Фиалка (джен)

— Энни! Энни! — миссис Блайт бесцеремонно сдёрнула с дочери наушники. — Уже без пятнадцати пять, она вот-вот придёт, а ты в таком виде!

Энн наградила родительницу исполненным мученического терпения взглядом, который должен был напомнить той о неприкосновенности частной жизни и смутить до глубины души. Впрочем, с глубинами у маман всегда было неважно: словно и не чувствуя буравящего её лопатки взгляда, та уже увлечённо рылась в шкафу, бормоча что-то об очень милом платьице, которое она видела здесь буквально на днях. Энн тяжело вздохнула и мысленно посетовала на тяготы жизни в окружении толстокожих обывателей. Почти безропотно она выскользнула из любимых, тяжким нытьём заработанных дизайнерских джинсов, натянула «милое платьице» и даже позволила матери собрать свои светлые волосы в хвост. Орудуя щёткой, миссис Блайт кудахтала что-то насчёт характера тёти Грейс, привычек тёти Грейс, взглядов тёти Грейс и прочей чепухе в том же духе. Энн не слишком вникала: суета по поводу предстоящего визита тётки (или двоюродной бабки?) отца длилась уже добрую неделю, и она наслушалась достаточно, чтобы начать беспокоиться за сохранность тонких настроек своей ауры. Да кого может всерьёз волновать замшелая старуха? Наверняка она из тех старых кошёлок, что снисходительно называют вас «юной леди», задают бестактные вопросы и слывут у простодушных соседок чуть ли не ведьмами. Ха! Знали бы эти... духовно глухие особы, что вообще значит это слово! Временно выбросив из головы незнакомую родственницу, Энн задумалась о вещах куда более важных и приятных. Та стрекоза, что села ей сегодня на рукав во время пленэра, несомненно, была добрым знаком: недаром Джереми оглянулся в её сторону целых четыре раза и даже попросил одолжить веерную кисть.

* * *

Тётя Грейс оказалась даже старше, чем представлялось Энн: лет шестидесяти, если не больше — столько не живут. Но это была единственная удачная догадка. Вместо ожидаемой чопорной старушки на пороге обнаружилась внушительная элегантная дама в светлом плаще из последней коллекции Кристиана Лакруа. Её короткая седая стрижка была явно не из дешёвых, а лицо — скупо, но умело подкрашено. Впрочем, и без косметики оно производило бы сильное впечатление, особенно глаза — виноградно-лиловые, к зрачку темнеющие почти до чёрного. Энн едва сумела подавить непривычное желание поёжиться под их пристальным взглядом.

Мать засуетилось, бросилась разливать чай и пододвигать кресло: можно подумать, королева какая-нибудь пожаловала! Когда чашки опустели, а разговор о погоде исчерпал себя, тётка достала из сумочки старинный мундштук и закурила, не обращая ни малейшего внимания на молчаливое неодобрение хозяйки дома, несколько шокированной тем, что чашку из её любимого сервиза используют в качестве пепельницы.

Разумеется, пошли ожидаемые бестактные расспросы. Правда, и они были странными. Никаких вам типичных «ну как твои успехи в учёбе?» или «в девятнадцать лет и не замужем? куда только смотрят твои родители!», на которые у Энн давно были заготовлены такие же скучные обязательные ответы. Нет, Грейс, казалось, искренне интересовало, что племянница предпочитает рисовать, какой сон видела последним, и в чем причины случайно упомянутой ссоры с Салли Мэй Пикок из старшего класса. Польщённая искренним и непривычным вниманием, с которым её слушали, Энн отвечала все более подробно. Вскоре она уже болтала без умолку, совершенно не замечая взглядов, которыми порой обменивались старшие: заискивающе-вопросительных у матери, непроницаемых у тётки.

Многообещающая беседа прервалась неожиданно. Не успела Энн высказать и половины посетивших её таинственных предчувствий по поводу давешней судьбоносной стрекозы, как Грейс вдруг отложила мундштук с очередной недокуренной сигаретой и решительно сказала:

— Достаточно. Думаю, нам пора перейти к делу.

— К... делу? — переспросила Энн. — А разве...

— У меня есть для тебя отличное предложение. Если ты примешь его, тебе придётся покинуть этот дом, но родители уже дали своё согласие, дело лишь за тобой.

Энн возмущённо воззрилась на мать. Конечно, от той можно было всего ожидать, но вот так, не спросив её... Та пугливо отвела глаза, ожидая гневной отповеди. Впрочем, с этим можно было слегка и погодить: даже в порыве праведного гнева девушка ощутила лёгкий укол любопытства.

— Если вы о том, чтобы я выгуливала ваших собак или что-то в том же роде... — с достоинством начала она.

— О, нет. У меня просто есть, скажем так, небольшой, но прибыльный бизнес. И я бы не хотела, чтобы, когда меня не станет, он достался посторонним. Такие вещи не должны выходить из семьи.

— Но вы ведь не собираетесь... то есть, вы же не скоро... — Энн с некоторой опаской посмотрела на гостью. Больной та не выглядела, но кто их знает, этих старух? Лет пять назад девушке уже довелось побывать на похоронах, и она твёрдо решила никогда не повторять того опыта. Конечно, в обилии чёрного крепа и белых лилий есть своя романтика, но вот запах... и погода может быть плохая…

— Год и восемь дней, — Грейс едва заметно усмехнулась. — Вполне достаточно времени, чтобы научить тебя всему, что нужно.

— Год и что?.. Не знаю... это так неожиданно… — мысли Энн неслись вскачь, с непривычки оскальзываясь на крутых поворотах. Собственный бизнес... деньги, конечно — это просто мусор, не в них смысл, а вот скопить на симпатичную голубенькую машинку было бы... и потом, расставание с до смерти доставшей родительской опекой... но, как знать, не придётся ли переезжать в другой город, тогда Джереми... — У меня ведь колледж, — сказала она, наконец.

— Возьмёшь академический, — пожала плечами Грейс. — Захочешь — потом вернёшься. Но я бы не советовала: энтузиазм редко искупает отсутствие таланта. И насчёт этого мальчика сожалеть не стоит, он ведь явно спит с Салли Мэй, ты просто потеряешь время. Некоторые молодые люди совершенно не способны оценить особенную девушку.

Энн открыла было рот, чтобы возмутиться прозвучавшей клеветой, но тут же закрыла его. Ещё никто и никогда не называл её особенной, не вынуждал звучать тайком лелеемую истину. Это было странное чувство. Нечто, требующее обдумывания.

— Так ты согласна? — не дожидаясь ответа, словно бы он сам собой подразумевался, Грейс раскрыла сумочку, выложила на стол лист плотной кремовой бумаги и ещё зачем-то упаковку с одноразовым шприцем.

— Я... — Энн потянулась к бумаге, потом отдёрнула руку. — А что это за бизнес?

— Услуги частного характера. Психологические консультации, повышение уровня личностной совместимости, гармонизация и дисгармонизация жизненного пространства, устранение негативных влияний, в отдельных случаях — гуманная девитализация...

Не прерывая речи, старуха твёрдо взяла внучатую племянницу за запястье. Средний палец обожгла короткая вспышка боли, и, не успела Энн даже запротестовать, как тот уже был прижат к шершавой бумажной поверхности. А потом пол под ногами вздыбился, точно в судороге, громко скрипнули расходящиеся паркетины, закачалась люстра... И все вдруг закончилось.

— Твой экземпляр контракта, — Грейс, точно и не заметив произошедшего, сложила лист и протянула его девушке. — Очень советую спрятать получше. С такими вещами нельзя обращаться небрежно.

— Но... я так и не поняла... Я теперь — будущий психолог или типа того?

— Ведьма ты теперь, — старуха, вроде, улыбнулась, но Энн отчего-то показалось, что оскалилась, — или типа того. Причём не будущая, а вполне настоящая, просто не обученная. Но это мы исправим.

— Ве... ведь... в смысле — как в викке? Мы будем поклоняться силам природы? Входить в контакт с духами? Настраивать ауру? — Энн немного приободрилась. — И я все это умею? Значит... значит, и та стрекоза на самом де...

— Мы будем варить зелья и составлять заговоры, чтобы те, кто готов нам заплатить, получили то, что кажется им нужным, — лицо Грейс посуровело. — Чаще всего — привораживать, отвораживать и прочее в том же духе. Почти так же часто — утешать ложными надеждами. Порой — проклинать, уродовать и калечить. Ну и убивать, конечно, хотя это крайне редко: мало у кого из заказчиков одновременно хватит на подобное и денег, и отчаяния... Но если в свободное время тебе захочется прогуляться в белом хитоне под буками или часок побродить в астрале, я не против.

— Но... — Энн растерянно огляделась, неосознанно ища выход: из этой комнаты, из этой невозможной ситуации. Её взгляд с робкой надеждой остановился на матери. Миссис Блайт была так бледна, что, казалось, вот-вот потеряет сознание.

— Не вини родителей. Они должны мне ещё с тех пор, как я... впрочем, тебе лучше об этом не знать. А мне нужна ученица одной со мной крови.

— Может быть, вам тогда подойдёт кузина Стейси? — отчаянно цепляясь за последнюю надежду, проговорила Энн. — Или Юджиния? Они старше и...

— ...и делают карьеру, и чего-то уже добились в жизни, и отнюдь не склонны увлекаться мистикой. Кровь — это отлично, моя милая. Иногда без неё — никуда. Но мне нужна не просто одна из племянниц, а действительно особенная девушка.

— Особенная?

— Ну да. В идеале — законченная дура.

— В смысле «дура»? — от возмущения Энн даже привстала. — Да вы… Да как…

— Дура — это хорошо, — вздохнула Грейс. — Ты поймёшь. Со временем. А пока иди собирайся, — она кивнула на дверь. — У тебя есть полчаса… ладно, сорок минут. Ступай. Быстро! — приказала она с внезапной резкостью.

— Я не дура! — Энн сжала кулаки, ей казалось, что от обиды у неё вот-вот разорвётся сердце. — И никуда я не поеду!

— Сорок минут, — напомнила ей Грейс. — В противном случае останешься в чём есть на весь ближайший год. Хотя сменное бельё я тебе куплю, пожалуй.

— Я сказала: не поеду никуда! — упёрлась Энн. — Я совершеннолетняя! Вы не можете меня заставить!

Грейс налила себе ещё чая и взяла кусок кекса.

— Чего сидишь? — спросила она миссис Блайт. — Иди, дочку собери.

Энн обернулась к матери, но та только глянула на неё как-то воровато и, вскочив, почти бегом бросилась наверх. Девушка хотела было поспешить за ней, но ноги словно прилипли к полу и не желали ей повиноваться. Энни стало страшно — может быть, впервые в жизни по-настоящему страшно, до заикания, до дрожи. Так жутко, как не было даже когда её поймали на школьном экзамене за списыванием и повели к директору — хотя тогда она честно думала, что умрёт вот прямо сейчас.

— Понимаешь, девочка, — сказала Грейс, делая глоток, — от меня нельзя сбежать. Скажи мне лучше, что у тебя было по химии?..

* * *

До дома Грейс (три часа на поезде и ещё полтора на старом, но явно недешёвом джипе, припаркованном у железнодорожной станции) Энн добралась в полнейшей прострации. Поначалу, ещё в купе, она опробовала на тётке своё коронное оружие: укоризненное молчание, за годы жизни с родителями отшлифованное до истинного блеска. Но невозможная старуха, оценивающе оглядев трогательно подрагивающие губы, кажущиеся огромными от набежавших слезинок глаза и заломленные руки, лишь кивнула одобрительно и уткнулась в свой журнал. Не достигнув цели, Энн перешла к другим методам, от тихих вздохов до форменной истерики с топаньем ногами, причитаниями, а под конец, когда нарастающий ужас стал совсем нестерпим — даже с вполне искренними мольбами и обещаниями. Актёрскую часть Грейс вежливо, хотя и не слишком внимательно посмотрела и даже дала пару практических советов, как усилить впечатление от того или иного жеста. Искреннюю — полностью проигнорировала, как игнорировала бы, наверное, возню и мяуканье мечущейся в переноске кошки. Разве что, когда Энн категорически отказалась пересаживаться в машину, бросила: «А ну, тихо мне! А то в багажнике поедешь». Несмотря на скучный тон и сопровождавший фразу усталый зевок, новоявленная ученица ведьмы поняла сразу: именно так всё и будет.

Последнюю часть пути они не разговаривали. Грейс вела джип по разбитой лесной дороге, Энн рассеянно глядела на мелькающие за окном ели и образцово-показательно страдала. Хотя любой из знакомых хоть раз, да называл её за глаза милой притворщицей, правдой это не было. Энн умела и любила страдать не только напоказ, но и вот так — для себя одной, упиваясь терпким букетом смертельной обиды, лелея и баюкая гнев, обвивая муку пеленами горестных мыслей. Но за окнами быстро смеркалось, деревья, поначалу редкие, сомкнулись плотными стенами, и, убаюканная темнотой и слезами, Энн, незаметно для себя, соскальзывала в дрёму. На самом краю глубокого сна у неё вдруг мелькнула мысль, что, если перестать сопротивляться, всё это может оказаться не таким уж плохим. Ведь колдовство, настоящее колдовство — это...

— Вот и умница, — не отрывая взгляда от дороги, буркнула Грейс. — А теперь спи.

* * *

Тёткин дом Энн не понравился. Он был солидным и довольно удобным, но каким-то слишком уж скучным, без изюминки: с маленькой верандой, крытой железом крышей, натёртыми до блеска деревянными полами и просторной светлой кухней, вмещавшей, кажется, всю существующую на свете бытовую технику, от микроволновки до не до конца понятных Энн приспособлений, которые она прежде видела разве что в любимых матерью кулинарных шоу. Холодильников вообще оказалось два: обычный, большой, с двумя дверцами, и поменьше, в котором, по словам тёти, поддерживалась температура от десяти до тринадцати градусов по Цельсию. В общем, дом как дом, ни тебе руки хорошего дизайнера, ни примет ведьмовского антуража. Последний девушка представляла себе достаточно слабо, но все же полагала, что связки ароматных трав, приветливо булькающий над огнём котелок и вызванивающие тихую мелодию колокольчики были бы здесь куда больше к месту, чем весь этот... техносклад.

Собственная спальня Энн окончательно разочаровала: тут было просторнее, чем дома, но разве ж посвящённые так живут? Словно комната школьницы из какой-нибудь элитной школы: застеленная дорогим, но скучнейшим бежевым покрывалом кровать, у окна — большой стол со стулом. Шкаф, комод, кресло, ломящиеся от книг полки. Горшки с фиолетовыми и розовыми комнатными фиалками. К спальне прилагалась собственная ванная, такая же безликая: хром, стекло и пушистые голубенькие полотенца — типичное фи.

— Вы, наверное, жили здесь в детстве? — спросила Энн.

— Нет, — коротко сказала Грейс. — Будешь хорошо учиться — сможешь переделать здесь всё по собственному вкусу. А пока раскладывай вещи, умывайся и спускайся ужинать.

Ужин тоже вышел обычным. Куриное рагу с кабачками и цветной капустой Энн не то чтобы не любила, но представить не могла себе ничего банальнее. Что-то в том же роде могла бы подать на стол её мать. И даже на точно таких же практичных тарелках из Икеи. Ерунда какая-то. А как же... как же таинственные зелья? Открывающие третий глаз редкие специи? Чашки с неспешным танцем вещих чаинок? Все было неправильно.

Утро оказалось ещё хуже. Грейс подняла её ужасно рано — ещё до рассвета, небо за окном едва начинало сереть. Бесцеремонно сдёрнула одеяло, велела одеваться и спускаться завтракать. На столе была овсянка. Впрочем, окажись там и что-то более аппетитное, Энн все равно не смогла бы есть в такую рань. Так что она просто потыкала ложкой в серое месиво и уныло выпила пустой, без молока и сахара, слабый чай.

— А кофе? — спросила она. — Я так вообще не проснусь!

— Проснёшься, — пообещала Грейс. — Кофе просто так не пьют. Идем.

Они вышли из дома и, обойдя его, ступили на узкую тропинку, убегавшую в лес. Энн слегка приободрилась: вот оно, настоящее ведьмовство! Что они там будут делать, интересно?

— А у вас есть кошка? — спросила девушка, вспомнив то, о чём хотела разузнать ещё вчера. — Чёрная?

— Чёрной нет, — ответила тётка, быстро и на удивление бесшумно шагая впереди.

— А какая есть? — не отставала Энн. — И почему не чёрная?

— Какой прибился.

— Какой? То есть это кот? А почему?

— Ты котят будешь топить? — поинтересовалась тётка. Энн содрогнулась всем телом, но родственница этого, конечно, не увидела. — Мне они в таких количествах без надобности — и вообще, на то есть куры, — непонятно добавила она. — Ведьмы кошек не берут, — сообщила она через некоторое время.

— Всю жизнь брали, — проворчала Энн себе под нос, — а теперь вдруг не берут.

Но спорить не рискнула.

Поход в лес её не то чтобы разочаровал — нет, скорей расстроил. Потому что занимались они там, вроде бы, самым что ни на есть ведьминым делом: собирали травы — но как же это было муторно и мерзко! Вроде полузабытых уроков биологии: те же чашелистики, вот только изучать их приходится, ползая чуть ли не на коленях в мокром от росы кустарнике. Шляпки грибов были холодными и склизкими, листья — грязными. Очень скоро тонкие пальцы Энн оказались перепачканными слизью и ярким соком чистотела, а маникюр безнадёжно испорчен. А ещё дико, до боли в желудке хотелось есть. Жестокая тётка (вот уж действительно ведьма!) в ответ на все её стенания лишь говорила назидательно:

— Надо было завтракать. Терпи, — и указывала ей очередное растение.

К возвращению домой у Энн болело всё — даже, кажется, уши, хотя, казалось бы, с чего им-то болеть? Она могла бы поклясться, что они проторчали в этом ужасном лесу целый день, и страшно изумилась, обнаружив, что ещё нет и полудня. Тётка позвала обедать, и на сей раз Энни съела всё до крошки.

Ей нестерпимо хотелось как следует вымыться, избавиться от — она даже мысленно произносила это слово с содроганием! — заусенцев и восстановить душевное равновесие сеансом-другим ароматерапии. Но вместо этого пришлось сортировать принесённые травы и слушать скучнейшую тёткину лекцию об их свойствах. И ладно бы хоть одна использовалась для чего-то стоящего! Приворотное зелье, там, или, на худой конец, микстура от тоски. Так нет же — сплошные пластыри для лечения фурункулов и настойки от кишечных колик.

— Завтра снова в лес пойдём, — резюмировала Грейс, заливая коньяком последнюю из приготовленных банок с тонко нашинкованным валериановым корнем. — Сама мне покажешь эти травы и расскажешь всё про них.

— Я не запомнила же! — возмутилась Энн.

— Плохо, — сообщила ей тётка. — Но у тебя ещё есть целый вечер и вся ночь. Успеешь выучить.

— Да как учить-то, если я не помню? — спросила девушка с искренним недоумением.

— В книгах, что в твоей комнате, есть всё.

— В каких конкретно? — Энн начала злиться. — Их там сотни!

— Их там восемьдесят три, — поправила её Грейс. — Сама найдёшь. Все травники стоят на второй полке снизу, ближе к двери.

Фолианты с рисунками трав Энн нашла быстро, но штудировать их ночь напролёт, разумеется, не стала. Они были пыльными. Они пахли плесенью. В общем — нет, увольте. Вместо этого Энн занялась более насущной задачей спасения прямо таки гибнущей кожи рук, а заодно и освежила цвет волос: надо же хоть немного себя радовать! Насчёт грядущего экзамена она переживала не слишком. Что ей в самом-то деле сделает Грейс? Отправит домой? Тем лучше. Ладно бы здесь действительно происходили таинственные и мистические вещи. Но уж сушить листья и лечить мозоли она не нанималась! А вздумает кричать — получит сдачу той же монетой.

Грейс, впрочем, кричать не стала, просто терпеливо повторила давешнюю лекцию. Но, вернувшись после обеда в свою комнату, Энн обнаружила, что дверь ванной заперта. Пылая от негодования, девушка вернулась в кухню. Тётка хлопотала над кастрюлей с медленно закипающей молочного цвета жидкостью. Если она и заметила появление племянницы, то ничем это не выдала.

— Хотела бы я знать, чего вы хотели добиться этой детской выходкой, — холодно проговорила Энн.

— Предполагалось, что она привлечёт твоё внимание, — рассеянно отозвалась тётка и опустила в жидкость кухонный термометр. — Как вижу, это удалось.

— Мне нужен ключ.

— А мне нужно, чтобы ты проявила немного усердия, — Грейс выключила газ и, наконец, обернулась к ней. На её лице не было ничего, кроме усталости, и у Энн вдруг мелькнула мысль о том, что её мучительница, может статься, действительно больна. — И поскольку мои слова ты явно не воспринимаешь, самое время перейти к действиям. До тех пор, пока ты не покажешь, что выучила все, что тебе велено, придётся обходиться без ванной.

— Но... как?!

— На заднем дворе полно кустов. И есть бочка с дождевой водой.

— К-кустов? — от негодования Энн даже поперхнулась. — Вы думаете, что я...

— А какой у тебя выбор, скажи на милость? Ты, конечно, можешь отважиться на героический побег, но тут я, как твоя наставница, просто обязана напомнить, что до ближайшей деревни — добрых двенадцать миль, что твои любимые туфли после такого перехода придётся выбросить, а если тебе приспичит по дороге, ты все равно не избежишь кустов, причём, может статься, куда менее гостеприимных, чем те, что у нас на заднем дворе... впрочем, и у нас, если я верно помню, можно наткнуться на экземпляр-другой лугового пастернака. На твоём месте я изучила бы шестую главу Herbarium Magnum прежде, чем искать себе укромное местечко.

Конечно, Энн не была бы собой, если бы не попробовала воспротивиться насилию, но бессовестную тётку, кажется, не проняли бы не только укоризны и жалобы, но и прямой удар штык-ножа. Так ничего и не добившись, несчастная ученица злобной старой ведьмы побрела в спальню. На полпути губы предательски задрожали, но не успела Энн в трагической позе устроиться на ступеньках для основательного плача, как настоятельные сигналы мочевого пузыря подкорректировали список её приоритетов. Шестая глава этой... Herbal Essences... нет, не так... Herbarius Malum... или даже Ma... Mu... в общем, остановимся на Гербариусе. Вряд ли их там много.

Утром Грейс, пришедшая будить племянницу, обнаружила ту сладко спящей в обнимку с пухлым томом. На столе валялись листочки розовой бумаги с выписанными заметками о различных способах применения сока алоэ для отбеливания кожи. По всей видимости, вчерашняя экстренная подготовка к экзамену расширила кое-кому горизонты. Удовлетворённо кивнув, ведьма отперла ванную и, оставив Энн досыпать, пошла готовиться к приёму записавшейся с вечера через сайт клиентки. Уже у самых дверей она хлопнула себя по лбу и вернулась. Через пять минут все тюбики и баночки, теснившиеся на бортиках ванны, оказались в помойном ведре. Как знать, какие способности ещё проявятся у девчонки, если дать той соответствующий стимул.

* * *

— Платье надень, — велела Грейс, входя в комнату, где Энн уже битый час зубрила методы применения Compositae. Ей уже казалось, что тот применяется везде — как, впрочем, и другие уже выученные, как она надеялась, травы. Хотя вот деталь про укусы бешеных животных ей понравилась: было приятно думать, что если чокнутая ведьма её покусает, она сможет вылечиться. Фу, ну почему же это всё так скучно! Те же заговоры, кстати, оказалось зубрить точно так же нудно, как и описание растений. И их были сотни! Вот зачем, а? Книги все старые, некоторые даже красивые — что плохого в том, чтобы прямо при клиенте раскрыть и найти нужное место? На взгляд Энн, так было бы даже солиднее. Но нет: тётка всё нудила, мол, всё это надо знать на память, и что ты за ведьма такая, если не способна обходиться без бумажки? Да отличная ведьма и современная: можно вообще забить всё это в телефон, кстати — и искать так проще будет… но об этом Энн даже не заикалась, подозревая, что за подобное кощунство тётка лишит её не то что ванной, а, пожалуй, и расчёски с зубной щёткой. Ну а что, причесаться — пальцы есть, а для зубов можно, вон, веточку сорвать или листик пожевать… кстати, милая, скажи, какой? Нет уж.

— А с этой одеждой что не так? — спросила она, отвлекаясь от грустных мыслей.

— Ведьма должна быть в платье.

— Зачем? — безнадёжно простонала Энн. Ну вот что тётка опять придумала? Три недели джинсы, значит, устраивали, а теперь вдруг нет? Она просто издевается над ней — и всё.

— Затем. Образ надо соблюдать.

— Да перед кем тут соблюдать его? Перед вами?!

— Перед клиентами, — Грейс поглядела на неё с удивлённой укоризной.

— И где эти клиенты?

— Одна в гостиной, например. Тебя ждёт. Надень платье, — повторила Грейс и, уже выходя из комнаты, добавила: — И псевдоним себе какой-нибудь придумай. Не могут же порядочную ведьму звать Энн.

— Но я не могу! — возопила девушка. Увы, уже закрытая дверь ничего на это не ответила.

Энн заметалась по комнате. Платье! Какое платье? Ну не то же, в миленький цветочек, что напялила на неё маман! В шкафу лежало ещё чёрное, но оно было слишком свободным и коротким, совсем не по роли. Если б она знала раньше! Нужно что-то облегающее, в пол… тёмное. С красным. Но ничего такого у неё не было, и она, в конце концов, надела своё чёрное платьице от подражателя Шанель, а потом в порыве вдохновения обвязала его вместо пояса широким кашемировым шарфом. Тот был длинным, глубокого бордового цвета — почти как красное вино. Концы она сдвинула назад и расправила наподобие шлейфа. Вышло необычно, и, по мнению Энн, здорово. Волосы она растрепала, взбила и залила лаком так, что они теперь выдержали бы и ураган, и, наложив на веки чёрные тени, а на губы — тёмно-вишнёвую помаду, поспешила к дверям.

На полпути остановилась. Грейс ведь велела выбрать себе псевдоним... Как назло, в голову лезли одни глупости вроде Серафины, Франсуазы или, не к ночи будь помянутой, Эулалии. Лихорадочно перебирая имена и отбрасывая одно за другим, Энн почувствовала, что вот-вот расстроится и испортит макияж. В конце концов, это было нечестно: дать такое важное задание вот так, походя, словно речь не идёт о том образе, который она будет носить всю свою жизнь. В очередной раз тётка словно нарочно демонстрирует, что ей наплевать на её, Энн, чувства, что никому здесь нет дела до её душевной организации, нежной, как... как... Она рассеянно повела взглядом по комнате, пытаясь найти ускользающее сравнение, и вдруг увидела горшок с фиалками на подоконнике. Это было как откровение. Ну конечно же! Вайолет! Только Вайолет! Прежде, чем поспешить в гостиную, откуда уже доносилось сердитой покашливание Грейс, девушка ещё раз оглядела себя в зеркале. Наряд шёл ей необыкновенно. А имя — и того больше.

Эйфория, впрочем, продлилась недолго. Во-первых, потому, что в присутствии тётки любое хорошее настроение скисало, как молоко, а во-вторых, потому, что долгожданная клиентка явно не стоила тех усилий, которые были ради неё предприняты: джинсы, невнятная майка размера L… в общем, всё это было совсем не так, как она себе тысячу раз представляла.

— Моя ассистентка, — солидно проговорила тётка, и по её взгляду Энн поняла, что её ждёт очередная неприятная беседа. Интересно, а они вообще могут быть приятными? С тёткой-то? — Так что у тебя случилось, Коралина? — обратилась она к гостье.

— Мне бы денег, — сообщила та, облизнув намазанные бежевой помадой губы. — Много.

— Много — это сколько? — деловито уточнила Грейс.

— Ну… много, — кажется, вопрос поставил клиентку в тупик.

— Миллион? — предположила Грейс.

— А можно? — маленькие глазки алчно блеснули.

— Сумму обозначь, — скучным голосом протянула ведьма.

— Миллион хочу, — ответила Коралина. — Два. Нет, лучше три!

— Подай вон тот горшок, — велела Энн тётка, ткнув пальцем в ряд стоящих на подоконнике горшков с разными растениями. Понять, о каком из них шла речь, было решительно невозможно. Нельзя, что ли, сказать нормально было? Мол, подай чабрец, или розмарин, или вон тут травку… как её… Девушка неуверенно замерла рядом с подоконником.

— В данном случае, — сообщила тётка Коралине, — подойдёт обыкновенный вьюн. Лучше розовый.

Ага! Вьюнок Энн знала и, состроив таинственную гримасу, торжественно перенесла нужный горшок на стол.

Клиентку такое начало ритуала явно не вдохновило, но Грейс не обратила на это внимания. Жестом опытной садовницы она выдернула растеньице из горшка и отряхнула с корней рыхлую торфяную почву.

— Плюй на листья! — велела она, поднося свитый сложным кольцом стебель к самому лицу Коралины.

Та подалась назад, на её лице явственно читалось подступающее сожаление о напрасно потраченных деньгах. И, как бы ни оскорблял её вид деликатную натуру Энн, в глубине души та не могла ей не посочувствовать. Происходящее было неправильным. Нет, она уже привыкла к тому, что здесь не было вообще ничего мистического и таинственного: ни в самой тётке, ни в её доме, ни в занятиях прикладной ботаникой, ни даже в так убедительно смотревшихся, пока их не открыли, гримуарах. Но вот чтобы изгнать чудо из самой магии — это надо постараться! Где-то внутри новорождённая Вайолет, роковая, загадочная, исполненная осознания своей красоты и значительности топнула ножкой: не бывать этому!

— Уважаемая наставница... — промямлила она. — Уважаемая наставница! — повторила уже твёрже. — Со всем почтением должна напомнить вам, что, будучи поглощённой... э-э-э... созерцанием тонких миров, вы забыли вознести молитву духам перед ритуалом.

Грейс раздражённо шевельнула бровью, и Энн затрепетала, представляя, как сейчас её отчитают прямо перед этой жирной коровой. Но тётка ничего не сказала, и, ободрённая этим молчанием, Энн почтительно осведомилась:

— Мне все приготовить?

Ответное пожатие плеч с равным успехом могло быть как согласием, так и запретом, но она, конечно, предпочла истолковать это в первом смысле. Буквально через десять минут комнату было не узнать. Весь стол был уставлен зажжёнными свечами (к несчастью — стеариновыми), хрустальными вазами с водой, цветами из стоявших на подоконниках горшков и прочими подходящими случаю предметами. Энн даже не пожалела собственных запасов, бестрепетной рукой расстелив вместо скатерти любимый шёлковый платок. Кто-то тут, кажется, говорил, что магия требует жертв? Что ж, вот и они. Закончив, наконец, приготовления и пару секунд полюбовавшись на дело своих рук, Энн вопросительно посмотрела на Грейс. Та едва заметно ухмыльнулась.

— Возноси сама. Ты заслужила.

На миг Энн растерялась, но владевшее ею упрямое вдохновение взяло верх. Тряхнув кудрями, она протянула ладонь присмиревшей Коралине.

— Нам лучше взяться за руки. Это нужно для... э-э-э... ауры единства.

Сжимая одной рукой холодную вялую ладонь Грейс, а другой — пухлую пятерню клиентки, Энн возвела глаза к люстре и, так и не сумев вспомнить ни одного подходящего заговора, Энн с большим чувством продекламировала первые четверостишия «Вкушающих лотос» Теннисона и увенчала их вылезшим откуда-то из подсознания «аминь». Краем глаза Энн покосилась на клиентку и гордо улыбнулась.

— Я могу продолжить? — осведомилась Грейс.

— Да, наставница.

— Тогда заканчиваем поэтические чтения и плюём на листья.

Коралина покосилась на протянутый вьюнок, на Грейс, потом снова на вьюнок. Сделав над собой явное усилие, плюнула. Не долетев до листка, слюна вялой ниточкой повисла у неё на губе.

— Ну же! — резко прикрикнула ведьма. — Или мы больше не хотим денег?

— Видите ли... я бы хотела... — клиентка вдруг перешла на хриплый шёпот, — полный ритуал. Ну, чтобы с курицей. Как у Милдред Фронтмен.

— Ох уж мне эти сельские сплетни! — Грейс раздражённо закатила глаза. — Я никогда не обсуждаю проблемы своих клиенток, милочка, но, если хочешь знать, у Милдред был ужасно запущенный случай. Порча, сглаз, венец нищеты, родовое проклятие, перекос энергетических структур. У тебя все не так слож...

— Вы хотите сказать, что я хуже Милдред?! — со слезами в голосе оборвала её Коралина. — Что я не заслуживаю вип-обслуживания?!

Судя по лицу Грейс, в этот момент ей больше всего хотелось дать дуре пощёчину. Но, заметив, что та вот-вот впадёт в форменную истерику, она лишь тяжело вздохнула и велела Энн:

— Сбегай в курятник и выбери курицу. Лучшую курицу для нашей лучшей клиентки, поняла меня?

Энн оторопела: к такому развитию событий она была явно не готова. Ладно ещё вьюнок, он, по-крайней мере, красивый. Но курица? Они ведь грязные, и шумные, и вообще... Она хотела запротестовать, но взгляд Грейс словно толкнул её к двери, да так сильно, что она едва на ногах удержалась. Спорить смысла не было.

Разумеется, выбирать лучшую курицу она не стала. Просто схватила первую же, которую удалось поймать, и, стараясь держать ношу подальше от себя, на вытянутых руках, поспешила в дом. Пернатая тварь вроде бы сидела спокойно, и все-таки у Энн на её счёт были определённые опасения. Как оказалось — не напрасные. Чтобы открыть дверь, ей пришлось взять курицу подмышку, освобождая одну руку, и мерзкая тварь, то ли протестуя из-за того, что её слишком сильно стиснули, то ли просто из вредности, тут же оставила белый потек на чёрной ткани подола. Энн взвизгнула, всплеснула руками, выпуская птицу, и опрометью кинулась к бочке с водой. Минут пять она замывала пятно, чуть не плача от непередаваемого чувства омерзения.

На крыльцо выглянула тётка, увидела беду, вопреки ожиданиям сочувственно кивнула и, прихватив курицу, поманила племянницу за собой: проблемы проблемами, мол, а дело делом. Энн нехотя поплелась в дом. За то время, пока она отсутствовала, в кабинете кое-что изменилось: стол был подвинут ближе к окну, а большой ковёр, прикрывавший пол, наполовину свернут. На открывшейся части паркета девушка не без удивления увидела аккуратно прорезанные неглубокие желобки, складывающиеся в пентаграмму. В каждом из пяти лучей звезды стояло по маленькой чашке, самой обычной, пластиковой, какие можно купить в любом супермаркете. Не будь Энн так озабочена катастрофой, постигшей её облачение, она расстроилась бы при столь явном знаке небрежения, но сейчас было не до того: она в который раз скашивала глаза, чтобы убедиться, что от мерзкого пятна не осталось и следа.

Грейс тем временем, бормоча что-то невнятное и смутно угрожающее, взяла со стола тяжёлый, как Энн показалось, охотничий нож, ловко пристроила курицу на деревянном бруске в центре пентаграммы и одним точным ударом отрубила той голову. Всплеснули пёстрые крылья, хлынула в первую из чаш алая струя. Энн собралась было испугаться, но как-то не успела. Да и ничего особенно страшного вроде не происходило: деловитые спокойные движения тётки выглядели так, как будто та бутылку с шампанским откупорила. И потом, курицу было не жалко. Конечно, будучи девушкой прогрессивной и искренне любя природу, Энн первая возмутилась бы жестоким отношением к животным. Но все-таки нельзя было отрицать, что эта конкретная дрянь всё случившееся заслужила с лихвой.

Когда Коралина, немного испуганная и глубоко благодарная, наконец, уехала, Энн опрометью бросилась в свою комнату, стянула платье, а потом залезла в горячую ванну и долго отмокала там. Спустившись, она не без тревоги покосилась на распахнутую дверь гостиной, но там уже было всё по-прежнему: стол снова оказался рядом со шкафом, тяжёлый ковёр скрыл пентаграмму. Грейс она нашла на кухне, где та пила чай и читала на планшете очередную подборку статей по ботанике. Тётка посмотрела на Энн почти заботливо и подтолкнула к ней поближе наполненную ароматным напитком чашку.

— А у неё действительно появятся миллионы? — с вялым интересом спросила Энн, прихлебывая чай.

— Ещё бы им не появиться, — усмехнулась ведьма, — бабка её мужа вот-вот преставится, а уж деньги у старухи всегда водились, хоть она и любит поиграть в благородную бедность.

— То есть... это никакая не магия?! — ахнула ученица.

— Почему вдруг не магия? — с некоторым удивлением отозвалась Грейс. — В конце концов, бабка могла бы проскрипеть ещё пару лет, а муж нашей красавицы — найти себе тем временем кого-нибудь не столь объёмного. Теперь ничего подобного не случится: вьюнок верное средство... особенно если правильно им пользоваться.

— А курица?

— А курица будет сегодня на ужин. Экономия ресурсов.

Энн кивнула. Рассеянно поболтала ногой, хотела было сказать что-то, но слова не находились.

— Кстати, все хотела тебя спросить, — вдруг сказала тётка. — Как ты себя чувствуешь? Первое жертвоприношение — не для слабых нервов, а ты у нас — барышня чувствительная.

— Да я почти и не видела ничего, — махнула рукой Энн. — Все на платье смотрела. Она ведь... — её передёрнуло.

— Ах вот как! — Грейс удовлетворённо кивнула. — Видишь, я же говорила, что порой дурой быть — просто отлично.

* * *

— Ну-ка, поешь! — Грейс подложила к тосковавшей на тарелке Энн половинке яблока и сиротливой горке овсянки толстый сэндвич с ветчиной.

Энн покосилась на него не без вожделения. Последние пару недель она сидела на диете, мужественно пытаясь вхудеть в прикупленное в интернет-магазине совершенно роскошное платье иссиня-чёрного кружева с длинными, до кончиков пальцев, широкими рукавами, расшитыми «аналогичным натуральному» черным же жемчугом. До того, чтобы молния начала сходиться, оставалось каких-то шесть миллиметров, и сэндвич-искуситель это расстояние явно не уменьшил бы. Но не объяснять же это тётке, та и так морщится каждый раз, когда Энн пытается втолковать ей, насколько важно для современной ведьмы выглядеть не просто традиционно, а роскошно-традиционно. Природная глухота к нюансам, что поделать.

— А разве мы сегодня не на вегетарианской пище? — ловко прикрылась она деловым аргументом. — Вы же говорили, что к вечеру будут клиенты. Вдруг им понадобится что-то действительно магическое. Для разнообразия.

— Это скаутам что ли? — фыркнула тётка. — Да если бы и понадобилось — сила детям не игрушка, перебьются. Кстати, я тут подумала, не взять ли тебе в этот раз на себя молодых людей? Самое время расширять квалификацию. Только учти, никаких хиханек-хаханек. Можешь гримироваться под тёмную принцессу, если уж тебе без этой блажи не работается, но твоя цель — внушить боязливое уважение, а не продемонстрировать неземную красоту. Стоит им воспринять тебя не как ведьму, а как девушку — пиши пропало, выйдет сплошной фарс.

Энн кивнула и, пожалуй, даже восприняла совет всерьёз. Если она и усвоила что-то за минувшие четыре месяца, так это то, что Грейс плохому не научит. И всё-таки Энн не была бы собой, если бы не ощутила в груди предательского трепета. Возиться с Милдред, Коралиной и прочими ВИП-клушами, державшими летние дома в соседних деревнях ей уже, признаться, обрыдло. Дамы откровенно скучали и, привыкнув полагаться на Грейс, бегали к той чуть ли не раз в неделю со все более надуманными проблемами, причём неизменно требовали кур, и порой, когда у наставницы не было особых идей насчёт вечернего меню, даже получали их.

Случались, правда, и настоящие клиентки, из тех, что приезжают, таясь, вечерним поездом и даже в помещении не снимают солнечных очков. С некоторыми из них Грейс, к тайному неудовольствию племянницы, общалась сама при закрытых дверях. К другим допускала, и из бесед с ними Энн почерпнула гораздо больше, чем ей хотелось бы знать, об обманутых надеждах, зажившихся на свете родственниках, ненужных детях и коварстве мужчин. Постепенно она прониклась чувством лёгкого презрения к посетительницам. С ней самой такого, конечно же, никогда не случится. И пусть с личной жизнью у Энн пока не складывалось (прежде — из-за благородной утончённости Джереми, мешавшей ему открыть ей свои чувства, теперь — из-за миль леса, отделявших Энн от ближайшего представителя мужского пола), но это, конечно же, временно.

И, наконец, существовала и ещё одна группа клиентов — те самые, кого Грейс называла «скаутами». Это была молодёжь из расположенного близ соседнего городка экологического лагеря. Загорелые, радостные, шумные, они с энтузиазмом окунались в «сельскую жизнь», включавшую такие обязательные пункты, как прополка огорода (ботва обычно страдала больше сорняков), выпечка дрянного хлеба, покупка сувениров в деревенской лавке, ночёвки под звёздами и, конечно же, обставленный в духе детских страшилок визит к местной ведьме. Каждый поток приезжал централизованно — арендованным автобусом. Студенты бродили по дому, хихикая и подбадривая друг друга. Девчонки, конечно же, требовали гадания на любовь, предсказаний будущего и прочей ерунды в том же роде. Кто-нибудь, косящий под умного, со скептическим видом ошивался по углам и, растягивая слова, отчитывал друзей за легковерие. Случались и те, кто пытался полезть с увещеваниями к самой Грейс, но после разговора один на один в кабинете они обычно выходили бледненькие и присмиревшие... что, разумеется, служило отличной рекламой для заведения. Поначалу Энн раздражало быть частью глупого аттракциона, но жизнь в глуши была слишком монотонна, да и взгляды зевак — настороженно-завистливые у девушек, настороженно-восхищённые у парней — немало ей льстили. Всё интереснее, чем возиться к растениями и зубрить очередной урок. Не говоря уж о том, что не один и не двое праздных зевак этого сорта спустя какое-то время переходили в категорию посетителей, приезжавших вечерним поездом и обеспечивавших солидную прибавку к тому, что Грейс называла её стипендией.

* * *

Молодых людей на этот раз обнаружилось всего трое. Будучи представленными младшей ведьме, они, разумеется, по-идиотски заухмылялись, но тут же притихли под фирменным пронизывающим взглядом, который Энн добрую неделю отрабатывала перед зеркалом под чутким руководством тётки. Получалось пока неидеально, но всё же не меньше восьмидесяти процентов людей, оказавшихся на прицеле пылающих зловещей требовательностью глаз, невольно сдавали назад, точно перед лицом нетрезвого маргинала, некстати забеременевшей взвинченной подружки или неудобного родственника, приближающегося с очевидным намерением занять сотню-другую. Не удержавшись от короткой мысленной похвалы собственному растущему мастерству, Энн быстро «просканировала» будущих клиентов, как учила её Грейс. Высокого коротко стриженого шатена сюда явно приволокла за компанию подружка... да, вон та, кудрявая. Она, наверняка, хочет знать, когда же он соберётся делать предложение, а он терзается смутными опасениями, что выставил себя дураком, приехав сюда. Лёгкие деньги: поулыбаться, демонстративно плеснуть бренди в успокоительный чаёк, польстить, намекнуть на грядущий успех... и на то, что на кудрявой свет клином не сошёлся. Впечатлиться не впечатлится, но о потраченной двадцатке жалеть не станет. Конопатый очкарик с дёрганной походкой, видимо, играет в этой компании роль шута. Предложить погадать, полунамёком дать понять, что всё это бутафория, и ты, конечно, это знаешь, а я знаю, что ты знаешь. Подпустить шуток, наобещать гору нелепостей, а потом сразить какой-нибудь походя брошенной фразой, намекающей на его cтрашный cекрет: знали бы эти мальчишки, как они смешны и предсказуемы со всеми своими cтрашными cекретами! Если повезёт, он вернётся ещё не раз и, быть может, Грейс даже разрешит и дальше работать с ним самой. А вот с тем, с ранними залысинами, наверняка будут проблемы. На первый взгляд он кажется представителем племени самых умных, но глаза выдают: вот такие-то и норовят потрогать тебе коленки. Вроде бы все... хотя нет, за группкой оживлённо болтающих девчонок жмётся ещё один и явно пытается пропустить остальных вперёд. Что ж, вот это уже интересно, с него и начнём.

Не обращая внимания на очкарика, норовящего протиснуться мимо неё в малый кабинет, переоборудованный недавно из гостевой спальни, Энн наманикюренным пальчиком поманила за собой стеснительного и, не глядя, прошла на своё место за столом. Лицо клиента она разглядела только тогда, когда он закрыл за собой дверь и повернулся к ней. Только долгая муштра Грейс помогла Энн подавить удивлённый вскрик. Перед ней стоял Джереми, её Джереми, которого она не видела с того самого дня, когда ей на рукав села стрекоза.

* * *

Первой то ли радостью, то ли разочарованием было то, что на лице Джереми не читалось и следа узнавания. Нет, конечно же, он не мог так скоро её забыть. Должно быть, дело в платье и макияже, а может, в обстоятельствах их встречи: вряд ли кто-то ожидает обнаружить девчонку из параллельной группы в такой глуши, да ещё и в роли ученицы ведьмы. Впрочем, посматривал он на неё с явным интересом, пожалуй — большим, чем когда-либо прежде, и она приободрилась. Конечно, жаль, что он не узнаёт свою Энн (впрочем, тем приятнее потом окажется сюрприз!), зато ему определённо нравится Вайолет. Сердце не обманешь, оно сразу подсказало ему, что перед ним родственная душа.

— Так зачем же вам понадобились услуги... ведьмы? — проговорила она низким, чуть хрипловатым голосом, отлично дополнявшим её образ. — Впрочем, нет! Позвольте, я вам сама скажу. Дело ведь в девушке, верно?

— Наверное, к вам все приходят с делами на счёт девушек, — Джереми выдал свою фирменную сияющую улыбку, но та отчего-то вышла кривоватой. — Помогает строить верные догадки, а?

— Помогает, — не стала отрицать Энн. — Но ведь у вас — совершенно особенный случай. И, конечно же, связанный с совершенно особенной девушкой...

В сущности это был стандартный заход. Грейс твердила на счёт уникальности и неповторимости каждому сомневающемуся кандидату в клиенты — люди ведь так легко покупаются на лесть. И все-таки, воспроизводя отлично выученный урок, Энн едва сдерживала дрожь. Её намётанный взгляд сразу уловил, что стрела попала в цель. Он, действительно, приехал из-за особенной проблемы с особенной девушкой. Что же он попросит? Разложить карты, чтобы узнать, куда пропала его платоническая возлюбленная? А может... может, даже приворотное зелье? Вон, как смущается. Мужчины ведь так робки, когда речь идёт о подлинном чувстве!..

— Тут вы угадали, — решившись, Джереми присел в кресло для клиентов. — Совершенно особенная девушка, просто ни разу таких не встречал. Я ей английским языком говорю: Салли, мы больше не можем быть вместе...

— Салли?! — ахнула Энн, чувствуя, что пол разверзся, и она летит куда-то в бездну.

— Ну, да. Чувства остыли, говорю, так случается, надо каждому пойти своей дорогой. Обычно после этих слов до всех доходит, но эта пристала просто как репей, — он раздражённо поморщился. — Ходит за мной, ноет. Недавно прямо в аудитории истерику устроила, хоть в другую группу переводись. Теперешнюю мою, опять же, накрутила, мол, сердце ей разбил, жизнь поломал, беги от мерзавца. Они теперь в четыре руки мне нервы треплют, требуя признаться, кого я больше люблю, как будто и не говорил этой идиотке, что у нас все кончено... да и вторая хороша, вторую неделю как встречаемся, а у неё уже претензии пошли, от таких надо сразу избавляться, чтобы неповадно... Знаете, — он снова посмотрел на застывшую в гневном молчании Энн, — а вы очень здорово слушаете. Я думал, здесь будет какая-нибудь старая карга, а тут... Вы хоть куда-нибудь выбираетесь из своей глуши? Могли бы к нам в лагерь прошвырнуться, или в город в кино съездить. Вот только бы сначала избавиться от... этих. Посоветуете какое-нибудь средство?

— Мышьяк? — она лукаво подняла тонкую бровь. Энн было дурно, ей казалось, что она вот-вот расплачется, или ударит его, но Вайолет охватила её, точно панцирь, и удержала. — Отличное средство, проверено временем.

— Мне бы что-нибудь не столь радикальное, — в тон её притворной усмешке отозвался Джереми. — Отворот там какой-нибудь. И лучше с запасом, если можно.

— Всенепременно, — многозначительно кивнула Вайолет. — Если сойдёмся в цене.

У Джереми загорелись глаза. Машинально отвечая на не замедливший начаться флирт, Энн… нет — Вайолетт подошла к стеллажу с готовыми настойками. Её пальцы чуть подрагивали, грудь сдавило, словно тугой повязкой. Чем же осчастливить предателя? Может быть и правда... мышьяк? Хотя нет, недостаточно изящно. Белладонна, пожалуй, будет символичнее. Или даже вороний глаз, не зря же она на днях сама собирала его, как чувствовала, что пригодится... Впрочем... Оглянувшись через плечо, она поймала откровенно сальный взгляд клиента и содрогнулась, точно таракана увидела. Так и есть — таракан. Мелкая, жалкая тварь. Губить из-за такого жизнь? Вот ещё! Но свой отворот он получит, о, да. Да с таким запасом, что на него до конца дней не просто ни одна девушка не посмотрит, но даже случайные прохожие будут обходить по широкой дуге, точно от него разит падалью. Замок — в воду, ключ — за щёку, а слову моему быть навек.

Когда юноша, сжимая заветный пузырёк, вышел из кабинета, она, не слушая возмущённого гвалта остальных посетителей, заперла изнутри дверь и позволила себе обмякнуть, сползти по косяку на пол. Ей было нестерпимо жаль глупую Салли Мэй. Жаль времени, потраченного на мечты об этом картонном принце. А больше всего — жаль несчастную недооценённую себя.

О самом Джереми она не думала. Не заслужил.

* * *

Энн проснулась то ли от озноба, то ли от неприятно бьющего в глаза света.

— Погляди-ка на меня, — услышала она голос Грейс и внутренне сжалась. Ну вот, сейчас ей влетит за то, что заболела и упустила клиентов. — Глаза открой, говорю, — велела Грейс, и Энн со вздохом подчинилась. Как ни странно, злой тётка не выглядела — напротив, на её лице даже было что-то вроде сочувствия. — И расскажи-ка мне, будь добра, ты кого заколдовала?

— Никого, — Энн попыталась сделать самые честные глаза, какие только умела.

— Мне, деточка, сейчас не нужно врать. Если ты, конечно, не желаешь крупных неприятностей. Так кого? Мальчишку этого дурного?

— Ну и что, — надулась Энн. — Я же ведьма!

— Похоже, да, — с некоторым удивлением ответила ей тётка. — Судя по тому, как быстро ты научилась создавать проблемы — определённо да. Что ж, — добавила она удовлетворённо, — половина дела сделана. Осталось лишь научиться их решать.

— Я не поняла, — обречённо призналась Энн.

— Потом поймёшь, — отмахнулась Грейс. — Или не поймёшь… не важно. Я тебе пока что помогу — на первый раз. Если, конечно, перестанешь играть в невинность и честно расскажешь, что сделала.

Признаваться было страшновато: много ли приятного рассказывать, как пошлый негодяй растоптал твои чувства и высморкался в колодец души! Ближе к финалу, она даже пожалела немного, что не остановилась на белладонне.

Тётка выслушала без комментариев, только головой кивала. Потом потрогала её горячий лоб и вдруг спросила непонятно почему:

— Ты имя-то себе придумала?

— Придумала...

— Славно. На первый раз ты легко отделаешься: проведём обряд имянаречения пораньше, ну и заклятье своё снимешь. Отдать…

— Что? — поразилась Энн. — И не подумаю!

— Ну болей тогда, — разрешила тётка, поднимаясь. — Совсем помереть ты не помрёшь, пожалуй — разве что… — она задумалась, глядя на племянницу оценивающе. — Да, пожалуй, зубов лишишься. Язвы ещё будут…

— Каких зубов, какие язвы? — испуганно вскинулась Энн. — Почему это? За что?! Вы… вы права не имеете! — воскликнула она, сжимая кулаки.

— Не я, — возразила Грейс. — Это называется «откат», девонька. Почему, ты думаешь, мы всегда плату берём? Чем-то да платить придётся — и поверь мне, лучше уж деньгами. И клиентов это защищает, и тебя. Но ты — дура, и сделала всё для себя сама. Болей теперь. И радуйся, что есть, кому тебе помочь. Не реви. Того не стоит. И запомни на будущее твёрже собственного имени: никогда не делай так.

— Что же это получается, — разочарованно и обиженно проговорила Энн. — Ведьма может работать для всех, кроме самой себя? И никого-никого не может наказать? Даже этого мерзавца?

— Почему не может? — удивилась тётка. — Можно, например, проигнорировать откат. Если очень надо отомстить.

— Ну уж нет, — пробурчала Энн. — Ещё чего.

— Умная же ведьма, — продолжала Грейс, — находит нужного заказчика. И получает и месть, и деньги, и репутацию.

— Как это заказчика? — озадаченно спросила Энн. — Это же моя месть?

— Да, твоя, — кивнула Грейс. — Но если ты не хочешь отвечать потом за это, отыщи того, кто тебе её закажет. Всегда можно найти человека, желающего сделать гадость ближнему.

С этими словами тётка и ушла, пообещав подготовить всё, что нужно, а Энн задумалась. И чем дольше она думала, тем яснее понимала, что шутки кончились — а может, их и не было никогда. И что вот она, её реальность, и это — навсегда. Мир, в котором каждая тварь так и норовит помять твои нежные лепестки.

О том, что уже куда меньше, чем через год, она могла бы вернуться в колледж и жить обычной жизнью, Энн… нет — Вайолет даже и не вспомнила. Она сосредоточенно перебирала в уме список сокурсниц, которым улыбался Джереми, пытаясь решить, кто из них может стать той самой клиенткой, по заказу которой, наконец, восторжествует справедливость.