Змеиные корни (гет)

Камин сегодня казался особенно жарким. Жарче её сомнений, жарче пугающих мыслей, опаснее запрятанных в сердце страхов. Гермиона погасила свечи и, подобрав под себя ноги, уютно устроилась в кресле возле окна. Бледное зимнее солнце давно скрылось за кромкой леса, и за высокими окнами замка в кромешной тьме ночи взволнованно металась пурга. Тяжёлые хлопья снега стучались в стёкла, а затем вдруг уносились вдаль, увлекаемые резкими порывами ветра, и его хищный недовольный вой не могли заглушить ни треск поленьев, ни жаркое гудение огня. Хижину Хагрида замело, и сквозь плотную пелену снега Гермиона с трудом могла разглядеть поднимавшийся из трубы огненный сноп искр.

Январь в этом году выдался под стать её настроению: холодный, переменчивый и злой. Он наполнял Гермиону надеждами, будоражил сомнениями, но так и не приносил желанного облегчения. Казалось, ещё немного — и она справится, разберётся с мыслями, смирится с чувствами и поступит так, как должно, но наступал новый день, и ничего не менялось. Письмо по-прежнему ждало её на каминной полке, и Гермиона не знала, почему за эти бесконечные дни так и не нашла в себе мужества, чтобы открыть его и прочесть.

Ждал ли профессор ответа? Едва ли. История с чайником ничуть не изменила их отношений, не сделала его добрее, внимательнее и даже терпимее. Он по-прежнему распекал её за нерадивость гриффиндорцев, стыдил за отсутствие педагогических талантов и намеренно принижал её успехи, в чём бы она их не достигала. И в этом было что-то успокаивающее — Гермиона не знала другого Снейпа, и мысль о том, что однажды под напускной маской отчуждения она может разглядеть совершенно иного человека, страшила её куда сильнее, чем вполне ожидаемая перспектива навсегда остаться в его глазах надоедливой всезнайкой. Снейп был саркастичным, резким, местами желчным и нетерпимым, но всё же невероятно умным и столь же невероятно недосягаемым. Образ героя не шёл ему совершенно, он стал им по принуждению, по праву чужого выбора, но, каждый раз терпеливо неся свою ношу, не жаловался и не скулил.

Её фантазии и надежды казались такими далекими от реальности, что Гермиона никогда не рассчитывала на их воплощение. Она лишь хотела добиться чуть большего: чуть больше его внимания, чуть больше времени с ним рядом, чуть больше надежды однажды заговорить с ним на равных. В его глазах — лишь жалкая влюблённая девочка. Гермиона никогда не желала себе подобной участи, но едва ли верила, что у этой истории может быть и иной, счастливый конец. Но это почти случилось.

Письмо. Оно лежало на камине и смотрело на Гермиону, и любой своей фразой, оставленной коротким росчерком пера, могло перевернуть для неё целый мир. Мысль о том, что профессор однажды способен увидеть в ней женщину, пугала и манила её до дрожи, до сладкой ломоты в коленях, до безумных снов, что снились ей ночами, до глупых мыслей, что тревожили сознание днём. Письмо было приглашением, ожиданием перемен, шагом к чему-то большему, и неважно, что в нём написано, потому что Гермиона знала — если что-то профессор Снейп и умел делать блестяще, так это полностью игнорировать безразличных ему людей.

И ей было до жути страшно: каково это — пройти по тонкому льду?

Гермиона поёжилась, но всё же встала. Поленья в камине потрескивали, и на одно короткое, но такое отчетливое мгновение ей трусливо захотелось бросить письмо в огонь. Словно и не было ничего. И вновь потянутся одинокие дни: книги, друзья, научные работы, поездки в Лондон; она проживёт их в полном забытьи, заперев неуместные чувства в сундук и бросив ключ в открытое море. И никогда себе этого не простит.

Она взяла конверт в руки и снова вернулась к окну. Мягкая бумага приятно щекотала пальцы и казалась прохладной. Не было ни подписи, ни печати: обычный, заклеенный заклинанием пергамент, наверняка купленный где-то во «Флориш и Блоттс». Гермиона осторожно распечатала конверт и достала записку. На тонком, почти прозрачном листе была написана одна короткая фраза:

«Нет ничего неразумнее сантиментов, Гермиона».

Сердце тревожно замерло и пропустило удар. Она получила так много и так мало. Это было приглашение и осуждение, страх и желание отступить. И всё же они были — странные незнакомые чувства, будоражившие их обоих. Неуместные и до дрожи пугающие.

«Нет ничего неразумнее сантиментов…»

Она знала, что это правда, и если кто-то и понимал это лучше неё, то этим человеком был Северус Снейп. Гермиона аккуратно вложила письмо в книгу и вдруг поняла, что плачет. Глупо, совершенно по-детски и совсем не из жалости к себе. В конце концов, она получила то, на что даже не смела надеяться, просто она пока не понимала, что же ей теперь с этим делать.

Внезапно дверь её комнаты распахнулась, и Гермиона, удивленно обернувшись, увидела, что на пороге стоит Гарри Поттер. Спортивная куртка на нём стала жесткой от прихватившего её мороза, воротник запорошило снегом, на круглых очках тонкой корочкой поблескивал иней.

— Господи, Гарри, ты знаешь, который час… — начала Гермиона, быстро стирая непрошеные слезы, и вдруг испуганно замолчала.

— Ни шах— тен— хаашан, — сказал Гарри и прямо на пороге упал в обморок.

* * *

— Почему вы позвали меня? — возмутился Снейп, вылезая из камина. — У нас что, в Хогвартсе больше нет Больничного крыла?

— Гарри разговаривал со мной на парселтанге, — объяснила Гермиона, отступая на шаг и позволяя профессору войти.

Снейп мрачно смерил Гермиону недовольным взглядом, посмотрел на диван, куда пятью минутами ранее она отлевитировала Поттера, и, не дождавшись пояснений, раздраженно спросил:

— И?

— Гарри разучился говорить на парселтанге в тот день, когда умер Волдеморт, или если точнее, в тот момент, когда Гарри перестал быть его крестражем.

Профессор Снейп нахмурился, и на его бледном лбу залегла глубокая тревожная складка.

— А вы уверены, что это вообще Поттер? — спросил он, вынимая из кармана палочку.

По испуганному выражению лица Гермионы можно было понять, что подобная мысль ещё не приходила ей в голову. Зато теперь она мгновенно вспомнила сразу всё: и Годрикову Впадину, и Нагайну, прятавшуюся в истлевшем теле Батильды Бэгшот, и, конечно, собственную неосторожность, в прошлый раз едва не стоившую им жизни. Уж ей-то, наученной горьким опытом, полагалось вести себя гораздо более осмотрительно. Оглядываясь в поисках палочки, Гермиона внезапно осознала, что полчаса назад бездумно оставила её заложенной в книгу, и теперь палочка недосягаемо покоилась где-то между томиком поэзии Рембо и справочником по нумерологии. По совершенно непонятной причине в присутствии Снейпа она постоянно умудрялась демонстрировать собственную несостоятельность. Впрочем, зельевар, без всякого сомнения заметивший череду промелькнувших на её лице эмоций, на этот раз предпочёл воздержаться от комментариев: он так часто говорил ей, что бог ничему не учит гриффиндорцев, что повторяться действительно не было смысла.

— Не думаю, что стоит бояться, — сказал профессор, медленно приближаясь к дивану и зачем-то втягивая носом воздух, — будь это на самом деле змея, она бы давно на вас напала.

Он коротко взмахнул палочкой и произнёс ровно и абсолютно спокойно:

— Фините Инкантатем.

И к огромному облегчению Гермионы ничего не изменилось: у Гарри не выросли клыки или свиной пятачок, и он не превратился в одного из тех немногочисленных Пожирателей Смерти, чьи лица всё ещё мелькали на плакатах «разыскивается», развешанных по всему волшебному Лондону. Впрочем, и радоваться было особо нечему — отсутствие обратного превращения означало лишь одно: с Гарри, с её Гарри, действительно случилась беда.

Снейп опустился на корточки перед диваном и, протянув руку, коснулся длинными пальцами шеи Поттера.

— Вы давали ему что-нибудь? — спросил он, щупая пульс.

Гермиона отрицательно покачала головой.

— Я сразу вызвала вас.

— Разумная предусмотрительность, — сказал профессор.

«Не свойственная гриффиндорцам» — так и читалось в его взгляде.

Ничего не комментируя и не объясняя, Снейп внимательно осмотрел шею Гарри, его уши, шрам на лбу и кожу под волосами, затем, не слишком церемонясь, разрезал палочкой ткань куртки и джемпера на рукавах и столь же внимательно осмотрел его вены.

— Что ж, — произнёс он спустя пару минут, удовлетворившись осмотром, — давайте попробуем привести его в чувство.

Порывшись в карманах мантии, профессор достал небольшой пузырёк и, откупорив крышечку, сунул зелье Поттеру под нос.

Вдохнув пары темной жидкости, Гарри, закашлялся, резко распахнул зеленые глаза и яростно замолотил в воздухе кулаками, словно в невидимом поединке сражаясь с окружавшими его демонами.

— Тише, Поттер, тише, — зашипел Снейп, хватая Гарри за руку и с трудом уворачиваясь от его ударов. — Вы в Хогвартсе, в полной безопасности, и здесь вам ничто не угрожает!

Тяжело дыша и растерянно оглядываясь по сторонам, Гарри попытался сесть — казалось, он не до конца понимает, где находится; но вот взгляд его приобрёл осмысленность, Гарри опустил ноги в мокрых кроссовках на потёртый ковёр и быстро сказал, встревоженно глядя на Снейпа и Гермиону:

— Аши саах-шааахей.

— Действительно, парселтанг, — со странной смесью любопытства и напряжения произнёс Снейп.

Лицо Гарри болезненно дёрнулось, и он с неожиданной яростью ударил кулаком в спинку дивана.

— Спокойно, Поттер, — предостерёг его Снейп. — Судя по вашей реакции, вы прекрасно осознаёте, что говорите на другом языке.

Гарри расстроенно кивнул.

— Давно это происходит?

На этот раз Поттер отрицательно покачал головой.

Профессор задумчиво потёр подбородок, склонил голову на бок и, с видом человека с любопытством взирающего на лабораторную мышь, спросил:

— Рискну предположить, что первые симптомы появились всего несколько часов назад?

Ожидать от профессора Снейпа сочувствия было, конечно, крайне неразумно, и всё же Гермиона немного расстроилась, поняв, что во всём его поведении, манере держаться и задавать вопросы ей видятся лишь привычное раздражение на Поттера и сугубо научный, холодный интерес. Но Гарри отсутствие сочувствия, казалось, ничуть не волновало. Он коротко кивнул, соглашаясь с выводами профессора и, приподняв руку, показал Снейпу пять пальцев.

— Пять часов, — произнес Снейп, — значит, это не змеиный сглаз, сглаз бы уже развеялся сам по себе. Что ж, давайте попробуем разобраться.

Поттер попытался что-то сказать, сухо закашлялся, сначала негромко, затем сильнее, и к ужасу Гермионы уже спустя пару секунд жёсткий спазм болезненного кашля настолько сильно скрутил всё его тело, что стало казаться, что ещё немного, и Гарри задохнётся.

— Господи, профессор, разве вы не видите, что Гарри плохо? — испуганно воскликнула Гермиона, бросаясь за палочкой. — Его нужно срочно доставить в Мунго!

Стараясь подавить раздирающий его кашель, Гарри отчаянно замахал руками, словно мысль о Больнице Святого Мунго приводила его в настоящий ужас.

Абсолютно спокойно, не делая лишних движений, профессор Снейп призвал со стола стакан, заклинанием наполнил его водой и вложил в дрожащую руку Поттера. Гарри пил жадными неаккуратными глотками, периодически вновь сбиваясь на кашель, но наконец всё же справился и затих, тяжело и хрипло дыша.

— Боюсь, мисс Грейнджер, вашим надеждам не суждено сбыться, и от мистера Поттера нам так просто не избавиться, — нахмурившись, произнёс Снейп и, обращаясь к Гарри, добавил:

— То, что вы сейчас в Хогвартсе, а не в больнице Святого Мунго — это ведь не досадное недоразумение, не так ли, Поттер?

Гарри утвердительно закивал головой, и зельевар вдруг почувствовал странное беспокойство. Что-то было во всём этом неправильное, что-то, что он никак не мог уловить. В висках неожиданно заломило, во рту появилась предательская сухость, а в груди, чуть ниже бьющегося сердца, нечто тугое и напряжённое стало медленно сворачиваться в жёсткий комок — Снейп знал все эти симптомы, переживал сотню раз — страх, ощущение подкрадывающейся опасности. Мысль ещё не сформировалась в его мозгу, а отточенное годами чутьё уже забило тревогу.

— Гарри, ты не хочешь обращаться в Мунго, потому что боишься, что кто-то тебя там увидит, или ты не доверяешь врачам? Первое или второе? — не дождавшись от профессора новых вопросов, спросила Гермиона.

Гарри поднял два пальца вверх.

— Тебя кто-то преследует?

Гарри отрицательно покачал головой.

— Ты от кого-то скрываешься?

И вновь отрицательный ответ.

— Ты знаешь, что именно с тобой случилось?

Поттер неопределенно пожал плечами и сделал вид, что, взмахнув палочкой, произносит какое-то заклинание.

— Ты считаешь, что тебя намеренно прокляли? — Гермиона обернулась, в растерянности глядя на профессора Снейпа.

— Знаете, что за проклятие? — быстро спросил тот.

Гарри вновь отрицательно покачал головой.

— Знаете, кто это сделал?

И снова неопределенный жест. Поттер подвигал плечами, словно не говоря «ни да, ни нет». «Не уверен», — определил для себя этот жест профессор.

— Можете написать имя?

Гарри со вздохом покачал головой.

— Интересный симптом, — произнёс Снейп и, обращаясь к Гермионе, добавил. — Мисс Грейнджер, дайте перо.

Гермиона послушно взяла со стола перо, чернильницу и кусок пергамента, но вместо того, чтобы отдать их Гарри, с укором сказала:

— Я думаю, нам необходимо срочно вызвать мадам Помфри и сообщить директору.

— Дайте Поттеру пергамент и сообщайте, — ответил Снейп, не скрывая раздражения. Ненужная суетливость Грейнджер мешала ему думать.

Гермиона пожала плечами и протянула Гарри перо. Раздражённый, нервный, полный праведного гнева Снейп — всё это давно уже не смущало и не пугало её. Чуть подрагивающей рукой Гарри взял чернильницу и перо и попробовал написать имя. Вместо слов на листе пергамента появились странные кривые линии, словно их рисовал совсем маленький ребёнок. От вида подобных каракулей сердце Гермионы тревожно сжалось — когда-то давно она читала, что такие линии рисуют заключённые, подвергшиеся поцелую дементора. Гарри сделал ещё одну попытку, но, видя, что ничего не выходит, расстроенно бросил перо на пол.

«Не могу», — покачал он головой.

— Определенно, очень необычный побочный эффект проклятия, — сказал Снейп, невольно ощущая, как тревога становится сильнее. — Вы знали, что парселтанг — это устный язык, в нем нет письменности и именно поэтому он так сложен в изучении?

Было непонятно, к кому именно он обращается, впрочем, заданный им вопрос едва ли нуждался в ответе.

Гермиона взяла с полки дымолетный порошок и, бросив его в камин, связалась с кабинетом директора.

МакГонагалл появилась через несколько минут, облачённая в длинный зелёный халат, надетый поверх ночной сорочки, и в строгий шерстяной чепец из чёрно-зелёной шотландки. Несмотря на то, что время уже перевалило за полночь, директор выглядела совсем не сонной, разве что немного усталой.

— Что случилось? — встревоженно спросила она, выходя из камина.

— Гарри прокляли, — расстроенно объяснила Гермиона.

МакГонагалл посмотрела на Снейпа, потом на Поттера и, не сдержавшись, возмущённо воскликнула:

— Мерлин, Северус, неужели опять?! Чем на этот раз он тебе не угодил? Я же запретила Поттеру уговаривать тебя проходить комиссию!

Снейп обиженно поджал губы.

— Я здесь ни при чём, — произнёс он таким тоном, будто его заподозрили как минимум в ограблении Гринготтса.

— Простите, директор, — торопливо вмешалась Гермиона, — но профессор действительно ни в чём не виноват. Я лишь обратилась к нему за помощью! — и она быстро пересказала МакГонагалл события последней четверти часа, с момента появления Гарри на её пороге и до этой самой секунды.

— Вы удивительным образом умудряетесь влипать в неприятности, мистер Поттер! — сказала МакГонагалл с тяжёлым вздохом, и на секунду показалось, что сейчас она закончит словами: «И постоянно втягиваете в них Хогвартс», но, к облегчению Гермионы, директор сказала совсем другое: — Но, слава Мерлину, у вас хватает ума не разбираться с этим в одиночку. Я вызвала Поппи, она прибудет с минуты на минуту.

— Вы уже знаете, с каким проклятием мы имеем дело? — спросила она, обращаясь к профессору Снейпу, и, получив отрицательный ответ, с сожалением в голосе добавила: — Пару часов назад я отпустила Филиуса в Лондон, весьма не вовремя, как я теперь понимаю. Он вернётся лишь завтра утром.

МакГонагалл обернулась к Поттеру и сдержанно спросила:

— Есть что-то, что, по вашему мнению, нам срочно нужно сделать? Именно сейчас вам угрожает опасность?

Гарри отрицательно покачал головой.

— Кому-то, кроме вас, ещё нужна помощь?

И снова нет.

— Вы хотите, чтобы мы вызвали сюда мисс Уизли или кого-то из её родных?

И видя, что Гарри вновь качает головой, закончила:

— Что ж, в таком случае сначала проведём медицинский осмотр, а затем будем решать, что же нам со всем этим делать.

Мадам Помфри появилась спустя пару минут. Невозмутимая и строгая, в белом медицинском фартуке и неизменном идеально накрахмаленном чепце, она толкала перед собой медицинскую тележку, доверху заполненную многочисленными зельями и инструментами, и освещала себе дорогу палочкой. Переступив порог комнаты, медиковедьма окинула оценивающим взглядом сидящего на диване Поттера и, конечно, сразу же заметила и его бледную кожу, и проступившую испарину, и мелкую дрожь, что ежеминутно сотрясала всё его тело. Она расстроенно покачала головой и, обернувшись к профессору Снейпу, с осуждением в голосе сказала:

— Северус, неужели опять?!

— Мерлин! — закатывая глаза, простонал Снейп. — Да не трогал я вашего Поттера!

Мадам Помфри еле заметно вздохнула и, разумно решив не спорить, приступила к осмотру.

— Как вы себя чувствуете, мистер Поттер? — спросила она, склоняясь над пациентом — Вы можете встать?

Гарри послушно поднялся. Взъерошенный, бледный, с разрезанными висящими рукавами, он всем своим жалким видом напоминал Пьеро. Гермиона встретилась с ним взглядом, и сердце её болезненно сжалось. После недавней истории с чайником всё происходящее казалось ей незаслуженным испытанием.

— Не хочу вас пугать, но на мой взгляд ситуация не из легких, — сказала мадам Помфри, спустя какое-то время заканчивая осмотр. — У мистера Поттера присутствуют все симптомы постепенно проявляющего проклятия. Да, именно так, — подтвердила она, поймав встревоженный взгляд Гермионы. — Проклятие не статично, его действие отложено, и на данный момент мы наблюдаем лишь его начальную стадию. Боюсь, разговорами на змеином языке дело не ограничится. Я вижу явные признаки подступающей лихорадки. Очень скоро, мистер Поттер, вас охватит жар, голосовые связки уже обложены и частично деформированы, начали появляться первые следы воспаления кожных покровов. Впрочем, пока всё выглядит вполне типично, и, не будь у вас этого странного и неожиданного симптома — я имею в виду парселтанг — то я, вполне вероятно, диагностировала бы обычную магическую аллергию. Змеиный же язык меняет всё. Поэтому стоит ожидать, что через несколько часов вам станет значительно хуже…

— Но вы же знаете, как это лечить? — не сдержавшись, взволнованно спросила Гермиона.

— Конечно, — несмотря на свою последнюю фразу мадам Помфри выглядела совершенно спокойной. — Обычно подобные магические недуги, независимо от сути проклятия, легко поддаются интенсивной терапии. Мы используем жаропонижающие, кроверазжижающие и восстанавливающие зелья и посмотрим, что из этого выйдет. Однако, для начала, мистер Поттер, нам необходимо доставить вас в Больничное крыло — гостиная мисс Грейнджер не самое подходящее место для вашего лечения.

Мадам Помфри собрала свои инструменты на тележку и, глядя на директора, на всякий случай спросила:

— Как я понимаю, об обращении в больницу Святого Мунго речи вновь не идёт?

МакГонагалл покачала головой.

— В таком случае рекомендую всем отправиться спать. Завтра после осмотра я сообщу новости, а пока, мистер Поттер, вам предстоит небольшая прогулка. Надеюсь, вы можете идти?

Гарри утвердительно кивнул и снова встал на ноги.

— Что ж, желаю всем спокойных снов. Мистер Поттер, если необходимо, обопритесь на меня.

— Я пойду с вами! — стремительно вскакивая со стула, воскликнула Гермиона и, смутившись под взглядом коллег, быстро добавила: — Я только провожу Гарри и сразу же вернусь к себе.

— Идемте, — пожав плечами, согласилась мадам Помфри и толкнула свою тележку вперед.

Уже выходя из комнаты, Гермиона неожиданно почувствовала, что Снейп удержал её за руку.

— Расспросите его обо всём! — сказал он тихо, но очень настойчиво, почти нависая над Гермионой. Его тёмные, обычно непроницаемые глаза странно блестели. — Сейчас не время спать, спрашивайте и спрашивайте, пока не узнаете всё, что знает и помнит он. Мне всё равно, как вы это сделаете. Вы провели рядом с мальчишкой полжизни, и если кто-то в состоянии понять, что на самом деле творится у него в голове, то это только вы.

Пока он говорил, его крепкая, бледная ладонь жарким кольцом напряжения обжигала её запястье. Гермиона кивнула и, испуганно сглотнув, поспешила выйти в коридор. Ей не понравилось, как тревожно и пугающе звучал голос профессора.

* * *

В коридорах Хогвартса было холодно. Гарри шёл достаточно быстро и уверенно, от былой слабости, ставшей причиной его обморока, казалось, не осталось и следа, лишь однажды он неожиданно споткнулся и схватился за стену, но почти сразу выпрямился и пошёл дальше, отвергая любые попытки помочь.

— Ты сообщил Джинни? — спросила Гермиона просто для того, чтобы хоть что-то сказать. Молчать в полной тишине пустых коридоров было выше её сил. Из головы не шли последние слова профессора Снейпа, и страх, охвативший её, когда она покидала свои комнаты, казался ей сейчас почти физически осязаем.

— Может быть, мне послать ей сову?

Гарри отрицательно покачал головой и, пытаясь улыбнуться, осторожно взял Гермиону за руку. Так они и вошли в дверь Больничного крыла, поддерживая друг друга, и Гермиона невольно подумала о том, что Гарри понадобится немало мужества, чтобы справиться с тем, что его ожидает.

В палате было пусто. Поттеру досталась кровать, на которой он много лет назад провёл свою самую трудную ночь в Больничном крыле. Тогда он упал с метлы, и профессор Локонс с присущим ему самомнением уничтожил в его руке все косточки до единой. Гарри бережно погладил немного колючее одеяло и посмотрел на Гермиону. Профессор Снейп был прав — она без всяких слов знала, о чём он думает: о Добби, о квиддиче, о тех годах, что они вместе провели в Хогвартсе.

— Второй курс, — сказала она, указывая на кровать, — костерост.

Гарри улыбнулся.

— Малфой, — добавила Гермиона и вдруг встрепенулась. — Это ведь не он?

Гарри, казалось, на мгновение задумался, но потом отрицательно покачал головой.

— Ты снова куда-то впутался? — спросила она почти утвердительно.

И Гарри, усмехнувшись, развёл руками. На его лбу под вечно взлохмаченной челкой проступили бисеринки пота.

— Вот, выпейте, — сказала мадам Помфри, появляясь с первой партией лекарств. Она протянула Поттеру две колбы — одну с кроверазжижающим, другую с восстанавливающим зельем.

И пока Гарри мелкими глотками пил лекарства, Гермиона думала о том, что сказал ей профессор Снейп.

«Какие вопросы необходимо задать, чтобы увидеть то, что творится у Гарри в голове?»

— Через пятнадцать минут выпьете жаропонижающее и зелье сна без сновидений и сразу спать! — скомандовала мадам Помфри не терпящим возражения тоном, затем посмотрела на Гермиону, словно собираясь выставить её за дверь, но так и ушла, не сказав больше ни слова.

«Иди», — помахал ей рукой Гарри.

Но Гермиона устало покачала головой и опустилась на краешек кровати. Глаза действительно слипались, пережитый стресс сменился странной апатией, хотелось свернуться клубочком в изножье кровати и никуда не уходить. Она тряхнула головой, стараясь прогнать несвоевременную дрёму, и вдруг увидела, что Гарри в задумчивости что-то перебирает в руке.

— Что это? — спросила она с интересом.

Гарри раскрыл ладонь и показал ей небольшой браслет, напоминающий магловские чётки. На толстой, упругой нити были нанизаны маленькие фигурки размером чуть больше кната — снитч, крохотная, словно игрушечная метла, золотой галеон, фигурка собаки…

Гарри тепло улыбнулся, перебирая их пальцами, и Гермиона по нежности его взгляда, по теплоте его улыбки сразу почувствовала ответ.

— Это подарок от Джинни? На удачу? — спросила она, не сдержав ответной улыбки.

Гарри смешно скорчил расслабленную умиротворенную рожицу, и Гермиона кивнула, давая понять, что догадалась.

— Как чётки? Чтобы успокоить нервы?

Гарри показал ей на снитч, и Гермиона спросила:

— Тот самый?

Поттер кивнул.

— А эта фигурка собаки, это ведь Сириус? Боже мой, а вот эта монета — неужели это зачарованный галеон ОД?

Гарри усмехнулся.

Гермиона вспомнила, как на прошлое рождество Джинни жаловалась, что Гарри слишком много нервничает и постоянно отрывает пуговицы на форменном сюртуке.

— Джинни заклинанием уменьшила все эти вещи и наложила на них чары успокоения? Вот ведь умница! Конечно, с твоей-то работой, постоянный стресс…

Она на мгновение замолчала, но почти сразу заговорила вновь:

— То, что случилось, это проклятие, — спросила она, поднимая глаза от чёток, — это ведь как-то связанно с твоей работой в Аврорате?

Лицо Гарри стало напряжённым. Он медленно кивнул, хотя и не очень уверенно.

— Какое-то твоё задание? — Гермиона быстро прикинула в голове, что МакГонагалл могла бы попросить у Кингсли доступ ко всем операциям аврора Поттера, но к её большому сожалению Гарри отрицательно покачал головой.

— Это не ТВОЁ задание? — вдруг догадалась она.

Гарри задумался над ответом и спустя секунду всё же утвердительно кивнул.

— Ты что-то видел, что-то, что не должен был?

— Боюсь, время вопросов закончилось, — перебила её мадам Помфри, подходя к Гарри с очередной порцией зелий. — Утром можете сюда вернуться, а сейчас мистеру Поттеру пора спать.

Гарри скривился, выпив мерзкое на вкус жаропонижающее средство, и показал подруге поднятый вверх большой палец.

Гермиона встала, ободряюще сжала Гарри плечо и двинулась было к выходу из палаты, но в последний момент передумала. Тревожные слова профессора Снейпа по-прежнему не шли у неё из головы.

«Задавайте ему вопросы до тех пор, пока не будете знать всё, что знает он!»

Неожиданно для самой себя она опустилась на ближайшую к выходу кровать и сказала, словно ни к кому не обращаясь:

— Я посижу тут, пока Гарри не уснёт, — и в её взгляде было столько мольбы, что мадам Помфри не решилась ей отказать.

Гермионе снился сон: она шла по пустым коридорам Хогвартса и слышала, как в трубах над её головой с шуршанием и шорохами движется огромное тело змеи.

— Это василиск! — испуганно воскликнула Гермиона. — Гарри, нам нельзя здесь оставаться! — она обернулась, собираясь схватить друга за руку, и замерла. Гарри смотрел на неё странными болезненно-жёлтыми глазами и почему-то не спешил уходить.

— Гарри, нам надо бежать, — сказала Гермиона, растерянно дёргая Гарри за рукав мантии.

Жёлтые глаза распахнулись, и Поттер, широко раскрывая рот, с низким шипением произнёс:

— Даас шаахан сах…

«Я знаю», — в ужасе поняла Гермиона.

* * *

— Просыпайтесь, просыпайтесь же наконец, мисс Грейнджер! — кто-то большой и сильный бесцеремонно тряс её за руку. Гермиона открыла глаза, стараясь понять, что происходит. Вокруг было темно, она лежала на больничной койке, из широкого прямоугольника за её спиной в комнату падал неяркий свет, а рядом, склонившись почти к самому её лицу, стоял профессор Снейп.

— Ну же, — произнес он осуждающе, — вы спите, как пятилетний ребёнок, хоть Бомбарду взрывай.

«Просто я очень устала», — хотела сказать Гермиона и, тут же вспомнив события последних часов, резко села на кровати.

— Что-то случилось? — спросила она испуганно. — Что-то с Гарри?

— Вы должны немедленно его разбудить, — ответил профессор, выпрямляясь, — у нас мало времени.

Гермиона невольно опустила глаза и увидела, что на полу возле ног профессора стоит большая каменная чаша — Омут Памяти. Не задавая лишних вопросов, она поднялась с кровати и направилась в другой конец Больничного крыла, где за небольшой ширмой, укрытый от любопытных глаз, тихо спал Гарри. Пока она будила Поттера, Снейп установил Омут Памяти на прикроватную тумбочку и кончиком палочки зажег свечу. Гермиона успела заметить, что на профессоре не было привычной мантии, только удлинённый жилет, а рукава его белой льняной сорочки оказались завернуты до середины предплечья. Судя по его уставшему лицу, этой ночью он напряжённо работал и всё ещё не ложился спать.

— Почему вы принесли его сюда? — окончательно просыпаясь, спросила Гермиона, удивленно глядя на Омут. — Почему бы просто не собрать воспоминания в пустой флакон?

— Потому, мисс Грейнджер, — ответил профессор Снейп тихо, — что мысли вашего друга сейчас скоротечны и нестабильны, они развоплотятся и распадутся даже раньше, чем я выйду с ними в коридор.

Повинуясь указаниям профессора, Гермиона потрясла Гарри за плечо, но он лишь заворочался во сне, не открывая глаз. Руки его и лоб были слишком горячими.

— У него жар! — воскликнула Гермиона, поднимая на профессора Снейпа встревоженный взгляд, — Очень сильный! Надо разбудить мадам Помфри!

— Не сейчас, — возразил Снейп.

— Гарри, — настойчиво позвала Гермиона, — Гарри ты меня слышишь? — и снова затрясла друга за плечи.

Покрытое яркими красными пятнами, воспалённое лицо Поттера лишь на мгновение оторвалось от подушки и тут же без сил опустилось обратно.

— Саахээ ашааа дашаахен саххх, — повторил он несколько раз во сне.

— Он бредит! — ахнула Гермиона, — Я всё же позову мадам Помфри!

— Не сейчас! — оборачиваясь к ней, повторил профессор и, словно надеясь внушить ей хоть каплю благоразумия, взял Гермиону за руку. — Соберитесь!

Рука профессора оказалась неожиданно тёплой и успокаивающей. Другой рукой он приподнял Гарри одно веко, затем второе, пощупал пульс и с досадой сказал:

— Вы правы, он бредит, придётся пробовать так!

Помедлив, он всё же отпустил её руку, и Гермиона сразу почувствовала себя странно осиротевшей. Палочка профессора коснулась виска Гарри, и Снейп произнёс заклинание. Белые нити воспоминаний, тоненькие, рваные, скользнули из растревоженного сознания Гарри, пытаясь уцепиться за волшебную палочку, но почти сразу поблекли, так и не добравшись до плотной спасительной древесины.

— Дьявол! — зло выругался профессор Снейп.

Он вновь взмахнул палочкой, и новое заклинание заставило Гарри задёргаться, извиваясь словно от боли. Гермиона закусила губу и вцепилась пальцами в край простыни.

— Наши шаанаххат салем шалехан, — забормотал Поттер.

— Он говорит — не дайте ему закончить начатое, — перевёл профессор.

— Вы знаете парселтанг? — ахнула Гермиона.

— Нет, — покачал головой Снейп.

С величайшим трудом ему удалось наконец собрать несколько белёсых нитей, и профессор осторожно перенёс их в Омут Памяти, удерживая мечущегося в кровати Поттера за плечо.

— Подержите его, — велел он, отпуская плечо Гарри, и тут же, наклонившись, опустил голову в стоящий на прикроватной тумбочке Омут. Но не прошло и минуты, а он уже медленно выпрямился и, глядя на призрачное зеркало Омута Памяти, сказал спокойным и ничего не выражающим тоном:

— Ничего. Оно не оставило нам ничего.

В зеленоватом свете Омута бледное расстроенное лицо профессора Снейпа казалось Гермионе похожим на лицо мертвеца.

* * *

Гермиона всё же разбудила мадам Помфри, и та без лишних вопросов принялась хлопотать вокруг Поттера, применяя охлаждающие заклинания и с ловкостью опытного целителя вливая в него микстуры и зелья из хрупких разномастных флаконов. Взволнованно наблюдая за её уверенными движениями, Гермиона пожелала остаться в Больничном крыле, но профессор, не слишком церемонясь, вытолкал её за дверь.

— Вы пойдёте со мной, — сказал Снейп не терпящим возражения тоном, и Гермиона послушно поплелась следом, с трудом сдерживая зевоту и протирая глаза. Спать хотелось до ужаса, она не знала, сколько сейчас времени, но, судя по неяркой полоске света, поднимавшейся над озером, в Хогвартсе занимался рассвет. Утром её ждали занятия с третьекурсниками, проверка домашних заданий и целая дюжина цесарок, не желавших трансфигурироваться в летучих мышей, но сейчас ей казалось, что стоит добраться до подушки, и уже никому не под силу будет её разбудить.

— Что вы имели в виду? — спросила она у профессора, стараясь не отставать от его широкого шага, — когда сказали, что «оно не оставило нам ничего»?

— Именно то, что и сказал, — резко ответил профессор Снейп. — Мысли Поттера рваные и хаотичные, образы лишены статичности, а воспоминаниям последних дней и вовсе не достаёт логичной последовательности и речевого сопровождения. Поттер больше не думает как человек. Я ничего не могу вычленить из той бессвязной каши, что творится в его голове. Дамблдор, наверное, смог бы. Он собрал бы воспоминания лучше, склеил бы куски, соединил оборванные нити. Он, как никто другой, умел работать с воспоминаниями. Я же в большей степени легилимент…

Профессор замолчал, не закончив фразы, и они какое-то время шли в тишине, думая каждый о своём.

— Это проклятие, — спросила Гермиона, будучи не в силах надолго оставаться наедине со своими мыслями, — вы считаете, что оно гораздо серьёзнее, чем думает мадам Помфри?

Профессор Снейп ответил не сразу, зато заговорил спокойно, без привычного сарказма в голосе и колючих намеков на её интеллект.

— Мадам Помфри прекрасный целитель с огромным опытом работы с заклятиями широкого спектра действия, она разбирается в них намного лучше большинства специалистов, работающих в Мунго, и я не сомневаюсь в её диагнозе, но проклятия с отложенным эффектом непредсказуемы и потому вдвойне опасны. Мы до последнего момента не будем знать, с чем нам предстоит иметь дело. К тому же, Поттер… — он замолчал, словно подбирая слова, и Гермиона сама догадалась, что именно он хочет сказать.

— Вы думаете о его связи с Волдемортом? — спросила Гермиона.

Снейп невольно поморщился, то ли из-за того, что она назвала Того-кого-нельзя-называть по имени, то ли потому, что перебила профессора.

— Да, мисс Грейнджер, — сказал он, утвердительно кивая, — связь Поттера с Тёмным Лордом не могла не оставить свой след. Тёмная магия такой силы не исчезает бесследно, она всегда будет жить в Поттере, вне зависимости от того, является ли он крестражем Тёмного Лорда или нет. И, возможно, именно эта связь усугубляет последствия проклятия. Парселтанг… Я весь вечер просматривал книги и не нашёл ни одного проклятия, которое приводило бы к тому, чтобы человек, никогда не знавший змеиного языка, вдруг начинал на нём говорить. А это значит, что, скорее всего, заклятие, которому подвергся Поттер, пробуждает в нём остатки магии, когда-то связывающей его с Тёмным Лордом. И это только начало. Я не могу даже представить, что ожидает нас через несколько часов.

Гермиона расстроенно потёрла виски и подумала, что надо бы попросить у профессора несколько книг из его библиотеки, но Снейп задал свой вопрос раньше, чем она успела озвучить просьбу.

— Что вы узнали? — спросил он не менее устало. — Вы ведь сделали, как я велел?

— Сделала, — ответила Гермиона, — хотя сейчас нам вряд ли это поможет.

Она попыталась собрать все разрозненные обрывки мыслей воедино, но пока из сказанного Гарри выходило слишком мало толку.

— Гарри не видел момента, когда на него наслали проклятье, но считает, что это сделал кто-то, работающий в Министерстве Магии и косвенно связанный с самим Гарри по его службе в Аврорате. Видимо, он узнал нечто такое, что знать ему никак не полагалось. Я хотела спросить ещё, но пришла мадам Помфри и отправила Гарри спать.

В её устном изложении история звучала даже более жалко, чем виделось ей в начале. Они в молчании поднялись по последней лестнице и остановились у комнаты Гермионы.

— Не густо, — подтвердил её сомнения профессор Снейп, — ложитесь спать, мисс Грейнджер, вы валитесь с ног, и, если не ляжете немедленно, завтра от вас не будет никакого проку.

Они стояли так близко, что Гермиона невольно ощущала аромат его кожи. Профессор пах горькой полынью и терпким, едва ощутимым ароматом пустырника. Зимой он слишком часто варил бодроперцовое зелье.

«Нет ничего неразумнее сантиментов», — написал он в своей записке. А ей так хотелось сантиментов, хотя бы немножко, самую малость. Протянуть руку и погладить его по усталой щеке. Вот только едва ли профессор это одобрит.

— Как только у вас закончатся уроки, — сказал Снейп неожиданно охрипшим голосом, — возвращайтесь к Поттеру.

Он сделал шаг в сторону, словно отступая, и иллюзия их мягкого завораживающего единения мгновенно растаяла.

— Все подсказки находятся в его голове, просто мы пока не понимаем, как их там найти.

Утром Гарри стало неожиданно лучше. После ночных метаний он спокойно сидел на кровати, жар почти полностью спал, и только на руках выступили странные красные волнистые пятна, которые невероятно сильно чесались.

— Саахен... — случайно забывшись, начал Гарри, увидев входящую Гермиону, и ей тут же вспомнился её странно-пугающий ночной сон.

Сейчас глаза Гарри были совершенно обычными, зелёными, и во всём его облике не чувствовалось ничего опасного или змеиного.

— Послушай меня, Гарри, — сказала Гермиона, присаживаясь на краешек его кровати, — вчера мы не закончили разговор. Я думаю, это очень важно, чтобы ты попытался мне рассказать, что именно с тобой произошло! Поделился своими предположениями. Уверена, это поможет найти ключ к твоему исцелению.

Гарри расстроенно пожал плечами, словно говоря: «Я бы и рад, но как?»

— Будем двигаться шаг за шагом, — предложила Гермиона, кладя руку ему на колено, — сначала я попробую повторить всё, что узнала от тебя вчера, а ты скажешь, не ошиблась ли я в чём-то. Ну а потом мы построим различные предположения и поиграем в догадки, в общем, всё, как в старые добрые времена. Хорошо?

Она достала из кармана мантии кусок пергамента, и нервно кашлянула, невольно смутившись под его насмешливым взглядом.

— Я готовилась, — призналась она, показывая пергамент. — Если я начну говорить что-то, что покажется тебе неправильным, ты меня остановишь?

Гарри, соглашаясь, кивнул.

— Итак, — начала Гермиона, — ты не заметил момента, когда тебя прокляли, просто вчера, ближе к обеду, ты ни с того ни с сего почувствовал себя плохо, а затем вдруг неожиданно заговорил на парселтанге. Всё утро ты находился на работе, занимаясь своими обязанностями.

Гарри нагнулся к Гермионе и показал пальцем на зажатый в её руке листок.

— Бумажки, — догадалась Гермиона, — сейчас ты в основном занимаешься бумажной работой!

Она сделала пометку в своих записях и продолжила.

— Насколько я могу судить, на службе и дома ты не попадал под действие прямых чар, не принимал участия в дуэлях и магических сражениях, не пил незнакомых зелий, не был задействован в ритуалах, не работал с проклятыми предметами.

Гарри кивнул.

— Не было ли в то утро момента, когда ты внезапно ощутил накативший на тебя страх? Не появлялось ли у тебя чувство резко пробравшего до самых костей холода, словно кто-то окатил тебя ледяной водой? Или, напротив, чувства жара? Или, возможно, приступа тошноты, словно тебя заставили съесть нечто испорченное?

Гарри отрицательно покачал головой. Гермиона снова сделала пометки и, задумчиво закусив губу, сверилась со списком вопросов.

— Ты считаешь, что событие, ставшее причиной проклятия, как-то связано с Министерством, поскольку ты случайно стал свидетелем чего-то, что показалось тебе противозаконным или неправильным. Ты предполагаешь, что человек или группа людей, как-то связанная с этими событиями, могла наложить на тебя заклятие, чтобы ты не выдал их тайны?

Гарри устало кивнул и начал тереть лоб, и Гермионе показалось, что мыслительная деятельность и необходимость на чём-то концентрироваться даются ему с трудом.

— Ещё ты считаешь, что эти НЕКТО имеют какие-то связи с Больницей Святого Мунго, поэтому твоё лечение или просто появление в госпитале магических недугов кажется тебе небезопасным?

Гарри кивнул и сжал пальцами виски.

— Что же ты узнал, Гарри? — спросила Гермиона, внимательно глядя на друга.

Поттер сидел неподвижно несколько секунд, затем медленно нагнулся к Гермионе и ещё раз показал на листок бумаги, который она всё ещё держала перед собой.

— Ты что-то нашёл в своих бумагах? — поняла она.

Закрыв лицо ладонями, Гарри расстроенно замотал головой.

Гермиона на мгновение в отчаянии зажмурилась, почувствовав, как тяжкий груз жалости и страха наваливается ей на плечи. Этот измученный, дезориентированный человек, сидящий сейчас перед ней на больничной койке, совсем не походил на Гарри, которого она знала столько лет. Казалось, что эта странная пугающая болезнь медленно, но неотвратимо разрушает его мозг.

— Проклятие притупляет его воспоминания, — тихо сказала мадам Помфри, незаметно появляясь за её спиной, — он может с легкостью выполнять обычные моторные функции, вставать и садиться, есть и пить, он понимает простые причинно-следственные связи. Но Гарри сложно делать логические выводы, его воспоминания хаотичны и непоследовательны, и он не в состоянии удерживать в голове целостную картину событий. Ему нужно время, дорогая.

Она утешающе похлопала Гермиону по плечу и сказала, пытаясь её ободрить:

— Лекарства хорошо помогают. Он справится, это же Гарри, просто дай ему чуть больше времени.

Гарри поднял на неё расстроенный взгляд и твердо кивнул: он слышал все, что сказала мадам Помфри.

«Я справлюсь», — говорил его взгляд.

— Сейчас мне нужно идти на занятия, — произнесла Гермиона, обнимая друга за плечи, — но я вернусь через несколько часов, и мы снова продолжим. Я уверена, что у нас всё получится и у тебя всё будет хорошо.

Она поцеловала Гарри в лохматую макушку и пошла на урок.

* * *

К обеду кожа Поттера начала сильно чесаться. Мази не помогали, и даже зелье, которое принёс в Больничное крыло профессор Снейп, лишь немного уменьшило зуд. Гарри держался как мог, он до крови расчесал несколько странных маленьких выпуклостей, всё сильнее проступающих на его коже, ожидая, что из них пойдёт гной, но ничего подобного не случилось. Выпуклости оказались сухими кожистыми наростами, и к пяти вечера стало казаться, что на руках Гарри появляется змеиная чешуя.

Поттер стоически переносил боль, лишь нервно теребил в руках подарок Джинни, и Гермиона видела, как иногда в зелёных глазах друга проступают слёзы.

А потом пришёл Невилл и принёс пакет с листьями.

— Scabies officinarum, — сказал он, указывая на свой бумажный пакет с таким видом, словно странное название растения объясняло все. — Жуй, — добавил он, протягивая бархатный коричневый лист Гарри, и сам засунул несколько листочков себе в рот.

Листья пахли знакомым, немного щекочущим нос ароматом.

— Напоминает чай, — морщась, пояснил Невилл, глядя на Гермиону, пришедшую навестить Гарри, — только жутко горький.

Невилл не ошибся, и спустя четверть часа Гарри спрятал свои чётки под подушку, слёзы в его глазах высохли, а спина выпрямилась. Он больше не дрожал и не расчёсывал кожу, и они с Невиллом, облокотившись на подушки и энергично размахивая руками, о чём-то весело «проболтали» целый час.

— О чём вы говорили? — удивленно спросила Гермиона, поймав Лонгботтома за руку, когда тот выходил из Больничного крыла.

— Ну, — растерянно сказал Невилл, почёсывая затылок, и, наконец, нашёлся, — о квиддиче, об ОД и о структурированной системе однодольных растений, что в будущем станет повсеместно использоваться целителями. Ты не волнуйся, — добавил он, кладя свою большую ладонь поверх руки Гермионы, — Гарри сильный, он справится, и с ним всё будет хорошо!

* * *

Под вечер Поттер, казалось, действительно пошёл на поправку. Постоянно жуя скабиес и запивая его тыквенным соком, он походил на свежесваренного красного рака, но при этом пребывал в прекрасном расположении духа. Они сыграли с Гермионой партию в плюй-камни, расположившись здесь же, на полу между кроватями, а затем Гарри показал ей уморительно смешную пантомиму, изображая в лицах эмоции детей. Как оказалось, студенты, прознавшие, что в их лазарете лежит знаменитый Гарри Поттер, весь день потихоньку пытались пробраться в Больничное крыло, надеясь на него посмотреть.

Мадам Помфри с едва заметной улыбкой подтвердила, что анализы её пациента улучшились, и Гарри, окрылённый этой новостью, впервые за сутки согласился немного поесть. А Гермиона ощутила огромное облегчение. Она решила, что на этот раз профессор Снейп всё же ошибся, пророча появление новых пугающих симптомов, которыми непременно должно было обзавестись это странное, никому не известное проклятие, убрала записи в самый глубокий карман мантии и, не желая больше тревожить друга, в приподнятом настроении отправилась ужинать. Гермиона надеялась, что уже к утру Гарри вновь заговорит на нормальном языке, и все её страхи останутся позади.

За преподавательским столом царило непривычное оживление. Флитвик вернулся из своей поездки в Лондон и с нескрываемым любопытством обсуждал теперь с профессором МакГонагалл все необычные события, которые ему пришлось пропустить по причине своего несвоевременного отъезда. Он тоже никогда не слышал о подобном проклятии и, тщательно пережевывая перепёлку, строил всевозможные догадки с азартом человека, прочитавшего слишком много приключенческих романов. Гермиона опустилась на стул рядом со Снейпом, вежливо поздоровалась и предпочла сконцентрироваться на индейке. День был суматошным и нервным, она провела его в постоянной беготне между собственным классом и Больничным крылом, и сейчас ей хотелось спокойствия и тишины, а ещё посвятить несколько ни к чему не обязывающих минут книге у горящего камина, чтобы затем наконец провалиться в глубокий сон — без кошмаров, без змей и без ненужных раздумий о мужчине, что сидел сейчас справа от неё. Снейп тоже был немногословен — он с пресным выражением лица задал ей вопрос о здоровье Поттера, выслушал краткий отчёт, и больше не произнёс ни слова до тех пор, пока дверь Большого зала не распахнулась, и бледный, едва различимый патронус Невилла не сказал, повиснув в воздухе перед учительским столом:

— Ни шах-тен-хаашан!

_____________________________________________________________________________________________

Scabies (от лат. scabere — «расчесывать») — чесотка.

Officinarum (лат.) — лечебный.

Они искали Невилла целый час. Патронус, доставивший сообщение, развоплотился почти мгновенно, а розыскное заклинание, отправленное МакГонагалл на поиски, два раза облетев Хогвартс, по непонятной причине вернулось ни с чем. В результате беднягу нашёл Клык — пёс истошно лаял, вставая на задние лапы, и скрёб когтями по стеклу, пока его не услышал профессор Снейп. Невилл обнаружился у задней двери одной из теплиц — он лежал на земле, уткнувшись лицом в снег, одетый в простую рабочую робу из тонкого сукна, и на его волосах уже намёрзли сосульки. Глядя на его беспомощную, похожую на тряпичную куклу фигуру, Гермиона поблагодарила Мерлина за то, что Невиллу каким-то чудом всё же удалось вызвать патронуса.

Гарри спал, уткнувшись лбом в подушку и свернувшись калачиком, и даже не пошевелился, когда профессор Снейп, в сопровождении других учителей, доставил Невилла в Больничное крыло. Мадам Помфри осторожно разрезала на Невилле робу, и все присутствующие увидели, что его грудь и руки от ключиц до самых запястий покрыты тонкой, едва сформировавшейся чешуёй. Своей формой и размерами она напоминала наросты на коже Гарри, но в отличие от красных, шелушащихся пятен Поттера, чешуя Невилла была темно-зеленой.

— Это эпидемия, — сказала мадам Помфри дрогнувшим голосом. — Я вынуждена буду закрыть лазарет на карантин. Даже представить боюсь, во что всё это может вылиться. У нас здесь три сотни учеников, и кто знает, со сколькими из них сегодня контактировал Лонгботтом!

Профессор Снейп нагнулся над Невиллом и кончиком палочки дотронулся до зелёных чешуек на его руках.

— В этом нет никакого смысла, — сказал он, внимательно рассматривая ромбовидные наросты. — Чешуя Лонгботтома выглядит почти полностью сформированной, в отличие от недавно появившихся наростов на коже у Поттера. И если исходить из того, что мы на данный момент знаем о течении болезни, я должен был бы сейчас предположить, что Лонгботтом заболел около двух суток назад.

— Вы думаете, что именно Невилл нулевой пациент? — удивленно воскликнула Гермиона.

— Нулевой пациент? — переспросила МакГонагалл.

— Так у маглов называют человека, являющегося источником заражения, носителем вируса или, в данном случае, проклятья, — объяснил Флитвик.

Он тоже внимательно рассматривал кожу Невилла и даже привстал на цыпочки, чтобы что-то разглядеть у него под волосами.

— Он весь день был у меня на глазах, работал в теплицах, готовил мандрагоры для урока второкурсников, — воскликнула Помона, — и он не чувствовал себя больным! Только ближе к вечеру впервые пожаловался на головную боль, но я не предала этому значения, просто налила ему настойку мелиссы и эхинацеи.

— Почему Лонгботтом не пришёл в Больничное крыло сразу, как только это началось, он же не мог не заметить, что его руки покрываются чешуёй? — удивлённо спросила МакГонагалл, глядя на безвольно лежащее на кровати тело Невилла. — Он же знал о проклятии!

— Мандрагоры! — внезапно догадалась Гермиона. — Их пересаживают в толстых драконьих перчатках!

Все присутствующие удивлённо посмотрели на мисс Грейнджер, но она, полностью уверенная в своей правоте, торопливо продолжила:

— Он целый час жевал с Гарри те странные коричневые листья… — она замялась на мгновение, позабыв название, — scabies officinarum! Они отлично помогают от зуда, поэтому Невилл, наверное, сразу и не почувствовал, что с ним что-то происходит. Если бы кожа начала чесаться, он догадался бы снять печатки и осмотреть себя.

— Что ж, — сказала мадам Помфри, — в таком случае, я вынуждена всех вас проверить. Вы все, за исключением профессора Флитвика, несколько раз за прошедшие сутки общались с Поттером, а Помона и Гермиона контактировали с Лонгботтомом.

— Думаю, Филиусу лучше немедленно покинуть Больничное крыло и ограничить общение с нами до тех пор, пока Поппи не убедится, что мы не заразились, — сказала МакГонагалл. — Пускай в Хогвартсе останется хоть кто-то, кто в случае крайней необходимости сможет его возглавить.

Профессор Флитвик кивнул и быстро вышел из Больничного крыла.

— Закатывайте рукава, — сказала мадам Помфри, обращаясь к оставшимся преподавателям. — Мне понадобится ваша кровь.

* * *

В ожидании результатов осмотра они временно расположились в кабинете мадам Помфри. МакГонагалл призвала чайник и чашки, но чая никому не хотелось, и все сидели в мрачном молчании, каждый думая о своём. Снейп раздраженно постукивал длинными пальцами по подлокотнику кресла, МакГонагалл писала, Гермиона, рассеянно прокручивая в голове свой последний разговор с Гарри, откровенно нервничала и то и дело поглядывала на часы. Помона осталась в Больничном крыле, посчитав, что в это непростое время ей необходимо быть рядом со своим помощником и учеником.

— Я ошибся, — после пятиминутного раздумья произнёс Снейп. — Что бы нам ни говорили наши глаза, но Лонгботтом не мог заболеть первым, а значит — объяснение только одно. Былая связь Поттера с Тёмным Лордом не усиливает это проклятье, как я считал раньше, а, напротив, ослабляет его. Шестнадцать лет постоянного воздействия тёмной магии выработали у Поттера частичный иммунитет. А это означает, что естественное развитие, свойственное этой болезни, мы наблюдаем именно у Лонгботтома.

— Это многое объяснило бы, — сказала МакГонагалл. — У меня никак не укладывалось в голове, почему тот, кто хотел помешать Поттеру раскрыть его тайны, использовал проклятие со столь отсроченным эффектом. Теперь же ясно, что на самом деле проклятие действует очень быстро, просто никто не предполагал, что у Поттера окажется такой высокий порог сопротивляемости.

— Одно можно сказать определённо, — ответил Снейп. — Тот, кто всё это затеял, весьма умён и расчетлив, и очень много знает о Поттере. У этого проклятия явно змеиные корни — попади Поттер в Мунго, и местные врачи приняли бы всё происходящее за запоздало проявившиеся последствия битвы с Тёмным Лордом. Никто даже не догадался бы, что дело нечисто, ведь Поттер говорил на парселтанге ещё в школе.

— Нам нужно позаботиться о карантине и учениках, — сказала МакГонагалл, — мы не знаем инкубационный период заболевания, поэтому никто не сможет покинуть школу в течение нескольких дней. Я скажу Филиусу, чтобы он предупредил старост о возможных жалобах студентов на плохое самочувствие. К тому же завтра необходимо будет отменить все уроки травологии, а мандрагоры, с которыми работал Невилл, сжечь.

МакГонагалл говорила ещё что-то о Школе, о Хагриде и о совах, которых необходимо отправить в Министерство и в больницу Святого Мунго, но Гермиона не слушала. Она с тревогой думала о Невилле.

* * *

— У меня есть две новости, — сказала мадам Помфри, спустя полчаса заходя в кабинет. — Хорошая и плохая.

Лицо её было мрачным и сосредоточенным.

— Хорошая состоит в том, что все мы здоровы, а плохая — в том, что Невиллу стало значительно хуже. Поднялась высокая температура, зелья почти не помогают, его рвет кровью, три четверти тела покрылись чешуёй, мальчик бредит и никого не узнаёт. Сейчас с ним Помона, и она считает, что пришло время вызвать его бабушку.

— А что с его кровью? — быстро спросил Снейп.

— Полностью идентична по составу крови Поттера. Сомнений нет, у них одно общее магическое заболевание. Но Поттер переносит его значительно легче. Я дала ему снотворное и успокоительное. У него тоже жар, но он заметно слабее, чем у Невилла, и состояние его не прогрессирует.

— Но почему в таком случае больше никто не заразился? — удивленно спросила Гермиона.

— Возможно потому, мисс Грейнджер, — зло перебил её профессор Снейп, — что это заболевание избирательно не по генетическим признакам, а по умственному развитию, именно поэтому из всех здесь присутствующих заразился только Лонгботтом.

Профессор был в ярости, и Гермиона прекрасно понимала его чувства — Северус Снейп больше всего на свете ненавидел чувствовать себя беспомощным.

— Мне нужно возвращаться, — сказала мадам Помфри. — Помоне понадобится моя помощь, и, если у вас появятся идеи, вы знаете, где меня найти.

— А больница Святого Мунго? — с робкой надеждой в голосе спросила Гермиона.

— Это инфекционное магическое заболевание, моя дорогая, передающееся неизвестным нам путём. Согласно магической медицинской конвенции тысяча девятьсот шестнадцатого года, мы обязаны полностью изолировать пациента и оказать ему помощь исключительно собственными силами. Лишь после его смерти Мунго заберёт тело мистера Лонгботтома для исследований.

— Какое варварство! — возмутилась Гермиона, злясь не меньше профессора Снейпа.

— Мне действительно жаль, мисс Грейнджер, — сказала Поппи, подходя к двери. — Я сделаю всё, что в моих силах.

— Постойте, мадам Помфри! — в отчаянье сжимая виски, воскликнула Гермиона. — Вы сказали, несмотря на то, что это проклятие, оно сконцентрировано у них в крови. Если это так, давайте сделаем Невиллу кровопускание.

— Кровопускание? — удивленно переспросила мадам Помфри.

— У маглов была такая процедура, практиковалась до конца девятнадцатого века, построенная на принципах, что кровь в теле человека постепенно обновляется. Если именно кровь Невилла является местом сосредоточения болезни, то мы можем сделать ему кровопускание, при этом, в отличие от маглов, будем давать ему кроветворное, чтобы кровь восстанавливалась намного быстрей.

— Мисс Грейнджер, — сказала мадам Помфри, — я понимаю, вы хватаетесь за соломинку, но эта варварская процедура едва ли сможет ему помочь, проклятие невозможно вывести кровопусканием, ведь проклят сам человек, а не его кровь. И новая кровь будет по-прежнему заражаться от проклятия. Это ничего нам не даст!

— Отнюдь! — резко поднимаясь из кресла, сказал Снейп. — Нам нужно выиграть время, и «варварская» выдумка мисс Грейнджер прекрасно позволит это сделать!

— Время на что, Северус? Вы не найдёте ответов на наши вопросы за столь короткое время, если не сумели этого сделать за прошедшие сутки! А мы просто измучаем мальчика!

— Время, чтобы я успел сделать сыворотку из крови Поттера, Поппи.

— Какую сыворотку? — лицо мадам Помфри становилось всё более и более растерянным. — В крови Поттера нет антидота! О чем ты говоришь, Северус? Поттер сам болен и именно он заразил Невилла!

— О нет, Поппи, Северус чертовски прав, — на этот раз со своего места поднялась и МакГонагалл. — Мы не вылечим Невилла этой сывороткой, но мы повысим его сопротивляемость проклятию. Поттер борется, его кожа регенерирует, чешуя то появляется, то исчезает вновь, он продержался больше суток, в то время как Невиллу потребовалось всего пара часов, чтобы полностью сдаться болезни. Это наш шанс, Поппи, шанс Невилла, возможно, единственный, пока мы не определили проклятье!

Мадам Помфри сосредоточенно кивнула.

— Что вам понадобится? — спросила она, обращаясь к Снейпу.

— Образцы крови Поттера и Лонгботтома, не менее четверти пинты.

— Что ж, — сказала мадам Помфри, возвращаясь к пациентам, — а мне понадобятся все запасы кроветворного, что у вас есть.

* * *

— Пожалуй, я всё же свяжусь с Августой, — задумчиво произнесла МакГонагалл, как только мадам Помфри ушла. — Кто знает, удастся ли нам задуманное. В такое время любая бабушка хотела бы быть рядом с внуком.

— А как же риск заразиться? — спросил Снейп, впрочем, уже думая о своём.

— В её-то возрасте бояться смерти…

— Мерлин! — перебивая всех, в бессильной ярости воскликнула Гермиона, — неужели не существует ни одного чёртова разговорника на этом парселтанге?!

— Если бы вы лучше слушали меня на уроках… — морщась, заговорил Снейп.

Но Гермиона не позволила ему закончить.

— Даже не начинайте! — воскликнула она, внезапно меняясь в лице. — Я идиотка, я полная идиотка, потому что всё это время я задавала не те вопросы!

И не говоря больше ни слова, Гермиона выскочила из кабинета директора и бегом бросилась в библиотеку.

— Гарри, Гарри, просыпайся, просыпайся немедленно! Мне нужна твоя помощь! — Гермиона решительно затрясла друга за плечи, но он лишь вяло покачал головой. У него был жар, и совсем не осталось сил, и, конечно же, ему дали снотворное и успокоительное — но всё это сейчас не имело никакого значения. Она схватила с тумбочки пустой стакан, заклинанием наполнила его водой и резко выплеснула Гарри в лицо.

Поттер исступлённо закашлялся и наконец пришёл в себя. Гермиона кое-как нацепила ему на нос очки и попыталась привлечь его внимание. Всё же ему было очень плохо, взгляд с трудом фокусировался, веки опухли и отяжелели, жар тисками сдавливал грудь, и каждый вздох давался с огромным трудом.

— Гарри, мне нужно задать тебе ещё несколько вопросов! Это важно!

Поттер отрицательно покачал головой, без сил закрывая глаза.

— Господи, только не сейчас! — и тогда Гермиона сделала то, что при других обстоятельствах никогда бы себе не позволила.

— Гарри! — сказала она чётко и ясно. — Ты заразил Невилла, он умирает!

Зелёные глаза распахнулись, и их безграничную глубину заполнил леденящий ужас. Гарри отчаянно заскрёб руками, цепляясь за простыни в попытке подняться. Его мутный, но все же осмысленный взгляд, испуганно зашарил по палате в поисках друга.

— Невилла забрали в процедурную, — сказала Гермиона, — профессор Снейп готовит для него сыворотку. У Невилла всё ещё есть шанс, но мне нужны ответы.

Гарри наконец сел. Пот градом катил по лицу, грудь ходила ходуном, губы дрожали, но он готов был слушать.

— Гарри — сказала Гермиона. — Ты должен помочь мне найти того, кто тебя проклял. Ты знаешь его, ты знаешь, кто это! — она не спрашивала, она утверждала.

Гарри собрался с силами и кивнул.

— Я знаю, что он учился в Хогвартсе. Все чёртовы работники Министерства учились в этой школе.

Она взяла толстую книгу с тумбочки и открыла на первой странице. Её собственные руки тоже дрожали.

На пухлом корешке золотом было выведено «Хогвартс. Годы 1980-2000».

— Просто выбери факультет.

Первый лист книги украшали четыре Хогвартских герба. Она была почти уверена, что Гарри укажет на Слизерин, но он, с трудом подняв руку, ткнул пальцем в герб Хаффлпаффа.

— Он учился с нами на одном курсе?

Гарри кивнул.

Гермиона направила палочку на корешок книги и, сказав: «Хаффлпафф, одна тысяча девятьсот девяносто восьмой», произнесла поисковое заклинание. Книга открылась на нужной странице, и они увидели фотографии студентов, закончивших Хогвартс в 1998 году.

Гарри ещё раз медленно поднял руку, дотронулся пальцами до одной из фотографий и потерял сознание.

* * *

Гермиона буквально ворвалась в кабинет профессора Снейпа и с грохотом опустила огромную книгу на стол.

— Это альманах выпускников Хогвартса, — сказала она, — за последние двадцать лет.

Профессор Снейп удивлённо поднял взгляд от котла и на всякий случай отложил нож в сторону.

— Всё это время я задавала Гарри не те вопросы. Я была полной дурой, и те уничижительные эпитеты, что все эти годы вы применяли к моему интеллекту, не отражают и малой части моей беспросветной глупости. Я спрашивала Гарри о проклятье, а он отвечал мне, что не видел, как его прокляли. Но я не желала слушать, я спрашивала об этом снова и снова… Господи, я даже не представляю, чего именно я хотела этим добиться. А нужно было всего лишь найти способ узнать, кто это сделал. Если ничего не знаешь о проклятье и не понимаешь, как его найти, значит нужно искать человека. В конце концов, наши поступки определяются нашей натурой. В жизни мы все неизменно стараемся использовать свои сильные стороны. Разве не так? Задумай мы кому-нибудь причинить вред, профессор, чтобы мы с вами сделали? Вы, вероятнее всего, сварили бы яд, у Джинни в арсенале есть совершенно чудесный летучемышиный сглаз, Рон Уизли просто ввязался бы в драку, а я… я… — Гермиона замялась на секунду, — ну, не знаю, чтобы в такой ситуации сделала я…

— Вы бы, мисс Грейнджер, написали в Министерство официальную жалобу на шестидесяти четырёх страницах и утопили бы всех в бюрократических формальностях, — сказал профессор Снейп, осторожно уменьшая огонь под своим котлом и подходя к ней.

— Он тоже наверняка сделал что-то, что удаётся ему лучше всего, и теперь, когда я знаю, кто он, я это найду.

Она открыла книгу на нужной странице и повернула её к профессору Снейпу.

— Чёртов сукин сын, — сказала Гермиона, не сдерживая злости, и с такой силой ткнула пальцем в фотографию, что изображённый на ней юноша испуганно спрятался за рамку портрета. — Он никогда не любил Гарри.

«Захария Смит, (1991-1998), Хаффлпафф, капитан команды по квиддичу», — прочитал Снейп.

* * *

На то, чтобы доварить сыворотку, у Снейпа ушло ещё пятнадцать минут. Желая помочь, Гермиона осторожно разлила готовое зелье по высоким пробиркам и запечатала их с особой тщательностью — сначала крышечками, а затем заклинаниями.

— Я сообщу Минерве, что всё готово, — сказал Снейп, доставая дымолетный порошок.

В процедурной палате царил непривычный полумрак.

Боясь заходить в комнату, Гермиона нерешительно замерла на пороге, стараясь в слабом свете свечей разглядеть лежащего на столе Невилла.

— Он плохо переносит яркий свет, — сказала МакГонагалл, словно отвечая на невысказанный вопрос Гермионы. Директор стояла в дверях и тоже отчего-то не спешила заходить внутрь.

За окном шёл мокрый снег, и тяжёлые хлопья липли к стеклу, отбрасывая в комнату странные тени.

Невилл лежал на спине, опутанный многочисленными трубками, напоминавшими корни деревьев, и две большие колбы с кроветворным зельем плавали в воздухе над его головой. Грудь Невилла, покрытая плотной сеткой из зелёных чешуек, двигалась равномерно, то поднимаясь, то опускаясь, глаза были закрыты, а лицо выглядело хоть и бледным, но совершенно спокойным, и Гермиона, испуганно задержавшая дыхание, с невольным облегчением подумала, что всё это, пожалуй, стоит считать хорошим знаком.

— Жар немного спал, Лонгботтома больше не рвало, но в сознание он так и не приходил, — сказала МакГонагалл.

От обилия крови в воздухе стоял тяжёлый солоноватый запах. «Совсем как в магловской операционной, — почему-то подумалось Гермионе, — только вместо шумных пищащих приборов здесь обо всём позаботилась магия».

В глубине палаты, тесно прижавшись друг к другу, сидели Помона Спраут и Августа Лонгботтом. Старая бабушка Невилла держалась спокойно и сдержанно: спина гордо выпрямлена, подбородок вздёрнут вверх, и лишь сухие руки, опиравшиеся на трость, немного подрагивали.

— Я всё сделаю сам, — сказал Снейп, отдавая мадам Помфри пробирки с сывороткой и беря со стола большой, немного старомодный на вид шприц.

Кожа на руках Невилла, словно в чулок затянутая в змеиную шкуру, немного колола пальцы. Снейп потянулся было за щипцами, но чешуя оказалась обманчиво плотной, одна из чешуек на предплечье легко приподнялась вверх, и иголка вошла под кожу, не встретив ни малейшего сопротивления. Введя сыворотку в синюю пульсирующую вену, профессор привычным жестом измерил пульс.

— Если мои расчёты верны, — сказал он, обращаясь к мадам Помфри, — ему станет немного лучше, но через три часа укол придётся повторить.

Профессор отложил инструменты на поднос, обработал очищающим заклинанием руки, коротко кивнул миссис Лонгботтом и вышел, взглядом приглашая МакГонагалл последовать за собой.

— На какое-то время это сработает, — сказал Снейп, как только они оказались в коридоре, — но в целом проблемы не решит. Да и силы Поттера в сопротивлении болезни не безграничны. Вероятно, у нас есть несколько часов, возможно — сутки. К тому же, не стоит забывать — каким бы странно избирательным не было это проклятье, по-прежнему остаётся риск, что уже этой ночью заболеет кто-то из наших учеников.

МакГонагалл кивнула, и Снейп продолжил, глядя на директора немного странным, словно принуждающим к чему-то, взглядом:

— Нам нужен Кингсли и немедленно.

Минерва подняла глаза на часы, висевшие на стене, и также тихо ответила:

— Северус, у директора Хогвартса, конечно, немало возможностей и полномочий, но мне едва ли позволят разбудить Министра Магии в час ночи.

— Поттер считает, что его проклял Захария Смит.

— Откуда, ради Мерлина… — ахнула Минерва, но замолчала, так и не закончив начатой фразы. Догадаться и правда было не сложно...

— Что ещё вы узнали, мисс Грейнджер? — спросила МакГонагалл, оборачиваясь к Гермионе.

— Пока очень мало, но это только начало. Я знаю, что Смит работает в Министерстве Магии. Разбирая бумаги, Гарри нашёл нечто странное, показавшееся ему неправильным и, возможно, противозаконным. Он не был до конца уверен, что не ошибся, хотел разобраться, пошёл к Смиту, а спустя какое-то время заболел.

МакГонагалл обдумала слова Гермионы, ещё раз взглянула на часы и, покачав головой, сказала совсем не то, что им хотелось услышать:

— Нет, Северус, это не выход. Как бы я ни пыталась, я все равно не смогу к нему пробиться. Ты же знаешь — эти бесконечные секретари, помощники, служба охраны… Кроме того, после недавнего злосчастного покушения его дом и кабинет полностью изолированы от воздействия любой внешней магии, я даже патронуса послать не смогу. Нужно найти другой способ получить информацию.

— Этот самый надёжный, — настойчиво повторил Снейп. Он так смотрел на МакГонагалл, словно ждал от неё чего-то, и Гермиона внезапно догадалась, что эти двое вот уже несколько минут ведут молчаливый напряжённый спор, сути которого она не понимает.

— Ну хорошо, — сдалась Минерва после недолгого раздумья, — если ты так настаиваешь, я отправлю перо.

— Альбус одобрил бы это решение, — уверенно ответил Снейп.

Гермиона растерянно слушала профессоров и не понимала, о чём они говорят.

* * *

— Мне кажется, или ещё немного, и вы взорвётесь от нетерпения? — спросил профессор Снейп, когда они шли в кабинет директора.

Гермиона вспыхнула до самых кончиков ушей, но справиться с любопытством так и не смогла.

— Перо? — спросила она, с мольбой глядя на зельевара. — О чём вы говорили с директором?

— Едва ли есть хоть малейший шанс, что вы от меня отстанете?

Сейчас, глядя на профессора в полумраке коридора, сложно было понять, специально ли он дразнит её или за привычным сарказмом скрывается обычная человеческая усталость. Он медленно потёр виски, словно намеренно играя с её любопытством, но всё же решил ответить:

— Ну хорошо. В свой последний год в Хогвартсе, когда стало понятно, что проклятье кольца Марволо всё же одолевает его, профессор Дамблдор оставил Минерве четыре пера из хвоста феникса, чтобы она воспользовалась ими, когда Хогвартсу потребуется помощь. Перо обладает уникальным свойством — оно отыщет человека, где бы он не находился, пробьёт любые магические барьеры и передаст необходимое сообщение.

— Но ведь это ещё не всё? — догадалась Гермиона.

— Вы правы. Посланию, а вернее, требованию, переданному с пером, нельзя не подчиниться. Это почти как непреложный обет, только в данном случае обет принимается магом отнюдь не добровольно, а помимо его воли и без его согласия, поэтому магию пера едва ли можно назвать светлой. Бруствер вынужден будет помочь нам, даже если не захочет. Хотя в нашем случае в принуждении, конечно, нет никакой необходимости, он и так сделает всё возможное, как только узнает о проклятии.

Гермиона задумчиво кивнула. Сейчас, понимая истинный смысл их спора, она уже не могла осуждать профессора МакГонагалл за её нежелание воспользоваться пером. Использовать столь важный и сильный магический артефакт лишь для установления срочной связи действительно было нерационально, и всё же, разумом понимая правоту директора, она была благодарна профессору Снейпу, сумевшему настоять на своём. Едва ли сегодняшней ночью им удастся найти кого-то, кто лучше Министра, бывшего аврора и всё ещё члена Ордена Феникса, поможет им разобраться с вопросами, в ответах на которые они сейчас столь жизненно нуждались.

* * *

В кабинете МакГонагалл эльфы разожгли камин. На маленьком столике возле дивана стоял чайник горячего чая, сахарница, молочник и вазочка с печеньем — домовики, всегда отменно заботившиеся о своём директоре, и на этот раз не забыли о традиционном ежевечернем чаепитии.

Гермиона с тоской посмотрела на чайник и невольно подумала о том, что спокойные вечера, заполненные размеренными традициями, остались где-то в позабытом прошлом. Чай, книга, письма домой, веселая болтовня с Джинни, переживания из-за профессора… Неужели ещё два дня назад всё это действительно имело значение? А сейчас умирал Невилл, и Гарри, измученный проклятьем, метался в забытьи в своих жутких кошмарах, а школа, полная учеников, в молчаливом незнании ожидала чего-то страшного и, возможно, смертельно опасного.

— Думаю, вам лучше сосредоточиться и подумать над тем, какие именно вопросы вы захотите задать Министру, — сказал Снейп, следя за тем, как МакГонагалл открывает заклинанием потайной шкафчик, спрятанный в стене за её креслом. — И на этот раз постарайтесь больше не ошибиться, мисс Грейнджер.

Гермиона испуганно побледнела. Она и представить не могла, что с Министром придется говорить именно ей. В присутствии старших и куда более опытных коллег она по большей части предпочитала помалкивать.

Перо феникса на вид оказалось совершенно непримечательным, всего на пару дюймов длиннее её обычного рабочего, фазаньего, разве что отличалось цветом — огненно-красным, почти алым, с мягким золотым отливом на плавно изгибающихся кончиках. Гермиона осторожно коснулась пальцами чёрного стержня и не ощутила никакого волшебства. Было странно думать, что из точно такого же пера была сделана волшебная палочка Волдеморта и, конечно же, палочка Гарри. Невероятные существа эти фениксы — обладая чрезвычайно кротким нравом, они могли создавать мощнейшую магию, способную в одно и то же время исцелять человека и лишать его воли.

МакГонагалл положила перо на дно медной чаши и, наведя на него кончик палочки, чётко сказала:

— Кингсли, нам нужна твоя помощь, Хогвартс, кабинет директора, срочно!

Перо полыхнуло яростным огнем, и искры, взметнувшись над чашей, закружились в воздухе, словно золотой дождь. Не было ни хлопка, ни звука аппарации, одно короткое мгновение и ничего не осталось — лишь на дне медной чаши лежала горстка серого пепла.

Но вот над пеплом вдруг появился золотистый дымок, и МакГонагалл, убирая палочку, удовлетворённо сказала:

— Сообщение доставлено.

В трёхстах милях от Хогвартса перо возникло в домашнем кабинете Министра Магии Кингсли Бруствера и, застыв в воздухе, горело почти три минуты, переполошив весь дом, охрану, горничных и самого Кингсли, нестерпимым жаром обжигая руки и лицо, не подпуская к себе никого, кроме Министра, и в то же время, не отпуская его. Оно горело до тех пор, пока он послушно не взял в руки палочку и не принял сообщение, а после обратилось в прах, оставив на ковре лишь обожжённое пятно и серый пепел.

— Что это было? — взволнованно спросил Бруствер, когда спустя одиннадцать минут его голова появилась в камине директора.

— Перо Фоукса, — ответила МакГонагалл, не желая вдаваться в подробности. — Прости, что напугали тебя, но дело действительно срочное. Два дня назад в Хогвартсе появился Гарри Поттер, он тяжело болен, причина болезни — неизвестное проклятие, но что ещё более важно, болезнь оказалась заразной. Несколько часов назад заболел Лонгботтом. И если Поттер пока довольно неплохо держится, то шансы Невилла выжить невелики. Мы приняли все меры предосторожности, но, боюсь, сделали это слишком поздно, и хотя сами мы, включая Помону и Поппи, пока здоровы, есть высокая вероятность, что ночью заболеют другие преподаватели или ученики. Мы отправили сов в Министерство и Больницу Святого Мунго, в ближайшее время они, надеюсь, найдут для нас необходимую информацию о проклятии и методах его лечения, но мы не можем позволить себе просто сидеть и ждать, нужно искать ответы самим.

— Чем я могу помочь? — спросил Кингсли.

МакГонагалл обернулась к Гермионе и тихо окликнула её:

— Мисс Грейнджер.

Невольно краснея, Гермиона вышла вперёд.

— Министр, — сказала она, волнуясь, — нам нужна любая информация о Захарии Смите, его должности и служебных обязанностях в Министерстве. Гарри считает, что виновник проклятия именно Смит. Нам также важно знать, над чем в последние несколько дней работал сам Гарри, и желательно получить все его бумаги.

— Поттер утверждает, что его проклял Смит? У него есть доказательства? Если есть, мы можем немедленно арестовать Смита и вытрясти из него всю необходимую информацию. В конце концов, существует множество методик, заставляющих людей говорить правду! Не понимаю, для чего вам нужны бумаги?

— Не все так просто, Министр, наши сведения очень отрывочны, мы не знаем, что именно нашёл Гарри, и не можем его об этом спросить. Сейчас он без сознания, а когда приходит в себя, говорит только на парселтанге.

— Мерлинова борода! — изумлённо воскликнул Кингсли. — А это не связано с Вол…

— Нет! — перебивая Министра, твёрдо сказал Снейп. — Это никак не связано с Тёмным Лордом. Но мы уверены, что проклятие было выбрано не случайно. Сейчас в аресте Смита нет никакого смысла, у нас не только отсутствуют доказательства правоты Поттера, мы даже не понимаем, что именно он нашёл. Вам нечем будет прижать Смита, и он довольно быстро поймёт, что мы не располагаем достоверной информацией. К тому же у мальчишки, вероятно, есть сообщник, работающий в Больнице Святого Мунго. Стоит вам арестовать Смита, и он тут же уничтожит все следы. Поэтому, всю информацию необходимо получить косвенным путём, максимально незаметно и быстро, и при этом не привлекая внимания.

— Дайте мне пятнадцать минут, — сказал Кингсли после секундного раздумья и исчез в пламени камина.

Вернулся Кингсли спустя полчаса.

— Мой помощник знает отца Смита. Информация, которую я передам вам сейчас, получена неофициальным путём. Позднее, когда я смогу воспользоваться рабочими каналами, я, возможно, узнаю что-нибудь ещё. Так вот, мой помощник сказал, что Захарию Смита устроил в Министерство отец. Сейчас он работает в отделе регистрации информации — это что-то вроде архива при Аврорате. Занимает должность заместителя начальника отдела. По сути, его работа не дает ему никаких официальных полномочий или власти. Смит обычный регистратор, ведущий учёт любого имущества, которое тем или иным способом попадает в Аврорат: документов, артефактов, палочек. Предвидя ваш вопрос, скажу сразу — сам он доступа ни к каким артефактам не имеет и не может забрать их из хранилища незаметно или официально. В его ведении находятся только бумаги. По словам моего помощника, Смит — парень неглупый, но звёзд с неба не хватает, и на нём стоит неофициальное клеймо, которое не даёт ему возможности расти по карьерной лестнице. Поговаривают, что он как-то некрасиво повёл себя в день битвы за Хогвартс, сбежал быстрее слизеринцев, только пятки сверкали. Большинство авроров по понятным причинам считает, что чести ему это не делает.

Кингсли на секунду исчез из поля зрения, но почти сразу же вернулся.

— Вот две папки, — Бруствер протянул документы через камин, и Гермиона, приблизившись, торопливо забрала их из рук Министра. — Это копии документов, с которыми на этой неделе работал Поттер, и копии двух отчётов, отправленных Смитом в Центральный Архив позавчера и в прошлую пятницу. Всё, что вы просили, и это всё, что я пока смог достать. Но я продолжу собирать информацию. Если вы найдёте, чем прижать Смита, хоть что-то, с чем можно начать работать, я вытрясу из него всё нутро. Пока же за ним приставили следить аврора, моего бывшего подчиненного, он малый толковый и неболтливый, если что-то узнает — сразу пришлёт патронуса. Про связи Смита с Мунго пока ничего не известно, однако, Гладиус Свифт, начальник Смита, за последние две недели трижды обращался в Больницу Святого Мунго.

— Добудьте нам копию его медицинской карты, — оживившись, попросил Снейп, — вдруг у Свифта были схожие симптомы.

Кингсли коротко кивнул.

— Если я вам понадоблюсь, воспользуйтесь камином. Здесь будет дежурить аврор, он сразу позовёт меня, как только в этом возникнет необходимость, и, пожалуйста, не присылайте мне больше эту горящую гадость, она из меня чуть всю душу не высосала.

Кингсли попрощался и на этот раз окончательно исчез в пламени камина.

— Итак, что это нам даёт? — спросила МакГонагалл.

— Немного, — задумчиво ответил Снейп. — Честно говоря, я рассчитывал на большее. Учитывая, что к артефактам Смит доступа не имеет, придётся искать иголку в стоге сена. Есть ещё надежда на медицинскую карту этого Свифта, но пока это всё.

— Я просмотрю все документы, — сказала Гермиона, аккуратно раскладывая стопки бумаг на столе. — Если Гарри в них что-то нашёл, я тоже это найду.

МакГонагалл кивнула и тяжело поднялась: чувствовалось, что прошедшие сутки дались ей нелегко.

— Мне нужно отправить несколько писем, — сказала она, собирая со стола свитки. — Официальный запрос в Министерство о закрытии всех каминов в Хогвартсе, уведомление о карантине в Попечительский Совет. К тому же придётся ограничить доступ в Совятню. Пока мы не поймём, как распространяется болезнь, нужно полностью перекрыть все каналы коммуникаций в Школе. Я попрошу Филиуса возвести купольный барьер вокруг замка, иначе завтра здесь будет половина всех сов Англии, и сколько из них унесёт инфекцию с собой — не известно даже Мерлину.

Она тяжело вздохнула и добавила:

— Будем надеяться, что на этом плохие новости на сегодня закончились.

Снейп подошёл к столу и с видом, не терпящим возражения, забрал из рук директора свитки.

— Я дойду до Совятни и отправлю всё сам, мне всё равно надо зайти в Больничное крыло и проверить Поттера с Лонгботтомом. Заодно переговорю со Спраут, она была деканом Смита в течение семи лет, кто знает, может ей что-то придёт в голову.

МакГонагалл хотела что-то сказать, но в эту минуту воздух в центре кабинета пошёл волной, и появился патронус — серебристый горностай мягко вспрыгнул на стол директора и голосом Флитвика, подрагивающим от еле сдерживаемого волнения, произнёс:

— Двое студентов Гриффиндора заболели, их тошнит кровью, староста ведёт детей в Больничное крыло.

Гермиона испуганно охнула и вскочила со стула. Лицо МакГонагалл стало пепельно-серым.

— Началось, — с пугающим спокойствием произнес Снейп.

* * *

По счастью, на этот раз всё обошлось. Проклятие оказалось ни при чём, просто двое мальчишек с четвёртого курса съели на спор восемь конфет Носокровной нуги, а затем обнаружили, что кровоостанавливающих конфет осталось только три. Признаться в этом они решились, лишь оказавшись в Больничном крыле. Мадам Помфри запихала им в носы по два огромных ватных тампона, выдала по большому пакету никогда-не-таящего-льда и заставила съесть по такому куску универсального антидота Умников Уизли, что от жевания рыжей кровоостанавливающей жвачки им то и дело сводило челюсти.

Гнев Директора Хогвартса был страшен — МакГонагалл распинала их в течение четверти часа, Гриффиндор лишился ста балов, а мальчишки — похожие со своими тампонами на испуганных носорогов — умчались в гостиную быстрее снитча, получив отработку в Совятне, где им в течение двух недель без всякой магии предстояло совками выгребать совиный помет.

— Господи! — сказала МакГонагалл, спустя полчаса опускаясь в своё старое потёртое кресло. — Когда-нибудь эта школа доведёт меня до инфаркта!

Снейп накапал директору успокоительной настойки, язвительно прошелся по интеллекту гриффиндорцев и, одарив мисс Грейнджер уничижительным взглядом, отправился в Совятню отсылать почту. А Гермиона, обложившись стопками отчётов, погрузилась в их изучение.

— Что вы узнали? — спросил Снейп, тяжело опускаясь на стул рядом с Гермионой.

Лицо его казалось измученным и болезненно серым: на висках залегли тени, глаза ввалились, а вместо привычной язвительности в тёмной глубине поселилась усталость. Гермиона посмотрела на профессора с невольным сочувствием и подумала, что сама, вероятно, выглядит ничуть не лучше. Стимулирующее зелье уже не помогало, голова была неподъёмной, а в глаза насыпали столько жгучего перца, что ей с трудом удавалось удерживать их открытыми. Она провела за книгами и бумагами последние три часа и чувствовала себя настолько разбитой, что вполне могла бы задремать прямо здесь, за директорским столом, будь у неё возможность хоть на секунду опустить голову на одну из многочисленных стопок с отчётами.

«Надо взять себя в руки», — подумала Гермиона и, решительно отодвигая бумаги в сторону, заставила себя собраться.

— Давайте выпьем чаю, — сказала она, вставая.

На мгновение ей подумалось, что профессор Снейп с раздражением откажется, напомнив ей о неуместности и пустой трате времени, но он лишь потёр лицо руками и тоже поднялся. Чайник, оставленный эльфами возле камина, был всё ещё горячим, и аромат крепкого чая, едва заметным облачком пара поднимавшийся от изогнутого носика, приятно будоражил сознание. Профессор аккуратно разлил чай по тонким фарфоровым чашкам, добавил в одну из них немного молока, кусочек сахара и, передав чашку Гермионе, опустился в кресло напротив. Мысль о том, что профессор Снейп точно знает, какой именно чай она пьет, показалась Гермионе крайне смущающей.

— Я прочитала все бумаги, что достал для нас Кингсли, — сказала она, принимая чашку и делая осторожный глоток. — Захария Смит действительно работает обычным регистратором. За день он оформляет чуть больше десятка отчетов, очень подробных и аккуратных. Через него проходит информация о конфискованном и возвращённом имуществе, об изъятии различных зелий и магических артефактов, о закрытии нелицензированных лабораторий, о временном задержании волшебников или их палочек, о счетах, арестованных в Гринготтсе, о вещах, принадлежавших маглам и подвергшимся незаконному наложению чар, обо всём, что так или иначе попадало в Аврорат, а потом было уничтожено, передано в хранилище или возвращено владельцам. Предметов, представляющих для нас потенциальный интерес, довольно много, но ни один из них, судя по записям и книгам, что я просмотрела, не может быть связан с нашим проклятием. К тому же, Кингсли прав — сам Смит имеет дело только с бумагами. В документах нет ни одной отметки о том, что что-то было утеряно, не попало в хранилище или не вернулось к своему владельцу. Всё идеально и, на мой взгляд, придраться не к чему. Я не понимаю, какую выгоду Смит мог бы извлечь из собственной работы, у него нет возможности что-то украсть или что-то продать, даже сама информация, проходящая через его руки, не представляет никакой ценности, — Гермиона указала на бумаги, разложенные на столе и, не сумев скрыть в голосе снедавшего её разочарования, со вздохом закончила: — Ума не приложу, что Гарри в них нашёл.

Снейп выслушал её рассказ молча, в какой-то странной злой сосредоточенности беззвучно постукивая пальцами по подлокотнику кресла, но, когда она замолчала, задал свой вопрос спокойным будничным тоном, словно с самого начала не возлагал на поиски Гермионы никакой надежды.

— Как Поттер был связан со Смитом?

Гермиона пожала плечами.

— Лично по работе они никогда не пересекались. В отчетах Гарри отдел Смита упоминается, только когда речь идёт о конфискованном у Пожирателей имуществе и обысках, которые проводит Аврорат. Перечень временно арестованного имущества передаётся из отдела Гарри в отдел Смита, затем аналогичный список с перечнем имущества, подлежащего возврату или конфискации, уже за подписью чиновника из Визенгамота, возвращается назад в отдел Гарри. Сам Смит ничего особенного не делает: только регистрирует и заносит в журналы чужую работу, ну и отправляет бумаги по различным инстанциям.

— И это всё? — с сомнением спросил профессор. — Вы не нашли никаких пометок на полях? Приписок, непонятных замечаний, подчеркнутых слов или знаков вопроса? Ничего, что привлекло бы ваше внимание, даже если вы не до конца поняли, о чём именно идёт речь?

Гермиона расстроенно покачала головой.

— Что бы Гарри ни нашёл, никаких подсказок он нам не оставил.

В глубокой задумчивости профессор медленно погладил пальцами краешек своей чашки, и это движение, такое невинное и обыденное, внезапной трепетной болью отозвалось в позвоночнике Гермионы. Краснея, она торопливо отвела взгляд, устыдившись собственных эмоций, понимая, что сейчас не время и не место думать о подобных глупостях.

— Я разговаривал со Спраут, — произнёс Снейп, по счастью, не замечая её смущения, — однако всё, что она знает о Смите, даёт нам слишком мало пищи для размышлений. Смит родом из известной, когда-то влиятельной, но теперь почти полностью разорившейся семьи. Он полукровка, ни братьев, ни сестёр у него нет. Его отец всегда был требователен и строг с ним. На шестом курсе, сразу после смерти Дамблдора, родители забрали его из Хогвартса, но на седьмой курс он снова вернулся. Жил в одной комнате с Макмилланом, Финч-Флетчли и Хопкинсом. Учился хорошо, даже старательно, но никаких особых талантов не проявлял. В заклинаниях, по мнению Флитвика, был не хуже и не лучше других, зато в трансфигурации оставался абсолютной посредственностью. Впрочем, как и в зельях.

— Но ведь он ходил на продвинутые зелья?!

— Этого бы не случилось, если бы в тот год зелья по-прежнему преподавал я.

Гермиона помнила, что Снейп брал на курс продвинутого зельеварения только студентов, получивших на экзаменах оценку «превосходно», Слизнорт же готов был довольствоваться оценкой «выше ожидаемого».

— Если семья Смита разорилась, а отец возлагал на Захарию большие надежды, возможно, именно страх не оправдать ожидания отца подтолкнул его к чему-то противозаконному? — предположила Гермиона. — Если он не мог добиться успехов на службе обычным путём, если его заслуги не признавали из-за ошибок его прошлого...

— Всё это, конечно, замечательно, мисс Грейнджер, но ровным счётом никуда нас не ведёт, — прервал её размышления Снейп, — разве что к удовлетворению извечной гриффиндорской потребности всему и во всём находить оправдания. Забудьте о Смите и давайте сосредоточимся на более важных вещах. Самый главный сейчас вопрос — почему заболел Лонгботтом, но не заразились мы с вами? Вы провели с Поттером гораздо больше времени, так в чём же дело? У вас иммунитет к проклятию? Но почему? Что есть такого общего у ваших друзей, что сделало Лонгботтома уязвимым?

— Кроме того, что оба они гриффиндорцы и идиоты? — спросила Гермиона с невольной горькой иронией. — Не знаю, я много думала об этом, но ни одна из причин, пришедших мне в голову, не кажется настолько убедительной, чтобы я сочла её правдоподобной. Они оба родились в июле и, по словам профессора Дамблдора, оба имели равные шансы оказаться «тем самым ребенком» из пророчества Трелони, однако Волдеморт выбрал Гарри, невольно сделав его избранным. И Невилл, и Гарри уничтожили по крестражу, впрочем, как и я, оба они сражались со змеями и убили их. Гарри убил василиска в Тайной комнате, а Невилл — Нагайну. Оба выросли без родителей. Если не считать убитых змей и пророчества, больше ни одно обстоятельство не связывает Невилла с чёрной магией, а мальчиков друг с другом. Да и всё это — змеи, крестражи, пророчества — кажется мне притянутым за уши, не думаю, что дело именно в этом.

Гермиона замолчала, и они просидели в тишине несколько минут.

— Я думала о проклятие Маледиктус, — сказала она неуверенно, когда Снейп так и не задал больше ни одного вопроса. — Из всех известных мне проклятий оно больше всего похоже на наш случай.

Профессор покачал головой.

— Маледиктус — это родовое проклятие, к тому же исключительно женское. Проклятие «змеиной сущности» передаётся ребенку в утробе матери, а первые симптомы появляются лишь через несколько лет, да и превращение происходит совершенно иначе, оно совсем не похоже на болезнь. Это в некотором смысле бесконтрольное принятие анимагической формы — женщина превращается в змею, а через некоторое время уже не может превратиться обратно. Маледиктуса, вероятно, можно сравнить с оборотнем, только вместо цикла полной луны это проклятие напрямую связано с количеством совершенных превращений.

— Чем чаще она превращается, тем больше у неё появляется потребность в превращениях. Чем выше потребность в превращении — тем раньше наступает момент, когда маледиктус уже не может вновь стать человеком. Я читала, что маледиктусы не доживали до сорока лет, а женщины, родившие ребёнка, как правило, отдавались во власть проклятия сразу же после родов. Но что, если до нас дошла лишь часть легенды, что, если на самом деле Салазар Слизерин был не просто анимагом, а маледиктусом, и именно поэтому весь его род проклят, а его потомки говорят на парселтанге?!

— Маледиктусы — это почти легенда. Из всех известных случаев в нашем веке я слышал лишь о Нагайне, и то совершенно не уверен, что это не выдумки Тёмного Лорда. Сам Тёмный Лорд анимагом никогда не был, а значит, наделить подобной способностью Поттера не мог. К тому же, будь вы хоть самую малость правы и существуй для проклятья Маледиктус возможность передаваться каким-либо иным способом, кроме как от матери к ребёнку при рождении, я заразился бы самым первым.

— Тогда что же это такое? Вы читали запрещённые книги, вы столько знаете о Тёмных Искусствах, неужели нигде даже вскользь не упоминаются схожие симптомы? Ведь не мог же Смит просто выдумать это проклятие? Кто угодно, но только не Смит. Если проклятие не встречается в современных учебниках магии, медицинских трактатах, Дневниках Основателей, то должны же были сохраниться хоть какие-то легенды, сказки, в конце-то концов?

— Как ни странно, но вы правы, есть ещё одна легенда о Салазаре Слизерине и о том, почему он владел змеиным языком, и она кажется мне куда более подходящей, чем проклятие Маледиктус. Но, к сожалению, эта легенда не о проклятии, а о зелье.

Снейп тяжело поднялся и подошёл к книжным полкам.

— Действительно, бытует мнение, — сказал он, доставая с полки одну из книг, — что Салазар был первым магом, научившимся понимать язык змей. Для того, чтобы изучить его, он придумал и сварил два зелья. Выпив одно из них, он превращался в змею, а выпив другое, вновь становился человеком. Так, раз за разом, становясь то змеей, то вновь человеком, Салазар изучал змеиный язык, пока полностью не овладел им и не научился повелевать змеями. С тех пор все прямые потомки Салазара говорят на языке, который первым освоил их предок — на парселтанге.

Снейп положил раскрытую книгу на стол, и Гермиона увидела странную неприятную гравюру, написанную резкими неровными линиями. На гравюре был изображён получеловек-полузмея, неестественно изогнувшийся и, словно символ уробороса, пожирающий свой собственный змеиный хвост. Гермиона не могла видеть его лица, волосы человека были растрёпаны и спутаны, руки скрючены, словно от нестерпимой боли, чешуя полностью покрывала его змеиный хвост и бедра, а в районе угловатых худых лопаток, вдруг светлела и плавно переходила в человеческую кожу.

Под гравюрой была сделана надпись на латыни, очень мелким витиеватым шрифтом. Гермиона прищурилась и прочла: "Змеиное зелье. Салазар Слизерин, Х век".

— Но это только легенда, — сказал Снейп, забирая книгу, — и в наших обстоятельствах от неё мало толку. Ведь если в случае с Поттером можно было бы заподозрить, что кто-то насильно опоил его зельем, то в случае с Лонгботтомом это попросту невозможно, а значит, мы вновь возвращаемся к тому, с чего начали — почему заболел Лонгботтом и не заболели мы с вами?

— Я не знаю, — устало закрывая лицо руками, сказала Гермиона, — не представляю, как ещё это можно выяснить.

— Я тоже не знаю, — закрывая книгу, тихо произнес профессор Снейп.

Он поставил книгу назад в шкаф и, глядя на Гермиону со странным, таким не свойственным ему сожалением во взгляде, всё так же тихо добавил:

— Думаю, вы должны подготовиться, Гермиона... Час назад Поттеру стало хуже.

— Поттер перешёл грань. Его инстинкты, разум, чувства перестали быть человеческими. Поппи считает, что он больше не придёт в себя, по крайней мере, в привычном для нас смысле.

— Это невозможно, мадам Помфри ошибается... — Гермиона смотрела на профессора с растерянной отстранённостью, не желая признавать, что он говорит о Гарри, и лишь когда Снейп приблизился и осторожно забрал у неё чашку, она вдруг поняла, что руки её дрожат.

— Мы оба знали, что рано или поздно это случится, — сказал он мягко, впрочем, не пытаясь её утешить, а просто констатируя факт. — Поттер не мог бы держаться вечно.

Он поставил чашку на подлокотник кресла и отошёл к директорскому столу, словно намеренно освобождая пространство для её горя.

— Вы думаете, он умрёт? — спросила Гермиона нетвёрдым голосом. Она готовила себя к возможной смерти Невилла, но никак не Гарри! Подобному сценарию в её голове просто не было места. Гарри, бесконечно родной Гарри, он всегда выбирался из самых безвыходных ситуаций: он дважды пережил Аваду Кедавру, выстоял в битве с Волдемортом, не позволил убить себя Нагайне. Гермиона сделала несколько растерянных шагов по кабинету, не понимая, куда теперь идти, что делать, и в какой-то странной прострации приблизилась к окну. Хотелось одновременно сесть и тут же снова вскочить, плакать и злиться, куда-то бежать и, замерев, вцепиться в раму окна в надежде, что это остановит время. Она хотела, чтобы Снейп её обнял, ей нужно было простое человеческое утешение, чья-то поддержка, вера, что всё ещё можно исправить. Ей нужен был якорь. Но разве профессор на это способен? Он стоял, скрестив руки на груди, опираясь о директорский стол, и его бледное худое лицо казалось холодным, почти отрешённым. Он оставил её наедине с отчаянием, словно считая неуместным и недопустимым предлагать свою помощь. А может, ему было всё равно?

Гермиона обхватила себя руками, борясь с непреодолимым желанием зарыдать, и, медленно погружаясь в водоворот отчаяния, прижалась лбом к холодному стеклу. Нужно собраться! Она просто расклеилась, ужасно устала! Ещё не всё потеряно. Ещё есть время!

За окнами завывал ветер, и, зажмурившись от душивших её слёз, она слышала, как он отчаянно ноет, пытаясь пробраться в замок. Она должна что-то сделать, как-то всё исправить! Она подвела Гарри. Он пришел в Хогвартс, надеясь на её помощь, а она… она...

— Я не справилась, — эхом повторила Гермиона, вторя собственным мыслям.

— Вы ни в чём не виноваты, — Снейп заговорил тихо, медленно, где-то в другой реальности, и Гермиона слышала его низкий голос за своей спиной, на грани сознания, словно он говорил и не с ней вовсе, а с кем-то очень далеким и незримым. Наверное, профессор беседовал с другой Гермионой, рассудительной, здравой, способной следовать логике. Он говорил не с ней. Гермиона подавила всхлип и прикусила губу. Она и не заметила, как руки сами собой достали палочку.

— Я отправлюсь в Министерство и найду Смита. Заклятие Круциатус хорошо развязывает язык, лучше сыворотки правды, мне ли это не знать, — произнесла она с какой-то отчаянной решимостью.

Мгновение — и Снейп в два стремительных шага оказался рядом, его рука накрыла хрупкую девичью кисть и прижала её к подоконнику. Он хорошо знал, что в Хогвартсе нельзя аппарировать, но, памятуя о переместительном заклинании Поттера, ни в чём нельзя было быть уверенным.

— Успокойтесь, мисс Грейнджер, — сказал он, не делая попытки отобрать у Гермионы палочку, но и не позволяя высвободить руку, — вы напуганы и расстроены, поэтому не можете мыслить рационально. Никто не даст вам использовать запрещённые заклинания. Вы же знаете, детекторы чар установлены во всех помещениях Министерства, даже в каминах.

— Тогда я отправлюсь к нему домой. Уверена, эта сволочь сейчас сладко спит у себя в постели, — Гермиона всхлипнула, безуспешно пытаясь высвободить руку.

— И не добьётесь ничего, так же как не добились бы ничего авроры. Мы по-прежнему не знаем, почему Поттер пошёл к Смиту и о чём они говорили. Мы даже не уверены, действительно ли они встречались. А что, если мы ошиблись, Гермиона, что, если Поттер ошибся? Неужели вы будете пытать невиновного?

— Но ведь вы можете выяснить это?! — Гермиона вдруг перестала сопротивляться. — Теперь, когда мы точно знаем, что именно нужно искать, вы можете применить легилименцию? Увидеть их встречу? Узнать, что нашёл Гарри и о чём он говорил со Смитом?

— Я уже пробовал с Омутом Памяти, — произнёс Снейп, забирая у Гермионы палочку.

Она послушно разжала руку, не сопротивляясь и не споря, сейчас она была готова отдать всё, что угодно, уступить ему во всём, лишь бы уговорить его ещё на одну попытку.

— Но ведь тогда мы ещё не понимали, что нужно искать. К тому же вы сами сказали, что собирать воспоминания умел лишь Дамблдор, вы же прежде всего легилимент, — Гермиона не заметила, как начала плакать. — Я знаю, вы сможете, вы лучший легилимент из всех, кого я когда-либо встречала, вы оказались сильнее самого Волдеморта.

Она перехватила его руку, забравшую палочку, и с силой сжала.

— Это наш единственный шанс, профессор, прошу вас! Я не справилась, но вы ещё можете всё исправить. Если мы узнаем, что именно нашёл Гарри, Министр арестует Смита и заставит его признаться. Наверняка существует контрзаклятие. Я уверена, проклятие обратимо.

Снейп попытался высвободить руку, но Гермиона не позволила.

— Одна попытка! Нам нечего терять! От вас зависят их жизни, профессор, жизни Гарри, Невилла, учеников... Моя жизнь... — прошептала она одними губами, с мольбой глядя на него.

Ещё немного, и она встала бы на колени.

Снейп медленно отвёл взгляд в сторону, и Гермиона, теряя последнюю надежду, в отчаянии уткнулась лбом ему в плечо, чувствуя, что её душат слезы.

— Хорошо, — сказал Северус спустя минуту, осторожно высвобождая руку, — я сделаю, как вы просите, но вы должны понимать, что шансов мало. Заклятие расщепило сознание Поттера, оно нестабильно, и нет никакой гарантии, что я смогу отыскать нужное воспоминание. Но я постараюсь.

Его голос звучал ровно и успокаивающе.

— Вы подождёте меня здесь! — добавил он, отодвигаясь и кладя её палочку на самый дальний край подоконника, словно говоря: «Я доверяю вам, но вы должны проявить благоразумие».

Гермиона кивнула, стирая ладонями слёзы.

— Я продолжу искать в книгах, — сказала она, стараясь взять себя в руки.

— Пообещайте мне не делать глупостей, пока я не вернусь! — произнёс Снейп, требовательно глядя в её испуганное, заплаканное лицо.

— Я обещаю! — всё так же всхлипывая, ответила Гермиона и, охваченная внезапным порывом, стремительно обняла профессора.

* * *

Профессор Снейп уже давно ушёл в Больничное Крыло, а Гермиона по-прежнему стояла возле окна, стараясь справиться с переполнявшими её эмоциями. Она так и не забрала палочку, оставленную Снейпом на подоконнике, и теперь её тонкие пальцы чертили невидимые линии, выводя на оконном стекле замысловатый узор. Два прошедших дня дались ей нелегко, страх за друзей сменялся надеждой, и вновь оборачивался страхом, и всё же она не сдавалась. Она боролась за Гарри и Невилла, но сейчас, когда всё возможное было уже сделано, Гермиона вдруг ощутила странную пугающую пустоту. Сколько сил было потрачено, сколько загадок разгадано — и всё оказалось напрасным. И если профессор Снейп не найдёт ответов — Гарри ждёт неминуемая смерть. Палец Гермионы вывел на запотевшем стекле маленькую петельку и замер, подрагивая от сковавшего её напряжения, и она прижала его к стеклу с такой силой, что подушечка сплющилась, причиняя ей боль.

Там, за окном, стоявший на мосту профессор Флитвик возводил защитный барьер: огромный фиолетовый купол, искрящийся мириадами маленьких звёздочек, медленно поднимался над башнями, укрывая замок непроницаемым одеялом. Гермиона смотрела, как мечутся в небе яркие молнии, как мягкая волна магии наползает на черное небо, и думала о том, что уже видела это однажды. В ту ночь, накануне сражения с Волдемортом, они стояли с Роном в Галерее Доспехов и с замиранием сердца следили за тем, как учителя возводят точно такой же защитный барьер. Тогда купол казался им символом надежды, потому что всё, что было им чуждо, всё, что хотело причинить им боль — оставалось снаружи.

Теперь купол стал для Хогвартса предвестником смерти, символом обречённости, оставлявшим их наедине с проклятьем, запиравшим их внутри. Ниже по склону, почти у самой границы Запретного Леса, утопая по колено в снегу, стоял Хагрид и, запрокинув голову, смотрел в небо; наверняка сейчас он тоже вспоминал битву за Хогвартс. Возле его ног, нервничая и поскуливая, кружил Клык. За последние дни Хагрид дважды приходил навестить Гарри, но за школьного лесничего можно было не волноваться: человеческая магия почти не действовала на тех, в ком текла великанья кровь.

Гермиона прижалась лбом к холодному запотевшему стеклу и на мгновение прикрыла глаза. Было страшно: что, если и правда, Гарри и Невилл — это только начало, что, если следом заболеют ученики…

Сделав завершающий взмах палочкой, профессор Флитвик отправил вверх струящийся поток мерцающих искр, холодные звёзды в последний раз отразились в непроницаемой глади Чёрного Озера и, отступая перед магией, растворились в фиолетовой глубине. Купол сомкнулся над Астрономической башней, и Клык, опустившись в снег, отчаянно и громко завыл…

* * *

Где-то за стеной, вторя тоскливому вою Клыка, протяжно заскрипела подвижная винтовая лестница, хлопнула дверь, и в кабинет, нагруженная многочисленными свитками, вошла профессор МакГонагалл.

— Мисс Грейнджер, — сказала она, не сразу заметив стоявшую у окна Гермиону, — вы уже закончили?

Директор окинула взглядом заваленный бумагами стол и, верно истолковав молчание Гермионы, понимающе кивнула.

— Судя по всему, результаты неутешительные?

— Я так ничего и не нашла.

— А где профессор Снейп? — спросила МакГонагалл, удивлённо оглядываясь по сторонам. — Он шёл сюда поговорить с вами.

— Профессор отправился в Больничное крыло, — с усилием отрывая взгляд от окна, ответила Гермиона, — он попытается провести сеанс легилименции, чтобы выяснить, о чём Гарри разговаривал со Смитом.

— Что значит «попытается провести сеанс легилименции»?! — воскликнула МакГонагалл, резкостью своего тона мгновенно выдергивая Гермиону из состояния апатии. — Что вы такое говорите? Я же ещё в первый вечер строго-настрого запретила Северусу лезть к Поттеру в голову.

— Запретили? — ничего не понимая, переспросила Гермиона.

— Конечно, запретила, это же чертовски опасно!

— Опасно? Мерлин, но почему?

— Да потому, мисс Грейнджер, что мозг человека, лишённый правильной самоидентификации, — ловушка для любого легилимента. Как вы думаете, почему в палате Януса Тупия столько лет содержат пациентов, считающих себя чайниками, собаками, летучими мышами и мигрирующими леммингами? Почему целители Мунго, среди которых много блестящих легилиментов, просто не влезут к ним в голову и не поставят их мозг на место? Да потому что это невозможно! Потому что недуги от магических заклятий — это совсем не то же самое, что психическое расстройство у маглов. Это магия, мисс Грейнджер. Гарри Поттер не считает себя змеёй, он и есть змея! Индикаторы, вехи — всё, что использует легилимент для того, чтобы ориентироваться в разуме человека, просматривая его воспоминания, ища необходимые образы — в голове змеи отсутствуют! Она мыслит иначе, у неё другие сигнатуры. Погружение в подобный мозг без поддержки, без специальных зелий, даже для такого легилимента как Северус — это риск вытянуть билет в один конец! Какого Мерлина его вообще понесло в Больничное крыло, он же уже пытался с Омутом Памяти и у него ничего не вышло?!

— Я его попросила, — одними губами прошептала Гермиона.

— Вы его что?.. — задохнулась МакГонагалл, глядя на Гермиону так, словно видела её впервые. — О чём вы только думали, мисс Грейнджер? Вы что, не понимали, что он не сможет вам отказать?

Гермиона растерянно сглотнула. О чём она думала? Она думала о Гарри, которому стало хуже, о том, что она не справилась со своей задачей, о том, что времени оставалось совсем мало, о том, что умирал Невилл. Господи, она подумала обо всех, но только не о профессоре! Но ведь она даже предположить не могла, что подвергает его опасности!

— Как давно он ушёл?

— Где-то четверть часа назад! — медленно холодея, пробормотала Гермиона.

— Мерлин Всемогущий, надо бежать!

Свитки посыпались на пол, и МакГонагалл, подобрав полы длинной мантии, бросилась вниз по винтовой лестнице. Гермиона, замешкавшись лишь на секунду, схватила с подоконника палочку и кинулась следом.

— Простите меня, директор, — крикнула она, торопливо перепрыгивая через несколько ступенек, — я не знала... Я даже не догадывалась... Господи, какая же я дура!

Она злилась на себя за глупость, за неспособность видеть дальше собственного носа, за неумение понимать очевидное. Ведь будь сеанс легилименции такой простой задачей, неужели и сам Снейп не решился бы его провести? В полном молчании они пробежали два лестничных пролета, преодолели бесконечно длинный коридор, ведущий в восточную часть замка, но у статуи Бориса Бестолкового МакГонагалл внезапно замедлила шаг.

— Слишком долго! — сказала она, с трудом переводя дыхание. — Думаю, нам лучше разделиться. Как только доберетесь до Больничного крыла, ступайте в Хранилище Зелий. Если Поппи не окажется на месте, найдите вот это.

Оторвав от рукава собственной мантии маленькую трёхгранную пуговицу, МакГонагалл трансфигурировала её в свиток пергамента, затем выпустила из палочки густую струю чернил и преобразовательным заклинанием превратила получившиеся кляксы в идеально ровные строчки — названия зелий.

— Поторопитесь, мисс Грейнджер, и упаси нас Мерлин опоздать! — сказала она, вручая растерянной Гермионе пергамент и, взмахнув палочкой, с негромким хлопком превратилась в полосатую кошку. Кошка посмотрела на Гермиону снизу вверх, издала резкий мяв и умчалась прочь по коридору. А Гермиона, засунув пергамент в карман, стремительно побежала следом.

Через пару этажей она безнадёжно отстала: тягаться в скорости с четвероногой представительницей семейства кошачьих было задачей бессмысленной и нереальной. Но Гермиона не собиралась сдаваться. Она не стала сбавлять темп, когда в боку невыносимо заныло, а лёгкие стало жечь огнём, и даже лестница, внезапно решившая изменить направление, чтобы отправить её в другую сторону, на этот раз не показалась ей препятствием. Гермиона с такой силой ударила в неё Редукто, что перепуганная лестница мгновенно вернулась на прежнее место. Сейчас Гермиона готова была пробить даже стену. Мысль о том, что она натворила, калёным железом раскаяния жгла её изнутри и заставляла бежать вперед, не думая о боли и усталости. Она оказалась ничем не лучше Дамблдора, все эти годы использовавшего профессора Снейпа ради своих великих целей. Мерлин, что профессор должен был о ней подумать? Что ради Гарри она готова пожертвовать и им? Что для неё он лишь незначительная потеря, с которой не стоит считаться, если это сохранит жизнь её друга?! На душе стало мерзко. Она действительно готова была отдать всё что угодно, лишь бы Гарри поправился, но она никогда сознательно не поставила бы на чашу весов жизнь другого человека, не стала бы делать выбор. Понимал ли профессор, уходя в Больничное крыло, что она просто не знает, о чём его просит? Она очень надеялась, что понимал, потому что иначе он её никогда не простит. Мерлин, она сама себя не простит...

Гермиона влетела в коридор второго этажа, на ходу моля всех богов — волшебных и магловских, чтобы дверь Хранилища оказалась не заперта. Возиться с защитными заклинаниями не было ни времени, ни сил, и потому, когда тяжёлая дубовая дверь легко поддалась её стремительному напору, Гермиона едва не заплакала от охватившего её облегчения. Теперь дело оставалось за малым. В том, что ей удастся самостоятельно отыскать всё необходимое, Гермиона даже не сомневалась.

В длинной узкой комнате без окон было темно. Гермиона прошептала Люмос и, подняв палочку над головой, внимательно осмотрелась. Раньше ей никогда не доводилось бывать в Хранилище Зелий. Снаружи помещение казалось маленьким, чуть больше кладовки для мётел, но стоило оказаться внутри, как сразу стало понятно — без магии, расширяющей пространство, дело здесь явно не обошлось. На полках хранились сотни, тысячи зелий. Бесконечно длинные стеллажи рядами тянулись вдоль каменных стен и словно готические арки возносились под самые своды невидимого потолка, без следа растворяясь в непроглядной мгле. Справа от входа стояли многочисленные дубовые шкафы с тяжелыми дверцами, своей массивностью напоминающие сейфы и наверняка призванные защитить от чужих глаз нечто редкое или крайне опасное. Гермиона сделала несколько неуверенных шагов, стараясь в тусклом свете палочки рассмотреть приклеенные к стеллажам таблички и ярлыки, и, наконец заметив на стене два рожковых светильника, заклинанием зажгла свет.

Здесь можно было провести целую вечность, изучая многочисленные зелья, микстуры, снадобья и мази. Их было так много, что Хогвартс вполне мог посоперничать с Больницей Святого Мунго в готовности во всеоружии встретить любую волшебную эпидемию. Гермиона никогда не задумывалась о том, как часто профессору Снейпу приходится варить зелья для Больничного крыла, но, судя по бесконечным стеллажам, в хогвартской кладовой хранились труды не одного поколения школьных зельеваров. Она с удивлением взирала на зелья от пузырчатой чесотки, драконьей оспы, летучей лихорадки, звенящего недуга и черной дражницы и понимала, что едва ли слышала хотя бы о сотой доли перечисленных здесь магических заболеваний. Возможно, многие из этих болезней уже несколько веков не встречались в Британии, но школа всё равно регулярно пополняла свои запасы. В другое время Гермиона несомненно провела бы здесь не один час, изучая ряды стеклянных и керамических флаконов, но сейчас на это попросту не было времени.

Гермиона достала свиток, сверилась с записями и, глубоко вздохнув, отчётливо произнесла:

— Акцио зелье парящей сущности, — и на мгновение зажмурилась: о последствиях она подумает позже.

В одном из запертых шкафчиков отчаянно забились пробирки, со звоном колотясь в тяжёлую дверь.

— Алохомора, — воскликнула Гермиона и в следующую секунду поймала высокий голубой флакон, на четверть наполненный мерцающей жидкостью.

ТАКОГО они никогда не варили. Флакон светился изнутри, а зелье, стоило ему оказаться в руках у Гермионы, мгновенно позабыло о законах гравитации и, перевернувшись вверх ногами, повисло внутри пробирки, подперев собой маленькую корковую пробку. Можно было не сомневаться — откупорь Гермиона крышечку и зелье мгновенно унесется под потолок, подобно тысяче маленьких воздушных шариков-капелек, чтобы, таинственно мерцая, зависнуть где-то под его тёмными каменными сводами. Борясь с неуместным сейчас любопытством, Гермиона бережно убрала флакончик в карман, на всякий случай наложив на него небьющиеся и запирающие чары, и заклинанием призвала второе зелье из списка. На этот раз ей повезло меньше. С верхней полки одного из стеллажей на пол посыпался дождь из бутылочек, колб и флаконов, и тысячи осколков брызнули во все стороны, наполнив воздух ароматами многочисленных зелий. Гермиона поймала маленькую, землистого цвета пробирку и, испуганно переведя дух, рассмотрела её на свет — на дне пробирки окаменевшей неподвижной массой лежали крупицы красного и, по всей видимости, покрытого плесенью песка.

«Отлично!» — подумала она, пряча пробирку в карман и ощущая огромную дыру в полученном ею магическом образовании. Последнее зелье — после двух предыдущих — показалось ей вполне прозаичным. Оно подобно пуле прилетело из дальнего конца хранилища и с такой силой ударило Гермиону в грудь, что ей не стоило даже надеяться, что синяк, оставшийся под ключицей, сойдёт раньше, чем через неделю. Зелье было красным, довольно вязким, оно тихонько гудело, вибрируя внутри своего флакона, словно потревоженный камертон. Звук был неприятный, низкий, и от его болезненной частоты у Гермионы зачесались руки. Она плотнее сжала зубы, борясь с непреодолимым желанием немедленно разбить зелье о стену и, едва справившись с охватившей её неприязнью, торопливо засунула флакон в тот же карман, что и два предыдущих.

Дело было сделано. С сожалением оглядев усыпанный осколками пол, Гермиона тяжело вздохнула и поспешила в Больничное крыло. Когда всё закончится, ей придется очень долго извиняться перед мадам Помфри, но это случится уже не сегодня...

Гермиона выскочила в коридор, торопливо затворила дверь и побежала в палату, где лежал Гарри.

* * *

Оба они: и профессор Снейп, и профессор МакГонагалл — были здесь...

Северус сидел на больничной койке, опираясь локтями на лежавшую на коленях подушку, и его знобило так сильно, что он с трудом удерживал в руках наполненный водой стакан. Лицо было серым, а глаза казались мутными и пугающе стеклянными.

— Я... — с замиранием сердца начала Гермиона, невольно останавливаясь у входа. Снейп стремительно подался вперед, и его вырвало в мгновенно наколдованное МакГонагалл ведро. Не выпрямляясь, он что-то тихо, но очень настойчиво произнёс, обращаясь к директору. МакГонагалл обернулась и, бросив короткий взгляд на Гермиону, не терпящим возражения тоном сказала:

— Оставьте зелья на кровати, мисс Грейнджер, и ждите меня в коридоре.

Гермиона с мольбой посмотрела на директора, и взгляд МакГонагалл смягчился:

— С ним всё будет в порядке, а теперь ступайте.

Послушно положив зелья на крайнюю от входа кровать, Гермиона вышла в коридор и, прислонившись спиной к стене, без сил опустилась на пол.

Северус её узнал, и именно поэтому МакГонагалл выставила её за дверь — мысль, оформившаяся за краткое мгновение, принесла Гермионе огромное облегчение. Как бы плохо ему сейчас не было, как бы его не била дрожь от столкновения с чужой магией — всё это значило лишь одно: самого непоправимого так и не произошло! Она не знала, пришлось ли МакГонагалл использовать заклинания, чтобы вытащить его из сознания Гарри, или он справился сам, но теперь всё было позади. Профессор примет эти странные зелья и снова превратится в желчного колючего зельевара, который мстительно припомнит ей разом всё: и слезы, и просьбы, и, конечно, даже то, что она, не поверив в его умения и навыки, притащила МакГонагалл в Больничное крыло. Гермиона зажмурилась и с горечью засмеялась — ей было всё равно, пусть сердится! Плакать совсем не хотелось, но и смех вышел совсем уж невеселый, словно всё пережитое этой ночью настолько высосало из неё эмоции, что даже радость получалась теперь похожей на стоны.

Мимо пробежала мадам Помфри, и Гермиона с усилием заставила себя подняться: что бы там о ней не думал профессор, ей нужно было проведать Гарри!

В палате теперь было многолюдно, Снейп стоял у окна, его озноб прошёл, и, хотя профессор по-прежнему выглядел бледным, зелья, что она принесла из Хранилища, определенно поставили его на ноги. Он бросил на неё странный, колючий и в то же время тревожный взгляд, и Гермиона трусливо шмыгнула мимо, не желая сейчас выслушивать его ядовитые комментарии.

МакГонагалл стояла здесь же, возле профессора, и что-то тихо говорила ему, то ли выговаривая за самоуверенность и глупость, то ли объясняя, как она здесь очутилась. В любом случае, их беседа не сулила Гермионе ничего хорошего. Она подошла к высокой ширме, что закрывала кровать Гарри, и тихо опустилась на соседнюю койку.

За всеми перипетиями, волнениями и страхами, что всем им пришлось пережить за последний час, сейчас спокойное умиротворенное лицо Гарри казалось ей невероятно странным. Он выглядел совершенно обычно, и только его лоб, покрытый мелким бисером испарины, и эта жуткая зелёная чешуя, сплошным кольцом охватывающая руки, выдавали то, что лежащий перед ней человек был тяжело болен. Гарри не метался на подушках, не издавал свои странные шипящие звуки, но всё же весь его облик почти мгновенно пробудил в ней чувство пугающей обречённости. Он угасал, и она не знала, что ещё ей следует сделать, чтобы хоть как-то облегчить его страдания.

Гермиона медленно приблизилась к кровати Гарри и опустилась возле неё на колени. Она смотрела на его руку, спокойно лежащую вдоль тела, и эта зелёная чешуя — мерзкая и страшная — казалась ей сейчас виновницей всех бед. Хотелось взять и содрать её с руки Гарри, словно чулок, и яростно истязать её Адским Пламенем, пока она не превратится в пепел и пыль.

Гермиона протянула руку и осторожно положила её поверх руки друга. Чешуя была холодной и колючей. Словно почувствовав прикосновение, Гарри разжал стиснутую в кулак ладонь, и чётки, все эти дни служившие ему поддержкой и утешением, неожиданно упали на пол.

Гермиона вздрогнула и внезапно растерянно замерла...

Казалось, в одно мгновение в её голове взорвалась Бомбарда, мысли понеслись с такой скоростью, что удержать их все разом в одном месте оказалось непосильной задачей. Она с ужасом смотрела на лежащие на полу чётки, с каждым мгновением всё отчётливее осознавая, что всё это время разгадка была прямо у неё перед глазами. Сколько подсказок она пропустила, сколько раз судьба подсовывала ей ответы, тыкала в них разве что не носом, а она витала в каких-то странных призрачных облаках, ища ответы там, где их попросту не могло быть.

Гермиона наклонилась и машинально подняла чётки. Будь она хоть немного внимательнее, хоть чуть-чуть умнее, думай она собственной головой, а не слушай Гарри, она давно бы разгадала эту загадку.

Она стремительно поднялась с пола, мгновенно забывая о сковавшей её усталости и, обернувшись к Снейпу и МакГонагалл, сказала невольно севшим от тревоги и волнения голосом:

— Я знаю, что общего между Гарри, Невиллом и Захарией Смитом. Но прежде, чем я всё вам объясню, мне срочно нужно отправить несколько писем.

— Стоять! — рявкнул Снейп прежде, чем Гермиона успела выскочить из Больничного крыла. — Сейчас вы сядете и спокойно объясните всё, что пришло вам… в голову!

Профессор был очень бледен и очень зол, и, несмотря на то, что всё её существо требовало немедленных действий, Гермиона не решилась его ослушаться.

— Простите, — сказала она, возвращаясь в палату и опускаясь на одну из больничных коек. — Оказывается, всё это время разгадка была у меня под самым носом, но я не понимала этого, пока вы, профессор, не рассказали мне легенду о Салазаре Слизерине. А сейчас очень важно предупредить остальных...

Голос Гермионы звучал взволнованно, и было заметно, что ей вновь хочется вскочить и броситься куда-то бежать, и лишь встревоженные, непонимающие взгляды коллег удерживают её на месте.

— Всё дело в монете! Вот почему заболели только Гарри и Невилл! Сама болезнь не заразна, она передаётся не от человека к человеку, а через протеевы чары!

Она подняла руку вверх так, чтобы все присутствующие смогли разглядеть четки, которые она всё это время аккуратно держала двумя пальцами.

— Это подарок Джинни, она сделала эти чётки для Гарри, чтобы он мог чем-то занять руки, когда волнуется. Вот эта монетка, справа от метлы — уменьшенный заклинанием фальшивый галлеон. На пятом курсе Гарри использовал его для связи внутри Отряда Дамблдора. Для того, чтобы все члены ОД могли знать, где и когда состоится следующее занятие по защите от тёмных искусств, я заколдовала двадцать восемь фальшивых галлеонов, оставшихся у Гарри после Чемпионата Мира по квиддичу, наложив на них протеевы чары, и раздала их всем членам ОД. В отряд, среди прочих, входили Гарри, Невилл и Захария Смит. У всех троих была точно такая же монета.

МакГонагалл внимательно посмотрела на чётки и с сомнением покачала головой:

— Я понимаю, к чему вы клоните, мисс Грейнджер, но ваша теория не кажется мне правдоподобной. Чтобы наложить на предмет чары так, чтобы он передал проклятье через протеевы чары другому предмету, а тот, в свою очередь, человеку — нужно быть не просто сильным магом, а выдающимся волшебником! В противном случае Поттер подхватил бы разве что простуду. Магия подобного уровня была бы по силам Дамблдору, возможно, Волдеморту или Флитвику, но никак не Захарии Смиту.

— Вы правы, директор, — кивнула Гермиона, — передать подобным способом проклятие действительно почти невозможно. А вот отравить кого-то зельем через протеевы чары — напротив, очень легко.

— Зельем? — переспросила МакГонагалл, переводя удивлённый взгляд на Снейпа. — О чём мы вообще сейчас говорим?

— Теоретически это, конечно, возможно, — с не меньшим сомнением ответил Снейп. — Но если сейчас, мисс Грейнджер, вы намекаете на «Змеиное зелье», то это абсолютная чушь. Его не варили десять веков, это легенда, вымысел.

— Да послушайте же меня! — взмолилась Гермиона. — Ведь всё сходится! С чего мы вообще решили, что это проклятие? Потому что так нам сказал Гарри в ту ночь, когда он впервые появился в Хогвартсе! Но Гарри не видел, как его прокляли. А как вы только что сами заметили, директор, проклясть кого-то без визуального контакта по силам разве что очень могущественному волшебнику! Но Смит никогда выдающимся волшебником не был, он не демонстрировал особых талантов ни в заклинаниях, ни в трансфигурации. А вот для того, чтобы отравить кого-то ядом, используя чужие протеевы чары, ни смелости, ни особых талантов не нужно. Всё это время я не думала о зельях только потому, что Гарри сказал, что ничего не пил, но ведь существует огромное количество зелий, которыми можно отравиться тактильно. Достаточно, к примеру, положить собственный галлеон в стакан с ядом, и он будет непрерывно передавать отраву через протеевы чары всем связанным с ним монетам. Когда заразился Невилл, мадам Помфри сказала очень важную фразу: «Несмотря на то, что это проклятие — оно сконцентрировано у них в крови». Меня удивили её слова, но тогда я не придала им особого значения, и совершенно напрасно. Ведь когда на кого-то накладывают проклятие, обычно бывает проклят сам человек, а не его кровь. А вот с зельем дело обстоит как раз наоборот — любое зелье, и прежде всего яд, концентрируется именно в крови пострадавшего.

Мадам Помфри кивнула, соглашаясь с Гермионой, и та торопливо продолжила, обрадованная её невольной поддержкой:

— Ни профессор Снейп, ни профессор Флитвик никогда не слышали о проклятии со схожими симптомами, что, учитывая их огромный опыт, уже само по себе довольно странно, а вот зелье, пускай лишь упомянутое в легендах, когда-то всё же существовало. Что, если среди конфискованного у Пожирателей Смерти имущества был рецепт Змеиного зелья, веками хранившийся в чьей-то чистокровной семье? Смит вполне мог узнать об этом из аврорских отчётов. Все эти дни, находясь в Больничном крыле, Гарри постоянно брал в руки свои четки, зелье через кожу попадало к нему в кровь и отравляло его. Потом он принимал лекарство и засыпал. Благодаря частичному иммунитету его организм подавлял яд и восстанавливался, ему становилось лучше, концентрация яда в крови уменьшалась, и на утро мы видели, что чешуя бледнела, а жар спадал, но стоило Гарри вновь взять в руки зачарованный галлеон, как всё повторялось. Я видела эти чётки много раз, но никогда не прикасалась к ним, поэтому и не заразилась. В тот день, когда Невилл заболел, он приходил навестить Гарри и принес ему листья скабиеса. Они провели вместе целый час, и Лонгботтом сказал мне, что они разговаривали об ОД. Бедный Невилл всегда был самым сентиментальным из нас, на шестом курсе он и Луна были единственными из Отряда Дамблдора, кто всё время носил фальшивые галлеоны с собой. Кроме того, Невилл использовал эти зачарованные монеты на седьмом курсе, когда организовал сопротивление. Уверена, он до сих пор хранит свою монету где-то у себя в комнате. Вероятно, вернувшись из Больничного крыла, Невилл достал галлеон и какое-то время держал его в руках. Вот почему из всех нас, контактировавших с Гарри, Невилл оказался единственным заболевшим. Его заразил не Гарри, его отравила монета.

— Запах, — внезапно перебивая Гермиону, воскликнул Снейп. — В тот день, когда Поттер пришел в Хогвартс, и я осматривал его на диване в гостиной мисс Грейнджер, я почувствовал странный запах. Болотница и чреводрей — странное сочетание трав! Они нечасто используются вместе. Как правило, их применяют лишь для того, чтобы стабилизировать в зелье высокую концентрацию ингредиентов животного происхождения — драконье сердце или…

— Или змеиную кровь, — эхом отозвалась Гермиона.

Она отчётливо вспомнила, как Снейп странно втягивал носом воздух, когда приближался к лежащему на диване Гарри. Опытный зельевар, он уже тогда почувствовал неладное.

— Где ваша монета, мисс Грейнджер? — быстро спросил профессор с таким странным выражением, словно действительно ожидал, что всё это время она носила зачарованный галлеон в кармане мантии.

— Понятия не имею, — честно призналась Гермиона.

Сейчас она не могла бы сказать, хорошо ли это, по мнению Снейпа, или плохо.

— Какое счастье, что вы не сентиментальны! — с непередаваемой концентрацией язвительности отозвался Снейп. — У кого ещё могли сохраниться монеты?

— Не знаю, скорее всего, у Луны, но, возможно, и у других членов ОД — у Джинни или у Рона, именно поэтому я хотела немедленно отправить сов, чтобы предупредить всех об опасности.

— Что это за зелье такое, о котором вы все сейчас говорите? — спросила директор.

— Змеиное зелье, — ответила Гермиона, — профессор Снейп рассказал, что существует легенда о том, что Салазар Слизерин создал зелье, чтобы изучать парселтанг. Выпивая это зелье, он превращался в змею, а приняв противоядие — вновь становился человеком. В книге, где говорилось об этой легенде, был изображён мужчина, кожа которого была наполовину покрыта чешуей, а наполовину оставалась человеческой, так же, как у Гарри и Невилла.

— Хорошо,— сказала МакГонагалл, обдумывая услышанное в течение нескольких секунд и наконец принимая решение. — Поступим следующим образом.

Она быстро призвала из кабинета мадам Помфри пергамент, перо и чернильницу и протянула их Гермионе.

— Сейчас вы напишете мне список всех членов ОД, и мы с Хагридом немедленно разошлём сов с предупреждениями и просьбой вернуть сохранившиеся галлеоны в Хогвартс. Поппи, ты отыщешь Помону, и вы вместе осмотрите комнаты Невилла. Нужно найти этот фальшивый галлеон и принести его в лабораторию профессора Снейпа.

— Северус, — Минерва кончиком палочки осторожно подцепила чётки Поттера, забирая их у Гермионы, и повернулась к Снейпу, — ты знаешь, что с этим делать.

Достав из кармана мантии пробирку и при помощи заклинания увеличив её до размеров большого стакана, Снейп аккуратно положил чётки внутрь. Склонившись над стаканом, он несколько раз втянул носом воздух и утвердительно кивнул.

— Что ж, в таком случае вы, мисс Грейнджер, немедленно вернётесь ко мне в кабинет и ещё раз внимательно просмотрите бумаги, полученные от Кингсли. Возможно, вам удастся найти какое-нибудь упоминание о самом зелье или книгах, в которых мог содержаться его рецепт. Шансов немного, но всё же…

— Мне нужно, чтобы вы отправили ещё одно письмо, директор, — Снейп взял свиток пергамента, быстро написал на нём несколько слов, адрес и передал письмо директору. МакГонагалл прочитала имя и удивленно подняла взгляд на Снейпа.

— Кое-что я всё же увидел в сознании Поттера, — объяснил Северус, — и теперь у меня есть вопросы, на которые может ответить только он. Уверен, он не откажется приехать в Хогвартс.

МакГонагалл кивнула и убрала письмо в карман мантии.

— Список готов?

Гермиона протянула директору лист пергамента, на котором было написано двадцать восемь фамилий.

* * *

Гермиона вышла в коридор, намереваясь подняться в кабинет директора, но прежде, чем она успела добраться до первого лестничного пролета, её нагнал Снейп.

Его стремительная летящая походка была одним из тех жутковатых кошмаров, что постоянно преследовали её в школьные годы. Нарушая правила, она всегда до ужаса боялась попасться.

— Вы пойдёте со мной, — произнес профессор не терпящим возражения тоном, лишь на секунду замедляя шаг.

— Но директор велела… — начала было Гермиона.

— С каких это пор вы стали слушаться старших? — с издёвкой перебил её Снейп. Он всё ещё был очень бледен и очень сердит. — Вам нет смысла просматривать бумаги, вы ничего там не найдёте.

Он развернулся на каблуках и, не дожидаясь, пока она последует за ним, стремительно направился вниз, в свои подземелья. Гермиона помедлила, с сомнением посмотрела на лестницу, ведущую в сторону директорского кабинета, и припустила вдогонку за Снейпом.

— Почему вы так уверены, что я ничего там не найду? — спросила она, догоняя профессора у дверей Большого Зала. — Что, если Смит пытался выкрасть из архива Аврората именно рецепт Змеиного зелья, и об этом узнал Гарри?

— Не сходится, — ответил Снейп, не сбавляя шага, — причём не сходится по многим причинам. Это зелье действительно может являться орудием по устранению Поттера, но никак не причиной его расследования. Во-первых, чтобы получить рецепт зелья, Смиту не нужно было его красть из архива или даже временно выносить, достаточно было просто переписать. Во-вторых, Поттер был уверен, что его прокляли, а не отравили зельем, а значит, ни о каком зелье он вообще не знал. В-третьих, само Змеиное зелье не приготовить за пять минут, и уж точно, это не то зелье, которое может случайно попасться под руку в момент, когда возникла необходимость отравить аврора, пришедшего задать неудобные вопросы. А значит, Смит готовился долго и тщательно и вы не найдёте никакого упоминания о рецепте в отчётах, составленных за последние две недели. Я не видел даже частичного рецепта Змеиного зелья, но вполне могу представить себе основные принципы его построения. Смит никогда в жизни не сварил бы зелье такой сложности — это не просто микстура от кашля из школьного учебника, которую можно приготовить в течение одного урока, строго следуя инструкции, написанной на доске. В зелье такого уровня важен баланс ингредиентов, соблюдение принципов последовательности и совместимости, фазы и цикл луны, время сбора трав, сотни нюансов, без которых ничего не выйдет. Смиту это было бы не под силу, а вот его помощник из Больницы Святого Мунго, кем бы он ни был, вполне вероятно, мог бы с этим справиться. Целители много времени проводят за изучением зелий и, как правило, могут сварить зелья довольно высокой сложности. Так что я не исключаю варианта, при котором рецепт этого зелья вообще раздобыл не Смит.

Они спустились в подземелья, и Снейп, достав палочку, стал снимать защитные заклинания с дверей своей лаборатории.

— В этих записях нет ничего нового. Ничего, что вы не прочли уже три сотни раз и не сопоставили с имеющимися у вас фактами. Вывод только один — либо мы не учитываем нечто важное, потому что просто не понимаем, что это важно, либо в этих бумагах ничего нет. Теперь, когда мы, по всей видимости, знаем, как именно заразились Поттер и Лонгботтом, мы получаем иные приоритеты, но это мало что меняет. Нам нужно противоядие, которое можно получить лишь двумя способами. Первый и самый долгий путь: это тот, что ждёт от меня директор — проанализировать состав зелья на этой монете, — и Снейп показал Гермионе стакан, который всё ещё держал в левой руке, — затем попытаться самим сварить зелье и лишь в случае удачи подобрать к нему противоядие. Но я по-прежнему считаю, что есть более быстрый способ — нужно выяснить, что же всё-таки нашёл Поттер, чтобы Кингсли, обладая этими знаниями, смог прижать Смита и получить ответы на свои вопросы. Мы оба знаем, что только полный идиот взялся бы использовать смертельно ядовитое зелье, предварительно не изготовив противоядие.

Сняв защиту, Снейп открыл дверь кабинета и пропустил Гермиону вперед.

— Тогда для чего вы привели меня к себе в лабораторию? — удивлённо спросила Гермиона, заходя в комнату. — Здесь я ответов не найду.

— Вы здесь вовсе не для того, чтобы искать ответы, — произнес Снейп, запирая заклинанием дверь. — Вы здесь для того, чтобы ответы на свои вопросы получил я. Снимайте вашу мантию, мисс Грейнджер, и побыстрее, — и, видя, как яростный румянец заливает её щеки, желчно добавил: — Сегодня вы уже исчерпали всё отпущенное мне терпение.

— Простите! — растерянно воскликнула Гермиона, невольно отступая в центр комнаты. В своих фантазиях она ещё не добиралась до интимной близости с профессором, но достаточно хорошо знала Снейпа, чтобы понимать — под только что сказанными словами имеется в виду отнюдь не эротический подтекст.

— Снимайте мантию и закатывайте рукава, — сказал профессор, аккуратно ставя стакан с чётками на стол. — Я намерен лично убедиться, что вы всё ещё здоровы. Вы два дня провели бок о бок с Поттером, сидели на его кровати, играли с ним в плюй-камни, предавались детским воспоминаниям, утешали его и обнимали, и я в жизни не поверю, что, обладая вашим чрезмерным и неуёмным любопытством, вы ни разу за всё это время не брали в руки его чётки. Можете врать Минерве или Поппи, но не мне! Снимайте мантию!

— Я не врала вам, — обиженно поджав губы, сказала Гермиона и, с вызовом глядя на профессора, начала расстёгивать воротник мантии. — Я не полная идиотка и сказала бы, если бы у меня появились первые симптомы. Я видела, что это зелье всего за несколько часов сотворило с Невиллом.

Она расстегнула четыре пуговицы, в сердцах почти оторвала пятую и, потеряв терпение, резко стянула мантию через голову, не заботясь о сохранении причёски или о том, чтобы не измять ткань. Несколько пуговиц с треском оторвались от одежды и рассыпались по полу. Гермиона швырнула мантию на ближайший стул и стала заворачивать рукава блузки.

— Вы гриффиндорка, а это хуже, чем идиотка, — сказал Снейп, опираясь на стол и складывая руки на груди. — Вы можете до последнего скрывать собственную болезнь, лишь бы вам позволили быть рядом с друзьями, участвовать в поисках противоядия и спасать мир! Готовы? — спросил он, видя, что она наконец справилась с рукавами и замерла в ожидании.

Лицо Гермионы было пунцовым, грудь под тонкой блузкой вздымалась, словно после долгого бега — она старалась унять ярость, но справлялась из рук вон плохо. Желание проклясть профессора было всепоглощающим.

Снейп отошёл от стола и медленно приблизился к ней. Несмотря на злость, всё это время звучавшую в его голосе, движения его были осторожными и мягкими: он внимательно осмотрел шею Гермионы, позволив себе лишь слегка отодвинуть воротничок её блузки, коснулся подушечками пальцев угловатой ключицы, ощупал запястья рук, погладил кожу, внимательно рассматривая её на свет. Затем коротким жестом велел Гермионе повернуться спиной и, всё так же осторожно собрав её волосы в кулак, поднял их вверх, обнажая шею.

Гермиона почувствовала дыхание профессора так близко, что кожа на шее мгновенно покрылась мурашками. Нутро стремительно ухнуло куда-то вниз, и за бешеным, оглушительным стуком собственного сердца она едва не пропустила его следующий вопрос.

— Вы ведь не солгали мне про свой галлеон, не так ли, мисс Грейнджер? — вкрадчиво спросил он, склоняясь над самым её ухом.

— Мерлин, — выдохнула Гермиона, невольно зажмурившись, — зачем бы мне было это делать?

— Не знаю, — сказал Снейп, отпуская её волосы и позволяя им в беспорядке рассыпаться по плечам, — сентиментальная память о школьных годах? Напоминание о Поттере?

— Напоминание о Поттере? На что вы вообще намекаете, профессор? — Гермиона резко обернулась и внезапно оказалась так близко к Снейпу, что между ними осталось не более дюйма. Он пах полынью и терпким ароматом пустырника, так же мягко и сладко, как тогда в коридоре, и был выше её почти на целую голову.

— Была же причина, по которой вы расстались с рыжим Уизли? — спросил Снейп, ничуть не смущаясь этой близости и в этот раз не делая шаг в сторону.

— Причина была, но она не имела никакого отношения к Гарри! — ответила Гермиона, злясь на собственную слабость. Сейчас бы отвесить ему пощёчину и гордо удалиться из кабинета! Она понимала, что он провоцирует её, и знала, почему. В конце концов, Гермиона предвидела, что ей ещё аукнется эта просьба о легилименции. — Вы удовлетворены? — спросила она, имея в виду осмотр, и тут же, поняв, как двусмысленно прозвучала фраза, вспыхнула до самых корешков взлохмаченных волос.

— Вполне, — помедлив, ответил Снейп. Он наконец разорвал этот смущающий контакт и вернулся к своему столу. — Я вижу вас насквозь, мисс Грейнджер, и в следующий раз, когда вы решите что-то скрыть от меня, я собственноручно оторву вам голову. Надеюсь, вы меня поняли?

Гермиона хотела ответить колкостью, но сдержалась. Снейп знал о её чувствах и использовал их против неё. Эту демонстрацию она, пожалуй, запомнит надолго. Уж лучше бы он на неё накричал. Гермиона сердито взяла со стула мантию, хотела починить пуговицы заклинанием, но передумала. Одеваться при нём было даже хуже, чем раздеваться.

— Вы можете остаться и принять участие в анализе зелья, — сказал профессор её гордо выпрямленной спине, как только Гермиона приблизилась к двери.

Она колебалась лишь мгновение — соблазн уйти и громко хлопнуть дверью был так велик, что Гермиона с трудом сдержалась. Но они оба знали — отказаться от подобного предложения она не сможет. Любопытство, тяга к знаниям, страх за друзей — выстоять против всего этого лишь с одной гордостью было ей явно не по силам. И от осознания этого предложение Снейпа казалось ещё более унизительным. Гермиона всё же взялась за ручку двери, но спустя секунду разжала пальцы.

«Чёртов манипулятор!»

Она вернулась к столу и со злостью швырнула испорченную мантию назад на стул.

— Гарри мне как брат! — сказала Гермиона, яростно сверкая глазами. — Это был бы инцест! И больше никогда не смейте мне даже намекать на это!

Она ждала, что профессор скажет в ответ какую-нибудь гадость, но тот лишь склонился над столом, методично освобождая рабочее пространство.

Гермиона смотрела на его высокую собранную фигуру и, чувствуя, как утихает ярость, думала о том, что Снейп едва ли пережил бы Волдеморта, если бы не знал, когда точно стоит промолчать.

* * *

Гермиона хотела задать свой вопрос дважды, но каждый раз невольно сдерживалась, заставляя себя возвращаться к методичному нарезанию ингредиентов; она была всё ещё слишком сердита на Снейпа, чтобы позволить себе сказать нечто большее, чем «передайте, пожалуйста, смокву, сэр».

В конце концов, к её огромному удивлению именно профессор не выдержал первым.

— Да спросите уже наконец! — сказал он, кладя нож на стол и поднимая на неё взгляд.

Гермиона молчала ещё две минуты, прежде чем сдаться окончательно.

— Кому вы отправили письмо? — спросила она таким тоном, словно после долгих сомнений делала Снейпу одолжение.

Впрочем, задать она решилась совсем не тот вопрос, ответ на который ей так хотелось получить. Она надеялась узнать о Гарри, о том, что именно профессор Снейп увидел во время сеанса легилименции, но что-то было в его тоне, когда он просил МакГонагалл отправить письмо, что она безошибочно поняла — спроси она об этом сейчас, и он едва ли ответит ей прямо.

Конечно, Снейп обо всём догадался — по её волнению, по упрямой складочке на лбу, по нежеланию смотреть ему прямо в глаза. Не стоило сомневаться в проницательности профессора. Как ни печально Гермионе было это признавать, но Снейпу всегда удавалось читать её как раскрытую книгу. Он лишь секунду оценивающе смотрел на Гермиону, чтобы затем всё же ответить на заданный вопрос:

— Я отправил письмо тому, кто точно знает, что затеял Смит. И если вы проявите хоть толику терпения, мы, вероятно, очень скоро получим все необходимые ответы.

Как можно ответить на вопрос, так на него и не ответив?

Гермиона с возмущением посмотрела на Снейпа, но, встретившись с его изучающе-насмешливым взглядом, неожиданно смешалась. Наверняка профессор сейчас от души забавлялся. Впрочем, это было всё же лучше, чем если бы он предпочёл и вовсе не иметь с ней дело. Возможно, Снейп не так уж сильно злился на неё за то, что она заставила его проникнуть в воспоминания Гарри. Гермиона не знала, стоит ли ей за это благодарить МакГонагалл, или профессор сам решил, что теперь она наказана достаточно. А возможно, дело было и вовсе в другом. И всё же расставить все точки над «i» ей стоило ещё в самом начале. Нечистая совесть всегда заставляла Гермиону чувствовать себя уязвимой.

Закончив нарезать коренья, она с усилием сжала пальцами рукоять ножа и, смиряя гордость, решительно сказала:

— Простите меня, профессор, я не должна была просить вас о сеансе легилименции. Я даже не догадывалась, что это может оказаться таким опасным.

Снейп выслушал её извинения молча, без неизбежной, казалось бы, гримасы отвращения, и ответил лишь только потому, что Гермиона продолжала в ожидании смотреть на него.

— Минерва преувеличила степень опасности, я не стал бы рисковать собственной жизнью, стараясь спасти шкуру вашего друга. Единственное, что мне грозило — это болезненная мигрень.

Конечно, он врал, он всю жизнь делал именно это — спасал жизнь Гарри, как того хотели другие: мама Гарри, Дамблдор, теперь вот она. Ему неприятно было даже говорить об этом, и Гермиона чувствовала, что, если она продолжит в том же духе, он вновь начнёт злиться, охваченный бесконтрольным раздражением. За два последних года ей довелось в достаточной степени изучить Снейпа, чтобы понимать — для него нет ничего более унизительного, чем проявление человеческой слабости.

— Я просто хотела, чтобы вы знали, что я сожалею...— начала Гермиона, глядя на аккуратно нарезанные полоски живого корня, но поняв, что пытается объяснять профессору очевидное, расстроенно замолчала. Всё же сердиться на Снейпа было гораздо проще, чем чувствовать себя перед ним виноватой.

Проигнорировав очередную попытку извинений, профессор молча сложил все подготовленные ингредиенты в холщовый мешочек, достаточно бесцеремонно стряхнул туда же нарезанный Гермионой живой корень и, плотно перевязав мешочек бечёвкой, опустил его в кипящий котёл.

Жидкость в котле мгновенно стала лиловой.

— Что это? — удивлённо воскликнула Гермиона, глядя на кислотные разводы, медленно расползавшиеся от мешочка по поверхности котла. Возникло странное ощущение, что кто-то плеснул в котёл бензина, и он растёкся по поверхности, образовывая тонкую радужную плёнку. Всё это в сочетании с лиловым оттенком основы создавало невероятный, если не сказать фантастический, эффект. — Я думала, мы будем варить Змеиное зелье, — произнесла она, растерянно заглядывая в котёл.

— Я обещал вам анализ Змеиного зелья, но не говорил, что мы будем его варить.

Профессор осторожно помешал содержимое котла по часовой стрелке, разгоняя на его поверхности бензиновые круги, и комната медленно наполнилась затхлым запахом тины и чеснока.

— Тогда что же это?

— Универсальное змеиное противоядие.

— Антидот, применяемый при укусе змеи?

— Модифицированный и некоторым образом дополненный, но в целом, да — это зелье действует по тому же принципу, что и противоядие от укуса змеи.

Гермиона почувствовала ещё большую растерянность.

— Вы знали, что маглы для выработки антител к змеиному яду вот уже двести лет используют лошадей? Еженедельно вводят лошади разбавленный яд, постепенно увеличивая концентрацию и дозу, а затем, когда в крови лошади накапливается максимальное количество антител, осуществляют забор крови, очищают её от белков и ферментов и внутривенно вводят пострадавшему от укуса змеи. Лошади прекрасно подходят для этой процедуры, во-первых, из-за своей природной выносливости, а во-вторых, из-за своих древних генетических связей, — Снейп приподнял бровь, словно ожидая, что Гермиона сама догадается, о чём идёт речь, но она продолжала непонимающе смотреть на него. — Ну же, мисс Грейнджер, вы меня поражаете! Неужели есть хоть что-то, чего вы не знаете?! Какие волшебные существа совершенно не восприимчивы к яду и магии змей и при этом генетически схожи с лошадьми?

— Кентавры! — ахнула Гермиона. — Ну конечно, как я могла забыть! Вы хотите использовать природную сопротивляемость кентавров к змеиному яду и магии и сделать универсальный антидот? Но ведь универсальных антидотов против укусов змеи не существует! Маглы готовят сыворотку против каждой змеи в отдельности, и антидот против укуса гадюки не поможет, если вас укусила кобра или гремучая змея. А мы не знаем, кровь какой змеи в своём зелье использовал Смит.

— Вы совершенно правы, мисс Грейнджер, но есть одно исключение из правила.

Северус вытащил из кармана ключи и, отперев высокий резной шкафчик справа от себя, достал с нижней полки огромную бутыль с тёмно-красной, почти чёрной, жидкостью.

— Все эти правила перестают действовать, если у вас есть кровь или яд Короля Змей.

— Василиск! — поражённо воскликнула Гермиона. — Вы взяли кровь василиска, когда Гарри убил эту тварь в Тайной комнате?

— Кровь, яд, шкуру и многое другое. Неужели вы думаете, мисс Грейнджер, что, будучи зельеваром и находясь в здравом уме, я мог проигнорировать редчайшие и дорогостоящие ингредиенты, неожиданно оказавшиеся в полном моём распоряжении и ожидавшие меня в подвале собственной школы?

— Только не говорите, что у вас есть и кровь кентавра?! Я знаю, что её покупка, продажа и использование строжайше запрещены законом!

Снейп хмыкнул и выставил на стол вторую бутыль с кровью, правда, размером значительно меньше предыдущей.

— За исключением тех случаев, когда кровь отдана добровольно, — произнёс он.

— Но кентавры никогда бы добровольно не отдали свою кровь человеку… — начала Гермиона и осеклась, сама найдя очевидный ответ. — Флоренс?

— Да. По просьбе Дамблдора Флоренс в течение целого года позволял мне брать у него по полпинты крови ежемесячно. У меня скопился достаточный запас, чтобы сварить зелье и провести все необходимые нам эксперименты.

— Вы считаете, антидот, сваренный на основе крови кентавра и василиска, сможет помочь Гарри и Невиллу? — с сомнением и одновременной надеждой спросила Гермиона.

— И да и нет. Змеиное зелье — это не укус змеи, это магия превращения, очень тонкая и специфическая. Однако в качестве только что сваренной нами основы для антидота я использовал тот же самый состав, что готовил для вас на вашем втором курсе, когда, выпив Оборотное зелье, вы по ошибке превратились в девочку-кошку. Добавив в него кровь кентавра и василиска, мы создадим импровизированное антиоборотное зелье. Конечно, это не совсем то, что нам нужно, ведь выпив Оборотное зелье, вы не превратились в кошку, вы лишь обросли шерстью, но при этом продолжили говорить по-человечески. Наша попытка использовать антидот сравнима с лечением гриппа средствами от простуды — симптомы снимает, но болезнь не лечит. Зелье, безусловно, остановит мутацию, но полностью обратить процесс не сможет. И всё же этого будет достаточно, чтобы значительно облегчить нашу жизнь. Во-первых, больше не придётся брать кровь Поттера, истощая его силы, чтобы готовить сыворотку для Лонгботтома, во-вторых, риск чьей-либо смерти станет минимален, и это даст нам необходимое время на исследования, в чём бы они не состояли, и, наконец, в-третьих, позволит проверить вашу теорию о том, что Смит действительно использовал не что иное, как Змеиное зелье. Если мы ошиблись, и Смит всё же проклял Поттера, наш антидот просто не подействует, и нам придется вновь вернуться к поиску контрзаклятия. Впрочем, я считаю подобный исход маловероятным. Как бы там ни было, через полчаса мы будем знать значительно больше, чем знали ещё час назад.

Профессор Снейп открыл бутыль с кровью кентавра, набрал тёмную жидкость в большую пипетку и осторожно добавил кровь в котёл. Лиловое зелье рассерженно зашипело, радужно-бензиновые круги неожиданно оторвались от его поверхности и, воспарив над котлом, медленно вращаясь, поплыли по воздуху в сторону двери. Гермиона испуганно зажала нос руками, но профессор спокойно взмахнул палочкой и бензиновые круги, описав над котлом восьмерку, рассеялись в воздухе, не оставив после себя ни запаха, ни влажных испарений.

— А как же быть с анализом Змеиного зелья? — спросила Гермиона, следя за тем, как Снейп добавляет в котёл кровь василиска. — Как мы проанализируем зелье, если не будем его варить?

— Мы используем самый эффективный из доступных нам способов, мисс Грейнджер, мы будем гадать, — совершенно серьёзно ответил Снейп.

Всё же Снейп с поразительной настойчивостью делал всё, чтобы никоим образом не облегчать Гермионе жизнь. Она со вздохом покачала головой, достала из кармана пергамент со списком зелий из хранилища и, взяв со стола перо, принялась делать на обратной стороне свитка быстрые аккуратные пометки.

— Что вы записываете? — спросил Снейп, не отрывая взгляда от котла.

— Рецепт антидота, — ответила Гермиона.

— Не надеетесь на свою память?

— Сейчас три часа ночи, профессор, я устала, не спала толком больше двух суток и никогда в жизни не видела, как варят зелье без рецепта, основываясь исключительно на логике, здравом смысле и таланте в зельеварении, так что самонадеянность в моем случае едва ли была бы уместна.

Профессор добавил в зелье консервант и, досчитав до пяти, осторожно погасил горелку под котлом.

— Заканчивайте свои записи, мисс Грейнджер, и ступайте к себе, — сказал он, доставая из шкафчика пустые колбы, — нам всем необходимо немного поспать, хотя бы несколько часов. Я сам отнесу антидот в Больничное крыло, а анализом Змеиного Зелья займёмся утром.

— Я пойду с вами, — Гермиона закончила свои наброски, торопливо убрала пергамент и поднялась, готовая следовать за профессором.

Снейп отрицательно покачал головой.

— Не в этот раз. Антидот не подействует мгновенно, и о результатах мы узнаем лишь через несколько часов, нет никакого смысла тратить их на пустое ожидание. Остаток ночи Поппи и Помона будут по очереди дежурить в Больничном крыле. Если что-то пойдёт не так и кому-то из ваших друзей станет хуже — они сообщат.

Гермиона в сомнениях смотрела на Снейпа, думая о том, что едва ли сможет сейчас заснуть — слишком уж велико было нервное напряжение. Но в чём-то профессор действительно был прав — она устала, устала так сильно, что просто валилась с ног. Разум её давно потерял остроту восприятия и чёткость мышления, но страх за друзей словно нашёптывал: «Уйти сейчас и лечь спать — будет предательством. Гарри бы так не поступил, Гарри бы выпил Всебодрящее зелье и продолжил искать ответы».

— Вы не Поттер, мисс Грейнджер, — сказал Снейп, словно прочтя её мысли, впрочем, все они наверняка бесконечными сомнениями отражались сейчас на её лице. — Вам нужно ясно мыслить, а без сна это невозможно. К тому же потребуется какое-то время, чтобы проклятая монета смогла выделить достаточное количество зелья для эксперимента. Сейчас нам просто не с чем работать.

Гермиона кивнула, понимая, что Снейпу, вероятно, тоже необходим отдых. Последствия легилименции могли оказаться значительно серьёзнее, чем сам он готов был признать, и то, что профессор, выставляя её за дверь, всё ещё пытался вести себя с ней вежливо, для Снейпа, которого она знала, было, пожалуй, немыслимым достижением.

Забрав со стула свою мантию, Гермиона аккуратно сложила её в несколько раз и, уменьшив заклинанием, убрала в карман. Она починит мантию позже.

— Я приду утром, — сказала она профессорской спине и вышла, прикрыв за собой дверь.

В коридоре было холодно, и Гермиона сразу же пожалела, что не стала надевать мантию, но прохладный, немного сырой воздух подземелий неожиданно приятно взбодрил её, развеяв апатию и сонливость, сковавшие её в душной, пропахшей травами и кровью лаборатории. Невольно прибавляя шаг, она решила перед сном всё же заглянуть в Больничное крыло или хотя бы в Гриффиндорскую башню, чтобы убедиться, что с учениками её факультета всё в полном порядке, но, поднявшись по лестнице в холл, неожиданно столкнулась с мадам Помфри.

— О, мисс Грейнджер! — расстроенно воскликнула медиковедьма. — Помона только что сообщила — четыре второкурсника её факультета заболели. Идёмте, мне понадобится ваша помощь!!!

На секунду Гермионе показалось, что её наотмашь ударили по лицу.

— Заболели?

Сердце испуганно сжалось и пропустило удар. Ученики?! Это невозможно!

— Наверное, это опять какие-нибудь Волшебные Вредилки Умников Уизли? — спросила она, с надеждой глядя на медиковедьму.

Мадам Помфри сокрушённо покачала головой.

— Дети без сознания. Помона сказала, что их рвало кровью, а у двоих уже появилась чешуя!

Медиковедьма поправила на плече тяжелую холщовую сумку и поспешила к лестнице, расположенной с противоположной стороны от дверей Большого зала.

— Я отправлю патронуса профессору Снейпу и догоню вас, — Гермиона замешкалась лишь на секунду.

Патронус получился бледным и слабым. Усталость и испуг хозяйки читались в каждой его голубоватой размытой линии. Гермиона проводила взглядом маленькую измученную выдру, скользнувшую по ступенькам лестницы в слизеринскую часть подземелий, и крикнула ей в след:

— Срочно, гостиная Хаффлпаффа, заболели дети. Мы ошиблись!

Мысль о том, что они и правда ошиблись, калёным железом страха прожгла её изнутри. Она ошиблась! Как это вообще возможно? Ведь ответ был так логичен, так очевиден: чётки, монета, Невилл. Профессор и сам почувствовал запах!

— Мадам Помфри, вы нашли монету Невилла? — спросила Гермиона, догоняя медиковедьму.

— Пока нет, Августа вызвалась поискать сама, но она ещё не вернулась, — было понятно, что мысль о монете кажется мадам Помфри теперь несущественной.

Они спустились по лестнице и оказались в широком, хорошо освещённом коридоре, украшенном многочисленными яркими натюрмортами и картинами с едой. Здесь пахло кофе и свежеиспечёнными булочками: наверняка домашние эльфы Хогвартса уже начали готовить завтрак.

Вход в гостиную Хаффлпаффа находился в самом конце коридора. Справа от входа на кухню, в глубокой нише располагались десятки лежащих друг на друге деревянных бочек, вмурованных в стену так, что из каменной кладки торчали лишь их большие круглые днища. Гермиона знала, что если постучать по бочке в центре второго ряда в особом ритме имени Хельги Хаффлпафф, то круглое днище откроет проход в гостиную факультета, а если ошибиться и выбрать неправильный ритм, то бочка обольет тебя винным уксусом. Но сейчас в пароле не было необходимости — круглая дверь была распахнута настежь, а гостиная, несмотря на глубокую ночь, была ярко освещена и напоминала растревоженный улей.

Казалось, все студенты Хаффлпаффа, облачённые в ярко-жёлтые пижамы, столпились в одном месте. Большая, с низким потолком, гостиная выглядела переполненной, а страх настолько ощутимо витал в воздухе, что даже кактусы, обычно весело пританцовывающие на круглых полках, стояли сейчас неподвижно.

— Где мадам Спраут? — спросила медиковедьма, увидев старосту.

— Она в комнате второкурсников, — высокий бледный юноша по фамилии Перкинс указал на одну из круглых дверей, расположенную справа от камина, и, привстав на цыпочки, громко прокричал:

— Пожалуйста, расступитесь, пропустите мадам Помфри!

Студенты зашумели с новой силой, а кто-то из младших учеников, завидев школьную медсестру и вовсе заплакал, словно её появление подтвердило слухи, которых они так опасались.

— Успокойтесь, не надо бояться! — всё так же громко повторил Перкинс. — Ничего страшного не случилось, просто Уитби и Бренстоуну нездоровится. Будет лучше, если вы все сейчас разойдётесь по своим спальням!

Было понятно, что Перкинс уже не в первый раз предпринимает попытку развести студентов по комнатам, но перепуганные, разбуженные среди ночи дети не хотели оставаться наедине со своими мыслями и страхами. Ожидать новостей всем вместе казалось спокойнее и безопаснее. Старшие студенты стали рассаживать первокурсников в яркие, пчелиной расцветки кресла, кто-то жарче растопил камин. Гермиона прошла сквозь толпу напуганных детей, провожавших её полными ожидания и страха взглядами, и, пригнувшись, вошла в круглую дверь спальни для мальчиков. Комната была довольно просторной, с таким же низким потолком, как и гостиная, а единственное окно, столь же круглое, как и дверь, располагалось почти на уровне земли, и сейчас в него можно было разглядеть разве что белый сугроб снега, намёрзший в причудливой форме большого гриба.

Студентов было четверо. Один из них сидел на своей кровати, испуганно подтянув колени до самого подбородка, и тихо плакал. Ему было от силы лет двенадцать, и на его узком бледном лице проступили пугающие красные пятна, однако, присмотревшись повнимательнее, Гермиона сразу поняла, что это не признаки болезни, а следы слёз и, возможно, ладоней, которыми мальчик постоянно закрывал лицо. Риккет. Арвин Риккет, старательный мальчик, чем-то похожий на Невилла. Тихий и не пользовавшийся особой популярностью у одноклассников, из тех, кому в учёбе требуется усидчивость и труд и не даётся всё само по себе. Впрочем, Гермиона знала его недостаточно хорошо: всё же он не был гриффиндорцем. Она попыталась утешающе улыбнуться ему, но вышло плохо, сейчас она и сама была слишком напугана. Казалось, из всех детей, живущих в этой комнате, он был единственным, кто не выглядел заболевшим. Второй мальчик, такой же маленький и беззащитный, лежал сейчас навзничь на своей кровати, и всё его канареечно-жёлтое одеяло было заляпано кровью. Он был в сознании, но его мутные, полные боли глаза, устремлённые в потолок, казались безвольными и странно остекленевшими. Гермиона растерянно смотрела на неподвижно застывшую на кровати фигуру, понимая, что никак не может вспомнить имени мальчика. «Джарвис? Джервис?» — мозг превратился в какую-то кашу. Она не готова была к тому, что сейчас видела. Наверное, она уснула в кабинете профессора Снейпа, и ей снится кошмар, так похожий на дешёвый фильм ужасов…

Гермиона зажмурилась, надеясь прогнать видение, и тут же услышала голос мадам Помфри:

— Мисс Грейнджер, пожалуйста, помогите мне!

Гермиона испуганно распахнула глаза и увидела, что медиковедьма осторожно опускается на колени между кроватями. Ещё один мальчик сидел на полу, привалившись спиной к стене, увитой зелёным плющом. Пижама на нём была расстегнута, и Гермиона поняла, что вся его грудь покрыта красными буграми проступающей чешуи. Было страшное ощущение, что ребёнка сварили заживо. Мадам Помфри осторожно пощупала его пульс и тихо сказала:

— Ритм ровный. Пожалуйста, дайте ему жаропонижающее и примените очищающее заклинание, не нужно, чтобы другие дети видели всю эту кровь.

Она положила колбу с лекарством на край кровати и встала.

Четвертого мальчика на руках держала сидевшая на кровати Помона, он был самым старшим из них, и его Гермиона знала достаточно хорошо. Джеймс Хиггс — вся его родня училась на Слизерине, две старших сестры и брат. «Как Сириус», — невольно промелькнуло у Гермионы в голове. Мальчика била сильная дрожь, и мадам Спраут с трудом удавалось удерживать его сотрясающееся в конвульсиях тело. Её круглая шляпка упала на пол, мантия была вся перепачкана кровью, на бледном, землистого оттенка, лице застыло не менее испуганное выражение. Она наколдовала для Хиггса деревянный черенок размером с волшебную палочку, и мальчик стискивал его зубами. Из-под неплотно сжатых, кривящихся губ по подбородку стекала слюна.

— Он чуть не проглотил язык, — дрожащим голосом сказала мадам Спраут, и Гермиона поняла, что декан Хаффлпаффа беззвучно плачет.

— Помона, положи его на кровать! — голос медиковедьмы звучал спокойно и уверенно. — Мисс Грейнджер, вас ждёт пациент.

Гермиона заставила себя вздохнуть полной грудью и взять с кровати оставленное мадам Помфри зелье. Ей доводилось уже давать лекарства находящимся без сознания пациентам, и сейчас она точно знала, что именно необходимо делать. «Надо занять себя работой», — подумала она. Если она немедленно не успокоится, у неё начнётся истерика. Видеть, как нечто подобное происходит с её друзьями, было тяжело, но видеть, как это происходит с беспомощными детьми, оказалось просто невыносимо. Когда заболел Гарри, она верила, что они со всем справятся, во всём разберутся, ведь тогда у них была надежда. Сейчас, когда она осознала, что ошиблась, пришло и другое понимание — они обречены.

Гермиона достала палочку и только тогда поняла, что руки её предательски дрожат. Она должна проснуться, Мерлин, ради Бога, она должна немедленно проснуться!

— Что здесь происходит?! Почему в три часа ночи вы все не в постелях?!

Громкий, полный ледяного спокойствия голос Снейпа, эхом разнёсшийся по подземелью, оказался для неё спасением.

— Немедленно разойтись по своим спальням!

Студенты в гостиной зашумели, то ли возмущаясь, то ли пытаясь объяснить профессору, что происходит, но Снейп ожидаемо не стал никого слушать.

— Я сказал: немедленно разойтись по спальням! — произнес он, перекрывая всеобщий гвалт. Гермиона не знала, использовал ли он Сонорус или ему хватило собственной силы голоса, но дети вдруг разом замолчали. — Я считаю до пяти, и каждый, кто после этого останется в гостиной, лишит свой факультет пятидесяти баллов. Раз…!

Ученики кинулись в свои комнаты, и через открытую дверь спальни Гермиона увидела, как в гостиной беспорядочно замелькали яркие канареечные пижамы. Все студенты этой школы слишком хорошо знали, что убеждать в своей правоте профессора Снейпа не имеет никакого смысла.

Пригибаясь, он вошёл в спальню и одним коротким, отточенным движением прикрыл за собой круглую дверь — высокий, бледный, но абсолютно спокойный. Гермиона без сил опустилась на пол и сжала в дрожащих пальцах палочку с такой силой, что едва не переломила её пополам.

— Как их состояние, мадам Помфри? — спросил Снейп, осматриваясь в комнате.

— Хиггс неважно, остальные более или менее стабильны. Впрочем, его конвульсии вызваны не проклятием: он эпилептик. Чешуя есть у всех троих. Риккет либо заразился позднее, либо всё ещё по какой-то причине здоров. Одно очевидно — мы ошиблись, и дело не в протеевых чарах, — на последней фразе спокойный, уверенный голос мадам Помфри неожиданно дрогнул.

— Отчего же? — удивился Снейп. — Уверен, что дело именно в них.

Он быстро взял с прикроватной тумбочки стакан, заклинанием наполнил его водой и протянул вздрагивающей в беззвучных рыданиях мадам Спраут. На Гермиону он даже не взглянул.

— Мистер Риккет, — Снейп повернулся к сидящему на кровати мальчику и полным угрозы, не предвещающим ничего хорошего голосом сказал:

— Где монета, мистер Риккет, фальшивый галлеон? Где ваши друзья прячут его?

Гермиона непонимающе смотрела на Снейпа. Казалось, он хватается за соломинку, не желая отказываться от надежды, только сейчас подобная слепота была для них ещё хуже отчаяния.

— Профессор… — начала она, но Снейп осадил её резким движением руки.

«Молчите!» — говорила вся его напряжённая фигура.

— Я не понимаю о чём вы, профессор, — дрожащим от испуга голосом пробормотал Арвин Риккет. — У меня нет никакой монеты!

— Не врите мне, Риккет! Спрашиваю ещё раз — где фальшивый галлеон? — Снейп медленно приблизился к сидящему на кровати мальчику и, нагнувшись над ним, направил ему в грудь кончик волшебной палочки.

— Я не знаю, о чём вы говорите! — сорвался на крик Арвин.

— Я переверну здесь всё вверх дном и всё равно найду его, — зашипел Снейп, — как и сотни других ваших маленьких грязных секретов, так что лучше признайтесь сами!

— Северус! — ахнула мадам Спраут.

— Не вмешивайся, Помона! — профессор резко обернулся и быстрым движением руки набросил на отшатнувшуюся мадам Спраут невербальное Силенцио.

— Ваш декан не поможет вам, мистер Риккет, у вас осталось ровно три секунды до того момента, когда я начну обыскивать эту комнату, — Снейп вновь направил кончик палочки мальчику в грудь и, склоняясь к самому его лицу, быстро заговорил: — Я знаю, что Джарвис Уитби — кузен Терри Бута. Мне плевать, украл ли Уитби эту монету у Бута, или тот сам подарил её ему, рассказывая о своих воинских подвигах! Мне просто нужна монета! Я видел, как сегодня ваши друзья пытались пробраться в Больничное крыло, — Снейп намеренно выделил слово «друзья», не пряча в голосе ни издёвки, ни своего сарказма. — Желали взглянуть на великого Поттера? Я знаю, что вы слышали рассказы профессора Лонгботтома о военном сопротивлении, об Отряде Дамблдора и фальшивом галлеоне. Все ваши «друзья», мистер Риккет, заразились от фальшивого галлеона! Так почему же вы всё ещё здоровы? Не удостоились чести? Вас не пригласили в клуб? И теперь вы боитесь, что если расскажете мне о монете, то вас уже никогда и не пригласят?

Арвин заплакал.

— Соберитесь, мистер Риккет! — рявкнул Снейп. — Вы знаете, где Уитби прячет монету! Ну же, не вынуждайте меня! У вас остался единственный шанс поступить правильно и спасти жизнь ваших друзей.

— В правой ножке его кровати... — одними губами прошептал Арвин и зарыдал в голос.

— Мерлин! — выдохнула мадам Помфри.

Снейп молча приблизился к кровати Джарвиса, заклинанием вскрыл тайник и осторожно извлёк его содержимое. На залитое кровью одеяло один за другим легли флакончик с Зельем запретных снов, Удлинители Ушей, несколько навозных бомб, канареечные помадки и фальшивый галлеон.

— Мы только что закончили варить антидот, — сказал Северус, обращаясь к мадам Помфри и по-прежнему не глядя на Гермиону. — Он поможет стабилизировать всех пострадавших. Думаю, нужно попросить директора открыть прямой проход через камин в Больничное крыло. Я помогу вам, как только вы будете готовы перемещать пациентов.

Гермиона без сил опустилась на измятую, испачканную кровью кровать и устало прикрыла глаза. Хотелось прижаться головой к стене или подобно сомнамбуле начать раскачиваться из стороны в сторону, а ещё лучше — отчаянно зареветь, освобождаясь, выплескивая наружу раздиравшие её эмоции; сейчас она казалась себе настолько переполненной, что могла взорваться в любую секунду. Ярость и злость душили её, стремясь вырваться на свободу всепоглощающим желанием ломать мебель и разрушать стены, взрывать магией попавшиеся под руку предметы, крушить их, уничтожая, дробя на тысячи мелких осколков! А ещё где-то под волной всего этого плохо контролируемого гнева скрывался страх — тягучий, мучительный и злой. Она не готова была ко всему этому: болезням, потерям, возможным смертям, постоянному ожиданию худшего. Она хотела, чтобы всё это наконец закончилось...

Снейп и МакГонагалл организовали перемещение заболевших детей через большой низкий камин факультетской гостиной, и, пока они оба были заняты отправкой пациентов к мадам Помфри в Больничное крыло, профессор Спраут и Перкинс обходили спальни студентов, успокаивая напуганных детей, объясняя им, что бояться нечего и болезнь не заразна. А вот для Гермионы дела не нашлось, Снейп повторно попытался отправить её спать, но он был слишком занят, чтобы проследить за её уходом, и Гермиона незаметно вернулась в спальню второкурсников, не придумав ничего лучшего, чем ждать здесь в надежде, что старшим коллегам понадобится её помощь.

Нужно было очистить комнату от крови и рвоты, и Гермиона даже достала палочку, собираясь вернуть спальне изначальный вид, но так и осталась сидеть на кровати, растерянно глядя куда-то прямо перед собой. В такие минуты она завидовала Снейпу, его холодности, способности избегать лишних эмоций, циничной отстранённости от окружающей действительности и человеческого несовершенства. Смотри она на происходящее через столь же толстую призму недоверия к людям, и ей не прошлось бы каждый раз переживать эмоциональный шок, сталкиваясь с человеческой подлостью и несправедливостью этого мира.

Захария Смит всегда казался ей совершенно обычным — трусливым, капризным, возможно, немного испорченным. Но убийцей? Не странное мифическое чудище Гриндевальд, о котором она лишь читала в книгах, не Том Реддл, так давно уничтоживший в себе всё человеческое, что не стоило и удивляться, что он позабыл, каково это — поступать как человек, а всего лишь простой мальчишка, с которым она когда-то училась в школе. Расщепить собственную душу на двадцать восемь частей... Думал ли об этом Смит, когда варил Змеиное зелье? Знал ли он о последствиях? Мучила ли его совесть?

Гермиона невольно вспомнила, как сама накладывала чары на пергамент, который подписывали члены ОД, и тяжесть раскаяния железными тисками сдавила ей сердце. Такое безобидное на вид проклятье! Ей всего-то и нужно было, что позаботиться о безопасности Гарри!

— Магия лишает процесс ощущения сопричастности, — сказал однажды профессор Флитвик. Маленький смешной волшебник видел истинную сущность многих вещей намного глубже, чем дано было самой Гермионе.

А ведь она так гордилась собой, когда у Мариэтты Эджком высыпали прыщи... Гермиона в отчаянии зажмурилась. Мысли — хаотичные, рваные — беспощадно гнали её по закоулкам памяти. Вот так всё и начинается — с великого самомнения и потребности защитить то, что тебе дорого. Она не меньше Смита была виновата в случившемся — ведь именно она заколдовала двадцать восемь галлеонов.

Стало холодно. Гермиона обхватила себя руками и, подтянув колени к груди, попыталась согреться. Думать о том, чтобы наложить на себя согревающие чары, совершенно не хотелось. Снейп сказал бы, что она примеривает вериги, но ей было всё равно. Если бы можно было отрубить себе руку, державшую в тот день палочку, чтобы всё исправить, она бы сейчас это сделала.

— Жалеете себя или Смита?

Гермиона вздрогнула от неожиданности. Она не заметила, как профессор вошёл в комнату, и сейчас, когда он стоял, прислонившись спиной к стене рядом с дверным косяком, разглядывая её со свойственной лишь ему бесцеремонностью, неожиданно почувствовала жгучую обиду. Она знала, что Снейп не использует легилименцию, и всё же было неприятно, что он с такой лёгкостью вторгается в её мысли, препарируя её чувства, не оставляя ей ни капли личного пространства, словно она и не человек вовсе, а скучная, предсказуемо написанная книга.

«Жалеете себя?»

Гермиона не знала, требовал ли заданный вопрос ответа или это была лишь свойственная профессору манера оттачивать на ней свой сарказм, но она всё же ответила:

— Скорее уж стараюсь унять ярость, — и, не сдержавшись, добавила: — Вам не понять, профессор, каково это — ощущать тяжесть вины за чужие грехи. Для самобичевания вам, вероятно, всегда хватало и собственных.

Слова её прозвучали на редкость неприятно, Гермиона и сама не ожидала от себя подобной мерзости. Всё-таки совесть, отягощённая виной, всегда превращала её в поразительно неприятного человека, даже более неприятного, чем при желании в глазах окружающих мог выглядеть сам Снейп. От него, по крайней мере, подобной желчности ожидали всегда.

Она думала, что профессор заслуженно скажет в ответ что-то язвительное или прочтёт ей лекцию об эмоциональной незрелости, и приготовилась смиренно принять её, но тот продолжал просто стоять, не делая попыток и дальше поддерживать этот бессмысленный разговор, и Гермиона вдруг поняла, что думает он сейчас вовсе не о ней... и собственная несдержанность показалась ей ещё более унизительной.

— Простите, профессор, — сказала Гермиона с искренним сожалением. — Я, наверное, действительно очень устала.

Не говоря ни слова, Снейп медленно вынул из кармана палочку и невербальным заклинанием очистил комнату. Невидимая метла смела мусор в невесть откуда взявшееся ведро, простыни и одеяла, поднявшись над кроватями, с едва различимым хлопком растворились в воздухе, а с рвотой и кровью справилось обычное «Экскуро». И Гермиона отчётливо осознала, что сидит на голом матрасе, совсем по-детски прижав колени к груди, и выглядит при этом отвратительно жалкой.

— Вы дрожите, — сказал Снейп, с укором глядя на неё.

Гермиона удивленно перевела взгляд на собственные руки и поняла, что они действительно дрожат.

— Вам не стоило пренебрегать мантией!

На мгновение Гермионе показалось, что профессор снимет собственную тёплую мантию из шерстяного сукна и протянет ей. Но это было бы слишком «сентиментально». Вместо этого Снейп нагнулся и, взяв с подлокотника кресла кем-то забытый галстук, быстрым взмахом волшебной палочки трансфигурировал его в свитер — большой, мягкий и канареечно-желтый.

— Надевайте, — сказал он без всякой заботы в голосе, и Гермиона вновь почувствовала болезненное разочарование. С таким же успехом он мог применить к ней обычные согревающие чары.

Однако свитер оказался неожиданно тёплым и пронизанным чужой магией, словно частичка чьей-то души прижалась к ней, отдавая немного себя.

* * *

— Почему вы сказали, что мы будем гадать? — спросила Гермиона, чтобы хоть как-то отвлечь себя от тяжёлых раздумий, пока, послушно следуя за профессором Снейпом, она поднималась по лестнице, ведущей к Большому залу.

— Потому что это действительно самый быстрый способ понять, какие именно компоненты входят в состав интересующего нас зелья.

Снейп так и не прокомментировал ни её опрометчиво грубого высказывания, ни последовавших за ним неловких извинений, словно и не было ничего сказано. Но разговор поддержал неохотно. Впрочем, может и на нём просто сказывалась усталость.

— Нет никакого смысла тратить несколько недель на приготовление зелья, если единственная цель — подобрать противоядие. Нужно лишь вычленить компоненты, приводящие к неудовлетворяющему нас результату, и найти способ обратить их воздействие.

— Но ведь зелье такой сложности наверняка содержит не менее сотни компонентов?!

— Совсем не обязательно, — Снейп недовольно повёл плечами, ему всегда не нравилось объяснять очевидные вещи. — Вы мыслите слишком узко и прямолинейно, в любом, даже самом сложном зелье основных компонентов, действительно определяющих его сущность, обычно бывает не больше десяти. Всё остальное — это всего лишь связующие и стабилизирующие ингредиенты, в точной идентификации которых нет никакой необходимости.

Он помолчал, словно прикидывая, стоит ли сейчас пускаться в дальнейшие объяснения, но в конце концов решил, что крепость сна его собеседницы напрямую зависит от степени удовлетворения её любопытства и неохотно продолжил:

— Чтобы сварить эффективное снадобье, нужно прежде всего чётко понимать основные законы и правила, на которых построено зельеварение. Нельзя просто взять несколько ингредиентов и бездумно бросить их в котёл — в лучшем случае, зелье тут же свернётся, как прокисшее молоко, а в худшем — взорвётся вместе со всей лабораторией. Что будет, если в котёл положить печень животного, не добавив черводреи или летоцвет вечнозеленый?

— Зелье свернётся, — ответила Гермиона, привычно вспоминая страницы учебника.

— Правильно, мисс Грейнджер, приятно осознавать, что, в отличие от Поттера, вы не предавались на моих уроках мечтам о славе, а изучали предмет. А что будет, если в котёл положить необработанный лунный камень и затем сразу же влить змеиную кровь?

— Котёл взорвется, потому что негашеный лунный камень несовместим с ингредиентами животного происхождения.

— И снова верно, мисс Грейнджер. Именно поэтому любой мало-мальски опытный зельевар, опустив в котёл лунный камень, следом обязательно добавит вулканический пепел, чтобы погасить взрывоопасные испарения. Но в нашем случае совершенно не важно, какие именно связующие или стабилизирующие ингредиенты использовались в зелье, был ли это летоцвет или корень солодки, пепел или промытая сера, так как на противоядие это ровным счётом никак не влияет. Нам нужно обратить воздействие именно змеиной крови и лунного камня, а не вспомогательных и потому абсолютно безвредных ингредиентов. Всё, что нам потребуется сделать, — это понять, какие именно основные компоненты могли вызвать наблюдаемый нами эффект и затем убедиться в их наличии в зелье. А для этого нам в первую очередь понадобятся здравый смысл, хорошее обоняние, немного опыта и книги. Здравый смысл редко бывает свойственен гриффиндорцам, но я уверен, вы вполне в состоянии компенсировать его отсутствие своей усидчивостью.

Гермиона не стала спрашивать Снейпа об остальных качествах, было и так очевидно, что из них двоих именно он обладает опытом в зельеварении и прекрасным обонянием. Последнее он уже с успехом продемонстрировал, определив по запаху болотницу и чреводрей. Как не унизительно это звучало, но профессор был прав — из всех необходимых для успеха качеств она обладала разве что усидчивостью.

От осознания собственной никчёмности Гермиона так тяжко вздохнула, что пустующий холл Хогвартса, неожиданно подхватив её вздох, многократным эхом умножил охватившую её тоску.

— Да прекратите уже наконец! — с раздражением воскликнул Снейп, резко останавливаясь. — Винить себя в случившемся — в высшей степени идиотский поступок. Это всё равно, что мастер Олливандер счёл бы себя повинным во всём том тёмном колдовстве, что британские волшебники творили последние четыре столетия! Ведь именно его семья всё это время изготавливала им палочки!

— Ещё скажите, что это совершенно по-гриффиндорски, — насупившись и краснея, сама не зная, от злости или стыда, пробормотала Гермиона. Она не желала сейчас оправдываться и не хотела получать индульгенцию. — Я на блюдечке преподнесла ему и метод, и средство. Я заколдовала пергамент и прокляла Мариэтту, потому что мне казалось это правильным, вы не понимаете, профессор, я не защищала, я наказывала, возомнила себя богом, а Смит лишь повторил то, что я сделала пять лет назад. А ведь меня тогда даже не наказали. И галлеон...

— Вы мните о себе слишком много, — устало прервал её Снейп, — двойные стандарты в отношении гриффиндорцев в этой школе широко известны, однако едва ли на этот раз всему причиной был ваш наглядный и безнаказанный пример. Мы оба знаем — всё дело в Поттере. Мальчишка вновь сунул нос в чужие дела, и обвинить вас можно лишь в том, что за десять лет вашей дружбы вы так и не удосужились научить его думать.

Гермиона потупилась и неожиданно шмыгнула носом.

И Снейп усилием воли заставил себя замолчать.

— Ну хорошо, — сказал он спустя секунду, смягчая свой тон, — раз вы так верите в божественное возмездие за совершенные вами грехи — а только этим я могу объяснить неожиданно охвативший вас приступ отчаяния, — то значит вы верите и в искупление. Выясните, что движет Смитом, и кто знает, быть может, вы ещё спасёте его бессмертную душу.

Неожиданно скрипнула тяжёлая входная дверь, и Гермиона невольно вздрогнула, когда из темноты едва освещённого холла на них пугающе надвинулась огромная тень. Снейп вскинул палочку и сорвавшееся с неё невербальное «Инсендио» мгновенно воспламенило висевший на стене факел. Тени рассеялись, и Гермиона узнала высокую фигуру Хагрида в лохматой кротовьей шубе.

— Тут это, — виновато сказал лесничий, выходя на свет, — к вам гость. Я не хотел впускать, карантин же, но директор сказала, вы ждёте.

Хагрид неловко посторонился, и в неярком свете только что зажжённого факела Гермиона увидела... Дафну Гринграсс.

Она медленно выступила из-за широкой спины полувеликана, и отблески света яростными всполохами заиграли на её усыпанной снегом роскошной белой меховой мантии. Высокая, точёная, своим изысканным величием она походила на Снежную Королеву.

— Вы направляли письмо Драко, но на самом деле желали увидеть меня, не так ли, Северус…

Двусмысленность фразы, как и лёгкое придыхание перед именем профессора, едва заметное, но такое чувственное, не могли укрыться от внимания Гермионы. Она растерянно сделала шаг в сторону, осознавая, как жалко выглядит в своём желтом канареечном свитере рядом с этой элегантной красавицей.

— Добрый вечер, мисс Гринграсс, — ответил Снейп, склоняя голову в едва заметном поклоне, и сердце Гермионы болезненно сжалось: в низком бархатном баритоне профессора неожиданно проступила ответная волнующая мягкость.

Дафна прошлась по комнате, без должного почтения, но всё же с интересом рассматривая обстановку его гостиной. Книги, мебель, флаконы с редкими зельями — здесь многое изменилось с тех пор, как он перестал быть её деканом, впрочем, изменилась и она сама, и ничто больше не напоминало в этой изысканной утончённой женщине о пылкой, жаждущей знаний девочке, что так усердно изучала зелья на его уроках. Сейчас она двигалась медленно, с завораживающей плавностью, и в изящных изгибах точёной фигуры сквозила почти божественная грация. И Снейп неожиданно отметил, что с трудом может отвести от неё взгляд.

Осмотревшись, Дафна поправила идеально уложенные волосы и низким, подрагивающим от волнения голосом, сказала:

— Северус, — и на мгновение показалось, что она пробует его имя на вкус. — Наконец-то мы с вами остались одни.

— Уймитесь, мисс Гринграсс, — с усталым вздохом сказал Снейп, — ваше поведение едва ли уместно. У вас больше нет зрителей.

Он сделал приглашающий жест рукой, указывая на пустое кресло возле камина, а сам, открыв ключом маленький секретер, достал из шкафчика початую бутылку виски.

Дафна помедлила, но всё же села.

— Итак, Драко показал вам моё письмо, — Снейп покачал головой, давая понять, что сказанное не было вопросом. — Однако я не ожидал, что вы решитесь приехать сами. Одна, ночью, в горах Шотландии...

Сарказм в его словах казался почти осязаем. Он неторопливо налил виски в единственный стакан, наполнив его почти на четверть, подумал немного и залпом выпил.

— А это означает, что в вашу маленькую тайну не посвящён ни сам Драко, ни члены его семьи, ни уж тем более члены вашей. Что ж, это многое объясняет.

Дафна смотрела на него спокойно, ничем не демонстрируя волнения, но больше и не пытаясь его очаровать. Она была достаточно умна, чтобы понимать — нет смысла и дальше продолжать игру, когда другой игрок уже выкладывает карты.

— Итак, вы здесь. Сейчас вы прикидываете, какую часть истории о вас поведал мне Поттер, и тешите себя надеждами, что гриффиндорское благородство золотого мальчика не позволило ему разболтать лишнего, — Снейп вновь наполнил свой стакан, аккуратно закупорил бутылку и, не заботясь о хороших манерах, расположился в кресле напротив. — Я сильно облегчу вам задачу, если с самого начала открою правду — я не разговаривал с Поттером ни о ваших тайных встречах, ни о вашем романе. Всё гораздо проще. Я видел его воспоминания.

В их мыслях синхронно и очень ярко вспыхнули, а затем погасли смущающие образы неловких и нежных поцелуев, украдкой подаренных в пустых коридорах Министерства, и, видя, как румянец расползается на высоких скулах Дафны, Снейп тихо и не скрывая иронии сказал:

— Как предсказуемо, мисс Гринграсс. Вы с Поттером мыслите одинаково.

В серых глазах Дафны полыхнул гнев.

— Ваша легилименция, — сказала она подчеркнуто сухо. — Это было крайне неуместно.

— Вы правы, — охотно согласился Снейп, не демонстрируя при этом ни капли раскаяния, — смотреть подобные воспоминания не слишком этично, однако у меня совершенно не было выбора. Ваш сердечный друг болен, и директор вынуждает меня искать ответы всеми доступными мне средствами. Легилименция всего лишь один из них. Поверьте, я не охотился за вашими тайнами, но раз уж они есть — грех было бы ими не воспользоваться.

Дафна стремительно поднялась из кресла и, сделав несколько бесцельных шагов по комнате, остановилась возле камина.

— Вы собираетесь шантажировать Гарри? — спросила она с достойным уважения спокойствием, ничем, кроме излишне напряжённой спины, не выдавая своего волнения.

— Поттера? Возможно. Вас это заботит?

— Всё зависит от альтернативности возможных вариантов.

— Предпочту ли я шантажировать вас? — Снейп усмехнулся. — Если подумать, сейчас, как жертва шантажа, вы едва ли представляете ценность. Без былой власти, влияния, почти в изгнании... Ваша семья, мисс Гринграсс, лишилась почти всего, что когда-то имела. Другое дело Поттер! Звезда магического мира, доверенное лицо Министра Магии, предмет всеобщего подражания!

Снейп сделал глоток виски, и черты его лица стали жёстче.

— И всё же, надо ли делать выбор? Глупо отказывать себе в маленьких удовольствиях, ведь я могу шантажировать вас обоих. Вот только требовать от вас хоть что-то взамен обещанию сохранить вашу маленькую тайну — сделка сомнительной привлекательности. Что стоящего вы можете мне предложить?

Он окинул ленивым взглядом тонкую изящную фигуру Дафны, и на бледных щеках гостьи вновь вспыхнул яркий румянцем.

— Я не буду предлагать вам себя!

— Помилуйте, зачем мне это, — губы Снейпа скривились в насмешливой улыбке. — Потребуй я нечто подобное, и Поттер потеряет к вам всякий интерес. Сейчас ваша репутация куда более ценный товар, чем женская привлекательность. Но и ваши деньги мне не нужны. Пожалуй, мы поступим иначе. Вы расскажете мне честно и без утайки всё об этом странном деле, в котором вам взялся помогать доверчивый Поттер, а я предоставлю ему возможность защитить вашу честь без какого-либо риска для вас и без каких-либо препятствий с моей стороны.

— И я могу вам доверять? — с иронией спросила Дафна.

— Конечно, можете, и вы прекрасно это знаете. До тех пор, пока ваши интересы не противоречат моим — я вам не враг.

— Вы скажете Гарри об этом разговоре?

— Только то, что ему действительно стоит знать: что вы были в Хогвартсе и любезно предложили мне помощь, по просьбе Драко, разумеется.

— А как же мисс Грейнджер?

— А что мисс Грейнджер?

— Ей вы скажете правду?

— Зачем бы мне это было нужно?

— Но мне показалось…

— Вам показалось, — с холодным неудовольствием перебил её Снейп. — Итак, я рассчитываю, что вы не разочаруете меня в моих ожиданиях. Не желаете ли присесть?

Дафна на мгновение отчаянным жестом сжала виски, и под маской снежной королевы проступили черты перепуганной девочки. Снейп ждал, откинувшись на спинку кресла и позволяя ей принять неизбежное.

— А если я откажусь? Если мы оба откажемся? Что вы можете нам сделать? — её губы сжались в тонкую прямую линию, а в серых глазах вновь заискрился холод. — Гарри никогда не поддастся шантажу!

Снейп философски пожал плечами.

— Ему, как и вам, есть, что терять. К примеру, мисс Уизли! — он выдержал паузу, намеренно позволяя Дафне ощутить мгновенный укол ревности, и лишь затем неторопливо продолжил: — О нет, мисс Гринграсс, я говорю не о чувствах! Как и все гриффиндорцы, Поттер патологически благороден, он не захочет, чтобы ваша репутация или репутация мисс Уизли пострадали.

— И что вы потребуете от Гарри взамен? Чтобы с вас сняли статус неблагонадёжного в обход министерской комиссии?

— Почему бы и нет. Возможно, и Орден Мерлина первой степени за военные заслуги. К нему, говорят, прилагается немалое денежное содержание.

Дафна презрительно хмыкнула и отвернулась к огню.

— Послушайте, мисс Гринграсс, у вас просто нет выбора, — обманчиво мягко напомнил ей Снейп. — Мы оба знаем, что напишет пресса, если вдруг станет известно о романе «Спасителя мира» с дочерью бывшего Пожирателя смерти, и не просто какого-то Пожирателя, а как поговаривают, личного банкира Тёмного Лорда. Общественное мнение вас просто раздавит. Ваши враги будут обвинять вас в продажности и лицемерии. Ваши вчерашние друзья решат, что вы пали так низко, что торгуете собой, пытаясь купить своей семье индульгенцию. Думаю, не стоит и говорить, сколь неуместно в глазах общественности будут выглядеть ваши отношения. Две⁽¹⁾ ваши младшие сестры никогда не выйдут замуж. И Малфой будет первым, кто, расторгнув помолвку, смешает вашу сестру с грязью.

— Не надо приплетать сюда ещё и Драко, — возмутилась Дафна, — вы мало что о нём знаете! Он любит Асторию!

— Как избирательна и коротка ваша память. Неужели вы забыли, что Драко пять лет был помолвлен с Панси Паркинсон? И что стало с перспективами этого брака, когда отец Панси угодил в Азкабан? Вам ли не знать, что Драко не тот, кто пойдёт против воли и интересов своей семьи.

— Замолчите, — с усталой обречённостью сказала Дафна, взгляд её, ещё недавно такой яркий и яростный, казалось, неожиданно угас, — вы сказали уже достаточно!

Она на мгновение закрыла лицо руками, но спустя секунду вновь гордо выпрямилась.

— Вы желаете получить невозможное! Рассказав то, что вы ещё не знаете, я лишь предоставлю вам новый повод для шантажа моей семьи. Вы не даёте мне выбора, но и выхода тоже! Я словно змея, заглотившая собственный хвост! Можно бесконечно бежать по кругу, но лучше не станет, так почему мне стоит вам хоть что-то рассказывать?

— Потому что сейчас у вас, по крайней мере, есть то, что я заинтересован купить! Так стоит ли дожидаться момента, когда вы лишитесь даже этого? — Снейп резко подался вперёд, и Дафна невольно ощутила исходящий от него запах виски и жёсткий всплеск магии — напористый и наверняка способный без всякого труда взломать её ментальную защиту. Они оба знали, что Гринграссы никогда не были сильны в окклюменции.

— Поттер в Больничном крыле. Не думаете же вы, что я со временем не отыщу все нужные мне ответы? И что тогда? Что вы тогда предложите взамен моего молчания? Я честно дал вам понять, что как жертва шантажа вы едва ли имеете ценность, так дайте мне того, кто будет представлять для меня интерес!

Глаза Дафны неожиданно сузились, а затем вдруг ожили, возвращая себе и блеск, и ярость, и стремительную напряжённость мысли.

— Вас интересует рыба покрупнее?

Лицо её стало непроницаемым. Казалось, она просчитывает варианты.

— Скажите, профессор, вы выпотрошите его живьём или он тоже станет для вас очередной наживкой? Хотелось бы знать, в какую именно рыбу вы метите?

Она смотрела внимательно, словно хотела разглядеть что-то особенное. И Снейп не отвел взгляда.

— А для вас это имеет значение? — спросил он совершенно спокойно, делая очередной глоток виски.

— Имеет.

— Думаю, я сделаю и то, и другое.

Она раздумывала лишь мгновение.

— Что ж, пожалуй, такой вариант мне подходит. И если ваша главная рыба — Министр Магии, я не буду возражать, если, охотясь на кита, вы между делом пережуёте пару акул.

1) В каноне упоминаются лишь две сестры Гринграсс: Дафна и Астория, — однако нигде не сказано, что в семье не было больше детей, в том числе и более младших сестер или наследников мужского пола. Автору для развития сюжета необходимо, чтобы сестер Гринграсс было три.

Вернуться к тексту

Эта глава посвящается Lena1411 и всем “ждунам”, что не бросают своих авторов.

— Вы знаете, что мой отец избежал Азкабана лишь потому, что не участвовал в финальной битве? — с невольной горечью спросила Дафна, раздумывая, с чего же ей стоит начать. На её лице, красивом и обычно столь сдержанном, на мгновение проступили и боль, и обида, и гнев, губы сжались в тонкую прямую линию, но почти сразу же эмоции развеялись, а привычная маска вернулась — всё же Дафна Гринграсс отменно умела владеть собой.

Она в молчании прошлась по комнате, легко касаясь пальцами корешков старых книг, погладила сложенные в аккуратные стопки свитки и задержалась лишь возле открытого секретера. Взмах палочки — и чернильница превратилась в стакан. Бутылка глухо стукнула о столешницу, когда, так и не дождавшись от Снейпа любезности, она сама налила себе выпить.

— Отца судили и отпустили под надзор с формулировкой «освобождён за недостаточностью улик». Астория сказала — надо радоваться! Но она не понимает — это совсем не то же самое, что оправдательный приговор. Многие по-прежнему смотрят на нас косо. Мы не можем покидать страну, занимать должности в Министерстве. Выходить замуж без специального разрешения! Поэтому, вы правы, говоря, что самое страшное для нас — это лишиться остатков репутации. Я пойду на вашу сделку, профессор, не потому, что боюсь никогда не выйти замуж, а потому что не хочу, чтобы мой отец вновь проходил через всю эту грязь. Он хороший человек и не заслуживает этого.

Дафна сделала большой глоток виски, но вместо того, чтобы ожидаемо закашляться, лишь недовольно скривила губы.

— Вы пьёте ужасную дрянь, профессор, — сказала она, с презрением глядя на свой стакан, — впрочем, в такие дни, как сегодня, даже подобное пойло отлично помогает.

Она сделала ещё один глоток и вернулась к камину. Голос её зазвучал размеренно и теперь уже совершенно спокойно.

— Статус «освобождён за недостаточностью улик» означает, что отца в любой момент могут вызвать в Аврорат, а наш дом — обыскать. Впрочем, сейчас это правило касается почти всех слизеринцев. Поэтому мы не держим дома ничего из того, что можно было бы счесть предосудительным. И всё же особо ценные для семьи предметы нельзя положить даже в Гринготтс. В тот день, когда гоблины открыли наши сейфы для досмотра сотрудникам Министерства, мы лишились последней возможности для защиты нашей собственности... — Дафна замолчала, задумчиво глядя на огонь, но почти сразу же продолжила: — В первый год после войны наш дом досматривали часто, но со временем обыски прекратились, казалось, что всё вот-вот закончится и нас наконец оставят в покое, однако в прошлом месяце авроры пришли снова. Сказали, что у них новые правила и новые списки потенциально опасных предметов, требующих досмотра. Они забрали несколько вещей, не имеющих никакого отношения к чёрной магии, ничего важного — мамины драгоценности, несколько безделушек, купленных в «Горбин-и-Бёркс», часы отца с волшебными отражателями, но среди прочего была и одна вещь, имевшая для нашей семьи особую ценность — семейная реликвия. Она досталась отцу от его деда, а тому — от прадеда. Я не знаю, что в ней было такого особенного, но папа был сильно расстроен. Поэтому на следующий день именно я отправилась в Министерство, чтобы подписать бумаги с перечнем временно конфискованного у нас имущества и попытаться хоть как-то ускорить его возвращение. Вот тогда-то, в канцелярии Аврората, я впервые и встретилась с Захарией Смитом, а ещё в тот день я впервые услышала название конфискованного у нас предмета — «Воскрешатель», — Дафна горько усмехнулась. — Артефакт с таким многообещающим названием, способный в одночасье похоронить всю нашу семью... Какая ирония!

Со Смитом мы учились на одном потоке, поэтому он просто не мог не знать, кто я такая, но он оформил наши документы быстро и спокойно, в отличие от большинства гриффиндорцев, ничем не демонстрируя своего презрения или превосходства, и пообещал, что все формальности закончатся через несколько дней. Я беспрепятственно покинула канцелярию, а спустя несколько минут Смит неожиданно догнал меня в коридоре. Мы переговорили очень коротко, по пути к лифту. Смит сказал, что хорошо знает, что на самом деле представляет из себя Воскрешатель, и в его власти сделать так, чтобы в Министерстве узнали или не узнали об истинной сущности этого предмета. А ещё в его власти совершенно официально вернуть Воскрешатель нашей семье. За небольшое вознаграждение, разумеется.

Там, в коридоре Министерства, я ничего не ответила. Лишь кивнула, давая понять, что услышала его предложение. Тогда я ещё не знала, что такое Воскрешатель, но мысль о том, что этот предмет даже в теории может оказаться способным воскресить Волдеморта, привела меня в настоящий ужас. Будь это правда, и пожизненное заключение в Азкабан стало бы самым мягким из положенных нам наказаний. Прежде отец никогда не говорил со мной о Воскрешателе, поэтому я не стала его ни о чём расспрашивать, а просто пошла в библиотеку.

— К Малфоям, я полагаю? — впервые за долгое время, прерывая молчание, произнёс Снейп. Он хорошо знал, что информация о воскрешателях едва ли найдётся в обычной библиотеке. А ещё он знал, что воскрешатели на самом деле никого не воскрешают. Разве что предрассудки и людские страхи.

— К Малфоям, — легко согласилась Дафна. — Там я узнала, что Воскрешатель воскрешает не человека, а магию. Но легче от этого не стало. Узнай в Аврорате, что в нашей семье веками хранился предмет, способный вернуть магическую силу утратившему её волшебнику, и жернова правосудия завертелись бы для нас с новой силой. Что, если отец уже однажды использовал Воскрешатель, чтобы помочь Волдеморту возродиться и восстановить свои силы? Что, если он попытается сделать это вновь?

Подмоченная репутация. Северус кивнул, давая Дафне понять, что хорошо знает, о чём именно идёт речь. Ещё бы ему было не знать — ведь он сам долгие годы сталкивался с подобным предубеждением. А ещё он мог бы рассказать Дафне о том, что однажды Тёмный Лорд действительно побывал в доме её отца ради Воскрешателя. Вот только ожидания его в тот раз так и не оправдались. Артефакт не мог забирать магическую силу у других волшебников и не мог извлекать её из предметов, а значит — в понимании Тёмного Лорда — был совершенно для него бесполезен. Воскрешатель создавался, чтобы служить проводником семейной магии, и, по слухам, мог помогать сквибам или магам, лишившимся силы в результате проклятья. Ни то, ни другое не имело ценности для Тёмного Лорда и уж тем более не имело никакого отношения к чёрной магии. Но всё это едва ли могло помочь слизеринцу с подмоченной репутацией.

— На следующий день мы вновь встретились со Смитом в Министерстве, — продолжила Дафна. — Он назвал мне цену, к моему удивлению, вполне умеренную и разумную, и я согласилась. Но, несмотря на всю её разумность, подобных денег у меня, конечно, не было, а обращаться к отцу я не хотела. И я взяла деньги в долг... У друга.

— У Драко, мисс Гринграсс, не стоит умалчивать очевидное, — поправил Северус, внимательно наблюдая за её реакцией. Казалось странным, что Дафна избегает упоминать о Малфое, хотя его участие во всём происходящем не вызывало сомнений. — Ваше решение было разумным и предсказуемым. Малфой не стал бы вам отказывать, ведь после обручения с Асторией ему, как и всей вашей семье, совершенно не нужны скандалы.

Дафна сделала глоток виски, раздумывая о своих последующих словах, но спорить всё же не стала.

— Вы правы, профессор, Драко был выбором очевидным и разумным. Мы выросли вместе и знали друг друга много лет, и, как бы унизительно это не звучало, жизнь запачкала нас одинаково. Но Драко согласился дать денег только в том случае, если я честно расскажу, для чего именно они мне нужны. И я рассказала: о Воскрешателе, о Смите, и о сделке, которую заключила.

Драко долго молчал, прежде чем что-то ответить, а затем неожиданно признался, что наша семья была далеко не первой, кого шантажировал Смит. Нотты, Мальсиберы, Руквуды… Драко в точности знал только о трёх, но был уверен, что подобных семей значительно больше. В течение полугода Малфой пытался выяснить подробности, но так и не смог. Никто не хотел говорить, все были напуганы и молчали. Оно и понятно! Для простого стечения обстоятельств Смит знал слишком много о секретах, долгие годы хранившихся в слизеринских семьях, а это значит, что у него был сообщник — из своих, из внутреннего круга. Кто-то, кто предал нас в очередной раз. И Драко был рад узнать, что предатель — не мой отец.

Взяв кочергу — старую и порядком погнутую, Дафна с неожиданной злостью разворошила камин: искры брызнули во все стороны, и огонь с утроенной силой загудел, завладевая разбросанными по очагу поленьями.

— Деньги я отправила с совой. Смит выполнил все условия сделки, и через два дня после того, как сова отнесла оговорённые галеоны, меня вызвали в Аврорат. Мне сообщили, что все формальности соблюдены, нарушений нет, и в конце недели нам непременно вернут конфискованные вещи. Я подписала бумаги, а при выходе из канцелярии неожиданно столкнулась с Гарри. Я видела его мельком и раньше — в мою первую встречу со Смитом и, возможно, в свой прошлый визит в Министерство, но тогда я не придала этому значения. Я знала, что он работает в Аврорате, и думала, что наши встречи случайны. Но оказалось — он следил за мной.

Дафна вздохнула.

— Гарри говорил много и местами путано, что знает о Смите и о том, что мою семью и семьи других слизеринцев шантажируют, что это отвратительно и недопустимо, но он ничего не может с этим поделать, потому что все отказываются с ним говорить. Помню, тогда я сказала, что если он действительно хочет помочь, то просто должен оставить нас в покое, но Гарри не послушался. Гриффиндорцы такие максималисты — они не понимают разницы между торжеством вселенской справедливости и понятием чести. Для слизеринца интересы семьи и честь важнее.

Дафна поставила опустевший стакан на стол и, глядя куда-то поверх головы своего собеседника, со вновь проступающей горечью добавила:

— Гарри по сути своей хороший человек, но у него нет семьи, нет корней, и поэтому он всегда борется за правое дело, не задумываясь о последствиях. Такому человеку, как он, просто невозможно объяснить, что нет ничего важнее, чем защитить своих близких — любой ценой, даже если из-за этого пострадают другие. Кому нужна эта правда или арест Смита, если в результате всё наше грязное бельё вновь вывалят на всеобщее обозрение?

Она прикусила губу и замолчала, словно осознав, что позволяет себе лишнее.

— Мы виделись с Гарри ещё несколько раз, и я почти уговорила его не давать делу официальный ход. Но Гарри... Гарри... Мерлин, он просто не мог оставить всё, как есть! Он сказал, что так нельзя, что это неправильно... и если он закроет на это глаза, то будет презирать себя всю оставшуюся жизнь... Я умоляла его подождать, но он ответил, что должен попытаться хоть что-то сделать, поговорить со Смитом... И мы поругались...

— И вы рассказали об этом Малфою? — тихо спросил Снейп.

— Рассказала, — ответила Дафна. — А сегодня ночью он показал мне ваше письмо, в котором говорилось, что вы знаете о нашем романе, и что Гарри проклят и находится в Хогвартсе... и что... что... — голос её впервые по-настоящему задрожал, — что, возможно, он умирает...

Снейп залпом допил остатки виски и невольно прикрыл глаза.

«Чёртов идиот!» — подумал он с усталой обречённостью, почти не имея в себе сил и дальше оправдывать гриффиндорцев.

Подобно Дон Кихоту, всегда сражавшемуся с ветряными мельницами, обладая такой же чудовищной тягой к самопожертвованию, Поттер так и не научился самому главному — видеть истинной сущности происходящего. Платя деньги Смиту, слизеринцы покупали не его молчание — они получали индульгенцию, легализацию сомнительных артефактов, которые по тем или иным причинам, даже с риском для собственной безопасности, хотели сохранить в семье. За умеренное вознаграждение Смит продавал бумаги, подтверждавшие, что все эти семейные реликвии прошли проверку в Аврорате и были признаны не несущими угрозы. Все получали то, что хотели — взаимовыгодная сделка, сути которой Поттер так и не понял. И даже всего очарования мисс Гринграсс оказалось недостаточно, чтобы усмирить в Поттере годами взращиваемый комплекс Спасителя мира.

А Дафна... Что ж, Дафна сделала именно то, что требовали от неё интересы семьи. Не сумев удержать Поттера, она предупредила Малфоя и теперь каждой клеточкой своего существа испытывала страх, что Драко тоже поступил как должно. Что это именно он или кто-то из их общих близких друзей, а вовсе не Смит и не его неизвестный сообщник, позаботился о том, чтобы Поттер не разрушил с таким трудом взращённое ими хрупкое равновесие.

— Вы знаете, что Поттера отравили очень редким зельем, создание которого приписывали самому Салазару Слизерину? — спросил Снейп, устало щуря глаза.

Он ждал её реакции — и за гордо вздёрнутым подбородком, за блеском в глазах, за вызовом, с которым она смотрела, разглядел только боль, но не чувство вины. Дафна не сожалела. Хотя и горевала. Однако будь у неё возможность хоть что-то исправить, она поступила бы точно так же.

И всё же... всё же Поттер и правда был ей дорог.

— Я знаю, что это он, один из нас — слизеринец, что продаёт наши секреты Смиту, — сказала Дафна, глядя Снейпу в глаза и на этот раз не скрывая своих истинных чувств. — Найдите его, профессор, и я сделаю всё, чтобы помочь вам его уничтожить.

— А если я выясню, что это всё же сделал Малфой? — тихо спросил Снейп.

Щека её нервно дёрнулась, но она не колебалась ни секунды.

— Тогда, профессор, я сделаю именно то, что и должна, я поддержу Драко Малфоя, чтобы противостоять всем, кто попытается причинить вред нашей семье. Даже вам.

Дафна порывалась задать вопрос дважды: в начале, когда, стоя к ней спиной, Снейп заклинанием запечатывал дверь своего кабинета, и позднее, в темноте холла, когда времени на то, чтобы решиться, почти не осталось.

— Поттер поправится, — тихо сказал Северус, намеренно не оборачиваясь.

Он не смотрел на Дафну, но знал, что и этот вздох облегчения, краткий, но такой болезненный, и наверняка нервно подрагивающие губы — всё это проявления минутной слабости, побороть которую Дафна была сейчас не в силах. И из уважения к её гордости Снейп позволил ей пережить это в одиночестве.

— Кризис миновал, не знаю, какие будут последствия в целом, но в ближайшее время Поттер ни для кого не представляет угрозы.

— Могу ли я... хоть на минуту... — начала Дафна очень тихо и замолчала, заметив, что профессор отрицательно качает головой.

Снейп отпер входную дверь замка и посторонился, пропуская мисс Гринграсс вперёд — посреди укрытого снегом дворика ночную гостью уже ожидал Хагрид.

— Это было бы неуместно, — пояснил он, выходя следом. — Вас непременно заметят, а я не хочу объяснять директору, почему вы оказались в школьном лазарете посреди ночи.

Дафна понимающе кивнула и накинула капюшон меховой мантии.

— Я сделаю, как вы просили, профессор, — сказала она, вновь обретая свой спокойный и уверенный тон, — но и вы должны сдержать своё слово.

Снейп кивнул.

В лицо им неожиданно пахнуло свежим ветром, подмороженным снегом и запахом хвои — предвестниками приближающегося рассвета. Не пройдёт и пары часов, как над склонами холмов, на восточной стороне по-прежнему не скованного льдом Чёрного озера появится первая полоса бледного света, и восходящее солнце, едва различимое в серой пелене облаков, начнёт наконец новый день.

Они вместе спустились по ступенькам, и Северус, увязая по щиколотки в снегу, неожиданно подумал, что в фиолетовом отсвете защитного купола Хогвартс выглядит совсем не так зловеще, как в ядовито-зелёном мареве Метки, окутывавшим своим призрачным светом замок в тот проклятый год, когда он был директором этой школы. Даже не видя лица Дафны, укрытого сейчас тяжёлым капюшоном, Снейп знал, что мисс Гринграсс наверняка чувствует то же самое — вопреки расхожему мнению в год правления Тёмного Лорда многим слизеринцам приходилось несладко.

— Я рада, что Хогвартс всё-таки выстоял, — сказала Дафна, словно читая его мысли. — Конечно, сейчас принято так говорить, но Волдеморт никогда не казался мне лучшим решением для чистокровных. Он слишком упивался собственной властью, чтобы разделить её хоть с кем-то, и, в конечном счёте, мы все просто стали бы его рабами.

Она машинально поправила капюшон, всё также глядя на купол, и вдруг неожиданно спросила:

— Почему здесь нет Джинни Уизли?

Снейп неопределенно пожал плечами.

— Потому что Поттер этого не захотел.

Он не стал добавлять очевидное — Великого спасителя мира, по его мнению, банально замучила совесть. Впрочем, Дафна Гринграсс была достаточно умной женщиной, чтобы при желании понять это самой.

Они помолчали какое-то время, каждый думая о своём, и вместо вежливых прощаний, неуместных и лишённых всякого смысла, Северус наконец спросил:

— Почему вы на самом деле согласились ответить на мои вопросы?

— Потому что я поняла, что вы знаете намного больше, чем говорите, — немного помедлив, ответила Дафна.

* * *

Снейп дождался, пока мисс Гринграсс в сопровождении Хагрида покинет пределы защитного купола, и лишь затем вернулся в замок. В холле было пусто и темно. Выщербленный многочисленными каблуками пол из тяжёлого йоркширского известняка каменной крошкой тихо похрустывал под ногами.

Северус постоял немного перед пустой полутёмной лестницей, ведущей на второй этаж, словно надеясь, что сможет наконец поддаться слабости и спуститься в свои подземелья, но спустя пару минут всё же начал медленно подниматься наверх.

Гермиона Грейнджер обнаружилась именно там, где он и рассчитывал её найти. Неяркий свет палаты высвечивал едва различимый силуэт на фоне неплотной больничной ширмы, закрывавшей от любопытных глаз палату Лонгботтома. Худенькая фигура Гермионы выглядела измученной. Волосы, закрученные на затылке в высокий тугой узел, порядком растрепались и теперь мягкими непослушными локонами падали ей на шею.

— Вы так и не пошли спать? — сказал Снейп, отодвигая ширму и останавливаясь в дверях. — Впрочем, чему я удивляюсь, — добавил он устало, — когда это вы меня слушали. Странно лишь то, что вы у постели Лонгботтома, а не вашего драгоценного Поттера.

— Гарри лучше, — ответила Гермиона спокойным, ничего не выражающим тоном. Она не обернулась, когда профессор вошёл в Больничное крыло, и сейчас с излишней аккуратностью раскладывала полотенца, готовясь заменить Невиллу холодный компресс. — После того, как мы забрали у Гарри чётки, сыворотка хорошо помогает: температура спала, и он больше не бредит. Невилл поправляется медленнее, и моя помощь ему гораздо нужнее.

Вблизи Гермиона казалась ещё более усталой, на бледном осунувшемся лице остались лишь запавшие глаза — карие и болезненно яркие. Мягкий, едва различимый аромат духов, небрежно распахнутый воротник блузки, упрямая складочка на лбу... Рядом с ней Северус слишком часто испытывал потребность вести себя неразумно. Он вспомнил, как осматривал Гермиону в своём кабинете всего пару часов назад: ощущение её горячей кожи под пальцами, тонкий изгиб ключицы, волосы, в беспорядке рассыпанные по плечам, и бешеный стук сердца... такой же несдержанный и неровный, как его собственный. Тогда он едва не позволил себе лишнего.

Почувствовав его взгляд, Гермиона нервно заправила за ухо непослушную прядь волос, и Северус заметил, как дрожат её пальцы — от обиды, от пробуждающегося гнева, а ещё от осознания, что он стоит рядом. И сразу захотелось сделать нечто и вовсе вызывающее... Соблазн был так велик, что он усилием воли прикрыл глаза и тут же понял, что слишком много выпил и зря не отправился спать.

— Вы же знаете, что существуют охлаждающие заклинания? — спросил он, заставляя себя собраться.

Гермиона бросила на Снейпа короткий неодобрительный взгляд и с осуждением сказала:

— Я не могу идти спать и не могу сидеть без дела. И вы прекрасно понимаете — магия мне сейчас не помощник. Мне просто нужно чем-то занять руки.

Она в раздражении скомкала использованное полотенце и в сердцах швырнула его на пол.

— Вы выставили меня за дверь, — добавила она так холодно, что сразу стало понятно, что под этим показным спокойствием бушует сейчас настоящая буря эмоций.

— В прямом смысле — нет, — ответил Снейп, с трудом сдерживая усмешку. — Однако если счесть это некоторой аллегорией, то, пожалуй, можно сказать и так. И я сделал бы это снова, потому что ваше любопытство по своей разрушительной силе сопоставимо разве что только с вашей несдержанностью.

Гермионе не понравился ответ, но она промолчала, считая себя достаточно взвешенным человеком, чтобы принимать и признавать свои недостатки. Бережно протерев Невиллу лицо, она поправила одеяло и, будучи не в силах остановиться, начала аккуратно расставлять многочисленные баночки на тележке для зелий. Сдерживать обиду и гнев в присутствии профессора оказалось намного сложнее, чем она надеялась. Гермиона дала себе слово, что не станет опускаться до банальной ревности, но перед внутренним взором вновь возник образ Дафны — столь восхитительный в своём совершенстве, что старательно выстроенная защита мгновенно дала трещину.

— Вы так смотрели на неё, там, в холле, — сказала она с невольной обидой в голосе, намеренно не оборачиваясь, и тут же пожалела об этом. Слова вырвались сами собой, словно уязвлённое самолюбие, сговорившись с глупой ревностью, мгновенно лишили её возможности вести себя разумно. И Снейп, конечно, не преминул этим воспользоваться.

— Не могу не признать, что мисс Гринграсс невероятно... притягательно красива, — ответил он со свойственной лишь ему интонацией, и Гермиона почувствовала, как пальцы болезненно стиснули край тележки.

— Вы ведь дразните меня? — спросила она, мучительно краснея.

— Немного, — охотно согласился Северус, — но при этом я совершенно честен с вами.

Ирония в его словах казалась совсем беззлобной, и всё же Гермиона ощутила жгучий стыд — было что-то унизительное в этой пугающей неспособности удерживать собственные чувства в узде. Мысль, скользнувшая по грани сознания, показалась ей до крайности обидной — безупречная во всех отношениях мисс Гринграсс наверняка отлично умела владеть собой.

Скрипнула дверь палаты, зашелестела мантия. Гермиона прикрыла глаза, в глубине души надеясь, что сейчас профессор уйдёт, возвращая ей тишину Больничного крыла, одиночество и спасительную возможность взять себя в руки, но Снейп остался. Она знала это, даже не оборачиваясь — находясь с ним в одной комнате, она всегда слишком остро ощущала его присутствие. Руки вновь нащупали край тележки, и Гермиона с силой сжала поручень в отчаянном стремлении отыскать опору. Он был рядом, совсем близко, и всё же теперь к бесконечному «невозможно», что разделяло их и прежде, добавилось ещё и это «Северус», сказанное таким низким волнующим тоном.

— Зачем приезжала Дафна? — спросила она, возвращаясь к спасительным баночкам.

Снейп задумался лишь на мгновение.

— Скажем так: она прочитала письмо, которое я адресовал Драко, и, конечно, как старый друг, пожелала помочь. К счастью, мисс Гринграсс вхожа в тот узкий круг слизеринцев, что бесспорно связан со всей этой историей.

Мягкое, полное недосказанности «старый друг» не могло остаться незамеченным.

— Что же вы не написали ей сами? — кроветворное зелье противно звякнуло, и Гермиона с усилием прижала баночку к столу. Где-то глубоко внутри, под всей этой показной сдержанностью, под обидой и ревностью, начинал пробуждаться настоящий гнев. Снейп знал, что она чувствует, не мог не знать, и всё же вёл себя так намеренно. Наверняка его забавляла её неспособность взять себя в руки.

— Это было бы неуместно. Мисс Гринграсс — незамужняя леди, она оказала мне любезность, но едва ли я мог настаивать, чтобы она приехала в Хогвартс ночью... без всякого сопровождения.

Элегантная, изящная, идеальная во всём. Ещё ни разу в своей жизни Гермиона так остро не ощущала превосходство над собой другой женщины.

— Мисс Гринграсс, мисс Гринграсс, почему вы не называете её просто Дафна? — воскликнула она, наконец теряя остатки самообладания. И тут же пожалела об этом.

— Потому что вас это ужасно злит...

Слова показались ей пощечиной.

Конечно, она была зависимой и жалкой и хорошо знала, что Снейп не мог не догадываться, как действует на неё его голос, но вряд ли ему стоило насмехаться над ней. Пальцы её с такой силой сжали баночку, что крышка хрустнула и содержимое едва не выплеснулось на стол. Гермиона стремительно обернулась и тут же растерянно замерла.

Их разделяло не более пары дюймов. Она и не заметила, когда профессор подошёл так близко. На плечах и тёмных волосах Снейпа белел подтаявший снег.

«Он наверняка провожал Гринграсс до ворот», — зачем-то пронеслось у неё в голове, вот только взгляд Снейпа в эту самую минуту говорил, как мало его на самом деле заботит Дафна...

— Отдайте мне баночку, — тихо и уже без всякой насмешки сказал профессор, забирая из рук Гермионы склянку с зельем и накрывая её ладонь своей. — Это яд сколопендры, вы обольётесь.

Прикосновения его жгли огнём.

— Зачем вы это делаете? — выдохнула Гермиона, невольно разжимая пальцы и чувствуя, что ей становится нечем дышать. — Мне никогда не стать такой, как она, вы же это понимаете.

Она попыталась отвернуться, но Снейп намеренно лишил её пространства. Поручень тележки упёрся ей в спину. Он никогда ещё не стоял к ней так близко.

— Вы возмутительно жестоки даже по меркам профессора Снейпа, — сказала она, стараясь вырвать руку.

— Гермиона, — Снейп так произнес её имя, что сил сопротивляться вдруг не осталось. От него пахло виски, сладко и дурманяще, и у неё закружилась голова.

— Вы слишком много говорите… — сказал он, медленно наклоняясь, и Гермиона ощутила его тёплое дыхание на своём лице.

— Я… — начала она и растерянно замолчала.

Глаза Снейпа были чернее ночи.

— Иногда это ужасно раздражает, — добавил он едва различимо, и от пугающей ясности его намерений ноги Гермионы вдруг стали ватными. — Если вы хоть на минуту замолчите…

«Я вас поцелую» — вновь пронеслось у неё в голове, но Снейп не стал заканчивать фразу, он лишь осторожно коснулся пальцами её подбородка, и сердце Гермионы ухнуло куда-то вниз…

— Я нашла монету Невилла, — сказала Августа Лонгботтом, входя в больничную палату. — Северус, я видела, как Хагрид проводил твою гостью. Когда ты наконец собираешься нам всё рассказать?

Профессор не двигался бесконечно долго, словно решая, не закончить ли начатое, но момент был явно упущен.

Наконец он выпрямился, глядя на Гермиону с выражением неподдельной досады и, мягко отстранившись, обернулся к Августе Лонгботтом. Однако ответить так и не успел.

— Мы могли бы поговорить в кабинете мадам Помфри! — воскликнула профессор МакГонагалл, неожиданно появляясь у миссис Лонгботтом за спиной. Вид у неё был запыхавшийся и немного расстроенный. — Будет лучше, дорогая, если ты прямо сейчас отнесешь монету Поппи. Думаю, этот галеон всё ещё крайне опасен.

Она потянула миссис Лонгботтом за рукав, продолжая что-то говорить, и спустя пару секунд совершенно ненавязчиво выпроводила пожилую даму за дверь.

— Прости, я не успела её перехватить, — виновато добавила МакГонагалл, как только профессор поравнялся с ней в дверях больничной палаты, — одно утешает — без своих очков Августа Лонгботтом слепа как смертофалд.

Снейп в раздражении дёрнул плечом, и директор, принюхавшись, вскинула на него удивлённый взгляд:

— Ты что, пил?!

— Ради Бога, Минерва, — возмутился Снейп, — сейчас пять часов утра. И да, я пил и чертовски устал, но я всё ещё здесь и буду весьма признателен, если ты прибережёшь свой нравоучительный тон для кого-нибудь другого.

Он стремительно прошёл мимо неё, направляясь в кабинет мадам Помфри, и МакГонагалл, насмешливо фыркнув, последовала за ним.

Гермиона вошла в кабинет медиковедьмы последней, выбрала ближайший к двери стул и тихонько села, благодаря богов, что никто не обращает на неё внимания. Ощущения были, как после ментального удара — в ушах шумело, мир покачивался, щёки предательски горели. Нужно было успокоиться и как-то взять себя в руки. К счастью, сам Снейп в эту самую минуту стоял к ней спиной, склонившись над столом, и внимательно изучал принесенную миссис Лонгботтом монету, и Гермиона была рада, что хотя бы какое-то время ей не придётся встречаться с ним взглядом.

— Сейчас у нас только три монеты из двадцати восьми, но каждая уже успела натворить кучу бед, — сказала мадам Помфри, расстроенно рассматривая фальшивый галеон. — Боюсь даже представить, сколько окажется пострадавших, если вдруг выяснится, что и остальные монеты по-прежнему находятся у своих владельцев.

— Гораздо хуже, если все эти монеты давно разлетелись по всей Британии, — ответила МакГонагалл, осторожно прикасаясь к галеону кончиком палочки. Монета передвинулась на пару дюймов, и на полированной столешнице остался едва различимый мокрый след.

— Все ещё влажная! — добавила она, заклинанием высушивая стол. — Думаю, Гермиона права и фальшивый галеон Смита находится в постоянном контакте с зельем. Что скажешь, Северус?

Профессор принюхался, намеренно не прикасаясь к монете.

— Болотница и чреводрей, — подтвердил он спустя пару секунд, — то же самое редкое сочетание трав, что я почувствовал на монетах Поттера и Бута. Если хотите, я могу сравнить составы, но думаю, в этом нет необходимости. Монета Лонгботтома лишь подтвердила наши опасения. Наложенные мисс Грейнджер протеевы чары по-прежнему действуют, а значит, надо быть готовыми к тому, что Смит не прекратит использовать зелье до тех пор, пока не прочтёт в Пророке, что наш великий герой Поттер сыграл в ящик.

И двадцать четыре человека всё это время будут в смертельной опасности — мгновенно поняла Гермиона, хотя, конечно, Снейп не стал говорить этого прямо. Возникла короткая пауза, наполненная напряжённым молчанием, но прежде, чем сама Гермиона успела озвучить давно терзавшие её сомнения, МакГонагалл отрицательно покачала головой.

— Мы всё оставим так, как есть, — сказала она не терпящим возражения тоном, и почему-то никто не пожелал это оспорить.

— Что ж, в таком случае одну из монет я, пожалуй, отправлю в больницу Святого Мунго, — убирая отравленный галеон, сказала мадам Помфри. — Пусть у целителей будет больше времени, чтобы подготовиться.

Минерва кивнула и, наблюдая за тем, как медиковедьма заклинанием запечатывает монету в специальную колбу, устало добавила:

— Пообещайте им, что, если потребуется, мы поделимся с ними всеми нашими наработками. Кроме крови Поттера, разумеется. Об этом им знать не обязательно.

И, обернувшись к Снейпу, наконец спросила:

— Что тебе удалось выяснить, Северус?

— Это был шантаж, — коротко сказал Снейп и следом за директором не менее устало опустился в кресло. — Мисс Гринграсс считает, что Смит сговорился с кем-то из слизеринцев — слишком уж много секретов он знает об «особых» реликвиях или волшебных предметах, хранящихся в слизеринских семьях. Артефакты с пограничными возможностями, вещицы с дурной славой или овеянные разными предрассудками — всё это представляет для Смита особый интерес. Учитывая подмоченную репутацию чистокровных, владение подобными предметами наверняка сочли бы предосудительным, если бы вдруг стало известно, что их возможное применение не так однозначно, как выглядит на первый взгляд. Не знаю, сам ли Смит организует в домах слизеринцев повторные обыски или просто дожидается подходящего случая, но как только в Аврорат попадает нечто действительно ценное, Смит предлагает слизеринцам сделку: за небольшое вознаграждение его знания и «особые» сведения так и остаются его маленькой тайной, проверка становится простой формальностью, а все конфискованные вещи без лишнего шума возвращаются к своим владельцам. Не удивлюсь, если в конце концов выяснится, что причина плохого самочувствия начальника Смита — заклятие Конфундус, или, что ещё более вероятно — зелье Рассеянности, ведь именно в его ведении всё это время находилось решение о направлении конфискованных предметов для дополнительной проверки в Отдел Тайн. Не знаю, каким чудом Поттер проследил всю эту цепочку, но что-то привлекло его внимание. Он разговаривал с несколькими слизеринцами, в том числе и с мисс Гринграсс, предлагая им свою помощь, если они дадут показания против Смита, но все они отказались, испугавшись, что дело обернётся против них. Тогда Поттер сам пошёл к Смиту. Последствия мы знаем. Запаниковав, Смит решил использовать Змеиное зелье, разумно посчитав, что необычную и внезапную болезнь Поттера все примут за запоздалые последствия его сражения с Тёмным Лордом. К тому же Поттер сам, похоже, подал Смиту отличную идею, как безопасно отравить его зельем. Нервничая или злясь, мальчишка постоянно хватается за свои чётки.

— Теперь мы точно знаем, почему Смит пытался отравить Поттера, но это по-прежнему ни на дюйм не приближает нас к противоядию, — задумчиво сказала МакГонагалл. Она призвала заклинанием чайник и несколько чашек, и осторожно разлила чай. — Вероятно, нам вновь придётся попросить Кингсли о помощи. Кем бы ни был наш таинственный слизеринец — единственная ниточка, что у нас осталась, тянется в больницу Святого Мунго, а значит, нам придется искать ответы именно там.

— Но в Мунго почти нет слизеринцев, по крайней мере, среди целителей, — возразила мадам Помфри, беря со стола одну из чашек. — Помню, в отделении Волшебных вирусов работал Паморус Стрэттон, но и он умер ещё три года назад в результате неудачных экспериментов с драконьей оспой, — она замялась, растерянно глядя на Снейпа, и вдруг с сомнением спросила: — Не может ли у Смита быть два сообщника?

— Ума не приложу, с чего вы вообще решили, что сообщником Смита обязательно должен быть слизеринец? — воскликнула молчавшая всё это время Августа Лонгботтом. — По мне, так всё намного очевиднее: ваш Захария Смит — двоюродный внук Хепзибы Смит.

И, поймав непонимающий взгляд Снейпа и Макгонагалл, совершенно искренне возмутилась:

— Как, Мерлин всемогущий, можно не знать, кто она такая?

* * *

— Странно, Минерва, что ты её совсем не помнишь, — удивилась Августа Лонгботом. — Впрочем, всё это не так уж и важно. Когда-то очень давно Хепзиба дружила с моей матерью. Ей было, наверное, около пятидесяти, когда я с ней познакомилась. Помню, она очень гордилась своим происхождением, всё повторяла, что Хельга Хаффлпафф — её дальняя родственница по материнской линии. А ещё Хепзиба была просто помешана на коллекционировании всевозможных безделушек и редких магических артефактов. На летних каникулах мать частенько брала меня с собой к ней на чай. Дом Хепзибы походил на настоящий музей, и никогда в жизни — ни до, ни после знакомства с ней — мне не доводилось видеть столько предметов старины в одном месте, а ведь при этом поговаривали, что всё самое ценное Хепзиба прятала в тайниках и бессчётных хранилищах, никогда не выставляя на всеобщее обозрение. Своих детей у неё не было, а чужих она не слишком жаловала, и поэтому меня частенько оставляли в библиотеке одну. Я любила читать, но библиотека Хепзибы казалась мне ужасно скучной. Все полки были сплошь заставлены справочниками и книгами о предметах искусства. Она держала собственного архивариуса и двух эльфов, в обязанности которых входило следить за её сокровищами. Сплетничали, что Хепзиба охотно скупала краденое и была любимой клиенткой в "Горбин-и-Бёркс", но моя мать всегда пресекала подобные разговоры, считая, что её милейшую подругу попросту оговаривают.

Возможно, Хепзиба растратила все семейные деньги на свою коллекцию, а возможно — куда-то их запрятала, но когда она внезапно умерла, её наследники остались почти ни с чем. Смерть у неё была странная: помню, говорили, что её отравил собственный домовый эльф, будто эльфийка была совсем старая и сослепу перепутала лекарства. Не знаю, сплетни это или нет, но как бы там ни было, всё её имущество — коллекция и дом — перешли к её младшему брату, не отличавшемуся ни умом, ни умением жить по средствам. В конце концов он довольно быстро распродал все сокровища сестры за бесценок и умер в полной нищете, выпав из окна собственного дома, который накануне каким-то чудом умудрился проиграть в карты.

Смиты разорились, а магические артефакты и предметы искусства из коллекции Хепзибы ожидаемо осели в семейных тайниках богатых слизеринцев. Как я уже сказала, ваш Захария Смит — внучатый племянник Хепзибы. Его отец какое-то время был просто помешан на восстановлении семейного состояния, но, как видно, умом пошёл не в тётку, потому что особо ни в чём не преуспел. Зато всегда был крайне заносчив и каждому встречному, как и Хепзиба, рассказывал, что он прямой потомок Хельги Хафлпафф, а его фамилия имеет право находиться среди двадцати восьми не меньше, чем фамилии Пруэттов или Паркинсонов. Так что, думаю, навряд ли найдётся хоть один слизеринец, знающий столько же о былом достоянии своей семьи, как Захария Смит, и я не удивлюсь, если в конечном счёте окажется, что все эти вещи, конфискованные у слизеринцев, когда-то принадлежали его двоюродной бабке.

Лишь когда Августа Лонгботтом закончила свой рассказ, Гермиона расстроенно осознала, что уже не в первый раз за прошедшую ночь упустила из виду совершенно очевидные факты, ведь сама она даже ни разу не вспомнила о Хепзибе Смит.

— Однажды, когда мы учились на шестом курсе, — сказала она виновато, стараясь смотреть только на МакГонагалл, — Гарри рассказал нам с Роном об одном воспоминании, которое в Омуте памяти показал ему Дамблдор. Это было воспоминание о молодом Волдеморте. Тогда он работал в "Горбин-и-Бёркс" и несколько раз приходил к Хепзибе Смит, чтобы уговорить её продать что-то из её коллекции. Дамблдор считал, что в один из таких визитов Волдеморт украл у мисс Смит кубок Хельги Хаффлпафф и медальон Слизерина, чтобы впоследствии превратить их в крестражи, — и расстроено добавила: — Не знаю, почему я не вспомнила об этом раньше.

— Одна и та же фамилия ещё не говорит об очевидной связи, моя дорогая, — успокаивающе ответила МакГонагалл, — но если они действительно родственники, то это очень многое объясняет. Возможно, часть семейной библиотеки всё ещё сохранилась в их доме, и тогда становится понятным, откуда Смит с таким успехом черпает свои «секретные» знания. Однако теперь особую важность приобретает совсем иной вопрос: а мог ли сам Смит сварить Змеиное зелье?

— Исключено, — без тени сомнения ответил Снейп, — даже если у Смита и был подробный рецепт, доставшийся ему в наследство от деда, для изготовления зелья подобного уровня нужны знания и опыт, которых не получить из обычной школьной программы. Зелье, которым отравили Поттера, мог приготовить только целитель или опытный зельевар.

— Что ж, в таком случае я всё же свяжусь с Кингсли... — отодвигая чашку в сторону, начала было МакГонагалл, но, поймав неодобрительный взгляд Снейпа, неожиданно замолчала. — Ты больше не желаешь его участия или тебя не устраивает вмешательство Аврората? — спросила она после секундной паузы, наблюдая за реакцией зельевара.

Снейп отрицательно покачал головой.

— Я согласен, что таинственного сообщника Смита нужно искать в Мунго, но сейчас привлекать Кингсли ещё слишком рано. У нас нет ни одного доказательства, а все наши выводы построены на сплошных допущениях. Общая.... — он на секунду замялся, и стало понятно, что, возражая директору, Снейп очень тщательно подбирает слова. — Общая неоднозначность и деликатность ситуации во многом связывает нам руки. Без свидетельских показаний слизеринцев все наши попытки доказать вину Смита обречены на провал. А значит, нужно заключать сделку. Утром по моей просьбе в Хогвартс приедет Драко, думаю, я смогу найти способ убедить его стать нашей приманкой, и если всё сложится как надо, то мы не только получим необходимые нам доказательства, но и, в обмен за смягчение наказания, заставим Смита раскрыть имя своего сообщника. Сейчас это самый быстрый способ получения противоядия.

— А по-моему, это лишь напрасная трата времени, — возмутилась Августа Лонгботтом, — зачем все эти сложности? Почему бы Брустверу просто не арестовать мальчишку и не напоить его сывороткой правды? А противоядие ты мог бы сварить и сам.

— К сожалению, Августа, веритасерум — это не ключ от всех дверей, — предвосхищая реакцию Снейпа, сказала МакГонагалл. — На самом деле сыворотка не может заставить говорить правду, она всего лишь не позволяет солгать.

— Что значит, не может заставить говорить правду? — удивленно переспросила миссис Лонгботтом.

— Это значит, — достаточно резко ответил Снейп, — что даже полный дурак при должном старании легко может обмануть веритасерум. Нужно лишь избегать односложных ответов и рассказывать только ту часть истории, которая не способна причинить вред рассказчику, и можно бесконечно долго водить авроров за нос. А на приготовление полноценного противоядия у меня может уйти не один месяц...

Гермиона нахмурилась, внезапно почувствовав, что она что-то упускает.

Она знала, что МакГонагалл не кривила душой, говоря, что веритасерум не вынуждает говорить правду, и всё же, ей, как никому другому, было хорошо понятно недоумение и замешательство бабушки Невилла. На шестом курсе, после допросов Амбридж, Гермиона много читала о сыворотке правды — её ужасно пугала мысль о том, что, оказавшись в плену у Пожирателей Смерти, она не справится с возможным воздействием сыворотки и выдаст местонахождение Гарри. О том, что у Пожирателей могут быть и другие, куда более действенные способы принуждения, она, вероятно, предпочитала просто не думать. Тогда-то, штудируя литературу по окклюменции, Гермиона впервые и узнала, что обычная сыворотка правды далеко не столь всесильна, как принято было считать. Гермиона много тренировалась, подыскивая ответы на самые каверзные вопросы, но лишь сама выпив веритасерум, наконец сполна осознала, с какой легкостью — в тончайшем переплетении недосказанности — человеческий мозг может спрятать неугодную и нежелательную для него правду.

И всё же... всё же Снейп определённо что-то не договаривал...

— Понимаете, миссис Лонгботтом, — сказала Гермиона, каждой клеточкой своего тела ощущая напряженный взгляд зельевара. — Когда Смита под веритасерумом спросят, где противоядие, он ответит: я не знаю, я никогда его не варил. И это будет чистая правда. Веритасерум не всесилен — он не может вынудить вас высказать собственное мнение или поделиться предположениями, он не заставит вас рассказать о том, о чём вас не спросили или отвечать на вопросы многословно. Есть сотни способов обмануть это зелье, а люди с сильной волей и вовсе могут полностью сопротивляться его воздействию, и это гораздо проще, чем противостоять Империо. Конечно, веритасерум можно смешать с зельем болтливости, — она сделала едва заметную паузу, внимательно следя за реакцией Снейпа, и хотя лицо его осталось непроницаемым, глаза наполнились зарождающимся гневом. Конечно же, он понял, что она упомянула об этом намеренно. — Однако и это зелье вовсе не так эффективно, как принято думать. Что касается противоядия, то все зелья, способствующие превращению человека или, напротив, препятствующие его трансформации, готовятся очень долго: оборотное зелье варится больше месяца, а ликантропное зелье настаивается полный лунный цикл. Это связано со сложностью составов в подобных зельях, влиянием фаз Луны и многими другими аспектами, которые нужно учитывать при сборе и обработке трав. Так что быстро можно приготовить только зелье, снимающие основные симптомы, но полноценное настоящее противоядие придётся варить не меньше месяца. А ведь у нас ещё даже нет рецепта. Поэтому, если где-то уже есть готовое лекарство, то нам очень важно найти способ его получить.

— Я думаю, нам стоит отложить все решения до утра, — сказала МакГонагалл, внимательно глядя на Гермиону, — я понимаю твоё беспокойство о внуке, Августа, но ты должна мне поверить, что все мы здесь сделаем всё от нас зависящее, чтобы помочь Невиллу, Гарри и нашим ученикам. Дождёмся Драко, дадим возможность Северусу поговорить с ним и примем решение. Сейчас же нам всем просто необходимо поспать.

Она сделала не терпящий возражения жест рукой, и, повинуясь её воле, не споря и не противясь, все медленно поднялись со своих мест. Бесконечная ночь подходила к концу, и Гермиона, чувствуя, что валится с ног от усталости, измученно прикрыла глаза. Завтра наступит новый день, завтра она поймёт, что ей нужно делать и как ей всё это исправить, завтра... но всё это будет завтра...

* * *

— Не мог бы ты задержаться на минуту, Северус? — сказала МакГонагалл, останавливаясь в дверях Больничного крыла.

Снейп проводил взглядом невысокую фигуру Грейнджер, удаляющуюся по коридору, и неохотно остановился. Он с самого начала знал, что ему не удастся избежать этого разговора.

— Ты же знаешь, о чём я хочу тебя спросить? — МакГонагалл смотрела на него внимательно, и можно было не сомневаться, что она не оставит его в покое, пока не добьётся желаемого. — Мы оба знаем, — добавила Минерва со вздохом, так и не дождавшись его реакции, — что Малфой тоже однажды использовал протеевы чары.

Снейп медленно прикрыл глаза и неохотно кивнул.

«И те чары тоже были наложены на монету».

Этого Макгонагалл, конечно, говорить не стала, и он был благодарен Минерве за то, что ей хватило сдержанности и такта не начинать подобный разговор при ненужных свидетелях.

И он, конечно, знал, о чём она спросит.

— Не думаешь ли ты, что сообщником Смита может быть Драко? — сказала МакГонагалл.

Северус задумчиво потёр переносицу, рассеянно рассматривая рукав собственной мантии. Сейчас ответ на заданный вопрос совсем не казался ему очевидным...

Отправляя письмо в Малфой-мэнор, он выстроил свой план, основываясь на обрывочных воспоминаниях Поттера и собственной интуиции. Тогда ему казалось, что, узнав о романе Дафны, Драко непременно приедет в Хогвартс, чтобы обезопасить перспективы собственного брака с Асторией, а за обещание сохранить неуместные отношения Дафны в тайне — согласится рассказать своему бывшему декану всё, что знает о Смите. План, в общем-то, был сырой и опирался на сплошные допущения, ведь будучи не в курсе опасного увлечения Дафны, Драко с таким же успехом мог ничего не знать и о делах Смита. Но из обрывочных воспоминаний Поттера Северус понял, что речь, вероятно, шла о шантаже, а значит, для Григрасс Драко был единственным подходящим кандидатом, чтобы раздобыть денег. И Малфой никогда не дал бы ей ни кната, не получи он взамен исчерпывающих ответов.

Но Драко не приехал. Почему?

Возможно ли, что брак с Асторией потерял в его глазах былую привлекательность? Будь это так, и скандал со старшей дочерью Гринграсс оказался бы Малфою только на руку. Вот только в этом случае Драко никогда не показал бы Дафне письмо, а значит, и вывод напрашивался сам собой — Северус ошибся. Драко знал о вымогательствах Смита и о романе Гринграсс с Поттером ещё до того, как к нему обратилась Дафна. И раз он ничего не предпринял, то ситуация его вполне устраивала. А вот полученное ночью письмо, похоже, порядком его напугало.

И всё же Северус не верил, что именно Драко был сообщником Смита. После войны Малфои сохранили большую часть своего семейного состояния, и в деньгах Драко не нуждался. Других же причин шантажировать слизеринцев у него не было. Да и версия событий, согласно которой Малфой мог отравить Поттера, казалась Снейпу весьма сомнительной. При иных обстоятельствах, ради действительно важной цели, Драко наверняка мог пойти на отравление, но сейчас?! Сейчас разоблачение делишек Смита никак не затрагивало его лично. Обысков в доме Малфоев не проводилось больше трёх лет, имя Драко не упоминалось ни в каких документах, а интересы других слизеринцев имели для него значение ровно до тех пор, пока их отстаивание не грозило ему арестом или Азкабаном. Драко пошёл по стопам отца — занимался политикой, заводил связи, чутко держал нос по ветру и не ввязывался в неприятности.

— Ему это не нужно! — наконец мысленно подводя черту, произнёс Северус.

Он повернулся к окну и, сложив руки за спиной, несколько секунд молча смотрел на падающий снег. До рассвета оставались считанные часы, но в фиолетовых отблесках купола небо всё ещё казалось безжизненно тёмным.

— У них со Смитом нет ничего общего, да и смерть Поттера лишена для Малфоя всякого смысла. Угрожай Поттер лично ему — и он, вероятно, смог бы сотворить нечто подобное, но ради других слизеринцев Драко рисковать не станет. Его отец болен и отошёл от дел, он не переживёт ещё одно заключение в Азкабане.

— Что ж, пожалуй, это и к лучшему, — сказала МакГонагалл, подходя к окну и беззвучно становясь рядом. — Мне бы не хотелось, чтобы всё свелось именно к Драко.

На улице лениво подвывал ветер, и посеребрённое инеем окно постепенно заметал снег. Какое-то время они молчали, прислушиваясь к тому, как в тишине задремавшего замка растворяются суровые звуки зимы.

— Ты ведь ищешь способ помочь своим? — спросила Минерва, всё так же глядя на снег. — Все эти разговоры о сыворотке правды, противоядии и сделке... Ты подбираешь рычаги давления на Кингсли... — и, заметив, что Снейп собирается что-то сказать, подняла руку, прося дать ей возможность закончить. — Я не намерена мешать тебе, Северус, и мне не нужно слышать твоих оправданий. После ареста Смита слизеринцев ждут повторные обыски, и я согласна, что это не то, чего они заслуживают. Их семьи уже заплатили по счетам, и ни у кого нет права рассчитывать, что они будут делать это снова и снова. Но время уходит, — МакГонагалл на секунду замолчала, сосредоточенно глядя в окно, — и я не знаю, сколько ещё мы можем позволить себе бездействовать. Ожидание сродни убийству. Осталось двадцать четыре монеты! И "Пророк" мог бы стать прекрасным выходом. Возможно, я зря приняла подобное решение, и нам всё же стоило опубликовать известие о смерти Поттера. Мы дёргаем смерть за усы! Чужую смерть, Северус! Не думаю, что у меня есть на это право. Как только Смит сочтёт, что он достиг желаемой цели, всё тут же прекратится: монеты, зелье, превращения. Сделай мы это прямо сейчас, и больше никто не пострадает!

Свет из открытых дверей Больничного крыла кривым пятном ложился на каменный пол, и в полумраке пустого коридора лицо директора казалось усталым. "Сколько ей? Шестьдесят восемь? Семьдесят?" — подумал Северус. Последние годы дались ей нелегко. Бремя должности директора Хогвартса тяжёлым грузом ложилась на каждого, кто соглашался за него браться. Ему ли было не знать об этом?

— Как только Смит поверит, что Поттер мёртв, — сказал Снейп, стараясь вложить в голос как можно больше собственной уверенности, — он уничтожит зелье, а с ним и все доказательства своей причастности. Но что ещё более важно — он уничтожит противоядие. И кто знает, не будет ли это началом конца. Это сделка важна для всех нас, ведь нет никаких гарантий, что я смогу сварить противоядие. Я не всесилен, Минерва, мне может просто не хватить времени. Я буду пытаться, снова и снова, но Драко... Смит трус, и если он попадётся в ловушку... он сдастся и не станет покрывать своего сообщника. Он будет торговаться за свою жизнь. Но без согласия слизеринцев дать показания, Смита не удастся связать с шантажом. И он это прекрасно понимает. До тех пор, пока слизеринцы будут молчать, Смит сделает всё, чтобы авроры никогда не узнали о его сообщнике, ведь без его ареста им не связать Смита ни с зельем, ни с отравлением Поттера. Доказательств нет. А значит, и нет лекарства.

— Как ты намерен убедить Драко помочь нам получить противоядие?

Снейп вновь повернулся к окну, незаметно растирая болезненно ноющую шею.

— Во всей этой истории мне всё это время казалось странным только одно: Змеиное зелье — это не то снадобье, что держат в прикроватной тумбочке на всякий случай. Его сварили заранее и вовсе не для Поттера, а значит, возникает вполне закономерный вопрос.

— Для кого, — с пониманием сказала МакГонагалл.

Северус кивнул.

— Теперь, когда мы знаем о Хепзибе Смит, многие вещи мне видятся в другом свете. И что-то мне подсказывает, что в истории с дедом Захарии Смита не обошлось без Малфоя. Абраксаса Малфоя.

— Ты думаешь, на самом деле Змеиное зелье сварили для того, чтобы отравить Драко? — удивленно спросила МакГонагалл.

Снейп немного помедлил и вновь утвердительно кивнул.

* * *

Несмотря на накопившуюся усталость Северус позволил себе проспать всего пару часов. Вынырнув из темного провала забытья, он просидел несколько минут на кровати, пытаясь собрать свой разум по кусочкам, и лишь затем усилием воли заставил себя подняться. Голова гудела, а от жара натопленного камина ещё сильнее тянуло в сон. Впору было пожалеть и о напрасно выпитом накануне виски, и о двух последних поленьях, что, отправляясь спать, он так опрометчиво подбросил в уже порядком прогоревший камин. Привычный холод подземелья наверняка помог бы ему сейчас взбодриться.

Неторопливо умывшись, Снейп выпил бодрящее зелье и настолько крепкий чай, насколько смог вытерпеть его измученный зельями и тошнотой желудок, и направился в лабораторию. Стакан с монетой всё ещё стоял на столе, жидкости набралось немного, на пару пальцев, а то и того меньше, но для анализа должно было хватить и этого. Порывшись на стеллажах, Снейп выбрал несколько справочников по зельям, достал пергаменты, перо и чернильницу и принялся за работу.

Вопреки обещанию, данному накануне Гермионе, Северус совершенно точно не собирался привлекать её к анализу зелья. Он мог бы пространно и очень убедительно порассуждать об опасности предстоящего эксперимента, о собственной ответственности как зельевара и нестабильности составов, сваренных на основе ингредиентов животного происхождения, однако на самом деле причина была до банальности проста — в присутствии Грейнджер ему гораздо хуже думалось. Его отвлекал аромат её волос, её неуместное стремление всегда задавать вопросы, и собственные мысли, всё реже удерживающиеся в рамках дозволенного. Вот и сейчас, поддавшись соблазну, Северус на секунду прикрыл глаза, и тело медленно, но охотно отозвалось на воспоминание о ночном поцелуе. Почти поцелуе...

— Чёрт, — он яростно растёр лицо ладонями и усилием воли заставил себя сосредоточиться на зелье. Ему и вправду нужно было работать...

В свете ярких масляных ламп содержимое стакана выглядело вязким и очень мутным и, настоявшись, так отчетливо пахло болотницей, что казалось даже странным, что, навещая Поттера в Больничном крыле, он так ни разу и не заподозрил, что болезнь может быть вызвана зельем. Видимо, и с ним уверенность Поттера в проклятье сыграла недобрую шутку.

Стараясь не думать о собственных просчётах, он аккуратно разлил зелье по трём мензуркам и приступил к проверке. Пять первых ингредиентов он без особых усилий определил ещё накануне, как только почувствовал идущий от монеты тяжёлый, маслянистый запах, и хотя его предположения всё ещё предстояло проверить, в истинности своих догадок он абсолютно не сомневался. Потратив немалую часть жизни на изучение старых потрёпанных книг, где от чётких инструкций со временем остались лишь истлевшие завитушки, он поднаторел в теории совместимости составов и в изучении правил, которыми руководствовались зельевары старой школы. Это сейчас молодая поросль без должного почтения относилась к законам и фундаментальным правилам науки, а раньше строгие постулаты зельеварения не допускали никакого вольнодумства, а значит, кто бы не создавал это странное зелье, он непременно следовал правилам. Годы практической работы над зельями не прошли для Снейпа впустую, он, знал, что смог бы разложить любое зелье на компоненты, и единственное, что ему требовалось — это время. Но времени-то как раз и не было. А значит, оставался единственный способ — импровизировать. Он открыл книгу с одним из самых старых рецептов антиликантропного зелья и выписал из него большую часть ингредиентов. В подобном решении была своя логика. Чего бы на самом деле не добивался Салазар Слизерин — в конечном счете он создал средство, позволяющее принимать конкретную анимагическую форму, не будучи анимагом. А значит, и зелье, помогающее оборотню сохранить человеческое сознание, должно было стать прекрасной основой для противоядия.

Спустя два часа штудирования справочников Северус извлёк из шкафчика свой самый маленький серебряный котел и, запалив горелку, осторожно поставил его на огонь. Сыворотка из крови Поттера, антидот из крови Короля Змей, зелье на основе волчьего противоядия — Снейп знал, что он в очередной раз хватается за соломинку, но не попытаться было нельзя. Чтобы он там не говорил Минерве, он всё же не был до конца уверен, что противоядие существует.

Северус бросил в котёл безоар и, тщательно растерев, добавил в воду вулканический пепел. Основа для зелья стала болезненно серой, и на душе неожиданно заскребли кошки. Что если он ошибся? Ошибся во всём? И, выторговав для слизеринцев немного времени, подверг смертельному риску ещё двадцать четыре человека. Он никогда ещё не был так не уверен в собственных силах. Список из двадцати двух основных ингредиентов лёг на стол. Ему нужны были подавители, очень мощные подавители. Он вытащил из ящика целый пучок борец-травы, и, распределив его на порции, размеренно застучал по разделочной доске ножом.

Спустя сорок минут его первое зелье свернулось. Северус заклинанием очистил котел и начал заново.

* * *

Утро наступившего дня усталая и ужасно осунувшаяся Гермиона провела в гостиной Гриффиндора, успокаивая детей. Известие о том, что ночью заболели студенты Хаффлпаффа, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Все хотели узнать подробности случившегося — действительно ли болезнь так опасна, и не заразились ли они сами. Заблокированные камины и отсутствие сов делало ожидание новостей ещё более томительным и пугающим, и студенты, не желая мириться с неизвестностью, самостоятельно придумывали самые невероятные объяснения происходящему. Кто-то «выяснил», что «чумную лихорадку» принёс в школу Гарри Поттер, а Склизкий-Гад-Снейп, воспользовавшись ситуацией, отравил профессора Лонгботтома, и общее возбуждение мгновенно переросло в настоящую панику.

Убедить гриффиндорцев в том, что Склизкий-Гад-Снейп ни в чём не виноват, Гермиона так и не смогла, а вот в то, что болезнь не заразна, дети поверили куда охотнее. Выяснив у декана все подробности и немного успокоившись, они постепенно разбрелись по гостиной и занялись домашними заданиями, а Гермиона решила немного пройтись.

События прошедшего вечера не давали ей покоя всю ночь, и в беспокойном, постоянно прерывавшемся сне её мучали нескончаемые кошмары: умирающий Джордж, изуродованная чешуёй Джинни, весь изломанный превращением Рон, бледная и едва живая Луна, Кэти Белл, пожирающая собственный хвост. Гермиона просыпалась в холодном поту и, терзаемая страхом и постоянным ожиданием плохих новостей, вновь проваливалась в сон. И, так и не сумев выбраться из одного кошмара, попадала в другой.

— Шиаааах анааах... — шипел Гарри.

— Ты опоздаешь, — чудилось Гермионе.

— С-сссссслишком долго, — в горячечном бреду бормотал Невилл.

И, в очередной раз проснувшись с первыми лучами восходящего над долиной солнца, Гермиона поняла, что уже не сможет заснуть.

Отсутствие новостей о друзьях и мысли о том, что если она ничего не предпримет, то непременно опоздает, стали квинтэссенцией её страхов. Она долго стояла в Больничном крыле, глядя на худое, осунувшееся лицо Гарри, и думала о том, что они упускают самое важное — время. Антидот помогал, и внешние признаки трансформации постепенно отступали, но Гермиона знала — там, внутри, затаившаяся и незримая — страшная болезнь всё ещё запускает в души её друзей свои змеиные корни.

То, что профессор Снейп решил заключить сделку с министром, Гермиона поняла почти сразу же. Осуждала ли она его выбор? Едва ли. Она хорошо помнила, каким унижениям и притеснениям подвергались слизеринцы после окончания войны. И Гермиона никому бы не пожелала пережить это снова, но было ли у них время спасать чьё-то будущее, когда могло не хватить времени, чтобы спасти чью-то жизнь? Чувство вины и страх, угнетающие, ломающие её волю, не давали ей возможности сосредоточиться. Двадцать четыре монеты, разлетевшиеся по всей Британии... Сколько из них могли случайно попасть в чужие руки, сколько уже причинили свой вред? Она смотрела на измученное лицо Гарри, и ночные кошмары вновь обретали над ней свою власть... Она должна была что-то сделать, она сама должна всё это исправить...

Не в силах больше сдерживать переполняющие её эмоции Гермиона торопливо покинула Больничное крыло и поспешила вниз... Коридор, ступеньки... Холодные сырые стены Хогвартса душили её, питая её нескончаемые страхи. Ей нужен был воздух — морозный и злой, и тысячи миль незапятнанного белого снега... и небо...

Тяжёлые двери замка легко поддались под её напором, и Гермиона стремительно вышла на улицу.

Если они не успеют — это будет только её вина...

Но неба не было...

Нависший над Хогвартсом фиолетовый защитный купол подействовал на неё отрезвляюще. Она на секунду замерла, вглядываясь в тёмные пурпурные сгустки магии, медленно плывущие над её головой, а затем ускорила шаг. Ноги мгновенно утонули в снегу, и Гермиона, смахнув ладонью непрошеные слезы, попыталась успокоиться. Очевидная в своей простоте мысль заставила ее сбиться с шага. «Почему она до сих пор не попыталась поговорить со Смитом?» Профессор Снейп собирался охотиться на него как на опасного зверя, но что, если они ошиблись? Ведь Смит в глубине души не убийца. Озлобленный, напуганный, затравленный отцом-тираном мальчишка. Что, если он просто не смог найти выход?! Дал ли Гарри ему шанс на спасение, или только потребовал, чтобы тот добровольно сдался? Предложил ли он ему помощь? Навряд ли. Добрый, но слишком прямолинейный, Гарри никогда не отличался терпимостью к человеческим слабостям и всегда очень остро реагировал на любую несправедливость. Знал ли Смит о том, как опасно Змеиное зелье, или, поддавшись панике, использовал первое, что подвернулось ему под руку?

Бесконечные вопросы мучали Гермиону, лишая её душевного спокойствия и наполняя потребностью к действию. Снег сменился деревянным настилом моста, и Гермиона ощутила, что от постоянного напряжения последних дней её начинает колотить нервная дрожь. Что, если им нужно лишь протянуть руку помощи Смиту, вместо того, чтобы подстраивать ему ловушку? Дать ему возможность всё исправить! Может, и для неё это шанс искупить свою вину? Шанс спасти всех.

Что, если..

Она схватилась рукой за покрытые льдом перила моста, словно пытаясь отыскать для себя опору, и подставила лицо зарождающемуся ветру, и...

... замерла, поражённо глядя на Хижину Хагрида: вокруг, на сколько хватало глаз — на заснеженных деревьях, деревянной ограде и на чёрных глыбах Каменного круга — сидели совы.

Здесь были десятки, быть может, сотни сов, доставлявших в школу почту, но так и не сумевших преодолеть защитный барьер: сипухи и бородатые неясыти, белые полярные совы и ушастые филины, сплюхи и воробьиные сычи. Сов было так много, что в первую секунду Гермиона даже растерялась. А потом она увидела её.

Луна Лавгуд сидела на изгороди в окружении многочисленных сов и медленно покачивала ногами.

— Луна? — не веря собственным глазам, пробормотала Гермиона, и в ту же секунду дурное предчувствие железными тисками страха сдавило ей сердце.

Что-то было не так.

— Луна! — закричала она что было мочи и, оскальзываясь на обледенелых досках настила, побежала в сторону хижины. Услышав её отчаянный крик, Хагрид вышел из дома и, удивленно оглядываясь, заспешил к ней навстречу.

Гермиона добежала до границы защитного купола и яростно упёрлась в него руками. Барьер был плотным — он мягко прогибался под ладонями, но не хотел её пропускать.

— Что приключилось-то? — растерянно спросил Хагрид, открывая для неё проход. Но Гермиона не ответила. Она преодолела последние ступеньки каменной лестницы и прежде, чем изгородь преградила ей путь, поняла, что не ошиблась. Луна выглядела очень бледной. В маленьком бордовом пальто она казалась невообразимо худой, словно прозрачная невесомая тень. И чешуя была везде: на руках, на шее, на выглядывающих из-под пальто тоненьких щиколотках...

— Боже! — всхлипнула Гермиона, замирая и в отчаянии зажимая ладонью собственный рот — только бы не зарыдать в голос, она больше не выдержит: Гарри, Невилл, дети. А теперь и Луна!

— Гермиона! — испуганно позвал её Хагрид, глядя на то, как она медленно оседает в снег.

— Здравствуй, Гермиона, — с легкой полуулыбкой сказала Луна, и, спрыгнув с изгороди, спокойно опустилась на грядку рядом с Гермионой.

— Вы её осмотрели? — требовательно спросил Снейп, появляясь на пороге Больничного крыла.

— Да, Северус, и сейчас мисс Лавгуд отдыхает, — ответила мадам Помфри. — Гермиона и Хагрид привели её полчаса назад. Она очень слаба, но жара нет, и несмотря на то, что чешуя покрывает довольно большую часть ее тела, она говорит. Да-да, Северус, она говорит, совершенно обычно. Как мы с тобой. И никакого парселтанга.

— Но как это возможно? — удивилась МакГонагалл.

— По-видимому, чай, который она постоянно пила, подавил большую часть воспаления, и появившиеся чешуя и слабость — это всё, что её беспокоит.

— Что за чай?

— Мисс Лавгуд написала мне рецепт.

Мадам Помфри протянула кусок пергамента Снейпу и тот тут же уткнулся в него крючковатым носом.

— Лирный корень! Ну конечно, чёрт возьми! — воскликнул он спустя пару секунд, всем своим видом выражая досаду. — Acorus calamus прекрасный подавитель любых трансформаций и воспалений.

— А ещё, по её словам, он хорошо отпугивает пухлых заглотов, — с легкой полуулыбкой добавила мадам Помфри. Первая отличная новость за несколько дней явно улучшила её настроение. — Как бы там ни было, но девочка нашла прекрасное средство. Конечно, чай не смог излечить её полностью, но зато он позволил ей продержаться три дня. И я рада, что, получив сову от Минервы, она аппарировала не в Мунго, а к нам в Хогвартс. Теперь, зная рецепт её травяной настойки, мы наверняка сможем облегчить состояние всех наших пациентов, особенно Поттера. Без контакта с монетой его организм постепенно восстанавливается, и сейчас нам как нельзя кстати придётся любое новое средство, способное его подтолкнуть.

* * *

Луна Лавгуд казалась призрачной и почти невесомой.

Снейп долго стоял возле её кровати, разглядывая тонкие черты, и не мог отделаться от ощущения, что, засыпая, мисс Лавгуд всякий раз покидает своё худое до ломкости тело, чтобы отправиться куда-то ввысь, где незримые потоки магии текут сквозь ментальные поля, а знания и сакральные истины так плотно сплетаются с чудаковатым бредом, что разделить их не представляется возможным. Он совершенно не удивился бы, если бы вдруг выяснилось, что это странное хрупкое создание могло поведать людям все тайны Вселенной, но просто не считало нужным их этим обременять.

Чешуя, образующая странные узоры, разноцветными лентами оплетала её запястья. В этой чешуе не было ничего зловещего и на коже Лавгуд она смотрелась так же уместно и органично, как когда-то смотрелись серьги-редиски или причудливая шляпа в виде головы льва. Ее чудовищный, совершенно абсурдный по составу чай смог неожиданно легко усмирить враждебную сущность зелья, и теперь Снейпу казалось, что от его пугающей мрачной силы осталась лишь завораживающая красота... Если бы девчонка постоянно не витала в облаках, то со временем наверняка стала бы удивительным зельеваром...

В отличие от Лавгуд мальчишки с Хаффлпаффа выглядели измученными. Судороги и тошнота сделали своё дело: на детских лицах залегли глубокие тени, а кожа вокруг рта покрылась заскорузлой болезненной коркой, но чешуи нигде видно не было, и если бы он не знал, что именно послужило истинной причиной происходящего, то вполне мог бы списать всё на обычное отравление. Дети больше не метались на мокрых от пота простынях, но их позы даже во сне выглядели напряжёнными и неестественными, и это было по-своему хорошо — в жилистых мальчишеских телах всё ещё оставались силы, чтобы бороться.

Поттер спал совершенно расслабленно, зарывшись лицом в измятую подушку, и Снейп, осматривая его, с привычным раздражением отметил, что дыхание его стало ровнее, а тонкая полоска кожи, виднеющаяся из-под пижамы, приобрела почти нормальный, естественный цвет. Несмотря на свой талант постоянно влипать в неприятности, Поттер всегда был поразительно живучим...

А вот Лонгботому не становилось лучше. Снейп знал это по тысяче незначительных деталей, по сотне едва различимых мелочей... Слишком часто он видел, как умирали люди... Недотёпа, постоянно путающийся в собственных ногах и каким-то чудом умудрившийся в одночасье превратиться в лидера сопротивления. Или всё же не в одночасье? Вечно занятый неугомонной троицей, Снейп попросту не заметил, как из неуклюжего мальчишки вырос настоящий мужчина... Ему бы немного потеровской удачи... Чуть больше желания жить... Взмахом палочки Северус аккуратно заменил охлаждающий компресс, поправил капельницу и какое-то время просто стоял, глядя на то, как на бледном лице Лонгботтома мягко проступают синюшные тени.

Нужно было найти Поппи...

Уже при выходе из палаты ему на глаза попалась знакомая ширма, за которой этой ночью он собирался поцеловать Грейнджер, и одинокий пустой стул, словно намеренно ожидавший его здесь. И, поддавшись минутной слабости, Снейп позволил себе присесть. Как же он устал! Вмиг отяжелевшая голова помимо его воли прижалась затылком к тяжёлой деревянной раме, так знакомо пропахшей зельями и настойками, и, отдаваясь ощущению тишины и покоя, Северус на секунду прикрыл глаза. Если бы он только мог хоть немного поспать. Но времени не было... Не сегодня. Не тогда, когда он им так нужен... Он видел, как отчаянно мечется Грейнджер, как не находит себе места МакГонагалл, как на глазах сдаёт, теряя веру в выздоровление внука, обычно несгибаемая и суровая Августа Лонгботтом.

Ему давно пора было вновь приступать к работе... Северус вяло перебрал в голове различные сочетания ингредиентов, что ещё не успел опробовать, и невольно вернулся мыслями к Грейнджер. Две минуты тишины наедине с собственными слабостями — это всё, что он мог себе сейчас позволить... Только две минуты тишины....

Покидая Больничное крыло, Снейп оставил на столике Поппи большой флакон со свежесваренной настойкой лирного корня и чемерицы, и ещё раз бросил короткий взгляд на такую знакомую вихрастую макушку.

Чудо-мальчик...

... странно... но когда Поттер спал, он даже ему умудрялся казаться вполне сносным.

* * *

Малфой появился только под вечер, когда над Чёрным озером загустели тени и свет от заходящего зимнего солнца едва заметно окрасил горизонт. Чёрный рваный след аппарации внезапным яростным росчерком рассёк небо над белой, усыпанной снегом пустошью, и высокая фигура Драко беззвучно появилась словно из ниоткуда. Гермиона знала, кто научил его так аппарировать. Малфой был в тяжёлом меховом пальто, небрежно наброшенном поверх чёрного камзола, изящно, но без излишеств пошитого из дорогого сукна, и, не существуй между ними долгой, годами взращенной неприязни, Гермиона, пожалуй, признала бы, что выглядит он хорошо. Его белые волосы были идеально зачёсаны назад, в руках он держал серебряную трость, и, приготовившись уже было мысленно съязвить по поводу его стремления во всём походить на отца, Гермиона с удивлением заметила, что он не сильно, но всё же хромает.

Запрокинув голову, Драко долго смотрел на защитный купол, раскинувшийся над школой и на фиолетовые отблески магических зарниц, и Гермиона могла бы поклясться, что он тоже вспоминает Битву за Хогвартс.

Чай в огромной тяжёлой кружке приятно согревал пальцы.

— Гермиона.. я это.. — сказал Хагрид поднимаясь, — я должен его проводить.

Гермиона кивнула и, ставя неказистую чашку на подоконник хижины, на секунду прикрыла глаза. За окном, на припорошённой снегом грядке привычно дремал Клювокрыл. Навряд ли он помнил, кто такой Драко...

Скрипнула входная дверь, и Гермиона решительно потянулась за собственным тёплым пальто...

Ну, вот и пришло то самое время...

* * *

— Вы не спешили почтить нас своим присутствием, — сказал Снейп, аккуратно гася горелку под котлом.

— Мне пришлось немало потрудиться, выполняя вашу просьбу, профессор, — Малфой достал из кармана свёрнутый в плотную трубку свиток и протянул его Снейпу. — После поражения в войне внушать людям уважение и страх стало гораздо сложнее. К тому же, многочисленные обыски не сделали Горбина сговорчивее...

Он осторожно и едва заметно оперся на трость и, перенеся нагрузку на левую ногу, медленно опустился в кресло.

— Дафна сказала, виски у вас отвратный, так что, с вашего позволения, я бы выпил чаю.

— Всё ещё болит? — глядя на то, как Малфой бережёт ногу, спросил Снейп.

— Только в плохую погоду, мазь, что вы прислали, отлично помогает.

Снейп заклинанием призвал чайник и чашки, и аккуратно разлил чай.

— Итак, Поттер выживет? — спросил Драко, устраиваясь поудобнее. — Что ж, я рад был это услышать...

«Мы сильно сэкономим время друг друга, если не будем тратить его на лицемерную болтовню», — захотелось сказать Снейпу, но он сдержался. Драко говорил вполне искренне. Его абсолютно не волновало здоровье Поттера, но он был достаточно умён, чтобы понимать — живой Поттер способен доставить слизеринцам куда меньше неприятностей, чем Поттер мёртвый. И с этим сложно было не согласиться.

— Я не травил Поттера. Вы ведь это знаете? — добавил Драко, внимательно следя за реакцией бывшего декана. — Это было бы слишком недальновидно.

Вопрос повис в напряжённой тишине — Драко ждал заверений, но Снейп намеренно не торопился с ответом.

— Думаю, если бы вы действительно решились отравить Поттера, то выбрали бы для этого другой способ, — наконец произнёс он, садясь в кресло напротив.

И, вынув из кармана золотой галеон, положил его в центр стола.

— Я не понимаю ... — начал было Малфой, и взгляд его на секунду стал растерянным. — Поттеру дали отравленную монету?

— Боюсь, что дело обстоит намного хуже. Тот, кто решил отравить Поттера, использовал две монеты, связанные друг с другом протеевыми чарами. Одна монета всё время была у Поттера, вторую пропитали зельем.

На лице Драко промелькнула тень, и на краткое мгновение Снейпу показалось, что сейчас он вновь увидит прежнего мальчишку: растерянного, трусоватого, инфантильного, потерявшего опору, потому что вера в собственное незыблемое превосходство рассыпалась в прах, столкнувшись с суровой реальностью этого мира. Но Малфой заговорил, и опасения Снейпа развеялись. В голосе Драко не было ни страха, ни озлобленных нот, лишь напряжение и готовность принять вызов. Малфой вырос.

— На шестом курсе я использовал точно такие же монеты, чтобы поддерживать связь с мадам Розмертой. Вы думаете, это не случайность? — спросил он.

Он не стал говорить об Империо и о проклятом ожерелье, в этом не было необходимости. Они оба знали, что пришлось сделать Драко, чтобы выжить в тот непростой год.

— Я думаю, в Аврорате посчитают, что сходство вполне очевидно, к тому же...

— К тому же зелье, которым отравили Поттера, связано со Слизерином, — с пониманием кивнул Драко.

— С Салазаром Слизерином, если быть точным, хотя возможно, что это просто легенда. Но оно определённо связано со змеями...

— И вы считаете, что тот, кто отравил Поттера, намеренно хотел подставить меня? — прямо спросил Драко.

— Как вы узнали, что Смит шантажирует слизеринцев? — вопросом на вопрос ответил Снейп. — Ведь в ваш дом авроры не приходили.

— Не приходили, — неохотно признал Драко, — но собирались. Где-то месяц назад мой человек в Аврорате шепнул мне на ухо, что на нашу семью написали анонимный донос. Дескать, мы держим дома запрещённые зелья и артефакты. Донос изъяли прежде, чем делу успели дать официальный ход, но я был уверен, что если кто-то точит на нас зуб, то он не успокоится, столкнувшись с первой же неудачей. И я стал осторожно задавать вопросы. Так я выяснил, что Смит шантажировал Ноттов — мы с Тео были дружны ещё со школы, и он рассказал мне о своём отце. Затем я узнал подробности ещё о нескольких семьях.

— И все они считали, что у Смита есть сообщник? Кто-то из своих, из внутреннего круга, потому что Смит слишком много знал о тех предметах, что были изъяты во время обысков?

— Дафне не стоило этого говорить, — немного помедлив, сказал Драко.

— Потому что это выставляет всех слизеринцев в невыгодном свете? Или потому, что вам самому пришлось потратить немало сил, пытаясь доказать слизеринцам, что это не вы — загадочный сообщник Смита? Или всё дело в том, что вы так и не смогли им этого доказать?

— Я не понимаю, к чему вы клоните, профессор? — ставя чашку на стол, с немалым раздражением воскликнул Малфой. Ему определённо не нравилось, куда Снейп пытается вывести беседу.

Северус знал, что после войны ходили слухи, что Люциус Малфой купил свободу своей семье, раскрыв немало чужих тайн, и эта тема по-прежнему весьма болезненно воспринималась Драко. Никаких доказательств не было, но слухи множились, расползаясь, словно ядовитые пауки, захватывая умы вчерашних союзников и сея раздор среди слизеринских семей. На самом деле семью Малфоев, конечно же, спас Поттер и тот факт, что у Люциуса во время финальной битвы не было палочки. Мальчишка каким-то чудом выбил им статус военнопленных, и Малфой-старший, проведя в тюрьме всего три месяца, уехал во Францию, как только получил помилование. А вот Драко неожиданно решил остаться. Смиренно приняв свой новый, ограниченный законом статус, он занялся восстановлением положения семьи. Медленно, продвигаясь со сдержанностью и осторожностью, совсем не свойственными ему ранее, Драко учился играть по новым правилам, и теперь за его плечами был договор о браке с Гринграсс, полезные знакомства в Министерстве и в Аврорате, и первые попытки попасть в Визенгамот. Ему довольно легко удалось сплотить вокруг себя молодое поколение — друзей, с которыми он учился в школе, но главы старинных семей по-прежнему относились к нему с недоверием. И каждый свой новый шаг Малфой отмеривал, словно ступая по тонкому льду.

— Давайте будем откровенны, — тщательно подбирая слова, произнес Снейп, — я думаю, что Поттера отравил Захария Смит, но доказательств у меня нет. Монета, которую он использовал для передачи зелья, была фальшивым галеоном, одним из тех, что на пятом курсе мисс Грейнджер заколдовала, чтобы члены Отряда Дамблдора могли поддерживать друг с другом связь. Одна из этих монет была у Смита, но сам он — и в этом я абсолютно уверен — никогда не смог бы сварить Змеиное зелье. А значит, нам обоим нужно одно — понять, кто этот загадочный сообщник Смита. Вам — чтобы избежать репутационных издержек и обвинения в соучастии. Мне — чтобы получить противоядие.

— И что вы хотите от меня, профессор? — настороженно спросил Малфой.

— Мне нужно, чтобы вы дали показания против Смита, рассказав о том, что он шантажировал слизеринцев. Если Смита прижать к стенке, он пойдёт на сделку и сам выдаст нам своего сообщника.

— Со всем уважением, профессор, но вы должны понимать, что это невозможно! — меняясь в лице, воскликнул Драко. — Если я сдам своих, я потеряю всё то влияние, что за последние годы добился среди слизеринских семей. Я не могу так рисковать.

— И вы действительно считаете, что в сложившихся обстоятельствах у вас есть хотя бы малейший шанс остаться в стороне? Монеты, протеевы чары, Змеиное зелье, расследование Поттера, которое могло бы привести к аресту отца вашей невесты... Даже если всё это простое совпадение, то слишком уж удачное, чтобы у авроров не возникло естественного желания им воспользоваться. Ваш арест по обвинению в соучастии в отравлении Поттера устроил бы авроров намного больше, чем неприятная необходимость признать, что в произошедшем виноват кто-то из своих.

— Но вы же сами сказали, что улик нет.

— Для того, чтобы арестовать сотрудника Аврората, нужны веские доказательства. Нужны ли доказательства, чтобы арестовать вас, Драко?

Малфой болезненно поморщился. Он хорошо знал, что для слизеринцев по-прежнему действуют иные правила...

— И всё же, профессор, должен быть и другой выход, — после некоторых раздумий упрямо произнёс Драко. — Если я дам нужные вам показания, если я расскажу о конфискованных артефактах и вымогательстве Смита, начнутся аресты. И тогда от моей репутации вообще мало что останется. Но я могу поступить иначе. Я заключу сделку со Смитом, найму для него лучших адвокатов в Британии, и, получив слизеринскую поддержку, Смит никогда не признается в шантаже. Зачем ему оговаривать себя? Историю же с отравлением Поттера легко можно представить, как неудачно разрешившийся конфликт из-за женщины, из-за Гринграсс, разумеется. Дафна, как вы понимаете, даст все необходимые мне показания. Скоро состоятся очередные выборы на пост Министра. И Брустверу совершенно ни к чему, чтобы тайный роман Поттера и Гринграсс стал достоянием прессы! Жирное пятно на безупречной репутации Поттера, сексуальный скандал с политической окраской — непозволительная оплошность накануне любого переизбрания! Сейчас, когда среди электората и без того много волнений, Кингсли Бруствер определенно не сможет позволить себе скандал ещё и с участием Аврората. А какой это удар по достопочтенному семейству Уизли? Министр и Артур Уизли ведь очень дружны! Бедная опороченная невеста! Уверен, Министр охотно пойдёт на сделку, чтобы замять всю эту историю... Возможно, Смита даже не уволят.

— Отличный план, Драко, — внимательно выслушав его, согласился Снейп. — С вашей стороны было весьма дальновидно позволить Гринграсс завести роман с Поттером, но вы ошиблись. Смит никогда не станет с вами договариваться, им движет не жажда наживы — им руководит месть. Почти пятьдесят лет назад ваш дед со свойственной ему предприимчивостью пустил по миру семью Смита, и принадлежавшая им коллекция артефактов перешла во владение к слизеринцам, к тем самым слизеринцам, которых теперь и шантажирует Смит. Так что у меня есть все основания считать, что Змеиное зелье было сварено не для Поттера, оно было сварено для вас.

Малфой резко побледнел, но не проронил ни звука. Он слишком долго расплачивался за ошибки отца. Непросто узнать, что теперь придётся ещё отвечать и за поступки деда.

— Драко, — произнес Снейп, и голос его смягчился, — я хочу вам помочь. Вы можете мне не доверять, но в этой истории у нас с вами общий враг и общие цели. Воспользуйтесь ситуацией, заключите сделку. Я готов поговорить от вашего имени с Министром. Но делать это надо сейчас, пока Поттер всё ещё без сознания. Иначе будет поздно! Противоядие для мальчишки — это единственная вещь на свете, ради которой Бруствер пойдёт на сделку.

— Но я... я не могу.. — повторил Малфой, поднимаясь из кресла.

— Сядьте, Драко! — велел Снейп, пытаясь обуздать охватившее его раздражение.

Мерлин! Ну почему он должен вечно всех уговаривать?

— Сейчас для вас открыта прекрасная возможность. А вы со свойственным вам упрямством упускаете свой единственный шанс, у вас нет времени ждать... Торгуйтесь! Договаривайтесь! Потребуйте в обмен на свои показания неприкосновенности имущества, уже прошедшего проверку в Аврорате. Если Министр согласится, для слизеринцев вы станете не предателем, а тем, кто не позволил дать делу задний ход. Все те, кто всё это время были под вашим покровительством, мгновенно получат преимущество, а значит, с семейством Малфоев снова станет выгодно иметь дело. Сохраните историю Гринграсс и Уизли в тайне, и Поттер останется вам должен. Помогите Министру избежать скандала, и он решит, что вы полезны, как посредник — умный и лояльный, выгодный политический союзник, с которым стоит считаться и поддерживать связь. Вот она — та самая политика, к которой вы так стремились...

Малфой всё же поднялся из кресла и несколько раз прошёл по комнате.

— Ну, хорошо, — сказал он, останавливаясь перед камином. Его обычно не слишком волевое лицо стало жёстче, и на нём так узнаваемо проступили черты Люциуса. — Я готов сделать то, что вы просите, профессор, но у меня есть одно условие...

Но прежде, чем он успел закончить фразу, в центре комнаты воздух неожиданно пошёл рябью и серебристый патронус-кошка, опустившись на стол, произнёс голосом Минервы МакГонагалл:

— Северус, Гарри Поттер очнулся!

Лицо Малфоя дёрнулось, и в неверном свете камина Снейпу показалось, что на одно короткое мгновение его исказили обречённость и страх.

* * *

Горгулья привычно отодвинулась в сторону, так и не спросив у бывшего директора пароля, и пока винтовая лестница поднимала его вверх, Снейп успел заготовить внушительную речь. Уговорить Минерву подождать будет чертовски непросто. Мерлин! Ещё сутки назад он с трудом бы поверил, что скажет нечто подобное — но как же Поттер не вовремя очнулся!

В кабинете директора было светло. На столе остывал ужин, и директор, кутаясь в клетчатую шаль из мрачного «блэк уотч» ⁽¹⁾ задумчиво рассматривала портрет Альбуса. Дамблдор дремал, совсем по-стариковски склонившись над книгой, но Северус готов был поспорить на собственную палочку, что всего несколько минут назад два директора довольно оживлённо разговаривали. А вот его самого Альбус в последнее время беседами не жаловал...

— Как всё прошло? — спросила МакГонагалл, глядя на Снейпа поверх квадратных очков, и Северус с болезненной тоской неожиданно ощутил в ней явное сходство с Дамблдором.

— Малфой согласен, но... — начал он, отчего-то разом позабыв, с чего начиналась его так старательно заготовленная речь.

— Но Поттер очнулся, я понимаю, — сказала МакГонагалл, вновь поднимая глаза на портрет Альбуса. — Противоядие для Поттера — это ведь единственная карта, которую ты можешь разыграть?

В её голосе почему-то совершенно не слышалось вполне ожидаемой радости.

Северус кивнул, и, сообразив, что директор не смотрит на него, торопливо добавил:

— Да.

— Ну, что ж, — решительно сказала Минерва, садясь за свой стол, — тогда начинай!

* * *

Кингсли Бруствер внимательно выслушал подробный рассказ о всех событиях, произошедших в Хогвартсе за прошедшие сутки: о заболевших студентах, шантаже слизеринцев, Змеином зелье, отравленных монетах, Хепзибе Смит и конечно же обо всём, что им удалось выяснить о Смите.

— Слизеринцы предлагают сделку, — подводя черту, произнес Снейп. — Малфой выманит для нас Смита, согласившись стать нашей приманкой, и если всё пройдёт как надо, расследование завершится тихо и без ненужной огласки. Пойманный с поличным Смит выдаст своего сообщника, и мы с высокой долей вероятности получим наконец своё противоядие. Взамен вы пообещаете не ворошить прошлое: не станете вновь открывать старые дела и проводить повторные обыски. Все артефакты, что уже прошли проверку в Аврорате, даже если она проводилась при участии Смита, останутся у своих владельцев.

— И почему же я должен соглашаться на подобные условия? — недовольно хмурясь, спросил Бруствер.

— Из разумного прагматизма и скверного состояния Поттера, я полагаю, — со вздохом ответила МакГонагалл.

— Давайте говорить начистоту, — предложил Снейп, — наша ситуация абсолютно безнадёжна. Вы можете арестовать Смита в любой момент, но что это вам даст? Без показаний слизеринцев вам не удастся обвинить Смита ни в вымогательстве, ни в подлоге. И Смит это прекрасно понимает. И даже если в ходе расследования выяснится, что часть предметов, изъятых у слизеринцев, по правилам полагалось конфисковать, вы всё равно не сможете наказать за это Смита, ведь за проверку артефактов отвечал не он, а Гладиус Свифт.

— А отравление Поттера?

— Поттера отравили неизвестным и крайне сложным по составу зельем, к изготовлению которого Смит не имеет никакого отношения. Поверьте, министр, посредственных способностей Смита в зельеварении и знаний, полученных им из скудной школьной программы, не хватит, чтобы воссоздать зелье подобной сложности. Поэтому я уверен, что Змеиное зелье готовил его сообщник, целитель или зельевар, и если Смиту достало ума не оставлять колбу с фальшивым галлеоном в своём кабинете, а я не сомневаюсь, что так оно и есть, то вы не сможете связать Смита с отравлением. По крайней мере до тех пор, пока вы не узнаете, кто его сообщник.

— У Смита был галлеон, а значит, и мотив, и средство. Для ареста этого достаточно, — с упрямством возразил Бруствер. — Мы отследим все двадцать восемь монет и Смиту не удастся отвертеться.

— Фальшивый галлеон был и у мисс Грейнджер, и у Лонгботтома, и у большей части семейства Уизли, а также у второкурсника с Хафлпаффа Джарвиса Уитби... и ещё бог знает у кого. Наличие монеты не делает Смита сопричастным. Если вы рассчитываете, что с лёгкостью заставите мальчишку говорить, всего лишь оказав на него давление, то вы ошибаетесь. Смит далеко не так глуп. И вам понадобятся достаточно веские аргументы, когда, отвечая на неудобные вопросы «Ежедневного Пророка», вы вынуждены будете объяснять, почему из всех участников отряда Дамблдора вы арестовали лишь его одного.

— Мне совершенно не нравятся условия вашей сделки, Северус, — вздохнул министр, — и я не хочу и дальше вести этот бессмысленный спор. Я ни на кнат не доверяю слизеринцам. К тому же нельзя исключать, что все они замешаны в этой истории ничуть не меньше самого Смита. Не потому ли они так стремятся заключить сделку? А что, если сообщником Смита окажется слизеринец? Что, если отравление Поттера — это вообще дело рук кого-то из них? Ведь именно слизеринцам было выгодно, чтобы Поттер наконец перестал задавать неудобные вопросы.

— Никто не просит у вас индульгенций за преступления, о которых может стать известно во время расследования, — возразил Снейп. — Если сообщником Смита окажется слизеринец, они не станут вмешиваться. Речь идёт лишь о сохранении неких реликвий, семейных ценностей... Поверьте, Кингсли, единственная их цель — восстановить репутацию семьи, чтобы дать шанс на нормальное будущее собственным детям. Для них это не игра, они понимают и принимают правила, но и вы должны признать, что невозможно думать о будущем, когда твою жизнь постоянно переворачивают вверх дном и вытряхивают на всеобщее обозрение.

— А если я не соглашусь?

— Тогда им придётся защищаться. И я очень сомневаюсь, что Министерству удастся сохранить лицо, когда первые полосы газет запестрят заголовками о коррупции в Аврорате. Драко, конечно, не Люциус, но и ему хватит ума обратиться в прессу, и новость о том, что сотрудник Аврората вымогает у слизеринцев деньги, угрожая обысками и арестами, определенно заинтересует "Пророк". Вы всколыхнёте общественное мнение, Кингсли. И вы должны понимать, что стоит аврорам вновь прийти хоть в одну слизеринскую семью, чтобы повторно изъять что-то из того, что уже прошло проверку в Аврорате, и пресса немедленно вас распнёт, потому что Драко заявит, что всё это последствия того, что слизеринцы отказались платить.

— Мерлин, о чём вы вообще сейчас спорите?! — не выдержав, возмутилась молчавшая всё это время МакГонагалл. — О двух десятках артефактов, умеющих предсказывать будущее, насылать подагру или воскрешать души умерших? Или о политике? Или всё же о предстоящих выборах? Потому что мне кажется, что всё же о последнем, ведь оба вы знаете, что спорить о человеческих жизнях недопустимо! И если Северус прав и показания слизеринцев помогут нам получить противоядие, то нужно договариваться. С каких это пор мы перестали ценить человеческую жизнь?

— Хорошо, — после недолгого молчания не слишком охотно согласился Бруствер, — я сделаю, как вы просите, хотя мне и не нравится ваш посыл. Что именно вы предлагаете?

— Устройте обыск в Малфой-мэноре, — сказал Снейп. — Я дам вам список того, что нужно конфисковать. Малфой считает, что часть этих вещей вполне могла когда-то принадлежать Хепзибе Смит. Все эти артефакты весьма ценны и имеют пограничные возможности использования, поэтому узнав об их изъятии, Смит наверняка предложит Малфою заплатить за их возвращение... К тому же, я уверен...

— Подождите! — прерывая Снейпа, сказал Кингсли, и голос его неожиданно стал напряжённым. Послышался отдалённый шум, чьи-то голоса, и голова Министра исчезла из камина. Однако спустя минуту он вернулся. — И это всё, что вы собирались мне сегодня рассказать? — спросил он внимательно глядя на зельевара.

— Пока всё, — кивнул Северус, бросая встревоженный взгляд на МакГонагалл.

— Я думаю, вы что-то намеренно от меня скрываете, — качая головой, сказал Бруствер, — или как минимум недоговариваете...

«Если Министр узнал о Поттере...» — промелькнула пугающая мысль.

— Мерлин, Кингсли, ну что мы можем от тебя скрывать? — не дав Снейпу возможности раскрыть рта, возмутилась Минерва.

— Хотелось бы и мне знать ответ на этот вопрос, — с усталым вздохом ответил Бруствер, — водить меня за нос в этой истории было бы очень плохой идеей.

— Мы рассказали тебе всю правду, — спокойно возразила МакГонагалл.

— Что ж, если это действительно так, тогда объясните мне, чёрт возьми, что в данную минуту Гермиона Грейнджер делает в Министерстве магии, в кабинете Захарии Смита?

1) «блэк уотч» или «черный страж» (Black watch) — это традиционный шотландский тартан — тёмно-зелёный с синим. В 19-м веке из него шили исключительно военную форму…

Вернуться к тексту

МакГонагалл не могла вспомнить, когда она в последний раз видела Снейпа в таком бешенстве — разве что семь лет назад, когда Фадж сообщил им, что Сириус Блэк бежал из-под ареста, воспользовавшись приговорённым к казни гиппогрифом.

— Гостиная Гермионы Грейнджер, — прошипел Снейп, швыряя в директорский камин горсть дымолётного порошка и двумя короткими резкими взмахами палочки с треском взламывая защитные чары. Пригнувшись, он быстро шагнул под низкий закопчённый портал, крутанулся в зеленоватых всполохах волшебного пламени и исчез, беспрепятственно переместившись в гостиную декана Гриффиндора. Впрочем, спустя пару минут он в ещё большем бешенстве вернулся в кабинет директора.

— Ни в комнатах, ни на территории замка её нет, — сказал он настолько холодно и сухо, что МакГонагалл ни на секунду не усомнилась, что под этой показной сдержанностью бушует сейчас настоящая ярость. — Как можно быть такой идиоткой? С этим её человеколюбием и жаждой справедливости!.. Смит — малодушная трусливая сволочь! Стоит ему понять, что его загнали в угол, и он превратится в опасного зверя... — Снейп выругался и, не сдержавшись, со злостью добавил: — Какого чёрта этот слабовольный дурак вообще провёл её сквозь защитный барьер?!

— Северус, держи себя в руках! — возмутилась МакГонагалл. — Хагрид ни в чём не виноват!

— Она вертит им, как захочет!

— Она и тобой вертит, как захочет! — парировала директор. — Однако это не даёт мне повода считать тебя слабоумным! Я вижу, что ты расстроен, но ты должен понимать, что у Хагрида не было ни одной причины отказать ей. Она не школьница, не больна и никто не помещал её под домашний арест. Гермиона вольна была покинуть школу в любой момент, и ни один преподаватель, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, не стал бы её останавливать! К тому же, я уверена, что она озвучила Хагриду вполне убедительные доводы.

Снейп зло скрипнул зубами, но промолчал.

— Конечно, ты можешь и дальше скрежетать зубами и злиться, и даже поджечь мой рабочий стол, но не лучше ли наконец успокоиться и решить, что делать дальше?

— У неё не менее часа форы!

— И это повод опускать руки? К сожалению, помешать Гермионе ты уже не сможешь, и мне очень жаль, что твой прекрасный план так и не воплотится в жизнь! Но, быть может, это и к лучшему! Теперь, так или иначе, всё закончится! И, возможно, Гермиона действительно права — мальчишке просто нужно дать шанс?

— Смита нельзя наставить на путь истинный разговорами о душе... Поттер, как вы помните, уже пытался, и чем это закончилось?

— Мерлин, Северус! — возмутилась Минерва. — Ты ведь это не серьёзно? Среди бела дня? В Аврорате? Он не причинит ей вреда!

* * *

— Вставайте, Поттер! — велел Снейп, распахивая дверь Больничного крыла.

— Профессор? — удивлённо воскликнул Гарри и, опираясь рукой на подушку, попытался сесть на кровати.

Выглядел он на удивление скверно, так скверно, что Снейп на секунду даже усомнился, что Поттер окажется в состоянии справиться с предстоящей ему задачей. Что там им талдычит Двукрест — нацеленность, настойчивость, неспешность? Глаза Поттера ввалились, щеки казались восковыми, лицо осунулось. Он потерял не менее десяти фунтов веса и походил на бледную тень себя самого трёхдневной давности.

— Северус! Он только что очнулся! — попыталась вразумить его МакГонагалл, но он не обратил на неё ни малейшего внимания.

— Час назад, Поттер, ваша подруга направилась прямиком к Захарии Смиту с твёрдым намерением получить от него противоядие, а заодно и попытаться спасти его бессмертную душу...

— На мой взгляд, — тут же перебила его МакГонагалл, — профессор Снейп излишне драматизирует ситуацию. Ничего ужасного не произошло. Уверена, сейчас мисс Грейнджер в полном порядке! К тому же, в случае необходимости авроры доберутся до неё практически мгновенно, формально она уже в Аврорате!

— И это чертовски плохо! — переводя испуганный взгляд с МакГонагалл на Снейпа и обратно, воскликнул Поттер. — В Аврорате на все помещения наложены специальные защитные чары. Дверь невозможно выбить даже Бомбардой, и если запирающее заклинание наложил сам хозяин кабинета, то никто другой уже не сможет попасть внутрь. Аврорат прекрасно защищён от любого проникновения извне, и лазеек не существует, потому что никто никогда не рассчитывал, что его придётся не защищать, а брать штурмом. Если всё, что мне рассказала мадам Помфри о Змеином зелье — правда, то Гермиона в смертельной опасности. Она просто не понимает, с кем ей придётся иметь дело... Как только Смит поймёт, что его вот-вот арестуют, он не остановится ни перед чем.

— Скажите, Поттер, у вас ведь есть ещё один чайник? — перебивая Гарри, проникновенно спросил Снейп.

— Есть! — ответил Поттер и, осознав куда клонит профессор, упрямо добавил: — Но без меня он не сработает.

* * *

— Да вы с ума сошли! — возмущённо воскликнула мадам Помфри и разом стала похожа на растрёпанного коршуна. — Какая ещё совместная трансгрессия, Поттер?! Ещё вчера вы были при смерти! Да вы на ногах стоять не можете!

— Строго говоря, ему не надо трансгрессировать, за него это сделает чайник, — возразил Снейп, на глаз отмеряя мутное зелье из высокого флакона. — И мне не нужно, чтобы он стоял, лишь бы не грохнулся в обморок.

— Пейте, Поттер, — велел он, протягивая зелье Гарри, — это очень сильное укрепляющее. Надолго его не хватит, но переместиться вы сможете.

— А там ты собираешься его бросить? — ахнула мадам Помфри.

Поттер послушно принял из рук Снейпа зелье и, не задавая лишних вопросов, залпом выпил всё содержимое стакана.

— Со мной всё будет в порядке! — заверил он школьную медсестру.

— Да вразуми же ты их наконец, Минерва! — оборачиваясь к директору, растерянно воскликнула мадам Помфри.

* * *

На этот раз в кабинете директора было многолюдно. МакГонагалл, мадам Помфри, Поттер, Малфой и Снейп — все в напряжённом молчании столпились перед камином, ожидая, когда Министр организует перемещение. Сам Бруствер, хмурый и крайне недовольный тем, что ситуация внезапно вышла из-под контроля, смотрел на них из зелёного пламени камина. Происходящее ему явно не нравилось, хотя новость о том, что Гарри всё-таки очнулся, заметно его обрадовала.

— Мы готовы, — подтвердил он спустя пару секунд, раздав последние указания.

— Давайте всё сделаем без привлечения ненужного внимания, — сказал Снейп, — сейчас никому из нас не нужна огласка.

— Согласен, — ответил Кингсли, — я буду ждать вас в вестибюле Аврората. Мы активируем портал через десять секунд.

Зелёное пламя лизнуло каминную решётку, и Кингсли исчез, прерывая связь.

— Ещё не поздно одуматься! — с надеждой сказала МакГонагалл, всем своим видом демонстрируя крайнее неодобрение происходящего.

— Соберитесь, Поттер! — велел Снейп, по-прежнему игнорируя слова директора, и невольно поморщился, когда Гарри крепко вцепился в его запястье. — Помните, если во время перемещения вы грохнетесь в обморок, нас всех расщепит.

— Дурацкая идея, — раздражённо сказал Малфой, в свою очередь кладя руку на запястье Поттера.

— Я не собираюсь падать в обморок! — зло огрызнулся Гарри, и в ту же секунду портал сработал. Пространство вокруг мужчин пошло рябью, раздался резкий свистящий хлопок, и все трое переместились.

На потёртом ковре директорского кабинета остался лежать чёрный фарфоровый чайник. ⁽¹⁾

1) если предположить, что история с «превращением» Поттера в чайник стала известна Джорджу Уизли, то создавая для Поттера новый «заместитель», он просто не мог не сделать чайник чёрным. Если вы не понимаете, о чём это я, и о каких чайниках тут идёт речь, то, вероятно, вы так и не прочли первую часть — «Самый лучший подарок»

Вернуться к тексту

Для входа в Министерство Магии Гермионе пришлось воспользоваться телефонной будкой. Гостевой вход был тесным и неудобным, и в другое время она непременно попросила бы Гарри или мистера Уизли о каминном пропуске, но сегодня она казалась себе шпионкой, тайком пробирающейся в стан врага, а значит, и помощи ей ждать было не от кого.

В вестибюле Министерства вторую неделю подряд шёл дождь — отдел магического хозяйства требовал прибавки к зарплате. На вид дождь был самым что ни на есть настоящим: он непроглядной стеной лил с высокого потолка, но стоило каплям попасть на кожу или одежду, как они моментально высыхали. Противопростудные зелья стоили нынче недёшево, а хозяйственные маги стремились получить надбавку, а не нажить себе неприятностей.

Гермиона приколола к мантии квадратный серебряный значок с надписью «Гермиона Грейнджер, визит в канцелярию Аврората» и, пройдя у дежурного волшебника обязательную процедуру регистрации волшебной палочки, бросила в Золотой фонтан три галеона — на удачу.

Отдел обеспечения магического правопорядка располагался на втором этаже и к завершению рабочего дня напоминал растревоженное гнездо докси. В коридоре канцелярии толпились люди, очереди то и дело замысловато переплетались и путались, усталые служащие пытались навести порядок, и Гермионе казалось, что все говорят разом, перебивая друг друга, споря и задавая одни и те же вопросы. Монотонный гул голосов сливался в единое целое с незатихающим шелестом мантий, шуршанием бумаг, скрипом перьев и беспрестанным постукиванием печатей. Идущий впереди Гермионы низенький волшебник постоянно повторял одну и ту же фразу, что-то вроде: «окно номер шесть — миссис Филомея Трикси, инфицирование волшебной палочки» и так отчаянно вертел головой по сторонам, что можно было не сомневаться, что он окончательно заблудился. Пробравшись сквозь плотную толпу суетящихся волшебников, Гермиона нашла кабинет Смита и, без стука открыв неприметного вида тяжёлую дверь, тихонько вошла внутрь.

В кабинете горел яркий свет. Белые осветительные шары плавали под самым потолком, медленно вращаясь вокруг своей оси, словно планеты Солнечной системы, а за единственным искусственным окном жизнерадостно журчал ручеёк и пели птицы. Несмотря на позднее время Смит явно не торопился уходить со службы. Он стоял возле стеллажа, занимавшего всю левую стену кабинета, и что-то внимательно выискивал в длинном, свисавшем почти до самого пола свитке. Дверь за Гермионой закрылась с едва различимым щелчком, и Смит поднял голову.

— Грейнджер? — спросил он, удивлённо глядя на неё. — Что ты здесь делаешь?

Гермиона окинула внимательным взглядом небольшой кабинет, похожий скорее на контору архивариуса, чем на кабинет одного из сотрудников Аврората, и, вынув из кармана палочку, громко и очень чётко сказала:

— Акцио палочка Захарии Смита!

К её удивлению заклинание сработало.

Тонкая ивовая палочка взметнулась вверх со старой, побитой временем тумбочки и, сбросив на пол лежащие по соседству свитки, оказалась у неё в руках. Лицо Смита мгновенно приобрело озлобленное и слегка испуганное выражение.

— Что... что, чёрт возьми, происходит? — воскликнул он, невольно отступая на шаг.

— Пожалуйста, Захария, сядь. Я просто хочу с тобой поговорить, — сказала Гермиона, кладя палочку Смита на полку позади себя. — Я не причиню тебе вреда.

Она не была уверена, что выбрала правильный тон, но Смит неожиданно покладисто опустился в кресло, и ситуация сразу стала казаться менее враждебной.

— И поэтому ты забрала мою палочку? — спросил он настороженно.

Бледный, с аккуратно подстриженными соломенными волосами, Смит невольно напомнил ей Перси — не хватало только очков. Его курносое мальчишеское лицо могло показаться даже миловидным, если бы не глаза. Глаза смотрели исподлобья, хмуро, мрачно, и в этом взгляде Гермионе почудилось нечто опасное — змеиное: потеряй бдительность, отвернись на секунду, и эта змея тебя укусит. Гермиона тряхнула головой, прогоняя отголоски ночных кошмаров, и наваждение мгновенно рассеялось — теперь карие глаза Смита казались испуганными и даже немного плаксивыми. Захария — вовсе не воплощение зла, напомнила она себе. Он просто запутавшийся мальчишка, которому нужно дать шанс всё сделать правильно.

— Это для того, чтобы мне было спокойнее, — пояснила Гермиона, садясь в стоящее напротив стола кресло и убирая собственную палочку в карман. — Я просто хочу тебе помочь.

— А я нуждаюсь в помощи?

— Думаю, да. Я знаю о Змеином зелье и о фальшивом галеоне, которые ты использовал, чтобы отравить Гарри... Не отпирайся! — добавила она торопливо, заметив, как разом потемнело его лицо. — Тебя вот-вот арестуют, но если ты добровольно отдашь мне противоядие, я смогу тебя защитить.

— Ты хочешь, чтобы я сознался в том, чего никогда не делал? — с кривой усмешкой уточнил Смит. — Монеты, зелья, Поттер! О чём ты, Грейнджер? Я — просто клерк в канцелярии Аврората, а не вселенское зло. Я даже не понимаю, о чём идёт речь.

— На самом деле ты всё прекрасно понимаешь, — Гермиона покачала головой, с невольным беспокойством поглядывая на часы. Отпущенное ей время неумолимо утекало. Как быстро её хватятся в Хогвартсе? Дадут ли ей шанс договориться со Смитом или пришлют авроров немедленно, как только поймут, куда она направилась? Гарри в неё бы поверил, позволил бы ей попытаться, но Гарри был без сознания, а вот Снейп никогда особым терпением не отличался, не в отношении неё уж точно. Стрелка часов стремительно завершила круг и осуждающе качнулась на цифре шесть, словно говоря — я-то делаю свою работу, а ты? Нет, пожалуй, всё же церемониться с ней не станут, а значит и времени у неё в обрез.

Мерлин, как же ей сейчас нужна была холодная и ясная голова!

— Конечно, ты можешь и дальше продолжать всё отрицать, — сказала она, внимательно глядя на Смита, — но времени у нас нет. Авроры придут за тобой в любую минуту, как только поймут, что я нарушила их планы, решив тебе всё рассказать. Они готовили тебе ловушку, надеялись арестовать с поличным. Им известно, что ты шантажировал слизеринцев. Гарри несколько недель вёл расследование, но не мог ничего доказать, потому что слизеринцы отказывались с ним говорить — оно и понятно: чистокровные и Министерство давно перестали доверять друг другу. Но стоило тебе отравить Гарри, как всё изменилось. Хранить дома запрещённые артефакты совсем не то же самое, что быть замешенным в убийстве, и все это понимают. — Гермиона на секунду замолчала, усмиряя бешено стучащее в груди сердце. — Прямо сейчас Малфой и Министр заключают сделку! В обмен на неприкосновенность своего имущества слизеринцы дадут против тебя показания. Тебя ждёт Азкабан! Авроры хотят использовать Драко как подсадную утку, чтобы выманить тебя, как дикого зверя, но я не желаю в этом участвовать. Мне не нужна месть, справедливое возмездие, и меня не интересует политика. Я хочу лишь одного — помочь тем, кто всё ещё болен! Если ты продолжишь всё отрицать, если ты откажешь мне в помощи — всё станет гораздо хуже. Ведь кроме Гарри пострадали и другие ни в чём не повинные люди! Заболели Невилл и Луна, и дети в школе, у которых случайно оказалась монета. А о скольких несчастных мы ещё не знаем? Им всем нужна помощь! Что, если они одиноки и тяжело больны, и даже не могут обратиться в Мунго? Каждая минута промедления может унести чью-то жизнь. Зелье, что ты использовал, творит с людьми ужасные вещи: их рвёт кровью, тело покрывается змеиной чешуёй, а жар становится настолько невыносим, что разум словно сгорает заживо. Я видела это своими глазами!

На лице Смита медленно проступили желваки, побледневшие пальцы вцепились в подлокотник кресла, но он не проронил ни слова.

— Я верю, что ты неплохой человек, — продолжила Гермиона, с трудом сдерживая переполнявшие её эмоции, — и не хотел, чтобы всё зашло так далеко. Я знаю — это ошибка! Любой человек в подобной ситуации мог испугаться, запутаться... К тому же, во всём этом есть и моя вина — ведь именно я заколдовала фальшивые галеоны. Но мы ещё можем всё исправить, спасти этих людей. Если ты отдашь мне противоядие и скажешь, где твоя монета, или хотя бы немедленно уничтожишь её сам, я сделаю всё, чтобы тебе помочь. Профессор Снейп подтвердит в суде, что сам ты никогда не варил Змеиное зелье, и я уговорю Драко отказаться от дачи показаний... У нас всё получится! Ведь жизнь Гарри Поттера — это единственное, ради чего Министр готов пойти на сделку.

— Ты не понимаешь... — начал было Смит и замолчал. — Никто из вас не понимает...

Он с такой силой сжал подлокотник, что деревяшка под его пальцами хрустнула.

— Захария, прошу тебя! — взмолилась Гермиона, глядя на него почти умоляюще. — Я понимаю, как всё это вышло. Твой отец... Ведь это всё из-за него? Он давил на тебя всю твою жизнь. Одержимый идеей возрождения рода, он желал, чтобы ты осуществил все его мечты, сделал то, с чем сам он так и не справился. Ведь это именно он устроил тебя в Министерство, туда, где тебе были не рады. Внушал тебе, что ты обязан добиться многого, идти на жертвы ради семьи. Но здесь, в Аврорате, тебе не дали и шанса. Я знаю, ты не хотел поступать со слизеринцами дурно, ты думал, что у тебя просто нет выбора, ведь твой отец...

— Что ты обо мне знаешь, Грейнджер? — с неожиданной яростью перебил её Смит. — Ты думаешь, я забитое ничтожное существо, лишённое амбиций и собственных устремлений? При чём здесь мой отец? Посмотри вокруг — ты считаешь, что всё это может мне нравиться? Я ненавижу это место! Да, я застрял в этой чёртовой дыре, потому что однажды совершил ошибку. Я решил, что не хочу умирать в семнадцать лет ради полоумного очкарика, пережившего Аваду! И теперь, что бы я ни делал, как бы упорно ни трудился, все в Министерстве смотрят на меня косо. Я работаю по двенадцать часов в сутки, я умнее и талантливее многих, и всё же мне никогда не сделать здесь карьеру лишь потому, что я не пожелал участвовать в Битве за Хогвартс! Так почему же виновные в этой войне должны иметь лучшую жизнь, чем я? Купаться в роскоши так, словно ничего и не было! Жалкие лицемерные трусы! Они оказались не способны даже признать свою вину! Видела бы ты, как они извивались на суде! А ведь всё это для них не впервой!

Моя семья была одной из самых богатых и уважаемых семей Лондона, пока мой дед не связался с Абраксасом Малфоем. После смерти сестры он мечтал завести новых друзей, общаться с важными людьми, жить на широкую ногу, но Малфой обманом опаивал его зельем рассеянности и водил по игорным домам. Нескончаемые приёмы, балы и званые вечера — слизеринцы любезно открывали перед ними свои двери, а Абраксас подписывал чеки, позволяя деду играть в долг. А когда долговые расписки заполонили весь дом, Малфой за бесценок забрал всё, что моя двоюродная бабка собирала всю свою жизнь: древние манускрипты, реликвии, принадлежащие основателям Хогвартса, и магические артефакты, созданные великими волшебниками древности. Малфой разорил нашу семью, пустил её по миру, отобрав у деда всё, что у нас было, а потом жестоко посмеялся над ним, когда тот умолял Абраксаса сохранить ему дом. Мой дед выбросился из окна, чтобы Комитет по делам наследства признал расписки и векселя, подписанные им в тот день, недействительными. А Малфой распродал наши семейные ценности по своим слизеринским дружкам и заработал на этом целое состояние. Дом — это всё, что у нас осталось, дом и жалкие книги, сотни тысячи книг и архивных записей — жестокая насмешка судьбы, напоминание о том, чего мы лишились. Поэтому не смей мне говорить, что я поступал с ними дурно!

Казалось, что Смита переполняет злоба. Гнев душил его, и прежде, чем Гермиона успела хоть что-то сказать, он резко вскочил, сметая лежащие на столе свитки.

— Они всё это заслужили, Грейнджер! — зарычал он, почти нависая над ней. — Я никого не обирал, я просто возвращал своё. Слизиринцы должны заплатить за то, что с нами сделали! Они вернут мне всё, до единого кната, сотни и сотни галеонов, на которые они обокрали мою семью, и первым из них должен поплатиться Малфой! Я покажу тебе его письмо...

Смит яростно выдернул ящик стола и начал рыться среди бумаг. Глаза его лихорадочно блестели.

— Ты поймёшь меня, когда прочитаешь его!

Бумаги посыпались на пол, а Смит, так и не найдя того, что искал, рывком выдернул следующий ящик...

И в ту же секунду в руках у него оказалась палочка.

Другая палочка!

Ещё минуту назад казалось, что он совершенно не контролирует себя, и вот уже кончик короткой палочки с холодной расчетливостью нацелился Гермионе прямо в грудь.

— Акцио палочка Гермионы Грейнджер, — произнёс Смит, и прежде, чем Гермиона успела опомниться, её собственная палочка, послушная чужой воле, вылетела из кармана её мантии и оказалась у Смита в руке.

— Не будем рисковать, — добавил он с неприятной усмешкой, обходя стол. — Силенцио! Инкарцеро!

Стальные канаты стянули Гермионе запястья, и вязкое, неприятное ощущение немоты мгновенно сжало ей горло.

Смит наложил на дверь запирающие чары и, забрав с полки собственную палочку, вернулся к столу.

— Служебная палочка, Грейнджер! — произнёс он самодовольно, вертя короткую палочку у Гермионы перед глазами. — Неужели Поттер тебе не рассказывал? Как опрометчиво с его стороны. Вторая палочка положена всем сотрудникам Аврората. Как и служебная привилегия аппарировать напрямую из Министерства. Так что я могу убраться отсюда в любую минуту и никто не сможет мне помешать...

Он обошёл Гермиону по кругу и, видя, что она борется с заклятьем немоты, пытаясь что-то ему сказать, с усмешкой добавил:

— Думаю, ты была достаточно осторожной, Грейнджер, и никто даже не догадывается, что ты направилась ко мне. Сейчас мы аппарируем... А потом, когда я помогу тебе избавиться от ненужных воспоминаний, я уничтожу свою монету и все следы, что всё ещё могут привести ко мне. А затем я буду с нетерпением ждать, когда Авроры подстроят мне ловушку! — он неприятно улыбнулся, постукивая палочкой по собственной ладони. — Ведь благодаря тебе теперь я буду к этому готов!

Как и обещал, Кингсли дожидался их в вестибюле Аврората. Его тёмная мощная фигура угрюмо возвышалась посреди пустого, обшитого деревянными панелями холла, а за спиной министра растерянно маячили два молоденьких дежурных аврора. Один из них держал в руках простую серую коробку с короткой надписью: «Инв. номер 67; Аврор Поттер».

Снейп окинул хмурым взглядом длинный пустой коридор со множеством дверей и коробку, в которой хранился поттеровский чайник, и вполне предсказуемо скривился. Об Аврорате у него были исключительно неприятные воспоминания.

— Большая часть авроров на вызовах, — вместо приветствия произнёс Кингсли, — так что сейчас нам никто не помешает.

Он открыл ближайшую к вестибюлю дверь, на которой висела прямоугольная медная табличка «Канцелярия Аврората», и, приказав дежурным аврорам дожидаться его у лифта, вошёл внутрь. За дверью обнаружился ещё один коридор, поменьше. Он шёл под немного странным углом, всё время забирая влево, а затем и вовсе резко нырял куда-то вниз. Вместо дверей по правой стене коридора находились окошки, возле которых стояли узкие столики, заваленные многочисленными перьями и пергаментами. Под потолком плавали осветительные шары, а вокруг них суетливо носилось три десятка бумажных самолетиков. Не находя своих адресатов, они с шуршанием сталкивались друг с другом и вновь разлетались в разные стороны. На одном из таких самолетиков, помятом и то и дело бившемся о стену у самой двери, было крупно выведено: "Жалоба" и стояла жирная клякса.

— Мы перекрыли вход на этаж, а всех работников отправили по домам, — пояснил Кингсли, невольно понижая голос. — Кабинет Смита в самом конце коридора.

Возле кабинета Смита их поджидал ещё один аврор, Аверсен Пил, невысокий и худой, похожий на усталую, клюющую носом гончую. Он стоял, расслабленно прислонившись к дверному косяку — то ли внимательно прислушивался к происходящему за дверью, то ли откровенно дремал. Именно ему этой ночью было поручено приглядывать за Смитом.

Увидев вошедших, Пил немедленно выпрямился и, обменявшись со всеми приветствиями, быстро обрисовал ситуацию:

— На двери заглушающие чары, так что мне не удалось ничего услышать. С тех пор, как мисс Грейнджер зашла внутрь, всё было спокойно. В кабинет больше никто не входил и не выходил.

Гарри с силой дёрнул дверную ручку, но дверь ожидаемо не поддалась.

— Алохомора! — произнес он на всякий случай и в раздражении пнул дверь ногой.

— Уймитесь, Поттер! — велел Снейп, и Гарри послушно отошёл в сторону.

— Что вы собираетесь делать? — спросил Кингсли, с интересом наблюдая за тем, как Снейп внимательно осматривает дверной косяк. — Вы ведь знаете, что эту дверь невозможно взломать? — и, немного помедлив, добавил. — У нас есть «Всепроникающие Вещалки»⁽¹⁾, можем запустить несколько штук внутрь комнаты. Дверь они, конечно, открыть не смогут, но зато позволят нам поговорить со Смитом.

Снейп присел на корточки и попытался просунуть палочку под дверь.

— Невыразимцы разводят особых муховёрток. Однажды я видел, как они буквально за четверть часа просверлили толстенную стену. Думаю, стоит их одолжить, — следя за странными манипуляциями Снейпа, предложил Пил, — но тогда придётся оцепить всё Министерство. Вряд ли нам удастся их быстро переловить...

— Отойдите! — коротко велел Снейп.

Он выпрямился, сделал шаг в сторону и еле слышно произнёс заклинание. Раздался хруст, и в следующую секунду дверь с оглушающим треском разорвало на сотню маленьких частей. Оставшиеся от дверного полотна щепки на мгновение неподвижно застыли в воздухе, а затем с глухим стуком осыпались на пол.

— Как, чёрт возьми, это возможно... — начал было Кингсли и растерянно замолчал.

Комната была абсолютно пуста.

— Заклинание называется "Альвирокопус", — тихо пояснил Драко, с любопытством оглядываясь по сторонам. — Когда-то этим заклинанием Тёмный Лорд расколол гробницу Дамблдора... Поговаривают, что его придумал сам Гриндевальд...

— Это заклинание придумал Дамблдор, — сухо поправил его Снейп и, переступив через остатки завалившегося дверного косяка, вошёл в комнату, — Тёмный Лорд видел в этом особую иронию — посмертная кара творца. По сути же это всего лишь заклинание-обманка. На самом деле дверное полотно уничтожил дверной косяк. Обычно защитные чары накладывают на замки и саму дверь, и никому не приходит в голову, что её можно просто выдавить с торцов... Драко, обыщи здесь каждый дюйм. Нам нужно найти тайник! Возможно, где-то здесь спрятано зелье, хотя я и не очень бы на это рассчитывал.

Он внимательно осмотрелся и вслед за Драко запустил поисковое заклинание.

* * *

Как и следовало ожидать, обыск кабинета ничего не дал. Драко и Пил очень тщательно обследовали каждый дюйм комнаты и даже вскрыли несколько потайных ящиков и запечатанную заклинанием нишу в стене, но и ящики, и ниша оказались пусты.

— Куда Смит и Гермиона могли отправиться? — растерянно спросил Гарри, поднимая с пола разбросанные бумаги.

Вопрос, казалось, повис в воздухе. Министр задумчиво потёр подбородок, собираясь высказать свои предположения, но первым заговорил Снейп:

— Вы раздобыли нам лечебную карту Свифта?

Бруствер обернулся к стоявшему за его спиной аврору, и тот утвердительно кивнул.

— Давайте сюда, быстро!

Аврор передал свиток Снейпу, и Северус развернул его на столе.

Целитель Смоквик — значилось в правом верхнем углу.

— Вы думаете, они направились в Мунго? — спросил Гарри. — Тогда лечебная карта Гладиуса нам ничем не поможет. Целитель Свифта Актриус Смоквик был одним из первых, кого я тщательно проверил. Ему восемьдесят два года, и он совершенно точно не причастен к этой истории.

Снейп внимательно просмотрел длинный свиток и, не найдя ни одной подсказки, в раздражении швырнул свиток на стол.

— Чтобы прочесать весь Мунго, нам потребуется несколько часов, — высказывая общее сомнение, заметил министр.

— Начнём с отделения магических недугов...

— Простите, сэр, — неожиданно вмешался Пил, — моя девушка работает стажёром в больнице Святого Мунго. Она рассказывала мне, что старшие целители редко лично занимаются простыми пациентами. Они берутся только за очень сложные случаи, а для рядовых больных у них есть помощники — целители-стажёры. За каждым старшим целителем закреплено несколько учеников, они и делают всю работу: проводят первичные осмотры, меняют повязки, дают пациентам зелья, а старший целитель только подписывает назначения. Актриус Смоквик — очень старый и очень уважаемый целитель, у него должно быть не менее дюжины учеников, но в карте, скорее всего, везде будет стоять только его имя.

Снейп выругался и вновь схватил со стола свиток.

— Вы правы, — признал он спустя пару секунд. — Подпись в карте везде одна и та же, а вот почерки, которыми сделаны записи о лечении, действительно, отличаются. Сколько в Мунго целителей, включая стажёров?

— Не знаю, — задумался Гарри, — не менее сотни, наверное.

— Мне нужен список.

— Данные о целителях можно получить только в Мунго, — покачал головой Бруствер.

— Поттер, вы же можете нас отсюда аппарировать? — Снейп обернулся к Гарри, с сомнением глядя на его бледное, покрытое мелкой испариной лицо.

— Могу. Правда, только на аппарационную площадку перед универмагом «Чист-и-Лозоход лимитед». Сам Мунго закрыт для аппарации.

— Есть более быстрый способ, — возразил Кингсли. — У меня, как у Министра Магии, есть прямой персональный портал в Мунго. Но всем нам придётся потесниться. Пил, вы тоже с нами.

Он расстегнул воротник сюртука и вынул из-за пазухи небольшой, висящий на тонкой цепочке медальон — шестигранник с выгравированной на нём эмблемой: перекрещёнными костью и волшебной палочкой.

— На счёт "два" хватайтесь за края... Раз, два...

Они впятером ухватились за края шестигранника, и портал мгновенно сработал.

* * *

В приемном покое больницы Святого Мунго было как всегда многолюдно.

— Ква-а-а! — испуганно сказал старенький сгорбленный волшебник, когда в паре дюймов от его крючковатого носа из воздуха материализовались сразу пять человек, и, попятившись, едва не упал на пол.

— Простите, сэр, — поддерживая его за руку, извинился Гарри.

— Ква-а-а, — посетовал пожилой волшебник, и от его синей, порядком потрёпанной мантии отчетливо пахнуло тиной.

Снейп окинул взглядом длинную очередь посетителей, в ожидании выстроившихся к привет-ведьме, и решительно направился к её началу, туда, где за высокой стойкой с табличкой «Справки» сидела пухленькая дежурная ведьма в бледно-лимонной мантии.

— Понимаете, — расстроенно говорила ей волшебница, с головы до пят поросшая цветущими одуванчиками, — муж подстригает меня уже целую неделю, но заговорённые ножницы, что дал нам целитель Крепник, совершенно не помогают.

— Пройдите на пятый этаж, — равнодушно велела привет-ведьма и собралась уже было пригласить следующего посетителя, как в удивлении уставилась на Снейпа.

— Мне нужен список всех целителей Больницы святого Мунго, включая стажёров, — сказал он, отодвигая в сторону женщину-одуванчика и бесцеремонно нависая над привет-ведьмой.

— Что вы себе позволяете! — возмущённо воскликнули обе волшебницы, но, заметив за спиной Снейпа Министра Магии, тут же испуганно замолчали.

— Исполняйте, — строго велел Кингсли, и привет-ведьма нырнула под стойку, бормоча что-то вроде «О, простите, министр!» и «Одну секундочку, министр!»

Гарри забрал у привет-ведьмы свиток и, развернув его здесь же на стойке, выжидательно посмотрел на Снейпа. Тот в свою очередь вынул из кармана ещё один свиток и положил рядом.

— Что это? — с любопытством спросил Кингсли.

— Список покупателей "Горбин-и-Бёркс", за который нам стоит поблагодарить мистера Малфоя. Здесь есть все, кто за последние полгода покупал в Лютном переулке лунный камень. Подчёркнутые фамилии — это те, кто купил лунный камень в последние два месяца. Ищите совпадения.

Все склонились над свитками.

— Вот! — неожиданно сказал молчавший всё это время Драко.

— Сьюзан Боунс? — удивленно переспросил Снейп.

— Она училась со Смитом на одном факультете, и её фамилия есть в обоих списках. К тому же, Сьюзан Боунс — племянница Амелии Боунс, и она обвиняла моего отца в том, что он был причастен к убийству её тетки.

Гарри и Кингсли переглянулись.

— И Люциуса оправдали, — с пониманием произнёс Снейп.

1) «Всепроникающие Вещалки» — проникают в любое помещение, минуя любые заклинания и защитные барьеры, и истошно верещат до тех пор, пока получатель сообщения не соглашается вступить в диалог. Известны случаи, когда «Всепроникающие Вещалки» доводили несговорчивых волшебников до обморока или нервного срыва.

Вернуться к тексту

* * *

Гермиона чувствовала, что задыхается. Наложенное Смитом Силенцио не только не позволяло ей издать ни звука, но почему-то ещё и больно сжимало горло. Возможно, всё дело было в сопротивлении — она так яростно старалась сбросить с себя заклятие немоты, что, противостоя её воле, Силенцио всё сильнее затягивалось на шее подобно удавке. Совместная аппарация едва не сбила Гермиону с ног, и она непременно бы упала, если бы Смит не удерживал её за локоть. Голова кружилась, резь в горле становилась невыносимой, а связанные Инкарцеро руки мешали удерживать равновесие. В отчаянном стремлении ослабить хватку Гермиона несколько раз дёрнулась, но тонкая ивовая палочка с такой силой упёрлась ей между лопаток, что все дальнейшие попытки освободиться причинили бы ей лишь новую физическую боль. А ведь там, в канцелярии Аврората, ей на секунду показалось, что у неё всё может получиться. Господи, какая же она всё-таки дура! И все же она верила, что все это не напрасно!

Размытые лица людей поплыли мимо сплошной безликой рекой. Гермиона не понимала, где находится, и, лишь увидев таблички с большими указателями, наконец догадалась, что они аппарировали в Мунго. «Волшебные вирусы...» Надпись на табличке врезалась в память, и мозг ухватился за неё, как будто это было нечто ценное и важное, словно её куда-то уносил ужасный дракон, и ей обязательно нужно было запомнить обратный путь.

«Хлебные крошки, — подумала Гермиона, от удушья совершенно теряя связь с реальностью, — мне очень нужны хлебные крошки».

В коридоре она сделала последнюю попытку вырваться, надеясь привлечь к себе хоть чьё-то внимание, но всё оказалось напрасным. В Мунго было так много пациентов, неспособных самостоятельно держаться на ногах или издавать членораздельные звуки, что никто не обратил на неё ни малейшего внимания.

— Не дергайся, — зашипел Смит ей в самое ухо, — или я тебя придушу.

"Уже..." — успела подумать Гермиона, и в это мгновение Смит грубо втолкнул её в комнату.

Ноги вдруг перестали слушаться, и она поняла, что падает. Мир завертелся перед глазами, горло охватил удушливый спазм, и, ощущая, как легкие разрываются от нестерпимой боли, она без чувств опустилась на ковёр.

* * *

В маленьком уютном кабинете Сьюзан Боунс, переоборудованном под мини-лабораторию, было солнечно и тепло. Через высокое фальшивое окно, украшенное яркими витражами, пробивался мягкий солнечный свет, и, глядя на зачарованное стекло, легко можно было поверить, что сейчас май, а то и вовсе июнь, и скоро можно будет оставить тяжёлую работу и наконец отправиться в отпуск. Сьюзен едва успела заварить чай, как дверь её кабинета неожиданно распахнулась, и она увидела Захарию Смита. Он стремительно вошёл в комнату, волоча за собой Гермиону Грейнджер, в то время как его палочка совсем не дружелюбно упиралась ей в спину.

— Что происходит? — растерянно спросила Боунс, непонимающе глядя на Смита.

Чашка в её руке нервно дрогнула, неприятно звякнув о блюдце.

— У нас неприятности, Сьюзан. Запри дверь!

Смит грубо толкнул Гермиону вперёд и, по-прежнему прижимая кончик палочки ей между лопаток, велел:

— Садись на пол, Грейнджер, и не вздумай дёргаться. Теперь, когда мне больше не надо соблюдать приличия, я применю не только Силенцио и Инкарцеро, но и Ступефай. Как только ты дашь мне к этому повод!

Гермиона безвольно рухнула на колени, но Сьюзан и не подумала двинуться с места.

— Что всё это значит, Захария?! — спросила она требовательно. — Это же Грейнджер, почему она связана?!

— Запри эту чёртову дверь! — теряя терпение, рявкнул Смит. — Нам некогда препираться и спорить, в любой момент здесь могут появиться Авроры!

— Авроры? Что значит, авроры? Ты что, взял Грейнджер в заложники?

— Она пришла ко мне и заявила, что всё знает. Всё о наших делах, Сьюзан, о всех наших планах! У меня просто не было выхода! Авроры понятия не имеют, куда мы направились, но я не хочу рисковать. Мне нужно немного времени, чтобы со всем разобраться.

— О наших делах? — не веря собственным ушам, воскликнула Боунс, и вдруг с неожиданной яростью швырнула чашку об пол. Её миловидное пухленькое личико мгновенно пошло красными пятнами, растеряв всю свою привлекательность. — Не смей меня в это впутывать! — закричала она. — О каких делах ты говоришь? Я ничего не делала и не хочу иметь с этим ничего общего! Захват заложницы, насильственное удержание, Мерлин, да за это светит пожизненный срок в Азкабане! Ты, видно, совсем лишился рассудка!

— Если ты думаешь, что тебе удастся остаться чистенькой, Сьюзан, — прошипел Смит, — то ты глубоко ошибаешься! Мы повязаны, повязаны так крепко, что, если утону я, то утащу тебя за собой. Так что закрой дверь, достань свою чёртову палочку и дай Грейнджер то зелье, что всё это время ты незаметно подмешивала Свифту.

— Зелье расссеяной памяти? У меня его больше нет! Мунго — это не то место, где целитель-стажёр в любой момент может раздобыть зелье, совершенно не привлекая к себе ненужного внимания. Зелье для Свифта я собирала месяцами, буквально по капле отливая его у других пациентов...

— Тогда просто сотри ей память.

— Стереть ей память перед приходом авроров? Ты и правда считаешь, что они не смогут её восстановить? Здесь, в Мунго? Да ты ещё неразумнее, чем я думала. А ещё они мгновенно отследят мою палочку, или ты предлагаешь, чтобы я воспользовалась твоей?

— Хорошо, — Смит растерянно сжал голову руками, стараясь собраться с мыслями. — Тогда просто дай мне Змеиное зелье!

— Но я уже дала его тебе четыре дня назад! Целую пинту!

— Оно закончилось, — неожиданно смутившись, сказал Смит.

— Что значит, закончилось? Мы же договорились дождаться конца недели?

— Ко мне заявился Поттер, и нужно было действовать быстро. Я не мог просто так его отпустить. Он знал, что мы шантажировали слизеринцев. А Змеиное зелье — это было наитие, просто спасение...

— Ты отравил Поттера Змеиным зельем? — в широко распахнутых глазах Боунс промелькнул настоящий ужас. — Гарри Поттера?!

— Успокойся, никто ничего не узнает! Я всё сделал так, чтобы нас даже не заподозрили. Поттер всё время таскал с собой фальшивый галеон, помнишь, один из тех, что Грейнджер раздала нам на на пятом курсе, чтобы мы знали, когда состоится очередной урок по защите от тёмных искусств. На них наложены протеевы чары, так что я опустил свою монету в колбу с зельем и...

— Да ты спятил! — одними губами прошептала Сьюзан, растерянно опускаясь на стул. — Их было двадцать восемь! Двадцать восемь монет! Двадцать семь ни в чём не повинных людей, а ведь один из этих галлеонов всё это время был у меня... вот о какой опасности написала мне МакГонагалл... мне не могло прийти даже в голову!... Боже... Ты отравил стольких людей лишь потому, что Поттер узнал о шантаже? Какой же ты идиот! Мы мечтали отомстить слизеринцам, уничтожившим наши семьи, отобравшим у нас всё то, что было нам так дорого... а ты... ты использовал зелье, которое я сварила для справедливого возмездия, против друзей из Отряда Дамблдора, с которыми я сражалась бок о бок. Какое же ты глупое ничтожество! Поттер никогда бы не смог ничего доказать! Жалкие слизеринцы, трясущиеся над своей честью, над своей репутацией и всем этим чёртовым барахлом, которое они считают своими семейными ценностями... они никогда не дали бы показаний, они..

— Эти вещи они украли у меня!

— Да и плевать! Это всего лишь вещи! Чёртовы безделушки! Слизеринцы убили мою тетю, они мучили её и пытали, они издевались над ней и не понесли за это никакого наказания! Я хотела отравить Драко, чтобы Люциус Малфой наконец понял, каково это — терять самого близкого тебе человека. А ты способен думать только о своих потерянных сокровищах, ты ничем не лучше их всех, и я удивляюсь, как шляпа не распределила тебя на Слизерин. Впрочем, видимо, для этого факультета ты слишком туп!

— Замолчи! — Смит перешагнул через лежавшую на ковре Грейнджер и на этот раз направил палочку Боунс в лицо. — Я — прямой потомок Хельги Хаффлпафф! Ты никогда не могла понять, что это значит! Твоя семья всегда была полным ничтожеством — Боунсы! Полукровки, в которых магической крови наберется разве что на четверть. Если бы не Абраксас Малфой, моя семья считалась бы сейчас одной из самых богатых и уважаемых семей в Британии, и мне не пришлось бы просиживать штаны в канцелярии Аврората, лицемерно улыбаясь всем этим жалким выскочкам, что смеют смотреть на меня свысока. Отдай мне зелье, Сьюзан! Немедленно! В конце концов, оно сварено по рецепту из дневника, принадлежащего моей бабке!

Он подошёл к стоящим вдоль стены большим шкафам и начал беспорядочно открывать дверцы.

— Я дам его Грейнджер, и все решат, что всему виной крестраж, который она уничтожила. Ведь она проткнула его клыком василиска. А потом скажу, что принёс Грейнджер в Мунго, пытаясь её спасти, и ты подтвердишь мои слова, а иначе...

— А иначе что?

— А иначе уже завтра ты окажешься в Азкабане за убийство Поттера, и я всем расскажу, что это именно ты сварила зелье, которое его убило. Или ты думаешь, они не смогут отследить покупку ингридиентов? — зло усмехнулся Смит. — Где зелье, Сьюзан?

Сьюзан Боунс взмахнула палочкой, и дверца слева от Смита со скрипом распахнулась.

— Будь ты проклят, чёртов ублюдок! — прошептала она, глядя на то, как Смит достаёт из шкафа большую темную колбу. — Ты ещё за это ответишь!

— Завтра ты будешь благодарить меня, раздавая интервью направо и налево, рассказывая всем, как ты пыталась спасти героиню войны и тебе не хватило самой малости — немного времени, чтобы справиться с самым загадочным и смертоносным проклятьем, оставшимся в наследство от прошедшей войны.

Дверь кабинета вновь шумно распахнулась, и Смит, испуганно вздрогнув, едва не выронил колбу.

— Опустите вашу палочку, мистер Смит, — сказал Снейп, резко останавливаясь в дверях и вскидывая руку, чтобы удержать спешащего за ним Поттера. Ему хватило и пары секунд, чтобы оценить обстановку. — Просто опустите палочку и поставьте колбу на стол, и никто не пострадает.

Гермиона завозилась на ковре, пытаясь подняться.

— Не шевелитесь, мисс Грейнджер! — велел Снейп и сделал небольшой шаг вперед, чтобы войти в комнату. — Мисс Боунс, я вам не враг, надеюсь, вы это понимаете и не намерены совершать глупости.

Он медленно опустил палочку и встал перед самой дверью, спиной загораживая проход.

— Я не хочу, чтобы случайное заклятье, от испуга или в гневе выпущенное кем-то в этой комнате, натворило никому не нужных бед. Поэтому все мы сейчас успокоимся и просто поговорим.

Смит опустил колбу с зельем на стол и, не отрывая напряженного взгляда от Снейпа, медленно повернулся к Гермионе. Кончик его подрагивающей от волнения палочки упёрся ей прямо в затылок.

— Авроры уже в здании Мунго, как минимум, двоих из них я сейчас сдерживаю собственной спиной, — продолжил Снейп, усилием воли заставляя себя не смотреть на палочку Смита. — Однако, пока вы не совершили ничего непоправимого, всё можно уладить мирным путем. Поттер, если вы вдруг ещё не успели разглядеть, вполне себе жив и здоров и стоит сейчас позади меня, а ваше Змеиное зелье не причинило ему никакого вреда. Уверен, мисс Грейнджер тоже не станет выдвигать против вас никаких обвинений, ведь всё это время она пыталась вас защитить, а значит, единственное правонарушение, которое вам могут инкриминировать — это превышение служебных полномочий. Конечно, вас, скорее всего, уволят из Аврората, но сделают это по-тихому, с сохранением звания и денежного содержания, ведь Министерству сейчас совершенно не нужны скандалы. Другое дело, если вы наделаете глупостей...

Палочка в руках Смита дёрнулась, и Гермиона издала сдавленный хрип, когда острый деревянный кончик сильно рассёк ей кожу над ухом.

— Я ничего не сделал! — злым и неожиданно плаксивым голосом сказал Смит, намеренно причиняя Гермионе боль. — Это всё Боунс! Вот зелье, которым она пыталась отравить Поттера, — он кивнул в сторону стола. — Она совершенно помешалась из-за смерти своей любимой тетки: всё, о чём она могла думать — это её желание уничтожить Малфоев. Я пытался её отговорить!

Сьюзан сдавленно охнула и испуганно зажала рот рукой.

— Дом Амелии Боунс был под Фиделиусом. Но она совершила ошибку — она сама впустила Люциуса Малфоя, думая, что тот пришел просить защиты и убежища, а он обманул её, открыв местонахождение дома Пожирателям Смерти и Тому-Кого-нельзя-называть. Они пытали Амелию Боунс несколько часов, прежде чем Тот-кого-нельзя-называть собственоручно убил её. Сьюзан давала показания в суде, но её слова даже не приобщили к делу! С тех пор она могла думать только о мести! ⁽¹⁾

— Замолчи! — в отчаянии и гневе воскликнула Сьюзен. — Ты не имеешь права говорить об этом!

Но Смит и не думал останавливаться.

— Она хотела отравить зельем Драко Малфоя, а потом рассказать его отцу, что у неё есть противоядие! И заставить его умолять, ползать на коленях, пытаясь спасти сына. Она уговорила меня сообщить ей, если в доме Малфоев случится обыск... Но когда ко мне пришел Поттер, я испугался, я подумал, что он знает о замыслах Боунс, и меня арестуют как соучастника. Я рассказал об этом Сьюзен, надеясь, что это образумит её, а она решила избавиться от Поттера. Боунс вела себя как ненормальная! У неё была монета, фальшивый галеон, которым пользовались участники ОД, она опустила её в эту колбу, чтобы отравить Поттера.

Сьюзан заплакала, губы её дрожали, лицо заливала краска стыда и ужаса.

— Это неправда! — сказала она, умоляюще глядя на Снейпа, и, явно не контролируя себя от отчаяния, дрожащей рукой подняла палочку.

— Экспелиармус! — воскликнул профессор, и палочка Боунс мгновенно оказалась в его руках. — Успокойтесь! — велел ей Снейп, стараясь вразумить Боунс взглядом. — Возьмите себя в руки!

Но Сьюзан охватила паника.

— Боунс одержима! — закричал Смит. — Не доверяйте ей! Она не остановится ни перед чем! Я хотел привести сюда Грейнджер, чтобы она помогла мне уговорить Боунс одуматься, прекратить всё это. Но Боунс не желала ничего слушать, она напала на Гермиону и на меня!

Снейп приготовился к прыжку, понимая, что теряет контроль над ситуацией. И в это мгновение Сьюзан Боунс схватила со стола колбу и, прежде чем кто-либо из них успел опомниться, выплеснула мутное вязкое зелье Смиту в лицо.

И Захария Смит закричал.

* * *

Напряжение, словно тугая струна, всё это время натягивающееся между собравшимися в комнате, мгновенно лопнуло, и всё вокруг разом пришло в движение. Снейп рывком бросился к Гермионе, стараясь оттащить её от Смита. Пил в два прыжка оказался рядом с Боунс. Гарри кинулся было к Смиту, но спустя мгновение все они внезапно замерли от сковавшего их ужаса...

Казалось, Смит пытается уничтожить собственное лицо. Остервенело вцепившись в него ногтями, он повалился на спину и начал кататься по полу, словно охваченное бешенством животное: нанося себе увечья, срывая одежду и воя от нестерпимой боли. Тело его изогнулось под немыслимым углом, кожа налилась кровью и, вздуваясь пузырями, стала с невероятной скоростью покрываться чешуей. Ломаясь, захрустели кости. Кровь брызнула во все стороны. Крик перешёл в шипение, забулькал, и смолк, затихнув в поврежденном трансформацией горле. Ноги срослись, разорвав ткань брюк, и стали вытягиваться, превращаясь в мощный змеиный хвост...

Гарри опомнился первым. Он метнулся к Боунс и, оттолкнув Пила, вцепился ей в плечи.

— Где противоядие? — закричал он, стараясь вывести Сьюзан из оцепенения. — Где противоядие от Змеиного зелья?

Но Боунс смотрела на него неживыми глазами, застыв от ужаса и не понимая, чего он хочет.

— Поздно, — негромко сказал Кингсли, опуская свою тяжёлую руку Гарри на плечо. — Всё кончено!

И, словно в подтверждение его слов, тело Смита в последний раз дёрнулось, покрытый чешуёй хвост ударился об пол и наступила тишина.

— Боже мой! — едва слышно прошептала Сьюзен.

Гарри отпустил её и так и остался в растерянности стоять посреди комнаты, не понимая, что делать дальше. Пил медленно наклонился и, не отрывая потрясённого взгляда от Смита, подобрал с пола разбросанные палочки.

И в этой звенящей тишине слова Драко, сказанные негромким встревоженным голосом, не сразу дошли до их сознания:

— Грейнджер, профессор. Мне кажется, она не дышит...

1) На заседании суда Сьюзен утверждала, что Люциус Малфой и Амелия Боунс встречались в доме Амелии накануне ареста Малфоя. По словам Сьюзен, Амелия Боунс сама впустила Малфоя в свой дом, открыв ему доступ через Фиделиус, так как считала, что тот искренне надеется получить защиту в обмен на показания против других Пожирателей и самого Тёмного Лорда. Но Люциус Малфой выдал месторасположение дома Амелии Боунс своему господину. Сьюзен не поверили, так как посчитали, что Амелия Боунс сменила бы свою защиту сразу после ареста Малфоя .

Вернуться к тексту

Слова Драко заставили Снейпа мгновенно очнуться. Он быстро убрал с лица Гермионы растрёпанные волосы и осторожно приподнял её за плечи. И сердце дёрнулось, отчаянно пропуская удар — Малфой оказался прав! Девчонка не могла дышать — в распахнутых глазах застыл настоящий ужас, капилляры на белках полопались, кожа выглядела неестественно бледной, а в уголках губ неровными пятнами проступила пугающая синева...

Почувствовав, что Снейп поддерживает её, Гермиона схватила его за руку, силясь что-то сказать, но из измученных удушьем лёгких вырвался лишь сиплый надрывный стон.

— Молчите, — велел ей Северус, по-прежнему удерживая её за плечи, — просто молчите!

Он резко рванул воротник её мантии и быстро ощупал опухшую шею. Следов физических повреждений видно не было, а значит, всё дело было в магии.

— Что с ней? — испуганно спросил Поттер, стремительно падая рядом на колени. — Это что, какое-то проклятие?

Проигнорировав вопрос мальчишки, Снейп быстро провел палочкой над напряжённой шеей, произнося сканирующее заклинание, и оба тут же увидели причину всех бед — чёрный уродливый след магической удавки, крест-накрест пережимающий повреждённую гортань.

— Фините Инкантатем! — палочка в руке Снейпа не дрогнула, а вот голос неожиданно подвёл, и всё же заклинание сработало.

Волна магии окутала худенькую шею и чёрные линии растаяли, постепенно сойдя на нет. Вот только легче от этого не стало!

Хрип...

Вздох... И снова отчаянный хрип...

Казалось, невидимые путы по-прежнему стягивают лёгкие Гермионы, не позволяя ей толком вздохнуть.

— Не помогло! — воскликнул Поттер, озвучивая очевидное.

И Северус вновь взмахнул палочкой, произнося очередное заклинание, а затем ещё одно, и ещё...

И ещё...

После третьей неудачной попытки вязкой, дурманящей волной накатил страх. Что если он что-то упускает?! Что если причина не в заклинаниях, а в зелье? Что если...

Не позволяя страху выплеснуться наружу, Северус на секунду прикрыл глаза.

"Думай!" — приказал он себе.

— Она ведь не умрёт? — Поттер смотрел на него умоляюще, нервно кусая губы.

— Заткнитесь, вы её пугаете! — зло огрызнулся Снейп, пытаясь собраться с мыслями.

Казалось чудом, что у него всё ещё не дрожат руки.

— Какое заклинание использовал Смит? — спросил он, стремительно оборачиваясь к Боунс.

Какое-то время Сьюзен выглядела совершенно растерянной, но вот в глазах её промелькнуло понимание.

— Силенцио и Инкарцеро! — воскликнула она, по-видимому вспоминая о словах Смита. — В сочетании они иногда могут дать побочный эффект. Гермионе нужно Зелье болтливости⁽¹⁾, четвёртая полка справа!

— Отпустите её, — велел Северус.

Пил, всё это время удерживающий Сьюзен за локти, послушно ослабил хватку, и Боунс метнулась к шкафу.

— Потребуется четыре унции, не больше, — сказала она, протягивая Снейпу флакон с зельем, — и нужен специальный массаж горла.

Она нагнулась и осторожно положила ладонь на шею Гермионе, словно испрашивая у Снейпа разрешения, и тот, давая согласие, коротко кивнул.

— Вливайте! — велела Боунс, опускаясь на колени. — Я помогу ей проглотить.

На глаз отмерив необходимое количество жидкости, Снейп выплеснул излишки на пол и, запрокинув Гермионе голову, осторожно влил зелье в рот. Всё это время Сьюзен осторожно массировала Гермионе горло.

На одно короткое мгновение показалось, что зелье помогло.

— Гермиона! — с надеждой позвал Гарри.

Гермиона закашлялась, потянулась к Снейпу, вдохнула... и вдруг вновь выгнулась дугой, судорожно и беспомощно заскребла пальцами по собственной шее, словно пытаясь отыскать невидимые путы.

— Я не могу... — опухшие губы не слушались. — Я...

— Дайте мне мою палочку! — велела Боунс и, обернувшись, протянула руку к Пилу. — Она слишком долго сопротивлялась Силенцио. Есть заклинание Рассекающих ножниц...

Аврор потянулся было за палочкой, но его остановил Бруствер.

— Нет! — сказал он не терпящим возражения тоном, и Пил послушно опустил руку.

— Дайте палочку! — взмолилась Боунс. — Или она умрёт! Я целитель, я не причиню ей вреда!

— Вы причинили вред Смиту... — начал было Бруствер, но Снейп уже протягивал Сьюзен собственную палочку.

— Быстрее! — велел он, глядя на неё почти умоляюще.

Боунс решительно взмахнула палочкой, произнося заклинание, и путы, стягивающие шею Гермионы, наконец распались.

— О Боже! — прохрипела Гермиона, вдыхая воздух полной грудью, и, вцепившись Снейпу в плечо, отчаянно зарыдала.

1) информация о том, что Силенцио и Инкарцеро при совместном использовании могут привести к удушью, взята автором с сайта Pottermore, как и сведения о том, что в этом случае иногда помогает Зелье Болтливости

Вернуться к тексту

Защитный купол сняли с замка на следующий же день после смерти Смита, и теперь над Хогвартсом разливалось яркое синее небо — глубокое и безоблачное, словно безбрежный океан.

Всех пациентов Больничного крыла перевели долечиваться в Мунго, и школа вернулась к привычному ритму жизни — совы вновь доставляли почту, детям разрешили гулять, а испуганный шёпоток, всю прошедшую неделю наполнявший факультетские гостиные тревожным ожиданием и страхом, наконец затих, уступив место радостному возбуждению. Приближался День Святого Валентина, и в предстоящие выходные братья Уизли ⁽¹⁾ собирались устроить в Хогсмите настоящий праздник — с традиционными шуточными розыгрышами, волшебными сладостями и фейерверками. И даже Снейп, ставший в последние дни ещё более язвительным и злоязычным, не мог испортить студентам приподнятого настроения.

Во внутреннем дворике было ветрено и непривычно тихо, и Гарри, очистив каменный парапет от снега, расположился у входа в галерею, приготовившись терпеливо ждать. Снейп появился спустя десять минут, с глухим стуком распахнув тяжёлые двери Замка, и стремительно спустился по ступенькам, сметая полами мантии свежевыпавший снег.

— Директор сказала, что вы желали меня видеть, — произнес он без всякого дружелюбия в голосе.

— Присядем, профессор? — предложил Гарри, но Снейп отрицательно покачал головой.

— Пройдёмся, — в свою очередь предложил он и, не дожидаясь согласия Поттера, направился в сторону Чёрного озера.

Они миновали замёрзший фонтан, прошли сквозь арку внутреннего дворика и по старому скрипучему мосту вышли к хижине Хагрида.

— Два дня назад я вновь подал запрос о снятии с вас статуса неблагонадёжного, — сказал Гарри, не зная, с чего стоит начать.

— Я в курсе. Мне вновь прислали повестку, — с вполне ожидаемым раздражением произнёс Снейп.

— И вы снова не придёте на слушание? — вздохнул Гарри. — Я знаю. Но в этот раз моё прошение подписал сам Министр Магии, так что, скорее всего, ваше присутствие даже не понадобится.

Снейп недовольно пожал плечами, то ли сомневаясь в решении комиссии, то ли просто не желая поддерживать разговор.

— Я был в Мунго, — немного помедлив, продолжил Гарри. — Целители считают, что Гермиона скоро поправится, но ей всё ещё не разрешают говорить, и это очень сильно её расстраивает.

— Молчание пойдёт мисс Грейнджер только на пользу, — кривя тонкие губы в язвительной усмешке, произнёс Северус, но глаза его неожиданно потеплели, — она невозможно много болтает.

— И она вновь спрашивала меня о вас, — осторожно добавил Гарри, внимательно наблюдая за реакцией Снейпа. — Возможно, вам стоит...

— Вы уже нашли дневник Смита? — резко перебил его Северус.

Гарри осуждающе покачал головой, но развивать тему не стал.

— Пока нет, но мы ищем. В дневнике крайне заинтересованы невыразимцы, однако Кингсли пообещал, что вначале все записи изучите вы. Мы обыскали дом, когда-то принадлежавший Хепзибе Смит, и нашли там колбу с остатками зелья и фальшивый галеон. И много книг, оставшихся в наследство от его двоюродной бабки. Но дневника среди них не было. Боунс утверждает, что Смит никогда с ним не расставался, и всё же поиски пока не дали никаких результатов. Кстати, саму Сьюзан Боунс задержали и после допроса отправили под домашний арест. На следующей неделе её ждет суд, но я надеюсь, что наказание будет не слишком суровым и ей удастся избежать Азкабана... Она действительно сварила Змеиное зелье для Драко, но убивать его не собиралась. Да и сама идея с зельем принадлежала не ей, а Смиту, Боунс же настояла только на том, чтобы Люциус Малфой знал, у кого ему следует искать противоядие. О планах Смита в отношении меня Сьюзен тоже ничего не знала: ни о монетах, ни о том, что Смит пытался меня отравить. Выдвигать обвинение в умышленном убийстве Аврорат, скорее всего, не станет, ведь Сьюзен в некотором смысле тоже жертва. Смит угрожал ей, пытался её оговорить, Боунс испугалась и в панике выплеснула зелье Смиту в лицо. Она не хотела его убивать и уж точно не ожидала таких ужасных последствий. Сейчас она очень сожалеет. Её адвокат планирует представить случившееся, как самозащиту, и я поддержу его. Гермиона тоже готова дать показания. К тому же противоядие, что было сварено Сьюзен, довольно быстро поставило всех пострадавших на ноги. Да и история с убийством Амелии Боунс должна помочь ей на слушаниях в Визенгамоте, ведь многие судьи хорошо знали и любили её тетю.

— Боунс отправят на общественно-исправительные работы, — сказал Снейп, — и вряд ли дадут реальный срок в Азкабане, а вот с мечтой о целительстве ей придётся проститься. Очень жаль, ведь она неплохой врач.

Какое-то время они шли молча. Протоптанная дорожка вилась вниз с холма, огибая гигантские мегалиты и постепенно спускаясь к подернутому дымкой берегу озера. Хижина Хагрида, по самые окна заваленная снегом, гостеприимно попыхивала печной трубой. Самого хозяина дома нигде видно не было, зато на ступеньках, в огромном лохматом тулупе сидел Грохх и рассеянно ковырялся в зубах сосновой веткой.

— Я долго спорил с Министром, убеждая его выполнить условия вашей несостоявшейся сделки, — сказал Гарри, глядя прямо перед собой, — и в конце концов он согласился. Аврорат не будет проводить повторные обыски у слизеринцев. Кингсли не нравится происходящее, но он хорошо понимает, что после смерти Смита новые скандалы Министерству совершенно ни к чему. Отец Смита согласен не подавать прошение в Аврорат о возбуждении дела в связи со смертью сына, если имя Захарии не будут намеренно очернять. Он раздавлен горем, но понимает, что вряд ли чего-то добьётся. Министр готов ограничиться обвинением в халатности и закрыть дело с вынесением вердикта "смерть по неосторожности", и такой исход устраивает всех...

Они спустились к озеру и, обогнув перелесок из молодых сосен, не сговариваясь, пошли в сторону высоких колец стадиона. Рассказывать Гарри было больше не о чем, и они шли в тишине, не сворачивая в сторону школы и не прерывая спокойного и на этот раз совсем не враждебного молчания.

— Я хотел вас поблагодарить, — наконец решился Гарри, и почему-то сразу стало понятно, что именно за этим он и приехал в Хогвартс, — за то, что вы не стали распространяться о моих воспоминаниях. Я знаю, что Дафна приезжала в замок, она мне всё рассказала.

Казалось, что Снейп вновь промолчит, или, что ещё более вероятно, скажет в ответ какую-нибудь гадость, но он неожиданно спокойно ответил:

— Это не моё дело, Поттер. К тому же, мне есть, за что быть вам благодарным. Когда-то вы поступили с моими воспоминаниями точно так же. Хотя по вашим гриффиндорским стандартам вполне могли использовать их для обеления моей репутации.

— Я никогда не выставил бы их на всеобщее обозрение! — невольно краснея, ответил Гарри. — И вы ошибаетесь! Это было бы совершенно не по-гриффиндорски. Впрочем, всё моё поведение во всей этой истории тоже нельзя назвать таковым. Я дурно поступил с Джинни... С ними обеими, — он вновь замялся и стал казаться и вовсе пунцово-красным. — Впрочем, вчера вечером я рассказал Джинни всю правду. Она не заслуживает обмана.

Он зло пнул ботинком лежащий на дороге камень и, не глядя на Снейпа, расстроенно добавил:

— Я запутался, профессор, и я не знаю, что делать дальше...

— Вам просто нужно немного времени, Поттер, чтобы разобраться в самом себе, — без всякой издёвки сказал Снейп. — И я рад, что теперь оно у вас есть...

КОНЕЦ

* * *

P.S. Ну вот и закончилась наша история длиной в два года, из мини совершенно внезапно превратившаяся в миди, а затем и в макси...

Хочу потратить ещё немного вашего времени, чтобы поблагодарить всех тех, без кого этот фик никогда не увидел бы свет...

Во-первых, вас, мои дорогие читатели, за то, что читали, комментировали, давали дельные советы и подбадривали меня, когда на автора нападал творческий застой.

Во-вторых, мою замечательную бету Лукашину, которая прошла со мной весь этот тернистый путь от начала и до конца. За её титанический труд, долготерпение и способность видеть во мне лучшее.

В-третьих, vega_1959 за то, что помогла мне с первыми главами, и Lady Morella, за её вечный бой с моими запятыми.

В-четвёртых, Specialhero за обложку к нашему фику.

И наконец, дорогую Иоллу, которая приложила немало усилий, вычитывая этот текст.

Если наша история вам понравилась, то автор и беты будут признательны, если у вас найдётся время и желание написать нам рекомендацию. Так мы поймём, что не зря потратили столько времени и сил.

Встретимся в следующей части...

1) Братья Уизли — это Джордж и Рон Уизли

Вернуться к тексту