Дети революции (джен)

Электрическая лампочка под потолком была закрыта металлической решёткой, но всё равно светила в глаза беспощадно-ярко. Свет в камере, где его держали, не выключали ни на минуту. Ни днём, ни ночью. И не позволяли заснуть. Когда он, обессилев, опускался на пол, слышался грубый окрик: «Встать!» и следовал болезненный удар по рёбрам — прикладом или кованым сапогом.

Неделю его продержали в камере, словно позабыв о нём, не вызывая на допросы, а когда он начал путать сон с явью и пытался объяснить тётушкам, давно уже бежавшим из страны, что он больше не маленький мальчик, который должен постоянно учить уроки, а учитель в школе для деревенской детворы, дверь камеры лязгнула, и тот же грубый голос, что приказывал встать, велел:

— Задержанный номер двенадцать дробь пятнадцать, на допрос!

Его заковали в наручники и, проведя по коридору, выкрашенному грязно-коричневой краской, втолкнули в крошечную комнатёнку с металлическим сейфом, письменным столом и двумя деревянными, грубо сбитыми стульями. За столом сидел адвокат... простите, бывший адвокат, а ныне комиссар чрезвычайной комиссии Горошек.

— Назовите свое имя, задержанный! — казённым тоном потребовал он.

— Вишенка, — с трудом сказал он. Горло пересохло — воды ему давали по кружке в день.

— Происхождение?

— Из дворян. Бывших.

— Пытаетесь ввести революционный трибунал в заблуждение? — коротенькие усики Горошка брезгливо задёргались. — Вы не просто «из дворян»! Бывший виконт Вишенка, племянник признанных врагами народа графинь Вишен, давно бежавших от справедливого народного возмездия за границу!

— Но, товарищ комиссар, — попытался возразить он.

— Для вас — гражданин комиссар! — жёстко прервал его Горошек.

— Гражданин комиссар, — устало согласился он, — я не поддерживаю отношений с графинями Вишнями с четырнадцати лет. Я вообще отказался от титула...

— Лицемерие и двурушничество.

Он не стал возражать — просто не было сил. Яркий свет от лампы, направленной в лицо, резал глаза, а пол под ногами норовил изогнуться морской волной.

— Род занятий? — продолжил гражданин комиссар.

— Учитель... в школе.

— Бывший учитель, — злорадно заметил Горошек, — врагов народа к детям не допускают.

Он устало опустил голову.

— Молчите? — удовлетворённо сказал Горошек. — Ну-ну... Как давно вы занимаетесь контрреволюционной деятельностью, бывший виконт?

— Я никогда... — голос снова прервался, но он упрямо прохрипел: — Я просто учил детей.

— Врёте, — Горошек откинулся на спинку стула, — бдительные граждане давно раскусили вашу вредительскую деятельность. Детей учите, значит? Задачки решаете? «В одну трубу выливается двадцать вёдер воды, в другую тридцать...» — это вы на что намекаете? На подготовку вторжения из-за границы? По этим трубам вы планировали провести наймитов принца Лимона?

— Каких наймитов? — обомлел он от абсурдности обвинения. — Это просто задачка по арифметике!

— А кто сочинил эту так называемую задачку? Кто подсунул нашим детям враждебную агитацию? Молчите? Покрываете вашего хозяина?

— Какого хозяина?

— Ну как же, — гаденько захихикал гражданин комиссар, — этого обер-бандита, маоиста Чиполлино!

— Не смейте, — Вишенка попытался встать, но тотчас же получил от стоящего сзади охранника по голове. От сильного удара он упал со стула и, видимо, всё же потерял сознание, потому что очнулся от того, что по лицу потекли струйки воды, которые он стал жадно ловить пересохшими от жажды губами.

— Встать! — раздался привычный уже окрик, и охранник вздёрнул его, как кутёнка, швыряя обратно на стул.

— Итак, — Горошек заскрипел пером, — что вы можете сказать о деятельности руководителя вашего контрреволюционного объединения Чиполлино, или, как вы там его зовете, «Товарища Че»? Ах, да — «Команданте Че»!

— Это какая-то чудовищная ошибка, — отчаянно сказал он, — вы что? Вы с ума сошли?

Новый удар пришёлся по лицу — и он почувствовал, как рот заполнился солёной кровью.

— Решил поиграть в героя, мозгляк? — ехидно поинтересовался гражданин комиссар. — У нас тут и не такие кололись!

Охранник ещё несколько раз ударил его — и он наконец-то скользнул в кроваво-красное облако беспамятства.

* * *

«...В первые послереволюционные десятилетия наблюдались некоторые перегибы в политике партии, вызванные ошибочной теорией о нарастании классовой борьбы по мере продвижения к построению коммунизма...»