С точностью до наоборот (гет)

Чувства. Удел сентиментальных юнцов. Так почему же он сам уже который раз едва не гибнет, попавшись в эту ловушку. Одна и та же женщина. Но какая женщина! Пальцы невольно вцепляются в ручку кресла, а когти Стельмарии скребут по полу. Глаза невидяще смотрят на огонь в камине.

Мариса. Олицетворение злого рока в его жизни. Мать его ребёнка. Мариса. Ад и рай на земле. Он все ещё помнит сладость губ и бархат кожи. Он помнит, как зарывался пальцами в черные шёлковые волосы и как носил её на руках, отказываясь отпускать. А ещё помнит её изящную фигуру рядом с его обвинителем на суде. И ненавидит, и любит.

Как жаль, что их дочь унаследовала от них одно только упрямство. Хотя, возможно, только возможно, дело в возрасте.

Мариса позволила себе по отношению к девочке куда больше сентиментальности, чем могла, чем должна была, но все равно недостаточно, чтобы Лира её полюбила. Может, в этом отношении, дочка даже умнее его. Марису нельзя любить: это всегда разрушительно для любящего. Однако и не любить её решительно невозможно. Ум, красота, очарование и сила. Такие женщины не могли существовать, а она существовала.

Даже ведуньи, прекрасные, гордые и независимые, не так привлекают, как Мариса. Их сила и воля кажутся чем-то само собой разумеющимся, в то время как Мариса — вечная война. В ней всегда горит это пламя, которое заставляет её менять ход вещей, добиваться власти, избавляться от собственных слабостей. Она не справилась только с Лирой и с ним.

Стельмария подходит и кладет голову ему на колени. Это какая-то несвойственная ей нежность, и он понимает, что она тоже тоскует по золотому тамарину. Стельмария никогда не упрекала его за то расставание, всегда ступала рядом и смотрела вперёд, на цель. И только сейчас он осознает, как рвалась к Марисе его душа.

Его захватывают воспоминания о Марисе, о тех днях, когда она ещё была его и когда они были так безгранично счастливы. Если бы она тогда не забеременела... Если бы Лира родилась похожей на мать... Если бы... Если бы. Все, так или иначе, началось с ребёнка, но ненавидеть Лиру он не мог. Он слышал про отцов, ненавидящих даже родных детей. Он рос с таким и, наверное, поэтому так сильно любил Лиру, хоть поводов девочка и не давала.

Вслед за этим он вспоминает и день, когда забрал дочку из монастыря.

Он мечется по крошечной комнатушке, и Стельмария едва успевает отходить с его дороги, чтобы он не наступил на лапы и хвост. Ей тоже хотелось бы с той же стремительностью куда-то пройти, но тогда они точно столкнутся.

Он смахивает со стола посуду с остатками совершенно отвратительной еды, берет в руки случайно уцелевшую вазу с увядшими цветами и швыряет ее в стену. Тут уж Стельмария не выдерживает: прыгает ему на грудь, валит его на пол и начинает вылизывать лицо. А если получается солоно — что ж, об этом больше никто не узнает.

Он опускает руки на ее спину и голову, зарывается в белый мех и еще раз повторяет себе, что все еще не так плохо, потом опять начинает злиться на себя, на церковь, на Марису, такую умную и такую глупую одновременно.

Проходит час прежде, чем он чувствует себя готовым встать. Ему нужно проверить приборы, провести кое-какие расчеты и сделать еще многое, перед тем как отправиться в экспедицию. Север не любит не готовых, а у него на сборы четыре дня. Мало, если учесть, сколько проблем ему предстоит решить. Много, если учесть, что придется жить в этом клоповнике и есть какую-то непонятную бурду.

Он легко переживает лишения в походах и экспедициях, он знает, зачем ему их переживать. Но в Лондоне!.. В Лондоне он привык быть блистательным лордом Азриэлом, спать на белоснежных простынях и обедать в лучших ресторанах. Впрочем, он еще жив, свободен и волен распоряжаться своей судьбой. Рановато предаваться упадническим мыслям. Он сумеет вернуть все с процентами, у него чудесная дочь, которая при других обстоятельствах не родилась бы, у него, в конце концов, есть Стельмария, а значит, он никогда не останется ни с чем.

Он прогоняет видения, раскинувшиеся перед внутренним взором и возврвщается к насущным делам. Он задумывается о Магистериуме и Министерстве Единых Решений. Должно быть, в первые месяцы после его побега Марисе придётся несладко: она проводила эти эксперименты над детьми, натолкнувшие его на мысль, она же упустила его — но он не сомневается, что она со всем справится и вернет влияние довольно быстро. Слишком много у неё тузов в рукаве. Однако, с поддержкой Марисы или без неё, они быстро узнают о его цели и соберут все силы, чтобы помешать. И каждая церковь в каждом из миров поступит так же. Ему необходимо нечто, что поможет убить Бессмертного. И пока что он этим не владеет.

Дрова в камине почти прогорают, а у него уже закрываются от усталости глаза. Стельмария поднимает голову с его колен и отправляется в кровать, как любила делать, когда никто лишний не мог увидеть. И в этой детской привычке они не могут отказать друг другу.

* * *

Чувства. Удел сентиментальных девиц. И, тем не менее, она второй раз попадает в эту ловушку, едва не разрушающую её жизнь. Один и тот же мужчина. Но какой мужчина! В этом обществе похотливых, самодовольных глупцов и слабаков, как ярко он сиял, как сильно выделялся. Гордый, умный, талантливый и способный сломать любые рамки. Она прячет лицо в подушках, стесняясь слез, а золотистый тамарин гладит своими чёрными пальцами её плечи.

Азриэл. Единственное, чего она хотела в своей жизни. Отец её ребёнка. Азриэл. Её искушение, которому она поддалась. Она все ещё помнит силу рук и пьянящий запах кожи. Она помнит, как царапала его спину и как спокойно и защищено чувствовала себя на его руках и не хотела спускаться. А ещё она помнит, как он проигнорировал решения церкви и запретил ей приближаться к дочери. И ненавидит себя за любовь к нему.

А Лира! Вроде бы и похожая на него, но такая невыносимо упрямая. Любимая милая девочка, унаследовавшая от них так много, выросшая такой своевольной и ставшая, по велению судьбы, такой значимой для всего мира. Да ещё и впутанная во все это в таком сложном возрасте.

Азриэл приставил к ней учёных, изредка появлялся, чтобы проверить, как у неё дела. Как могли воспитать ребёнка не способные позаботиться о себе учёные мужи? Конечно, её воспитывали слуги, вот и выросла такой же дворняжкой, как их дети. Азриэл любит её, любит безмерно и считает, что все хорошо, если ребёнок счастлив. А взрослеть ей как? Выходить в общество? И пусть Лира так сильно обиделась на нее, она все же за несколько месяцев дала дочери больше, чем Азриэл за все эти годы.

Впрочем, Азриэла, несмотря ни на что, любят и Лира, и она. Девочка этой любви даже толком не осознает, а она знает, что чувства сильнее быть просто не может, и знает, чем это чувство обусловлено. Его умом, светящимся в глазах, его умением повелевать, его стальной волей, его внутренним огнем, гонящим его вперед и увлекающим за собой людей.

Она всхлипывает и снова закрывает лицо подушкой. Золотистый тамарин нежно гладит ее по голове, пытаясь успокоить. Впрочем, он знает, что стоит слезам закончиться, как она забудет о них, как о чем-то недостойном. Слезы, чувства, душа кажутся ей постыдной слабостью, и даже деймон — соратник, но не любимейшее в мире существо, как у других людей.

Ее захватывают воспоминания об Азриэле, о тех днях, когда она ещё была его и когда они были так безгранично счастливы. Если бы она тогда не забеременела... Если бы Лира родилась похожей на нее... Если бы... Если бы. Все, так или иначе, началось с ребёнка, но ненавидеть Лиру она не может. В тот миг, когда она впервые взяла дочь на руки, она почувствовала в ней продолжение себя, часть себя и поняла, что никогда не разлюбит свою Лирушку.

Тамарин вспоминает день, когда ей запретили видеть Лиру.

Она сидит в вычурном кресле, а золотистый тамарин мечется по комнате, не способный усидеть на месте. Она красива и, на первый взгляд, спокойна. Пожалуй, ее отчаяние можно прочитать только в том, как побелели костяшки пальцев на правой руке, но это почти незаметно на молочной коже, да никто и не стремится за ней наблюдать.

Тамарин прыгает к ней на колени, страстно нуждаясь в утешении, но ей не до него. Ее мысли крутятся вокруг ближайшего будущего, вокруг целей и средств их достижения. Она не имеет сейчас права на чувства. Она должна добиться власти достаточной, чтобы спорить с Азриэлом, достаточной, чтобы заткнуть глотки всем этим бестолковым курицам, завидовавшим ей еще пару месяцев назад, в сейчас обсуждающим ее, как падшую женщину.

Как она сейчас зла на Азриэла. Он разрушил ее жизнь. Он забрал ее дочь. Он заставил ее ледяное, как ей казалось, сердце пылать от любви, а потом уничтожил, убил одним взглядом.

Проходит месяц полного молчания прежде, чем она оказывается готова выйти в общество и начать заново. Ей нужно заручиться поддержкой церкви, ей придется научиться выполнять грязную работу, ей стоит вернуть себе статус самой желанной женщины Лондона. И наконец-то она верит, что справится с этим.

Золотистый тамарин сидит на ее плече и кажется таким же невозмутимым, как и его хозяйка, но он теперь знает про нее страшную вещь: он знает, что она обрела в себе силы на борьбу, отказавшись от любви к чему бы то ни было.

Она плачет еще горче, но когда этот поток эмоций заканчивается, встает, переворачивает подушку, идет в ванную, чтобы смыть остатки макияжа и следы слез, переодевается в ночную рубашку и ложится спать. Завтра предстоит долгий путь, сложный разговор с главой Магистериума и очередная битва за влияние, которую она обязана выиграть. Обязана, чтобы после помешать планам Азриэла, чтобы найти и уберечь, пусть даже от самой себя, дочь, чтобы избавиться от греха. Она знает, что решать проблему надо кардинально, потому что люди слабы и будут поддаваться искушениям, как однажды поддалась она, и терять себя в грехе. И она ее решит, пусть пока не знает как.

Тамарин укладывается спать в кресле и стирает слезы со своей черной мордочки, чтобы не злить ее.