то и дело! Экзамены…

— Я отдам тебе свой старый конспект к СОВам, идет? Сегодня, после обеда.

— А я в нем разберусь, в этом конспекте?

* * *

Профессор Хейгхарт рисовал на доске дроби из букв и черточек и диктовал условия задач. Нэт сидел, как на иголках. «Котел убрал, ложку вернул… Поддон стерилизован и лежит на своем месте… ножи… Рута и вытяжка дымянки стоят, где и раньше стояли, в кладовой, и, поскольку пыли там не было… Флакон спрятан на самое дно сундука».

— А докажет нам решение мистер Уизли. Мистер Уизли, пожалуйста?

Стук мела ничуть не отвлекал. Как и перешептывания в соседнем ряду.

«Я, например, уверен насчет структуры. Это нечто совершенно новое. Она как осколок на солнце, который с разных сторон светится разными цветами. И может, я не совсем так себе ее представлял, но… даже если она не делает в точности то, что я хотел, а только половину, мне все равно. Потому что она… прекрасна. И надо было договариваться сразу на двух крысят».

— Неужели нет желающих внести исправления?

«На двух, или даже на трех. Но я ведь смогу договориться потом, если на первом все сработает, как надо?»

— Опустите руку, мисс Уайт, я вижу, что вы готовы. А вот мистер Баркер… Мистер Баркер у нас, похоже, спит наяву?

Мистер Баркер, конечно, не спал. Но даже выводя решение справа от написанного Уизли, он возвращался в мыслях к флакону темного стекла, спрятанному под одеждой глубоко в подземельях.

* * *

Потолок Большого зала был с утра затянут тучами. Отыскав за хаффлпаффским столом кучерявую голову крысозаводчика, Нэт продолжил вылавливать курицу из разноцветного супа. Каждый раз, когда он садился за стол, он не уставал удивляться изобретательности кухонных эльфов.

— Все будет как обычно?

— Да, но не твоими стараниями. Что очень мило. Ночь уже завтра, а ты только спохватился.

Весь седьмой курс был занят обсуждениями грядущего праздника, и один лишь Белби угрюмо листал учебник.

— Август сказал, что поможет с камином, Эд. Но читать должен кто-то другой.

— Как будто я не знаю. Нотта теперь здесь нет, а он из них был самый молодой, — староста расправлял салфетку и снова складывал. — Больше некому.

— Еще есть декан, — раздался резкий голос. Страница учебника отказывалась переворачиваться, за что и была безжалостно смята.

— Разве он согласится?

— Раньше он участвовал, — белобрысый семикурсник задумчиво крошил хлеб над тарелкой.

— Но он никогда не читал сам, — староста был более категоричен. — Интересно, почему?

— Что, если директор ему запретил?

— Да с чего бы?

— Сам знаешь, чей это обычай. Он, может, еще и нам запретит.

Белая борода и ясный взгляд профессора Дамблдора в этот хмурый день освещали собой весь зал. Впрочем, вполне возможно, их всего лишь удачно оттеняли мрачные лица мастера зелий и профессора защиты от темных искусств.

— А ты пойди и спроси Снейпа прямо.

— И спрошу.

— Ставлю на директора. Не слишком это светлое волшебство.

— Но это мирная традиция. А у нас, к твоему сведению, Пит, не так много мирных традиций, чтобы все, кому не лень, запрещали их направо и налево.

Нэт усмехнулся, заметив, как переглядываются первокурсники, прислушиваясь — но негромкий разговор старших стих сам собой.

Конспект, врученный хаффлпаффцу в коридоре, привел того в восторг.

— Каждая тема! По косточкам! Считай, и билеты писать не надо!

— Нет уж, билеты ты лучше напиши. Конспект прошлогодний, «Вестник зельевара» с тех пор уже четыре раза вышел, — фыркнул Нэт. Он чувствовал себя глупо, раздавая плоды собственных трудов на виду у всей школы, прямо в коридоре.

— Хорошо, напишу, — совершенно серьезно ответил хаффлпаффец. Потом полез в карман. В кармане что-то зашуршало, и следом, не издавая больше ни звука, черный зверек с глазками-бусинками вскарабкался пятикурснику на рукав.

— Это — Юджин, — Коули улыбнулся, — он у меня самый быстрый из всех. Надеюсь, тебе понравится.

Самый быстрый из всех крысенок заметно нервничал, переселившись в карман слизеринской мантии. Он без конца вертелся там, принюхиваясь, и царапал изнутри ткань крохотными лапками, как будто предчувствовал, что его ждет.

Перед отбоем, в комнате, Нэт освободил его. Коготки застучали по столу, и любопытный нос завертелся из стороны в сторону. Крысенок был еще маленький, и уши казались больше, чем должны были быть у взрослой крысы. Он с интересом разглядывал волшебную палочку, когда Нэт замерял потенциал.

— В тридцать раз. Твоя доза должна быть меньше в тридцать раз.

Острые зубки впились в мякоть яблока. Нэт, откладывая в сторону пипетку, в которую набирал зелье, смотрел, как проворный звереныш заедает свое лекарство, жадно, будто его мучила жажда. Темные глазки смотрели все с тем же аппетитом на раскиданный по столу пергамент: Нэт трансфигурировал один из листов в деревянную клетку и заманил крысенка внутрь вторым куском яблока. Этот кусок Юджин так и не доел.

* * *

«Черт возьми, ему не должно быть больно… Из-за лишнего оборота на втором этапе?» — Нэт снова зажег свет и спустил ноги с постели. Маленькие черные глаза слезились, и кончик хвоста подрагивал. Хуже всего был тоскливый, разносившийся по комнате писк.

«Чистота эксперимента, Моргана его раздери! Еще пять минут и все-таки подниму Silencio», — крысенок лежал на спине — контролировать свои движения он перестал еще час назад. Нэт мог убеждать себя сколько угодно, но в глубине души знал, что никакое Silencio поднимать не станет, и не только для того, чтобы сохранить неискаженною картину в магическом поле. Противный писк вонзался куда-то в грудь, как скальпель из платины в вороний глаз.

— Замолчи, наконец. Почему ты вообще еще можешь пищать?

Бессонная ночь завершилась сомнительным утром. Писк давно перешел в сип. Дыхание подопытного стало поверхностным, но глаза по-прежнему слезились.

— Что прикажешь делать с тобой? Ты, ошибка в расчетах, уже давно должен быть мертв.

Нэт записал время и спрятал лист среди конспектов в сумке. Что делать, он себе слабо представлял. Одно было ясно — нельзя было оставлять эксперимент без присмотра. С крысенком могло случиться что угодно, а он, Нэтан, так и не узнает. Пришлось устроить зверька в кармане.

— Я искренне, искренне надеюсь, что ты не дотянешь до защиты.

* * *

— Ты сегодня какой-то сам не свой, — Энквист, отметив место для перевода линейкой, склонилась над своей работой.

Молча опустив в левый карман руку, Нэт ждал. Теплый нос. Едва заметное движение воздуха. Опять шевельнулся хвост. И еще раз. И снова.

— Что у тебя там? Нэт? Я переворачиваю.

— Погоди.

— Да ты даже абзац не закончил, а я уже всю страницу! Вернись на землю, наконец, из своих страшных кошмаров.

Сразу после рун Нэт помчался в туалет, словно его преследовали. Лапы у зверька чуть дрожали, но хвост больше не дергался. Дыхание оставалось только на стекле. Поймав диагностическим заклятием пульс, занес его в таблицу, пометив время. Крысенок был почти мертвый. Почти.

* * *

— Ну как там Юджин? — поинтересовался хаффлпафец перед обедом, явно рассчитывая если не на подробный рассказ, то хотя бы на улыбку в ответ. Он не получил ни того, ни другого.

— Не оставляй малыша одного надолго, — несмотря на молчание собеседника, полезные советы так и сыпались из него. — Эти крысы очень любят компанию. Я их с пяти лет развожу.

После защиты от темных искусств пульс у Юджина замедлился вдвое, но так и не прекратился. Теперь отовсюду Нэтану мерещился его тихий, задыхающийся сип.

— …четырнадцатого марта, когда на повторно состоявшемся заседании Визенгамота были приняты поправки к акту шестого марта, позволявшего гоблинам открыто, на принадлежащих им предприятиях, применять для охраны и защиты…

Ему показалось. Он просто неудачно одернул мантию. Теплый комок в левом кармане не мог пошевелиться. И стать тяжелее он тоже не мог.

— …вызвали ответную реакцию. Так, совет целителей, не получив данных о том, как устранять последствия гоблинской магии, заявил свой протест министру…

На поднятую руку не сразу, но стал оглядываться весь класс.

— …как мы помним, за полгода до этого северные и южные кланы были разобщены, и далеко не все поддерживали идею подобной… Что вам, мистер Бейкер? Выйти? Идите… подобной демонстрации способностей…

Голос профессора Бинса становился все тише за спиной — а дверь туалета распахнулась бесшумно, стоило ее толкнуть. Нэт почему-то помедлил, глядя в зеркало, прежде чем опустить руку в карман. Из зеркала смотрел на него худой подросток с синими кругами под глазами — и в глазах теперь плавал не замеченный им ранее лед.

Крысенок в ладони лежал, неестественно вытянувшись, приоткрыв рот и поджав лапы. Усики на носу продолжали смешно топорщиться в разные стороны. Всего лишь дохлая крыса. В Лютном таких он чуть не каждый день видел, да и разделывал не раз...

* * *

Проявитель маскировочных заклятий — не самый сложный состав: расталкивая крылья пикси в тонкую пыль, Нэт действовал почти механически. «Я, наверное, должен быть счастлив. Структура сложнейшая. След скрыт полностью, в крови не обнаружено… Но что-то никакого счастья не чувствуется…»

Мастер зелий, стоявший рядом, время от времени бросал в его сторону непонятный взгляд.

— Что у тебя сегодня с реакцией по Уорплу? — совершенно спокойно спросил он, когда работа перешла к последнему этапу. — Профессор Храван считает, что ты боишься колдовать сглазы.

Нэт подвинул ступку к краю, размышляя. Этого вопроса он ждал уже некоторое время.

— Не знаю, сэр.

Свет был весь погашен, кроме единственной горелки, но профессору это ничуть не мешало.

— Как это понимать, не знаешь? Что ты записал утром?

— У меня нет записей.

Мелкие пузыри поднимались со дна и застывали, не дойдя до поверхности.

— Поясни.

— У меня нет записей за последнюю неделю, сэр, — отчеканил Нэт.

«За три», — вспомнил он, когда договорил.

Блики плясали на стенках котла, и если приглядеться, можно было заметить, как в самом зелье появляются мягкие желтые искры. В готовом виде оно светилось не хуже кошачьих глаз.

— Ты не вел журнал? Что еще случилось? — Снейп продолжал допрос. Его тон, прежде почти мирный, приобрел уже привычную, беспощадную сухость.

-Ничего… Я просто не вел его, — Нэт стиснул зубы.

— По какой причине?

Выдох. Еще один.

Разве его магия, его проклятие — это не его собственное дело? Теперь, когда кое-кто чуть ли не открытым текстом заявил, что не сможет ничего сделать? Что не станет делать? Что он лучше будет копаться в каракулях какого-то самозванца…

Пузырьки воздуха становились крупнее, а искры — ярче. Сдержаться было все труднее.

— Ты мне ответишь или нет?

— Не думаю… что стоит дальше тратить на него время, сэр.

— Не припомню, чтобы тебе давали выбор, — в голосе мастера проступил металл, от которого шла мурашками кожа — и почему-то именно это оказалось последней каплей. Слова вырвались из Нэта, прежде чем он успел себя остановить.

— От этого журнала нет никакого толка! Кому он нужен? Вы его теперь тоже не читаете!

Зелье в котле еще не светилось, но уже заметно мерцало. Прошли несколько секунд, прежде чем профессор заговорил опять. Очень тихо.

— Сейчас же ты отправишься к себе, проверишь все показатели и запишешь.

Положить на стол каменный пестик, не издав ни звука — не так уж просто.

— Простите. Я не должен был…

— На выход.

Проявитель же практически готов, понял Нэт. Запах и отблеск на стенках…

— После того, как я это сделаю, вы мне позволите вернуться?

Пятно теплого света плыло по потолку.

— После того, как ты это сделаешь, будет ужин, — похоже, Снейп не так уж сильно сердился.

— Я и без ужина могу, честное слово.

Губы профессора как-то дернулись, не дойдя до усмешки.

— Еще одно твое «без ужина», и мадам Помфри нас обоих запрет в больничном крыле. Сегодня Самайн. Проведи его с факультетом.

На этом разговор был окончен.

* * *

Подготовка к празднику в слизеринской гостиной шла своим чередом и, как Нэт и подозревал, не требовала ничьей помощи. Староста Эдвин на пару с Рёдером разводил в камине зеленый огонь — из-за его спины выглядывали любопытные второкурсники.

— Кто-нибудь, Монти позовите. А то застрянет в зале, как всегда.

— Передайте, что ждать не станем!

Нэт перелистывал страницы. Пятнадцатое сентября. Три и сорок. Шестнадцатое. Три и сорок одна… Потом скачок — четыре и пятьдесят четыре. На последнюю запись он смотреть не собирался. Он ее помнил. И чувствовал, даже отвернувшись от камина, липкую тень, копошившуюся там, среди углей, в ожидании своего часа.

— Первачкам лучше уйти.

— Еще ты тут не командовал, Хиндли, — отозвался голос с другого конца комнаты. — Кому надо, тот и уйдет.

— Сам оставь их в покое. Мы из-за тебя, Гек, и так потеряли почти двести баллов.

— Вовсе не из-за него, а из-за Баркера!

— С Баркером все было в порядке, пока вы к нему не стали цепляться, — буркнул староста.

«Это превосходно просто. Меня тут как бы и нет». Тяжесть в висках росла, как росла с каждой новой зеленой искрой удушливая вонь в камине.

— Теперь мы кубок возьмем только чудом.

— Надо будет, организуем и чудо, — стена разошлась, впуская холод из коридора и припозднившихся слизеринцев. Монтгомери, как джентльмен, ждал, пока девочки пройдут первыми.

Нэт захлопнул журнал и обвел гостиную не предвещающим ничего доброго взглядом. Приятные разговоры. Сдержанные улыбки. Глаза радуются — мир, да и только.

Нащупав в кармане флакон, он на мгновение представил себе, что сказал бы уверенный в себе слизеринский капитан, если бы лежал беспомощный на полу этой самой гостиной, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Как бы он выражался, чувствуя, что силы из него уходят с каждым выдохом, и сердце бьется все медленнее… А может быть, он и не выражался бы. Может быть, он бы зубами скрипел и молчал, как тогда, на матче.

— Да что вы заладили с этим кубком? Как дети, честное слово. Седьмой курс уже, о будущем думать пора, — резонно заметил кто-то с дивана. — Вот ты, Финн, пойдешь в отдел транспорта, к дяде. На кой тебе там кубок?

— Или Гек, — встрял, не без издевки, его белобрысый сосед. — Он у нас состоятельный, может вообще не работать.

— Заткнитесь вы оба, а? — вяло откликнулся Белби.

«А этот заскулил бы, точно. Исходя слюной… Наверняка, заплакал бы даже».

— Да ладно, я же в шутку. У тебя и зелья, и арифмантика, и уход… будешь вместе с отцом привороты изобретать.

Белби, однако, чужого энтузиазма не разделил.

— Папаше это моему скажи. Он почему-то уверен, что сын у него — бездарь, каких мало.

«Да, этот бы плакал. Но сперва меня бы стал проклинать…» Прикрыв глаза, очень легко было представить себе Белби, шипящего, пока слушается язык, свои бесполезные угрозы. А потом он будет ловить ртом воздух, но тщетно…

Пальцы сомкнулись на горлышке так резко, что грудь на мгновение залило холодом. Если попадет в кровь… Нэт вытащил флакон на свет. Кажется, стекло выдержало. Не разбилось. Все правильно, Белби заслуживал и не такого… А пальцы? Просто что-то слишком сильно давило на виски.

— Не дрейфь, Гек. Выучишь ты свои зелья. Кто в прошлом году сдавал, говорят, если у Снейпа на продвинутом курсе, считай, ТРИТОН в кармане.

— Засуньте себе этот ТРИТОН, знаете куда! — с неожиданной злостью отозвался Белби. — Вы что, слепые все? Не видели, как он Баркера гоняет? ТРИТОН там и рядом не стоял!

Может быть, это темное стекло в его руках впитывало свет в себя — не вдруг, понемногу, но в гостиной начинало темнеть.

— Экзамены только для министерских годятся, у отца я с ними разве что за прилавок…

«Зато у тебя, урод, есть живой отец, и ты, сволочь такая, слышал его голос…» Светильники гасли один за другим.

— …чтобы стать каким-то аптекарем!

— То-то я смотрю, все тут такие нервные в последнее время, — староста закончил мешать угли и поднялся с колен. — Завязывайте уже. Лично мне без разницы, чем вы там после школы займетесь. Снейп вас предупредил, и я тоже предупреждаю. Нам не для себя этот кубок нужен. А вот для них.

Он кивнул на первокурсников, все еще медливших уходить из гостиной.

— Хотелось бы знать, с чего бы это наш равнодушный Эдвин с таким пылом…

В висках ломило. И темнота, как ни странно, ничуть не помогала. Мелькнула даже мысль — слинять по-тихому.

— …защищает набившие ему оскомину идеалы.

Но наверное, не стоило никуда исчезать. Нэт смотрел на стену, в которой был выход, с какой-то тоской. Руки его зажили своей жизнью. Например, он узнал, что пробка в горлышке сидит крепко. Даже слишком. Чего он, спрашивается, боялся, когда с такой силой ее туда заталкивал? А вот пуговица под галстуком еле держится…

— Нэтан?

Рядом стояла малышка, недавно караулившая его в коридорах. Она улыбнулась, и Нэт попытался улыбнуться в ответ, но он знал, что вышло не слишком удачно.

— Флай говорил мне, здесь все будет по-настоящему, как в старых семьях, и даже с огнем, но я не верила… — ее глаза горели нетерпением. — А нам можно остаться?

— Зачем? — спросил Нэт, глядя не на нее, а на ее друга-невидимку по фамилии Плимп, державшего девочку за руку.

— Я слышал, можно… ну… услышать тех, кто ушел, — пробормотал первокурсник.

— Тебе это нужно?

— Думаете, я испугаюсь, — по-взрослому усмехнулся Плимп.

— Нет, ты — вряд ли, — признал Нэтан.

У камина кто-то подтрунивал над Эдвином.

— …может быть, тебе не только кубок? Может быть, еще и рыцарский пояс достать, бескорыстная ты наша душа?

— Очнись уже, Финн. Их четверо! Четверо! А сколько будет следующей осенью? Двое? И каких? Белби прав. Это, друзья мои, что, лучший в школе факультет или странноприимный дом?

Лицо первокурсника Плимпа сохраняло необычную сосредоточенность и спокойствие. Нэт вдруг вспомнил, как этот мелкий упорно отводил взгляд, когда понял, что никто не станет ему помогать.

— Знаешь, Плимп, я совсем не хотел попасть в тебя заклятием в том коридоре.

— Знаю. Мне сказали. Кстати, никто ко мне больше… они оставили меня в покое. Так что спасибо.

— В расчете?

— В расчете, — прошептал Плимп, забираясь в соседнее кресло.

— …и отец мой, и дед, и его дед тоже здесь. А зачем ты спросил?

— Еще на один вопрос мне ответь, Финн. Где ты хочешь, чтобы твой сын учился, когда он у тебя будет?

Кто-то из девчонок попросил воды. Рёдер лениво шептал что-то Хиндли на ухо.

— Так бы сразу и сказал… а мы-то гадаем, с чего…

— Что сразу? Что? — староста багровел на глазах. — Вы вообще, о чем подумали, я не понял?

— Господа, новости! Похоже, наш Эд сделал своей блондиночке предложение. Из таких, от которых уже поздно отказываться.

Грохнул смех, и тут же стих: стена содрогнулась, открывая проем. Декан факультета Слизерин, в черной одежде, больше похожей на плащ, чем на мантию, без эмблем и знаков, прошел к камину. На вид, из-за мантии, он был выше, чем обычно.

«Интересно, что бы я сам делал, о чем бы думал, если бы знал, что остались мне какие-то двенадцать часов. Это ведь очень мало, двенадцать часов…» Удары молота, бившего в виски, прикушенная губа ничуть не смягчала.

Прядь зеленого дыма выползла на пол, раскачиваясь, как змея. Огонь рос, закрывая собой камни. Наконец, тишина в гостиной стала такой, что кроме шума пламени, ничего не было слышно. Нэт знал, что профессор раскрыл и держит в руках книгу, знал, что вот сейчас он обводит всю комнату тяжелым взглядом, дожидаясь согласия от каждого.

Слушать можно было, даже закрыв глаза. Тем более теперь Нэт понимал смысл слов, записанных древними рунами.

«Как берег приветствует море, мы приветствуем наших мертвых…»

Голос, словно звучавший с изнанки, не принадлежавшей этому миру, превращал страшный наговор в торжественный гимн. Он плыл над шумом огня, повелевая им, указывая ему, куда расти, куда тянуть свои длинные щупальца. «Неправда это. Он же не такой. Магия не должна слушаться тех, кто привык обманывать…» — думал Нэт.

Но профессор продолжал читать, не сбиваясь с ритма.

«…и встречаем их, как вечер встречает вечно восходящую ночь…»

Темнота наползала. Нэтан ждал — сам не знал, кого. Согревал в ладонях стекло, и с ним вместе — смертельное свое оружие. Балтазар Брок не пришел бы порадоваться, глядя на такое, это уж точно.

Не было в этот раз ни шепота, ни знакомых, как будто бы, рук. Нэту казалось, что, пока тень вокруг него растет, он сам становится все меньше и беспомощней. Услышал, как скребут маленькие лапки по камням. Кто-то невидимый шуршал, деловито принюхиваясь.

«Крыса? Это не смешно. Я сейчас же встану и уйду отсюда!»

Попытался встать, но словно прирос к креслу. Тьма обступила его со всех сторон, приставила нож к горлу. Шорох стих, но кто-то продолжал мелко и часто дышать.

«Она ест. Ест это чертово яблоко, чтобы я провалился. Это был решающий эксперимент! Структура третьего порядка с одной стороны, а с другой — безмозглая, пусть и очень симпатичная крыса! При чем она здесь? Мерлин дорогой! Может, мне еще за червяков, на слизь пущенных, поплакать?»

«Крыса не при чем. Просто она мне понравилась, дружок».

Как следовало догадаться, это был вовсе не голос Мерлина.

«Третьего порядка, говоришь? Знал, что ты далеко пойдешь…»

Голос был знакомый. И голос, и рука, державшая перед крысиным носом кусок яблока. Знакомая — по ногтям. По длине пальцев.

«Ну, смелее, Нэтан. Да, это я. Тот, о ком ты подумал…»

Нэт зажмурился, но даже так продолжал видеть. Медленно, как во сне, из тьмы проявлялось лицо, насмешливый взгляд и холодная улыбка.

«Развиваешь свои способности. Похвально. Эта твоя склянка... Ничего не хочешь мне рассказать? Пожаловаться, может быть? На Северуса. Он, похоже, умеет быть редкостным гадом...»

Крыса карабкалась по истрепанному рукаву вверх, забавно раскачивая хвостом. Из ее рта тянулась нитка слюны, лапы подрагивали.

«Как там дела с моим проклятьем? Уже перепробовали все бесполезные варианты? Ах, нет. Конечно. Тебе ведь еще даже не было больно».

Голос ошибался. Больно — было.

«Напомнить тебе, каково это?»

«Вы не можете здесь… Вас ваши духи забрали… я же видел. Вы ничем не можете мне навредить…»

«Как ты ошибаешься, мальчишка. Как ты глубоко ошибаешься. Ты ведь мой. Ты знаешь это? Я должен поблагодарить профессора. За то, что так хорошо учит моего ученика. А что насчет духов, дружок, они тебе тоже не чужие…»

Острые когти впились в плечо — Нэт дернулся, но его будто держали в тисках.

«Узнаешь? Вороненок скучал. Еще помнит твою кровь. Слышишь, как он тебе радуется?»

«Вы! Уходите прочь от меня. Проваливайте!»

Рука — легкая, почти невесомая, опустилась на затылок.

— Или что? Что ты сделаешь, Нэтан Баркер?

Холод стекал по спине вниз. Нэт не мог пошевелить ни пальцем. Он даже моргнуть не мог, и глаза начали слезиться.

— Похожий эффект?

Голова раскалывалась изнутри. Он чувствовал вес — кто-то маленький, но ловкий, влез на его ботинок и теперь пробовал на вкус край штанины. Проклятые крысиные усы щекотали кожу, а он не в силах был даже дернуть ногой.

— Твой отец мог бы гордиться, — продолжал голос из-за спины без всякого сочувствия. — Никто и не догадается, что с тобой приключилось. Такая ведь была задумка?

«Сгиньте! Вы вообще бесплотная тень!»

Бесплотная тень дышала ему в ухо горьким запахом обезболивающего зелья, книг и черного, как деготь, чая. Паника подкатывала к горлу. Он знал, что, несмотря на страх, его сердце не стало биться быстрее. Он знал также, что не сразу, но со временем, ему станет трудно вдохнуть.

«…не могло попасть мне в кровь… Я же был осторожен!»

— Блестяще, Нэтан. Ты предусмотрел все. Одного я не могу понять. Чего ты ждал? Все это время! Нет, конечно, сначала ты поверил. Понадеялся. Но ты же своими глазами видел, как Снейп расправился со мной. Думаешь, ты другой? Думаешь, с тобой поступят иначе?

Голос не умолкал. Что это было? Иллюзия? Он бредил? Сходил с ума? Стало казаться, что руки и ноги ничего больше не весят, что они становятся прозрачными, и он видел пол сквозь собственные колени.

— Ты ведь рассказал ему, Нэтан, чего я хотел? Рассказал ему, что выход существует? Поверь мне, мальчишка, он знает, как найти того, кого искал я. Он бы сумел все вернуть…

— Но, Мерлин свидетель, он лучше будет смотреть, как ты умираешь, чем сделает то единственное, что может тебя спасти. И попробуй скажи мне, что я не прав.

«…не буду слушать никаких призраков… я… не буду…»

— Не будешь слушать? Но ведь призраки тебе не лгут.

Чужие пальцы поймали его кисть и поднесли выше, к глазам. Что это, царапина у ногтя? Неправда. Не было никакой царапины! И в кровь ничего не попало! И он не собирался умирать сам!

— Он же видит, Нэтан. Ты быстрее. Ты способнее. Ты сильнее него.

Нэт не чувствовал себя сильным. Что-то мокрое текло по щеке. Царапина болела. Кто-то продолжал дергать за штанину. Мутные глазки-бусинки глядели на него снизу с жалостью и упреком.

— Думаешь, ему приятно смотреть на это? Думаешь, он теперь захочет тебя спасать? Конечно, нет. Но теперь эта маленькая истина уже не имеет значения. Я рад, Нэтан, что ты, наконец, остаешься здесь, с нами…

Длинные ногти задели кожу — а потом ледяные пальцы прошли сквозь его собственную ладонь, словно ее и не было.

Если бы он мог, он бы закричал.

Дышать стало трудно. Как будто воздух больше не был воздухом. Он тонул в темноте — и последнее, что он почувствовал, были поймавшие его руки, только почему-то эти пахли крыльями пикси и драконьей кожей, и в них совсем не было холода.

* * *

Где-то на границе росло пятно света — не очень яркого, но все равно резавшего глаза.

Потом оно стало принимать очертания все более знакомые, пока, наконец, Нэт не понял, что лежит на собственной кровати.

Светильник был зажжен, и похоже, кто-то сидел рядом, на стуле.

— Что это? — человек, смотревший ему в лицо, встал. Он показал флакон темного стекла, закупоренный пробкой: ни на пробке, ни на флаконе не было никаких знаков, позволявших догадаться о содержимом.

— Я тебя спрашиваю, что это?

Память возвращалась не сразу, а волнами. Это было даже приятное состояние. Ничего не болело. Вообще ничего. Словно плывешь в тумане. Время от времени туман прояснялся.

— Рецепт на столе, — вспомнил Нэт.

Он знал, что улыбается. Наверное, он был жив?

— Посмотрим, — сказал человек в черном, безошибочно отыскав нужный пергамент. — Этот?

— Да, — удивился Нэт. Свитков на столе было много. — Только начало с другой стороны.

Во рту появилась сухость. Поднеся ладонь к губам, Нэт выдохнул, и, кроме влажного тепла, уловил пряный запах. Огнецветка? Трехчетвертной сбор.

Он смотрел, как внимательно незнакомец изучает убористые строчки.

— Сам сочинил? — в вопросе прозвучало неожиданное напряжение, и Нэт ощутил укол беспокойства. Что это все значило?

— Сам, — признался он честно. — От начала и до конца.

И сразу после того, как были сказаны эти слова, он вспомнил, что именно было в рецепте.

Нэт тут же попытался подняться, но голова закружилась, и не вышло даже сесть. Зато он теперь знал человека, на свет проверявшего осадок во флаконе.

— Профессор?

— Ложись обратно, — приказал профессор Снейп, возвращая склянку с ядом на стол. — Ты слишком слаб, чтобы сидеть.

Поспорить с этим было трудно, но Нэт все равно ощутил себя в ловушке. Единственное, что он мог сделать — терзать руками покрывало. Еще думать.

Снейп с какой-то не присущей ему нежностью отложил в сторону пергамент. Потом повернулся к ученику и посмотрел в глаза, не позволяя отвернуться или отвести взгляд.

— Ответь мне честно. Ты уже успел вот это… на ком-нибудь опробовать?

Нэт побледнел, как снег. «Он из-за срока… из-за того, что там пять часов стоят…»

— Да, — ответил он.

Лицо профессора застыло каменной маской, а глаза стали еще темней, чем прежде.

— На крысе, — продолжил Нэтан, теряя голос. — Юджин, это крыса одного хаффлпаффца. Я выменял его…

— И как результат? — осведомился мастер зелий, по-прежнему не сводя с Нэта взгляда.

— Дозу не рассчитал, — без выражения ответил ему ученик. — Крыса умерла на шесть часов позже. В остальном, все как должно было быть.

— Неопределимый яд?

— Да.

— Полностью скрыл след?

— Полностью.

Они оба молчали, довольно долго. Потом мастер зелий поднялся с места.

— Так мне не показалось, и дикую руту — это ты у меня…

Он огляделся, словно пытался измерить комнату — но комната была слишком мала, чтобы ее измерять. Нэт отпустил на волю измученное покрывало и ничего не сказал.

— И давно ты это сварил?

— Позавчера.

— По ночам, значит, не спится.

— Я… потом отосплюсь, — тихо ответил Нэтан.

На Снейпа эти слова произвели совсем не успокаивающее действие.

— Когда потом? Ты хоть понял, что с тобой было сегодня вечером? Понял, откуда я тебя вытащил? У тебя реакция пять с четвертью! Ты должен был сразу сказать — я бы тебя вообще туда не пустил.

В комнате стало душно, теплее, чем обычно. Может быть, поэтому потолок так давил…

— Скажи еще, что ничего странного ты не заметил! Голова не болела? Лица не мерещились? Если ты не понимал, что происходит, зачем ты сидел там, в гостиной? Чего ты ждал? Пока другая сторона тебя к себе не приберет?

По воздуху словно раскатилась обжигающая волна. Взрыв закончился так же быстро, как и начался — только теперь чуть пахло грозой. Мастер зелий взял в руки палочку и вернулся за стол. Он посмотрел на флакон и на лежавший рядом пергамент.

— С какой попытки?

— С первой, — заметив, как поднимается вверх бровь, Нэт поправился:

— Сварил с первой. Но рецепт я еще правил после…

Профессор кивнул, словно заранее знал ответ.

— За что, надеюсь, тебе стыдно.

«У меня же не было лишних ингредиентов. Или вы предпочли бы, чтобы я извел всю вашу руту до дна?»

Мрачный юмор помогал мало. Нэт лежал, вдавив голову в подушку и делая редкие, с паузами, вдохи. Тонкие пальцы мастера пробежались по полированному дереву палочки. Этот незначащий жест почему-то теперь внушал дрожь.

— Что же, по-твоему, я должен сделать с таким своевольным учеником?

Нэт закрыл глаза и снова открыл. Верный ответ он знал с тех пор, как рассказал про рецепт.

— Полагаю, теперь вы меня выгоните.

Снейп прищурился. Смотрел он так, словно подобная мысль даже не приходила ему в голову.

— И не подумаю. Предпочитаю способы более дешевые и безопасные для общества, — произнес он холодно. — Если от этой твоей игрушки пострадает кто-то из студентов, ты не доживешь до камеры в Азкабане.

Простое обещание. Из тех, которые нетрудно выполнить. Нэт сглотнул.

— Я уничтожу зелье. И все записи сожгу, сам. Честное слово.

Профессор взял флакон со стола и опустил в карман.

— Нет смысла. Ты же помнишь все наизусть.

— Помню, — Нэт следил, как мастер поправляет светильник, делая свет не таким ярким. Теперь слепящий шар не стоял перед глазами, когда закрывались веки.

— Антидот к нему напиши. А потом уже жги, что хочешь.

Над Хогсмидом и его окрестностями с самого утра разыгрывалась настоящая снежная буря. Стены замка храбро держали осаду — не раз и не два порывы жестокого ветра сотрясали стекла в стрельчатых окнах, а Астрономическую башню и вовсе занесло снегом. Пожалуй, только два человека в замке не подозревали о том, что творится снаружи.

Место, где они провели большую часть субботнего дня, находилось глубоко под землей, глубже слизеринской гостиной и залов, уходивших под озеро. Воздух в маленькой комнате трепетал от жара. Окон здесь не было, как не было и дверей. Небольшой каменный стол посередине стал чем-то вроде открытого очага, над которым на вросшей в камень треноге дрожал котел.

Несмотря на духоту, оба человека не снимали мантии, должно быть, защищавшие их. Один из них стоял ближе к стене, направив на пламя волшебную палочку. Второй, чье лицо было закрыто маской из стекла и металла, чародействовал над котлом.

— Держать!

— Но… структура… сэр… — дыхание того, кто держал палочку, было сбивчивым.

— Держать!

— Рвется же!

Субстанция в котле выстреливала струями белого огня, оставляя на светлом своде и стенах пятна сажи, но человек в маске вовремя успевал увернуться.

— Вы хотя бы… отойдите подальше!

Еще одна рубиновая капля сорвалась вниз, и, алчно взревев, зелье поднялось ей навстречу. От струи пламени тот, кто был у котла, успел уйти в последнюю долю секунды. Стоявший у стены судорожно втянул воздух.

— Держать! — рявкнул второй, поправляя маску рукавом. Возможно, в рукаве он прятал свою палочку, потому что буквально в ту же секунду он уже обновлял исключение, от которого по стенам пошла пятнистая рябь.

Его помощник на мгновение закрыл глаза. Он держал заклятие. Казалось, что пальцы срастаются с горячим деревом, что собственная кровь продолжает бить там, в сердцевине, и заставляет луч, устремленный к столу, сохранять силу пламени.

— Не выше! Держать! — рык сорвался, но это было не важно: все внимание человека в маске было сосредоточено на цепочке алых как кровь капель, зависших в мареве над зельем. Одна за другой они падали вниз, и чудовище в котле становилось все больше, все сильнее, пока столп слепящего, жидкого света не ударил оттуда прямо в потолок. Человек отпрянул вовремя — он сразу же оказался плечом к плечу с тем, другим, все еще целившим палочку в средоточие ада.

— Бросай на три… Один! Два!

Время между ударами сердца растянулось, как в прыжке.

— Три!

Разорвав луч, помощник упал на пол, закрывая голову — словно лишившись поддержки, белый свет закрутился спиралью и втянулся обратно в котел. Оглушительная тишина, навалившаяся сверху, была прервана невнятным шепотом из-под маски.

Отведя от лица рукав, помощник тоже что-то сказал. Его плечи немного подрагивали — может быть, от облегчения, а длинная березовая палочка без сил лежала в раскрытой ладони. Ответом ему был короткий смешок.

— Я не думал, что ты знаешь гоблинский, — маска полетела в угол. — Но про муфельную печь очень верно.

— …это чтобы открытый огонь… только на последнем этапе...

— Хватит себя жалеть. Вставай, — на лице мастера зелий остались от маски следы, там, где она плотно приникала к коже.

Нэт поднялся, опираясь на все еще горячую стену — нагретые камни отдавали тепло медленно.

Жидкость в котле была прозрачней родниковой воды и быстрее масла — профессор набирал ее по капле в колбу с длинным горлом. Нэт взял вторую колбу и принялся за дело.

Глаза его блестели.

— Как у тебя дела с антидотом?

— Не очень, сэр. Застрял на переходе ко второму порядку, — признался он. — То есть я все рассчитал, но потенциал по формуле должен быть отрицательным.

— И в чем проблема?

Без огня было темно — помещение теперь освещал шар бледно-зеленого света, висевший над ними подобно тусклой искусственной луне.

— Мне нужно будет его сварить.

— Сваришь.

— Но все ингредиенты, позволяющие привести потенциал к отрицательному значению…

Нэт внимательно считал капли, по одной растекавшиеся по плоскому дну. Мастер передал ему пробку, не глядя. Второй такой же он закрыл горлышко своей колбы и отставил ее в сторону.

— Это же класс М, их… очень непросто достать.

— Неужели, — во взгляде Снейпа бродили загадочные искры. — Если ты имеешь в виду, что их распространение незаконно и наказуемо… то да, достать их действительно непросто.

— Я же серьезно говорю, сэр.

— И я не шучу.

— Мне нужно минус двенадцать, — Нэт пристроил свою колбу рядом с профессорской.

— Для обратной звезды? Странно, что так мало. Какие будут предложения? — новая капля ударилась о стекло с едва слышным звоном.

— Не знаю, — мрачно ответил Нэтан. — Не варить?

Лучше ему было промолчать.

— Можно вырастить виверну и взять у нее секрет поджелудочной.

— А яйцо виверны ты намерен раздобыть, ограбив лавку Боргина?

Нэт обиженно дернул бровью. Неприятно — весь лоб стал липкий от высохшего пота.

— Боргин все равно подумает на Скрэверса или его подручных, — парировал он. Капли падали и падали вниз, напоминая о неисправных кранах на втором этаже. — Но если по правде, сэр — тут нет вариантов.

«Разве только вы заставите меня обращаться к контрабандистам… А вы ведь не заставите, да?»

— Ты так думаешь? — наполнив вторую колбу, профессор принялся за третью. — Что насчет Calluna Volatilis? Вытяжка даст тебе десять, а при правильных комплементах и все четырнадцать.

«Причем комплементы подберутся без труда, они ведь в каждом справочнике перечислены», — внутренний голос был полон сарказма. Но, судя по всему, не оставалось ничего иного, как согласиться.

— Где я ее найду?

Снейп посмотрел на него почти с удивлением.

— Ты сделаешь ее сам.

— Вереск? В Запретном лесу? Вы предлагаете искать его под снегом?

— У летучего вереска особая магия. Он сохраняется лучше других и не теряет своих качеств при заморозках.

— Я не знал об этом, — колба из рук чуть было не выскользнула. Нэт вернул ее на стол. — Спасибо, сэр.

Некоторое время он работал молча. Вспомнил о кентаврах, и представил себе, как плутает по заснеженным тропам, в тщетной надежде обыскивая каждую рощу. С зимним лесом у него были связаны неприятные воспоминания. То есть, конечно, можно было выбраться в туда и одному, но на ум то и дело приходил вооруженный эскорт из Хагрида и собаки.

В верхних коридорах было прохладней, чем внизу, и особенно это чувствовалось после закрытого помещения. Обняв ящик с готовым зельем, Нэт считал секунды, пока профессор откроет дверь лаборатории.

Увы, внутри, может быть, из-за потушенного камина, тоже гулял сквозняк.

— Ставь в нижний шкаф, между растопырником и ромашкой.

Когда Нэт вернулся, на столе уже ждал флакон с каплями. «По две в каждый глаз».

Эта мерзость пахла морской водой и хлопковым экстрактом и ужасно щипала — трудно решить, что хуже, добровольно лить ее себе в глаза или ходить до вечера с затенением, из-за которого с трудом разбираешь мелкий шрифт. В первый раз он выбрал капли и часа два вытирал набегавшие слезы. В следующий — выяснил, что без затенения обойтись можно, только если останешься за дверью. Коричневое пламя в камине тем вечером его позабавило, но не настолько, чтобы и теперь отказаться от чтения.

Смуглый дикарь в зеркале понемногу превращался в свою бледную копию.

— Тебе не нравится рецепт Белби?

Он все еще смаргивал слезы, когда услышал вопрос.

— Не нравится? Я был уверен, что зелье взорвется. Структура на последнем этапе нестабильна.

— Ты сделал все правильно и точно держал температуру — и поэтому ничего не произошло, — обронил Снейп.

Это прозвучало, как возражение, а не как похвала.

— Так вы знали? Вы стояли так близко.

— Я имел дело с кое-чем похожим. Если бы случился взрыв… Не имело значения, кто и в какой части комнаты стоял.

После этих слов вдруг захотелось на воздух. Ничего такого, просто увидеть небо. Нэт усмехнулся.

— У мастера Белби нет записей об опытных образцах, — вместо неба была видавшая виды чернильница на столе. — Наверняка он ни разу не делал этого сам.

— Да, он так и сказал в письме. Но мы теперь сможем двигаться дальше.

Это небрежно брошенное «мы» заставило кровь бежать быстрее. Графики, таблицы и списки подопытных экземпляров, раньше только тревожившие воображение, теперь обретали плоть.

— Сперва посмотрим общую реакцию на живое поле.

— На этих каникулах, сэр? — подобрался Нэт.

— Едва ли. Ты будешь в Лондоне. В Мунго, — поспешил разочаровать его Снейп. — А на обратном пути зайдешь в Косой переулок и заберешь один заказ.

— Вы разве не встретите меня в больнице?

— Нет. Поедешь из Лондона экспрессом вместе с другими, — припечатал мастер. — И еще одно, если соберешься в Запретный лес, сообщи мне. Тебе не стоит появляться там одному и без следящих чар.

* * *

Вечером в Большом зале четвертый и пятый курсы продолжали обсуждать грядущие испытания по защите от темных искусств. Профессор Храван притворялась, что ничего не замечает, кроме своей тарелки — остальные же преподаватели поглядывали на нее с новообретенным интересом. Флитвик то и дело откашливался, видимо, собираясь задать вопрос.

— Чем больше контрзаклятий мы учим, тем больше они перепутываются у меня в голове…

— Но вы слышали? Слышали, что она сказала?

— Полоса препятствий вокруг озера!

— По-моему, хорошая практика.

— С ума сошла. Снега даже на квиддичном поле по колено.

— Мадам? Если вы не возражаете, я хотел бы помочь с подготовкой, — решился, наконец, профессор чар.

Его высокий голос было хорошо слышно и за слизеринским столом.

— Неслабая будет там магия, это точно.

— Да уж. Кое-кому, — с этими словами Кинштайн сделал кивок в сторону Нэта, — придется постараться, чтобы не хлопнуться в сугроб. От нехватки сил.

— Или от душевного перенапряжения, — подхватил Хиндли.

Нэт покрепче сжал вилку. Имей они хоть малейшее представление… Но все, что они видели — это то, как он потерял сознание в полной народу гостиной, словно какая-нибудь девчонка.

— Ну, если он при этом не забудет, как дышать, у него еще могут быть шансы, — тут Рёдер сделал вид, что захлебывается тыквенным соком. — Конечно, стоит предупредить декана, чтобы тот был наготове…

— В этом нет ничего смешного, — неожиданно заговорил Лестрейндж. — В том, что было с Баркером тогда, в Самайн. Это случается…

Нэт поглядел на него через стол. Несмотря на то, что Юстин тут же стал выспрашивать, Эльфард больше не вдавался в подробности.

После ужина Нэт отозвал его в сторону.

— На пару слов, Лестрейндж.

Они остановились у лестницы, ведущей в библиотеку.

— Что ты знаешь об этом? О том, что со мной было?

— Тебе разве Снейп не сказал? Это вообще-то серьезно, Баркер. Тебя чуть не унесло… на другую сторону, — лицо Эльфарда скрыла тень. — Я видел такое. Однажды. С моим дядей. Ему не так повезло, как тебе.

— Сочувствую дяде, — без всякого сочувствия произнес Нэт.

— Это было давно.

На лестнице все еще раздавались шаги студентов, покидавших Большой зал.

— Ты знаешь, из-за чего это могло случиться со мной? — Нэт старался говорить легко, ему нетрудно было делать вид, что он понятия не имеет, в чем дело.

В круглых глазах Лестрейнджа, однако, читалось недоверие.

— Нет. Нет. Ты ведь… не можешь совсем не догадываться, — он улыбнулся, словно услышал какую-то глупость. — Ты же видел магию.

— А кто ее здесь не видел? — усмешка вышла чуть-чуть напряженной.

— Не это. Другие вещи… особенные. То, что под поверхностью, — покачал головой Лестрейндж. — Я сам не знаю, как это описать… Дядя говорил мне, ты понимаешь? Предупреждал, что это опасно… чувствовать ее… изнутри.

«Если этот дядя так хорошо знал, что он в опасности, интересно, как же с ним случилось то, что случилось?»

— Еще он говорил, что это притягивает. Некоторые даже принимают… средства, чтобы… расширить горизонт. Так он говорил.

Замолчав, слизеринец смотрел в одну точку где-то за спиной Нэтана.

— Ты видел.

— Неважно, видел я что-то в Самайн или нет. Это никого не касается. И я очень надеюсь, ты не станешь ни о чем таком трепаться.

— Ладно. Я не скажу никому, — пожал плечами Эльфард. — Кто захочет, догадается сам, — добавил он.

— Я тебе что-то должен, за то, чтобы ты молчал? — такой тон разговора Нэтана вовсе не радовал.

— Нет, — снова улыбнулся Лестрейндж, сверля его своими неподвижными глазами. — Ты просто не сможешь этого скрыть. Никто не может. Так говорил дядя.

Он ушел прежде, чем Нэт успел спросить его, не видит ли он сам чего-то необычного, скрытого или особенного.

Нэт остался один в пустом проходе: портреты окликали его, но он не останавливался, чтобы ответить им. Он пошел вперед, туда, где коридор упирался в окно: за окном был лес, и в небе над ним не переставал кружиться снег.

* * *

Последние недели перед каникулами промелькнули быстрее, чем можно было ожидать. Настал и черед контрольных. К разочарованию однокурсников, полосу препятствий Нэтан прошел, не только не свалившись в сугроб от нервного истощения, но даже уложившись в хорошее время. Он был последним в очереди студентов — короткий день начинал клониться к вечеру.

Профессор, скрывшись под широким капюшоном, делала пометки карандашом в блокноте. Она кивнула Нэтану, словно ничуть не удивилась его успеху.

— Недурные щиты и удачное применение трансфигурации. Вы использовали верно все контрзаклятия.

— На свежем воздухе… это как-то легче, — признал он. Нужно было завязать шарф поплотнее — ветер пролезал в каждую щель.

— Вам неприятны запахи? К ним можно привыкнуть.

— Я занимаюсь зельями, мэм. В зельях полно неприятных запахов.

— Значит дело не в этом. Что ж. Профессор Снейп будет доволен тем, как вы справились, — Нэт не видел ее лица, и даже ее руки были в черных перчатках. Он думал о том последнем заклятии, которое использовал, почти подойдя к финишу. Заклятие было не очень заметным, но мадам Храван скорее всего почувствовала — и, наверное, поняла, зачем он это сделал.

Homenum Revelio. Кончик волшебной палочки, поколебавшись, указал на него самого.

«Это не важно. Я ведь никому не выдам».

— Вы говорили профессору, что я боюсь колдовать сглазы? Почему? — спросил он тихо.

— Я сказала правду. Когда вы в последний раз успешно применили атакующее заклятие, находясь при этом в спокойном состоянии?

Нэт переступил на месте. Он помнил. Предпоследняя тренировка в дуэльном клубе.

— Вот видите. Большинство волшебников делают это без особого труда.

— Разве такие заклятия вынесены в экзамены?

Из-под капюшона раздался странный, сухой звук, похожий на кашель. Она смеялась?

— Вы не поняли. Будь вы посредственным студентом, через раз выполняющим задания, или по природе боязливым и робким, я бы не стала заводить такой разговор. Но вы выделяетесь, Баркер. И вы ничего не делаете в пол силы, кроме этих сглазов. Плохо, когда у человека есть не подобающие ему странности. Это наводит людей на мысли.

— Я приму к сведению, мэм.

— Примите.

Ветер не унимался.

— Вам давно пора в замок, а я пройдусь вдоль трассы. Все эти ловушки необходимо убрать до начала ночи.

— Я… с удовольствием помог бы.

— Спасибо. Предпочитаю работать одна.

Профессор неслышным шагом двинулась по тропинке вдоль озера — он проводил ее взглядом. К ее словам стоило прислушаться. О маскировке она наверняка знала побольше многих: ветер поднимал черную мантию, и казалось, что это не женщина, а медленно летящая в темноту птица.

* * *

Пушистые наушники вместо шапки делали Энквист похожей на диковинного зверька. Она ждала на станции вместе с другими студентами, уезжавшими из Хогвартса на Рождество. Нэт рядом переминался с ноги на ногу, убеждая себя, что не смущается ее откровенно маггловского наряда.

— Что будешь делать, когда все уедут?

— Пойду в Запретный лес, — сказал он.

— Ты не всерьез.

— Напротив. Я возьму с собой Грома и пойду в самое сердце Запретного леса.

— Лучше бы взял с собой меня, — сердито отозвалась Энквист. — Тогда меня не так бы мучила зависть.

На челке подпрыгивали снежинки, когда она наклоняла голову.

— Ты не хочешь уезжать?

— Нет.

— Почему? Тебя в Лондоне ждут родители.

Протяжный гудок прервал их разговор. Из трубы над крышей поезда валил белый дым — Энквист хихикнула.

— Что такое?

У нее был очень приятный смех. С каких-то пор.

— Мой папа еще этого не видел. Не верил, когда я рассказывала, на чем мы ездим в школу.

«А кто-то считал, что ее отец каждый раз помогает ей поднять в вагон чемодан. Я ничего о ней не знаю, и о том, как она живет…»

— Поезда, кажется, обычное дело… для магглов?

— Хогвартс-экспресс? Он же на паровом ходу. Это прошлый век, ему место в музее.

В этот раз с чемоданом ей помогал Нэтан. Выходя, он столкнулся с Хиндли — тот смерил его насмешливым взглядом, но ничего не сказал.

«А если бы и сказал, какое мне дело? Никакого. Все знают, что я общаюсь с ней… Мы сидим вместе на рунах и чарах. И иногда в библиотеке. И у нее полно других друзей, не только девчонок. Зачем я вообще об этом думаю?»

Солнце, с утра светившее сквозь облака, понемногу спускалось все ниже. В лесу темнело, но Нэт был уверен, что не заблудится. И не выпускал из руки волшебную палочку.

Он не боялся, просто так лучше чувствовал, куда идти. Тот невесомый звон, который он услышал летом, собирая сивец — ему удалось отыскать два крошечных кустика с серебристыми листьями и выкопать их из-под снега. Удивительно, на стеблях все еще сохранились цветы.

«Если бы я нашел больше вереска, чем нужно для антидота… я мог бы сварить зелье. Ей бы понравилось летать без метлы…»

Он улыбался — открыто. Здесь никто не смотрел. Гром, вместо того, чтобы оглашать долины хриплым лаем, остался у Хагрида, и Нэт был этому только рад. Лесная тишина не давила, она приносила покой. Дышалось легко, словно в груди одну за другой отпирали двери.

Несколько раз он просто останавливался на краю какого-нибудь оврага, садился на землю и разглядывал качающиеся над головой ветви. И постепенно он забирался все выше по склону, пока, выйдя на очередной пригорок, не заметил внизу тропу — там, в тени, но не скрываясь, стоял кентавр с черной, как уголь, гривой, вложив в тетиву стрелу.

Даже издалека было видно, что в школе начались каникулы — огни в башнях заметно поредели. Чем ближе, тем более зловещей казалась мрачная громада замка. Мимо хижины лесника Нэт уже бежал, чтобы успеть вовремя, но он все равно не успел: на дверях главного входа стояли засовы.

Перемахнув через невысокую каменную ограду, вышел к теплицам — оттуда было рукой подать до второго выхода. Здесь дверь тоже оказалась заперта. К счастью, в окошке неподалеку был свет.

На стук долго не отвечали, и он уже подумывал бросить ветку в окно, когда услышал скрип отпираемого замка.

— Кого тут носит, на ночь глядя?

Школьный смотритель, опоясанный шалью из козьей шерсти, стоял на пороге, фонарем отгоняя ночную нечисть.

— Баркер. Так-так, — даже бородавки на лице старика исполнились предвкушением расправы.

— Мистер Филч, я не нарочно…

— Заходи, давай. Тебя уж заждались.

Внутри было не намного теплее, чем снаружи. Смотритель гремел ключами, как будто бы подавал знак — и действительно, из-за поворота вскоре послышались шаги.

— Добрый вечер, мастер, — Нэт поднял палочку, тремя точными движениями убирая за собой грязь и высушивая мантию.

Снейп остановился перед ним, скрестив на груди руки.

— Считаешь, что можешь обращаться ко мне подобным образом? После того, как нарушил мой же приказ? — в голосе профессора звенела хорошо отмеренная ярость.

— Я был в лесу, — глухо ответил Нэт.

— Один. Без чар слежения.

— Я ушел сразу от станции.

— Ты должен был сообщить мне заранее.

— Бить таких надо, — вздохнул мистер Филч, цепляя кольцо с ключами обратно на пояс. — Полночь скоро, а он бродит черт те где, вы уж извините мои слова, профессор.

— Это ничего, — выдавил Снейп, похоже, нисколько не оскорбленный выбором слов. — Слышал, на днях вы собирались чистить совятню?

Было бы глупо улыбаться теперь. Он знал это, и все же…

Фонарь подрагивал в старческой руке. От неровного света, тени, чье коварство казалось детской игрой после тревог ночного леса, по одной пробудились от сна. Знакомые голоса стали чужими, привычные звуки обрели новую глубину, словно через них заговорил весь мир сразу. Мир продолжал говорить, хотя почти никто не прислушивался.

Если бы в этот миг Нэтан Баркер увидел себя в зеркале, он бы знал, что его глаза все еще прячут улыбку.

Огни мелькали и исчезали во мгле. Обрывки облаков проносились по вечернему небу, а холмы, поросшие черным лесом, казались больше, чем были на самом деле. Сумерки теряли цвет. Можно было наблюдать, как там, за стеклом, куда не проникнуть умноженным отражениям лампы и его собственного лица, короткий зимний день терпел свое последнее и сокрушительное поражение.

«Часа через два будем на месте», — прикинул Нэт, устраиваясь поудобнее. Он ехал один, закинув ноги на сиденье и обломком грифеля терзая без того исписанную бумажку. На втором сиденье стояла клетка, прикрытая платком, и из-под платка доносились неразборчивые шорохи и прочие таинственные звуки.

Клетку, вместе с содержимым, Нэт получил еще утром в Косом переулке, в обмен на мятый бланк заказа: старый лавочник натянуто улыбался, по одной пересаживая в нее крыс из общего террариума.

— Доживают до пяти лет, — сказал он с отеческой гордостью, — хотя вам-то ни к чему об этом знать, так?

Нэт отсчитал монеты из кошелька и не ответил. Ответ не требовался.

— Под расчет? — буркнул продавец, ловко тиснув штамп на куске пергамента. — Вот, значит, ваша расписка. Да, они волшебные, так что не вздумайте давать им сладкое.

И снова Нэт не ответил, не очень-то понимая, зачем это предупреждение. Обитатели лавки, от шахматных рыбок до жаб, гревших лапы в зеленой грязи, воззрились на него, непонятливого, с упреком. Один только рыжий котище, свесив со шкафа лапу, притворялся, будто ловит кенаря, обитавшего полкой ниже. Пушистый хвост раскачивался, как маятник.

— На «Рыцаре» поедете? — окликнул старик Нэта уже в дверях.

— Нет, я экспрессом.

Тут и кот перестал притворяться, уставившись на Нэта в упор. Лениво, почти по-человечьи, он перевел взгляд на клетку с крысами и обратно, словно предлагал поделить на двоих.

Хозяин лавки на кота не смотрел — он бросился куда-то вниз, под прилавок, вынырнул, размахивая узорчатой тряпкой, и стал вдруг, несмотря на свои скромные размеры, до ужаса похож на Хагрида.

— Их поить надо! Кормить! Целый день будете ехать, а обещали снегопад! Молодой человек! Вы вообще, в животных-то понимаете? Вот, берите, хотя бы клетку накроете!

После чего Нэту осталось только клятвенно заверить его, что он не отойдет от своих подопечных ни на секунду, станет обновлять согревающие чары и ни в коем случае ничего, ничего, кроме воды, не нальет в поилку. И, разумеется, ему пришлось купить и корм тоже.

Теперь крысы ехали в купе Хогвартс-экспресса, подпрыгивая вместе с вагоном. Наполнив кормушку, Нэт больше не обращал на них внимания.

Были у него дела и поважнее: вроде бы, собирался закончить антидот к Рождеству? Рождество давно прошло, но до готового рецепта еще далеко, косые каракули на бумажках не в счет.

«Молодец. Далеко пойдешь, — зачеркнув исправление, он поискал, куда вписать новое, но не нашел. — За такой восьмой этап Снейп испепелит тебя без палочки, и возражать я не стану. Уравнение Дювье. Да это стыдно показывать знающему человеку! С чего ты взял, при отрицательном потенциале? Нет, я понимаю, один час вместо шести. Но только больше ничего тебе не хочется? Луну там с неба, может быть?»

Луну не хотелось. Вот жить вечно… Где-нибудь в пригороде Праги. Во времена Рудольфа Второго.

«Еще лучше в Александрии при Птолемеях, — извернулся непрошенный советчик. — Кстати, и философским камнем обзавелся бы, по-быстрому».

Мысль о философском камне заставила его усмехнуться. Кажется, кто-то торжественно обещал себе не размениваться по мелочам? Сосредоточиться на главном? Увы, знаменитый эликсир, вопреки репутации, не был решением всех проблем. Иначе тот же Берсвик давно бы строчил письма в Кёльн, а не заставлял бы до посинения заполнять бесполезные журналы.

От стекла тянуло холодом. За окном разгулявшийся ветер подбрасывал вслед поезду снег.

«Не отвлекайся. Антидот! Если не Дювье, а общий случай, то все очень печально, — думал Нэт, и плавный стук колес с ним соглашался. — Две вершины из трех попросту не продержатся. Костенец, ruta-muraria? Ну, допустим. Под давлением должно пройти. Кто там еще, из комплементов… лунный камень, герань, болиголов».

Внутри булькнуло, как будто его неровно бегущие мысли кто-то подслушивал. «Определенно болиголов», — заключил он, поудобнее перехватывая грифель.

Правая рука, та, в которой он обычно держал палочку, все еще ныла от больничных тестов, но было уже легче, чем день назад. Проклятие развивалось быстрее, чем он ожидал. Чем они все ожидали. Вполне возможно, что и времени оставалось меньше. Берсвик, например, перестал заикаться о пяти годах — вместо этого он сыпал предложениями, одно другого смешнее. Какая слюна дракона? Какие слезы феникса?

«Еще бы кровь единорога предложил! Это что, открытая рана? Это укоренившаяся восемнадцатая степень, с воздействием на ядро. Тоже мне, глава отделения! Как будто не читал “Высшие чары”!»

Увы, на проклятия высоких степеней всевозможные панацеи действовали слабо, и в лучшем случае могли лишь продлить агонию. Воспоминания о человеке, мечущемся от боли по гостиничному номеру, пока еще удавалось отгонять прочь: но их место тут же занимали новые — о неприятном покалывании в ладони, если держал палочку слишком долго, о тошноте, с готовностью подступавшей, когда трансфигурировал что-то побольше кната.

«Кое-кто опять отвлекся. Пора рецепт дописать и покончить с этим…»

Нэт перечитал в который раз все, что успел записать. Несчастный его антидот. Еще один пример, кстати, доказывающий, что между «темными» зельями и их противоположностями не было большой разницы, на что бы там профессор ни намекал. В рецепте противоядия уже было куда больше нелегальных и просто подозрительных ингредиентов, чем в рецепте самого яда.

«Ruta-muraria даст три и восемь с половиной, чего, конечно, мало для вереска. Герань не удержится при такой температуре…»

Почти совсем стемнело. Иногда снег попадал на стекло, но ветер сдувал его прочь.

«А болиголов всего-то во второй паре», — строго напомнил себе Нэт, поднявшись проверить, есть ли еще ли у крыс вода. Бульканье в животе стало только громче. Да, зря не взял ничего с собой и пропустил даму с тележкой.

Мечты о грядущем ужине только-только забрезжили в сознании (напрочь перекрывая полезные свойства семейства зонтичных), как в дверь постучали.

Скорее, это был даже не стук, а попытка пробиться насквозь.

— Эй! Кто-нибудь! — окликнул девичий голос.

Теперь колотили уже и в соседнюю дверь. Оттуда не было ответа. Прислушавшись, Нэт вытащил палочку из рукава и снял с замка заклинание. Осторожно, он повернул ручку.

— Старосты в первом вагоне, — он высунул нос в образовавшуюся щель.

Но того, кто стучал, похоже, уже не было в вагоне. Зато по полу прямо под ноги Нэту катились двое, вцепившись друг в друга.

— Помогите им, кто-нибудь! — кричали справа. — Покалечатся же!

— Водой надо, — посоветовали из какого-то купе (любопытные уже выглядывали в коридор). — Не помню только, как… Аква… чего-то там…

— Да уж лучше разоружающим.

Поезд неожиданно качнулся и встал.

Нэт быстро огляделся. Увы, вокруг не было никого старше его — да и никого старше второго курса, тоже.

Драка на полу после остановки приобрела только больший размах. Тот, что оказался сверху, вмазал противнику кулаком в челюсть, а противник, в свою очередь, пнул его коленом и потянулся куда-то в карман. Не надо было быть провидцем, чтобы догадаться, что он ищет.

Холодный душ из ниоткуда остановил этих двоих довольно успешно. Нэт, по-прежнему не сводя с них палочку, оттащил одного мокрого школьника от другого.

— Плимп! — удивился он, приглядевшись.

* * *

Мальчишка, которого он держал за шиворот, оказался именно слизеринцем Флавием Плимпом, растрепанным и красным, словно боевой петух.

— Ты что творишь?

Второй участник поединка, щеголявший свернутым набок гриффиндорским галстуком, поднялся с пола, сжимая кулаки. К счастью, план реванша не увенчался успехом. Бросив нараспашку дверь из соседнего вагона, к нему успел добежать его брат — Билл Уизли.

— Баркер, — выдохнул он с облегчением, хватая младшего Уизли за рукав. — Вроде из старост никого…

— Нет уж! Я… ему… покажу! — выплюнул Чарли, вырываясь на свободу.

Плимп тоже дернулся было, так что пришлось реагировать быстро: Нэт открыл дверь и затолкал слизеринца в купе, а потом опять повернулся к Биллу.

— Спасибо, что разнял их, — скороговоркой выдал тот.

— Не за что, — Нэт напрягся. За спиной, в купе, раздавался какой-то подозрительный шум.

— Надеюсь, ты не побежишь докладывать…

Нэт посмотрел на Билла очень внимательно, а потом еще раз, в коридор. На ковре расползалась лужа, и, игнорируя зуд в запястье, он махнул в ее сторону палочкой. Fervefacio.

Уизли смутился.

— А… да… конечно. Мы пойдем, — он потянул за собой брата.

— Но мы не можем… уйти! Этот! Такое про папу сказал! — к Чарли опять вернулся голос. — И про тебя!

— Чарли! Умолкни, а? — рявкнул ему старший гриффиндорец. Он хотел еще что-то добавить — но Нэт уже скрылся за дверью, и не услышал.

В купе, как оказалось, ничего страшного не происходило. Помрачневший и несколько остывший Плимп воевал с мокрой мантией. Подавив вздох, Нэт высушил и его. К потолку поднялось облачко белого пара, от которого щипало в носу — согревающее заклятие, как недавно повелось, пахло скипидаром и кайенским перцем.

Первокурсник с виноватым видом поправил рубашку. Судя по всему, серьезных повреждений он в драке не получил.

— Ну и что это было? — поинтересовался Нэт, потирая предплечье. Палочку можно было, наконец, прятать в рукав.

— Ничего. Этот осёл думает, что кого угодно может обозвать темным магом! Мы, видите ли, учимся на одном факультете с Пожирателями Смерти!

«Пальцы сжать-разжать и обратно в кулак. Покрутить пару раз, по часовой и против, как будто разминаешь…»

— Ты, конечно, его разубедил?

Иронии Плимп не уловил. Он все еще тяжело дышал, даже не потрудившись убрать со лба намокшую челку.

— Я ему только ответил! Это он, с кулаками, как распоследний маггл!

Неприятное ощущение в руке не проходило.

— Сам-то чем лучше? — прищурился Нэт. Непривычно было видеть спокойного Флавия в таком расстройстве чувств.

— У меня не какая-нибудь семья! — Плимп сверкнул глазами. — И мы не темные маги! Моя мама, между прочим, из уэльских Иткелов!

Нэт поглядел в окно. Он знать не знал ни про каких Иткелов, да и не очень-то хотел. Поезд по-прежнему стоял, довольный ветер потихоньку забивал снегом щель вдоль рамы. Абсурд, конечно, но он вдруг понял, что борется с желанием ударить рукой об стену, со всей силы. Чтобы синяк был настоящий, а не воображаемый.

— Не думаю, что профессор оценит, когда услышит, — он бы удивился, если бы со стороны слышал, насколько холодно звучал его голос. — Два волшебника, а сцепились и катаются по полу, как пьяные тролли.

У первокурсника после этих слов храбрости заметно поубавилось.

— Ну, Снейпу незачем об этом рассказывать.

— Спохватился. Вас же человек двадцать видело. Если Эдвин тебя еще до ужина не сдаст, значит, пора его значок носить кому-то другому.

Плимп вытер лицо рукавом.

— Я еще ни разу не получал взыскание, — признался он, закусывая губу.

«Все когда-то бывает в первый раз…» Нэта, если честно, куда больше интересовало, почему они не едут, и когда же все-таки поезд сдвинется с места. Сопение с сиденья напротив его интересовало мало — он вернулся к своим записям.

«Настоящий антидот, как ключ, должен работать на всех стадиях отравления. А раз это общий случай, редукцию с глаз долой…»

— Что ты пишешь?

— Рецепт. Тебе, кстати, необязательно здесь оставаться, если уже успокоился, можешь уходить, — произнес Нэт, не отрывая взгляда от формулы.

Но почему-то Плимп не ушел, а продолжал сидеть.

«И вот что получается. Пожалуйста, через два шага каких-то взлетело все на воздух. Знал ведь, что болиголов не годится. Что, если вместо него росянку или саррацению какую-нибудь…»

— Ты занят? Можно я посмотрю, кто в клетке?

«…желтую… и кониин там тоже будет…»

— Смотри на здоровье.

«А если желтую, то какого подвида? Ornata или Rubicorpora? Лучше та, что растет у Мексиканского залива… во-первых, ее легче найти…»

— Ух ты! Это все твои?

Платок перекочевал с клетки на сиденье, и маленькие зверьки с любопытством уставились на новое действующее лицо. По опыту Нэт знал, что им скоро наскучит.

«Вот только потенциала ты не помнишь… и реакцию в поле… Как же там, у Каннемана?»

— Они сцепились хвостами!

— Плимп! — Нэт не выдержал. — Я сказал уже, можешь уйти!

— Не пойду, — возразил первокурсник, просовывая в клетку палец. — У меня все волосы мокрые, а там девчонки.

— Я знаю прекрасное бреющее заклятие, — пригрозил Нэт, но его не услышали.

— Такие мелкие. У них у всех, что ли, розовые носы?

«Опять браться за палочку? Черт с ним, только бы молчал. Rubicorpora, корень на спирту. Шесть… Шесть и пятнадцать, да! Сойдется ведь с полем, как миленькая…»

— Ой. Кажется они… — вместо того, чтобы молчать, лепетал мальчишка. — Ничего-о себе! Погляди!

«Спасибо большое, насмотрелся на эти кульбиты по дороге к станции. Рады для дураков стараться… А раз шесть и пятнадцать, то настой каплями, против часовой, в интервале…»

— Нет, правда. Они тут такое делают! Не поверишь.

— Да что?!

Ухмылка у Плимпа была победная, от уха до уха.

— Сам-знаешь-что!

Дверь распахнулась прежде, чем Нэт успел ответить.

— Мне сказали, тут один ужасный Баркер мучает младших, — заявила девушка, бестрепетно шагнув в купе.

Нэт как раз бросил взгляд на сиденье напротив. В лицо ему ударила кровь. То, чем были заняты зверьки в клетке, кульбитами можно было назвать лишь с большой натяжкой.

— Платок! Сейчас же накрой их платком, — зашипел он, вскакивая с места в попытке заслонить творящееся в клетке непотребство мантией. — А ты, Энквист, могла бы и постучаться!

Энквист вдруг оказалась неожиданно близко. Так, что видно было и голубую тень на виске, и пепельную выбившуюся из хвоста прядь. Нэт даже почувствовал приторный запах ландышевого мыла. По позвоночнику, от самых пят до шеи, прошла дрожь, будто это его толкнули под ледяной душ и за шиворот выволокли обратно. Он пытался дышать ровно, словно ничего не случилось.

— Что это у вас там такое?

Кошмар. Ей же все было видно! Или слышно?

Плимп давился смехом.

— Ясно. Обучаем молодежь, так сказать, на примере?

Выдавив сквозь зубы что-то нечленораздельное, Нэт набросил платок на клетку и повернулся, чтобы обнаружить, что его подруга уже сидит у окна и вертит в руках брошенный рецепт.

— Вы, наверное, не знакомы? Это Флавий Плимп, наш первокурсник, — деревянным голосом представил он все еще смеющегося мальчишку.

— Хальдис Энквист, — легко, но не без ехидства улыбнулась Энквист.

— Знаю, охотница из Рэйвенкло, — Плимп ничуть не смутился.

Бежать было некуда. Все купе пропахло этим ее ландышем мгновенно: и вместо спокойных двух часов одиночества, впереди ожидало непонятно что.

— А кое-кто говорил, что останется в Хогвартсе и пойдет в Запретный лес, — Хальдис явно была довольна, что друг ее покраснел. Впрочем, у нее и у самой порозовели щеки.

— Я остался. Просто еще в Лондон ездил.

Нэт сел с ней рядом, сурово глядя на Плимпа. Тот, конечно, и не подумал уйти.

— В Запретный лес? — сразу заинтересовался он. — Тебе туда разрешают?

Мысленно, Нэт застонал. Если Снейп узнает, что он рассказывал про Запретный лес, а потом кто-то из младших рискнет туда сунуться, Сочельник в совятне с ведром и тряпкой покажется выходным на курорте.

— А что ты делал в Лондоне?

Выбирая меньшее из двух зол, Нэт повернулся к Энквист.

— Рецепт. Верни, пожалуйста. Спасибо, — затолкав бумажку в карман, он раздумывал, кому ответить первым, но так и не решил. — Кто-нибудь знает, почему мы стоим?

— Из-за снега, — тут же ответила Хальдис. Она, как всегда, была в курсе новостей.

Плимп продолжал ухмыляться, переводя взгляд с Нэтана на нее и обратно.

— Это правда, что в Запретном лесу живут кентавры? И единороги? И настоящие оборотни?

— Лучше спроси у Хагрида. Он там каждый день бывает.

— Но про кентавров-то правда, — вместо Нэтана ответила Энквист. — Ты же сам рассказывал. У них там даже есть своя община, совсем как у русалок в озере.

— Это я такое говорил? — удивился он.

«Нет, кто из нас двоих изучает волшебных существ? Додуматься сравнить с русалками, у которых вообще икра…»

— И еще хвастался, что видел их собрание.

— Собрание кентавров? — у Плимпа блестели глаза.

— Вот именно!

— Истинных предсказателей? И они ничего тебе…?

— Хватит, а? — не выдержал Нэт. — Вы оба. Это было совсем не так… захватывающе. Кентавры вообще-то опасны. Вооружены…

— Ну да, луками, — снисходительно протянул Плимп.

— Вооружены, — повторил Нэт, — и не любят чужаков. И это только одна из причин, — он снова строго посмотрел на первокурсника, — почему нельзя ходить в Запретный лес.

— Тебя-то отпускают, еще и одного! — возразила Энквист.

— Одного? — по лицу первокурсника легко было догадаться, о чем тот думал.

— Если планируешь экскурсию, — Нэт смерил его тяжелым взглядом, — постарайся, чтобы акромантулы добрались до тебя раньше декана. Они хотя бы покончат с тобой сразу.

— Ты его пугаешь.

— Я по опыту говорю, — легкий толчок, скрип, и — овраг за окном поплыл куда-то в сторону. Они снова ехали.

Плимп вовсе не выглядел напуганным. Напротив, ясно было: единственное, что он хочет спросить — это кто такие акромантулы.

— Хм. Ну и все-таки, Лондон? — вспомнила Энквист, меняя тему.

Нэт молча кивнул на клетку.

— А они тебе для чего? — Хальдис усмехнулась. — Если, конечно, не считать развлекательной части.

Плимп опять захихикал. «Эти двое прекрасно спелись…»

— Ясно же, для чего, — протянул догадливый первокурсник, не дожидаясь, пока Нэтан откроет рот. — Кровь крысы, — заметил он с видом человека, не раз читавшего учебник, — используют в бородавочном настое.

На то, чтобы объяснить, почему он так долго не мог перестать смеяться, у Нэта ушло больше, чем полчаса.

* * *

В лаборатории было даже холоднее, чем обычно. Профессор, кивнув на клетку с крысами и на стол в углу, сразу потребовал заключение из Мунго.

— Шесть и сорок два? — бровь сразу взлетела вверх. — И ты уверен, что ничего не чувствуешь, когда колдуешь?

— Пока что все в порядке, сэр, — спокойно сказал Нэтан.

Повернувшись спиной, он выставлял террариумы в ряд. Можно было поклясться, что половину из них еще вчера трансфигурировали из старых пробирок.

— К мадам Помфри, утром. Заодно зелья отнесешь.

Рассаживая крыс и отмечая для каждой дозу препарата, Нэт почти пожалел, что бедняги не отделаются всего лишь кровью. Профессор во второй раз перечитывал заключение.

Нэтан, сглотнув, начал издалека:

— Разве первый курс все еще учится по Джиггеру, сэр?

— Как будто есть другие варианты, — процедил мастер зелий, бросив взгляд на часы.

— Он же устарел! Некоторые студенты тут до сих пор в уверенности, что существует бородавочный настой, — Нэтан набрал воды в кувшин и принялся разливать по поилкам. — Нет, правда, сэр! Слизеринцы!

Снейп, наконец, сдался и позволил себе усмешку.

— Теоретически, он существует.

— Я понимаю это, сэр. Но никто из них, случайно, не попытается с его помощью прыщи выводить?

Едва заметный блеск в глазах профессора пропал, будто его и не было.

— По-твоему, имеет смысл читать теорию структур балбесам, которые не знают, что такое равнобедренный треугольник?

* * *

Распаковать вещи и домчаться до Большого зала Нэт уже не успевал, так что выбрал сразу Большой зал. Заколдованный потолок в этот вечер был хмур и страшен: только временами в разрывах туч показывалось черно-синее небо. Рождественские украшения отовсюду исчезли, гирлянды свечей зато сияли с какой-то новой силой.

Приехавшие с каникул школьники шумели, обменивались впечатлениями и запоздавшими подарками: сам Нэт, методично уничтожая порцию жареной картошки, время от времени косился на Энквист и чувствовал, что снова краснеет. Ну с чего, спрашивается, она решила послать ему «Алхимиков династии Хань», да еще и в деревянном переплете? Ведь знала, что он не сможет отказаться! По сравнению с этим несчастная заколка, пусть даже меняющая цвет, не стоила потраченного на нее времени.

Нет, прав был профессор, когда устанавливал свое правило, насчет «никаких подарков». Сезонное веселье обходило лабораторию стороной, словно та пребывала вне времени. Разве только Дамблдор осмеливался заглядывать туда со свертком, заботливо обернутым в зелень и серебро — на что мастер зелий отвечал заготовленным заранее взглядом и молча вынимал из стола такой же сверток, но в пурпурных тонах.

Энквист улыбалась. Рядом с ней какой-то экземпляр, откинув каштановую челку, сочинял историю своих, очевидно, несуществующих приключений. И она слушала! С упоением. Кивая и поддакивая. Нэт и не заметил, как сильно сжал вилку.

«Причем, любой из них лучше твоего знает, какие книги ей нравятся… Сварить для нее что-нибудь? Но что? И когда? Должны же быть еще какие-то праздники, кроме Рождества?»

Общение с сокурсниками, как и всегда, большой радости не принесло. Кто-то пустил дурацкий слух, что профессор Храван будет показывать живого боггарта («Четвертому курсу?» — скривился Рёдер), и эту, с позволения сказать, новость, они и обсуждали чуть ли не весь ужин. Зевающий (но не занятый разговором) Кинштайн попался Нэту уже по дороге в гостиную.

— Юстин, ты когда-нибудь об Иткелах слышал? — спросил Нэт, собираясь свернуть к спальне.

— К чему тебе? Их же, вроде, в живых никого нет, — Юстин поморгал, прогоняя сон.

— А что с ними случилось?

— Вернее сказать, кто.

Нэт поглядел в темный коридор. Пояснения ему не требовались.

— Что, всю семью? — уточнил он глухо.

— Да там и не одна семья была. Газеты посмотри, об этом еще писали: «большой пожар в Порт-Мэдоке».

— И зачем, интересно? — Нэт догадывался, что ему вряд ли ответят, но все равно произнес это вслух.

— Мне откуда знать? — фыркнул Кинштайн. — Видно, они с ним что-то не поделили.

Крысы начали умирать на третий день. Как и было обещано, они держали любую трансформацию, но отказывались есть и пить и, в конце концов, перестали дышать.

В школе вовсю шли занятия, так что о провале эксперимента Нэт узнал только после уроков, когда вернулся в лабораторию и увидел пустой стол. Профессор обнаружился в углу: он стоял над последним террариумом, разглядывая наполовину исписанный пергамент.

— Серебро, — пробормотал он. — Разумеется!

Потом посмотрел на Нэтана.

— Комплементы к акониту при переменном потенциале?

— Rubia tinctorum, Kalmia latifolia, серебро и шкура голубохвостого тритона, — выдал тот без запинки. — Но тритон, только если дельта известна.

— Вот именно, дельта, — Снейп махнул палочкой, и пергамент снова стал чистым. — Собери все, что мы взяли у Белби, завтра же отправляем обратно.

— Его формула не работает? Даже с изменениями?

— Потеря времени. Остановить превращение нельзя, не убив волка.

Нэт принялся собирать журналы и книги, сверяясь со списком. Добрая половина журналов была скопирована им лично. Не хотелось верить, что всю эту работу он проделал напрасно.

— А горный лавр не подходит? Kalmia в маленьких дозах не ядовита.

— В основу? — откликнулся профессор. — Ты ведь понимаешь, что речь идет о вторичной структуре?

— Да, — вздохнул Нэт. — Но это, — он показал на стопку бумаг, — жаль вот так вот все выбрасывать, сэр.

Снейп усмехнулся, но ничего не ответил.

— В Мунго, — заговорил Нэтан, закончив возиться со списком, — в моей палате лежал человек, которого прокляли на одержимость. Иногда у него проявлялось… голос, манеры, даже цвет глаз менялся. Ему во время приступов давали седативное. И трехчетвертной сбор огнецветки. После чего он мог себя контролировать.

— Зачем ты рассказываешь?

— Дело в том, сэр, что цвет глаз у него так и оставался измененным, — Нэт запнулся, а потом продолжил:

— Что, если вервольф в полнолуние будет становиться вервольфом, и в то же время сохранит свою человеческую суть?

— Проще, чем сдерживать трансформацию или обращать ее, — Снейп пристально посмотрел на ученика. — Но сознания волка и человека не разделены так сильно, как ты думаешь. И, к тому же, в теле волка…

«Ясно. Если даже у анимагов с сохранением рассудка сложности — об оборотнях и речи быть не может…»

— Слишком большой риск. Я глупость сказал, сэр, забудьте.

— Нет, — мастер зелий взял в руки перо. — Аконит оставим в основе, смягчим его наперстянкой. Огнецвет выйдет вперед уже после преобразования структуры… Что ты стоишь? К доске!

И дело закипело.

Забыв стряхивать мел, пачкавший рукава, Нэт строил схему за схемой, подбирая компоненты. Профессор проверял свое — его часть доски напоминала уже то ли карту звездного неба, то ли конспект по прикладной арифмантике. Время от времени он переносил что-то на пергамент, а иногда останавливался и щурился в сторону ученика.

Говорил он очень мало, ограничиваясь чем-то вроде: «вычеркни Rheum» или «альфу в квадрат», после чего приходилось переписывать заново половину формул, а то и менять чертеж. Впрочем, это было даже лучше, чем варить вместе зелья. Сколько раз Нэт стоял у этой доски один, выслушивая бесконечные замечания: теперь же он мог видеть, как работает над рецептом мастер. Легкость, с которой Снейп перебирал редчайшие сочетания ингредиентов, поражала. То, что Нэт считал в зельеварении устоявшимся и незыблемым, неожиданно меняло обличье: так, он чуть не заплакал, когда профессор, хмыкнув, подвинул его в сторону и, взяв в скобки только что выведенную учеником громоздкую комбинацию, перечеркнул ее и вписал сверху: «Centaurea, дважды».

Никогда бы ему не пришло в голову, что он способен работать без передышки дольше, чем его учитель, но тот, к его удивлению, остановился первым, с некоторым недоумением поглядел на часы, стрелки которых уже давно миновали полночь, а потом — на испещренную письменами доску.

— Начисто… завтра.

— Да, сэр, — с сожалением ответил Нэт, отряхивая ладони и делая неохотный шаг в сторону двери.

— Ты ведь уже проверял гексаэдры с наперстянкой, — услышал он вдогонку и обернулся:

— Но если аконит с ней в тесной паре, как у вас, сэр, мне же нужно переделать…

— Тебе нужно спать, — возразил мастер зелий и с ноткой угрозы в голосе добавил:

— Не вздумай приходить сюда перед уроками.

* * *

Светильник раскачивался под потолком, но даже в разгар ясного зимнего дня кабинет защиты от темных искусств оставался промозглым мрачным склепом.

Между учениками и доской, на высокой скамье стоял сундук, окованный цепями, и, время от времени, что-то сотрясало его изнутри. Профессор Храван, в свойственной ей манере, сообщила классу радостную весть.

— Итак, боггарт. Разрешаю не участвовать, — заявила она. — Но тем, кто справится, я дам дополнительные баллы, которые учту в итоговой оценке. Если вы уже встречались с боггартами и подобная практика вам не нужна, можете идти. Без шума в коридорах.

Не каждый день с урока отпускали раньше — но желающих уйти оказалось не так уж и много. Слизеринская половина класса почти вся осталась на местах, соблазненная перспективой дополнительных баллов. При той системе оценок, которые использовала профессор Храван, для некоторых это был единственный способ добраться до заветного «удовлетворительно». Впрочем, краем глаза Нэт видел, как Лестрейндж стал собирать вещи.

Сам он не нуждался в повышении оценки, но любопытство пересилило: он ни разу еще не встречался с боггартами лицом к лицу. Когда в классе остались только те, кто хотел увидеть призрака, профессор, выписав палочкой острую дугу, подняла между ними и собой непроницаемую туманную завесу до самого потолка. Теперь студенты ее только слышали.

— Я называю ваше имя, вы выходите вперед. Материал давно пройденный, так что никто не будет знать, какие заклятия применили его товарищи, пока не попробует сам.

Нэт облегченно вздохнул: по крайней мере, не придется бороться со своим тайным страхом на глазах у всех. Он заметил такое же облегчение на лицах сокурсников.

— У Riddiculus оборот вправо, так? — шепотом переспрашивал Уотер.

— Это если правой рукой колдуешь, — буркнул кто-то из гриффиндорок, листая конспект.

— А невербальным пройдет? Кто-то пробовал? — полюбопытствовал Уизли, не очень-то надеясь на ответ.

— По-моему, разницы нет, все дело в воображении.

Август Рёдер снисходительно фыркнул, устраиваясь в углу. Если Нэт что-то понимал, Рёдера должны были вызвать в самом конце: после случая с химерой, которую тот испепелил прежде, чем весь остальной класс смог опробовать нужное заклятие, профессор ни за что бы не назвала его фамилию в первой десятке.

— Браун, Черри, — синеглазая девочка зажмурилась и, покрепче сжав палочку, нырнула в туман.

Через полминуты напряженной тишины она вернулась обратно, дрожащей рукой вытирая слезу.

— Черри?

— Ну как?

— Отстаньте, — голос ее не слушался, как и учебник, который она пыталась затолкать в сумку.

— Это же вообще-то первый курс…

— Это кошмар! — всхлипнула Черри, проталкиваясь через сокурсников к выходу. — Он прям сразу…

Не договорив, она скрылась за дверью.

Следующий кандидат, Хиндли, шагнул вперед, храбро глядя в лицо страху.

— Делов-то, — снисходительно бросил он, вернувшись. — Главное, не ждать…

Результаты у всех были разные. Кто-то с триумфом превращал в котенка гигантскую крысу, и всем об этом рассказывал, а кто-то, отводя глаза, спешил побыстрее убраться из класса. Уизли сверкал белозубой улыбкой:

— Работает! Невербальное работает, — пояснил он, почему-то глядя на Нэтана.

— На спор, — вдруг из своего угла бросил Рёдер. — Я смогу без палочки.

— Шутишь? — подхватился Кинштайн, весь изведшийся в ожидании своей очереди.

— Врет, — безапелляционно заявил Клаус МакЛагген. — Это невозможно.

— Ну, если учесть, что боггарт нас читает… если хорошо настроиться… — начал Уизли, похоже, уже жалевший, что упустил прекрасную возможность.

— Вот ни на столько не верю, — продолжал МакЛагген, — что какой-то слизер справится без палочки…

— Баркер, Нэтан, — раздался голос профессора Храван, и дослушать спор Нэт так и не успел. Задержав дыхание, он сделал шаг вперед.

Сперва ничего — между ним и доской было пусто. А потом что-то изменилось. Он понял — кто-то стоит за его спиной. Чувствовал чужое дыхание в затылок и знал, что твердый предмет, упирающийся в шею — это волшебная палочка. Все его тело как будто окаменело.

Запахло мухоморами. Чаем. Пылью. Мокрой глиной и горьким каминным дымом. Палочка сдвинулась на полдюйма выше, замерла. Нэт понял, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Холод заполнял его изнутри, останавливая любую разумную мысль.

Тот, кто стоял сзади, сделал шаг в сторону и вперед, обходя его: Нэт едва дышал.

Палочка все еще упиралась в шею, и, с содроганием, он понял, что узнает ее. Тринадцать дюймов, береза и чешуя раморы. Рука, направлявшая палочку ему в шею, тоже была знакома. И старый шрам от ожога, полученный когда-то давно, еще в подвале аптеки в Лютном, и ногти под корень. В каком-то беспамятстве Нэт поднял взгляд.

На него смотрел сумасшедший.

В знакомых глазах плясало злое, смертельное пламя, его губы двигались судорожно, не производя ни звука. Впрочем, и не нужно было. Ведь этот волшебник с одиннадцати лет мог колдовать без слов.

— R… Ri… — запнулся было Нэт, но пальцы не слушались, а запястье вдруг пронзила острая, как будто иглой проткнули, боль. Он выронил палочку, и та покатилась прочь.

Боггарт, усмехнувшись, сделал шаг вперед, теперь он стоял почти вплотную.

Нэт поднял руку, чтобы оттолкнуть его, но прежде, чем он это сделал, кто-то крикнул со стороны:

— Не прикасайся! Riddiculus!

Лицо сумасшедшего смазалось, растворилось в тумане, из которого вдруг проступил сияющий, как бывает весной, солнечный луч.

— Riddiculus, — повторил строгий голос, и луч по какой-то странной прихоти стал золотой лентой, мгновенно распущенной на нитки, тут же спутанные в клубок. Клубок, кувыркнувшись в воздухе, полетел в сторону.

Нэт, нащупав ладонью парту, оперся на нее и только поэтому не упал, а опустился на колени.

— Баркер!

Он не слушал. Он смотрел на палочку, невинно лежавшую под столом.

— Что за идиотская выходка! Вы чуть было не прикоснулись к боггарту! — рявкнула профессор. — Объяснитесь! Если знали, что не готовы, зачем остались в классе?

— Запах… Все еще… — выдавил Нэт, по-прежнему глядя на палочку, но не делая ни малейшей попытки взять ее в руку. — Глина и дым… Все еще пахнет, — повторил он, как будто эти слова все объясняли.

— Подберите палочку, и встаньте с пола, наконец.

Он покачал головой.

— Я вам взыскание назначу, — пригрозила мадам Храван, неслышно появляясь прямо перед ним.

Нэт опять покачал головой, и, считая до пяти, держал выдох. Не знал, как по-другому успокоиться.

— Вы вообще, меня слышите? Мне мастера Снейпа позвать? — она стояла рядом, но не делала попытки помочь ему подняться с пола. Нэт вспомнил, что она никогда не подходила к ученикам ближе, чем на шесть футов.

Очень скоро, ей, похоже, надоело на него любоваться — она отошла к столу, набросала на клочке пергамента несколько слов, вернулась к камину, и, добавив в пламя порошок, бросила туда свою записку.

Нэт все еще смотрел на палочку. Он досчитал до пяти трижды, прежде чем смог заставить себя протянуть руку и сомкнуть пальцы на рукояти. Локти дрожали.

— Что с вами?

Прикусив губу, заталкивал палочку в рукав — в держатель попал не сразу.

— Так. Мистер Баркер, — свирепея, произнесла мадам Храван, — не смейте уходить из кабинета, пока я не закончу с остальными.

Еле передвигая свои будто окаменевшие ноги, Нэтан вернулся в конец класса.

Оказывается, его ждали.

— Почему так долго? — воскликнул Юстин, словно был его лучшим другом.

Нэт даже не посмотрел на него. Сел за парту.

— Ручаюсь, он видел Снейпа, — насмехался невидимый МакЛагген. — Тот ведь явно темный маг. Еще и мастер. Ну, вы понимаете…

— Рот закрой, гриффиндурок, — неожиданно вступился кто-то из девчонок. Леннет? Может быть. Голоса были, как тени в тумане. — Не смей такого вслух…

— Да, оставьте человека в покое. Вы что, не знаете, что Баркер с Лютного? Он там всякого мог насмотреться, чего нам и не снилось.

Один за другим одноклассники шли сражаться с боггартом и возвращались. Рёдер, как ни странно, выиграл свой спор и лишние двадцать баллов Слизерину: но Нэт не заметил ни восторженных поздравлений, ни полного превосходства взгляда, которым Август одарил его. Он вообще ничего не замечал, пока не понял, что остался в кабинете один на один с профессором Храван — а боггарт и стена тумана исчезли, как будто их и не было.

Он слышал свое дыхание — больше ничего. Ну да, вспомнил. Она ведь не дышит. Как будто услышав его мысли, мадам Храван, наконец, нарушила тишину.

— Рука все еще болит? — спросила она.

Вопрос с подвохом, но ведь отрицать произошедшее было бессмысленно?

— Уже нет, мэм, — Нэтан потер запястье. — Простите. Я действительно… плохо подготовился. Я должен был сосредоточиться… заранее, на заклятии.

— Сколько у вас сейчас по Уорплу? — остановила она его сбивчивую речь.

— Семь и четыре.

— Сколько?

— Это меняется. Вчера было шесть с половиной. Позавчера — почти восемь.

— Впервые слышу о таком. У человека не бывает магической чувствительности больше шести.

— Проверьте сами, профессор, — без энтузиазма ответил Нэт.

Он подняла палочку в знакомом ему до тошноты жесте и пробормотала формулу заклятия. Замерла над пергаментом, когда там проявились цифры. Все еще не верила?

— Хм. Впервые, за мои триста двадцать девять лет.

Вздрогнув, Нэт посмотрел ей в глаза.

— Ну же, не делайте вид, что до сих пор не догадались, кто я, мистер Баркер.

— Правда, вы не слышали ни о чем похожем? — спросил он, как будто узнать, что твой преподаватель — вампир было самым обычным делом на свете. Мадам Храван медленно покачала головой:

— К сожалению, не слышала. Это проклятие? — в ее глазах был почти живой интерес. — Его нельзя обратить? Или вы просто не знаете, как?

— Не знаю, мэм. Кроме того, оно входит в подгруппу гимель.

— А тот, кто проклинал…

— Мертв.

— Сожалею.

Нэт поглядел в сторону, усилием воли возвращая своему лицу вежливое и спокойное выражение хорошего ученика.

— Что ж вы молчали, — упрекнула его профессор Храван, поднимаясь с места.

— Если бы я сказал, это бы ничего не изменило.

— Напротив, — возразила профессор. — Больше семи по Уорплу… Не знаю, как иначе это объяснить, мистер Баркер, но, скорее всего, вы чувствуете мое поле. Это свойство нашего вида, если хотите. В моем присутствии вам гораздо труднее колдовать, чем другим волшебникам.

— То есть, я мог бы справиться с боггартом, не будь здесь вас?

— Именно так.

Нэт воодушевился.

— И это можно проверить?

— Можно. Подойдите ближе.

Он встал из-за парты и сделал несколько осторожных шагов.

— Еще ближе.

Наконец, когда Нэт стоял почти в трех футах, она кивнула.

— А теперь попробуйте люмос.

Огонек на кончике палочки получился слабенький и дрожащий, но куда хуже была снова проснувшаяся в запястье боль. Нэт поспешно остановил чары и отступил назад.

— Мне нужно будет поговорить с профессором Снейпом, — заметила мадам Храван. Потом она вспомнила еще кое-что. — Проклятие… прогрессирует, так? — тяжелые веки чуть дрогнули. — В сентябре вам было легче. Надеюсь, не мое присутствие здесь, в школе, тому причиной.

Она выглядела обеспокоенной. Насколько может выглядеть обеспокоенным существо трехсот с лишним лет отроду.

— Вы здесь не при чем, мэм, — Нэт подумал: «Скорее всего», но вслух не сказал. — Оно развивается быстрее, из-за осложнения, как мне говорили… да и я читал, эффект Торпа.

— Интересно… «Das Dauerzauberkunst»?

— Да, — он кивнул, — за апрель сорок седьмого, «О течении необратимых проклятий». Я, вроде как, в группе риска по возрасту…

Он посмотрел в сторону и не договорил.

Дверь кабинета (чего никто не ожидал) была открыта. Там, на пороге, скрестив руки, стоял школьный мастер зелий и с бесстрастным выражением наблюдал за попытками своего ученика сохранить лицо.

— Профессор Храван? — окликнул, наконец, Снейп, прерывая возникшее неловкое молчание. — Вы писали, это срочно.

Его обычно и без того жирные волосы в этот раз чуть не липли к лицу, а на рукаве мантии, если приглядеться, можно было заметить расплывшееся пятно.

«Сегодня же только шестой курс, и то, утром, — вспомнил Нэт. — Неужели, он уже пробовал формулу…»

— Какая удача, что сейчас, через полчаса, вы, наконец, отыскали время, — несколько сухо заметила профессор. — Тем не менее, мне все еще нужно с вами…

— О Баркере? — продолжил за нее Снейп, нехорошо глядя в сторону ученика.

— Да. Как случилось, что вы не сочли нужным сообщить мне о его состоянии?

— Разве такие подробности вас касаются? — взгляд у мастера зелий потемнел.

«Нейтрализатор и… аконит. Запах ни с чем не спутаешь. Да, он попробовал! Завершил этап, а потом ему пришлось засыпать все порошком… О, Гештинан, из-за меня?»

— Если бы я знала, что на него действует мое поле, или хотя бы была предупреждена о том, что у него случаются приступы боли…

Нэт ощутил, как что-то липкое ползет вверх по спине. Почему она не могла промолчать? В полутемной комнате сразу стало слишком тесно для троих.

— Мистер Баркер подождет в коридоре, пока я отвечу на ваши вопросы, — словно почувствовав это, тихо и с расстановкой произнес Снейп.

— Нет нужды. С ним мы уже все обсудили.

— В таком случае… — профессор повернулся к Нэтану. — Он подождет меня в коридоре у моего кабинета. И он отправится туда немедленно.

Это было сказано таким шелковым, смягченным для посторонних ушей тоном, что немедленно Нэту захотелось сквозь землю в Новую Зеландию, а вовсе не в подземелья.

Однако выбирать он не мог.

* * *

Замок щелкнул, активируя защитные чары — кабинет в подземельях был надежно укрыт от мира. Света почти не было, если не считать скромной настольной лампы: окна, закрытые слишком плотно, казались частью стены. Профессор отошел к креслу, так что в выхваченный лампой круг попали только его руки и часть мантии — и лишь тогда он снова посмотрел на ученика.

— Откуда у тебя пропуск в Запретную секцию? Я его не подписывал.

— У меня нет…

— «Высшие чары»? За сорок седьмой? — прошипел Снейп, делая шаг вперед.

— Профессор Флитвик подписал. Всего на месяц, для курсового проекта!

— Вернешь.

— Но он мне нужен!

Снейп чуть приподнял бровь. Нэт медленно выдохнул, собираясь с силами.

— Простите, я не хотел… Я сегодня же верну, сэр.

— Приятно, что ты, наконец, вспомнил, где находишься.

Напряженная тишина повисла между ними, как сорвавшийся канатоходец, одной рукой вцепившийся в канат. Здравый смысл велел Нэту молчать, но в то же время, ясно было — его собеседник не намеревался сделать это молчание хоть сколько-нибудь сносным.

Снейп просто продолжал сверлить его взглядом.

— Насчет Запретной секции, сэр, — сдался Нэтан через долгие полминуты, — я должен был прочесть, про Торпа, раз я и так собирался к Берсвику, подумал, вы… оцените инициативу.

Глаза мастера зелий продолжали хранить странное, непроницаемое выражение.

— Я оценил, — процедил он. — Профессор Флитвик наверняка спрашивал тебя, разрешаю ли я… Ему солгал, мне солгал, что «все в порядке», и еще пытаешься что-то отрицать? Если больше не желаешь у меня учиться, тебе всего лишь стоит сообщить об этом прямо!

В кабинете можно было хранить лед — он бы не таял. Нэт разглядывал каменный пол.

— Это не так, сэр, — сказал он. — Просто, вы бы все равно не согласились подписать…

— Разве я сказал, что меня интересуют оправдания? — Снейп посмотрел на него, а потом на дверь. — Их не должно быть. Надоело подчиняться — свободен, можешь уйти в любой момент.

Нэт врос в пол ногами.

— Вы ведь…

— Я тебя не выгоняю. Это ты остаешься здесь по собственной воле.

Профессор вернулся к столу, поправил фитиль. Пятно света выхватило из мрака его лицо — бледное, с глубоко залегшими тенями, с прилипшей к виску прядью.

— Раз ты не ушел, вернемся к делу. Когда ты собирался сообщить, что у тебя бывают приступы боли?

— Они… редко, сэр. Не о чем беспокоиться.

— Это твое квалифицированное врачебное мнение? — язвительно спросил Снейп. — Дождаться, пока не начнешь падать на занятиях в обморок — такой был план?

— Сейчас со мной все в порядке.

— Тебе зелья прописаны.

— И я их принимать не буду, — Нэт собрал всю свою твердость. — Мне не нужно.

Колбы на нижних полках мягко поблескивали. Там, где свет падал на стены, серый камень преображался, будто его покрыли золотой паутиной.

— Не нужно. Так ты все решил? От кого из нас двоих ты пытаешься скрывать правду?

— Что вы имеете в виду?

— Отстаешь по защите, в трансфигурации выезжаешь на одной теории. Или тебе кажется, этого никто не замечает? Я говорил с другими профессорами.

— Просто… я экономлю силы, — зубы разжимались как-то с трудом. — Для того, что действительно важно.

— И, без сомнения, ничто тебе не мешает использовать магию так же, как раньше?

— Да, ничто мне не мешает! И с чего вы вообще взяли, что я отстаю в защите? Оценки у меня не хуже, чем у других! — Нэт почти выкрикнул эти слова. Только договорив, он понял, что себе позволил — и ужаснулся.

Но было уже поздно, он понял это по выражению глаз. Что-то опасное поднялось в черной глубине, истребляя последние остатки профессорского терпения.

— Ты должен принимать лекарства. Нельзя игнорировать симптомы!

Набрав воздуха в грудь, Нэт знал, что терять ему уже нечего.

— Можно, сэр! Я же видел, как это действует, — бросил он свою последнюю карту. — Видел, что со мной будет, если я начну с зелий…

— Ах, ты видел. Вот твоя причина, — Снейп выждал несколько долгих секунд, а потом сказал, так тихо, как будто звуки могли убивать, отражаясь от стен:

— Покажи мне, — два простых слова, но Нэт чувствовал, что его загоняют в угол. — Позволь мне увидеть то, что ты видел.

Нэтан смотрел на стол. Сплетенные в рисунок тени — стертое перо, пустые флаконы, чаша от весов — из всего этого получились крыло и увенчанная рогом голова дракона.

«Зачем вы так спрашиваете? Могли просто приказать. Или вовсе направить на меня палочку, как два года назад». Дракон скалился. Профессор терпеливо ждал ответа.

«Вы хотите, чтобы я сам, по собственной воле… Что ж, возможно, я это и заслужил».

Фитиль дрогнул — дракон сердито махнул крылом. Ему не сиделось на месте.

Нэт сделал глубокий вдох. Поднял голову.

— Хорошо, мастер.

— Лучше будет, если ты сядешь, — профессор показал на кресло. В его голосе не было ни сочувствия, ни сожаления, никакой слабости, но неожиданно в нем, лишенном утешения, и нашлась для Нэтана опора. Он больше не сомневался.

— Теперь вспомни все, что ты знаешь о проклятии, — черная палочка смотрела в лицо, и вместо воспоминаний, Нэт почему-то сосредоточился на ней. — Legilimens.

На короткий, почти не значащий миг, он ощутил себя зельем, которое мешают не в ту сторону. Мысли приняли направление, которого он не хотел — он вдруг снова увидел себя в комнате на втором этаже «Дырявого котла», читающим «Итог совершенства». Почти сразу одно воспоминание сменилось другим: маг с льняными волосами царапал ногтями пол, а потом жадно пил из фляги; другой вечер — шумное пение за окном и запах крепкого чая, глиняные лилии, распускающиеся на стебле и взмывающий к потолку вороненок. Одинокие бдения — за старыми книгами в библиотеке и у кромки леса, в ожидании письма, выпавший из учебника лист, им, Нэтаном тщательно сбереженный. В этот раз не было ни серого спасительного тумана, ни голоса, обещающего помощь — он проваливался все глубже. Пропахший дымом паб, тоскующая скрипка, картавый голос певца, глаза человека, подарившего ему портрет его отца. Острая, неожиданная боль пронзила сердце — и она не уходила все время, пока он слушал тихий, срывающийся голос с северным акцентом. «Давно не заглядываю вперед настолько далеко…» Его охватил страх, что он не сможет вернуться, не вспомнит, куда нужно возвращаться — но он отодвинул страх прочь, подчиняясь течению.

«…никто не заставляет меня дышать дольше, чем я сам согласен…» Нэт знал, что будет дальше, но не сопротивлялся, впрочем, даже если бы захотел — разве он смог бы? «За это ты вправе потребовать от меня что угодно…» Вспыхнувшие надеждой глаза. И он сам, его страх, его слабость. Неужто он и впрямь был настолько жалок, умоляя, как ребенок, чтобы сумасшедший проявил рассудительность и милосердие? Шумный паб незаметно превратился в пыльный номер «Кабаньей головы», декорацию его ночных кошмаров. Мужественное решение терпеть до конца больше уже не казалось таким разумным, он был готов кричать, когда опять услышал голос, полный ложного сочувствия и насмешки, и увидел тонкую белую вспышку. Сам не знал, почему не закричал — ведь все было наяву, пол снова уходил из-под ног, и, как тогда, вместо воздуха грудь наполняла дымящаяся смола. Свое паническое «нет» он не успел даже прохрипеть — тьма накрыла его прежде, а когда, вытерев слезы, он открыл глаза, то с удивлением понял, что сидит в кресле, и таинственный полумрак вокруг него скрывает знакомые стены подземелья.

Снейп смотрел куда-то в сторону — крючковатый профиль был в темноте не виден, зато можно было разглядеть побелевшие, впившиеся в дерево рукояти пальцы. Он все еще держал палочку в правой руке.

— Как именно действовали чары, которые ты нашел… и передал ему? — профессор говорил через силу.

— Я не очень-то понимал, как они действуют. Просто искал способ… помочь…

О том, чтобы подняться на ноги, можно было забыть — при одной мысли о движении голова раскалывалась на части.

— Продолжай, — только и выдавил мастер зелий.

— Вы видели все, что я знаю, сэр.

— У тебя осталась запись?

— Да, — хрипло откликнулся Нэт. Признаваться, так признаваться. — Те слова, что я перевел… Кажется, речь шла о чаше, которую отдают врагу.

— Магия жертвы… — профессор медленно спрятал палочку в рукав. Он вышел из поля зрения Нэта, но у того не нашлось сил даже повернуть голову.

Раздался стеклянный звон, какой бывает, когда из бутылки вынимают пробку. Через некоторое время профессор опять появился, с пиалой в руке. По широкому дну перекатывалась грязно-синяя жидкость.

От резкого, тяжелого запаха Нэта замутило.

— Пей.

— Я в порядке, — во всей волне он разобрал только омелу и зверобой.

— Действие легилименции на незащищенный разум мне знакомо, — Снейп поставил пиалу на стол. — Ты глазами боишься двигать. Я довольно долго держал контакт.

Нэт осторожно взял пиалу и поднес поближе. Старался не замечать легкую дрожь в руке.

Запах был странный. Зверобой каким-то образом превратился в багульник, а потом в волчью ягоду. Стоило вдохнуть поглубже, как волчья ягода стала золотоглазкой. Он слишком плохо себя чувствовал, чтобы соображать.

— Не пытайся. Этого состава нет в реестре.

Пригубил зелье, безуспешно пытаясь разложить на части холодный вяжущий вкус. Осторожно допил до дна.

— Спасибо, сэр. А как называется?

— Сто три — пятнадцать, — недовольно сказал Снейп.

— Только номер, без латыни? — тиски, сжимавшие голову, стали податливей.

Профессор встал у камина, к ученику спиной. Потом повернулся.

— Ритуал, в той записи. Почему ты о нем сразу не рассказал? Мы потеряли полтора года!

Нэт разглядывал руки.

— Разве, сэр? Вы же против того, чтобы исследовать опасную, темную магию.

Он чувствовал в глазах предательскую влагу.

— Я против того, чтобы ты… Кстати, зачем ты копию сохранил? Планировал заняться самостоятельно?

— Да, и как раз поэтому я только что согласился, чтобы вы смотрели мои воспоминания!

Во взгляде Снейпа блеснул металл, но Нэт уже не обращал внимания:

— Я бы никогда не стал, — колючее тепло в носу поднималось все выше, пока, отведя взгляд, он чеканил каждый слог. — Я не такой, как Юнган! Хуже этих чар я ничего в жизни не испытывал! Какого черта, сэр! Да я под проклятие шагнул, потому что думал, это они, эти чары, я испугался, что он к вам их применит, и тогда все!

Он замолчал, в кабинете стало тихо. Профессор смотрел на него с холодным спокойствием, и под действием этого взгляда напряжение отступало, рассеивалось, как разогнанный ветром дым. Когда Нэт, уже собиравшийся просить прощения, прочистил горло, Снейп заговорил, очень тихо:

— Если не хочешь зависимости от зелий, есть еще один способ.

— Какой, сэр?

— Окклюменция. Ментальная магия.

— Никогда не читал, сэр… То есть, конечно, в книжках по диагностике…

На упоминание смутных медицинских терминов профессор никак не отреагировал.

— Это техника защиты разума от воздействия извне. На востоке ее относят к боевым искусствам. Однако, в твоем случае побочные эффекты важнее, чем умение отражать прямые атаки. Постоянная практика окклюменции дает власть над чувствами и ощущениями и возможность до некоторой степени подавлять боль.

Нэт посмотрел на мастера зелий с вновь обретенным интересом.

— Все зависит от контроля и концентрации внимания, — пояснил тот.

— С каких книг мне начать?

— Хороших книг нет, — ответил Снейп. — Это искусство не изучают… открыто.

Дракон из теней сложил свои крылья. Он больше не хотел лететь прочь, извергая пламя.

— Что я должен делать?

— Во-первых, — Снейп смерил Нэта тяжелым взглядом, — никогда, ни при каких обстоятельствах, ты не откроешь никому, что я обучаю тебя окклюменции. Для всего остального мира — ты вообще не знаешь, что это такое. Ясно?

— Ясно, сэр. Вы, наверное, тоже никогда о ней не слышали.

— Именно, — губы профессора одобрительно дрогнули. — Каждый день перед сном будешь очищать сознание от мыслей и чувств. Когда научишься это делать, мы сможем двигаться дальше.

Похоже, преподавать окклюменцию было не слишком сложно — Нэт подавил желание горько усмехнуться. «Очистить сознание — и все? Да проще его потерять…» Впрочем, в том, что способ нужно было искать самому,наверняка был смысл?

* * *

Ветер набирал силу. Он больше не метался бесцельно между землей и облаками, нет, он летел прямо туда, во тьму, где собирались крохотные, далекие звезды, и откуда выглядывала растущая луна.

Но те, кто был внутри, в замке, не видели ни луны, ни звезд.

Так, в лаборатории, ученик зельевара был занят тем, что отмывал от присохшего нейтрализатора почти прожженный насквозь котел. И чувствовал он себя на редкость легко.

«Сто три — пятнадцать… пятнадцать? Министерские коды используют буквы, а на континенте попадаются свои, но они восьмизначные… И все-таки, что бы это могло быть? Голова даже не кружится. А я не знаю рецепта».

Он ополоснул оловянное дно водой, размышляя о сложных структурах и о том, как научиться раскладывать их по запаху. Вернулся к столу, где все еще лежал оставленный утром журнал, в котором мастер собрал заметки к новому рецепту. Уже хотел убрать журнал на полку, но остановился, приглядевшись. Подсказка все это время была прямо перед глазами — четыре маленькие, выведенные рукой профессора цифры в углу обложки. Сто тридцать семь, дробь два. Вторая серия.

В начале февраля даже в подземельях забрезжил свет. Нэт щурился с непривычки. Неяркий вечерний луч падал ему прямо в спину, попутно освещая слипшиеся от пара серые вихры и вспотевшие уши. В запертом на все замки кабинете было нечеловечески жарко.

Зато водянистая жидкость в котле обретала, секунда за секундой, вожделенный нефритовый цвет. Пахло сосновой хвоей и теплым илом: дважды доведя мешалку строго на север, Нэт остановился и осторожно вынул ее из котла. Готово.

Заранее была припасена и склянка — ее, некогда содержавшую в себе прозаический шампунь, Нэт тщательно стерилизовал и даже раздобыл цветного воска для пробки. Синее стекло покрылось паром, когда он переливал внутрь зелье. Отвлек его щелчок задвижки, верхней — остальные оказались уже открыты. Дверь распахнулась, впуская свежий воздух из коридора — с быстротой змеи Нэт закрыл горлышко пробкой и облил согретым воском.

— Предполагалось, что ты занят рецептом антидота, — заметил мастер, делая шаг к ученику, только поднявшемуся с колен. Огонек под котлом был потушен одним движением ладони.

— У меня сейчас обеденный перерыв, сэр, — сообщил Нэт, одной рукой оправляя мантию. — Изучаю вот, Кордовский халифат.

От руки переписанный рецепт стыдливо выглядывал из под пустых флаконов. Снейп ничего не сказал, повел носом к источнику света — оконцу под самым потолком. С сомнением посмотрел на измазанный зеленью котел.

«Что я, совсем дурак? Конечно, я закрыл щели заклятиями…»

— Помимо естественной вентиляции, кордовская школа не признавала и естественного освещения, — обрадовал его профессор. — Об этом, правда, мало кто знает.

Сделал еще шаг к котлу и остановился, вдохнув медленно, словно пробовал воздух на вкус. Нэт следил за его лицом, ожидая приговора, но приговор так и не прозвучал.

— Собирай здесь все. Выделю тебе крайний стол в лаборатории. На два котла хватит.

— Сэр?

— Эксперименты в заброшенных классах с сегодняшнего дня прекращаются. Я хочу видеть, чем ты занят.

«Именно поэтому они и называются экспериментами в заброшенных классах. Потому что я не хочу, чтобы кто-то видел, чем я занят…»

* * *

Крайний стол в лаборатории был, конечно, совсем не то, что тридцать квадратных метров каменного пола. С сожалением, Нэт разместил на нем чистый котел и набор ножей — остальное ушло в ящик под стол. Профессор сам проверил заклятие исключения. Потом проверил и склянку с летучим зельем.

— Тебе повезет, если этот кисель продержит тебя в воздухе хотя бы полчаса.

Впрочем, сигнатуру все же приклеить позволил. Нэт ни за что бы не признался, но внутренне — он ликовал.

— Рецепт антидота готов, сэр, — сказал с благодарностью. — Если вы хотите посмотреть…

Свиток лег в протянутую молча руку. Пробежав глазами строчки, профессор чуть не закашлялся:

— Шкурка саламандры? Цветущие саррацении? Ты их собрался раздобыть до или после того как, — взгляд скользнул в конец списка, — заработаешь на глаз грифона?

— Можно было взять драконий, но он же еще дороже.

Черная бровь мучительно дернулась вверх.

— А чем тебе человеческая кровь не угодила? Кость эфы? Яд руноследа?

— Это ведь новое зелье… — Нэт не совсем понимал, что от него требуется. — В соответствии с инструкциями, вообще-то запрещено… — он посмотрел в пол. — Запрещено вводить компоненты человеческой крови и яды в составы, не утвержденные…

Если бы усмешку профессора можно было добавлять в зелья, она бы точно заткнула за пояс любую кость эфы.

— Надо же, какая предусмотрительность. Ты еще помнишь, к чему собрался варить антидот?

— Мой яд, хотя и неопределимый, рецептурных правил не нарушает.

— Тогда объясни мне, ради этой Гештинан, которую ты так часто упоминаешь, в чем логика, — Снейп бросил рецепт рядом с котлом. — Ты все равно уже использовал летучий вереск. От того, что тут дальше гербарий на пол страницы, легальней твое зелье не станет. Переписывай, — темные глаза блеснули, а усмешка стала еще острее. — Я никому не скажу.

Так Нэтан Баркер написал свой первый совершенно нелегальный рецепт. Хотя до эксперимента дело дошло только после третьей попытки: первые две профессор нещадно раскритиковал.

— Вы поэтому не патентуете свои зелья, сэр? — осмелев, спросил Нэт. — У них состав неподходящий?

Бесцветная основа для противоядия — соляной раствор — уже закипала. В другом углу лаборатории мастер заваривал аконит.

— Какие зелья? — отозвался он через добрые полминуты.

— «Сто третье», от головной боли, еще флакон с «девяносто четвертым» стоит рядом с золотоглазкой, правда, я не знаю, что оно делает. И та мазь от ожогов, которую вы давали мне на первом курсе, я ее так и не нашел в сборниках.

Профессор не отвечал долго. Сначала считал интервал, добавляя к акониту серу, потом притушил пламя под котлом и повернулся к ученику. Под пристальным и бесстрастным взглядом учителя тот почувствовал себя неловко.

— Простите, я, наверное, не должен был спрашивать, — запоздало признал он.

— Почему же? — против ожиданий, в голосе профессора совсем не было холода. — Хороший вопрос и не лишенная оснований догадка. Тем не менее, боюсь, ответ тебя разочарует. У меня вообще нет права патентовать свои зелья.

Пробирку Нэт уронил, но к счастью, мимо, на пол, а не в котел. Пробормотав: «Reparo», он поднял восстановленную из осколков пробирку и опять потянулся за скальпелем. Грязная кровь не годилась.

— Но вы ведь мастер…

— Да, и как мастер, я подчиняюсь решениям гильдии.

— Разве они так могут? — опомнившись, Нэт вместо скальпеля стал искать умывальник. — Я думал, они просто оповещают Визенгамот…

— В редких случаях, — Снейп уже, кажется, и не смотрел на него, — когда Визенгамот по каким-то причинам проявляет несвойственную ему снисходительность, гильдии приходится вводить собственные… дисциплинарные меры. Например, — продолжал профессор с увлечением, — им очень не нравится, если кто-то варит яды без противоядий.

Нэт ослабевшей рукой ухватился за край раковины. Дважды он вымыл руки и один раз — лицо, прежде чем вернулся к котлу.

— Мне теперь тоже нельзя будет патентовать?

Надрез на ладони получился какой-то кривой, и капли считать было трудно.

— Насколько мне известно, пока нет свидетельств, что твои зелья причинили кому-нибудь вред, — ответил мастер.

Дальше Нэт расспрашивать не стал. Добавил в пробирку слюну пиявки (один к двадцати) и взболтал. Змеиные кости еще нужно было искать в кладовой.

«Что, хочешь сказать, косые взгляды по аптекам тебя удивляли? Хочешь сказать, ты и не догадывался?» — кости нашлись на самом верху, между чешуей и безоарами. — «Интересней-то другое. Как это его пронесло мимо Азкабана…»

Только что залеченный порез чесался и ныл. Когда Нэт спустился с лестницы, прижимая к груди банку с останками Echis carinatus, Снейп уже закончил с аконитом и грел над горелкой огнецвет.

— Гаси свой раствор и поднимай исключение.

— А кости? Их еще дробить.

— Потом. Вторая фаза, — обронил профессор, и больше ему ничего говорить не понадобилось.

* * *

Подарок был вручен Энквист ранним утром, еще перед завтраком, когда она возвращалась со своей импровизированной тренировки в замок. Нэт даже специально огляделся, чтобы никто их не заметил.

— Шампунь? — спросила она с негодованием.

— Сама ты шампунь, это летучее зелье. Между прочим, редчайший состав. Один глоток даст тебе возможность летать, как птице, целый час. Ну, может и меньше, чем час, — добавил он, вспомнив про «кисель», — надо по весу считать.

— Как птице? — светлые глаза засияли. — И ты сделал это для меня?

Ее без того румяные после тренировки щеки зарумянились еще больше.

— Я же знаю, что тебе нравится, — тихо сказал Нэт, глядя куда-то в сторону.

— Подожди…

Энквист спрятала склянку в карман и шагнула к нему.

— Я, правда, не готовила тебе подарок заранее…

Он не ожидал, что она стиснет его в объятиях. Замер на месте, как кролик в ловушке, не зная, дергаться или притвориться мертвым.

— Ты мой самый лучший друг, веришь? — воскликнула она и очень, очень быстро поцеловала его в щеку.

Нэт отшатнулся, прижимая к щеке ладонь.

— Спасибо, — выдавил он.

— За что? — она почти приплясывала на месте, и явно не испытывала никакой неловкости. — В это воскресенье Хогсмид. Пойдем вместе?

— Я не знаю, смогу ли, — Нэт запнулся. — Если только сварю антидот до выходных…

— Вот и отлично, — Энквист как будто и не услышала никакого «если». — Все остальные пусть отмечают свой дурацкий «День Влюбленных», а у нас будут летные испытания!

* * *

За завтраком оказалось, что его ждал еще один подарок: обозленная хогсмидская сова принесла его, смяв в когтях — бумажный конверт с самым что ни на есть маггловским штампом в углу. Нэт, ковырнув конверт ножом, полюбовался профилем королевы на марке и достал вчетверо сложенное послание.

«Об этом-то я и говорил. Говорил тебе совой не отправлять мне письмо».

«Хиггс, хитрая ты сволочь!» — возрадовался Нэт.

Его сияющая улыбка неприятно удивила сидевшего поблизости Хиндли.

— Только не говорите мне, что Баркеру шлют валентинки…

«Я не знал даже, что Фили тебя нашел, и как он тебе адрес передал, об этом он мне не писал. А тебе он, конечно, не стал объяснять, что я теперь учусь, и кровать моя самая дальняя от окна. Так что твоя безмозглая птица добрые пол часа долбила клювом стекло и перебудила всех ребят. Еще хорошо, что меня принимают за циркача, потому что я умею показывать фокус с веревочкой и жонглировать шишками…»

Письмо было написано на тонкой, почти прозрачной бумаге, расчерченной в клетку, и, что удивительно, чернила не протекли на обратную сторону — с обратной стороны тоже был текст. Нэт долго вертел листок в руках.

«Теперь, они думают, что я умею дрессировать сов. А воспитатель пригрозил, чтоб я не смел показывать фокусы за деньги…»

Хиггс за два года в своей маггловской школе, похоже, совершенно освоился с грамотой, несмотря на пристрастие к запятым, которые расставлял, где надо и не надо. Можно было представить себе, как он сидит рядом, запустив в волосы пятерню, и рассказывает все свои приключения, прерывая историю ухмылками и вздохами.

«Черт возьми, Нэтс, я все-таки ужасно рад, что ты написал. И рад, что ты устроился. Надеюсь, этот Снейп нормальный и не дерет с тебя по три шкуры. Мне повезло, я попал в хорошее место, хоть это случилось и не сразу. Ты знаешь адрес — если захочешь, можешь прийти как-нибудь. По выходным, к некоторым ребятам приходят родственники или друзья. Но я пойму, если ты не сможешь выбраться — ты, наверное, вообще не выходишь из школы?»

Нэт перевернул конверт и прочел: «Переулок Таннерс,16, Илфорд, Лондон». Ну что стоило Хиггсу отправить свое послание до Рождества! Ведь был прямо в Лондоне, разобрался бы уж как-нибудь, как улизнуть из палаты на пару часов, отыскал бы этот Илфорд.

Хиндли толкал Юстина локтем в бок. Оба отвернулись, как только Нэт на них посмотрел. Лоран Леннет, завитая, словно кукла, перебирала доставшиеся ей открытки.

«Жаль твоего старика. Помнишь, как он гонял меня клюкой? А один раз отдал мне куриных голов на три кната. Зверски холодная была зима — я этого ему никогда не забуду».

— Эти штуки в углу конверта — это марки, — с приятной улыбкой сообщила всем Леннет, обмахиваясь картонным сердечком. — Их используют магглы, потому что у них нет сов, которые сами доставляют почту, и люди вынуждены заниматься сортировкой писем.

«Но если все-таки соберешься, езжай подземкой до Баркингсайда по Центральной линии. Оттуда можно пешком, спроси кого хочешь, или просто шагай мимо футбольного поля. Большой дом с красной крышей и башней из серого кирпича, ты его увидишь, только никуда не сворачивай…»

* * *

Не было решительно ничего хорошего в том, чтобы опаздывать на вечернюю практику: толкнув дверь плечом, Нэт пробормотал пароль, одной рукой удерживая сумку и стопку журналов, а второй перехватывая коробку с пробирками — готовое антиликантропное зелье нужно было разделить на образцы.

Бросив привычный взгляд в сторону, к окнам и к учительскому столу, Нэт замер, словно наткнувшись на препятствие. В лаборатории, кроме него, был еще один человек.

Он был не высок, но и не низок, светло-каштановые волосы подстрижены не слишком аккуратно, но зато хорошо вымыты. Мантия на нем была с чужого плеча, и даже не из слегка поношенных — уж в чем-чем, а в этом Нэт разбирался. Заметил он и сбитые подошвы ботинок, и воротничок рубашки, которому не помогла бы уже никакая стирка.

Незнакомец повернулся спиной к двери и рассматривал заспиртованного нетопыря, покачиваясь на пятках. Была в этой позе какая-то наигранная беспечность — Нэтана не покидало чувство, что его уже давно заметили, и просто из вежливости подпускают поближе.

— Прошу прощения, сэр? — он, однако, не двинулся дальше порога.

— О, добрый день, — с готовностью откликнулся мужчина.

Лицо его было лицом еще молодого человека, но несколько упрямых морщин уже пересекали лоб, а в глазах бродила усталость, которую узнают только с возрастом.

— Меня зовут Ремус Люпин, — улыбнулся незнакомец. Улыбка у него оказалась теплая и обезоруживающая.

— Нэтан Баркер, — Нэт прошел от двери к своему столу. С антидотом все было в порядке — уже заканчивалось ферментирование, он это понял, даже не заглядывая внутрь.

— Очень приятно, — мистер Люпин с любопытством рассматривал его слизеринский галстук.

— Я — ученик мастера Снейпа. А вы? Как вы… попали сюда?

— Прямо к делу? — еще раз улыбнулся мужчина. — Профессор Дамблдор сообщил мне пароль.

Его взгляд, вот что было не так. Дружелюбные карие глаза — слишком проницательные для простого, приятного во всех отношениях человека.

— Но директор не предупреждал меня, что у мастера Снейпа… есть ученик. Ученик… Декан факультета… Кто бы мог ожидать? — Люпин недвусмысленно покосился на стоявший в углу стул, единственный в лаборатории.

«Если он рассчитывает, что я предложу ему сесть, пусть подумает еще раз…»

Стул был профессорский — на случай, если придется работать с бумагами, а вовсе не для посетителей. Нэт поставил коробку на стол и осторожно обошел всю лабораторию, проверяя, все ли на месте. Когда он добрался до профессорского котла, дверь распахнулась рывком.

— Ты почему еще здесь?

— Журналы из кабинета я принес, сэр, — поспешил объясниться Нэт, — но таблиц там не было.

Тут-то мастер и заметил постороннего. Судя по выражению лица, для него это тоже оказался неприятный сюрприз.

— Северус, здравствуй!

— Люпин, — ответил он нейтральным тоном.

Нэту достался взгляд, пробирающий до костей.

— У меня был пароль, — любезно признал господин Люпин.

— Ах да. Директор, — мастера зелий было не узнать. Он мог говорить тихо, но это был не обычный его вкрадчивый полушепот. — Что ж, Нэтан. Надеюсь, мистер Люпин уже объяснил тебе, зачем он к нам пришел.

— Нет, до этого мы не добрались, — словно бы извиняясь за неприкрытую неприязнь профессора, покачал головой гость.

Напряжение в воздухе росло так быстро, что Нэту хотелось обновить исключение над котлами. От греха подальше.

— Мистер Люпин здесь в качестве еще одного подопытного экземпляра, — сообщил Снейп. Их незваный гость сразу стал серьезным.

— Не думаю, что стоит объяснять школьнику…

— Мистер Баркер будет мне ассистировать. Полагаю, я вправе предупредить его об опасности.

Нэт перевел взгляд на Люпина. Теперь ему бросились в глаза слишком толстые, желтоватые ногти и небрежно выбритая шея, ранняя седина, которую можно было принять за выцветшие пряди.

Снейп смотрел куда-то вниз и в сторону, и его лицо было почти полностью скрыто нелепыми черными прядями.

* * *

— Я могу начать заполнять анкету сам, — подопытный экземпляр расположился за одним из школьных столов. Нэту, стоявшему к столу спиной, все равно казалось, что кто-то заглядывает через плечо.

Профессор отправил их в кабинет зельеварения, предварительно всучив ученику стопку листов с вопросами — сам же остался в лаборатории. Лицезреть мистера Люпина больше, чем это было необходимо, он явно не собирался.

— Так мы сэкономили бы время.

— Следует соблюдать инструкцию, сэр, — отозвался Нэт, проводя палочкой над образцом крови.

Пробирка аккуратно встала в лоток.

— Я всего лишь хочу помочь, Нэтан.

— Э… Сэр, я бы предпочел, чтобы вы называли меня по фамилии.

Когда образцы были убраны, а перо и чернильница — выложены на стол, Нэт присмотрелся к вопросам. «Да уж. Сомневаюсь, что вы сами ответите мне, каково среднесуточное колебание вашего потенциала… черепное давление… и скорость реакции… Гештинан, словно обратно в Мунго вернулся…»

— Полное имя, дата и год рождения?

— Ремус Джон Люпин, десятое марта 1960-го года. Я тоже учился в Хогвартсе, — добавил мистер Люпин, пока Нэт записывал продиктованные данные. — Хотя не могу сказать, что зелья удавались мне очень хорошо.

— Когда вы были заражены, сэр?

— Пятнадцатого мая шестьдесят пятого года. С теорией в этом кабинете мне всегда было легче, чем с практикой.

Нэт перечел дату трижды, прежде чем понял, что именно его смутило.

— Вы сказали, что учились в Хогвартсе? — спросил он, хотя этого вопроса и не было в анкете.

— Да, — улыбнулся мистер Люпин. — Профессор Дамблдор был так добр, что… вошел в мое положение.

На это нечего было ответить, и Нэт продолжил двигаться вниз по списку. Брови мистера Люпина поднялись, когда дело дошло до диагностических заклятий.

— Очень профессионально, — заметил он, раскатывая обратно рукав и поправляя манжет. — Похоже, программа претерпела изменения с тех пор, как я отсюда выпустился.

«Еще бы. После года практики… Я мог бы повторить все то же левой и с закрытыми глазами…»

— Нет, это не из программы. Теперь, пожалуйста, возьмите листок и уменьшите его вдвое.

— Что-то не так? — встревожился Люпин, опуская палочку.

Не надо было дергаться от пергамента, как от огня.

— Ничего, все хорошо, сэр, — Нэт выскочил из-за стола и бросился к мойке.

— Ты уверен?

Холодная вода перебила тошноту и резкий, звериный запах магии вервольфа. Нэтан вытер рукавом губы. Нужно было просто помедленнее дышать. Именно так. Очень, очень медленно.

— Перед полнолунием я обычно чувствую слабость, — извинился Люпин. — Заклятия не получаются у меня в полную силу. Нужно повторить?

— Нет, спасибо.

— Мои способности слабеют, зато обостряются чувства. Это может быть полезно. Например, я могу сказать, где ты побывал в последние сутки, и что ел на завтрак…

— И что же? — буркнул Нэт, проверяя заколдованный мистером Люпином лист.

Он старался не дышать вообще, но это не помогало.

— Похоже, что ничего. Зря, я всегда с приятным чувством вспоминаю школьную кухню, — оборотень наблюдал, как Нэт записывает столбик цифр в графе ответа. — Что там дальше? Тридцать второй. Аллергические реакции? Никаких. Кроме рябины и серебра, пожалуй.

«Дело даже не в запахе, ведь на самом деле это не запах, просто чужеродная и бесконтрольная сила, которая оставляет следы повсюду. На этом столе… Даже на мне… А еще просил одолжить ему перо! Одна эта улыбка кого угодно выведет из себя…»

— У вас есть зависимость от снотворных зелий?

— Нет. И от других тоже… Но бадьян уже не действует так хорошо, как раньше.

— Частые травмы?

— После каждой луны. Заживляющие чары практически бесполезны для таких, как я, — мягко пояснил Люпин. — Не обязательно ограничиваться только тем, что написано в анкете. Я с удовольствием отвечу на любой важный вопрос.

Нэт ухмыльнулся.

— Любой?

— Смелее, — мистер Люпин откинулся на спинку стула.

«Скольких вы укусили?»

— Как часто вы принимаете алкоголь? Это номер тридцать четыре.

— Вообще не принимаю.

Нэт недоверчиво повел носом.

— И разумеется, я не курю. А давно ты знаком со… с профессором Снейпом?

— Тут не сказано, что я должен отвечать на ваши вопросы, — Нэт помахал листком. — Только то, что вы должны отвечать на мои. Болели свинкой, невидимостью, драконьей оспой или золотой лихорадкой?

— Нет. Так все же?

— Это совсем не ваше дело, сэр. Нарушения сна?

— Мне иногда снится лес, в котором я не бывал.

— Не подходит под нарушения.

— Да, не подходит, — беспечно отозвался Люпин. — Кстати, не обязательно звать меня «сэр». Мне показалось, вы с профессором знаете друг друга уже очень долго. Не родственники, случайно?

Следующие полстраницы можно было проскочить — все нужные ответы содержались в образцах крови.

— У тебя ведь нет знакомых оборотней?

Нэт вздрогнул. Настойчивое любопытство мистера Люпина никак к себе не располагало.

— Почему вы это спросили?

— Почти все, кто занимается этой проблемой, заинтересованы в ее решении лично. Я был очень удивлен, узнав, что Северус Снейп…

— Мистер Люпин, — сощурился Нэтан, — если вас интересуют мотивы профессора Снейпа, лучше задайте вопрос напрямую ему. А теперь позвольте мне продолжить.

До конца списка они добрались быстрее, чем можно было ожидать.

— В каком году ты поступил?

Нэт как раз закончил записывать последний ответ и отложил лист в сторону. Как и следовало ожидать, мистер Люпин снова улыбался.

— В семьдесят восьмом? Для последнего курса ты немного недотягиваешь по росту. Или ты на шестом?

Нэт протянул ему несколько пустых склянок.

— Извините. Нужны еще… образцы, сэр. Ближайший туалет направо за углом и вниз по лестнице.

В лабораторию он вернулся один, почти к отбою: профессор Снейп молча (что было признаком практически хорошего настроения) кивнул ему, продолжая давить дремоносный боб. Очевидно, он успокоился, занявшись заказами из больничного крыла.

— Полнолуние в следующий вторник, — пробормотал Нэт, пряча образцы крови в шкаф под охлаждающим заклятием. — Он ведь не останется здесь до вторника?

— На ком же еще пробовать вторую серию, — мастер заглянул в котел. — О, нет. Мистер Люпин для блага науки согласился переждать это полнолуние в клетке.

— Здесь? В Хогвартсе? И вы будете… с ним?

— Это необходимо.

— Тогда я тоже должен быть рядом.

Снейп сбавил пламя.

— Директор уверил меня, что позаботится о безопасности, но я предпочту, чтобы ты находился от этой клетки как можно дальше.

— А если помощь понадобится? — прямо спросил Нэт.

— Что ты сможешь сделать?

— Открою камин в гостиную. Позову кого-нибудь. Все, что будет нужно.

— Ты даже не знаешь, чего ждать, — усмехнулся Снейп.

— Вы так в этом уверены?

Что-то в голосе Нэтана заставило мастера зелий посмотреть на ученика по-другому.

— Ты видел превращенного оборотня?

— В апреле перед первым курсом. В начале сезона. Не могу сказать, чтобы я много увидел, но их была целая стая. Мы аппарировали.

Нэт вспомнил ночной лес и раздирающий тишину вой — и поглядел в черные глаза без страха.

— А этот Люпин. Кто он, сэр?

— В каком смысле, кто? Он вервольф.

— Нет, я имею в виду, кроме этого. Что он делает? В чем он хорош?

— Насколько я знаю, ни в чем особенно. Почему ты спрашиваешь?

Нэт подождал, прежде чем заговорить дальше.

— Вы ведь вместе учились…

— Что, он вспоминал при тебе свою веселую молодость? — как-то очень сухо спросил Снейп.

— Я догадался, по году рождения. Он сказал только, что учился здесь. Как это вообще возможно? Если он не был так уж талантлив, почему его пустили в Хогвартс, оборотня?

Вынув мешалку, профессор поставил на котел исключение. Его голос звучал отстраненно, словно с другого конца земли.

— Ответы на эти вопросы знает только Альбус Дамблдор. Это был его эксперимент.

— Может ли прижиться волк среди людей? — Нэт опешил. — Да кто вообще ставит такие эксперименты, еще и в школе? Сумасшедшие темные маги?

— Придержи язык, — остановил его Снейп. — Ты мало знаешь о Дамблдоре, и еще меньше — о темных магах. Что, кстати, напоминает мне… Как твои упражнения?

Вспомнив о ежевечерних попытках очистить сознание, Нэт помрачнел. В первый раз он честно провел полчаса перед сном, сидя на кровати и пялясь в стену, но мысли упорно отказывались покидать его голову. Даже после того, как он попробовал дышать, как показывал на втором курсе профессор Сингх. Лучшее, что из этого вышло — несколько секунд спокойных рассуждений о движениях диафрагмы. Потом он довел тренировку до часа, но даже на минуту не мог полностью освободить сознание от чувств и мыслей.

— Я еще не понял, как это делать. Очищать сознание, — признался он. — Наверное, неправильно дышу. Как будто мне чужие легкие вставили. А это ведь должно быть естественно, не через силу…

— Попробуй считать удары сердца. Получится, если будешь дышать правильно.

Но про сердце Нэт и так догадывался.

— Сэр, даже если у меня получается с дыханием, я все равно никак не могу перестать думать, — озвучил он свои тревоги.

В черных глазах что-то мелькнуло, а потом Нэтан был вознагражден самым невыразительным, бесстрастным взглядом, который только можно было себе представить.

— Проблема все та же. Отсутствие мысли — это… хм… наше естественное состояние.

Мастер зелий во второй раз уничтожал содержимое котла.

— Не бывает чудес, — повторил он сквозь зубы. На исходе долгого и рано начавшегося утра он держался вполне бодро и уж конечно, не зевал украдкой, отвернувшись к стене, как это делал его ученик. — Ты составил неверный рецепт.

— Почему неверный? — Нэт кивнул на крысенка, крутившегося в клетке. — Я сделал все, как положено. Противоядие действует!

Нелегальное противоядие от неопределимого яда было готово и даже настоялось, крысы, которым его скормили, остались живы — но профессору этого всего было мало. К удивлению ученика, придирчиво осмотрев выживших крысят, он принялся варить антидот сам. Нэт, сперва следивший с волнением и с тайной гордостью за тем, как мастер хмурится над его инструкциями, теперь, когда пришлось оправдываться, никакой гордости уже не испытывал.

— Вот, пожалуйста, проверьте, — двигал он вперед свой пузырек.

— Проверю, — пообещал Снейп. — Котел ставь и вари. При мне.

В животе уже урчало. Очень живо Нэт представил себе, как будет заново толочь кости эфы и перебирать камнеломку.

— Может, основу хотя бы… — протянул он. Основа еще оставалась с прошлой порции. «Если давление снизить, и пятый шаг пропустить…»

Профессор даже не сказал ничего, посмотрел только.

Мысли о несданном эссе по рунам и грядущей практике по защите пришлось отодвинуть подальше, чтобы не мешали. Самый простой способ работать над зельем так, как этого хотел Снейп, был — полностью сосредоточиться на деле, не обращая внимания в том числе и на едкие замечания самого Снейпа. Даже если тот нависал прямо над столом и сверлил взглядом висок.

Толченые кости в этот раз Нэт взвешивал дольше обычного. Он не хотел, чтобы его обвинили еще и в какой-нибудь преступной неточности. Потому и мерную ложку взял с длинной ручкой, опускал порошок почти на дно, по краю.

«Помешивать по часовой, пока не появится легкий сладковатый запах, с налетом горечи, как у цветов лука…»

Очень аккуратно он вынул мешалку и притушил огонь.

— Остановись.

Воду еще нужно было добавить, но это могло и подождать.

— Как ты узнал, что пора перестать помешивать?

— Запах, — удивился Нэт. — Здесь же написано, в рецепте, я даже по шкале ему номер подобрал.

Профессор провел рукой над котлом. Воздух втянул.

В его лице боролись смешанные чувства, пока не победило отсутствие всяких чувств вообще.

Потом губы дрогнули, но вместо того, чтобы что-то сказать, профессор потянулся за палочкой и выписал кончиком незнакомый знак над зельем.

— Запах, говоришь? — спросил он тихо, когда Нэт, сморщившись, прижал ладонь ко лбу.

Ощущение было знакомое — еще не боль, но переходящая в нее усталость, которая одолевала после особенно долгих занятий чарами.

— В следующий раз, — спокойно продолжил Снейп, — просто считай число оборотов.

— А я и считал, — отозвался Нэт. — Но оно зависит от качества вереска. Надежнее… по запаху, — он посмотрел в сторону и вниз. — Вы ведь тоже чувствуете, теперь, с заклятием? — спросил с надеждой.

— Теперь основу можно лить в раковину. Заклятие искажает поле. Двенадцатая степень, ни одно нестабильное зелье рядом с ними не держит потенциал.

Нэт долго молчал. И вправду, от заклятия «запах» стал тяжелее и приобрел какой-то гнилой, болотный оттенок. Взятый на пробу и охлажденный образец стремительно превращался в черный студень — прямо в пробирке.

— Что же, получается, только я могу это сварить?

Снейп усмехнулся.

— Ты, любой вампир, вейла, гоблин-полукровка. Существует множество зелий, о которых ходят слухи, будто бы сварить их невозможно, и значительная их часть — это зелья, придуманные не людьми, а более чувствительными к магии существами.

Основа уже и в котле темнела и сворачивалась в комки. Нэт отвернулся.

— Я должен был догадаться, что это не просто запах.

— Должен был, — кивнул Снейп. — И ввести в рецепт маркер, с реакцией на рост потенциала.

«Чтобы тот, кто будет варить это после меня, не спутал меня с гоблином-полукровкой?» — вылив бесполезное теперь зелье из котла, Нэт засыпал нейтрализатор. — «А самое главное — как же я разницу не заметил?»

— Окклюменцией, — услышал он со спины, — заниматься нужно не дважды в день по полчаса, а постоянно. Вот тогда бы ты заметил.

Нейтрализатор весело зашипел, и через оловянный край потек вниз вонючий маслянистый дым. Нэт сразу почувствовал себя трубочистом.

— Я буду заниматься, — прикрывая нос, выдавил он. «Обещаю», — добавил про себя.

Как это обещание выполнить, он пока еще слабо себе представлял.

* * *

По всем признакам близилась весна; камни стен в подземелье запахли сыростью, из-под двери то прокрадывался сквозняк, то потом вдруг переставал, и в комнатах становилось тихо, почти тепло, словно холодные стены можно было нагреть непостоянным февральским солнцем.

Русалки обновляли гнезда. Они делали это каждый год, и сквозь те окна в Слизерине, что выходили под воду, в озеро, можно было видеть, как трое или четверо плывут, толкая перед собой остовы затонувших лодок или подаренную эльфами утварь.

В камере, куда спустился Нэт, окон не было. Зато был стол, убранный белым. На столе — пустые мензурки, штатив. Из воронки в колбу пытался просочиться раствор, но дно колбы все еще оставалось сухим. Горела свеча, за стеклом, неровно: капля за каплей стекали вниз, превращаясь из прозрачных слез в мутный сгусток воска.

На другом конце комнаты в это самое время упорно листали одну и ту же страницу. Сначала ее переворачивали вперед, потом обратно, чтобы свериться со ссылкой, так, что по всей комнате расходилось резкое эхо, запах пыли и пожелтевшего пергамента.

На третий раз Нэт не выдержал и поднял взгляд.

— Хотите воды? Я принесу, — сказал он, кротко улыбнувшись в угол, где устроился Люпин. Мистер Люпин сидел, неудобно поджав ноги и ссутулившись — на его половине комнаты, отгороженной частой решеткой, кроме табурета, не было ничего — да и этот табурет он наколдовал себе сам, прежде чем профессор распорядился изъять у него палочку.

— Я предпочел бы чего-то погорячее, — ответил гость с мягкой усмешкой.

Было не очень понятно, действительно ли он хочет чего-то кроме воды, или просто так шутит, пытаясь юмором приукрасить свое незавидное положение. Приглядевшись, Нэт заметил, что оборотень дрожит. Каменный мешок в подземелье, оставшийся чуть ли не со времен Столетней войны, идеально подходил для того, чтобы защитить замок от зверя, но на людей производил гнетущее впечатление.

— Вам кроме воды ничего нельзя. Я ведь успею? Принести ее?

— До восхода луны еще сорок минут, — Люпин даже не взглянул на часы и опять с хрустом отлистнул страницу.

Хуже всего, думал Нэт, возвращаясь к себе коротким путем, было не то, что их гость читал — а то, что именно он читал. «Метафизику» Мерсера! Чересчур любопытный, наигранно-дружелюбный Люпин, взявший за привычку неожиданно появляться повсюду, буквально вырастая из-под земли, неудобный и норовящий влезть в душу — этот Люпин читал его Мерсера. Того самого Мерсера, потемневшие страницы и потрепанный корешок которого Нэтан до сих пор благодарно хранил в памяти, пусть даже и обходил в последнее время стороной стеллаж высшей трансфигурации. Тайное, опасное, почти ни с кем не разделенное увлечение, иная сторона магии, не менее удивительная, чем волшебство зелий или тонкое искусство арифмантики, причудливое и сомнительное мастерство, все состоящее в балансе — между материей и формой, причиной и следствием… Что мог понимать во всем этом бывший гриффиндорец, пусть даже больной ликантропией? С каким-то особенным отвращением Нэт представил себе, что, наверное, Люпин еще и ходил в любимчиках у МакГонагалл. Таким, как он, она всегда поручала подтягивать отстающих.

Видеть в чужих руках книги, над которыми Нэт сам когда-то просиживал вечерами, было неприятно. Осознать, что между ним и этим Люпином могло быть что-то общее, пусть даже общий интерес — неприятно вдвойне.

Он набрал свежей воды в кружку и согрел заклинанием.

Черт с ним, с оборотнем. Еще пару дней, и больше никогда, никогда они друг друга не увидят.

Если конечно, все сработает с первого раза. Или если найдется какой-нибудь другой, более подходящий… Нет, правда, стоило ведь дать объявление. Кто-нибудь из тех бедолаг, что имели дело с Белби-старшим. Они наверняка были бы рады участвовать в исследованиях, где никто не угрожал бы им вскрытием в научных целях.

* * *

Когда Нэт вернулся, дверь камеры неожиданно оказалась заперта заклятием. Открыл ее Снейп, но только после третьего стука — встал на пороге, прищурился.

— Я принес ему воды, — пытался оправдаться ученик.

— Вижу, — ответил профессор. — А это что?

— Плед.

Снейп вскинул бровь, как умел, презрительно, но в то же время — равнодушно, и безалаберный ассистент был, наконец, допущен в камеру. За плед Нэту стало стыдно, как ни за что другое — он чувствовал, как горят щеки и потому смотрел в пол.

Молча, протянул узнику кружку, протолкал плед сквозь прутья решетки — его Люпин набросил на плечи, и как-то очень сочувственно пробормотал «спасибо», в кружку же вцепился обеими руками, согревая пальцы. По крайней мере теперь он не пытался разрядить обстановку своевременными замечаниями.

До полнолуния оставалось всего полчаса.

Книгу профессор уже отобрал и, мельком просмотрев содержание, пристроил рядом с колбой. Все трое молчали — за неимением лучшей альтернативы, Нэт тоже встал у стола, разглядывая поочереди то фильтр, то мерный стакан, то край своей уже слишком короткой мантии. С удивлением он отметил, что мерзнет и сам, но отогнал эту мысль прочь как недостойную.

— Начинается…

Голос у оборотня стал хриплым. Осторожно, Люпин поставил на пол давно пустую кружку и отвернулся. Нэт тоже отвел взгляд. Он знал, что нужно смотреть, что нужно запомнить каждую деталь, но почему-то не мог себя заставить.

А потом Люпин завыл.

Его вой резал ночь надвое кривым ножом. Луна, невидимая из подземелья, должна была его услышать — вот какой это был вой. Спина выгнулась дугой, скулы под кожей меняли форму. Зверь рвался наружу из человека.

Было в этом что-то до такой степени недостойное и унизительное, что хотелось кричать, обрушить стены, сделать так, чтобы ничего не происходило — но оставалось только молча вслушиваться, про себя отмечая, как от коротких, жалобных всхлипов вой переходит в захлебывающийся рык.

Волком теперь пахло уже в открытую, и трудно было поверить, что палочка в состоянии защитить от метавшегося за решеткой чудовища. Впрочем, решетка держала превосходно. Оборотень бросался на нее, пытался грызть и царапать, просовывал лапы и одергивал, словно обжегшись, но тут же кидался вперед снова. Он и вправду был больше обычного волка — огромный, с торчащими под шкурой костями, шерсть топорщилась, а уши прижаты к голове. Простой халат, в котором Люпин ждал луны, был с треском разодран и отправлен в угол. Глаза налились кровью — и почему-то, смотрел зверь только на Снейпа, словно Нэтана вообще не было в комнате.

Поймав разом поскучневший взгляд мастера, Нэт понял, что чуда больше ждать не стоит. Аконитовое зелье не действовало. Для пробы, Снейп сделал шаг в сторону клетки, и волк тут же бросился вперед, головой и грудью ударившись о прутья. Сомнений в его намерениях не осталось никаких, как и в том, удался ли эксперимент.

Через какое-то время, так и не найдя выхода своей злости, оборотень опять завыл, с тоской, словно ждал, что от его воя разойдутся стены, и он окажется на воле.

— Гипотезы? — очень хладнокровно спросил профессор.

— Огнецвет слишком слаб, — предложил Нэт, игнорируя металлический привкус во рту. Голова от резкого запаха и звуков начинала кружиться. — Не нужно было так смягчать его… Вывести в первичную структуру, сразу, а может быть даже давать отдельно, до превращения.

— Смотри на зрачки, — нахмурился Снейп. — Структура еще не преобразована.

Решетка звенела от ударов.

— И сердце послушай.

Нэт пробормотал заклятие: неровные, бухающие как колокол удары разнеслись по комнате.

— Сто двадцать восемь, — довольно сказал профессор через несколько секунд. Как будто это что-то подтверждало. — Учащение идет.

— Может, он просто нервничает, из-за того, что мы здесь?

Волк снова кинулся вперед, рыча и скалясь.

— К тому же, он наверное, и не помнит, как быть волком. Каждый раз превращается, как впервые… — предположил Нэт.

— Нет, у оборотней прекрасная память, — очень категорично ответил Снейп.

Он прицелился в сторону волка и на серой шкуре появился тонкий алый порез. Затем мастер призвал несколько капель крови и отправил их в пробирку. Взгляд, которым одарил его новопревращенный Люпин, наводил на мысль, что он с мастером и вправду виделся не впервые.

Нэта передернуло.

Вот, значит, как. Эксперименты. Непонятно было одно — если Люпина-оборотня Снейп встречал еще мальчишкой, почему же теперь мастер был так спокоен? Держался ровно, словно близость чудовища его совсем не страшила, разве что лицо бледнее обычного. Волк тем временем, устав бороться с металлом, свалился на пол кудлатым боком. Из тяжело дышащей пасти на пол капала слюна. Порез почему-то очень быстро затянулся — сам. Лохматый хвост хлопал по камню: впереди была еще целая ночь.

* * *

Солнцем и снегом в Большом зале пахло и по утрам, и по вечерам — плывший сквозь время в тумане, как потерянный челнок вдоль шотландского берега, Нэт время суток чувствовал с трудом.

Тем более, обсуждали за столом, что утром, что вечером одно и то же.

— ...размахивая, как флагом, своим слизеринским галстуком. Правда, так ведь и было, Баркер?

— Ты правда летел? — спрашивал Плимп. — Без метлы?

— И без крыльев, — охотно пустился в подробности Кинштайн. — Сначала его отнесло чуть ли не к облакам, а потом он ухватился за сосну. Кстати, ты так и не сказал, почему ты не мог спуститься.

— Раз не сказал, значит вам этого знать не надо, — ворчал сквозь зубы Нэт.

— А что это было — чары или зелье?

— Да такого зелья не существует, — с видом знатока усмехался Белби.

— Слыхал, есть заклятие, которое вздергивает за ногу...

Нэт даже головы в их сторону не поднимал. Ему было все равно.

Когда он вместе с Энквист пробовал свой эликсир прямо там, в Хогсмиде — единственное о чем он волновался, было — вдруг не сработает? Хорошо, хоть Энквист оказалась умнее, и вместо большого глотка лишь чуть пригубила. Ей не пришлось порхать над крышами как какому-то рождественскому гусю и радоваться, что на нее показывают пальцем все, кому не лень.

Теперь даже директор смотрел на Нэта по-новому, словно разглядел в давно знакомом слизеринце неожиданный и оттого особенно ценный талант к шутовству.

Из Большого Зала пришлось смываться при первой возможности, новый пароль в гостиную факультета до сих пор был ему неизвестен, да и в целом, Нэт вел себя так, словно хотел слиться со стенами. Иногда удавалось. Вечером, когда он осторожно тронул дверь камеры, мистеру Люпину потребовались добрые полминуты, чтобы разобрать, кто пришел.

* * *

Табурет за решеткой был превращен в небольшое плетеное кресло, и оборотень сидел там, кутаясь в заштопанный эльфами плед и прихлебывая свою теплую воду из кружки. Утро и день между двумя превращениями проведя на больничной койке, он был еще слишком слаб.

— Мне казалось, в эту ночь никто не будет наблюдать, — сказал он немного удивленно.

Нэт не сразу придумал, как начать разговор.

— Это правда, — спросил он, — что, если волк с наступлением луны остается один, то он обращает свою ярость на себя самого?

Лицо Люпина потеряло свое приветливое выражение.

— Отчасти, — пожал он плечами. — Обычно… он с большей настойчивостью нападает на стены.

— Здесь очень крепкие стены, — немного помолчав, заметил Нэт. Достал из сумки вчерашний том. — Будете читать?

— Глаза устают.

— Ладно, — Нэт пристроился у стола.

Такой поворот событий осторожного мистера Люпина ничуть не устраивал — но ученик зельедела уже шуршал вовсю страницами, и вообще, похоже, удобно устроился.

«Двенадцать исключений из Гэмпа… как раз давно не повторял…»

— Подожди, — откашлялся оборотень. — Ты не можешь здесь остаться.

— Почему?

— Один! Должен быть кто-то из профессоров. К тому же, — добавил он строго, — зачем это тебе? Что ты вчера такое пропустил, что хочешь увидеть сегодня?

— Я-то как раз не пропустил, — Нэт заложил страницу с исключениями ладонью. — По-моему, я видел кое-что… вашу реакцию на зелье.

На секунду в камере повисла тишина.

— Никакой реакции не было, — помолчав, хмуро сказал Люпин. — Уж можешь мне поверить, вчерашняя ночь от других моих ночей не отличалась в лучшую сторону. А если волку и стало плохо от аконита, так это совершенно естественно.

Он так повел плечом, словно сама мысль об аконите была ему неприятна. Нэт снова отрыл книгу.

— Луна всходит через полчаса. Тебе лучше уйти сейчас. Кстати, профессор Снейп был здесь до обеда…

— Да, конечно, — выдохнул Нэтан. — Он наверняка рассказал вам, что мы получили в анализе.

— Да. И ни о какой реакции...

— В этом и проблема...— он достал из кармана флакон, а потом пристально посмотрел оборотню в лицо. — Хотите попробовать еще раз? Я не настаиваю, в конце концов посмотреть на вас без зелья тоже будет полезно.

Люпин поднял брови.

— Еще раз?

— Образец вашей крови без зелья у нас и так есть. Слушайте, если вы боитесь передозировки, ничего опасного с вами не случится, — уверил его Нэт. — Я останусь здесь и прослежу.

— Даже если на секунду предположить, что из этого будет толк, — серьезно сказал Люпин, — как ты можешь считать, что я позволю беззащитному школьнику остаться на ночь наедине со зверем?

Нэт рассмеялся.

— Напрасно думаете, что меня пустили бы сюда вчера, будь я таким уж беззащитным.

Из его палочки вырвался и с хлюпающим звуком впился в камень сноп золотых и серебрянных лучей. Люпин проводил их долгим взглядом. Серебряные стрелы, еще бы. Легендарное оружие друидов, и, между прочим из аврорской программы, а не школьной, на меньшее мастер зелий не соглашался.

— Теперь спокойны?

— Это еще не значит, что я согласен, — Люпин устало вздохнул. — Разве профессор Снейп не предупреждал тебя держаться от меня подальше?

Нэт присел на край стола, сложив на груди руки. Он не ожидал, что оборотень будет так упираться.

— По-вашему, я должен делать только то, что мне разрешили или приказали?

— А разве нет?

— Я хочу разобраться, — возразил Нэтан, словно это его желание все объясняло. — Никто не запрещал мне приходить к вам.

— Неужели? — пальцы вцепились в кружку, но было видно, что вода совсем остыла. — Дверь-то была заперта. Я сам ее запирал, — добавил Люпин со значением.

«Значит, плохо запирали», — Нэт попытался вспомнить, какое именно заклятие он снял с двери, проходя, но так и не смог. Какая-то школьная ерунда.

Провернув в пальцах флакон, так, чтобы зелье вспенилось, он отставил его в сторону.

— Я останусь. А вы — как хотите. Это ваше дело, в конце концов, пробовать или нет.

* * *

Высокие часы бесшумно стали на стол, песок посыпался тонкой струей. Нэт, тренируя выдох («такой, чтобы никто не мог сказать, что ты выдыхаешь»), устроился напротив, наблюдая, как профессор прячет в столе заметки и обновляет исключение на стеллаже с образцами тинктур.

— По-прежнему настаиваешь на огнецвете? — закончив с уборкой, профессор наконец открыл и поднес к глазам рецепт. — Это еще зачем? Вводить в паре?

— Мы получим хороший скачок в потенциале, — сразу ответил Нэт. — У пациента будет время, чтобы перехватить контроль над телом в момент превращения.

— Смотрю, ты увлекся, — с нескрываемым сарказмом в голосе заметил Снейп. — Никак Люпин пробудил в тебе сочувствие к своей нелегкой судьбе?

Отблеск свечи играл в трещинах камня. Камни стен были огромные, тяжелые и, казалось — вечные. Трудно было представить себе, что такое могло случиться, отчего тонкая трещина появилась в одном из них, прямо над дверью.

— Реакция была, но минимальная, ему просто не хватило запаса, — продолжал Нэтан. — А на четвертом шаге, если ввести катализатор…

— Это как раз очевидно, — оборвал его мастер зелий. — Меня интересует, как ты додумался, чего ему не хватает, с одного раза.

Нэт поежился, вспомнив, что по плану сегодня еще и окклюменция.

«Если он знает, что я приходил во вторую ночь — зачем спрашивает? А если не знает… хотя, такое даже странно себе вообразить…» Вместо ответа Нэт вздохнул.

— Люпин вам рассказал? Я был у него вчера.

Снейп почему-то молчал.

— Мои наблюдения подтвердились, — продолжал Нэт. — В момент превращения, реакция была, пусть и слабая. Она сходит на нет во второй фазе. Поэтому кровь надо брать раньше, чтоб поймать след.

Он вынул запечатанную пробирку из кармана, поставил на стол.

— Вот сыворотка.

Снейп все еще молчал.

— Я разложил по карте Дрейка, — запнулся Нэт. Потянулся за пергаментом в сумку.

Профессор посмотрел на сыворотку и на расчерченную ровно таблицу алхимического анализа. О чем он думал, по его лицу было не понять, но палочка в пальцах замерла.

— Видите… фосфор выше… в полтора раза, чем после превращения… — голос пропадал. — Значит, это не показалось мне…

— Не показалось, — согласился Снейп, глядя куда-то в сторону. — Сколько у тебя по Уорплу?

— Сегодня? Семь и пять.

Профессор поднял глаза.

— С утра было восемь, — исправился Нэтан.

— И как? Ничего? Голова не болит, после ночных экспериментов?

— Я делал упражнения, которые вы показывали. Они помогают.

Наверно, говорил он не очень-то убедительно. Губы мастера зелий боролись с усмешкой и проигрывали.

— Если ты надеешься на какое-то снисхождение, или на то, что я отменю занятие, потому что ты еще одну ночь не спал…

— Не прошу я ни о каком снисхождении, — немного резко возразил Нэтан.

— Ты должен понимать, — сказал вдруг Снейп, — что происходит.

— Я понимаю.

— Не думаю. Нет, — мастер зелий поднес палочку к свету и протер ее куском замши. — Ты настолько привык к побочным эффектам проклятия, что уже не замечаешь, как используешь их.

Нэт хотел заметить, что ничего такого он не использовал бы, даже если бы и хотел, но сказать этого не успел.

— Двух раз в неделю мало, — заключил мастер. — Будем заниматься каждый день, пока ты не научишься контролировать себя, — он посмотрел на Нэтана долгим, пристальным взглядом. — И начнем мы прямо сейчас. Палочку на стол.

Нэт медленно выложил палочку рядом с профессорской.

— Это все? — спросил он. — Вы… не сердитесь, что я не согласился с вами, что я пошел к Люпину проверять свою гипотезу и провел повторный анализ? — он кивнул на сыворотку в пробирке.

— Я такое сказал? — удивился Снейп. — Когда?

— Вы… не выглядите так, будто сердитесь, — осторожно заметил Нэт. Он чувствовал себя круглым дураком, говоря это.

— Тебе еще очень многое предстоит узнать, — пообещал ему профессор. — Мы теряем время, — напомнил он. — На счет три.

Нэт уже приготовился считать и сделал вдох, но заклятие прозвучало раньше.

— Legilimens.

Темные стены, верстак, бетонный пол — подвал родной аптеки. Словно снова оказался там. Горбился над доской, пытаясь вскрыть извивающегося тритона. «С хвоста надрез, песья кровь!» — проворчал голос за его спиной, он вздрогнул, и нож, слишком большой для маленькой руки, выскользнул, острым лезвием задев палец.

«Я когда-то был таким неловким?» — он напрочь забыл, что нужно противиться этим воспоминаниям и приобретать власть над эмоциями.

Подвал был все тот же, но теперь пахло летом и жареным луком. Ему было семь, а успокоительное в котле перед ним верно, но неминуемо приобретало густой коричневый цвет. «Передержал? Опять?»— с мучительной ясностью Нэт представил себе, что последовало дальше, и тут же упрекнул себя за это.

Ведь если он вспомнил, то и Снейп, наверняка, тоже видел это.

Сердце колотилось, как у загнанного в тупик зверя.

Он не знал, что делать. Призывы «сосредоточиться» и «очистить сознание» теперь, когда давно и благополучно забытые страхи снова напоминали о себе — казались ему изощренным издевательством.

Крепкие пальцы впились в плечо, дернули — подставка из-под ног вывернулась и покатилась прочь. Черт, это же тот вечер, тот самый… Челюсть заныла сама собой. Он пробовал переключить внимание, но получалось плохо. Медленный выдох, и лучше даже считать, чтобы не ошибиться.

Коричневая мерзость в котле все так же бурлила и лилась через край. Тень клюки, кривая змея, ползла по столу.

— Я из тебя эту дурь вытрясу! По два раза ему повторять…

«Как? Как мне это остановить?»

Паника подбиралась все ближе, но теперь, во внезапной вспышке озарения, он догадался, зачем. Чем ярче чувство, тем проще его найти.

Тем проще его наблюдать.

Со стороны. И ему самому тоже, не только Снейпу.

Подумав об этом, он смог зажмуриться, даже отвернуться — не мысленно, по-настоящему.

Когда открыл глаза, оказалось, что сам он сидел на полу, а профессор стоял там же, где и был до этого, сложив на груди руки. Выражение его лица было по-прежнему бесстрастно, но во взгляде что-то изменилось. Нет, в нем не было никакого превосходства. Не было и жалости — уж ее-то бы Нэт разглядел.

Один вдох и один выдох спустя, Нэт, наконец, понял, в чем дело.

Профессор не стрелял наугад. Он не рыскал по его памяти в поисках самых неприятных и болезненных воспоминаний, он не перебирал знакомые сцены из школьной жизни. Нет, он сразу метил туда, где знал, чего ждать, знал наверняка, с точностью, достигаемой разве что личным опытом и годами практики.

— Итак? — отвлек его Снейп от посторонних размышлений. — Что ты можешь сказать?

— Вы как-то очень незаметно оказались в моей памяти, — Нэт поднялся на ноги и отряхнулся. — Потом, я слишком долго не мог переключить внимание. И еще, я не уверен, что это вообще была за магия — то, с помощью чего я, наконец…

— А ты ничего и не сделал, — осчастливил его мастер, откладывая палочку прочь. — Это я остановился. Видишь ли, попытки представить, что ты отворачиваешься, машешь руками или, — он усмехнулся, — «ныряешь на дно озера» — решительно ничем не мешают легилименту продолжать начатое. Они к окклюменции не имеют ровным счетом никакого отношения.

— Но разве легилимент не… разглядывает мысли и чувства?

— Едва ли, — процедил Снейп. — Скорее, его сознание проникает в сознание жертвы. Соединяется с ним. В какой-то мере даже контролирует его.

— Значит, жертве, чтобы… обезопасить себя, не достаточно просто воображать преграду? Я, например, читал, что помогает… поверхность воды.

— Где ты это читал? — черные глаза опасно сощурились. — У Уиклифа? В «Приемах мысленной защиты»? Я же сказал, хороших книг нет. Если бы все было так просто, как там пишут, каждый второй был бы окклюментом.

Нэтан промолчал. Он чувствовал, что спокойствие его оставляет. Нет, недовольство профессора (неужели и впрямь рассчитывал, что дело обойдется без похода к каталогу?) его не особенно задевало. Другое дело «соединяться с сознанием». От одних только слов становилось не по себе.

Снейп, похоже, видел все его сомнения насквозь.

— И что же мне тогда делать?

— Я говорил. Очистить сознание. Контролировать эмоции.

— Я и пытался! — попробовал объяснить Нэтан.

Голова не болела, пока что, но ощущения уже были неприятными. Впрочем, по мнению профессора, его это никак не извиняло, и тем более не давало ему права разбрасываться праздными вопросами.

— Думай. Еще раз, — скомандовал Снейп и снова поднял палочку — тяжело, будто она была, по меньшей мере, золотой, а не деревянной. — Legilimens.

* * *

В тишине дописав отчет, Нэт отнес его на стол профессору.

— Я попробую другие упражнения. Вы ведь завтра тоже проверите меня?

— Да, — Снейп не поднимал глаз.

Похоже, после занятий окклюменцией не у одного Нэтана раскалывалась голова.

— Только не утром. Вечером, — наконец, сказал профессор. — А вместо чтения бесполезной психологии, лучше займись чем-то однообразным, но требующим внимания.

«МакГонагалл задавала сравнение типов», — подумал Нэт, и тут же вспомнил, что домашнюю работу по рунам в этот раз ему придется делать одному.

Перед ужином он видел Энквист в библиотеке (возвращал Уиклифа). Она сидела в окружении словарей, справочников, конспектов и пятикурсника-рэйвенкловца, увлеченно перебирая комбинации рун в стихах.

Нэт вышел оттуда незаметно, не обращая на себя внимания — ни ее, ни чьего-нибудь другого. От стен веяло сыростью, а новые упражнения были не менее утомительны, чем старые, и единственное, что они принесли — это желание закрыть полог и опустить голову на подушку.

Что он и сделал.

Ему снился Хогсмид. Они шли вдвоем с Энквист, но в этот раз улицы были пусты, и он не чувствовал спиной чужие взгляды. Непристойно-яркие, сытные ароматы из «Трех метел» ветер уносил вдоль улицы и выше, по дороге, смешивая с запахом старой травы, снега, и той кружащей голову, неуловимой, больше похожей на предчувствие, сладостью приближающегося марта. «Все дело в солнце… это из-за него». Энквист шла впереди, быстро, подпрыгивая, как будто уже приняла глоток зелья.

— Ты уверен, что нужно забираться так высоко? — время от времени она оглядывалась.

В этот раз все было по-другому. Нэт молча кивал на тропинку, ползущую вдоль ущелья. Они уходили все дальше от проторенной дороги. Наконец, нашли подходящую площадку, от которой стена ущелья уходила резко вниз. Энквист выхватила флакон первой и попробовала на вкус.

— Это нормально? — от нее на рыжую траву падала острая, синяя тень. — Мне хочется хохотать!

— Тебе всегда этого хочется.

— Почему я не взлетаю?

— Ты же стоишь на месте, — ответил Нэт, делая щедрый глоток.

— Я вижу. Я спрашиваю, почему…

Спрятал зелье в сумку, бросил ее под камень и за руку потянул Энквист к краю обрыва. Немного песка посыпалось вниз. Обрыв был круче и глубже, чем он его помнил.

— Только не говори, что нужно прыгать…

— Если боишься, можешь закрыть глаза, — Нэт улыбнулся. Зелье и вправду, действовало как-то странно.

Она заглянула за край и зажмурилась — он смотрел, как она при этом наморщила нос. Стояли рядом, и каждый боялся, что первым шагнет другой.

— Я так не могу, — через несколько секунд сдалась Энквист. — Давай на счет три.

— Может, я один…

— Два…

Он чувствовал легкость внутри, точно такую, которую испытываешь во сне, когда летишь, которую ни с чем не спутать, и понял, что может теперь лететь. Шагнул раньше, но Хальдис шагнула вместе с ним.

Ветер ударил в лицо. Кто-то дернул его вниз.

— Ты падаешь! — крикнул Нэт, вцепившись в руку, так и норовившую выскользнуть прочь. — Надо… не падать, лететь!

Руке стало чуть легче.

— Глаза!

— Быстро… не могу… дышать…

— Глаза открой!

Они неслись по воздуху прямо над ущельем, вдоль него, к лесу. Наполненные ветром мантии хлопали за плечами.

— Давай… выше!

Для того чтобы подняться выше, оказывается, нужно было только захотеть.

— Еще выше!

У него кружилась голова от высоты. Страха не было — он откуда-то знал, что не упадет.