Если ты не хочешь его смерти (гет)

Эйлин усадила его за низенький стол и тихим голосом начала объяснять законодательство магической Англии. Тобиас нахмурился, когда понял, что Эйлин не могла наколдовать даже воду и еду, не говоря уже о деньгах. Она не смогла сдержать улыбки, видя как он раздражённо повёл плечами, осознав, что золотые горы, которые сулила ему женитьба на ведьме, рассыпаются пеплом.

— Мы не очень похожи на колдунов из сказок, — сказала она. — Мы можем далеко не всё.

На следующих выходных он отвёл её в церковь и всю службу краем глаза наблюдал за ней.

— И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, — он говорил всё громче, выделяя кульминацию, — и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.

Тобиас безоговорочно верил Эйлин. Он не сомневался в правдивости каждого её слова — но он никак не мог смекнуть, в чём тут фишка. Одно дело гореть в аду из-за жены-чародейки, и совсем другое — не извлечь из этого никакой выгоды.

Эйлин окончила магическую школу. Это и рядом не стояло с образованием жителей Коукворта. Её школа скорее походила на гимназию по ту сторону реки, где преподавали историю, французский, латынь... Но всё это были академические знания, и они не приносили абсолютно никакой прибыли. Она никак не могла зарабатывать в отличие от Тобиаса, который был плотником и слесарем и дело своё знал неплохо.

Она была откровенно жалкой. По сравнению с любой коуквортской девчонкой Эйлин вообще ничего не умела: не умела шить, не могла даже заштопать носки, еле-еле научилась гладить рубашки.

Пожалуй, единственное, что ей удавалось делать по дому — разжигать огонь.

Тобиас ненавидел эту обязанность, привязавшуюся к нему после смерти отца. Приходилось вставать раньше всех и торопливо топать через дом, который за ночь превращался в замок снежной королевы. Пальцы Тобиаса немели, когда он выносил вчерашнюю золу на улицу. Порой ему не везло — ветер бил в лицо, и тогда Тобиасу казалось, что весь мир посерел в одночасье.

Тобиас ненавидел возню с мятыми газетами, веточками, спичками и всем таким прочим, ненавидел пламя, которое приходилось раздувать, пока уголь не загорится. Тобиас ненавидел грязь, холод и отсутствие смысла — когда огонь наконец начинал плясать в камине, Тобиасу, тут же уходившему на работу, это не приносило никакой выгоды.

Поэтому Тобиас действительно ценил необыкновенную способность Эйлин создавать пламя одним взмахом палочки. Но всё-таки зажжённый огонь не был чем-то очень важным. Совсем не был, особенно если считать, что волшебники продали свои души дьяволу.

Но однажды Тобиас заболел. Серьёзно заболел.

Они всегда были голодны. Было бы лучше, если бы ребёнок питался как все нормальные люди, но он не мог — или не хотел — сосать грудь, и Эйлин ничего не могла с этим поделать. Денег пока хватало, но из-за молочной смеси, отныне возглавлявшей список покупок, приходилось брать в долг у Питера, чтобы заплатить Полу. За уголь Снейпы не платили по две недели, и это всё, что они могли себе позволить — магическое пламя танцует в камине или нет, а чтобы оно существовало, что-то гореть должно.

У Тобиаса никак не получалось объяснить жене, что, если она будет класть в бутылочку малыша чуть меньше смеси, жестяная банка продержится дольше недели. Эйлин непременно заявляла, что и так кладёт лишь половину рекомендованной дозы и что, когда она в очередной раз пытается хоть чуть-чуть уменьшить количество смеси, личико младенца краснеет и гневно искривляется. Тобиас не верил ей, полагая, что, если давать ребёнку чуть поменьше смеси, он не будет способен заметить это.

В том году картошки было мало — из-за дрянной погоды год был неурожайным, а цены — заоблачными. Тобиас почти забыл, что мясо вовсе не обязательно похоже на желе, извлекаемое из консервной банки. Нельзя было не признать, что Эйлин умудрялась готовить вполне сносно, используя при этом мизерное количество хлеба, свиного жира, сыра и яиц. К сожалению, Тобиасу, работавшему за троих, этой стряпни не хватало — даже если Эйлин удавалось из имеющихся продуктов приготовить на десерт в воскресенье фруктовый коктейль и сгущённое молоко.

Всё началось с кашля. Он был хриплым и сухим, засевшим глубоко в лёгких.

— Это всё из-за пыли, — сказала Эйлин, и между её бровей залегла морщинка.

В ответ Тобиас только не очень уверенно хмыкнул. Даже если жена права, он не мог перестать ходить на работу, верно?

Но виновата была не пыль. Не в этот раз. Виноваты были ветер, дождь и холод, просачивающийся сквозь старое пальто со сломанной молнией. Тобиас был отнюдь не единственным — Мик, Гарри, Джонни, Пит, Дэвид, Джим, даже молоденький Ленни тоже заболели. И если такой здоровяк, как Ленни, подхватил в свои двадцать три года воспаление лёгких, то что уж говорить о Тобиасе.

— Ему следует соблюдать постельный режим три недели, — сказал доктор и заговорил твёрже, увидев широко распахнутые глаза Эйлин. — И если вы не хотите его смерти, он не будет никуда ходить. Он будет утверждать, что вполне здоров, но если он раньше названного мной срока окажется в сырости...

Угля не было уже шесть недель, и он был нужен позарез. Пособие по болезни выплачивали только после пяти дней отсутствия, и эти пять дней могли свести семью Снейпов в могилу.

Эйлин знала, что этого делать не следует, но так же точно она знала, что она должна это сделать — поэтому она взяла в руки палочку и взмахнула ею, когда Барри Джонс, с ног до головы покрытый угольной пылью, постучал в дверь.

— Эт хорошо, шо вы сразу расплатились разом наперёд, — сказал Барри, поглаживая карманы брюк. — Пасиб, миссис Снейп, уж я знаю, шо ты и Тоб — люди честные, не подведёте.

Барри удалялся, всё тише звучали его шаги, а Эйлин, скованная чувством вины, не могла и пальцем пошевелить. Она понимала, что Барри с ума сойдёт (не в буквальном, к счастью, смысле), когда, вернувшись домой, обнаружит отсутствие прибыли. Эйлин встряхнула головой, уничтожая стыдливость, заставляя себя вспомнить, что нужно заботиться о своих мальчишках. Она смогла пересилить себя и вскоре спешила по главной улице. Она зашла к мяснику, пекарю и зеленщику, но ни одному из них не отдала ни фунта.

Эйлин давно не варила зелий, но варила много чего другого. «Куриный суп необходим больному, он может вернуть душу почти с того света,» — сказала ей миссис Лэйкок. — «В костях есть много минералов и питательных веществ, те же белки, и, кстати, не забудьте про овощные очистки, милочка.» Вот что магглы зовут магией, подумала Эйлин. Много часов, в огромном котле она варила бульон, будто зелье, и он получился достаточно вкусным, но, несмотря на обещания миссис Лэйкок, Тобиасу лучше не стало.

Тобиас был гигантом. Крепким парнем с мощными руками и грубоватым голосом, и видеть его беспомощным, прикованным болезнью к постели, видеть его обессилевшим, со струящимся по вискам потом, было невыносимо. Эйлин не разбиралась в маггловских болезнях и вообще не помнила, можно ли, согласно Статуту о Секретности, давать зелья магглам, но это ни капли не волновало Эйлин. Она не могла потерять Тобиаса — вот и всё.

В спальне было темно, и затхлый воздух давил со всех сторон, будто пытаясь прогнать незваную гостью, но Эйлин вошла и поставила на тумбочку, стоящую рядом с кроватью, кружку крепкого чая. Нежно поцеловав Тобиаса в губы, Эйлин с любовью коснулась его небритой щеки. «Я скоро вернусь,» — прошептала она, когда он беспокойно заворочался во сне. — «Маленького возьму с собой.»

В тот день Северус впервые увидел Косую аллею. Ему не понравилась трансгрессия — круговерть цветов, мелькающих в бешеном темпе, и неприятные ощущения в животе — но на Северуса произвели неизгладимое впечатление звуки, запахи волшебного мира, один его вид приводил в восторг! Потому, Северус улыбался шире, чем когда бы то ни было. Однако всё было не так просто — ингредиентов требовалось много, а деньги быстро закончились. Обливиэйт тут ничем не мог помочь, и поэтому Эйлин сделала то, что должна была сделать, чтобы спасти мужа, — заложила своё обручальное кольцо.

А потом, вернувшись в Паучий Тупик, она варила зелье.

Два дня спустя — на тринадцать дней раньше, чем ожидалось, — Тобиас вышел на работу.

— Я потеряла его, когда мыла посуду, — сказала она, обороняясь. Тобиас внимательно глядел на её левую руку, доедая бульон. Эйлин сцепила руки в замок, понимая, что тонкая белая полоска на пальце уже выдала её. — Когда ты болел. Северус начал дурачиться, как обычно, и...

— Я вчера видел Барри, — прервал её Тобиас. — Он считает, что мы заплатили на месяц вперёд.

Тобиас встал, отнёс посуду в мойку, вымыл руки в воде, казавшейся грязной и жирной, и вытерся ближайшим полотенцем.

— Ты молодец, что сумела сварить суп, поднявший меня на ноги, — наконец сказал он.

— Миссис Лэйкок дала мне рецепт. Сказала, что надо класть все кости, очистки, вообще всё, что обычно выбрасывается, — ответила Эйлин.

— Отдай остатки ребёнку. Он растёт, ему полезно, — Тобиас осёкся. — Это был не просто суп, верно, Лин?

— Тоби...

— Это были твои колдовские штучки, да?

— Нельзя никому говорить. Таковы правила.

— Знаю я про эти твои правила, — фыркнул он. — Но ты молодец, что сделала это, ну, с углём и всем таким прочим. Мы уж замерзали, и я думал, что Барри наверняка не даст нам ничего в долг.

Эйлин не поднимала взгляда от стола.

— Что ж, — продолжил Тобиас громче и ощутимо увереннее, — Полагаю, я пороюсь в сливной трубе нашей раковины. Найти кольцо будет легче лёгкого, — он помолчал. — Не в этом месяце, но к лету я точно этим займусь.

Тобиас, верный своему слову, четыре месяца спустя нашёл кольцо. Он выпрыгнул из-под раковины с кольцом в руках и по губам его змеилась дерзкая усмешка, которую Эйлин обожала. Он надел кольцо ей на палец и вдруг закружил её по комнате, а она рассмеялась — и расхохоталась, когда увидела, что в спешке он прямо под раковиной оставил пакет с говорящей надписью «Ratners group».⁽¹⁾

1) Ratners group — в пятидесятые-шестидесятые годы крупнейшая британская ювелирная компания.

Вернуться к тексту