Ворлонские истории (джен)

Отсек, куда положили отравленного ворлонского посла, был отделен от остального помещения медлаба стеной с огромным окном и прозрачными круговыми дверями, образующими герметичный шлюз. Для этого отсека доктор Кайл тщательно подобрал состав атмосферы, подходящий ворлонцам, и, возможно, именно поэтому воздух окрасился в розоватые тона. У окна стояла Лита Александер, миловидная женщина в блекло-зеленом деловом костюме, гармонирующим по цвету с коротко остриженными рыжими волосами, с красной помадой на губах и крупными золотыми сережками в ушах. В руках она держала кислородную маску, все не решаясь ее надеть, будто не веря, что согласилась на такую рискованную операцию — просканировать посла против воли его правительства и в нарушение регламентов Пси-Корпуса. Согласилась, потому что, как ей объяснили, в противном случае ворлонцы из мести уничтожат станцию, и много людей погибнет, а ведь она не хочет этого, правда?

Она не хотела. Поэтому, вдохнув поглубже, надела маску и вошла в шлюз. Моргнули лампочки, сигнализируя о перемене атмосферы, дверь отворилась, и Лита очутилась внутри. Опасливо приблизилась к опрокинутому на высокое ложе ворлонцу, остановилась недоуменно, не понимая, с чего начинать. Покрывавший тело посла массивный скафандр, покрытый узорами и завитушками, безжизненный, тяжелый, чужеродный, был таким плотным и непроницаемым, что ни одно движение живого существа не пробивалось наружу, и, казалось, внутри на самом деле лишь пустота или искусственный механизм. Из-за прозрачной стенки доктор Кайл предупреждал Литу, что лучше не заглядывать внутрь, — но она, сколько ни проводила над скафандром рукой, затянутой в перчатку, ничего не могла уловить.

— Можно ли как-то усилить сигнал? — нетерпеливо окликнули с той стороны.

Мало приятного в том, чтобы проводить незаконное сканирование, да еще под пристальным взглядом нескольких глаз. Она стащила перчатку — голая кожа лучше воспринимает телепатические сигналы. Сосредоточилась, поднесла ладонь к небольшой щели в центре скафандра, словно подсвеченной изнутри.

И вдруг нагрудная пластина, сделанная из ограненных мерцающих кристаллов, дрогнула, распахнулась, ее зазубренные края разъехались в стороны, а из широкой расщелины вырвался пучок яркого света.

Первым порывом было зажмуриться, но, как ни странно, свет не слепил, напротив, заставлял еще шире распахнуть глаза, еще пристальнее вглядеться внутрь.

Все глубже и дальше, и ярче, и сильнее. Сияние оплело сознание золотой сетью — оно было чем-то большим, чем простой поток электромагнитных частиц, воздействующих на сетчатку глаз. Сияние выхватило душу из тлена беспорядочных и пустых мыслей, видений, суждений, скинуло с нее шелуху гнетущих тревог. Сердце стучало, в груди разгорался огонь и растекался жаром, поднимаясь к плечам и предплечьям, покалывая в охваченных дрожью пальцах, протянутых над источником света.

И, проникнув мыслью дальше, она нашла его. Не отвлеченное явление или состояние, но живую личность, существующую, ищущую, понимающую, обращающуюся к ней, как одна душа обращается к другой душе.

Глаза Литы, широко раскрытые, были влажны от слез. Она смотрела, не отводя взгляда, но ничего не видела. А то лицо, которое мерещилось в проеме скафандра, невыносимо прекрасное — оно возникло прямо в сознании. И никогда, даже для себя самой, она не смогла бы восстановить в памяти его черты.

То, что является нам в лицах живых существ, как отблеск чего-то, таящегося внутри, то, что мы ловим в изменении черт, движении губ и глаз, узнавая доброту во взгляде, радость в улыбке, удивленную встречу с новым в подъеме бровей — все это касалось ее сознания сейчас напрямую, она складывала одно к одному и воссоздавала невидимый облик: милосердие и нежность в глазах, счастье — в уголках губ, приветствие — в легком поклоне головы.

И Лита стояла перед ним, обнаженная до самых сокровенных глубин души, так открыто, как не открывалась даже в любви — каждая любовная встреча, случившаяся в ее жизни, казалась теперь мелкой, как речка по сравнению с морем. Как бы отважно она ни снимала раньше заслоны, всегда было, чего стесняться, что скрывать и что прятать, а сейчас под лучами этого света в ее душе не осталось ни одного темного или грязного уголка. И впервые она почувствовала, что стала сама собой, избавившись от масок, условностей и ложных личин. И тот, другой, обращался к ней, кем бы она ни была, и знал, кто она, лучше нее самой. Он подносил ей себя, как самое чистое зеркало в мире, чтобы показать ее отражение, как некую драгоценность.

Слова его были самыми обычными. Она слышала такие же от многих людей, но сейчас поняла, что все прочие разговаривали не с ней, а с кем-то, созданным их собственным воображением и по ошибке носящим ее имя и лицо.

А эти слова были обращены к ней.

— Здравствуй, Лита.

Так легко возникли в сознании, без малейшего усилия, словно ее собственные, не оставляющие ощущения вторжения и насилия, обычного для передаваемых телепатически сообщений.

Не шевеля губами, одной мыслью или — больше — всем существом, она отвечала:

— Здравствуй, Кош.

— Вот мы и встретились.

Необычайное волнение вдруг охватило ее, предчувствие чего-то нового, неизбежного, то ли радостного, то ли тревожного. Она вспомнила, что именно привело ее сюда, — и удивилась, не веря, что смотрит сейчас на больного, отравленного неизвестным ядом и чуть ли не умирающего: тот, кого она видела перед собой, был так силен, так спокоен и невозмутим.

— Кош… с тобой все в порядке? С тобой все будет хорошо? — она не могла не спросить, хоть и знала ответ.

— Да.

И другой вопрос, далеко не такой однозначный, кажущийся сейчас самым важным из всех:

— А я? Я буду в порядке?

— Да, ты будешь в порядке.

Продираясь сквозь заросли памяти, она силилась восстановить то, ради чего пришла, что должна делать, — необходимое и полезное для всех. Завертелись перед глазами картинки: коридоры «Вавилона-5», человек в униформе, накрывающий рукою с зажатым в ладони ядом руку, — ей, выходящей навстречу в облике солнечного существа.

«Нет, не надо! Как он мог?»

Острая боль сжала виски, свет начал меркнуть в сознании, словно кто-то схватил ее и потащил прочь, во мрак и холод здешнего мира.

— Не надо, прошу тебя, не уходи, — взмолилась она, протягивая руки к свету, пытаясь его ухватить, но раз за разом сжимая пальцы вокруг пустоты.

— Это ты уходишь, а не я, — мягко ответил тот же голос. — Но ты еще вернешься.

Очнулась Лита в медлаборатории, схватилась за поручни кровати, внезапно осознав тяжесть своего тела. Едва удалось удержаться на ногах, в голове гудело, а воздуха не хватало, несмотря на кислородную маску. Чувствуя, что сейчас упадет в обморок прямо здесь, и не осознавая, что за прозрачной перегородкой толпятся люди, которые могут помочь, она чудовищным усилием оторвала себя от поручней и неровным падающим шагом потащила к дверям. Там, как только отодвинулась прозрачная створка, ее подхватили, стянули маску, усадили и накинулись с какими-то вопросами, ни одного из которых она не поняла.

Яснеющим взглядом она выхватила фигуру в униформе, маячившую в дверях, узнала ее и, вскинув руку, закричала — громче, чем рассчитывала:

— Это он! Вон он! Он убийца!

И услышала в ответных возгласах такое удивление, что подумала, не поспешила ли с разоблачением и не ошиблась ли. Но ведь они хотели от нее именно этого, разве не так? Она не могла перепутать, она точно видела это лицо, четко, как сейчас. Она рассказала все, что узнала, пусть разбираются. И Лита не должна опасаться, что погубит невиновного — ее показания не ничего не значат в суде, это всего лишь наводка.

«Ты будешь в порядке».

Когда доктор выгнал всех из медотсека, встревоженных и гудящих, как улей, Лита обернулась в последний раз, посмотрела на неподвижный скафандр, выглядевший издалека таким неживым, вспомнила все, что увидела, и прошептала:

— Я вернусь, Кош, я обязательно вернусь.

Когда планета Ворлон, сияющий шар из рыжего и огненного газа, медленно скатывается к горизонту, окуная жаркий бочок в океан, на Тэйри⁽¹⁾ спускается ночь. Яркие закатные краски стекают с небесного свода, оставляя темно-синюю пропасть, испещренную золотыми и белыми дырочками-звездами, которую пересекает от края до края похожий на позумент пояс астероидной трухи, образующий кольцо вокруг планеты.

 Лита спустилась из корпуса научно-исследовательской лаборатории к берегу, где над водой стелился густой пар от горячих течений — где-то в глубинах лагуны скрывались гейзеры. У самой кромки берега Лита сняла с себя всю одежду, сложила на темный полосатый валун, вырастающий из песка. Воздух был холоден, отчего кожа тотчас покрылась пупырышками, вздыбившими каждый рыжий волосок. Обхватив себя руками за плечи, Лита осторожно переступала по холодному колючему песку, в котором встречались острые, похожие на доисторические земные ножи, камни.

 Высоко над головой, на резной металлической галерее исследовательского центра вспыхнуло ярким светом, бросающим прозрачные синеватые, зеленые и желтые отблески на воду, камни и стены — это Кош, оставивший малоподвижный скафандр, выплыл через окно. Лита медленно заходила в горячую воду, разгоняя ладонями пар перед лицом. Свет поймал и раскрасил яркими красками рыжие волосы, обрамляющие точеную белую шею и плечи, падающие челкой на лоб над двумя глазами-алмазами, спустился, путаясь в клубах пара, через ключицы по двум холмиками грудей, обогнув темные съежившиеся соски, скользнул от пупка по округлой линии живота к рыжему треугольнику между бедер, похожему на мазок кисти, ткнутый сорвавшейся рукой художника. Вокруг коленей бурлили крупными завитками волны.

 Лита шла навстречу Кошу без всякого смущения, опустив по бокам свободно руки, улыбаясь спокойно одними глазами — то, что показалось бы неприличным и странным где-нибудь еще, здесь, на спутнике Ворлона в эту холодную темную ночь, было совершенно естественным, уместным и благопристойным.

 Ни должностей, ни титулов, ни даже имен. В паре метров отсюда, за стеной, продолжала кипеть совсем иная жизнь — деловитая, облаченная в маску и защитный костюм, ставящая перед собой цели и достигающая их. А здесь, в лагуне великого океана Тэйри, в заливе гейзеров, стояла сказочно прекрасная ночь, не требующая ничего и не ждущая ничего.

 Забираясь все глубже и глубже в воду, в которой дробилось и распадалось на мелкие осколки отражение парящего над головой ворлонца, Лита думала о том, как давно она не была наедине с собой — в том блаженном одиночестве, в котором нет печали и тревог о будущем или прошлом. Было столько людей, столько слов, мыслей, шума в голове, столько шли бок о бок, пихаясь локтями, чего-то хотели от нее, чего-то она хотела от них. Она была всегда одинока, потому что не чувствовала опоры ни в ком, и всегда была не одна, встроенная в систему — боже, какое противное слово. Когда тосковала, мечтала, молилась, засыпала и просыпалась, вставала и делала свое дело, и вечно кто-то был рядом — на расстоянии протянутой руки, на расстоянии мысли, телефонного звонка и сообщения в системе коммуникаций.

 Она и не догадывалась, как устала.

 На другом берегу, где темнели нагромождения скал, хлюпало и урчало: это просыпались гейзеры. Иногда Лите казалось, что они произносят по-ворлонски — «мохнатый столик, мохнатый столик». В этом не было никакого смысла — но она очень плохо знала ворлонский, и частенько ей попросту не хватало музыкальности, чтоб разобрать все тональности и оттенки звучания, которые изменяли значение каждой ноты. Гейзеры булькали и смеялись над ней, потом раздалось шипение, и в воздух выбросило струю кипящей воды и пара, высветившуюся ярким белым светом на фоне черного звездного неба.

 Кош ринулся туда, распустил над паром длинные полупрозрачные нити странной материи, составлявшей его тело — у Литы мысль не поворачивалась называть их щупальцами, слишком спокойными они были, не хищными, не злыми, не сгибающимися в тугие змеиные кольца.

 Гейзер принес новый поток теплой воды в лагуну, Лите стало совсем хорошо: зайдя по грудь, она легла в волны, и поплыла, лениво загребая руками, вдоль берега, стараясь не подплывать близко к опасным расщелинам в скалах, откуда могли вырваться новые струи пара.

 Кош нырнул — в лагуне сразу стало темно, только продолговатое пятно света дрожало, едва пробиваясь сквозь толщу воды, носилось с места на место. Лита перевернулась на спину, запрокинула голову к небу.

 Такое чужое небо, где вместо луны светит планетарное кольцо из космической пыли, а звезды складываются в совсем незнакомые созвездия. Лита чертила пальцем в воздухе, проводя линии между звездами, гадая, какие созвездия могут быть у ворлонцев и как они называются.

 Кош вынырнул прямо под ней, ослепив ярким светом, взметая облако сверкающих искр, обвивая ее тело лучами-лианами. Он был сухой и горячий, как воздух из фена, и Лита провалилась в него, как проваливаются в хороший сон после долгого, но счастливого дня.

 Кош прозвенел по-ворлонски, качая ее над волнами, но она не разобрала ничего, кроме интонации, потому лишь улыбнулась в ответ беспомощно и мило. Кош указал светящимся щупальцем в небо, туда, где среди прочих звезд мерцала одна ничем не примечательная звезда.

 — Это Солнце, да? Мое Солнце?

 — Да, — это слово она уже научилась различать в любом перезвоне ворлонской речи.

 Что она должна чувствовать сейчас, глядя так издалека на родную звезду? Ностальгию, тоску по своему миру? Только легкую грусть, о том, что мир, в котором она появилась на свет, так никогда и не стал для нее родным. Немного радости он подарил ей и очень много боли.

 Но разве стоит вспоминать о страдании сейчас, когда она на Тэйри, остывающей после заката Ворлонского солнца и яркой, как солнце, планеты Ворлон? Когда вода горяча и густа, как кисель, над ее гладью стелется молочный туман, а звезды блестят, как виноградные гроздья, и рядом тот, кто согреет своим сиянием ее душу еще сильнее, чем жаром — тело. Лед ее замерзшей от горя души таял под напором его любви, не называемой словами и не похожей ни на чью другую, и вытекал через ее глаза вместе со слезами, и было больно и одновременно приятно.

 Золотой пояс на небе медленно сползал влево по небосводу, воздух быстро остывал. С берега потянуло прохладным ветром, унесшим клубы пара далеко в океан через торчащий острыми скалами перешеек. Камни на берегу, как и одежду Литы, покрыло тонкой патиной хрустящего инея.

 Кош решил, что Лита рискует слишком замерзнуть, добираясь до центра самостоятельно, а потому поднял ее высоко над водой, оберегая от ветра, и понес прямиком в ее комнату, где было распахнуто высокое стрельчатое окно и горел свет.

1) Мы почти ничего не знаем о Ворлоне из каноничных источников, поэтому автор без зазрения совести привлекает к делу собственное воображение. Наиболее значительное допущение: планета Ворлон на самом деле — газовый гигант, где люди и им подобные существа находиться не могут, поэтому ворлонцы оборудовали "гостевые комнаты" на спутнике Ворлона, который я назвала Тэйри.

Вернуться к тексту

Каждый день, проведенный у ворлонцев, приносил что-то новое, и даже самые обыденные занятия приобретали особенную прелесть здесь, за тысячи световых лет от Земли. Лита полировала мягкой щеточкой из странного материала, напоминавшего замшу, парадный скафандр Коша, пока тот принимал сероводородные ванны, точнее, плавал в облаке из ядовитых газов в изолированном помещении. Разобрать массивный скафандр, вычистить все мелкие детали, натереть до блеска широкий воротник и выбить пыль из мантии было делом нелегким, и Лита, взявшаяся за работу с рвением влюбленного человека, порядком взмокла к тому моменту, когда вкрутила на место последний кристалл из передней панели, а Кош выплыл из предбанника своей адской купальни.

 После сероводорода он благоухал скорее как гость из преисподней, а не ангельское существо, но это скрадывалось всеми прочими ощущениями, возникавшими в его присутствии: сияние, еще больше духовное, чем физическое, радость, милость и покой, и Лите хотелось приблизиться к нему и обнять, насколько возможно, окунуться в него и спрятаться там, в этих сверкающих глубинах. Она не сделала этого только потому, что привычка к послушанию была в ней сильнее душевных порывов, и через послушание она пыталась выразить свою любовь, поэтому включила кондиционер и смотрела, опираясь на край столика, как Кош погружается в свой скафандр.

 — Правду ли говорят, что ворлонцы не верят ни в каких богов, кроме себя? — она не могла уже вспомнить, где именно слышала такую идею, но сейчас она всплыла в памяти и требовала разъяснений вот прямо сейчас.

 — Почему? — спросил Кош, захлопывая верх скафандра. В комнате сразу стало темнее.

 — Не знаю… наверное, кто-то считает вас слишком гордыми. А мне подумалось… — она смутилась и замолчала.

 — Да?

 — В кого же вам верить? Ведь это должно быть существо еще более прекрасное, чем вы, а я не могу себе такого представить.

 Кош наклонил голову, чуть сужая глазок, и Лита поняла, что на человеческом языке это должно значить улыбку.

 — Пойдем, я тебе покажу.

 Они вошли через круглый люк в комнату, где был потушен свет. Лита даже не могла сказать, было ли там хоть что-нибудь, и большая ли она была, но ощущения подсказывали, что большая. Люк захлопнулся за ними, оставив их в кромешной тьме. Лита повела рукой перед собой — и не смогла увидеть даже собственную руку.

 Голос Коша звучал как из бездонного колодца.

 — В вашей культуре тоже сравнивают добро со светом, а тьму — со злом? Это делает все проще… наглядный пример.

 Лита обернулась в сторону голоса: Кош потушил все огоньки на скафандре и прятался в чернильной темноте.

 — Это абсолютная темнота, — сказал он. — И уже ничто не сделает ее темнее, и не может быть никакой другой, более темной тьмы. Это важно, запомни.

 Зеленый луч света ударил прямо Лите в лицо, так, что она зажмурилась — это Кош приоткрыл глаз.

 — Этот очень слабый свет кажется ярким по сравнению с темнотой?

Когда ее глаза чуть-чуть привыкли, она смогла уже рассмотреть в полутьме и поблескивающие кристаллы на груди Коша, и мерцание желто-зеленых узоров на скафандре.

 Кош что-то сделал, может быть, просто подумал, и комната вспыхнула, освещенная светом десятка разнообразных ламп, вмонтированных в стены и потолок. Лита прикрыла глаза ладонью и подглядывала за Кошем, степенно прогуливающимся кругом, через щелочки. Глаза у нее заслезились.

 — А теперь — назовешь ли ты этот свет светом? — по сравнению с этим всем великолепием глазок скафандра и правда выглядел тусклым, она бы даже с трудом могла сказать, горит он или нет, если бы не знала наверняка. — Но он не изменил своей природы.

 Лита сознательно старалась не думать о том, что все это значит, хотя какие-то суждения, самые очевидные, настойчиво лезли в голову. Но, когда идет речь о ворлонских уроках — а это был именно один из них — лучше вначале просто слушать и запоминать, а думать потом. Много думать.

 — Что это? — спросил Кош, выудив телекинетически из стены прозрачный треугольничек, который сейчас завис в воздухе прямо перед ним.

 — Трилюминарий?

 Лите показалось, что Кош опять улыбается. По-своему, по-ворлонски, конечно.

 — Нет. Это просто призма, — он развернул треугольник так, чтоб Лите было хорошо видно, и поймал в призму узкий пучок света одной из ламп, преломленный в разноцветную радугу. Нехитрый, но неизменно увлекательный и радостный фокус.

 Кош пододвинул призму, и разноцветные огни запрыгали на его скафандре.

 — Свет — это дух, призма — материя, — пояснил он. — Дух расщепляется в материи, и вы не узнаете его.

 — Разные мнения, разные религии, разные ценности? Я понимаю.

 Кош кивнул. Возможно, понимание Литы было слишком односторонним по сравнению с тем, что хотел донести он, но суть она ухватила — и этого было достаточно.

 — Красота и любовь, истина, вера, надежда, мужество и милосердие, сила и слава, свобода и верность. Пойдем, я покажу тебе еще кое-что.

 Они вышли из освещенной комнаты к лифту, на котором поднялись на крышу лаборатории. На открытых пространствах было холодно, но вблизи лаборатории тепло удерживалось какими-то хитрыми устройствами, и потому Лита совсем не мерзла. Высоко над головой в лиловом небе висел огромный огненный шар — больше Луны и больше Солнца вместе взятых — это была планета Ворлон. Было светло, почти как земным днем в пасмурную погоду, но свет был совсем другим, отчего все кругом выглядело декорацией к некой причудливой сказке — и море внизу под ногами, и многоэтажные строения лаборатории, и лес из сине-зеленых растений с метровыми иголками, казавшимися пушистыми издалека.

Если присмотреться, можно было увидеть сходящиеся где-то высоко за планетой пунктирные тонкие линии — это поблескивали кольца Ворлона, едва различимые из-за его света.

 — Здесь, на Тэйри, это время суток называют словом, которого нет в ваших земных языках. «Вторая ночь» или «другая ночь» — время, когда светит Ворлон, самое лучшее для вас, людей. Когда взойдет звезда Ворлона, ты не сможешь находиться здесь без защиты для глаз — ее свет слишком яркий.

 Лита глядела завороженно на чужие небеса и думала о том, что она забралась так далеко — и все равно не попала на сам Ворлон, и видимо, не попадет никогда. Здесь все обустроено для удобства людей и человекоподобных существ, и потому выглядит достаточно обычным. Как же ворлонцы живут на своей собственной планете, где нет твердой поверхности на многие тысячи километров, внутри лежит раскаленное ядро, а в верхних слоях, напротив, даже газы превращаются в лед от холода?

 — Ворлон — единственная планета в нашей системе, которая светится сама, — продолжил экскурс в астрономию Кош. — Но почти все сияние, которое мы видим, это отраженный свет нашей звезды.

 Лита уже позабыла, с чего они начали — рассказы о других планетах и звездах были интересны сами по себе, и она увлеченно рассматривала небо вокруг Ворлона, жалея, что у нее не оказалось под рукой темного стекла, чтоб приглядеться к самой планете. Она была полосатой и напоминала Юпитер, но разглядывать ее во время «второй ночи» было совершенно невозможно.

 — Планета Ворлон смотрит на свое солнце и отдает его свет темноте, — сказал Кош, и что-то в оттенках его голоса заставило Литу вспомнить, зачем они сюда пришли.

 Она посмотрела на Коша, затем снова взглянула на огненный шар, прикрыла глаз ладонью, посмотрела сквозь щелочку.

 — Мы тоже смотрим на свое солнце, всегда. Иначе мы бы не были теми, кто мы есть.

 Он развернулся и направился к лифту, давая понять, что уроки окончены.

 Несколько дней спустя Лита отправилась на прогулку по лабораториям. Ее имплантаты уже прижились, и она потихоньку тренировала их, с опаской пробуя дышать непривычным воздухом ворлонской стороны, как она ее называла. Почти все ворлонцы улетели к себе, у них, кажется, был какой-то большой совет, и здание опустело. Было уютно и спокойно слоняться в полном одиночестве по бесконечным коридорам, вспыхивавшим разноцветными огоньками, когда Лита приближалась. Лампы включались, а двери открывались телепатическим приказом, Лита уже освоила этот трюк. Ворлонцы еще что-то сделали с ней, и большая дверь в сердцевину лабораторий, прежде пищавшая предупредительно, опознавая в Лите чужака, теперь распахнула гостеприимно свои створки.

 Она вошла, поднялась по витой стеклянной лестнице на следующий уровень — и попала в круглую залу под куполом, где на спиральных стеллажах сидели рядами странные вещицы, похожие на большие бутоны из мягкого, блестящего, мерцающего изнутри стекла.

 Лита подошла к самой большой штуковине, растущей на постаменте отдельно от прочих, коснулась ее — поверхность была действительно мягкой, слегка пружинила. Лита отдернула руку, боясь что-то испортить, задумалась. Она была уверена, что эти штуки не опасны — ворлонцы не оставили бы незапертым помещение с опасными предметами, не дураки же они — полагаться на человеческое здравомыслие.

 Значит, это что-то безобидное. Первое правило ворлонских технологий: хочешь, чтобы что-то заработало — подумай. Лита уставилась на предмет перед собой, проедая его взглядом. И точно, едва заметное мерцание внутри расцвело, окрасило поверхность переливающимися оттенками лилового и золотого, а сама штуковина расцвела, как водяная лилия или георгина, явив нутро из нескольких рядов остроконечных лепестков, в которых плавали трехмерные картинки и множество значков и закорючек.

 «Это же ворлонская книга!» — догадалась Лита, всматриваясь в текст. Она уже успела чуть-чуть выучить язык, и письменный текст ей давался легче, чем музыкальная речь, где нужно было улавливать сразу многие оттенки звуков и тон. Пролистав телепатически книгу — каждый лепесток по ее желанию поворачивался к ней и приобретал четкость — она увидела, что небольшие тексты перемежаются множеством картинок. Много было знакомых слов, фразы строились в один ряд, то есть, тексты были достаточно простыми, даже она могла бы их прочитать. На какое-то мгновение показалось, что перед ней детская книжка, и в голове всплыл образ маленьких ворлонцев, учащихся читать. Хотя с чего бы тогда она стояла на таком почетном месте? Нет, скорее, это сборник каких-то важных сказаний.

 Внимание Литы привлекла картинка со странным Т-образным предметом, парящим в гиперпространстве. Она позвала этот лист к себе и принялась читать, усевшись прямо на пол под «цветком» — буквы наклонялись так, как ей было удобно, поэтому читать снизу было вполне ничего.

 В значении каких-то слов она не была уверена, о каких-то просто догадывалась по смыслу, и в результате у нее получилось вот что:

 «В те времена мы вышли к звездам, и галактика увидела наш свет. И некоторые из нас подумали: — Мы достигли всего, что могли, своими силами. И теперь мы должны открыть дверь к источнику… — света? жизни? Лита не была уверена в переводе этого слова, но его определенно произносил недавно Кош, — света, — пусть пока будет так. — Чтобы стать лицом к лицу с Богом напротив галактики, и показать всем источник жизни (света). И мы, проникнув в тайны, создали устройство, открывающее дверь.

 И когда дверь открылась, явился свет, прекраснейший из всего, что есть во вселенной, и вселенная не смогла устоять. И там, где стояла дверь, посыпались звезды, и планеты оплавились, и ткань космоса разрушилась, превратившись в свет. И никто не мог устоять из видевших свет: многие из наших ушли туда, потому что он был желаннее всего. И другие, жители звезд, сели в свои корабли и полетели туда, где открылась дверь, повинуясь зову, и многие ушли туда, погибнув для прочих, из всех рас, кроме тех, кого называют тени — они бежали от света.

 А те, что жили на твердых планетах, младшие из всех, не имеющие кораблей, хитроумных приборов, не знали, что их зовет. Они поднимались целыми народами, и шли без дороги, глядя в небо. Они не могли ни есть, ни пить, и многие умирали так, охваченные желанием.

 И другие жители звезд сказали нашему народу:

 — Что вы наделали?

 И некоторые из нас, охваченные любовью к свету, ответили:

 — Если нам всем суждено погибнуть, то это будет лучшая смерть.

 Но те, кто был дальше и не успел посмотреть, сказали:

 — Галактика еще не готова.

 И нашелся один из нас, который добровольно…»

 Лита так и не смогла разобрать это слово. Добровольно сделал что? Ослепил себя, чтоб не смотреть на свет и не попасть под его влияние? Она уже догадалась, что «свет» в данном случае не значит какое-то материальное излучение, по меньшей мере, только материальное, речь явно шла о каком-то телепатическом воздействии. Что же мог сделать с собой этот ворлонец? Но пока для простоты можно подставить «ослепив».

 «Ослепив себя добровольно, чтоб не смотреть на свет, пробрался внутрь устройства и сломал его, закрыв дверь. И те из выживших, кто был ближе всех к свету, сказали:

 — Мы должны уничтожить устройство, чтоб никто больше не открыл его и не погубил галактику преждевременно.

 Но явились некоторые из нас, кто был далеко, и сказали:

 — Вот значит как, вы смотрели в лицо Бога, и считаете себя лучше нас, и теперь вы хотите уничтожить устройство, чтобы мы не стали, как вы!

 — Вы не понимаете, — ответили им первые.

 И тогда те украли устройство и спрятали во втором пространстве, где никто не смог его отыскать.

 И сказали первые:

 — Вы не понимаете, когда открылась дверь, мы отвернулись и закрыли глаза, и потому мы живы».

 Лита почувствовала, что на нее смотрят, и оглянулась. Над ней стоял Кош, наклонив голову, и сверлил ее лучом зеленого глаза.

 — Ты зашла слишком далеко, — произнес он.

 Лита поняла, что он не сердится, но не хочет, чтоб она читала дальше. Она поднялась, чувствуя себя смущенной, кинула последний взгляд на книгу, которая захлопнулась по приказу Коша.

 — Есть много путей, этот был наихудший, — заметил Кош, комментируя, как догадалась Лита, прочитанную историю.

 А потом ее накрыла темнота. Очнулась она уже в кровати в своей комнате, чувствуя, что прошло много времени. Она вспомнила беседу с Кошем о свете, планетах и звездах, но было что-то еще — очень важное, что напрочь вылетело из головы.

 Лита нашла Коша и сказала ему:

 — Мне кажется, что я забыла что-то очень важное.

 Кош ответил:

 — Ты не забыла, оно просто спит. Я его усыпил, пока не придет время. Ты слишком устанешь, если будешь все помнить всегда.

— Зал пятимерных измышлений, — перевела Лита ворлонскую надпись на табличке у входа. — «Измышлений»? — она засомневалась в точности своего понимания. — Может быть, «изысканий»?

 — Как угодно, — прозвенел Кош, подумав мимоходом (слишком громко), что это удивительное человеческое создание не слишком-то понимает смысл даже своих английских слов, при этом почему-то предпочитает одни другим.

 — Разворачивание скрытых размерностей, — под названием было что-то вроде аннотации. — Умножение сущностей в подпространстве. Трансформация пространства-времени.

 Светло-серая дверь легко взлетела вверх, скрываясь в стене над притолокой, и Лита с Кошем вошли в просторный зал, подсвеченный неяркими мерцающими светильниками. В центре возвышался полупрозрачный блекло-голубой куб выше человеческого роста, по периметру на разнообразных колоннах и подставках стояли, лежали и висели причудливые фигуры — белые, золотисто-желтые, розовые.

 — Пять измерений, — приступил к пояснениям Кош, — это три привычных всем нам пространственных измерения, одно временное и еще одно — скрытое пространственное. Его можно развернуть.

 Лита подошла к передней грани куба, коснулась поверхности — та задрожала и расплылась, как кисель.

 — Это тессеракт⁽¹⁾, — заметил Кош.

 — Тессе… что? Это ворлонское слово?

 — Нет, самое обычное земное. Сложено из древнегреческих корней. Ты знаешь древнегреческий?

 — Нет. Кош, мне кажется, вы не самого умного человека к себе притащили?

 Кош не ответил, коснулся телепатически поверхности неведомого тессеракта. Объект бесшумно раздвинулся, превращаясь в восемь точно таких же по размеру кубов, составленных друг на друге крестом. Лита едва успела отскочить, так внезапно вырос над ней висящий в воздухе куб.

 — Это развертка тессеракта в трех измерениях, — пояснил Кош. — А в четырех он складывается в одну фигуру.

 Кош снова собрал тессеракт, пока Лита хлопала глазами: она еще даже не начала понимать, в чем тут фишка, а «четвертое измерение» звучало для нее как «магия какая-то».

 — Иди, — скомандовал Кош, указывая головой на тессеракт.

 Лита, поколебавшись немного, вдохнула и ступила вперед. Оперлась руками на дрожащую поверхность — и словно провалилась внутрь. Огляделась кругом. Куб как куб, кажется. Вон просвечивает фигура Коша снаружи. Под идеально прямыми углами сходятся прочерченные более ярко ребра.

 Но сквозь боковые грани не просматривалось пространство зала, а сквозь верхнюю — потолок. Если вглядеться, можно было увидеть точно такие же тонкие линии, но идущие под углами, сходящиеся все вместе где-то сверху и сбоку. Словно в куб вложили какие-то параллелепипеды и призмы. Лита высунулась наружу, посмотрела наверх, убедилась, что извне никаких таких конструкций не наблюдается, и, вернувшись внутрь, прошлась по кубу вперед. Один шаг за мерцающую завесу — и пространство изменилось. Лита снова стояла в идеально ровном кубе, а тот участок, откуда она только что пришла, казался теперь искривленным и чуть ли не в два раза большим по размеру. А этот, маленький куб, был словно помещен в другой куб, куда больший.

 Лита посмотрела под ноги: да, там тоже был куб! Она осторожно присела, приложила ладонь к полу, сосредоточилась — и поверхность поддалась, расплылась, впуская Литу сквозь себя. Зажмурившись, пока летела, Лита подумала было, что недооценила высоту нижнего помещения, но, к счастью, поверхность, на которую она приземлилась, оказалась мягкой и пружинистой, как батут. Лита попрыгала немного вверх-вниз для своего удовольствия, а потом принялась осматриваться.

 Но что тут можно было увидеть? Да, конечно же, куб! Вокруг которого тоже были едва заметные искаженные призмы. Потихоньку Лита начала кое о чем догадываться. Подошла к одной из стенок, высунулась туда наполовину — и обнаружила, что торчит из пола. Чтоб немного лучше ориентироваться, Лита сняла пиджак, забросила в соседний куб и вернулась в свой. Да, теперь было определенно видно, что пиджак лежит на внешней стенке ее куба, которая была полом для соседнего.

 Лита пролезла к пиджаку, посмотрела по сторонам — и увидела за гранью Коша. Выходит, что она пришла именно из этого куба? Чтобы убедиться, что Кош не перешел просто-напросто на другое место, Лита высунула голову, посмотрела на ворлонца, увидела за его спиной дверь, залезла обратно. А затем повторила весь предыдущий поход: прошла в куб напротив, спустилась сквозь пол вниз, прошла сквозь стенку и выползла через пол в первый куб, где на полу лежал пиджак, а снаружи маячил Кош.

 «Все страньше и страньше», — подумала Лита.

 — Пытаться понять это воображением также сложно, как объяснить квадрату, что такое — куб, — произнес Кош, входя в тессеракт. — Мы, ворлонцы, не так давно научились разворачивать четвертое измерение, и не все из нас способны его увидеть.

 — Но, кажется, это неплохой способ уместить восемь кубов в одном? — Лита подняла пиджак, повесила на плечо и деловито пошла налево, в неизведанный еще куб.

 — Даа, — отозвался Кош. — Именно этот принцип используют Повелители времени в своих пространственно-временных аппаратах.

 — Повелители… кто? — Лита, продвигаясь дальше по часовой стрелке. Ей показалось, что она уже осмыслила принцип строения тессеракта, и сейчас, пройдя кругом через три куба, должна вернуться к Кошу.

 Не тут-то было. Почему-то, перескочив через грань четвертого куба, Лита увидела лишь пустое пространство.

 — Кош?

 — Да? — отозвался ворлонец откуда-то сбоку. Или сверху. Непонятно откуда, в общем.

 Лита двинулась на голос, но провалилась через потолок, которым стала стенка, в еще один пустой куб. Не то чтоб ее это начало тревожить, но…

 — Кош, тут бы стоило хоть указательные знаки поставить какие…

 — Прямо, — прозвенел Кош.

 Пройдя вперед, Лита неожиданно вышла из четырехмерного лабиринта в зал. Кош уже стоял там, покачивал головой многозначительно — Лите показалось, что, помимо всего прочего, ему еще и очень любопытно.

 — Что примечательного ты увидела?

 — Помимо того, что в один куб можно вместить восемь, и стенки одного оказываются полом другого, а потолок — тоже полом, одновременно, но ведь ТАК НЕ БЫВАЕТ!

 — Еще?

 Лита помотала головой, взглянула с надеждой на Коша — мол, ты лучше сразу сам выкладывай, если я буду гадать — это будет долго и мучительно.

 Кош отвечать не спешил, смотрел и смотрел на нее взыскательным взглядом.

Лита почувствовала, что мозги начинают медленно цепенеть, словно их опустили в банку с формалином.

 — Что угодно? — ласково прозвенел Кош, чувствуя ее боязнь.

 — Из одного куба другой кажется не кубом? — наобум ляпнула Лита, вспоминая свои ощущения.

 — Да. Это проекция. В двух измерениях нельзя увидеть куб, как он есть, в трех — тессеракт. Ты ходила внутри тессеракта так же, как двумерное существо ползало бы по граням куба, не понимая, что с ним происходит. И каждый видит то, что он видит — фигуры, в которых нет ни одного прямого угла.

 …У нас есть пословица: «Истина — это пятимерный тессеракт, и осознающий лишь три измерения не видит четвертой грани».

 — Я слышала ее в другом варианте, — удивилась Лита. — Что-то там про трехгранный клинок?

 — Да, — сказал Кош и голос его сделался совсем лукавым. — Мы перевели ее… с помощью трехмерной проекции. И поэтично. Люди лучше принимают непонятное, если оно поэтично, догадываясь, что истина и красота — близки.

 — Боюсь, они поймут ее совсем по-своему.

 — Да. Когда непонятное чуть-чуть больше понятного, думающий пытается понять и надумывает что-то. Когда непонятное намного больше — думающий говорит себе, это бред — и не пытается думать дальше. Все должно быть в меру.

1) Тессеракт — действительно существующая, пусть только в качестве умозрительной конструкции, четырехмерная фигура. Чтобы лучше понять, что вообще происходит, можно держать перед глазами изображение тессеракта: http://mihaio.deviantart.com/art/tesseract-116436063

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B5%D1%81%D1%81%D0%B5%D1%80%D0%B0%D0%BA%D1%82#/media/File:Net_of_tesseract.gif

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B5%D1%81%D1%81%D0%B5%D1%80%D0%B0%D0%BA%D1%82#/media/File:8-cell.gif

Вернуться к тексту