Ведьма должна быть сильной (гет)

Я мало что помнила о прошлой жизни. Только череду образов, которые были столь близки сердцу: мама, младшая сестрёнка, любимый жених и перспективная карьера. Всё могло ещё вполне сложиться, и я бы умерла в окружении внуков, а то и правнуков, если бы не мой характер. Обострённое чувство справедливости — не самая лучшая черта, которой следует обладать следователю полиции.

Последнее и самое чёткое воспоминание — воспоминание о моей смерти. Только певцы и поэты способны её воспевать и придавать ей некий флёр романтичности. В моем же случае всё было очень больно и некрасиво. Я воспарила над своим изломанным телом и успела подумать лишь о том, сколько бы я ещё могла всего сделать, но не срослось. А после меня поглотила темнота.

Первое, что я почувствовала, — это боль, настолько сильная, что захотелось умереть ещё раз. Мысли казались больше похожими на желе, настолько они были тягучими. Хотелось вдохнуть, но воздух с трудом проникал в лёгкие. И я закричала. Где-то на периферии удалось расслышать женский голос:

— Поздравляю, миссис Блэк, у вас девочка.

Тогда я ещё не понимала, что эта девочка — я. Мне просто хотелось есть и спать. А все люди для меня казались не более чем расплывчатыми пятнами. Да и не интересовали они меня особо.

Единственное, что приносило радость, — это редкие объятия матери. Когда зрение стало нормальным, мне наконец удалось разглядеть её. Молоденькая, ещё совсем девчонка, красивая какой-то мягкой и особой красотой. Во всяком случае, она никак не походила на тех уродцев, что меняли мне пеленки и кормили. У неё были очень нежные руки и самая солнечная в мире улыбка.

Отца же впервые я увидела, когда мне исполнился год. Он был суров и равнодушен одновременно. Лишь однажды произнес:

— Жаль, что мой первенец не сын.

А после просто развернулся и ушел. Несмотря на мою шалость в виде утащенной волшебной палочки из-за недосмотра эльфов, меня не наказали. Но не думайте, мой проступок не остался незамеченным. Просто Тилли, одна из немногих любившая читать мне сказки, — исчезла.

То, что этот мир отличается от моего прежнего, — я поняла не сразу. В моём не было никакой магии и таких забавных существ, как домовые эльфы. Несмотря на их специфическую внешность, они были очень полезными. И уборщики, и няньки, и повара — в одном лице. А самое главное — всегда оставались очень преданными. От людей редко такого дождёшься. А домовики готовы были удавиться, лишь бы услужить маленькой мисс Блэк.

Моя взрослая сущность редко давала о себе знать, больше телом руководили обычные детские инстинкты. Но когда мне удавалось себя осознать, я пыталась понять этот мир и семью, в которой я оказалась.

Друэлла Блэк с лёгкостью вошла в моё сердце, как любящая мать. Несмотря на свою неопытность, она всегда старалась меня приласкать и прижать к себе, при этом не забывая поучать, что старших в роду нужно почитать и уважать.

Мама старалась быть достойной рода Блэк. Лишь со временем я поняла, как тяжело ей было в нашей семье. Ведь несмотря на свою учёбу в Слизерине, она оставалась удивительно светлой волшебницей.

Ещё больше она расцвела, когда забеременела во второй раз. Я любила гладить её появившийся живот и молилась про себя, чтобы родился братик. Казалось, даже отец немного оттаял. Он привез мне из-за границы чудесную фарфоровую куклу, зачарованную на неразбиваемость. Именно ожидание сына смирило его с тем, что я девочка.

— Красавица Беллатрикс достойна только самого лучшего, — произнёс он тогда. А после даже потрепал меня по волосам.

Но рождение Андромеды всё испортило.

Улыбка матери как будто немного потускнела, а отец и вовсе заперся у себя в кабинете и не выходил оттуда несколько дней подряд. Только явившаяся по каминной сети тётя Вальбурга смогла его успокоить и смирить с происходящим.

Подслушанный случайно тогда разговор въелся мне в память на долгие годы:

— Угомонись уже, Сигнус. И хватит пить. Ты становишься похож на трусливого маггла, — сердито произнесла тётя.

— Отвали, Вал. Ты не понимаешь, — пьяным голосом ответил отец.

— Не смей мне такого говорить, брат. Не забывай, что они всё же Блэк, пусть и не того пола.

— Что ж ты тогда сама не родишь наследников, а, сестрица? Не боишься, что наш проклятый род прервётся? Сколько своих сквибов ты уже отправила на тот свет?

Звук громкой пощёчины. И тишина. А затем почти рык разъярённой Вальбурги:

— Твоя жена ещё может родить одного ребёнка. А если не выйдет, мы обратимся к нему.

* * *

Мне не нравилась позиция нашей семьи относительно обычных людей. Я даже отказывалась называть их магглами. Ведь я сама в прошлой жизни была обычным человеком. Магия — это чудо, с помощью которой можно сделать много хорошего.

Озеленить пустыни, тем самым решив проблему голодающих стран. Исследовать тайны космоса, приблизившись к разгадке Вселенной. И многое другое. Конечно, были многочисленные нюансы и условия, но тем не менее.

Но высокомерие моей семьи мне претило. Поначалу я пыталась смириться, быть послушной и ничем не выделяться. Но я не видела логики в их словах. Почему они делили мир на чёрное и белое, считая обычных людей чуть ли не паразитами? Я пыталась взывать к голосу их разума, окольными путями доказывая, сколь много достигли обычные люди. Но меня никогда не слушали.

А когда я подросла, то и вовсе стали наказывать. И очень часто это делал лично отец. Несмотря на то, что я просто была маленьким ребенком, получала я со всей строгостью.

* * *

Андромеда росла более послушной и спокойной, нежели я. Может она была еще достаточно мала, но эльфы не могли нарадоваться на тихий нрав малышки.

А мама опять забеременела. Она всё так же старалась уделять внимание своим дочерям, но её улыбка стала более измученной. Казалось, беременность выпивала её молодость. Ещё совсем молодое лицо покрылось сетью тоненьких морщин. А светлые волосы потеряли свой насыщенный пшеничный оттенок. Хотя руки обнимали так же тепло, как и прежде.

Она пыталась учить меня манерам маленькой леди, велела заботиться о сестрёнке, ведь я старшая. Создавалось такое ощущение, словно она прощалась.

Я хотела ненавидеть ребенка, что сидит в её животе, но не могла. Ведь я видела, с какой нежностью мама гладила свой огромный живот и какие красивые баллады пела своему еще не родившемуся ребёнку. Она любила своих девочек, несмотря ни на какие обстоятельства.

Смогу ли я принести себя в жертву ради рода, как это сделала моя мать, рожая очередную бесполезную девочку? Смогу ли я также беззаветно любить своё дитя, несмотря на то, что никогда не любила мужа? Ведь именно такую судьбу мне уготовили.

* * *

Нарцисса стала для нашей семьи чудом. Маленькая беловолосая красавица покорила даже отца. Казалось, он наконец смирился с тем, что сына у него никогда не будет. И только сейчас заставил себя если не любить, то проявлять заботу по отношению к своим девочкам.

Может, ещё этому и поспособствовало начавшееся проявляться у матери безумие. Оно не было особо заметно, но оно было. Она всё так же улыбалась и читала нам сказки на ночь, но с каждым днём всё глубже и глубже погружалась в свои мысли.

Розье не такой сильный род, как Блэк. А мама, несмотря ни на что, оставалась именно Розье. Три рождённые девочки сказались на её здоровье и разуме не самым лучшим образом. Всё чаще её можно было найти в оранжерее, сидящей в кресле-качалке и вдыхающей аромат своих любимых цветов.

Уроки, что давал приходящий репетитор, только недавно закончились, и мне наконец удалось застать тот редкий миг, когда мама была «в себе».

— Как ты, моя красавица Белль? — ласково, но едва ощутимо приобняла меня мать. Даже её голос стал каким-то хрупким.

Она всегда называла меня Белль, не Беллатрикс, как делал это отец и другие старшие родственники, и не Беллой, как звали младшие сёстры, а именно Белль.

— Всё хорошо, мама. Я учу Андромеду читать. Она очень умная, — со всей детской серьёзностью заявила я, а затем, тихим шёпотом, словно выдавала самый важный секрет: — А Нарцисса совсем непослушная.

Мама звонко засмеялась, пока смех не перешёл в кашель. А затем, успокоившись, серьезно произнесла:

— Позаботься о них, Белль.

Мне хотелось заплакать и самой заявить, что я сама ещё ребенок, но я лишь кивнула.

* * *

Несмотря на все трудности и сложные отношения в нашей семье, я радовалась второму детству и второй жизни.

Обучение не было для меня сколь-нибудь трудным, но всё равно приходилось прикладывать определенные усилия. Ещё в четыре года я научилась сносно читать по-английски, а затем начала осваивать французский и латынь. Но в вопросах магии и других наук всё было не так просто. Скупые знания, что мне удалось пронести из прошлой жизни, разбивались в прах о реалии нынешней: начиная от значительно отличавшегося привычного английского языка и заканчивая абсолютно другой историей. Это была совершенна иная реальность, а магия в ней вносила коррективы в те устойчивые догмы, к которым я привыкла.

Я никак не могла отделаться от ощущения, что что-то упускаю, что-то очень важное.

* * *

Мы с семьёй редко выбирались куда-либо. На это было несколько причин. Маленькие дети не способны были контролировать свою магию. Нередко яблоком раздора становилась игрушка, которая от эмоций ребёнка могла вспыхнуть пламенем в руках другого малыша. А учитывая темперамент представителей нашей семьи, можно представить, что подпалить мы могли и целый менор. Поэтому детей учили не только ходить на горшок и читать, но также и держать себя в руках. Даже несмотря на свою постоянную сдержанность, обусловленную влиянием взрослого разума, я нередко замечала за собой, что раздражаюсь по пустякам, а эльфу, постоянно находившемуся возле меня, приходилось убирать эти последствия. Будь я не такой слабой ведьмой и обладай я более крутым нравом, последствия наверняка были бы намного хуже.

Второй причиной отсутствия званых вечеров была мама. Она ещё старалась держаться, но жизни в ней было всё меньше и меньше. Род Блэк высасывал жизнь из бывшей Розье слишком быстро. Даже несмотря на старания отца, этот процесс казался необратимым.

Всё чаще к нам заглядывала тётя Вальбурга. Эта высокая статная женщина обладала поистине дьявольским характером. Она редко повышала голос, но от одного её недовольного взгляда проходил мороз по коже. И если с отцом я могла спорить и ругаться, несмотря на следовавшие за этим наказания, то тётушку я предпочитала лишний раз не злить, а в идеале вообще не попадаться к ней на глаза.

Но в тот день я увидела леди Блэк впервые такой взволнованной. Я сидела возле горящего камина и читала одну из книжек со скандинавскими легендами. И была так увлечена представшей перед глазами истории из книги, что не заметила, как вспыхнул камин зеленым всполохом пламени, возвещая о том, что скоро прибудет гость. Появившаяся тётя предстала передо мной не такой, как обычно. Слишком суетливые движения и немного бегающий взгляд. Из её идеальной прически даже выбилась пара прядей, чего не бывало никогда прежде. Даже на моё не совсем подобающее приветствие она не обратила внимания.

— Беллатрикс, — тётя присела рядом со мной на диван. Было заметно, как она на самом деле нервничает, даже её голос немного дрожал, — завтра состоится очень важный прием. Ты уже достаточно взрослая, чтобы я могла говорить с тобой откровенно, и способна понять, как много это значит для нашего рода. Тёмный лорд в обмен на свою помощь поставил нам несколько условий. И одно из них — твоя помолвка. Когда тебе исполнится семнадцать, твоим мужем станет очень сильный и уважаемый волшебник. Ты должна гордиться этим.

Книга со скандинавскими легендами выпала из моих рук. Были ли слова тёти неожиданностью? Безусловно. Я знала, что меня ждет договорной брак. Но не думала, что это произойдет так рано. И уже искала способы избежать этого. Однако слова, сорвавшиеся с моих губ, говорили об ином:

— Конечно, тётя. Я очень горжусь тем, что мне выбрали достойного мужа.

Что удивительно, но мои слова тётя восприняла как должное. Наверное, решила, что я наконец повзрослела и стала правильной чистокровной ведьмой. Однако при этом не преминула погладить меня по волосам и даже немного улыбнуться. Редкая нежность в её исполнении.

* * *

Все гости собрались в Блэк-меноре. Это мрачное, но в то же время пропитанное готическими нотками здание всегда вызывало в моей душе какой-то трепет, хоть и бывала я здесь всего лишь несколько раз. Огромный зал был украшен белыми лилиями и ландышами. Как символично. Ведь я чиста и непорочна, а жених обещал мне стать надёжным спутником по жизни.

По углам стояли изящные диванчики, каркасы которых явно были вырезаны очень искусным мастером. По вздоху проплывали подносы с бокалами шампанского. На маленьких столиках ютились многочисленные закуски.

Людей было не так уж и много. Но со всеми ими я была если не знакома лично, то знала заочно. О ком-то прочитала по книгам, о ком слышала от мамы или тёти Вальбурги.

Я впервые оказалось на таком мероприятии. Но не будь я одной из виновниц сего торжества — не бывать мне на таких приёмах до пятнадцати лет.

Моя помолвка не вызвала никакого резонанса в волшебном мире в целом и в обществе чистокровных в частности — ведь ранние браки, заключённые по договору, — вполне обычное явление.

Меня сопровождал только отец. Не сказать, что он был особо уж доволен, но улыбка на его лице не выглядела натянутой. Хотя я была уверена, что в душе никакой особой радости он не испытывал. Просто маска эмоций, которые нужно показывать, чтобы соответствовать ситуации. Наверняка он был убеждён, что я что-то натворю, тем самым опозорив весь род.

Андромеда и Нарцисса остались дома в силу возраста, а мама — по причине здоровья. С каждым днём ей становилось всё хуже.

Было ли мне страшно? Безумно. Но я понимала, что помолвка — это далеко не брак и её ещё вполне можно будет расторгнуть. А пока лучше затаиться и притвориться, что всё хорошо. Несмотря на свой характер и позицию, я очень быстро училась. И прояви я своё недовольство, я бы вряд ли чего добилась.

Род Лестрейнджей был довольно уважаемым. Не таким древним, как Блэк, но богатым и готовым пойти на многие уступки ради такой ценной невесты, как я. Несмотря на то, что я не была особо сильна магически, процент чистой крови во мне от этого не уменьшился.

Это моей матери, принадлежащей обедневшему роду Розье, пришлось войти в нашу семью на не очень выгодных условиях. Ведь самым главным достоинством Друэллы было правильное воспитание. Она должна была полностью подчиняться мужу, заниматься семьёй и родить наследника, а лучше двух. В обмен же её брат, ставший главой рода Розье, получил солидную сумму, в которой так нуждался, и несколько уникальных артефактов.

Мой будущий брак сулил определённую степень свободы. Меня не запрут в поместье, я не буду безоговорочно слушаться приказов мужа, моя главная обязанность будет заключаться в рождении здорового наследника и соблюдении внешних приличий. Я также буду вольна выбирать карьеру и другие развлечения. Единственное право, которое у меня отняли — это выйти замуж по любви.

Отец представил меня нескольким волшебникам. Среди них был и Абраксас Малфой, сыну которого была обещана моя сестра Андромеда.

— Юная Беллатрикс, — поклонился, как положено по правилам этикета, лорд Малфой, — поздравляю вас и вашу семью с заключением такого удачного союза.

Я присела в реверансе перед мистером Малфоем и поблагодарила его.

После меня ждало ещё несколько поздравлений от различных благородных леди и джентльменов, разве что менее напыщенных, чем Малфои. Наконец мы подошли к моему будущему супругу. Я впервые могла разглядеть его вживую, а не по колдофото, и не сказать, что я была разочарована.

Мой жених был довольно молод, но любой другой девочке моего возраста он показался бы наверняка старым. Ещё бы, почти ровесник отца! Но это не было кошмаром. Неравные браки — нормальное явление в нашем обществе. К тому же Родольфус был довольно привлекателен. Особое очарование его лицу придавали глубокие карие глаза и выдающийся подбородок. У таких всегда полно любовниц, и глубоких чувств от него вряд ли дождёшься в дальнейшем.

То, какое впечатление я произвела на своего будущего жениха, мне было трудно судить. Критическим взглядом, пройдясь по моей маленькой фигурке и лицу, он просто удовлетворённо кивнул. Вряд ли он углядел что-то особенное в восьмилетней девочке, но не разочаровался, это уж точно.

Обряд помолвки был донельзя прост. Мы прокололи специальной иглой безымянные пальцы левой руки. А затем выступившие капли крови смешали в специальном сосуде с зельем.

Не было ни поцелуев, ни признаний. Но я думаю, со стороны картина выглядела довольно комично. Маленькая девочка и взрослый мужчина. Более нелепой пары трудно представить. Но никто не смеялся. Все затаили дыхание. В ожидании прошла не одна минута, пока на моём запястье не возник помолвочный серебряный браслет. Родольфус удовлетворённо улыбнулся. Ещё бы. Теперь ко мне не сможет прикоснуться ни один мужчина с намерениями, выходящими за рамки дружеских. А когда у меня пойдёт первая кровь, вполне возможно, и состоится свадьба.

Для меня, как жительницы двадцать первого века, такие устои и порядки казались дикими. Но перечить я не смела. Я всё ещё была слишком слаба, чтобы иметь право на собственное мнение.

Пытаясь отрешиться от унылых мыслей, я изобразила на лице улыбку. Ко мне тут же подошла тётушка Вальбурга и даже поцеловала в щёку. Ещё бы ей не радоваться, ведь мой будущий брак сулил возможность рождения наследника для неё лично и в ближайшем будущем.

Мне так и не удалось встретиться с таинственным Тёмным Лордом, который и был, по сути, инициатором этой помолвки. Но впечатлений об этом дне было более чем достаточно.

Вернувшись домой, я поспешила к матери. Надеясь поделиться с ней, единственным по-настоящему мне близким человеком. Но Друэлла Блэк не обратила на меня никакого внимания. Её руки нежно гладили лепестки цветов, а мыслями она была далеко-далеко.

Уткнувшись лицом в подол платья матери, я впервые так горько заплакала. Будущее казалось страшным, а надеяться я могла лишь на себя. Ведь чтобы обрести свободу и вырываться из этого порочного круга, мне придется стать очень сильной.

— Ты ведь понимаешь, что больше продолжаться так не может? — Сигнус величественно восседал на кресле в своём кабинете, не забывая при этом сверлить меня тяжёлым взглядом.

— О чём вы, отец? Я сделала что-то не так? — я состроила максимально наивное лицо, на какое была способна, но кажется, мне уже давно не верили.

— Прекрати сейчас же, Беллатрикс! — прикрикнул на меня отец, даже чуть приподнялся с кресла, но во время себя одёрнул и сел обратно, отложив подальше свою волшебную палочку.

В прошлый раз, когда он не сдержался, мне было весьма неприятно. Пришлось вызывать лекаря и пить специальные восстанавливающие зелья. Ведь даже после непродолжительного «Круцио» остаются последствия. В этот раз и он, и я решили не рисковать. Он не применял магию, а я старалась быть вежливой.

— Твоё поведение недостойно чистокровной волшебницы, — жёстко отчеканил отец. — Не забывай, что ты теперь невеста уважаемого человека и не должна позорить наш род.

Мне оставалось лишь согласно кивнуть.

— Если ты не изменишь своё поведение, боюсь, твоим воспитанием займётся кто-то другой, раз ты меня не слушаешь. И в этом случае с сёстрами ты будешь видеться весьма и весьма редко.

А вот это было уже угрозой. Андромеда и Нарцисса стали мне по-настоящему дороги. К тому же я чувствовала, как на самом деле им не хватает матери. И если Анди была более самостоятельной, то малышка Нарси очень ко мне привязалась. Она росла болезненным ребенком, сказалось слабое здоровье матери во время беременности.

Всё чаще по утрам беловолосый ангел просыпался со мной в кровати, неведомо как обманывая эльфов и сбегая от их присмотра. И если в начале я пыталась как-то её отучить, то потом попросту смирилась. Упорства сестрёнке было не занимать. Собственно, как и очарования. Да чего греха таить, в её руках даже отец становился мягче и на многое закрывал глаза. В том числе и на якобы постоянные кошмары младшей дочери.

Так что я не могла позволить отцу разлучить себя с сёстрами. То, что он это сделает, я не сомневалась.

— Я буду прилежно себя вести и больше ничего не натворю, — решительно заверила я родителя, при этом даже не забыла почтительно поклониться, признавая за собой вину.

Сигнус мне не верил. Сколько раз обманом я сбегала из дома — не сосчитать. Гуляя за пределами поместья, я очень часто наведывалась в соседнюю маггловскую деревню.

У меня появилось несколько знакомых, которые всегда были рады поиграть со мной. А те, кто был постарше, доставали мне и нужную литературу с газетами, в обмен на изысканные заграничные сладости. Ведь даже магическую прессу я читала в весьма урезанном варианте.

— Нет, дорогая дочь. Отныне твоих пустых слов недостаточно, — словно что-то для себя решив, твёрдо произнёс отец, — Ты не просто пообещаешь, а поклянёшься.

Это было неожиданно. Я не так уж много знала о магии, но то, что магический откат вполне может и убить, — прекрасно понимала. Неужели я настолько допекла свою семейку, что отец решился на это? Самовлюблённый чистокровный мерзавец, неужели он не понимал, на что обрекает собственного ребёнка? Хотя кому я вру. Он настолько гордился великой фамилией Блэк, что оказывается готов пожертвовать моей жизнью, лишь бы я не позорила семью.

Но иного выхода, кроме как принять его условия, у меня не было. Даже помолвочный браслет, который постоянно напоминал мне о предстоящем браке через несколько лет, не вводил меня в такое отчаяние.

— В чём именно я должна поклясться, отец? — из последних сил сдерживая себя, спросила я. Слёзы, застилавшие мне глаза, готовы были вот-вот сорваться и покатиться по щекам.

— Отныне и вплоть до твоей свадьбы ты будешь примерно себя вести, как подобает чистокровной волшебнице. Избавишься от всех грязных маггловских вещей, что тебе натаскали твои так называемые «знакомые», — брезгливо поморщился Сигнус, — Будешь учтива со своим женихом, — на этих словах он даже улыбнулся, тем самым решив серьёзную проблему моего игнорирования всех писем Рудольфуса, — и самое главное, больше никаких самостоятельных вылазок в маггловский мир без моего или старших родственников на то разрешения. Тебе всё ясно, Беллатрикс?

* * *

После рождения Сириуса всё стало намного проще. С отцом я практически не пересекалась. Нам с сёстрами наняли новых учителей, так как мама окончательно погрузилась в себя, а тёте Вальбурге было явно не до этого. Она полностью занималась своим сыном.

Всё больше и больше я убеждалась, что этот мир мне не подходит. Правила, этикет, а также будущий муж — всё это меня безумно раздражало. Но клятва, данная отцу, действовала весьма отрезвляюще.

Правда, один раз я всё же решилась проверить, насколько далеко она позволит мне зайти. И если только выйдя за пределы поместья, я ощущала, как мои руки слегка покалывает, то приблизившись к маггловской деревне, я начинала чувствовать нестерпимую боль, вполне близкую по ощущениям от «Круцио». Тогда мне с трудом удалось найти в себе силы, чтобы унести ноги. Больше таких ошибок я не совершала.

Кидая взгляд в зеркало, в котором отображалась маленькая девочка с чёрной копной волос, я ловила себя на мысли, как на самом деле мало осталось от прошлой меня. Прямая осанка и горделивое выражение на лице. Всё это было не похоже на обычную улыбчивую девчушку, которую, я пусть и смутно, но помнила. Мне хотелось вернуться назад — туда, где у меня была другая, простая, но более любящая семья. Хотя я понимала, что это невозможно. Мне почти удалось смириться с потерянной прошлой жизнью, но с возможностью распоряжаться собственной судьбой совершенно не получалось.

Послышался треск, а затем передо мной появился эльф с долгожданным конвертом на серебряном подносе. Все письма в нашем доме проверялись специальным артефактом, а затем их доставляли уже непосредственно адресату. Только отец мог позволить себе брать письма непосредственно от сов, а не ждать, как я с сёстрами.

Чаще всего мы получали просто поздравительные открытки, а я, как самая старшая и уже невеста, получала ещё несколько строк от своего дорогого, но отнюдь не любимого жениха. Написанные сухим официальным тоном, они не несли особого смысла, но показывали, что обо мне помнят.

Но это письмо было особенным. Приглашение в школу волшебства и чародейства Хогвартс. В нетерпении я сорвала красный сургуч, даже не обратив внимание на то, как сильно у меня дрожат руки. Всё-таки я оказалась достаточно сильна, чтобы поступить в Хогвартс, а не остаться на домашнем обучении. Ещё несколько лет в этом доме я бы попросту не вынесла.

Отец до последнего сомневался, что мне придёт письмо. Хотя сёстры поддерживали, как могли.

* * *

Тетушка Вальбурга, в один из своих немногочисленных визитов, посмотрела на меня как-то по-особенному.

— Ты будущая леди Лестрейндж, Белла. У тебя нет иного выбора.

Голос, говоривший эти слова, был сухим и властным, как обычно. Но вот глаза сказали мне совершенно другое. Их брак с дядюшкой тоже был явно не по любви, выйти замуж за собственного кузена наверняка ей было не просто. Люди, конечно, перестали обсуждать эту ситуацию ещё лет десять назад, но осуждающие взгляды кидали до сих пор. Особенно в этом преуспели магглорождённые. Они презрительно фыркали и резко отворачивались, думая, что их не видят, шепча что-то вроде:

— Чокнутые Блэки. На что только не пойдут ради чистоты своей крови.

Нечто подобное я услышала и в свой первый визит в Косой Переулок. Вместе с дядюшкой Альфардом мы отправились за покупками к школе. Люди шептали, не забывая сверлить нам взглядами спину. Дядя тогда ничего не ответил, лишь крепче сжал мою ладонь, а после мы отправились за палочкой в лавку Олливандера.

Да, я могла понять ненависть этих людей к своей семье, но я лично такого отношения не заслужила. В войне с Гриндевальдом погибло немало чистокровных волшебников. И многих представителей нашей семьи не обошла эта участь, но они не были героями, они оказались на проигравшей стороне. Все былые заслуги благороднейшего рода Блэк были забыты. Даже маленькую девочку, коей являлась я, уже заочно ненавидели. Мне хотелось встать посреди улицы и закричать, что я не такая, что я не презираю магглов и не воспеваю свою чистокровность. Но не только клятва удерживала меня от столь недостойного поведения. Прежде всего, это был здравый смысл. Я понимала, как бессмысленно пока что-либо доказывать толпе. Они всё равно не поверят. Да и действовать тут надо совершенно другими методами.

После покупки палочки мы зашли в книжный, и я, сверяясь со списком учебников в письме из Хогвартса, заказала также несколько справочников по зельям и рунам. Ведь уже сейчас я знала, что сильной ведьмой мне не быть никогда, вот поэтому и приходилось искать себя в чём-то другом.

Завершив все покупки, мы с дядюшкой заглянули в кафе Фортескью и заказали по десерту. Я никогда не была сладкоежкой, в отличие от дядюшки, но сделать ему приятно и поблагодарить за угощение — мне было нетрудно. Ведь он один из немногих, кто понимал меня, молча поддерживал мою сторону и никогда не поучал. С ним я чувствовала себя более свободной и не такой зажатой в правилах, что постоянно должна была соблюдать.

— Вот и ты, малышка Белла, скоро поедешь в Хогвартс, — чуть мечтательно улыбнулся Альфард. — Помню, чудное было время. Ты уже выбрала, на какой факультет поступишь?

Вопрос не предполагал иного ответа, кроме как:

— Слизерин, дядя. Все Блэки там учились.

То, что об ином факультете мне даже думать не стоит, я поняла уже давно, а уж после сделки с собственным отцом у меня и вовсе не осталось выбора.

Но дядя словно почувствовал ложь в моих словах, однако не стал заострять на этом внимание, а просто рассказал несколько весёлых школьных баек, которые заставили меня искренне хохотать. Я не заметила как быстро пролетело время, когда дядя, взглянув на часы, обратил внимание, что мы и так изрядно задержались и пора возвращаться.

* * *

На платформу девять и три четверти мы с отцом добирались специальным порталом.

После войны, пусть она и отгремела больше десяти лет назад, волшебники к вопросу о безопасности учеников подходили серьёзно. Были придуманы специальные порталы, которые доставляли учеников и их родителей в специальные кабинки, а после проверки волшебных палочек мы направились уже непосредственно на саму платформу.

Прощание с отцом вышло несколько скомканным. Он, как подобает отцу, пожелал мне удачи и сказал, чтобы я почаще писала домой, я же в свою очередь заверила, что буду хорошо учиться и очень скучать. Всё это было, по сути, игрой на публику. Блэки не любили выносить сор из избы, пусть у других складывается впечатление, что у нас всё идеально.

Найдя свободное купе, я поместила чемодан на специальную полку и открыла заранее приготовленную книгу. Ведь сидеть, ожидая кого-то столь явно, было попросту неприлично.

В купе постучались, а затем показалась улыбчивая белокурая девочка.

— Здесь свободно? — чуть ли не умоляя, спросила она. — Пожалуйста, скажи да. Я устала тащить этот огромный чемодан. Знала бы, что он станет таким тяжелым, взяла бы поменьше вещей.

Если до этого я сомневалась, стоит ли мне ответить согласием, то после столь искренней фразы просто кивнула. Конечно, я поняла, что передо мной не обычная магглокровка. Мантия на ней была явно не из того ширпотреба, что продавался у Малкин. На изящный резной чемоданчик наверняка было наложено немало чар по облегчению веса, повышения прочности и прочего. Филигранные заколки-бабочки в белокурых волосах, скорее всего, являлись каким-нибудь простеньким, но полезным артефактом. Но вот представительницей какого именно рода являлась девочка, я определить так и не смогла.

У каждого чистокровного рода был свой опознавательный знак. Кто-то носил печатку с гербом — как Крэббы и Абботы, кто-то ходил с тростью — как Малфои, кто-то по особенному завязывал шейный платок — как Макмилланы. Представительницы же прекрасного пола обычно также через украшения демонстрировали свою принадлежность к какой-либо фамилии. У меня, например, была маленькая неприметная брошь, инкрустированная чёрным янтарём.

Это были мелочи, которые обычный обыватель и не заметил бы. Но меня учили обращать на такие вещи внимание чуть ли не раньше, чем стали учить читать.

— Я Констанс Лавель, — представилась моя спутница и протянула руку, которую я чуть помедлив, всё-таки пожала.

— Беллатриса Блэк. Приятно познакомиться.

Это не было мужским рукопожатием, маги вообще предпочитали не прикасаться к друг другу без лишней надобности. Но жест, что продемонстрировала девочка, был истинно французским и говорил о симпатии напополам с благодарностью, хотя позволить подобное могли себе только дети. У взрослых же хватало и своих особых заморочек, но гораздо менее тактильных.

На удивление я очень легко нашла общий язык с Констанс. Она была более уверенна в себе и постоянно улыбалась, весело рассказывая о том, как чуть ли не в последний момент её решили отправить в Хогвартс, а не в Шармбатон, где учились её предки, и как чуть ли не в последний день заказывали другие учебники, которые доставили срочной почтой.

Время в компании Констанс пролетело незаметно. За окном уже стемнело, а сладости, что мы приобрели у приходившей продавщицы, почти закончились.

— О, вижу, ты уже помолвлена, — кинув взгляд на мой браслет, произнесла Констанс, — сочувствую.

Я удивилась ещё больше. Обычно девочек учат гордиться своим будущим браком. И даже, если в душе полный сумбур, то они все равно должны улыбаться и говорить, как им на самом деле повезло.

— Почему ты сочувствуешь, а не поздравляешь? — всё же решилась спросить я.

Констанс сочувственно покачала головой:

— Поздравлять с тем, на что мы и так обречены, было бы глупостью.

Думаю, будь на моём месте обычная чистокровная волшебница, она бы отреагировала совсем по-другому. Я же была очень благодарна этой девочке за её искренность.

Тогда я ещё не понимала, как на самом деле тесно переплетутся с нашей Констанс судьбы. Но в тот славный период учёбы в Хогвартсе она умудрилась стать мне самым близким человеком, а не просто подругой. И несмотря на всё, я искренне была ей благодарна.

Наверное, впервые я была настолько очарована этим миром. Замок Хогвартс, представший перед глазами, был прекрасен. Тёплый жёлтый свет, льющийся из створчатых окон, напоминал огоньки, на которые хотелось лететь, подобно мотылькам. Магия и вправду казалась чудом, а не просто сверхспособностью, раз благодаря ей мы способны увидеть вживую замок, которому не меньше тысячи лет.

Констанс и незнакомый мне мальчик, плывшие со мной в лодке, тоже были заворожены красотой замка. Магия чувствовалась не только в воздухе, она была везде. Вспыхнула в груди тёплым огнем, даря чувство защищённости и небывалой эйфории. Даже помолвочный браслет и клятва отцу ослабили свои путы на миг, сделав меня по-настоящему свободной.

Переплыв озеро и ступив на каменные ступени замка, я приняла для себя решение навсегда оставить предыдущую жизнь в прошлом, стать своей в этом мире.

Нас встретила высокая женщина сурового вида, представившись профессором МакГонагалл. Её тёмные волосы были собраны в строгий пучок, а тёмно-зелёная мантия, облегавшая фигуру, выглядела хоть и закрытой, но оставалась элегантной. Изначально она мне напомнила тётушку Вальбургу — своей строгостью и любовью всё контролировать. Несмотря на то, что я читала о Хогвартсе и его факультетах, мне всё равно было интересно выслушать приветствие профессора. Но с сожалением для себя я отметила, как её голос слегка дрогнул, когда речь зашла о Слизерине. Малая толика скрытого презрения все равно просочилась, хоть профессор МакГонагалл попыталась её скрыть.

Небо на потолке в Большом зале было усеяно звёздами, казалось, подними руку, и сможешь коснуться их. Однако столь долго оставаться беззаботной у меня не вышло, ведь в зал внесли Распределяющую шляпу. Ни одного упоминания о ней в истории Хогвартса я не нашла. А как именно происходит распределение первокурсников, так и не удосужилась узнать. Удивительная недальновидность с моей стороны.

Была ли шляпа просто артефактом, который считывал мысли, тем самым выявляя свойства характера, подобно компьютерам из моей прошлой жизни проводившим анализ данных? Или же это был некий дух или сущность, заключённая в материальном объекте? А что, если шляпа узнает о том, что я не обычный ребёнок, а проживаю вторую жизнь? Наверняка эта информация заинтересует не только директора, но и Отдел Тайн. Ведь в поиске ответов на вопросы о подобных случаях я перерыла всю библиотеку Блэк-холла. Я не была демоном, и мне не грозил ритуал экзорцизма. Но помнить свою прошлую жизнь, пусть и смутно, ненормально даже для волшебников.

Но замок, словно почуяв моё волнение, накрыл меня волной спокойствия и придал уверенности в том, что всё сложится хорошо.

— Беллатрикс Блэк, — произнесла моё имя профессор МакГонагалл.

На негнущихся ногах я прошла к табурету и присела. Как только на меня надели шляпу, звуки вокруг умолкли, а в голове прозвучал лишь скрипучий голос:

«Интересно, очень интересно. Взрослая душа в теле ребенка. С таким я не часто сталкиваюсь. И можешь не переживать, никто об этом не узнает, пока ты сама не расскажешь. Секреты, которые я храню — никому недоступны».

«Не часто, значит, и не в первый раз?» — мысленно спросила я, даже не успев осознать.

«Конечно, девочка. Я не первый век существую в этом мире. А дваждырожденные — такая редкость. Ты предвестник. И что бы ты не выбрала, знай, грядут перемены, а твоя судьба найдёт тебя. Даже я ничего не решаю. Выбор лишь за тобой».

«Что за предвестник? Объясните, пожалуйста. Я не совсем вас понимаю».

«Я здесь не для этого. Ты найдешь со временем ответы. Мне же важно знать уверена ли ты, что хочешь на Слизерин? Твоему характеру больше подойдёт Гриффиндор».

«Вы же знаете — у меня нет выбора».

— Слизерин, — провозгласила Распределяющая шляпа. И звуки, которые я до этого не слышала, обрушились на меня подобно лавине, стоило профессору снять с меня шляпу.

Я всё ещё была растеряна, однако, натянув улыбку на лицо, я прошла за стол к своему факультету. Студенты Слизерина были мне рады, хоть и не выразили особого удивления. Кто-то улыбался, кто-то кивал. Но все знали, что Блэки всегда попадают только на Слизерин. А я лишь подтвердила эту аксиому.

Дальнейшее распределение меня не особо интересовало, особенно когда и моя новая знакомая Констанс попала также на Слизерин. Она присела рядом со мной, но при этом не забывая улыбаться и другим студентам. Я лишь машинально хлопала, когда кто-то попадал на наш факультет. Все мои мысли занимал прошедший разговор со шляпой.

* * *

После ужина старосты Слизерина, Оливер Джекнайф и Джейн Фоули, проводили нас в гостиную факультета. Дорога так петляла, что я боялась потеряться, когда придется идти на занятия.

— В течение двух недель другие ученики со старших курсов будут сопровождать вас на уроки. Так что советую не опаздывать, специально ждать никто никого не будет, — успокоил нас Оливер, взгляд его был при этом серьёзен, а в голосе чувствовались стальные нотки.

Когда мы дошли до двери факультета, он произнёс пароль, а затем положил ладонь на едва заметный выступ чуть выше ручки двери.

— Пароль будет меняться каждую неделю. Но если вы всё же забудете его, — обведя тяжёлым взглядом весь первый курс Слизерина, явно намекая при этом, что это лучше делать не стоит, Оливер продолжил, а затем указал на тот самый выступ, где находилась его рука, — то вы всегда можете капнуть кровью на вот эту руну.

— Магия крови? — прозвучал возмущённый голос какой-то первокурсницы. — Но она же запрещена!

Староста нашёл взглядом ту самую девочку и на несколько секунд якобы задумался. Первокурсники, собственно, как и другие студенты Слизерина, замолчали.

— Долорес Амбридж, полукровка, если не ошибаюсь, — наконец произнес Джекнайф. Губы его расплылись при этом в притворной улыбке, — это малый обряд магии крови, входящий в список условно-разрешённых. Подобным способом пользовались раньше студенты всех факультетов. Вербальный способ активации прохода в гостиную возник чуть меньше века назад, после того, как ученик Гриффиндора попытался пройти в гостиную Пуффендуя обманом. Впрочем, не совсем удачно. Он потерял столько крови, что его с трудом удалось спасти. Поэтому сейчас вы познакомите эту руну со своей кровью, а в дальнейшем сможете использовать данный способ. Но не советую вам повторять подвиг гриффиндорца и пытаться проникнуть в гостиные других факультетов.

Пройдя наконец в гостиную факультета, старосты объяснили нам и другие правила. Говорила в основном Джейн Фоули, однако и Оливер оказывал молчаливую поддержку своей сокурснице, стоя чуть в стороне. Также упомянули о том, что к декану со своими проблемами лучше обращаться лишь в исключительных случаях. Для всего остального — есть они, старосты и, в крайнем случае, другие старшекурсники Слизерина.

Меня поселили в комнату вместе с Констанс и той самой Амбридж, которая казалось, готова была расплакаться в любой миг, настолько у неё было печальное лицо. Мне было жалко девочку. Ведь после такого внимания старосты ей будет ой как непросто, учитывая, что она и полукровка к тому же. Я пообещала самой себе при случае помочь и поддержать её. Но зайдя в комнату, Долорес сразу переоделась и задвинула балдахин кровати.

Мы с Констанс только переглянулись друг с другом и также легли спать, пожелав друг другу спокойной ночи. День был и вправду выматывающим. Глаза сами закрылись, едва голова коснулась подушки.

* * *

Первый урок у первокурсников традиционно проходил с деканом их факультета. В моём случае — это было зельеварение. И если профессор Слизнорт произвёл на меня двоякое впечатление, то в сами зелья я просто-напросто влюбилась.

Ингредиенты, которые вызывали у других чувство омерзения, казалось, сами ложились ко мне в руку. Не было никакого чувства брезгливости, ведь от него я избавилась ещё в прошлой жизни на работе, повидав немало трупов разной степени разложения. Но здесь было совершенно иное.

Только прочитав рецепт зелья, уже на уровне подсознания я понимала, как лучше нарезать корень златоцветника, какие именно нужны ножки жука-скарабея, и что листочки мать-и-мачехи, лежавшие передо мной, однозначно не подходят, ведь собраны они не в полнолуние, а на убывающую луну. Вся эта лавина непонятно откуда взявшихся знаний погрузила меня в своеобразный транс. Я что-то резала, крошила, кидала в котел. Даже у Констанс, работавшей рядом со мной, я стащила парочку нужных ингредиентов. Мне было важно сварить это простенькое зелье идеально, а рецепт, написанный в книге, не совсем соответствовал тому, что я видела в своей голове, да и кое-чего определённо не хватало. Но вспыхнувшее в груди тепло я направила в руку, которой размешивала зелье. Это была моя магия. Я вливала частичку себя в котел, пока меня не устроил полученный результат.

В себя я пришла, только когда выключила горелку под котлом и удостоверилась в идеальности полученного зелья. Другие однокурсники почему-то ничего не варили, они молча наблюдали за мной. Собственно, как и профессор Слизнорт, стоящий рядом. В руках у него была зажата палочка, а на лице проступало чуть озабоченное выражение. Но уловив уже мой трезвый взгляд, он радостно воскликнул:

— Мисс Блэк, какая приятная неожиданность, — профессор наклонился к моему котлу и внимательно начал изучать зелье. Незаметным движением он достал прозрачную колбу и влил туда результат моих трудов. А потом, чуть шокировано произнёс: — Мерлином клянусь, оно идеально! Я знал, что род Блэк славится своими талантами, но зельеварение, — задумчиво сказал он, — Какая прелесть! Я непременно должен написать вашему отцу об этом.

Слизнорт продолжил и дальше восторженно восхвалять многочисленные таланты рода Блэк. Говорил что-то о личном ученичестве. А меня настигла такая слабость, что я готова была вот-вот потерять сознание. Заметив моё состояние, профессор обратился к моим соседкам:

— Мисс Лавель, мисс Амбридж, проводите мисс Блэк в Больничное крыло, — а затем уже ко мне: — Вы, моя дорогая, боюсь, слишком выложились, вам непременно следует отдохнуть и больше так не экспериментировать. А пока пускай вас лучше посмотрит мадам Помфри и удостоверится, что всё хорошо.

— Но, профессор, мы не знаем, где находится Больничное крыло, — возразила Долорес, кинув на меня при этом не самый приятный взгляд.

— Ох, что же это я, и правда, — Слизрнота это и вовсе не смутило, он щёлкнул пальцами, и перед ним возник домовой эльф. — Вилли, пригласи ближайшего старосту, пожалуйста.

Оливер Джекнайф, провожая меня во владения мадам Помфри, также не сдержал любопытства:

— Ну ты даёшь, Блэк, первый день и уже в Больничное крыло, из-за чего ты так вымоталась? Зелья у первокурсников не особо сложные, — учитывая то, что вчера обращаясь к Долорес, он был довольно холоден, то по отношению ко мне его голос звучал довольно мягко.

Но у меня не было сил ответить. Едва мы достигли дверей Больничного крыла, последние силы покинули меня, и я провалилась в темноту.

Открыв глаза, я не сразу поняла, где нахожусь. Серый потолок, больничные койки с накрахмаленными белыми простынями и абсолютная тишина. Я даже подумала, что вернулась в московскую больницу, в которой однажды приходилось лечиться. Но не учуяв запаха хлорки и медицинского спирта, что было свойственно для российской медицины, я даже немного разочаровалась. Мысли были тягучими, где-то оборванными, скомканными. Но я всё же вспомнила, что теперь я маленькая англичанка в мире магии, скованная по рукам и ногам клятвами и обещаниями. И всё, что у меня есть, — это только громкая фамилия Блэк и семья, которую я не особенно люблю, а отдельных представителей даже ненавижу.

Вот и объект моей ненависти не замедлил появиться прямо передо мной. Отец выглядел таким же строгим, как обычно. Сигнус подошёл к моей кровати, не забыв нахмурить при этом брови.

— Здравствуй, дочь.

Рядом со мной также оказалась и медсестра.

— Мисс Блэк. Наконец-то вы пришли в себя. Как ваше самочувствие? — она вопросительно уставилась на меня.

— Слабо, — пришла к выводу я, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Попробовав подвигать рукой, я ощутила такую боль, что слёзы невольно выступили на глазах. Всё тело как будто пропустили через мясорубку. Даже говорить было тяжело, но я всё же едва слышно прошептала, — всё тело болит.

— Лежите и не двигайтесь, мисс Блэк, я кое-что проверю.

Достав волшебную палочку, медиковедьма начала выписывать ею странные узоры, что-то при этом тихо шепча.

Спустя какое-то время женщина перевела странный взгляд на моего отца, а затем и на меня.

— Что-то не так с моей дочерью, мадам Помфри? — нотка беспокойства всё же проскользнула в голосе отца.

— Мистер Блэк, у вашей дочери магическое истощение — медиковедьма была немного растеряна, — как я поняла, на уроке зелий произошел некий инцидент. Вас известили о случившемся?

Точно. Меня провожал в Больничное крыло староста. Я вспомнила и случай на уроке зельеварения, и странную радость профессора Слизнорта.

— Я получил его письмо и сразу же направился сюда, чтобы обсудить возможное ученичество, которое предлагают моей дочери.

— Боюсь, это невозможно, — мадам Помфри посмотрела на меня с сочувствием, а затем продолжила, — резерв вашей дочери не восстанавливается. Вполне возможно, она стала сквибом.

— Вы в этом уверены? — голос Сигнуса звучал жёстко как никогда. — Беллатрикс никогда не проявляла особой силы, но приглашение из Хогвартса всё же получила. Она никак не могла потерять свою магию. Она ведь Блэк. Не забывайте об этом, мадам.

Последнее слово он практически выплюнул.

Медиковедьма даже немного растерялась от подобного напора отца. Ещё бы, сказать представителю семьи Блэк, что его дочь сквиб, всё равно, что засунуть голову в пасть к тигру. Но мадам Помфри быстро взяла себя в руки и не менее твердо произнесла:

— Мистер Блэк, я сказала вам только, что показали мне чары. Все физические показания в пределах нормы. За исключением того, что в данный момент в теле вашей дочери нет ни капли магии. Даже зелья, что я дала ей ранее, полностью исчерпали свой эффект, не оставив никаких следов.

Я впервые наблюдала за таким гневным и одновременно расстроенным выражением на лице моего отца. Сигнус Блэк всегда казался мне слишком жёстким человеком, но сейчас впервые я увидела, что он переживает за меня. Самая нелюбимая дочь, постоянно доставляющая ненужные волнения, со странными идеями в голове, которые угрожали нарушить все те устои, которыми так гордиться славный род Блэк — именно такой я всегда была для отца. Но сейчас, когда он узнал что его дочь-волшебница, возможно, лишилась своей магии, я впервые ощутила от него такую поддержку. Сигнус просто подошёл ко мне и взял меня за руку, а затем жёстко, не терпящим возражений тоном обратился к медсестре:

— Моя дочь, может, и не самая сильная волшебница, но уж точно не сквиб, — он приподнял мою левую руку чуть вверх, указывая на помолвочный браслет, — не будь в ней магии — помолвка бы была расторгнута. Странно, что вы, мадам Помфри, не обратили внимание на сей факт. Может вы не соответствуете должности медиковедьмы, которую занимаете? Я подниму данный вопрос на следующем собрание Попечительского совета.

Мне даже стало жаль эту бедную женщину, настолько она побелела. Она уж точно не могла знать об особенности магии помолвки с представителем рода Лестрейндж. О таком не писали в книгах и не говорили в открытую, но чистокровные волшебники прекрасно об этом знают. Магия рода Лестрейндж не приземлила тех, в ком не было магии, она попросту их убивала. А я была ещё вполне жива.

— Мистер Блэк, не стоит так горячиться, — произнес вошедший волшебник, — мадам Помфри вполне компетентный специалист. Боюсь, тут проблема в особом даре юной мисс Блэк.

Директор, так неожиданно явившийся по мою душу, улыбался, излучая собой какое-то особое тепло. Если на распределении я не обратила на него особого внимания, то сейчас у меня появилась такая возможность. Крючковатый нос, длинная белая борода, светлая и от этого нетипичная мантия, и самое главное, я на миг ощутила всю ту силу, коей славился директор. Она не подавляла, а словно окутывала меня, напоминая чем-то почти забытые объятия матери. Странные ассоциации. И всё это никак не соотносилось с тем, о чём говорили мне родственники.

Дамблдор — враг семьи Блэк. Жадный до власти полукровка, неизвестно как добившейся такого положения. А недавно ставший ещё и Верховным чародеем в Визенгамоте. Помнится, когда тётушка Вальбурга об этом узнала, то разбила любимый сервиз из эльфийского стекла, которым так дорожила. Ни за что бы в это не поверила, если бы не увидела собственными глазами, ведь именно в тот злополучный день я навещала малышей Сириуса и Регулуса. Меня не особо интересовала политика, но вот сам Дамблдор интриговал хотя бы тем, что был так ненавистен моей семье. Конечно, я пока была маленькой девочкой, но, как известно, детство и юность из тех недостатков, которые проходят со временем. А волшебники к тому же жили удивительно долго. И всю жизнь плясать под дудку отца, а затем и мужа, я уж точно не собиралась.

Но в данный момент меня больше заботила собственная магия и то, что с ней произошло.

— Альбус, что вы имеете в виду? — вопросительно уставилась медиковедьма на директора.

— Девочка пока ещё слишком слаба для такого дара, — с сожалением покачал головой Дамблдор, а затем вытащил флакончик с каким-то зельем и передал в руки отца, — вам известно, что это такое?

Сигнус внимательно рассматривал содержимое. Даже откупорил флакончик и принюхался, пытаясь разобрать запах.

— Зелье памяти… — поражённо прошептал отец. — Но как?

— Это зелье от головной боли, один из тех традиционных рецептов, что варят первокурсники, во всяком случае, таким оно было изначально, когда его только сварили. Гораций был так восхищён, что не сразу заметил, как спустя время оно начало менять свои свойства, — сделал паузу директор, как бы давая собеседникам осознать услышанное. — Я взял на себя смелость и выслал образец своему учителю, и он подтвердил мои предположения. Мисс Блэк не просто сварила зелье, она изменила его магическую структуру, превратив в сложнейший состав, который способен восстановить утерянные воспоминания.

— Моя дочь истинный алхимик? — всё ещё находясь в растерянности, спросил Сигнус. А уж то как он на меня взглянул… Никогда прежде никто не смотрел на меня настолько восхищённо. А уж отец тем более.

Но я все равно мало понимала, что мои посетители имеют в виду. Единственный известный мне алхимик — это Николас Фламель. Но об истинных алхимиках я никогда прежде не слышала и не встречала никаких упоминаний.

— Да, мистер Блэк, — утвердительно кивнул Дамблдор, а затем продолжил: — Но, к сожалению, как я уже говорил, ваша дочь слишком слаба для такого дара. Действуя на уровне инстинктов, она впала в транс и влила всю свою имеющуюся силу в зелье. Отсюда и магическое истощение. Неизвестно, когда мисс Блэк восстановится. Но, боюсь, подобное девочке лучше не повторять, пока она не наберётся достаточного опыта и знаний. Дар — это, конечно, хорошо, но в данном случае при повторении мисс Блэк рискует попросту своей жизнью.

* * *

Видимо, не всю свою удачу я исчерпала, когда родилась в этом мире с оборванными, но воспоминаниями о прошлой жизни, потому что в Больничном крыле я провела только неделю. Поначалу отец порывался забрать меня в Мунго или домой, но откинул это предложение, едва получив письмо от самого Николаса Фламеля. Тот приглашал меня на летние каникулы в гости. И к тому же прислал специальный восстанавливающий состав, сваренный им самим для меня лично. Это было не совсем стандартное зелье, которое можно найти в любой магической аптеке, а что-то на грани алхимии и зельеварения. На чёрном рынке его вполне можно было бы продать за баснословную сумму. Но когда тебе делает подарок такой уважаемый человек, отказываться, а уж тем более пытаться на этом заработать — не принято.

Можно посчитать подобное внимание и везением, если бы не несколько «но». И первое «но» заключалось в том, что мне предстояло провести зимние каникулы в обществе моего драгоценного жениха. А там, где жених, там рядом и Темный Лорд. Встречу с последним я мечтала оттянуть как можно на более длительный срок. Если на своей помолвке я еще сожалела о том, что не удалось с ним познакомиться, то узнав подробности, я была безмерно рада тому, что этого не случилось.

Сильный тёмный волшебник, известный своими радикальными взглядами, наследник самого Салазара Слизерина, был явно не тем человеком, внимание которого я жаждала. А уж сколько тёмных пятен было в его биографии, всё это заставило меня относится к нему весьма настороженно.

Будь моя воля, я бы вообще постаралась не привлекать внимание столь известных личностей. Но судьба распорядилась иначе.

К тому же хранить в секрете то, что в семье Блэк появилась волшебница с таким редким даром, вовсе не представлялось возможным. Не сказать, что это событие сильно уж изменило мои взгляды, но теперь просто спокойно отсидеться в сторонке, пока наберусь определённых знаний, не получалось. Да и расторжение помолвки теперь стало практически невозможным. Тёмный Лорд вряд ли захочет упускать из своих сетей такую редкость, как я.

Вся надежда была лишь на Фламеля. Но и тут не стоило слишком сильно обнадеживаться. Пока я лишь интересная диковинка, которая пока ничего из себя не представляла.

Единственным светлым пятном в моём пребывании в Больничном крыле были ежедневные визиты Констанс. Казалось, её абсолютно не взволновала вся та шумиха, которая поднялась вокруг меня. Она не пыталась набиться мне в друзья, как делали это другие дети, а просто была рядом. Приносила книжки из библиотеки, объясняла пройденный материал, а однажды даже приволокла невесть откуда взявшийся том авторства самой Джейн Остин.

— Это же «Гордость и предубеждение»! — воскликнула я, при этом разглядывая книжку неверящим взглядом, так, словно это какое-то сокровище.

Не увидь я название, вряд ли бы вообще вспомнила о том, что когда-то, ещё в прошлой жизни, любила зачитываться подобной литературой. А история Лиззи и мистера Дарси была одной из самых любимых. Казалось, вместе с образами о когда-то прочитанных героях в моей голове встал на место недостающий кусочек мозаики. Я словно стала более цельной, стоило лишь вспомнить об этом. Но при этом ощущение, что о чём-то важном я всё же забыла, никак не покидало меня.

— Да, я знаю, — довольно улыбаясь, произнесла Констанс.

— Но она же маггловская, — уже прошептала я, опасаясь что нас кто-нибудь услышит.

— Да. Ты же никому не выдашь меня? — она с надеждой посмотрела на меня. Было заметно, насколько она взволнована, хоть старалась особо этого и не показывать.

И её можно было понять. На факультете Слизерин чурались всего маггловского. А эта француженка оказалась полна сюрпризов.

— Нет. Это будет нашей тайной. Спасибо тебе огромное, — всё же поблагодарила я ее.

Наконец меня выпустили из Больничного крыла. Ведь последние дни, которые я провела там, были наполнены неимоверной скукой. Несмотря на потуги Констанс меня как-то развеселить и припрятанный томик Джейн Остин, мне хотелось начать хотя бы нормально двигаться. А мадам Помфри после того визита отца была непреклонна в своих предписаниях о том, что мне нужно лежать и набираться сил. И это несмотря на чудодейственный состав, присланный Фламелем. Медиковедьма не забывала при этом и пичкать меня разными витаминными зельями. Вот я и лежала, покорно принимала противную, но полезную гадость, непонятно как вообще названную зельем. Но стоит отдать им должное, на ноги я встать была готова ещё на третий день.

И вот сейчас я направлялась в гостиную своего факультета вместе со старостой. Джейн Фоули мило улыбалась мне, не забывая при этом дать несколько дельных советов о том, как лучше запомнить дорогу. Ведь большинство первокурсников уже практически передвигались самостоятельно, несмотря на бдительный надзор более старших слизеринцев.

— Беллатрикс, — Джейн остановилась недалеко от входа в гостиную и обратилась ко мне почти шёпотом: — Прошу тебя быть аккуратнее. На Слизерине большинство, — последнее слово она особенно выделила, намекая на то, что большинство — это далеко не все, — понимают, какой у тебя на самом деле редкий дар, но есть и другие студенты, которые могут посчитат, что ты не такая уж особенная и не заслуживаешь такого внимания. Держись подальше от гриффиндорцев.

А наша староста не так проста, как оказалось. Джейн данным советом оказала мне немалую услугу. Будь я обычной маленькой волшебницей, может и не придала бы должного значения её словам, а лишь повыше задрала нос от гордости. Но я была достаточно разумной и воспитанной лекциями тётушки Вальбурги, которая отлично вбила в меня правило, что на Слизерине каждый сам за себя и никто просто так советы раздавать по доброте душевной мне не будет. А то, что Фоули всё же решила меня предостеречь, говорило лишь о том, что теперь я ей буду лично должна. Возможно, не сейчас, и даже не через год, а допустим, лет через десять. Но магическая Великобритания намного меньше, чем целая круглая планета, а значит, когда-нибудь я с ней рассчитаюсь.

— Спасибо, Джейн, я учту.

Староста просто кивнула, и мы наконец вошли в гостиную.

* * *

Не сказать, что уроки в Хогвартсе давались мне так уж просто, как я того ожидала. Если в обычной маггловской школе я вполне могла бы считаться чуть ли не вундеркиндом, то здесь всё было намного сложнее.

Отец, да и потом Дамблдор, пусть и разными словами, не зря мне говорили, что я довольно слабая ведьма. Несмотря на свой странный и пока до конца непонятый дар истинного алхимика, в других предметах я была откровенно слаба. Палочка вовсе не казалась мне продолжением руки, как другим волшебникам, что греха таить, я почти озлобилась на неё, и готова была выкинуть её, когда поняла, что спичка в иголку превращаться ну никак не желает.

Если даже самые слабые студенты смогли трансфигурировать данный предмет для шитья максимум к пятому занятию, то у меня она покрылась металлическим блеском лишь ближе к концу октября.

И это несмотря на футы исписанных эссе, вызубренных формул, заученных до полнейшего автоматизма движений под бдительным присмотром Макгонагалл и каждодневной тренировке за скрытыми балдахинами, когда другие девочки в комнате уже давно видели десятый сон.

Если бы отец знал, что я буду столь безнадёжна, быть мне на домашнем обучение как пить дать. Но письмо из Хогвартса и заключённый контракт со школой не так уж просто расторгнуть. Меня вполне могли исключить за неуспеваемость практически по всем предметам и отправить назад домой, и урона репутации роду Блек теперь это бы уже не нанесло, благодаря опять же моему непонятному дару. Но я прекрасно понимала, под чьим в таком случае началом мне бы предстояло обучаться и под чьим бдительным оком я бы оказалась, а затем, и то на кого и стала бы работать.

Поэтому себя я доводила чуть ли не до изнеможения практикой, которая до Хогвартса не была мне доступна, а теперь её было столько, что я уж жалела о почти впустую проведённых просто за книгами одиннадцати годах.

Я ведь могла попробовать стащить ту же палочку у матери, которая давно в ней не нуждалась. Но закон магического мира в этом отношении был довольно строг даже к сильным мира сего, к коим причисляли себя Блэки, и детям-волшебникам до одиннадцатилетнего возраста строго запрещалось колдовать с помощью любого концентратора. В основном говорилось о том, что это может нарушить работу магического ядра. И несмотря на задиристые высказывания магглорожденных волшебников о том, что чистокровных обучают всему дома чуть ли не с пелёнок, в Хогвартс мы поступали, владея палочкой примерно на равном уровне. Но касательно теории, тут уж сколько не пытайся запрещать, но многочисленные библиотеки магических семей собиралась явно не от счастливой жизни. В любом случае мне претила такое лицемерие нынешней политики. И если раньше я не особо задумывалась об этом, то теперь начала понимать, что магглорожденные никогда не узнают того, чему меня обучали дома, а чистокровные не захотят так просто делиться теми знаниями, которые им достались не просто потом и кровью, а скорее кровью и кровью. Я почти была готова признать свой альтруизм самой большой глупостью, но вера в чудо и магию, вряд ли заставят меня когда либо отказаться от него полностью.

Помнится, в прошлой жизни я за это уже поплатилась, лазя туда, куда не просят, и пытаясь наказать виновных и спасти невинных. Сейчас же я предпочитала так не спешить. И если раньше в большинстве случаев меня удерживала клятва, данная отцу, то сейчас мне стало проще себя контролировать и не было таких безумных порывов доказать свою правоту, как прежде. И над этим стоило задуматься. Список вопросов, на которые стоило найти ответы ещё вчера, становился длиннее с каждым днем.

Несмотря на то, что в трансфигурации я была полным профаном, мои потуги не пропали даром. На очередной моей отработке с деканом Гриффиндора произошло ли едва ли не чудо. Даже профессор, казалось, облегченно выдохнула, когда увидела, что спичка наконец превратилась в кривую, с поломанным ушком, но иголку. И моё невозможно счастливое лицо.

— Мисс Блэк, наконец вы смогли справиться с этой нелегкой для вас задачей, — профессор Макгонагалл протянула мне свиток. — Это список того, что вы ещё должны освоить, чтобы сдать экзамен хотя бы на минимальный проходной балл. А теперь можете быть свободны.

— Спасибо профессор, до свидания.

Даже этот длиннющий перечень того, над чем предстоит ещё мучиться далеко не одну ночь, не омрачил моего счастливого настроения. А к сухому тону декана гриффиндорцев я успела уже привыкнуть.

Недолюбливала она слизеринцев, что уж тут поделать. Главное, что и не позволяла себе переходить на личности. Но и с моими отработками по трансфигурации, как догадываюсь, было далеко не всё так просто. Наверняка подействовала не сколько моя громкая фамилия, а сколько заинтересованность учителя нашего директора.

С чарами же мои дела обстояли почти столь же плохо, как и с трансфигурацией. Но профессор Флитвик, будучи добродушным лишь снаружи, не утруждал себя отработками, как это делала декан львов. Он лишь печально пожал плечами, выдал список дополнительной литературы, тем для эссе на десяток занятий вперед, но всё же соизволил пояснить:

— Боюсь, мисс Блэк, ваши таланты ограничены лишь зельями и, возможно, ещё несколькими близкими к ним предметами. Не ошибусь, если скажу, что с травологией у вас таких проблем нет, как с моим предметом, трансфигурацией и ЗОТИ?

Заметив мой утвердительный кивок, профессор продолжил:

— Всё дело в вашей личной магии. Обычно волшебники рождаются с примерно равными способностями ко всем направлениям. Где-то они чуть талантливее, где-то более слабы, но в целом сами решают, какие навыки стоит развивать. Как вы, должно быть, знаете, ваш род никогда не был особо талантлив в таких направлениях, как зельеварение или алхимия. И то, что у вас проявился такой сильный дар, говорит лишь о том, что в других направлениях магии вы вряд ли достигнете каких-либо значимых высот. Думаю, вы и сами это уже прекрасно поняли.

Иначе говоря, я всегда буду хуже, чем любой самый посредственный маг? Да профессор, я это прекрасно знаю. Как и то, о сколь многом вы всё же предпочли умолчать. Но в любом случае, сколь-нибудь более существенной информацией вы вряд ли стали бы делиться. А обо всём этом я всё же прочла в книгах, выпросив одноразовый пропуск в запретную секцию у Слизнорта. Но высказывать все свои мысли Флитвику я не стала, а просто поблагодарила:

— Спасибо, профессор, но я в любом случае буду стараться.

— Ваше старание весьма похвально, мисс Блэк, — добродушно, но только губами улыбнулся декан воронов. — Напишите эссе по этим темам, а после Рождества я вам выдам новые задания. И в конце года я выставлю вам средний балл. Можете идти, мисс Блэк, боюсь, мисс Лавель вас уже заждалась за дверью.

— До свидания, профессор.

— До свидания, мисс Блэк.

* * *

— И что он такого тебе сказал, Белс? — спросила у меня Констанс.

Девчонка была излишне любопытной, слишком искренней и порывистой для Слизерина и вообще для англичан в целом, но именно такая непосредственность в ней меня и подкупала.

— Ничего такого, о чём я не узнала бы из книг.

— Пф. Полугоблин, что с него взять, — презрительно выдала она.

Да, гоблинов волшебники не любили. И то, что Флитвик смог стать деканом в Хогвартсе, вызвало в одно время немало вопросов. Но гоблины не вмешивались в политику, как было прописано в договоре, и совет Попечителей, стиснув зубы ещё в начале, но допустил талантливого полугоблина к преподаванию, не найдя лазейки, чтобы отказать тем, кто держит в руках их немалые деньги. А затем ничего не смог противопоставить тому, чтобы тот стал деканом самого умного факультета в Хогвартсе.

Вообще благодаря Констанс я немало узнала о таких вот подводных камнях. Да, меня многому обучали дома, но не в таких подробностях, в кои посвящала меня она. Чувствовалось, Лавель не такой уж и неподготовленной ехала в Хогвартс, и, тогда в поезде, она всё же чуточку приврала.

Несмотря на то, что во Франции к представителям волшебных народов относились заметно лучше, чем в Великобритании, к гоблинам это уж точно не относилось. Да и как можно относиться с добротой к тому, кто держит весь волшебный мир за яйца, а точнее, за деньги. В лицо такого не скажешь, да и за спиной побоишься лишний раз. А Констанс почему-то не боялась. Я же не могла позволить себе подобного:

— Тише ты, — протянула я пальцы по направлению к уху, указывая на возможные чары прослушки.

Но Констанс лишь непринужденно махнула рукой. И побежала как ни в чём не бывало вперед, изредка подходя к широким окнам и любуясь видами снаружи. А там было и вправду красиво. Солнце лениво гладило золотые, ещё не успевшие опасть листья, скользило серебряной рябью по воде Чёрного Озера. Октябрь и вправду в этом году выдался на удивление красивым.

Но Лавель вообще мало что волновало. На её подобные закидоны даже на Слизерине смотрели сквозь пальцы. Ведь Констанс имела не только непринуждённый, а местами взрывной характер, но и была удивительно сильной волшебницей.

Быть в списке лучших первокурсников не составляло ей никакого труда. Те же эссе, над которыми я всегда долго корпела, обладая при этом взрослым разумом, эта одиннадцатилетняя девчонка писала чуть ли не в последний момент и получала за них своё «Превосходно», когда мне светило максимум «Выше ожидаемого».

Нашу весёлую прогулку прервало неожиданное появление Молли Прюэтт, шедшей чуть ли не под ручку с Артуром Уизли.

— Посмотрите, кто тут у нас, — с издевательской улыбкой, намеренно растягивая слова, сказала рыжая гриффиндорка, — неужели слабачка Блэк возвращается с очередной отработки?

Молли Прюэтт стала моим личным кошмаром. Будучи всего лишь третьекурсницей, она завоевала себе немалый авторитет среди гриффиндорцев. Яркая и дерзкая девчонка играла в квиддичной команде и славилась своими успехами в чарах. А старшие братья Гидеон и Фабиан, учащиеся на седьмом курсе, покрывали все проделки своей сестрицы. Она не была вселенским злом, как это могло показаться, и я уверена будь, я не Блэк и попади я на Гриффиндор, я бы вполне могла с ней подружиться. Но я стала её врагом.

Во время войны с Гриндевальдом семейства Прюэттов и Блэков оказались по разные стороны баррикад. Отец Молли даже получил орден Мерлина второй степени за помощь в боевых действиях, но проклятие, подкосившее Александра Прюэтта в 1946 году, начало сводить его с ума. И если после войны наши рода ещё придерживались нейтрально-деловых отношений, то сейчас старались вовсе не пересекаться. Глава Прюэттов безбожно пил и проклинал чёртовых магов, из-за которых потерял свою жену и старшего наследника Уильяма. Он воспитывал оставшихся детей в морали света, добра и уверенности в собственной правоте, но забыл при этом, что и сам был отнюдь не белым магом. Блэки, как и большинство чистокровных, стали для него врагами номер один. Но несмотря на всё своё буйство характера, старик не был опасен. Его терпели в составе попечителей Хогвартса и относились как к неизбежному малоприятному злу, понимая, что его дни и так сочтены. А плодить кровников никто не хотел.

Молли же, будучи любимицей и единственной дочкой, была избалованной и полностью впитавшей в себя взгляды отца и братьев. И в моём лице она нашла того, на ком можно если не сорваться, то потешить своё самолюбие.

— Ты чего молчишь, Блэк? Язык проглотила?

Как я уже и говорила, я стала для неё врагом. Но не она для меня. Почему-то я была уверена, что в дальнейшем эту девочку не ждёт ничего хорошего. Уже то, что она таскалась с Уизли, говорило о многом. Я же предпочитала избегать любых конфликтов с гриффиндорцами.

— Отстань от нее, Прюэтт, — выступила вперед меня Констанс и как бы ненавязчиво вытащила палочку из рукава, — иди куда шла.

— Что ты мне сделаешь, французская выскочка? Отлевитируешь меня?

Прюэтт, похоже, завелась не на шутку. Казалось, из её глаз вот-вот посыпятся искры.

— Лучше тебе не знать, Прюэтт, что ждёт тебя. Боюсь, наложишь на себя руки, — не осталась в долгу моя подруга.

— Пойдём лучше, Молли, — рука Артура Уизли легла гриффиндорке на плечо. Но та лишь скинула её.

Послышались шаги, и из-за угла выступил наш староста.

— Какие-то проблемы, Прюэтт, Уизли? — голос Оливера был спокоен и твёрд. Он даже палочку не вытащил, просто в упор смотрел на представителей ало-золотого факультета.

— Никаких, Джекнайф, никаких.

— Я так и подумал.

Гриффиндорцы развернулись и наконец ушли.

— У вас англичан все такие неадекватные, или одни Прюэтты такие? — спросила Констанс.

Но никто не оценил шутку-вопрос.

Я смотрела на Оливера, Оливер на меня. Недолго, но внимательно. Уже не в первый раз Джекнайф выручал меня из подобных ситуаций. Так что, не сдержавшись, я всё же спросила:

— Ты меня преследуешь, Оливер?

— Что ты Блэк, что ты. Просто присматриваю, — не стал отнекиваться слизеринец.

— Я сама прекрасно могу справиться со своими проблемами, — тихо, но твёрдо произнесла я.

То, что я не считала Молли своим врагом, не значило, что я не могла ей ответить. Молли была как кость в горле, и спокойного житья мне точно не дала бы. И как решить эту проблему, я пока не знала. Но кое-какие меры всё же приняла. И амулет, висевший у меня на груди, был не простым украшением, а защитным артефактом. И если раньше я могла позволить пренебречь себе подобными артефактами, то будучи в Хогвартсе и распластавшись пару раз на полу в не самой благородной позе и словив парочку легких проклятий вроде прыщей и чесоточного, я стала думать совершенно иначе.

— Твой жених, однако, так не считает, — наконец выдал тайну Джекнайф. — Пойдёмте, девочки, я провожу вас в гостиную, скоро уже отбой и не стоит пренебрегать правилами.

Я лишь раздраженно фыркнула, но Констанс взяла меня за руку и повела вслед за старостой.

Лавель знала, как мне претил подобный контроль, и если, будучи просто обычной студенткой, пусть и Блэк, я могла жить вполне спокойно, то после открытия моего дара я чувствовала себя фарфоровой куклой, которую одни оберегали как могут, а другие мечтали разбить. Где бы я не оказывалась, но рядом постоянно был кто-то из старших слизеринцев из компании Джекнайфа. И подобное внимание меня не просто раздражало, оно бесило, что я готова была вот-вот взорваться.

* * *

Глаза готовы были уже слипнуться, но я упорно сопротивлялась объятиям Морфея. Завтра предстоял последний зачёт перед зимними каникулами, а книгу я нашла только вчера в одном полезном месте.

Как-то в начале ноября я возвращалась с Астрономической башни и пыталась отвязаться от внимания «присматривающих» за мной слизеринцев. Сама не поняла, как меня занесло на восьмой этаж, но студенты, понятное дело, здесь бывали редко. Занятия, как правило, проводились на первых трёх этажах замка. И то большинство кабинетов либо пустовали, либо были заброшены, а то и вовсе закрыты. Студенты же, желая уединиться, редко забредали куда-то выше пятого этажа. Так то, что я оказалась здесь, иначе, как судьбой не назовешь.

Наконец я могла нормально подумать о тех вопросах, что у меня накопились и ответы на которые предстояло ещё найти.

Что имела в виду Распределяющая шляпа, когда говорила о дваждырождённых?

Кто такие предвестники?

Как мне научиться жить со своим даром, когда я абсолютно неспособна к другим наукам?

А смогу ли я стать таким же великим алхимиком, как сам Фламель?

Смогу ли я спасти маму от затягивающей её пучины безумия?

Как мне избавиться от клятвы, данной отцу?

И, наконец, как расторгнуть мою помолвку?

Было ещё множество вопросов, но лишь эти по-настоящему меня волновали. И словно в ответ на все мои не озвученные молитвы неожиданно скрипнула дверь.

Льющийся тёплый жёлтый свет от горящих свечей, высокие книжные стеллажи, заполненные множеством книг, пара уютных кресел — всё это я нашла, как я узнала позже, в Выручай-комнате.

Не веря своему счастью, я ходила меж длинных рядов стеллажей. Комната поражала своим размером. То, что она была не меньше Большого зала, это уж точно. Изредка я брала какую-либо книгу, листала её и ставила на место. Создавалось ощущение, что здесь собралась если не вся литература мира, то большая её часть уж точно. Правда большинство книг были написаны на разных языках. Я же владела лишь английским, французским и немного понимала латынь. Но даже найденные книги на английском поражали моё воображение. Но больше всего меня интересовали книги по зельеварению и алхимии. Их нашлось немного, и большинство из них были обычными справочниками, доступными почти в любом книжном магазине. Но были и такие, от которых волосы дыбом становились, например, «Ингредиенты из младенца. Как правильно варить зелья молодости и красоты» или же «Демоны и их части в использовании зелий силы».

То, что такой находкой лучше ни с кем не делиться, я поняла сразу. А мыслей об этом месте лучше избегать. Не то чтобы бы у меня совсем уж плохо обстояли дела с окклюменцией, но рисковать не хотелось. Мне хватило и церемонии распределения, когда я и так переволновалась, боясь, что Шляпа, узнав мои секреты, доложит обо всём директору, и меня упекут в Отдел Тайн. Но тогда мне несказанно повезло. Распределяющая Шляпа, несмотря на всю свою легендарность, была всего лишь артефактом, полезным, древним, но артефактом.

В Выручай-комнате я старалась проводить как можно больше времени, когда у меня было свободное и за мной никто не следовал по пятам. А это, скажу я вам, было весьма непросто. «Ненавязчивая» слежка Оливера и компании, а также Констанс, пребывающая практически всегда рядом со мной... В общем, выбиралась я сюда не так часто, как того хотелось бы, но что-либо выносить из-за пределов Выручай-комнаты я всё равно не рисковала. Благо комната всегда предоставляла парочку уютных кресел, в одно из которых я забиралась с ногами, сбросив надоевшие туфли.

И вот, буквально вчера, в очередной раз бродя меж стеллажей, я наугад вытаскивала очередную книгу, листала её и ставила на место, пока не нашла нечто удивительное. С виду это была обычная тонкая книжка, в коричневой кожаной обложке, в таких обычно принято делать заметки и каких-либо секретов они не хранили.

Но зацепило меня не это. На последних страницах автор сего труда, деревенский зельевар Лонг Лэнгтон, описывал, как встретил одного «пришлого». И как он поражался чудаку, который пытался его убедить, что он из другого мира, говоря, что в будущем будут летать огромные стальные птицы, а дома будут такие высокие, что кажется, вот-вот коснутся самого солнца. Всё бы ничего, но после этой записи Лонга остальные обрывались.

Почему-то я сразу поверила, что этот чудак и вправду был из другого мира, а не простым сумасшедшим. Но прочитав несколько раз от корки до корки дневник Лэнгтона, ничего ценного я в нём больше не нашла.

* * *

На перроне, что странно, меня встречала тётушка Вальбурга. И если других детей родители обнимали, показывая, как по ним соскучились, то я удостоилась лишь приветственного кивка. Не то чтобы тётушка меня не любила, просто столь тесные объятия она считала чем-то неприличным. С трудом, но всё же можно было заметить, как она чуть сморщила нос, видя, как другие проявляли свои эмоции. Но тут же взяв себя в руки, она сделала лицо абсолютно непроницаемым.

— Здравствуй, Беллатрикс.

— Здравствуйте, тётушка.

Вальбурга отошла чуть в сторону от шумной толпы студентов и наклонилась ко мне.

— Твой отец не смог тебя встретить. Так сложились обстоятельства, но каникулы ты проведешь в Блэк-меноре.

— А как же сёстры, тётушка? И мама? — не смогла я удержать любопытства.

— Позже, Беллатрикс.

Что удивительно, но тётушка даже не сделала мне замечание за излишние вопросы. Мы направились к специальным кабинкам и уже оттуда, с помощью портала, переместились в Блэк-менор.

— Кричер, принеси сюда то, что я приготовила, — приказала Вальбурга домовику и присела на диван, указывая мне на место рядом с собой.

Только сейчас я обратила внимание, что лицо тётушки было немного осунувшимся, а под глазами, что так умело скрывала косметика, всё же можно было разглядеть круги. А в Блэк-меноре стояла неестественная тишина. Предчувствуя что-то нехорошее, я спросила:

— Что случилось, тётушка? Почему мы отправились сюда, а не в Блэк-холл?

Вальбурга молчала несколько секунд, словно и вовсе не хотела отвечать, а затем произнесла:

— Этой ночью произошло нападение на Блэк-холл. Твоя матушка была убита, а отец тяжело ранен. Сигнус сейчас находится в Святом Мунго, и неизвестно, выживет ли он, — тётушка говорила чуть прерывисто, словно сама не могла осознать произошедшее.

Я не хотела верить тёте. Казалось в груди образовалась большущая дыра, которая готова была меня поглотить. Господи, за что? Я не хочу опять видеть смерть. Ещё в прошлой жизни я достаточно рано потеряла своего отца и с трудом это пережила. А здесь же…

Я не думала, что настолько привяжусь к Блэкам и они станут моей семьёй. Но вспоминая объятия моей второй матери и как она пела баллады, я отказывала представлять её мёртвой. Её ласковые руки всегда обнимали так тепло, что не хотелось уходить из её объятий, а в пшеничные волосы, цвет которых достался моей сестре Нарциссе, хотелось зарыться и дышать, наслаждаясь их запахом. Друэлла Блэк, стала мне не просто другом, я и вправду считала её своей матерью. Даже несмотря на её тихое сумасшествие, у меня всё равно была надежда, что когда-то с помощью своего дара я смогу приготовить зелье, которое исцелит её.

Теперь же это не имело смысла. Мама была мертва.

По щекам покатились слезы, а из моей груди вырвался хрип, полный боли.

Ненавижу. Ненавижу тех, кто посмел это сделать.

— Выпей это, Беллатрикс, — тётушка протянула мне флакончик с зельем, что принёс Кричер.

Но я лишь выбила его из рук.

Мне не хотелось ни пить, ни жить. Почему-то собственную смерть было осознавать намного легче. Даже несмотря на то, я знала, что после смерти не наступает конец, горе от смерти Друэллы меньше не стало.

А отец? Что же с ним будет? Выживет ли он? Кто теперь займётся воспитанием сестёр? Как бы я не ненавидела Сигнуса, я понимала, что никто другой не позаботится о моих девочках, как их родной отец.

Вальбурга наконец с помощью заклинания влила в меня флакончик с успокоительным.

Истерика, уже набравшая обороты, с трудом, но всё же начала стихать. Разум стал кристально чистым, а от своих собственных чувств я словно оказалась изолирована тонкой прозрачной плёнкой.

— Что с моими сестрами? — почти взяв себя в руки, спросила я у тётушки.

— С девочками, хвала Мерлину, всё хорошо. Сигнус успел спрятать их, и они не пострадали. Сейчас они спят в комнате Сириуса.

Вытерев остатки слёз платком, что протянул услужливый Кричер, я продолжила:

— Они знают?

Тётя лишь кивнула.

Уже хорошо. Ситуация нехорошая, она чудовищная настолько, насколько это вообще возможно, но вряд ли я бы смогла сказать девочкам о маме. Это слишком тяжело.

— Пока в «Пророке» об этом не писали, мы попридержали выпуск с помощью связей. Но завтра всей магической Англии станет об этом известно. Послезавтра состоятся похороны. А пока держись, Беллатрикс. У девочек должен быть кто-то близкий, на кого они могут опереться. А я не всегда буду рядом. Наш враг очень силён. Но он ещё ответит за то, что посмел напасть на род Блэков. Мы отомстим, Блэки ничего не забывают и не прощают.

Тётушка чуть наклонилась и сжала мою руку в знак поддержки.

Да, Блэки, несмотря на свои жёсткие, чуждые мне взгляды, стали для меня настоящей семьёй. А сейчас я должна стать этой семьёй и для них.

Яркие солнечные лучи радостно отражались в сугробах пушистого снега. Лёгкий ветер, несмотря на все ухищрения и наложенные защитные заклинания, обдувал открытые участки кожи. Где-то вдали можно было заметить украшенные к Рождеству пушистые ели и сверкающие огоньки.

Но мне было отнюдь не радостно. Я прижимала к себе рыдающую Нарциссу, пытаясь хоть как-то успокоить сестру. Андромеда также стояла поблизости. Можно было заметить, как она пытается держать себя в руках, но красные от пролитых слёз глаза выдавали её с головой. Меня же спасали только выданные тётушкой зелья, пить которые на постоянной основе было вредно. Но сегодня был особый случай. Мы хоронили нашу маму.

Приглашённых было немного. Только самые близкие. Никто, за исключением Нарциссы, не плакал и не пускался в воспоминания о том, какой при жизни была мама. Всё было довольно сухо и почти официально.

Даже такое таинство, как похороны, в значительной мере отличалось от того, что я видела в мире магглов до этого.

Тело матери сожгли на погребальном костре, а пепел собрали в специальную урну, хранить которую отныне будет усыпальница рода Блэк. Дядя Орион вместе с лордом Розье зачитали слова специального ритуала. Даже с хладным трупом и его частями можно сотворить много чего неприятного. Но проведённый ритуал как раз позволял избежать подобного. А после мы все отправились в Блэк-менор, где нас ждали приглашённые гости. Редко какого волшебника хоронили толпой.

То, что самое плохое отнюдь не позади, я поняла, лишь заприметив фигуру своего жениха, а рядом с ним и незнакомого мне мужчину.

Попытка избежать ненужного мне внимания с треском провалилась, когда я заметила, что Родольфус направляется в мою сторону.

За прошедшие года Лестрейндж, казалось, ни капли не изменился. Разве что взгляд, которым он меня окинул, стал ещё более холодным, но отнюдь не равнодушным. Где-то на дне тёмно-карих омутов плескалось недовольство моим прежним поведением, когда я имела неуважение игнорировать его. То, что подобное мне ещё аукнется, я поняла именно сейчас. Люди с таким взглядом ничего не забывают. И не прощают. А таких промахов со стороны своей будущей собственности уж тем более.

— Беллатрикс, прими мои соболезнования, — ровным голосом произнёс Родольфус, не позволив и капли мелькнувшего ранее недовольства проявить себя.

Обменявшись положенными по случаю словами, он наконец сказал, что хочет кое-кому меня представить.

— Простите, но мне нужно побыть с сёстрами, — я пыталась откреститься от нового знакомства, хоть и понимала, насколько моя попытка безуспешна.

— Это не займет много времени, Беллатрикс.

Прежде чем взять меня под руку, Родольфус на мгновенье до боли сжал мое запястье. То самое, на котором находился помолвочный браслет. Да, несмотря на траур и скорбь по матери, никто, а уж тем более мой будущий муж, жалеть меня не собирался.

Меня бесило подобное отношение. Ведь судя по характеру жениха, мой будущий брак обещал стать самым настоящим адом, и на какие-либо свободы, на которые я надеялась ранее, рассчитывать уже не стоит. А ещё очень пугало то, с кем именно меня хотели познакомить. Но сделать что-либо я была не силах.

— Мой Лорд, позвольте представить вам мою невесту, Беллатрикс Блэк.

Незнакомый мне ранее мужчина повернулся и окинул меня изучающим взглядом льдисто-голубых глаз. Всего мгновенье, но мне с лихвой его хватило, чтобы навсегда потерять себя. Ведь именно в этом жёстком, полном власти взгляде я утонула так, что уже не выплыть. Все мысли просто исчезли. Были лишь эти глаза, которые смотрели в самую душу.

— Примите мои соболезнования, мисс Блэк, — произнес наконец Тёмный Лорд, а затем обратился к моему жениху. — У тебя прекрасная невеста, Рудольфус. Печально, что наше знакомство произошло при таких обстоятельствах.

* * *

Наконец этот безумно тяжёлый день подошел к концу. Несмотря на то, что физически я была полна сил, но морально была совершенно опустошена. Похороны матери, разговор с женихом и знакомство с Тёмным Лордом — слишком много для одного дня. Поднимаясь по лестнице в свою комнату, я на несколько мгновений застыла перед дверью. Как бы это эгоистично не звучало, но мне необходимо было побыть одной, чтобы просто отдохнуть и всё как следует обдумать.

Но моим мечтам не суждено было сбыться: едва войдя в дверь, в мои объятия кинулась чуть растрёпанная, с покрасневшими глазами, Нарцисса. Видя сестру такой, я устыдилась своего недавнего порыва. Ведь сейчас этот белокурый ангел нуждался во мне сильнее, чем кто-либо ещё. Приобняв семтру, я погладила её успокаивающе по спине, взглядом пытаясь найти Андромеду.

Та, в свою очередь, сидела на кресле, до этого наверняка листая какую-то книгу, но больше скорее для вида, чем правда для чтения. Положив закладку меж страниц талмуда, Андромеда обеспокоенно спросила:

— Как всё прошло?

Сёстры сразу после похорон отправились по комнатам. Так как они еще даже не поступили в Хогвартс и уж тем более не достигли совершеннолетия, то ко взрослым их не пускали. Оно и к лучшему. Пусть побудут просто детьми, ведь волшебники в мире магии вырастают удивительно рано, а детство заканчивается быстрее, чем проходит какая-либо пустяковая простуда.

— На должном уровне, достойном рода Блэк, — нашлась я с ответом.

Мои слова Андромеду не рассмешили, но заставили чуть фыркнуть. Она знала, как меня утомляли подобные сборища со взрослыми, и поняла всю иронию моих слов.

Тем временем Нарцисса, взяв меня за руку, повела к дивану, а присев, положила голову на мои колени. Я ласково перебирала белокурые волосы сестры, как когда-то делала это мама.

Андромеда, пересев с кресла на диван к нам, положила голову мне на плечо. Она была сильнее, чем Нарцисса, но тоже пыталась найти если не замену матери, то хотя бы опору в моём лице.

Так мы и сидели рядом друг к дружке. Связанные не просто фамилией и кровью, но и одним горем, такие разные по характеру и судьбе. И не нашлось бы никого в целом мире, кто был бы ближе, чем мы в эти мгновения.

Когда Нарцисса наконец уснула, Андромеда перехватила мою руку, словно что-то пытаясь разглядеть. Неяркий свет горящего камина мало способствовал этому, но сестра всё же заметила синяк на моём запястье. Том самом, что держал в своих пальцах Родольфус.

— Кто? — одними губами спросила Андромеда, хотя уже знала ответ.

Я лишь помотала головой. Ведь если не озвучить такую горькую правду, то вполне ещё можно было представить, что мой жених не тиран, а мама до сих пор жива, и она выздоровела, а отец любит нас всем сердцем. Нет ничего хуже самообмана, но иногда и он был безумно необходим.

Когда часы наконец пробили полночь, я тихо прошептала:

— Счастливого Рождества.

В ответ прозвучал такой же неуверенный, но пытающийся верить во что-то лучшее, голос Андромеды:

— Счастливого Рождества, Беллс.

* * *

В последний день каникул тётушка вызвала меня к себе на разговор.

— Беллатрикс, я хотела с тобой поговорить о твоём будущем.

Вальбурга величественно присела на кресло, позволив верному домовику подложить под спину несколько мягких подушек. В любой другой день мне наверняка не позволили бы увидеть такое проявление слабости, но не сегодня. Да и к тому же подобная открытость призывала к некой откровенности в дальнейшем. Ведь Блэки, несмотря на свой вздорный характер, всегда держали свои чувства в узде, даже с самыми близкими. А редкие срывы, что порой случались, никогда не обсуждались после.

— Этот разговор должен был провести твой отец. Однако время не терпит отлагательств, а Сигнус хоть и пришел в себя, всё ещё довольно слаб, — тётушка внимательно посмотрела на меня.

То, что отец жив и сёстры не стали сиротами, меня всё же чуть приободрило.

— Это касается нападения на Блэк-холл?

— Не только. На Блэк-холл напали не просто так. Для этого и прибыл Тёмный Лорд, чтобы помочь во всем разобраться. Одно могу сказать точно: не относись Сигнус к защите столь параноидально и не пожертвуй своей жизнью Друэлла, твои сестры были бы уже мертвы, а что было бы с тобой, трудно даже представить.

Заметив послушную заинтересованность в моем взгляде, Вальбурга продолжила:

— Как ты знаешь, мы обязаны Тёмному Лорду многим. И с каждым днём долг только растёт. Я знаю, что ты не разделяешь до конца наших взглядов и где-то в глубине души наверняка надеешься что-то изменить. Но прошу тебя, Беллатрикс, уймись наконец! Ничего уже не изменить. И если бы не твой дар, то все было бы гораздо проще. Ты бы просто вышла замуж за Родольфуса и подарила ему необходимых наследников. Однако всё сложилось как сложилось.

Тётушка замолчала на несколько секунд, собираясь сказать нечто важное. Меня же подобные слова совершенно ошарашили.

— Твой жених выразил желание перевести тебя на домашнее обучение. И я бы с радостью это сделала, но, к счастью или сожалению, Сигнус успел заключить контракт о твоём ученичестве. Сразу после окончания экзаменов за первый курс, ты отправишься во Францию. А после окончания обучения принесёшь клятву верности Тёмному Лорду.

Когда тебе исполняется семнадцать, кажется, что весь мир лежит у твоих ног. Ступи в него, и он полностью подчинится тебе. Я же, глядя в зеркало, не могла заставить себя даже улыбнуться. Горькая усмешка тронула идеально накрашенные в алый цвет губы.

Иногда я пыталась и правда забыть, сколько мне на самом деле лет. Порой это даже получалось. Прошлая жизнь практически стёрлась из памяти. Временами я даже жалела, что не забыла о ней вовсе. Насколько же проще мне было жить, не помни я о том, что когда-то была магглой. Я бы не забивала себе голову ненужными стереотипами и жила, как предписано чистокровной волшебнице. Росла, гордясь своей громкой фамилией, вышла бы замуж потому, что так положено, искренне поклялась бы Тёмному Лорду в верности. Ведь Беллатрикс Блэк должна была быть именно такой.

Но была я. Полная альтруизма, как любила подшучивать моя верная подруга Констанс, намекая на непомерное желание помочь магглам. Я ненавидела практически всех своих старших родственников, за исключением сестёр и кузенов, ну и дядюшки Альфарда, пожалуй. Я мечтала убить своего будущего мужа. А про Тёмного Лорда, которому я скоро должна буду принести клятву верности, думать и вовсе не хотелось. Интересно, не обладай я столь редким даром, может, мне удалось бы избежать хотя бы последнего? Осталась бы жива тогда мама?

Но задаваться такими вопросами было бессмысленно. Ведь сегодня, в день моего совершеннолетия, я возвращалась домой, в Англию. И там меня ждало поистине грандиозное торжество.

Взглянув ещё раз в зеркало, я поправила и так идеальную причёску. Вьющиеся тёмные кудри всегда с трудом поддавались укладке, порой я вовсе хотела подстричься под мальчика, но сейчас я даже готова была восторгаться собой, если бы не подрагивающие в нервной дрожи пальцы.

— Ты скоро, Беллс? — в комнату вошла моя верная подруга. Двигалась она так легко и изящно, что я даже невольно залюбовалась.

Мне же подобные грация и беззаботность давалась с трудом.

Если к рабочей алхимической мантии я привыкла довольно быстро и ощущала её чуть ли не второй кожей, то в вечернем платье до пола чувствовала себя нелепо. А туфли на высоких каблуках, призванные сделать меня хоть чуточку выше, уже начали натирать ноги. Что в прошлой жизни, что в этой, но я предпочитала удобство в ущерб красоте.

Бросив тоскливый взгляд на потёртые джинсы, которые любила носить во время прогулок по Парижским улочкам, я чётко поняла, что вряд ли их больше надену.

Но выбор правильной одежды — это лишь маленькое неудобство. Труднее всего придётся именно с выражением лица. Я отвыкла скрывать свои эмоции, как делала это вплоть до окончания первого курса. И научиться делать это опять будет стоить мне немалых трудов.

— Ты прекрасна, — заверила Констанс, чуть приобняв меня за плечи, — всё будет хорошо. Ты же знаешь, дядюшка всегда поможет, если уж твоя семейка совсем взбесится.

Легко было поверить ее словам теперь, когда столько всего было пройдено. Ведь покидали мы гостеприимные объятия Хогвартса вдвоём. А Констанс, настоящая фамилия которой меня повергла в шок, лишь пожимала плечами.

— А ты знаешь, что я никогда не потревожу учителя лишний раз только потому, что струсила, — ответила я. — К тому же, Стани, там мои сёстры.

Подруга чуть поморщилась от такого ужасного сокращения её имени, но ничего не сказала. Привыкла. К тому же, она знала, сколь бы хорошо мне ни было во Франции, по своим девочкам я соскучилась.

Я не видела Нарциссу и Андромеду с того печального Рождества, когда мы похоронили маму. Несколько писем в год и пара колдофото отнюдь не то, что можно назвать нормальными семейными отношениями. Однако любить их из-за этого я меньше не стала.

— Тогда сотри этот фальшивый оскал со своего лица и улыбнись нормально, ведь ты скоро их увидишь, — ободрила меня Констанс.

Окинув прощальным взглядом комнату, в которой провела последние шесть лет, я с тоской вздохнула и ненадолго погрузилась в воспоминания.

* * *

После зимних каникул я возвращалась в Хогвартс в преотвратном настроении. Слова тётушки разозлили меня. Вся моя внутренняя сущность бесилась от того, как меня хотели использовать самые близкие. И если с помолвкой я кое-как смирилась, то принести клятву верности я отнюдь не была намерена.

На людях я старалась держать лицо. Но с каждым днём это давалось всё труднее. Эти псевдо-сочувственные взгляды меня бесили. А опека старшекурсников надо мной стала просто невыносимой. Да я даже в туалет не могла сходить одна, вечно кто-то из слизеринок крутился рядом! Ни о каких походах в Выручай-комнату и речи быть больше не могло.

Констанс лишь сочувственно вздыхала и успокаивала меня:

— Не обращай на них внимания.

Я старалась. Я честно старалась успокоиться и не психовать. Но жажда свободы становилась невыносимой.

— Ты не понимаешь. Я как птица в золотой клетке. Которую задушат, если она не будет петь, как они того желают, — мой голос дрожал от гнева и затаённой обиды. — Мама ведь из-за этого же и сошла с ума, пытаясь быть достойной волшебницей и всё делать правильно. А я так не хочу, понимаешь? Я не хочу…

Последние слова я произнесла практически шёпотом, так как, оказывается, сорвала голос, не заметив даже, что до этого кричала. Злые слёзы застилали мне глаза. И я опустилась на кафель, уставившись в никуда.

Констанс присела рядом и обняла меня за плечи:

— Скоро всё закончится, Беллс. Мы уедем вдвоём отсюда совсем скоро. Тебе понравится у дядюшки.

До меня даже не сразу дошло, что она сказала. А когда я осознала, что ничего не понимаю, всё же спросила:

— Ты о чём? О каком дядюшке?

— О дядюшке Никки, конечно. Правда, лучше не называть его так, он этого не любит, — чуть виновато улыбнулась Констанс. — Прости, что сразу не сказала, но моя настоящая фамилия Фламель. А Николас Фламель на самом деле мой дедушка, хоть и зову я его дядюшкой.

— И ты молчала? — не то чтобы с обидой — но всё-таки чуть-чуть её было — спросила я. Вспомнила, сколько книжек я перечитала, пытаясь найти хоть какую-то информацию об алхимии в целом и о Фламеле в частности, когда такой незаменимый источник был всё время рядом и просто молчал, глядя на мои мучения.

— Прости, но это не мой секрет, я и этого не должна была говорить, — ещё более виноватой Констанс я никогда не видела.

Какое-то время я молчала, пытаясь обдумать полученную информацию. Обиделась ли я на самом деле на подругу? Нет, я лучше всех понимала, что есть вещи, над которыми мы не властны. И в чужие тайны лезть вообще не стоит. К тому же Констанс была одной из немногих, к кому я искренне привязалась и кто от меня ничего не требовал, а просто был рядом.

— Констанс Фламель, значит? — окончательно успокоившись, с улыбкой спросила я.

— Ну подумаешь, Фламель и Фламель. Пошли лучше на занятия, мы на Трансфигурацию опаздываем.

Констанс встала и протянула мне руку, помогая мне подняться. Она взмахнула палочкой, стирая следы слёз на моём лице. Чары, несмотря на прилагаемые старания, нормальными у меня получались отнюдь не с первого раза и даже не с десятого, и работали едва ли вполсилы. Так что Констанс меня здорово выручила.

Взмахнув ещё несколько раз палочкой, она сняла заглушающее заклятие и произнесла отпирающее.

Значит, у моей истерики не было свидетелей.

— Спасибо, — поблагодарила я ее не только за заботу, но и за оказанное доверие.

Фламель, а вовсе не Лавель, как оказалось, мне лишь улыбнулась, и мы отправились на опостылевшую Трансфигурацию.

* * *

— Тебе не кажется, что наша соседка стала слишком дружелюбной?

Я перевернула очередную страницу конспекта, по которому готовилась к экзамену, и не сразу даже услышала вопрос Констанс. Все эти гоблинские восстания невозможно запомнить. Как будто только они и были. И никаких других событий в волшебном мире не происходило.

— А? Ты о чём? — чуть-чуть приподнявшись с травы, на которой до этого лежала, я заметила, как Амбридж помогает, а, скорее, даже прислуживает третьекурсницам со Слизерина, не забывая при этом подобострастно улыбаться. — Ты о Долорес, что ли?

— Да, я о нашей Долли.

Практически все студенты Хогвартса готовились к экзаменам на улице, и только самые терпеливые находились в душной библиотеке. Солнца было много, а деревьев, под которыми можно было спрятаться, не так много, как учеников. А соваться в Запретный лес никто не рисковал. Вот и стоило мне присесть, как я мигом очутилась в солнечных объятиях.

— Она не любит, когда её так называют, — я чуть прищурила глаза, пытаясь спастись от слишком яркого солнца.

— А я не люблю, когда она докладывает обо мне другим. Кстати, не только обо мне. Кто, думаешь, рассказывает о наших перемещениях Джекнайфу?

— Ты преувеличиваешь, Стани, она просто пытается избежать проблем и как-то устроиться на факультете.

Мне было немного жаль нашу соседку, но помочь я ей никак не могла. Своих проблем хватало. Но отчасти понимала её мотивы. Не факт, что её не затравили ли бы до окончания учёбы. А так она нашла своеобразный выход. А наш староста просто нашёл слабое звено и воспользовался им, чтобы непременно исполнить просьбу моего жениха и всегда держать меня под присмотром.

— Не называй меня так. Ты же знаешь, как мне это не нравится, — чуть раздражённо произнесла Констанс.

— А ты не называй её Долли, — я была непреклонна.

— Она мне всё равно не нравится, — возразила Констанс, затем чуть подумав, добавила: — Гадкая какая-то.

— Ну, не нравится и не нравится, всё равно мы скоро уедем. И она не будет нас беспокоить, — я не хотела ругаться с ней, поэтому попыталась переключиться на другую тему. — Когда мы, кстати, отправляемся?

Констанс чуть призадумалась, а потом произнесла:

— Дядюшка обещал выслать портключ нашему директору. Он, конечно, не очень его любит из-за того, что тот вечно лезет в политику, но в этом вопросе доверяет.

— Ты, должно быть, шутишь? Дамблдор же его ученик, они вместе работали, насколько я знаю, — удивлённо спросила я.

Констанс лишь пожала плечами, но больше говорить ничего не стала.

* * *

Сразу после праздничного пира в честь окончания учебного года мы направились к кабинету директора. Наши чемоданы чуть позже доставят эльфы, так что отправлялись мы налегке.

Ради такого случая нас даже вызвался проводить наш декан.

— Как же я рад за вас, мисс Блэк, учиться у такого великого волшебника большая честь, — разглагольствовал Слизнорт, — помню, однажды нам даже пришлось выступать на одной конференции. Чудное было время.

Что удивительно, вопросов по поводу нашего совместного отправления декан не задавал. Всё-таки не так прост наш преподаватель, далеко не прост.

— Ну что ж, желаю вам удачи, девочки. И, мисс Блэк, — Слизнорт с улыбкой посмотрел на меня, — надеюсь, когда вы вернётесь в родную Англию, мы ещё сможем поработать вместе.

— Спасибо, профессор, — поблагодарила я декана, — я тоже на это надеюсь.

Всё-таки он немало мне помог за этот год: не только выписал мне разрешение в Запретную секцию, но и консультировал в некоторых вопросах. Так что ничего против Слизнорта я не имела.

Сообщив горгулье пароль, мы поднялись по винтовой лестнице в кабинет директора.

Я впервые тут оказалась, и поэтому окружающая обстановка произвела на меня неизгладимое впечатление. Многие приборы, издающие странные звуки, были мне незнакомы, а портреты предыдущих директоров поражали своим величием. Что удивительно, никто из них не спал, как это бывало обычно, если судить по рассказам других учеников. Дремавший на специальной жёрдочке феникс на несколько секунд открыл один глаз, понял, что никакой опасности нет, и снова погрузился в сон.

Дамблдор же сидел за столом и внимательно изучал какой-то свиток, лежащий перед ним. Но стоило нам подойти к нему, он тут же оторвался от него и предложил нам чаю, сообщив, что до срабатывания портала осталось порядка пятнадцати минут.

Но после праздничного стола мне ничего не хотелось. Меня пробрала нервная дрожь. Неужели я буду учиться у самого Николаса Фламеля? С этой мыслью до сих пор было трудно смириться. Директор же, видя моё волнение, лишь успокаивающе улыбнулся и обратился ко мне:

— Не волнуйтесь, мисс Блэк. К тому же, у меня есть небольшой подарок для вас.

Дамблдор взмахнул палочкой, и тот самый свиток, который он изучал, подлетел прямо в мои руки.

— Спасибо, сэр, — я развернула такой неожиданный подарок и поняла, что ничего прочитать не могу. Язык, на котором был написан текст, был мне неизвестен. Поэтому я спросила:

— Но что это?

— Со временем вы во всём разберётесь, мисс. Так или иначе, но это произойдёт.

Такие загадки мне совсем не понравились. Но, видимо, ответа мне всё равно не добиться.

Когда до срабатывания портала оставалось несколько секунд, директор наконец произнёс:

— Удачи, мисс Блэк. Надеюсь, вы сделаете правильный выбор, когда придёт время.