Ворлонские истории (джен)

Каждый день, проведенный у ворлонцев, приносил что-то новое, и даже самые обыденные занятия приобретали особенную прелесть здесь, за тысячи световых лет от Земли. Лита полировала мягкой щеточкой из странного материала, напоминавшего замшу, парадный скафандр Коша, пока тот принимал сероводородные ванны, точнее, плавал в облаке из ядовитых газов в изолированном помещении. Разобрать массивный скафандр, вычистить все мелкие детали, натереть до блеска широкий воротник и выбить пыль из мантии было делом нелегким, и Лита, взявшаяся за работу с рвением влюбленного человека, порядком взмокла к тому моменту, когда вкрутила на место последний кристалл из передней панели, а Кош выплыл из предбанника своей адской купальни.

 После сероводорода он благоухал скорее как гость из преисподней, а не ангельское существо, но это скрадывалось всеми прочими ощущениями, возникавшими в его присутствии: сияние, еще больше духовное, чем физическое, радость, милость и покой, и Лите хотелось приблизиться к нему и обнять, насколько возможно, окунуться в него и спрятаться там, в этих сверкающих глубинах. Она не сделала этого только потому, что привычка к послушанию была в ней сильнее душевных порывов, и через послушание она пыталась выразить свою любовь, поэтому включила кондиционер и смотрела, опираясь на край столика, как Кош погружается в свой скафандр.

 — Правду ли говорят, что ворлонцы не верят ни в каких богов, кроме себя? — она не могла уже вспомнить, где именно слышала такую идею, но сейчас она всплыла в памяти и требовала разъяснений вот прямо сейчас.

 — Почему? — спросил Кош, захлопывая верх скафандра. В комнате сразу стало темнее.

 — Не знаю… наверное, кто-то считает вас слишком гордыми. А мне подумалось… — она смутилась и замолчала.

 — Да?

 — В кого же вам верить? Ведь это должно быть существо еще более прекрасное, чем вы, а я не могу себе такого представить.

 Кош наклонил голову, чуть сужая глазок, и Лита поняла, что на человеческом языке это должно значить улыбку.

 — Пойдем, я тебе покажу.

 Они вошли через круглый люк в комнату, где был потушен свет. Лита даже не могла сказать, было ли там хоть что-нибудь, и большая ли она была, но ощущения подсказывали, что большая. Люк захлопнулся за ними, оставив их в кромешной тьме. Лита повела рукой перед собой — и не смогла увидеть даже собственную руку.

 Голос Коша звучал как из бездонного колодца.

 — В вашей культуре тоже сравнивают добро со светом, а тьму — со злом? Это делает все проще… наглядный пример.

 Лита обернулась в сторону голоса: Кош потушил все огоньки на скафандре и прятался в чернильной темноте.

 — Это абсолютная темнота, — сказал он. — И уже ничто не сделает ее темнее, и не может быть никакой другой, более темной тьмы. Это важно, запомни.

 Зеленый луч света ударил прямо Лите в лицо, так, что она зажмурилась — это Кош приоткрыл глаз.

 — Этот очень слабый свет кажется ярким по сравнению с темнотой?

Когда ее глаза чуть-чуть привыкли, она смогла уже рассмотреть в полутьме и поблескивающие кристаллы на груди Коша, и мерцание желто-зеленых узоров на скафандре.

 Кош что-то сделал, может быть, просто подумал, и комната вспыхнула, освещенная светом десятка разнообразных ламп, вмонтированных в стены и потолок. Лита прикрыла глаза ладонью и подглядывала за Кошем, степенно прогуливающимся кругом, через щелочки. Глаза у нее заслезились.

 — А теперь — назовешь ли ты этот свет светом? — по сравнению с этим всем великолепием глазок скафандра и правда выглядел тусклым, она бы даже с трудом могла сказать, горит он или нет, если бы не знала наверняка. — Но он не изменил своей природы.

 Лита сознательно старалась не думать о том, что все это значит, хотя какие-то суждения, самые очевидные, настойчиво лезли в голову. Но, когда идет речь о ворлонских уроках — а это был именно один из них — лучше вначале просто слушать и запоминать, а думать потом. Много думать.

 — Что это? — спросил Кош, выудив телекинетически из стены прозрачный треугольничек, который сейчас завис в воздухе прямо перед ним.

 — Трилюминарий?

 Лите показалось, что Кош опять улыбается. По-своему, по-ворлонски, конечно.

 — Нет. Это просто призма, — он развернул треугольник так, чтоб Лите было хорошо видно, и поймал в призму узкий пучок света одной из ламп, преломленный в разноцветную радугу. Нехитрый, но неизменно увлекательный и радостный фокус.

 Кош пододвинул призму, и разноцветные огни запрыгали на его скафандре.

 — Свет — это дух, призма — материя, — пояснил он. — Дух расщепляется в материи, и вы не узнаете его.

 — Разные мнения, разные религии, разные ценности? Я понимаю.

 Кош кивнул. Возможно, понимание Литы было слишком односторонним по сравнению с тем, что хотел донести он, но суть она ухватила — и этого было достаточно.

 — Красота и любовь, истина, вера, надежда, мужество и милосердие, сила и слава, свобода и верность. Пойдем, я покажу тебе еще кое-что.

 Они вышли из освещенной комнаты к лифту, на котором поднялись на крышу лаборатории. На открытых пространствах было холодно, но вблизи лаборатории тепло удерживалось какими-то хитрыми устройствами, и потому Лита совсем не мерзла. Высоко над головой в лиловом небе висел огромный огненный шар — больше Луны и больше Солнца вместе взятых — это была планета Ворлон. Было светло, почти как земным днем в пасмурную погоду, но свет был совсем другим, отчего все кругом выглядело декорацией к некой причудливой сказке — и море внизу под ногами, и многоэтажные строения лаборатории, и лес из сине-зеленых растений с метровыми иголками, казавшимися пушистыми издалека.

Если присмотреться, можно было увидеть сходящиеся где-то высоко за планетой пунктирные тонкие линии — это поблескивали кольца Ворлона, едва различимые из-за его света.

 — Здесь, на Тэйри, это время суток называют словом, которого нет в ваших земных языках. «Вторая ночь» или «другая ночь» — время, когда светит Ворлон, самое лучшее для вас, людей. Когда взойдет звезда Ворлона, ты не сможешь находиться здесь без защиты для глаз — ее свет слишком яркий.

 Лита глядела завороженно на чужие небеса и думала о том, что она забралась так далеко — и все равно не попала на сам Ворлон, и видимо, не попадет никогда. Здесь все обустроено для удобства людей и человекоподобных существ, и потому выглядит достаточно обычным. Как же ворлонцы живут на своей собственной планете, где нет твердой поверхности на многие тысячи километров, внутри лежит раскаленное ядро, а в верхних слоях, напротив, даже газы превращаются в лед от холода?

 — Ворлон — единственная планета в нашей системе, которая светится сама, — продолжил экскурс в астрономию Кош. — Но почти все сияние, которое мы видим, это отраженный свет нашей звезды.

 Лита уже позабыла, с чего они начали — рассказы о других планетах и звездах были интересны сами по себе, и она увлеченно рассматривала небо вокруг Ворлона, жалея, что у нее не оказалось под рукой темного стекла, чтоб приглядеться к самой планете. Она была полосатой и напоминала Юпитер, но разглядывать ее во время «второй ночи» было совершенно невозможно.

 — Планета Ворлон смотрит на свое солнце и отдает его свет темноте, — сказал Кош, и что-то в оттенках его голоса заставило Литу вспомнить, зачем они сюда пришли.

 Она посмотрела на Коша, затем снова взглянула на огненный шар, прикрыла глаз ладонью, посмотрела сквозь щелочку.

 — Мы тоже смотрим на свое солнце, всегда. Иначе мы бы не были теми, кто мы есть.

 Он развернулся и направился к лифту, давая понять, что уроки окончены.

 Несколько дней спустя Лита отправилась на прогулку по лабораториям. Ее имплантаты уже прижились, и она потихоньку тренировала их, с опаской пробуя дышать непривычным воздухом ворлонской стороны, как она ее называла. Почти все ворлонцы улетели к себе, у них, кажется, был какой-то большой совет, и здание опустело. Было уютно и спокойно слоняться в полном одиночестве по бесконечным коридорам, вспыхивавшим разноцветными огоньками, когда Лита приближалась. Лампы включались, а двери открывались телепатическим приказом, Лита уже освоила этот трюк. Ворлонцы еще что-то сделали с ней, и большая дверь в сердцевину лабораторий, прежде пищавшая предупредительно, опознавая в Лите чужака, теперь распахнула гостеприимно свои створки.

 Она вошла, поднялась по витой стеклянной лестнице на следующий уровень — и попала в круглую залу под куполом, где на спиральных стеллажах сидели рядами странные вещицы, похожие на большие бутоны из мягкого, блестящего, мерцающего изнутри стекла.

 Лита подошла к самой большой штуковине, растущей на постаменте отдельно от прочих, коснулась ее — поверхность была действительно мягкой, слегка пружинила. Лита отдернула руку, боясь что-то испортить, задумалась. Она была уверена, что эти штуки не опасны — ворлонцы не оставили бы незапертым помещение с опасными предметами, не дураки же они — полагаться на человеческое здравомыслие.

 Значит, это что-то безобидное. Первое правило ворлонских технологий: хочешь, чтобы что-то заработало — подумай. Лита уставилась на предмет перед собой, проедая его взглядом. И точно, едва заметное мерцание внутри расцвело, окрасило поверхность переливающимися оттенками лилового и золотого, а сама штуковина расцвела, как водяная лилия или георгина, явив нутро из нескольких рядов остроконечных лепестков, в которых плавали трехмерные картинки и множество значков и закорючек.

 «Это же ворлонская книга!» — догадалась Лита, всматриваясь в текст. Она уже успела чуть-чуть выучить язык, и письменный текст ей давался легче, чем музыкальная речь, где нужно было улавливать сразу многие оттенки звуков и тон. Пролистав телепатически книгу — каждый лепесток по ее желанию поворачивался к ней и приобретал четкость — она увидела, что небольшие тексты перемежаются множеством картинок. Много было знакомых слов, фразы строились в один ряд, то есть, тексты были достаточно простыми, даже она могла бы их прочитать. На какое-то мгновение показалось, что перед ней детская книжка, и в голове всплыл образ маленьких ворлонцев, учащихся читать. Хотя с чего бы тогда она стояла на таком почетном месте? Нет, скорее, это сборник каких-то важных сказаний.

 Внимание Литы привлекла картинка со странным Т-образным предметом, парящим в гиперпространстве. Она позвала этот лист к себе и принялась читать, усевшись прямо на пол под «цветком» — буквы наклонялись так, как ей было удобно, поэтому читать снизу было вполне ничего.

 В значении каких-то слов она не была уверена, о каких-то просто догадывалась по смыслу, и в результате у нее получилось вот что:

 «В те времена мы вышли к звездам, и галактика увидела наш свет. И некоторые из нас подумали: — Мы достигли всего, что могли, своими силами. И теперь мы должны открыть дверь к источнику… — света? жизни? Лита не была уверена в переводе этого слова, но его определенно произносил недавно Кош, — света, — пусть пока будет так. — Чтобы стать лицом к лицу с Богом напротив галактики, и показать всем источник жизни (света). И мы, проникнув в тайны, создали устройство, открывающее дверь.

 И когда дверь открылась, явился свет, прекраснейший из всего, что есть во вселенной, и вселенная не смогла устоять. И там, где стояла дверь, посыпались звезды, и планеты оплавились, и ткань космоса разрушилась, превратившись в свет. И никто не мог устоять из видевших свет: многие из наших ушли туда, потому что он был желаннее всего. И другие, жители звезд, сели в свои корабли и полетели туда, где открылась дверь, повинуясь зову, и многие ушли туда, погибнув для прочих, из всех рас, кроме тех, кого называют тени — они бежали от света.

 А те, что жили на твердых планетах, младшие из всех, не имеющие кораблей, хитроумных приборов, не знали, что их зовет. Они поднимались целыми народами, и шли без дороги, глядя в небо. Они не могли ни есть, ни пить, и многие умирали так, охваченные желанием.

 И другие жители звезд сказали нашему народу:

 — Что вы наделали?

 И некоторые из нас, охваченные любовью к свету, ответили:

 — Если нам всем суждено погибнуть, то это будет лучшая смерть.

 Но те, кто был дальше и не успел посмотреть, сказали:

 — Галактика еще не готова.

 И нашелся один из нас, который добровольно…»

 Лита так и не смогла разобрать это слово. Добровольно сделал что? Ослепил себя, чтоб не смотреть на свет и не попасть под его влияние? Она уже догадалась, что «свет» в данном случае не значит какое-то материальное излучение, по меньшей мере, только материальное, речь явно шла о каком-то телепатическом воздействии. Что же мог сделать с собой этот ворлонец? Но пока для простоты можно подставить «ослепив».

 «Ослепив себя добровольно, чтоб не смотреть на свет, пробрался внутрь устройства и сломал его, закрыв дверь. И те из выживших, кто был ближе всех к свету, сказали:

 — Мы должны уничтожить устройство, чтоб никто больше не открыл его и не погубил галактику преждевременно.

 Но явились некоторые из нас, кто был далеко, и сказали:

 — Вот значит как, вы смотрели в лицо Бога, и считаете себя лучше нас, и теперь вы хотите уничтожить устройство, чтобы мы не стали, как вы!

 — Вы не понимаете, — ответили им первые.

 И тогда те украли устройство и спрятали во втором пространстве, где никто не смог его отыскать.

 И сказали первые:

 — Вы не понимаете, когда открылась дверь, мы отвернулись и закрыли глаза, и потому мы живы».

 Лита почувствовала, что на нее смотрят, и оглянулась. Над ней стоял Кош, наклонив голову, и сверлил ее лучом зеленого глаза.

 — Ты зашла слишком далеко, — произнес он.

 Лита поняла, что он не сердится, но не хочет, чтоб она читала дальше. Она поднялась, чувствуя себя смущенной, кинула последний взгляд на книгу, которая захлопнулась по приказу Коша.

 — Есть много путей, этот был наихудший, — заметил Кош, комментируя, как догадалась Лита, прочитанную историю.

 А потом ее накрыла темнота. Очнулась она уже в кровати в своей комнате, чувствуя, что прошло много времени. Она вспомнила беседу с Кошем о свете, планетах и звездах, но было что-то еще — очень важное, что напрочь вылетело из головы.

 Лита нашла Коша и сказала ему:

 — Мне кажется, что я забыла что-то очень важное.

 Кош ответил:

 — Ты не забыла, оно просто спит. Я его усыпил, пока не придет время. Ты слишком устанешь, если будешь все помнить всегда.