Пару лет спустя (гет)

Антрагэ добрался до Анжера без каких-либо приключений. Город спал, включая стражу у распахнутых ворот. Глаза привыкли к темноте, впрочем, барон был так хорошо знаком с каждым закоулком, что мог бы доехать до цели своего путешествия с закрытыми глазами.

Вот, наконец, и тюрьма, высится, как тёмная громада. Вся объята безмятежным ночным покоем, но, однако, в её мирной неподвижности всё-таки было нечто, заставившее Антрагэ насторожиться. Тонкий, очень тонкий и блёклый луч света падал на камни мостовой из-за приоткрытой двери в караульную. Барон спешился и, сторожась, подобрался поближе. Из-за двери доносился богатырский храп на разные голоса. Явно храпело несколько человек. Антрагэ решился, приоткрыл дверь пошире и заглянул внутрь.

На крюке, над грубо сколоченным столом, висел фонарь, с мигающей сальной свечой — служивший единственным источником освещения. На стенах трепетали слабые размытые тени, а кругом стола, уронив головы на столешницу, мерно храпели в унисон трое караульных стражников. Дополняло группу ещё одно неподвижное, но также издающее храп тело на лавке возле стены. Насколько сумел заметить Антрагэ, на столе стоял небольшой бочонок, видать с вином, и лежали опрокинутые чарки. Забористое, должно быть, винцо, способное отправить всех четверых охранников разом в страну грёз, и, по всёй видимости, до утра. Оставив стражей в объятьях Морфея, Антрагэ прикрыл дверь наглухо. «Чистая работа. Неужели её? Явно вино было подослано.»

Барон, стараясь ступать бесшумно, и аккуратно ведя лошадей в поводу, прошёл вдоль фасада тюремного здания и завернул за угол. Там он тихо привязал лошадей у одного из железных колец коновязи, вделанных в стену и, крадучись, продолжил свой путь, огибая второй угол. Антрагэ почти не удивился, когда от стены узилища отделилась тень и в нос ему ткнулось острие кинжала.

— Стой! Убью! — приглушённо звучит до боли знакомый голос.

Вот тебе и раз! Она.

— Добрый вечер, мадам, — так же тихо поприветствовал графиню Антрагэ. — Я пришёл с мирными намерениями. Самолюбие барона приятно тешило то, что графиня изрядно струхнула. Так ей и надо. Провалиться ему на этом месте, если она не подвизается здесь с той же целью, что и у барона. Ну и дела. Луна сверкнула из-за туч.

— Вы?!! — ахает Женевьев — Вы-ы-ы-ы??! — изумление графини непритворно, но, пожалуй, она готова ожидать большего подвоха со стороны бывшего жениха, чем от какого-либо незнакомца.

— Я, — покладисто согласился Антрагэ. Ничего себе, ночка…

Клинок кинжала, поймав лунный свет, переместился к горлу барона. Антрагэ подавил желание перехватить тонкое запястье и выкрутить ручку графини, наверняка у неё за поясом ещё одно лезвие, и она, не задумываясь, пустит его в ход свободной рукой: всадит оное Антрагэ, хорошо, если только в пах. Графиня наряжена в мужское платье, что сидит на ней весьма мешковато, небось из гардероба муженька его позаимствовала.

— Мадам, я позволю себе вам заметить, что я недавно брился.

Мадам отступает на несколько шагов, но кинжал не убирает. Настырная особа.

— Если вы пришли мне помешать… Я вас убью.

— Напротив, я пришёл вам посодействовать.

— Что вы здесь делаете?

— То же, что и вы, мадам. Но вы же мне всё равно не поверите: чтобы вызволить вашего супруга. Мы сейчас с вами действуем заодно.

— С чего бы это? Вы подстроили арест.

— Угадали, — беспечно признался Антрагэ. — Но идея пристрастия меня не привлекает. Более того, она внушает мне отвращение. Поэтому я вам и помогаю. Пытки в мои планы не входили. Слово Антрагэ.

— Вы негодяй!

— Таким уродился, моя госпожа.

Графиня шепчет сквозь зубы нечто неразборчивое, но, видимо, весьма нелестное для бароновых ушей.

— Не заботьтесь о том, чтобы говорить так тихо, моя госпожа, — ободрил мадам де Келюс Антрагэ. — Ваш супруг — единственный постоялец в этом гостеприимном месте. Можете сильно не таиться. Так да, о чём это я... Я пришёл помочь вашему супругу бежать.

— Как вы добры! — чуть повышает голос графиня.

— Я сам от себя прихожу в изумление, мадам. Однако, мы теряем драгоценное время. За дело!

— Я обойдусь и без вашей помощи. Я требую, чтобы вы удалились, слышите? Немедленно!

— Мадам…

— Я справлюсь без вас.

— Не дурите. У меня приготовлена крепкая верёвка…

— По верёвке он спускаться не будет — может упасть.

Докатились. Ну как же я позабыл, он миньон бывший, куда ему! Служба у короля разнеживает! Хотя тут по змее спустишься, не то что по верёвке, чтобы избежать знакомства с пристрастием.

— У меня есть верёвочная лестница. Уйдёте вы, наконец?! — наступает на него мадам графиня.

— Я уеду, мадам, — согласился Антрагэ, — только прежде позвольте полюбопытствовать, какой длины ваша лестница?

Уже лестницу умудрилась раздобыть, ну и ну!

— Сорок пять футов. Чтоб вы сдохли.

— Поздравляю, мадам, она ровно на двадцать футов короче, чем требуется.

— Этого быть не может. Я всё рассчитала. До второго этажа — сорок пять футов.

— Тут вы правы, но ваш благоверный помещён на третьем этаже гостиницы.

— Откуда вам это известно?

— Всегда полезно завести дружеские связи, мадам.

— Не может быть!

— А я говорю вам, что на третьем. Он не мой супруг, но мне это известно.

Графиня легонько свистнула. Ну надо же, а Антрагэ даже не подозревал о подобных у неё талантах. Какая разносторонняя. Белый блин графской физиономии мелькнул за решётками: как раз на третьем этаже. Графиня примолкла. Озадачена.

— Вся беда с дамами в том, что вы не подходите к делу обстоятельно, — заметил Антрагэ.

— Да замолчите вы! Убийца.

— Здесь потребуются ровно шестьдесят пять футов, верьте мне на слово, мадам. Иначе вашему супругу придётся прыгать с высоты двадцати футов. Ну, конечно, побег тогда будет полным: тело темницу покинет, а душа — тело.

Графиня молчит, Антрагэ почувствовал — тяжело дышит, скоро, видать, всхлипывать начнёт. Этого ещё не хватало. Насладившись замешательством мадам де Келюс, Антрагэ подал голос:

— У меня есть идея, моя госпожа, не сочтите её за дерзость.

— Говорите…

— Неподалёку на кладбище…

— Что?!

— На кладбище есть часовня. Снаружи, возле её стен, обычно хранят лестницу, при помощи которой чистят витражи. Она будет длиной около двадцати футов. Её можно принести, прислонить к стене, и она чудесным образом дополнит недостающее количество перекладин. Ваш супруг спустится, как по парадной лестнице в Лувре. Только мне одному её не унести, потребуется ваша помощь.

— Пошли! — объявляет графиня, как всегда, решительна: видно, что воспряла духом.

Что ж, показывай дорогу, Антрагэ. Вот так, пойдешь ночью узника вызволять, и окажешься потом на кладбище. Да. Жизнь полна сюрпризов. Графиня шагает рядом, решительно так. Не отстаёт. Молчит. Только, готов биться об заклад, разное плохое о нём, бароне, думает. Только бы эта лестница всё ещё была там, возле часовни. Да нет, будет, куда ей деться? Путь пролегал через задворки двух кварталов, вдоль городской стены. Ещё пяток минут, скорым шагом. А вот и первые надгробия. К счастью, луна окончательно поборола пелену туч, и кресты и могильные плиты хорошо можно разглядеть, хоть видишь, куда ступаешь. Раздался крик ночной птицы. Антрагэ выдернул у себя седой волосок, а графиня ничего — не дрогнула. Вот нервы у неё железные.

Ну, наконец! Цель близка. В аккурат по центру места последнего упокоения белеют стены молчаливой часовни. Антрагэ обошёл строение кругом, шаря у стен, не единожды залезая в заросли крапивы, и, наконец, выволок искомый предмет на, посеребрённую луной, лужайку перед входом. Лестница была крепкая, то, что надо. Тяжеловата, правда, но что поделать.

— Беритесь, моя госпожа, — шепнул он Женевьев, — и старайтесь шагать в ногу.

Даже в самом глубоком пьяном угаре во Фландрии, где пришлось отбывать изгнание, барону не могло привидеться, что он одной тёмной ночкой будет тащить деревянную лестницу с кладбища, вместе с бывшей наречённой, чтобы спасти, как бы это помягче выразиться, тыл своего соперника от возможной расправы. Нет, столько бы он точно не выпил.

— Всё-таки я так добр, — растроганно подумал о себе Антрагэ, а она ещё шёпотом поливает его бранью, сзади из темноты.

— А я ведь могу и бросить лестницу, — заметил барон.

— А я вас тогда убью!

И убьёт, недорого возьмёт, Антрагэ это знал. Вот, женская логика. Она его убьёт, а супруг пусть в тюрьме куковать остаётся, и, может, на дыбу отправляется, как бы она стала тогда справляться?

Он шагал нарочито медленно.

— И вытаскивайте вашего благоверного тогда сами!

— И вытащу!

— А я, хоть и с того света, да полюбуюсь на это! Мадам!

— Чего вы добиваетесь, вот этим всем? — доносится до него голос графини.

— Вашего отъезда из Анжу, мадам, вместе с супругом, — раскрыл свои карты Антрагэ.

— Как я вас ненавижу! — повторяла Женевьев, таща лестницу. — Как ненавижу!

Тут всей душой стараешься помочь, а вам все время рассказывают, как вас ненавидят. Тяжело это.

— Всё, мне надоело, мадам, идём обратно!

Антрагэ начал заворачивать вбок.

— Стойте-е-е-е!

— Ещё одно слово! Если услышу!

— Подлец, я всё вам припомню.

Ну почему, не смотря на поток оскорблений в свой адрес и то, что высвобождают счастливого соперника, Антрагэ и сейчас приятно её общество? Эх, дурень ты, Антрагэ, как есть, дурень!

Так, в любезных разговорах, и доставили лестницу до места. За увлекательной беседой, время и расстояние кажутся незаметными. Не успели оглянуться, как вот оно, узилище. С томящимся узником.

Лестницу с грохотом прислонили к стене. Хорошо, что добропорядочные обитатели Анжера спят по ночам на диво крепко, хоть из пушек пали. В Париже подобный номер не прошёл бы. Да. Женевьев молча нырнула на миг куда-то в чёрную темень, и вот уже тащит в охапку большой бесформенный тюк. Верёвочную лестницу, видать.

Графиня опять тихонько свистнула два раза. Наверху скрипнули проржавевшие прутья решётки, кои явно вынимали из пазов. Всё, свободно окошко, пленник рвётся на волю, вон его физиономия нарисовалась — под луной серебрится.

— Посторонитесь! — попросила Женевьев Антрагэ.

В руках графиня уже держала боевой лук. Она вложила в него стрелу, натянула тетиву, прицелилась, и ещё раз протяжно свистнула. Бледная физиономия в тёмном провале под крышей метнулась в сторону и исчезла из виду. Тетива зазвенела, и стрела влетела в окно графской камеры, таща за собой тонкую бечёву, полыхнувшую белой молнией в лунном свете. «Ловко!» — восхитился про себя Антрагэ.

Бечёву подхватили, и стали подтаскивать наверх, привязанную к ней, верёвочную лестницу. Женевьев осторожно разматывала её, стараясь не допустить, чтобы она запуталась. В сиянии ночного светила было хорошо видать, как лестница ползёт вдоль стены, всё выше и выше, пока, наконец, не звякнули крючья. Их, должно быть, зацепили за подоконник. Веревочная лестница упала так удачно, что соприкасалась с деревянной кладбищенской, прислонённой к стене. Расчёт оказался верным. Лестницы прекрасным образом дополняли друг друга, бывший миньон мог спускаться вниз с комфортом. Когда ляжки графа, освещённые луной, мелькнули в проёме окна третьего этажа Антрагэ ретировался.

— Моя миссия выполнена, разрешите откланяться, — произнёс он. Его обуяло отвращение. Лучше уйти, а то врежет этому, прямо здесь, на прощание.

— Если вы думаете, что между нами мир, то глубоко заблуждаетесь, — бросила ему вослед Женевьев.

— Я и не льстил себя подобной надеждой, сударыня, — отозвался Антрагэ, отступая в тень.

Барон завернул за угол, отвязал лошадей, сел в седло и приготовился уезжать, но отчего-то невольно помедлил, натянув поводья.

Послышался шум и приглушённый вопль графини:

— Жак!

Видать, «Жак» запнулся, и пропустил последние несколько перекладин. Господа, какая тут, помилуйте, верёвка для спуска, о чём вы...

— Ш-ш-ш-ш-ш! Я после тебе всё объясню, — тихонько говорит графиня, обретшему свободу арестанту. А дальше что-то неразборчиво. Антрагэ навострил уши.

— Любимый, — раздался тут громкий отчётливый шёпот Женевьев в ночной тиши, — Я немедленно еду в Париж! Сейчас же, — долетело до Антрагэ. — В поместье уже готов экипаж. Я добьюсь аудиенции у короля. А ты беги! Беги!

«Любимый», значит, — Антрагэ передёрнуло. «Любимый!» И вспомнились, её слова при их собственной помолвке: «А вы точно на мне хотите жениться, вы меня ещё не знаете, совсем.» Да, не знал он её совсем. Но жениться, вот, хотел, дурень. Дурень. Дурень!

«Напротив, это вы меня, мадам графиня, совсем не знаете, совсем.» Ну, хватит играть в добренького барона. Пошалили, и будет. Антрагэ спешился и выглянул из-за угла. Парочка голубков уже испарилась. Быстро слиняли. Интересно, где графиня оставляла своих лошадей?

Итак, мадам де Келюс, не теряя времени даром, в дорогу двинется, а граф, видать, укроется в лесах. Где укроется, Антрагэ примерно, догадывался, небось в охотничьем домике, который находился на границе его владений и владений Ла Рошев. Ну, пусть там сидит. А графиня, значит, в Париж, в ночь! Какая удача. Право! Облегчит Антрагэ задачу. Хорошо иметь у себя в имении четверых крепких молодцов конюхов в услужении. Они под предводительством Антрагэ графиню аккуратно в дороге завернут, и привезут в замок Плесси-Бурре: резиденцию герцога Франсуа. Там у монсеньора приготовлены для дам роскошные апартаменты, как раз на третьем этаже. Герцог игриво намекнул Антрагэ перед отъездом, что гнёздышко может быть в полном распоряжении барона, коли придёт такая нужда — за верную службу. Так почему бы и не воспользоваться дарованной возможностью? Плесси-Бурре — дивное местечко. Весь окружён глубоким озером. Красотища. И апартаменты уютные, решёток на окнах нет. Графиня там будет окружена отменным комфортом. Что, Антрагэ, зверь, что-ли?

Когда анжерские власти пару деньков спустя, графа искать перестанут, Антрагэ подкинет беглецу в охотничий домик записку с указанием, где пребывает в заточении его супруга. Действительно, пусть теперь граф попрыгает, покрутится и благоверную свою поспасает.

Башни Плесси-Бурре выступают далеко за главное строение. Как раз в одной из них поместят мадам де Келюс, а из соседней Шарль де Бальзак барон д'Антраг полюбуется как уже граф будет графиню из окна вытаскивать. Лишь бы ночка ясная выдалась, и небеса были чисты, как совесть Антрагэ, чтобы зрелищем занятным в полной мере насладиться. Разумеется, запасясь ради подобного случая, старым добрым анжуйским винцом. А через несколько дней как раз и полнолуние будет. Барон специально попросит обитателей замка вести себя тихо и беглецов не пугать. Интересно, мадам графиня сумеет спуститься по верёвке, или супруг ей лесенку принесёт? Да нет, не догадается. Так что верёвка наше всё. Ставлю на Женевьев: небось она на подобный спуск всё таки отважится. А если, совершая его, и сорвётся вниз — невелика беда. Упадёт в воды озера, так что ушибиться ей не грозит, а плавать мадам умеет. Старичок Ла Рош упоминал.

А потом, пусть оба едут себе в изгнаньичко: поскитаются, как Антрагэ в своё время пришлось поскитаться. Пускай идут на поклон ко графской родне, и те поднимают все свои связи, да сыночка выручают: единственного и ненаглядного. Ручаюсь, перессорятся все они между собою всласть, и не по одному кругу.

И также пусть графа до конца его дней мучает вопрос, была ли обесчещена им, Антрагэ, графиня в заточении? Будет ли она отрицать это графу, потому, что ничего между ней и бароном не было, или «не признается» ему в этом, щадя графские чувства? Нет, Антрагэ её пальцем не тронет. Он до подобного не опустится. А вот граф пусть вечность над этим раздумывает.

Как пьянит ночная дорога и бьёт в лицо ветер! Если бы только Антрагэ удалось увезти Женевьев прочь из Парижа той памятной ночью, когда был раскрыт заговор герцога Франсуа и всем участникам грозили аресты. Барон готов был перекинуть её через седло норовистого коня и умчать в ночь, как делали это варвары. Не видать бы тогда миньону бароновой невесты, как своих ушей. Но помешал, мерзавец. Как будто о намерениях барона чуял: ворвался не вовремя с толпой швейцарцев, вооружённых до зубов, в парижский дворец Ла Рошей. Антрагэ едва ноги оттуда унёс. Нет, чтоб по-мужски, королевский прихвостень, выступить, один на один. Миньон паршивый. Подлая натура.

На мирно едущий по тёмной дороге одинокий экипаж налетели молодцы в масках. Под яркой луной отчётливо виднелся герб Келюсов, украшавший каждую дверцу. Кучер мягко и сноровисто был скинут в придорожные заросли. Двух лакеев проворно стащили с запяток. Миг — и экипаж уже ловко повёрнут на дорогу в сторону замка Плесси-Бурре. К раннему рассвету как раз туда и доберутся. Дорога пустынна в это время, а если кто повстречается, небось прочь с их пути шарахнется и переждёт в кустиках. Из похищенного экипажа даже не пикнули. Мадам графиня, видать, заснула после праведных трудов, ещё бы, супруга из тюряги извлекать. Устанешь. Ну, пусть поспит, по пробуждение её ожидает неожиданный сюрприз. Что она будет делать: бранить Антрагэ, или обливать его презрением? Что ж поживём — увидим! Третьего не дано.