Сказка о яблоках, птицах, кольце, смелости и смерти (джен)

... Такие анклавы, получившие в разных странах различные названия (например: «Странные места», «Запретные места», «Запределье», «Волшебные земли» и т.д.), имеют ряд отличительных черт. В первую очередь, это наличие магии, во вторую — невозможность использования на территории анклавов любой техники, выпущенной после 1861 года. Установлено, что большинство так называемых «волшебных» артефактов, вынесенных из данных анклавов, теряют свои свойства, но тем не менее перемещение таких артефактов незаконно и влечет за собой серьезные последствия для нарушителей…

… Причины, по которым во второй половине XIX века в некоторых местах планеты прогресс фактически остановился и при этом у некоторых людей развились магические способности, достоверно установить пока не удалось.

Из учебника «Мировая история», 9 класс под редакцией М.Т. Иванова

Жили-были, не тужили, пока...

— Маме не скажем, — сказал отец спокойно, но Лина видела, как подрагивают его руки, пока он зажигает спичку и прикуривает папиросу.

— Не скажем, — кивнула она. — Но только как скроем? — это говорить она не стала.

От солнца плавились мостовые, июль стоял в зените. Почти невидимый, сиреневым облаком парил в воздухе замок. Другая сторона, другая реальность. Интересно, там люди тоже умирают от рака? Или там есть всякие волшебные штуки, которые могу спасти от этого? Или они совсем не подвержены болезням? Лина почти ничего не знала про жизнь там, только то, что было в учебниках — сначала везде жили примерно одинаково: верили в волшебство и боялись ведьм, мечтали о лучшем. Потом же где-то жизнь стала стремительно меняться: появились диковинные штучки, сделанные руками человека, а волшебство выветрилось, рассеялось, пропало. В других местах, как люди ни пытались, все шло по-старому: новое оружие не стреляло, самодвижущиеся экипажи выходил из строя, а самолеты падали, будто подстреленные птицы, но зато все так же ведьмы варили свои зелья, и колдуны занимали высокие должности при дворах королей. В остальном жизнь и там, и там шла своим чередом, все привыкли, что по одну сторону невидимой границы остались чудеса, пропахшие нафталином, а по другую появились чудеса новые, только с конвейера. И никто, кроме ученых да любителей экзотики, не рвался поменять одну сторону на другую.

Лина тоже была вполне довольна своей жизнью до сегодняшнего дня, пока молодой суетливый врач не объявил отцу приговор: та самая четвертая степень, неоперабельная опухоль. «Мы ничего не можем сделать, только облегчить.»

Они не заплакали, не стали даже вопросов задавать, взяли друг друга за руки и вышли из кабинета...

И вот теперь Лине хотелось закрыть лицо руками и заплакать горько, громко, навзрыд, но вместо этого она оглянулась и улыбнулась папе.

— Что, давно ждете? — рядом грузно опустилась пожилая женщина с объемной сумкой. — Ух ты, жара-то какая.

— Недавно, — говорить Лине не хотелось, тем более, таких вот старух, готовых влезть в твою жизнь без спросу, она терпеть не могла.

— Что, из ракового? — женщина придвинулась чуть ближе. Лина невольно обернулась на отца, он через силу улыбнулся ей, но не подошел, хотел побыть один.

— Вижу, что из ракового, — продолжала тетка. — Отец, да? Ох, понимаю, милая. Страшно это. Я ж сама год назад вот так сидела и думала, что все. — Она покачала головой, вздохнула. — Да. Уже и не наделась, шутка ли, четвертая степень, врачи сказали — иди, бабка, домой помирать. Не прямо, но я поняла. — Она опять замолчала.

— И… И что? — спросила Лина.

— А то. Сын помог. И ты: захочешь — отцу поможешь.

— Как?

— Смотри, — женщина приблизилась к Лине, заговорила быстро, обдавая запахом пастилок из мелиссы, — там, в Королевстве, сад есть, в саду — яблоки золотые, надо поехать, найти, сорвать три штуки, привезти и отца накормить. Только поехать ты должна, только ребенок для матери-отца такое сделать может, иначе — тьфу, просто яблоки, как с рынка будут. Добрый человек сыну моему рассказал, вот я тебе передаю, авось мне доброе дело зачтется, — женщина рассмеялась, и уже не казалась Лине ни старой, ни противной.

— Но где? Как искать? — удерживая незнакомку за рукав, спросила Лина.

— Ой, не знаю, милая, не знаю, но захочешь — найдешь. Сын-то мой быстро обратился, за два дня. Ну, пора мне, не хворай, — и женщина поспешила к подошедшему автобусу.

Пойди туда, не знаю куда...

Когда замок из сиреневого облака на западе превратился в серое, величавое сооружение, и стали отчетливо видны зубцы на его стенах, Лина подумала: «Что же я делаю?»

Еще час назад, садясь в рейсовый автобус, везущий на границу туристов, зевак и всех тех, кому вдруг понадобилось в Королевство, она была уверена, что все делает правильно. Она все взвесила — ей уже девятнадцать, а значит, разрешение на выезд не требуется, старуха сказала, что путешествие сына было простым и легким, значит, за пару-тройку дней она должна обернуться... Родители отпустили ее к мифической подруге легко, даже с облегчением. Им всем хотелось побыть в одиночестве, отцу, старающемуся жить так, словно никакой болезни нет, матери, догадывающейся о происходящем, но делающей вид, что все в порядке, и Лине, у которой тело чесалось от необходимости помочь, сделать хоть что-то.

«Даже если затея провалится — что с того? Я просто вернусь домой», — думала она, изучая расписание.

Автобусы к границе ходили раз в три часа, желающих было немного: несколько туристов, несколько горожан, несколько королевских подданных, выделяющихся одеждой и немного скованными движениями. Лина выбрала место в конце салона, села у окна. Страха не было, но тревога — была. Все-таки, что бы ни говорили рекламные проспекты о безопасности именно этого Королевства, ей было неспокойно. И вот, вдруг, ей стало страшно, но возвращаться домой без яблок — пусть никто не знает зачем и куда она поехала — Лина не хотела.

Контроль на границе прошел быстро и буднично, за шлагбаумом, делящим реальность, была поляна, чуть покосившийся деревянный навес, за ним — домик с вывеской «Столовая. Гостиница». У навеса стояли экипажи. К одному из них, запряженной восьмеркой гнедых коней, подошли две дамы, одетые в тугие брючные костюмы, в темных очках, закрывающих половину лица. Лина невольно залюбовалась ими — такими рисовали главных героинь в японских мультиках. К путешественницам подошел мужчина в изрядно поношенном плаще и с наглой улыбкой, что-то сказал, выслушал ответ и отошел, улыбаясь еще шире. Дамы сели в экипаж, который сорвался с места так стремительно, будто не кони его несли, а в карете прятался мощный автомобильный двигатель.

— Вы едете? — мальчик, который продавал билеты, тронул Лину за рукав. — Скоро отправление.

— Да-да, — Лина направилась к карете.

Ехать даже в старом чадящем автобусе, оказывается, куда как приятнее, чем в новеньком экипаже. Лину мутило, и ей хотелось попросить остановить, чтобы выбраться из духоты на воздух. Тот самый мужчина, говоривший с незнакомками, сидел напротив нее и так понимающе улыбался, что мутило еще больше.

— Хорошо, что хоть у окна, — Лина отдернула занавеску и подставила лицо ветру.

Экипаж катил по грунтовой дороге, поднимая за собой пыль, через лес: сначала через бор, выстеленный белым мхом, потом через дубраву, где деревья стояли так плотно, что казалось, экипаж мчится через тоннель.

— Не может быть... — по представлениям Лины они продвигались на запад, а не на север, даже скорее на юго-запад: она не поленилась дома отыскать карту и исследовать ее. Но за окном, против всех законов природы, начиналась осень. Вместо июньской нежной листвы на деревьях горели красные, багряные, оранжевые, охристые листья, почти не слышен был свист и щебет, ветер не ласкал кожу, а больно царапал ее ледяной крупой.

«Отлично. Просто отлично, тут скоро зима, — Лина откинулась на скамью и закрыла глаза. — А я, дура, взяла ветровку и запасные джинсы. Ах, да, свитер. Тонкий свитер. И еще кепку, прятаться от солнца».

Денег тоже было мало, хотя к подкладке хитро была приколота единственная драгоценная Линина вещь — бабушкина брошь, которую никто никогда не носил и которая давным-давно лежала на черный день. Но не будешь же продавать брошь из-за холода.

«Продержусь», — решила Лина и снова высунулась из окна.

Несмотря на то, что погода ее совсем не радовала, она не могла не признать, что лес был красив и величественен. Ни линий электропередач, ни дорожных знаков, ни уродующих любую дорогу рекламных щитов. Ничего, никакого присутствия человека. Лес словно говорил: «Ты только гость тут, помни это и будь осторожен».

Вдруг по оврагу, петляющему рядом с дорогой, промелькнула тень. Лина вздрогнула: ей показалось, что внизу сидит огромный зверь. Лина внимательно пригляделась, стараясь убедить себя, что это всего-навсего огромный булыжник. Зверь поднял морду кверху. Это был дракон! Самый настоящий дракон, как бы не хотелось в это верить. Секунда, и он заскользил, легко и красиво, как конькобежец. Чешуя, толстое брюхо, короткие когтистые лапы, мощная шея, клыкастая морда с изумрудными глазами, шипы вдоль пасти, раздвоенный язык, мелькнувший на секунду. Лина не могла оторвать взгляд, не могла закричать, она вся, до краев наполнилась таким ужасом, о котором раньше и не слышала. Дракон остановился... Она с такой легкостью представила, как дракон выскальзывает (и как это он, такой неуклюжий, умудрялся так плавно двигаться?) на дорогу и... Ей показалось, что дракон усмехнулся. Он опустил морду и со скоростью, вдвое большей скорости их экипажа, вновь заскользил куда-то в сторону, в лес. Только золотистая чешуя блеснула пару раз между деревьями.

— Не бойтесь, — попутчик, тот самый, наклонился к Лине. — Они не опасны. Такие боятся людей больше, чем мы их. Они как медведи. Первые не нападают.

— Спасибо, вы меня успокоили, — Лина постаралась улыбнуться, но вышло не очень убедительно.

На постоялом дворе, пока распрягали лошадей и меняли их на других, точь-в-точь похожих на прежних, Лина, грызя взятое из дома яблоко, думала о том, что делать теперь. Куда она едет? План, такой простой и ясный — доехать до крупного по здешним меркам города, а там расспросить кого-нибудь, теперь казался глупостью. С чего она взяла, что в этом городе, носившим вычурное название Луриус, кто-то знал о волшебных яблоках? И если даже знал, с чего она решила, что кто-то поможет ей их найти? А что, если надо было ехать в другую сторону, ведь можно было бы поехать в Айшен на востоке, может, яблоки там? Она не хотела даже думать, что бабка ее обманула, выдумала все, просто так, для смеха. А может — выдумал ее сын, привез яблоки с рынка, соврал, что волшебные, а бабка поверила. И может, ей самой надо было так сделать? Говорят, вера чудеса творит.

Ладно, — успокоила себя Лина, — притащить яблоки с рынка я успею, надо хоть попытаться отыскать тот сад...

На улицу вышел попутчик, сладко потянулся, отвесил ей поклон, и Лина вдруг решилась.

Он похож на тех, кто все знает, и физиономия у него потомственного авантюриста

— Извините, я бы хотела узнать, — она всегда стеснялась заговаривать первой и немного робела. — Понимаете, я тут впервые.

— Это заметно, — по его тону не было ясно, то ли он посмеивается над ней, то ли говорит вполне серьезно.

— Да. Так вот, понимаете, у меня папа заболел. Очень сильно. Рак, вы знаете…

— Хоть в наших краях эта болезнь и редкость, но я знаю, что это такое. Я сочувствую вам.

— Мне сказали, что есть сад. Сад с волшебными яблоками. Если их привезти и... Я думала доехать до Луриуса, а там узнать, а сейчас подумала, что это глупо. Вообще вся затея — глупость, но… папу уже не спасти. У нас не могут, вот я и подумала...

— Вы все сделали правильно. Тут только так и надо. Наши миры не только наличием телевидения отличаются, — он присел на бревно, стесанное сверху и превращенное в широкую скамью. — Я знаю сад, я знаю, как достать яблоки. Я могу отвести вас туда.

— Честно? Вы поможете?

— Помогу? — он пожал плечами. — Я зарабатываю тем, что вожу по нашим не всегда безопасным краям искателей... э-э-э... приключений. Или яблок. Сейчас у меня есть день-другой, но... — и он выжидательное посмотрел на нее.

— У меня нет денег, — Лина схватила его за рукав, хотя он и не пытался уйти. — У меня есть кое-что другое. Это… это дорогая вещь, и я отдам вам ее, когда мы добудем яблоки, — сказала она серьезно.

— А если вы ее отдадите мне сейчас, то я сбегу, оставив вас и без вещи, и без яблок? Так? А если покажете, то ночью дам вам дубиной по голове? — он усмехнулся, глядя, как она краснеет — Ох, нет, голубушка, так я не играю. Если вы не доверяете мне, то ничего не выйдет. Просто ничего не выйдет.

— Но вы может поверить мне, что заплачу вам? — сказала она. — Да, я боюсь, и показывать боюсь. Хотя вам... я почему-то доверяю, честно.

Он посмотрел на нее, и она отчего-то пожалела, что не похожа на тех дам, с которыми ее собеседник говорил на таможне.

— Хорошо, по рукам. Я помогу вам найти яблоки, а вы честно заплатите мне. Идет?

— Идет, — она протянула ему ладонь.

К лесу передом...

Когда начало смеркаться, Лине захотелось вернуть свои слова о доверии обратно. Она мечтала снова оказаться на постоялом дворе и не заводить с попутчиком разговор. А еще лучше — оказаться дома и проснуться.

— Скоро придем, до темноты успеем, — обернулся к ней провожатый. — Что, страшно? Не бойтесь, все будет хорошо.

— Угу, — кивнула Лина.

Не надо бояться. Не надо. Если бы он хотел сделать что-то плохое, уже сделал бы это, сто раз была возможность: они часа три шли по лесу, по каким-то тропинкам и — ради смеха — реши он уйти, Лина бы пропала, ни за что бы сама не выбралась.

Захотелось одновременно вцепится в его рукав и сбежать от него подальше, но мысль о том, что где-то тут водятся драконы и не только драконы, а, например, змеи останавливала.

— Погодите, я за вами не успеваю. — Лина прибавила шагу.

В общем, жаловаться не приходилось, их «поход» проходил вполне приятно: лес был красивый, быстрая ходьба спасала от холода, руки, правда, замерзли, но провожатый дал ей нитяные перчатки, пришедшиеся Лине впору.

Он шел впереди, Лина старалась не отставать. Разговор не клеился, на вопрос об имени он буркнул что-то неразборчивое, а Лина постеснялась переспрашивать. На вопросы о том, куда они идут, он коротко ответил: «К саду. Путь неблизкий. Или вы мне не доверяете?» и пошел дальше, насвистывая незнакомую Лине мелодию.

Страх накатил с новой силой.

«Как же домой хочется!» — тоскливо подумала Лина и тут увидела впереди огонек, едва различимый, мерцающий. Стало еще страшнее, хотя вроде — куда уж больше!

— Почти пришли, — он прибавил шагу.

— Куда пришли? Сад тут? — рискуя переломать ноги, Лина догнала его и пошла рядом.

— Сейчас увидишь.

Они вышли на поляну. Здесь было светлее, чем в лесу, солнце еще цеплялось за верхушки деревьев, освещало дом, подобного которому Лине видеть не приходилось. Сам дом был небольшой, с двумя окошками и низкой крышей из тростника. Двери видно не было. Домишко стоял на трех сваленных к центру деревьях: корни выпирали из земли, напоминая огромные лапы птицы.

— Подожди, — проводник юркнул куда-то в сторону, перебрался через один корень, поднырнул под другой и исчез.

Лина стояла, не шевелясь, отчего-то опасаясь даже головой вертеть. Он вернулся быстро, подал руку и повел, предупреждая — куда можно наступать, а куда нет. Когда они оказались под домиком, Лина увидела, что к нему идет старая, но вполне ладно сработанная лестница с перилами.

— Вперед, — спутник легонько подтолкнул Лину.

— Добрый вечер, — наверху в доме, около лестницы, со свечой в руке стояла хозяйка: высокая, красивая, статная женщина. И хотя в густых темных волосах было полно седины, а лицо изрезали морщины, все это шло ей, как и крючковатый (как говорила Линина мама — породистый) нос.

— Добрый... вечер, — немного смутилась Лина.

— Ну, здравствуй, — глаза хозяйки потеплели, когда к ней подошел проводник. — Где тебя черти носят, Эван?

«Эван, надо запомнить. Эван».

— Да где только не носят, Агата, — засмеялся Эван.

И впервые за долгое время Лине стало вдруг легко на душе, словно знание его имени уже было волшебством, сулившим избавление от всех невзгод.

После ужина, простого, но сытного, Агата раскурила трубку, пустила дым в потолок и предложила трубку Лине. Та помотала головой, но объяснять ничего не стала — ее разморило, и сил говорить что-либо решительно не было. Она закрыла глаза, пристраивая голову в сгибе локтя. Было тихо, только свечи едва потрескивали, да кот урчал рядом.

На следующее утро, прощаясь с Линой, Агата прошептала ей на ухо: ты с Эваном ничего не бойся, лучшего защитника не найти. Только не сомневайся в нем, слушай, что он говорит, и делай.

Скатертью дорога

— Где мы? — спросила Лина почти что сразу — они и ста шагов от дома Агаты не сделали.

— Заметила?

Лина с укором посмотрела на Эвана.

— Неужели я произвожу настолько плохое впечатление? Как... как же можно не заметить? Тут же... весна!

Тропинка, по которой они шли теперь, была достаточно широкой, чтобы идти рядом. Было еще прохладно, но эта прохлада обещала теплый, погожий день. Птицы пели так, словно устали молчать и теперь спешили спеть все свои песни. Клейкие почки разворачивались, выпуская яркие, сочные листья. От ветра осыпала тонкие лепестки вишня.

— Агата сторожит двери, — стал рассказывать Эван. — У нас тут реальностей, что блинов у хорошей хозяйки — целая стопка, и все, как на подбор, тонкие и вкусные. Один другого слаще...

— То есть — входишь из одного мира, а выходишь в другой?

— Ага. Королевство — верхний блин. Пресноватый такой. Нет, там тоже всякое случается, но здесь — здесь куда как интереснее!

— И тут весна! — вот теперь Лина поверила, всем сердцем, что все у нее получится и отца она спасет. — Расскажи мне о себе, хоть немного. Ты... даже не знаю, как спросить. И какой блин — твой? Откуда ты?

— А, — Эван взъерошил волосы, — я дома везде и нигде. Я родился на границе, считай. Родителей не помню. Как выжил — сам удивляюсь, но вот выжил. И живу неплохо, хотя по вашим меркам — неуч. А с другой стороны — у меня такие учителя были, большинству и не снилось, чему меня учили...

— Тебе нравится то, чем ты занимаешься? — спросила Лина, — то есть нравится помогать, водить, проводить... — под его взглядом она совсем стушевалась. — Я лезу не в свое дело?

— А что мы все обо мне? Ты о себе расскажи, — улыбнулся Эван. — Хотя и так понятно, что ты оттуда, из — как вы говорите? — Цивилизации. И даже если бы мы встретились иначе — я бы это все равно понял, — добавил он, видя, что Лина хочет поспорить. — На тебе большими буквами написано, что ты хорошая девочка из хорошей семьи и что с волшебными вещами дела никогда не имела. Но ведь начать никогда не поздно? — и он опять стал насвистывать, показывая, что разговор окончен.

— Хорошая девочка, как же, — проворчала Лина и показала спине Эвана язык. — Гуляет по лесу в сопровождении подозрительного типа, по блинам-реальностям расхаживает. Ну да, все хорошие девочки именно так и проводят лето...

Во саду ли...

Они шли долго — Лина стала волноваться, что впереди еще не один день пути. Миновали несколько деревушек. Город, по словам Эвана, обошли стороной. Солнце стало клониться к западу, когда они вышли к ручью, очень живописно бежавшему с небольшой горки.

— Все, привал. В сад пойдешь, когда стемнеет.

— Когда стемнеет? Сад? — озираясь, переспросила Лина.

— Когда стемнеет, садись уж, — Эван снял с себя плащ и расстелил на траве. — Или ты предпочитаешь лезть в чужие владения посреди бела дня?

— Чужие?

— Ох ты боже мой, святая простота, — рассмеялся Эван. — Конечно чужие, у волшебных штук всегда есть хозяин, или, на худой конец, сторож. Ты вообще сказки в детстве читала?

— Читала. Но это же сказки, а тут...

— А тут суровая реальность. Но факт остается фактом: хозяин есть, и в восторге от вторжения не будет. Поэтому ты тихонько войдешь в сад там, где я покажу и...

— Но где сад-то? — снова перебила Эвана Лина.

— Под твоим носом, за ручьем, — кивнул Эван.

— Но я думала... все будет иначе.

Лина думала, что они придут в город или в какое-то имение и попросят яблоки, или сорвут их в ничейном саду.

— Но все именно так: вот там — сад, в саду яблоки. Пойдешь по тропинке: я покажу. Как увидишь яблоки (у них словно тусклая лампочка внутри светится) — значит, твои. Не зарывайся, возьми три штуки и бегом по тропинке обратно. Никакой самодеятельности, понятно? Я помочь, даже если захочу, не смогу.

Лина кивнула:

— А если попросить?

— Не советую. Есть хочешь? — Эван достал из заплечной сумки бутерброды, завернутые в бумагу, бутылку сока из ягод. — Как же я люблю Агату, — один бутерброд он взял себе, другой отдал Лине.

«Катись яблочко, да...»

— Может, сейчас? — за последний час она спрашивала Эвана уже раз десятый.

— Я скажу, — отвечал он спокойно.

Они сидели, прислонясь спиной к стволу дерева. Эван дремал, Лина представляла, как вернется домой.

«Ничего, — уговаривала она себя, — скоро уже все будет позади. Почти. Еще будет дорога домой, но... главное яблоки будут у меня».

— Ты все помнишь? — спросил Эван.

— Да. Иду по тропинке, с нее не схожу. Срываю три яблока и бегом обратно. Все просто.

— Вот именно. И постарайся не усложнять, — он встал, протянул руку и помог подняться. — Вперед!

Они подошли к ручью и Эван показал тропинку.

— Она мерцает? — удивилась Лина. — Или мне хочется, чтобы она мерцала?

— Иногда это одно и тоже. Иди же, я тебе там не помощник.

Она кивнула, перепрыгнула через ручей, чуть не свалилась, обозвала себя мысленно «неуклюжей курицей», оглянулась и, смущенно улыбаясь, помахала Эвану рукой.

Она боялась, что тропинка может потеряться или разветвиться, и будет она стоять на развилке, как витязь на распутье. Но тропинка вела уверенно, мягко мерцая в сгущающихся сумерках. Лина внимательно смотрела по сторонам, опасаясь пропустить заветную яблоню. Теперь она понимала, что вокруг действительно сад, а точнее — как это называется? — английский парк? Беспорядок, в котором росли деревья был нарочито художественный, на дорожках ни листика, ни сломанной ветки.

Яблони Лина увидела, когда уже была готова повернуть назад: ей показалось, что она все-таки умудрилась заблудиться. Три яблони стояли чуть сбоку от тропинки, склоняясь кронами друг к другу, но только на одной яблоки тускло светились, словно в них поселились светлячки.

Воровато оглянувшись, Лина на цыпочках то бегом, то крадучись добралась до ближайшей яблони. Золотые яблоки росли высоко, а листья, казавшиеся в сумерках серебряными, шептали: «Не трогай нас, не трогай!»

— Мне очень надо, очень, — прошептала Лина. Она попыталась сорвать яблоко, но оно не поддавалось, словно дерево не хотело отдавать его. Листья шумели, и в их шелесте сперва еле заметно, а потом все сильнее и явственнее зазвучала мелодия, настолько грустная, что у Лины выступили на глазах слезы. Ей чудился голос, самый прекрасный, какой можно только вообразить, он пел на незнакомом языке, но было понятно, что его песня о разлуке и о встрече, которая грезится, но никогда не становится явью...

А потом оказалось, что Лина стоит в комнате, освещенной тысячью свечей, а напротив нее, на изящном стульчике сидит... чудовище. Больше всего чудовище смахивало на огромного персидского кота: все тело и морда его были покрыты нежной белой шерстью, на ушах, торчащих вверх, красовалось по красному бантику, шею и грудь украшала черная манишка. И морда была похожа на кошачью, если бы не слишком большие глаза, почти отсутствующий нос и жуткие клыки, напоминавшие небольшие кинжалы. В лапах с чрезмерно длинными пальцами, покрытыми тонким мехом, чудище держало обыкновенную шестиструнную гитару. И это отчего-то казалось страшнее всего.

— А-а-а, — попыталась закричать Лина, но вышло как-то очень неубедительно и хрипло.

Чудовище вздрогнуло и произнесло: «Эта страшила еще и орет!»

Лина сразу узнала голос: именно он пел удивительную песню в саду, именно он зачаровал ее настолько что она... Лина потерла виски и, старательно косясь в угол комнаты, сказала:

— Простите, вы, наверное, хозяин? Ну, в смысле яблок? Да?

— А вы, наверное, воришка? Ну, в смысле яблок? Да? — передразнило ее чудовище. — Как же мне это надоело! — добавило, отставляя гитару в сторону. — И ведь взяли бы одно, ну ладно — три, но нет, норовят газоны потоптать, яблоки все оборвать. Хорошо, еще пикники не устраивают… Ну, а кто сказал, что скоро и такого не будет? — ворчало чудовище, устраиваясь на явно маленьком для него стуле поудобнее. — И что же с тобой делать?

— Простите меня, — покаянно сказала Лина, — но я только три. У меня папа... я… я должна была попросить или купить, но я... Я только три...

— Три? — чудище подошло к ее сумке и стало вытряхивать из нее… яблоки. Один, два... десять... двадцать. Непонятно было, как они только уместились там.

— Я ничего не понимаю, — потрясенно повторяла Лина, — ничего не понимаю, — подняла глаза на чудище. По его морде разобрать, что оно думает, а тем более чувствует, было совершенно невозможно.

— Воровка и лгунья! — чудище устало вздохнуло и повторило: — Что ж с тобой делать? — обессиленно опустилось на стул и подперло лапой морду.

— Я не знаю, как все эти яблоки у меня оказалась. Мне нужно всего три, и я... — Лина гордо вздернул подбородок, — и я могу дать клятву чем угодно: если вы меня отпустите, чтобы я отнесла их папе, то я... Я вернусь!

— Опять? — глаза чудовища стали еще больше. — Зачем?

— Как — зачем? В сказках, это… всегда… — запинаясь, сказала Лина. — Ну, там отпускают... А она потом назад...

— Я не читаю ваших дурацких сказок, — чудовище встало со стула и стало ходить по комнате. — Я люблю покой и одиночество, покой и одиночество, я терпеть не могу гостей! Зачем ты мне сдалась? Смотреть на твое уродство и радоваться, что я не такой? Вернется она! Не было печали!

— Я… вы что... меня... убьете? — последнее слово Лина прошептала.

Чудище остановился, подошел к ней поближе, обошел, фыркнул:

— Еще прелестнее! На что мне твое уродское мертвое тело? Возись с ним...

— Но что тогда? — в голову приходили идеи одна страшнее другой.

— Тогда? Тогда...

Лина всхлипнула:

— Понимаете, папа умрет, а если я не приду... то они, мама...

— Помолчи! — рявкнуло чудовище и посмотрело в окно. — Вот что. Найди и принеси мне двух птичек. Двух хороших золотых птичек. Принесешь — получишь яблоки. Поняла?

Лина кивнула.

— Тогда вон отсюда! — гаркнуло чудище и махнуло лапой. Лину закружило и потащило по коридорам, лестницам, тропинкам сада, к ручью. Остановилась она как раз посередине ручья и заревела, глядя на свои промокшие ноги.

Наш костер в тумане светит...

— Я тебе говорил, не бери больше трех? — устало спросил ее Эван, после того, как Лина ему все рассказала.

— Я и не брала, — она не удержалась и снова всхлипнула. — Какой же он страшный! Как из ночного кошмара! И еще меня уродиной обозвал.

— Ладно, все уже позади. Почти, — он обнял ее за плечи. — Ноги высохли?

— Ага. А еще птички золотые. И потом этих птичек... этому... опять нести...

— Не переживай, птички золотые мне знакомы. Это недалеко. Завтра, к вечеру там будем. Не горюй, все не так плохо.

— Зачем ему эти птички? Для красоты?

— Не такие уж они красивые, на голубей похожи, правда, оперение яркое. Но главное, лучше сторожей не придумаешь, орут так, что уши закладывают. Только вот мрут быстро.

Огонь догорел, угли едва тлели.

— Мне страшно, — тихо сказала Лина. — Очень. Я один только раз в поход ходила, да и то, все время было слышно, как идут электрички. А тут такая тишина, мне кажется, кроме нас двоих никого нет, а с другой стороны, наоборот, все живое, все такое... опасное.

— Я и говорю: хорошая девочка. Держи, — он вынул из сумки тонкую шаль. — Да не смотри так. Волшебное, тонкое, но очень теплое.

— А ты?

— А я и так могу. Спи.

— Не усну, — сказала Лина, кутаясь в покрывало и пытаясь устроиться поудобнее. Не прошло и пяти минут, как она сладко спала.

— Я же говорил: волшебная вещь, — Эван поплотнее запахнул плащ.

* * *

— Я очень хочу есть, — сказала Лина.

Утром они выпили воды из ручья и съели по половинке завалявшегося в сумке яблока.

— Я тоже очень хочу есть. И по чье вине вместо того, чтобы сидеть сейчас в славной таверне на границе, мы шагаем по дороге? Кто решил собрать все яблоки?

— Не брала я их. Не знаю, как так вышло! Не брала! — закричала Лина. — Ну сколько можно повторять!

— А чего ты орешь-то? Я точно не виноват в том, что пришлось поменять планы. Заметь, договора таскаться по заданиям этого кота-переростка не было. Я тебе обещал сад показать и помочь яблоки найти. Выполнил?

— Выполнил! Ну, и бросил бы меня. Мне все равно больше тебе отдать нечего! И... и... и вообще!

— Могла бы просто сказать: «Спасибо, Эван», вместо того, чтобы орать, — он опять засвистел и прибавил шагу, оставив Лину стоять посреди дороги.

— Прости, ты прав, — ей стало стыдно. — И спасибо, что не бросил, — она догнала его и зашагала рядом.

— Бывает. Мир? — он протянул ей руку.

Им удалось перекусить по дороге, заглянув на небольшой хутор, где жили семь братьев. Эвана они встретили с радостью, а к Лине отнеслись с опаской. Оставили еду на столе, а сами ушли, буркнув что-то о неотложных делах.

К вечеру путешественники увидели вдалеке огни и через полчаса вошли в небольшой город, центральная улица которого привела их к высоким воротам, закрывавшим въезд в сад.

— Вот это я понимаю — сад, — прошептала Лина. — И дом видно!

— Ага, с такой иллюминацией незаметно пробраться за волшебными птичками — два раза плюнуть, — усмехнулся Эван.

— Опять я?

— А кто? Кому яблоки нужны? Иначе толку никакого не будет. — Значит слушай...

Птица-жар

Она шла по парку, прямо к дому и повторяла про себя еще раз все, что сказал Эван:

«Если спросят, куда идешь, скажи, что несешь хозяину весточку от соседа. Они сто лет в ссоре, и то и дело подливают масла в огонь, передавая друг другу через посыльных вызовы на дуэль и прочие глупости. Если, бог даст, не поймают, то обойди дом, за ним увидишь огромную клетку, а в ней птички сидят. Открой дверцу, возьми в ладони зернышки и протяни птицам. Тех, которые тебе на руку сядут, хватай и беги, что есть силы. В клетку только не входи, не зевай», — и Эван дал ей две пригоршни округлых семян, теплых на ощупь. И вот, идя по саду, Лина нащупывала зернышки в кармане куртки. Она была полна решимости сделать все так, как сказал Эван.

Навстречу ей попался садовник, который толкал бы перед собой тачку с землей. Лина опустила глаза, но садовник не проявил к ней ни малейшего интереса. И все же она прибавила шаг, обошла дом и направилась к клетке, которую видно было издалека — внутри нее словно солнце заперли. Птицы сидели тихо, но, когда Лина приблизилась к клетке, стали вопросительно попискивать, крутя маленькими головками из стороны в сторону.

— Я вас не обижу, честно, не обижу, — стала шептать Лина, одновременно пытаясь открыть хитроумную защелку. Хорошо еще замка не было! Наконец дверца открылась, Лина пошарила по карманам, выгребла зернышки и протянула их на открытых ладонях.

— Кушайте, птички.

Птицы посматривали то на угощение, то на Лину, словно прикидывая, надо ли так рисковать из-за зернышек. Наконец две пташки одновременно взмахнули крыльями, отчего те засияли еще ярче, и Лина на секунду ослепла. Когда перед глазами перестали плясать желтые круги, Лина увидела, что на ее ладонях сидят птицы и спокойно клюют зерна.

— Ах вы мои хорошие, — она осторожно вытащила птиц из клетки попыталась сунуть, как показывал Эван, их в мешок. И тут они заголосили, стали вырываться. Их всполошенные товарки, заверещали на все голоса. От этого крика поднялся такой ветер, что Лине пришлось ухватиться за прутья клетки, чтобы не упасть, птицы выскользнули из сумки, взмыли в небо, спикировали вниз, и, задев крыльями макушку Лины, залетели в клетку. Ветер затих.

— Так-так-так, — раздалось за спиной Лины. — Я так и думал! — рядом стоял тот самый садовник, уперев руки в бока. — Значит, воруем?

— Я...

— Молчи-молчи, — садовник приложил палец к губам. — Я сам догадаюсь. Тебя в наших краях не видел, в моем городе таких точно нет, значит, кто-то тебя прислал. И я догадываюсь кто. Охочий до чужого добра меховой мешок с наглой усатой мордой?

— Ну... почти. Дело в том...

— Ах, в чем бы ни было дело, — садовник снял перчатки, демонстрируя руки, унизанные перстнями, скинул старую крутку, под которой оказалась белоснежная рубашка, — а птичек он моих не получит. Отошлю я вас, барышня, к нему обратно. Ком-пакт-но. В мешочке. — И садовник, а правильнее — хозяин дома — премерзко захихикал.

— Нет, — сказала Лина и сама удивилась, что может так спокойно говорить. Вот ведь странность, тот котище ей ничего делать не собирался, а она его боялась, а этот планирует разделать и запаковать, но на человека похож, и уже кажется, что можно с ним договориться. — Вы правы, мне ваши птицы не нужны, но если я их не принесу, он не даст мне яблок, а если я вернусь домой без яблок, то мой папа... умрет. Я на все готова ради этих яблок. Поэтому...

— Ах, какой поворот! — хозяин дома, не боясь запачкать брюки, присел на перевернутое ведро. — Что ж... Редко, когда найдешь гонца, готового на все. А ты действительно готова на все, девочка? Тебе лет-то сколько?

— Девятнадцать.

— Самый возраст для безумных поступков. Отлично! — он задумался, глядя то в небо, то на клетку с птицами, то на Лину, словно прикидывал так и эдак, какое именно дело ей поручить, хотя Лине казалось, что он все давно решил, и просто ломал комедию, желая ее помучить. — Хорошо! — он вскочил, отчаявшись дождаться от нее вопросов. — Есть тут в двух днях пути мистер Фокс. Мерзкий тип, лямзит все, что плохо лежит. И вот на балу он украл у меня перстенек. Захудалый, но для меня... эх, памятный. От папы достался, — он улыбнулся и покачал головой. — Недосуг мне бегать за этой лисой, и если ты принесешь мне перстень, то я дам тебе птичек, так уж и быть. Идет? — и он протяну ей руку.

Лина оглянулась, будто надеялась увидеть рядом с собой Эвана, но, конечно же, никого не увидела.

— По рукам, — она пожала руку хозяина птичек и тут же вскрикнула от боли: на ладони остался ожог, след от кольца, повернутого печатью внутрь. Хозяина кольца рядом не было, только злой смех еще звенел в воздухе.

* * *

— У меня не получилось. Опять. — Они сидели на берегу реки, огибающий городок. — Я бестолочь, — в этот раз даже слез не было. — И почему я решила, что у меня все так просто получится? Поверила какой-то бабке! Думала, раз — и яблоки у меня, два — и папа здоров.

— Ничего, у тебя впереди уйма времени повзрослеть, поумнеть и поскучнеть.

— И что теперь? Мистер Фокс... Ты знаешь, кто это и где его дом?

— Знаю. И не могу сказать, что в восторге от этого задания. Считай, до этого времени у нас была приятная прогулка, а вот теперь...

— Он опасен?

— М-м-м... Считают, что он разбойник.

— Ну, вот. — Лина совсем пала духом. — Уж если у меня не получилось сорвать яблоки и забрать птиц, которые мне сами в руки шли, то как я справлюсь с разбойником?

— Не бойся, я помогу.

— Но ты же не обязан, — возразила Лина, стараясь не думать, что будет, если Эван с ней согласится.

— Не обязан, но не бросать же тебя. Ничего, когда-нибудь и ты мне пригодишься. Вставай, пошли искать ночлег, — и они вернулись в городок.

Долго ли, коротко...

— Мистер Фокс так хитер, что даже себя пару раз обхитрил. Обосновался в зачарованном лесу, с самого краешку, да только лес так разросся, что теперь его нора в самой чащобе.

Они шли по дороге, через луг. Неподалеку высилась покосившаяся башня, рядом с ней паслись козы, пастух играл заунывную мелодию на самодельной дудочке. Пчелы жужжали, звенела трава, а вдалеке чернел лес.

— Это тот самый лес? — спросила Лина.

— Да, тот самый. Вроде как в самом его центре есть замок, в замке спит принцесса, и принц должен ее поцеловать... Да ты наверняка знаешь эту сказку.

— Я думала, это уже случилось.

— Это случается: то тут, то там какая-нибудь принцесса умудряется попасть в переделку. Даже, знаешь, с принцами иногда случается, вот это точно — засада. Но не будем отвлекаться. Когда эта принцесса уснула, парк быстро превратился в лес. Но окрестным королям этого показалось мало, и они сослали сюда всех колдунов, ведьм и сочувствующих, даже магию запретили. Идиоты.

— Почему?

— Потому что всем известно, магия — это не то, чем можно управлять и командовать. Магами можно, магией — нет. Про запрет, конечно, скоро забыли, короли сделали вид, что колдунов просто не существует, а те уже в лесу прижились. Лесу это на пользу не пошло, и простому человеку без нужды туда соваться не стоит. Но мистеру Фоксу, похоже, тут прекрасно живется.

— Там драконы... тоже есть? Или всякие чудовища? — Лина спросила это таким тоном, будто ответ ее и не интересовал вовсе.

— Да кого там только нет! Говорят, что тропинок там нет: то ли они сами появляются, когда хотят и где хотят, и каждый раз в новом месте, то ли вообще только чудятся тому, кто по ним идет. Лезет человек по бурелому, а думает, что шагает по тропинке. Забавно.

— Обхохочешься, — Лина тяжело вздохнула.

Эван остановился, Лина сделала пару шагов и тоже остановилась.

— Никто не хочет быть героем, — он повернулся к ней и заговорил совсем другим тоном. — Сколько я их уже видел! Никто не хочет. Ни рыцари, ни молодые парни, ни вот такие хорошие дочки, которые решают, что обязаны спасти папу. Но если ты уж взялась за это дело, то делай и не смей унывать. Уныние — верное средство все испортить. Ты вернешься домой и потом будешь вспоминать, как бродила по заколдованным лесам, внукам расскажешь.

— Если бы шла одна! Но я все время думаю — зря я тебя в это втянула!

— Нашла, о чем думать. Я не слепой. Знал, с кем связываюсь.

— Почему? Почему ты согласился? Ты же видел, что я не справлюсь, что все завалю.

— Во-первых, этого я как раз не видел, ты так решительно меня стала нанимать. Во-вторых... — он задумался, — во-вторых, мне понравилась твоя красная кепка! — и он сдвинул эту самую кепку ей на глаза. — В-третьих, я как раз одно дельце завершил, и мне совершенно нечем было заняться. В-четвертых, я пока не придумал, но путь у нас еще долгий, успею, — и он снова зашагал по дорожке.

— Постой... Пока мы не вошли в лес. Я хочу сказать, что я тебе доверяю. Не знаю, достаточная ли это будет плата. Но лучше ты узнаешь об этом сейчас. Подожди! — Лина сняла с себя куртку, присела, возясь с подкладкой и, наконец, отцепила брошь. — Это принадлежало бабушке. Лежало на черный день... Вот, — и решительно протянула ее Эвану.

— Надо же... — он взвесил ее на руке, повертел, наблюдая за игрой света, отражавшегося от камней. — Значит, фамильная драгоценность?

— Что-то вроде.

— Какие у нас разные миры. Не устаю удивляться. Там — это просто украшение. Караты, огранка, оправа. Дорогая, кстати, вещь.

— А здесь?

— А здесь это может быть оберегом. Я не слишком разбираюсь в этом, я не маг, но что-то мне кажется... Знаешь, приколи ее на грудь, авось нам подспорье будет.

— Это достаточная плата? — прикалывая брошь, спросила Лина.

— Более чем, более чем, — кивнул Эван.

Не садись на пенек...

Перед лесом они остановились. Лина ждала чего-то впечатляющего, демонического, темного, но перед ней был обыкновенный лес, точно по такому же они шли вчера, точно такой же — с виду — рос за деревней родной бабушки.

Лина вздохнула, застегнула наглухо куртку.

Эван быстро, резко остановившись, достал из сапога нож, которым еще утром отрезал хлеб, полоснул по ладони, стряхнул капли крови на дорогу, за собой. Потом подошел к Лине:

— Так надо, чтобы мы могли вернуться.

Она не раздумывая протянула ему ладонь и зажмурилась. Нож был острым и боли она почти не почувствовала.

— Завяжи и пошли.

— А в кино такие штуки выглядят эффектнее, заявила она, перетягивая руку обрывком носового платка Эвана.

— Они там выглядят более пафосно и поэтому глупо, — ответил он непривычно резко. — А теперь иди за мной, не оборачивайся, если что-то услышишь — только тогда скажи, по пустякам не отвлекай. И никакой...

— Никакой самодеятельности. Я уже поняла, — почему-то шепотом произнесла Лина.

Тропа петляла, и казалось, что вокруг приветливый лес, но стоило поднять глаза вверх и становилось жутко: стволы уходили вверх невероятно высоко, переплетались как пальцы, ни листьев, ни ветвей не было видно, только голые, гладкие, черные стволы. Лина догнала Эвана и пошла рядом, потому что идти за ним не могла, уж очень страшно было, нестерпимо, все время казалось, что кто-то смотрит на нее сзади и приходилось повторять: «Нельзя оборачиваться, нельзя». Она то и дело посматривала на Эвана. Он шел, уверено, но осторожно ступая, словно ожидая в любой момент нападения, его ноздри раздувались, глаза словно остекленели и, кажется, он даже не моргал, лишь слегка прищуривался. Но нож он убрал, а мешок отдал Лине, и она без слов забрала и закинула его на плечо. Неожиданно Эван потянул ее с тропы, в лес, остановился, поднял подбородок, покрутил головой...

Да он же принюхивается! — поразилась Лина. — Он ведет нас по запаху, но как... — расспрашивать не стала, решила, что этот вопрос подождет. Теперь приходилось идти, а точнее лезть за Эваном через бурелом: они то перелезали через стволы, то подныривали под них, то продирались через заросли папоротника, то шлепали по щиколотку в воде. Лина запыхалась: Эван почти бежал.

«Ох, знать бы, что уроки физкультуры пригодятся!» — ругала себя Лина, еле поспевая за Эваном и чувствуя себя коровой. Вдруг Эван остановился, так резко, что Лина чуть не сшибла его с ног.

— Что... — только и успела сказать она, когда сзади раздался смех. Тихий женский смех, от которого Лине сперва сделалось нестерпимо жарко, а потом враз холодно, и она, забыв все наставления Эвана, обернулась.

Краем глаза она видела, что Эван сделал движение в ее сторону, скидывая с себя плащ, а через секунду, загораживая ее от незнакомки, скаля пасть, стоял волк.

— Здравствуй, старый друг, — сказала женщина, протягивая руку к рычащему волку. — Что привело тебя сюда? И отчего ты так рычишь на меня?

— Не твое дело! Иди своей дорогой, ведьма! — в рыке было трудно различить слова волка, но то, что он это говорил, сомневаться не приходилось.

— Как же не мое? Ты здесь гость...

— Да и ты не хозяйка!

— Зря ты так, старый друг, старый враг. Смотри, заплутаешь, как однажды, помнишь? Кто тебя выведет? Она? — в ее словах сквозило плохо скрываемое презрение.

— Не заплутаю, — рыкнул волк и оскалился, шерсть на загривке встала дыбом. — Убирайся, пока я добрый.

— Я уйду, — рассмеялась ведьма, и где-то эхо отозвалось мелодичным смехом, — я уйду... — она сделала несколько шагов назад, не отрывая взгляда от глаз волка, и пропала, слившись с сумраком леса.

Лина села на траву, волк повернулся к ней и рыкнул:

— Закрой глаза.

Через минуту Эван протянул ей руку:

— Открывай глаза и пошли.

— Пошли, — поднимаясь, согласилась Лина и зашагала вслед за Эваном, томясь вопросами, но не рискуя их задать.

* * *

Они шли быстро, насколько было возможно, Эван не оглядывался, Лина тоже. Она по-прежнему чувствовал тяжелый взгляд, но теперь знала, кто следит за ними. Честно говоря, ведьма ее пугала меньше дракона, хотя, думала Лина, Эван считает, что драконы значительно безобиднее.

— Быстрее, — торопил ее Эван, — ты можешь быстрее?

— Не могу! У меня сумка твоя и мой рюкзак! Если бы могла бы, то бежала бы, — ответила Лина. Она очень старалась, изо всех сил, но, не зная дороги, то и дело спотыкалась. — Она вернется?

— Она и не уходила, она рядом, но одна не рискнет напасть. Она ждет, и мне это не нравится.

— Чем ты ей насолил?

— Потом расскажу, потом. Дай руку, — он почти тащил ее, переходя на бег. — Не успеем, — он остановился, сбросил плащ. — Накинь на себя, застегни верхнюю пуговицу. Плащ любимый, не потеряй.

— Но... — пока она возилась с плащом, натягивая его прямо поверх рюкзака и болтающейся на боку сумки, Эван снова стал волком.

— Садись, — он подошел и лег у ее ног. Он был больше самого большого волка, которого Лина видела когда-то в зоопарке. — Ну же!!!

Она стояла, не в силах пошевелиться, не могла побороть страх перед зверем, боялась встретиться с ним глазами. Откуда-то в памяти всплывали воспоминания: «Не смотри в глаза зверю! Не смотри!»

— Это я! Не трону! — не то проговорил, не то прорычал Волк. Лина кивнула, сделала шаг, сжав в руках сумку. Неуклюже забралась ему на спину, прижалась, обхватила его шею руками, вцепилась в шерсть...

Страшно, жутко, невероятно, невозможно.

Волк прыгнул, Лина закрыла глаза, еще сильнее прижимаясь к нему и молилась про себя: только бы не упасть! Только бы не разжать руки! И думать не надо, что происходит, иначе — лететь ей с его спины... Она и глаз не открывала, боясь увидеть, что волк бежит по воздуху и лес уже далеко внизу — так сильно дул в лицо ветер, свистел в ушах.

Ветка больно ударила по лицу, Лина ойкнула и почти рядом, над головой снова раздался прозрачный смех ведьмы.

Волк завыл, громко, протяжно. Звук был осязаемым, холодным. Он разлился по лесу, отразился от деревьев, и Лине показалось, что сотня волков ответила, отзываясь на этот призыв.

Волк сделал рывок, помчался еще быстрее. Думать и бояться Лина уже не могла, только вжалась в волка сильнее. И наконец-то отпустило ощущение чужого взгляда между лопатками. Прошло еще несколько минут — пальцы совсем занемели — Эван остановился, Лина скатилась с него и растянулась на спине.

— Мы где? — спросила она, тяжело дыша.

— В безопасности. Тут волчья территория, сюда никто не сунется, — он, в обличие человека, растянулся рядом с ней. — Я чертовски устал, а ты?

— Да, я тоже. У меня даже лежать сил нет, — ей было неудобно смотреть на него, словно оба занимались чем-то не очень приличным. — Я никогда не ездила верхом. Даже на пони, а тут сразу волк и это волк — ты, — она попробовала рассмеяться, но вышло неестественно. — С ума сойти! Значит, ты волк?

— Нет, я человек. Но я умею оборачиваться волком. Есть волки, которые умеют оборачиваться людьми.

— А есть разница?

— Еще какая! Если бы я был волком, то мы бы с тобой здесь не разговаривали.

Лина повернулась к нему и оперлась на локоть, чтобы посмотреть, не шутит ли он. Эван лежал, закрыв глаза, и улыбался. Лицо потемнело от пыли, морщинки вокруг глаз выделялись четче, в отросшей щетине виднелась седина.

— Сколько тебе лет? — спросила Лина.

— Много. Больше, чем ты думаешь. Можешь даже не пытаться угадать.

— Здравствуй, брат. — На поляну, из-за деревьев вышло несколько человек, двое мужчин и молодая женщина. Один из них, невысокий мужчина с огромным шрамом на шее, подошел к Эвану первым.

Лисья нора

— Значит, Фокс будет только к утру. Что ж, отлично, — тихо сказал Эван.

Они сидели вокруг костра: Лина и четверо волков в обличии людей. Они принесли с собой кое-какую еду, быстро развели костер. Молчаливые, с точными скупыми движениями, не показывающие своих чувств. Они напоминали Лине индейцев, о которых, впрочем, она только читала.

— Это не твое дело, Эван, — сказал старший, Йор. — Ты сам решил прийти сюда. Мы доведем вас до логова Фокса, но, если с ней что случится, — он кивнул в сторону Лины, — мы не будем вмешиваться. Нам не нужна война с Фоксом. Прости, брат, — он поворошил угли и повторил: — это не твое дело и не наше.

Лине стало тоскливо. Конечно, Эван опять скажет, что она сама должна пойти к Фоксу и добыть перстень. Разумеется, он расскажет, что она должна делать. Но что толку в рассказах, если на деле она совершенно беспомощна?

Она размотала тряпицу с левой руки и посмотрела на свои ладони: на одной порез, воспаленный красный, саднящий, на другой шрам от ожога, несильной, но постоянной болью напоминающей, что она обещала вернуться и принести перстень. Она найдет и украдет его. И тогда она получит птиц. И отнесет хозяину яблок. Останется отвезти яблоки отцу и все станет хорошо. Все опять будет хорошо...

А раз так, то, значит, надо попытаться и сделать все правильно, а то страшно предположить, с каким заданием и куда ее отправит Фокс, если еще отправит.

Через костер Лина посмотрела на Эвана. Он спокойно слушал Йора, но, ощутив ее взгляд, повернулся к ней и улыбнулся, и она не смогла не улыбнуться в ответ.

Солнце застыло над горизонтом, было сумрачно, и, казалось, это вечер не кончится никогда.

«Ах да, мы же в волшебном лесу», — подумала Лина. Удивляться и пугаться у нее уже не было сил.

Костер догорел. Мужчины тщательно затоптали угли, а женщина подошла к Эвану, обняла за шею, потянула к себе и что-то зашептала на ухо. Лине стало неудобно смотреть на эти нежности, и она отвернулась, сосредоточилась на своей руке, пытаясь завязать порез платком.

— Дай я, — она и не заметила, как Эван оказался рядом. — Как ты? Устала?

— Устала, но лучше сейчас все это закончить. Боюсь, завтра у меня не хватит смелости.

— Да и в лесу этом, даже тут, в безопасном месте, лучше не рассиживаться.

— Они твои родственники?

— Все мы — как вы говорите — оборотни? — отчасти родственники, но кровного родства у нас нет. О, не сомневайся, они помогут. Тут они дома, и никто не рискнет к нам сунуться, пока они рядом.

— Но в дом Фокса я пойду одна?

— Вот и готово, — он завязал маленький узелок, но руку не отпустил. — Да, одна. Так надо.

— Я знаю, — она через силу улыбнулась. — Надо, значит надо.

Дом мистера Фокса она бы не нашла, если бы Эван не показал ей: холм, с растущим на нём дубом и узкий лаз.

— Теперь иди и ничего не бойся. Считай двери и забирай все время вправо. Тринадцатая дверь — запомни. Вот тебе, скажем так, запасной ключик, — и он протянул ей то, что она про себя назвала отмычкой.

Пусть так: отмычка так отмычка, а она сама — воровка, и не надо делать вид, что это не так.

— Нечего рассматривать. Слушай: откроешь дверь, войдешь, найдешь ларец: он большой, сразу увидишь, откроешь, возьмешь перстень с лисьей мордой и бегом сюда. Время зря не теряй, дом полон слуг.

— Откуда ты все знаешь? — спросила она, уже сделав шаг к дому.

— Это моя работа знать такие вещи, — усмехнулся Эван. — Такой ответ сгодится?

Она кивнула.

У нее появилось странное, новое ощущение, как будто она знала, когда Эван врет, когда что-то утаивает, а когда говорит правду. Ощущение было совершенно необоснованным, но почему-то таким ясным, что Лина не задумываясь поставила бы на кон волшебные яблоки в споре: она была уверена, что у Эвана с Мистером Фоксом есть старые счеты, и совсем не из-за «работы» Эван так хорошо осведомлен о том, как устроено все в лисьем доме.

Дверь тихо открылась, Лина юркнула внутрь и затаились, пережидая, пока сердце успокоится. Коридор был серый, освещаемый только тусклой чадящей лампой. Держась за стену, Лина пошла вперед, считая двери. Раз-три-семь, развилка, повернуть вправо, восемь-девять, еще развилка и снова вправо, десять... или девять? Лина остановилась, сжала голову пальцами. Так сколько одна дверей насчитала? Сумрак давил, было душно и кисло-сладко пахло чем-то тревожным, так хотелось лечь и наконец-то поспать... И за вот этой, следующей дверью же наверняка стоит постель и ждет, когда кто-нибудь — и почему же не она? — ляжет на белую простыню, — только представьте: белая простыня! — и накроется одеялом... Лина затрясла головой, оглянулась и не поняла, куда она должна идти? Откуда пришла? Коридор и двери, похожие друг на друга, надо было бы вернуться и начать все сначала. Лина развернулась и двинулась туда, откуда, как ей казалось, она пришла.

Если бы она была в лесу, то поверила бы, что таинственная сила водит ее по кругу и путает следы, дурманит голову, но в доме? Как такое могло быть? Всего и надо — найти нужную дверь, открыть ее ключом и взять кольцо. Почему же это так сложно?

Она уже не понимала, где она и как ей найти входную дверь, чтобы начать свой путь сначала, когда раздался грохот, задрожали стены, а факелы, не замеченные раньше, вдруг вспыхнули и залили дом светом.

— У нас гости? Отлично! — раздался громовой голос. Лина заметалась, задергала ручки дверей, но хозяин дома был уже рядом, и она не успела ничего сделать, только вжаться в стенку.

— Сударыня? Вы ослепительны! Вы не поверите, но я ждал вас! Вы снились мне! — он совсем не походил на лиса: широк в плечах и очень высок, русые волосы перехвачены лентой, одна прядь нарочито небрежно падает на широкий лоб. Ясные голубые глаза смотрели весело. Он был очень красив, Лина таких видела только в кино. И он протянул к ней руку, обнял за талию и заглянул в глаза.

— Я рад, что ты пришла, — прошептал он.

Лина не могла пошевелиться и слова сказать, она смотрела в его глаза и словно уходила под лед, в студеную воду. Хозяин яблок, чудище-котище, хозяин голубей, выжегший на ее руки печать, теперь казались ей вполне милыми и безобидными, потому что, если и стоило кого бояться, так это мистера Фокса.

— Э-гей, ребята! Я вернулся! Да не один, а с новой, молодой и красивой, хозяйкой! Накрывайте на столы, быстро! Будем кутить всю ночь и весь день, и снова день, и снова ночь! И еще, и еще, — он вел ее по коридорам своего дома, рядом с ними шныряли существа, мало похоже на людей, а все больше на крыс и жаб — слуги. Все как один одетые в аккуратные сюртучки и штанишки или накрахмаленные платьица с передничками.

— Новая хозяйка, ах, как прекрасно! — пищали наперебой они.

— Как я счастлив, что встретил тебя! — воскликнул Мистер Фокс.

— Я не... послушайте...

Но он не стал слушать, холодными губами приникнув к ее губам, запечатывая ей рот ледяным дыханием.

— Готовься к свадьбе, любовь моя, — сказал он. — Слуги помогут, — и ушел.

Комната без окон наполнилась мышами и жабами, которые тащили за собой кто фату, серую и всю в мелких дырочках, кто гребень без зубьев, а несколько крыс приволокли линялое платье и расстелили его на полу. «Новая хозяйка, новая хозяйка», — не останавливаясь, повторяли они.

— Уйдите, уйдите! — закричала Лина. — Уйдите! — начиная всхлипывать.

— Хозяин подарит хозяйке все, что она попросит. Сегодня такой день! — пищали зверушки.

— Подарит? — она вытерла рукавом выступившие слезы, вздохнула глубоко и сказала громко и спокойно: — Я хочу побыть одна, мне не нужна помощь, я скоро буду готова.

Она натянула платье, которое — вот неожиданность! — пришлось ей впору, прикрепила гребнем фату. Свою одежду она скатала и завязала узлом в куртку. Долго думала, что делать с брошью и все же решила прикрепить ее на платье. В комнате не было зеркала, и Лина уселась на стул. Ждать.

Ждать было скучно, рассматривать комнату — тоже. Пыльные серые стены, пыльный темно-серый пол.

— Ты заждалась меня, любовь моя? — от удара дверь влетела в стену.

— Я ждала тебя, — твердо сказала Лина. — Но, сударь мой, я хочу в знак твоей любви... подарок.

«Что я несу?» — от страха ладони становились липкими, Лина сжала их в кулаки.

— Какой же? — он подошел к ней, и в комнате словно стало светлей и свежей.

— Кольцо. Только лишь кольцо. Таков обычай, — сказала она, отводя взгляд. В дверях толпились то ли люди, то ли звери, в полутьме было не различить.

— Ты получишь его, любовь моя. Руку, мой дом, связку ключей и кольцо! А что я получу взамен?

— Мое сердце, — ее голос дрогнул, а Мистер Фокс облизнулся.

— А что будет залогом? — он положил руку на брошь. — Не эта ли милая вещица?

— Нет, эту брошь я не могу отдать тебе, мой... эм-м... милый, она обещана. А обещанная вещь счастья не принесет, — вспомнила она то, что говорил ей Эван.

— Кому же ты обещала ее? — Он держал ее за запястья, и ей казалось, что они вот-вот сломаются.

— Тому, кто привел меня к тебе.

Он резко за подбородок повернул ее лицо к себе, заставляя смотреть в глаза:

— Ты не врешь, я вижу, ты не врешь, любовь моя!

За руку, грубо, нимало не заботясь, что она едва поспевает за ним, мистер Фокс потащил Лину за собой по длинным коридорам, своей затхлостью и сумраком напоминавшие узкие ходы в норе. Двери, двери, двери. Их был, наверное, миллион, и где был выход, Лина не представляла.

«Как выбраться? Даже получив кольцо, как я смогу выбраться?» — озираясь, думала она.

— Знакомьтесь, — он втолкнул ее в огромный зал, залитый светом. Окна были распахнуты, и зеленые ветви заглядывали в них. На длинных столах теснились блюда, одни — нетронутые, другие — с горой костей, белоснежные когда-то скатерти были залиты соусами и вином. Гости, одни мужчины, были изрядно пьяны и встретили хозяина дома нестройным «Ура!»

— Моя новая жена, — еще громче закричал Мистер Фокс, подчеркивая слово «новая».

— Не слишком ли худа? — спросил кто-то, и все гости засмеялись в голос.

— Уж какая есть! — ответили с другого края стола.

— А мы ее откормим! — закричали рядом, и чужие руки подхватили ее, подняли в воздух, передали куда-то. Ее лапали, вертели, кусали, щипали, смеялись в лицо, капали слюной и дышали в лицо гнилостным запахом, пихали в рот куски мяса, вливали вино.

Она отбивалась из всех сил, придерживая платье, которое превращалась на глазах в лохмотья. За фату дернули, гребень выскочил, оцарапав голову, и она вскрикнула.

— А ну поосторожнее там! Это пока еще моя жена! — заорал мистер Фокс, и тут ж все закончилось, и она оказалась сидящей рядом с хозяином дома.

— За мою чудесную, прекрасную, — взрыв хохота, — за мою несравненную... Как тебя звать? А, впрочем, неважно! За мою жену! — он вскочил, поднимая кубок. Гости поднялись тоже, все выпили.

— Что же ты не пьешь? — он сунул ей в руки большой, тяжелый бокал.

— Ты не выполнил то, что обещал. Кольцо… — с трудом выдавила Лина. — Ты же знаешь, пока ты не подарил мне кольцо, я — не твоя.

Она говорила тихо, но все, даже те, кто сидели у двери, даже те, кто был пьян и не слышал сам себя, все — услышали. Стало так тихо, что было слышно, как сверчок настраивает свою скрипочку.

— Кольцо, хм, — Фокс посмотрел на свои руки, унизанные перстнями. — Какое же кольцо ты хочешь, любовь моя?

— То, на котором твой портрет.

Он ухмыльнулся:

— Да ты, и правда, лисица, проныра.

Он наклонился к ней, и Лина замерла от ужаса, но он рассмеялся и велел принести ларец.

— А пока — пей, — и он дернул ее за волосы. — Пей! Живо!

Она подняла бокал и сделала несколько глотков. Вино было кислым и больше напоминало уксус.

— Нравится ли тебе мое угощение?

— Да, — выдавила она из себя.

— Ешь! — и он сунул ей в зубы кость, которую только что вытащил из лап своего соседа по столу.

Она заплакала, наклонила низко голову, чтобы он не видел, но он снова схватил ее за волосы, запрокинул голову:

— Что-то моей женушке не весело, — закричал он. — А ну споем!

Гости запели: кто блеял, кто кричал, кто стучал по столу кулаком, кто топал так, что стол подпрыгивал, а сам хозяин хлопал в ладоши так громко и звонко, что свечи в люстре выпрыгивали из лунок и норовили пуститься в пляс.

В зал протиснулась огромная жаба в ливрее и маленькой засаленной шапочке на голове. В лапах у нее был ларец.

— А вот и кольцо! — прокричал Фокс, и все разом затихли. Жаба добралась до хозяина, открыла ларец. Фокс запустил туда руку, пошарил, вываливая на стол драгоценности, достал перстень и протянул его Лине:

— Вот, любовь моя, мистер Фокс всегда выполняет обещание! Теперь мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас.

И гости снова завизжали и заржали, заулюлюкали, падая от смеха под столы.

Лина протянула руку, и Фокс надел ей кольцо на безымянный палец. Кольцо туго обхватило фалангу, до боли. Лина улыбнулась через силу и посмотрела в окно.

— И не думай, — прошептал, наклоняясь к ней мистер Фокс.

Она все равно рванулась, выдергивая из его руки ладонь, больше от отчаянья, чем от смелости. Он не выпустил, рывком притягивая к себе.

— Теперь мы будем вместе, пока твоя смерть не разлучит нас! — закричал он.

— Это мы еще посмотрим, — один из гостей вскочил на стол, скидывая с себя мешковатую куртку.

— Эван? — изумилась Лина.

— А ты что забыл тут? Что, не сидится дома? — прорычал Фокс и даже если бы он обернулся огромным лисом или даже медведем, вряд ли его рык вышел бы страшнее.

Эван и не подумал отвечать. Ударив со всего маха сапогом полезшего к нему с кулаками хмельного гостя, он побежал прямо по столу, разбивая хрустальные бокалы и сбивая глиняные плошки.

— Не отдам добычу, — взревел Фокс и дернулся вперед, и Лина, чуть ли не теряя сознание от ужаса, обрушила на его голову кубок, который держала в руках. Удар получился смазанным, но Фокс пошатнулся и упал. Гости ахнули и стали прятаться под стол, не выказывая ни малейшего желания постоять за хозяина дома.

— Быстрее! — Эван стоял перед ней в облике волка. Лина вскочила на его спину, волк выпрыгнул в окно.

Как же хорошо, что она не решилась выпрыгнуть сама, а то ее путешествие уже бы закончилось. Окно оказалось дуплом в стволе огромного дуба, ветви которого терялись в облаках, а ствол не смогли бы обхватить и несколько мужчин.

Погони за ними не было. Только когда Лина бросила последний взгляд назад, с дерева сорвалась стая ворон и закружила, каркая, в воздухе.

За горами, за лесами…

Волк летел сквозь заросли, бежал темными подземными ходами, то взвивался вверх, то прижимался к земле. Не останавливался, не поворачивал морды. Лина в этот раз не закрывала глаза. Обхватив волка за шею, положив подбородок ему на затылок, она щурилась от ветра, бьющего по глазам, но смотрела вперед, иногда оборачивалась, страшась увидеть настигающего их Фокса. Ноги и руки затекли, но она держалась, вцепившись в шерсть волка и кусая губы.

Молчала, когда они выскочили из темного леса на луг, ровно в том месте, где несколько дней назад, а может, вчера, вошли в лес, кропя дорогу кровью.

Молчала, когда они приблизились к городу. Была ночь, и никто не видел несущегося по дороге волка.

Молча, не спрашивая ни о чем, перелезла ограду сада и побежала к дому со всех ног. Барабанила в дверь, пока не открыл сам хозяин дома.

— Чего тебе? — спросил, спросонья не узнав ее. — А, это ты? Чего утра не дождалась? Пошла вон!

— Нет, — она поставила ногу, не позволяя закрыть дверь — Я не буду ждать.

— Эк тебя, — он зевнул. — Ну ладно. Кольцо добыла?

Она показала кольцо, и тут же убрала руку за спину. — Птички где?

Взяв фонарь, хозяин не торопясь прошлепал до клетки, открыл ее и вытянул руки, держа в раскрытых ладонях семена. Две птицы сели ему на руки, он ловко схватил их, сунул в холщовую сумку, отдал сумку Лине:

— Кольцо!

Она протянула ему руку: — Мне не снять.

— Ерунда, — он свинтил с ее пальца кольцо, сдирая кожу до крови. — Я знал, что ты вернешься.

— Из-за клейма?

— Дурочка, — он пошел к дому. — Клеймо — так, прихоть. Я просто знал и все. А теперь уматывай подобру-поздорову!

Лину не пришлось уговаривать, и она кинулась туда, где ждал ее Эван. С трудом перелезла обратно, краснея до корней волос. Села рядом с Эваном.

— А где плащ и сумка? Бросил?

— Не бросил, а спрятал, не до них было. Потом заберу. А вот ты своих шмоток лишилась. Хорошо, брошь при тебе. Негоже терять бабушкино наследство, — ответил Эван.

— Это уже не наследство. Это твоя... твое...

— Пошли, путь не близкий Фокс нас так просто не отпустит. — Эван поднялся, отряхнул руки.

— Он и здесь нас может нагнать? — вставая, спросила Лина.

— А ты что, думаешь, что он за границы волшебного леса не выходит, что ли? — Эван покачал головой. — Он и у вас известен, но под другим именем, даже под другими именами, да и внешностей у него на выбор, какие хочешь.

Они шагали по дороге, освещенной ущербной луной. Лина то и дело спотыкалась и оглядывалась.

— А почему ты... э-э-э... волком-то лучше? — наконец спросила она.

— Если хочешь оставаться человеком, то не дело подолгу ходить в волчьей шкуре, — ответил Эван. — Придется пешочком. Но фора у нас есть, хорошо ты Фокса приложила. Не ожидал.

— Я сама не ожидала, — улыбаясь, ответила Лина. — Это будто и не я была. И когда замуж согласилась, и когда кольцо потребовала. Просто, когда так страшно, то в происходящее не веришь, думаешь — это сон, такого со мной быть не может. А вот сейчас... у меня подгибаются колени.

Силы, которых еще минуту назад было хоть отбавляй, оставляли ее. Сказывалось долгое путешествие, усталость и страх: Лина то и дело спотыкалась.

— Держись, — он протянул ей руку, она с благодарностью оперлась на нее.

— Почему ты вмешался? Ты же не вмешивался, когда меня с яблоками поймали и с птицами, почему?

— Потому что дурак.

— Был, когда не вмешался? Или вмешался?

— Какая разница, — пробурчал он, — что сделано, то сделано. Прибавь шагу.

Но идти быстрее она не могла, в туфлях с чужой ноги, а не в удобных кроссовках, в лохмотьях, которые когда-то были платьем, а теперь едва прикрывали тело и совсем не грели, гулять по лесу было совсем неудобно. Эван тоже не мог помочь и то и дело ежился от холода. И все же к утру они пришли к саду, в котором росли яблоки.

— И как ж вызвать этого... хозяина? — спросила Лина, опасливо ступая на тропинку. — Опять идти яблоки рвать?

— Не надо меня звать, — чудище словно соткалось из белого тумана, стелящегося по земле. — Ты принесла мне птичек?

— Да, — Лина передала чудищу сумку. После общения с мистером Фоксом хозяин яблок показался ей симпатичным и милым.

— Что ж, — удивленно протянул он, — пойдем. — Он привел ее к яблоням, сорвал три яблока, придирчиво отобрав крупные и ровные, отдал их Лине с церемонным поклоном.

— Надеюсь, больше не увидимся, — и пропал, снова обернувшись туманом. Птицы, принесенные Линой, взлетели на ветки, распушили огненное оперенье и уставились на нее круглыми глазками.

— Только не орите, — отступая, прошептала Лина, развернулась и побежала к Эвану.

— Нам надо убираться отсюда, живо, — Эван схватил ее за руку и повел за собой почти бегом.

— Эван, я не могу, честно, не могу так быстро, — она снова споткнулась.

— Эх, он отпустил ее руку, — отвернись. Ненавижу на глазах...

Она поспешно отвернулась, и через мгновение волк толкнул ее лбом в руку. Лина забралась на него, и они опять понеслись через лес.

— Нам надо к Агате, тут недалеко, если успеем...

И тут удар откуда-то сбоку и сверху отбросил Лину в сторону. Она покатилась кубарем, прижимая к животу сумку и надеясь, что с яблоками ничего не случится.

— Дурак! Дурак, зачем полез? Что ж ты все время мне дорогу переходишь? — на поляне, друг напротив друга стояли Эван и Фокс. Оба в человеческом обличии, оба тяжело дышали. — Думал, не догоню, не найду? Дурак! Щенок!

Лина на четвереньках отползла в сторону и не решалась подать голоса. Мужчины медленно кружили, не замечая ничего вокруг. Эван был хмур и бледен, Фокс улыбался, все время облизывая потрескавшиеся губы.

Лина встала, прижалась спиной к старому дубу, не зная, что делать. Она смотрела на Эвана, изредка поглядывая на Фокса и не ожидала, что он возникнет перед ней и рывком привлечет к себе. Он ударил ее, кажется в грудь, и боль скрутила, не давая вздохнуть. Она хотела закричать, чтобы с криком впустить боль из тела, но крика не было, и боль ширилась, заволакивая черной сетью сознание.

— Ты что, думал, я с тобой буду драться? — еще слышала она гадкое хихиканье Фокса. — Дурак, ты все такой же дурак!

А потом она все же смогла закричать, а может, вместо нее кричал Эван.

… а кто слушал — молодец…

Солнце било в глаза, а под одеялом было слишком жарко, и Лина сбросила одеяло. В доме пахло блинами и ежевикой и, еще не открывая глаза, Лина потянулась: дом, бабушка, блинчики, лето, каникулы, и все хорошо! И снилось что-то интересное, но вот...

Лина открыла глаза. Рядом со столом, наливая молоко в кувшин, стояла Агата.

— Проснулась? Вставай, накормлю перед дорогой, — не очень дружелюбно сказала хозяйка.

— Это был не сон? — Лина стала ощупывать себя. Ни ран, ни повязки. Она задрала рубаху — чистая кожа.

— Я ничего не понимаю. Я же... я думала, что умираю. Так больно было. Агата, скажите, что со мной? И где Эван? Он жив?

— Жив, жив, ходит по лесу.

— Почему он не здесь?

— Потому что тебя спасал-спасал и доспасался, — раздраженно ответила Агата. — И что он только в тебе разглядел? Он тебя притащил, ты и не дышала совсем, а кровищи было… давно я столько не видела.

— Так я... умерла? — спросила Лина, обхватывая себя руками, — но ...

— Слушай, не перебивай, а то слова не скажу больше! — нахмурилась Агата. Лина кивнула. — Умерла ты, говорю же. И Эван твой тут же сорвался и помчался воду добывать, живую и мертвую. Вернулся быстро, да только заплатил за это дорого. Слишком долго был в волчьей шкуре, слишком долго!

— Он теперь волк, который иногда может быть человеком? — прошептала Лина. — Да?

Агата кивнула:

— Ешь и уходи. Я тебе клубок дам, он тебя выведет на дорогу, а там уже поедешь, до ночи дома будешь.

— Подождите, — Лина схватила Агату за руку. — Если можно даже мертвого воскресить, то неужели Эвану помочь нельзя? Ведь можно.

— Можно, тут все можно. Только вот как мертвых к жизни возвращают, я видела, а чтобы зверь в человека обратно переродился — ни разу. Вон Фокс, уж сколько девок его мечтали обратно вернуть: и силой любви, и поцелуями, и так, и эдак, и что? На их костях его дом стоит, ни у одной не вышло.

— Эван — не Фокс! — тихо сказала Лина. — Я… Я только яблоки папе отдам, а потом вернусь. Вы его только не отпускайте, хорошо? Я очень-очень быстро! Я пойду, куда надо, я все сделаю.

Лицо Агаты смягчилось.

— Может и выйдет чего... Вон, яблоки добыла. Я-то думала, что ты малахольная: как увидела, кого Эван за собой притащил, прямо запечалилась. Вечно как парень видный, так найдет себя мышь серую. Дура я старая, — она усмехнулась. — Одевайся, я тебе там вашей одежки нашла немного, должно подойти... и пошли, а то пешком до границы идти придется, а ты и так набегалась.

Джинсы с майкой были чуть великоваты, но Лине было все равно. Одевшись, она прихватила сумку с тремя драгоценными яблоками и вышла из избушки вслед за Агатой, вдохнула полной грудью: тут воздух был другой, теперь она это чувствовала.

— Вы передайте ему, что я вернусь, — попросила Лина, принимая из рук Агаты клубок красно-бурых ниток.

— Сама скажи.

Лина обернулась. Эван стоял за ней.

— Эван! — она бросилась к нему, обняла так сильно, как только могла. — Прости меня! И... И я вернусь, честно, мы что-нибудь придумаем. Ты же знаешь, что надо делать, да? Знаешь?

Она почувствовала, как он в ответ обнимает ее и как его губы касаются ее волос. Она опустила руки и в следующий момент только ветер прошелестел: «Прощай».

Лина закусила губу. Подошла к Агате, обняла ее и, повернувшись спиной к избушке, бросила клубок.

«Не бойся, тут безопасно. Недаром в путеводителе это Королевство называют самым безопасным. Так и есть», — вспомнила она.

Лина пошла по лесу, внимательно следя за клубком, и обернулась только раз.

Рядом с избушкой стояла черноволосая женщина, около ее ног сидел огромный волк. Волк поднял морду к небу и хрипло, протяжно завыл.

— Я вернусь! — закричала Лина. — Я вернусь...