Женись пока молодой, Поттер (гет)

— Ты куда!!! — возопил Вернон. — Сейчас же вернись и приведи тетку в порядок!!!

Но Гарри достал волшебную палочку и нацелил на дядю.

— Она получила по заслугам! Не подходите ко мне! — сказал он и вышел из дома.

Гарри, волоча тяжелый чемодан и с клеткой под мышкой, шел по темной пустынной улице, подальше от Дурслей. На улице Магнолий он увидел невысокую каменную изгородь и в изнеможении опустился на нее. Ему совсем некуда идти. А самое страшное — Гарри колдовал вне школы, а посему прощай Хогвартс. Гарри немного удивился, что к нему еще не прилетели совы из Министерства магии.

Он не знал, чего ждать. Его могли арестовать или просто выгнать из мира волшебников. Подумав о Роне с Гермионой, Гарри чуть не заплакал. Наверное, они бы пришли на помощь, если бы узнали. Но Хедвиг нет, телефона нет, ничего нет. Нет и магловских денег, на дне чемодана лежит немного волшебного золота. А все его деньги — наследство от родителей — в Лондоне, в подземелье банка «Гринготтс». Увы, пешком чемодан до Лондона не дотащишь. Если только...

Он уже колдовал, и может сделать это снова, вряд ли его вина станет большей, чем уже есть. Надо сделать чемодан легким, привязать его к метле, надеть мантию-невидимку, долететь до Лондона, забрать из банковского сейфа все деньги и жить как отшельник. И все это нужно проделать побыстрее, а то могут появиться полицейские, которым будет сложно объяснить, что он делает ночью на улице с метлой и книгами с заклинаниями в чемодане.

Вдруг Гарри показалось, что за ним кто-то наблюдает. Он резко выпрямился и еще раз огляделся. Улица темна и пустынна. В окнах домов ни огонька — все спят. Гарри снова нагнулся над чемоданом и тут же вскочил на ноги, крепко сжимая палочку, почуял неладное: в узком пространстве между изгородью и гаражом позади него явно кто-то был. Гарри обернулся, метнул туда взгляд.

— Люмос, — шепнул Гарри и зажмурился от яркого света, полыхнувшего на конце палочки; поднял ее высоко над головой, и стены ближайшего дома засверкали. Палочка осветила гараж, дом и газон между ними. Гарри отчетливо увидел очертания чего-то громадного — оно не сводило с него больших блестящих глаз.

А потом это что-то превратилось в человека, который хрипло сказал:

— Ну привет, Гарри. Видел, как ты надул ту женщину. Твои родители гордились бы тобой.

Гарри поднял волшебную палочку с люмосом еще выше, свет осветил худую фигуру в грязном тряпье. Он подслеповато прищурился и попятился — перед ним стоял тот самый беглый преступник из телевизора, Сириус Блэк. «Ну вот и все, — подумал мальчик. — Буду теперь знать, как сбегать из дома. Если выживу».

— Вы убьете меня? — спросил он, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди.

— Разумеется! — оскалился Блэк, не выказывая, впрочем, никакой агрессии.

Он даже ближе не подходил, а стоял на том же месте и — как теперь видел Гарри — внимательно его разглядывал. Гарри мог бы поклясться, что именно так смотрят на знакомого и дорогого человека после долгого расставания. Он сам, кажется, так рассматривал Рона и Гермиону при встрече после летних каникул. Но в случае с Блэком такой взгляд пугал. И он упомянул родителей, его родителей. Он их знал? Гарри окончательно запутался. Слишком насыщенным оказался этот вечер, слишком много переживаний у него было. И, кажется, ничего еще не закончилось.

Блэк увидел замешательство мальчика и пришел ему на помощь.

— Сириус Блэк, к твоим услугам, — сказал он. — Беглый преступник, как называет меня Министерство магии, по совместительству — друг твоих родителей и твой крестный. Давным-давно, на твой первый день рождения я подарил тебе игрушечную метлу, а еще прокатил на собственном загривке. Тебе, кстати, очень понравилось. И я не причиню тебе вреда, я и так слишком сильно навредил Поттерам. Пришло время исправить все, что еще можно. К сожалению, родителей тебе я вернуть не смогу, но постараюсь их заменить.

— Я ничего не понимаю, — признался Гарри.

— Я объясню, — пообещал Блэк. — А сейчас давай уйдем отсюда, Министерство может отслеживать колдовство в магловских районах, а за тобой, насколько я понял, следят особенно пристально.

Он развернулся и скрылся в проходе между гаражами. Потом также внезапно вернулся, подхватил чемодан и снова двинулся в тень. Гарри пожал плечами в ответ на свои мысли, которые так и не пришли в порядок, погасил люмос, подхватил клетку и последовал за мужчиной.

От автора: Не я первый заметил, что с третьего тома поттерианы начинается совсем другая история — с Мародерами, крестражами и пророчеством. В принципе, эта история могла бы закончиться намного раньше, но у Роулинг была задача растянуть всю серию на семь томов — по числу учебных годов в Хогвартсе, — так что для Гарри с друзьями нашлось немало приключений, без которых вполне можно было бы обойтись («Большая Игра профессора Дамблдора», да-да) и которые были тяжелы и для более взрослых волшебников. Но Роулинг снабдила свою серию достаточным количеством роялей в кустах, чтобы у ее героев появился хотя бы шанс уцелеть. Одним из этих роялей в «Узнике Азкабана» был «Ночной рыцарь», который Гарри вызвал, случайно уронив палочку — автобус спугнул Сириуса, Гарри уехал и все завертелось.

Гарри пробирался за Блэком по темным проулкам незнакомого района и думал, почему он идет за незнакомцем неизвестно куда и даже не думает сбежать. В школе их учили в таких ситуациях громко кричать и звать на помощь и, наверное, это могло помочь и сейчас — кто-нибудь услышал и вызвал бы полицию. Но он представил себе объяснение с маглами по поводу чемодана, метлы и книг, которые никуда не делись, и решил подождать еще немного. Кроме того, у него все-таки была палочка, а Блэк, кажется, был безоружен.

Блэк привел его в какой-то заброшенный сарай. Внутри было относительно чисто, в углу валялся старый матрас, а вдоль стены лежало не слишком толстое бревно, на которое Гарри было предложено сесть. Сам Блэк обычными спичками зажег небольшую лампу — Гарри она показалась очень древней, — плюхнулся на матрас и привалился к стене.

— Я быстро устаю, — пожаловался он. — Двенадцать лет Азкабана, Гарри, а это не курорт. Мне там было легче, чем другим, но дементоры выпивают слишком много положительных эмоций. У меня почти не осталось радостных воспоминаний, а жить только с виной за допущенные ошибки очень тяжело. Но это пройдет, со временем. Правда, не скоро.

— Я ничего не понимаю, — повторил Гарри. — Какой Азкабан, что за дементоры и откуда вы знаете моих родителей?

— Ты не слишком образован, да? — невесело усмехнулся Блэк. — Азкабан — это такая тюрьма для волшебников, дементоры — ее стражи, магические существа, которые питаются светлыми чувствами. Ну а я был другом твоих родителей еще с Хогвартса, мы с Джеймсом и Лили учились на Гриффиндоре.

— И как так получилось, что вы оказались в Азкабане?

— Потому что предал Поттеров, убил каких-то маглов и Питера. Погоди, не спеши убегать, — он заметил реакцию Гарри на свои слова и пробурчал: — Потом снова тебя выслеживать. Это официальное обвинение. Или не обвинение, а причина, по которой я оказался за решеткой. Суда вроде не было, но тут могу и ошибаться, я почти не помню тех дней. Я появился у вашего дома, когда все уже закончилось — сработала сигналка. Лили и Джеймс были мертвы, ты орал, как резаный, потом Хагрид пришел. Я отдал ему тебя, выкатил мотоцикл из сарая — он не умеет аппарировать, — отдал, заставил пообещать, что отвезет тебя в безопасное место. И рванул за Питером. Нашел его в каком-то магловском районе, а потом все. Наверное, меня о чем-то спрашивали, может, даже зелье правды давали, но этого я не помню. Потом помню уже Азкабан и как охранники меня попрекают предательством Поттеров и убийством маглов. Я вроде что-то им попытался доказать, но меня не слушали, а после пары ступефаев я сам решил помалкивать. Там и так несладко, а после ударных заклятий сопротивляться дементорам очень тяжело. Вы еще не проходили магические атаки?

— Нет, у нас и защиты толком не было еще. В этом году ее вел писатель, Гилдерой Локхарт. И ничему нас не научил. А на первом курсе учитель был одержим Воландемортом.

Блэк откинулся на стенку и прикрыл глаза.

— Любопытно. То есть вас в Хогвартсе ничему полезному не учат и Темные лорды в замок как к себе домой ходят? Дамблдор уже не директор? Кто там сейчас главный?

— Да нет, Дамблдор. Он мне помогает.

— Да? Ну ладно. С этим потом разберемся. Времени у нас мало, тебя, думаю, уже ищут всем Министерством, так что тебе надо уже появиться на людях. А то сюда целый отряд авроров пришлют, а мне гости не нужны. Ты, вижу, еще не доверяешь мне, но нам обязательно надо хотя бы просто поговорить, ты выглядишь не особо счастливым, и я не пойму, почему.

— Я тетку надул, — буркнул Гарри. — И меня из Хогвартса наверняка отчислят. В прошлом году из-за домовика предупреждали, а теперь точно отчислят.

— Интересная у тебя жизнь, Сохатик. Но поверь, за это тебе ничего не будет. Ты же ее не палочкой надул? — Гарри помотал головой, — Ну вот. За стихийные выбросы никогда никого не наказывали. У тебя деньги есть?

Переход был слишком резким, и Гарри насторожился.

— Галлеоны только, — с опаской ответил он.

— Они и нужны. Сейчас выйдешь к дороге, встанешь на край тротуара и уронишь палочку. Приедет волшебный автобус, на нем доберешься до «Дырявого котла». Раньше вроде полгаллеона стоило. Снимешь там номер, это еще галлеон на неделю, а я найду способ с тобой связаться. Теперь ты от меня так просто не отделаешься. Сделай летние задания, в общем, веди себя как примерный мальчик, а то кто-нибудь расстроится и может захотеть отправить тебя обратно к Дурслям.

Гарри показалось неправильным бросать вновь обретенного крестного здесь одного.

— Я могу и вам денег дать, — предложил он. — И еще у меня есть мантия-невидимка. И метла.

— Отцова мантия? — вскинулся Блэк. — Полезная вещь, мы с ней весь Хогвартс на уши ставили в свое время. Она мне пригодилась бы, но я не могу ее забирать у тебя. Если меня поймают, то ты ее потеряешь, никто тебе ее не отдаст. Правда, если они и дальше меня будут так искать, как сейчас, то опасности никакой, — Блэк улыбнулся. — Но все равно подумай. А деньги не нужны. В те места, где принимают галлеоны, мне пока вход заказан.

— Мантию берите, — решил Гарри.— Жалко, конечно, если пропадет, от родителей у меня почти ничего не осталось, но если она вам поможет не попасться, то пусть лучше у вас будет.

Он открыл чемодан, нашел в ней серебристый сверток и кинул его Блэку. Потом достал из мешочка пару галлеонов и переложил их в карман.

— Я пойду? — неуверенно спросил он.

— Иди, Гарри, — ответил Блэк. — Я найду тебя и все будет хорошо.

От автора: по канону Гарри катался на «Ночном рыцаре» несколько часов — именно об этом заявил Фадж в «Дырявом котле» («Несколько часов назад на Тисовую улицу прибыли два специалиста...», третья глава «Узника Азкабана»). Как это возможно, не знаю, но в фильме, например, все путешествие заняло много меньше времени (и Фадж это отмечает). В книге, правда, от ухода с Тисовой поздним вечером до встречи с министром действительно прошло несколько часов, но почему, Роулинг не объяснила. Оригинал я не читал, может, разгадка кроется там, но, скорее всего, это обычные проблемы поттерианы с таймлайном, никакого смысла не несущие. Поэтому Гарри вполне мог потратить десять минут на разговор с Сириусом.

Путешествие на «Ночном рыцаре» Гарри почти не запомнил. Все его мысли занимало только желание скрыть свое настоящее имя и не выдать нового знакомого, своего крестного, каким-нибудь нелепым замечанием. Последнее было особенно нелегко — когда Стэн Шанпайк излагал официальную биографию Блэка, Гарри так и подмывало что-нибудь сказать, но он сумел сдержаться. А у «Дырявого котла» его встретил целый министр магии Корнелиус Фадж.

Фадж Поттеру не понравился. Министр был слишком суетливым, слишком сильно держал Гарри за плечо, слишком много говорил и не подписал разрешение на посещение Хогсмита. С другой стороны, он не стал его наказывать за происшествие с теткой и разрешил не возвращаться к Дурслям, а пожить остаток лета в «Дырявом котле». Гарри прикинул, что для него все закончилось более чем благополучно.

А вот в комнате № 11 Гарри понравилось. Она была больше, чем его комната на Тисовой, в ней была мягкая и удобная кровать, отполированная до блеска дубовая мебель, а в камине потрескивал огонь. Кроме того, к нему вернулась Хедвиг, он немного поел и, в принципе, был счастлив. Гарри долго сидел на кровати, поглаживая сову и никого не опасаясь. Гарри подумал, что не отказался бы здесь жить на всех предстоящих каникулах, если, конечно, получится не возвращаться к Дурслям. Но теперь он хотя бы знает, как от них сбежать.

Внезапно Гарри стало страшно. Он как-то не подумал, что за Сириусом Блэком гоняется и Министерство магии, и магловская полиция, и если его схватят, то найдут при нем мантию-невидимку, которая принадлежит Гарри Поттеру. И тут вряд ли министр Фадж будет так благодушен, он потребует рассказать, как его вещь оказалась у преступника, и почему он ничего не рассказал об этом. Гарри даже собрался спуститься вниз, снова разбудить Тома и попросить его связаться с министром, но не стал. Ему почему-то не хотелось, чтобы Блэка поймали, а тот мог и не успеть убраться из заброшенного сарая в Литтл-Уингинге. Но додумать эту мысль мальчик не успел и заснул.

Утро для Гарри началось неплохо. Он проснулся ближе к полудню, пообедал, чем Том послал, и отправился знакомиться с Косым переулком.

Когда Гарри в первый раз был в Косом переулке, то был слишком занят попытками увидеть сразу все и почти ничего не запомнил. Конечно, он был уверен, что найдет Гринготтс или магазин мадам Малкин, лавку Олливандера или книжный магазин, — в общем, те места, в которых закупался и перед следующим учебным годом. Но ни разу за два посещения ему не удалось узнать, чем еще торгуют в этом переулке. И сейчас он собирался восполнить этот пробел.

После завтрака-обеда он прошел через задний двор «Дырявого котла», нашел нужные кирпичи в стене и постучал по ним палочкой. В стене появилась арка, открыв мальчику самую волшебную улицу Лондона. Его уже не приводили в восхищение замечания прохожих о дороговизне ингредиентов для зельеварения, да и на прочие чудеса он обращал мало внимания — привык за два года. Ненадолго увлекла новая гоночная метла -«Молния», — но тратить на нее деньги Гарри не собирался. Гарри съел мороженое в кафе Фортескью, зашел в книжный магазин и купил там пару книг по защите — они не входили в школьную программу, но показались интересными. Думал над приобретением иллюстрированного справочника по квиддичу, но тоже решил не заморачиваться — наверняка что-то подобное есть у Рона или в библиотеке Хогвартса.

Он бы еще побродил по Косому, но отведенное на прогулки время заканчивалось и пора было приниматься за летние эссе. Жутко не хотелось, но он обещал Блэку и не хотел создавать у того впечатление, что не держит своего слова.

Учиться Гарри нравилось — в принципе. Он не собирался совсем забивать на занятия, как Рон, но и проводить все время за чтением книг, как это делала Гермиона, не хотел. Слишком скучно и то, и другое. Гарри понимал, что того же Рона без помощи их общей подруги давно бы отчислили — сам бы он писал сочинения только на двойки, а уж подготовиться к экзаменам самостоятельно не смог бы, даже если бы ему пообещали «Молнию». Но и подход Гермионы Гарри не разделял — у него просто не было необходимых навыков долгого корпения над скучными учебниками. Но он бы, наверное, справился с учебой и без помощи девочки, особенно если как-то удалось бы нейтрализовать Рона с его шахматами и бесконечными разговорами о квиддиче.

Летние эссе тоже не представляли какой-то сложности. Их только нельзя было списать, так как темы у каждого были индивидуальными, но за рамки учебников необходимые для них знания не выходили. Для Гарри большую сложность представляло таскать за собой весь набор книг за предыдущий курс. У Дурслей ни о каких эссе и речи быть не может, слишком уж сурово они относятся ко всему, связанному с магией. В прошлом году Гарри свои работы писал в Норе, где тоже условия были не самыми шикарными, но как-то справился и даже получил неплохие оценки — в отличие от Рона, которому потом пришлось все переписывать с помощью Гермионы. Ну а теперь Гарри, наверное, вообще поразит учителей своими знаниями. Отвлекать некому.

От автора: когда перечитываешь канон после многочисленного фанона, возникают странные ощущения. Например, что «Большая Игра Дамблдора» это суровая реальность поттерианы, и Роулинг действительно писала свои книги с учетом тайного плана директора. Но потом встряхиваешься и понимаешь, что все гораздо проще, и никто не приставлял Рона к Гарри, чтобы мешать тому учиться. Просто в реалиях канона Поттеру нужен был забавный и смешной друг, которым и стал шестой Уизли. Нужен был враг — это Малфой-младший. Нужна была верная подруга — и появилась Гермиона. Вспомните «Приключения Тома Сойера» — не удивлюсь, если троицу главных героев мама Ро позаимствовала прямо оттуда, чуть приспособив готовые типажи для Англии конца XX века. В русской литературе примеры тоже есть — Аркадий Гайдар, «Тимур и его команда»; давно не перечитывал, не помню, кто там был смешным другом Тимура и был ли такой вообще (все же соцреализм, положительные персонажи не должны быть смешными), но главный герой, его враг и симпатичная девочка-отличница имеются. В общем, Гарри, Рон, Гермиона и Малфой — это такой стандартный суповый набор детской литературы.

Блэк появился только через три дня. За это время Гарри немного устал — все же за полтора месяца у Дурслей он привык к совсем другому распорядку, а свобода оказалась еще той дамой. И когда почти в полночь скрипнула дверь и в комнату пробился тусклый свет коридорных фонарей, он уже спал. Непривычные звуки разбудили его, Гарри нащупал на тумбочке очки и натянул их, но в дверном проеме никого не было. Дверь раскрылась еще шире, потом аккуратно захлопнулась, а замок сам собой повернулся. А потом в воздухе появилась ухмыляющаяся голова Сириуса Блэка.

— Привет, Сохатик, — сказал Блэк и скинул мантию-невидимку. — Хорошая вещь, я даже навыки использования не растерял за столько лет. Очень пригодилась.

Блэк был одет совсем в другую одежду — поношенную и замызганную, но хотя бы не напоминающую лохмотья. А за ремень его штанов была заткнута самая настоящая волшебная палочка, правда, вся потемневшая от грязи, в царапинах и сколах.

— Вы переоделись, — сказал Гарри, — и палочка... откуда она у вас?

— В Лютном нашел, — объяснил Блэк. — Там всегда по ночному времени народу много, так что даже выбор был. Взял самую подходящую. А ее хозяин со мной одеждой поделился, а то надоело в тюремной робе ходить.

Выглядел при этом Блэк нисколько не смущенным, хотя признавался тринадцатилетнему подростку в том, что кого-то ограбил. Гарри это не понравилось, но он промолчал. Все же Блэк сидел в тюрьме и, может быть, даже за дело, так что получить палочку законным путем он не мог. В конце концов Гарри и сам частенько нарушал школьные правила, если считал, что так надо для дела. А его поступок по отношению к тетке Мардж тоже был за гранью закона, и только доброе отношение министра позволило избежать наказания.

Вид у Блэка был очень болезненный. Он и в первую встречу выглядел не ахти, а прошедшие дни у него, видимо, были напряженные. Поэтому Гарри, не слушая возражений, спустился вниз и попросил у Тома еды побольше, рассказав историю о несчастном мальчике и злых родственниках, которые держали несчастного впроголодь и даже оговорил возможность съесть все выпрошенное у себя в номере, пообещав вымыть посуду. Отказывать от еды Блэк не стал, а пока ел, рассказал, как ему удалось сбежать из Азкабана — оказалось, что для анимага это просто, особенно для незарегистрированного анимага. Эту магию он освоил еще в школе — вместе с остальными друзьями они хотели помочь еще одному их приятелю, самому настоящему оборотню. По словам Блэка, из него вышел неплохой пес по имени Бродяга, Джеймс Поттер становился натуральным — с рогами — оленем Сохатым, что служило постоянной темой шуток, а Питер Петтигрю — крысой Хвостом, что тоже было полезно в условиях Хогвартса, поскольку противостояние Гриффиндора со Слизерином было уже в их времена.

— Понимаешь, Гарри, — сказал Блэк, — наша компания была очень дружной, я больше ничего подобного в Хогвартсе нашего времени не припомню. На Слизерине и Равенкло традиционно учатся одиночки, хотя слизеринцы уже тогда сбивались в кружки юных пожирателей. Потом почти все члены этих кружков пошли на службу к Темному Лорду. Наша четверка везде бродила вместе, мы нарушали правила, и Аргус Филч плакал от нас горькими слезами. А с твоим отцом мы были знакомы еще до Хогвартса — все же потомки двух самых известных семей, ходили на одни и те же балы и одинаково там скучали. В поезде к нам подсел Петтигрю, а Ремуса — это оборотень — поселили в нашу спальню. Он поначалу занудный был, все по учебе убивался...

— Как Гермиона! — восхищенно воскликнул Гарри. Блэк внимательно посмотрел на мальчика и продолжил:

— Потом ничего, втянулся, только болел часто — ну это нам так говорили. Пару дней в месяц его не было, потом приходил весь измотанный, словно бладжером работал. Но сначала мы решили стать анимагами — мы с Джеймсом, когда Макгонагалл на первом уроке показала нам, как превращается в кошку. Ну а к концу года выяснили, чем болеет Люпин. На каникулах мы с Джеймсом поспрашивали родных — семьи старые, знаний много, в том числе и запретных, — выяснили, что анимагу в звериной форме оборотни не страшны, нашли литературу соответствующую, все приготовили, и со второго курса три года занимались. Макгонагалл на нас нарадоваться не могла — в трансфигурации мы очень все продвинулись, даже Питер. Ну и вот, с пятого курса уже бегали с Ремусом по Запретному лесу в полнолуние. Джеймс и Лили сразил своим превращением в оленя, жутко красивый зверь у него получился. Она тогда со Снейпом поругалась...

— Моя мама дружила со Снейпом?

— Ну да, — не понял удивления мальчика Блэк. — Первые пять лет, хотя она с нами на Гриффиндоре училась, а он на Слизерине. Мы его травили, как сейчас понимаю, жестоко, а она защищала. Они, кажется, жили рядом в детстве, соседями были.

— Постойте, — прервал Блэка Гарри. — То есть и тетя Петунья знала Снейпа? И ничего мне не сказала? И он ничего не сказал!

Было видно, что Гарри очень расстроен. Блэк не понимал такой смены настроения, но предположил, что его держали в неведении о родителях. И он спросил об этом.

— Ну до письма из Хогвартса я был уверен, что мои родители — алкоголики, погибли в автомобильной аварии, а Дурсли только из жалости согласились меня терпеть в своем доме. А потом, когда Хагрид пришел, он рассказал, что моих родителей убил Воландеморт...

— Гарри, называй, пожалуйста, его Темным Лордом или как обычно говорят маги — Тот-Кого-Нельзя-Называть. Нечего его имя просто так полоскать, в ту войну запрет на него не просто так ввели, много народу погибло, пока не поняли, почему. Темный Лорд свое имя сделал табуированным и сразу чувствовал, где его произносят.

— Но Дамблдор считает, что это просто суеверия. Он мне говорил, чтобы я не боялся назвать вещи так, как они называются.

— Странно, я помнил директора более разумным. У магов очень мало суеверий, и большинство из них основаны на каких-либо случаях из реальной практики. И либо он уверен, что сейчас это безопасно, либо что-то задумал. Но ладно, слушай дальше. Твои родители поженились вскоре после Хогвартса, я был шафером у них на свадьбе. Потом родился ты, и мы всей компанией были очень рады появлению нового мародера. Прозвище тебе придумали — Сохатик, ну, пока ты сам анимагом не станешь. Я придумал, — гордо добавил Блэк. — А потом Дамблдор рассказал нам о пророчестве и о том, что Темный Лорд охотится за Поттерами. Они укрылись под чарами доверия, а я отказался быть их хранителем, предложил Питера — он самый незаметный из нас, а в крысином облике легко мог уйти даже из-под антиаппарационого барьера. Но оказалось, что он предатель. Забавно, крыса и вдруг предатель, даже не ожидаешь ничего подобного. Ну а дальше ты знаешь. Только не пойму, как ты у Петуньи оказался.

— Меня Дамблдор туда отдал. Он говорит, что в семье тети у меня кровная защита появляется.

— Что-то он много говорит, мне это не нравится. И как, помогла тебе эта защита?

— Ну, я жив. А на первом курсе Квиррелла сжег, у которого в башке Волан… Темный лорд сидел.

Блэк насторожился.

— Все чудесатее и чудесатее, как говорила Лили. Ну-ка, давай, рассказывай подробно про свою жизнь.

От автора: канон молчит, где болтался Блэк весь этот год. 6 августа 1993-го он встречает Гарри в Литтл-Уингинге, 31 октября делает первую попытку проникнуть в башню Гриффиндора, между этими датами его один раз видят маглы недалеко от Хогвартса. В ноябре он приходит посмотреть матч и в декабре присылает «Молнию». Весной (кажется) — еще одна попытка проникновения в спальню третьего курса. И, пожалуй, все. Но человек (даже в виде пса) должен ежедневно что-то есть, пить, ему, наверное, не очень приятно ходить в тюремной робе. И если он не может все это купить, он украдет. Из канона мы знаем, что купить Блэк может (в некоторых фанфиках покупка «Молнии» даже объясняется), но в Визжащей Хижине мы встречаем его по-прежнему без палочки и в тюремном халате.

— Блядь-блядь-блядь. Извини, Гарри, но это сильнее меня. Блядь-блядь-блядь.

Блэк нервно наматывал круги по небольшому свободному пространству комнаты и негромко матерился, периодически извиняясь перед своим собеседником. Рассказ Гарри произвел на него сильнейшее впечатление. Правда, к методам воспитания Дурслей он отнесся довольно спокойно, а вот о происшествиях во время учебы расспрашивал подробно, задавал вопросы, уточнил некоторые моменты. Не выдержал он после скупого описания битвы с василиском, вскочил, спросил самого себя, что за хуйня творится в этом гребанном Хогвартсе, и забегал по комнате.

Гарри состояния Блэка не понимал. С точки зрения Поттера, именно у гребанных Дурслей творилась, как выразился крестный, хуйня, а в школе были только небольшие приключения. Да, иногда опасные, как с тем же василиском, но раз все закончилось благополучно, то и говорить не о чем. И он попросил Блэка разъяснить, что его так расстроило.

— Не понимаешь, Сохатик? Крепко же тебе мозги промыли. Пойми, Дурсли твои — это, конечно, неприятно. Я сам в детстве выл от своего дома и своих родителей, и как только мне исполнилось семнадцать, тут же сбежал, к твоему отцу, кстати. Это в порядке вещей даже у чистокровных. Случается нечасто, но кроме семьи никому не интересно. За стенами мэноров может происходить что угодно, но никто не будет жаловаться или выносить сор на люди. Терпи, если не можешь справиться с ситуацией и переломить ее в свою пользу. Никто не оценит, что наследника Поттеров довели до ручки какие-то маглы. А стукнет тебе семнадцать — все, можешь идти куда угодно и этих своих Дурслей хоть до смерти круциатусом пытать, только следов на своей палочке не оставляй и аврорам не попадайся. Гораздо интересней, как ты вообще оказался у маглов и почему рос, ничего не зная о своих родителях. Но это возвращает нас к Хогвартсу. Вот там вы должны только учиться, учиться и еще раз учиться. Никаких сражений с Темным Лордом учебным планом не предусмотрено, насколько я помню. Василиска в школе тоже не проходят — эти твари настолько редкие, что с ним не всякий аврор справится, просто не будет знать как. Ну и прочие ваши приключения выглядят сомнительно, особенно отработка в Запретном лесу — даже нас так ни разу не наказывали, а уж нашу команду можно было с чистой совестью скормить акромантулам еще на первом курсе.

Блэк перевел дыхание и присел на кровать.

— Выглядит все это вместе, будто тебя к чему-то готовят, но так, чтобы ты не понял этого. Наверное, это все-таки связано с пророчеством.

— Что за пророчество? — поинтересовался Гарри, припомнив, что Блэк уже упоминал о нем.

— Да обычное, где предсказано, что родится тот, кто победит Темного Лорда. Подобного барахла в Отделе Тайн целый зал, если их все прослушать, можно с ума чокнуться. Я лично никогда им не доверял. Но в это пророчество почему-то поверили одновременно Дамблдор и Темный Лорд, почему — не спрашивай, не знаю. И оба решили, что ты — тот самый герой, который одолеет нашего Темного Лорда. Там еще вроде ребенок Лонгботтомов подходил, но в твоем случае все было как по писанному. Вернее, по сказанному.

— И что в этом пророчестве говорилось?

— Да я толком и не знаю. Вроде — тот, кто победит Темного Лорда, родится в конце седьмого месяца. Вот вы с Невиллом и родились в конце седьмого месяца. Твоих родителей убили, тебе на память остался шрам, который ты бездарно прикрываешь челкой, а Лонгботтомов запытали до безумия.

— Невилл не рассказывал...

— А ты и не интересовался, — припечатал Блэк. — Тебе некогда было, ты только о приключениях думал.

Гарри потупился. Блэк был прав. За два года в Хогвартсе он с трудом освоил учебную программу, да и то благодаря нечеловеческим усилиям Гермионы. Если бы не она, их с Роном уже сто раз отчислили — или оставили, но пришлось бы выслушать множество нотаций Макгонагалл о том, как он своей неуспеваемостью позорит память родителей.

— Но вообще, — как ни в чем ни бывало продолжил Блэк, — именно пророчество привело к окончанию той войны. Да, Поттеры погибли, Лонгботтомы, считай, тоже, но после той ночи нападения прекратились, а Пожиратели затихли или оказались в тюрьме. Ну и непожиратели тоже, — грустно ухмыльнулся он — оказались в тюрьме. Но это совсем другая история. Кстати, расскажи-ка мне про эту девочку, мисс Грейнджер, — попросил Сириус, — Ты ее так часто поминаешь, влюбился, наверное?

Гарри, конечно, возмутился такому предположению, но просьбу выполнил. Он рассказал, что Гермиона маглорожденная и самый лучший друг, почти такой же как Рон, они с первого курса вместе, она отличница и иногда зануда, особенно когда речь заходит об учебе, но без нее они бы погибли еще в Запретном коридоре.

Сириус задумался, глубоко запустив пальцы в свои давно не мытые волосы. Потом встряхнулся как пес и спросил:

— Гарри, что ты знаешь о магическом мире?

От автора: Поражает пофигизм героев поттерианы к страшным, в сущности, событиям. Помер один из учителей — ну и хуй с ним, другого найдем, за воротами очередь желающих. Таскал Квиррелл год Воландеморта в башке — похуй, пляшем дальше. Ученики каменеют — фигня вопрос, вот поспеют мандрагоры, мы их тут же вылечим. Первокурсница одержима все тем же Воландемортом — дык, главный вопрос, не кто, а как. В подземелье валяется дохлый гигантский василиск — а чё с ним делать? Ну и так далее, ежегодно. Или вот дементоры вокруг школы в «Узнике Азкабана» — все старательно делают вид, что это плохо, но терпимо, поскольку они, конечно, могут выпить душу какого-нибудь зазевавшегося ученика, но не со зла, а случайно. Из оговорок в книгах известно, что когда учились, например, Мародеры, до такого бардака не доходило, народ спокойно враждовал между факультетами и получал знания (хотя оборотень в школе — это тоже, знаете ли, но там хотя бы какие-то меры предосторожности принимали), а предыдущее открытие Тайной комнаты потребовало вмешательства Министерства. Которое, впрочем, в ситуации не разобралось, наказало невиновных (хотя Хагрид со своими питомцами по совокупности все-таки тянет на расстрельную статью — акромантул, цербер, дракон...) и наградило непричастных. И, кстати, с точки зрения волшебников отношение Дурслей к Гарри не было чем-то таким уж вопиющим. Ну одет мальчик плохо (вспомните семью Уизли на вокзале в «Философском камне» или магов на финале Чемпионата по квиддичу в «Кубке огня»), ну питается плохо (он, кстати, жаловался хоть раз кому, что львам не докладывают мяса?), ну работать заставляют (в сравнении с Дадли, миссис Уизли своих отпрысков гоняла только в путь). Ну а бьют — вообще значит любят. То есть фанфики, в которых волшебное сообщество приходит в ужас, узнав, в каких невыносимых условиях живет летом Гарри, немного, скажем так, преувеличивают. В ужас магов может привести только тот факт, что Герой живет у маглов.

С самой первой встречи с Поттером в конце августа Гермиона заметила, что мальчик очень внимательно за ней наблюдает. Он, конечно, смотрел на нее и раньше, и по-разному, но именно так — изучающе и исподтишка, думая что она не видит его взгляд — впервые за все два года знакомства. Можно было наверное просто подойти и спросить, что он задумал, но этот разумный — по всем меркам — шаг мог и не сработать. Сказал бы Поттер, что ей показалось и ничего такого не происходит.

Кроме того, времени на пообщаться приватно у них и не было. Она с самой встречи в Косом переулке была с Уизли, да и потом рыжее семейство словно задалось целью не оставить ее с Поттером наедине. Рядом всегда был Рон, миссис Уизли и Артур. Джинни тоже никуда не делась и, видимо, рассчитывала, что неподалёку от Гарри у нее будет больше шансов показать ему свою любовь. В исполнении двенадцатилетней девочки это выглядело забавно.

Хорошо, что на первом и втором курсах я была сосредоточена на учебе, думала Гермиона. Это тоже смотрелось забавно, наверное, но воспринималось окружающими намного спокойней. Впрочем, она не могла не отметить, что и влюбленность Джинни все остальные принимали как нечто само собой разумеющееся. Даже Молли, которая вроде бы как мать должна объяснить дочери последствия ее безрассудного поведения, наблюдала за дочерью так, словно та ведет себя вполне подобающе для юной леди. Но, возможно, как раз Молли все устраивало.

В поезде тоже было не до странных взглядов. Сначала Люпин и какое-то сумбурное и бесполезное обсуждение Сириуса Блэка и его охоты на Гарри. Потом дементоры и обморок Поттера. Скучно не было, но и поговорить — даже выйдя в коридор — не поговоришь. Да и Рон туда бы потащился, а при нем Гермиона почему-то не хотела выспрашивать у Гарри, что с ним происходит. Ведь если бы это было предназначено всем троим, он бы выложил все еще при первой встрече. А не выложил.

Девушка решила плюнуть на Поттера и сосредоточиться на учебе — захочет сам расскажет, а не захочет — нечего и мучиться. Тем более что его взгляды были даже в чем-то приятны — но она не призналась бы в этом даже под заклятием. Гермиона помнила разговор с матерью об ЭТОМ еще перед своим вторым курсом, и помнила, что ей тогда пришлось долго доказывать, что в Хогвартсе никому ничего не угрожает. Не сексуальное насилие, точно. Только тролли, Воландеморты, василиски. Теперь вот Сириус Блэк. Но секс в школе был возможен только по обоюдному согласию. Наверное. Она уже не была в этом уверена так, как год назад, но предпочла бы ни с кем не говорить на подобные темы.

Лучшая ученица своего курса даже немного краснела, когда ее мысли перескакивали с таинственных взглядов Гарри на секс. Она все же предполагала, что эти две вещи никак не связаны — не в их возрасте, во всяком случае. Ему всего тринадцать, ей совсем скоро исполнится четырнадцать, когда-то таких подростков уже женили и даже ожидали от них детей, но с тех пор многое изменилось — и в законодательстве, и в обычаях. Даже волшебники не могут настолько отставать от остального мира, да и студенческих семей в Хогвартсе она ни разу не видела, хотя какие-то отношения на старших курсах поддерживали едва ли не все. Но, может быть, женатых просто исключают? Девушку это не устраивало.

В общем, Гермионе было о чем поволноваться. В принципе, у нее даже было подспудное желание оказаться как можно дальше от Хогвартса, волшебного мира и вообще магии. Родители собирались запретить ей возвращаться — после близкого знакомства с василиском она их даже понимала, но настояла на продолжении учебы. Впрочем, опасность того, что в одни из каникул ее просто увезут, например, в Австралию, оставалась. И добавлялась ко всем прочим опасностям, которыми сопровождалось обучение в самой безопасной магической школе Англии. В этом году к этим опасностям добавились Сириус Блэк и дементоры, напоминала себе Гермиона, и вряд ли третий курс окажется более скучным, чем первый или второй. А тут еще и Гарри.

Не то чтобы он тоже был опасностью, но его поведение было нетипичным. Гермиона считала, что хорошо знает своего друга, она была в курсе его летних приключений — раздутая тетка, поездка на «Ночном рыцаре» и проведенный в «Дырявом котле» август. Ничего из этого опасным не выглядело, за тетку Гарри уже простил сам министр и наказывать никто не собирался. Более того, складывалось ощущение, что все вокруг стремились защитить ее друга. Это, впрочем, было понятно, хотя в итоге опять приводило Гермиону к мыслям о дементорах и Блэке. Чёртов Блэк.

В школе Поттер продолжал изучать Гермиону, но что бы ни собирался Гарри сказать, он явно хотел сделать это наедине, а рядом всегда крутился Рон и иногда Джинни. Другие однокурсники тоже оказывались неподалеку в самый удобный — с точки зрения проблемы Уизли — момент. Ну и Малфой со своей командой не мог не подгадить и частенько пользовался подвернувшейся возможностью.

Первые дни третьего курса вообще выдались слишком насыщенными. Гермиона осваивалась с маховиком времени и кучей новых предметов. Вместе с остальными она слышала, как профессор Трелони предсказала Поттеру скорую смерть, а потом — как его успокаивала профессор Макгонагалл. Читала дополнительную литературу по рунам и нумерологии, с Роном и Гарри успокаивала Хагрида после провального первого урока УЗМС и ранения Малфоя. Непростыми выдались и зелья — Снейп своим привычкам не изменял и традиционно третировал Гриффиндор.

Гарри заметно нервничал от всего этого. Для Гермионы заметно. Все остальные списывали его поведение на дементоров, на Блэка, предсказание скорой смерти или на все сразу. Девушка понимала, что друг действительно может волноваться по этим поводам, но его извиняющие взгляды — он словно просил прощения, что не справляется — придавали ей уверенности, что дело в чем-то другом. В том, о чем Гарри не мог рассказать в поезде и в присутствии кого-то третьего. Даже Рона. Оставалось ждать. Гарри наверное придумает что-нибудь. А если нет — у нее есть пара идей, как сделать так, чтобы этот разговор все же состоялся.

От автора: еще раз про пофигизм волшебников. В Хогвартс приезжают 11-летние дети, которые целый год предоставлены сами себе. За ними никто не следит (обыгрывается в фаноне для противопоставления заботливого Снейпа и нерадивой Макгонагалл), они могут делать, что заблагорассудится, лишь бы домашние задания делали да после отбоя не попадались. Как такая система не выродилась в натуральную дедовщину — убейте, не понимаю. Кроме того, девочки растут, у них всякие дни и женские проблемы случаются. Понятно, что герои и принцессы не какают, но хоть слово в каноне можно было сказать на тему основ сексуального воспитания — мол, мадам Помфри собирает всех первокурсниц и проводит лекцию. Хотя о чем это я...

Способ связаться незаметно для остального населения замка придумал все-таки Поттер. Но с деталями при планировании у него всегда было плохо, так что его сообщение о необходимости встречи тет-а-тет и предложением срочно спуститься в гостиную голая Гермиона получила ранним утром в первое воскресенье учебного года, когда традиционно задолго до своих соседок принимала душ. Почтальоном выступил знакомый девушке по рассказам друга домовой эльф Добби, огромные глаза которого несколько секунд внимательно рассматривали представшее перед ним зрелище. И только после этого Добби соизволил сказать, что именно Гарри Поттер, сэр, хочет передать Гермионе Грейнджер, мисс.

Мерлин знает, как Гермионе, мисс, удалось не завизжать в этой ситуации. Она должна была перебудить всех обитателей женской половины башни громким воплем еще в тот момент, когда рядом с ней с хлопком что-то появилось. Но не перебудила, только вскинулась от испуга, а потом услышала про «Гарри Поттера, сэра» — и каким-то волшебным образом нашла в себе силы сдержать рвущийся наружу крик. Девушка даже поблагодарила Добби за сообщение, попросила передать другу, что скоро появится. Закончила мытье, привела себя в порядок и оделась — не замечая, что торопится, и деланно спокойно вышла из дверей общежития.

Совершенно красный Гарри неудобно сидел на одном из диванчиков, с которых было видно лестницу в женские спальни — похоже, Добби рассказал ему, в каком месте и в каком виде застал Гермиону. Виновник этого непотребства, кажется, уже осознал, что натворил, поэтому прятался за спинкой кресла, прижав уши и выглядывая одним глазом из-за Гарри. Смотрелось это умильно, но Гермиона не собиралась просто так прощать наглое вторжение в свое личное пространство. Она подошла к другу, Поттер вскочил, но сказать что-либо не успел.

— Гарри Джеймс Поттер! — прошипела Гермиона. — Если ты еще раз пошлешь ко мне этого извращенца, я тебя прокляну! Не его, понял? А тебя!

— Я понял, понял, — торопливо сказал тот. — Больше не повторится никогда. Только не кричи, кто-нибудь проснется, а нам надо поговорить. Очень надо.

— О чем? — спросила Гермиона. — Ты на меня всю последнюю неделю так смотришь, словно я твой любимый десерт...

Тут она осознала, что сказала слово «любимый», которое негласно старалась не употреблять в беседах с друзьями весь последний год. И тоже покраснела. К ее счастью, Гарри, похоже, было не до каких-то отдельных слов.

— Ну а как? Тема такая... я не хотел при Роне. И при других.

— Почему?

— Не сейчас. Пошли, — Поттер вытащил из-под свитера мантию-неведимку, накинул себе на плечи и приглашающе откинул одну полу. Гермиона немного поколебалась — но потом подумала, что за предыдущие годы они под этой мантией ходили даже втроем, не особо стесняясь, и уж сейчас-то стоит думать не о какой-то абстрактной целомудренности, а о том, как быстро и скрытно попасть туда, куда зовет ее друг. И нырнула под мантию, прижавшись поближе к Поттеру. Все-таки с первого курса они здорово выросли.

Они прошли через весь замок, добрались до главного входа и вышли к озеру. У старой березы друзья остановились и огляделись. Еще было слишком рано, студенты Хогвартса сладко спали и видели последние сны — перед тем, как будильники призовут их на завтрак. И на берегу озера они были одни.

— И что ты так долго хотел мне сказать?

Вообще, Гермиона уже не сердилась. Ни на Гарри, ни тем более на Добби. Один не подумал, а другой просто хотел угодить тому, кто его освободил от Малфоя. В конце концов, девушка очень трезво оценивала себя — и понимала, что хвастаться ей пока было особо нечем. Но для ее возраста это было в порядке вещей, так что и расстраиваться не было смысла.

— Не то что сказать, — промямлил Гарри и замолчал.

— Ну?— поторопила его Гермиона, когда молчание стало слишком настойчивым.

— Понимаешь, я хотел не сказать, а спросить.

— Ну так спрашивай.

Поттер вздохнул и с видимым усилием произнес:

— Гермиона, а ты уже думала о замужестве?

От автора: Я уже упоминал, что Роулинг очень небрежно относилась к таймлайну своих произведений. 1 сентября 1993 года было средой, УЗМС с гиппогрифами был то ли на следующий день (то есть в четверг), то ли в пятницу. После травмы Драко где-то пропадал до четверга — какого именно, не указывается. Да и вообще в УА (особенно в фильме) действие очень быстро переходит к событиям Хэллоуина (31 октября), почему-то пропускается сентябрьское (30 сентября) и октябрьское (30 октября) полнолуние с заменой Люпина другим преподавателем. Зачем Люпин пил антиликантропное зелье 31 октября, непонятно. С ноябрьской заменой тоже не очень ясно — она явно пришлась на середину месяца, когда никакого полнолуния не было. Ну и рука Драко, которая болит два с половиной месяца, а преподаватели в это верят — за гранью зла и добра; Поттера в «Тайной комнате», напомню, после выращивания всех костей в руке выгнали из больничного крыла уже через несколько дней.

Когда Гермиона думала, что же такого тайного ей собрался сказать Гарри, она перебирала множество вариантов — как привыкла и как ей было удобней работать с неизвестной величиной. Тем для разговора нашлось огромное количество — она даже удивилась поначалу, но потом решила, что так и должно быть. Они все-таки друзья и, наверное, Гарри может говорить с ней о чем угодно. О новой тайне, которую ему поведал Дамблдор и которая касается Воландеморта; конечно, у них вроде бы не было возможности поговорить, но на то директор и великий маг, чтобы игнорировать спокойное течение времени. Ей же выдали маховик только для посещения всех выбранных предметов — а что может сделать с этим прибором волшебник уровня Дамблдора, можно только предполагать. Гермиона даже жмурилась, представляя, какие возможности для манипулирования мирозданием имел директор, и огорчалась, что закончила только два курса, не прочитала и половины книг из школьной библиотеки и вообще ничего не умеет толком.

Речь могла зайти о чем-то обыденном — например, о том, как сильно Гарри любит квиддич. Или о том, как сильно он любит Джинни — и что в этой ситуации может посоветовать лучшая подруга. Или что он любит Рона — фу, конечно, таким быть, но не ругаться же с другом из-за такой мелочи. Или Малфоя, тогда ситуация выглядела бы как в гей-версии «Ромео и Джульетты». У Гермионы вообще был широкий кругозор, а к чужим девиациям она относилась спокойно — родители-врачи этому способствовали. В самом крайнем случае, Гарри мог признаться в любви к ней — но вероятность этого события она считала слишком низкой, чтобы ее учитывать. И вот, кажется, сбывался именно этот, невероятный прогноз. Что делать в этой ситуации, она не знала, а ни один из советов мамы о том, как вести себя в непонятных случаях, сейчас пригодиться не мог.

— А почему ты спрашиваешь? — решила она потянуть время.

— Ну, мне показалось странным, что мы столько времени дружим и еще ни разу не говорили о том, какие тебе мальчики нравятся. Может, ты нас с Роном терпеть не можешь и каждый раз кривишься от отвращения, когда мы не смотрим.

— С чего это у тебя такие мысли? — удивилась Гермиона. — Если бы вы были мне неприятны, я бы просто с вами не дружила. Это так работает. Так что все нормально с вами и моим отношением к вам. Вы, конечно, немного безалаберные и я не разделяю вашего отношения к учебе, но если вас пнуть хорошенько, то вы поддаетесь воспитанию. Так почему ты именно сейчас решил поинтересоваться?

— Знаешь, если когда-нибудь я удостоюсь отдельной биографии, а не простого упоминания во «Взлете и падении Темных искусств», этот август будет там отдельной главой. Не потому что я сделал что-то с тетушкой Мардж, хотя и этот момент могут упомянуть в качестве моей исключительности. А потому, что это был первый столь длинный — целых три с половиной недели — период в моей жизни, когда я оказался предоставлен самому себе. Меня не трогали Дурсли, мне не нужно было срочно спасать мир или Джинни от очередного пришествия Воландеморта, защищать философский камень, делать домашние задания, терять время на тупых отработках или сражаться с василиском. Я мог просто пройтись по Косому переулку, без всякой спешки заглянуть в тамошние магазинчики и посмотреть на других людей. Не только на своих одноклассников или преподавателей. И не на Дурслей. Наверное именно так выглядит свобода применительно к Гарри Поттеру. Мальчику, который выжил.

Последнюю фразу он сказал с плохо скрытой горечью, и Гермиона почувствовала какой-то комок в горле.

— Но ты же уже два года почти и не живешь со своими родственниками. То в школе, то у Рона... — начала она.

— Почти — это не значит совсем, Герми, — перебил ее Гарри. — Я живу с ними достаточно, чтобы не забывать, как они ко мне относятся на самом деле. За год в школе эти знания подзабываются, но вот уже второе лето Дамблдор настаивает, чтобы я снова их освежал. Наверное, это делается для моего блага, но пока что ничем хорошим не заканчивается. Прошлым летом меня выкрали Уизли на своем летающем фордике, этим удачно подвернулся «Ночной рыцарь». Я даже боюсь думать, что будет в следующем году. Знаешь, у меня была не самая легкая жизнь — я что-то рассказывал, но на самом деле все было еще хуже. Темный чулан, обноски Дадли, регулярные побои — как я сейчас понимаю, за выбросы стихийной магии или для их предотвращения. Кормили меня совсем не на убой, и я впервые наелся только в Хогвартсе. А когда меня Рон с братьями в прошлом году забирали, я не ел нормально почти неделю. Я спать толком не мог, только о еде и думал, какие уж тут летние эссе.

Гермиона закрыла рукой рот. Она слышала о семьях, в которых родители, такое ощущение, считают детей виноватыми во всем — и относятся к ним соответственно. Но в эти семьи рано или поздно приходят уполномоченные взрослые и как-то решают все проблемы. К Дурслям, судя по всему, не приходил никто и никогда.

— Но ведь Дамблдор не знал всего этого, когда требовал, чтобы ты вернулся к родственникам?

— Не знаю. Я ему говорил, еще после первого курса, но, кажется, он не особо обратил внимание на мои слова. Его больше занимала кровная защита на их доме, благодаря которой я выжил тогда, с Квирреллом. Наверное, директор уверен, что мне еще не раз придется сжигать носителя Воландеморта.

— Но это же ужасно! — воскликнула девушка.

— Не ужасней дементоров, я думаю, — как-то беспечно отозвался Поттер. — Так вот, август для меня оказался временем свободы, которым я мог распоряжаться по своему усмотрению. Ну почти, — поправился он, — меня не выпускали в магловский Лондон и в Лютный не разрешали ходить, а все остальное было можно. И я все это время удивлялся, почему за два года в волшебном мире почти ничем не интересовался. Ну из того, что может пригодиться в жизни. Ладно, когда я попал в Хогвартс, мне было одиннадцать, и мне интересней было разгадывать тайну Философского камня, следить за Снейпом и слушать, какими хорошими людьми были мои родители. На втором курсе, конечно, тоже особо времени не было — то к привидениям на смертины, то кости выращивай, то оборотное пей и к слизеринцам внедряйся. Но после истории с полетом в школу на машине можно было бы поинтересоваться видами магического транспорта — вряд ли мистер Уизли заколдует еще одну машину? Но не поинтересовался, и тот автобус вызвал случайно. А мог бы и не вызвать.

— И что ты узнал?

Гермиона помнила тот вопрос, с которого началась их беседа, и была уверена, что и Гарри не забыл про него. Но эта длинная прелюдия была ей на руку — она судорожно собирала в одну кучу все свои мысли по поводу замужества, слава богу, было их немного. И едва слышала и понимала, что рассказывал Поттер — хотя говорил он об очень важных для себя вещах. О которых еще ни разу не говорил ни с ней, ни с Роном, ни — она была уверена — с кем-то другим.

— Ну например то, что магический мир очень маленький, намного меньше магловского.

— Это и так было понятно, — фыркнула Гермиона.

— А ты знаешь сколько магов в Британии? — почему-то хитро прищурился Гарри.

Гермиона задумалась. Ей никогда не приходило в голову узнать численность волшебного сообщества. На уроках истории об этом не говорили, в толстой «Истории Хогвартса» не написали. Наверное, вопрос был на сообразительность, в которой Гермиона по праву считала себя посильнее своих приятелей. Это же не квиддич.

— Тысяч сто, думаю. Вряд ли больше. Косой, Лютный, Хогсмит, Годрикова впадина, мэноры семейные. Да, сто тысяч, вряд ли сильно больше.

Гарри улыбнулся.

— Не угадала. Давай еще.

— Пятьсот? — с сомнением спросила Гермиона. Цифра показалась ей слишком большой.

Гарри уже не стесняясь улыбался во все свои двадцать с лишним зубов.

— Нет, Гермиона, магов у нас в Британии около трех тысяч, в самом крайнем и фантастическом случае — пять. Мне про это продавец книжного в Косом рассказал. Я у него спросил, почему из художки один Локхарт, он и ответил, что магов мало, и даже один писатель на столько человек — это уже многовато. Бывает, десятилетиями ни одного не появляется, это же талант надо иметь. Вот и наш фантазер, который сейчас в Мунго обитает, появился впервые за много лет. До него писатель был только в конце прошлого века, и его уже не переиздают — у всех его книги есть, а из нового поколения, думаю, даже ты их читать бы не стала. Он не такой красивый. В общем, маги — это население не самой большой деревни. Или очень маленького городка.

— Постой. Не может быть магов так мало. Все эти магазинчики в Косом и Хогсмите — они же не могут существовать без клиентов, а если твои цифры верны, то покупателей на всех не хватит. И министерство! — вспомнила она. — В министерстве…

— Там работает примерно половина дееспособных магов. У второй половины магазины, кафе и мэноры. Женщины, кстати, по большей части относятся к недееспособным и работают домохозяйками. Стой, погоди возмущается! — воскликнул Поттер, увидев, что подруга готова была взорваться.

У Гермионы появилось ощущение, что разговор зашел куда-то не туда. Мало ей было Малфоя с его грязнокровкой — тут, прямо у нее под боком, вырос еще один расист, и пусть Гарри делил людей не по чистоте крови, а по полу, легче от этого не становилось. Так что его восклицание пришлось как нельзя кстати. Девушка проглотила все ругательства, готовые сорваться с языка, и почти мирно спросила:

— То есть ты считаешь нормальным, когда женщины не могут реализовать себя и вынуждены быть домохозяйками?

— Я ничего не считаю, — обиженно ответил Поттер. — Я просто пересказываю тебе, что мне стало известно. Вот ты не знала же ничего о численности магов? Ведь так?

Гермиона с неохотой признала его правоту.

— Я кстати тоже не сразу поверил. Я же должен был попасть в огромный дивный новый мир, а этот мир вдруг съежился до пары улиц в Литтл-Уингинге. Но потом прикинул по Хогвартсу — у нас тут по сорок человек на курсе и семь курсов. И это все британские маги от 11 до 19 лет. Даже если до ста лет все доживают, то и трех тысяч не наберется. Это болотце, Гермиона, очень маленькое по магловским мерам болотце. Да еще и разделенное на множество луж. И вот в этом болотце водятся какие-то Темные лорды и Светлые маги. Ну и я, как спаситель этого небольшого мирка непонятно от чего, тоже в нем вожусь.

— Гарри, ты понимаешь, что это страшно? — тихо спросила Гермиона.

— Нет, это не особо страшно, — отмахнулся мальчик. — Будь магов побольше, они бы непременно попробовали бы захватить мир. А так их лучше считать одной из изолированных коммун, в мире таких полно, в некоторых еще меньше народу. А маги живут везде, и вместе их наберется на небольшое государство, пожалуй. В нашем случае страшнее другое. Это немногочисленное сообщество, со своими традициями и обычаями. Добавь к этому, что маги живут дольше маглов. Так что большая часть старшего поколения, которая и определяет сейчас, что является законом и традициями для магического сообщества, воспитывалась лет шестьдесят назад и теми, кто помнил еще королеву Викторию в молодости. В общем, если кратко, то у тебя выбор потенциальных женихов очень небольшой. Я и Рон.

От автора: Да, магический мир очень маленький. В каноне численность волшебников вообще никак не упоминается и не используется, в фанфиках могут включить беспощадный обоснуй огромного населения, придумывая либо широко распространенное домашнее обучение (на котором очевидно должно учиться раз в пять или десять больше юных колдунов и ведьм, чем в Хогвартсе), либо другие волшебные школы в Англии, в которые попадают недостойные лучшего учебного заведения (что прямо противоречит канону). В общем, натягивают сову на глобус. Мне лично проще признать, что Роулинг была слаба в математике и никогда не интересовалась статистическими методами, а во время написания «Философского камня» вообще не думала о том, сколько и каких учебных заведений есть в магическом мире и сколько вообще волшебников имеется на Земле. Ну а потом стало поздно. В «Кубке огня» она насобирала со всего мира сто тысяч зрителей финала чемпионата, но мне представляется, что это одно из преувеличений типа «самый молодой ловец за сто лет» или «самая умная ведьма своего поколения». Все-таки поттериана — это такой POV Гарри Поттера на события Второй магической, а детям (в первых томах они дети, да и в последних не сильно умнее оказались) свойственны преувеличения. В реалиях канона авроров, куда набирали всех, получивших нужное количество баллов, вряд ли больше полусотни (скорее, это численность всего ДМП), Пожирателей тоже немного — десятка три. В борьбе принимали участие еще человек двадцать набранного из разного сброда (в том числе из авроров, сотрудников Министерства и Пожирателей) Ордена Феникса. Это была Первая магическая. Вторая вряд ли была намного многочисленней. Но ужасней войны от этого не становится — даже если судить по канону, магическое сообщество потеряло в этих двух противостояниях (назовем их так) примерно 10% населения (около 300 человек, может и больше). Это как бы дофига.

Вот теперь Гарри удалось по-настоящему удивить подругу. Вернее, ее состояние после его слов представляло собой коктейль из удивления, возмущения, злости и даже обиды. Все эти эмоции легко читались на ее лице.

— Гарри Поттер,— прошипела Гермиона не хуже слизериновского василиска. — Вы ведь уже все распланировали, да? И за кого мне замуж выходить, и наверное сколько детей рожать, и какие блюда любимому мужу на ужин подавать? Черта с два, сами друг на друге женитесь, а меня от этого избавьте!

Казалось, еще немного — и она расплачется и уйдет. Или не расплачется, но все равно уйдет. Возможно, не только с этой встречи, но и вообще из жизни Гарри Поттера. Гермиона действительно развернулась, еще толком не определившись, куда ей направиться — в гостиную факультета, в Большой зал или сразу к декану с заявлением на отчисление.

И ушла бы, если бы Гарри не схватил ее за руку. А потом за вторую.

— Гермиона, постой. Ну стой же ты. Что ж ты договорить не даешь. Никто тебя замуж не отдает. Не сегодня точно. И не против твоей воли. Да стой же, говорю.

Гарри не заметил, в какой момент она перестала вырываться. Они стояли совсем рядом, тяжело дыша, и мальчик на всякий случай не выпускал ее запястья, только хватку ослабил. Лицо Гермионы выражало крайнюю степень раздражения — попробуй, скажи еще какую-нибудь глупость.

— Ну! — потребовала она, поскольку Гарри как-то не торопился приступать к объяснениям.

Он помялся.

— Я же почти все рассказал. Маги очень консервативны и их очень мало. Отсюда и требования хотя бы видимости приличий. Девочки не дружат с мальчиками, а если дружат, то потом женятся. С маглорожденными сложнее, у нас немного другие привычки, и поэтому к возрасту заключения брака у нас — с точки зрения магов — уже есть обязательства и как партнеров нас никто не рассматривает. Мальчикам, кстати, легче, ну, ты понимаешь почему — нам многое позволено, опять же по этим консервативным законам. А девчонки всë — либо выходить за одного из друзей, либо за других маглорожденных, но вариантов обычно немного. Либо вообще за маглов, но мне рассказали про несколько случаев — там очень сильно надо постараться, чтобы все нормально прошло. А то влюбишься в таких как мой дядя Вернон или Дадли, они от тебя сбегут, как только узнают, что ты ведьма. Или бить будут смертным боем, чтобы не колдовала. Оно тебе надо? А выбор вообще небольшой изначально, даже если ты вела себя как примерная девочка — в понимании магов, конечно. Ты выбираешь себе пару из тех, с кем учишься в Хогвартсе. Обычно это свой курс и два-три постарше для девочек и помладше для нас.

Поттер смущенно почесал себе затылок.

— Конечно, всякое случается, но у тебя и родители маглы, и с нами с Роном ты уже два года ходишь. Упертые чистокровные сама знаешь за кого таких как мы с тобой считают, а остальные просто не будут иметь тебя в виду при планировании брака.

— И все это тебе рассказал продавец в книжном? — Гермиона спросила это только потому, что молчать дальше было нельзя, а сразу соглашаться с Гарри она посчитала неправильным. Не так ей представлялось объяснение в любви, совсем не так. Да и непонятно пока было, признание это в любви или нет, и к чему Гарри затеял весь этот разговор. Скажет в конце, например, что благородно оставляет ее Рону, а сам свалит искать счастье в другом месте.

— Нет, конечно. Я просто начал интересоваться, как живет такое маленькое сообщество, он дал мне почитать пару книг, что-то Том подсказал, что-то другие продавцы. Но ты можешь мне не верить, а выяснить все сама, — торопливо добавил Гарри. — Вон, хоть Лаванду спроси, думаю, она в курсе. Может, даже побольше моего узнаешь про обычаи магического мира.

— Но это какой-то каменный век, — сказала Гермиона в пространство. Она проверит, конечно, но что-то ей подсказывало, что все будет именно так, как рассказал Гарри. И если она хочет остаться жить среди магов, нужно срочно узнавать местные традиции. А то, похоже, она — вместе с Гарри, но это вряд ли можно считать утешением — повела себя в чужом мире хуже слона в посудной лавке. — Замшелые традиции, древние и тупые обычаи, которые даже в твоем пересказе выглядят ужасно. Я вообще не представляю, как так можно жить? Весь мир уже живет по-другому.

— Ну справедливости ради, не весь мир, — осторожно поправил подругу Поттер. — Но да, для Британии все это выглядит дико.

— Слушай, а почему ты хотел мне все это рассказать наедине? Мне кажется, тут нет ничего такого, что не стоило знать Рону.

— Понимаешь, с Роном сложно. Он вроде бы чистокровный и должен был все это знать и так. А если знал, то почему не рассказал нам? Ну а если он не знает, то просто представь себе Рона во время обсуждения такой темы.

Гермиона представила. Потом помотала головой, прогоняя не слишком приятное видение.

— Ну и мне хотелось бы, — продолжил Поттер. — сказать тебе наедине, что ты всегда можешь рассчитывать на меня, какое бы решение ни приняла. И что я буду счастлив, если ты решишь когда-нибудь стать моей женой.

От автора. Я понимаю, что моя гипотеза относительно брачных игр магов никак не следует из канона, там вообще описаний взаимоотношений полов в магическом мире не слишком много. Волшебники как-то влюбляются, женятся, рожают детей, но без подробностей. Но и примеров дружбы мальчика и девочки, которая не переросла бы в последующую женитьбу, в каноне ровно две — Снейп и Лили и Гарри и Гермиона. Что случилось в первом случае, мы все в курсе, Гермиону в итоге пристроили к Рону, а Гарри досталась блядовитая Джинни — она, конечно, не спала со всем Хогвартсом (как пишут в особо запущенных «уизлигадах»), но погуляла с точки зрения других героев поттерианы знатно (вообще не очень понятно, с чего бы вдруг у нее такая тяга к противоположному полу проснулась в столь раннем возрасте). Судьба Панси Паркинсон — а это слизеринский аналог Гермионы — покрыта мраком, но женой Малфоя или любого из его прихлебал она вроде бы не стала, хотя таскалась за ними с первого курса. Полумне, которая тоже влетела в мужскую компанию гриффиндорцев, но пролетела с Лонгботтомом, удачно подвернулся муж из совсем другого общества. Гермиона, наверное, могла бы выйти замуж за Виктора Крама, но что там у них не сложилось — вопрос не ко мне, а к маме Ро. И не напоминайте о знатном бабнике Сириусе Блэке. Семейная жизнь всех Мародеров — кроме Поттера (и уже в самом конце — Люпина) — оказалась не очень удачной, а как пережили разрыв отношений пассии Блэка, вообще тайна за семью печатями (но в некоторых фанфиках их неустроенность и разрушенные судьбы упоминаются). Кроме того, в Хогвартсе вообще не шибко много возможностей для кобелиного поведения — каждый курс это человек 40, женскаго полу примерно половина, из этих двадцати у кого-то уже помолвка, кто-то имеет принципы. Кому-то тот же Блэк просто не нравится. Ну и реально он мог начать ходить по юбкам курсе на пятом-шестом (16-17 лет), и если не учитывать совсем младшекурсниц (думаю, даже маги смотрят косо на близкие контакты такого рода с младенцами), то выбор у Блэка изначально был очень небольшой. Кто-то, наверное, мог не понравиться и ему, вряд ли он ебал все, что движется, а что не двигалось — двигал и ебал. Не Ржевский, чай.

Пока Гарри жил в «Дырявом котле», Сириус Блэк приходил к нему еще несколько раз. Поначалу мальчика это пугало — все же Блэк был разыскиваемым преступником, и кто-то мог додуматься установить какое-либо следящее заклинание в месте, где обитал национальный герой. Но Сириус заверил, что все под контролем, а на следилки он в обязательном порядке проверяется. И они разговаривали.

Говорили обо всем на свете. Конечно, больше всего Гарри впечатлился от рассказа о брачных обычаях волшебного мира. Именно тогда, услышав о том, какая судьба ожидает Гермиону из-за их поведения на первых курсах, он решил предложить девочке помолвку. Сириус решение крестника одобрил, но посоветовал на Гермиону не давить — у маглорожденных ведьм свои понятия о морали, и еще неизвестно, как она воспримет такое ограничение своей судьбы. Блэк вспомнил, как ругалась Лили Эванс, прежде чем смириться с неизбежным и согласиться стать женой Джеймса Поттера, и пообещал помочь — в случае чего — убедить Гермиону в том, что именно Гарри является для нее лучшей партией.

Рассказывал Блэк и о других обычаях магического мира — например, о том, что в семнадцать лет Гарри предстоит стать лордом Поттером, и отказаться от титула значило предать своих предков. Джеймс, по словам Блэка, успел принять лордство, но вот с переездом в Поттер-мэнор затянул до тех пор, пока не стало совсем поздно. Где находится этот мэнор, Блэк не знал, и Гарри не сможет туда попасть до принятия титула.

От Блэка Гарри узнал о предательстве Хвоста и о том, что тот, несмотря на свою смерть, в образе крысы Коросты путешествовал с Уизли в Египет. Это сообщение тоже взволновало мальчика — с Коростой он обитал в одной комнате на протяжении двух лет и ничего необычного не заметил. У Блэка тоже были сомнения, что Питтегрю провел последние двенадцать лет в своей анимагической форме — после такого даже очень сильный маг должен был сойти с ума или навеки остаться крысой, — но именно ради того, чтобы разобраться с чрезмерно живучим старым приятелем, он и сбежал из Азкабана.

В один из дней Блэк появился у Гарри ужасно расстроенным. На осторожные расспросы он ответил, что у Уизли живет обычная крыса — похожая на Петтигрю, но не он. Куда делся этот говнюк и где его теперь искать, Блэк не имел ни малейшего понятия. Мальчик тогда предположил, что Блэк просто обознался, все же узнать кого-либо по газетной фотографии непросто, особенно если это крыса и не она находится в центре внимания фотографа. Но Сириус объяснил, что это невозможно.

— Мы, мародеры, семь лет жили в одной комнате, три года вместе изучали анимагию и потом два года каждый месяц гуляли с Ремусом. Ну и еще по мелочи, так что я эту тварь сразу узнал. Но вот куда он делся потом — непонятно. И зачем ему нужно было так высовываться, тоже неясно.

Когда приехали Уизли, Гарри сам начал присматриваться к Коросте, но ничего особенного не заметил. Это действительно была больная и очень старая крыса — по словам Рона, она жила у них в семье как раз двенадцать лет, что было, конечно, подозрительно, но для суда недостаточно. С другой стороны, Гермиона правильно заметила, что родители Рона могли менять крысу на похожую, когда предыдущая умирала, но спрашивать у Артура и Молли мальчик не стал — не хватало еще привлечь их внимание к Коросте. Или к своему интересу к ней. В принципе, подозрительным был и навязчивый интерес кота Гермионы к этой крысе, но говорить Живоглот не умел и объяснить свои действия не мог.

Для Сириуса Питтегрю был просто целью, и он не собирался после встречи оставлять его в живом и здоровом виде. Блэк, конечно, соглашался с рассуждениями Гарри, что если предъявить крысу-анимага аврорам, с него могут снять обвинения в предательстве Поттеров и, может быть, в убийстве маглов. И, разумеется, самого Питера. Тогда он вернется к нормальной жизни — если такая жизнь для него возможна после проведенных в Азкабане двенадцати лет. Но месть Блэк считал делом первоочередной важности, и Гарри признавал за ним право на такое решение.

Оба понимали, что в Хогвартсе они не смогут видеться в любое удобное время. Кроме того, по слухам, которые где-то услышал Блэк, вокруг школы должны были разместиться дементоры — такую меру Министерство магии придумало, чтобы защитить от него студентов. Как это могло помочь остановить преступника, уже один раз сбежавшего от этих мерзких созданий, не понимали ни Блэк, ни Гарри.

И вообще мальчик после разговоров с Блэком стал гораздо скептичней относиться к магическому миру. Если у маглов какая-то логика в поведении прослеживалась, то волшебники были как малые дети — они всей толпой набрасывались на нечто новое, потом также дружно забывали, стоило новости хоть немного устареть. Гарри, например, был уверен, что маглы до сих пор старательно ищут его крестного — его фотографии развешаны по всем отделениям полиции, а иногда их показывают и по телевидению. А вот маги, такое чувство, Блэка ловить уже не хотели. Впрочем, Гарри вспомнил, что и исчезновение Квиррелла никто не расследовал, а авроры не появились ни в Хогвартсе, ни на Тисовой. Ситуация с василиском, такое чувство, вообще осталась неизвестной для магической общины Британии. Блэк, в принципе, подтвердил легкое распиздяйство волшебного сообщества.

— Лили нам говорила, — вспомнил он, — что маги и маглы взрослеют по-разному. Маглы — постепенно, знакомясь с моделями поведения взрослых по книгам и фильмам. А магам приходится взрослеть самостоятельно — с одиннадцати лет они в Хогвартсе и видят только преподавателей и своих старших товарищей, которые росли в этой же среде. Родители могут как-то повлиять на своего ребенка во время каникул, но чистокровные, как правило, озабочены внешним проявлением приличий, как они это называют, а остальные вообще ничем не заморачиваются. Маглорожденные же просто отдаляются от своих родственников, у них разные интересы, курсу к шестому они вообще перестают понимать друг друга. Лили говорила еще, что в Хогвартсе мы проживаем самый сложный период в жизни подростков, и никого это не заботит. Она собиралась серьезно заняться вопросом воспитания детей в магическом обществе, но не успела воспитать даже тебя.

Гарри от этого стало грустно. Он пообещал себе, что обязательно расскажет об этой проблеме Гермионе — она умная и наверняка доделает то, что не смогла сделать его мама. А он поможет своей подруге.

Еще одним любопытным моментом для Гарри стала их с Сириусом связь, по которой он и нашел его у Дурслей. Мальчик, правда, вспомнил про утверждение Дамблдора, что у Дурслей его вообще никто не сможет обнаружить, но Сириус назвал это ерундой.

— На самом деле обнаружить тебя там легче легкого, особенно если хоть немного знаешь магловский мир, — сказал он. — Это раньше многие были уверены, что тебя прячут в чьем-то мэноре и о маглах даже не вспомнили бы. А сейчас достаточно дойти до ближайшей справочной, в которых твой адрес дадут любому, кто знает твое имя и дату рождения — тоже, кстати, общедоступная информация. Но мне все это было не нужно — я же твой крестный, я тебя просто чувствую. Знание того, что ты жив, тоже поддерживало меня все эти годы в Азкабане. Ну а потом наша связь привела меня прямиком в этот городок.

Встречаться Гарри и Блэк договорились по воскресеньям в Визжащей хижине — в нее можно было попасть по подземному ходу прямо из замка, главное было сделать так, чтобы мальчика никто не заметил. Но для этого у него была возвращенная крестным мантия-невидимка. А с друзьями он что-нибудь придумает.

От автора: в каноне ни слова о том, как Блэк обнаружил Гарри в Литтл-Уингинге. То есть он там просто оказался, видимо, чтобы Гарри чего-нибудь испугался и выронил палочку, а потом, на прорицаниях, вспомнил о виденной в середине каникул большой черной собаке — Грим же, не хухры-мухры. В фанфиках есть понятие «родовой магии», которая свойственна старым и благородным семьям вроде Блэков, ну а на понятие «крестный» вообще накручивают Мерлин знает что (лучший фанфик в этой категории, наверное, — не до конца переведенный на русский «План Мародера», хотя его автор временами слишком зануден). Увлекаться родомагией я не собираюсь, Гарри всего будет добиваться потом и кровью. Потом рабов и кровью врагов. Кстати, забавная деталь. Перечитайте на досуге «Орден Феникса» — во время суда на все благородное собрание зачитывается магловский адрес, по которому обитает Гарри летом. В зале, кажется, присутствует Малфой-старший. То есть Министерство само дает Темному Лорду (в возрождение которого, правда, не верит) возможность съездить туда, наложить на Дурслей «Империус» и расправиться с Поттером хотя бы их руками, раз уж сами не могут (кровная защита, ага). Вместо этого Воландеморт на протяжении двух книг занимается чем угодно, но не поисками Мальчика-Который-Ему-Очень-Нужен. А потом Дурслей наконец спрятали.

Для Гарри разговор с Гермионой не был легким. Он, правда, был готов к нему — в отличие от девочки, — но и рассуждать о браке и семье с серьезным лицом в тринадцать лет очень тяжело. Хорошо, что Гермиона прониклась ситуацией и не пыталась над ним подшучивать — Гарри не был уверен, что не сбежал бы, случись такое.

Но главные слова были сказаны. Гарри и Гермиона расстались мирно, договорившись о том, что девочка изучит все доступные источники и составит собственное мнение о прочитанном и услышанном. Гарри очень надеялся, что Сириус его не обманул, и что все, связанное с отношениями полов, в волшебном мире происходит именно так, как тот рассказал. Иначе Гермиона порвет его на тысячу маленьких поттеров, а обратно собрать забудет. И это будет много меньшим наказанием, чем он заслужил, если ввел подругу в заблуждение — пусть и не нарочно.

Гарри проводил Гермиону взглядом — она шла к замку очень неспешно, видимо обдумывая услышанное и формулируя мысленно заявку мадам Пинс на список необходимой литературы для внеклассного чтения. Сам Гарри накинул мантию-невидимку и отправился к Гремучей иве.

Крестный уже ждал его в Визжащей хижине. Блэк валялся на кровати, читал «Ежедневный пророк» и громко хмыкал. Увидев Гарри, он отбросил газету и сел.

— Я поговорил с Гермионой, — убитым голосом сообщил Гарри. — Это было нелегко.

— Ничего, привыкай. С женщинами всегда нелегко, но за это мы их и любим, через пару лет поймешь. Судя по всему, обошлось без членовредительства?

— Ну это же Гермиона. Она мне не поверит, пока сама не прочитает то же самое в книгах. Книгам она доверяет больше, чем мне.

— Это тоже временно, вам надо просто пережить этот период. Вряд ли она сможет вести себя, как раньше, когда узнает правду. Только ей будет нелегко до нее докопаться, эти знания не из тех, что разложены по полочкам в библиотеке. Там надо будет постараться, чтобы хоть что-нибудь найти. В старых семьях проще — над моим воспитанием работали и родители, и дяди с тетками, и деды с бабками, но и это особо не помогло. На той войне, кстати, многие из стариков погибли или умерли, не успев воспитать себе смену, но их заветы еще живут. Думаю, если Темный Лорд возродится и снова пройдет частым гребнем по магам, то лет через тридцать про эти традиции вообще забудут. Может, оно и к лучшему.

По мнению Гарри, сформированному после бесед на эту тему с Блэком, традиции магов были, мягко говоря, несовременными. Но у них и так встречаются близкородственные браки, и Гарри совсем не хотелось, чтобы его дети выбирали себе мужей и жен среди двоюродных братьев и троюродных сестер. Он и так оказался родственником не только Уизли, но и Малфою, да и с Сириусом был связан не только как с крестным. В Хогвартсе вообще было очень мало студентов, с которыми Гарри — он выяснил это с помощью Блэка — не мог бы похвастаться общими предками. И большая часть из тех, кто ему родственником той или иной степени не приходился, были маглорожденными.

Не то что мальчика как-то смущала перспектива жениться на ком-то, с кем имел, допустим, общую прабабушку. Он вообще пока не задумывался о таком отдаленном будущем, как и любой подросток его возраста. Вернее, не задумывался до встречи с крестным. Гермиона, по словам Блэка, была очень хорошим вариантом. Джеймсу Поттеру повезло с Лили Эванс, и если Гарри не упустит свою подругу, то у их детей будет очень большой выбор, на ком жениться или за кого выходить замуж. В магическом мире это дорогого стоит.

По словам Блэка, тому же Драко Малфою подходили буквально две-три семьи. Но и запросы у Малфоев были большие — они не смотрели на грязнокровок, у потенциальной невесты должно было быть солидное приданное, а кроме того она должна быть хороша собой. Гарри подумал, что Паркинсон пролетает уже по критериям красоты, так что этот мопс может и дальше таскаться за Драко — ничего у нее не выйдет. Хотя кто знает вкусы Малфоя?

Гарри показалось любопытным, что младший Малфой был двоюродным племянником Сириуса — его мать оказалась кузиной крестного. Эти кузины — всего их было три — тоже показались Гарри любопытными. Одна из них вышла замуж за маглорожденного, наплевав на родительский запрет и была, как и Сириус, выжжена с семейного гобелена его матушкой; крестный, впрочем, был уверен, что этот ритуал ничего не значит, и если его линия прервется, наследником Блэков станет именно линия Андромеды, у которой, правда, была только дочь. Еще одна кузина Сириуса сидела в Азкабане — она принимала самое активное участие в пытках родителей Невилла, вместе со своим мужем и его братом. Но в том браке детей не было, и на наследство Блэков Беллатриса претендовать не могла.

В принципе, крестный сказал, что собирается сделать своим наследником именно Гарри, поскольку в данном случае магические узы сильнее родственных. Он симпатизировал Андромеде и ее семье, но сомневался, что та выдержит противостояние в Визенгамоте, который обязательно решит собраться, если речь зайдет о наследстве Блэков. А вот против Мальчика-Который-Выжил выступить не рискнет никто, и все ограничится одним завещанием. Гарри, конечно, постарался убедить Сириуса не умирать так быстро, но тот заявил, что о смерти думать никогда не рано, а после Азкабана он ни в чем не уверен, и поэтому решил всерьез заняться вопросами семьи, от которой сбежал семнадцать лет назад.

— Мне надо будет вернуться в дом моей семьи, — с горечью сказал Блэк. — Я надеялся, что до этого не дойдет, но другого способа я не вижу. Крыса исчезла, месть откладывается, а искать его, будучи в бегах, очень неудобно. Наш аврорат, конечно, ищет меня спустя рукава, но если я вдруг попадусь им на глаза, своего они не упустят. А возвращаться в Азкабан мне уже не хочется. Так что я приму наследие Блэков и употреблю его во благо собственной персоне, должно же оно для чего-то пригодиться?

— Сириус, — серьезно сказал Гарри. — Ведь если я напишу письмо министру с просьбой внимательно изучить твое дело, это может помочь?

— Ну точно не помешает, — улыбнулся Блэк. — От тебя так просто не отмахнутся. А тебе надо учиться пользоваться своим положением.

В этом Гарри был с крестным согласен. Он представил, что они с Блэком и Гермионой встречают семейство Малфоев где-нибудь в Косом переулке — и Драко не может ни обозвать девушку грязнокровкой, ни попрекнуть Гарри его родителями. Потому что рядом будет стоять взрослый маг из благородного рода, который много выше Малфоев по положению и происхождению.

От автора: возможности благороднейшего и древнейшего семейства Блэков в каноне не используют никак. Вернее, Роулинг воспользовалась случаем, чтобы еще раз продемонстрировать Гарри, насколько неприятны представители лагеря чистокровных (портрет Вальбурги, семейный гобелен и общая запущенность дома). Фанон периодически впадает в другую крайность — вся эта родомагия, благородство, освященные многими поколениями традиции, которые всякие грязнокровки вроде Грейнджер даже выучить не могут, не то что соблюдать. Но вспомним о численности магов — какая в жопу родомагия, какое благородство? Канонные Малфои — это такие тупые ублюдки, пусть и хитрые. Все остальные чистокровные аристократы также ничего хорошего (согласно канону) не показали — ну кроме чрезмерного развитого эго и продуманного расизма. Так что Сириусу оставалось только тупо прожить два года, а потом трагически помереть — чтобы Роулинг показала, как сильно Гарри переживает. Как минимум это несправедливо.

Гермиона после разговора с Гарри несколько дней находилась в разобранном состоянии. Она ни разу не воспользовалась хроноворотом и пропустила уроки, которые проходили одновременно — выбирая, впрочем, те, которые с ее точки зрения были не важны. На вопрос Макгонагалл девушка сослалась на плохое самочувствие и пообещала, что со следующей недели все будет, как раньше.

Ее удивило, что в библиотеке не было ничего по традициям магического мира. Мадам Пинс припомнила справочник по древним родам, но его в школе не держали, найти его можно было только у такого же древнего рода. В том, что этот том есть у Уизли, Гермиона справедливо сомневалась, Лаванда на осторожные расспросы — чтобы не выдать настоящий интерес — тоже ничего толкового не сказала, но пообещала, что попросит родителей прислать пособие для юных ведьм, которое ее заставляли учить в детстве. Лаванду даже порадовало, что Гермиона решила озаботиться этим вопросом, но предупредила, что пособие старше Дамблдора. Что-то подобное имелось и для юных колдунов, но в семье Браун его не было.

Книга Лаванды оказалась чем-то вроде правил хорошего тона — с поправкой на время написания. Она действительно была актуальна примерно во времена королевы Виктории и могла бы помочь, если бы Гермиона решила сочинить исторический роман. Рассчитана она была на детей, а потому объяснений правилам там не встречалось — просто свод поучений, без причин и следствий нарушений. Девушке подход «понять это нельзя, надо просто запомнить» не понравился, но даже изложенные в книге пункты она уже умудрились нарушить не раз — как, например, упомянутую Гарри дружбу с мальчиками; в книге это правило дополнялось оборотом «при отсутствии конфедентки», но в ее случае это уточнение ни на что не влияло. Особенно ее смущал запрет на избыточное посещение девушками библиотеки — отказываться от новых знаний она пока не собиралась, а, значит, ее нарушения будут только множиться.

Соглашаться выходить замуж было страшно. Пожалуй, именно поэтому Гермиона не бросилась на шею другу сразу после его предложения. Тот вроде бы и не ждал от подруги столь стремительного решения, но она могла бы его удивить. И посмотреть на его реакцию. Но их разговор все равно нуждался в завершении.

В этом и была сложность. Гермиона предположила, что для таких ситуаций и придумали родителей — в конце концов, это их дочь уже почти вышла замуж, но не представляла, как описать все в письме, а личной встречи до новогодних каникул не предвиделось. Это почему-то было обиднее всего — не иметь возможности посоветоваться с мамой, когда она так нужна. Принимать же решение самой до жути не хотелось. Гермиона понимала, что это просто стремление переложить ответственность на кого-то другого, но легче от этого понимания не становилось. Она даже думала поговорить с немногими хогвартскими взрослыми, которым доверяла — с Макгонагалл или Помфри, — но не могла себя заставить подойти к ним с этим вопросом. Гермиона в какой-то момент даже перестала понимать, как справлялись с подобными проблемами другие ученицы школы, хотя однажды ей показалось, что в путанных рассуждениях Лаванды о допустимых правилах поведения юной ведьмы мелькнуло какое-то рациональное зерно. К сожалению, лишь мелькнуло, и уловить его у Гермионы не получилось.

Все эти изыскания и раздумья выматывали. Гермиона почти не общалась с Гарри и все больше отдалялась от Рона — благо, тот и сам давал повод нападками на Живоглота и какой-то детской верой в прорицания. Гарри же просто дал ей время переварить все, не навязывая своего общества — они договорились, что она первая подойдет, когда найдет ответы на все свои вопросы. Но ответы не находились. Библиотека, кажется, подвела ее — чуть ли не впервые в жизни, подружек, которые могли бы поделиться сокровенным, у нее не было, открываться Лаванде до конца она так и не стала, а решить эту задачу с точки зрения логики, как загадку Снейпа в Запретном коридоре, было, кажется, невозможно.

Уже почти отчаявшись, Гермиона поняла, что слишком увлеклась привычными приемами, которые не раз выручали и даже спасали ее раньше. Но если привычное не срабатывало, нужно было что-то другое. И одним погожим сентябрьским утром, дождавшись, когда остальные студенты уйдут на завтрак, и благодаря всех богов и Мерлина за то, что ни Гарри, ни Рон теперь за ней не следят, девушка осталась в гостиной.

— Добби, — на всякий случай потише позвала Гермиона. И забавный домовик тут же материализовался рядом.

— Гермиона Грейнджер, мисс, что вам угодно?

От автора: В каноне в "Узнике Азкабана" Добби, кстати, нет — почему, не понимаю. Про него просто забыли на целый год, да и потом использовали лишь периодически. Но это вообще очень характерно для Роулинг — забывать про ружья, которые уже выстрелили и просто валяются на сцене.

Гермиона старалась не думать, откуда Добби притащил груду книг по магическому миру и где он взял отдельные экземпляры. Например, вон тот, со специальной иглой на обложке, чтобы колоть палец — без крови данный фолиант открываться отказывался. Думать было особо некогда — девушка запоем читала, иногда делая выписки. Впрочем, вся эта библиотека по большей части была никуда не годной. Там даже нашлось пособие для юных волшебников — но также не содержащее ничего интересного, как и его аналог для ведьм. Тем не менее, она и его прочла со всем прилежанием — просто, чтобы быть в курсе.

Информация, которая все же имелась в некоторых книгах, только подтверждала все слова Гарри. Не то чтобы Гермиона надеялась найти им опровержение, но ведь должны быть какие-то послабления тем, кто до одиннадцати лет ничего не знал про магический мир и воспитывался совсем по другим правилам? Но ничего подобного не было. Не знал, нарушил — только твои проблемы, мы тебе ничем не обязаны, но если хочешь жить рядом с нами, будь добр исправлять ситуацию уже по нашим законам. Про которые мы тебе не расскажем — и так до тех пор, пока человек не впадет в отчаяние окончательно или кто-то излишне сострадательный не просветит недотепу.

Система эта, по мнению Гермионы, была направлена на воспитание комплекса неполноценности у всех маглорожденных без исключения. Почему великий Дамблдор не придумал какие-нибудь курсы, чтобы знакомить неофитов с обычаями магического мира, девушке было решительно непонятно. Возможно, директор школы и председатель Визенгамота даже и не видел этой проблемы — он рос в те времена, когда строгие нравы были в порядке вещей, а потом ему уже стало недосуг снисходить до столь низких материй. Немногих пришельцев из внешнего мира незаметно пожирали чуть ли не заживо уже привычные к местным законам чистокровные снобы или подбирали такие благородные особи, как Джеймс Поттер. Теперь вот настала ее очередь, она не справилась и следующий Поттер — не менее благородно, чем отец — предлагает подобрать ее, как какого-то бездомного котенка. Которым она, впрочем, и является на самом деле. Как бы ей ни хотелось верить во что-то другое.

Гермиона справилась за неделю. Изучение книг было закончено, как и анализ прочитанного. Все выходило точно по Поттеру — после двух лет в мужской компании выбор кандидатов в мужья у нее был предельно мал. Такие же маглорожденные как она, если удастся найти свободного или отбить у счастливой соперницы — на что Гермиона в нынешнем возрасте рассчитывать не могла. Ждать курса до пятого смысла не было, к тому времени даже маглорожденные будут пристроены, а на тех, кто не пристроен, она и сама глядеть не хотела. Был еще вариант чьей-то несчастной любви, но тут были свои подводные камни. Или можно было понадеяться на заграничных магов, но как суметь найти там жениха, Гермиона не представляла, а потому отбросила этот способ создать семью как несбыточный.

Оставался простой путь, уже озвученный Поттером. Выбрать его или Рона — в случае Рона договариваться, видимо, придется с его родителями — и выпускаться из школы уже в статусе замужней женщины. В принципе, домохозяйкой в этом случае быть необязательно, можно даже какую-никакую карьеру сделать, друзья вряд ли будут против.

Гермиона не слишком сильно хотела замуж. Ее представление о будущем было связано с профессиональной карьерой. Например, в Министерстве магии, раз уж с магловским миром пришлось попрощаться, и она твердо рассчитывала дослужиться до какой-нибудь приличной должности. Но волшебники оказались даже не консерваторами, консерватором был, например, отец Гермионы, и она хорошо представляла себе его убеждения, которыми тот регулярно делился с телевизором во время выпусков новостей. А маги — это какая-то средневековая инквизиция, которая с удовольствием сжигала бы колдунов и ведьм, если те не обладали нужной чистотой крови и необходимым воспитанием. Никакое просвещение им не было нужно, размахивать палочкой для большинства было достаточным. Воландеморт в свете этих размышлений представал чем-то вроде лидера Ку-Клукс-Клана — крайне правого движения, которое не чуралось силовых акций. Впрочем, сравнивать себя с неграми Америки Гермиона не стала.

Незамужних женщин в магическом мире было вроде бы много. Гермиона точно знала, что Макгонагалл не замужем, в остальных представительницах слабого пола из персонала Хогвартса она не была уверена — кроме Трелони, конечно, кто на такую позарится. Но даже один положительный пример внушал определенную надежду — если она, конечно, хотела провести свою жизнь как натуральный синий чулок. А она не хотела.

Гермиона подумала, что сто лет назад, когда писалось пособие Лаванды, к четырнадцати годам родители уже сговорили бы ее за достойного (и выгодного им, разумеется) человека и заставили бы заключить помолвку. А ей года через три осталось бы без возражений лечь под своего суженого и думать об Англии во время попыток зачать наследника. В современном мире у нее был выбор — пусть небогатый, из Рона и Гарри, но был. И у обоих были и плюсы, и минусы.

Гарри, например, богат, знаменит и — положа руку на сердце — посимпатичней и повоспитанней Рона. Но дополнением к Рону шла хоть и бедная, но большая семья Уизли, члены которой, наверное, в будущем могли бы — как чистокровные — поспособствовать ее карьере в том же Министерстве, не все же будут такими недотепами, как мистер Уизли или Рон. С Гарри все было сложнее, он был явной целью для Воландеморта, в возрождение которого верил Дамблдор, а вера этого чародея равносильна тому, что это событие обязательно случится. Повторять же судьбу Лили Эванс Гермиона не хотела. Девушка не была уверена, что если ей предложат обменять ее жизнь на жизнь ее ребенка, она останется стоять на пути смертельного заклятья. Это тоже выбор, и намного более сложный, чем тот, что она делала сейчас.

От автора: каноном нам предложен идиотский эпилог, в котором Гарри вдруг оказался женат на Джинни, а Гермиона вышла замуж за Рона. В общем, как написал автор одного фанфика (кажется, «Боже, только не снова»), получилась одна большая счастливая семья Уизли. Я, в принципе, могу представить, что Гарри и Джинни счастливы (ему вообще пофиг, а ее мечта исполнилась). Но Рон и Гермиона? Рон, пожалуй, может быть, но Гермиона — нет, нет и еще раз нет. Ну хотя бы потому, что Рон храпит.

Гермиона приняла окончательное решение незадолго до своего дня рождения. За ту неделю, что она штудировала принесенные Добби тома в заброшенном классе, тоже найденном и обустроенном домовиком, ситуация в школе серьезно изменилась. Однокурсники косились на нее, поскольку девушка почти не общалась с друзьями, хотя раньше их чаще видели вместе, чем порознь. И если в случае с Роном это было объяснимо — Живоглот не оставлял попыток добраться до Коросты, что очень злило мальчика и тот кричал на всю гостиную, что Гермиона специально науськивает свое животное, — то почему она перестала разговаривать и с Поттером, никто не понимал. Сторону Рона в споре крысы с котом тот не занимал, к самому Живоглоту относился хорошо и иногда тот позволял Гарри почесать себя, а вот его хозяйка обходила друга стороной.

Лаванда на правах внезапно обретенной подруги сунулась как-то к Гермионе с вопросом, не случилось чего в их компании, но удостоилась только небрежного пожатия плеч — мол, все было нормально, а потом Живоглот, так что я сама не понимаю. Лаванда эту версию проглотила и даже разнесла по всем своим знакомым, но, кажется, ни капли в нее не поверила, предполагая за внешним спокойствием однокурсницы некую душевную трагедию — она примерно так и выразилась, чем немало удивила уже Гермиону. Как знанием столь сложных оборотов речи, так и проницательностью.

Освободившаяся от чтения Гермиона открыла в студентах Хогвартса немало того, чего не замечала раньше. Оказалось, что поклонниц у Гарри полно. Рядом со знаменитым Мальчиком-Со-Шрамом стремились оказаться большинство представительниц слабого пола четырех первых курсов трех факультетов — Гриффиндора, Пуффендуя и Равенкло, — и даже некоторые слизеринки. Гермиона с неудовольствием отметила среди этих фанатов весьма симпатичную Дафну Гринграсс, которой, если быть честной, проигрывала почти во всем, кроме учебы на Гриффиндоре, но та не входила в окружение Малфоя и вела себя по отношению к Гарри нейтрально.

Гермионе показалось любопытным, что охота хогвартских красавиц на Гарри началась не сразу после их отдаления друг от друга — видимо, за ней все-таки признавали что-то вроде права первой ночи, несмотря на сомнительный статус по чистоте крови. Но после недели отсутствия рядом с Поттером Гермиону сбросили со счетов и уже не обращали на ее существование внимание. Лишь иногда она видела жалостные взгляды от сердобольных пуффендуек, а вот конкурентки с Гриффиндора даже злорадствовали, хотя и не в открытую. Почему-то особенно Гермиону задел торжествующий взгляд Джинни, которую она считала своей подругой.

Сам Гарри всеобщего ажиотажа вокруг собственной персоны словно и не замечал. На Гермиону он смотрел взглядом виноватого щенка, на уроки ходил с Роном, в гостиной почти не сидел, когда делал домашние задания, девушка не знала — возможно, вообще не делал, но никто из учителей его не ругал. Если он сталкивался с какой-либо особо настырной поклонницей в коридоре, то лишнего не позволял, вежливо извинялся и спешил дальше по своим делам, никого не выделяя и никому не давая каких-либо надежд на нечто большее. Даже с Малфоем задирался как-то вяло, но тут за двоих отрывался Рон. В общем, Поттер вел себя так, словно все снова считали его Наследником Слизерина, и старался ни с кем не сближаться.

Рон, кстати, тоже пользовался популярностью у сверстниц. Конечно, слизеринки и равенкловки по большей части обходили его стороной — все-таки в глазах чистокровных и умных статус «предателей крови» был настоящим клеймом, но небольшая армия фанаток с Пуффендуя у рыжего мальчика имелась. Гермиона понимала, что решаться на что-то надо прямо сейчас, пока приятели еще свободны и не обзавелись симпатиями на стороне. Например, тот же Гарри нравится Джинни — и не факт, что через пару лет его не заинтересует преданная поклонница, наконец-то вошедшая в тот возраст, когда начинают ходить на свидания.

Почему-то Гермиона посчитала символичным объявить Гарри решение в свой день рождения. Она еще сомневалась, правильно ли поступает в целом — наверное, можно было бы законсервировать ситуацию, отдалиться от ребят, поближе сойтись с Лавандой и Парвати, познакомиться с однокурсницами с других факультетов. И надеяться, что когда-нибудь все рассосется: она сдаст СОВ и ПАУК, разумеется, только на отлично, ее возьмут на стажировку — например, в Департамент международных связей, и в очередной поездке она встретит своего принца, за которого выйдет замуж. И во время небольших перерывов между новыми и новыми карьерными ступеньками родит пару очаровательных малышей. Но поступать так Гермиона считала неэтичным — Гарри был ее другом, первым другом в жизни, он рассказал ей все, фактически предложил самого себя и даже оставил выбор. И не поговорить с ним еще раз, чтобы не осталось никаких недомолвок, она просто не могла.

И утром восемнадцатого сентября Гермиона вышла из гостиной вместе с Гарри и Роном, пошла на завтрак рядом с героем магического мира, а в Большом зале села рядом с ним, заняв свое привычное место, прочно оккупированное за время ее отдаления гриффиндорскими поклонницами Поттера. Это произвело фурор и многочисленные перешептывания среди всех студентов Хогвартса. Но ни Гарри, ни Гермиона не показали, что произошло нечто необычное, они спокойно просили друг друга передать то или иное блюдо и обсуждали предстоящие уроки. Только Рон что-то бурчал себе под нос и подозрительно посматривал на девушку, к отсутствию которой рядом с его другом успел привыкнуть. И никто не заметил, как в карман к Поттеру перекочевала очень короткая записка: «Завтра в 6.00 в гостиной».

Девятнадцатое сентября в этом году выпало на воскресенье, и это была одна из причин, по которой Гермиона решила поговорить с Гарри в этот день — и как в прошлый раз, на берегу озера, что тоже было символичным, на ее взгляд. Раннее утро гарантировало отсутствие внимания других учеников, а попасться учителям она не боялась — ничего запретного они не делали, а гулять по территории школы утром было можно. Все будут спать до упора, некоторые даже завтрак проспят, и на рассвете никто им не помешает. Она волновалась, конечно, и когда Поттер вышел из спальни — ровно в шесть, — Гермиона уже ждала друга в гостиной.

— Пройдемся до озера? — спросила она. Он молча кивнул и привычным движением достал из-под свитера мантию невидимку.

От автора: Поттеромания в Хогвартсе цельнотянута из «Кубка огня» (вспомните события книги накануне бала), так что тут все по канону. А вот Гринграсс и влюбленные в Поттера слизеринки пришли из фанфиков с соответствующим пейрингом. Как по мне, такой вариант развития событий поттерианы слишком фантастичен, чтобы реализоваться в любом из возможных миров, но некоторые из этих фанфиков даже симпатичны («Невыносимая легкость убиения врага», например). Но отношения их авторов к Гермионе я категорически не приемлю.

— У меня сегодня день рождения, — сказала девушка, когда они снова расположились под старой березой.

— Я помню, даже подарок для тебя подготовил. Не бог весь что, но, думаю, тебе понравится.

— Ты один и помнишь, наверное. Родители еще, но они с Хогвартсом никак связаться не смогут. Надо было вместо Живоглота сову купить, как собиралась. Хоть письмо прислали бы.

— Ты всегда можешь попросить у меня Хедвиг, ей скучно без работы, а писать мне некому.

— Может, еще попрошу сегодня, — отмахнулась Гермиона. — Просто грустно. Раньше в этот день меня всегда будила мама, мы с ней спускались вниз и распаковывали подарки. Как на Рождество. Я никогда не просила чего-то конкретного, любила, чтобы родители делали мне сюрприз. Сейчас это выглядит смешно, но тогда я была рада любому подарку от них, А с приездом в Хогвартс все поменялось. Вот тебе деньги, выбери, что хочешь — словно от меня откупились. Я обычно книги покупаю.

— А мне никто никогда ничего не дарил до Хогвартса, — сказал Гарри. — От Дурслей этого ожидать было бы нелепо, друзей у меня не было, и первое Рождество здесь я запомню на всю жизнь. Первые подарки под елкой, которые мы разбирали с Роном — это было удивительно и здорово.

Они помолчали.

— Магический мир поменял нашу жизнь. Да, Герми?

— Тебе лень выговаривать мое имя?

— Нет, но оно же и в таком виде красивое.

— Только на название упаковки похоже. Приобретайте наш товар в новой герметичной коробке, — девушка фыркнула. — Но не думай, я не обижаюсь. Знаешь, у меня тоже никогда до Хогвартса не было друзей, и поэтому я часто злилась — на тупых одноклассников, которые не видят, какая я классная, на учителей, которые спрашивают не меня и не позволяют мне доказать мою исключительность. На всякую глупость. И в Хогвартсе поначалу так же было. А после тролля я как-то вдруг перестала обижаться. Помнишь малфоевскую грязнокровку? Меня это совсем не задело, даже когда Рон и Хагрид объяснили, что это серьезное оскорбление. Ну маглы у меня родители — и что? Изменить я это не смогу в любом случае. Но вот после разговора с тобой я серьезно обиделась. Не на тебя. Меня обидело, что нам никто не рассказывает про традиции магического мира. Это что, аттракцион такой, народ ставки делает, кто из грязнокровок больше неписанных правил нарушит?

Гарри смотрел на гладь озера и не торопился отвечать. Он понимал, что у его подруги наболело и ей просто надо высказаться. Слишком долго она держала это в себе, слишком долго у нее внутри все кипело — от несправедливости мира и бездействия тех, кто мог бы ее защитить, но не защитил. У него были похожие ощущения.

— Я не знаю, Гермиона. Знал бы — сказал обязательно. Может, и аттракцион, только я в нем тоже не зритель. Мне чуть проще, поскольку мальчикам многое позволительно, но я и сам вижу, что никакой Малфой меня никогда за ровню не признает. Не потому, что у меня мама маглорожденная, а потому, что я воспитан не так, как он. Как ты думаешь, когда моя мама узнала про эти правила?

Гермиона пожала плечами.

— Не знаю. Наверное, когда близко сошлась с твои отцом, с Джеймсом Поттером. Вряд ли тот долго держал будущую невесту в неведении.

— Значит, на шестом курсе. То есть примерно пять лет она ходила, не подозревая, что над ней смеются. Мы в лучшем положении, Гермиона, у нас за плечами всего два года унижений. Мне тоже обидно, что нам никто ничего не сказал — ни Макгонагалл, ни Дамблдор. У Рона я, кстати, поинтересовался. Он дуб дубом в вопросе традиций.

— Ну это было понятно сразу…

Третий их друг действительно не создавал впечатление человека, который мог два года хитрить и не выдавать своей осведомленности. Напротив, он был простодушен до тупости и ленив до безразличия ко всему кроме еды и квиддича. Рон, пожалуй, был последним человеком, которого можно было заподозрить в участии в заговоре против маглорожденных.

— А Невилл?

— У него не спрашивал, неудобно. Но думаю, что в его случае все дело в воспитании. Помнишь, он рассказывал, как родственники в нем пытались магию пробудить? Наверное, и с традициями что-то похожее было. Ты читала пособие для юных волшебников? — Гермиона кивнула. — Там ничего не объясняется, отчего, почему, а главное требование — не лезть не в свое дело. Невилл это правило и так пару раз нарушил, один раз получил петрификус промеж глаз, какого-то желания с нашей стороны сделать наши дела также и его делами не обнаружил и отошел в сторону. А про девочек он, думаю, вообще не в курсе. Да и забитый Невилл совсем, сам ни к кому напрашиваться не будет, а мы занятые всегда, нам не до него. В общем, спасибо Дамблдору за наше счастливое детство. Так ты как, решила чего?

— Да, — сказала Гермиона после недолгого молчания. — если твое предложение еще в силе, я согласна стать твоей женой.

От автора: Насколько я понимаю, изначально Роулинг писала историю любви именно Гарри и Гермионы (ее поздние интервью это подтверждают). Их отношения должны были развиваться не без сложностей, но примерно к середине седьмой книги — то есть после ухода Рона — они бы расставили все точки над i. Последующие поступки блудного Роннипупса уже ничего не меняли, он мог и не возвращаться (как еще в одном фике), и помочь с уничтожением крестражей (как в каноне). В любом случае Рон должен был остаться в этой истории смешным другом главного героя, каким, собственно, и являлся с самого начала. Но в какой-то недобрый момент мама Ро поняла, что естественное развитие событий приведет к повисанию в воздухе целой семьи, которая пожертвовала в ходе борьбы с Воландемортом многим и ничего взамен не получила (можно подумать, она одна). Произошло это, видимо, где-то в самом конце написания "Узника Азкабана", поскольку на всем протяжении книги Рон последовательно отдаляется от Гермионы. В «Кубке огня», кстати, Рон также последовательно должен был отдаляться и от Гарри, но отчего-то мама Ро посчитала нужным к финалу книги восстановить трио в полном составе (хотя смысл существования Рона как друга Поттера после четвертого курса исчерпался, и Роулинг пришлось придумывать ему занятия буквально на ходу. И вообще, после вдохновляющих приключений финала «Узника» почти 14-летний Гарри должен был обратить на свою подругу очень пристальное внимание (в конце концов, ему через три года уже жениться можно), что привело бы к созданию дуэта как более устойчивой конструкции на оставшиеся книги.

После сказанных ею слов сердце Гермионы предательски сжалось. Она не раз проговаривала эту фразу про себя, когда готовилась к встрече с Гарри, но ни разу не делала этого вслух. И сейчас ей показалось, что именно в таком виде все до единого слова звучат фальшиво — она словно поставила друга в положение, при котором он не сможет отказаться взять ее замуж, не разрушив их дружбу. Обернула его же предложение против него, не оставив ни одной лазейки, хотя прекрасно понимала, что он и младше (а в их возрасте год — это очень много), не так начитан и не так воспитан. Переживания о сказанном настолько захватили девушку, что она смотрела куда угодно — на озеро, лес и замок, лишь бы не видеть сидящего рядом друга. Но ее взгляд на самом деле просто метался в ожидании окончательного приговора.

Гермиона подумала, что она совершенно не готова к возможному отказу, хотя по логике этот вариант тоже можно было просчитать. Гарри мог сказать, что он не сможет стать ее мужем по целому ряду причину, возможно, назовет эти причины и они действительно будут очень важными, но ей от этого легче не станет. За долгое молчание мальчика — на самом деле не прошло и полминуты — Гермиона накрутила себя так, что готова была на что угодно, только бы это уже закончилось — чтобы уже убежать туда, где нет ни одного человека и спокойно поплакать над своей судьбой.

Она уже решила, что в случае отказа просто уйдет из магического мира. Наверное, даже не будет писать заявление или говорить что-то Макгонагалл. Просто уедет на зимние каникулы — уж до них она как-нибудь дотерпит — и не вернется. Магией пользоваться не будет, уговорит родителей переехать за границу и нанять частного репетитора, чтобы нагнать программу магловской школы, и будет жить обычной жизнью.

Поступить по-другому показалось ей слишком унизительными. Рона в качестве мужа девушка уже отвергла и этого решения менять не собиралась — становиться частью семьи Уизли не хотелось, даже если рассматривать как плюсы вхождение в клан, где тебе всегда помогут, и более мирные взгляды от Джинни. Не хотелось также искать других маглорожденных или надеяться на помощь международного магического сообщества. И оставаться незамужней независимой дамой Гермиона не собиралась. Она верила в равенство, но семью хотела — чтобы все было как у родителей, которые давно вместе, но до сих пор очень любят друг друга.

Конечно, если ее мужем станет Гарри, такой же семьи, наверное, не получится. Но девушка уже дала себе слово, что постарается. Постарается родить ребенка до того, как к ним в дом придет Воландеморт, и если потребуется, так же как Лили Поттер закроет этого ребенка от смертельного проклятия. Или придумает что-нибудь, чтобы темный волшебник не пришел — недаром она считалась самой умной ведьмой на курсе, а знания оказалось легко получить с помощью Добби и его библиотеки.

— Гермиона, — сказал Гарри и закашлялся от волнения. — Надеюсь, ты простишь меня, но я не знаю, что положено говорить в таких случаях. Наверное, я должен сказать что-то про любовь, но я про нее ничего не знаю, Дурсли не научили. Я чертовски рад, что ты выбрала меня, и всегда буду помогать тебе, даже если позже ты передумаешь — у тебя есть на это право. Друзьями мы будем в любом случае.

Девушка посмотрела на друга. Он тоже отчаянно стеснялся, покраснел и избегает смотреть на нее, любуясь своими растоптанными ботинками. Руки мальчика жили своей, отдельной жизнью, он не знал, куда их деть, и Гермиона поняла, что надо срочно приходить другу на помощь — ему всего тринадцать, а у него вдруг появилась жена. Не каждый вынесет такое счастье в наше время.

«Ты ненамного старше, а у тебя уже появился муж», — напомнила она сама себе. Но это уже ни на что не влияло.

— Гарри, — сказала девушка. — Я знаю. Мы всегда будет друзьями. И про любовь мы еще поговорим, будем учиться этому вместе. Все равно жениться по-настоящему нам пока рано. Да и вообще...

Она порывисто подсела поближе к другу и крепко обняла его, неловко клюнув носом в щеку. Так они и замерли — Гермиона обнимала мальчика и пыхтела ему куда-то в район уха, а тот старался не шевелиться, боясь сделать какое-нибудь неловкое движение.

— Я устала от всего этого, — прошептала Гермиона. — Ты же видел, сколько девчонок на тебя запало, я заметила, ты видел, я испугалась, что ты заберешь свое предложение обратно, скажешь, что передумал, что я слишком долго думала. Но теперь я всегда пойду вперед вместе с тобой. Ты не отправишь меня назад, к Рону.

Девушка резко отстранилась.

— Но нам нужно придумать что-то, какой-нибудь обряд. Помолвку заключить или что там принято у магов, в книгах не было ничего подходящего. Впрочем, это не обязательно, можно оставить все, как есть, просто пообещать друг другу и обменяться кольцами. Но я бы хотела сначала сказать родителям, правда, не представляю, как. В письме сообщать о таком не хотелось бы, а съездить до Рождества домой не выйдет. А ты Дурслям расскажешь?

— Незачем им это знать, — жестко ответил Гарри. Он посмотрел на свою потенциальную невесту, привычным жестом почесал затылок и уже мягче добавил:

— А с твоими родителями, думаю, крестный поможет. Но сначала нам нужно помочь ему.

От автора: Насколько я понимаю, большинство фикописальцев представляет своих героев исключительно по фильмам. Напомню, что в каноне Гермиона на год старше Гарри (сентябрь 79-го против конца июля 80-го), а в фильмах наоборот — Дэниел Рэдклифф на год старше Эммы Уотсон (июль 89-го против апреля 90-го). То есть чтобы представить их разговоры в начале третьего курса (ему 13, ей 14), нужно смотреть на Гермиону из «Кубка огня» (снимался весной-летом 2004-го) и на Гарри из «Тайной комнаты» (последние сцены — лето 2002-го). Фильмы вообще вносят забавную путаницу в представление об участниках Золотого трио. Руперт Гринт, например, старше Рэдклиффа на год, а Уотсон, соответственно, на два. Видимо, пробы с актерами-сверстниками (или более младшими) у Уотсон вообще никак не получались, вот и подобрали ребят постарше (или на роль Гермионы нашли актрису помладше, что монопенисуально). Кстати, если брать возраст по актерам, то Гермиона ближе всего к канону — в конце «Даров смерти» ей 20, Гарри — 21, а Рону — 22 (по книгам — 19, 18 и 18).

Гермионины часы показывали семь утра — несусветная рань по меркам Хогвартса, особенно в воскресенье. В это время спал даже Филч, всю ночь неустанно патрулировавший коридоры замка, спали и нарушители правил, и Снейп. Ей тоже хотелось спать — сказывался ранний подъем и треволнения предыдущих дней. Гермиону, что называется, отпустило — она больше не ощущала никакого беспокойства, только спокойствие и, пожалуй, радость, ведь все уже закончилось и закончилось благополучно. От немедленного возвращения в спальню ее останавливало только то, что она не хотела расставаться с Гарри. Кроме того, они еще не закончили разговор.

— А что это за крестный? — спросила Гермиона. — Ты раньше ничего о нем не рассказывал.

— Да я сам только летом узнал, — ответил Поттер. — Он наследник одного древнего и чистокровного рода, но не такой сноб, как Малфой, на Гриффиндоре учился. Ну и взрослый, надеюсь, он нам поможет с помолвкой, чтобы все было правильно.

— А где он был раньше? — поинтересовалась Гермиона. — И почему не помог тебе, пока ты жил у Дурслей? Может, все-таки сноб?

— Ну, у него были причины не приходить ко мне. И я счел их довольно веским, — уклончиво ответил мальчик. — И я просто не знаю, к кому еще можно обратиться.

Гермиона тоже не знала. Еще в начале учебного года она с любой проблемой спокойно подошла бы к Макгонагалл, но когда Гарри буквально вывалил на нее новые данные о магическом мире, вера девушки в доброго декана немного поколебалась, и с традициями волшебников она разбиралась самостоятельно. А сейчас она была уверена, что о ее новом статусе никому кроме Гарри — и родителей — знать не обязательно, и была намерена скрывать эту новость как можно дольше.

Гермиона не льстила себе и понимала, что конкретно она может делать все, что душе угодно — стать чьей-то невестой или женой, да даже уже матерью, — и никому до этого дела не будет, забудут за пару дней, а то и быстрее. Но поскольку в изменении ее семейного положения замешан Мальчик-Который-Выжил, то это будет априори интересно всем волшебникам, и их помолвка наверняка произведет фурор. Не только в школе, разумеется, но и во всем магическом сообществе. Как к этому отнесутся маги, она представляла плохо, но ничего хорошего от их реакции подсознательно не ждала, так как видела, что слишком у многих девочек имеются на Поттера собственные планы — наверняка придуманные родителями. Поэтому она не будет отпрашиваться у декана или директора, пусть они сто раз будут на ее стороне. Лучше не привлекать внимания. А если этот крестный поможет — то и не придется.

Тут Гермионе пришла в голову коварная мысль и она даже улыбнулась.

— Слушай, — вкрадчиво начала девушка. — А все эти твои новые знания, совершенно случайно, не от крестного?

— Ну в основном, да, — не стал отпираться Поттер, но глаза все же отвел, словно его поймали на чем-то запретном. — Он просто просил никому пока о нем не говорить, вот я и свалил все на продавцов из Косого. Но с ними я тоже говорил!

— А чего он у тебя такой скрытный? — поинтересовалась Гермиона. — Это же шанс для тебя вырваться от Дурслей. Пусть оформит опеку, а жить можешь, где хочешь. Хоть вон у меня, раз мы теперь вот так...

— Не может он пока, ему нужно одно дело завершить. Как он говорит — по старым долгам заплатить. А потом будет видно.

— А имя у твоего крестного есть?

— Конечно есть! — возмущенно ответил Гарри, словно его обвинили в преступлении. — Его зовут Блэк. Сириус Блэк.

— Гарри Поттер! Во что ты опять ввязался?!

От автора: в фанфиках Гарри, Гермиона или любой другой герой (часто попаданец) идут в книжный магазин «Флориш и Блоттс» (или даже в Лютный переулок, где, оказывается, тоже книжных навалом) и покупают там несколько томов на тему «Обычаи магического мира». Или что-то подобное обнаруживается, например, в библиотеке на Гримо, 12. Про количество писателей на душу волшебного населения я уже упоминал, но предлагаю провести такой эксперимент — приехать в Москву, зайти в одноименный магазин на Тверской (он один из самых больших) и попробовать найти там книгу на тему «Неписанные обычаи современного российского общества». Вы найдете кучу макулатуры (http://www.superfamily.ru/wedding/), а потом умрете в страшных муках, когда попытаетесь следовать приведенным в ней советам. С обрядами сложнее, но мне кажется, что и про эту область магии в открытом доступе вряд ли что будет. В нашем мире, кстати, также — инструкции о регистрации брака вы получите только у работников ЗАГСа в устном виде (у них есть служебные инструкции), а все остальное (куда обязательно надо ехать на машинах, количество гостей, сколько денег класть в конверт для молодых) вам расскажут предвкушающие будущее веселье родственники. В любом случае, купить самоучитель по данному вопросу у вас не получится, как и обойтись своими силами (если только вы не собираетесь изобрести нечто новое и эпатирующее).

— Гарри, как ты мог! — разорялась Гермиона. — Это же беглый преступник, а ты спокойно взял и пошел с ним неизвестно куда! Да что ж ты за наказание такое! Когда ты начнешь хоть немного думать?

Не то, что у Гарри не было ответов на эти вопросы и восклицания. Он мог сказать в свое оправдание, что был тогда немного взволнован. Ведь буквально за несколько минут до встречи с Блэком он применил магию на каникулах и к маглам, ожидал скорого исключения из Хогвартса и расставания с волшебным миром, причем даже без возможности попрощаться с друзьями и лично объяснить им свое поведение. И в том положении, в котором он тогда оказался, Блэк, у которого не было палочки и который не выказывал никакой агрессии, был более предпочтителен, чем любой магловский полицейский, которого обязательно заинтересовало бы содержимое сундука Гарри. Он мог сказать и о том, что Хедвиг улетела Мерлин знает куда, и возможности сообщить о случившемся хотя бы Артуру Уизли не было совсем. Что он тогда вообще не представлял, кто может ему помочь. Но Гарри ничего этого не сказал. Вместо этого он попытался воззвать к логике, к которой, как он знал, Гермиона питает сильную слабость.

— Смотри, все уверены, что Сириус сбежал из Азкабана, чтобы убить меня и завершить начатое Темным Лордом дело... что? — Гарри заметил, что подруга дернулась, когда он назвал титул Воландеморта и решил уточнить этот момент. — Это не потому, что я Пожиратель смерти. Блэк сказал, что в ту войну на его кличку было наложено некое табу, и они даже в аврорате старались лишний раз ее не произносить.

— Ах, Блэк сказал... — протянула Гермиона. — Ну раз так, то тогда конечно. Пусть будет Темный Лорд.

Гарри вздохнул. Она привыкнет, обязательно привыкнет, подумал он и продолжил:

— Но пока мы с ним общались, он ни разу не сделал попытки на меня напасть, хотя у него была куча возможностей. Я жив и даже здоров, сижу здесь, с тобой, и мы разговариваем. С Сириусом мы тоже просто разговаривали.

— Но он предал твоих родителей!

— Да никого, похоже, он не предавал. А если поверить, что и этот Петтигрю жив, то получается, что он вообще невиновен в том, за что его отправили в тюрьму. Просто подумай — человек двенадцать лет отсидел в Азкабане, рядом с дементорами, за то, чего не совершал.

— Всего лишь убил каких-то маглов, — ядовито произнесла Гермиона. — Кому нужны эти простецы, кто их считает?

— Ну зачем ты так? Если он не предавал Поттеров и не убивал Петтигрю, может, он и маглов не убивал? Сириус говорит, что не помнит, что там было. Он даже суда не помнит.

— Какая избирательная память!

— Ну вообще это может быть и не его вина. Например, кто-то его «Обливиэйтом» стукнул, чтобы он не помнил чего-то конкретного.

Эту возможность Гермиона исключить не могла — они оба хорошо запомнили Локхарта, и пусть девочки не было рядом, когда их учитель приложил самого себя мощным заклятьем забвения, про этот момент героической биографии своего почти мужа она знала.

— Во всем этом надо хорошенько разобраться, — решилась она. — Мы узнаем, в чем его обвиняли и какие были доказательства его преступлений, и если все так, как он тебе говорил, мы организуем Общество Защиты Невинно Осужденного Блэка и будем добиваться его оправдания.

Гарри как можно незаметней поморщился, когда понял, как сокращается название этого общества, но решил не обращать внимание Гермионы на только что созданный ею О.З.Н.О.Б. В конце концов, если у них все получится, эта девочка будет его женой, а женам, судя по магловским фильмам, принято уступать во всем. И дарить им подарки. В его тумбочке в башне Гриффиндора уже был один, который надо вручить именно сегодня, пока день рождения Гермионы не закончился.

От автора: в каноне тяга к разным обществам проснулась у Гермионы в четвертой книге, когда она создала ГАВНЭ. Но мне показалось уместным сделать ее активисткой на год раньше — все же люди не эльфы, а в истории права заключенных начали защищать почти одновременно с правами негров. По-английски общество Гермионы пусть будет SCRUB — Society for Cover and Rescue of Unguilty Black (Общество защиты и освобождения невинно осужденного Блэка). Scrub в одном из переводов — жалкий человечек, в другом — что-то типа новичка (помните сериал «Клиника»? В оригинале он — Scrubs).

Гарри точно знал, что когда Гермиона ставила перед собой цель, то остановить ее было практически невозможно. Отвлечь, впрочем, тоже. Она произнесла несколько подходящих случаю слов, когда увидела его подарок — красивое кольцо из белого золота с небольшим рубином, сразу надела его на безымянный палец правой руки, правильно расценив подношение, как продолжение разговора о помолвке, но потом занялась более насущными, по ее мнению, делами. Правда, она позволила сводить себя на завтрак, где их восстановившиеся отношения продолжали вызывать пересуды, но сразу после этого убежала в библиотеку.

Вернулась Гермиона оттуда очень быстро и потянула Гарри в коридор — поговорить. На возмущение Рона, который выбрал это время, чтобы обсудить с другом последний матч «Пушек Педдл», Гермиона заявила, что есть дела и поважнее квиддича, разговор о котором вполне может и подождать несколько минут. Чувствуя назревающую ссору, Гарри вмешался и пообещал другу, что обязательно скоро вернется, а потом взял Гермиону за руку и увел из гостиной.

— В библиотеке ничего нет! — заявила девушка, как только за ними закрылся портрет Полной дамы. — Только «Взлет и падение темных искусств», я их уже читала. А подшивок газет там нет. Почему они не хранят периодику? Это же важно, когда изучаешь историю!

В целом, Гарри был с подругой согласен. Но после общения с Блэком он мог только пожать плечами и сказать, что в этом нет ничего удивительного, раз маги доверили пост учителя истории привидению. Возможно, история им просто неинтересна.

— Да, наверное так и есть. Но у меня есть идея. Пойдем.

Гермиона привела друга в тот класс, который облюбовала, когда изучала обычаи волшебного мира.

— Позови Добби, — приказала она. — Я его, конечно, уже вызывала, но к тебе он относится гораздо лучше.

На вызов Гарри эльф появился почти мгновенно. В руке он держал огромный нож, одно из ушей у него было перепачкано в муке, но глаза смотрели на Мальчика-Который-Выжил с преданностью и обожанием. Но и с подругой своего кумира Добби поздоровался. Он был воспитанным домовиком.

— Добби, извини, что оторвали тебя от работы, но у Гермионы есть к тебе срочное дело. Не мог бы ты ей помочь?

Эльф закивал так, словно собирался потерять голову.

— Это не нарушит твоих планов? — продолжил расспросы Гарри.

— Нет, что вы! — воскликнул Добби. — Добби успеет все — и приготовить обед, и помочь Гарри Поттеру, сэру, и его невесте, Гермионе Грейнджер, мисс.

— Стой! Как ты меня назвал? — удивилась Гермиона.

Эльф опасливо поджал уши.

— Добби не хотел сказать ничего плохого про невесту Гарри Поттера, сэра. Он уважает мисс Гермиону, он рад, что мисс Гермиона и Гарри Поттер, сэр, поженятся.

— О Мерлин...

Гермиона опустилась на один из стульев. Гарри последовал ее примеру.

— Кто еще знает? — спросила девушка, но эльф понял ее вопрос неправильно.

— Добби никому не рассказывал, у Добби некому спрашивать, Добби свободный эльф, — залепетал Добби, еще сильнее поджимая уши.

— Добби! Измотай твою душу Мерлин! Прекрати причитать и скажи четко и ясно — откуда ты узнал о том, что я согласилась стать женой Гарри?— приказала Гермиона.

— Добби просто знает это, Добби не знает, откуда он знает.

— Гермиона, погоди, — вмешался Гарри. Он был лучше знаком с этим эльфом. — Если ты не перестанешь на него наседать, он разобьет голову о стену, а ты будешь в этом виновата. Добби, ты не сделал ничего плохого и тебе не надо наказывать себя. Просто мы договорились о помолвке только сегодня утром, перед завтраком, и решили никому пока не рассказывать. И вдруг ты говоришь, что просто знаешь. Это что, специальная эльфийская магия?

Добби осторожно кивнул.

— И остальные эльфы тоже увидят, что мы помолвлены? — продолжил расспросы Гарри. Эльф снова кивнул. — А волшебники? Например, Дамблдор сможет увидеть нашу связь?

— Добби не знает, Добби плохой, он не смог ответить на вопрос Гарри Поттера, сэра, — только реакция ловца позволила Гарри рвануться из сидячего положения и перехватить руку эльфа, который уже собрался стукнуть себя ножом по голове. Правда, вроде плашмя, но близость острой железки к большим ушам вызывала справедливые опасения. Впрочем, Гарри знал, что эльфу ничего не стоит справиться с ним — раз уж он сумел справиться с мистером Малфоем, но полагал, что у него, как освободителя, есть определенные привилегии. И не ошибся. Эльф и мальчик замерли в полуобъятьях — первый еще не потерял надежды все же наказать себя, а другой старался воспрепятствовать этому.

— Добби, совершенно незачем наказывать себя сразу, — авторитетно заявила Гермиона. — Сначала надо разобраться в ситуации — вдруг ты не совершил никакого проступка. Вот как сейчас. Если бы Гарри Поттер или Рон Уизли, — она сурово посмотрела на друга, — наказывали себя каждый раз, когда они что-то не знают, то самоубились бы еще на первом курсе. А посмотри на них — живы, здоровы и беседуют о квиддиче. Нам с Гарри сейчас нужна твоя помощь, но не в вопросе, кто может о нас узнать. Нам нужно найти номера газеты «Ежедневный пророк» за октябрь и ноябрь 1981 года. Ты не мог бы поискать там, где ты обычно ищешь?

Вмешательство Гермионы сместило хрупкое равновесие, в котором застыли Гарри и Добби. Домовик оставил нож в руке Гарри, пропищал, что он знает, где такое может быть, и с резким хлопком исчез, чтобы появиться буквально через несколько секунд с огромной кипой «Пророка», которую непонятно как удерживал. Свалив груз на ближайшую парту, он внимательно посмотрел на Гермиону, которая явно не ожидала от эльфа такой скорости. Книги, например, он таскал ей почти час.

— Э. Спасибо, Добби. Ты, наверное, можешь идти. Правда, Гарри?

Гарри кивнул. Добби с очередным хлопком исчез, чтобы появиться через секунду, осторожно забрать из рук мальчика свой нож и снова исчезнуть. Все случилось настолько неожиданно, что Гермиона и Гарри некоторое время смотрели на то место, где только что был эльф. И только потом Гермиона подошла к столу с газетами и начала их разбирать.

— Похоже, наш маленький друг нашел то, что нужно, — сказала она. — Я не буду у него спрашивать, где он взял эти подшивки, но мне очень хотелось бы знать, как он узнал, что мы помолвлены. И не означает ли это, что нам уже не нужно искать какой-либо ритуал.

Гарри подумал, что тоже хотел бы понять, что происходит.

От автора: ну да, эльфийская магия, куда без нее. В одном из фанфиков видел забавную мысль, что настоящие Мэри Сью в поттериане — это домовые эльфы, которые почти всемогущие. Добби, на мой взгляд, вообще был стандартным «богом из машины» — появлялся в моменты сильных затруднений в сюжете и выручал Гарри. Почему в каноне про него вспоминали только изредка, я не знаю. Это все Роулинг.

Принесенные Добби газеты увлекли Гермиону настолько, что когда Гарри попытался выяснить, чем он может помочь, ему сквозь зубы посоветовали вернуться в гостиную и занять чем-нибудь Рональда Уизли, пока тот не пошел искать друзей и не наткнулся на тайный клуб поклонников Сириуса Блэка. Посмотрев на погруженную в изучение древней прессы девушку, Гарри даже на секунду пожалел, что решил стать ее мужем — уж слишком она ненавидела людей, которые мешали ей читать. Но потом прогнал предательскую мысль и последовал разумному совету.

Впрочем, все случившееся этим утром никак не шло у Гарри из головы. Они с Роном играли в шахматы, снова поговорили о квиддиче, о том, какой Снейп гад и как много задал на выходные. Гарри со скукой подумал, что все это теперь не вызывает у него интерес. По-хорошему, стоило остаться с Гермионой — вдруг той потребовалась бы помощь, тем более она занимается тем, чем должен был заниматься сам Гарри, если бы имел хоть каплю мозгов. Но Рона действительно надо было как-то занять.

Кипучая энергия представителя рыжего семейства по выходным выходила из-под его и так слабого контроля. Это на уроках тот старался прикинуться ветошью и не отсвечивать, прикладывая столько усилий избежать внимания учителей, что если он направил бы ее в созидательное русло, то мог легко затмить любые успехи Гермионы. Но Рона учеба почему-то не интересовала. Зато он мог часами говорить о квиддиче, перескакивая с игры вратарей на финты охотников и загонщиков, на новые модели метел, вспоминая каких-то игроков, которые часто были неизвестны Гарри. Гарри вдруг стало интересно, а видел ли Рон когда-либо игру своей любимой команды — «Пушек Педдл». Рон даже обиделся от предположения о заочном фанатстве.

— Конечно, видел, — гордо заявил он. — До Хогвартса отец меня возил почти на каждую игру, а сейчас только летом. В августе, правда, в чемпионате перерыв, но в июле он меня обязательно отвозит. В этом году попал на игру со «Сканторпскими стрелами». Правда, «Пушки» опять продули, — грустно добавил он. — Но я в них верю!

Гарри как-то резко стало не до бесед о квиддиче. Рон, конечно, был слишком простодушен, чтобы понять, как задели друга его слова, да и мистера Уизли Гарри понимал: брать на спортивный матч чужого ребенка — это большая ответственность, к которой не каждый готов. Но ему об этой возможности даже не говорили, он вообще никогда не видел, как играют профессиональные команды. До Хогвартса Гарри и не знал об этой игре, а в школе его почти принудительно отправляли на каникулы к Дурслям и других предложений о летнем отдыхе делать не спешили. Рон, конечно, был настоящим другом, но не его голос определял поведение семьи Уизли — ведь если бы это было так, они бы сразу после приезда в Лондон отправлялись бы в «Нору» и проводили два летних месяца за игрой в шахматы и за полетами на метлах. В принципе, Гарри даже был готов ради этого оплатить новую метлу для Рона — не «Молнию», конечно, но какой-нибудь надежный «Чистомет» его сейф выдержал бы.

Да что там «Чистомет»! Гарри подумал, что готов вообще оплачивать проживание у Уизли — и даже по двойному тарифу по сравнению с «Дырявым котлом». Он знал, что для этой семьи несколько галлеонов будут хорошим подспорьем — можно, например, без проблем купить новую палочку Рону или новую мантию Джинни. Гарри, пожалуй, с удовольствием расстался бы с половиной содержимого своего сейфа, если бы Уизли разрешили ему жить у них все каникулы во время обучения в Хогвартсе. Но и этого ему никто не предлагал, а подходить к Артуру или Молли сразу с деньгами и просьбой забрать его с Тисовой навсегда было, наверное, неправильно.

От этих мыслей у Гарри разболелась голова. Кроме того, никуда не делась и проблема эльфов, вернее, их способности видеть то, чего не видят остальные. И после обеда — на который Гермиона не пришла — он посчитал, что развлек Рона достаточно, чтобы без опасений покинуть его и побродить в одиночестве у озера. Другу он сказал, что хочет подумать о Блэке, дементорах и прочих не слишком интересных и приятных вещах. И побыть в одиночестве.

В принципе, он даже сдержал свое обещание. Гарри пришло в голову, что если бы он не наткнулся на Блэка после побега с Тисовой, то они бы втроем целый год гадали, кто этот жестокий преступник и почему он охотится именно за ним. Возможно, подслушали бы что-то полезное. Разгадку бы они нашли только в самом конце учебного года, как и раньше. Гермиона, наверное, справилась бы с учебой — как обычно, лучше всех, а вот им с Роном пришлось бы несладко. И неизвестно, чем бы это все закончилось.

Но главной причиной, почему он ушел от Рона, была очередная встреча с Блэком. В прошлое воскресенье они не виделись — Сириус занимался делами своей семьи, собирался стать лордом Блэком и не знал, сколько его планы потребуют времени. Он не рассказывал толком, что хочет сделать, но Гарри все равно волновался — наверняка это было что-то опасное, раз крестный морщился каждый раз, когда говорил о доме на площади Гримо.

Но когда Гарри под мантией-невидимкой проскользнул под Иву и прошел по подземному ходу, он обнаружил, что в Визжащей хижине никого не было. Только при внимательном осмотре небольшого помещения, он обнаружил записку: «Дела почти закончил, в следующий раз обязательно буду. Ни в коем случае не смотри в глаза Дамблдору и Снейпу».

От автора: Любопытно, кстати, откуда при такой численности (мне нравится цифра в 3 тысячи для Британии) маги нашли людей для нескольких квиддичных команд и их фанатов. Возможно, квиддич это просто способ утилизации активного, но неприспособленного к работе в Министерстве (или нахуй там не нужного) населения. Для другого вида спорта людей просто не остается. Что касается визитов Уизли на матчи — в каноне об этом ни слова (ну кроме чемпионата перед четвертым курсом), что неудивительно. Тогда бы Роулинг пришлось бы самой объяснять, почему Гарри только слышал о чемпионате Англии по квиддичу, но ни разу его не видел. Впрочем, не удивлюсь, если мама Ро о такой мелочи просто забыла, в результате чего создалось впечатление, что в квиддич играли и при Воландеморте (то есть в «Дарах смерти»).

Гермиона не часто в своей — в принципе, недолгой — жизни признавалась, что чего-то не понимает. Она считала, что способна разобраться во всем, если под рукой есть верные книги или хотя бы доступ в библиотеку. Что-то можно было спросить у других людей, но основные сведения девушка привыкла добывать сама. Она не без гордости вспоминала, как на втором курсе догадалась, что на студентов Хогвартса нападает василиск, и очень стеснялась того факта, что о причастности Квиррелла к похищению философского камня ей стало известно постфактум. Впрочем, об этом ей никто не напоминал.

После изучения «Ежедневного пророка» девушка впала в глубокую задумчивость. Она не понимала, что случилось двенадцать лет назад, и боялась признаться в этом даже себе, а уж рассказать об этом Гарри представлялось вообще непосильной задачей. События ноября 1981 года не имели смысла ни с какой точки зрения — ни с магловской, ни с магической, в них не было логики и от них отчетливо несло чем-то не очень приятным. Наверное, именно так должна восприниматься по-настоящему желтая пресса, которая любит копаться в грязном белье и потом предъявлять найденное среди подштанников своим читателям.

Больше всего Гермиону поразило, что «Пророк» ничего не писал о Воландеморте вплоть до первого ноября и ни словом не упомянул о Пожирателях смерти — словно тех не существовало в природе. Но утром первого ноября кто-то снял запрет на публикацию этого имени — или клички, — и в этот день номер «Пророка» вышел с большой заметкой на первой странице о том, что Гарри Поттер убил Темного Лорда. Это было странно само по себе — нападение на дом в Годриковой впадине и гибель родителей Гарри случилась глубокой ночью, и никакие репортеры, будь они тысячу раз волшебниками, не могли успеть разнюхать все детали происшедшего и написать об этом большой материал.

Гермиона допустила, что может и не знать чего-либо о волшебном мире, и местные журналисты отличаются редкостной по меркам маглов оперативностью. Все равно, от утреннего выпуска можно было ожидать гигантского заголовка, небольшой новости и предупреждения об экстренном выпуске газеты, который выйдет в течение дня. Но в той же заметке были все подробности случившегося и даже приводилась самая характерная примета Гарри — шрам в виде молнии на лбу, оставленный ему на память Воландемортом. Это уже было за гранью понимания девушки.

Еще сильнее ее шокировало то обстоятельство, что праздновать победу над Темным Лордом маги начали, кажется, еще до публикации в «Пророке». Гермиона не стала исключать, что на самом деле они праздновали Хэллоуин, а потом решили совместить, но кто обходил все дома, посылал сов во все мэноры? Как вообще это может стать известным вот так сразу? Не написали же, в самом деле, в небе над Британией большими огненными буквами, что Воландеморт погиб?

В следующих номерах «Пророка» Гермиона нашла то, что и следовало ожидать. Сторонников Темного Лорда хватали едва ли не пачками, в газете были излишне подробные репортажи о процессах — она даже узнала несколько фамилий. Например, за нападение на Лонгботтомов судили трех представителей семейства неких Лестрейнджей, а вот Северуса Снейпа взял на поруки сам председатель Визенгамота Альбус Дамблдор. Много статей было посвящено разоблачению сына Бартемиуса Крауча, который оказался Пожирателем смерти и тоже был замешан в нападении на родителей Невилла — как поняла Гермиона, Крауч-старший едва не стал министром магии, но метка на руке сына сделала такую карьеру невозможной. В «Пророке» была даже заметка о том, что некие завистники оклеветали честнейшего Люциуса Малфоя, и только благодаря мудрости Министерства магии достойнейший член волшебного сообщества смог оправдаться — как и еще несколько человек, фамилии которых были знакомы Гермионе. Многие их носители учились с ней на одном курсе — но на Слизерине.

Про Сириуса Блэка «Пророк» не писал целый месяц. Да и после той, самой первой заметки, журналисты почти не интересовались случившимся в Годриковой впадине. Третьего ноября состоялись похороны Поттеров — короткая заметка без подробностей. В середине ноября еще одна короткая заметка о награждении Питера Петтигрю — Гермиона помнила, что именно его Блэк, а за ним и Гарри называли настоящим предателем — орденом Мерлина первой степени «за беспримерное мужество», посмертно. Там упоминалось, что Петтигрю погиб, сражаясь с неназванным магом, «правой рукой Вы-Знаете-Кого». Еще через неделю «Пророк» писал, что дом Поттеров стал мемориалом, а Министерство выделило деньги на статую героев. Суть их подвига также осталась за рамками публикации. И в конце месяца газета напечатала короткую заметку с той версией событий, которая уже была известна Гермионе по книге «Взлет и падение Темных искусств» — уже с Сириусом Блэком как предателем Поттеров, убийцей Петтигрю и маглов. Про суд над ним «Пророк» так и не написал.

Гермиона могла бы попросить Добби принести газеты еще и за декабрь того года, но решила не делать этого — вряд ли там будет интересующая ее информация, а просматривать еще тридцать номеров сил уже не было. Но и оставлять все просто не хотелось. Она достала из сумки пергамент и перо, старательно написала письмо, сложила его и заполнила поле адреса: Министерство магии, Отдел магического правопорядка.

От автора: когда перечитываешь поттериану хотя бы после ознакомления с «Большой Игрой профессора Дамблдора», появляются обязательные претензии к канону. Ну про молодость и неопытность Роулинг как писателя все понятно, так что спишем на них и то, что почти все (или просто все) герои ее книг до безумия инфантильны. В первых двух книгах это еще допустимо — они по определению детские, но вот начиная с «Узника Азкабана» получается какая-то чушь. Гарри никто не рассказывает о Блэке, потому что не хотят волновать ребенка. Этот ребенок, на секундочку, дважды (с учетом «Тайной комнаты» — трижды) убивал Воландеморта, прошел Запретный коридор, искал ночью в Запретном лесу убийцу единорогов, а буквально пару месяцев назад прикончил гигантского василиска. Да заслуги Дамблдора меркнут по сравнению с достижениями Поттера — но в глазах взрослых магов он все равно ребенок, которого не стоит волновать излишними знаниями о его настоящей семье. Министерство в "Узнике Азкабана", кстати, тоже повело себя отлично — отправило к школе дементоров, но ни одного аврора для их контроля рядом нет. Видимо, дефицит кадров.

Амелия Боунс разглядывала письмо, которое дожидалось ее вместе с остальной почтой утром в понедельник. Глава ОМП получала много писем, напрямую не связанных с ее рабочими обязанностями — с жалобами, предложениями и прямыми доносами неравнодушных граждан. Обычно она сразу переправляла их подчиненным, которым предстояло отделять зерна от плевел и писать ответы. Но письмо от Гермионы Грейнджер она оставила у себя, поскольку ей была знакома эта фамилия.

Об этой девочке несколько раз упоминала Сьюзен, когда рассказывала о учебе в Хогвартсе. Еще племянница — тут мадам Боунс пришлось напрячься, чтобы вспомнить давний разговор — упоминала о том, что мисс Грейнджер постоянно таскается с Гарри Поттером и мешает другим девочкам познакомиться с Мальчиком-Который-Выжил. Сьюзен даже не исключила, что такую близость маглорожденная студентка может использовать, чтобы выйти замуж за героя магического мира.

Действительно ли матримониальные устремления Гермионы Грейнджер были такими, мадам Боунс не знала, но письмо поставило главу ОМП в тупик. Первая часть послания была стандартной — девочка писала о том, что всегда увлекалась законами и их применением, изучает магловское право и в будущем видит себя среди министерских работников. Дочитавшая до этого места мадам Боунс даже хмыкнула, подумав, что маглорожденная студентка узнала о том, что никакой достойной карьеры в Министерстве ей не светит, и собирается просить о протекции. Если бы это было так, письмо отправилось бы в мусорную корзину, а его автор остался бы без ответа.

Но во второй части мисс Грейнджер не просила о протекции. Она написала о своих изысканиях по делу Сириуса Блэка, которым заинтересовалась после известных событий — его побега из Азкабана и объявления преступника в розыск. Потом жаловалась, что не смогла найти в открытой печати — указывались просмотренные номера «Ежедневного пророка» и прочитанные книги — никаких данных ни о суде над Блэком, ни о приговоре. Особенно девочка оговаривала, что ей было бы интересно узнать, на основании каких законов судья решил приговорить Блэка к пожизненному заключению в Азкабан, поскольку об этом также не было никаких сведений, а случай, должно быть, интересный.

Мадам Боунс вздохнула. Девочка, несомненно, очень умна, и если бы не происхождение, ее ждала завидная карьера. Впрочем, если она, как опасается Сьюзен, все же окрутит Поттера, эта проблема будет решена, и лет через двадцать нового министра магии будут звать мадам Грейнджер — ну или мадам Поттер, если она возьмет фамилию мужа.

Она еще раз перечитала письмо. Да, все верно — мисс Грейнджер просит предоставить ей отсутствующие в официальных изданиях данные по Сириусу Блэку, расследование по делу которого было неофициально остановлено тогдашним министром Миллисентой Багнолд. Но не было никакого приказа по Министерству, запрещающего это делать — до сотрудников ОМП волю министра довели устно. С тех пор многое изменилось, иных уж нет, а те далече, она сама дослужилась до начальника отдела, пришло много новых сотрудников, пост министра занял Корнелиус Фадж, который подтверждать распоряжение Багнолд не стал — может, не посчитал нужным, а, может, просто забыл.

Мадам Боунс еще немного подумала, подвинула к себе чистый пергамент и быстро сочинила записку, в которой просила Барти Крауча, главу дружественного Департамента международного магического сотрудничества, зайти в Отдел магического правопорядка в любое удобное ему время, но лучше — к десяти часам утра. Записка отправилась адресату, а мадам Боунс вздохнула и достала из сейфа флакончик с сывороткой правды.

Ближе к обеду Боунс снова окунула перо в чернильницу и написала: «Уважаемая мисс Грейнджер». Она собиралась сообщить девочке правду, только правду и ничего, кроме правды. Будет правильным посчитать, что старое указание уже неактуально, и действовать строго по инструкции о работе с письмами магов, которые регулярно получает каждый отдел Министерства — никто не должен остаться без ответа. А заодно мадам Боунс посмотрит, как третьекурсница Хогвартса распорядится полученными сведениями. Глава ОМП решила, что это дело будет неплохим опытом для будущего министра.

От автора: я не знаю, занимала ли Амелия Боунс прославившую ее должность в 1993 году, поскольку в каноне она впервые появляется только в 1995-м. Но поскольку выдумывать лишние сущности и персонажей не люблю — пусть будет так, что занимала. В конце концов, это же магия.

Если бы Гарри когда-нибудь предложили описать, как изменилась его жизнь в связи с помолвкой, он бы не сразу ответил. А потом с большой вероятностью сказал бы, что никаких изменений не заметил. И это действительно было так.

Поговорить Гарри и Гермионе в воскресенье не удалось. Гермиона слишком устала и не хотела куда-либо идти, а тем более объяснять Рону, почему ему не нужно идти с ними. Кроме того, у нее были недописаны некоторые эссе на будущую неделю, а Рон и Гарри к ним и вовсе не приступали. И если Гарри после утренней встречи изменил отношение к указаниям подруги, то Рона по-прежнему надо было заставлять учиться. Вечер прошел под скрип перьев, и единственное, что Гарри сумел — это передать Гермионе записку Сириуса и спросить ее мнение. Девушка, впрочем, тоже не знала, почему так важно не смотреть в глаза директору и одному из профессоров, пусть он сто раз Снейп, но рекомендовала вести себя в соответствии с советом крестного, пообещав поискать ответ в библиотеке.

В понедельник Рон проспал, они улизнули из гостиной без него и смогли перекинуться парой слов, пока шли на завтрак. Но вокруг как нарочно толпились одноклассники, а чуть позже с утренним ритуалом пришел Драко Малфой с неизменными Крэббом и Гойлом. Впрочем, Малфой остался очень разочарован реакцией Поттера на свои едкие замечания — тому было не до нападок слизеринца. Потом снова были уроки, вечером они все втроем делали домашние задания, и к отбою сил на ночные прогулки не было ни у кого.

И только во вторник у Гарри и Гермионы получилось вместе сбежать от других гриффиндорцев сразу после уроков и уединиться все в том же заброшенном классе. Тогда Гарри рассказал, что не смог встретиться с Блэком в воскресенье, а Гермиона поведала о закончившихся впустую изысканиях и о том, что она написала письмо в Министерство. Гарри отреагировал на это известие очень бурно.

— Что ты сделала? — удивлению в его голосе не было предела.

— Написала письмо в Отдел магического правопорядка, — еще раз объяснила Гермиона.

— Но зачем?

— Потому что не нашла никаких упоминаний о суде над Сириусом Блэком в «Пророке». А там должны знать, у них же все архивы.

С этим сложно было поспорить. По идее, Министерство должно было вести хоть какой-то учет своих дел и иметь место, где хранятся старые.

— Наверное, надо было посоветоваться с профессором Дамблдором, — Гарри почесал затылок, — а то получается, что мы прыгнули через его голову. И вдруг у него из-за этого будут неприятности.

— Если ты помнишь, Сириус советовал не смотреть директору в глаза, — наставительно сказала Гермиона. — Я посмотрела в справочнике по заклинаниям — через глаза можно прочитать мысли человека. То есть Блэк опасается, что директор сможет прочитать наши мысли, и не хочет этого допустить. Конечно, надо бы с твоим крестным поговорить, узнать, чего он боится, но пока нам надо быть осторожней и с директором, и с профессором Снейпом. Наверное, он тоже может читать чужие мысли.

— Любопытно, — задумался Гарри. — А я Снейпу всегда в глаза смотрю. Ну или смотрел раньше, в этом году вроде нет. Думал, что так бросаю ему вызов и показываю, что ничего не боюсь.

— Теперь у нас есть, чего бояться. Вряд ли тебя похвалят за беседы с беглым уголовником. А меня за то, что не рассказала о том, с кем ты общаешься. Да и о нашей помолвке, думаю, никому знать не следует.

— Ты ее стесняешься?

— Да нет же! — воскликнула Гермиона. — Просто если на нас сейчас свалится все недовольство магов неподходящей для тебя невестой — а так и будет, поверь, — то у нас ни на что другое времени не останется. Поэтому я и хочу разобраться с делом Блэка как можно скорее, пока о нас с тобой никто не узнал. Сегодня я снова написала мадам Боунс — она вчера мне ничего не ответила, и я решила уточнить, ждать ли мне тех документов, которые я запросила, или Министерство не сможет мне их предоставить. Кстати, готовься, если она сошлется на какую-нибудь тайну, придется подключаться тебе — думаю, они не смогут тебе отказать. В крайнем случае, если ничего не поможет, можно написать открытое письмо в «Ежедневный пророк». Ты как, готов идти до конца?

Гарри, конечно, был готов. Его немного смущала напористость девушки, но он признавал, что если сидеть на попе ровно и ничего не делать, помочь Сириусу не получится — кажется, кроме них в этом никто не заинтересован. И их отношения — она почему-то настаивала, чтобы они скрывали свой новый статус, но наедине он, наверное, мог показать, что предложил Гермионе стать его женой не просто так, что она действительно ему нравится? И Гарри осторожно взял подругу за руку.

Гермиона едва заметно вздрогнула, когда Гарри ее коснулся, но руку не отдернула. Наоборот, она сама сжала его ладонь пальцами — Гарри только сейчас заметил, какие они тонкие, в трогательных чернильных пятнах. Ему захотелось рассмотреть эти пятна поближе, он поднял их сплетенные руки к своему лицу и вдруг поцеловал один из ее пальчиков.

— Зачем ты так? — тихо спросила девушка.

— Не знаю, — также тихо ответил Гарри. — Почему-то захотелось. Они такие милые. Я как-то странно себя чувствую. Я никогда не задумывался о женитьбе, пока Сириус не рассказал, в какую историю ты попала благодаря мне и Рону. Я предложил тебе стать моей женой, чтобы все исправить, но ты могла отказаться и выбрать того же Рона, но выбрала меня. И теперь вот это. Прости, я с девушками-то не знаю, что делать, а тут целая жена.

— Невеста пока, — поправила его Гермиона. Она встала и потянула Гарри за собой. — Пошли уже, жених, ужин скоро. Я тоже не знаю, что с тобой делать. И что делать с самой собой. Я вообще не знаю, что делать. Только и спасаюсь, что уроками и эссе. И Сириусом, раз он тебе так важен. Но это пройдет, нам главное не разругаться совсем, а потом мы что-нибудь придумаем.

Гарри был склонен согласиться с подругой во всем, кроме одного. Ругаться с ней он и так не собирался.

От автора: нет, ничего не было, они просто подержались за руки. В каноне Гарри и Гермиона обнимались и целовались с первого курса. Как друзья, разумеется.

Профессор Макгонагалл перехватила их недалеко от входа в гостиную Гриффиндора.

— Мисс Грейнджер, — строго сказала она, неодобрительно глядя на парочку своих студентов, — директор срочно вызвал вас к себе, а я вот уже час не могу вас найти. Где вы были все это время?

— Мы занимались, — твердо сказал Гарри, видя, что подруга потеряла дар речи от обвинений — и от вызова к директору. — В заброшенном классе недалеко отсюда. В гостиной шумно, и в библиотеке полно народу.

Взгляд декана выражал уверенность, что в заброшенных классах можно заниматься чем угодно, только не уроками.

— Постарайтесь в будущем этого избегать. Преподаватели должны знать, где можно найти студентов, а студенты не должны прятаться — если не делают ничего противозаконного.

— Мы ничего такого не делали! — выпалила Гермиона.

— Очень надеюсь на это, — произнесла Макгонагалл. — Идемте, мисс Грейнджер.

Только оказавшись в гостиной факультета, Гарри осознал, что произошло нечто уникальное. Гермиону никогда не вызывали к директору за все два года учебы. С ним Дамблдор разговаривал несколько раз, близнецов Уизли из-за их шуток тоже приглашали посетить кабинет за горгульей, и, наверное, еще каких-то нарушителей школьных правил. Но Гермиона? Отличница, лучшая на потоке, а то и во всем Хогвартсе — зачем она директору, похвалить? Гарри вспомнил, что даже неурядицы с расписанием Гермиона решала со своим деканом. Директор был просто не ее уровнем — она не была хулиганом или Девочкой-Которая-Выжила. Мелькнула мысль, что вызов мог быть связан с помолвкой — но он ее отбросил, поскольку тогда бы пригласили и его. Оставалось только письмо, которое Гермиона написала в Министерство — возможно, Дамблдор решил лично передать ей ответ. Это странно, но, в принципе, понятно. Возможно, его попросили в Министерстве рассказать любопытной девочке о том давнем деле. Так ни до чего не додумавшись, Гарри отправился в Большой зал.

Гермиона уже сидела за столом и вяло ковырялась в тарелке. Была она какой-то странно измученной и непривычно неуверенной.

— Что хотел Дамблдор? — спросил Гарри, садясь рядом.

— Ничего особенного, мы просто поговорили о моей успеваемости, — тихо ответила Гермиона.

— А зачем было ради этого срочно тебя разыскивать? — удивился Гарри.

Гермиона не успела ничего сказать. По залу начала распространяться тишина. Преподаватели за своим столом подняли головы и смотрели на двери, вслед за ними поворачивались и жующие студенты. Гарри и Гермиона тоже посмотрел на вход в Большой зал.

Там стояла дородная волшебница с квадратным подбородком и очень короткими седыми волосами. Она была одета в синюю мантию с буквой «В» на груди, в глазу у нее поблескивал монокль, и выглядела она довольно-таки устрашающе.

— Мадам Боунс! — радостно крикнул директор и поднялся со своего кресла. — Какими судьбами к нам в Хогвартс.

Его голос разносился по всему залу и был, наверное, магически усилен. Услышав фамилию визитера, многие студенты повернулись к столу Пуффендуя, где сидела Сьюзен Боунс.

— Зашла проведать племянницу, господин Дамблдор, — прогудела Боунс. — и заодно сделать еще одно дело. Здравствуйте все, не отвлекайтесь, я вижу, перед вами множество вкусных блюд.

Не обращая внимания на так и оставшегося стоять Дамблдора, она прошла к Сьюзен, наклонилась к ней и что-то прошептала. У Гарри екнуло в груди, когда сокурсница указала пальцем в его сторону, и мадам Боунс, ободряюще похлопав родственницу по плечу, направилась прямо к нему. У него в голове сразу пронеслись все возможные преступления, за которые его могли бы наказать — и раздутая тетка, и помощь беглому заключенному, и даже нагло списанное вчера у подруги эссе по истории магии. И только когда Боунс остановилась у Гермионы, Гарри вспомнил о написанном той письме в Министерство.

— Мисс Грейнджер? — Гермиона утвердительно кивнула. — Я возглавляю Отдел магического правопорядка в Министерстве магии. Меня удивило, что вы не получили мой ответ на ваше письмо, и я решила доставить копию лично. Кроме того, мне захотелось познакомиться с его автором — Сьюзен мне много о вас рассказывала, а ваше желание работать после окончания Хогвартса в Министерстве весьма и весьма похвально.

Гарри сидел за спиной подруги и не видел ее реакцию на слова мадам Боунс. И был очень изумлен, когда услышал ответ.

— Какое письмо? — совершенно без эмоций спросила Гермиона.

Мадам Боунс с удивлением поглядела на девочку.

— То, которое вы мне прислали вчера, мисс Грейнджер. По поводу Сириуса Блэка. Не разочаровывайте меня, прочитав ваше послание, я была уверена, что встречу здесь очень умную особу, а вы не способны запомнить то, что делали в предыдущий день?

Гарри не понравился тон, которым все это было сказано, и ему стало обидно за свою подругу.

— Она писала вам, но ответа не дождалась. Почему вы не ответили сразу? — резко спросил он. — Может, надо было мне написать вам то письмо? От Поттера-то вы бы не отмахнулись!

Гермиона повернулась к Гарри и он поразился пустоте в ее глазах.

— Я не писала никаких писем, Гарри. Ты что-то путаешь. Извините, мадам Боунс, — обратилась она к женщине. — Наверное, это какая-то ошибка. Извините. Я пойду, у меня болит голова, мне нужно лечь.

Она встала, но не успела даже отойти от стола. Боунс схватила девочку за плечо и заглянула ей в лицо, нахмурилась и сделала несколько быстрых движений палочкой. Потом выпрямилась во весь свой немалый рост, повернулась к преподавательскому столу и очень четко сказала:

— Альбус, что это значит? Почему к вашей студентке было применено заклятье забвения?

От автора: мне не очень нравятся фанфики, герои которых бегают и орут направо и налево «Экспеллиармус» или «Люмос». Такой прием, конечно, позволяет нагнать объем книги (лайфхак: три люмоса это авада кедавра плюс секо), но читать эти опусы довольно неудобно. Поэтому никаких Super Puper Obliviatus Diagnisio мадам Боунс у меня не произносит. Я, в принципе, вообще не представляю, можно ли так определить применение "Обливиэйта" — но ведь Локхарта в Мунго как-то диагностировали? Не по показаниям же пары школьников?

Гарри сначала не понял, о чем говорит Боунс. Потом вспомнил конец второго курса, подземный ход к Тайной комнате, Локхарта и его «Обливиэйт», благодаря сломанной палочке поразивший самого горе-учителя. Будь писатель чуть более удачлив, они бы с Роном потеряли память, Джинни умерла, а Воландеморт воплотился бы из дневника. И вот теперь кто-то сотворил нечто подобное с его подругой. Нет, с его невестой. В поисках поддержки он оглянулся на преподавательский стол и не поверил своим глазам.

Дамблдор застыл, и его глаза уже не мерцали добрым светом над очками-половинками. Было хорошо видно, что директор очень зол. Сидящая рядом Макгонагалл закусила кулак и смотрела на своего начальника с каким-то ужасом. Снейп отодвинул тарелку с недоеденным ужином и отвернулся, словно происходящее его не касалось. Флитвик тоже смотрел на Дамблдора с непонятным выражением полугоблинского лица. Начал подниматься из-за стола Ремус Люпин — с ним Гарри ни разу не говорил, так как Сириус считал, что волка вовлекать в происходящее до прояснения ситуации не стоит.

— Амелия, этот разговор не для Большого зала, — наконец сказал директор. — давай пройдем в мой кабинет. — Он развернулся, намереваясь уйти через небольшую дверь за преподавательским столом, но мадам Боунс не сдвинулась с места.

— Стой, Альбус. Я уже поняла, что ты в этом замешан. Или ты сейчас даешь разумное объяснение такому обращению со студентами, или через десять минут тут все будет кишеть аврорами, а все преподаватели будут давать показания под сывороткой правды. Впрочем, авроры тут все равно будут, но их действия будут зависеть от того, что ты скажешь.

Дамблдор вернулся за стол и уселся на свое место.

— Амелия, ты ведь потом пожалеешь об этом. Мисс Грейнджер стала известна совершенно секретная информация, очень важная для блага всего магического мира. И мне пришлось вмешаться в ее память, чтобы эта информация не распространилась дальше.

— Вы лжете! — закричал Гарри прежде, чем осознал, что и кому говорит. — Она просто прочитала газеты и написала письмо! А вы... так поступили с ней! Вы не имели права! Вы хуже Локхарта!

Крик мальчика словно стал сигналом — заговорили все одновременно. Кричала на Дамблдора Макгонагалл, а директор только слабо отбивался, ей вторили подскочившие к ним Флитвик, у которого из-за стола торчала только голова, и Люпин. Снейп что-то объяснял подошедшим поближе профессорам Спраут, Вектор и Бабблинг, но с весьма скучным видом, словно рассказывал первокурсникам, какой стороной следует ставить котлы на огонь. Переговаривались студенты всех факультетов, сидящий напротив Рон пытался докричаться до Гарри, но за общим шумом его не было слышно. А мадам Боунс наколдовала светящегося единорога, прошептала ему несколько слов и животное тут же умчалось прочь, прямо сквозь стены замка. Гарри понял, что это есть тот самый телесный патронус, о котором рассказывал в поезде Люпин, сумел расслышать слова «чрезвычайная ситуация», «Хогвартс» и «авроры» и немного успокоился. Скоро к мадам Боунс прибудет подкрепление.

Самой спокойной в Большом зале была Гермиона. Гарри подошел поближе к подруге, взял ее за руку — не так, как совсем недавно, а более уверенно, — и прошептал на ухо:

— Все будет хорошо, милая. Мы со всем справимся, а я всегда буду рядом с тобой.

Гермиона повернулась к другу.

— Да. Наверное, — сказала она и упала в обморок, Гарри еле успел подхватить ее безвольное тело. Он оглянулся в поисках помощи, но никому до них не было дела. Мадам Боунс, которой, видимо, надоел бесполезный шум, приложила палочку к горлу и громко, на весь зал, рявкнула:

— Хватит!

Все разом замолчали, и в наступившей тишине очень ясно прозвучал тихий голос Дамблдора, самое окончание его фразы, обращенной к Макгонагалл:

— ...обычная маглокровка, за нее никто не вступится.

От автора: понятия не имею, какой патронус у Амелии Боунс, в каноне этот факт не упоминается. Пусть будет единорог, раз она не замужем и детей у нее нет.

Альбус Дамблдор, без сомнения, был великим магом и кумиром почти всего магического сообщества Британии. Тем же, для кого он не был кумиром, он был врагом, целью номер один, которую нужно уничтожить в первую очередь, в эту небольшую группку входили, как правило, бывшие Пожиратели смерти, которые сейчас только возвращали себе былое влияние. Но даже они понимали, что справиться с магом, с которым не рисковал сойтись в поединке сам Воландеморт, будет очень непросто, а потому если и вредили, то лишь по мелочи: отказываясь, например, голосовать за продвигаемый Дамблдором закон в Визенгамоте или предлагая свои проекты, на противостояние которым Верховый чародей вынужден был тратить драгоценное время. А в силу возраста времени у него было не так уж и много.

Но более половины живущих в Британии магов учились в Хогвартсе, когда его возглавлял Дамблдор, и учились на дружественных директору факультетах. Они безоговорочно поддерживали все решения мудрого и убеленного сединами волшебника и верили в его бесконечную правоту по любым вопросам, по которым он высказывал свое мнение. До этого момента доверял Дамблдору и Гарри — он, конечно, не готов был, как Хагрид, через слово повторять, что директор великий человек, но если нужно было защитить принадлежащую тому вещь от Воландеморта или даже спасти целую школу от василиска, пока директор был в опале, шел, не особо раздумывая.

И вот теперь этот великий человек при всей школе назвал его подругу очень плохим словом. Конечно, не грязнокровкой — и на том спасибо, но Гарри не ожидал, что и Дамблдор будет делить людей по происхождению. Впрочем, он уже был морально готов к чему-то подобному — надлом произошел, когда Сириус ему разложил по полочкам все неправильные поступки, совершенные им и Гермионой за время учебы. Их можно было легко избежать, если бы кто-то в самый первый день сподобился провести часовую лекцию для маглорожденных о новом дивном мире, в который их занесло волею судеб.

Но Дамблдор этой малости не сделал. Более того — он всеми силами старался держать Гарри как можно дальше от магического мира, отправляя на лето все к тем же Дурслям, которые магию ненавидели всеми фибрами своей недалекой души. А он был согласен и на Уизли — пусть они не очень подкованы, судя по Рону и его братьям, в традициях магов, но атмосфера настоящего волшебства в «Норе» все же имеется. Гермионе же до всего приходилось доходить самой, практически не вылезая из библиотеки — и только для того, чтобы добрый директор в итоге назвал его «маглокровкой», которую никто не защитит и с которой поэтому можно делать все, что заблагорассудится.

Правда, Дамблдор, кажется, не знал, что за последний месяц ситуация необратимо изменилась. У Гарри появилась так нужная ему информация, он чувствовал за спиной поддержку крестного, и пусть он пока не стал лордом Поттером, какие-то права были и у наследника рода. И Гарри эти права уже знал и собирался ими воспользоваться.

— Мадам Боунс, — позвал он, и, когда пожилая ведьма обратила на него внимание, продолжил: — Я хочу подать официальную жалобу в Министерство магии на противоправные действия директора Хогвартса Альбуса Дамблдора, совершенные им в отношении невесты наследника Поттеров. Это возможно?

— Да, — было видно, что Боунс немного растерялась. — Разумеется, это возможно. Я могу засвидетельствовать ваше прошение.

Она посмотрела на преподавательский стол, Гарри тоже перевел взгляд туда. Дамблдор и остальные профессора слышали его вопрос и, насколько мог судить Гарри, поняли его смысл. На лице Дамблдора снова проступала злость, другие учителя смотрели на Поттера по-разному — большинство с осуждением, а Снейп с любопытством, словно на ожившую вдруг игрушку.

— Мальчик мой, — начал справившийся со своими эмоциями Дамблдор, — подумай хорошо, прежде чем бросаться такими заявлениями. Не стоит студенту обвинять директора, тем более голословно. И почему ты назвал мисс Грейнджер своей невестой? Тебе еще рано думать об этом.

«Невеста», «он сказал — невеста», «грязнокровка стала невестой Поттера» — шорохом пронеслось по Большому залу, напомнив Гарри его первый вечер в Хогвартсе и процедуру распределения. Замечание о грязнокровке было сказано кем-то из слизеринцев — Гарри был уверен, что это Малфой, а вот одинокий и далекий от торжественности вопль «Невеста?» донесся от гриффиндорского стола, и мальчик узнал голос Рона. Тот всегда был слишком невоздержанным.

Гарри признался себе, что не знает, что делать. Он уже с трудом удерживал бессознательную Гермиону, и, по-хорошему, ее нужно было срочно отправить в больничное крыло к Поппи Помфри. Но и уйти просто так, не закончив разговор с Дамблдором, он не мог. Обвинения, которые выдвинул Гарри, были достаточно серьезными, и если они не разберутся здесь и сейчас — хорошо, что есть представитель Министерства, — то этот вопрос будет рассматривать Визенгамот. Гарри был не уверен, что хочет идти на это собрание высокомерных снобов, как описал судебный магический орган Сириус. Тем более по вопросу нападения Верховного чародея этого самого Визенгамота на какую-то грязнокровку, пусть она и является невестой наследника древнего рода.

Но Гарри уже сказал нужные слова, а мадам Боунс их засвидетельствовала. И судя по всему, Дамблдор тоже это понимал и тоже не хотел выносить обсуждение данного вопроса на Визенгамот. Но и признать правоту какого-то ученика третьего курса перед всей школой он не мог — сформированный годами кропотливого труда имидж этого не позволял. Дамблдору уже пришлось выслушать несколько нелестных замечаний о своих методах от Макгонагалл, и если даже заместительница не поняла мотивов его поступка по отношению к этой Грейнджер, то объяснить всем остальным применение чар забвения на студентке будет очень непросто.

— А какое вам дело до моей личной жизни? — зло спросил Гарри. — Вы лучше скажите, зачем стерли Гермионе память? Локхарту в Мунго сосед срочно понадобился?

Дамблдор нахмурился. Он не любил, когда его спрашивают напрямик, а еще больше не любил давать прямые ответы на заданные вопросы.

— Мальчик мой, я же уже сказал — это связано с государственным преступником Сириусом Блэком. Мисс Грейнджер слишком глубоко погрузилась в эту тайну и мне пришлось немного подкорректировать ее память, чтобы секретная информация и далее оставалась таковой. А с твоей... хмм... невестой, Гарри, все будет в порядке. Я не сделал ничего непоправимого.

— Да что вы такое говорите! — закричал мальчик. — Что там может быть секретного, с этим Блэком, что надо было стирать память?

— Может быть то, что Блэк оказался в Азкабане без должным образом проведенного расследования, по решению, которое приняли министр магии Багнольд, глава ОМП Барти Крауч и председатель Визенгамота Альбус Дамблдор? — внезапно вмешалась в разговор мадам Боунс.

От автора: «более половины живущих в Британии магов» — каждый год Хогвартс выпускает около сорока студентов, Дамблдор был директором школы с 1956 года. В общем, 36 лет умножить на сорок человек в год — это примерно полторы тысячи. Напомню, что по моим прикидкам, магов в Британии около 3 тысяч. Но Визенгамот и Министерство магии это другое поколение, помимо прочего еще и по большей части учившееся на Слизерине (там наибольшая концентрация различных лордов и леди). Так что с общественным мнением у Дамблдора был полный порядок, а вот с законодательной и исполнительной властью он находил общий язык только в очень немногих случаях — именно так должно быть, если рассуждать с точки зрения логики. А как легко меняется общественное мнение в магической Британии, мы хорошо знаем из канона. Пара статей в «Пророке» — и кого угодно можно с чистой совестью сажать в Азкабан. Что касается председательства Дамблдора в Визенгамоте в 1981 году — в каноне об этом ни слова. Но возьмусь предположить, что раз эта его должность упоминается на вкладышах к шоколадным лягушкам, а Дамблдора не раз собирались сделать министром, то он Верховный чародей уже довольно давно. Абы кого не берут даже в замминистры (с)

После этих слов тишина стала абсолютной. Вряд ли поголовно все школьники понимали, что именно сказала Боунс, но большинство имело представление о судебном производстве, и знало, что нельзя отправить человека в тюрьму простым решением трех человек, пусть и представляющих высшую власть. Остальные просто прониклись торжественностью момента — один из сотрудников Министерства только что раскрыл всем студентам и преподавателям секрет, который очень бережно хранил сам Дамблдор. Секрет, ради сохранения которого он не погнушался проклясть третьекурсницу.

Гарри понимал, что дело сейчас не в Гермионе, что многие — особенно Малфой — могли бы поддержать Дамблдора. Грязнокровкам тут не место, они всегда будут в магическом сообществе людьми второго сорта, всегда под ударом, и только их далекие потомки могут почувствовать себя среди магов как дома. Основное дело было в Блэке. Дамблдор по каким-то своим соображениям участвовал в произволе, в результате которого невинный человек был оклеветан и провел среди дементоров долгие двенадцать лет. Гарри не представлял, какие оправдания могли бы его сейчас удовлетворить — неоспоримые доказательства, что Блэк собирался убить всех людей? Если такие существуют, конечно.

— Господин Дамблдор, если вы сейчас скажете, что стерли память Гермионе только чтобы скрыть вот эту информацию, я уйду из Хогвартса и не вернусь, пока вы остаетесь директором. Хагрид называл вас «великим человеком», я был с ним согласен, но сейчас я перестал видеть это величие. Вы посадили невиновного человека в страшную тюрьму и забыли о нем, пока он сам не напомнил о своем существовании. Вы назвали его правой рукой Воландеморта, — Гарри почувствовал, что сейчас не время для иносказаний, — назвали предателем моих родителей, назвали убийцей. Он не был ни тем, ни другим, он ничего не совершал из того, в чем его обвиняли. Это я знаю точно. Еще я знаю, что вы умеете читать мысли, глядя в глаза — смотрите на меня, прочитайте, что я думаю. Пока вы здесь, ноги моей в Хогвартсе не будет. И помогите уже кто-нибудь, Гермионе очень плохо.

Как ни странно, первым к ним подскочил Снейп. Он практически вырвал из рук Гарри девушку, провел над ней палочкой, а потом аккуратно уложил Гермиону на наколдованные и висящие в воздухе носилки.

— С ней все в порядке, Поттер, — эти слова профессор почти выплюнул. — Она просто устала и спит, а когда проснется, пусть выпьет укрепляющее зелье.

Снейп отвернулся, намереваясь вернуться на свое место, но в Большом зале появились новые действующие лица. Министра Фаджа Гарри узнал, еще было несколько человек в одинаковых красных мантиях и несколько — в обычных, черных.

— Альбус, добрый вечер, — заулыбался Фадж, идя по проходу между столами. — Амелия, что за тревога? Я как узнал, сразу поспешил сюда, а заодно оповестил членов Попечительского совета Хогвартса. Думаю, они понадобятся в случае каких затруднений.

Гарри подумал, что еще несколько месяцев назад среди попечителей был бы и Люциус Малфой.

— Альбус, чего же вы молчите?

Фадж приблизился к преподавательскому столу, поглядел на профессоров, застывших в самых разнообразных позах, на Дамблдора, который уже даже не пытался казаться добрым. Посмотрел на Гарри, коротко кивнув ему, его взгляд задержался на лежащей на носилках бессознательной девушке и вернулся к мадам Боунс.

— Амелия, что все это значит?

— Тут было нападение на студентку, — Боунс указала на Гермиону. — К ней применили заклятье памяти, лишив части воспоминаний. И, кажется, это сделал Альбус Дамблдор.

— Альбус, это же не может быть правдой? — Фадж еще раз посмотрел на директора. Тот ничего не ответил, лишь грузно подался назад, вжавшись в спинку кресла. — Так не бывает, это же Хогвартс, профессора не могу нападать на студентов без причины. Амелия, может, была какая-то причина?

— Корнелиус, не было никакой причины, — устало сказал наконец Дамблдор. — Вернее, сейчас этой причины уже не существует. Я просто пытался защитить секреты Министерства.

— Но это же меняет дело! — радостно воскликнул Фадж. — Секреты Министерства следует охранять!

— Не меняет! — прервал его Гарри. — Этот секрет кната ломанного не стоит, и уж не стоит того, чтобы ради него обливиэйтить студентов. Я уже сказал профессору Дамблдору, что в его присутствии не могу чувствовать себя в Хогвартсе в безопасности и покидаю школу. Вернусь только если его уволят.

— Амелия, а что за секрет-то такой? — министр повернулся к Боунс. — А то, я чувствую, тут все в курсе, кроме меня и прибывших со мной господ.

— Это касается Сириуса Блэка, — прогудела Боунс. — Он сидел в Азкабане по записке, подписанной Багнольд, Краучем и Дамблдором. Следствия не было и суда над ним не проводилось. Думаю, Министерству стоит отозвать дементоров от Хогвартса и отменить приказ о немедленному поцелуе Блэка при поимке.

— Но как же так? Мы все были уверены, что он самый верный соратник Вы-Знаете-Кого, но если такие обстоятельства открылись, то да, конечно... Нужно все тщательно изучить! — нашелся Фадж.

— Я намереваюсь исправить ошибку, допущенную в отношении Сириуса Блэка, — продолжила Боунс. — Хотя бы допрошу его, а то в его деле даже протокола допроса нет, только акт о задержании. И что вы собираетесь делать дальше? Мы не можем позволить, чтобы Поттер ушел из Хогвартса, пока Блэк на свободе. Он еще не оправдан и, возможно, все же в чем-то виновен. Да и двенадцать лет Азкабана могут дать о себе знать.

— Альбус, — сказал Фадж, — думаю, тебе надо пока сдать свои дела заместителю. Ну, пока все не образуется. Надеюсь, господа попечители со мной согласны, — те выразили полную поддержку министру. Фадж подошел поближе к столу преподавателей и тихо добавил: — А ведь я тебя предупреждал, старый интриган. Тебя уже в прошлом году отстраняли, и вот теперь снова. Теряешь хватку.

Он вернулся к Гарри и ласково спросил:

— Вас это удовлетворит, мистер Поттер?

Гарри и сам не знал, удовлетворит его это или нет. Он плохо представлял себе Хогвартс без Дамблдора, но с Дамблдором школа перестала бы быть для него домом, каким была предыдущие два года. Наверное, стоило дать Гермионе прийти в себя и спросить у нее совета, но решения от него ждали уже сейчас.

— Да, вполне, — сказал Гарри.

От автора: это не дамбигад в привычном понимании, но что-то очень на него похожее. Все же без «Тайного плана Дамблдора» объяснить все несуразности канона довольно сложно. Я, например, так и не смог сформулировать приемлемую и логичную теорию, по которой Сириус оказывался заперт в тюрьме, но никто у него за все 12 лет так и не поинтересовался, почему он предал Поттеров. У меня он оказался в Азкабане исключительно благодаря руководителям магического мира, которые решали какие-то свои проблемы. Например, какую версию происшедшего в Годриковой впадине скормить магическому миру, чтобы никто не ушел обиженным. Блэк просто попался под руку.

Гарри смутно помнил, как завершился этот день. Просто в какой-то момент он осознал, что Гермиона уже в Больничном крыле на попечении мадам Помфри, и сам находится не в переполненном студентами, преподавателями и визитерами Большом зале, а в спальне Гриффиндора. И у него что-то очень экспрессивно спрашивает Рон, а Дин, Симус и Невилл стоят рядом и тоже ждут, что же он ответит своему другу.

— В чем дело, Рон? Извини, я все прослушал.

— Я говорю — как ты мог ничего мне не сказать о том, что собираешься жениться на Гермионе?

Гарри не знал, что на это ответить. Он уже не помнил, почему решил не посвящать друга в эту проблему, а решить ее самостоятельно, по подсказкам Сириуса. Кажется, потому, что пришлось бы рассказывать почти все, в том числе и про отношения с крестным, а Гарри был не уверен, что Рон сумеет сохранить тайну. Он и Гермионе все не рассказывал сначала, да и потом она услышала сильно сокращенную версию событий — Гарри понимал, что подруга его за это взгреет, но готов был принять ее гнев. С Роном было сложнее — если бы он додумался задать этот вопрос без свидетелей, то, наверное, Гарри мог ему сказать пусть не всю правду, но хотя бы часть. Но при свидетелях он совсем не хотел говорить на эту тему. Дин был маглорожденным, и не Гарри открывать ему глаза, Симус — полукровкой, который, возможно, что-то знал, ну а Невилл... чистокровный Невилл в гноблении грязнокровок никогда не участвовал, но и помогать им не стремился, даже там, где был более подкован, чем они.

— Ну что ты молчишь? Или мы уже не друзья? — продолжил напирать Рон.

Гарри зацепился за эти слова и вокруг него в очередной раз за этот вечер покачнулся мир. Неужели все так просто? Пока Рон принимал участие во всех его приключениях, он оставался его другом, а сейчас, когда что-то произошло без его участия, готов пожертвовать дружбой?

— Друзья. Но это касается Гермионы, и ей сейчас придется несладко, поверь.

— Поверить? — взвился Рон. — С чего бы это? Отхватила себе богатенького лорда, теперь будет в шоколаде кататься, а меня побоку?

— Рон, ты какую-то чушь говоришь...

— Ты никогда не ценил мою дружбу! Ты...

— ...такой же высокомерный, как и мой отец, я знаю, Снейп говорил. Видимо, он был прав.

— Я не это хотел сказать! Не повторять за Снейпом! Я что, совсем дурак?!

— Сейчас, во всяком случае, очень похож, — безразлично бросил Гарри.

— Чего-чего? — без следа улыбки, вымученной или какой еще, протянул Рон. — Тебе пора спать, Гарри. Завтра ведь рано вставать. Невеста ждет, опять же.

Он задернул на кровати полог. А Гарри как прирос к полу, глядя на бархатные бордовые занавески. За ними лежал его бывший друг, и Гарри еще никогда так не хотел кого-либо ударить, как сейчас — Рона. Гарри перевел взгляд на Дина, Симуса и Невилла, и те, пряча глаза, молча разошлись по своим кроватям.

— Да ну вас всех нахуй, — пробормотал Гарри и вышел из спальни.

От автора: долго (минут десять) думал, стоит ли делать из Уизли гадов, но в итоге решил, что им и так не досталось ни Гарри, ни Гермионы. Так что просто ограничился соответствующей сценой, стянутой из «Кубка огня».

Гарри бродил по замку всю ночь, пытаясь понять, в какой момент его жизнь необратимо изменилась. Наверное, когда раздул тетку Мардж и ушел из дома Дурслей, решил он. Именно после этого он встретил Сириуса, ему пришлось планировать собственную семейную жизнь — на несколько лет раньше, чем он вообще собирался думать об этом, — и разбираться с историей появления своего шрама, о чем вообще никогда не задумывался. После этого он засомневался в Дамблдоре, а вчера, когда тот подверг заклятью его невесту, что-то оборвалось окончательно и никакой веры директору не осталось вовсе. А потом Рон со своими нелепыми претензиями. С чего рыжий взял, что Гарри должен делиться с ним всем? Он вроде не давал ему повода так думать, да и от Рона подобного не ожидал.

Утром Гарри, не заходя в общежитие, поспешил к Гермионе. Там его тоже не ждало ничего хорошего. Мадам Помфри наотрез отказалась отпускать свою пациентку раньше, чем через три дня, хотя заверила, что угрозы жизни девочки нет. Гарри с горечью подумал, что, наверное, три дня в Больничном крыле в понимании Снейпа и выглядит как «все в порядке». С другой стороны, Гарри хорошо помнил мнительность Помфри, когда дело касалось его многочисленных травм, так что, возможно, все дело именно в ней, и будь воля профессора зельеварения, Гермиона отправилась бы в Гриффиндорскую башню сразу, как только пришла в себя. Гарри удалось упросить медиковедьму, и время до завтрака он провел, держа Гермиону за руку и что-то ей рассказывая. Кажется, просто жалуясь на жизнь и Рона.

Самый ужас начался за завтраком, который Гарри поглощал в гордом одиночестве на самом краю гриффиндорского стола — пришли свежие номера «Ежедневного пророка» с описанием вчерашних событий, а вслед за ними целая стая сов атаковала одинокую цель. Гарри отвязал одно письмо, узнал, что разбил его отправительнице — совершенно незнакомой взрослой, судя по фото, ведьме — сердце своим решением жениться на грязнокровке, и попытался сбежать из Большого зала. Но совы преследовали его, куда бы он ни шел, и только с помощью профессора Макгонагалл ему удалось от них отбиться. Декан заверила Гарри, что теперь его почту будут проверять хогвартские эльфы. Ту же самую операцию Макгонагалл пришлось провести и в Больничном крыле — Гермиона получила меньше писем, чем Гарри, но уже самое первое, которое она распечатала, обожгло ее руки неразбавленным гноем бубонтюбера, и только случившаяся поблизости в этот момент мадам Помфри помогла избежать серьезных последствий. Текст письма не вызвал особого удивления — «Ты гадкая девчонка. Ты не для Гарри Поттера. Убирайся к своим маглам. Гарри Поттер найдет кого-нибудь и получше...»

— Гермиона, извини, что пришлось раскрыть вчера нашу помолвку. Без этого Дамблдора было не прижать.

Девушка понимающе кивнула, но в ее глазах все равно стояли слезы.

— Я знаю, Гарри, я была к этому готова. Мы не смогли бы долго сохранить это в секрете. Но все равно не понимаю, какое им дело до наших отношений?

Гарри пожал плечами. Ответа и не требовалось — маги почему-то очень трепетно к нему относились, и это был один из тех вопросов, которые стоило бы выяснить у Дамблдора. Но заниматься этим не хотелось.

Еще сильнее ему не хотелось оставаться в Хогвартсе. Замок вдруг стал чужим, в нем больше не было ощущения дома, а самым неприятным местом оказалась гриффиндорская башня. Не хотелось сталкиваться с Роном, видеть сочувственные взгляды студентов. Не хотелось ничего. И посоветовавшись с Гермионой, Гарри отправился к Макгонагалл.

Идею двух учеников своего факультета устроить себе внеплановые каникулы декан поначалу приняла в штыки.

— Мистер Поттер, об этом не может быть и речи. Министр ясно дал понять, что здесь вы находитесь в безопасности, а за пределами Хогвартса вам может угрожать Блэк.

— Профессор, я не выдержу. И Гермиона не выдержит. Вы защитили нас от сов, но как вы защитите нас от других студентов? После вчерашнего вечера я провел среди них полдня, и уже, если честно, готов проклинать каждого, кто на меня смотрит. Я не представляю, что будет, когда мадам Помфри выпишет Гермиону, но думаю, что ей вообще нужно будет опасаться за жизнь. Нам нужно уехать, пока все не зашло слишком далеко. Вернемся, когда все успокоятся.

С этими доводами Макгонагалл не могла не согласиться. Правда, она уточнила, где Гарри и Гермиона намерены провести это время («В Дырявом котле, мэм»), посоветовала подумать об одной из гостиниц Хогсмита и решила, что попросит у Амелии Боунс авроров, чтобы как минимум сопроводить ребят до выбранной ими гостиницы, а как максимум — охранять все время их отдыха.

Но этих мер безопасности не потребовалось. Утром в пятницу стало известно, что с Сириуса Блэка сняты обвинения, и он снова является законопослушным гражданином магической Британии.

От автора: понимаю, что Роулинг было важно показать, как маленький Гарри Поттер мужественно встречает любые невзгоды на своем пути к аваде от Воландеморта. В том числе и ненависть одноклассников, но с ней у него вообще проблем быть не должно — не после долгого общения с Дурслями. В реальности дети нервную обстановку не выдерживают, часто ломаются и из таких, поломанных, получаются отличные психопаты. Или они быстро учатся уходить оттуда, где их не любят, и вырастают социопатами. Впрочем, я психолог-любитель, могу и ошибаться.

— На самом деле маглов с меня не списали, — рассказывал Блэк, сидя в «Трех метлах» вместе с Гарри и Гермионой. — Но решили, что за них я уже отсидел. Побег тоже учитывать не стали — мол, обстоятельства были такие. А вы чего такие невеселые?

Сириус забрал их перед обедом. Утром газеты со статьей об его оправдании наделали много шума, а потом он и сам заявился в Хогвартс и вызвал крестника с урока зельеварения. Снейп немного пошипел в привычной манере, но против просьбы замдиректора — вернее, уже исполняющей обязанности директора — Макгонагалл возразить не посмел. Чуть позже из подземелий добыли и Гермиону.

Знакомство девушки с крестным ее жениха прошло несколько суховато — на вкус Гарри, — но он понимал, что ни Сириус, ни Гермиона не обязаны сходу полюбить друг друга. Он рассказал Блэку о намерении покинуть ненадолго школу, и тот их поддержал — правда, из эгоистичного желания поближе познакомится с мальчиком, которого хорошо помнил лишь в полуторагодовалом возрасте. Наличие еще и Гермионы его нимало не смущало. «Заодно и твоих родителей навестим, надо же посвататься по всем правилам», — заявил Блэк, чем вогнал Гермиону в краску.

А вот против «Дырявого котла» или любого другого подобного заведения он возражал очень активно. Мол, пока он жив, его крестник с невестой не будут ютиться по грязным пабам. Оказалось, что дом номер 12 на площади Гримо, который Блэк однажды упоминал — это родовой особняк его семьи, находится в Лондоне и уже почти обжит. Тут Сириус отвел глаза и пробормотал, что все равно стоит быть осторожными — мало ли какая нечисть там завелась за те годы, что дом стоял пустой. Гарри это показалось подозрительным, но он промолчал.

Визит к Грейнджерам Блэк предложил не откладывать — мол, чего тянуть с обязательной программой, да и Гермионе наверняка хочется навестить свою семью. Единственное, на чем настоял Сириус — что Гарри перед визитом нужно как следует приодеть, поскольку в школьной форме он выглядел «непрезентабельно». Сам бывший преступник за прошедшее время успел побриться, постричься и даже немного отъесться, а его парадная мантия поверх шикарного магловского костюма смотрелась очень неплохо. Дополнял гардероб потомка древнейшей и благороднейшей семьи медальон в виде герба, висящий на толстой золотой цепи.

Следующие два часа Гарри вспоминал как кошмарный сон, а вот Гермиона была в полном восторге — и Гарри очень нравились горящие глаза девушки. Но совершенно не нравились магазины, в которых его заставляли примерять разные предметы одежды, большинство которых — по словам Блэка — не подходило случаю. Но и это мучение закончилось.

К дому Гермионы они отправились на обычном магловском такси. Блэк сказал, что не стоит никого пугать внезапной аппарацией, но потом признался, что на самом деле никогда не был в нужном районе. Впрочем, эта поездка Гарри понравилась больше, чем поход по магазинам. Мальчику даже приобрели новые очки — не совсем подходящие, поскольку они были готовые, но значительно более красивые по сравнению с его привычными «велосипедами». Еще ему досталась белоснежная рубашка с галстуком, костюм-тройка темного цвета — все это выглядело как наряд Блэка, только меньшего размера. И Гарри казалось, что он сам себе напоминал Малфоя-младшего — напыщенного подростка, который пытается быть как взрослый.

— Ну что ты, ничего общего, — сказал Блэк, когда крестник поделился с ним своими сомнениями. — И поверь, встречать тебя будут по одежке. Это Гермионе ты любой по нраву.

Девушка снова покраснела. Гарри определенно захотелось, чтобы Блэк и Гермиона общались почаще. Ему нравилось, как выглядела смущенная подруга.

Встречу с родителями своей невесты Гарри запомнил плохо. Он очень волновался и, кажется, пытался пожать руку миссис Грейнджер и поцеловать — мистеру Грейнджеру, но Сириус был начеку и не дал крестнику оконфузиться. Но молодежь очень быстро отправили наверх, в комнату Гермионы — чтобы взрослые могли без помех обсудить взрослые дела.

Комната девушки была побольше, чем та, которую ему выделили Дурсли. И больше, чем комната, в которой он жил в «Дырявом котле». В его представлении, это были настоящие хоромы. И все стены в этих хоромах были заняты книгами — ничего другого Гарри от Гермионы и не ожидал, но все равно его поразило обилие печатной продукции. Он прошел вдоль полок — детские сказки, школьные учебники, книги для внеклассного чтения, книги классиков литературы и даже отдельная полка с чем-то развлекательным — Гарри узнал один из фантастических романов Хайнлайна, который случайно нашел в библиотеке своей школы. Удивительно, но тут не было ни одной книги по магии — но потом он понял, что такое в открытом доступе в магловском доме может привести к нарушению Статута. И подумал, что Дурсли, закрывавшие его волшебный скарб в чулане, невольно оберегали магический мир от разоблачения. Это мысль его даже развеселила.

Среди этого филиала книжного магазина выделялся один стеллаж, оккупированный куклами. Гарри, подойдя к нему, невольно обернулся на подругу. Гермиона снова покраснела.

— Мне родители в детстве дарили не только книги. А я с куклами почти и не играла. Зато они все в очень хорошем состоянии! — гордо заявила девушка.

— У меня не было своих игрушек. Дурсли не дарили ничего, мне доставалось только то, что уже разломал Дадли, но и оно быстро отправлялось в помойку. Тетя не любила захламлять дом. А это что? — Гарри взял с полки фигурку светло-розовой лошади.

— Не что, а кто, — наставительно поправила его Гермиона. — Это Коттон Кэнди. Ты разве не смотрел сериал по телевизору?

— Нет, мне не разрешали. Но не уверен, что стал бы такой смотреть, даже если бы позволили, — он задумался. — Хотя нет, стал бы. Я любой возможностью пользовался, чтобы какую-нибудь передачу или фильм увидеть, так что не был особо разборчивым. А что она делает?

— В основном цветы ест, весьма забавно. Еще лечит травами. Ну их там шесть сначала было, потом еще появились. И дракончик Спайк, — Гермиона сняла с полки фигурку зеленого дракона.

— Забавный. На Норберта совсем не похож, — заметил Гарри.

— Да, вживую драконы выглядят не так весело.

Чуть позже в комнату заглянула мама Гермионы и пригласила их спуститься вниз. Родители девушки уже тесно сошлись с Сириусом и обращались к нему по имени, как и он к ним.

— Ну что, Дэн, кто скажет нашим молодым да ранним свое веское слово? — Сириус приподнял бокал с вином. Младшему поколению тоже налили — но совсем немного.

— Давай я, — сказал отец девушки. — Гермиона, Гарри. Сириус рассказал нам, в какую ситуацию вы попали и как из нее вышли. На наш с Эммой взгляд, вы слишком молоды для таких ответственных решений, но и за вас никто решать не собирается. Если вы нравитесь друг другу — мы не против вашей помолвки, тем более это позволит Гермионе чувствовать себя в магическом мире более уверенно. Ну а если ваши чувства пройдут испытание временем — совет вам да любовь, как говорится.

— Только не наделайте глупостей, — как-то умоляюще произнесла миссис Грейнджер. — Вы все-таки еще очень молоды.

— О, за глупостями я прослежу, — пообещал Блэк. Гарри почему-то стало страшно. Бывший мародер мог вкладывать в эту фразу какой-то другой смысл — не тот, что понимали обычные и адекватные люди. — Но вообще, думаю, все будет хорошо. Гермиона девушка разумная, а Гарри — парень скромный. Сам бы он еще года три пыхтел бы вокруг вашей красавицы, да так и не решился бы к ней подойти. Совершенно дикий человек, его еще воспитывать и воспитывать. Его отец, кстати, был таким же. Шесть лет ходил вокруг Лили, и только когда та со своим слизеринцем поссорилась, решился. Ну, по моему пинку. У Поттеров, похоже, складывается новая семейная традиция. Может, еще и их сыну какую-нибудь маглокровку найду, а повезет — и внуку. Если доживу.

Сириус оглушительно захохотал. Эта его привычка — смеяться во весь голос, сильно раздражала Гарри, но особенно его покоробило то, что Блэк употребил непристойное ругательство — хотя это было меньшее из его прегрешений. А вот Гермиона обратила внимание совсем на другое обстоятельство.

— Мистер Блэк! Наш сын сам найдет себе невесту. Ту, которую захочет. И мы не будем ему указывать, на кого ему обращать внимание, а на кого не стоит! — тут она осознала, что именно говорит, и снова густо покраснела. Гарри подумал, что ему нравится, когда подруга вот так мило краснеет, но сам не хотел доводить ее до такого состояния. Не слишком часто. Впрочем, он надеялся, что Блэк всегда поможет — мародер он или кто?

— Конечно-конечно, я разве спорю? — удивился Блэк. — Просто если эту породу не подтолкнуть, они так и будут ждать, пока всех самых лучших не разберут. А зачем Поттерам второсортный товар?

Он щелкнул Гермиону по носу и снова зашелся смехом. К нему присоединились и ее родители, которых ничуть не расстроили слова нового знакомого. Девушка поморщилась. Но в душе ей было приятно. Очень приятно.

От автора: если что, это персонажи мультсериала «My Little PotterPony» конца 80-х. Эпплджек появилась много позже, уже в наше время. Имена же родителей Гермионы — это имена Уотсон и Рэдклиффа. Очень распространено в фаноне, в каноне ни слова не сказано, как их зовут.

Альбус Дамблдор с трудом поднимался по тропинке, которая вилась по склону холма и вела к нужной пещере. Он думал, что этот год оказался на редкость паршивым. Дамблдор сравнивал его с летом почти столетней давности, когда умерла мать, погибла бедняжка Ариана, он поссорился с Геллертом и разругался с Аберфортом — и находил, что нынешняя ситуация даже хуже. Тогда он был молод и мог выбирать любой путь. Сейчас он был глубоким стариком, и провал всего начинания просто означал провал, без возможности что-либо исправить.

Дамблдор пытался понять, когда все пошло не так. Он прочитал воспоминания Гарри о его нечаянной встречи с Блэком, но не думал, что именно в тот момент потерял контроль над событиями. Блэк ничего не имел против директора, да и Гарри, хоть и начал после этого относиться к мудрому старику с некоторой опаской — ведь он не написал ему сразу по прибытии в «Дырявый котел», — но еще не вышел полностью из-под влияния своего учителя. Наверное, думал Дамблдор, ошибкой стало ментальное воздействие на эту маглорожденную Грейнджер. Он поторопился, не стал проверять, что известно девчонке, и в результате упустил, что она уже успела отправить второе письмо. Амелия тоже оказалась хороша — наплевала на строгий запрет и рассказала один из секретов Министерства фактически первой встречной. Он так и не понял, почему Боунс так поступила.

А потом был тот безобразный вечер, Гарри обвинил его во всех грехах, министр поддержал Мальчика-Который-Выжил, заработав себе тем самым несколько дополнительных очков на будущих выборах. А он, Альбус Дамблдор, потерял почти все. Его так и не восстановили в должности директора — не после разбирательства в Визенгамоте с Гарри и Сириусом, которые требовали ответы на очень неудобные вопросы, и приходилось прикладывать массу усилий, чтобы не сболтнуть лишнее. Эта изворотливость тоже сделала свое дело — он перестал быть и Верховным чародеем, после чего уже не мог возглавлять и Международную конфедерацию магов. Даже полетевший вслед за ним с должности Барти Крауч не поднял настроение.

Ему пришлось в страшной спешке — и без ставших привычными возможностей — изобретать способ окончательно повергнуть Тома Реддла. Было обидно, что об этой победе никто не узнает, но так даже лучше: отвечать на новые, еще более неудобные вопросы, лгать и изворачиваться уже не хотелось. Тем более что из шести крестражей Воландеморта было покончено уже с четырьмя. Дневник уничтожил Гарри Поттер, сам Дамблдор уже после отставки договорился с гоблинами и забрал Чашу Пуффендуй из сейфа Беллатрисы и нашел в хогвартской Выручай-комнате диадему Ровены Равенкло — не ставя в известность Макгонагалл, конечно же. Сложнее оказалось с медальоном Слизерина, на памятном месте в пещере его не оказалось, зато удалось и проникнуть в особняк Блэков, а потом и замести следы.

Кольцо Марволо Мракса, сейчас лежавшее в небольшом мешочке из кожи василиска в кармане мантии — обычной, черной и без блесток, которые приводили в восторг малышей и давали повод позубоскалить магам постарше, — Дамблдор пока не уничтожил, но именно оно было одним из обстоятельств, которые торопили великого мага. В хижине Мраксов в Литтл-Хэнглтоне он совершенно потерял голову, не сумел удержаться — и надел кольцо на палец, заработав очень неприятное проклятие. Пришлось разыскивать Северуса и слезно просить о помощи, и сейчас почерневшая кисть левой руки напоминала бывшему директору Хогвартса о собственной глупости и о том, что совсем скоро ему предстоит новое увлекательное приключение.

Еще Дамблдор раздумывал, стоит ли организовать Поттеру какой-нибудь несчастный случай, чтобы окончательно оборвать нити, привязывавшие душу Тома к этому миру, но потом решил, что мальчик и так слишком многое пережил и будет слишком немилосердно обрывать его жизнь в то время, когда она, наконец, наладилась. Дамблдор знал и о том, что Блэк уже оформил опеку, и о том, что старшие Грейнджеры дали согласие на помолвку. То, что Гарри и Гермиона будут счастливы вместе, он мог и сам рассказать, не хуже любой Трелони. Кроме того, существовал другой, проверенный веками путь.

Пещера обнаружилась за очередным поворотом тропинки. Дамблдор превратил один из камней в яркий светильник и, левитируя его перед собой, прошел в темное чрево. Воландеморта он увидел сразу — черный клубящийся дым вился вокруг одного из камней, густо усеянного рунами. Древняя магия, секреты которой не открылись ни любознательному Тому, ни могущественному Альбусу. Обоим было известно лишь назначение этих камней — после создания крестража именно они удерживали неупокоенные души. Таких камней в мире было немного — Дамблдор знал о трех, — и этот, албанский, был ближайшим от Англии. Тут были и другие души — бывший директор почувствовал их интерес к визитеру и закрыл сознание, чтобы отрешиться от настойчивого зова давно умерших. Квиррелл талантом к окклюменции не обладал и поплатился за это.

Старые души были не особо опасны. Они давно потеряли силу, и ни в кого вселиться не могли. На их фоне относительно молодая душа Тома Реддла выделялась — страстью к жизни и ужасом от формы своего посмертия.

— Ты должен был подумать, Том, почему не каждый маг, способный расколоть свою душу, выбирал этот способ сохранить жизнь, — мрачно сказал Дамблдор. — Это очень тяжелое испытание — и для мага, и для его души. Ты мог провести в этой пещере вечность, твои верные соратники догнили бы в Азкабане, а неверные и отрекшиеся не пришли бы сюда. Но благодаря мне вечность ты проведешь в другом месте.

Дамблдор достал из кармана небольшую медную лампу — с носиком для фитиля и богатым восточным орнаментом на крутых боках и изогнутой ручке.

— Посмотри, какое вместилище я для тебя подготовил, Том. Как для самых уважаемых джиннов. Они, правда, были недовольны, но ведь ты не демон и не жил во дворцах, так что, надеюсь, тебе понравится.

Несколько пассов волшебной палочкой, длинная фраза на забытом языке — и черный дым тонкой струйкой втекает в лампу. Его одно движение руки, два слова на том же языке, вспышка — и все.

— Вот так, Том. А теперь пойдем к месту твоей следующей жизни, мой лучший ученик.

Несмотря на свой внешний вид, Дамблдор никогда не был эксцентричным чудаком, которым он представлялся большинству магов. Кроме того, он очень внимательно следил за тем, что происходит у маглов и знал о них очень много, настолько много, что в ту войну всерьез подумывал о замене бесполезного по большей части Ордена Феникса на небольшой отряд вооруженных винтовками сквибов, выросших в немагическом обществе. Но потом, по зрелому размышлению, решил не брать на душу грех убийства.

Он и сейчас не убивал. Маглы, добывавшие энергию из атома, очень боялись всего, с этим атомом связанного. И потому прятали все, что подверглось невидимому излучению, очень надежно. И сейчас Дамблдор аппарировал в Южную Африку, на край огромного котлована, заставленного круглыми бетонными контейнерами. Несколько рабочих краном грузили в них бочки, а потом накрывали толстыми крышками. И никто не заметил, как в одном из контейнеров оказался дополнительный груз — небольшая красивая лампа и простая одежная щетка. Дамблдору показалась забавной идея трансфигурировать Питера Питтегрю именно в одежную щетку. Бывший директор еще долго стоял под скрывающими чарами на краю котлована, он внимательно следил, как неспешно заполняются все контейнеры, а потом огромные автомобили привозят бетон и заливают яму. И только когда все разошлись, он аппарировал обратно в Англию.

Методика поимки джиннов предполагала, что лампа не разрушится никогда, а заключенный в ней дух сможет обрести свободу только после определенных манипуляций. Но если поверить маглам, что это захоронение радиоактивных отходов не будет вскрыто в ближайшие полторы тысячи лет, шансов на возрождение у Воландеморта немного. К тому времени уже не останется ни одного сторонника бывшего Темного Лорда, да и имя Воландеморта сгинет в архивной пыли. Особенно был удовлетворен Дамблдор судьбой Петтигрю — правда, ему не очень нравилось, что тот погибнет фактически от его руки, когда через пару лет спадет трансфигурация. Но Питер был истинным предателем, так что за свою душу Дамблдор не опасался.

А ко времени вскрытия захоронения Воландеморт лишится и последнего крестража. Гарри Поттеру директор желал долгой и счастливой жизни, но искренне надеялся, что мальчик не пойдет путем Тома Реддла в поисках бессмертия. Да и мисс Грейнджер удержит его от столь опрометчивого поступка. Но воспитывать героя ей придется самой. Старый маг уже не успеет. Он достал из кармана кольцо Мраксов, царапнул его клыком василиска. Затем превратил ценную побрякушку в портал и отправил куда подальше.

От автора: у меня еще при чтении канона было подозрение, что Дамблдор точно знал, где находятся все крестражи, но почему-то хотел, чтобы Гарри сам додумался до местоположения этих важных для сюжета "Даров смерти" предметов. Ну и раз этот Дамби гад, то и Петтигрю у него где-то под рукой болтается.