Два сапога пара (гет)

И в нашем доме нет денег,

Я опять виноват,

Моя прическа как репейник,

Меня не примут даже в ад.

(с) Секрет

У Брандона, сына Рикарда Старка, вспыльчивости и горячности всегда было больше, чем рассудка, и многие из его родственников и друзей опасались, что, неожиданно ускакав в Королевскую гавань жаловаться королю на принца, Брандон уже не вернется, тем более что в характере короля Эйриса была такая же диспропорция между гневливостью и разумом. Брандон, тем не менее, вернулся из столицы не только живым и невредимым, но и довольным поездкой, хотя ни обещанной головы принца, ни заблудшей сестры он с собой не привез.

— Как сейчас помню, — повествовал Брандон в широком кругу семьи, — въезжаю в столицу, и тут меня как что-то ошарашило: нет, думаю, Рейгара в Красном замке, в Красном замке от чужих глаз не скроешься, слухи бы ходили, что он туда Лианну привез. Даром только кричать под стенами буду, на поединок его вызывать. Но и зазря в столицу таскаться не хочется, надо хотя бы что-то разузнать. Подъехал я к Красному замку, да как рявкну: «А ну подать сюда Вариса, чесать его лысый череп!» Ну, чтоб вышел и умер, я требовать не стал, на фига мне, чтоб Варис умер, мне надо, чтобы он говорил...

Далее из рассказа Брандона выходило, что его красноречие по адресу лорда Вариса, главного королевского шпиона, произвело впечатление даже на короля Эйриса, который Вариса за профессиональные качества ценил, но из-за низкого происхождения Вариса относился к нему как к слуге или предмету мебели.

— Это кто там так офигел и с чего? — строго спросил Эйрис со стены, придя в хорошее расположение духа от красочного лексикона разошедшегося Брандона и особенно от его обещаний натянуть Варису яйца на уши. — А, ты из Старков. Тогда оба вопроса снимаются. Чем тебе Варис не угодил?

Ответ, что кастрат Варис причастен к покушению на честь одной молодой особы, повеселил Эйриса еще больше, и Эйрис милостиво разрешил Брандону заехать в замок и послал слугу позвать Вариса.

Брандон Старк был упрям, и уклончивый ответ Вариса, что о похищении Лианны ему известно не больше, чем другим, Брандона не удовлетворил. Брандон уселся на лавке у конюшни, силком посадил рядом Вариса, и объявил тому, что встанут они оба не раньше, чем шпионы Вариса принесут всю информацию о том, куда принц Рейгар увез Лианну и как это произошло.

Ждать пришлось долго, и ближе к вечеру заинтересовавшийся молодым упрямцем король Эйрис лично спустился во двор. Темные периоды подозрительности и жестокости у Эйриса перемежались со светлой тоской по молодости и дружбе с волевыми и умными людьми, но зловещие приступы столь давно отпугнули от короля большинство сторонников и старых друзей, что большую часть времени Эйрис теперь проводил в одиночестве, и даже хорошо начавшийся день заканчивался у короля темными мыслями, голосами в голове о движущейся из-за Стены смертельной угрозе, бороться с которой можно только огнем, и смешанным со страхом сожалением о том, что эпоха драконов, послушных Таргариенам, давно канула в прошлое. Приезд молодого упрямца, непонятно зачем державшего надушенного и разодетого Вариса около конюшен уже шестой час, развлек Эйриса и напомнил ему молодость, когда его окружали настоящие рыцари, а не подхалимы, алхимики и придворная сволочь, и Эйрис отнесся к гостю неожиданно благосклонно.

— Молчит, окаянный? — с нехорошей усмешкой спросил король и опасливо покосился на меч Брандона — после плена в Сумеречном Доле Эйрис пугался любых острых предметов.

— Не сознается, развратитель юношества! — браво отрапортовал Брандон, на которого шпионская сеть Вариса, состоящая из малолетних мальчиков, произвела неприятное впечатление, и король Эйрис снова развеселился. — Прошу прощения, ваше величество, я поклялся не вставать, пока он или его шпионы не ответят на мои вопросы.

— Огонька бы, да поджарить его, а? — предложил одержимый огнем король, и Варис побледнел, ожидая, что Эйрис призовет своего палача, но кинуться королю в ноги Варису помешала тяжелая рука Брандона, лежащая на его плече. — Живо бы заговорил.

— Да какой прок, если он и вправду ничего не знает? — смело возразил королю Брандон.

— И то верно, — сбился с подкрадывающихся к нему темных мыслей Эйрис. — Так и будешь здесь сидеть?

— Так и буду, пока его шпионы все не доложат, — согласился Брандон, и Эйрису понравилось его упорство. Эйрис давно заметил у себя болезненно резкие смены настроения и изменения намерений, но, судя всех по себе и думая, что проник своей мудростью в тайную человеческую натуру, все чаще подозревал своих гвардейцев в том, что однажды они поддадутся такой же смене настроения и оставят свой пост, если не сказать худшего. Эйрис даже порой вскакивал ночью и подкрадывался к дверям собственной спальни, чтобы уличить караульных в дезертирстве или подготовке к цареубийству, но гвардейцы стояли на часах столь идеально, что Эйрис даже на них злился и постепенно стал подозревать их в хитрости и притворстве. Молодой Старк, чье постоянство и упрямство были даны Эйрису в ощущениях, ибо Эйрис от нечего делать битый час за ним тайком наблюдал, показался королю островком верности и спокойствия в погружающемся в пучину безумия мире, и Эйрис милостиво пригласил гостя к ужину, строго велев Варису долго его не задерживать.

Хитроумный Варис сидел рядом с Брандоном не совсем без толку: невинными вопросами и нехитрой лестью Варис постепенно разговорил молодого Старка, прикинул расклады и пришел к выводу, что Старки и их друзья, оскорбленные похищением Лианны, нужны королю как союзники, потому что как враги они, пожалуй, сметут всю династию с лица земли, да и его, чего доброго, прихватят, если не за яйца, то за глотку. После приказания короля не задерживать приглашенного к ужину Брандона Варис вскоре раскололся, списав свои прозрения на приход очередной группы шпионов, и еще до ужина, пока Брандон маялся, вспоминая ненавистные ему правила дворцового или хоть какого-нибудь этикета, Варис успел напеть Эйрису, что верные Старки уже готовы стать его опорой против принца Рейгара, которого король последнее время сильно недолюбливал.

Ужины Эйриса, с его нездоровой тягой к огню, патологической боязнью острых предметов и подозрением всех и вся в попытках отравления, давно распугали не только придворных дам, но и привыкших к церемониалу и соблюдению приличий рыцарей, и Брандон, войдя в королевскую столовую, увидел, что одинокий король жарит в камине пару пулярок, насадив их на толстую деревянную палку. Палка дымила и чадила, жир шипя падал на угли, а Эйрис уже обсасывал полуготовое крылышко, испачкав в жире неопрятную бороду. Брандон был заядлым охотником, жил в простоте и в детстве даже был отодран отцом за уши за попытку развести в центре Большого зала костер и зажарить набитых из рогатки голубей, поэтому поведение короля показалось Брандону приятным и естественным, в отличие от докучливого этикета. «Мировой дед!» — подумал про короля Брандон, садясь рядом и прилаживаясь оторвать себе кусок пулярки: кинжал и меч Брандон по настоянию Вариса оставил внизу.

Потрясенный своим пленением и коварством Дарклина, Эйрис не мог с тех пор заставить себя взять в руки нож и вилку, приказывал обедавшим и ужинающим с ним тоже обходиться без столовых приборов, и их неудовольствие подозрительный и самолюбивый король зорко отмечал, постепенно удаляя от себя даже ловких притворщиков. Но в молодом Старке, по-волчьи рвущем пулярку, не было притворства, и король впервые за несколько лет поужинал в приятной для себя компании.

— А ведь я твоему отцу обещал вторую Стену выстроить, — припоминал король спустя полчаса, обсасывая когтистые пальцы. — Слышал об этом?

— Нет, — признал Брандон. — А зачем?

— Ты не знаешь, что скрывается за Стеной, — прошептал Эйрис, которого ночами томили кошмары об оживших мертвецах и ледяных людях. — Я теперь думаю, между двумя стенами еще надо выкопать ров, от моря до моря.

— Это чтобы земли за Стеной от нас отломились и уплыли? — предположил Брандон, который учился наукам не особо прилежно.

— Точно! — в восхищении воскликнул король, который чем больше забывал преподанные ему в детстве науки, тем более гениальным себя чувствовал. — Так, так! Мы их жечь не будем, мы их будем топить!

— Туды их в качель! — поддержал короля Брандон, думая, что речь идет об Одичалых, порой донимавших Север набегами своих банд, и Эйрис, вскочив, возбужденно забегал по залу, что-то себе под нос бормоча.

— Выпьем? — неожиданно предложил король, которому были свойственны грубоватые и жестокие шутки, и налил Брандону взятой у алхимиков мутной субстанции, от которой у привыкших к легкому вину рыцарей обычно лезли глаза на лоб.

— А, жжется, жжется? — захихикал король, когда Брандон выпил и немного скривился.

— Вещь, — хрипло сказал Брандон, привыкший на Севере к самогонке. — Повторим.

— Гляди, — разошелся король, ловко зачерпывая щепкой огня и поджигая алхимическую бормотуху в своем кубке. — А теперь ап! — и Эйрис влил в себя горящую жидкость, даже не опалив бороду.

— Можно, для запаха, — согласился Брандон, в свою очередь поджег свою бормотуху, полюбовался на пламя и выпил, после чего глаза на лоб полезли уже у Эйриса.

— Брат! — воскликнул хмельной король. — Ты тоже дракон, как и я!

Сцену братания с королем Брандон рассказывать своей семье не стал, по дороге домой припомнив свою родословную и рассудив, что быть родственником короля хорошо, но быть всей семьей потомками бастарда несколько оскорбительно, но остальное передал в точности, приведя слушателей в изрядное изумление.

— Король вскорости собирается пожаловать к нам, — заключил свой рассказ Брандон. — Будем с ним ров за Стеной копать, чтобы землю за Стеной от остальной земли отколоть. Пусть эти Одичалые плывут от нас к черту!

— Ты горы видел? — не выдержал Джон Аррен, тоже присутствовавший на семейном совете как воспитатель Эддарда.

— Ну? — согласился Брандон.

— Ну вот представь себе горную долину, как моя, — пояснил Аррен. — И представь себе, что внутрь налили воду. Горы будут торчать над водой — и что, они куда-то уплывут?

— Горы к земле приделаны, — возразил Брандон. — А земля к чему приделана?

— К земле, язвена мать! — вспылил Аррен, который хоть и понимал в геологии, но о строении континентов раньше не задумывался. — Ты что ж, думаешь, весь Вестерос плавает по морю, как корабль?

— Ну, — опять согласился Брандон.

— Роб, скажи хоть ты ему, ты из моряков, — разошелся Аррен, и молодой Роберт Баратеон полез в затылок.

— Хрен с ним, Джон, — остановил друга Рикард Старк. — Два прожектера нашли друг друга. Нехай Эйрис едет, я ему Лювина в помощь по строительству отряжу, а Лювин его, глядишь, и подлечит. Бран, ты хоть про сестру что узнал?

— А, да! — спохватился Брандон и немного смешался, глянув на Роберта. — По всему выходит, что этот чертов принц заморочил Лианне голову, и они вдвоем бежали в Башню Радости, где теперь живут отшельниками.

— Чепуха! — возмутился Роберт.

— Истинная чепуха, — поддержал будущего зятя Рикард. — Какая из Лианны отшельница? Король-то как отнесся?

— Король на принца гневается, — доложил Брандон. — Даже обещает отомстить за нашу обиду — как только, так сразу.

Не переживай, ты виновата сама,

Не переживай и не сходи с ума...

(с) Секрет

Расспросив сына и убедившись, что с младшей и единственной дочерью все в порядке, Рикард Старк проводил гостей и, оставшись наедине с сыновьями, дал волю своему гневу.

— Благословили боги на старости лет дурой, — гремел лорд Рикард. — Хоть бы ворона отцу прислала, для этого ее и писать учили. Мало ей, что позор на все королевство, еще сиди тут думай, силком ее волочили или не силком, моча ей в голову ударила или она там где в цепях сидит. Всю родню позабыла из-за этого белобрысого черта. И главное, хоть бы на его семью посмотрела: отец его с глузду съехавший, брат плакса злобная, да и вообще одно слово — Таргариены, на одного нормального пять психических. Прям взял бы и выдал ее, дуру, пусть с ними помучается, если не ценит, как отец о ней заботится. Мог бы ведь и за старика ее сосватать, вон Аррен, золотой человек, ходит неженатый. Мог бы и зануду какого найти, средний Баратеон куда как хорош, от его постной морды мухи дохнут. Я ж всю жопу расчесал в раздумьях, нашел ей такого же обалдуя, как она сама. И нате пожалуйста — баллад ей захотелось, на лирику повело. Опоили ее чем, что ли?

Слова лорда Рикарда были гневны и не во всем справедливы, но Эддард не мог не признать, что в главном отец был прав. Эддард и сам удивлялся тому, что может быть общего у его энергичной, резкой и своевольной сестры и у меланхоличного куртуазного принца, а вот сходство между Лианной и Робертом чем дальше, тем больше казалось ему несомненным. Сначала Эддард подозревал друга в том, что тот видит в его сестре только ее женскую красоту, и несколько раз пробовал его испытать.

— Погоди, вот женишься, плакала твоя охота с попойками и девками, — подначивал Роберта Эддард. — Лианна и сама не прочь пострелять из лука, так просто ты от нее охотой не отговоришься.

Но Роберт Баратеон, остававшийся большим мальчишкой, которому еще не нужна жена, а нужны приятели, отказывался удивляться тому, что северная принцесса стреляет из лука как пацанка.

— Дело, — говорил Роберт, удивляя в свою очередь Эддарда. — За пятьдесят шагов косулю положит?

— Мы как-то не пробовали, — отвечал Эддард, потому что даже по северным меркам охотящаяся и стреляющая из лука девушка была явлением довольно скандальным. Север делал исключение для женщин, которые вдовели и были вынуждены встать во главе близкого к вымиранию рода, а потому брали в руки оружие и командовали войсками, но юг, как казалось Эддарду, подходил к таким вещам еще строже.

Впрочем, у Роберта на все была своя мерка, и даже рассказ о том, как Лианна хотела выехать сразиться на турнире вызвал у него своеобразную реакцию.

— Это зря, — сказал Роберт. — Без подготовки и убить могут, да и какая радость, если тебя посадят на задницу в первом же поединке?

— И это все, что с этим не так? — с удивлением спросил Эддард.

— Ну а что? — не понял Роберт, потому что у Роберта не было сестер, а его мать ходила на корабле вместе с отцом и всегда умела объяснить любому моряку, что не женщина на корабле плохая примета, а споры с нею. — Если подготовиться нормально, то даже забавно: выбрала бы твоя сестра пару недоумков да дала бы им чертей. То-то над ними бы все смеялись, что их девчонка вздула.

— Но скандал же, — подсказал потрясенный Эддард.

— Ну скандал, — согласился Роберт. — Зато представь, какие бы у них были рожи.

Скандалов юный лорд Баратеон явно не боялся: стоило начаться злополучному Харренхольскому турниру, как Роберт сцепился в кабаке с одним из Фоссовеев и долго сожалел, что сетка турнира развела их по разные стороны, рассчитывая, впрочем, переведаться в общей схватке. Но до общей схватки нужный Фоссовей не доехал, неудачно сшибившись в третьем круге с одним из Бракенов. Копье Фоссовея хрустнуло, и большой его обломок, как на грех, вошел в стык между доспехами в районе паха. Фоссовей дико закричал, на его ноги и на круп его лошади полилась кровь, половина дам сочла нужным упасть в обморок, и тут-то и случился скандал.

— Что, Фоссовей, хороша репка? — громким, перекрывающим ропот трибун голосом издевательски спросил Роберт. Оставшаяся половина дам упала в обморок, сторонники Фоссовея зашикали, поклонники и приспешники юного лорда Баратеона зааплодировали, а остальные зрители рассмеялись, включая Лианну, которая громко фыркнула Эддарду в ухо. Эддард сначала возмутился бестактностью Роберта, издевающегося над раненым, но потом Джон Аррен, все и всегда Роберту прощавший, объяснил Эддарду, что боевые рыцари одобрили вердикт Роберта — Фоссовей, красуясь перед дамами, не надел защищающую пах часть доспехов из-за ее слегка похабного вида и потому сам был виноват, что «съел репку». Успокоившись насчет Роберта, Эддард задумался над реакцией сестры, которая два месяца сердилась на то, что Роберта сосватали ей без ее согласия, но в произошедшем скандале оказалась на его стороне, и именно в этот момент, когда Эддард уже собрался свести Лианну и Роберта в неформальной обстановке, чтобы они увидели друг в друге свое отражение, на турнире появился принц Рейгар, сначала растрогавший Лианну до слез своими печальными песнями, а потом увенчавший ее венком королевы турнира при ее женихе и при собственной жене.

Если бы шестнадцатилетняя Лианна была склонна к самоанализу, она могла бы прийти к тем же выводам, к которым пришли ее отец и брат, но Лианна просто реагировала на то, что встречалось на ее жизненном пути, и делала это пылко и искренне. Когда Рейгар с его печальными балладами, красивыми победами и венком из ее любимых цветов появился на турнире, она влюбилась в Рейгара и не только была готова отправиться с ним на край света, но и отправилась. И только потом, когда Рейгар и Лианна добрались до этого самого края света, Лианна стала замечать на краю света некоторые неполадки.

Во-первых, песни принца все как одна были трогательны и печальны. Лианна была жизнерадостной неунывающей девушкой — когда печальные песни, поразившие ее своей новизной, пошли на четвертый круг, Лианне они надоели, и она предложила спеть хором про медведя и прекрасную деву. Рейгар такой просьбе удивился и даже обиделся.

— Что не так-то? — спросила Лианна, не любившая недомолвок. — Я ж не про бочонок эля и не про пятьдесят четыре бутылки с тобой собираюсь петь.

В окружении принца девушки не знали даже названия таких похабных песен или по меньшей мере хорошо свое знание скрывали, и Рейгар в первый раз задумался о том, сможет ли он сам воспитать себе вторую жену или стоило все же брать уже правильно воспитанную.

Во-вторых, Рейгар идеально выбрал место для романтического уединения, но не подумал о том, что его избраннице уединение и покой могут быть и не по нутру. В Винтерфелле многие полагали, что у Лианны есть сестра-близнец или даже две, потому что ей постоянно удавалось оказываться в нескольких местах сразу. Стоило повару закричать о том, что у него из котла пропало мясо, как конюхи тут же начинали жаловаться, что из конюшни кто-то только что вылетел на самом быстром коне, а караульные со стены замка докладывали, что дочь лорда Старка уже скрылась в лесу. Было неудивительно, что такая девушка решилась на дерзкий побег с женатым принцем и смогла его осуществить, но достойным удивления, что она смогла высидеть даже неделю посреди голой степи в практически безлюдном замке.

В результате обладавший таргариенским упрямством Рейгар предавался мечтательности и романтично бренчал на арфе, как изначально и задумывал, а вырвавшаяся из-под опеки семьи Лианна носилась по окрестной степи замысловатыми зигзагами, самостоятельно учась джигитовке. Наконец, спустя пару недель Рейгар осознал, что романтика без дивчины — признак дурачины, и ему стало казаться, что он что-то в своих планах забыл.

Забывчивость вообще была свойственна принцу, мысль которого быстро уносилась к горнему. Например, Рейгар провел немалое время на развалинах Летнего Замка, сочиняя баллады и размышляя о конфликте рыцарского и сыновнего долга. Мысли принца были благородны, возвышенны и бесконечны, а его полусумасшедший отец продолжал тем временем бить и тиранить мать Рейгара, садистски казнить своих подданных и доводить державу до ручки. Но Рейгар, паривший духом в эмпиреях, как-то забывал о том, что происходит в его семье и его королевстве прямо сейчас, а злые языки уже начинали поговаривать, что, поди, куда приятнее размышлять на тему «Рейгар Таргариен и его трагедия» или «Роль Рейгара в судьбах Вестероса», чем исполнять свои прямые обязанности.

— Йээхуууу! — прозвучало почти над ухом Рейгара, потому что Лианна оставила попытки убиться при помощи лошади и решила научиться бегать по вертикальным стенам. В первой же попытке ноги Лианны, как и всегда, обогнали голову, и она совершила красивое сальто, на свое счастье приземлившись на ноги, а не на живот. Рейгар от неожиданности уронил арфу себе на ногу, выглянул в окно, проследил за второй и третьей попыткой Лианны получить травмы, несовместимые с жизнью, и к нему стали подкрадываться мысли о том, что если Элия не могла родить принцу нужного для исполнения пророчества третьего ребенка по слабости здоровья, то у Лианны здоровья даже как-то многовато, и с детьми ей стоило бы погодить лет этак с пяток.

«С другой стороны я, не будучи мужем, не могу требовать от нее, чтобы она изменила свое поведение, — начал спорить сам с собой Рейгар, воздев очи горе, а Лианна тем временем действительно чуть не свернула себе шею и разбила руки. — О боги! Я же должен на ней жениться, я же совсем забыл!» — и принц бросился писать Верховному септону, требуя расторжения своего первого брака.

«Я рад вашему благородному поступку, — отвечал Верховный септон на следующий же день, — и молюсь о том, чтобы Семеро сподобили меня в должный срок принять ваше покаяние. Бракоразводный процесс будет начат немедленно и должен завершиться весьма скоро».

«Опять забыл!» — подумал Рейгар и написал Верховному септону второе письмо, испрашивая благословение на брак с Лианной Старк.

«Возлюбленный принц! — отвечал на другой день Верховный септон, который был крепок в вере и не боялся даже короля Эйриса. — Я всегда знал вас за начитанного и порядочного человека. Брак расторгается неверностью одного из супругов, после чего второй супруг может вступить в другой брак. С вашей стороны было очень великодушно признаться в своем проступке и дать принцессе Элии свободу. Но виновная в расторжении брака сторона может вступить в новый брак разве что после долгого покаяния — или вы об этом забыли? Кроме того, согласно обычаям, церковь благословляет брак только после родительского благословения — я предвижу тут трудности с обеих сторон».

Рейгар тяжело переживал отказ септона обвенчать его с Лианной и даже сочинил новую балладу о трагедии своей любви, но реакция Лианны на его печальный рассказ об этой трагедии поразила его еще больше.

— Понятно, — сказала Лианна, которой было не занимать решительности и жесткости, и этим она походила не на даму сердца для благородного рыцаря, а скорее на полковника кавалерии. — Я-то думаю, что со мной не так, что ты ко мне даже не прикасаешься. Ты, когда женился, Старым богам клятву приносил?

— Нет, — ответил опешивший принц.

— Ну и пошел твой септон в задницу, — резко сказала Лианна и встала из-за стола. — Где ближайшая богороща?

Выражение лица Лианны говорило о том, что в отсутствие коней она бы взнуздала конюха и отправилась в богорощу на нем, но Рейгар был храбрым человеком и решился на пространное объяснение связи престола, веры в Семерых, престолонаследия и святости брачных уз.

— Тебе кто важнее, твой Верховный септон или я? — ответила на это Лианна, которую трудно было сбить. — Если он, то на нем и женись!

Ответить на это задумавшийся Рейгар не успел, потому что Лианна опрокинула стул, выбежала из залы и грохнула дверью.

Жизнь в Вестеросе была тяжелой и суровой, но многие его жители, включая Старков, Баратеонов и даже светлой памяти сэра Дункана Высокого, как-то не умели красиво страдать. Даже получив множественные раны на душе и теле, они пытались отползти в сторону и отлежаться в безопасном месте, словно дикие звери. Возвышенный же принц Рейгар страдал открыто, величаво, он черпал свое горе целыми кубками и упивался им. Великая скорбь давала ему возможность лишний раз поразмыслить о значении Таргариенов и о трагедиях вестеросского феодализма.

«А может быть, так надо, — думал Рейгар в ночной тишине, и вопросы о том, куда побежала обиженная его нерешительностью несдержанная девушка, исчезали из его головы сами собой, — может быть, это искупление, и я выйду из него очищенным, рожденным заново среди соли и дыма! Не такова ли судьба обещанного принца?» — и мысль Рейгара сворачивала на протоптанную дорожку рассуждений о том, является ли он сам реинкарнацией Азор Ахая, или же легендарный герой воплотится в его старшем сыне, еще не зачатом младшем сыне или вдруг каким-то образом проснется во всех троих детях Рейгара сразу.

В результате нападения на Рейгара важных и судьбоносных мыслей Лианна увидела своего рыцаря только спустя два дня. Рейгар нашел свою даму сердца на сене в конюшне, опустился перед сеном на одно колено и задвинул пространную речь об обещанном принце, который обязательно, кровь из носу, должен быть зачат в следующее полнолуние, поскольку мудрые мейстеры обещают к тому времени явление кометы. Из всей этой речи Лианна лучше всего поняла то, что в любовницы она принцу сгодится, но жениться на ней не собираются, и с грустью подумала, что надо было сначала тащить принца в богорощу, а потом уже убегать с ним из дома.

— Знаешь, — сказала Лианна неожиданно серьезно. — Когда ты ехал с венком из голубых роз, я не думала, что ты отдашь его мне — и поэтому была так рада. А если бы я с самого начала знала, что ты мне его отдашь, мне было бы просто скучно, и я бы досадовала на то, что ты так медленно тащишься. Понимаешь?

Рейгар был из тех спокойных и философских натур, которым важен процесс и ритуал, а не результат, и потому чувства Лианны он разделить не мог и почувствовал от этого горечь.

— Ладно тебе тащиться до следующего полнолуния, — пояснила Лианна непонятливому принцу и даже немного примяла рядом с собой сено.

— Я не смею, моя госпожа, — ответил благородный и рыцарственный принц, которого покоробило такое открытое приглашение, и Лианне захотелось вмазать ему чем-нибудь тяжелым.

Тебе твердят твои подруги,

Что я немного не в себе,

Но я убью того, кто скажет,

Что я не пара тебе.

(с) Секрет

Будь он магом, Роберт Баратеон мог бы легко проходить сквозь стены, потому что он видел цель, верил в себя и не замечал препятствий. Впрочем, и без магии облаченный в доспехи и оборудованный молотом Роберт мог сокрушить любую преграду, благо сил и упрямства ему было не занимать. Молодой Роберт упрямо не верил, что Лианна могла польститься на меланхоличного блондина, когда рядом был такой образец мужественности, как он. Молодой Роберт не хотел ждать и был уверен в том, что в одиночку одолеет Рейгара, а про конюха, оруженосца и прочую верную принцу челядь Роберт даже не задумывался. Делить славу победителя и освободителя Роберт тоже ни с кем не хотел и поэтому выехал к Башне Радости следующим же утром после приезда Брандона из столицы, не дожидаясь собиравшихся в поход Старков.

Стройный и юный, состоящий из сплошных железных мышц Роберт вихрем пронесся через Речные земли, и уже спустя пять дней подъезжал к спрятавшейся в дорнийских горах Башне Радости. Если бы Роберт знал о том, что там происходит на самом деле и как подходит к концу неудачное романтическое приключение Лианны, он бы, возможно, поехал шагом, но Роберт распалял свою ярость мыслями о невесте в руках насильника, гнал, не разбирая дороги, и только поэтому успел ровно вовремя.

Лианна, столь благородно отвергнутая принцем, несколько часов находилась в том настроении, в котором ничему живому к ней лучше было не приближаться, и наконец прибила сунувшегося к ней с меню на завтра повара. Погоня за поваром, пытавшимся укрыться в кухне, Лианну несколько утешила, а тот факт, что под горячую руку подвернулся и Рейгар, прибежавший на шум и получивший от Лианны поварешкой, и вовсе привел Лианну в почти мирное состояние духа, в котором от возобновления романа принца отделял еще один удар поварешкой и пара оплеух во искупление прошлых грехов.

На беду ли или на счастье Лианны Рейгар относился к вразумлению поварешкой совсем не так, как относились к этому на Севере, где дружеская зуботычина не считалась за обиду, а в доме Амберов и на оттяпанный палец не принято было дуться. Семья же Таргариенов отметилась в истории Вестероса периодически применявшимся законом о том, что ударившему особу королевской крови надлежит отрубить дерзновенную руку, а психически неустойчивый отец Рейгара еще до плена орал как потерпевший, стоило кому-то дотронуться до него без разрешения, а уж от того, что в плену его пару раз потаскали за бороду, сошел с ума со скоростью кометы. Словом, Рейгар, получив поварешкой, смертельно обиделся, а Лианна так никогда и не поняла, с чего это он.

Когда Роберт подъезжал к Башне Радости, Лианна уже увязала в мешок свои пожитки и объявила Рейгару, что уезжает домой. Разочарованный принц, почитавший себя оскорбленным в лучших чувствах, наконец среагировал на это более-менее по-человечески, если не считать того, что доругивался он с Лианной пятистопным ямбом.

— Волчица! — театрально говорил Рейгар, и его голос казался ему трагическим. — К Баратеону ты уходишь от меня!

— А ты меня отбей, — предложила Лианна. — Встань с кровати-то да вызови его на поединок.

Предложение Лианны было явно несвоевременным, потому что на такие решительные действия Рейгар был бы способен, только если бы страну уже второй год раздирала гражданская война и вся королевская рать тщетно искала бы своего принца и главнокомандующего. В данный же момент Рейгара больше занимал пятистопный ямб, а руки его сами тянулись к арфе.

— К земному лишь стремишься ты, волчица! — обличающим тоном пропел Рейгар, добравшись до арфы и отдавшись вдохновенному потоку поэзии. — К ничтожному Баратеону ты уходишь. Ты похоти предаться хочешь с ним!

— Дурак! — крикнула Лианна и ринулась вниз по лестнице на двор, и Рейгар на секунду усомнился в том, что последняя строфа была уместна. «А может, именно в этой строфе была великая сермяжная правда!» — утешил себя Рейгар и повторил свою новую песню сам себе на бис, подбирая мелодию.

Когда разозленная Лианна вылетела во двор, в середине двора стоял спешившийся Роберт, прислушиваясь к музицирующему принцу и постепенно теряя охоту его бить — Роберт уже пробовал бить менестрелей, высмеивавших его попойки и любовные похождения, и выяснил, что от этого их песни только расходятся по Вестеросу еще шире.

— К Баратеону ты уходишь от меня! — доносилось из башни. — Ты похоти предаться хочешь с ним!

— Че, правда? — радостно спросил Роберт, потому что он не умел держать язык за зубами и вообще не почитал грубую шутку за грех, и тут же получил от Лианны хлесткую звонкую оплеуху.

В отличие от Рейгара, который до сих пор не мог пережить удара поварешкой, Роберт как начинающий донжуан на оплеухи не обижался и для хорошей девчонки всегда был готов рискнуть своей мордой. В ответ на оплеуху Лианны Роберт осклабился и применил семейный прием «Смеющийся Вихрь»: с хохотом подхватил Лианну на руки, покружил ее по двору, попытался защекотать, получил за это несколько раз по голове и наконец закинул Лианну на плечо, в довершение всего шлепнув ее по заднице. Ошарашенная натиском Лианна пришла в себя только тогда, когда Роберт уже вскочил вместе с ней в седло и снова переложил ее на руки.

— Ты там держись за что-нибудь, только не за это, — посоветовал Роберт, усаживая Лианну боком перед седлом и поддерживая ее за спину. — Извини, никакой кареты я тебе не пригнал, да и дорога тут для всяких таких рыдванов херовая. Извини еще раз.

— Обойдусь, — резко ответила Лианна, спрыгивая вниз. — А будешь руки распускать, съешь репку, как Фоссовей.

— Ты что, действительно верхом поскачешь? — немного удивленно спросил Роберт, наблюдая за тем, как Лианна сама тащит свое седло, отпихнув пытавшегося ее удержать конюха.

— А ты думаешь, седло у меня, чтобы на мне ездить? — огрызнулась Лианна, на что Роберт ответил гоготом, потому что он был смешлив и пошловат, а Лианна в свою очередь запустила в Роберта скребницей.

— Я тебе двести футов на первой миле привезу, — пообещала Лианна, заскакивая в седло, и с гиканьем вылетела со двора, а восхищенный и раззадоренный Роберт вскоре последовал за ней.

В конце первой мили Лианна обернулась и с удивлением увидела, как из тучи пыли всего в двух корпусах за ней вырастает громадный всадник в доспехах, рогатом шлеме и на коне, больше похожем на небольшого слона. Лианна перебрала поводья, пустила свою сухую и резвую лошадь размашистым галопом, но несколько минут спустя Роберт с ней поравнялся, хлопнув Лианну тяжелой лапой по спине. Лианна пыталась оторваться еще несколько раз, рассчитывая на то, что скачка в доспехах утомит Роберта, а его конь не вынесет такой ноши, но Роберт и его конь, похоже, не знали усталости вовсе, и бешеная скачка прекратилась только тогда, когда самолюбивый Роберт вырвался вперед и резко осадил коня прямо на пути у Лианны.

— Хорош! — скомандовал Роберт. — Лошадей загоним. Да и дорогу найти надо.

— Не надо, — упрямо сказала Лианна, собираясь потребовать реванша.

— Надо, надо, — не согласился Роберт, у которого были все же некоторые понятия о том, как положено путешествовать с порядочными девушками. — Солнце садиться сейчас будет, поехали ночлег искать. Я тебя даже на чистую половину впихну, деньги есть, и руки при себе.

— Не хочу, — уперлась Лианна и с удовольствием вдохнула сладкий степной воздух. — Чем тебе здесь плохо?

— На земле будем спать, — предупредил Роберт, про себя обрадовавшись очередной возможности поспать в поле под звездным небом, а не на вонючем постоялом дворе.

— Испугал, — огрызнулась Лианна. — Встанем у того холма, вон, с подветренной стороны.

Спустя два часа нехитрый лагерь был разбит, костер разложен на ночь, а Роберт, усевшись рядом с Лианной и подняв ее руку, показывал ей созвездия, которые знал хорошо, как положено моряку.

— А я вон там живу, — сказала Лианна в одну из пауз, точно указывая на северную звезду.

— Смотри-ка! — удивился Роберт, не предполагая в женщинах такого знания звездного неба.

— Что еще за «смотри-ка»? — немного притворно решила обидеться Лианна и тут же пискнула совсем по-женски, потому что Роберт вместо извинений полез целоваться.

Поисковая партия Старков не успела доехать до Башни Радости и разнести там все вдребезги пополам, для чего в иные годы хватило бы и семи злых северных всадников. Уже в двух днях пути от дорнийских гор до Старков дошла история о том, как неподалеку небольшая девушка столкнула огромного пьяного рыцаря в реку, а потом, когда река оказалась глубоковата, сама кинулась вслед за ним, и Рикард понял, что будущий зять его опередил, и искать дочь надо уже не в Башне Радости.

Беглая дочь лорда Старка передвигалась быстро, и некоторое время отряд шел по следу слухов, то о том, как какой-то громила и его хрупкая спутница грозились сожрать всех фазанов в кабаке, а потом отметелили небольшой отряд наемников и в процессе разнесли половину кабака, то о том, как здоровенный рыцарь в рогатом шлеме и миниатюрный рыцарь со смеющимся чардревом на щите сулили одному оборзевшему лорду вернуть ему крестьянские недоимки пенделями. Лорд Старк сделал из слухов вывод, что с его дочерью все в порядке и повернул на север, потому что к Старкам прилетел гонец и принес прибывшее из Красного замка в Винтерфелл письмо, в котором полоумный король Эйрис обращался к Брандону «брат-дракон» и вторично обещал пожаловать на Север.

Найти своего друга и свою сестру было поручено Эддарду, и Эддарду неожиданно с этим повезло: завернув в одиночку на ярмарку рядом с Харренхоллом, он заметил у коновязи лошадь Лианны и огромного боевого скакуна Роберта, а потом, простояв полчаса за шатром неподалеку, увидел и сестру, заседлывающую Роберту коня. Эддард не успел ошарашить Лианну своим неожиданным появлением, потому что его самого ошарашили дружеским подзатыльником.

— Привет, — сказал Роберт, словно они с Эддардом расстались только вчера. — Где ближайшая богороща?

— Потянуло к истинным богам? — не удержался от подначки Эддард, который смолоду был невыдержан на язык, да и вообще за юность, проведенную в Орлином гнезде, научился у Роберта плохому.

— Да септоны эти, — проворчал Роберт и богохульно выругался. — Последний вообще нам ответил, что не будет венчать двух людей в штанах, — и Роберт неожиданно заржал. — Представляешь, Лия назвала его за это жирным педиком в платье. Хорошо, а?

— А отправить девушку заседлывать коня, которому она с трудом достанет до холки, это хорошо? — укорил друга Эддард.

— А это она мне проиграла, когда мы Харренхолльский турнир вспоминали, — поделился Роберт. — Я ж, оказывается, тогда против нее выехать хотел, когда она этих троих недотыкомок с лошади ссадила. Я ей так и сказал, что хороший боец и этих дураков, и ее свалит как куклу, а она в амбицию. Я сначала отнекивался, дескать, неприлично это, в невинную девушку копьем тыкать, но от нее разве ж отболтаешься. Срубили мы с ней тогда по молодой березке и съехались. Потом пришлось срубить еще…

Роберт не успел закончить свой рассказ о том, как ему удалось сбить Лианну с лошади с четвертого раза, потому что на месте головы Эддарда неожиданно возникли его же сапоги.

— Так-то, дружище, не спи, — довольно сказал Роберт и помог подкравшейся Лианне поставить брата обратно на ноги. — А то в бою даже боязно за тебя было бы, того гляди пропустишь удар со спины.

И я похож на гориллу,

Не хватает хвоста,

Меня, наверно, при рожденьи

Уронили с моста.

(с) Секрет

Король Эйрис проявил редкую для него последовательность, действительно пожаловав на Север в сопровождении троих королевских гвардейцев и довольно большого отряда. Несколько дней перед отъездом из Королевской гавани Эйрис разрывался между желанием обеспечить себе защиту, чтобы снова не попасть в плен, и своим патологическим страхом перед вооруженными людьми, возникшей после плена, и сэру Герольду, командующему Королевской гвардией, с трудом удалось переупрямить короля и доказать ему, что невооруженный отряд ни к чему не годится.

Свежий ветер дорог ненадолго поправил здоровье короля, и первые дни пути он даже походил на себя молодого, крепко сидя в седле и постоянно вместе с тремя гвардейцами оставляя лязгающий доспехами и беспокоящий его вооруженный отряд за спиной, но еще до Харренхолла усталость начала брать над королем-затворником верх, а пуще того сказывался недостаток волшебной субстанции, которую Эйрис распивал с Брандоном, и к которой прикипел настолько, что в столице, бывало, бегал за ней к алхимикам в одеяле. Уставший и трезвый Эйрис становился все более раздражительным и все более похожим на себя обычного, пока однажды сэр Герольд не заметил, с какой жадностью король вечером приник к чаше с вином.

— Благородные сэры, я все понял, — со знанием дела заявил своим спутникам сэр Герольд, который получил свое прозвище Белый Бык не за цвет лат, ничем среди других белых гвардейцев не выделяющийся, а за то, что в молодости дал обет не пить в походе, и к моменту решающего сражения словил «белочку» и поразил всех своей боевой храбростью. — То государь у нас добрый, то государь у нас злой, то голоса слышит. Знакомая клиническая картина. Рекомендую пока поддерживающую терапию.

Поддерживающей терапией сэра Герольда были, разумеется, меха с вином, которые трое гвардейцев на следующее утро наполнили до краев, и хорошая песня.

— Не вижу, почему бы благородным сэрам не спеть в пути застольную песню, — сказал сэр Освелл Уэнт, и едущие рядом сэр Герольд и сэр Артур тут же поддержали его начинание.

В жизни давно я понял, кроется гибель где:

В винах никто не тонет, тонут всегда в воде,

задушевно вывел гвардейский хор, и король Эйрис одобрительно покачал головой.

— Так, так, — согласился король, проводивший дорогу в думах о том, как он отколет от Вестероса земли за Стеной и как эти земли пойдут ко дну вместе с являющимися ему во снах упырями.

Реки, моря, проливы — сколько от них вреда!

Губят людей не вина, губит людей вода, *

продолжали гвардейцы, и сэр Герольд сунул королю пухленький бурдючок. Король Эйрис, действительно мучавшийся после вчерашнего, приник к живительной влаге и почувствовал себя намного лучше и спокойнее.

Благодаря терпеливому и выверенному подходу сэра Герольда, Эйрис прибыл в Винтерфелл в добром здравии и хорошем настроении, но Рикард Старк, увидев заросшего волосами и бородой полоумного короля с его годами не стриженными когтями на пальцах, даже зачурался.

— Ну, рассказывай, сынок, — пригласил лорд Рикард, призвав в свои покои старшего сына и мейстера Лювина. — Он тебя братом-драконом величает, ты с ним уже который раз ужинаешь сам-друг — так разложи нам по координатам, как это он с глузду двинулся и по скольким направлениям сразу.

Брандон напряг память, вспомнил рассказы Вариса и выдал такой перечень королевских чудачеств, фобий и безрассудств, что лорд Рикард даже перестал загибать пальцы.

— Значит, так, — озадаченно произнес Рикард, оценив масштаб стоящей перед ним задачи по поправке монаршего здоровья. — Есть два варианта. Реалистичный: найти какого-то волшебного деда, чтобы дал ему посохом в лоб и вручил в руки меч — говорят, если дед окажется полубогом, может сработать, станет Эйрис как новенький. И фантастический вариант: Лювин Эйриса как-нибудь потихоньку вылечит. Лювин?

— Меня здесь нет, я-таки ушел за кореньями, — ответил мудрый и хитроумный мейстер Лювин, который много от чего мог отшутиться и отболтаться, но лорд Рикард в этот раз уперся.

— Первым делом надо короля постричь и побрить, — поставил задачу Лювину лорд Рикард, — а то я как его увидел, на карачках потом в богороще ползал, в озеро смотрелся — ну как я сам уже такое же страшилище, мы же с Эйрисом, считай, ровесники. Ножей, бритв, вообще острых железных предметов король боится, почему и не бреется.

— Шоб я так жил, как этот поц рехнулся, — проворчал мейстер и пошарил по своим карманам. — А что вы скажете за вот этот камушек?

Мейстер посетил короля на следующее утро, когда король уже успел одеться и поправиться со сна.

— Имею показать вам вот этот чудесный минерал, — сказал Лювин, демонстрируя Эйрису тонкую черную пластину с зеркальным блеском. — Это вам-таки драконье стекло, в просторечии именуемое обсидиан.

— Так, так, — благосклонно сказал Эйрис, потому что все, связанное с драконами, ему весьма нравилось.

— Ваше величество, таки позвольте локон, — попросил Лювин и с разрешения монарха взял прядь его волос и проворно отсек ее обсидиановой пластиной.

— Ловок! — рассмеялся король, который в молодости был охоч до женского пола и сам нередко тогда заполучал локоны красавиц при помощи различных фокусов и уловок. — Как это ты так?

— А вы извольте попробовать сами, — предложил Лювин, и спустя несколько минут легко увлекающийся король обкорнал себя лесенкой с нескольких сторон.

— Ой-вэй, який цорес, как говорят за морем! — в нужный момент всплеснул руками мейстер Лювин. — Что мы учинили с вашей прической, чтоб ваши враги так жили? Я-таки непременно должен привести вас в порядок, и не уговаривайте меня!

— Островат будто твой камушек, — вздрогнул подозрительный король, когда Лювин с обсидиановым лезвием зашел ему за спину.

— Ай, я вас умоляю! — откликнулся Лювин. — Разве драконье стекло может повредить дракону? Вы-таки когда слышали за такой гевалт?

На такой аргумент Эйрис не нашел, что ответить, и был мейстером Лювином пострижен и побрит.

Будучи пострижен и побрит, король Эйрис стал менее подозрительным: если раньше люди при его появлении вздрагивали и пугались, чем наводили короля на мысли, что они что-то против него замышляют и плетут заговоры, то теперь королю улыбались и вежливо с ним раскланивались, и Эйрис направил энергию, что раньше уходила впустую на разоблачение несуществующих заговоров, на поиск братьев-драконов, ибо что-то подсказывало ему, что на Севере их немало.

Оберегая только-только начинавшее поправляться здоровье короля, Брандон всячески избегал того, чтобы Эйрис приступал к его отцу со своими попытками побрататься за кружкой первача, потому что сам Брандон однажды выпил с отцом по-взрослому, и его потом целую ночь штормило и крючило. Брандону снилось в тяжелом дурмане, что он выгнан из Винтерфелла за пьянство и разгильдяйство и обращен в волка, и в волчьей шкуре он пытался забраться на дерево, чтобы перелезть через крепостную стену и вернуться домой. Наутро Брандон окунул гудящую голову в сугроб, вышел за ворота Винтерфелла и нашел то самое дерево у стены. У дерева были обломаны ветки, ствол его был исцарапан, а под деревом лежали клоки волчьей шерсти.

— У нас, батя, тут чудеса творятся, — доложил тогда ошалевший Брандон, вернувшись в замок. — Волки по деревьям лазают, а мне все это снится, будто я в этом виноват.

Вопреки опасениям Брандона, что отец отправит его к мейстеру Лювину на долгое лечение, лорд Рикард принял слова сына спокойно.

— Этакие чудеса у нас в семье случаются, — признал Рикард. — Но напиваться до такого состояния не след.

В повеселевшем, поправившемся здоровьем и постоянно слегка датом Эйрисе бурлила энергия, и вскоре Брандон понял, что энергию надо направить в нужное русло.

— Брат-дракон, — доверительно говорил Эйрис, поймав Брандона в подземелье, — а ведь ты их от меня прячешь.

— Кого? — недоуменно вопрошал Брандон.

— Других драконов, — усмехался Эйрис и неожиданно доставал из складок плаща небольшую книжечку. — У меня все записано: «Об твою морду свечку зажигать можно», «Выхлоп такой, что весь замок спалишь», «Нажрался огненной воды, скотина». Не испытать ли нам их огнем, а, брат-дракон?

Брандон вздохнул, пообещал королю открыть тайну северных драконов и послал за отцом.

Лорд Рикард прибыл в подземелья, когда Эйрис и Брандон рассматривали драгоценный агрегат, работающий в Винтерфелле на тепловой энергии от подземных горячих источников, и Брандон объяснял королю, что главная деталь в этом аппарате называется змеевик.

— Хорошо, — одобрительно кивал Эйрис, принюхиваясь к запаху браги своим тонким носом. — В честь какого змея назвали? В честь Вхагар? Или Балериона Черного Ужаса?

— В честь Пламенной Мечты, — ответил Рикард входя, потому что он неплохо знал историю и любил пошутить, и с приходом лорда перегонный куб радостно забулькал.

Качество и крепость северного первача посрамили алхимиков Королевской гавани, которые изобретали жидкий огонь и не заботились о потребительских качествах своей бормотухи, но воздать должное северным талантам Эйрису мешало некоторое беспокойство, вызванное отсутствием нужного для испытания огня.

— Ладно уж, пижоны, — сказал захмелевший лорд Рикард, вытирая усы и доставая огниво. — Давайте сюда кружки.

По всей вероятности, лорду Рикарду стоило бы поджигать кружки в первый круг, а не в четвертый, потому что хмельной лорд проявил небольшую неловкость и окатил сам себя горящей жидкостью.

— Батя, горишь! — кинулся к отцу Брандон, но Рикард остановил его решительным жестом и сбил у себя на груди пламя.

— Ничего страшного, — уверенно сказал Рикард. — Не впервой.

— Брат-дракон, — умиленно предложил Эйрис, смотря на Рикарда сквозь пьяную слезу. — А давай тут костер разложим и в него залезем на брудершафт.

— Стременную? — предложил Рикард, чувствуя, что король уже готов отправиться в страну вечной охоты.

Эйрис выпил пятую и опал как озимые.

* Полную версию песни в исполнении Вячеслава Невинного можно прослушать здесь: https://youtu.be/cYN-q8s2ZrE

И прихожу я на свиданье

По водосточной трубе,

Но ты убьёшь того, кто скажет,

Что я не пара тебе.

(с) Секрет

Эддард твердо и всерьез был намерен выполнить поручение отца и поскорее вернуть Лианну домой, но остановить броуновское движение Роберта и Лианны по Вестеросу было нелегко, потому что каждый день у них оказывалась новая цель, и только спустя три недели Эддард заметил, что их троих как-то систематически сносит на запад, несмотря на все его попытки направить их поближе к Северу.

— Значит, «лишь богам известно, что нас ожидает»? — иронично повторил Эддард любимое присловье Роберта, которое постепенно стало и любимым присловьем Лианны. — О светлейшие, просветите меня, куда же мы все-таки намылились?

— А ты пообещай, что согласишься, — хитро ответила Лианна, и Эддард решительно помотал головой, не ожидая от такого начала ничего хорошего.

— Нед, ты слишком серьезен, — захохотал Роберт над встревоженным видом друга. — Я уже несколько раз покупал у Лии такого кота в мешке и ни разу не пожалел. Правда, когда пришлось ломать подъемный мост...

— Вот этого я и боюсь, — заметил Эддард, увидев, как Лианна пихнула Роберта в бок.

— В общем, мы хотим привезти Рейгару из Утеса Кастерли подарок на днюху, — пояснил Роберт. — Пусть он на нас не обижается. Как видишь, дело вполне мирное, не лишенное элегантности...

— Вы больные, — сказал Эддард поздним вечером три дня спустя, когда они втроем подъехали к стенам Утеса Кастерли, и Эддард узнал, что это будет за подарочек. — Я с вами либо с ума сойду, либо закричу. Это же война, вы это понимаете?

— Война фигня, главное маневр, — поделился единственной известной ему полководческой мудростью Роберт. — Держи коней. Если Барристан смог в сорокет, сможем и мы, нам и на двоих-то столько нету, — и Роберт с Лианной полезли вверх по стене.

— Здесь налево, а потом ее окно третье справа, — пояснил Роберт, когда они миновали часовых и проникли во внутренний замок.

— Что-то настораживает меня такая осведомленность, — ответила на это Лианна, но Роберт был светел и честен ликом, аки младенец.

— Да избави меня боги! — с чувством сказал Роберт. — Я просто карту хорошо запомнил.

— Ага, и анатомический атлас, — поддела его Лианна, у которой был такой же юмор, как у Роберта.

Роберт тихо фыркнул и полез в приоткрытое окно, за которым мерцала свеча. Лианна ожидала придушенного крика или глухого удара, но за окном было тихо, потому что Роберт нашел совсем не тот прием, который ожидал.

— Баратеон? — немного удивленно, но приветливо сказала юная Серсея и даже не подумала кричать.

— А ты кого ожидала, прекрасного принца? — отругнулся Роберт, сбитый любезным приемом с изначального плана «зажать рот рукой да пристукнуть по шее».

— Ну... — немного смутилась Серсея, потому что Роберт, сам того не зная, попал в точку. — Ладно, признавайся давай.

Не сказать, чтобы Роберт совсем не знал, что делать в таких ситуациях, пусть даже со знатными дамами у него не очень получалось, потому что объясняться он предпочитал руками, но в данный момент эти навыки не годились. Поэтому Роберт хмыкнул, переступил с ноги на ногу, а потом шагнул к Серсее и закинул ее на плечо.

— Это не по-рыцарски, — попыталась возразить Серсея, которую подкупали решительность и воображенная ею страстность юного рыцаря.

— Я жутко огорчен, — огрызнулся Роберт, топая по крышам, а Лианна тем временем кралась спиной впереди него и наблюдала за спектаклем. — Но я как-нибудь переживу.

— Отпусти меня! — потребовала Серсея.

— Лады, — согласился Роберт через минуту, дав Лианне время спрятаться, и поставил Серсею на скат крыши. — Топай дальше сама.

— Я никуда не пойду! — вскрикнула Серсея, увидев перед собой пропасть в полсотни футов, и инстинктивно схватила Роберта за рукав.

— Вот и я о чем, — подтвердил Роберт, снова забрасывая Серсею на плечо.

— Я сейчас закричу, — предупредила Серсея, которой все меньше нравилось такое романтическое похищение, хотя молодой лорд Штормовых земель по-прежнему казался ей хорошей партией, которую грех упускать.

— Не советую, — отозвался Роберт и перекинул Серсею себе на шею как барана, потому что он уже дошел до крепостной стены. Серсея действительно попыталась крикнуть, но почему-то потеряла сознание.

— Конец первого действия, — пояснила Лианна, прижимая Серсее сонную артерию.

Второе действие было разыграно у подножия стен Утеса Кастерли, где Лианна и Эддард прятались в темноте, а очнувшаяся Серсея заявила Роберту, что не тронется с места, пока он не признается ей в любви. Роберт хотел Серсее подыграть, чтобы уговорить ее сесть на лошадь, но увидел блеснувшие из темноты волчьи глаза и понял, что его единственное спасение в правде.

— Да ты обалдела, — ответил Роберт, даже немного гордясь своей праведностью. — Я же женатый человек.

— Как?.. — задохнулась Серсея. — Зачем?..

— А это такая традиция у Старков есть, — пояснила Лианна, вырастая из темноты, — если делать нечего, брать кого-нибудь из Ланнистеров в заложники, чтобы движуха началась. Слышала о таком?

Серсея неожиданно для всех бросилась на Лианну, собираясь вцепиться ей в лицо, и это было зря, потому что Лианна снова нокаутировала ее коротким ударом по шее.

— Черт тебя дернул про заложников, — посетовал Эддард, подходя к сестре. — Как объясняться-то теперь будем?

— А я слышал, что у дорнийцев… — начал Роберт, чтобы поддразнить Лианну, и очень быстро кинулся к лошадям, потому что шалость явно удалась — все истории Роберта, правдивые и выдуманные, о свободных нравах дорнийцев в целом и Оберина Мартелла в частности Лианна уже знала.

— Лоботрясы, — сказал им обоим вслед Эддард, подхватывая бесчувственную Серсею на руки с некоторой опаской, словно она могла ужалить.

Третье действие развернулось уже под утро, когда похитители встали лагерем в густом лесу, покрывающем предгорье Западных холмов. Благородный Эддард не стал привязывать Серсею к седлу, а, помолившись всем богам, включая Утонувшего, посадил ее перед собой и так и маялся всю ночь, таща четвертую лошадь в поводу, поддерживая другой рукой Серсею, благодарно вздыхая, когда она ненадолго проваливалась в сон, и постоянно на нее шикая, когда она просыпалась.

— Волчица ты! Тебя я презираю! — начала в лагере Серсея, которую тоже немного ушибло рыцарскими романами и героическими балладами, и потому в расстроенных чувствах она могла изъясняться верлибром. — Волчица мерзкая, и вредная притом!

— Во! — сказала Лианна Роберту и показала большой палец. — Правильно взял. Вылитый!

— Мой отец тебя убьет, — пообещала Серсея Роберту.

— Хотелось бы на это посмотреть, — ответил легкомысленный Роберт. — Надевает Тайвин доспехи, надевает с трудом шлем на свою лысую башку, а тут я с большим молотом, всегда готов помочь. Не осиротеть бы тебе.

— Тогда он попросит Гору Клигейна, — придумала юная Серсея.

— А вот его я точно измочалю в мясо, — отозвался Роберт, и выражение его лица Серсею порядочно напугало.

Путешествуя по Западным землям, Роберт понаслушался историй про Гору и еле остановил Лианну, которая предлагала решить вопрос немедленно. «Вот за что жена лорда пилит? — жаловался однажды утром Роберт Эддарду. — Ну что крыша в замке течет, на новое платье ей не хватает, в спальне дует изо всех щелей. А у меня что? Убей его да убей».

Хозяйственный Эддард оставил Роберта и Серсею доругиваться и ушел за дровами, рассудив, что небольшой костер днем их не демаскирует, а когда он вернулся, Серсея перешла к более тонким угрозам и пела для Роберта и Лианны про дожди в Кастамере.

— Ну нам-то есть что на это ответить, правда, Роб? — сказала Лианна, дослушав угрожающую заунывную песню.

А нам все равно! А нам все равно!

неожиданно рявкнули хором Роберт и Лианна на бравурную мелодию, потому что они и трезвые были не лучше, чем пьяные

Станем мы храбрей и отважней льва!

— Песня про зайцев, застольная, — пояснил Эддард ошарашенной Серсее. — У них еще есть турнирная, «Главное, чтобы панцирь сидел», и походная, «Вместе весело скакать по Простору».

Ты словно в стае бегемотов

От зари до зари,

На фестивале идиотов

Я был бы членом жюри.

(с) Секрет

Роберт и Лианна вскоре ушли поохотиться, сопровождаемые пожеланиями Серсеи «чтоб тебя свинья задрала!», и бросили на амбразуру Эддарда, который в порядке светской беседы попытался объяснить Серсее, что задрать может медведь, а свинья может разве что зашибить, и чуть не попался в обольстительные сети.

— Будьте добры ко мне, Нед, — прошептала Серсея, прильнув к груди Эддарда. — Клянусь, вы никогда не пожалеете об этом.

— Так я и поверил, — ответил Эддард, который достаточно попутешествовал по Западным землям и наслушался историй про Ланнистеров от их крестьян и вассалов. — Сначала пообещаешь прощение всех грехов, а потом голову снесешь, скажешь, из милости.

У Серсеи захватило дыхание от проницательности Эддарда, но от своих намерений она не отступилась.

— Враги могут стать друзьями, — промурлыкала Серсея и погладила Эддарда так, что это явно намекало на очень близкую дружбу. — Я знаю разные способы...

— Это, интересно, откуда? — срезал Серсею Эддард, которого спасла от искушений холодная северная кровь и мысли о фиалковых глазах Эшары Дейн.

— Как ты смеешь становиться передо мной в позу благородного лорда! — возмутилась Серсея, вскакивая на ноги, но Эддарду хотелось спать и было лениво бегать, и поэтому он просто Серсею подсек. — Похититель! Разбойник! Как ты осмеливаешься так вести себя с женщиной, бесчестный человек!

Эддард все же сумел урезонить юную Серсею и уложить ее спать, но, когда Роберт и Лианна вернулись с добычей, приступил к ним всерьез.

— По-моему, это плохой розыгрыш получается, — сказал Эддард. — Она тут без вас плакала.

— Фу, плакса! — тут же вставила Лианна.

— Я серьезно, давайте ей все расскажем, — предложил Эддард.

— Я за сюрприз, — не уступала Лианна. — К тому же она такая лапочка, так прикольно злится.

— Нууу, — протянул Роберт, которого не тянуло спорить с женой, а тянуло поесть. — Да не знаю я, пес бы с ним.

— «Пес бы с ним, расскажем» или «пес бы с ним, не будем»? — не отступался Эддард.

— Да ничего я не хочу решать, — отмахнулся Роберт. — Я жрать хочу, а потом спать.

— А что, у Штормового лорда тоже бывает десница? — рассердился на своего безалаберного друга Эддард. — А то я вижу, тебе нужен кто-то, чтобы за тебя решения принимать.

— Я! — тут же вызвалась Лианна. — Я, я, я!

— Черт! — ответил на это Эддард, сочувствуя Штормовым землям. — Черт, черт, черт!

— Лия, помолчи, — велел Роберт, которого слова Эддарда немного задели и заставили упереться рогом. — Нед прав, он у нас рассудительный.

— Вредина, — надулась Лианна на брата. — Оба вы вредины. Я хотела ее еще помучить.

— Давай, буди ее, — велел Роберт Эддарду. — Развяжемся уж сразу.

— Никуда не поеду, — пробормотала сонная Серсея.

— Мы тебя к жениху везем, — сказал Эддард.

— Мы кунаки влюбленного джигита, — тут же добавила Лианна, хотя ее вмешательство совсем не добавляло объяснению достоверности и только настораживало Серсею.

— К какому еще жениху? — недоверчиво спросила Серсея.

— Ах, к какому жениху! — снова влезла Лианна.

— Лия, ну ради всего святого! — взмолился Эддард. — Я клянусь своей честью, Серсея: мы везем тебя к принцу Рейгару. Он ждет тебя в Веселой Башне... тьфу ты, Лия, не подсказывай! ... я хотел сказать — в Башне Радости.

— Это он вас об этом попросил? — пробормотала заплетающимся языком Серсея, которая то ли никак не могла проснуться, то ли опьянела от счастья.

— Ну... мы вроде как сами догадались, — вступил Роберт, и юная Серсея легко приняла его объяснение, потому что по ее книжным понятиям влюбленный рыцарь должен был только молча страдать и вздыхать, не доверяя словам тайну своего сердца.

— Есть теперь будешь? — спросил Эддард, которому Серсея уже грозила голодовкой, и Серсея скромно кивнула.

— А потом спать завалимся, — мечтательно сказал Роберт, широко зевая. — Пообещай, что не будешь пытаться сбежать. Мы даже поверим.

— Разве можно убежать от своей судьбы? — с притворной грустью проговорила Серсея, сдерживая желание наконец повести себя как нормальная девчонка, попрыгать и побеситься.

Роберт собирался задать храпака не только на остаток дня, но и на всю ночь, не внимая уговорам Эддарда двигаться ночью для большей скрытности, но уже на закате его разбудила нетерпеливая Серсея.

— Просыпайся, Баратеон! — потребовала Серсея.

— С чего это? — проворчал Роберт.

— Во-первых, ты храпишь как медведь…

— Медведи не храпят, — перебил Роберт, который в своей начинающейся охотничьей карьере уже успел переведаться и с медведями.

— Ну тогда как бегемот, — не сдавалась Серсея, и Роберт на это ничего не смог возразить, потому что он не бывал на юге Эссоса и бегемота никогда не видел. — Во-вторых, пора ехать. В-третьих, ты передо мной виноват, так что делай, что я скажу.

— Ты сама чуть из ночнушки своей не выпрыгиваешь, так торопишься, — ответил Роберт, чьи формулировки надежно отпугивали от него всех знатных дам и нравились только суровым мужикам, бессчетным селянкам и теперь вот еще Лианне. — А я тебя к нему везу, и я еще виноват.

— Ты должен был сразу мне сказать, а не морочить мне голову, — упрекнула Роберта Серсея. — Из-за тебя у меня даже платья приличного нет.

— Да не боись, — утешил Серсею Роберт. — Он тебя и без платья… — и Роберт ни за что, ни про что получил по морде.

— Это что еще такое? — тут же проснулась Лианна. — Ррр-разойдись на сорок футов!

— Напиши, пусть пришлют тебе эти платья, — пробормотал просыпающийся Эддард. — А? Че? А и правда, что бы нам в Кастерли не написать, чем от них по всем Западным землям бегать. Дескать, не хотим ничего дурного, во всем виноват Рейгар, поздравляем с будущей королевой.

— Не надо, — тут же откликнулась Лианна. — Погоня — это замечательно. Когда уходишь от погони, то ни о чем другом уже не думаешь.

— Ты уйдешь, а Серсею сцапают, — предупредил Эддард.

— Пишите! — опрометчиво потребовала Серсея, не желая с позором возвращаться домой, не заполучив принца в мужья, но и не имея никакого понятия об эпистолярных талантах ее похитителей. — Пишите сейчас же!

Серсея скромно села в стороне, привыкнув в отчем доме к тому, что за нее все сделают, а Лианну, без которой никогда ничего не обходилось, от составления письма прогнали практически сразу, потому что она постоянно подсказывала фразы из известного всему Вестеросу «Ответа дорнийцев Эйгону Завоевателю», в котором самым пристойным было обращение «козолуп валирийский». Роберт и Эддард некоторое время потолкались над письмом, поспорили, и в конце концов Эддард сел писать, а Роберт встал диктовать, в результате чего послание тут же украсилось перечеркнутыми вводными словами «типа», «елки» и «ну черт».

— С песней и работа лучше спорится, — сказала Лианна Серсее, немного побродив вокруг и, как всегда, почувствовав желание поговорить, что отнюдь не каждый раз означало наличие в ней дружеских чувств к собеседнику.

— Ты петь хотя бы умеешь? — усмехнулась Серсея, потому что куплет про «нам все равно», прозвучавший утром, трудно было назвать пением.

— А как же, — заверила ее Лианна и негромко и чисто взяла пару нот, после чего Серсею чуть не оглушило мощью вокала.

— А моей судьбе захотелось на покой, — запела Лианна низким голосом мужскую песню, в которой был упрек тем, кто пишет письма вместо того, чтобы нестись вихрем на верном коне и рубить всех, кто встанет на пути. — Я обещал ей не участвовать в военной игре...

— Лия, прекрати! — заорал Эддард, пытаясь перекричать сестру и будучи уверен, что дочери бывшего десницы и будущей невесте принца не стоит слушать северную повстанческую песню, которая начиналась с глумления над преклонившим колено Торрхеном, а заканчивалась строфой «Вот умрут драконы, все станет хорошо, они сдохнут скоро, надо только подождать...»

— Слушайте, давайте я сама напишу, — предложила Серсея, держась за звенящее от северной песни ухо.

— Только не обессудь, мы потом прочитаем, — предупредил Роберт. — А то вдруг ты наши координаты домой передашь и весь курс до румба.

— Не смешно, Баратеон! — вспыхнула Серсея. — Прекрати сквернословить!

— Совсем не смешно, — подтвердила Лианна, после того как трое похитителей синхронно закатили глаза. — Прямо плакать хочется.

Ты сказала, что узнала,

Как собрать динамит,

Что ты всё-всё рассчитала,

Он мне сильно повредит.

(с) Секрет

Брандон не зря опасался, что попытка выпить с его отцом обернется для короля Эйриса плачевно: придя в себя, Эйрис снова впал в сумеречное состояние, стал мрачен и заперся в своих комнатах, где создавал какие-то горючие и взрывчатые смеси. Единственным, что могло выманить Эйриса из его покоев, была волшебная комната в подземельях, которую он долго искал, гремя чем-то в подземельях как привидение, а потом нашел по запаху и пропал.

Брандон в свою очередь отыскал Эйриса, пройдя знакомым маршрутом, запер волшебную комнату на два замка и вынес бесчувственного короля из подземелий на плечах, невольно пародируя подвиг сэра Барристана, вызволившего короля из плена в Сумеречном Доле, но Эйрис на этом не успокоился и пропал опять. Брандон вздохнул и отправился в подземелья снова, найдя Эйриса именно у той самой двери.

— Я сожгу ее, — бормотал Эйрис. — Взорву! Уничтожу! Всех, всех сожгу!

— Это я запер, брат-дракон, — смело сказал Брандон, и нервный Эйрис от него даже шарахнулся.

— Ну так открывай! — потребовал Эйрис, поднеся к Брандону факел и убедившись при свете, что это он. — И больше не запирай, ты меня ставишь в неудобное положение.

Лорд Рикард выслушал рассказ Брандона, вынесшего короля на своих плечах вторично, на этот раз ценой больших усилий, задумчиво поскреб бороду и велел истопить баньку.

Винтерфелльская баня, стоявшая около богорощи, была так стара, что постройку ее приписывали Брандону Строителю, и в народе ходили легенды, что в конце времен Брандон Строитель восстанет из мертвых, возьмет Короля Ночи за рога и запрет его в жарко натопленной винтерфелльской бане, после чего от супостата останется только мокрое место. Оставлять от Эйриса мокрое место Старки пока не собирались, но выпарить из него дурь было надо, и Брандон несколько вечеров подряд сопровождал Эйриса в подземелья и заинтриговывал его рассказами о том, что самое жаркое место в Вестеросе находится на Севере.

— Драконам не страшна никакая жара! Веди меня! — самонадеянно требовал Эйрис, и в один из дней Брандон поддался на его уговоры.

— Шапочку одень, брат-дракон, — заботливо сказал лорд Рикард, когда Эйрис шагнул в парилку и сразу почувствовал, что погорячился насчет того, что ему никакая жара не страшна. — И на верхний полок пока не садись.

— Драконы огня не боятся! — возразил упрямый Эйрис и полез на верхний полок. Отец и сын Старки устроились у ног своего короля и приготовились его ловить.

Сухопарый и самолюбивый король выдержал в парилке двадцать минут, после чего дверь бани открылась, явив миру голый тыл Хранителя Севера, и Рикард с Брандоном вытащили владыку Семи Королевств на свежий воздух вперед головой.

— Братья-драконы, что это было? — пробормотал плавно опущенный в холодное озеро Эйрис, чью душу начало грызть подозрение, что против северных драконов он слабоват.

— Твоя душа воспарила в небесные выси, брат-дракон, — ответил лорд Рикард, щадя монаршее самолюбие. — И витала там, где принц Деймон вечно парит на спине своего Караксеса.

— И что сказал мне принц Деймон? — спросил ошалевший Эйрис.

— Узнаем после второго захода, — пообещал Брандон и увидел по лицу Эйриса, что жарко протопленная северная баня страшна даже Таргариенам.

— Может, не надо? — с сомнением спросил Эйрис.

— Надо, брат-дракон, надо! — решительно сказал лорд Рикард и потянул из озера припасенные перед первым заходом веники.

Три захода в парилку действительно выпарили из Эйриса и дурь, и даже тягу к огню, настолько, что сэр Артур даже клялся потом, что он слышал, как король в своем уединении оплакивал тех, кого по его приказу сожгли на костре, потрясенный их мучениями, которые он ненадолго испытал на собственной шкуре, пошатнувшись и схватившись за печку. Спустя два дня после похода в баню Эйрис вызвал к себе Брандона и целый день делился с ним тайными знаниями, которыми больше пользоваться пока не хотел, а после того объявил, что строительство рва за Стеной от моря до моря дело решенное, и даже вступил в уважительную дискуссию с мейстером Лювином, который отрицал, что земли за Стеной могут от этого отколоться от Вестероса и уплыть ко всем чертям.

Рикард Старк тем временем получил письмо из Королевской гавани, на красивом свитке с печатями и гербом Таргариенов.

«Лорду Рикарду Старку, Хранителю Севера, — гласил свиток, исписанный знакомым когда-то Рикарду почерком. — До нас доходят известия, что здоровье нашего государя и супруга укрепляется в ваших благословенных краях. Мы воссылаем за это благодарность богам и просим вас воздерживать государя и супруга нашего от тяжких для его здоровья путешествий, пока он вновь не обретет прежнюю силу. Скрепя сердце и сознавая свою неспособность, приступаем мы к управлению державой, осиротевшей без хозяина, и просим совета в выборе верных королевскому дому и пригодных для помощи в этом деле людей, ибо лорд Мерривезер не кажется нам достаточно искушенным в правлении».

Лорд Рикард покачал головой, вспоминая королеву Рейлу такой, какой она была в юности, и поднял выпавший из свитка розовый листок с мелкими зелеными письменами, похожий на огромный лепесток розы и содержащий второе письмо.

«Рик, ты что, серьезно, что ли? Стал Хранителем Севера, рубишь головы дезертирам со Стены, четверо детей, старший сын женится, дочка на выданье? Это что, ты? Помнишь, как в Хайгардене я тебе показывала, как катапульты работают, и мороженым в тебя попала? Оленна ругала нас тогда, помнишь? А помнишь, как мой дед Эйгон у Баратеонов заложил за воротник и начал грозиться что-то из сапога достать и всем показать? После свадьбы Эйрис стал перехватывать твои письма и постоянно грозился тебя за них сжечь, ты уж прости, что я не отвечала. Я тебе сейчас так благодарна, что даже стыдно, ты, наверно, намучался уже с ним. Пусть себе едет за Стену, а мне пришли кого-нибудь в помощь, я здесь никого сыскать не могу. Не думай, что я ленюсь, просто боязно».

Лорд Рикард закрутил ус и теперь уже с удовольствием припомнил принцессу Рейлу, которая любила мороженое, голубоглазых бравых брюнетов и тягучие баллады, являя собой полную противоположность принцу Эйрису. Юный Эйрис выше всего ставил валирийскую кровь, грезил о платиновых волосах и фиолетовых глазах, о драконах и об огне, и его всегда переполняли амбициозные и немыслимые планы. Джейхерис и Шейра, находившиеся тогда под впечатлением от пророчества об обещанном принце, что должен появиться в их роду, настояли, чтобы Рейла вышла замуж за совершенно на нее не похожего Эйриса. Придворные менестрели воспевали красивую царственную пару и называли ее слиянием противоположностей и песнью льда и огня, а разумные люди, знавшие и любившие веселую, мягкую и немного ленивую Рейлу, только сокрушенно качали головами. «Ничего хорошего не выйдет с этой песнью, — предрек Эдвил Старк, отец Рикарда, — один бардак да кровопролития», — и был совершенно прав.

Лорд Рикард взял небольшой кусок пергамента, решив, что официальный и выспренний ответ он напишет завтра, призвав в помощь для подбора слов Лювина и Родрика Касселя, и сразу сел писать настоящее письмо.

«Рей, в Королевской гавани министров искать — все равно, что на свалке рыться, — писал Рикард. — Третьи сыновья, турнирные рыцари, жуликоватые сынки мелкопоместных лордов, выскочки из черни и возомнившие себя государственными людьми мейстеры — вот и все, что ты найдешь. Так что ты правильно делаешь, что их всех опасаешься. Из них никто даже замком не правил, куда им королевство доверять. Бери Джона Аррена, он трудяга и бессребреник, но власть держит крепко. Я ему напишу, а благословение Эйриса мы на это получим запросто, я теперь ношу неофициальное звание «брат-дракон». Как я его получил, рассказывать не буду, не для письма это. Аррен приедет, скажи ему кодовую фразу «куст для бани», он многое угадает. Монаршее здоровье я готов блюсти сколько угодно, хоть до самой своей смерти. Править не бойся, это только первый месяц страшно. Труднее всего карать бестолочей и пасти их жезлом железным — ты только не бери это близко к сердцу, Рей, если увещевания не помогают — используй силу».

Рикард Старк не верил в чудесное исцеление Эйриса, хотя за время своего добровольного затворничества Эйрис окончательно протрезвел, утратил тягу к огню, обложился валирийскими манускриптами и вел вечерами ученые диспуты с мейстером Лювином, приглашая того к себе несколько раз в неделю.

— Азохен вей, как такая светлая голова попала к такому дуралею, — бормотал мейстер Лювин, возвращаясь от Эйриса и будучи раздосадован упрямством короля-нонконформиста. — Я с него умру. Он мне будет доказывать, что Вестерос плавает в море как скорлупка, макес ему на живот! Будет нырять в море в бочке и смотреть сам, так ли написано в наших книгах, как есть на самом деле. Как можно объяснить что-то человеку, которого интересует не истина, а гипотезы, которые интересно проверять?

Лорд Рикард разделял скепсис своего мейстера, особенно после того, как Эйрис пронесся по коридору Винтерфелла мокрый и голый, с валирийским криком «Эврика!», похожим на очередное таргариенское имя, и потому Рикард с неохотой откликнулся на приглашение короля посмотреть, как просмоленная бочка уходит на дно озера вблизи Винтерфелла.

Бочка с привязанными сверху длинными веревками болталась посреди озера, когда Эйрис, Рикард и Лювин подплыли к ней в тяжело груженой лодке. Чудаковатый король лично перевернул бочку, зацепив веревки за борт лодки, и стал привязывать к ним мешки с камнями.

— Для этой бочки хватит пяти мешков, — заявил Эйрис, и бочка действительно ушла под воду сразу после того, как Рикард помог королю сбросить в воду пятый мешок. — А теперь подождем на берегу, пока она снова всплывет.

— Вещь, которая достаточно тяжела, чтобы потонуть, не станет достаточно легкой, чтобы всплыть, — рассудительно сказал Рикард. — Мокрое всегда тяжелее.

— Ваше величество, я люблю вас как родного, — поддержал своего лорда Лювин. — Но всплывает только утопленник, в котором заводится дурной дух. Если вы не верите мне, таки спросите любого мейстера в Староместе.

Эйрис только усмехнулся и уселся на берегу озера, и через полчаса Лювин и Рикард стали протирать себе глаза — немного покосившаяся и сильно просевшая бочка снова плавала в середине озера.

— В одном из мешков была соль, — пояснил Эйрис, смолчав о том, что всплывающая бочка приснилась ему в странном сне, похожем на кошмары с ледяными людьми и горящей столицей. — Давай-ка мне людей и материалов, брат-дракон. Буду строить бочку побольше.

Пораженный выдумкой Эйриса, лорд Рикард дал ему все требуемое без попыток замотать вопрос и довольно скоро об этом пожалел.

— С этим человеком невозможно работать! — возмущался мейстер Лювин, вернувшись с места строительства подводного аппарата. — У него слишком много ума и слишком мало совести! Он выбрал работника потощей и поставил его смолить бочку изнутри. А мне говорит, серая хворь ему на тухес: «Пусть привыкает, его-то мы там и законопатим». Я спрашиваю: «А воздуха парню хватит, пока соль растает?», а он мне: «Вот и посмотрим». А оно мне надо, вот такой вот репутации? Шоб да, так нет!

Ты сказала, что устала,

Что не можешь так жить,

Что каждый день всё сначала,

Ты готова волком выть.

(с) Секрет

Идея написать лорду Тайвину письмо была полезной и мудрой, а то, что Серсея немного легкомысленно написала его своей рукой, тем самым взяв на себя большую часть ответственности, и вовсе было большой удачей, но, когда письмо было написано, Эддард хватился ворона, а воронов среди леса не было, по крайней мере почтовых.

— Мы с Робом мигом обернемся, — пообещала Лианна, и Эддард молча ткнул ей карту. — Ну или не совсем мигом. Все равно лагерь лучше каждый день переносить.

Отданную вскорости команду «по коням» выполнили все, кроме Серсеи, которая попыталась усесться в мужском седле боком и через полсотни ярдов из него вылетела.

— Кости целы? — спросил Роберт, который первый оказался рядом. — Ну тогда вставай давай.

— Подай мне руку! — потребовала Серсея с земли.

— Конь копыто подаст, — заржал Роберт, который заботился о личном составе, но никому не собирался вытирать сопли. — Чего еще? Лия, ты же сама на это не обижаешься.

— Нед, Роб, валите оба вперед, — распорядилась Лианна, спешиваясь и быстро понимая, что девушку, завернутую в плащ поверх ночной рубашки так запросто по-мужски в седло не посадишь. — У нас тут, похоже, намечается девичий разговор.

Проявленная женская солидарность привела к тому, что эту ночь с Серсеей маялась Лианна. Эддард, устав постоянно останавливаться и оглядываться, раза четыре предлагал повезти Серсею на руках, как в прошлую ночь, но Лианна гнала его прочь, даже не давая Серсее шанса согласиться. Сердце Лианны тронула рассказанная в темноте история о том, что в детстве Серсею и Джейме было не отличить, а потом Джейме подарили меч и стали учить всему нужному, а Серсее жизнь скроила кукиш, но Лианна не стала по-женски сочувствовать Серсее, а сделала из ее жалоб немного неожиданные выводы.

— И одежку тебе захватим! — крикнула неутомимая Лианна из седла, уносясь от стоянки вслед за Робертом к ближайшему городу, и Серсея даже не успела крикнуть в ответ, какой цвет и фасон платья для нее брать.

Эддард, опять оставленный наедине с Серсеей, развел костер и завалился спать.

— Будет холодно, ты подкатывайся, — дружески предложил Эддард. — Только давай, пожалуйста, без фигни, не как в прошлый раз.

— Очень ты мне нужен, — огрызнулась Серсея, потому что перед ней витал образ принца Рейгара, перебирающего длинными тонкими пальцами серебряные струны своей арфы.

— Кто из мужчин может сравниться с ним красотой? — мечтательно произнесла Серсея, устраиваясь спать рядом с костром и думая о том, как бы ей не обгореть на солнце и остаться такой же белокожей, как ее милый принц.

— Робу тоже голову не морочь, — пробормотал засыпающий Эддард, думая, что Серсея запала на Роберта, на которого постоянно все вешались. — Лия зарежет.

— Да при чем тут твой Роберт, — отозвалась Серсея через несколько минут. — По сравнению с принцем даже Джейме просто мальчишка.

«Тоже мне мерило мужской красоты, — подумал Эддард сквозь сон. — Собственный брат. Извращенка какая-то».

Эддард был морально готов к тому, что вернувшаяся в лагерь Лианна не ляжет тихонько спать, но неожиданно разбуженная Серсея чуть не прыгнула спросонок в костер.

— С нами мечты сбываются, — весело заявила Лианна, бухнув перед Серсеей пухлый сверток. — Мы специалисты по сбыче мечт. А колдунье твоей мы еще пинков надаем.

— Ну давай, рассказывай, — предложил сестре Эддард, понимая, что уснуть обратно в ближайшие полчаса все равно не получится, и Лианна развернула сверток, в котором оказался боевой костюм из вареной кожи.

— Нашла рыцаря потощей, — пояснила Лианна. — И сказала ему: «Мне нужна твоя одежда, твои сапоги и твой подшлемник!»

— Я это не надену! — обиженно заявила проснувшаяся Серсея.

— Да брось, — отмахнулась Лианна. — Он хамил и дохамился. Можно сказать, выиграла тебе одежку в честном бою, как на турнирах полагается. Проиграл — отдавай. Да я даже доспехи ему оставила!

— Это мужская одежда! — рассердилась Серсея.

— Была мужская, станет женская, — ответила Лианна, но Серсея надменно отвернулась. — Эй, ты чего! Нет, вы посмотрите на нее: как жаловаться на женскую долю, что мужчинам достается и сила, и слава, это мы первые. Как хвастаться «я лучше бы вышла навстречу мечам», «сама бы посшибала им головы», так это всегда пожалуйста. А как учиться ездить верхом, так никого нет дома? Ты погоди, я тебе в следующий раз меч привезу. Просила — получишь.

Возможно, письмо беглянки-дочери, устремившейся за вестеросской короной, и возымело на лорда Тайвина умиротворяющий эффект, но никому из четверых путешественников это было неизвестно, потому что ответ на письмо им было получать негде. Лианну это совсем не беспокоило, потому что она предвкушала горные перевалы, где в прошлый раз она учила Роберта играть в снежки и лепить снеговика. Роберт, верный себе, снеговика в тот раз лепить не стал, а вылепил на вершине огромный снежный фаллос, аккуратно пометив потом это место на карте, после чего в его обиходе дорога до Западных холмов стала называться «до хера», а текущее направление движения возвращающегося отряда — «на хер».

Серсея, впихнутая против ее воли в мужской костюм, за три дня нахлебалась мужской жизни полной ложкой и начала задумываться о том, так ли повезло Джейме. Благородные рыцари, водившиеся в романах и балладах, безусловно, должны были помогать благородной даме, особенно если та от усталости валится с ног. Уставшие после ночной дороги Роб и Нед, привыкшие к Лианне, расседлывали своих лошадей и учтиво спрашивали Серсею, черта ли она пялится на свою кобылу и не Ланн ли Хитроумный должен за нее расседлывать.

Серсея с трудом справлялась с упряжью и хромая подходила к костру, собираясь пожаловаться на лошадь, наступившую ей на ногу. При виде хромающей девушки благородный Эддард тут же вскакивал на ноги, и Серсея протягивала ему руку, рассчитывая на него опереться.

— Мать твою обухом! — ревел Эддард, проносясь мимо Серсеи и чуть не сшибая ее с ног, но рыцарски воздерживаясь от заслуженного подзатыльника. — Стреноживать-то кто будет?

— Она мне на ногу наступила, — сердито говорила Серсея, когда Эддард возвращался, таща на себе ее седло, чтобы на седло не нагадили лошади и чтобы Серсее было куда положить во сне голову.

— Значит, растяпа ты, — отвечал Эддард, сбрасывая седло около костра.

После такого опыта было немудрено, что Серсея пыталась уговорить своих спутников выйти из лесов на Золотую дорогу, расписывая им благородство и незлобливость своего отца такими красками, что даже не слишком чуткий Роберт тут же понял, что она врет.

— И зачем нам эта дорога сдалась? — спросил Эддард, рассчитывая уличить Серсею.

— Мы бы могли найти хорошую карету, — как само собой разумеющееся предложила Серсея.

Эддард только развел руками и пошел поделиться новостью с Робертом.

— На хер! — решительно сказал Роберт, услышав о карете, и весьма точно указал рукой направление движения. — На хер и только на хер!

Название «год ложной весны», которое дали году скитаний Лианны мейстеры из Староместа, сидя в натопленных комнатах, звучало возвышенно и даже романтично. У Старков же, хотя их морозом и снегом было не пронять, для такой погоды были куда более меткие выражения и уместные песни. Выражений Серсея достаточно наслушалась, когда путешественники одолевали подъем к перевалу, то верхом, то пешком, оскальзываясь в холодной грязи.

— Погоди, скоро это говно подмерзнет, — обещал Эддард, поддерживая выбившуюся из сил Серсею, а Серсея только молча поджимала губы, чтобы ее не перестали поддерживать.

— Бери веревку да вяжись к лошади, у нее все же четыре ноги, — предлагала Лианна, возвращаясь посмотреть, куда пропала Серсея. — Кстати, Нед тебе уже говорил, что в море веревка называется «конец», а в горах — «подстрахуй»?

— Истинно так, — подтверждал Роберт, в свою очередь возникая из темноты. — Тем, кто слишком бежит вперед, говорят «подстрахуй тебе в руки», а тем, кто позади всех тащится — «подстрахуй тебе на воротник».

Песни настигли Серсею в палатке, где она вечером содрогалась от холода, ожидая следующего ужасного ночного перехода.

Мир пробудился от тяжёлого сна,

И вот наступила ещё большая весна,

исполняли Лианна и Эддард дикую северную песню, сидя снаружи палатки и радуясь свежему белому снегу и кровавому закату.

Под Недостойным Эйгоном стонет кровать,

отозвался проснувшийся Роберт над ухом Серсеи и полез через нее к выходу из палатки, чтобы посмотреть, что там случилось.

Такое веселье, просто чтоб твою мать!

— В ваших северных песнях споют как отрежут, — признал Роберт, созерцая появившиеся за день на пути сугробы, обещавшие путникам то еще веселье. — И я даже не буду говорить, отрежут что.

— Здорово, правда? — спросила Лианна, когда Серсея тоже высунулась из палатки, но даже Роберт не разделял ее энтузиазма. — По первопутку сегодня пойдем. Я снега уже почти год не видела.

Идти почти по пояс в снегу, ведя за собой в поводу лошадь, оказалось еще труднее, чем карабкаться на перевал, и только Старки не унывали, слегка поругиваясь на свою непредусмотрительность и употребляя в разговоре между собой диковинные слова «лыжи», «волокуши» и «снегоступы», а потом, когда луна зашла за тучи, принялись в кромешной тьме развлекать спутников песнями, которые Старкам строить и жить помогают.

Со Стены Бринден Риверс прислал мне коньячок,

За Стеною по тундре шел мертвый мужичок,

пели в третий раз Эддард и Лианна, потому что Роберту нравилась часть про короля Эйгона и уханье в припеве,

Солонина на ужин, и она ж на обед,

Мужичок тот мертв — а мы ещё нет! *

— Слушайте, у вас нормальные песни есть? — взмолилась юная Серсея на привале, хотя что-то внутри уже нашептывало ей, что припев «ой-ё, веселее некуда, ой-ё, веселее нельзя» и прекрасно описывает обстановку, и помогает приналечь на подъеме. — Ну баллады какие-нибудь вы знаете, например, про Флориана и Джонквиль?

— Это можно, хотя она и занудная, — сказала Лианна и довольно красиво запела. — «О Матерь, Матерь всеблагая, помилуй наших сыновей…»

— Это Гимн Матери, Лия, — подсказал Роберт, потому что потрясенная Серсея ничего сказать не могла, не понимая, как можно так спутаться, и не зная, что на Севере южные песни вертели на копье, если не сказать точнее, и вполне могли исполнить «Медведя и прекрасную деву» на мотив «Весенних цветов».

— А, ну ладно, — легко согласилась Лианна, — значит, про Флориана я не помню.

— А ведь как расхваливали, даже вот этот, — поддел жену Роберт и кивнул на Эддарда. — «Играет на арфе и колокольчиках, пишет стихи…»

— Я пишу, — ввернула Лианна. — Я только больше про заек.

— «Красиво одевается, красиво говорит…» — перечислял Роберт. — Я аж струхнул.

— Это наша северная маскировка, — признала смеясь Лианна. — Можно даже в своей обычной одежде выйти женихов посмотреть, все равно никто не узнает.

«Никогда и ни за что, — твердо сказала себе Серсея, и ей почему-то припомнилась очередная зловещая северная песня про то, как срубленные головы стремительно умнеют. — Если у меня будет сын, ни на ком с Севера он не женится. Только через мой труп. Все, что угодно, но только не это».

* Песню Старков с современными реалиями можно прослушать здесь: https://youtu.be/dZIg1_gFk04

Не переживай, я все решу, так и знай,

Не переживай!

(с) Секрет

Молодой Роберт Баратеон иногда думал, что его силы беспредельны, и во время перехода через горы постоянно прокладывал дорогу через сугробы не в очередь, распахнув куртку на мокрой груди и не слушая добрых советов северян. Поэтому вскоре после того, как Роберт и его спутники преодолели Западные холмы, молодого лорда Штормовых земель стало серьезно штормить. Еще пару дней Роберт держался, по-прежнему лихо сидя в седле, и только Лианна с опаской поглядывала на холодный пот на его лбу, но когда граница Западных земель осталась позади, Роберта начало со страшной силой тянуть за две сотни миль в Эшфорд, где ему, никогда там не бывавшему, якобы всегда везет, и где надо выловить этого педераста Тирелла и покарать его за то, что его отец Арима занял какой-то замок в Штормовом пределе.

— Мейстера надо, — сказала Лианна, которую, когда она болела, мейстеру Лювину приходилось ловить по крышам, и Эддард, уложив своего друга спать и все еще усмехаясь ерунде, которую тот городил, только отмахнулся, но потом взглянул на лицо сестры и переменил свое решение.

— Ложись спать, Лия, — твердо сказала Эддард, потому что у Старков в трудную минуту командование всегда принимал старший. — Вечером поеду за мейстером.

Из Дорна в Простор дул теплый пустынный ветер, согревая уснувших среди кустов путников, жаркое дневное солнце обещало еще одну, уже настоящую, весну, а молодой Роберт беспокойно ворочался на траве на опушке леса, взмахивая руками и надрывно храпя, пока его неожиданно не разбудили.

— Роберт, ты, пожалуйста, не помирай, — попросила Серсея, кладя руку Роберту на мокрый лоб.

— Тебе-то что за печаль? — огрызнулся Роберт, у которого за время похода на Серсею появилась небольшая аллергия, в отличие от Старков, которые в конце концов к Серсее немного потеплели, как и она к ним.

— Я тогда всю жизнь буду думать, что это из-за меня, — трагическим голосом сказала Серсея. — Это же из-за меня ты постоянно не в очередь впереди шел.

— Ага, от великой и несчастной любви, — ответил Роберт, чувствуя новую, уже легкую и воздушную, слабость в руках и ногах, и небольшой звон в светлеющей голове. — Как гляну, как ты с лошадью через сугробы лезешь, так и думаю: «Что за несчастье!»

— Дурак ты, — ответила Серсея, но не обиделась, потому что поход выбил у нее из головы идеи, что все в нее влюблены, и даже объяснил ей, что в жалости нет ничего оскорбительного, потому что жалеют тебя только те, кто чувствует твою боль и готов помочь. — Принести тебе воды?

Когда Серсея вернулась с водой, Роберт уже снова захрапел, и Серсея улеглась на свой плащ, который когда-то, еще в Утесе Кастерли, снял с себя и накинул на нее Роберт. В родительском доме все капризы Серсеи немедленно исполнялись, так что она даже начала считать, что правда — это то, что ей угодно считать таковой, и поэтому теперь, когда она хотела помочь Роберту, ей было особенно тяжело осознавать свое бессилие, и эта тяжесть породила памятный для Серсеи сон. «Не жалей, — сказал ей во сне Роберт, и его лицо расплывалось, словно Серсея видела его сквозь слезы. Судьба Роберта была еще не написана, и умирающий лорд Баратеон казался спящей Серсее то совсем молодым, то сорокалетним, а то дожившим до лет своего прадеда Лионеля. — Главное себя не жалей, тогда о тебе пожалеют. Иначе таких детей вырастишь, что хоть ядом трави, хоть в окошко выбрось».

Вечером, когда Эддард проснулся, чтобы ехать за мейстером, обнаружилось, что Роберт пропал.

— Лия, погоди, — остановил сестру Эддард, потому что Лианна сразу взлетела в седло. — Конь его здесь, вряд ли он пешком отправился в этот свой Эшфорд. А вот куда…

Но долго гадать Эддарду не пришлось, потому что Роберт уже выходил из леса с увесистым кабанчиком на плечах.

— Ты болван! — закричала на него Серсея, сначала побледнев, но потом догадавшись, что кровь на плечах и груди Роберта — это кровь кабана. — Ты же мог погибнуть! Ты утром даже руку не мог поднять!

— Э, да брось, — отмахнулся Роберт, легко скидывая кабанчика наземь, и счастливая Лианна по его веселым и ясным глазам поняла, что силы молодого Роберта действительно почти беспредельны, и еще очень долго никакая болезнь не перекусит его тугие жилы. — Чтоб в кабана промазать — это ж я столько не выпью.

— А не развести ли нам костерок? — предложил Эддард, чтобы поберечь своего выздоравливающего друга и не ехать дальше. — Тиреллы нас небось не сдадут.

Когда до Башни Радости оставался один дневной переход, за поход постепенно увеличившийся вдвое, оказалось, что каждый из участников видит окончание похода по-своему. Эддард хотел подъехать к Башне Радости вчетвером, потому что ему почему-то хотелось на нее посмотреть. Роберт вызывался поехать один в качестве переговорщика. Серсея осталась верна себе и требовала достать ей хоть какое-то платье. Лианна, как обычно, была ни с кем не согласна.

— Знаю я, какой ты переговорщик, — сказала мужу Лианна. — Отъедешь переговорить, а потом рубины в одну сторону, рыцарь в другую, а лошадь его вообще волки в овраге доедают.

— Эту историю я еще не слышал, — заинтересовался Эддард.

— Да было дело на Трезубце, еще пока тебя не встретили, — отмахнулась Лианна, которая не любила рассказывать о тех случаях, когда Роберт не давал ей за себя постоять и вступался за нее как за благородную даму.

— Я одна поеду, — сказала Серсея, которую немного испугала перспектива таких переговоров.

— Вот я и говорю, куда тебе платье? — повернулась к ней Лианна, обрадовавшись возможности сменить тему. — Как ты в нем верхом поедешь? А у Башни степь, там переодеваться негде. Давай лучше тебе лютню купим. Я такую историю слышала, как одна девушка переоделась юношей, прибыла ко двору лорда, назвалась Цезарио…

— Короче, и так, и так к Каронам ехать, — подытожил Эддард. — То ли лютню нам, то ли платье, то ли севрюжины с хреном.

Серсея была настоящей женщиной и нашла из дилеммы платья и вареной кожи оригинальный выход, надев свободное платье поверх вареной кожи.

— То-то принцу будет сюрприз, — не сдержался Роберт и получил от Серсеи лютней по голове.

— Думаешь, в последний раз? — спросила Лианна, когда все четверо подъехали к Башне Радости, и Эддард сказал, что достаточно на нее насмотрелся. Серсея еще с горного перевала клялась, что больше никогда не наденет походной одежды, рассудив про себя, что в положении слабой женщины есть много преимуществ, если рядом будет хороший мужчина.

— Как повезет, — признала Серсея, и Лианна подумала, что для попытки сорвать банк, полагаясь на милость судьбы и благородство своего избранника, тоже нужна своя храбрость.

— Мы в Королевскую гавань, а потом в Винтерфелл, — сообщила Лианна. — Если что, посылай ворона, мы тебя обратно украдем.

Серсея проехала половину оставшегося пути в одиночку и, остановив свою лошадь, тронула струны лютни и запела печальную песню, которую никто из ее спутников не знал, и трое оставшихся позади следили за ней до тех пор, пока из башни не прозвучали звуки серебряной арфы, подхватывающей мелодию. Тогда Лианна начала тихо насвистывать знакомую с детства песню про то, что наша крыша — небо голубое, а Роберт первым развернул коня и пообещал привезти всем на пяти милях триста футов.

Джон Аррен, властвующий в Королевской гавани, был уже стар и сед, но прожитые годы не смогли ни согнуть его спину, ни потушить его энергию. Когда Роберт, Эддард и Лианна вступили в покои десницы, Аррен сидел за столом на шестерых в кольчуге и боевых поручах, всю длину стола справа от него занимал его тяжелый меч, в середине на крутящейся подставке стояли два блюда и два кубка, а на другом торце стола, напротив Аррена, сидел встревоженный Варис.

— А еще слыхал я, лорд Варис, про яд-душитель, — рассказывал Аррен, всегда умевший напасть на хорошую застольную тему. — Глотка от него сама сжимается, как очко труса перед боем, и человек так силится вдохнуть, что кровь из глаз, да так и задыхается. Дорогой яд, но уж больно его алхимики уважают.

— Готов за державу голову сложить? — спрашивал Аррен побледневшего от описания яда Вариса и крутил подставку с едой. — Выбирай себе блюдо и кубок.

— Весело живешь, батя, — вместо приветствия сказал Роберт. — С кем воюешь?

— Да я всех тут разогнал, — сообщил Аррен, принимаясь за свое блюдо и весело поглядывая на Вариса. — А Россарта-алхимика повесил, после того как целый склад Дикого огня под септой Бейлора накрыл. Одного лорда Вариса вот оставил, он божился всеми богами, что у него уникальная шпионская сеть, каждый день мне про меня новый анекдот с базара приносил. Ну посмотрим, какова его шпионская сеть, сдюжит ли против алхимиков да придворной сволочи, — если кто из нас двоих откинет копыта, значит, не так уж и хороша. Из одной миски мы с ним еще не едим, не сдружились настолько-то, а что нам принесут, то на карусельке крутим. Если покушаются на меня — то шанс у нас обоих пятьдесят-на-пятьдесят.

— Лорд Джон умеет замотивировать личный состав, — пояснил Эддард сестре, держа ее за локоть, на случай, если в ней проснутся благородство и авантюризм и она потребует сдать на нее тоже, чтобы улучшить шансы Аррена.

— Вы ступайте-ка в Твердыню Мейгора, — посоветовал лорд Аррен. — Представитесь королеве, на дочку ее маленькую посмотрите. Заодно и поедите без рулетки. Если встретите вдруг Ланнистера, будет он вас задирать — сильно не бейте, в коленках он слабоват.

— Что, можно просто припугнуть? — осклабился Роберт.

— Я не в том смысле, — пояснил Джон Аррен, который всегда с шуткой да прибауткой давал советы, пригождающиеся потом в бою и в жизни. — Я в прямом, ноги у него слабые. Он у меня раз возле Железного трона караул нес — я отошел на минуту, возвращаюсь — он, чертова кукла, уже на троне сидит, ноги у него стоять устали. Я аж злился на него, вот как он на вас за украденную сестру, но через неделю иду ночью коридорами — глядь, а он караул на кортах несет. Такой, значит, человек.

— Семки лузгает? — весело уточнил Роберт, а Лианна рассмеялась, потому что всю выловленную на юге шантрапу всегда гнали этапом на Стену через Винтерфелл.

— Семки не, — в свою очередь развеселился Аррен, которому всегда было весело со своим воспитанником. — Ничего, будет еще филонить да по кабакам куролесить — научим.

Перед королевской детской стоял на часах сэр Барристан, верный своей присяге, предписывающей ему только обороняться против нападения членов королевской фамилии, но не давать сдачи, и удерживал на безопасном расстоянии маленького принца Визериса, положив ему руку на лоб и не давая пнуть себя по ноге.

— Говорят, сэр Дункан делал иногда так, — произнес Эддард тоном сказителя, — выпишется из Королевской гвардии на пять минут, оборвет кому надо уши и обратно запишется.

— Ловкие вы ребята, — признал сэр Барристан, оставленный напуганным принцем в покое. — Да и то сказать, из Утеса Кастерли дочку Тайвина выкрали.

— Следуем вашему примеру, сэр Барристан, — вежливо ответил Эддард прославленному рыцарю. — Время-то мирное, когда вы короля из Сумеречного Дола вывели, небось охраны везде куда поболе было, и караульные не спали.

Принц Визерис тем временем вернулся в детскую, подошел к колыбели и начал задумчиво щипать свою грудную сестру, прислушиваясь к ее плачу с интересом естествоиспытателя. Роберт скривился, шагнул в детскую и сгреб Визериса за шиворот, несколько раз встряхнув его для вразумления.

— Тебе отрубят руку, — злобно сказал Визерис, поставленный наземь. — Никто не смеет бить принца крови.

— Поговори мне, у меня бабка из Таргариенов, — ответил Роберт, надел Визерису на голову пустой ночной горшок и звонко ударил по горшку рукояткой кинжала. — Будешь еще щипаться как гусак, надену тебе на голову полный. Понял?

Оглушенный Визерис действительно что-то понял и тихонько слинял из комнаты, а маленькая принцесса уже тянула свои пухленькие ручки к своему спасителю.

— Ишь, шустрая какая, мать драконов, — сказал Роберт, когда милая малышка пожевала шнурок на его кожаном жилете, потом бросила шнурок и пожевала у Роберта палец. — Мордашка симпатичная, глазки умненькие, а братья один другого хуже. Надо бы лорду Джону идею подкинуть, пусть престолонаследие будет по женской линии.

— Отец всегда говорил, что королева у нас лучше, чем король, — подтвердил Эддард и, сам того не зная, угадал заветную мысль Джона Аррена.

— Серсее действительно как-то не везет, — заметила Лианна. — Все ее мечты сбываются, но радости ей от этого никакой.

В этом Лианна, впрочем, была неправа, потому что вдохновленный и влюбленный Рейгар в этот момент уже записывал второй альбом, исписав своими стихами к прекрасной Серсее первый.

Ты сказала, что не знала

Обо мне ничего,

Что ты по жизни попадала,

Но я круче всего.

Тебе твердит твоя мамаша,

Что не везет тебе в судьбе…

(с) Секрет

К несчастью для науки Вестероса и к счастью для всего живого, Эйрис быстро остывал к своим затеям. Вскоре после того, как было произведено первое погружение при помощи деревянного батискафа, чудом обошедшееся без человеческих жертв и вскрывшее массу недостатков в плане, начиная от недоучета давления воды на стены просмоленной бочки и кончая отсутствием света на дне озера, Эйрис забросил идею исследования океанского шельфа, а потом и вовсе исчез, а вместе с ним исчезли трое королевских гвардейцев.

Брандон излазил все подземелья. Рикард несколько раз запускал самогонный аппарат, надеясь, что Эйрис выйдет на запах. Мейстер Лювин разослал воронов во все окрестные замки. Рикард вспомнил о просьбе Рейлы и приказал Ридам перекрыть Перешеек и занять Ров Кайлин, на случай, если Эйрис ринулся в столицу под влиянием странного сна или исполнившись фантастических подозрений о плетущемся в столице заговоре. Но Эйрис не обнаружился ни там, ни там, и только десять дней спустя Рикард получил письмо со Стены, в котором лорд Кворгил, командущий Ночного Дозора, сообщал лорду Старку, что король и его спутники нагрянули в Черный замок, потребовали открыть для них ворота и ушли за Стену, не попросив ни солдат, ни провожатого, ни даже карты. Лорд Рикард вздохнул, длинно и забористо выругался, вызвал к себе Брандона и Бенджена и велел младшему сыну принять у него замок, а старшему сыну готовиться выступать через три дня.

— Лорд Рикард, — сказал вечером Лювин, входя к своему лорду. — Я имею сказать вам пару слов за ваш поход. На дворе зима. С севера идут метели и снег, они будут здесь уже через пять дней, а на вас обрушатся в дороге. Послушайте старого человека, мейстера по национальности: неужели этот мешугенер стоит того, чтобы рисковать собой и старшим сыном?

— Старки за Стеной своих не бросают, — коротко ответил лорд Рикард.

Эйрис не раз замечал, что на Севере его сны и видения стали менее беспокойны и более отчетливы. Раньше ему снились вперемежку полчища мертвецов за Стеной, пылающая столица, ледяные колдуны, сокрушающие его армии и поднимающие мертвых солдат против их живых командиров. Эйрис паниковал, искал спасения в огне, способном остановить упырей, порой ему казалось в ночной темноте, что столица уже полна ими и ее следует немедленно сжечь, избавив себя и семью от участи горшей, чем смерть, порой мнилось, что Винтерфелл уже пал и запасы Дикого огня надо неустанно пополнять.

В Винтерфелле сны Эйриса стали осмысленными и упорядоченными. Во главе войска упырей стоял Король Ночи, которому была дана власть создавать ледяных людей, называемых Иными. Иные поднимали мертвых, делая их упырями. Упырей уничтожало драконье стекло, которое оказалось простым камнем. Перед оружием Иных могла выстоять только валирийская сталь. Враг копил силы за Стеной и был еще уязвим и не готов к войне.

Эйрис пытался поговорить об обретенной им ясности с мейстером Лювином, но мейстер Лювин не верил в существование упырей точно так же, как он не верил в то, что единожды потонувшая бочка может всплыть. Столь же недоверчив был и брат-дракон Брандон, который в ответ на рассказы об упырях только подносил Эйрису кубок и предлагал опохмелиться. И только трехглазый ворон, являющийся Эйрису во снах, разделял его тревоги и звал его за Стену. «Посидим, поокаем, — предлагал странный ворон говорком из Речных земель. — Покалякаем о делах наших скорбных».

Верные королевские гвардейцы тоже вряд ли бы поверили в рассказы Эйриса, но у них было важное достоинство: они выполняли приказы короля и не задавали вопросов, а сэр Герольд и вовсе был рад поездке, потому что чем ближе становилась Стена и ледяные просторы за ней, тем более похожим делался его король на себя прежнего, с которым сэр Герольд вместе воевал на Ступенях. Герольд видел, как и в те далекие годы, когда Эйрис еще был молодым и храбрым воином, что Эйрис боится того, что ждет его впереди, но жутко злится на свой страх, и это придает ему сил. Герольд предвидел ждущие их за Стеной великие подвиги, но за Стеной их ждали только заснеженные равнины и леса и огромное чардрево с пещерой под ним, около которой одержимый новый целью и потому помолодевший король ласково простился со своими спутниками, приказав им возвращаться и передать лорду Кворгилу привет от лорда Риверса. С этими словами Эйрис ушел в темноту пещеры, а его спутники, не смея ослушаться приказа, повернули назад буквально со слезами на глазах.

Эйрис почувствовал свободу от воли Риверса, захватившей его за Стеной, только в центре пещеры, встретившись с мертвенно-бледным стариком, лицо которого сохранило и красное родимое пятно, и ехидное снисходительное выражение.

— Неужель ты ко мне, верю и не верю, — издевательски сказал Риверс. — Не стой на пороге, проходи.

— Ты Бринден Риверс? — недоверчиво спросил Эйрис, чувствуя в своем разуме пустоту, словно оттуда исчезло инородное тело, бывшее голосом Риверса и навеваемыми им видениями.

— Не веришь? — с усмешкой спросил старик. — Пошарь вон в тряпье под корнями.

Эйрис послушно опустился на колено, пошарил под корнями чардрева, прорастающими в центр пещеры и извлек оттуда узкий полуторный меч.

— Темная Сестра, — ошарашенно пробормотал Эйрис, подняв глаза на утраченное сокровище Таргариенов в своей руке.

— Теперь веришь? — осведомился Риверс. — Положи на место, не дорос еще.

— Я король! — вспылил Эйрис, но неожиданно остекленел глазами, засунул клинок обратно в кучу тряпья и встал перед Риверсом.

— Так-так, — проворчал Риверс, наполовину отпуская Эйриса и придирчиво копаясь в его памяти. — Как я обрадовался, когда до тебя докричался. Целый король, думаю, мне достался, родственничек, да еще такой восприимчивый. Далеко до тебя было, конечно, иногда вместо передачи знаний выходила изрядная чепуха, а обратной связи и вовсе не было, но ведь я тоже учился… Да, ты, конечно, дурачок — кто ж такой ёперный театр под сухую смотрит, какой я тебе показывал. Выпил бы, или покурил, или грибочков поел. Расширил бы слегка сознание, а то под сухую и рехнуться недолго… А, до выпивки ты все-таки додумался… Не, тут ты совсем идиот — ну зачем тебе Дикий огонь в Королевской гавани, упыри же за Стеной? Как — «столицу жечь»?

С этими словами Риверс окончательно отпустил сознание Эйриса, и некоторое время бывший десница и нынешний король смотрели друг на друга большими охреневшими глазами.

— Ты совсем дурак, да? — наконец нарушил молчание Риверс. — Ну зачем, зачем ты начал искать мнимых предателей и жечь их? Какая у этого научная ценность? Все они горят одинаково, и все они не упыри. Зачем ты царапал жене жопу? Для чего отрастил себе хайр, как чокнутый проповедник? Какая от всего этого польза в борьбе с Иными, ответь, баранья твоя башка!

— С тобой с ума сойти можно, Риверс, — ответил потрясенный Эйрис, тяжело дыша и чувствуя, как его заполняет уже его собственная веселая и здоровая злость, в далекой юности стяжавшая ему в Войне Девятигрошовых королей воинскую славу. — Всю жизнь мне испортил, сукин ты сын.

— Шира говорила мне то же самое, — усмехнулся Риверс. — Но у нее выходило очаровательно, а ты мужик и далеко не красавец. Ладно, поставь котелок, пожрем, а потом начну тебя учить. Какой ты древовидец ни есть, другого же пока нет.

Трое королевских гвардейцев сначала немного заплутали за Стеной, потому что ведомый Риверсом король, выезжая за Стену, отказался от карты, но потом нарвались на отряд Одичалых, порубили втроем двадцать человек и взяли проводника, благодаря которому вернулись в Черный замок за пару дней до приезда Старков. Сэр Герольд вздохнул и пошел писать в столицу докладную об исчезновении Эйриса, составив ее таким суконным языком и в таком объеме, что из нее можно было шить шинель, а объяснение со Старками взял на себя отважный сэр Артур.

— Разрешите доложить, лорд Старк, — откозырял сэр Артур, решив, что, раз короля они потеряли, то нужно давить на то, что действовали они строго по уставу. — По приказу короля мы расстались с ним у большого чардрева, где он отправился в пещеру повидать лорда Бриндена Риверса. Сэр Освелл уже наносит наш маршрут и расположение чардрева на карту.

— А ну дыхни! — потребовал Рикард Старк и аж поежился от такого букета.

— Холодно за Стеной, лорд Старк! — доложил сэр Артур.

— Вот именно, что холодно, — согласился Рикард, выслушав подробное объяснение. — А под чардревом, думаешь, тепло? Как там Риверс топит, чтобы все эти годы прожить? Сожжет чардреву корни, во-первых, а во-вторых, тебя послушать, там вокруг каменюка, чем топить-то? Вижу, прямо вижу старенького Риверса, ежедневно топающего милю в одну сторону с вязанкой дров на спине.

Рассудительные речи лорда Старка были прерваны появлением усмехающегося мейстера Эймона с письмом, запечатанным таргариенской печатью, и странным поведением Брандона.

— Это действительно Риверс, батя, — возразил Брандон с закрытыми глазами, словно в трансе. — Лютый Риверс, он даже про волка на елке знает и дразнится. А теперь ругается и просит думать поотчетливее, если мозгов хватит.

— Древовидцем стал, Ворон Кровавый, — покачал головой лорд Рикард и прикрыл глаза, потому что Риверс вышел на связь и с ним. — Доброй ночки, лорд-командующий. И вас туда же. Мы очень рады, что Старки ваш резервный вариант, мы не гордые. Найдите себе еще пяток резервных и отлезьте от нас, пожалуйста. От вас все равно никакого толка, ноги болят в прямом смысле, а летать научить вы обещаете в переносном. Дров пришлю, а коньяк кончился, переходите на самогон.

— Это на Севере бывает, — пояснил лорд Старк ошалевшему Артуру Дейну. — Водяные тут у нас, лешие, домовые, вот еще пещерный Риверс объявился. За таким хозяйством глаз да глаз, Болтоны пробовали много веков назад порулить вместо нас, но фраернулись и признали, что они лохи. Передай-ка сюда письмо, я почитаю.

«Старки! — гласило письмо, принесенное мейстером Эймоном. — Пишет вам королева Шейра, что-то вы совсем про меня забыли. Где мой шлимазл, пользуясь беспощадно точной медицинской терминологией вашего Лювина? Я молчала, когда он поехал рыть за Стеной свою канаву, — чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. Но теперь мне пишет Герольд, что сынок мой юркнул, как крот, в какую-то нору, и был таков. Ладно у Эйриса нет головы, но у Герольда ее скоро совсем не будет. Барристан моего разиню один из-под девяти замков достал, а у вас там трое гвардейцев, один Таргариен, лордов — что плюнуть некуда, а сын мой в пещере сидит?

Чтобы второе письмо не писать: Рейла наконец взяла себя в руки, родила здоровую девчонку. Присылать ничего не надо, барахла вашего еще с ее неудачных отстрелов достаточно. И да, напишите Тайвину, а то он разобиделся как девка, всех воронов из Королевской гавани сразу отсылает назад. Скажите ему, что, если его охламон, как его, Гора, что ли, еще раз будет шуметь под окнами детской, — я их обоих порву напополам».

— Север помнит, — вздохнул лорд Рикард, дочитав письмо, потому что королеву-мать помнили по ее молодым годам также и Запад, и Восток, и даже Дорн считал, что лучше полная кровать скорпионов. Юная принцесса Шейра запомнилась всем Семи Королевствам тем, что разорвала помолвку с Лютором Тиреллом, сбежала из дома с собственным братом, будущим королем Джейхерисом, и по старому таргариенскому обычаю вышла за него замуж, наплевав на мнение отца, Верховного септона и всего Вестероса, и, судя по письму, прошедшие с тех пор годы не убавили у королевы-матери ни скандальности, ни энергии.

— А как думаешь, батя, — спросил Брандон, который успел научиться у Эйриса плохому и вместе с отцом начал экспериментировать с горючими и взрывчатыми веществами, — если королева Шейра приедет сюда и доберется до лорда Риверса, чья возьмет?

— Думаю, мироздание этого не выдержит, — ответил Рикард Старк. — Шандарахнет за Стеной так, что, если Король Ночи есть, его точно не станет.