По образу и подобию (джен)

Танвен устало отложила резец и смахнула пыль с намозоленных ладоней. Ее руки ныли, тело слабело от недоедания, к вискам подступала боль, но светлый покой — знак завершения большого и важного дела — читался в слезящихся глазах. Пятилетний труд, отнимавший почти все ее дни и ночи, был наконец закончен.

Статуя из чистого белого мрамора — женщина, сидящая в расслабленной, непринужденной позе, сложив руки на чуть расставленных коленях — отвечала ей взглядом, не менее спокойным, но по другой причине. Это был взгляд мыслительницы, так же, как и Танвен, отрешившейся от мирских страстей, но еще далекой от обретения истины, и неторопливо идущей по дорогам познания; глубоко внутри можно было угадать и силу, и способность к высоким порывам души, и таланты... Но пока они — нет, не дремали, скрывались под внешней бесстрастностью.

Танвен бережно провела шершавой ладонью по руке своего творения. Мрамор казался теплым и гладким, словно человеческая кожа, она даже попыталась прощупать пульс на тонком запястье и уловила биение жилки. Танвен понимала, что это обманчиво — тепло было теплом ее собственных рук, пульс — биением ее собственной крови. Но разве не вложила она в статую столько сил, не разделила с ней пополам душу? Порой Танвен казалось, что Мыслительница — часть ее самой, ее продолжение, как рука или нога.

— Если ты захочешь, так и будет, — раздался мягкий, но властный голос за ее спиной. Обернувшись, Танвен увидела женщину в простой одежде, с намозоленными, как у нее самой, руками, с неприметным лицом, на котором светились бездонные мудрые глаза. Танвен никогда не встречала ее раньше, но узнала с первого взгляда:

— Здравствуй, Богиня-Создательница.

— И ты, — кивнула Богиня. — Можно без церемоний — мы и в самом деле старые знакомые. Ты с детства слышала мой зов и откликнулась на него, слепив первую глиняную фигурку; я же помогала тебе, укрепляя твои руки, когда они слабели и опускались.

— Я слышала твой голос в минуты отчаяния.

— Да. А теперь, в минуту торжества, я могу вознаградить тебя.

— Я уже вознаграждена — своим трудом.

— Хороший ответ, — Богиня улыбнулась. — Но, наблюдая за тобой все эти годы, я видела, что ты одинока. Нет никого среди людей, кто поддержал бы тебя, кто разделил бы твои помыслы и надежды, кто смотрел бы, как ты работаешь, и восторгался чуду, рождающемуся в пыли и грязи, кто утешал бы тебя при неудаче, вытирал твои слезы и пот — все любуются готовыми шедеврами, но никому нет дела до того, как они создаются.

— Верно. И, раз ты видела, ты знаешь, как меня печалило одиночество — особенно в долгие зимние вечера, когда все греются в тепле домашних очагов. У меня же была только холодная мастерская и холодный камень.

— Я могу изменить это. Я вдохну жизнь в Мыслительницу, сделаю ее твоей верной подругой, она станет любить и уважать тебя. Ты создала ее по своему образу и подобию, и не будет для нее никого и ничего дороже, чем ты, с первого вздоха.

— Искушение велико, — Танвен погладила статую по голове. — Но нет, на такое я не согласна.

— Почему же? — заинтересованно спросила Богиня, ничуть не задетая отказом.

— Потому что она свободна, как и любой другой человек; приковать ее ко мне было бы преступлением. Она — Мыслительница, и перед ней весь мир — именно потому, что я создавала ее по своему образу и подобию.

— А разве тебе не хотелось бы придать завершение своему шедевру?

— Да, за годы работы с камнем я убедилась, что в нашем мире нет ничего более совершенного, чем живое человеческое тело, и любая статуя — лишь копия идеального творения. Ты можешь дать Мыслительнице жизнь, если хочешь: она — мое создание, а я — твое, и не мне решать, быть ей человеком или статуей, если не могу сделать камень плотью. Я же стараюсь лишь приблизиться к идеалу, и тружусь по мере своих сил, дар созидания жжет мне руки, и не даст мне успокоиться до самой смерти.

— Что же, Танвен, — рассмеялась Богиня. — Теперь я вижу, что и мои труды не пропали зря. Продолжай работу, и однажды мрамор под твоими руками превратится в человеческую плоть, ты встанешь вровень со мной, и мы вместе пойдем по пути творения, которому нет конца. Потому что я создала тебя по своему образу и подобию!

Пыль и каменная крошка взвихрились по углам мастерской, и в яркой вспышке Богиня-Создательница пропала. Осталась лишь Танвен — да Мыслительница рядом с ней, ничем не тревожимая, погруженная в вечные раздумья.

Танвен, опустившись на пол рядом со статуей и положив голову на ее каменные колени, тоже долго о чем-то думала — так тихо и неподвижно, что нельзя было понять, где живая женщина, а где ее творение... а потом встала и вновь взялась за резец. Путь, лежавший перед ней, был чересчур длинен, чтобы останавливаться надолго.