ОБАН: Здравый Смысл (гет)

Дон Вей был серьезно раздосадован. Его жене угрожали, а она даже не сочла нужным сообщить ему об этом!

— Майя! Неужели ты не понимаешь, насколько это серьезно?

Майя критически разглядывала макияж, наклонившись к зеркалу. Подправив помаду парой легких движений, она выпрямилась и развернулась к мужу:

— Дон, назови хоть одну знаменитость, которой не слали бы подобных писем.

— Но если ты занимаешься опасным видом спорта, не разумнее ли перестраховаться? — у Дона Вея дернулась щека.

Мысленно он уже отдавал распоряжения службе безопасности. Майя непростительно легкомысленна в этом вопросе.

Угадав мысли мужа, она подошла и приложила палец к его губам:

— Пока мы можем летать, у нас есть шанс! Я не хочу верить, что это конец света.

Она поцеловала мужа и ушла готовиться к межпланетным состязаниям. Дон покорился ей, как покорялся всегда, хотя впоследствии очень об этом пожалел.

Сцена девятилетней давности пронеслась перед глазами командира, пока он слушал отчет миссис Стерн, директрисы интерната, где жила Ева после того, как погибла ее мать, и куда он сейчас ехал.

По ее словам, Евы хватились в шесть часов вечера, когда она не явилась на ужин. За ней послали ее соседку по комнате, Эми, но та вернулась ни с чем. После этого ученики стали припоминать, что никто из них в этот день Еву не видел.

Сотрудники интерната просмотрели записи с видеокамер и обыскали всю территорию. Девочку найти так и не удалось. Кроме того, пропал скутер и небольшое количество вещей из ее комнаты. Директриса вызвала полицию, сейчас кинологи прочесывали окрестность.

Воспоминания, которые Дон Вей пытался много лет вычеркнуть из памяти, всколыхнулись всего от двух слов: «Ева пропала».

Так вода за считанные секунды мутнеет, стоит только потревожить осадок на дне. Дон закрыл глаза, пытаясь проглотить, переварить свой страх. Он не рискнул сесть за руль сам — дрожали руки. Водитель безмолвно вез пассажира по указанному адресу.

Оглядываясь назад, Дон видел только свою вину в случившемся. Просто он так понимал ответственность: ты сам — это единственный человек, чьи поступки ты можешь изменить, поэтому не имеет смысла перекладывать свою вину на других, если твоих действий было бы достаточно, чтобы предотвратить беду.

Дон Вей сбился со счету, сколько всего он не сделал, что могло бы спасти Майе жизнь:

если бы он настоял на том, чтобы она продолжала носить полную экипировку, а не только шлем;

если бы он сумел убедить ее отнестись к опасности серьезно;

если бы он отдал распоряжение заменить корабль перед самой гонкой;

если бы он внимательнее присмотрелся к тому подонку механику;

если бы он, в конце концов, сорвал гонку и запер Майю на это время!

Если…

Слишком много если.

Голова надрывно болела дни и недели напролет. Дона тошнило от ужаса и литров выпитого алкоголя. Он никогда не пил больше бокала, но тогда... Тогда он пытался стереть все из памяти, чтобы выжить или не сойти с ума. Авария стояла перед глазами. Пламя, обломки корабля, фрагменты тела (кажется, так ЭТО называют умники из новостей), спасатели, которые уже не нужны, пожарные, заливающие огонь пеной...

Какое счастье, что он сообразил убрать Еву подальше от этого зрелища, хватит с нее и того, что она видела саму аварию!

Дон тяжело поднялся и, опираясь на стены, поплелся в детскую. Ева плакала во сне и звала маму.

Дон Вей поморщился. Ему было почти физически больно это вспоминать.

— Суд постановил: за намеренный вывод из строя механизмов летательного аппарата Cloud II, а именно: системы подачи топлива и системы катапультирования, повлекший за собой смерть пилота, приговорить подсудимого Оливера Мэттью Карра к высшей мере наказания за убийство первой степени. Заседание суда объявляется закрытым.

Удар молотка.

— ЭТО НЕ Я! НЕ Я-А-А-А! — дикий животный крик пойманного зверя разнесся по залу, отдаваясь эхом в ушах присутствующих. — НЕ Я-А-А!

Подсудимый бился в руках конвоиров, пытаясь вырваться, пока его волокли вон.

Мобиль остановился, Дон вынырнул из воспоминаний. Теперь он был собран и сосредоточен. Панику следует оставить на потом.

Дон Вей уже имел дело с полицией. Тогда он лишился жены, а сейчас мог потерять дочь. И если Майю копы были бессильны вернуть, то Еву — обязаны. А он обязан им помочь.

Встретившись с миссис Стерн, он первым делом попросил показать ему личное дело дочери, ее фотографии и... табели с отметками. Да, к делу это отношения сейчас не имело, но Дон не смог устоять. Он просмотрит их позже, почему нет?

Разглядывая лицо Евы, он сильно подозревал, что не узнал бы ее, встреться они случайно. На него смотрела девочка, почти девушка с большими наивными глазами и упрямым вздернутым подбородком.

Странное сочетание.

Он ощутил, что совсем ее не знает. Миссис Стерн упомянула, что позавчера был день рождения Евы. Он об этом даже не вспомнил. Дочь ждала его, дала еще один шанс, который он упустил и не понял этого.

Слушая себя со стороны, Дон Вей поражался тому, насколько спокойно звучит его голос.

Миссис Стерн явно чувствовала себя не в своей тарелке. Мало того, что пропала воспитанница, так еще (чтоб ей пусто было!) какая воспитанница!

Ситуация была, откровенно говоря, паршивой и для интерната, и для миссис Стерн. Пахло реальным судебным разбирательством, многочисленными изматывающими проверками и тюремным сроком. А вот размер срока зависел от того, как скоро и в каком состоянии они найдут Еву. Если ее найдут через пару дней в целости и сохранности — это одна статья. А вот если ее не найдут вообще или с ней что-нибудь произойдет...

Об этом миссис Стерн старалась не думать.

И, конечно, многое сейчас зависело от человека, который так деловито и спокойно разговаривал с ней и полицией.

Согласовав свои действия с офицером, руководившим поисками, Дон Вей набросал коротенький текст, перечитал и, боясь, что решимость иссякнет, набрал номер:

— Добрый день, справочная? Мне нужен номер Центра телевещания. Да, записываю. Спасибо.

Вскоре люди, включая телевизор, видели объявление: «Пропала девочка, фотографию которой вы видите на экране. Все, кто могут дать хоть какую-то информацию о ее местонахождении, просьба связаться с нами по указанному адресу или телефону. Вознаграждение гарантировано».

Копы перерыли все личные вещи Евы, исследовали ее телефон, сделали запрос в департамент автотранспорта по поводу скутера, разослали фотографии по департаментам полиции соседних городов, проверили все мотели, хостелы и гостиницы в радиусе ста миль от интерната. К концу второго дня на стоянке одного из них был найден скутер. Евы не было.

* * *

Администратор замшелого отелишки заикался, глядя на двух копов и разъяренного высокого мужчину в строгом костюме. Казалось, еще секунда, и Дон Вей начнет выдыхать пламя. Однако вместо этого он, играя желваками, слушал, как это ничтожество блеет офицерам, что не знает, где девочка.

Полицейские обыскали номер, который Ева занимала: там остались ее вещи. Судя по всему — практически все, что она взяла с собой, даже документы остались здесь.

Офицер Лоусон получил значок совсем недавно. Это была первая операция, в которой он участвовал, и ему очень хотелось выделиться, доказать, что он хороший полицейский. Получив нагоняй от сержанта и приказ не путаться под ногами, он приуныл.

Но ненадолго.

Заметив, что в кафетерии есть старенькая видеокамера, Лоусон подошел к повару и с важным видом расспросил его насчет девочки.

Да, она заказала молочный коктейль.

Да, она расплатилась наличными.

Да, она ушла сразу, как только... подождите, надо вспомнить...

Когда новости закончились, за ее столиком никого не было, это повар помнил точно. А вот когда именно она ушла — увольте.

Офицер Лоусон доложил сержанту обо всем, что ему удалось узнать. Были подняты видеозаписи. На одной из них отчетливо было видно, как неряшливо одетый бородатый человек, стоявший в очереди на раздаче позади Евы, что-то добавил ей в стакан, пока она смотрела в другую сторону.

Когда Ева, очень странно двигаясь, вышла из кафетерия, бородач последовал за ней.

Запись была сделана несколько часов назад.

* * *

Джордан видел очень странный сон: смешной старик с о-о-очень длинными бровями испытующе смотрел на кадета. Казалось, он заглядывает в самую суть, в душу, видит все глубинное и личное. Джорданом овладело тягучее оцепенение, он не мог ни пошевелиться, ни вздохнуть.

Через минуту (а может, вечность спустя?) старик что-то пробормотал и, стукнув посохом о невидимый пол, рассыпался роем золотых искр. Они облепили Джордана плотным коконом. Их свет усиливался и усиливался, пока не стал невыносимым.

Джордан проснулся. Спросонья ему показалось, что он видит эти искры и наяву. Кадет моргнул. Его родная казарма, знакомая до каждого завитка облупившейся штукатурки на потолке, не таила в себе ничего необычного. Конечно же, ему показалось. Джордан зевнул и перевернулся на другой бок — досыпать.

Привычно досадуя на привычную побудку, Джордан встретил новый день. Вспомнив, что сегодня выходной, он резво вскочил и, перекидываясь остротами с другими курсантами, занялся ежедневной гигиеной.

Увольнительная. Это сладкое слово — свобода!

Друзья уговаривали его сходить с ними на развалины за городом, вспомнить детство. Все мы лазили по деревьям, совали любопытные носы в заброшки, искали свои тайные заветные уголки.

Джордан и сам чувствовал сегодня что-то неясное, жгучее, азартное. Наверное, так ощущается предчувствие приключений.

Трое молодых, брызжущих нерастраченными силами и счастьем, кадетов, а, по сути, подростков, бежали по лугу. Здесь, за городом, было чудесно. Ухо, привычное к вечному шуму и гулу транспорта, с удивлением ловило стрекот кузнечиков; ноги в армейских ботинках, легко перескакивавшие арматуру и бетон, путались в высокой, по пояс, траве.

Старые, осевшие развалины — цель пути, казалось, дремали. Издалека они напоминали дряхлого кота, который разлегся, подставив солнцу сытое брюхо.

Добравшись до них, кадеты услышали внутри какую-то возню, которая насторожила их. Они уже собирались убраться восвояси, как воздух прорезал женский истошный, на грани взвизга крик: «Помогите! На помощь!»