The Guiltless (джен)

За предков, римлянин, ты терпишь казни строги;

За предков мстят тебе разгневанные боги;

Их храмы рушились, и дым

Лежит по алтарям твоим.

В них слава дел твоих; в них бедствий рок упорный;

Ты покорялся им — пал мир тебе покорный.

Гораций, Оды, III-VI

Северус Снейп садится за высокий стол, не обращая ни на кого внимания, направляет палочку на свой кубок, наблюдая, как тот наполняется вином, и осушает его в один присест.

Снейп не из тех, кто любит выпить, но он всегда делает особое исключение для вечера Приветственного пира, давно поняв, что дополнительная поддержка будет просто необходима, если он намерен пережить вечер с неповрежденными нервами. Через несколько дней он снова привыкнет к присутствию учеников, разрушающих тот хрупкий мир, что царил в коридорах школы в течение летних месяцев, но до тех пор звуки сотен щебечущих юных голосов будут преследовать его во сне, как сверчки за окном преследуют городского жителя на отдыхе в деревне.

«По крайней мере, — думает он, — я не единственный сотрудник, которому нужно немного подготовиться к началу семестра. Золотисто-коричневая жидкость в чашке Макгонагалл, может, и похожа на чай, но она определенно не пахнет «Дарджилингом».⁽¹⁾

А затем начинается пир. Снейп хмуро смотрит на свою пустую тарелку, поднимая взгляд только тогда, когда объявляют новых членов его факультета. Когда Дамблдор, наконец, начинает свою приветственную речь, Снейп позволяет своим глазам пробежаться по собравшейся массе учеников Большого зала: все, как и ожидалось. Драко в центре внимания — среди старших слизеринцев; сбившиеся в кучку первокурсники, нервно шепчущиеся и бросающие на него быстрые взгляды; вот и новые старосты: мальчик из Хаффлпаффа и девочка с Рейвенкло, выглядящие гордыми, высокомерными и донельзя напыщенными; и вот…

Гарри Поттер.

Выглядит таким же худым, недокормленным и с горящими глазами, как всегда в начале семестра.

Снейп окидывает мальчика пристальным взглядом и внезапно чувствует себя... озадаченным.

Сегодня с Поттером что-то не так.

Он не может точно определить, что именно изменилось, и оставшуюся часть пира пытается это сделать. Во внешности Поттера нет ничего явно необычного: все те же плохо починенные очки, большая одежда и постоянно взъерошенные черные волосы. Просто томительное чувство неправильности, чего-то явно незаметного для любого, кто не знает этого ребенка так, как знает его Снейп.

В конце концов, он — единственный из преподавателей, который когда-либо мог ясно видеть Поттера, смотреть сквозь его невинный фасад и яркие, одухотворенные глаза и знать, когда тот что-то замышляет.

А Поттер всегда что-то замышляет.

И если так оно и есть на самом деле, то действует какое-то заклинание — возможно, маскирующие чары? — изменяющее внешность мальчика, следовательно, оно вряд ли появилось там без веской причины.

И теперь, когда Снейп знает, это дает ему все основания, чтобы сделать первую неделю присутствия Поттера в школе настолько неприятной, насколько это вообще возможно. И этого достаточно, чтобы улучшить его настроение — как обычно, испорченное началом семестра.

В этот момент справа от него раздается голос, отвлекающий от мечтаний о назначении Поттеру двухлетней отработки и чуть не заставивший его пролить вино в пастернак.

— Для сглаза нужен зрительный контакт, профессор Снейп, — произносит голос с толикой веселья.

Он поворачивается, чтобы взглянуть на Минерву Макгонагалл, которая с невозмутимым видом начинает резать мясо.

— Прошу прощения? — сухо спрашивает он, вытирая пятно от вина с тыльной стороны ладони.

— Я не знаю ни одного заклинания или проклятия, которое можно наложить, сверля взглядом чей-то затылок, — спокойно продолжает она, — или я бы давно им уже воспользовалась.

— Не уверен, что понимаю, о чем вы, — говорит он, обращаясь к своему ужину.

— Конечно, нет, — спокойно произносит Макгонагалл, но улыбка не покидает ее лица.

Остаток ужина Снейп не отрывает взгляда от своей тарелки.

* * *

— Поттер.

Взгляд мальчика отрывается от котла, и его настороженные и немного испуганные глаза встречаются со взглядом Снейпа.

Несмотря на то, что первый урок шестого курса по зельям почти закончился и никто на нем не дал Снейпу ни единого повода снять баллы с Гриффиндора, такого взгляда достаточно, чтобы наполнить его чувством воодушевления.

— Задержитесь после урока, — говорит он ему.

Поттер не отвечает, но в его глазах вспыхивает яркая искра разочарования. Он резко кивает и возвращается к своей работе, которая, к великому огорчению Снейпа, так и не взрывается у него под носом к концу урока.

Грейнджер и Уизли бросают сочувствующие взгляды на Поттера, проходя мимо его стола по пути к выходу, что лишь подтверждает подозрения Снейпа. Конечно, они будут участвовать в любой затее, которую планирует мальчик. Вероятно, они так же боятся за свои шкуры, как и он.

Когда класс пустеет, Поттер остается стоять перед своим столом со странно нечитаемым взглядом на его искаженном магией лице. Снейп берет свою палочку, но еще не успевает поднять ее или произнести заклинание, которое хотел, как мальчик говорит высоким напряженным голосом.

— Сэр, — выпаливает он. — Я бы хотел сказать кое-что, можно?

Снейп моргает. «Неужели признание? Маловероятно — от кого-то столь высокомерного, как Поттер, но, вопреки себе, он умеет заинтриговать».

— И что же это, Поттер? — спрашивает он, приподнимая бровь.

— Я хочу извиниться, сэр. За то, что заглянул в думосбор в прошлом семестре.

Под взглядом Снейпа он начинает говорить в спешке, как будто боится, что Снейп может проклясть его, прежде чем ему удастся закончить: — И я также хочу извиниться за своего отца.

Затем он ждет, не в силах взглянуть на Снейпа.

«Так и есть, — говорит себе Снейп, даже несмотря на то, что его внутренности неприятно скручиваются со смесью дурного предчувствия и гнева, — несомненно, здесь есть какой-то план», — Поттер, возможно, понял, что Снейп подозревает его, и надеется сорвать предстоящий допрос этим показным раскаянием. Но Снейпа не так просто сбить с толку, и теперь он хочет знать, что скажет мальчик и как далеко он зайдет в этом фарсе.

Поэтому он смотрит на мальчика с выражением насмешливо-вежливого внимания на лице, и, в конце концов, Поттер вздыхает и продолжает.

— Я знаю, вы думаете, что я такой же, как он, — говорит он, уставившись на стол. — Раньше я думал… я надеялся, что это так и есть. Все так говорили, и я всегда слышал о нем только хорошее, и… я думал, что знал, каким он был. Поэтому я никогда не верил тому, что вы говорили о нем. Но потом я увидел это воспоминание и... ну, он был неправ, поступив так с вами, — его голос меняется, наполняясь болью и сожалением. — И я не думаю, что могу быть настолько похож на него. Думаю… если бы я учился с ним в школе, он бы издевался и надо мной. Я… не силен в подобных вещах. И меня не очень-то любят.

Он смотрит вверх, но не на Снейпа. Его взгляд устремлен куда-то вдаль, а из-под воротника выступает слабый румянец.

— Тем не менее, он был моим отцом. И я ненавижу чувствовать стыд за него, это все равно, что снова его потерять. Так что если вы ненавидите меня за то, каким он был, я могу извиниться перед вами за то, что он сделал. Поскольку он не может сделать этого сам, мне хочется верить, что он поступил бы именно так, если бы мог. И я знаю, вы не поверите этому, — Поттер бросает взгляд на Снейпа, затем снова отводит глаза, — но я клянусь, что не пытался… вторгнуться в вашу личную жизнь или что-то подобное, когда я посмотрел в ту штуку. Я не знал, что там было что-то личное. Я думал, там будет что-то о видениях, которые у меня были... ведь никто не рассказывал мне ничего об этом, вот...

Поттер умолкает и через мгновение пожимает плечами.

— В любом случае, мне очень жаль. Вот и все.

Снейп долго смотрит на него.

Он должен отдать должное мальчишке. Тот очень хорошо сыграл. Кто-либо другой, возможно, и поверил бы. Жесты, незначительное переминание с ноги на ногу, то, что он не может встретиться с ним взглядом — все это может показаться искренним для любого, кто не знает Поттера так же хорошо, как он.

Проходит много времени, прежде чем Снейп снова начинает говорить. Когда ему это удается, он понимает, что у него пересохло в горле.

— Посмотрите на меня, Поттер.

Мальчик поднимает голову. Он смотрит странно… с надеждой. «Действительно, непревзойденный актер».

— Извинения приняты, — холодно бросает Снейп, затем поднимает палочку. — Фините Инкантантем.

1) Дарджилинг является ярким представителем индийского чая. Отличительные особенности напитка — терпкий вкус с оттенками мускатного винограда и цветочный аромат, благодаря которым его сравнивают с шампанским.

Вернуться к тексту

Поттер шарахается в тот момент, когда заклинание вылетает из уст Снейпа. Он вскидывает руку, как бы отражая удар, отшатывается назад, налетая на угол стола, и с грохотом падает на пол.

Снейп выходит из-за своего стола и идет к распростертому телу подростка, предвкушение подстегивает его, словно яростный голод. Это может означать попытку скрыть преступление — какой-то секрет, ради которого мальчик готов пойти на все, чтобы его защитить, и для Снейпа этот момент граничит с апофеозом торжества.

Поттер лежит на полу, свернувшись калачиком, спиной к Снейпу. Тот смотрит, как мальчик прижимает руку к лицу и вздрагивает.

Затем, прежде чем Снейп делает еще один шаг вперед, Поттер вскакивает на ноги и бежит к двери. Снейп наблюдает за его суетой, довольный и слегка оскорбленный, но не останавливает его, пока тот не добирается до выхода. Ленивый взмах палочки заставляет дверь закрыться прямо перед носом мальчика, чуть не прищемив ему пальцы.

Поттер стоит лицом к двери, его плечи вздымаются от прерывистого дыхания. Мгновение он стоит неподвижно, затем его рука хватает ручку и яростно дергает. Настроение Снейпа улучшается — он, должно быть, действительно в отчаянии, если и правда думает, что такая детская выходка способна справиться с чарами Снейпа.

Он не спеша приближается к мальчику, наслаждаясь моментом, когда дистанция между ними сокращается. Когда он останавливается в нескольких шагах от Поттера, мальчик съеживается и начинает казаться значительно меньше.

— Посмотрите на меня, Поттер.

Но Поттер не двигается.

— Я сказал, повернитесь, Поттер! Или я вызову директора.

Когда мальчик снова отказывается подчиниться, Снейп решает, что этого повода ему достаточно. Он протягивает руку и хватает мальчика за плечо, игнорируя вырвавшийся вздох, и с силой разворачивает его, прижимая спиной к стене.

И когда они оказываются лицом к лицу, Снейп резко отпускает его, отдергивая руку как от огня.

Поттер склоняет голову и смотрит в пол, словно надеясь, что тот разверзнется и поглотит его. Тем не менее Снейп видит, что скрывали маскирующие чары. Это… совсем не то, что он ожидал.

Он слишком ошеломлен, чтобы скрыть свое потрясение за резким словом или жестом.

Левая сторона лица Поттера, ото лба до уха и подбородка, представляет собой один большой синяк, или, скорее, массу нескольких синяков разной степени давности. Те, что были получены раньше, пожелтели, другие все еще оставались темно-фиолетовыми. Его нижняя губа была разбита и кровоточила, она как будто зеркально отражала аккуратную рану на лбу над правой бровью.

Снейп делает шаг назад, чтобы лучше взглянуть на развернувшуюся перед ним картину. Теперь он может разглядеть длинные узкие синяки в форме пальцев на горле Поттера, наполовину скрытые поднятым воротом его рубашки. Дурное предчувствие подсказывает ему, что синяки на этом не заканчиваются.

Сильно встревоженный, Снейп все еще достаточно контролирует себя, чтобы усмехнуться, когда говорит следующую фразу. Хотя на душе совсем не спокойно.

— Драка в школьном поезде, Поттер? — спрашивает он, хотя уже знает ответ.

— Нет, сэр, — бормочет Поттер, все еще глядя в пол.

— Тогда объясните это.

Ответ мальчика настолько тих, что он не может разобрать слов.

— Говорите громче, Поттер.

— Я сказал, сэр, что не хочу это обсуждать, — а затем он поднимает глаза, и Снейп поражается выражению на его лице — одинаково умоляющему и дерзкому. — Я не нарушал никаких правил.

— Вы делаете это сейчас, не отвечая на мои вопросы, Поттер.

— Тогда назначьте мне отработку! — кричит Поттер и в следующий момент морщится, прикасаясь пальцами к губам, когда в уголке рта появляется густая капля крови.

Снейп смотрит на мальчика, сжимая руки в кулаки, разрываясь между тем, чтобы сделать именно то, что предлагает Поттер, хотя бы для того, чтобы дать выход своим эмоциям, и между тем, чтобы предложить мальчишке носовой платок.

Но он не делает ни того, ни другого.

— Почему я должен назначить вам отработку? — вкрадчиво спрашивает он, делая шаг вперед.

Поттер стоит спиной к стене, не имея возможности отступить, и вздрагивает при приближении Снейпа. Снейп останавливается — что-то в этом действии тревожит его, предупреждает, что он приближается к той черте, которую на самом деле не хочет переступать. — Почему, — продолжает он, — я должен тратить свое время, находясь в вашем обществе, когда могу просто вызвать директора и позволить ему разбираться с вашей проблемой?

В безумных глазах Поттера читается паника.

— Тогда отправьте меня к Филчу, — быстро говорит он голосом, который дрожит слишком сильно, чтобы звучать так нагло, как хотелось бы.

Глядя на это проявление слабости, терпению Снейпа приходит конец.

— Мне нужны ответы, Поттер, — рявкает он, — и я получу их от вас — так или иначе.

Он поднимает палочку, направляя ее на Поттера, и смотрит, как глаза мальчика расширяются. Поттер, по-видимому, не понимает, что, если Снейп применит легилименцию на студенте без разрешения Дамблдора, у него будут большие проблемы; Поттер того не стоит. В следующее мгновение Снейп наслаждается ощущением того, что одержал верх.

— Не надо! — обреченно говорит Поттер, почти срываясь на крик. — Я не могу, сэр, пожалуйста, не надо.

Именно эта безнадежность, стоящая за мольбой, заставляет Снейпа опустить палочку. Он подозревает, что и в те разы Поттер говорил слово «пожалуйста» с тем же отчаянием, что и сейчас, но был проигнорирован.

Они долго смотрят друг на друга. Затем Снейп громко выдыхает, сжимая переносицу.

— Я не могу обсуждать это с вами весь день, мистер Поттер, — говорит Снейп, как он надеется, ровным голосом. — И я также не могу просто отпустить вас, — произносит он, обрывая мальчика, когда тот открывает рот. — Преподавателям этой школы доверена ваша безопасность, и я не хочу навлечь на себя неудовольствие директора …

— Он никогда не узнает, — перебивает Поттер. — Клянусь. Профессор Дамблдор — последний человек в мире, который должен узнать об этом.

Несмотря на это, Снейп смеется.

— Глупый мальчишка, — непринужденно говорит он. — Вы действительно думаете, что кто-то в этой школе может хранить секреты от Альбуса Дамблдора?

Румянец на неповрежденной части лица Поттера в точности такой, как он и ожидал, а вот его следующие слова — нет.

— Если бы профессор Дамблдор был действительно всезнающим, этого бы никогда не произошло, — он поджимает губы. — Или он всезнающий, или же ему все равно. В любом случае, вы тут не при чем.

Снейп игнорирует леденящее чувство, нахлынувшее на него при словах мальчика: — Мистер Поттер. Я не пытаюсь быть «не при чем», как вы выразились. Я пытаюсь вам помочь.

— Почему? — голос Поттера звучит почти пронзительно. — Я ведь уже сказал вам, что никто не будет думать о вас хуже. Я просто повторно нанесу маскирующие чары, и никто даже не заметит. Никто никогда не замечает!

Не успевает Поттер договорить, как его рот слегка приоткрывается, а затем сжимается в твердую линию. Он закрывает глаза, и сильно морщиться. Очевидно, он сказал больше, чем хотел, и тут уже Снейпу было несложно догадаться — одна эта последняя фраза сказала почти все, что Снейпу нужно было знать.

На его плечи наваливается тяжесть — равная весу испуганного, раненого, сердитого шестнадцатилетнего подростка. Он пытается отмахнуться от этого чувства.

— Значит, это не первый раз, когда вы приезжаете в школу, скрывая травмы под чарами? — спокойно говорит он. — Дамблдор бережет вас как зеницу ока, летом — вы никуда не можете пойти без его дозволения, единственное, где вам разрешено находиться, это дом ваших родственников и Нора. И, тем не менее, если бы Молли и Артур Уизли видели ваши раны, они бы залечили их и без сомнений отомстили бы обидчикам со страшной силой, так что я могу сделать вывод, что вы получили их, находясь на попечении у своих маггловских родственников.

Он делает паузу, ожидая какой-то реакции, но все, что он получает, это легкое пожатие плечами при упоминании Уизли. Он продолжает.

— Ни одна из ваших травм не была вылечена; также имеются более свежие синяки, наложенные поверх старых, и вы не могли скрывать их под чарами летом, иначе были бы представлены перед Визенгамотом второй год подряд по обвинению в использовании магии несовершеннолетними.

Глаза Поттера остаются закрытыми. Он отворачивается, и из-под воротника снова вспыхивает румянец.

— Так что остается только один вопрос, Поттер.

Мальчик по-прежнему стоит с закрытыми глазами. Снейп делает полшага вперед, и когда он говорит, обнаруживает, что его голос смягчился, почти неосознанно.

— Как часто это происходит? — тихо произносит он.

Ответа нет.

— Гарри, — снова пытается он.

«Ха, — торжествующе думает Снейп, когда глаза Поттера открываются, и он поворачивается, чтобы посмотреть на него. — Так и думал, что это может привести его в чувства».

— Пожалуйста, прекратите, — шепчет Поттер.

— Я уже говорил вам, я не могу ...

— Я имею в виду прекратить вести себя так, будто беспокоитесь обо мне! — руки мальчика сжаты в кулаки, голос тихий, дрожащий от усилий, которые он прилагает, чтобы держать себя в руках. — Пожалуйста, сэр. Просто… это все усложнит.

Брови Снейпа поднимаются в искреннем удивлении.

— Усложнит что?

Поттер закрывает лицо руками, прижимая пальцы к глазам. Когда он говорит, его голос приглушен.

— Я должен вести себя так, будто ничего не случилось, — говорит он. — Если Дамблдор узнает, он отправит меня куда-нибудь подальше от защитных чар, и я больше не буду в безопасности. Волдеморт доберется до меня или моих друзей. А если он никуда меня не отправит, тогда я буду знать, что он знал обо всем все это время и позволял им… — его пальцы сжимаются так сильно, и Снейп понимает, он, должно быть, вдавливает их в синяки, специально причиняя себе боль. — Я должен притворяться, что все в порядке, или люди умрут, как Сириус, и я не могу больше продолжать притворяться, когда вы стоите здесь и ведете себя так, будто вам не все равно, когда я знаю, что это не так, вы всегда ненавидели меня…

Снейп с ужасом наблюдает, как колени Поттера подгибаются, и он оседает на пол, скользя по полированной деревянной поверхности дубовой двери. Поттер вытягивает руки, чтобы удержать равновесие, открывая лицо, измазанное слезами и кровью от пореза на лбу.

Прежде чем Снейп полностью осознает, что делает, он опускается на одно колено перед мальчиком и протягивает к нему руки, чтобы успокоить его. Поттер встречается с ним взглядом, с совершенно шокированным выражением на лице, что Снейп находит лестным, и он…

Он должен уйти. Он должен успокоить мальчишку и отправить к Помфри или Минерве, или к Альбусу, или ко всем троим, и покончить с этим. Он бы все равно чувствовал себя не в своей тарелке в этой ситуации, даже если бы это был студент его собственного факультета, с которым у него не было сильных разногласий за последние пять лет.

Но Снейп остается. Он сильнее сжимает в руках Поттера, пока мальчик не начинает шипеть от боли, а вывихнутое плечо не напоминает ему, что, что бы ни случилось потом, сейчас есть проблемы, которые требуют решения, многие из них — в виде зелья.

— Оставайтесь здесь, Поттер, — говорит Снейп и встает, внезапно чувствуя себя очень уставшим. — Я сейчас вернусь.

Конечно, он мог бы просто призвать все необходимые зелья из своего кабинета, но он хочет побыть хоть минуту наедине с собой, чтобы собраться с мыслями и подумать, что же ему делать с Гарри Поттером — скорее отчаявшимся, чем дерзким. Гарри Поттер, который внезапно напоминает Снейпу его самого в этом возрасте, гораздо больше, чем он когда-либо мог себе представить.

Снейп возвращается из своей кладовки и с некоторым облегчением обнаруживает, что Поттер поднялся с пола и сел на одну из скамеек рядом с лабораторно-рабочим местом. Его локти уперты в колени, а руки сомкнуты на затылке, дыхание спокойное, а взгляд устремлен на каменный пол под ногами.

Когда Снейп подходит, он поднимает глаза и изменяется в лице, выражая что-то вроде раскаяния.

— Простите, что я так себя вел, профессор, — говорит он, проводя рукой по глазам. — Я давно уже плохо сплю. Когда я устаю, все кажется другим. Чем-то большим.

Снейпу хорошо знакомо это чувство, но он ничего не говорит, поворачиваясь спиной к мальчику, чтобы распаковать ящик с зельями, который принес с собой в класс. Он выстраивает пузырьки в аккуратный ряд на столе перед собой и поворачивается к Поттеру с палочкой в руке.

— Расслабьтесь, Поттер, — говорит он, когда мальчик напрягается, едва увидев палочку. — Я не собираюсь применять к вам легилименцию. Вместо этого я предлагаю сделку.

— Сделку? — осторожно спрашивает Поттер.

— Полагаю, вы не посещали Больничное крыло, когда прибыли в школу после каникул, по той же причине, по которой вы не хотите, чтобы директор узнал о вашем состоянии. Я прав? — Поттер кивает, и Снейп продолжает говорить: — Тогда я сам залечу ваши раны, насколько смогу, при двух условиях. Во-первых, если я обнаружу, что исцеление ваших повреждений за пределами моей компетенции, мы немедленно отправимся к мадам Помфри — без каких-либо возражений. Во-вторых, если мне придется скрывать это от директора, я буду требовать от вас ответа на каждый мой вопрос, честно и развернуто. Это понятно?

Поттер неловко ерзает на скамье.

— Я ценю это, сэр, но на самом деле вам не нужно беспокоиться. Синяки исчезнут…

— Как они всегда это делают? — перебивает Снейп, скривив губы.

Поттер снова краснеет и отворачивается.

— Никаких возражений, Поттер. Либо вы принимаете мои условия, либо я немедленно вызываю директора. Мне едва ли нужно добавить, что это противоречит моему здравому смыслу не делать этого, что ж…

— Ладно! — поспешно говорит Поттер. — То есть, да, сэр. Спасибо.

— Тогда снимите рубашку.

Поттер замирает.

— Что?

В ответ Снейп протягивает руку, хватает Поттера за больное плечо и сильно дергает, вправляя его на место, отчего Гарри издает пронзительный стон. — Мне нужно посмотреть, с чем я имею дело, если хочу разобраться с этим должным образом.

— Хорошо, — смиренно произносит Поттер, после чего начинает снимать джемпер и галстук. Снейп поворачивается обратно к ряду закупоренных пузырьков, когда Поттер начинает расстегивать свою рубашку. Чувствуя себя достаточно неловко в вынужденной интимной ситуации, он так же не желает смотреть еще и на то, как мальчик раздевается.

Он открывает флакон с мазью от синяков и поворачивается, едва не роняя пузырек, когда видит торс Поттера. Поттер ловит его взгляд, затем смущенно отворачивается.

— Скажите мне, Поттер, — выдыхает Снейп, когда снова может говорить, — ваш дядя... Вы изнасиловали его дочь?

— Что? — произносит Поттер, выглядя ошеломленным.

— Убили его собаку? Украли его денежные сбережения, сожгли его дом дотла, что-нибудь, что хотя бы отдаленно оправдывало бы такую степень повреждений? Спрашиваю только из любопытства, уверяю вас, Дамблдор, без сомнения, будет настаивать на том, чтобы я продолжал и дальше спасать вашу шею, какие бы зверства вы не совершили. Мне просто интересно, был ли хоть какой-то весомый аргумент, оправдывающий такое.

К его удивлению, слабый намек на мрачную улыбку играет в уголке губ Поттера.

— Он думает, что я пытался убить его сына.

— А вы пытались?

— Долорес Амбридж пыталась меня убить. Дадли просто оказался на ее пути.

— Хм-м-м, — единственный слышимый комментарий от Снейпа, однако он смутно осознает, как внутри него начинают вскипать неизведанные эмоции, сильно приправленные гневом. Он запрятывает их в самую глубь своей души. — У вас сломаны ребра, — диагностирует он. — Вы чувствуете боль при дыхании?

— Каждый раз, при вздохе, — признается Поттер, прижимая руку к боку и морщась.

Снейп садится на скамейку напротив него и рассматривает яркие фиолетовые и синие гематомы, украшающие ребра мальчика.

— Говорите, — произносит он, — пока я работаю. Это отвлечет вас от боли.

— Поговорить о... ай! О чем? — Поттер вздрагивает, когда Снейп кладет руку на третье ребро и слегка нажимает.

— Вы намеренно строите из себя идиота? — рявкает Снейп. — Как вы оказались в таком состоянии, конечно?

— Ну, — произносит Поттер, похоже, на мгновение задумавшись, в то время как Снейп проводит своей палочкой по пораженному участку, — я полагаю, самые страшные из них связаны с тем, что меня сбила машина. Позавчера.

Снейп внезапно замирает, его взгляд устремляется вверх, встречаясь глазами с Поттером. — Машина.

— Да. Да, сэр. Ой, извините, я забыл. Автомобили похожи... ну, на кареты, немного, только они...

— Я знаю, что такое машина, Поттер, я волшебник, а не неандерталец. В то время вы шли пешком или были в другом автомобиле?

— Я стоял на подъездной дорожке к дядиному дому, — признается мальчик с явным нежеланием. — Он… я имею в виду, он ехал не очень быстро.

— С тем же успехом вы можете притворяться, что ваш дядя не будет фигурировать в этом разговоре в дальнейшем, — лениво говорит Снейп, завершая диагностическое сканирование и протягивая руку за баночкой с мазью. — Если только вы не хотите, чтобы я поверил, что ваша тетя способна применить такую силу…

— Она способна применить сковородку, — мрачно бормочет Поттер.

Снейп зачерпывает мазь из баночки.

— Вытяните руку вперед, — говорит он и начинает наносить мазь на самые яркие участки. — Она била вас сковородкой?

— Нет, — признается Поттер. — Не с тех пор, как я… — он замолкает и отводит взгляд.

Несколько минут Снейп работает в тишине, толстым слоем нанося травяную массу на сине-фиолетовые кровоподтеки, давая мальчику и себе время подумать, о чем они будут говорить дальше. Есть вопрос, который Снейп не хочет задавать, но чем дольше он думает над ним, тем больше уверяется, что спросить об этом просто необходимо.

— В прошлом году, — наконец говорит он, — во время наших уроков окклюменции я видел множество ваших детских воспоминаний.

Поттер не отвечает, но Снейп чувствует, как напрягаются его мышцы.

— Я видел чулан и… то, как ваш кузен обращается с вами, довольно много случаев, где вас оставляли без еды и многие другие инциденты, которые можно объяснить только возмутительным пренебрежением со стороны ваших тети и дяди. Но я ни разу не видел, чтобы они поднимали на вас руку. Ничего сильнее пощечины или толчка. Как, — спрашивает он, нанося остатки мази и вытирая руки салфеткой, — вы это объясняете, Поттер?

Мальчик моргает. Кажется, он глубоко задумался.

— Честно говоря, я не знаю. Я только… я просто не хотел, чтобы вы это видели, вот и все. Так что я вроде как… ну знаете, запихнул все это в глубину своего сознания.

Снейп долго смотрит на него; затем, преодолевая внезапно нахлынувшее чувство бесконечной усталости, закрывает глаза.

— Запихнул все это в глубину своего сознания, — повторяет он, закрывая лицо руками и зажимая переносицу. — Скажите мне, Поттер. Чем, по-вашему, является окклюменция, как не искусством скрывать свои мысли там, где их не могут найти другие? Я думал, что вы ленивый и недисциплинированный; я понятия не имел, что у вас, на самом деле, повреждение мозга. Вы могли бы закрыть свой разум от Темного Лорда, если бы были вполовину столь же мотивированы, сколь велико ваше желания уберечь своих родственников от возмездия!

Поттер удивленно смотрит на него, широко распахнув глаза.

— Я никогда не думал об этом, — тихо произносит он. — Я просто не хотел, чтобы кто-то знал о плохих моментах.

Снейп недоверчиво смотрит на него.

— Вы не хотели, чтобы я видел плохие моменты?

Поттер пожимает плечами и кивает.

— Поттер, в тех частях, которые вы позволили мне увидеть, было достаточно насилия, чтобы испортить и озлобить десятилетнего ребенка.

Мальчик прищуривается, словно Снейп только что поставил перед ним сложную логическую головоломку. Его голос тихий, нерешительный, и он снова опускает глаза, прежде чем заговорить.

— Простите, сэр. Я понимаю, что вы злитесь на меня.

— Я злюсь не на вас, Поттер! — громко произносит Снейп, изумленно и недоверчиво.

Поттер моргает.

— Вы кричите на меня, сэр.

— Я… — Снейп останавливается, задумывается и чувствует, как его плечи опускаются.

Мальчик, безусловно, прав. Если он не сердится из-за Поттера, то почему чувствует себя так, будто может голыми руками свернуть шею человеку, и дорого бы отдал за эту возможность? Почему мысль о Поттере, неспособном защитить себя от обычной грубой маггловской жестокости, заставляет его дрожать, словно в ярости или отвращении? Что для него Поттер, как не инструмент? Какая разница, провел ли мальчик лето в боли и страхе, если он проживет достаточно долго, чтобы победить Темного Лорда?

«Что тебе до того, что сын Лили страдает? — шепчет его внутренний голос. — Она была твоим лучшим другом, твоим единственным защитником, лояльным к тебе даже после того, как ты продал ее своему хозяину. Из-за тебя ее убили — ты причина, по которой Гарри смотрит на тебя так, словно считает, что не заслуживает прикосновений, разве только для удара».

— Почему вы защитили своего дядю от расправы за его преступления? — резко спрашивает Снейп. — Неужели вы думаете, что заслуживаете с его стороны такого обращения к вам?

Поттер отводит глаза.

— Я не думаю, что заслуживаю этого. Я знаю, что мой дядя немного нерационален.

— Но вы все равно считаете, что жестокое обращение, которому вы подверглись, каким-то образом приемлемо, — перебивает Снейп, вызывая бинты, которые обвиваются вокруг торса Поттера как корсет. — Это неприемлемо. Это возмутительно, и Вернон Дурсль, по крайней мере, заслуживает того, чтобы сидеть в тюрьме. Неужели вы не понимаете?

Поттер неловко ерзает.

— Ему пришлось со многим мириться за эти годы. Думаю, он боится меня, того, что мое присутствие в его доме может навредить его семье, — его глаза темнеют. — И ему есть чего бояться. В тот момент, когда мне исполнится семнадцать, защитные чары спадут, и после этого… Волдеморт может убить их всех, просто потому, что это может расстроить меня. Это слишком: рисковать ради чокнутого ребенка, который вам даже не нравится. Я уверен, он думает, что ему было бы лучше, если бы он никогда не выпускал меня из чулана, — взгляд Поттера устремляется вдаль. — И, возможно, он прав.

Руки Снейпа стягивают бинты так плотно, что Поттер ахает, не в силах вздохнуть.

— Не защищайте его, Поттер. Это совершенно неприемлемо.

— Я не защищаю его! — Поттер протестует. — Я просто… я не могу, не могу не смотреть на это с его точки зрения, — с минуту он сидит молча. — Вы же слышали о дементорах прошлым летом?

— Да, — отвечает Снейп, переводя взгляд с ребер мальчика на плечо.

— Тогда дядя Вернон хотел, чтобы я ушел из дома. И вы действительно не можете винить его за это, из-за меня его сын чуть не погиб. Но Дамблдор прислал вопиллер, чтобы напомнить моей тете об охранных чарах, и она сказала, что я должен остаться, — мальчик шипит от боли, когда Снейп берет его за плечо, проверяя, вывихнуто ли оно или просто напряжено. — Я… я думаю, — продолжает Поттер слегка сдавленным голосом, — что она и мой дядя, скорее всего, заключили сделку или что-то в этом роде, пока меня не было в прошлом году. Что она не станет вмешиваться, что бы он ни сделал со мной, при условии, что он не убьёт меня или не вышвырнет вон. Не то чтобы она когда-либо вмешивалась, но когда она была рядом, все было не так плохо...

— Значит, по вашему собственному признанию, он причинял вам боль в течение многих лет, задолго до инцидента с вашим кузеном в июле прошлого года?

— Ничего страшного, правда, — поспешно говорит Поттер. — В основном он просто позволял Дадли разбираться со мной. Он всегда мог запереть меня в чулане без еды, если действительно был зол. И почти не бил меня, пока я не поехал в Хогвартс.

Снейп останавливается, чтобы взглянуть на мальчика.

— Поттер, вы себя вообще слышите?

Поттер хмурится. Снейп встает, вздыхая, желая, чтобы часть его беспокойства рассеялась. — Встаньте. Мне нужно зафиксировать вашу повязку.

— Мне не нужна повязка, — быстро отвечает Поттер.

— Нужна, если хотите играть в квиддич в этом году, — говорит ему Снейп с наигранным спокойствием.

— Я не могу ходить с повязкой, люди подумают…

— Что они подумают, Поттер? — Снейп хватается за край стола и наклоняется к нему. — Что вы едва избежали смерти или чуть не стали инвалидом, потому что магия заставляет вашего дядю нервничать? Да что с тобой не так, глупый ребенок? Ты так и будешь продолжать этот… фарс?

— А почему бы и нет? — кричит Поттер, вскакивая на ноги, и Снейп уверен, что это действие причинило ему боль. Хотя он этого не показывает. — Послушайте, сэр, я не хочу быть грубым, потому что вы многое сделали для меня, и я ценю это, но я знаю, что вы меня ненавидите. Поэтому я не понимаю, какое вам дело, что случится со мной, если я проживу достаточно долго, чтобы убить Волдеморта.

Они стоят, глядя друг на друга и тяжело дыша. Звук собственных мыслей, исходящих из уст мальчика, слегка пугает Снейпа, потому что они бессердечны и потому что теперь в минуты осознания он видит, что они больше не верны.

А были ли они когда-либо верными?

— Вы до сих пор не объяснили, почему перспектива посвятить директора в вашу маленькую тайну приводит вас в такой ужас, — говорит Снейп, обретая контроль над голосом.

— Да, ну я… — начинает Поттер.

— Говорите человеческим языком, Поттер, — обрывает его Снейп. — Начните сначала, и на этот раз не мямля.

Поттер пристально смотрит на него, затем говорит отрывистым голосом, как будто произносит речь.

— Дом моей тети — единственное место в мире, где Волдеморт не может до меня добраться. Если я пойду куда-нибудь еще, он попытается убить меня, и он убьет любого, кто встанет у него на пути. Мой дядя может порой ударить меня, но Волдеморт сделает намного хуже, поэтому из двух зол я выберу первое.

— Дело не только в этом, — настаивает Снейп. — Вы утверждаете, что директор уже знает…

— Я этого не говорил, — коротко отвечает Поттер. — Но вы сами сказали, что от него нелегко хранить секреты. Если он знает… и все равно позволяет мне там оставаться… что ж, — Поттер глубоко вздыхает, и силы, позволившие ему вскочить на ноги, покидают его. Внезапно он кажется Снейпу совсем ребенком. — Я не могу его винить. Все смотрят на него… ему приходится принимать сложные решения. Но все равно я не хочу об этом знать. Это... все усложнит.

Мгновение спустя, закончив свою речь, он снова опускается на скамью, словно у него нет больше сил держаться на ногах. Снейп смотрит на него сверху вниз, чувствуя себя, как ни странно, разбитым.

— Я должен извиниться перед вами, — резко говорит он через несколько секунд.

Поттер смотрит на него широко распахнутыми глазами.

— Вы были… искренни, я полагаю, когда извинялись за свое поведение в прошлом семестре. Я не верил, что вы говорили всерьёз. Теперь я знаю, что ошибался.

Поттер осторожно смотрит на него.

— Что заставило вас передумать, сэр?

— То, что вы рассказали мне здесь сегодня… то, что я увидел, — Снейп обрывает себя, его рука снова сжимается в кулак. — Никто, являясь столь самонадеянным, кем я всегда вас считал, не смог бы вынести всего того, что вы…— он снова замолкает, чувствуя, что его голос звучит грубо. — И вы думаете, что заслуживаете этого, — заканчивает он шепотом. — Не спорьте со мной, это написано у вас на лбу. Вы придумали объяснения и причины, которые звучат почти убедительно, но все это означает лишь то, что вы считаете, что ваш дядя не заслуживает чьего-либо гнева. А вы между тем думаете, что не заслуживаете чьей-либо помощи.

Лицо мальчика — открытая книга, и сейчас оно рассказывает историю ребенка на грани отчаяния.

Снейп проводит рукой по лицу, чувствуя, что сам приближается к концу какой-то невидимой границы. Он резко садится, берет мазь от синяков и протягивает руку к лицу и шее мальчика, чтобы нанести мазь.

Поттер, смотревший в пол, устремляет свой взгляд вверх как раз в тот момент, когда Снейп поднимает руку. Гарри резко вздрагивает, вскидывая руки, чтобы защититься, и втягивает голову в плечи.

Кажется, будто яростная волна жара обрушивается на Снейпа, но он контролирует ее, оставаясь совершенно неподвижным, с рукой, застывшей в воздухе, в то время как Поттер, покраснев, разворачивается и снова садится прямо. Снейп ждет, пока мальчик придет в себя, затем протягивает руку и начинает наносить мазь на синяки самым нежным прикосновением, на которое он только способен.

Некоторое время он работает молча, прежде чем снова заговорить:

— Вы действуете, исходя из определенных заблуждений, которые я хочу развеять, — говорит он Поттеру, не глядя ему в глаза.

— И каких же, сэр?

— Альбус Дамблдор, — говорит Снейп, — любит вас. Да, Поттер, я совершенно серьезен. Мне ли не знать, я много лет терпел, выслушивая агиографии⁽¹⁾ на тему его любимого мальчика. И даже если он не уделял вам особого внимания, он всегда становится яростным и грозным, когда дело касается безопасности его учеников. Он готов перевернуть небо и землю, чтобы уберечь вас от беды, — Поттер притих, и Снейп добавляет: — И вы должны позволить ему помочь.

Мальчик вздрагивает от этих слов и отшатывается от руки Снейпа.

— Я… профессор, нет, я только что сказал вам...

— Вы не рациональны в этом вопросе, Поттер, иначе бы уже поняли, что дилемма, которую вы создали для себя, является ложной. Вы думаете, что, подвергая себя физическим страданиям со стороны вашего дяди, вы избавляетесь от эмоциональной муки видеть, как вашим друзьям причиняют вред. Это не так. Можно найти другое решение. И оно будет предпринято, как только мы закончим.

— Что… нет! — Поттер снова вскакивает на ноги и начинает пятиться. — Вы не можете… сэр, пожалуйста, а как же наша сделка?

— Я отменяю ее, — спокойно отвечает Снейп, вставая, но не приближаясь к мальчику. — Я понимаю ваши страхи, но они беспочвенны. Вы должны доверять моему мнению по этому поводу.

— Я буду все отрицать, — в голосе Поттер слышится отчаяние. — Я снова наложу маскирующие чары.

— Он тут же все поймет, — произносит Снейп, стараясь изо всех сил казаться терпеливым.

— Нет, профессор, пожалуйста, не делайте этого, — к своему ужасу, Снейп видит, как глаза мальчика наполняются слезами. — Я знаю, что не нравлюсь вам, но я все сделаю, клянусь, я вычищу все котлы, что у вас есть …

— Поттер, — Снейп внезапно чувствует себя очень уставшим. — Я не намерен больше выслушивать ваши пожелания в этом вопросе, так же, как не стал бы слушать человека под Империусом, настаивающего на том, что он хочет принять яд. Я говорил вам раньше: мне доверена ваша безопасность, и что бы вы ни думали обо мне, я серьезно отношусь к этим обязанностям.

— Сэр.

— Вы бы предпочли, чтобы я сам разбирался в этом вопросе? — выплевывает Снейп, внезапно теряя над собой контроль. — Вы можете, по крайней мере, довериться директору, чтобы усмирить вашего дядю цивилизованным способом. Я, в свою очередь, не счел бы себя обязанным соблюдать подобные ограничения.

Мальчик смотрит на него с искренним недоумением.

— Но почему?

— Вы не поймете, — снова произносит Снейп. — хватит об этом. В это время Альбус должен быть в своем кабинете, мы немедленно с ним поговорим.

— Я не пойду, — тут же говорит Поттер, яростно раздувая ноздри. — Я буду сопротивляться вам всю дорогу до самого кабинета.

К своему собственному удивлению, Снейп обнаруживает, что не ухмыляется, а искренне улыбается.

— Я в этом даже не сомневался.

А затем, стараясь держаться на безобидном расстоянии, Снейп проходит мимо него к камину, где хватает горсть летучего пороха и бросает его в огонь.

— Альбус, — говорит он, — вы нужны мне здесь.

Затем он выпрямляется и поворачивается к мальчику, который, побледнев и дрожа, снова опускается на скамью, где сидит, опустив голову.

И ждет.

1) Агиогра́фия — отрасль церковной литературы, содержащая описание жизни святых.

Вернуться к тексту

Минутой позже Дамблдор выходит из камина с жизнерадостно-вопросительным взглядом. Снейп редко вызывает его в подземелья, обычно предпочитая для разговоров более уединенное и хорошо защищенное место, такое, как кабинет директора. К тому же Снейп не настолько стремится навязать Поттеру свою волю, представляя себе возникшую ситуацию, в которой ему бы пришлось оглушить мальчика и левитировать его через весь замок.

— Доброе утро, Северус, — говорит Дамблдор, смахивая золу со своей сверкающей фиолетовой мантии. — Чем обязан столь беспрецедентному приглашению?

Снейп поднимает руку, указывая на скамью в конце класса, на которой сидит Поттер и, хотя мальчик все еще без рубашки, он развернут так, что они не могут видеть его поврежденный бок. Проследив взглядом за его жестом, Дамблдор вскидывает голову, когда находит глазами Гарри, — редкое выражение удивления, исходящее от самого непостижимого человека из всех, кого он знает, — и бросает быстрый взгляд обратно на Снейпа, который только приподнимает бровь в ответ.

Дамблдор поворачивается к Поттеру, делая шаг вперед. — Гарри? — тихо говорит он. — В чем дело?

— Ничего, профессор, — ровным голосом отвечает тот.

— Боюсь с тобой не согласиться, я здесь меньше минуты, а уже вижу, что это отнюдь не так.

Поттер пожимает плечами, но в остальном остается неподвижным.

— Поттер, — зовет Снейп, — если вы не можете заставить себя быть откровенным с директором, я не против объяснить ему всю ситуацию лично.

Поттер напрягается, затем поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. С того места, где стоит Снейп, можно рассмотреть только край огромного синяка на лице Поттера, однако Дамблдор со своего места в состоянии увидеть гораздо больше.

И даже если бы Снейп этого не знал, он все равно смог бы определить тот момент, когда Дамблдор замечает травмы мальчика: по тому, как выпрямляется его спина, как выражение легкого беспокойства на лице на миг меняется на нечто суровое и яростное.

Четыре длинных шага — и Дамблдор несется по классу туда, где сидит Поттер, несчастно сгорбившись.

Снейп наблюдает из-за своего стола, как директор почти минуту стоит над Гарри в абсолютном молчании, изучая его с выражением полной сосредоточенности, которое вскоре заставляет Поттера поежиться. Затем Дамблдор опускается на скамью, которую недавно освободил Снейп, и кладет руки себе на колени, все еще глядя на Гарри.

Когда он говорит, его голос звучит спокойно и немного устало, что противоречит напряжению в его спине и плечах.

— Гарри, — говорит он, — пожалуйста, посмотри на меня.

Поттер слегка вздрагивает. Эти слова напоминают Снейпу, как час назад начался их собственный разговор, когда он швырнул его к стене, требуя от него того же в своей резкой манере. Его желудок неприятно скручивается.

— Пожалуйста, — снова говорит Дамблдор, и Снейп размышляет, что, несмотря на его собственные промахи, Гарри, по крайней мере, не воспримет эту просьбу как угрозу.

Поттер не поднимая головы, смотрит на директора сквозь челку черных волос, и это, кажется, удовлетворяет Альбуса.

Снейпу приходит в голову, что, вероятно, было бы вежливо удалиться и не присутствовать при этом разговоре, ожидая в своем кабинете, пока Дамблдор не позовет его. Но он не двигается с места.

Внезапно Снейп осознает, что очень хочет знать ответ на вопрос, который ранее затронул Поттер, хотя и не уверен, что будет делать, когда его получит.

Да и Дамблдор, кажется, не возражает против его присутствия. На самом деле он так сильно сосредоточен на Поттере, что Снейп заподозрил бы, что Дамблдор совершенно забыл о присутствии еще одного человека в классе, если бы не тот факт, что он никогда ничего не забывает.

Он наблюдает, как Дамблдор тянется через пространство между скамьями, чтобы поймать одну из беспокойных, трясущихся рук Поттера, крепко сжимая ее на мгновение, а затем отпуская. После этого руки перестают дрожать и уже неподвижно лежат на коленях, явно бессознательно копируя позу Дамблдора.

Они так долго сидят в тишине, от чего Снейп начинает беспокоиться, что директор слишком подавлен, чтобы говорить. Но потом Дамблдор вздыхает и напряженный момент отступает. Когда он снова говорит, его голос звучит ровно, но в то же время слишком мягко, чтобы его можно было назвать деловым, но все же немного оживленнее, чем раньше.

— Что ж, Гарри, — говорит он, — я начинаю думать, что каждый раз, когда мы будем встречаться, мне придется начинать наш разговор с извинений перед тобой за мою очередную роковую ошибку.

Поттер слегка приподнимает голову.

— Что вы имеете в виду, сэр?

— В начале прошлого лета Артур Уизли предложил членам Ордена время от времени без предупреждения посещать дом твоих родственников в течение лета, чтобы обеспечить тебе безопасность и благополучие. Я отговорил его от этой затеи, полагая, что если твои тетя и дядя будут вынуждены терпеть постоянный поток посетителей из волшебного мира, жизнь в их доме может стать для тебя еще тяжелее, чем раньше. Так что твоя охрана была ограничена обычным патрулированием территории, как прошлым летом. Мы были убеждены: случись что-то, ты бы уведомил нас об этом по совиной почте или как-то иначе.

В последующем за этим коротком молчании нет ничего обвиняющего, но когда Поттер снова заговаривает, голос его звучит почти виновато.

— Они проследили, чтобы я писал каждые три дня, как велели Люпин и Муди. Я должен был показывать им письма, что отправлял с Хедвиг. Они всегда читали их перед отправкой.

Дамблдор на мгновение закрывает глаза, затем снова открывает их.

— Должен признать, этот сценарий не приходил мне в голову. Вернее, не таким образом, чтобы побудить меня рассматривать это как серьезную угрозу.

Следует долгое молчание. Затем Поттер выпаливает:

— Так вы… вы не знали, сэр?

Дамблдор задумчиво смотрит на него.

— Я, конечно, знал, что твои родственники всегда были неприветливы по отношению к тебе и возмущены твоим присутствием. Также я знал, что твой дядя был в ярости после того, как дементоры напали на тебя и твоего кузена прошлым летом. И хотя я подозревал, что он сделает все возможное, чтобы сделать тебя несчастным, я не верил, что он осмелится причинить тебе вред, — он печально улыбается. — Честно говоря, я думал: чувство самосохранения не позволит ему поддаться искушению подобного рода.

— Он бы даже не задумался об этом, — говорит Поттер. — По моему, большую часть времени магический мир для него просто не существует. Как правило, он сходится только на мне и моей... ненормальности.

— На самом деле, — говорит Дамблдор, — я не имел в виду последствия от волшебного мира в целом. Я имел в виду тот факт, что несовершеннолетним волшебникам разрешается использовать магию вне школы для самозащиты. Я… предположил, возможно, ошибочно, что ты вспомнишь об этом, если твой дядя станет опасным, и защитишь себя.

— Я защищался прошлым летом, и меня едва не исключили, — с горечью говорит Поттер. — Я никогда не знаю, с какой вероятностью министерство предпочтет встать на мою сторону, поэтому не думаю, что мне стоит рисковать ради чего-то, что не является вопросом жизни и смерти.

Дамблдор серьезно кивает.

— Не мог бы ты, — говорит он спустя какое-то время, — описать, как именно получил свои травмы?

Поттер колеблется.

— Какие именно, сэр?

Теперь, когда Снейп пытается смотреть на ситуацию глазами Дамблдора, он улавливает нюансы в речи Поттера и вздрагивает, понимая, как много это поведает директору.

Но выражение лица Дамблдора по-прежнему остается спокойным, не выдавая никаких намеков на бушующие эмоции.

— Ох, наиболее серьезные. Я с трудом могу представить, что он причинил тебе столько вреда, ограничившись лишь ударами.

— Пару дней назад он вроде как... — Поттер заливается краской. Мазь от синяков уже начинает действовать, и на заживших участках кожи проявляется румянец, — сбил меня на своей машине. Возможно, это был несчастный случай, я не знаю. Я убирался в гараже, когда он подъехал, и… ну. Я думаю, возможно, он решил, что это будет забавно.

— Забавно, — повторяет Дамблдор. Если бы Снейп не вглядывался в его лицо так пристально, он легко мог бы пропустить, как слегка раздуваются ноздри Дамблдора. — Понятно. А остальные?

Поттер слегка повернулся, чтобы посмотреть в окно.

— Все это было обычным делом. Как он всегда поступает, только в этот раз было немного… хуже. Он мог… толкнуть меня чуть сильнее, чем обычно, или использовать тыльную сторону ладони чтобы… — губы его кривятся, он качает головой и замолкает.

— Это, — устало произносит Дамблдор, — кажется, отвечает на мой следующий вопрос, а именно: происходило ли что-то подобное до прошлого лета?

Что-то в том, как Поттер колеблется, затем выпрямляется, подсказывает Снейпу, что следующие слова из его уст, вероятно, будут какой-нибудь успокаивающей ложью. Он обрывает Гарри, прежде чем тот успевает открыть рот.

— Попробуете обмануть директора, — предупреждающе говорит Снейп, — и я предоставлю ему воспоминания нашего разговора, чтобы восполнить ваши упущения.

— Я не пытался его обмануть, сэр, — возражает Поттер. — В любом случае, мне кажется больше уже нечего выяснять, так ведь? — он оглядывается на Дамблдора. — Раньше… все было совсем не так.

— Не так плохо, ты хочешь сказать.

— Да сэр.

— Но он и раньше причинял тебе боль.

Поттер пожимает плечами.

— Наверное. То есть, да, немного, сэр. Ничего такого, с чем бы я не справился.

— Понятно, — Дамблдор поправляет очки. — Полагаю, твой дядя наказывал тебя, по крайней мере, отчасти за то, что ты подверг опасности его сына прошлым летом.

— Да, он был очень зол из-за этого. Но если честно, мне кажется, были и другие причины.

— Не сомневаюсь, — тихо говорит Дамблдор.

— Сэр, — говорит Поттер, — как вы поняли, что это мой дядя? Я знаю, что вы сказали… но, я имею в виду, вы…

Снейп заговаривает, еще не до конца понимая, что именно собирается сказать. Он видит мысль, мелькающую в голове мальчика, подозрение, которое превратится в убеждение, если его не остановить.

— Поттер, это стало очевидно уже в тот момент, когда я только вас увидел, — протягивает он самым насмешливым голосом. — Для этого не нужно обладать дедуктивными способностями.

Дамблдор не смотрит на него, но и не перебивает, просто поднимает руку, которая мгновенно заставляет его замолчать.

— Я всегда знал, что твой дядя склонен к насилию… будучи человеком вспыльчивым, физически сильным, с особым предубеждением насчет тебя... было бы глупо предполагать иное. Но даю тебе слово: я и не подозревал, что он когда-нибудь осмелится действовать по отношению к тебе в соответствии со своими худшими побуждениями. Очевидно, я недооценил, к чему могут привести его страх и гнев, и я… не могу выразить, насколько мне жаль.

Поттер говорит торопливо, не глядя Дамблдору в глаза.

— Мне казалось, вы считаете, это того стоит, раз я остаюсь в безопасности от Волдеморта.

— О, Гарри, — Дамблдор поднимает руку, сжимая переносицу. Снейп задается вопросом, расстраивает ли это Поттера так же сильно, как и его самого — видеть Дамблдора в явно растерзанных чувствах. — Нет. Никогда. Впрочем, я не могу винить тебя за то, что ты так думаешь, — он опускает руку и обращает свой пристальный взгляд на Поттера. — Как бы мне не было больно и неприятно осознавать, что ты был несчастен и не получал должной заботы дяди и тети, я позволял тебе выносить это только потому, что считал: любые другие меры подвергнут твою жизнь опасности. Но я бы никогда не позволил им поднять на тебя руку, ни за что. И если ты действительно веришь, что я мог сделать нечто подобное, то я подвел тебя сильнее, чем когда-либо мог себе представить.

Туго натянутая спираль в груди Снейпа, кажется, ослабевает, когда он слышит от Дамблдора эти слова. Не то чтобы он удивлен… все, как и подозревал. Но, тем не менее, ему на удивление приятно слышать это заверение.

— Я так не думал, профессор, — серьезно говорит Поттер, и к своему удивлению Снейп понимает, что тот расстроен… не за себя, а за Дамблдора. — Честно. Это приходило мне в голову, но я просто вел себя глупо.

— Тогда могу я спросить, — говорит Дамблдор, — почему ты никогда никому не рассказывал об этом раньше? Думаю, я догадываюсь о причине, но я предпочел бы услышать это от тебя.

— Ну, — Поттер выглядит смущенным, — просто раньше все было не так плохо. И я не собирался жаловаться из-за пары ударов. Но я знал, что вам это не понравится, и не хотел… Пожалуйста, сэр, — говорит он, наклоняясь вперед, — вы ведь не заберете меня у них, правда?

Снейп не может удержаться от насмешливого фырканья, однако ни Поттер, ни Дамблдор не обращают на него внимания.

— Потому что я не хочу в Нору, — продолжает Гарри, — или куда-нибудь еще, где Волдеморт может напасть на моих друзей. Еще одно лето, только и всего, и я обещаю, если он когда-нибудь снова сделает что-то подобное, я... я прокляну его или сделаю еще что-нибудь.

К ужасу Снейпа, Дамблдор не сразу отказывает Поттеру. Он сидит, задумавшись, прежде чем заговорить.

— Разумеется, времена нынче такие; целесообразно воспользоваться всеми возможными защитными ресурсами, какие только есть в нашем распоряжении…

— Альбус, вы же не серьезно? — неожиданно для себя говорит Снейп. — Они могли убить его! Он не может…

— Северус, — Дамблдор поворачивается к нему, впервые с тех пор, как пересек класс, чтобы сесть рядом с Гарри, и на его лице появляется мягкий понимающий взгляд. — Выслушай меня, пожалуйста, — он вновь поворачивается к Поттеру. — Хотя я и считаю, что было бы неплохо использовать защитные чары в доме твоих родственников как можно дольше, я не могу позволить тебе жить там так, как это было в прошлом. Во-первых, я не верю, что если твой дядя нападет на тебя снова, ты будешь защищаться со всей необходимой силой. Это не отрицательная черта твоего характера, Гарри, а просто признание того, что ты так долго прожил в условиях жестокого обращения, что, возможно, не в твоей власти отличить терпимую грубость от неприемлемой жестокости.

Поттер краснеет, но, как замечает Снейп, не пытается этого отрицать.

— Что мне тогда делать, сэр?

— В данный момент, я считаю, тебе следует отправиться в Больничное крыло. Вижу, Северус превосходно обработал твои раны, хотя, возможно, мадам Помфри еще что-то может для тебя сделать. И я обещаю тебе, — он поднимает руку, предупреждая возможные протесты, — детали этого разговора и твоего визита туда будут считаться конфиденциальными. Я не стану заставлять тебя, но надеюсь, ты захочешь довериться своим друзьям, когда будешь готов. А пока, пожалуйста, предоставь вопрос о твоем проживании на следующее лето мне. Обещаю держать тебя в курсе всех моих планов.

Дамблдор встает и скорее по привычке, чем из желания следовать указаниям, Поттер встает рядом с ним.

— Можете использовать камин, чтобы переправиться в Больничное крыло, Поттер, — коротко говорит ему Снейп. — Летучий порох на каминной полке.

Поттер смотрит на него, и Снейп приходит в замешательство, увидев в его глазах благодарность. Он снова переводит взгляд на директора, который внимательно смотрит на Гарри, словно ждет, что тот скажет что-то еще.

— Профессор, — говорит Поттер. — Вы собираетесь … У моего дяди… будут неприятности из-за этого?

— Честно говоря, я не понимаю, почему вас это должно беспокоить, — не смог удержаться от комментария Снейп, направляя свой язвительный тон не только в его сторону.

Поттер бросает на него взгляд исподлобья.

— Как и вас. Сэр.

— Я намерен поговорить с твоей тетей и дядей, Гарри, — говорит Дамблдор с новой, более серьезной ноткой в голосе. — Надеюсь, ты понимаешь необходимость этого шага.

Поттер не отвечает. Судя по выражению его лица, он этого не понимает, но догадывается, что они скажут, признайся он в этом.

— Я не собираюсь причинять им непоправимый вред, — говорит Дамблдор мягким голосом, но кого он обманывает.

— Просто… — Поттер проводит рукой по взъерошенным волосам. — Каждый раз, когда кто-то рядом с ними колдует, это плохо для них заканчивается. Например, как с хвостом Дадли, тянучкой "язык-в-ярд" или с раздуванием тети Мардж. Я не уверен, что это… чем-то поможет, если у них будет еще больше причин бояться меня, когда я вернусь.

— Поттер, они этого не заслуживают, и директору не требуется от вас какого-либо вмешательства.

— Все в порядке, Северус, — Дамблдор кладет руку на здоровое плечо Поттера осторожно, медленно, как замечает Снейп, и на этот раз мальчик не вздрагивает. — Я лишь хочу поговорить с ними, Гарри. Обещаю.

Поттер кивает. — Я... э-э-э... Тогда я пойду в Больничное крыло.

— Да, хорошая идея. Не забудь это, — Дамблдор указывает палочкой на брошенную Поттером рубашку, джемпер и галстук. Они складываются в аккуратный сверток и приплывают в протянутые руки Гарри. — Я скоро приду проведать тебя.

Он подходит с Поттером к камину, берет коробку с летучим порохом и протягивает ее.

— Спасибо, — говорит он, снова касаясь плеча Поттера, — за откровенный разговор со мной, Гарри. Я понимаю, как это было нелегко.

Поттер судорожно сглатывает, потом кивает. Мгновение спустя он исчезает во вспышке зеленого пламени.

После того, как он уходит, Снейп с Дамблдор какое-то время стоят в тишине. Снейп наблюдает за задумавшимся директором, чтобы понять, что тот собирается делать дальше.

— Спасибо, Северус, — наконец говорит он, ошеломляя его, — что присматриваешь за ним.

Снейп не усмехается, так как Дамблдор не смотрит на него. — Мальчишке нужен чертов сторож.

Дамблдор бросает на него проницательный взгляд. За которым кроется что-то такое, что вызывает у Снейпа беспокойство, но в следующее момент это чувство исчезает.

— Интересно, — задумчиво продолжает Дамблдор, — не согласишься ли ты сопровождать меня в Суррей?

Снейп удивленно смотрит на него.

Потом улыбается.

— С удовольствием, — говорит он.

— Сейчас почти шесть, — говорит Дамблдор, рассматривая большие золотые карманные часы. — Думаю, у нас достаточно времени, чтобы успеть разобраться с делами и вернуться к ужину. Ты готов отправиться немедленно?

— Может, вам следует, — говорит Снейп, пристально глядя на Дамблдора, — сначала сообщить мне о своих намерениях, перед нашим отбытием.

— Ох, — Дамблдор окидывает его серьезным взглядом. — Что ж это, конечно, важно. Но обо всем по порядку… Ты случайно не хранишь здесь маггловскую одежду?

Снейп моргает.

— Нет, не здесь. Но кое-что я храню в доме, оставшимся мне по наследству, это в маггловском районе. Вы действительно считаете, что мы должны… потворствовать их нелепому страху перед магией, Альбус?

— Я считаю, — говорит директор, — что нам следует расставлять приоритеты. Вернон Дурсль не обременен избытком интеллекта, и мне кажется, он услышит нас более ясно, если не будет отвлекаться на мелочи. А теперь, дай-ка подумать.

Глаза Дамблдора сузились, изучая его с головы до ног. На секунду Снейпа охватывает плохое предчувствие. — Альбус… что вы...

Но прежде чем он успевает закончить вопрос, Дамблдор стучит палочкой по его плечам. Снейп смотрит вниз и обнаруживает, что хотя он все еще и одет в свои черные брюки и белую рубашку, его верхняя одежда превратилась в короткий маггловский пиджак и жилет.

— Думаю, достаточно, — удовлетворенно говорит Дамблдор. — Хотя, может… — он снова щелкает палочкой, и Снейп опять смотрит вниз, увидев как две верхние пуговицы его воротника расстегнулись.

Снейпу хорошо известно, что протесты будут бесполезны, поэтому он довольствуется свирепым взглядом. Когда Дамблдор постукивает палочкой себе по плечам, его широкие бархатные одежды превращаются в то, что на первый взгляд представляет собой обычный маггловский костюм, но при ближайшем рассмотрении кажется, что он сделан не из шерсти, а из темно-синего бархата.

— Подозреваю, что он опять назовет меня «старым хиппи», — размышляет Дамблдор, — Но свои волосы я, пожалуй, оставлю так, как есть. Всему есть предел, даже моей снисходительности.

Снейп изгибает бровь.

— Вы говорили с ним раньше?

— Недолго, и встреча не принесла мне особого удовольствия. Думаю, теперь мы можем пойти в «Кабанью Голову» и аппарировать оттуда. Ты знаешь номер дома, если я не ошибаюсь?

Снейп кивает.

— Тогда давай отправляться в путь.

Они идут молча, пока ворота замка не закрываются за ними, а затем Дамблдор снова подхватывает нить разговора.

— Кажется, — говорит Дамблдор, — ты хотел знать мои намерения по отношению к родственникам Гарри. Они очень просты. Не прибегая к открытым угрозам, мы собираемся… как говорят магглы… вселить в них страх Божий. Иными словами, мы собираемся развеять их мнение о том, что они могут плохо обращаться с Гарри без последствий, и убедить их выбрать альтернативную линию поведения, я имею в виду, для последних месяцев проживания Гарри в их доме.

Снейп одобряет маггловскую поговорку. Понятие Бога мало что значит для него, как и для большинства волшебников, но, насколько он знает, маггловская иконография еврейского Бога имеет поразительное сходство с личностью Альбуса Дамблдора, что придает фразе довольно точный изобразительно-смысловой образ.

— Что это за меры? — спрашивает он.

— Думаю, Гарри будет лучше, если кто-нибудь из членов Ордена составит ему компанию на лето до дня его рождения. Взрослый, которому можно доверять, эх… кто решительно справится с любой угрозой, которую может представлять для него его дядя. Полагаю, что это потребует некоторых усилий. Их кровный родственник, как бы его ни презирали, это одно, а взрослый волшебник — совсем другое. Но я надеюсь преодолеть их нежелание с помощью аргументированного убеждения и, возможно, немного разумного шантажа.

— Понимаю.

— Да, я вижу, — некоторое время они идут молча, прохладный вечерний воздух уже начинает сменять дневную жару. — Расскажи мне, как Гарри решил довериться тебе.

— Под палочкой, — говорит Снейп, вызывая смех у Дамблдора. — Во время пира я... случайно взглянул на него. И сразу заметил, что на нем довольно плохо наложенные маскирующие чары. Он бросает на Дамблдора проницательный взгляд из-за плеча. — Я удивлен, что вы сами этого не заметили.

— Я заметил, — спокойно говорит Дамблдор. — Однако я также заметил, что и ты это заметил.

«Ну, разумеется», — Снейпу с нечеловеческой силой воли удается не закатить глаза. — Когда он появился на первом занятии по зельям под ними, — продолжает он, — я решил, что было бы… разумно выяснить, что он скрывает.

— И что именно ты обнаружил?

— Три гематомы, вероятно, треснувшие ребра, ушибы, покрывающие всю левую сторону его тела, рваные раны на лбу и нижней губе, перелом левой скулы, — Снейп автоматически ведет подсчет. Он знает: это не та информация, которая нужна Дамблдору, но в данный момент это все, что он готов предложить.

— Как он отреагировал на твое открытие?

— Он был скрытен, но ответил на мои вопросы… по крайней мере, после того, как перестал пытаться убежать и после того, как я пообещал ему, что не буду доводить дело до вашего сведения.

Дамблдор изгибает бровь.

— Я поражен, что он поверил такому обещанию.

Снейп замечает, что Дамблдор не удивлен тому, что он дал обещание, а затем нарушил его.

— Я даже не пытаюсь понять, как работает его мозг, — говорит он, изображая безразличие.

— Это определенно было самонадеянно, но, как мне кажется, такое поведение весьма подозрительно, ты так не считаешь?

— Только наводит на мысль о тяжелой травме головы, — говорит Снейп, яростно пиная камень на грязной дорожке. Он смотрит, как вокруг его ног поднимаются облака пыли, и праздно задается вопросом, когда же снова пойдет дождь. — Он был готов прятаться под этими чарами до тех пор, пока не исчезнут повреждения, а следующим летом снова вернуться в тот дом. Я знал, мальчишка такой же опрометчиво… — привычка диктует, что следующее слово должно быть «высокомерный». Но теперь-то он знает, что это не так, — безрассудный, как его чертов отец, но я не думал, что он настолько глуп.

— Он не глуп, — говорит Дамблдор. — Он очень рано понял, что не может рассчитывать ни на чью помощь или защиту… даже, или лучше сказать, особенно, от своих учителей и опекунов. Очень трудно забыть уроки подобного рода.

— Я спасал его несчастную шею каждый год с тех пор, как он поступил в эту школу! — говорит Снейп, слегка преувеличивая свое возмущение. — Это его вина, если он слишком глуп, чтобы понять разницу между неприязнью и пренебрежением к его безопасности.

— Едва ли редкий недостаток в его возрасте, — говорит Альбус. — Я согласен с тобой, он не очень-то проницателен и не умеет замечать тонкости в других. Но… прости меня… ты всегда знал об этом. Если бы ты действительно хотел, чтобы Гарри тебе доверял, я уверен, ты бы добился этого уже давно. Поэтому я должен сделать вывод, ты предпочитаешь быть не в ладах с ним по собственным причинам.

— Вы прекрасно знаете, если до Темного Лорда дойдет весть о том, что Поттер мне доверяет, он начнет предъявлять требования, которые я не смогу выполнить!

— Говори тише, Северус. Не забывай, что мы на улице, — Дамблдор вежливо кивает паре ведьм, которые проходят мимо них по главной улице, сжимая в руках корзины с покупками. — Разумеется, мне это известно. Я всего лишь предполагаю, что ты чувствуешь себя довольно неловко из-за недоверия к тебе Гарри. Почти… — уголок рта Дамблдора дергается, — разочарованно.

— Меня смущает тот факт, что наши жизни зависят от мальчика, настолько неразумного и несдержанного, который даже пальцем не пошевелит, чтобы защититься от обычных издевательств маггла! — тихо шипит Снейп. — Как ему победить Темного Лорда, если он не может позаботиться о собственной безопасности?

— Я уже говорил тебе, что не верю, что дело дойдет до прямого противостояния между ними, — спокойно говорит Дамблдор. — И не хочу, чтобы Гарри поддерживал эту идею. Волдеморт не будет побежден грубой силой.

— Все сводится к одному, Альбус, — настаивает Снейп. — Мне плевать, даже если великая победоносная сила Поттера над Темным Лордом состоит в том, чтобы заобнимать его до смерти, ему нужно научиться сосредотачивать свой ум и дисциплинировать свои чувства. До сих пор он показывал довольно плохие результаты в этой области.

— Не думаю, что ты должен делать какие-либо выводы о способностях Гарри, основываясь исключительно на его отношениях с семьей. Семья часто является... исключением.

— Вы не можете оправдывать его за то, что он держит такие вещи в тайне, — говорит Снейп, скрипя зубами. — Он не имеет права рисковать всем…

— Северус, хватит об этом. Я не позволю тебе говорить так, будто единственная ценность Гарри заключается в исполнении пророчества.

— Простите меня, Альбус, если я немного обеспокоен тем, что волшебный мир может погрузиться в вечную тьму, потому что Поттер слишком упрям, чтобы просить о помощи, когда она ему нужна.

— В конце концов, он заговорил с тобой.

— Я его заставил.

— Тем не менее, он был более откровенен в разговоре с тобой, чем со мной.

— Альбус, — рычит Снейп, когда они сворачивают за угол и приближаются к «Кабаньей Голове». — Что именно вы хотите этим сказать?

— Хочешь, чтобы я говорил прямо?

— Да, — «хоть раз в жизни» — не произносит вслух Снейп.

Дамблдор останавливается и пристально смотрит на него. Выражение лица директора заставляет Снейпа задуматься, было ли его приглашение к откровенности опрометчивым шагом.

В следующую минуту он в этом убеждается.

— Я бы хотел, — говорит Дамблдор, — чтобы ты был рядом с Гарри на случай, если понадобишься ему.

У Снейпа внезапно пересыхает во рту.

— «Рядом» в каком смысле?

Взгляд Дамблдора устремляется куда-то вдаль. Проходит много времени, прежде чем он снова начинает говорить.

— Грядущие годы, — говорит он тихим голосом, — будут чрезвычайно трудными для Гарри. Конечно, они будут трудными для всех нас, но бремя Гарри уникально. Ты... один из немногих, кто понимает, насколько, — Дамблдор мимолетно улыбается. — Ему понадобится… поддержка. Но его крестный умер, а к Уизли он не обратится из страха подвергнуть их опасности. Что касается меня... Я не знаю, сколько еще смогу помогать ему напрямую.

Волосы на затылке Снейпа встают дыбом, но он ждет, когда тот закончит.

Дамблдор глубоко вздыхает и шумно выдыхает.

— Поскольку Гарри — сын Джеймса, ты... отстранился от него. А поскольку он ребенок Лили, ты защищал его. Но он больше, чем отпрыск двух людей, которых ты когда-то знал. Он сам по себе. И он в большей опасности, чем кто-либо из нас может себе представить.

Дамблдор поворачивает голову, чтобы снова взглянуть на него, и Снейп дорого бы дал, чтобы тот этого не делал. В глазах директора есть какая-то жесткая настойчивость, которую Снейп видел раньше, всегда предшествующая отвратительным просьбам, от которых он не может отказаться.

— Та самая дистанция, которую ты так долго создавал между собой и Гарри, уже позволила ему доверить тебе вещи, которые он не осмеливается поведать своим друзьям. Он думает, тебе все равно, поэтому так откровенен с тобой.

— Поттер действительно нередко дерзит мне, — резко говорит Снейп. — Но вряд ли это является основанием для...

— Ты как будто намеренно не понимаешь меня, — перебивает Дамблдор, каким-то образом умудряясь говорить терпеливо и так, будто его терпение подходит к концу.

— Я только что сказал вам, — Снейп почти выплевывает слова, — если я буду замечен… в дружеских отношениях с Поттером, все, над чем я работал в прошлом году, будет уничтожено. Вы это знаете.

— Ну, я не жду, что ты приведешь его на ужин под руку, Северус, — говорит Дамблдор, и уголок его рта снова дергается. — Но это не значит, что ты никогда не бываешь с ним наедине… Сколько отработок ты назначил ему за эти годы?

— Я все понял, — говорит Снейп. — Впредь, когда Поттер нарушит правила, я не должен наказывать его. А должен подать ему печенье со сливочным пивом и спросить, как прошел его день.

— Оставляю детали на твое усмотрение, — говорит Дамблдор, улыбаясь уже открыто.

— Альбус, только не говорите, что планируете заставить меня остаться на лето с Поттером и его родственниками, — говорит Снейп немного отчаянно.

Они подходят к двери «Кабаньей Головы»; рука Дамблдора замирает в попытке взяться за ручку двери.

Проходит минута, прежде чем Снейп понимает, что судорожная дрожь в теле директора на самом деле является беззвучным смехом.

Дамблдор вытирает слезы, прежде чем снова заговорить.

— Нет, Северус. Уверяю тебя, я не это имел в виду, — он улыбается. — Хотя, признаюсь, мысль о том, чтобы натравить тебя на них... Нет, лучше не думать об этом, иначе можно поддаться искушению.

Дамблдор открывает дверь и заходит, направляясь прямиком к камину, и весело машет бармену через пустые столы и стулья открытого пространства. Он берет горсть порошка из коробки на полке и бросает его в камин, затем слегка наклоняется вперед, так что его голову окутывает зеленое пламя.

— Ах, Арабелла, — говорит он. — Надеюсь, я вас не напугал. Да, все хорошо, спасибо. Не могли бы мы с профессором Снейпом попросить у вас разрешения временно воспользоваться вашим камином? Нам нужно нанести визит по соседству, — пауза, затем: — Большое спасибо. Сейчас будем.

Дамблдор выпрямляется, затем жестом пропускает Снейпа.

— Прошу, Северус, после тебя.

Снейп ступает в камин, схватив горсть порошка, и бросает его себе под ноги.

— Магнолия Кресент, дом номер семь, — говорит он, и мир вокруг него растворяется.

По мнению Снейпа, лужайка на Тисовой улице дома номер четыре — это одновременно чудо геометрической точности и оскорбление природы. Он следует за Дамблдором по дорожке к входной двери, хорошо осознавая, что большая часть тяжелой работы вокруг — дело рук Поттера… Воспоминания о его жизни здесь — «те, которые он не смог успешно запихнуть в глубину своего сознания», — раздраженно думает Снейп — пестрят образами прополки и стрижки газона. Осознание этого факта только углубляет колодец недоумения, в котором Снейп барахтается уже несколько часов. Вполне очевидно, Поттер может сосредоточиться, когда должным образом замотивирован, но вероятность того, что Снейп сможет обеспечить ему достаточную мотивацию, очень мала, тот явно привык к более суровым руководителям.

Дамблдор останавливается на крыльце и, словно угадав мысли Снейпа и вызванные ими тревожные чувства, бросает на него проницательный взгляд через плечо.

— Прошу тебя, Северус, оставь Вернона Дурсля мне, — говорит он, слегка улыбаясь. — Однако можешь не стесняться смотреть на него своим грозным взглядом, когда сочтешь нужным.

Не дожидаясь ответа, Дамблдор стучит в дверь. В соответствии с указанием директора Снейп принимает свой самый свирепый вид, на который только способен. Это не трудно, с таким-то вдохновением.

Через несколько секунд дверь открывается и на пороге появляется невысокий тучный мужчина с большим животом, свисающим до пояса, и густыми усами, уложенными так тщательно, словно дамский шиньон. Его рот автоматически растягивается, без сомнения, в подобии вежливой приветственной улыбки, которая исчезает с его лица, когда он видит их.

— Что вам надо? — говорит он, явно не в состоянии решить, что с ними делать, и довольствуется посредственной грубостью, которую надо полагать, использует в общении со многими людьми.

Дамблдор вежливо наклоняет голову.

— Добрый день, мистер Дурсль. Я Альбус Дамблдор, директор школы, где учится ваш племянник Гарри. Это профессор Северус Снейп, один из учителей Гарри. Нам нужно с вами поговорить.

Хотя в голосе Дамблдора нет явной угрозы или гнева, Снейп слишком хорошо знает эффект этой разрушительной вежливости, которая подразумевает, что собеседник не просто не заслуживает открытой грубости, а вовсе не достоин ее.

Лицо Дурсля тут же начинает багроветь. «Должно быть, он более проницателен, чем кажется, — думает Снейп, — или, возможно, просто реагирует так на упоминание Хогвартса».

— Послушайте, — сразу же начинает Вернон, его властный тон противоречит тому, как нервно он переводит взгляд с Дамблдора на Снейпа и обратно, ни разу не посмотрев им в глаза, — я не несу никакой ответственности за то, что мальчишка делает за пределами этого дома. Мы ясно дали понять, когда он отправился в то место, что не будем иметь ничего общего с тем, что он вытворяет, пока находится с такими, как вы. У него где-то есть какой-то ненормальный крестный, так идите и разбирайтесь с ним.

После разглагольствования Дурсля наступает довольно долгое минутное молчание, в котором Дамблдор устремляет свой суровый взгляд на коренастого мужчину. Снейп, пользуясь моментом, задумывается, как Поттер, чье горе по поводу смерти Блэка было всепоглощающим во всех смыслах, сумел проявить сдержанность настолько, что скрыл новость о гибели крестного от своей семьи. Не то чтобы желание довериться им было очень велико, понимает Снейп, и, тем не менее, ему интересно, поскольку это свидетельствует о том, что Поттер обладает неведомым ранее уровнем эмоциональной самодисциплины.

— Мне хорошо известно, что вы предпочли снять с себя ответственность в заботе о Гарри, мистер Дурсль, — наконец говорит Дамблдор все тем же ровным голосом, что и раньше, — тем не менее, уделите нам немного времени. Если ваша жена дома, мы бы так же хотели поговорить и с ней.

— Она вышла, — быстро говорит Дурсль, отступая от двери. — Заходите, если нужно. Быстрее, пока соседи вас не увидели, — он заметно менее напряжен, как будто в его сознании удовольствие отказать им в чем-то позволяет ему вновь стать хозяином положения.

Дамблдор и Снейп следуют за ним в большую, уютно обставленную, хотя и чрезмерно украшенную гостиную, увешанную десятками семейных фотографий, среди которых нет ни одной Поттера. Дурсль выходит на середину комнаты, поворачивается и смотрит на них со смешанным выражением ожидания, нетерпения и плохо скрываемого страха. Он не садится и не приглашает их сесть. Дамблдор, однако, усаживается в большое удобное кресло напротив Дурсля, который после минутного упрямства опускается на край дивана, будто не в силах больше стоять на ногах. Снейп встает позади кресла Дамблдора, скрестив руки на груди.

Тишина, заполняющая комнату, не имеет ничего общего, как уверен Снейп, с Дамблдором, организовывающим свои мысли и раздумывающим над тем, что сказать. Наблюдая за лицом Дурсля, Снейп подозревает, что директор дает магглу возможность задуматься, что привело их сюда… Проверить его совесть, если она у него имеется. Лицо Дурсля все больше краснеет, но он не осмеливается заговорить первым.

Почти через минуту Дамблдор начинает:

— Интересно, мистер Дурсль, задумывались ли вы когда-нибудь над тем, почему за все время пребывания Гарри в вашем доме ни один представитель маггловского мира ни разу не приезжал узнать о его благополучии? Я уверен, вы должны знать, что в таких ситуациях, как у него, это было бы нормальной процедурой.

Дурсль молчит. Он выглядит ошеломленным, будто от слов Дамблдора его хватил удар.

— Это потому, что согласно магическому закону, маггловские опекуны детей-волшебников ответственны перед учреждениями нашего мира за то, как они обращаются со своими подопечными, — продолжает он. — Однако, учитывая особые обстоятельства, при которых Гарри стал сиротой, я убедил соответствующие органы оставить за мной надзор за размещением и безопасностью Гарри. Я, в свою очередь, поместил его к вам… по причинам, которые объяснил в письме пятнадцать лет назад.

Дурсль несколько раз сглатывает, потом говорит хриплым голосом:

— И что с того? Я разве не дал ему крышу над головой? Причем ни разу не получил за это и пенни.

— Вы предоставили ему убежище, — говорит директор, — еду и одежду. Между прочим, — он поправляет очки, — сейчас мы не будем рассматривать конкретно эти случаи. Меня гораздо больше беспокоит тот факт, что два дня назад Гарри вернулся в школу в еще более скверном состоянии, чем обычно, проведя лето в вашем доме. В дополнение к переутомлению и недоеданию, которые мы, к сожалению, ожидали, у него был ряд необычных травм и довольно странное объяснение того, как он их получил. Догадываетесь, что он нам сказал?

Дурсль напрягается.

— Мне плевать, что мальчишка сказал вам. Он мерзкий маленький лжец.

— Неужели? — спокойно говорит Дамблдор. — Что ж, полагаю, такое возможно. Но так как дело обстоит несколько сомнительно, то, может быть, нам следует определить его достоверность. Итак, давайте посмотрим...

Снейп зачарованно наблюдает, как Дамблдор поднимает палочку и, вытянув руку в нескольких дюймах над головой, рисует в воздухе круг. Бормоча что-то себе под нос на незнакомом Снейпу языке, Дамблдор концентрирует свое внимание на круге, пока столб дымчато-серого света внезапно не взметывается вверх от пола, подобно колонне кипящей воды, заключенной в стекло.

Дурсль хватает ртом воздух, судорожно вцепившись в подлокотник дивана.

Снейп переводит взгляд с Дамблдора на колонну, где туман уже начинает рассеиваться, принимая форму размытых силуэтов: два человека, движущиеся внутри комнаты… вероятно, этой комнаты. Они похожи на пленку старого маггловского черно-белого фильма и, хотя их лица еще плохо различимы, он узнает округлый силуэт Дурсля и небольшую, более тонкую фигуру мальчика, усердно полирующего какой-то предмет… кофейный столик, который и сейчас стоит слева от него, понимает Снейп.

Снейп внимательно наблюдает, пока сгорбленная фигура не поднимает глаза… все-таки это Поттер, внезапно застывший, выражение его лица говорит одновременно о гневе, покорности и страхе. Причины этого становятся ясны мгновение спустя, когда большая рука опускается на плечо Гарри, хватает его и разворачивает. Дурсль, склонившийся над безмолвной фигурой Поттера, указывает на столик позади него, и хотя не слышно ни единого звука, по жестам и выражению лица мужчины ясно, что он кричит на Гарри, который сначала, кажется, ничего не отвечает, а затем поднимает руки, защищаясь. Дождавшись, когда Поттер опустит руки, Дурсль снова замахнулся, сильно ударив Гарри тыльной стороной ладони по лицу, отчего его очки полетели в сторону, а он сам рухнул на пол, едва не задев острый угол кофейного столика.

Один взгляд на Дамблдора подтверждает подозрения Снейпа; черты лица директора, судя по всему, были высечены из камня. Дамблдор снова поднимает палочку, и изображение исчезает, сменяясь другими, теперь уже движущимися быстрее. Сотни сцен повседневной жизни в доме Дурслей проходят перед их глазами в течение следующих нескольких минут, большинство из них с участием Поттера и его дяди, хотя тетя и кузен время от времени тоже появляются в поле зрения. Большинство из них заканчиваются каким-то мелким насилием, от которого Гарри не защищается.

— Как такое возможно? — тихо говорит Дурсль.

— Очень простая симпатическая магия, — бесстрастно отвечает директор. — Гарри заботился об этом доме больше, чем любой другой из его обитателей, а дом, в свою очередь, стал заботиться о нем. Я просто предложил ему высказаться; и вот что он хотел сказать.

Снейп смотрит на Дурсля, который уже не красный, а весь бледный и взмокший. На его лице играет множество выражений: страх, тревога и проблеск искреннего замешательства, которое Снейп улавливает уже, когда тот говорит следующее.

— Вы все выдумываете, — шепчет Дурсль. — Это какой-то трюк. Я никогда... Я, может, и наказывал мальчишку, но я не... я бы не стал…

Дамблдор ждет, пока последнее изображение исчезнет из виду, затем с третьим взмахом палочки колонна рассеивается, словно дым, и с легким ветерком уносится из комнаты сквозь открытое окно. Все трое некоторое время пребывают в молчании, прежде чем Дамблдор снова заговаривает.

— Справедливости ради, мистер Дурсль, полагаю, я должен признать себя частично виноватым в этих событиях, — Снейп поворачивается к директору с возмущенным восклицанием, готовым сорваться с его губ, но Дамблдор поднимает руку, чтобы заставить его замолчать, не отрывая глаз от Дурсля. — Будучи магглами, вы, естественно, не были готовы к некоторым специфическим проблемам воспитания ребенка-волшебника. Например, вы не могли знать, как контролировать его вспышки случайной магии… Хотя, как я понимаю, большинство из них произошли, когда Гарри пытался защититься от различных членов вашей семьи, — голос Дамблдора стал, если такое возможно, еще холоднее. — Я надеялся, что опыт, приобретенный Петунией, когда она росла с Лили, поможет ей в подобных ситуациях, но, видимо, я слишком многого ожидал. В любом случае, мы никогда не узнаем, принесла бы вам пользу помощь из магического мира или нет, поскольку я ничего не предлагал. У меня были свои причины, но думаю, они мало что для вас значат. Тем не менее, — говорит Дамблдор, поскольку Дурсль, судя по всему, вот-вот расслабится, — нет оправдания тому, что вы сделали с Гарри. Имею в виду те вопиющие телесные повреждения, которые вы нанесли ему этим летом, и те меньшие зверства, которые он вытерпел от вас за все эти годы.

Дурсль дюйм за дюймом отодвигается к дальней стороне дивана, ближе всех расположенной к двери, ведущей во внутренний дворик, все время бормоча себе под нос фразы, которые никто не может расслышать, такие, как «вырвано из контекста» и «преувеличено».

— Возможно, вам будет интересно узнать; когда я сказал Гарри, что собираюсь нанести вам визит сегодня вечером, он настоятельно просил меня не использовать магию против вас и не причинять вам никакого вреда. Подумайте об этом и подумайте, как сильно вы его обидели. Низкодушный человек мог бы только отойти в сторону, позволив мне сделать худшее. Можете поверить, — Дамблдор холодно улыбается, — я был готов это сделать.

Лицо Дурсля, которое снова покраснело, внезапно становится таким белым, что Снейп задается вопросом, сколько еще тот будет цепляться за свое испуганное сознание.

— Взамен этого обсуждения, причиняющего мне боль и которого, как вы сами знаете, вы едва ли заслуживаете, я предлагаю вам возможность частично искупить вину перед вашим племянником.

— Что вы имейте виду под словом «искупить»? — немедленно требует Дурсль. Кажется, даже его собственное острое чувство самосохранения не в состоянии сдержать его возмущения.

Дамблдор кивает, будто Дурсль на что-то согласился.

— Гарри вернется в ваш дом этим летом, на два месяца, до своего дня рождения. Но он вернется в сопровождении другого волшебника, которому вы окажете гостеприимство…

Реакция Дурсля внезапная и настолько бурная, что Снейп резко выхватывает палочку, однако не выходит из-за кресла директора.

— Ни черта подобного я не сделаю! — ревет он. — Каждый раз, когда кто-то из ваших приближается к моей семье, это заканчивается появлением хвоста или взрыванием камина… Я этого не допущу! В таком случае я выгоню мальчишку, и пусть катится ко всем чертям!

Дамблдор открыл было рот, чтобы снова заговорить, но Снейп поднимает палочку раньше. Приятное чувство, как почесать зуд, который приходилось игнорировать в течение нескольких часов. При виде этого Дурсль застывает на месте и молчит достаточно долго, чтобы директор продолжил говорить.

— Вы не выгоните Гарри, — говорит он тихим, но властным голосом, — нет, если хотите остаться на свободе. Или в живых.

Дурсль смотрит на него, и даже Снейп бросает быстрый взгляд на Дамблдора.

— Вы мне угрожаете? — шепчет он.

— Всего лишь знакомлю с фактами, — спокойно отвечает Дамблдор. — Есть люди, которые убили бы вас, не задумываясь, лишь из-за вашей связи с Гарри. Магический договор, что заключила ваша жена, принимая Гарри в свой дом, защитил вас и вашу семью от них не меньше, чем самого Гарри. Вполне вероятно, что в маггловской тюрьме вы будите в такой же безопасности, но выбирая одно из двух, думаю, я могу догадаться, какой из вариантов вы предпочтете.

Дурсль угрюмо молчит.

— Прекрасно! Тогда мы будем считать этот вопрос закрытым. — Дамблдор встает, широко улыбаясь, не обращая внимания на дрожащего маггла, который стоит напротив — весь бледный и покрывшийся испариной. — Итак, Северус, ты хочешь что-нибудь добавить?

Дамблдор выжидающе смотрит на него, и Дурсль вздрагивает так, словно забыл о присутствии Снейпа.

Снейп, не раздумывая, произносит:

— Я хочу увидеть чулан, — он смотрит Дурслю в глаза и видит, как они расширяются, — тот, где вы его держали.

Дурсль смотрит на него, выглядя одновременно смущенно и настороженно. Дамблдор, между тем, не моргает.

— Ладно — говорит директор, — уверен, мистер Дурсль сможет отвести тебя туда. Лично я подышу воздухом в саду. Ты найдешь меня там, когда закончишь, Северус.

Дамблдор на мгновение встречается с ним взглядом, прежде чем повернуться к входной двери. И хотя легилименция на самом деле так не работает, а Снейп достаточно опытный окклюмент, чтобы быть невосприимчивым к таким случайным вторжениям, он угадывает смысл этого взгляда так же ясно, как если бы Дамблдор говорил вслух. «Никаких серьезных повреждений, Северус. В конце концов, я обещал Гарри».

Затем Дамблдор уходит, и Снейп остается наедине с Дурслем, который бросает на него быстрый взгляд, а затем вскакивает на ноги, словно ожидая нападения.

Как будто Снейп когда-нибудь позволит ему это увидеть.

— Чулан, — повторяет Снейп раздраженно, — если позволите.

По лицу мужчины начинает стекать пот.

— Почему вы хотите его увидеть?

Справедливый вопрос. Снейп и сам не уверен. Может нездоровое любопытство? Он видел его так много раз в сознании Поттера, что, возможно, просто хочет сравнить реальность с восприятием Гарри.

Каков бы ни был ответ, у него нет желания объясняться с этим магглом, поэтому он просто холодно улыбается и крепче сжимает палочку. Глаза Дурсля слегка расширяются, и он спешит из комнаты в сторону лестницы. Снейп следует за ним.

Дверца чулана узкая и невысокая. Снейпу пришлось бы довольно низко наклониться, чтобы протиснуться внутрь. С другой стороны, Поттер всегда был маленьким для своего возраста; Снейп на мгновение задумывается, не для этого ли его морили голодом.

— Открывайте, — говорит он, и Дурсль достает ключ, хотя едва не роняет его, прежде чем вставить в замок.

Теперь в чулане в основном моющие средства. Швабры, веники, ведра, канистры и банки с едкими чистящими веществами заполняют все пространство, но Снейп замечает признаки былого жилья, хотя бы потому, что ищет их. В углу лежит заплесневелое серое фланелевое одеяльце, а рядом кучка сломанных игрушек: йо-йо без веревочки, игрушечные солдатики без головы или конечностей. Детский рисунок летающего мотоцикла, все еще приклеенный к стене и выглядящий так, словно его скомкали и снова разгладили.

Снейп стоит и долго смотрит. Именно голос Дурсля, подумать только, выводит его из задумчивости.

— Что вы преподаете? — спрашивает он почти нормальным голосом.

Снейп смотрит на него, затем снова смотрит на чулан.

— Зелья.

Дурсль хмыкает.

— Мальчишка упоминал вас.

Снейп оборачивается, не в силах скрыть удивления.

— Неужели? — говорит он.

Дурсль кивает.

— В первое лето, когда вернулся из того места, — говорит он, — сказал, что вы выбьете из него дух, если мы не дадим ему сделать домашнее задание.

Рот Снейпа дергается, но он не улыбается. Не здесь.

— Послушайте, профессор… э-э… Снейп, вы учите мальчишку. Вы должны знать, что от него одни неприятности.

Тон Дурсля странно приветливый, почти дружелюбный, словно с уходом Дамблдора он чувствует себя в более дружеской компании.

— Что с того? — коротко говорит Снейп, чувствуя, что ему не по себе от одной только мысли, что он и Дурсль могут быть хоть в чем-то согласны, нежели он считал до момента прибытия в Суррей.

Дурсль быстро оглядывается, будто боится, что Дамблдор может быть достаточно близко, чтобы услышать. Затем слегка наклоняется.

— А то что... Я имею в виду... Если я и был строг с ним, то только ради его же блага. Мальчишке нужна твердая рука… Он родился, чтобы стать проклятием для любого, кто к нему приблизится.

Снейп медленно отворачивается от открытого чулана и смотрит на него. Прежде чем заговорить, он дает Дурслю несколько секунд, чтобы оценить разницу в росте в несколько дюймов.

— Дурсль, мне все равно, даже если Поттер помочится на твои клумбы и подожжет занавески. Нет ни единого оправдания тому, что ты ним сделал, — а потом плотина рухнула, и все разочарование, которое он не смог выместить на Поттере или Дамблдоре, вырывается наружу, когда он рычит на невысокого мужчину. — Ты, глупый маггл… Ты понятия не имеешь, как много зависит от мальчика... Твое невежество может означать смерть тысяч людей, уничтожение... — он обрывается, тяжело дыша, внезапно осознав, что, возможно, уже сказал слишком много. — Ты заботился о нем с младенчества, — насмешливо добавляет он, — так кто виноват в его недостатках, если не ты?

Дурсль выпрямляется, и к нему, кажется, возвращается та яростная гордость, которая встретила их у порога.

— Все вы, чертовы уроды, заодно, — бормочет он. — Мне следовало догадаться.

Это стало последней каплей. Рука Снейпа непроизвольно взмывает вверх, хватая мужчину за воротник. Он толкает Дурсля к стене напротив чулана и с рычанием вонзает кончик палочки в его толстую шею.

— Я бы убил тебя сейчас, — говорит он, — если бы ты больше не был нужен Поттеру. Имей в виду. Я делал нечто хуже и без особых на то оснований, и у меня нет... благоразумия директора.

Он отпускает воротник и делает шаг назад. Дурсль стоит, словно пригвожденный к стене, боясь пошевелиться.

Снейп поворачивается, чтобы уйти, затем останавливается и оглядывается, чтобы в последний раз заглянуть в чулан. Зайдя внутрь, он останавливается и наклоняется, поднимая игрушечного солдатика с оторванной рукой.

Опустив его в карман, он поворачивается и выходит из дома в поисках директора.

Дамблдор встречает его на лужайке перед домом Дурслей вопросительным взглядом, но Снейп ничего не отвечает; к счастью, директор не пытается на него давить, и они молча возвращаются в дом Арабеллы Фигг. Дамблдор первым заходит в камин, указывая направление: «Больничное крыло, Хогвартс», — и после минутной нерешительности Снейп следует за ним.

Он слышит голос Поттера, как только выходит из камина, стряхивая сажу с маггловской одежды. Воспользовавшись моментом, чтобы закончить трансфигурацию и вернуть свои вещи в прежнее состояние, Снейп прислушивается к разговору позади него.

— Я в порядке, директор, правда, — говорит Гарри. — Мне не нужно оставаться здесь на ночь.

Снейп поворачивается на каблуках и видит, как Поттер норовит встать с постели, а мадам Помфри стоящая рядом с ним, пытается уложить его обратно. Директор стоит у подножия кровати, с легкой улыбкой на лице.

— Поттер, — протяжно произносит Снейп, привлекая внимание всех троих, — два часа назад вы утверждали, что вообще не нуждаетесь в лечении. После таково вы вряд ли можете рассчитывать, что кто-то будет воспринимать вас всерьез — касательно вашего состояния здоровья.

Поттер краснеет, затем неправдоподобно ухмыляется.

— Ничего страшного, сэр, я и не ожидаю, что вы когда-нибудь воспримете меня всерьез, — затем снова поворачивается к мадам Помфри, без, как надеется Снейп, испуганного взгляда, который тот не мог не заметить. — Но я серьезно. Я чувствую себя прекрасно.

Снейп закатывает глаза. Мадам Помфри не успевает что-либо возразить, как профессор делает три больших шага и подходит к постели Гарри. Поттер, Помфри и Дамблдор выжидающе смотрят на него.

Снейп склоняется над кроватью и двумя пальцами легонько касается поврежденных ребер мальчика. Поттер испускает пронзительный стон и бледнеет, а его руки вцепляются в простыню.

— На ночь, кажется, так вы сказали? — Снейп адресует вопрос мадам Помфри, причем в этот момент он ухмыляется поверх головы Поттера.

— Как минимум, — кивает она, скривив губы в странном сочетании неодобрения и веселья. — Я никому не позволяю покидать Больничное крыло с костеростом в организме, это небезопасно.

— Ну вот, Гарри, — впервые подает голос Дамблдор, — боюсь, что ты переоценил свои силы. Не падай духом, порой это случается и с лучшими из нас. Теперь, боюсь, у меня есть дела в другой части замка. Однако профессор Снейп может ответить на любые вопросы, которые у тебя могут возникнуть относительно нашего... — он переводит быстрый взгляд с Поттера на Помфри, которая приподнимает бровь. — Сегодняшнего дела.

Снейп автоматически делает шаг назад:

— Директор, у меня есть работа…

— Которую ты никак не успеешь сделать до начала ужина, Северус. Следующие несколько минут ты можешь провести здесь точно так же, как и в любом другом месте, — он выгибает брови в сторону Снейпа, затем отворачивается, фактически пресекая любые дальнейшие протесты. — Гарри, я рад видеть тебя в добром здравии. Надеюсь, ты будешь следовать указаниям мадам Помфри до тех пор, пока полностью не поправишься. Ты можешь зайти ко мне позже, если у тебя все еще останутся вопросы после беседы с профессором Снейпом. В любом случае я свяжусь с тобой в ближайшее время.

Кивнув Гарри, поклонившись мадам Помфри и мимоходом сжав плечо Снейпа, он покидает Больничное крыло. Двери сами открываются перед ним и закрываются с громким стуком.

— Выпей это через полчаса, — говорит мадам Помфри Поттеру, когда Снейп снова поворачивается к больничной койке, — и если почувствуешь головокружение, вызови меня или отправь за мной Северуса. Я бы не бросила тебя, но у меня подозрение на Драконью оспу в женском общежитии Хаффлпаффа, — она подтыкает вокруг Поттера одеяло, словно надеясь таким образом удержать его в кровати, и быстро проходит мимо Снейпа, тихо прошептав: — Ты ведь приглядишь за ним, правда? — не оставляя тому возможности возразить.

Поттер заговаривает, как только они остаются одни.

— Простите, профессор, — бормочет он, глядя на свои руки.

Снейп приподнимает бровь, хотя знает, что ее не увидят:

— За какое из многочисленных неудобств вы извиняетесь?

— За то, что вы застряли здесь со мной. Я бы тоже не хотел тут торчать, — Поттер бросает взгляд на двери, которые захлопываются за мадам Помфри.

— Это вы застряли, Поттер. Я не собираюсь задерживаться, уверяю вас, — противореча своим же словам, Снейп призывает стул, стоящий возле пустой кровати в другом конце комнаты. Тот со слабым стуком приземляется справа от него, и он чопорно садится. — Задавайте свои вопросы и побыстрее.

Поттер выпрямляется на кровати и морщится. Почти все синяки на его лице и шеи исчезли, а порез над глазом зажил до чистой розовой линии.

— Сейчас. Гм. Так... Профессор Дамблдор навещал моих тетю и дядю?

— Да, мы с директором посетили дом ваших родственников в Суррее, — сухо поправляет его Снейп.

Поттер несколько раз моргает:

— Вы… вы тоже пошли? Но почему?

— Директор попросил меня сопровождать его, — говорит Снейп, осторожно балансируя на краю правды, — и я отправился только по этой причине, ни по какой другой.

— О-о, — это воображение Снейпа или Поттер выглядит смущенным? — так что сказали мои тетя с дядей, когда вы туда пришли?

— Честно, Поттер, — фыркает Снейп, — вам действительно нужен ответ на этот вопрос? Вы хорошо знаете своих родственников; так как, по-вашему, отреагировал ваш дядя, когда двое волшебников появились у него на пороге?

— О. Ну да. Глупый вопрос, — Поттер выглядит еще более смущенным. Он поворачивает голову, избегая взгляда Снейпа. — Мне жаль, если он был груб с вами.

— Тот факт, что в настоящее время вы напичканы зельями до мозга костей, далеко не оправдывает абсолютную бессмысленность извинений за человека, который… сделал это с вами, — он делает жест рукой, показывая на многочисленные раны Поттера; тот слегка краснеет. — В любом случае, мы разговаривали только с вашим дядей. Вашей тети и кузена не было дома.

— А что вы говорили?

— Я говорил очень мало, — отвечает Снейп, не готовый пересказывать короткий разговор, который состоялся у них с Дурслем перед чуланом. — Однако директор предъявил вашему дяде неопровержимые доказательства его преступлений против вас и пообещал ему ужасную смерть путем расчленения, если он еще раз прикоснется к вам.

Брови Поттера медленно ползут вверх:

— Расчленение? Профессор Дамблдор?

Снейп снова небрежно машет рукой.

— Хорошо, возможно, расчленение просто подразумевалось. Однако остальное — нет. Вернону Дурсли было сказано, что во время вашего проживания там он и его семья получили от охранных чар, защищающих вас, не меньшую выгоду, чем вы сами. И хотя Дамблдор однозначно намеревался предложить Дурслям помощь и защиту после того, как вам исполнится семнадцать, вряд ли стоит говорить, что если они посмеют бросить вас, никакой помощи не последует.

— Так это… это все? Вы проделали весь путь до Суррея только для того, чтобы сказать ему, что он должен забрать меня следующим летом? — увидев взгляд Снейпа, Поттер пожимает плечами. — В этом не было необходимости, вот и все… Он никогда не говорил, что не станет этого делать.

— Надеюсь, вы не расстроены? — говорит Снейп, выгнув бровь. — Вы сами настояли на том, чтобы вас не забирали из-под опеки дяди.

— Конечно, нет! — Поттер повышает голос почти до крика и впервые за сегодняшний вечер выглядит сердитым, а не просто смущенным. — Если вы помните, сэр, я с самого начала не хотел, чтобы с ним кто-нибудь разговаривал. И я не жалуюсь на то, чего не могу изменить.

Снейп долго смотрит на сидящего перед ним в постели мальчика. Ему больше нравится такой Поттер: дерзкий, ощетинившийся, а не беззащитный и запуганный. Тем не менее, в нем видна какая-то эмоциональная хрупкость, которая беспокоит Снейпа; он хочет обнажить ее ненадолго, хотя бы для того, чтобы взглянуть, можно ли ее починить или залатать. Ради себя самого, ради Поттера или кого-нибудь еще. Он устал ходить на цыпочках вокруг него, устал быть снисходительным. Чем быстрее Поттер встанет на ноги, тем скорее Снейп сможет вернуться к своему любимому занятию — сбивать с него спесь.

Когда он снова заговаривает, его голос звучит размеренно и максимально нейтрально.

— Вам крайне важно, — говорит Снейп, — чтобы ни у кого не сложилось впечатления о том, что на самом деле вы думаете, будто заслуживаете… все это.

— Что? Этого… Я никогда этого не говорил, — на этот раз смущение Поттера сильнее, чем его нетерпение.

— Но, тем не менее, сказали, — мягко говорит Снейп, — возможно, неосознанно, но ведь вы так ужасающе откровенны даже в лучшие времена... Интересно, как вы думаете, что вам это принесет? Эта ваша безжалостная эмоциональная скупость.

— Интересно, почему, собственно, вас это так интересует, профессор, — говорит Поттер сквозь стиснутые зубы.

— Это моя привилегия — анализировать моих студентов, не заботясь об их комфорте, — высокомерно сообщает ему Снейп. — А в вашем случае определение ваших мотивов может оказаться ключевым к тому, чтобы остановить вас, прежде чем вы примените на практике свой следующий суицидальный трюк.

Он встречается глазами с Поттером, но не отводит взгляда, хотя на несколько мгновений испытывает подобное искушение; в глазах мальчика жесткость, которой не место во взгляде подростка.

— Могу я задать вам вопрос, сэр? — говорит Поттер и продолжает, не дожидаясь ответа: — Если бы вы никогда не слышали пророчества, вы бы позволили мне уйти, когда я первый раз попросил вас об этом, не вовлекая в это Дамблдора и всех остальных?

— Если бы не пророчество и не роль, которую вы в нем играете, — сообщает ему Снейп самым сухим тоном, — директор никогда бы не взял на себя ответственность за вашу судьбу, когда вы были младенцем, и вы, несомненно, выросли бы настоящим маленьким принцем в настоящем волшебном доме… В котором, как бы ни хотелось, события, ведущие ко всему этому сценарию, исчезли бы в возникающем вихре меняющихся случайностей и причин. Другими словами, Поттер… нет. Но это бесполезный вопрос. С таким же успехом вы могли бы спросить, что бы я сделал, если бы Земля стала плоской или солнце взошло на Западе.

На протяжении всей этой речи Снейп не сводит глаз с потолка над их головами; намеренный жест с его стороны, одновременно означающий, что взглянуть на источник такой глупости было бы выше его сил, в то же время избавляет его от необходимости наблюдать, как черты Поттера либо растворяются в мучительной гримасе, либо становятся пустыми от непонимания, либо еще больше ожесточаются. Он не хочет этого видеть. Он не хочет становиться восприимчивым к нюансам эмоционального состояния мальчика, не более, чем уже стал. Ему становиться неуютно, и он больше не желает здесь находиться — будь прокляты приказы и желания Дамблдора.

Но невыносимым фактом является то, что он настроен на мальчика, едва ли может быть иначе, поскольку он внимательно наблюдал за ним в течение последних шести лет. И по этой причине он знает, что за тем вопросом, который вроде бы задает Поттер, стоит другой; более того, он знает, что скрытый вопрос является по-настоящему важным. Этот же вопрос Снейп задал бы самому Дамблдору в другой период своей жизни, если бы осмелился. Но он никогда не осмеливался, и Поттер, похоже, тоже. Без сомнений, еще одна общая черта их схожего печального детства.

— Я был удивлен, обнаружив, что в доме ваших родственников я некая знаменитость — добавляет Снейп, целенаправленно меняя тему на ту, которая выведет Поттера из равновесия. — Вернон Дурсль узнал меня сразу, видимо, из вашего описания.

Поттер этого не отрицает.

— Думал, что это сможет поднять ему настроение, — говорит он, и уголок его рта изгибается в выражении, которое может быть либо легкой улыбкой, либо слабой усмешкой. — Я думал, ему будет приятно узнать, что есть волшебники, которые ненавидят меня так же сильно, как и он, — его улыбка исчезает, взгляд становится отстраненным, — как оказалось, я ошибался. Это определенно было худшее лето в моей жизни.

— Что это было за лето? — спрашивает Снейп, не в силах побороть свое любопытство.

— До второго курса. Мое первое лето после школы. Знаете, они не собирались отпускать меня обратно в Хогвартс, — Поттер моргает, все еще глядя в никуда. — Они заперли меня в комнате и поставили решетки на окна. Практически перестали кормить. Думаю, будь их воля, я бы все еще оставался там.

Снейп подавляет возмущение, вызванное этой информацией, и вспоминает лето, о котором идет речь.

— В тот год вы с Уизли прибыли в Хогвартс на летающем «Форде-Англия».

— Да, — бормочет Поттер, и кажется, сползает чуть ниже под одеяло. — Это действительно была глупая идея, но когда я не смог попасть на платформу Кинг-Кросс, я запаниковал, понимаете? Я провел все лето, гадая: есть… есть ли Хогвартс , волшебник ли я и не было ли все это просто сном. То лето действительно было похоже на дурной сон… Знаете, каково это, когда действительно хочешь куда-то попасть, но все время что-то происходит, будто удерживает тебя…

— Знаю, — тихо бормочет Снейп, заставляя себя не думать о том, сколько раз он посещал Годрикову лощину во сне, успевая вовремя предупредить Лили о том, что ее предали.

— Держу пари, дядя Вернон был в шоке, когда вы появились на его пороге, — говорит Поттер с появившемся блеском в глазах.

— Думаю, что да, но к чему вы это говорите?

— Ну, если бы он вспомнил, что я говорил о вас, то понял, что вы... э-э-э... не тот, с кем стоит связываться, вот и все, — Поттер умудряется выглядеть слегка смущенным.

— Да? — Снейп выгибает бровь.

— Ну, мне было одиннадцать, а вы были самым страшным человеком, которого я когда-либо встречал, — еще одна горькая улыбка, — но сейчас я способен смотреть чуточку шире.

«Не сомневаюсь», — Снейп серьезно смотрит на мальчика. — Вы до сих пор так думаете обо мне?

— Как, сэр?

— Что я такой же человек, как ваш дядя.

Он ожидает смущения или нервного оправдания. Поттер зачастую дерзок, однако он редко выглядит явно оскорбленным. Снейп не ожидает, что вместо румянца увидит яростный, возмущенный взгляд.

— Как вы можете спрашивать меня об этом? — требовательно восклицает Поттер. — Я только что сказал вам, профессор, что был тогда еще ребенком. Мне уже не одиннадцать, и я знаю, что не стоит считать вас плохим человеком только потому, что вы ненавидите меня. У вас есть куда более веские причины не любить меня, чем у дяди Вернона, но вы ни разу не навредили мне и, если могли, не позволяли кому-либо другому причинять мне вред. Я бы никогда не стал сравнивать вас с ним.

Эти слова — своего рода бальзам на душу; удивительно, учитывая, от кого они исходят. Поттер снова отводит взгляд, и хотя ни он, ни Снейп, похоже, не знают, что сказать, молчание между ними не кажется неловким.

Снейп, как ни странно, слышит невысказанный вопрос мальчика, заданный несколько минут назад. Он не знает, является ли всему виной вынужденная череда событий, произошедших этим вечером, или в нем самом появилось что-то непоколебимое — в ответ на протянутую руку Поттера в знак примирения; но почему-то ему кажется важным дать хоть какой-то ответ на это. В конце концов, он не может знать, что изменилось бы, сделай Дамблдор для него то же самое, когда он был в том же возрасте, что сейчас Поттер. Возможно, ничего.

А может, изменило бы абсолютно все в этом мире.

— Как давно вы знаете о пророчестве, Поттер? — спрашивает он после почти минутного молчания.

Поттер удивленно смотрит на него:

— Дамблдор... Профессор Дамблдор рассказал мне об этом после... После сражения в Министерстве.

Снейп задумчиво смотрит на него.

— Достаточно времени, чтобы полностью осознать его значение, как считаете?

Поттер пожимает плечами.

— Тогда, признаюсь, я нахожу отсутствие вашего бунтарского духа весьма примечательным для молодого человека, приговоренного к смерти.

Поттер вскидывает подбородок, на его лице появляется упрямое, решительное и странно взрослое выражение, которое Снейп отмечает с некой долей восхищения.

— Это не смертный приговор, — говорит он. — Во всяком случае, Дамблдор так не думает, и я считаю, он разбирается в этом лучше, чем кто-либо другой. Я всегда знал, что Волдеморт будет преследовать меня, пока не прикончит, это было очевидно еще с той ночи на кладбище. Единственная разница в пророчестве заключается в том, что теперь у меня есть шанс прикончить его, — в его голосе звучит мрачная нотка, — или, во всяком случае, забрать его с собой.

— И вы смирились с этим?— говорит Снейп с некоторым недоверием.

— Как я уже сказал, сэр, я не жалуюсь на то, чего не могу изменить. Я знаю, что теперь у меня хотя бы есть шанс, а это уже лучше, чем ничего.

Если бы это говорил не Поттер, а кто-либо другой, Снейп счел бы всю эту благородную покорность довольно подозрительной; но если годы их знакомства что-то и доказали, так это то, что Гарри Поттер всегда трогательно искренен. И после всего, когда Снейп узнал о его нелегком детстве, разве удивительно, что Поттер так низко ценит свою жизнь? Разве кто-то когда-нибудь учил его этому?

— Интересно, если у вас действительно такое острое чувство долга, как вы оправдываете то, что подвергаете себя постоянному риску насилия со стороны вашего дяди? — Снейп старается говорить нейтрально, без обвинений. — Неужели вы не понимаете, что если бы он убил вас, все наши надежды на победу погибли бы вместе с вами?

— Он бы не убил меня...

— Он сбил вас на машине, Поттер! Забавы ради, вот что для него вся ваша жизнь! Разве для вас этого не достаточно?

Гарри отводит взгляд, но Снейп не может этого так оставить, пока не убедится, что до Поттера дошел смысл его слов. Он встает и подходит к краю кровати; Поттер смотрит на него, немного настороженно, и когда Снейп наклоняется, его нос оказывается в нескольких дюймах от лица Гарри. Снейп говорит низким, напряженным и полным настойчивости голосом, которого сам от себя не ожидает:

— Сомневаюсь, что вам случалось заглядывать в зеркало перед тем, как применить к себе маскировочные чары, я прав, Поттер? — они так близко друг к другу, что челка на лбу Гарри шевелится от дыхания Снейпа. — Вы хоть представляете, как вы выглядели? У вас были сломаны два ребра, и уже началась лихорадка. Если бы я не уличил вас в вашем притворстве, вы бы умерли от заражения крови; еще неделя, и вам бы уже ничем нельзя было помочь. Вот как близко он подошел к тому, чтобы убить вас, вот как умело вы помогли ему в этом.

Он снова выпрямляется, не сводя глаз с Поттера. Снейп почти сожалеет о резкости своих слов; мальчик перед ним ужасно бледен. Снейп переводит взгляд с часов над дверью на камин позади него. «Когда там Помфри сказала, она собирается вернуться?»

Снейп снова садится на стул, на этот раз на самый край, уперев локти в колени и сцепив пальцы. — Позвольте мне объяснить вам это по-другому. Предположим, это один из ваших одноклассников. Допустим, мисс Грейнджер. Что бы вы сказали ей, если бы она оказалась в такой ситуации? Если бы она вела себя так же, как вы?

— Это другое, — тут же говорит Поттер, и на его скулах появляются два пятна яростного румянца. — Я другой. Так было всегда.

— Это чистое высокомерие, — отмахивается Снейп. — Вы рождены для удивительной судьбы, я это признаю, но вы не меньше других людей заслуживаете право на безопасность и уважение. По правде говоря, вы имеете даже больше прав на это, хотя бы потому, что знаете им цену и не принимаете все это как должное.

Цвет лица Поттера стал чуточку лучше, а в глазах появилось сардоническое веселье, после которого у Снейпа закралось странное предчувствие, не сулившее ему ничего хорошего.

— Позвольте мне уточнить, профессор, — говорит он. — Вы... Вы говорите мне, что я заслуживаю... безопасности и счастья. Это говорите мне вы?

Снейп отвечает, сердито глядя на него:

— Сегодня днем я уже один раз признался в том… что заблуждался. Вы хотите, чтобы я окончательно себя унизил?

Ироничное выражение на лице Поттера сменяется искренним недоумением. Снейп нетерпеливо фыркает и отводит взгляд. Он сидит, барабаня пальцами по коленям, затем встает и дважды проходится по комнате. Он останавливается рядом со своим стулом и встает спиной к Поттеру напротив двери.

Снейп признает необходимость его следующих слов, но хочет иметь возможность быстро уйти после этого.

— Так и быть, — говорит он, хватаясь за спинку стула, затем снова поворачивается к Поттеру. Тот вновь побледнел, а его глаза расширились от страха.

Снейп подходит ближе к кровати и смотрит на него сверху вниз.

— Послушайте меня внимательно, Поттер, я скажу это только один раз, и если вы кому-нибудь об этом расскажете, я назову вас лжецом. В вас нет ничего плохого. Тот факт, что вы играете ценную роль в этой войне, не означает, что у вас нет собственной ценности. Вы спросили меня, что бы я сделал сегодня, если бы не было пророчества. Отвечаю, я поступил бы точно так же. Если бы Темный Лорд был мертв, а все его сторонники бежали бы в самые дальние уголки Земли, ваша безопасность по-прежнему играла бы для меня важную роль. Пока вы будете благородным, невыносимым и безрассудным, я буду защищать вас, изо всех своих сил. У меня есть на то свои причины, которые вас не касаются. Это все, что я могу сказать вам по этому поводу, так что будет лучше, если для вашей чувствительной гриффиндорской натуры этого будет достаточно.

Снейп сопротивляется искушению повернуться и уйти, не дожидаясь ответа Поттера, но из чувства элементарной вежливости… а также любопытства… не двигается с места. Поттер сидит на кровати, белый, как простыня, которую он сжимает в руках.

Глаза Поттера широко раскрыты и лихорадочно блестят:

— Профессор. Я...

И он не в силах больше произнести и слова; его глаза закатываются, и он без сознания падает на подушку.

Снейп на мгновение застывает в шоке. Затем бросается вперед, хватая руку мальчика, которая безвольно упала на постель.

— Поттер! — кричит он ему. — Поттер, очнись, черт бы тебя побрал! — он прижимает пальцы к внутренней стороне запястья Поттера; пульс есть, но слабый и едва ощутимый.

Выругавшись себе под нос, Снейп бросается к каминной полке, хватает горсть Летучего пороха и бросает его в камин.

— Гостиная Хаффлпафф, — кричит он и исчезает.

Первое, что видит Гарри Поттер, когда открывает глаза, — это пышная грудь в накрахмаленном белом одеянии, парящая в нескольких дюймах от его лица, а принадлежащая ей фигура прижимает руку к его лбу и что-то тихо бормочет себе под нос. И голос звучит так недовольно, что если бы не анатомическое несоответствие, Гарри бы сразу подумал, что это Снейп. «Только если бы Снейп склонялся над моей кроватью, то у меня над головой, скорее всего, зависла бы подушка», — думает он и удивляется последовавшему за этой мыслью чувству вины.

«Нет так нельзя», — одергивает он себя, снова закрывая глаза, когда сонное марево, окутывающее его разум, начинает рассеиваться, а сотни острых, ярких, болезненных воспоминаний этого вечера возвращаются в его сознание, заставляя снова тосковать по спокойным объятиям сна. «Снейп не такой... Снейп совсем не такой».

Несмотря на усталость и головокружение, он легко может представить, что ответил бы Снейп, поступи Гарри неосмотрительно и выскажи подобную мысль вслух. Но как тут скажешь иначе? В течение вот уже шести лет он думал, что знает человека по имени Северус Снейп: жестокого, неспособного на сочувствие или доброту… по крайней мере, по отношению к Гарри. А что теперь...

Из всех людей, которым Гарри предпочел бы рассказать правду о случившимся с ним у Дурслей, Снейп определенно был бы последним в списке. Даже Волдеморт имел бы позицию выше, чем он. Ведь Волдеморт не видел его в классе три раза в неделю и Гарри не должен был называть Волдеморта «сэр» и быть почтительным независимо от того, какие гадости тот ему говорил.

И потом, знай Гарри еще вчера, что Снейп обо всем узнает, он бы представил себе совсем другую реакцию, чем ту, которую получил. Он бы ожидал насмешки, оскорбления или, по крайней мере, небрежного замечания в протяжном стиле Драко Малфоя: «так жаль тех людей, чьи отношения в семье столь же печальны, как и их выступления в моем классе...»

Однако все пошло совсем не так. Вместо того, чтобы отпустить его с насмешкой или издевкой, Снейп вытянул из него всю правду в мельчайших подробностях. Гарри невольно вспоминает, как выглядел Снейп, слушая его рассказ о жизни у Дурслей — как те самые глаза, что так часто смотрели на него с отвращением или злобой, расширились от ужаса, а затем сузились в ярости всего за каких-то пару секунд, прежде чем их выражение вновь стало невозмутимым и непроницаемым. То, как Снейп выглядел в те первые несколько мгновений, застигнутый врасплох, напомнило Гарри о том, каким был Сириус в ту ночь два года назад, когда увидел глубокую рану на руке Гарри, оставленную Петтигрю — не просто злым, а разъяренным тем, что кто-то причинил ему боль.

К тому же Снейп вылечил его. Гарри даже не осознавал, насколько ему было больно, пока мази и бальзамы Снейпа не начали действовать, а сам Гарри не почувствовал как мышцы его рук расслабляются, разжимая кулаки впервые за несколько недель. Снейп, как ни странно, даже прикасался к нему, не отпрянув от отвращения; это была еще одна вещь, которую Гарри даже не мог себе представить, и Снейп не выказал никакой неприязни или сомнения; он был быстр, сосредоточен и очень осторожен, чтобы не причинить ему лишней боли. Он проделал такую хорошую работу, что мадам Помфри только приподняла бровь, когда Гарри появился в Больничном крыле — он сказал ей, что упал с метлы: история, в которую она никогда бы не поверила, помня, как он выглядел всего час назад.

А потом, позднее... Снейп вернулся с Дамблдором, чтобы навестить его после визита к дяде Вернону — Гарри бы все отдал, чтобы стать мухой на стене во время того разговора, — и после того, как Дамблдор ушел, Снейп остался, чтобы поговорить с ним. Гарри отчетливо это помнит, но под конец этого разговора все стало более чем расплывчатым, и теперь он не может вспомнить, о чем они говорили. Это мучает Гарри — у него смутное представление, что это было чем-то важным, о чем бы Снейп ему ни говорил. Но почему-то он сомневается, что Снейп повторит это, даже если Гарри попросит.

«Мне и правда стоит поблагодарить его, — думает Гарри, чувствуя еще одно странное, щемящее чувство в груди, — если он вообще здесь. Пожалуй, я мог бы пойти к нему в кабинет, если он еще не ушел… Вот только в прошлом году он сказал мне, чтобы ноги моей там больше никогда не ступало. Может, мне все-таки стоит пойти и дать ему повод хорошенько меня проклясть… Возможно, он получит от этого даже больше удовольствия, чем от письма с благодарностью...»

Гарри снова открывает глаза и моргает из-под очков, обдумывая свое положение. Фигура в белой мантии, которую его уже полностью проснувшийся мозг определил как мадам Помфри, все еще склоняется над ним так, что если он хоть чуть-чуть пошевелится, то получит пощечину. Вместо этого он пытается заговорить, но во рту пересохло, и он с трудом ворочает языком.

— Что… Что происходит? — выговаривает он, сглотнув несколько раз.

Услышав его голос, мадам Помфри немедленно выпрямляется, к большому облегчению Гарри. Она делает шаг назад и хмуро смотрит на него, постукивая пальцем по краю пустого флакона из-под зелий.

— А происходит, мистер Поттер, — начинает она лекторским тоном, — как раз то, что должно происходить, когда вы игнорируете мои указания после приема нескольких неустойчивых и нестабильных зелий, — ее ноздри раздуваются от раздражения. — Какая именно часть фразы «выпей это через полчаса» была слишком сложной для вашего понимания? С тех пор, как вы поступили в эту школу, вы провели под моим присмотром столько времени, что я думала: теперь-то уж я могу положиться на ваше здравомыслие.

Гарри успевает лишь покраснеть в ответ на это — он не помнит, что мадам Помфри велела ему что-то выпить и не собирается признаваться в том, что даже не обратил на это внимания, — как вдруг еще один голос, раздавшийся с другого конца комнаты, опережает его.

— Ты ошибаешься, Поппи, если веришь, что Поттер всегда использует свое здравомыслие для собственной выгоды, — тянет Снейп. — Он слишком благороден, чтобы тратить этот скудный ресурс на себя. Он бережет его на случай, когда нужно будет кого-то спасать.

«Для Снейпа это практически комплимент», — с удивлением думает Гарри, в то время как мадам Помфри поворачивается на каблуках, уперев руки в бока. Теперь, когда она больше не загораживает обзор, Гарри видит Снейпа, прислонившегося к противоположной стене лазарета, слегка ссутулившегося и скрещивающего руки на груди.

— Северус Снейп, хватит хамить, — говорит ему мадам Помфри, и от ее осуждающего тона Снейп внезапно выглядит моложе, чем Гарри когда-либо мог о нем подумать. — Я заметила, что и ты не потрудился напомнить ему об этом; и все бы ничего, не используй ты только что полную дозу моего сильнейшего обезболивающего.

Гарри автоматически напрягается, ожидая вспышки гнева, что неизбежно должна последовать, но, к его удивлению, Снейп не срывается. Вместо этого он кивает и говорит совершенно спокойным голосом:

— Вы совершенно правы, мадам. — Прошу прощения за свою беспечность.

В голосе Снейпа звучит такая усталость, что Гарри тут же пытается приподняться на локтях, чтобы получше разглядеть его, но мадам Помфри сразу же поворачивается к Поттеру.

— О нет, даже не думай, — говорит она, кладя ладонь ему на грудь, в который раз заставляя лечь обратно. — Ты останешься в горизонтальном положении, если не хочешь навлечь на себя мой гнев. Надеюсь, — добавляет она, снова обращаясь к Снейпу, — что на этот раз ты позаботишься об этом.

— Я не могу остаться, — говорит Снейп, отходя от стены и расправляя плечи, — но минуту назад я наткнулся на мисс Грейнджер, маячащую за дверью, и уверен: на нее можно положиться в исполнении ваших указаний.

— Гермиона? — говорит Гарри и машинально пытается снова сесть, только чтобы во второй раз быть остановленным еще более раздраженной медсестрой.

— Лежи спокойно, или я велю им уйти, — говорит она тихим предупреждающим голосом.

— Как бы там ни было, мисс Грейнджер, мистер Уизли и мисс Лавгуд все еще снаружи, Поттер, — говорит Снейп. — Я пришлю их к вам, когда буду уходить. Если это приемлемо? — добавляет он, взглянув на мадам Помфри.

Она кивает: — Но не более чем на десять минут.

— Я сообщу мисс Грейнджер, — говорит Снейп и, не сказав больше ни слова и не оглядываясь, выходит через высокие двойные двери. Гарри вытягивает шею над подушкой, чтобы посмотреть ему вслед; странное, щемящее чувство сдавливает его грудь.

Значит, вот и все. Больше ничего, никакого признака или знака от его учителя, указывающего на то, что все произошедшее за последние несколько часов изменило их отношения. Гарри знает, что с его стороны глупо расстраиваться из-за этого, поэтому говорит себе, что это все зелья: вгоняющие в сон, заставляющие думать и чувствовать то, из-за чего он не стал бы переживать при других обстоятельствах.

Какое-то время он лежит неподвижно, прежде чем слышит шепот и приглушенные шаги, приближающиеся к его кровати. Он закрывает глаза — пока голос Рона, раздающийся в нескольких футах от него, не заставляет их снова открыться.

— Мерлиновы панталоны, Гарри, — говорит Рон взволнованным голосом, — что Снейп с тобой сделал?

Гарри сдерживает стон, не сводя глаз с потолка. Он совсем забыл, как это будет выглядеть для его друзей: он пропадает в кабинете Снейпа на несколько часов, а впоследствии появляется уже в Больничном крыле. И теперь он должен будет объяснить им, что произошло на самом деле. Это не тот разговор, которого он так ждет.

— О, не глупи, — немедленно говорит Гермиона, за что Гарри готов был ее расцеловать, так как это избавляет его от необходимости говорить это самому. — Очевидно же, что Снейп этого не делал, правда, Гарри? — добавляет она немного неуверенно.

— Но он был в порядке! — говорит Рон, поворачиваясь к ней, прежде чем Гарри успевает ответить. — А теперь он в Больничном крыле! Кто еще это мог сделать?

До сих пор они стояли в нескольких футах от него, слишком далеко, чтобы Гарри мог их видеть, не садясь и не вытягивая шею. Но затем Луна отходит от них, приблизившись к краю кровати Гарри. Она присаживается на край постели, встречаясь взглядом с Гарри.

— Я сомневаюсь, — тихо говорит она, — то есть, что до этого ты был в порядке. Ведь так?

Гарри моргает, не столько удивляясь, сколько узнавая ее печальный понимающий взгляд. «Ну конечно», — думает он. Конечно, Луна поняла это раньше всех. Она знает и видит гораздо больше, чем любой другой кого Гарри когда-либо знал — за исключением, может быть, Снейпа.

— Да, — признается он, не сводя глаз с Луны, игнорируя взгляды Рона и Гермионы. — Да, я не был в порядке.

Шорох, а затем Рон и Гермиона также оказываются рядом с ним. — Что ты имеешь в виду? — требует Рон. — Кто же тогда поставил тебе фингал, если не Снейп?

Большинство синяков Гарри исчезли, включая и те, что были на шее. Но синяк под глазом Снейп не вылечил, как и мадам Помфри — она сказала ему, отвечая на его вопрос, что небезопасно использовать магию в этом месте, при его и без того слабом зрением.

— Я получил его летом, — говорит он Рону, — только скрывал.

— Как, — говорит Рон слегка шокированным голосом, — ма… макияжем или чем-то еще?

— Маскировочными чарами, — одновременно говорят Гарри и Гермиона. Гарри вопросительно смотрит на нее, и она краснеет.

— Я сразу поняла, что они там, — говорит она извиняющимся тоном. — Прости, но это были не очень хорошо наложенные чары, Гарри. Я просто подумала, что ты... ну, прячешь прыщик или что-то в этом роде.

— Ясно, — говорит Гарри, краснея. Рон, однако, все еще смотрит недоверчиво, как будто, по его мнению, маскировочные чары едва ли уступает макияжу.

— Где ты им научился? — требует он.

— Из книг по Защите, тех, что Сириус с Ремусом подарили мне на прошлое Рождество, — говорит Гарри. — В них был целый раздел о магическом сокрытии и маскировке.

Как всегда, упоминание имени Сириуса автоматически усиливает напряжение в комнате. Кажется, после этого никто не хочет говорить первым. Они сидят вчетвером в тишине, и Гарри благодарен за это, хотя знает, что в любую секунду разговор может пойти совсем не в том направлении, в каком ему бы хотелось.

Как и следовало ожидать, Гермиона не выдерживает первой, на ее лице появляется странное выражение — решимости и сомнения одновременно. А когда она заговаривает, ее голос звучит тихо и неуверенно.

— Эти синяки... — говорит она. — Это... это сделал твой дядя, Гарри? Он… ударил тебя?

В некотором смысле так намного легче: просто ответить на вопрос вместо того, чтобы придумывать, как рассказать об этом самому.

— Да, это был он, — говорит Гарри самым бесстрастным и самым равнодушным тоном, на который только способен. Затем он снова смотрит на Луну, которая уже несколько минут молчит. Она встречается с ним взглядом и улыбается одновременно грустно и ободряюще.

Последовало минутное молчание — затем Рон, громко выругавшись, пинает пустой стул, на котором сидел Снейп несколько часов назад. Тот опрокидывается и скользит по гладкому каменному полу.

— Успокойся, Рон, — шипит Гермиона, — иначе мадам Помфри нас выгонит!

Но Рон будто и вовсе не замечает ее. — Так вот из-за чего ты нес всю эту чушь летом: «мне надо писать эссе по зельям, у меня нет времени на квиддич», — говорит он, краснея. — Ты был слишком болен, чтобы сидеть на метле!

— В некотором роде, — сухо признает Гарри. — И кстати об этом: когда я пришел сюда, то сказал мадам Помфри, что пострадал, упав с метлы, так что если кто-нибудь спросит, не выдавайте меня, хорошо?

Рон открывает рот, чтобы ответить, но Гермиона, выглядя обеспокоенной, заговаривает первой.

— Гарри, — говорит она, прикусив нижнюю губу, — я знаю, что… Что об этом нелегко говорить. Но мне кажется, ты не должен скрывать такое. Ты просто больше не можешь возвращаться к Дурслям. Кто-то должен узнать об этом.

— Об этом уже знают, — говорит ей Гарри, радуясь, что им не придется спорить еще и об этом — еще одна вещь, за которую нужно поблагодарить Снейпа, — по крайней мере, Дамблдор. Снейп... Заставил меня сказать ему.

— Что ты имеешь в виду?— тут же говорит Рон, выпучив глаза. — Что Снейп знает об этом? — Гарри без труда слышит невысказанный Роном вопрос: «хочешь сказать, что рассказал все Снейпу, а не нам?»

— Я должен был рассказать ему, Рон, у меня не было выбора, — быстро отвечает он.

В глазах Гермионы появляется понимание.

— Конечно, — говорит она, переводя взгляд с Гарри на Луну, а затем на Рона, — вот почему Снейп заставил тебя остаться сегодня после занятий, да? Он догадался?

— Вроде того, — говорит Гарри. — Он тоже заметил чары… По-видимому, я в них полный бездарь, — добавляет он с кривой улыбкой.

— И что произошло? — говорит Гермиона с какой-то странной заинтересованностью. Даже Рон кажется любопытным, хотя все еще злится. Только Луна выглядит просто внимательной.

— Он снял с меня чары, вот и все, — говорит Гарри, пожимая плечами. — На самом деле он был... довольно неплохим. Пусть немного оскорбил меня, но зато вылечил большую часть повреждений, так что мне не пришлось идти к мадам Помфри, выглядя так, будто меня переехал Хогвартс-Экспресс.

Рон не смог бы выглядеть еще более ошеломленным, даже если бы Гарри только что объявил о своем намерении вручить Снейпу Орден Мерлина первой степени.

— Кажется, профессор Снейп очень сильно рассердился на твоего дядю, — говорит Луна в наступившей тишине.

Гарри смотрит на нее с любопытством, но не успевает сказать «Как ты узнала?» как его перебивает фырканье Рона.

— С чего бы это вдруг? — говорит Рон, глядя на Луну так, как будто она рассказывала анекдот, но замолчала, прежде чем произнести всю соль шутки. — Потому что кто-то украл его любимую боксерскую грушу?

— Нет, — говорит Луна, одарив Рона странно холодным взглядом, — потому что защищать Гарри — это его работа.

После этих слов Гарри, Рон и Гермиона одинаково изумленно смотрят на Луну, которая, кажется, немного удивлена их очевидным непониманием.

— Он спас Гарри от Волдеморта на первом курсе, — терпеливо объясняет она, — и он пришел ему на помощь, когда думал, что Сириус Блэк собирается его убить. Профессор повсюду следовал за Гарри во время Турнира Трех Волшебников. И я видела его лицо, когда Амбридж дала тебе пощечину в своем офисе в прошлом году, — говорит она, снова поворачиваясь к Гарри. — Я думаю, он бы проклял ее, если бы не все те слизеринцы из инспекционной дружины.

За этим замечанием наступает еще большее молчание. Затем Рон резко разражается смехом, который звучит не столько весело, сколько насмешливо.

— Этот мерзавец набросился на Гарри в первый же день их знакомства, — говорит ей Рон, — и с тех пор он ни разу не упустил шанса проехаться по нему или усложнить жизнь. Разве это похоже на то, что делают с тем, о ком беспокоятся?

— Нет, пожалуй, нет, — отвечает Луна довольно равнодушно. — Но Гарри действительно часто оказывается в опасности и, по-моему, Профессор Снейп очень сильно волнуется за него. Неудивительно, что он немного раздражителен.

Гермиона выглядит так, будто только что обнаружила целую главу, которую случайно пропустила в своем учебнике Арифмантики, а Рон просто смотрит на Луну пару секунд, затем немного жалостливо качает головой.

— Послушай, Луна, только не обижайся, — говорит он. — Но чтобы Снейп стал... добрее к Гарри... Ну, это так же вероятно, как если бы кто-то заметил одного из тех морщерогих кизляков, о которых ты все время болтаешь.

— Хватит, Рон, — тут же говорит Гарри, и его слова звучат несколько резче, чем он того хотел. Ему не нравится, когда люди насмехаются над Луной из-за ее странных убеждений; и кроме того, то, о чем говорит Луна... ну, на самом деле имеет смысл. Смутное воспоминание проскальзывает в памяти Гарри… о чем-то, что Снейп говорил ему; что-то, что он не может толком вспомнить: «Я буду защищать тебя... У меня есть на то свои причины...»

— Извини, — бормочет Рон виноватым тоном, обращаясь к Гарри и Луне, а также к Гермионе, которая пристально глядит на него.

Однако минутой позже она перестает на него смотреть и снова обращает свое внимание на Гарри. Гермиона находит его руку, лежащую на постели, и сжимает его ладонь.

— Как ты, Гарри? — говорит она тихим и серьезным голосом. — Имею в виду, вообще, а не только физически.

Он ловит ее пальцы, сжимая их в ответ, как бы в знак благодарности за этот жест, заверяя ее, что да, с ним действительно все в порядке.

— Я в порядке, честно, — говорит он, стараясь соответствовать ее серьезному тону, зная, что она недоверчиво отнесется к любому проявлению фальшивой радости. — Мои каникулы всегда были ужасны… И эти не стали исключением. Но сейчас я здесь, и это все, что меня волнует. К тому же Дамблдор все уладил, так что следующее лето будет лучше… Серьезно, это лучшее, что могло случиться.

Выражение лица Гермионы немного смягчается, хотя, кажется, ее так и не удалось убедить. Однако она не успевает расспросить его о большем, так как в следующий момент из своего кабинета к ним устремляется мадам Помфри, размахивая руками, как бы прогоняя их.

— Десять минут прошли, — говорит она им, — а теперь попрошу всех уйти. Поттеру еще нужно сращивать кости.

— Что? — уши Рона пылают красным от негодования, когда он поворачивается к Гарри. — Он... У тебя перелом?

— Двух ребер, и они не заживут от болтовни. Ступайте, — мадам Помфри в последний раз оглядывает комнату и возвращается в свой кабинет.

— Все хорошо, Рон, правда, — говорит ему Гарри. — Я выйду отсюда уже к завтрашним занятиям.

Луна протягивает свою руку, и Гарри слегка пожимает ее; он улыбается ей, и она соскальзывает с края его кровати. Гермиона наклоняется и целует Гарри в щеку, затем поворачивается к двери, лишь бросив на него мимолетный взгляд и довольно бедно улыбаясь. Гарри смотрит на Рона, ожидая, что тот последует за ними, но после того, как девочки покидают лазарет, Рон стоит перед ним минуту-другую, яростно хмурясь.

— Ты должен был сказать нам, — решительно говорит он. — Если бы я знал... ты же знаешь, папа разобрался бы с магглами за две секунды…

— Да знаю, — тихо говорит Гарри, перебивая его. — Прости, что не рассказал тебе, я просто... я был так рад тому, что, наконец-то уехал оттуда, и не хотел думать о Дурслях, пока был в Норе. И к тому же, — он слегка улыбается, — я уверен, твою маму хватил бы удар.

— Кроме шуток, — горячо говорит Рон, — мама бы просто взбесилась. Забудь об отце, она бы разобралась с твоим дядей за полсекунды. Без палочки.

Гарри так и представляет себе эту картину.

— Нет смысла говорить ей об этом сейчас, хорошо? — говорит Гарри. — Это просто лишний раз ее расстроит.

Гарри ожидает, что Рон немедленно согласится — в конце концов, он никогда не стремился дать своей матери повода для ее знаменитых тирад, — но вместо этого Рон снова хмурится, на миг странно походя на Гермиону.

— Ты ведь говорил все это не для того, чтобы Гермиона от тебя отстала? — спрашивает он. — В смысле, о том, чтобы рассказать обо всем Дамблдору.

— Нет, он правда все знает, — уверяет его Гарри. — Он уже побывал в Суррее и поговорил с моим дядей. Снейп тоже пошел с ним, что немного странно, но мне кажется, что если кто-то и заслуживает видеть Снейпа в гневе, так это мой дядя.

— Чтоб мне провалиться, — несмотря на все, Рон выглядит впечатленным, — хотел бы я на это посмотреть. Во всяком случае, с безопасного расстояния.

— Я тоже, — улыбается Гарри.

В этот момент они слышат голос мадам Помфри, доносящийся сквозь открытую дверь ее кабинета.

— Мистер Уизли, — кричит она, — я не против того, чтобы силой выставить вас из лазарета.

— Сейчас, — говорит Рон, отступая от кровати. — Ну. Тогда полагаю, увидимся за завтраком?

— Да, к тому времени меня здесь уже не будет, — заверяет его Гарри. — Увидимся.

— Выздоравливай, — говорит Рон, ныряя в двойные двери, ведущие в коридор, как раз в тот момент, когда мадам Помфри выходит из своего кабинета.

— Это только что пришло через камин в моем кабинете, — говорит она, подходя к кровати Гарри и протягивая ему конверт. «Скорее всего, от Дамблдора, он сказал, что свяжется позже», — думает он и ждет, пока мадам Помфри уйдет, чтобы открыть его.

Простой пергаментный конверт с его полным именем, написанным на обороте, и он кажется громоздким, как будто, кроме бумаги, содержит что-то еще. Гарри вскрывает конверт и переворачивает его вверх ногами. Из него на кровать падают два предмета: первый — игрушечный солдатик с отломанной рукой около трех дюймов высотой, сделанный из темно-зеленого пластика, а второй — сложенное письмо, покрытое с обеих сторон черным убористым почерком.

Гарри ненадолго откладывает письмо, чтобы схватить солдата и уставиться на него в замешательстве. Разумеется, он знает, что это такое: вы можете купить около сотни таких в пластиковой упаковке, продающихся по дешевке, в маггловских бакалейных магазинах. Дадли играл с ними, когда был маленьким — как и Гарри, который практически выудил нескольких сломанных человечков из мусора и спрятал под кровать, туда, где он держал тот странный фонарик, который, казалось, никогда не нуждался в новых батарейках. Некоторые из его солдатиков выглядели в точности, как этот — казалось, Дадли всегда отламывал им руку, держащую крошечный пластиковый пистолетик; возможно, потому, что она выступала в сторону, а он всегда косил их своей огромной, тяжелой моделью танка. Но ничего из этого не объясняет, что делает дешевая сломанная маггловская игрушка в конверте, который, должно быть, был отправлен ведьмой или волшебником через камин. Вполне возможно, это первый предмет, сделанный из пластика, что Гарри когда-либо видел в Хогвартсе.

Гарри еще какое-то время смотрит на солдатика, затем откладывает его в сторону и берет сопровождавшее его письмо. Лишь только развернув его, он сразу узнает узкий, колючий почерк, покрывающий пергамент — хотя он никогда раньше не видел его за пределами своих эссе по зельям. Его сердце начинает биться чуть быстрее, когда он начинает читать.

«Поттер, — начинается оно.

С вашей продуктивностью вам удалось этим вечером потратить почти час моего времени на беседу, так ни разу не приблизившись к ее сути, которая состояла в том, чтобы ознакомить вас с новыми приготовлениями, предпринятыми директором насчет вашего проживания во время летних каникул. Поскольку сейчас вы без сознания и, как сообщила мне мадам Помфри, вряд ли проснетесь в ближайшее время, я счел целесообразным изложить эту информацию в письменном виде. После чего вы, разумеется, можете показать письмо мисс Грейнджер, которая, вне всякого сомнения, сможет специально для вас дать определение всем словам свыше трех слогов».

Ошеломленный, Гарри снова смотрит на абзац. И в каком именно слове, по мнению Снейпа, ему потребуется помощь? «Целесообразным»? Честное слово, ну что за придурок. А все только потому, что он, Гарри, не бросается каждый раз заумными словами во время разговора, чтобы показать, какой он умный... «Я просто обязан написать ему ответ, — думает Гарри. — Со словарем. Самодовольный мерзавец...»

Он снова смотрит на письмо. Почерк стал куда менее разборчивым, чем раньше.

«В соответствии с непостижимым желанием, которое вы выразили сегодня днем, директор принял решение по обыкновению вернуть вас в дом ваших родственников этим летом. Однако вас будет сопровождать взрослый член Ордена, присутствие которого, надо надеяться, воспрепятствует... дальнейшему проявлению преступных наклонностей вашего дяди. Сотрудничество Вернона Дурсля в этом предприятии было обеспечено».

«Сотрудничество? Дяди Вернона? — Гарри перечитывает последнее предложение. — Хотел бы я знать, как им это удалось...»

«Директору еще предстоит решить, кто будет сопровождать вас в Суррей. Так как моя кандидатура является неподходящей для данной задачи, могу только предположить, кого он примет во внимание, возможно, им окажется ваш друг-оборотень или один из старших отпрысков Уизли. Поскольку, как мне кажется, ваша дуэнья будет избрана скорее из дружеских симпатий, чем для полной надежности в качестве телохранителя, я предпринял дополнительные меры предосторожности в надежде чуть дольше задержать вас на этом свете.

Вещь, которую я приложил к этому письму, является устройством, модифицированным из стандартного Портключа. Чтобы активировать его, вам необходимо трижды коснуться его палочкой, затем сказать Портус, дополнив недостающей информацией — названием вашего местоположения. Не утруждайте себя, пытаясь дать существительному его правильное латинское склонение; я учел отсутствие ваших знаний в этой области; точно так же Портключ должен реагировать на имена. Если вы правильно произнесете заклинание, оно предупредит меня, где бы я ни находился, и даст мне возможность почти мгновенно связаться с вами. Вряд ли мне стоит говорить вам, что Портключ можно использовать только в случае крайней необходимости, когда или если ваш тогдашний опекун будет полностью недееспособен и вы оба или любой из вас окажетесь в смертельной опасности. Так или иначе, вы должны воспользоваться им, если возникнет необходимость — если впоследствии я узнаю о случае, когда вы должны были связаться со мной и не сделали этого, я заставлю вас пожалеть об этом. При условии, что вы не мертвы.

Посмеете рассказать кому-нибудь о Портключе, и вы пожалеете об этом гораздо раньше. Сожгите это письмо и развейте пепел. Всегда держите Портключ при себе, а также свой Плащ-невидимку.

С. Снейп».

Гарри пару минут пристально вглядывается в подпись, почти ожидая, что буквы сами собой изменятся и выдадут колкость в духе того, что сказала бы Карта Мародеров, если бы не тот человек попытался ее прочесть: мистер Нюниус свидетельствует свое почтение мистеру Поттеру и спрашивает, действительно ли он настолько глуп, чтобы попасться на столь очевидный трюк... Но почерк не меняется, по крайней мере, до тех пор, пока его зрение не затуманится от немигающего взгляда.

Гарри отчасти осознает, что если бы он получил это письмо два дня назад, или в любой другой момент до окончания сегодняшнего урока по зельям, он был бы в ярости. Снейп практически превзошел самого себя, оскорбляя его в среднем раз за строку, — но все это компенсируется последним абзацем и маленькой зеленой пластиковой фигуркой, которую он сжимает в правой руке.

Он разжимает пальцы и присматривается к игрушечному солдатику. Внезапно у него перехватывает дыхание. Затем медленно, как будто игрушка — или, скорее, надежда, которая растет в Гарри с каждой секундой — может сломаться, он переворачивает ее и смотрит на подошву левого сапога солдатика.

Маленькая буква "Г"написана черными чернилами, четкими и не выцветшими даже спустя более пяти лет.

До приезда в Хогвартс у него было так мало вещей, которые действительно принадлежали ему, что он сильно привязался к тому, что имел — и поэтому, как будто этого было достаточно, чтобы Дурсли не отобрали что-то у него, если бы обнаружили, — Гарри написал свое имя на каждой испачканной книге, на каждой выуженной из мусора сломанной игрушке, которую он когда-либо держал в руках. Конечно, ни на одном из маленьких солдатиков в его коллекции не нашлось места для его полного имени, но Гарри до сих пор помнит, как сидел на кровати в своем чулане, помечая их инициалами при нескончаемом свете карманного фонарика.

На самом деле это еще ничего не значит. Вот только он не просто похож на одного из солдатиков Гарри; это и есть один из солдатиков Гарри. И каким-то образом он оказался в руках Снейпа.

«Снейп же был у Дурслей, — вдруг понимает Гарри, чувствуя себя немного потрясённым. — Должно быть, он видел мой чулан. Нет, не просто видел… если он нашел это, значит, заходил внутрь. Но почему? Дядя Вернон вряд ли бы захотел показать его Снейпу, особенно когда уже был так зол… если только Снейп не заставил его...»

Гарри долгое время лежит на подушке, снова и снова вращая в руках сломанного солдатика, теперь преобразовавшегося в Портключ. Он лежит так до тех пор, пока свет под дверью в кабинете мадам Помфри не гаснет, а освещение в палате автоматически не приглушается.

Он откладывает солдатика в сторону и закрывает глаза. Однако сон не спешит приходить, несмотря на множество выпитых за весь вечер сонных зелий. Его голова полна множеством запутанных мыслей, чтобы прямо сейчас отпустить хоть одну из них.

Примерно через час он сдается и открывает глаза, быстро оглядывая лазарет, убеждаясь, что мадам Помфри не ринется к нему, как только он сядет в постели. Удостоверившись, что он один, Гарри тянется к своей школьной сумке, лежащей на полу рядом с кроватью, и достает перо, пергамент и баночку чернил.

Разглаживая пергамент на учебник по зельям, Гарри окунает перо в чернила и выцарапывает первую строчку.

«Уважаемый профессор Снейп…»

Гарри усмехается про себя. Ему нужно придумать несколько десятков слов из четырех или более слогов, прежде чем он сможет написать письмо должным образом. Если и это не усыпит его, то он не знает, что тогда сможет.

Продолжение следует…