Время жить (гет)

Кофе отдавал горечью. Драко мрачно взглянул на сахарницу, полную коричневых кубиков. Зачем подслащивать? Хочешь сладкого — бери горячий шоколад.

Он медленно, не морщась, выпил едва теплый кофе и резко поднялся с жесткого стула.

Бросив на стойку десять сиклей, он вышел в промозглый вечер. Дождь хотел начаться — но не мог и только стыдливо прыскал скудными каплями. От Темзы поднимался туман, и, когда Драко коснулся холодного гранита набережной, здания на противоположном берегу уже скрылись за молочной завесой.

Астория пришла не сразу. Когда он уже хотел повернуться к Вестминстеру спиной и уйти, ее маленькая бледная рука коснулась его запястья. Драко вздрогнул. Он ничего не ждал от этой встречи. У него не было права ждать.

Он только хотел услышать ответ на вопрос. Ответ мог раскрасить мир, а мог обесцветить. Сейчас все вокруг казалось приглушенным, тусклым, словно он попал в колдографию в тонах сепии.

— Ты пришла, — глухо сказал он и взглянул на нее. Он жаждал спросить — но не хотел выспрашивать.

Астория не ответила. Она смотрела на него пристально, сжав губы, словно не позволяя им выпускать разрушительные слова во влажный осенний воздух. Ее русые волосы мягкими волнами лежали на синей шерсти пальто. Красный ремешок сумочки, словно наградная лента, перечеркивал синий, перечеркивал ряд матовых пуговиц и исчезал за спиной.

— Холодно, — произнесла Астория наконец. И ее глаза ожили, заблестели, и бледные губы, приоткрывшись, так и остались несомкнутыми.

— Пойдем куда-нибудь? — предложил он ненавязчиво, приподнимая воротник пальто и следя за выражением ее лица. Оно менялось каждое мгновение — и в серых глазах то металось отчаяние, то загоралась решимость.

— Мне здесь нравится, — ответила она просто и оперлась о замерзший гранит, разглядывая темную воду.

Драко смотрел на ее четко очерченный профиль. Она придерживала шляпку рукой, спасая ее от поднявшегося ветра, и ее волосы, спутавшись, развевались над худой спиной.

Драко выдохнул и прикрыл глаза. Здесь, под серым небом, у холодной реки, возле Астории, ему стало спокойно. Рядом с Асторией он оказывался дома, он становился собой — и не нужно было притворяться. Не нужно было изображать бесконечное раскаяние, которое от него так ждали везде — в Министерстве, в «Дырявом котле», при мимолетных встречах в Косом переулке. Нельзя бесконечно раскаиваться. Нельзя всю жизнь платить за свои грехи. Да и, кажется, он уже достаточно расплатился за них, когда отца наказывали за любую неудачу, которую Драко терпел в Хогвартсе. Тогда ему казалось, что выбора нет. Тогда он отчаянно цеплялся за жизнь и пытался понять, как выбраться из той пропасти, в которую упал только потому, что был сыном своего отца.

— Тебе нехорошо? — Астория снова коснулась его запястья.

Она словно обожгла — и Драко сглотнул: ему хотелось сжать ее руку, привлечь ее к себе, сказать… Он сдержался. Он встретил Асторию дома у Паркинсон, на очередной вечеринке, которую слизеринцы зачем-то организовывали каждый месяц. Драко вечеринки ненавидел, считая их тоскливыми, и пришел лишь потому, что Паркинсон пообещала познакомить его с кем-то важным. Как и отец, Драко полагал, что связи лишними не бывают. Особенно в мире, на верхушке которого сидят Грейнджер и Поттер, свесив ноги на плечи подчиненных.

— Хорошо, — ответил он тихо.

Паркинсон не соврала — связи действительно появились, и Драко раздумывал, как их использовать, чтобы перестать торчать в Министерстве по выходным.

В тот сентябрьский вечер он впервые увидел Асторию. Она сидела рядом с сестрой и звонко смеялась, прикрывая губы ладонью — и этот смех вырвал его из полусна, в котором он жил последние три года. Он бесстыдно рассматривал ее весь оставшийся вечер — и когда, обернувшись к нему, она вопросительно приподняла плечо, он увидел в ее глазах прямодушие и чуткость. Она была хрупкой, цельной — и лишней. Как он сам.

Астории не было в его прошлом. Она была чем-то новым — и чистым. Она была надеждой, что в дивном новом мире найдется место и для его души, о которой когда-то говорил Северус. И в существовании которой Драко искренне сомневался.

— Красиво, правда? — Астория повернулась к Темзе спиной и подняла глаза на разноцветные деревья, начавшие терять листву.

Драко не ответил. С каждой новой встречей в серых глазах Астории все чаще мелькали теплые огоньки. Она то вспыхивала, то резко бледнела. Они мало говорили. Драко хотелось сказать ей слишком много, и он заставлял себя молчать, боясь сказать что-то, что порвало бы ту нить, что протянулась между ними.

Он ни на что не надеялся.

Он просто спросил ее. И теперь ждал ответ.

— Ты опоздала, — заметил он нечаянно. Слова вырвались сами — как птицы из клетки.

Астория повернулась к нему и зачем-то сняла шляпку, хотя ветер яростно раскачивал тяжелые кленовые ветки, роняя на траву ржавые листья.

— Я не знала, идти или нет, — произнесла она отчетливо и взглянула в его глаза. — Я иногда боюсь тебя, Драко. Ты замкнут и как будто сломан. У тебя такие глаза, словно ты хочешь сказать мне что-то, словно хочешь закричать, но молчишь.

— Я много ошибался и много говорил, — ответил он, понимая, что еще чуть-чуть — и слова хлынут одним бушующим потоком. — Почему ты пришла?

Астория резко сжала губы — и тут же разжала, и они стали красными, дерзкими и смелыми.

— Ты потерялся — и хочешь, чтобы я тебя вернула. Разве не так?

Он не ответил — и тогда она улыбнулась. Впервые. Ветер трепал ее волосы и вырывал шляпку из рук, но она продолжала улыбаться — и улыбка стала ответом.

Ее губы оказались податливыми и теплыми. Драко крепко прижал ее к себе и закрыл глаза.

До этой улыбки он существовал. Теперь он — жил.