Лорд Мордевольт (джен)

Вопреки мнению недоброжелателей, Уинстон Мордевольт никогда не считал магию вредным пережитком. Конечно, как современный и широко образованный человек, он понимал, что одной магией не проживешь, но вовсе не собирался поэтому от магии отказываться. Более того, незадолго до несчастного случая, который лишил его магии, Мордевольт начал работу над научными обоснованиями магии. И как назло, когда он уже был близок к тому, чтобы заложить основы нового раздела физики и продвинуться к синтезу магии и науки, Мордевольт лишился экспериментальной базы. Разумеется, Мордевольт хотел вернуть свою магию.

Главным во всех приключениях Мордевольта всегда было открытие нового, и под звездами австралийской саванны ему пришла в голову мысль о том, что, в силу закона сохранения энергии, все виды энергии должны преобразовываться друг в друга, и магическую энергию поэтому можно получать практически откуда угодно. Первые опыты были неудачными: попытка преобразовать тепловую энергию в магическую привела к образованию в австралийской саванне большого кратера на месте хижины ученого-отшельника. Попытка начать с механической энергии закончилась на окраинах Дарвина, где аппарат Мордевольта все же был остановлен доброй дюжиной полицейских машин, а полученной магической энергии хватило только на то, чтобы открутиться от штрафа за превышение скорости. Опыты с ядерной энергией Мордевольт оставил на крайний случай и всерьез взялся за электричество.

Наконец настал день решающего испытания. Агрегат Мордевольта, похожий на создания инженера Гэллегера, загудел и заискрил, мирно пасущиеся электрические овцы кинулись врассыпную, а виновник происходящего невозмутимо взялся за большой рычаг, плавно переместил его вверх и исчез.

Уинстон Мордевольт не ощутил никакого перемещения в пространстве, причиной чему вполне могло быть то, что несколько минут после движения рычага он не понимал, где верх, где низ, а где находится он сам. В голове у него роились обрывки изувеченной латыни, и, когда он окончательно пришел в себя, он обнаружил у себя в руках палочку, бьющую в выщербленную стену разноцветными лучами.

«Эксперимент можно признать удавшимся», — заключил про себя Мордевольт и решил напоследок выпустить в стену еще один яркий красный луч, просто из озорства.

— Круцио! — произнес Мордевольт не своим, шипящим голосом, и в стене напротив появилась еще одна вмятина.

— Что вы, хозяин, все изводите себя, — запричитал вдруг кто-то у Мордевольта за спиной. — Круцио да Круцио. А, может, оно и лучше так вот в стеночку, гости ведь уже собираются…

— Гости? — произнес Мордевольт голосом, которого чуть не испугался сам.

— Истинно так, хозяин, — продолжал сюсюкать Петтигрю, появляясь перед своим повелителем. — Уж как Малфой угодить вам пытается…

Петтигрю заискивал и лебезил перед Вольдемортом по праву верного слуги, выхаживавшего своего господина до возрождения на кладбище, и, хотя за сюсюканье ему периодически перепадало тем же Круциатусом, Петтигрю не менял своего поведения: ничем другим, кроме старых заслуг, он пригодиться Темному Лорду не мог. Мордевольта тоже передернуло от такого подхалимажа, но внутреннее благородство не позволило ему выразить свое негодование, не говоря уже о том, чтобы наслать на Петтигрю какое-нибудь проклятие из арсенала лорда Вольдеморта, который постепенно проникал в память нового обладателя его тела.

Зал, в котором появился Мордевольт, был мрачен и темен, что не совсем вязалось с довольно изящной мебелью тонкой работы. В середине зала стоял стол, а за столом сидели угрюмые люди, избегавшие глядеть на висящее вниз головой над столом женское тело, словно нашкодившие школяры.

— Ну вот это вы мне бросьте! — возмущенно воскликнул Мордевольт и двумя движениями палочки поставил женщину рядом с собой. — Совершенно дурацкая шутка! Я надеюсь, мадам, вы не пострадали?

— Нет, сэр, — ответила Чарити, поднимая глаза на своего спасителя, и при виде Вольдеморта ее лицо из красного очень быстро сделалось белым.

— Но милорд, — наконец решилась Алекто Кэрроу. — Это же Бербидж, которая учила студентов Хогвартса, стыдно сказать, маггловедению! Рассказывала детям о маггловских штучках, грязнила их мысли…

Пока Кэрроу разорялась о вреде просвещения, Мордевольт успел немного разобраться в том, в чье тело он попал, и почувствовал благородное возмущение. Впрочем, ученый и технократ Уинстон Мордевольт был возмущен не совсем тем, чем возмутился бы обычный человек.

— Итак, представьте себе, — зловещим холодным голосом произнес Мордевольт, и на этот раз его голос ему даже понравился. — Вам дано задание найти одного из наших противников в маггловском мире. Чтобы выследить его, вы вошли в маггловское кафе. Яксли, что заказывать будем?

— Сливочное пиво, — отозвался Яксли.

— Сливочное, — с насмешкой отозвался Мордевольт, подавляя рвотный позыв, возникший у него при мысли, что в его любимый траппистский эль кто-то плеснул сливок. — Долохов?

— Огневиски! — тут же откликнулся Долохов, вызвав своим энтузиазмом редкие смешки.

— Поздравляю, барбухайка за вами двумя уже выехала, — загадочно ответил Мордевольт. — Может, ты, Северус, объяснишь всем, что следует заказывать в маггловских кафе?

— В недорогом заведении я бы заказал черный кофе и горячий бутерброд, — сдержанно ответил Снейп, чувствуя на себе возмущенные взгляды, которыми его не награждали со школьных лет, когда полукровка Снейп ежедневно раздражал своих слизеринских товарищей своим всезнайством и полукровством.

— Вот тебя мы теперь всегда и будем посылать, — заметил Мордевольт. — А остальным — учиться, учиться и еще раз учиться! Хороши же мы будем, если нашим противникам-магглофилам достаточно будет скрыться от нас среди их любимых магглов, о которых вы, верные мои дуралеи, не имеете никакого понятия.

— Чарити, дорогая, — обратился Мордевольт к профессору Бербидж среди повисшей тишины. — Объясните, пожалуйста, каждому из находящихся здесь, по каким признакам магглы сразу узнают в нем чужака.

О том, что она стала консультантом лорда Вольдеморта и инструктором Пожирателей Смерти, Чарити Бербидж догадалась только на пятнадцатой минуте своей вдохновенной лекции.

Уинстон Мордевольт прожил в добровольном изгнании несколько лет, скрываясь в австралийской саванне и разводя электрических овец, и к концу пятого года одиночество стало ему надоедать. Поэтому на следующий день он снова собрал своих новых соратников в большом зале поместья Малфоев. За прошедшие сутки Мордевольт успел основательно покопаться в памяти своего тела и видел перед собой непочатый край работы.

На этот раз Пожиратели Смерти являли собой более приятную взгляду картину. В зале ярко горел свет, школьничество с подвешенными за ноги противниками было оставлено, а перед некоторыми из сидящих за столом лежали перья и пергамент: утром, по настоянию Мордевольта, импровизированный тренинг под руководством Чарити Бербидж был продолжен, расширен и углублен, а наименее памятливым Мордевольт объяснил значение слова «конспект».

Мордевольт привычно встал у торца стола, вспоминая о любимой комнате, в которой проходили кафедральные семинары. С противоположной стороны к столу, бережно поддерживая друг друга, приближались две темные фигуры.

— Яксли, Долохов, — произнес Мордевольт, у которого была цепкая преподавательская память на имена и лица. — Еще немного, и вы бы опоздали.

— Мы все выяснили, милорд, — заплетающимся языком пробормотал Долохов, на которого зловещий голос Вольдеморта временно не имел никакого действия. — Сливочное пиво! — с этими словами Долохов издал губами не вполне пристойный звук, полный пренебрежения. — Лучше всего, друзья, брать стаут — и я позволю себе нескромность, именно русский имперский стаут.

— Дамам, — подхватил Яксли и амикошонски раскланялся с Беллатрикс, — дамам я бы рекомендовал фруктовый ламбик. А настоящие мужчины, — Яксли неуклюже изобразил равнение на Вольдеморта, — должны пить только ячменное вино, например, настаиваемое в бочках от бурбона.

— Похвальное рвение, — заметил своим новым холодным голосом Мордевольт. — Идите спать.

— Минуточку, — возразил пьяный в дугу Долохов. — Мы дегустировали. И я клянусь вам своей палочкой, что темные сорта гораааздо лучше светлых. Нет, вы поняли? Темные гораааздо лучше светлых!

— Спать! — рявкнул Мордевольт, и несколько Пожирателей, сидевших с дальнего края стола, поднялись, чтобы вывести Долохова и Яксли и скрыть их от гнева лорда Вольдеморта. Мордевольту, начинающему осваивать легилименцию, такое проявление товарищества пришлось по душе.

— В свободное от распития спиртных напитков время, — произнес Мордевольт, расхаживая вдоль стола, — Яксли проявляет не менее похвальное рвение. Например, благодаря ему Тикнесс в данный момент находится под Империо.

Некоторые из сидящих за столом ахнули. Недоумевающие по поводу недавней мягкости Вольдеморта посмотрели на него совсем другими глазами.

— Итак, падение Министерства теперь вопрос ближайшего времени, — продолжал Мордевольт. — Я прочел некоторые из ваших планов дальнейших действий, — Мордевольт выдержал паузу, остановившись напротив Лестранжей. — И могу сказать, что это никуда не годится. Допустим, магглорожденным в новом Министерстве не место — допустим.

— То есть как — «допустим»? — не выдержал Родольфус.

— Магглорожденным в новом Министерстве не место, — примирительно сказал Мордевольт, помня о том, что политика — это искусство возможного. — Но Министерство должно быть оружием в наших руках, а не источником склок и интриг, отвлекающих на себя внимание. Первые месяцы пройдут в разбирательствах, кто грязнокровка, а кто полукровка. Работа министерства будет парализована. Чистокровные же сотрудники, вместо того, чтобы быть нашей опорой, ощутят себя незаменимыми и перестанут что-либо делать. Право, Министерство проще просто сжечь на корню.

— Да, милорд, — неожиданно прошептала Беллатрикс, смотря на Мордевольта мечтательным взором. — При первой возможности.

Мордевольт окинул взглядом сидящих за столом, многие из которых очевидным образом разделяли мнение Беллатрикс, и серьезно задумался о государственной системе магического общества.

Гарри и его спутники несколько дней недоумевали, как им удалось беспрепятственно переместиться из дома Дурслей в Нору, а причиной этому было то, что Мордевольт, в отличие от Вольдеморта, любил фундаментальный теоретический подход к делу и не совался в опытную часть без расчетов. По правде сказать, Мордевольт сначала даже не мог взять в толк, с чего ему гоняться за каким-то школьником, но потом зрелище дуэли Гарри и Вольдеморта, нашедшееся в памяти, его заворожило. «Черт его знает, почему синусоида», — пробормотал Мордевольт, в третий раз подряд мысленно наблюдая за столкнувшимися заклятиями, и устремился в атаку на неподатливую проблему межпалочкового резонанса.

Всякому выдающемуся ученому рано или поздно приходится становиться администратором, и Мордевольт не был исключением: разбив проблему на несколько небольших задач, он раздал их своим соратникам — только для того, чтобы убедиться в их вопиющем невежестве.

— Что значит никто не знает, что такое синус? — гремел Мордевольт на следующем собрании, и в своем благородном негодовании он был страшнее Вольдеморта. — Что ты вообще тогда знаешь, Амикус Кэрроу? Северус, в твоих глазах я вижу проблеск разума — не может быть, чтобы ты был такой тупой!

— Я химик, милорд, — с обидой ответил Снейп, не замечая, что перешел на маггловские термины.

— А я лирик! — возгласил Мордевольт, и по его воздетым рукам можно было подумать, что он еще и трагик. — И если я сейчас услышу, что никто не знает, что такое гекзаметр, я устрою вам гекатомбы, не будь я лорд Вольдеморт!

О гекзаметре и гекатомбах Пожиратели Смерти тоже никогда не слышали, но предпочли промолчать. Мордевольт еще немного посокрушался тому, каким чудовищам Хогвартс вручает дипломы, и сотворил грифельную доску.

Следующие две недели Пожирателям Смерти было не до Поттера и даже не до захвата Министерства. Покрываясь чернильными пятнами и меловой пылью, соратники Мордевольта одолели семилетнюю программу по арифмантике, надгрызли тригонометрию и намертво завязли в стереометрии. Мордевольт попытался объяснить все через линейную алгебру и интегралы, но от N-мерного пространства у неподготовленных магов задымились мозги, а после рассказа о фигурах вращения и сферических координатах они начали тосковать по старым денечкам, когда все обходилось просто Круциатусом. Впрочем, Долохов, который никогда не терял из виду конечную цель, однажды притащил в поместье Малфоев Олливандера и пообещал Мордевольту, что Олливандер все им о межпалочковом резонансе расскажет.

— На то он и «язык», чтобы говорить, что от него требуют, — заметил Долохов.

— А знаешь ли ты, друг мой, чему равна производная арктангенса? — ответил на это Мордевольт.

— Арктангенс уже знаю, а производную еще нет, — браво отрапортовал Долохов, тронутый тем, что впервые за последние тридцать лет лорд Вольдеморт вспомнил про их школьную дружбу.

— Думаю, допрос с пристрастием вряд ли заставит тебя эту производную взять, — заметил Мордевольт. — Потолкуем, конечно, с мастером Олливандером, посмотрим, что он знает. А ты вот почитай пока Фихтенгольца, очень полезная книга.

Спустя два дня, за которые Мордевольт успел выйти в волшебный мир, на помощь буксующим в тригонометрии Пожирателям прибыла кавалерия. Кентавр Флоренц был каким-никаким, а все же астрономом, и даже знал фамилию Кеплер и умел записать уравнение эллипса.

— Синус двойного — это с произведением, а косинус двойного — с квадратом, — подсказал Флоренц братьям Лестранжам и своей мускулистой рукой даже набросал доказательство на их пергаменте. Рабастан молча показал большой палец, нимало не смутившись топотом копыт у себя за спиной, а Родольфус одобрительно похлопал кентавра по холке.

— А синус тройного угла — это просто, — продолжал кентавр, убедившись, что математика уравнивает и чистокровных волшебников, и любую Божию тварь. — Сначала по формуле суммы, а потом подставляешь формулы двойного угла.

— Ты садись, брателло, — предложил кентавру Рабастан, упрощая выражение. — В ногах правды нет.

Мордевольт тем временем продолжал свои поиски помощников, и спустя несколько дней Гарри застыл на середине лестницы в доме на площади Гриммо.

— Что, опять видения твои? — тихо спросил Рон, шедший следом. — Олливандера они уже похитили, теперь что, до Грегоровича добрались?

— Не Грегоровича, — отозвался Гарри, приходя в себя. — А вроде как Романа Петровича. Вольдеморт вошел, они пожали руки и стали говорить о магическом резонансе. А потом Роман Петрович хлопнул Вольдеморта по плечу и сказал: «Это вы опубликуйте! Это никому не стыдно опубликовать!»

Проникновение в Министерство, захваченное сторонниками Вольдеморта, было безрассудной идеей, но Гарри не мог придумать другого пути завладеть медальоном Слизерина, находящимся у Амбридж. План проникновения был разработан до малейших деталей и повторен вслух, по настоянию Гермионы, несколько раз. Оборотное зелье было готово, предполагаемые жертвы намечены и изучены — но изучены не до конца, подумал Гарри, наблюдая за тем, как тихоня Кроткотт, получив от преобразившейся в чиновницу Гермионы блевальную конфету, жестами поблагодарил ее, словно ждал повода откосить от службы, и со всей возможной в его положении резвостью направился прочь от Министерства.

— Слышь, а я и не знал, что мы так удачно выбрали, — шепнул Гарри Рон прежде чем выпить оборотное зелье и превратиться в копию Кроткотта. — Отец говорил, Кроткотт такой прилежный парень — а он, оказывается, тот еще сачок.

Внутри Министерство выглядело тоже совсем не так, как предполагал Гарри и его друзья: вместо оккупированного города оно напоминало скорее университет — половина людей в Министерстве была чем-то озадачена и протирала красные от бессонной ночи глаза, а вторая половина была весела и явно предвкушала какое-то зрелище. В холле, который Гарри помнил еще с третьего курса, вместо скульптуры дружбы народов восседал памятник дюжему человеку в парике, плаще и со стопкой пергаментов на коленях, а под ногами у него было выбито метровыми буквами «Знание — сила!» Чуть ниже шли письмена на непонятном языке, потом гвоздем было нацарапано «You shall not pass!», а к постаменту статуи был прикреплен большой пергамент.

— Непростительные проклятия отныне не являются непростительными, — резюмировала Гермиона первый абзац пергамента голосом, полным отвращения. — Чего-то такого и следовало ожидать.

— Нет, ты погоди, — пригляделся Рон, обладавший более острым зрением. — Тут еще дальше написано, что отныне непростительным является деление на ноль, незнание таблицы умножения, непонимание трех законов Ньютона… Это что еще за законы такие, ребят?

Но Гермионе не удалось просветить Рона насчет законов, известных каждому маггловскому школьнику, но далеко не каждому волшебнику, потому что Рон был по-хозяйски схвачен крепкой невысокой женщиной.

— Ну где же ты, мой котик, — проворковала Мэри Кроткотт, увлекая своего непутевого мужа за собой. — Ты снова оставил дома учебники? Аттестация, дорогой мой, это тебе не игрушки…

— Аттестация? — недоумевающе пробормотал Гарри, забыв о том, что в теле высокопоставленного сотрудника аврората ему следует держаться уверенно и решительно.

— А то! — весело отозвался Долиш, вырастая рядом с Гарри словно из-под земли и пугая его почти до обморока. — Нам с тобой еще повезло, что мы на шпорах проскочили. Теперь-то все по-взрослому, новые экзаменаторы только что Амбридж повели. Айда глянем?

Гермиона не успела остановить уже второго своего спутника: от созерцания картины «Амбридж повели» Гарри не смог бы отвлечь даже Вольдеморт. Вдохновенно войдя в роль сотрудника аврората, Гарри зашагал прочь вместе с Долишем, и Гермиона осталась в холле Министерства одна. Мимо нее спешили люди, на ходу разворачивая или складывая утреннюю газету, слово «аттестация» прозвучало еще несколько раз с разных сторон, и Гермиона наконец вспомнила о том, зачем они все трое сюда пришли, взяла с гардеробной стойки брошенную кем-то газету, чтобы больше походить на остальных, и прошла к лифтам, идущим на нижний уровень, где находился кабинет уведенной куда-то Амбридж.

На неожиданно пустынном нижнем уровне Гермиона остановилась, складывая газету, и тут же развернула ее вновь, наткнувшись на заголовок о том, что Снейп назначен директором Хогвартса. «Если Снейп директор, кто же тогда читает СилЗла? — с досадой прошептала себе под нос Гермиона, пользуясь тем, что вокруг нее никого нет. — Может, Кэрроу? Или нет… — Гермиона удивилась продолжению статьи настолько, что зажгла на конце своей волшебной палочки свет. — Alexandre Ivanovitch Privalov? Victor Pavlovich Korneyev?» Поседевший Корнеев, одетый в маггловский свитер и старые джинсы, подмигнул Гермионе с колдографии и помахал ей рукой.

Тем временем Гарри, приникнув к дверной щели вместе с Долишем, обозревал Виктора Павловича в профиль. Корнеев прохаживался перед партой, за которой сидела экзаменуемая Долорес Амбридж, а его лысый и погрузневший приятель, стоявший к двери спиной, все еще пытался найти хоть какой-то вопрос, на который экзаменуемая могла бы ответить.

— Сашка, ну тут дело труба, — сказал Корнеев на неизвестном Гарри языке, и Амбридж хватило даже его тона, чтобы побледнеть и разрыдаться.

— Да постой, — ответил Привалов уже по-английски, но с жутким акцентом. — Хорошо, мадам. С двойным интегралом мы, признаю, переборщили. С этого все же начинать нельзя. С линейной алгеброй у нас тоже не вышло. Давайте начнем с чего-нибудь простого и посмотрим, к чему мы можем прийти. Например, сколько будет семью семь?

— Сорок семь? — просительным тоном пролепетала зареванная Амбридж.

— Тю, — сказал Витька Корнеев, который был уже стар, но по-прежнему груб. — А я еще думал, что Выбегалло дурак.