Лабиринт (джен)

Тело директора Хогвартса, самого могущественного волшебника магической Британии, падало с Астрономической Башни, а душа его летела рядом и ликовала: "Получилось, у меня получилось!" То, над чем работал Николя Фламель, то, что так плохо удалось Тому Риддлу, то самое "бессмертие" далось Альбусу Дамблдору. Он готовился к этому моменту, старательно упаковывал свои знания и информацию о своей жизни, планировал выход из тела, и Северус Снейп так удачно ему помог. Его способ отличается от предшественников, и у души есть лишь несколько часов, иначе все достижения напрасны, и он опять забудет весь свой опыт, который придется нарабатывать снова и снова в очередной жизни. И хотя проработанные уже ранее власть, интуиция, способность к анализу будут даваться легче, все же опыт и знания — это не то, с чем Альбус готов был расстаться. Сейчас его душе предстояло обрести новое тело, и Дамблдор просто отчаянно надеялся, что это будет не младенец где-нибудь в Африке и уж точно не маггл. Только не маггл!

* * *

Открыть глаза было трудно, руки и ноги, даже если и были в наличии, не ощущались. Стало страшно по-настоящему. Дамблдор помнил прожитую жизнь, но как бы сквозь пелену. Ушли все эмоции и переживания по поводу событий. С другой стороны, на душе был тяжелый камень, и эта тяжесть придавливала, не давая открыть глаза и пошевелиться. И вдруг Альбус услышал голос, который отчетливо и ясно спрашивал:

— Готов ли ты принять память о твоей нынешней жизни?

— Это она давит тяжестью на мою душу? Пожалуй, не готов. — Мысли роились, и Альбус не понимал, что именно он транслирует неведомому собеседнику.

— Что ж, твое право, однако хочу предупредить — если ты откажешься сейчас, то твое новое воплощение станет таким же, как и все предыдущие. Ты будешь помнить прошлую — уже призрачную — жизнь, но ничего не будешь знать о нынешней.

В этот момент Дамблдор запаниковал — не для того он прошел весь путь, чтобы снова оказаться в неведении. Информация — страшное оружие в умелых руках, и он осторожно спросил:

— Ты кто?

— Повелитель мира сего.

“Ну вот. Каков вопрос, таков ответ!” — усмехнулся Дамблдор.

— Я готов принять память моей нынешней жизни, только что мне делать потом?

— После того, как ты осмыслишь происходящее, мы поговорим. Обещаю сделать это не позже, чем через три дня.

Альбусу все же удалось открыть глаза и осмотреться.

И мир рухнул, точнее, рухнули его надежды на какое-либо свободное и приятное существование. Память возвращалась стремительным потоком. Вся прошлая жизнь сразу показалась незатейливым приключением, а стремление к бессмертию и памяти о прошлом — суетой и несусветной глупостью.

Итак, А́льбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор в этом мире был Обероном, первым королем Амбера, властителем и магом, которого собственные сыновья Озрик и Финндо пытались не просто свергнуть с трона, но и уничтожить. И именно поэтому он сейчас и находится здесь в одном из Отражений. Судя по обстановке, это была какая-то клиника — чистые белые стены, жесткая кровать с белыми хрустящими простынями, вокруг кровати стояли какие-то приборы, мигающие зелеными лучами. Никакой магии. И голос... Оберон был уверен, что именно этот голос звучал в его голове, а еще он был очень знаком, но вспомнить не получалось. Зато другие воспоминания нахлынули огромными волнами и затопили сердце ненавистью и отчаянием.

Оберон вспомнил, как хотел уйти из этого мира, чтобы начать с чистого листа в очередном. Раньше у него получалось уходить в Отражения за приключениями, но потом надоело и это. И тогда он хотел забыть все так же отчаянно, как Альбус Дамблдор хотел все запомнить. Ему было тошно, невыносимо тошно здесь, где царили зависть и злоба, где его дети дрались за возможность править Амбером. И хотя Отражений хватало на всех, это было мало кому интересно.

Глухая тревога поселилась в сердце Оберона, но прежде всего он предпочел убраться из клиники. Раньше перемещения не составляли труда, и он представил себе в деталях замок на берегу Реки и тенистый сад. В то же мгновение он оказался в парке своей резиденции в Авалоне, ближайшем к Амберу Отражении. Воздух был прохладным, ковер из кленовых листьев стелился под ногами, Оберон пытался рассмотреть свое новое тело. Тряхнул головой, щелкнул пальцами, похлопал себя по худым бедрам. А он, пожалуй, не так уж и стар — тело, подаренное ему, было молодым и хрупким. Не сказать, что это его волновало — он мог превращаться в любого человека и даже в некоторых сущностей. Легкий осенний ветерок нёс запах реки и тины, ласково пригревало солнышко. Оберон размышлял. Власть. Он не стремился к ней ни здесь, ни в магической Британии, его наделяли властью и другие. Зачем? Власть не помогла ему устранить проблемы здесь, и уж тем более бездарно он использовал власть в борьбе с Волдемортом. Магия? И здесь, и там он был могущественным волшебником, гораздо более могущественным, чем остальные, и это помогало, но только на время, и не спасло его ни в одном из миров. Любовь? Глянув в прозрачно-голубое осеннее небо, Оберон усмехнулся, разворошил осенний ковер под ногами и погладил рукой ветку можжевельника, вдыхая его аромат. Он не верил в любовь. В его долгой жизни у него было много жен — и еще больше было женщин. Он мог с уверенностью сказать, что есть радость, влечение, секс, привязанность, обмен магией тоже есть, но любовь?..

А вот Альбус в любовь верил, верил отчаянно, считая ее основой мироздания. У Альбуса не было женщин, Альбус очень ценил возможность быть рядом с человеком, дышать одним воздухом, идти к одной цели, прикрывать спину и защищать. А еще его очень пугало, что он сам не смог в итоге защитить ни Ариану, ни Геллерта, ни Джеймса, ни Лили, ни Гарри, ни кого бы то ни было ещё. Что с ним не так? Почему он не способен на ту самую любовь? Ему казалось, что он умел заботиться, он жертвовал собой, он открывал возможности для других и никогда не предавал. Кингсли, Скримджер, Снейп, Люпин и многие другие были обязаны именно ему свой жизнью, карьерой и возможностью проявить себя. Однако ни один из них не проявлял чувства благодарности — и никто его не любил.

И тоска по этой самой любви вдруг сжала его сердце тисками. Оберону показалось, что он проклят. Проклят терять то, что близко, что он ценит и во что верит. Может быть, это потому, что сам он почти не помнил своих родителей, его отец...

Сильный всплеск воды привлек внимание, и он обернулся.

— Дворкин?

Горбатый старик с диким взглядом, в одежде, похожей на балахон, стоял по колено в воде и кидал в нее камни. Камни производили очень громкие всплески, не соизмеримые с их размером. Старик посмотрел на Оберона и произнёс:

— Пусть буду Дворкин. Удивлен?

В другое время Оберон взбесился бы, однако сегодня ему хотелось узнать больше про Амбер и то, что там происходит, поэтому король Амбера лишь заметил:

— От тебя, похоже, не так-то легко избавиться.

— Как и от тебя, экс-правитель Амбера, — медленно и спокойно отвечал старик.— Чему научился ты в Отражении Земля? Насколько я понял, ты помнишь свою жизнь там?

— Я не буду отвечать тебе, Дворкин. То, что ты был учителем моих детей, не дает тебе право лезть в мою жизнь.

— Точно, не дает, — Дворкин достал из кармана уже пятый камень и сосредоточенно кинул в воду. — Иногда я думаю, что сильно ошибся, доверяя тебе. Закрой глаза, Оберон.

Он хотел было возмутиться, но глаза закрылись сами собой, и голос в голове зазвучал как набат:

— Ты самый могущественный из ныне живущих людей, Оберон, но ты слаб. Тебе доступно практически все, но ты бессилен. Ты рожден был создавать, но ты разрушаешь. Ты знаешь о себе мало, ибо леность ума не дает тебе критично мыслить. Ты лишился трона Амбера, он перешел к Рэндому — волей Единорога.

— Единорога?

— Не сомневаюсь, что ты мне не поверишь, я для тебя всего лишь безумный художник, мастер фехтования — и кто еще?

Оберон молчал.

— Я тот, кто создал тебя по своему образу и подобию. Единорог Айве вложила в твою душу магию и неограниченные возможности. Я твой создатель, Оберон, твой отец, если хочешь.

Сердце мага пропустило удар, пока мозг пытался осмыслить все происходящее, а голос Дворкина безжалостно продолжал.

— Кто я? Я маг родом из Дворов Хаоса, создавший Порядок. У каждого Порядка должна быть Система, и я создал Лабиринт. Я ничего не пытался скрыть от тебя, а ты не пытался узнать. Почему Лабиринт, дающий силу, возможности и способности к регенерации принцам Амбера, был поврежден таким странным средством, как пролитая кровь? Какие артефакты создал ты? Где Добро и где Зло? Амбер и Дворы Хаоса всего лишь две полярности — Хаос и Порядок. Я создал такую реальность, когда решил, что Дворы Хаоса остановились в своем развитии. И я был прав. Порядок продвинул нас далеко вперед. Причем Амбер всего лишь первое Отражение Порядка, Системы. Я не доверил тебе истину — а сам ты не нашел. Айве вложила в твою душу любовь, но она и думать не могла, что ты растратишь ее так бездарно. У тебя было все — защита, любовь, неограниченные возможности. И как ты этим распорядился? Бросил меня в тюрьму?

Оберон дернулся. Воспоминания были не из приятных, а отповедь — вполне заслуженная. Он медленно открыл глаза и внезапно перед его взором оказался высокого роста мужчина со смуглой кожею. Небольшая окладистая бородка скрывала суровые черты лица и плотно сжатые губы, а глаза пронизывали насквозь.

— Как ты жил, сынок, в Отражении Земля?

Пелена, которая прикрывала воспоминания Альбуса, быстро таяла, и та, прошлая жизнь внезапно стала пронзительно яркой, Оберон чувствовал, что отец просматривает сейчас все подробности такой ценной для него жизни, и был не в силах что-либо сказать.

— А знаешь, Оберон, еще не все потеряно. Я предлагаю тебе пройти мой Лабиринт. Ты все-таки мое творение, надеюсь, Порядок тебя не уничтожит. Видимо, любовь в тебе проявилась только там, вдали от Амбера. Я проведу тебя к Лабиринту при одном условии — сотвори нечто, что подтолкнет наши Дворы Хаоса и Амбер к развитию и миру. Ты сможешь, я знаю, — и Дворкин исчез.

Оберон возвращался в свой замок, вороша ногами ковер из разноцветных листьев. Его мысли были далеко от прекрасного парка с удивительными птицами, что синими крыльями разгоняли тоску и меняли цвет неба, превращая его то в мутно-серое, то в желтоватое, то в багряное. Замок встретил бывшего короля Амбера — как и всегда — уютом, приветственными речами и докладами — дворецкого и управляющего. Оберон присел за столик с живыми шахматными фигурами и принялся за решение своей, казалось, неразрешимой задачи.

Утро застало его все в том же месте, однако теперь Оберон-Альбус был полон решимости. Черное-белое. Добро-Зло. Порядок-Хаос. Неустойчивая система. Но если Дворкин — странно было называть его отцом — сумел создать иную, полярную Дворам Хаоса, реальность, то почему бы ему, Магу и Королю, не создать третью? Тройка — система устойчивая. Вот только что может уравновесить Хаос и Порядок?

Смуглый красивый мужчина появился сразу после традиционного английского завтрака.

— Ты готов, сынок?

— Да, ко всему.

Оберон крепко ухватился за протянутую Дворкиным руку, и в тот же момент королевская гостиная пропала, уступив место нескончаемой череде времён и мест. Яркие пейзажи сменялись унылыми, а дни ночами, всё дальше увлекая их от точки отправления. Потом всё кончилось, Оберон отпустил Дворкина и огляделся.

Место, куда они прибыли, было странным — вокруг, куда ни взгляни, бескрайнее море, под сапогами твердая поверхность, покрытая россыпью мелких ракушек, и в двух футах от ног начинался Лабиринт Порядка. Линии переливались всеми цветами радуги в лучах восходящего солнца. Оберон не смог бы сказать, из какой субстанции был создан Порядок, но она казалась зыбкой, как туман. Он переглянулся с Дворкиным.

— Пора?

— Пора. Удачи тебе, сын.

Оберон сделал шаг к Лабиринту. Он помнил, что это испытание не из простых, но помнил также, что сам многократно проходил Лабиринт там, в Амбере, и все его пятнадцать детей тоже проходили, и даже некоторые родственнички.

— Оберон.

— Да, отец? — немного насторожился он.

— Из центра ты сможешь переместиться куда захочешь, правила я не менял.

"Ну вот и отлично," — подумал Оберон и сделал шаг , ступая в зыбкую дымку. Цветной туман окутал его, подсовывая сознанию нужные картинки. Как наяву, перед глазами встало самое сильное воспоминание. Озрик и Финндо сражались против него, не оставляя выбора своему отцу. А впрочем, выбор все же был, сейчас это понимание пронзило своей простотой, но тогда он был способен лишь уничтожить, лишить своих сыновей магии, и в тот момент это было самым горячим желанием Оберона, которое исполнялось — вопреки всем законам.... А еще он увидел Землю, Отражение Амбера. Тогда действия Оберона повлекли за собой целых двести лет гонений на магию и охоту на ведьм.

Шаг. Видения исчезли. Другая битва, Хогвартс в осаде Пожирателей Смерти, уставшие и измученные лица Макгонагал, Флитвика и Помоны, искаженные злобой. Мертвые тела здесь и там лежат прямо на каменном полу замка… Повсюду — сковывающий душу страх.

Шаг. Люциус Малфой и Северус Снейп вместе с Риддлом, обсуждающие права чистокровных и борющиеся за сохранность магических обрядов и разных видов магии. Руфус Скримджер, проводящий облавы на чистокровных и уничтожающий книги и артефакты, не входящие в школьную программу Хогвартса. Добро и Зло, две стороны одной медали.

Что защищал он, Альбус?

Шаг. Новое видение. Предсмертные пожелания принцев Амбера всегда сбывались. Всегда. Луч Авады, пронзающий тьму, и погибающая Лили, которая отчаянно желает счастливой жизни сыну, еще младенцу. Змея Нагайна, вгоняющая клыки в плоть, и крик жертвы — Снейпа, последним желанием которого было помочь выжить и преуспеть юному Гарри.

Это любовь? Та самая?

Шаг. Корвин, отказывющийся от трона Амбера. Корвин, глядящий на Оберона глазами Северуса Снейпа.

Время нелинейно, пространство многомерно и изменчиво.

Шаг. Дара, дающая во Дворах Хаоса клятву Борелю в том, что Амбер будет ее.

Оберон делал всё, чтобы не поддаваться образам. Его задача творить. И он продолжал творить... создавать любовь, и сначала — чувство сопричастности и принятия.

Шаг. Острая боль, пронзающая тело, входящая в области сердца и растекающаяся по венам. Гарри Поттер с покорной жертвенностью вопрошающий: "Профессор Дамблдор, я умер?"

“Нет, Гарри, нет, ты маг, ты создан по образу и подобию, ты волен выбирать! Маг создает любовь... дает свободу и выбор!”

Шаг. Сияющие глаза Фионы и тонкие детские ручки, тянущиеся к нему: "Папочка"...

Принять. Просто принять, что есть и такое… Боль ушла, и пустоту заполнила собою тоска. “Оберон, как справишься ты с этим?” До центра Лабиринта осталась пара шагов.

Шаг. Змей Лоргуса и Единорог Амбера.

Оберон впервые увидел их вместе. Нет, не так — он впервые увидел их вообще, это не призраки, они из плоти, окутанной сиянием.

— Мы не враги, — донеслось до него. — Это люди придумали себе врагов, упиваясь своей уникальностью и создавая группы себе подобных из страха быть уничтоженными! Чтобы создавать, нужна Любовь, а не Грех и Темная магия.

Всё правильно, так и должно быть — противоположности не враждуют, они друг в друге нуждаются. Но уравновесить друг друга не в силах — нужно что-то третье? Оберон вопросительно на них посмотрел. Змей и Единорог синхронно кивнули. Оберон призвал Надежду в огромных количествах и создал образ. Тело большое и неуклюжее, но крылья еще больше, Существо еще не уверено в себе, поэтому плюется огнем. Да это Дракон!

Шаг. Дракон, подходящий ближе.

— У тебя получится, Оберон. Уже получилось. Осталось выбрать место, время и узор, твой Лабиринт и вечный город Любви. А может, остров? Он будет давать свои Отражения. Чего хочешь ты?

Оберон увидел своего внука, Мерлина. Мерлина, который будет им гордиться, и которому нужна поддержка.

— Дракон, ты способен поддержать?

— Это вопрос к тебе, — улыбка Дракона выглядит страшно, словно он готов проглотить.

Шаг. Отражение Земля. Окрестности школы Хогвартс, лес. По летоисчислению Земли 2 мая 1998 года, шесть часов утра по Гринвичу.

Дракон подставил Альбусу-Оберону спину, и оба исчезли из центра Лабиринта Порядка.

Дворкин, увидев это, усмехнулся.

— Третья сила — Любовь. Не Хаос и не Порядок. Что же, может, у него и получится.

А небо над головой переливалось всеми цветами радуги.