«Спящая красавица» (гет)

18 апреля 1906 года произошло самое разрушительное стихийное бедствие в истории США — землетрясение в Сан-Франциско, впоследствии получившее название «Большая американская перетряска». В городе с общей численностью 410 000 человек погибло более 3 000 жителей, 250 000 остались без крова, 80% зданий было полностью уничтожено, а вызванные землятрясением колебания земной коры докатились до Вашингтона, Токио, Бирмингема, Берлина и Рима.

Среди волшебников бытует легенда, что всё это сотворила всего одна волшебная палочка.

Март 2003

Было холодно. Пар белым облачком вырывался изо рта, мёрзли кончики пальцев, до смерти хотелось курить.

Телон уже прождал больше часа и теперь с уверенностью мог сказать, что с запланированной встречей что-то пошло не так. Если посредник не появится в ближайшие десять минут, ему придётся уйти.

Что делать дальше, Телон не знал.

Кофе в пластиковом стаканчике, купленный на углу Пиджин-сквер, оказался мерзким на вкус, но хорошо согрел продрогшее, непривычное к магловской одежде тело. Вот только кофе закончился сорок пять минут назад.

Телон пнул носком тяжёлого ботинка брошенный на землю пластиковый стаканчик и как нахохлившаяся курица натянул воротник куртки до самой макушки. Волшебная палочка, спрятанная за подкладку куртки, больно уперлась в повреждённое при ударе плечо.

Жаль, но колдовать ему сейчас никак нельзя.

«Тик-так, тик-так», — часы на здании аптеки громко и очень напористо отсчитывали секунды, заставляя Телона нервничать.

«Что-то случилось, что-то точно случилось. Надо уходить».

Он повторял эти слова снова и снова, но так и не двигался с места, и лишь когда на Пиджин-сквер зажглись фонари, а часы на аптеке пробили восемь, Телон наконец сдался.

Ехать назад предстояло на метро. Он порылся в карманах, доставая порядком измятую схему подземки и пожалел, что не захватил с собой ещё и блокнот с планом. С Кёртисом они готовились очень тщательно, в деталях прорабатывая маршрут до Лондона, а затем и до места предстоящей встречи. Маршрут, который невозможно было бы отследить. А вот дорогу назад Телон не планировал. Совсем. В жёлтом круге уличного фонаря схема метро казалась похожей на ожившую сороконожку. Прищурившись, он старался рассмотреть названия станций, и в этот момент тишину переулка нарушил громкий хлопок чьей-то аппарации. Телон резко выпрямился, рука привычно дёрнулась к палочке, но он сдержался. По улице бежал маленький лысеющий мужчина в изрядно потрёпанном магловском костюме.

«Ну наконец-то», — подумал Телон, и жёсткая пружина страха, всё это время медленно сжимавшая его изнутри, неожиданно дала слабину. Ноги вдруг задрожали, и захотелось присесть прямо здесь, на старом выщербленном тротуаре, среди валявшихся окурков и пластиковых стаканчиков.

— Вы опоздали, — сказал он маленькому лысеющему мужчине, искренне надеясь, что голос его не дрожит. Нельзя было показывать собственный страх.

— Достать незарегистрированный международный портал становится всё сложнее и сложнее, — стараясь отдышаться, пробормотал маленький волшебник. — Это вам не фунт лирного корня купить в Лютном переулке.

— Я заплатил вам хорошие деньги.

Телон не понимал, зачем он все это говорит. Просто сейчас, когда страх отступил, чувство нахлынувшего облегчения сделало его до странности болтливым.

Маленький волшебник порылся в кармане своего нелепого, плохо отглаженного костюма и достал чёрный матовый футляр чуть больше десяти дюймов в длину.

— Как и договаривались, — сказал он, протягивая футляр Телону. — Портал в один конец. Аппарационная площадка в порту Юрики. ⁽¹⁾ Портал будет активен до полуночи, — он смерил Телона внимательным взглядом и с невольным сочувствием добавил: — Надеюсь, вы ничего не ели последние несколько часов. Незарегистрированные порталы никто не стабилизирует — это слишком рискованно и слишком заметно. Вас протащит через игольное ушко и дважды вывернет наизнанку. Хотелось бы думать, что вы знаете, на что идёте.

Телон кивнул. Он знал, на что идёт.

Портал оказался неожиданно тяжёлым. Телон аккуратно убрал его в карман куртки и кинул маленькому волшебнику увесистый мешок галлеонов.

— Вторая часть. Пересчитаете?

Мужчина взвесил мешок на ладони и покачал головой.

— Даже если вы меня обманули, я уже не смогу дезактивировать портал. Удачного вам путешествия, мистер.

Он отвернулся и торопливо направился вверх по улице, к маленькой тёмной арке, несколькими минутами ранее послужившей ему местом для аппарации.

Телон сунул замёрзшие руки в карманы куртки и заспешил в противоположном направлении.

Он не собирался долго затягивать с перемещением. Ниже и чуть правее Пиджин-стрит находилась большая стройка — магловские машины, похожие на шпили башен, устремлённые вверх, и огромная яма, вся истыканная прутьями из железа — прекрасное место, чтобы активировать несанкционированный портал. Магия нигде не выбьет стёкла и не оглушит случайных прохожих, а значит, и отследить его будет невозможно, да и живой след останется болтаться в воздухе не больше часа — попробуй отыщи его в огромном Лондоне, забитом маглами и их шумящими автомобилями.

Телон выбрал место потемнее, перелез через ограду и пошёл в направлении котлована, стараясь оказаться подальше от дороги. Где-то невдалеке залаяла собака, и, не желая и дальше искушать судьбу, Телон наконец открыл чёрный футляр. Что это был за предмет — разглядеть было сложно. Больше похожий на старый резной подсвечник, портал немного светился в темноте — странным, пугающе-серебристым светом, от чего очертания его казались нечёткими, а структура — неплотной. Телон протянул руку и успел подумать, как обидно будет ощутить пальцами холодный разреженный воздух, что бывает, когда касаешься привидений, и в следующую секунду портал сработал.

Маленький лысеющий старикашка не соврал. Его вывернуло наизнанку дважды и бог знает сколько раз протащило через игольное ушко. И всё это длилось не менее десяти минут. Телон очнулся от удара о твёрдую землю и выблевал дурной магловский кофе, прежде чем понял, что всё закончилось и он лежит на мокром тёмном асфальте, а где-то недалеко играет магловская музыка и о чём-то весело болтают подростки.

Здесь пахло машинным маслом, мусором и тухлой рыбой — обычный портовый запах, такой родной и знакомый с детства. Точно так же пахло в речном порту Бирмингема, где он вырос. Вот только акцент у мальчишек был другой — американский.

Телон поднялся на ноги, протёр лицо рукавом куртки и привычно проверил спрятанную под подкладкой палочку — цела ли? Палочка была цела.

Ещё он успел подумать, что куртку без магии теперь уж точно будет не очистить, когда в лицо ему ударил луч холодного яркого света.

«Люмос Максима», — понял он почти мгновенно. Свет магического заклятия никогда не перепутать с магловским фонариком.

И, словно в подтверждение его мыслей, резкий спокойный голос все с тем же американским акцентом сказал:

— Поднимите руки, мистер, чтобы я их видел, и даже не думайте доставать палочку.

И Телон побежал.

Раздалось растерянное ругательство, неразборчивые выкрики. Свет палочки, словно прожектор, ударил вверх, в темнеющую пустоту ночного неба, а металлическую бочку слева от Телона подбросило в воздух. Она с грохотом опрокинулась на портовый пандус, пролетев не менее десяти футов и, громыхая, покатилась по наклонной поверхности пандуса в сторону моря, с каждой секундой всё сильнее и сильнее набирая скорость. Если бы это заклятие угодило в него, его бы просто размазало по асфальту. Значит, церемониться с ним не станут.

Телон бежал, не оборачиваясь, петляя между бесконечными контейнерами и погрузчиками, а в спину ему летели яростные вспышки — Ступефай и Инкарцеро. Мерлин, как же ему не хватало палочки!

Если бы он не боялся слежки, то наверняка раздобыл бы себе другую палочку. Но красть палочку в Министерстве было бы слишком опрометчиво, а появляться в Косом переулке в лавке Олливандера и вовсе казалось сродни самоубийству. Всё равно что сразу повесить себе на лоб метку: «Я тот, кого вы все ищете». Но сейчас отсутствие палочки могло стоить ему жизни. Если его поймают, то рано или поздно убьют. Британцы — как только о нём доложат в Министерство — потому что он слишком много знает. Американцы — как только МАКУСА доберётся до палочки, зашитой в подкладке его куртки.

И кто знает, дадут ли ему умереть быстро и без боли или он закончит, как Кёртис.

Спотыкаясь и уже с трудом переставляя ноги, Телон добежал до портовой ограды и попытался залезть наверх, но колючей проволоки оказалось слишком много, она больно ранила руки, впиваясь в скрюченные пальцы, не оставляя ему даже призрачного шанса. Он снова упал, на этот раз больно ударившись спиной, и забился в угол, как загнанная крыса, стараясь уползти под контейнер, стать единым целым с ржавым железом и пивными банками. Но Хоменум Ревелио, брошенное одним из преследователей, лишило его даже этой, последней, надежды.

Слабея и будучи не в силах совладать с охватившей его паникой, Телон рванул подкладку куртки и вытащил палочку, бережно хранимую им все эти дни. Тёплое дерево согрело пальцы, и страх разом ослаб, словно кто-то выключил магловский выключатель — теперь он не безоружен, теперь он может за себя постоять.

Первый же выпущенный им Петрификус Тоталус сбил с ног одного из преследователей. Тот упал, словно каменное изваяние, с неприятным глухим стуком, и разом наступила тишина. Преследователи затаились. Следующее заклинание вышло ещё более мощным — вылетевшие из палочки веревки-змеи рассекли ночной воздух и, найдя свою жертву, с хлёстким звенящим ударом спеленали её так сильно и так яростно, что человек, угодивший под заклятие, в ужасе закричал. Он кричал, пока верёвки огнём жгли его кожу, пока рвали его сухожилия, и замолчал, лишь когда кто-то из его товарищей с третьей попытки наконец совладал с Фините Инкантатем.

И тогда, в пугающей пустоте, в полном отсутствии звука, где-то внутри Телона родилось чувство всепоглощающей власти. Никто больше не пытался его атаковать. Не прячась и не накладывая защитных чар, Телон поднялся и, целясь палочкой в портовую ограду, произнёс заклинание, вкладывая в него всю силу переполнявшей его ярости:

— Бомбарда Максима!

От оглушающего звука взрывной волны, накрывшей порт, разом выбило все оконные стекла, они брызнули в стороны бесконечным звенящим дождём осколков, и в ту же секунду земля приподнялась и снова осела, покрыв асфальт десятками уродливых трещин. В блочной стене ограждения зияла дыра, размером с целую секцию.

Телон пошатнулся, но устоял.

Ничтожный, робкий и испуганный Ступефай, брошенный в спину, показался ему неловкой насмешкой. Он легко отбил его простейшими щитовыми чарами и шагнул в открывшийся проход, зная, что теперь на пути к желаемой свободе его не остановить ни самоуверенной МАКУСЕ, ни жалкому Аврорату. И в ту же секунду палочка в его руках взорвалась. Обжигающая волна магии ударила ему в лицо, и, уже падая, Телон увидел небо — бесконечное, чёрное, усеянное незнакомыми звёздами.

А затем всё закончилось, словно кто-то выключил свет, и мир, перевернувшись, утянул его в настоящий ад.

И наступила бесконечная темнота...

1) Юри́ка (англ. Eureka) — город в штате Калифорния, США, окружной центр округа Гумбольдт. Расположен в заливе Гумбольдт в 430 км к северу от Сан-Франциско и в 160 км к югу от границы штата Орегон.

Вернуться к тексту

— Что значит "палочка взорвалась"? Палочки не взрываются!

Бенжамин Атвуд, начальник Департамента защиты магического правопорядка СА, поднял взгляд от лежащего перед ним отчёта и с удивлением посмотрел на своего подчинённого — мракоборца ⁽¹⁾ второго класса Джозаса Кинимана. Джозас всегда раздражал его своей полнейшей неспособностью чётко формулировать мысли, отделяя факты от домыслов, однако на этот раз он, казалось, превзошёл сам себя.

— Их ломают, они теряют свою силу и даже иногда перестают слушаться волшебника, но они не взрываются в лицо своему хозяину, словно это динамитная шашка!

— И всё же она взорвалась, — упрямо пробормотал Киниман, невольно косясь на единственное пустующее кресло, стоящее перед столом начальника. Сесть в это кресло сейчас означало для Джозаса окончательно смириться с неизбежностью и принять удар на себя — не слишком полезное решение для собственной карьеры. Вот только деваться ему было некуда... Бен знал, что Киниман боится его до ужаса, до дрожи в коленях, и тот факт, что именно ему выпала сомнительная честь сообщить главе Департамента результаты предварительного расследования, говорил о многом. Атвуд не любил сюрпризы, вопросы без ответов и доклады вроде сегодняшнего — «и всё же она взорвалась» — по сути своей означавшие только одно: никто в его Департаменте ни черта не понимает, что же случилось на самом деле.

Атвуд пролистал ещё несколько страниц не слишком толстого и абсолютно бесполезного отчёта, наполненного формальными и ничего не значащими фразами, и в ещё большем раздражении отбросил его в сторону.

— Давайте начнём сначала, — произнёс он, указывая Киниману на всё ещё пустующее кресло. — Откуда этот парень свалился на нашу голову?

— Судя по содержимому его карманов и направленному вектору портала — он британец, сэр. Переместился в порт Юрики разовым международным «ведром» ⁽²⁾, вот только портал у него был самый дешёвый, без обратных меток для трансгрессии, так что выяснить точное место отправления не представляется возможным.

«Час от часу не легче», — подумал Бен. Согласно международным правилам, «прыгуна» полагалось вернуть Британскому Аврорату. С нелегальными прыгунами не разбирались, их просто депортировали обратно. Но там, в порту Юрики, с дежурным отрядом мракоборцев случилось нечто странное, и Атвуд расчитывал получить свои ответы прежде, чем парня придётся вернуть на родину.

В дверь коротко постучали, и Киниман с облегчением выдохнул, увидев входящего.

Невысокий, сухощавый, годами давно переваливший за седьмой десяток, Абрахам Гамильтон был старейшим и самым уважаемым служащим их отдела, но главное — он был единственным, с чьим мнением Бен Атвуд считался, даже когда оно расходилось с его собственным.

— Сходи, что ли... — сказал Гамильтон, с невольным сочувствием глядя на молодого мракоборца, и, не придумав ничего лучшего, со вздохом добавил: — раздобудь нам хорошего чаю, парень.

Киниман торопливо исчез за дверью, а сам Гамильтон, по-стариковски кряхтя, опустился в единственное пустое кресло в комнате, то самое, что так и не решился занять Джозас.

— Странная это история, Бен, — произнёс он устало и, потянувшись, взял со стола отчёт Кинимана, быстро пробежал его глазами, щурясь сквозь стёкла прямоугольных очков, кивнул каким-то собственным мыслям и вновь вернул папку на место. — Хорошая версия. Рабочая. Её и стоит придерживаться, — добавил он, кивая на отчёт.

Атвуд пододвинул к себе папку с отчётом, раскрыл её на последней странице и скептически поднял бровь. Он знал, что нет смысла торопить Эйба.

— Парень переместился «ведром» в пограничный район официальной зоны аппарации в порту Юрики и наткнулся на патруль, — наконец заговорил Гамильтон. — Случайно наткнулся, никто специально его там не ждал. Наши ребята частенько захаживают в тот район в ночную смену, так, на всякий случай... Порт — популярное место у незваных гостей, да и зона большая, почти две мили...

Бен знал, что прыгать «ведром» на большие расстояния было тяжело и опасно. Подобные порталы никто не стабилизировал ни при входе, ни при выходе, поэтому, чтобы избежать возможного расщепа, торговцы нелегальными порталами приноровились организовывать точки выхода по границам официальных аппарационных зон. Отследить такой портал по-прежнему было невозможно, но стабилизация внутри самой зоны аппарации помогала удерживать портал открытым, чем немало облегчала изматывающий переход. Зная об этом, мракоборцы частенько проверяли отдаленные зоны аппарации, но «прыгуны» попадались редко — в таких больших портовых зонах, как Юрика, искать их было всё равно, что иголку в стоге сена. Так что этому, конкретному, «прыгуну» просто не повезло.

— Ребята уже заканчивали патрулирование, — продолжал Эйб, — а тут он. Обычно «прыгуны» не бегают после перемещения, тут бы собственный желудок при себе удержать, а этот неожиданно побежал. Прыткий оказался, ребята минут двадцать гоняли его по порту, пока он не выдохся. А потом его палочка просто взяла и взорвалась, и от порта мало что осталось, вернее, от той части, где была зона разрешённой аппарации. Защитный купол самортизировал и остановил взрывную волну, но две мили аппарационной зоны выглядят как... — Эйб на секунду задумался, стараясь подобрать подходящее сравнение. — В общем, хреново они выглядят, Бен. Не знаю, каким чудом, но сам «прыгун» выжил. Сейчас он в госпитале Святого Франциска. Колдомедики работают, однако вряд ли британец придёт в форму в ближайшую неделю. Если вообще когда-нибудь придёт в форму...

Эйб задумался о чем-то своём, затем по-стариковски пожевал губу и наконец сказал, глядя куда-то в сторону высокого волшебного окна, где в оправе цветущих вишен плескалось уже клонившееся к закату солнце.

— Я был сегодня у двух мастеров волшебных палочек, и никто из них никогда не видел, чтобы волшебные палочки взрывались. Сгорали — было! Во время экспериментов с неустойчивой сердцевиной вспыхивали так, что невозможно было потушить даже Агуаменти, но чтоб взрываться... По их мнению, это невозможно. Сердцевина палочки, изготовленная из части тела волшебного животного, слишком слаба, чтобы стать причиной подобного магического выброса.

«И всё же она взорвалась» — подумал Атвуд, невольно вспоминая слова Джозаса.

— Палочку мы нашли.. Вернее, то, что от неё осталось. А осталось совсем немного. В лаборатории её изучают, но ничего особенного на первый взгляд в палочке нет. Сердцевина из жилы дракона, ясень, размер неизвестен... палочка как палочка... и всё же наши спецы подтверждают, что палочку действительно разорвало изнутри... На этом можно было бы официальную часть дела и закрыть. Потенциально возможный взрыв волшебной палочки, дефект при изготовлении или магический выброс у самого волшебника... они ведь случаются не только в пять лет. Хорошая версия, рабочая, как я уже сказал, как раз для Президента ⁽³⁾, — повторил Эйб и, задумчиво глядя на Бена, потёр гладко выбритый подбородок. Пальцы у Гамильтона были скрюченные, битые артритом, возраст неумолимо брал своё, а вот чутьё — цепкое, вдумчивое — с годами стало только острее. Он отнял пальцы от подбородка и всё так же задумчиво постучал ими по столу. — Однако странности на этом не заканчиваются, — наконец произнёс он, и Бен почувствовал, как в напряжённом ожидании сжимается его собственное сердце. — Я разговаривал с одним из пострадавших патрульных, всё спрашивал его, как дело-то было. Спрашивал и спрашивал, всё мне казалось, что парень что-то не договаривает. Его сильно контузило взрывной волной, так что он и сам толком не очень понимает, что говорит. Но «вроде бы» ему кажется, что перед взрывом «прыгун» произнес «Бомбарда Максима» и все эти разрушения, случившиеся в порту, произошли именно из-за неё, а не из-за взрыва палочки.

— Что значит не уверен? — удивился Бен. — Почему?

— Потому что когда прыгун «вроде бы» произнес Инкарцеро, заклинание, вместо того, чтобы связать одного из наших парней, едва не разорвало его надвое. Странно это.. по его словам магия у «прыгуна» была такой силы, что все произносимые им заклинания мгновенно наносили тяжелые увечья. И это ещё не всё. «Прыгун»... — Эйб на секунду замялся, словно подыскивая правильные слова. — Не думаю, что это была его палочка, Бен.

Атвуд непонимающе нахмурился.

— Как я уже сказал, патрульным сильно досталось, они, конечно, малость не в себе, со страху всякое может привидеться, но только они говорят, что в самом начале они решили, что у прыгуна и вовсе не было палочки. Он улепётывал от них как заяц, петляя по всему порту, и вообще не использовал магию до тех пор, пока они не загнали его в угол. Я осмотрел его куртку. Похоже, под внутренней подкладкой у «прыгуна» был вшит потайной карман. Видимо, там и хранилась палочка. Думаю, он разорвал карман только тогда, когда его окончательно прижали...

— И что не так было с этой палочкой? Почему он не воспользовался палочкой сразу?

— Возможно, он просто не знал, как с ней обращаться, — задумчиво постукивая пальцами по столу, произнес Эйб.

— Как можно не знать, как обращаться с палочкой?

— Возможно потому, что это была ОСОБАЯ палочка.

— Что значит "особая палочка", Эйб? — Бен внимательно смотрел на Гамильтона, чувствуя, как его всё сильнее охватывает тревожное беспокойство. Эйба никогда не отличала тяга к фантастическим теориям, сказками обычно увлекалась молодежь.

— Ты ведь слышал историю о Старшей палочке?

— О той, что одному из трёх братьев подарила Смерть? Ты говоришь об этой палочке? — с усмешкой переспросил Бен.

— Многие мастера старались воссоздать подобие Старшей палочки, экспериментировали с нестандартными материалами, — произнес Эйб, игнорируя скептицизм Атвуда. — И, возможно, кому-то из них это всё-таки удалось. Я думаю, британец вёз эту палочку на продажу. Будь это так, то это многое могло бы объяснить: его появление в порту Юрики, то, что он не воспользовался палочкой сразу, невероятную силу его магии и этот взрыв... Я знаю, Бен, ты не веришь в легенды, и, возможно, это звучит, как бред... Но думаю, тебе просто нужно взглянуть на порт самому и тогда, возможно, ты сможешь лучше меня понять...

* * *

Ближе к вечеру Бен всё же аппарировал в порт Юрики и долго стоял на высоком грузовом пандусе, глядя на огромную дыру в бетонной стене. Чёрные хлысты арматуры, торчащие из разинутого бетонного рта, напоминали оскалившиеся зубы мистического чудовища — ни дать, ни взять поверженый заклинанием монстр. Вот только орудие, совершившее это жуткое бесовство, могло пожалуй напугать посильнее любого чудовища.

Мелкая крошка битого стекла тихо поскрипывала под ногами, пока он шёл мимо искорёженных взрывной волной двадцатифутовых контейнеров, опоясанных чёрно-жёлтой заградительной лентой. Теперь это были лишь сплющенные груды металла, намертво сцепившиеся друг с другом покорёженными рёбрами, и, глядя на темный остов изломанного, согнутого пополам погрузчика, стоявшего в отдалении, сложно было поверить, что всё это сотворила обычная Бомбарда Максима.

Не-маги, разбиравшие бетонный завал у дороги, поглядывали на него без всякого интереса, наверняка принимая за ещё одного высокопоставленного чиновника из министерства транспорта — за последние два дня их перебывало здесь великое множество. Интересно, что в конечном счете не-маги напишут в своих официальных отчётах? Взрыв бытового газа? Террористический акт? Нападение инопланетян?

От центрального пролома, представлявшего из себя дыру в два человеческих роста, во все стороны тянулись щупальца вспучившегося, вставшего на дыбы асфальта. Земля полопалась и поднялась, вздувшись уродливыми венами, уходящими до самого горизонта, туда, где виднелись едва различимая полоска моря и одинокий, врезающийся в воду, волнорез.

Здание портовой администрации, в четверти мили правее уничтоженной контейнерной площадки, смотрело на него пустыми глазницами выбитых окон.

Бен осторожно присел на корточки и положил руку на вздувшийся асфальт. Из полопавшейся чёрной корки местами проглядывал спёкшийся песок. Магией здесь фонило так, что его собственная палочка, спрятанная в рукаве дорогого костюма, отчаянно завибрировала — звонко и очень жалобно, словно чувствуя близость беды.

Бомбарда Максима...

Либо их «прыгун» был великим магом, по одной лишь ему ведомой причине решившим отправиться в Америку нелегальным «ведром», либо у него и правда была особенная палочка. И Бен знал, чего так боится Эйб — что, если эта палочка лишь опытный образец?

Атвуд поднял с земли оплавившуюся монету и аккуратно убрал её во внутренний карман пиджака.

Сейчас он был уверен только в одном: Смерть, Старшая палочка, запрещённые эксперименты с магией — что бы там ни было на самом деле, но все они стоят на пороге чего-то очень важного и крайне опасного, и, как бы дальше ни развивались события — этого «прыгуна» британцам он не отдаст.

1) автор и бета осознают, что «мракоборцы» и «авроры» — это всего лишь разный перевод одного и того же, но в этом фике мы сознательно решили называть американских служителей порядка «мракоборцы», а британских — «авроры». Просто когда и тех, и других станет слишком много на квадратный сантиметр повествования, автору хотелось бы, чтобы читатель не запутался, кто есть кто.

Вернуться к тексту

2) сленговое выражение мракоборцев, обозначающее нестабилизируемый нелегальный портал самого низкого качества, используемый для перемещения на большие расстояния

Вернуться к тексту

3) Президент — глава Магического Конгресса Соединённых Штатов Америки, держит под личным контролем все экстраординарные события, оказывающие значительное влияние на мир не-магов. Вероятно, Атвуду, как главе Департамента защиты магического порядка предстоит лично отчитываться перед Президентом по результатам расследования инцидента в порту Юрики.

Вернуться к тексту

Бен Атвуд просмотрел официальный отчёт дважды, прежде чем снова вызвать к себе Джозаса Кинимана.

Высокий, рыжий, увлекающийся... и слишком правильный для подобного дела. Потомственный мракоборец в третьем поколении, чтоб ему неладно было. Бен смотрел на стоящего перед ним мальчишку и чувствовал странную, совершенно неуместную досаду.

За окном небо приобрело мрачный чернильный оттенок, и тяжёлые облака жались к земле, обещая проливной дождь. На душе было так же тяжко и муторно, и Атвуд, нервно постукивая пальцами по отчёту, неосознанно тянул время.

Сколько ему сейчас? Двадцать четыре? Двадцать два?

Пальцы неожиданно сбились с ритма, и Бен, поморщившись, убрал со стола руку.

И всё же в мальчишке что-то было. Смышлёный, въедливый, он мог часами ковыряться в бумажках, выискивая мелкие нестыковки, и придумывать для них самые невероятные объяснения. Может, хоть в этот раз из буйной фантазии Джозаса выйдет толк?

— Я хочу, чтобы вы переделали ваш отчёт, — наконец произнес Бен.

Бледное, тронутое рыжей россыпью веснушек лицо Кинимана болезненно дёрнулось и стало растерянным.

— Но ведь палочка и правда взорвалась! — сказал он с какой-то детской обидой в голосе.

— Сядьте, Джозас, — со вздохом велел Атвуд.

Киниман послушно опустился в кресло, и Бен, немного помедлив, пододвинул к нему злополучный отчёт.

— Вчера ночью в порту Юрики случилось событие, смысла и значимости которого мы не понимаем. Нечто неизвестное и в то же время невероятно мощное породило магический выброс огромной силы, уничтожив аппарационную площадку и покалечив наш патруль. Был ли это взрыв волшебной палочки или чьё-то колдовство — я не знаю, но хочу знать! И чтобы разобраться в этом, мне нужно время. Как только о случившемся в Юрике станет известно — поползут слухи. Их приукрасят и разнесут по обоим побережьям, с каждым пересказом добавляя к истории всё новые и новые невероятные подробности, а затем эти слухи переберутся через океан.

Если там решат, что у нас появилась палочка, способная одним заклинанием разрушать целые кварталы, это в одночасье уничтожит хрупкое магическое равновесие, веками существовавшее в волшебном сообществе. Палочку захотят заполучить все: британцы и французы, уругвайцы и русские... И вряд ли они прибегнут исключительно к дипломатическим методам. Начнется война политическая — скрытная, но от этого не менее опасная. И единственный способ этого избежать — это сохранить истинные причины произошедшего в тайне. Придумайте версию событий, в которой не будет упоминаться палочка. Всю информацию о взрыве и нелегальном прыгуне из отчёта необходимо убрать, а показания свидетелей и колдографии — подделать. Если потребуется — приплетайте не-магов, но к утру мне нужен совершенно новый, полностью переделанный отчёт.

— Сэр, вы хотите, чтобы я совершил подлог? — нервно сглотнув, уточнил Киниман. — Ведь отчёт — это внутренний документ...

Бен склонил голову набок, внимательно глядя на бледное взволнованное лицо Джозаса, а затем утвердительно кивнул:

— Я никому не могу доверять.

Киниман заёрзал на стуле.

— Но, сэр, если все вокруг узнают, что палочку уничтожил взрыв, тогда им просто нечего будет здесь искать...

— Даже если все поверят, что палочки больше нет — а я очень сильно в этом сомневаюсь — это мало что изменит. Останутся десятки вопросов. Что это была за палочка? Откуда она взялась? И можно ли создать ещё одну такую же? Сейчас единственная ниточка, что связывает нас с создателем палочки — это человек, лежащий на больничной койке в госпитале Сан-Франциско. Если в Аврорате узнают, что наш прыгун — британец, нас вынудят его экстрадировать, а я не могу этого допустить. По крайней мере до тех пор, пока мы сами не отыщем истинного владельца и создателя этой палочки.

— Вы хотите привезти сюда ещё одну такую же палочку? — дрогнувшим голосом спросил Киниман.

— Я хочу знать, кто или что нам угрожает, Джозас, — Бен машинально нащупал в кармане оплавленную монету и, сжав её в кулаке, почувствовал, как изуродованный металлический край больно впивается ему в ладонь. — Тот, кто собирался купить эту палочку, навряд ли планировал положить её на каминную полку. Это оружие разрушения, несравнимо более мощное, чем всё то, чем мы с вами сейчас обладаем. Ни один мракоборец не сможет выстоять в открытом бою против подобной магии. Палочка изменила расстановку сил, и мы обязаны с эти считаться. Я хочу, чтобы к завтрашнему утру вы навестили всех трёх патрульных, дежуривших в Юрике, и изъяли копии их воспоминаний. Возьмите лучшего специалиста из отдела Тайн, сюрпризы мне ни к чему. Как только закончите, наложите запрет о неразглашении. И ещё. Как я уже сказал, наш «прыгун» — это единственная ниточка, что у нас есть, а значит, мы не можем позволить себе её потерять. Вы ведь меня понимаете, Джозас?

Киниман поднялся со своего места и взял со стола отчёт. Неуверенность и сомнения читались в каждом его жесте. Уже в дверях он на минуту остановился.

— Если всё это вскроется прежде, чем мы закончим, сэр, будет служебное расследование? — спросил он.

Бен кивнул.

— Вы хотите отказаться?

— Нет, сэр, дело не в этом, — отчаянно краснея, ответил Киниман, — просто... я не хочу, чтобы мы совершили нечто необдуманное… если что-то пойдёт не так… Если в этом замешан Синдикат ⁽¹⁾, а мы лишимся служебной неприкосновенности… палочку некому будет защитить, и тогда случится непоправимое… если другая палочка существует, то все мы в смертельной опасности. Я знаю, вы не очень любите все эти... истории, сэр, — он замялся, словно стараясь подобрать нейтральное слово. — Но вы наверняка слышали легенду о той самой палочке.

— Вы говорите о Дарах смерти?

— Нет, сэр, я говорю о той самой палочке, что уничтожила Сан-Франциско!

— Город уничтожили пожар и желание получить страховые выплаты, — возразил Бен, — магия здесь совершенно ни при чём.

— Может, оно и так, сэр, но у нас в Орегоне верят в эту легенду. И если палочку намеренно везли в Чайна-таун, то мы совершаем большую ошибку, пытаясь сохранить это в тайне…

— Вы всерьёз считаете, что сто лет назад кто-то смог создать палочку, способную уничтожить целый город?

Киниман покачал головой.

— Бабушка рассказывала мне, что это была самая обычная палочка, просто она оказалась переполнена чуждой ей магией и не смогла её удержать.

* * *

Уже ближе к полуночи, собираясь идти спать, Бен заглянул к Гамильтону. Эйб всё ещё сидел за своим рабочим столом, заваленным кучей бумаг, и с задумчивым видом следил за самопишущей печатной машинкой, печатавшей служебный отчёт. «Л» и «К»⁽²⁾ у машинки постоянно западали, и она тихонько и очень обиженно позвякивала всякий раз, когда рычажки с литерами сталкивались друг с другом в воздухе, так и не добравшись до печатной ленты. Эйб крутил в пальцах потрёпанное перо и иногда ставил на пергамент жирные кляксы, аккуратные и очень выверенные — одну ниже другой.

— «Дело отравителя», — пояснил он, поймав удивлённый взгляд Бена, — вот подумываю заказать у невыразимцев экспертизу.

Эйб сделал приглашающий жест рукой, указывая на стоящее рядом со столом кресло, но Бен отрицательно покачал головой.

— Как ты считаешь, кто собирался купить эту палочку? — спросил Атвуд.

— Всё зависит от того, что на самом деле она из себя представляет, — задумчиво ответил Эйб. — Возможно, кто-то из крупных изготовителей волшебных палочек на западном побережье. Те, кому это было бы по карману. Фирма Брайсов или Дериксов. Распотрошить особенную палочку и посмотреть, что у неё внутри — вполне оправданная затея, даже с учётом того, что придётся иметь дело с нелегальным товаром. А возможно... — он надолго замолчал, рассеянно глядя куда-то прямо перед собой, — а возможно, всё намного сложнее...

Бен облокотился о косяк двери и наконец произнёс то, о чём собирался спросить с самого начала.

— Джозас говорил о местной легенде...

— О волшебной палочке, уничтожившей Сан-Франциско?

— Ты ведь тоже думал об этом?

Эйб задумчиво пощекотал нос кончиком пера и, всё так же рассеянно глядя прямо перед собой, сказал:

— Ты, вероятно, не знаешь, но в тысяча девятьсот шестом наша семья жила в Сан-Франциско. Моему отцу было десять, когда всё это случилось. Помню, отец рассказывал, что в то утро стояла отличная погода, окна в доме были распахнуты настежь, и они с братьями завтракали на кухне. Во дворе лаяла собака, пели птицы, начинался обычный погожий день, а затем разом всё стихло, и наступила странная звенящая тишина. И буквально через пару секунд дедовская палочка, лежавшая на столе, начала плакать. Тихо, на странной вибрирующей частоте, она отчаянно завывала, словно предчувствуя ужасную беду. Отец говорил, что волоски у него на руках встали дыбом от того, как жутко это звучало. А потом был удар и их накрыла взрывная волна. Оконные рамы сорвало с петель, и всё, что было в доме из стекла и керамики, в одну секунду разлетелось на тысячи мелких осколков. Отец с братьями оказались на полу, земля под ними выгнулась дугой, словно какое-то чудовище пыталось пробиться к ним из недр земли, но никак не могло отыскать оттуда дорогу. Часть крыши дома обвалилась, похоронив под собой бабушкину мастерскую и большую часть коридора, от пыли стало нечем дышать. Дед вытащил их на улицу. Кругом были люди, почти все в нижнем белье. Отец рассказывал, что от домов, идущих вниз по улице Валенсия, почти ничего не осталось, а сама улица перекатывалась волнами, как в океанский шторм. Устоять на ногах было невозможно. Люди плакали, просили найти в развалинах близких и дрожали от страха. А над городом разносился безумный звон колоколов, потому что колокольни неистово раскачивало из стороны в сторону. Мой отец сохранил страх того апрельского утра на всю оставшуюся жизнь, семья переехала из Сан-Франциско в Нью-Йорк и больше никогда не возвращалась на западное побережье.

Гамильтон неожиданно замолчал и, бросив перо на стол, сказал странно изменившимся голосом:

— В тот день землетрясение почти полностью уничтожило пятьсот восемь кварталов, Чайна-таун сгорел дотла, а земля вдоль разлома Сан-Андреас сдвинулась на восемь ярдов. Как по мне, Бен, так наша палочка слабовата для того, чтобы сотворить нечто подобное... разве что у этой палочки где-то там в Британии есть старшая сестра…

Они оба помолчали, задумчиво глядя на заваленный бумагами стол.

— Я всё задаюсь вопросом, почему западное побережье, Эйб? — наконец после долгого молчания произнес Бен. — Почему так далеко от дома? Почему этот британец не отправился сразу в Нью-Йорк?

— Ты считаешь, что британец намеренно выбрал именно Чайна-таун? — спросил его Гамильтон.

— Я не знаю, — честно признался Бен. — У Синдиката достаточно денег, чтобы купить всё, что угодно. И именно люди Цянь Шэня ⁽³⁾ контролируют нелегальный оборот волшебных палочек от Сан-Диего до Сиэтла. Но Нью-Йорк намного ближе, здесь легче затеряться незнакомцу и проще, не привлекая к себе ненужного внимания, продать любой нелегально ввезённый товар. Разве что...

— Разве что кто-то рассчитывал сыграть на легенде о той самой палочке?

— В этом есть своя логика, Эйб. Но Цянь Шэн наполовину гоблин, он не пользуется волшебной палочкой, и я не верю, что такой прагматичный делец может всерьёз воспринимать легенду о палочке, якобы уничтожившей целый город.

— Видишь ли, Бен, здесь важно не то, во что верим мы с тобой, а то, во что верят другие... — сказал Эйб. — Цянь Шэн наполовину гоблин, но ещё он наполовину китаец, он вырос на легендах о той самой палочке. Большая часть его семьи погибла в том пожаре. Так что если кто-то заверил его, что в Британии есть палочка, способная повторить нечто подобное... — Эйб пожал плечами и, немного помедлив, добавил: — Как бы там ни было, даже если Цянь Шэн здесь ни при чём, очень скоро он узнает о том, что случилось в Юрике.

Бен кивнул, он прекрасно понимал — как бы они не пытались сохранить информацию в тайне, рано или поздно Синдикат узнает о палочке, и тогда на британца начнется охота.

— Найди мне покупателя, Эйб. — сказал он, глядя на Гамильтона. — Если наш прыгун не выживет, покупатель останется единственной ниточкой, способной привести нас к мастеру, а значит, и единственным способом получить ответы.

Мысль о том, что у палочки, уничтожившей аппарационную площадку Юрики, может быть старшая сестра, казалась Бену невероятной и одновременно пугающей, но Бен знал, что в одном Гамильтон может быть прав — сколько бы он ни думал о событиях вчерашней ночи, эта история не казалась ему завершённой.

1) Крупная подпольная организация, контролирующая на западном побережье все криминальные операции и нелегальные рынки магического мира СА

Вернуться к тексту

2) речь здесь, конечно, идёт об английских буквах K и L, расположенных рядом на клавиатурном поле

Вернуться к тексту

3) Глава крупнейшего теневого Синдиката. Имя переводится с китайского как Денежная Гора

Вернуться к тексту

Утро следующего дня, дождливое и неожиданно холодное, Бен решил начать с визита в Отдел Тайн. Дежурный невыразимец, похожий на блёклую, нахохлившуюся птицу, провёл его по длинному коридору в ничем не примечательную комнату, где на специальной гранитной подставке уже два дня хранилась та самая волшебная палочка. Полупрозрачный, подёрнутый рябью купол надёжно защищал её от случайного магического воздействия, но стоило Бену протянуть руку, как купол мгновенно развеялся.

От палочки остались одни обломки. Мелкие, местами обугленные, они совсем не походили на гладкую отполированную древесину, частью которой когда-то были. Бен осторожно коснулся пальцами одного из шершавых осколков и понял, что не чувствует ничего. Палочка была абсолютно мертва. То, что некогда жило у неё внутри, покинуло её вместе со взрывом и осталось где-то там, под серым пасмурным небом Юрики, во вздувшемся асфальте, в пустых глазницах повреждённого здания, в шёпоте волн, обнимающих волнорез. Пожалуй, Бен и сам толком не знал, что именно стремился здесь найти. Возможно, всё ещё таящуюся в палочке силу?

Прошедшей ночью ему снились кошмары. Он метался на смятых простынях, блуждая среди обрывков пугающих воспоминаний, а затем, проснувшись в пять утра, ещё долго лежал в постели, дожидаясь предрассветных сумерек и вспоминая оплавленную взрывом дыру в стене и искорёженные металлические контейнеры.

Всего лишь Бомбарда Максима...

Страшно даже подумать, что могла бы сотворить подобная палочка, будь это непростительное заклинание!

— Почему палочка взорвалась? — спросил он, поглаживая пальцами мёртвое дерево.

Невыразимец по-птичьи склонил голову набок, рассматривая аккуратно разложенные на гранитной подставке обломки, и, немного помедлив, ответил:

— Никто не знает. Возможно, это лишь производственный дефект, а возможно — палочка оказалась не готова к той силе магии, с которой ей пришлось столкнуться... Впрочем, сюда палочку привезли уже такой. Повреждения были слишком значительны, чтобы мы могли хоть что-то утверждать наверняка.

Он замолчал, и Бен почувствовал, что невыразимцу тоже не нравится не знать всех ответов.

— Могла ли эта палочка усилить магические способности волшебника?

— Палочка, мистер Атвуд, это всего лишь сосуд, вмещающий и направляющий чужую магическую силу. Хорошая палочка способна помочь раскрыть истинный потенциал волшебника, но она не может сделать его всемогущим. Если у мага нет собственной силы, откуда бы ей взяться в палочке?

«Откуда бы ей взяться в палочке? — эхом мысленно повторил Бен, вспоминая слова Эйба. — Когда «прыгун» наложил Инкарцеро, заклинание, вместо того, чтобы связать одного из наших парней, едва не разорвало его надвое...»

На одно короткое мгновение ему почудилось, что лежащая перед ним палочка тяжело больна, и желание испуганно отдёрнуть руку вдруг стало всепоглощающим, но Бен сдержался, понимая, что это лишь иррациональный первобытный страх, всегда охватывающий людей, столкнувшихся с неизведанным. Сам он уже давно научился не поддаваться подобным страхам. Помедлив, он вновь погладил кончиками пальцев обломки обугленной древесины и лишь затем неторопливо убрал руку. Почувствовав его движение, защитный купол послушно вернулся на прежнее место.

Если волшебная палочка может не больше, чем использующий её волшебник, откуда же тогда взялась легенда о Старшей палочке? Что это — обычная сказка, рождённая из вечной тяги посредственных волшебников к могуществу, которого им не суждено достичь, или правдивая история рождения артефакта, умеющего добывать силу извне? Бен никогда не думал, что Бузинная палочка существует на самом деле. Сказка о Дарах смерти всегда казалась ему лишь поучительной историей, мудрой, но бесполезной притчей о принятии и смирении...

И всё же, несмотря на весь свой прагматизм, Эйб Гамильтон свято верил, что Старшая палочка — это не выдумки.

«Видишь ли, Бен, здесь важно не то, во что веришь ты, а то, во что верят другие...».

Если у палочки был покупатель, значит, кто-то тоже верил, что можно создать палочку, способную на большее...

Хорошая версия, рабочая, сказал бы сейчас Эйб. И всё же, по-прежнему оставалась вероятность того, что они ошиблись. Ошиблись с самого начала. Что, если всё это время они смотрели не туда? Что, если причина всего случившегося вовсе не палочка, а сам волшебник?

«Хорошая палочка способна помочь раскрыть истинный потенциал волшебника, — сказал невыразимец, — если у мага нет собственной силы, откуда бы ей взяться в палочке?»

Бен на секунду прикрыл глаза, ощущая болезненное раздражение. Слишком много вопросов оставалось без ответов. Слишком много неизвестных было в уравнении, которое предстояло решить...

Что лежит перед ним? Кусок бесполезной деревяшки, проигравший битву могущественной Магии? Копия, не сумевшая соответствовать оригиналу? Или тончайший инструмент, волей судьбы угодивший в неопытные руки?

— Я увидел достаточно, — произнес Бен, в последний раз бросая взгляд на обломки палочки.

Невыразимец открыл перед ним дверь, и Бен, помедлив, вышел в коридор, машинально нащупывая в кармане оплавленную монету. Мысль о том, что он упускает нечто очень важное, вот уже сутки не давала ему покоя.

«Легенды — это наши подсказки, — всегда говорил ему отец. — Просто нужно уметь их правильно слушать».

Уже выходя из Отдела Тайн, Бен неожиданно замедлил шаг и, ощущая себя до крайности глупо, спросил сопровождавшего его невыразимца, нет ли у него случайно экземпляра «Сказок Барда Бидля».

— Конечно, — ничуть не удивившись, ответил невыразимец и протянул Бену книгу так, будто только что вынул её из рукава.

* * *

Эйб по-прежнему был на своём месте, словно и не уходил никуда вовсе, но теперь вместо свитков по делу «Отравителя» на его рабочем столе лежала толстая папка с делом Цянь Шэня. Папка то сшивалась, то расшивалась, листы из неё плавно взлетали над столом, сортируясь в воздухе в странном замысловатом порядке, а затем вновь укладывались в папку. Эйб размахивал палочкой, невольно напоминая дирижёра симфонического оркестра, и его музыканты — парящие в воздухе многочисленные колдографии и документы — шелестя и пританцовывая, исполняли бумажный, хаотичный и крайне раздражающий джаз.

Бен поманил Гамильтона пальцем и прошёл в свой кабинет. Утренняя почта послушной стайкой бумажных журавликов ожидала его на картотечном шкафу. Дневная, бодро расталкивая соседок, готовилась взлететь со шкафа по первому его зову, ночная, нахохлившись, устало клевала носом. На столе ждал переделанный отчёт и два флакона с клубящимися белыми нитями воспоминаний. Поверх отчёта лежала записка, написанная рукой Кинимана.

«Утром был в госпитале Святого Франциска, изъял копии воспоминаний мракоборцев Ковича и О'Лири. Непреложный обет наложен. Мракоборец Ковальский выписался ещё до моего прихода.»

Бен взглянул на настенные часы, показывающие десять часов утра, и удовлетворённо кивнул. Джозас знал, как с толком потратить отведённое ему время. Надо было подумать о служебной записке для Дедриджа, но это могло ещё подождать. Как и все высокопоставленные чиновники, Хэмиш Дедридж ⁽¹⁾ предпочитал не заниматься серьёзными делами до обеда.

Эйб появился через несколько минут, покряхтел, усаживаясь в глубокое кресло, и лишь затем аккуратной стопкой положил на стол принесённые с собой бумаги.

— Я думал о нашем вчерашнем разговоре всю ночь, — сказал он. — В моём возрасте сон, знаешь ли, бывает нечастым гостем. Если Цянь Шэн действительно собирался купить эту палочку, то он никогда не стал бы договариваться лично. Эти двое могли быть его посредниками.

Эйб вытащил из стопки две колдографии и положил их перед Беном на стол.

Ли Су и Дани Лефей.

За время своей службы в Департаменте правопорядка Бену не раз приходилось сталкиваться с обоими. Ли Су был потомком китайских эмигрантов, родившимся здесь, в Штатах. Молодой, с прогрессивными взглядами, прекрасно ориентирующийся в обоих мирах, он занимался всеми международными делами Синдиката и регулярно бывал в Китае и Британии. Про Ли поговаривали, что он вхож в высшие политические круги, радеет о расширении связей с не-магами и стремится вывести Синдикат на нелегальные международные рынки. А вот Дани Лефей, напротив, всегда казался Бену его полной противоположностью. Неприметная серая крыса, придерживающаяся принципов старой школы, он верил, что бизнес любит тишину, клиенты — конфиденциальность, а единственное, чему стоит поучиться у не-магов — это искусству незаметно закатывать конкурентов в бетон. Вот уже тридцать лет Лефей с неизменным успехом контролировал чёрный рынок незарегистрированных волшебных палочек и магических артефактов, был дружен со старыми волшебными семьями и, по слухам, на одних только запрещённых зельях умудрялся зарабатывать столько же, сколько Синдикату приносили подпольные игорные клубы. А ещё Бен знал, что эти двое на дух не переносят друг друга.

— Если наш британец заранее связывался с кем-то из них, — сказал Эйб, — то сейчас его уже ищут люди Цань Шэня, а вот если вчера он прибыл сюда впервые, собираясь лишь здесь наладить нужные связи, то время у нас ещё есть. Впрочем, — Эйб выложил на стол ещё несколько колдографий, — этих троих я тоже не стал бы сбрасывать со счетов.

Брайс, Дерикс и Хоуп — владельцы фирм, занимающихся легальным производством волшебных палочек.

Бен задумчиво постучал пальцами по столу, стараясь оценить перспективы подобной сделки. Все трое, получи они такое предложение, наверняка заинтересовались бы покупкой необычной палочки. Средств у фирм было достаточно, как и готовности ради прибыли пойти на существенный риск, так что в их возможностях Бен не сомневался. Вопрос был в другом. Был ли сам британец готов к подобной сделке? Если палочка была краденой, то секреты её производства приобретали наибольшую ценность именно в глазах другого мастера. А вот если он действовал не один, если британец выступал как посредник истинного создателя волшебной палочки, то к конкурентам обращаться они не стали бы.

Ещё шесть колдографий легли перед Беном на стол. Он пододвинул их ближе, внимательно всматриваясь в знакомые лица волшебников. Главы самых богатых семей Западного побережья, те, кто не брезговал скупкой краденого и не раз подозревался в хранении черномагических артефактов. На них Бен ставить, пожалуй, не стал бы, но и сбрасывать со счетов их тоже было нельзя. Что бы ни говорило ему чутье — британец вполне мог оказаться всего лишь неопытном перевозчиком, нелегально переправлявшим через границу частный заказ и ничего не знавшим об истинной сущности палочки.

— Это и есть вероятный круг наших потенциальных покупателей, — поудобнее располагаясь в кресле, произнес Эйб. — А вот это... — он пододвинул к Бену старую потертую папку, — всё, что есть в нашем архиве о землетрясении в Сан-Франциско. И хотя кое-какие записи и показания очевидцев все же сохранились, я не стал бы расчитывать на многое.

Бен разложил колдографии на столе, разбив их на группы, а ниже положил архивное дело и книгу со сказками Бардя Бидля, которую дал ему невыразимец.

— Итак, у нас две рабочих версии, — сказал он, окидывая взглядом бумаги. — Одна фантастичнее другой. «Прыгун» привез в Штаты особую палочку, возможно, скопированную неизвестным мастером с Бузинной палочки, с той самой, которую одному из братьев Певерелов по легенде подарила сама Смерть. Вторая версия: мы имеем дело с магическим артефактом, который как-то связан с волшебной палочкой, сто лет назад якобы уничтожившей Сан-Франциско. И у нас три группы возможных покупателей: преступный синдикат, три крупных дома, занимающихся изготовлением волшебных палочек, и с десяток частных лиц, жаждущих пополнить свою личную коллекцию необычным артефактом или увеличить влияние собственной семьи.

Они какое-то время помолчали, всё так же задумчиво глядя на разложенные на столе колдографии.

— И все это звучит как полный бред, Эйб, — наконец, подводя черту, подытожил Бен.

— С чего ты хочешь начать? — невозмутимо пожимая плечами, спросил Гамильтон.

Бен постучал пальцами по столу, выстукивая рваный замысловатый ритм, и, немного помедлив, сказал:

— Пока фантастических гипотез у нас намного больше, чем разумных аргументов в пользу хоть одной из них. Если мы продолжим действовать вслепую, то потратим слишком много времени, а у нас его просто нет. Нам нужно больше информации о британце. Возможно, если мы узнаем, кто он и чем занимался, мы поймём, в каком направлении нужно двигаться.

— Мы не можем обратиться с официальным запросом в Аврорат, — покачал головой Эйб.

— Это и не требуется. В Британии у меня есть человек, способный частным порядком раздобыть для нас всю необходимую информацию.

— И что мы ему дадим? У нас нет на британца ни документов, ни колдографии, ни регистрационных данных на палочку. Это всё равно, что искать иголку в стоге сена.

— Думаю, всё намного проще, Эйб, — по-прежнему задумчиво рассматривая лежащие перед ним колдографии, произнёс Бен. — Наш «прыгун» неспроста воспользовался нелегальным порталом. Если у него были причины опасаться британских властей, если его ищут, то на него должны быть ориентировки в официальных зонах аппараций и в центре выдачи международных порталов. А значит воспоминаний мракоборцев будет достаточно, чтобы мой человек сумел его опознать.

Бен порылся в стопке с бумагами и вытащил опись имущества «прыгуна».

— Меня не оставляет в покое ещё один вопрос, Эйб, — сказал он, внимательно просматривая список. — Почему у этого парня не было собственной волшебной палочки?

— Возможно, он просто её потерял, — пожав плечами, ответил Эйб. — А возможно …

Он собирался сказать что-то ещё, но в эту секунду дверь кабинета резко распахнулась, и в комнату без стука ввалился Киниман. Мантия на нем была запачкана цементной пылью, на бледной, как мел щеке виднелся глубокий кровоточащий порез.

— Ковальский, мракоборец, дежуривший в Юрике… — нетвёрдым голосом произнес Джозас. — Я не успел с ним поговорить! Его палочка... его палочка только что взорвалась!

1) Хэмилтону Дедридж — Президент, глава Магического Конгресса Соединённых Штатов Америки

Вернуться к тексту

Август 2003

Ранним августовским утром весь старший преподавательский состав школы чародейства и волшебства завтракал в Большом зале, и из деканов факультетов за учительским обеденным столом отсутствовала разве что мисс Грейнджер, с разрешения директора проводившая последнюю неделю летних каникул с друзьями в Норе.

Погода выдалась прекрасная: зачарованный потолок пестрел белыми облаками, солнце заглядывало в высокие стрельчатые окна, и маленькие солнечные зайчики, наколдованные Помоной Спраут, радостно прыгали по пустующим ученическим столам.

— У нас две отличные новости, — сказала директор МакГонагалл, намазывая тост маслом.

Она была одета в свою любимую выходную мантию из тартана клана МакКензи, а строгий пучок украшала тонкая изумрудная булавка. По совершенно непонятной причине бывший декан Гриффиндора почти никогда не носила цвета собственного факультета.

— Сегодня воистину знаменательный день — час назад я получила сову из Министерства!

— Неужели мое прошение о расширении библиотеки Хогвартса магловской художественной литературой наконец одобрили? — оживился Филиус.

МакГонагалл бросила на профессора заклинаний осуждающий взгляд и, не удостоив его ответом, вернулась к намазыванию тоста. Все знали, что директор не одобряет странной любви Флитвика к бульварному чтиву и дамским романам, однако тот по-прежнему не оставлял попыток пополнить свою личную литературную коллекцию за счёт школьного бюджета. Помона и Поппи удивлённо переглянулись, а мадам Хуч на всякий случай отложила в сторону свой черничный кекс. Все, кроме Снейпа, смотрели на директора с любопытством и настороженным интересом. Если в Хогвартсе что-то затевалось, то никогда не заканчивалось без потрясений и неожиданных последствий.

— С первого сентября мы наконец сможем возобновить занятия по Защите от тёмных искусств, — довольно сказала Минерва, будучи не в силах и дальше выдержать паузу. — Сегодня утром я получила все необходимые бумаги для зачисления в штат нового преподавателя.

Снейп опустил «Ежедневный пророк», который всё это время демонстративно читал за завтраком, не желая участвовать в общей беседе, и с интересом посмотрел на директора:

— Кто-то из неизлечимо больных чиновников Министерства решил обеспечить свою семью, прежде чем отправиться в мир иной?

Сарказм Снейпа был вполне объясним. Несмотря на все старания МакГонагалл и Попечительского совета, после окончания войны желающих поступить на проклятую должность так и не нашлось. Даже закрепление за должностью Завещательного пакта⁽¹⁾ не прибавляло желающих. Сам Снейп, дважды подававший прошение о получении должности преподавателя по Защите от тёмных искусств, вполне предсказуемо получал отказ. То ли Министерство всё ещё не доверяло бывшему Пожирателю смерти со статусом неблагонадёжного, то ли МакГонагалл опасалась лишиться ещё и преподавателя зельеварения, но проклятая должность по-прежнему оставалась вакантной. И Снейп, отличавшийся склочным и нетерпимым характером, при любой удобной возможности не забывал поставить директору это в вину.

И вот сегодня Минерве впервые было, что на это ответить. Она отложила в сторону свой идеально намазанный тост и с плохо скрываемым удовольствием сказала:

— Всё складывается, как нельзя лучше, Северус. Нашим новым преподавателем по Защите от тёмных искусств будет Гарри Поттер.

МакГонагалл ожидала, что Снейп придёт в ярость, однако тот не доставил ей этого удовольствия. Он медленно налил себе свежесваренного кофе и с лёгкой иронией спросил:

— Неужели работа аврора стала казаться вашему питомцу настолько опасной?

Конечно же, он прекрасно понял, чему так радуется Минерва. Поттер был крайне живучим. Настолько живучим, что справиться с ним не смогли ни василиск, ни Тёмный Лорд, ни даже Змеиное зелье, и потому рассчитывать на то, что Поттер не совладает с проклятой должностью, было всё равно, что пытаться утешить себя несбыточной мечтой. И даже если ввиду своей тяги к приключениям и неприятностям — что вообщем-то было одним и тем же — мальчишка не пожелает остаться на скучной преподавательской должности на второй год, все всё равно сочтут, что проклятие с должности снято, и желающих занять освободившуюся вакансию появится хоть отбавляй.

"Что ж, в конце концов, это будет даже забавно", — решил для себя Северус.

— По счастью, Гарри Поттер посчитал, что помощь Хогвартсу — дело не менее важное, чем поиск и поимка нарушителей правопорядка, — сказала МакГонагалл, всё это время внимательно наблюдавшая за Снейпом, — и я благодарна ему за это. Учитывая все обстоятельства, связанные с этой непростой должностью, ты должен пообещать мне, что не будешь третировать Поттера и изводить его своими придирками.

Снейп недовольно фыркнул.

— С чего бы мне это делать? По-моему, именно ваш драгоценный Поттер донимал меня своим повышенным вниманием весь прошлый год.

— С того, что ты два года без всякой причины изводил мисс Грейнджер. Однако сейчас, когда твои планы несколько изменились, тебе определённо понадобится новый объект для издевательств.

— На что это ты намекаешь, Минерва? — обманчиво вкрадчивые интонации в голосе Снейпа едва ли могли ввести директора в заблуждение.

Профессор Флитвик заинтересованно оторвался от чашки чая, однако МакГонагалл не пожелала и дальше развивать эту тему.

— Северус, ты должен пообещать мне, что не будешь усложнять Поттеру жизнь, — повторила она настойчиво, игнорируя его гнев. — У всех нас в этом году будет достаточно проблем внешних, и я очень надеюсь, что все эти бесконечные распри между вами останутся в прошлом, хотя бы на тот краткий срок, что Поттер пробудет в школе. Могу ли я расчитывать на твоё благоразумие?

Профессор зельеварения демонстративно развернул газету и вновь уткнулся в неё носом. МакГонагалл тяжко вздохнула. А что ещё она ожидала услышать? По крайней мере, теперь, когда она достаточно чётко выразила свою позицию, открытой войны Снейп не устроит. Что бы там ни думали окружающие, Северус всегда считался с её мнением.

— А вторая новость? — всё с тем же любопытством глядя на Снейпа, спросил Флитвик.

МакГонагалл достала из кармана мантии сложенный в несколько раз лист пергамента и, развернув его, с довольной улыбкой показала коллегам.

Помона поражённо ахнула.

— Мерлин всемогущий! — радостно воскликнула мадам Хуч.

— Только этого бедлама нам не хватало, — бросая на стол газету, раздражённо проворчал Снейп.

1) стремясь развеять неудачное мнение окружающих о том, что должность преподавателя Защиты от тёмных искусств проклята Волдемортом, Министерство утвердило Завещательный пакт — юридический документ, согласно которому семья преподавателя, скончавшегося на занимаемой должности в течение первого года работы, получала солидную денежную компенсацию — около 1000 галеонов.

Вернуться к тексту

До начала нового учебного года оставалось всего два дня и магазин «Всевозможные Волшебные Вредилки Уизли» был до отказа забит студентами всех возрастов, спешившими до отъезда в Хогвартс наполнить карманы весёлыми розыгрышами, шутейными конфетами и зачарованными фейерверками. Зайдя в магазин, Гарри радостно помахал Анджелине, выставлявшей на витрину новые волшебные товары, и, увернувшись от змея о тысяче головах, с рёвом носившегося под потолком, потащил Гермиону к прилавку, туда, где младший из двух Уизли в огромном фиолетовом цилиндре обслуживал длинную очередь покупателей.

— Бесчисленные ушные раковины! — весело кричал Рон, перекрывая шум гомонящей толпы. — Отрасти себе ухо на любой части тела, где только пожелаешь! С таким количеством ушей ты всегда будешь в курсе всех новостей и не упустишь ничего интересного! ⁽¹⁾

Он вытащил из лежащей на прилавке коробки ярко-зелёный шарик размером с грецкий орех, положил его себе на запястье и раздавил резким ударом ладони. На месте расплющенного шара мгновенно выросло настоящее ухо. Под восторженный хохот толпы Рон повторил фокус с шариком ещё раз, а затем ещё, и рядом с первым ухом выросло второе, а затем и третье.

— «Ухо-отрасти-себе-сам», новинка этого сезона, осталась последняя партия, налетай! — взмах палочки, и на прилавке выросла большая пирамида из серебристых коробочек, которые тут же принялись разбирать довольные покупатели.

— Анджелина, ты не могла бы меня подменить? — Рон указал в сторону ожидавших его друзей и, вручив невысокому светловолосому мальчику последнюю оставшуюся упаковку с «ухом-отрасти-себе-сам», завалившуюся под прилавок, стал пробираться через шумящую толпу в направлении Гарри и Гермионы.

— Привет, Гарри! — крикнул он, улыбаясь и радостно обнимая приятеля. — Сегодня здесь просто не протолкнуться. И так всю неделю. Это что-то невообразимое — только середина дня, а я уже валюсь с ног!

Глядя на его довольное, усыпанное веснушками лицо сложно было поверить, что, несмотря на жалобы и усталость, Рон не получает от всего происходящего истинного удовольствия.

Он повернулся к Гермионе, и улыбка его стала ещё шире.

— Я не видел тебя тысячу лет, красавица! — воскликнул он, целуя подругу в щеку.

— Рон! — Гермиона отодвинулась, с ужасом глядя на три абсолютно одинаковых уха на руке друга.

— Ах, это? Не обращай внимания, само по себе пройдет через полчаса, но, если тебе неприятно... — порывшись в кармане рубашки, Рон достал начатый батончик в малиновой обёртке и запихнул его остатки в рот.

Уши на его запястье мгновенно исчезли, а на коже осталось лишь небольшое покраснение.

Мимо пролетела кусачая тарелка и, клацая зубами, увязалась за одним из мальчишек, увлечённо подбиравшем себе “палочку-надувалочку”. Тарелка несколько раз облетела его по кругу и так лязгнула клыками в дюйме от вихрастого затылка, что третьекурсницы с Хаффлпаффа, о чем-то шептавшиеся неподалёку, с визгом бросились врассыпную.

— Идёмте в соседний зал, — предложил Рон, отодвигая пёстрые бархатные портьеры, — здесь нам всё равно не дадут нормально поговорить.

Они прошли в дальнюю комнату, хуже освещённую и оформленную в более сдержанных тонах. Гермиона помнила, как на их шестом курсе близнецы продавали здесь различные щитовые чары — шляпы-щиты, плащи-щиты, перчатки... Сейчас второй зал магазина скорее походил на большую кладовую — всё было заставлено простыми безликими коробками, и лишь разноцветные бабочки-фонарики, порхающие под потолком, напоминали о том, что это всё ещё волшебный магазинчик Умников Уизли.

Гарри освободил от коробок небольшое пространство посреди комнаты, а Гермиона трансфигурировала пустые ящики в удобные кресла и стол.

Все наконец расселись.

— Ах, да, чуть не забыл! — вскакивая с кресла, спохватился Рон. — Я собирался отдать в Норе, но так и не вышло!

Пошарив на одной из плохо освещённых полок, он вернулся с большим деревянным ящиком, доверху заполненным Всевозможными Вредилками Уизли.

— Это твой заказ, Гарри. Всё, что ты просил и даже больше...

Рон поставил ящик на стол, и из него случайно вывалилась маленькая коробочка. Надпись на этикетке гласила — «Черная-метка-всякого-стошнит».

— Гарри! — возмутилась Гермиона. — Ты же теперь учитель!

— Не будь занудой, Гермиона, — усмехнулся Рон, — впрочем, кому я это говорю. Твой заказ я тоже приготовил.

Он положил на стол коробку с батончиками в малиновых обертках и, перестав наконец суетиться, вновь опустился в кресло.

— Что это? — с интересом спросил Гарри.

— Новый универсальный антидот, — ответила Гермиона, уменьшая коробку заклинанием и убирая её в сумку.

— Скукотища, — Гарри склонился над столом, рассматривая содержимое собственной коробки. Среди прочих ярких обёрток в ящике явно угадывались пара Удлинителей Ушей и несколько Отвлекающих Обманок.

— У нас с Гермионой деловое соглашение, — пояснил Рон, — она не мешает стихийному распространению нашей продукции по спальням и гостиным Хогвартса, не издаёт запретительных декретов, не вступает в союз с Филчем и не организует обществ по запрету Всевозможных Вредилок на территории Замка, а я слежу за тем, чтобы ученикам Хогвартса не продавали ничего такого, от чего мгновенно не помогает универсальный антидот. Всё по-честному.

— Больничное крыло тоже регулярно получает свою порцию антидота и это тоже часть нашей сделки, — напомнила Гермиона.

— Конечно, — мирно согласился Рон. — Я уже всё отправил. Утром заходил Хагрид.

— Ты видел сегодня Хагрида? — в один голос воскликнули Гарри и Гермиона

— Да, а что? — удивился Рон. — Он часто к нам заходит, когда бывает на Косой аллее. Так поболтать или что-нибудь прикупить, у нас же есть товары и для взрослых волшебников. Например, Проявляющий порошок или “Найди-дорогу-туда-куда-не-знаешь-сам».

— А что это? — с интересом спросила Гермиона.

— О, очень полезная штука и пользуется большим спросом. Предположим, ты собирался что-то сделать или куда-то пойти, но вдруг забыл куда или зачем. Ну, вылетело из головы. Тогда бросаешь на пол «Найди-дорогу-туда-куда-не-знаешь-сам» и она приведёт тебя именно туда, куда ты и собирался попасть.

— Мерлин, я хочу такую же! — восхищённо присвистнул Гарри и полез в карман за мешочком с галеонами.

— Прекрати, Гарри, — запротестовал Рон. — Ты забыл, что однажды сказал тебе Джордж⁽²⁾? В этом магазине денег с тебя никогда не возьмут, ты обеспечил Всевозможные Вредилки Уизли начальным капиталом. И не волнуйся, я добавил в твой заказ все интересные новинки, так что свой собственный напоминатель ты уже получил.

— У вас столько потрясающих разработок! Кто бы мог подумать, что из школьных шалостей близнецов вырастет такое внушительное предприятие! — Гарри достал из коробки «Перчатку-никому-не-отдавай», внимательно осмотрел её и убрал назад.

— По части отменного волшебства это у нас Джордж, тут я не силён, — честно признался Рон, — зато у меня лучше всех получается продавать наши товары. Джордж говорит, я был просто рождён для этого!

Гермиона с улыбкой кивнула, думая о том, что Джордж был как никогда прав. Выросший в тени талантливых братьев, в школьные годы считавшийся лишь лучшим другом знаменитого Гарри Поттера, Рон всегда мечтал получить свою долю заслуженной славы. Здесь же, в магазине Волшебных Вредилок, Рон впервые обрёл своё собственное место. Яркий, шумный, весёлый — в торговом зале он, казалось, властвовал безраздельно, всегда находясь в центре всеобщего внимания и заслуженно получая ежедневную порцию восхищения от вечно толпившихся вокруг него покупательниц.

— А где же сам Джордж? — с любопытством спросил Гарри.

— В Министерстве, у нас сегодня важная презентация. Джордж разработал новую систему рассылки почтовой корреспонденции. Больше никаких летающих бумажных самолетиков! Долго рассказывать, но, если коротко — мы взяли за основу идею Исчезательного шкафа.

— Это потрясающе! — воскликнула Гермиона. Рон довольно расцвёл и цилиндр на его голове совершенно неожиданно стал красным.

— Эй, Рон, твоя шляпа! — Гарри зачарованно смотрел на шляпу Рона, покрасневшую вслед за своим хозяином.

— Да пустяки! — усмехнулся Рон. — Смена цвета нынче самый модный тренд, по крайней мере, нам удалось убедить в этом мадам Малкин, и к Рождеству мы планируем совместно выпустить новую линию одежды — «Цвет настроения». Джинни прочит нам грандиозный успех! Так что моя шляпа — это, можно сказать, опытный рекламный образец.

Рон развалился в кресле, устало вытягивая длинные ноги и, вероятно, впервые за долгий день позволяя себе расслабиться, и Гермиона вдруг поняла, что за прошедший год Рон вырос ещё на целую голову и так раздался в плечах, что стал казаться крупнее Чарли.

— Вы лучше расскажите о себе, — попросил Рон, не замечая удивленных взглядов Гермионы, — всё же чертовски жаль, что я так и не смог выбраться в Нору. Так о многом хочется вас расспросить. Ты ведь теперь у нас профессор, да, Гарри? Мерлиновы подштанники, кто бы мог подумать! Как вообще можно было променять работу в Аврорате на ЭТО?

— А мне вот кажется, что это очень удачная идея, — вступилась за друга Гермиона. — Гарри был прекрасным преподавателем на пятом курсе. Если бы не он, мы никогда бы не сдали ЖАБА по Защите от тёмных искусств.

Рон с сомнением пожал плечами.

— По мне, так учить балбесов вроде нас уму-разуму — скукотища смертная.

— Ну, в Хогвартсе в этом году уж точно будет не до скуки, ты же знаешь! — возразил Гарри, подмигивая другу.

— О чём это вы? — встрепенулась Гермиона.

— Нам запрещено говорить! — в один голос воскликнули Гарри и Рон и тут же засмеялись.

— Но, если мы тебе не скажем, ты ведь из нас всю душу вытрясешь, не так ли? — добавил Гарри, довольно улыбаясь.

Он полез в карман мантии и достал лист бумаги, оказавшийся вчетверо сложенным министерским плакатом. На яркой живой фотографии мальчишки и девчонки, одетые в форму для квиддича, носились на мётлах над трибунами Хогвартского стадиона. Надпись под плакатом гласила: «Чемпионат по Квиддичу среди Волшебных школ». Ниже шёл перечень школ-участниц и даты проведения турнира.

— МакГонагалл объявит эту новость завтра на праздничном банкете. Это первое крупное мероприятие в рамках Министерской программы по расширению границ магического сообщества и оно пройдёт в этом году в Хогвартсе. О своей готовности принять участие заявили сразу шесть школ. Так что я буду не только учить детей Защите от тёмных искусств, но и помогу подготовить команду Хогвартса.

— Я тоже приеду, — сказал Рон, глядя, как Гермиона в растерянности рассматривает плакат. — Мы наконец выкупили долю в магазине Зонко и к ноябрю откроем в Хогсмите свой филиал. Нельзя же пропустить такое важное событие, это прекрасный шанс наладить международные поставки.

Они проговорили ещё четверть часа, делясь новостями, споря о пустяках и строя планы. Было так приятно снова собраться вместе и болтать о разных мелочах, словно им снова одиннадцать и они сидят в жарко натопленной гриффиндорской гостиной, а впереди их ожидают длинные пасхальные каникулы.

Час пролетел незаметно, и Гермиона, неохотно взглянув на часы, потянулась за сумочкой.

— Боюсь, нам пора.

Гарри встал.

— Что у вас с Джинни? — встревоженно спросил Рон, тоже поднимаясь. — Вы ведь не разбежались?

Рон явно не собирался заводить этот разговор, но в последний момент всё же не выдержал. Его очень беспокоили разладившиеся отношения сестры и лучшего друга.

— Нет, — ровно ответил Гарри, — мы просто взяли небольшой тайм-аут. Карьера Джинни в Гарпиях только начинает набирать силу, ей не стоит сейчас отвлекаться на моих тараканов. Несколько месяцев вдали друг от друга явно пойдут нам на пользу.

Рон обернулся к Гермионе.

— А что у вас с… — начал он решительно, но замолчал, так и не закончив фразы.

— О боже! — Гермиона закатила глаза. — Рон, ты вполне можешь продолжать называть его профессором Снейпом.

— Тем более, что ты и сама по большей части так его называешь! — хмыкнул Гарри.

— Так что у тебя с Мерлин-страшно-подумать-профессором-Снейпом? — выпалил Рон.

— Сложно сказать, — Гермиона заметно погрустнела, — но что-то определённо всё-таки есть.

Рон тяжело вздохнул.

— Я точно не вправе давать тебе советы, Гермиона, но мне бы очень хотелось, чтобы ты была счастлива, и я очень надеюсь, что мне не придётся бить морду твоему профессору, особенно учитывая тот факт, что с палочкой он управляется гораздо лучше меня, — и, заметив, что Гермиона расстроенно хмурится, неожиданно решительно добавил: — Впрочем, здесь я тоже кое-чему подучился.

Он щёлкнул пальцами, и, повинуясь его воле, одна из бабочек-фонариков, кружившая под потолком, спланировала ему на ладонь.

— Это Пекториус ⁽³⁾, — сказал Рон, указывая на бабочку, крылышки которой радостно светились всеми цветами радуги, — он создаёт настроение.

Рон сомкнул ладони и свет бабочки померк, а когда снова раскрыл, на его ладони остался лежать серебристый шарик, размером чуть больше снитча.

— Боже мой, Рон! — поражённо воскликнула Гермиона. — Это же очень крутое волшебство!

— И снова этот удивлённый тон! — довольно и в то же время немного печально хмыкнул Рон. — Если тебе вдруг станет очень грустно — вспомни о нём, сожми его ладонями, кокон раскроется, и Пекториус согреет тебя теплом моей души.

1) мне показалось, что Джордж Уизли просто не смог бы оставить без внимания тот факт, что лишился уха, и обязательно должен был это как-то использовать. «Ухо-отрасти-себе сам» наверняка стало бы настоящим вызовом его таланту и прорывом в медицине, ведь волшебная медицина того времени не позволяла заново выращивать потерянные конечности. А ещё, мне кажется, что, научившись выращивать уши, Джордж никогда не стал бы использовать это изобретение на себе и принципиально остался бы одноухим в память о брате и прошедшей войне.

Вернуться к тексту

2) на самом деле это сказал Фред и, вероятно, это осознанная оговорка Рона. Всем членам семьи Уизли должно быть по-прежнему сложно упоминать Фреда, говоря о бытовых мелочах.

Вернуться к тексту

3) Пекториус — своим происхождением название «бабочек-фонариков» обязано «крылатой» латинской фразе «Ab imo pectore» — искренне, от чистого сердца, от всей души.

Вернуться к тексту

На следующий день и Гарри, и Гермиона проснулись поздно. Накануне Гарри с мистером Уизли весь вечер чинили в курятнике старенький мотоцикл Сириуса, а затем, сбежав от возмущённых протестов миссис Уизли, до глубокой ночи испытывали его на дороге, ведущей в Оттери-Сент-Кечпоул. Мотоцикл так и не взлетел, а за холмом у самой деревни и вовсе заглох, так что горе-инженеры вернулись домой далеко за полночь, грязные и уставшие, волоча за собой пассажирскую коляску, почему-то совершенно не желавшую поддаваться заклинанию уменьшения. Гермиона и Джинни, напротив, провели вечер тихо, по-домашнему, помогая миссис Уизли закручивать банки с яблочным джемом, а затем проболтали всю ночь, заранее сговорившись не расспрашивать друг друга о Гарри и Снейпе, и потому прекрасно провели время. И лишь с рассветом, стоя у окна, Гермиона вновь позволила себе вернуться мыслями к своему профессору. Она смотрела на огромное поле колосившейся ржи и думала о том, что уже сегодня ей вновь предстоит увидеть Хогвартс.

За все каникулы Снейп не написал ей ни строчки. Гермиона отправила три совы с короткими, ничего не значащими записками, словно потребность постоянно напоминать о себе заставляла её браться за перо, хотя новостей, достойных письма, конечно же не было. Снейп едва ли жаждал узнать, как она кормит кур, сюсюкает с новорожденной Мари-Виктуар или читает книги по магическим рунам, позаимствованные из библиотеки Блэков. Поэтому она писала о новостях из Министерства, за одним из ужинов рассказанных мистером Уизли, и о той самой книге рецептов Хепзибы Смит, которую всё же нашли, но, по несчастному стечению обстоятельств, минуя Гарри, сразу же отдали невыразимцам. Ещё она хотела написать, что ужасно скучает, но так и не решилась.

Уже с петухами Гермиона легла спать, и на ранней заре ей приснились высокие башни Хогвартса, Драко в его дорогом меховом плаще и усталый, измученный Клык, одиноко воющий на луну.

Днём они с Гарри собрали сумки и долго прощались с миссис Уизли, отчего-то никак не желавшей их отпускать. Джинни вышла проводить их на крыльцо и махала им рукой, пока они шли через старый заброшенный сад к границе антиаппарационного барьера. И лишь когда Нора осталась далеко позади, Гарри и Гермиона наконец аппарировали в Хогсмит.

— Давай зайдём в "Три метлы" и выпьем сливочного пива, — неожиданно предложил Гарри, как только его ноги коснулись поросшего вереском холма. Гермиона удивлённо посмотрела на друга, но спорить не стала. Гарри выглядел осунувшимся и усталым, совсем не похожим на себя самого — сонного и улыбчивого — пятью минутами ранее.

В "Трёх мётлах" было пусто, вместо мадам Розмерты у барной стойки стоял её племянник, высокий худощавый юноша по имени Уолт, и неторопливо протирал бокалы. Гарри и Гермиона взяли у него по бутылке сливочного пива и уселись в углу на хорошо выскобленных скамейках, говоря о пустяках и всячески избегая упоминать прошедшую неделю, проведённую в Норе. Гарри потихоньку светлел, и когда разговор плавно перешёл на Хагрида, наверняка с нетерпением ожидавшего прибытия делегации Шармбатона, и вовсе впервые улыбнулся. Только теперь Гермиона поняла, что даже не задумывалась о том, насколько трудно Гарри было находиться в доме Уизли, заменивших ему семью, после того, что произошло между ним и Дафной.

Допив пиво, они прогулялись по Хогсмиту, разглядывая товары, выставленные в витринах сувенирных магазинчиков, зашли в лавку Писсаро купить несколько совершенно не нужных им перьев, а затем долго, пока не зажглись фонари, стояли, облокотившись на покосившуюся изгородь, и смотрели на Визжащую Хижину. И лишь когда Хогвартс-экспресс объявил о своём приближении протяжным гудком, спохватившись, бегом бросились в сторону Хогвартса.

По дороге к замку Гермиона думала о том, что почему-то так и не решилась поговорить с Гарри о профессоре Снейпе. Всю свою жизнь Северус любил его маму, и, возможно, сейчас в попытках Гермионы завладеть его сердцем Гарри мог усмотреть оскорбление её памяти.

— Послушай, Гарри, по поводу меня и… ну... — начала она, когда из темноты над их головами выросли высокие колонны, увенчанные фигурами вепрей.

— Ради бога, Гермиона, — Гарри покачал головой, глядя прямо перед собой, — я совершенно точно не собираюсь вмешиваться. Снейп это… это... — он замолчал, но спустя несколько секунд всё же закончил. — Это твоё личное дело. Но если тебе понадобится помощь, поддержка или утешение, помни — я всегда рядом.

Гермиона посмотрела на друга и расстроенно вздохнула. Она ведь имела в виду совсем другое.

— И почему все считают, что я нуждаюсь в утешении? — спросила она.

— Вот и я задаюсь тем же вопросом, — неожиданно сказал знакомый холодный голос, и Снейп вышел из тени долговязого тиса, держа в руке зажжёную палочку.— Я смотрю, мистер Поттер, вы так и стремитесь всех утешить. Вам недостаточно мисс Уизли и мисс Гринграсс?

Гарри заметно покраснел, но всё же сдержался.

— Здравствуйте, профессор, — громко сказала Гермиона, стремясь избежать ненужной ссоры.

Снейп смерил её недовольным взглядом и произнёс, неприятно кривя тонкие губы:

— Хогвартс-Экспресс прибыл четверть часа назад, вы пренебрегаете своими обязанностями, мисс Грейнджер.

"Вот я и вернулась," — не зная, смеяться ей или плакать, подумала Гермиона.

* * *

Профессор Флитвик, важно восседавший на огромном табурете в обнимку со Шляпой, размером не меньше, чем в половину его роста, выглядел комично, и, возможно, поэтому распределение не показалось Гермионе настолько волнительным и торжественным, как в год её поступления в Хогвартс. К тому же появление за преподавательским столом нового учителя по Защите от тёмных искусств и по совместительству спасителя магического мира так взбудоражило всех учеников от мала до велика, что распределению было уделено до обидного мало внимания. Не заметить, что все студенты рассматривают Гарри Поттера, было попросту невозможно. Гриффиндорцы улыбались, слизеринцы хмурились, студенты постарше старались поглядывать на нового преподавателя незаметно, как бы между прочим, зато младшие ученики пялились на Гарри совершенно беззастенчиво, разинув рты, а порой и просто показывая на него пальцем. Флитвик пребывал в восторге, Гарри, не обращая ни на кого внимания, оживлённо болтал с Хагридом, профессор Вектор о чём-то спорила с мадам Хуч, и только Снейп весь вечер выглядел ещё более хмурым и недовольным, чем обычно. На вопросы коллег он отвечал односложным ворчанием и подчёркнуто называл Гарри "профессор Поттер", чем расстраивал Гермиону и немало веселил профессора МакГонагалл. Впрочем, как ни странно, самого Гарри это совершенно не волновало, и в конце концов Гермиона успокоилась, решив, что эти двое вполне в состоянии разобраться в собственных отношениях, не прибегая к дуэли и не разрушая при этом Хогвартс.

Известие о чемпионате мира по квиддичу среди волшебных школ произвело эффект разорвавшейся бомбы. Никто из сидящих сейчас в этом зале студентов не застал Турнира трёх волшебников, и от этого предстоящий чемпионат по квиддичу казался всем ещё более захватывающим событием. Зал взорвался аплодисментами, и новость о новом преподавателе по Защите от тёмных искусств незаметно отошла на второй план.

Остаток ужина прошёл в оживленных спорах, и дети, переполненные радостным предвкушением, так увлеклись обсуждением квиддича, что объявление директора о необходимости отправляться спать было встречено горячими протестами. Квиддичем в этой школе не болела разве что Гермиона, да ещё быть может пара девочек с Рейвенкло.

Отборочные игры были назначены на конец сентября, и Гарри Поттер пообещал, что уже в октябре объединённая команда Хогвартса приступит к интенсивным тренировкам.

Казалась, на этом тема для разговоров должна была исчерпать себя как минимум на целый месяц, но не тут-то было. Министерские плакаты развесили на всех этажах замка, и студенты всю неделю толпились перед ними, шумно обсуждая предстоящее событие, обмениваясь мнениями и строя предположения одно невероятнее другого.

— Шармбатон! Я слышал, у них в команде одни девушки, и прехорошенькие! — говорил шестикурстник с Хаффлпаффа.

— А я слышал, что в Колдовстворце летают на вырванных с корнем деревьях. Наверняка они ужасно неповоротливы. Вот будет потеха, наши-то на мётлах мигом разделают их под орех.

— А в Мохотокора вообще летают на драконах! — радостно сообщил рыжий гриффиндорец.

— Да нет, говорят, что всё же на мётлах, только мётлы у них плюются огнём.

— Глупость какая! Как бы им тогда разрешали на них летать? Это ведь совершенно небезопасно, — рассудительно заметила девочка из Рейвенкло.

Весь сентябрь студенты пребывали в приподнятом настроении. Гарри обшаривал Хогвартс в поисках боггарта для занятий с третьекурсниками, и его оптимистичный настрой не могла испортить ни промозглая погода, ни затяжные дожди. Гермиона же, напротив, чувствовала себя ужасно расстроенной. Радостное возбуждение передалось всем, кроме неё, все вокруг говорили только о квидичче, школьных обязанностей прибавилось, а Снейп, казалось, вновь не желал иметь с ней дела. За завтраком он всегда садился на самое дальнее от неё место, а стоило ей всё же оказаться рядом, демонстративно утыкался носом в «Ежедневный пророк», совершенно не желая поддерживать беседу. Впрочем, временами он, казалось, ненадолго оттаивал, словно намеренно вселяя в неё надежду, и тогда у неё появлялась новая, невероятно интересная книга с собственноручными пометками профессора на полях или иностранный журнал со спорной статьёй о трансфигурации, которую Снейп, встречая её во время вечернего дежурства в коридоре, тремя короткими фразами разносил в пух и прах. Гермиона, позволившая их отношениям развиваться своим чередом, всё чаще думала, что подобное попустительство с её стороны было самым опрометчивым решением в её жизни. Она не была избалована мужским вниманием — Рон, единственный мужчина, с которым Гермиону связывали серьёзные отношения, никогда не ухаживал за ней в традиционном понимании этого слова, короткий роман с Крамом закончился, так толком и не начавшись, а её сосед-магл, живущий в доме напротив и часто встречавший её во время летних каникул, был недостаточно настойчив в своём желании поужинать с ней, и ей уже начинало казаться, что его ненавязчивые намеки — это лишь новая вежливая форма общения, заменившая современной магловской молодежи разговоры о погоде.

— Я бы на твоём месте загнала Снейпа в угол, — сказала ей младшая Уизли во время их очередной беседы через камин.

Джинни как никто другой умела быть решительной, и то, что сейчас она находилась на сборах в Уганде, а не в Хогвартсе рядом с Гарри, было целиком и полностью её собственным выбором.

Мысль загнать Снейпа в угол казалась абсурдной до невозможности и, вероятно, именно поэтому весьма прочно засела у Гермионы в голове.

— Как думаешь, Гермиона, — спросил Гарри как-то за обедом, — не спросить ли мне у Флёр, правда ли то, что в команде их школы традиционно играют одни девчонки?

— Гарри!

— А что? — невозмутимо ответил Гарри, пододвигая к себе шоколадный пудинг. — Помнится, Рон говорил — на войне и в любви все средства хороши. В конце концов, она ведь тоже теперь Уизли.

На войне и в любви все средства хороши. Гермиона бросила быстрый взгляд на профессора Снейпа, с традиционным постоянством читавшего «Ежедневный пророк», и уткнулась в тарелку с овсянкой. Мысль, так опрометчиво посеянная Джинни, постепенно пускала в голове Гермионы пугающе глубокие корни.

* * *

Однако по факту всё выглядело не так однозначно. План по выяснению отношений с профессором Снейпом казался ей куда более сложной задачей, чем разработка стратегии по освобождению домашних эльфов, и никак не желал складываться в единую и стройную последовательность действий.

— Не желаете ли сходить на выходных в Хогсмит, профессор? — спросила она саму себя, прогуливаясь тем же вечером вдоль берега озера.

— Быть может, вы заглянете сегодня ко мне на чашку чая? Я хотела бы обсудить с вами последнюю статью из "Вестника зельеварения".

Как-будто она хоть что-то понимает в этих зельях настолько, что Снейпу и правда было бы интересно с ней что-нибудь обсудить. Нет, трансфигурация была единственным общеобразовательным предметом, в котором Гермиона смела бы счесть себя состоятельной даже в споре со Снейпом. Но Снейп мало интересовался трансфигурацией.

Гигантский кальмар вылез из озера и, размахивая своими щупальцами, странно загудел, словно настоятельно прогоняя Гермиону с берега. Возможно, от её плохого настроения досталось даже ему. Гермиона тяжко вздохнула и побрела прочь от озера в сторону высоких колец Хогвартского стадиона. Через неделю здесь всё изменится — в замок прибудет бригада министерских служащих, чтобы в течение месяца полностью перестроить школьные трибуны. На предстоящий турнир по квиддичу собиралось приехать так много волшебников, что по своему размаху мероприятие грозило вырасти до пугающих размеров взрослого чемпионата.

Мысли Гермионы плавно вернулись к главному предмету её переживаний, и она загрустила ещё сильнее.

«Профессор Снейп, не кажется ли вам, что уже давно пора меня поцеловать?»

Абсурд да и только, ну как она скажет Снейпу нечто подобное? Нет, она не опасалась нарваться на грубость, напротив, последние месяцы Снейп был предельно вежлив с ней. Настолько пугающе вежлив, что порой она с невероятной завистью следила за лёгкими пикировками, что с изрядным постоянством случались у Снейпа с директором.

— Вы нравитесь ему, мисс Грейнджер, сильнее, чем он готов себе в этом признаться, — сказала ей однажды МакГонагалл, поймав её несчастный, расстроенный взгляд.

— Почему вы так считаете, профессор? — спросила она с надеждой, не став отнекиваться и отрицать очевидное.

— Рядом с вами он становится язвительнее, но сдержаннее.

Слова МакГонагалл не показались Гермионе утешительными, и она вновь погрузилась в тоскливую пучину сомнений, с каждым днём затягивающую её всё глубже и глубже.

А вокруг неё весь мир словно сошёл с ума, и она слышала только одно — квиддич, квиддич!

Как Гермиона и предполагала, Гарри оказался прекрасным учителем. Он тщательно готовился к урокам, проводил много практических занятий и всегда пытался привнести в скучную одобренную Министерством образовательную программу нечто новое и запоминающееся.

Бюджет школы, сильно урезанный после войны, не позволял Поттеру расчитывать на многое, но не в его характере было так просто сдаваться. В мрачных подземельях Хогвартса Гарри изловил боггарта и два десятка красных колпаков, а затем они с Филчем целую неделю гонялись за тёмным шотландским бесом, пока в пылу преследования едва не утопили худую костлявую тварь на дне его же собственного колодца. Вообще эти двое, к удивлению Гермионы, совершенно неожиданно нашли общий язык. Они много времени проводили вместе, рыская по школе и её окрестностям, и Филча не раз можно было встретить с победным видом ковылявшим по коридорам Хогвартса и волочащим за собой то клетку со свежепойманными докси, то мешок с кусачими садовыми гномами. По соседству с кабинетом Защиты Гарри создал настоящую кунсткамеру. Со временем в ней появилось столько странных волшебных тварей, что его коллекции мог бы позавидовать даже профессор Снейп, долгое время со своими многочисленными заспиртованными монстрами в банках удерживавший в Хогвартсе пальму первенства. Поттер, кстати, даже однажды отважился попросить одну из этих банок у самого профессора и к своему огромному удивлению совершенно неожиданно её получил. А в начале октября по просьбе того же Гарри Почти-Безголовый-Ник пригласил в школу знакомую банши, и она два часа пронзительно орала на весь Хогвартс, пока Поттер вёл занятия у шестикурсников.

Вообще, кипучей энергии Гарри можно было только позавидовать. Поговаривали, что они с Флитвиком обсуждали открытие дуэльного клуба, но их затею не поддержала МакГонагалл, опасавшаяся, что особо ретивые дуэлянты могут разрушить школу раньше, чем это сделает турнир по квиддичу. Эту версию развития событий Гермиона, конечно, услышала от Снейпа. Сам Гарри данное высказывание никак не прокомментировал и, весело улыбнувшись Гермионе, пообещал подговорить братьев Уизли выпустить к чемпионату по квиддичу коллекционные фигурки самых знаменитых волшебников столетия, и Гермиона догадывалась, кому в этой коллекции будет отведено почётное место.

И всё же, чтобы осилить свалившуюся на Гарри нагрузку, одного неиссякаемого энтузиазма было явно недостаточно. Он понял это, когда к концу сентября, абсолютно вымотавшись, вдруг обнаружил себя перед лицом неумолимо надвигающихся отборочных соревнований по квиддичу и необходимостью набирать объединённую команду для школы. И Гарри уехал в Лондон. Он провёл в Министерстве Магии двенадцать часов, обошёл немало кабинетов и вернулся усталый, но довольный, с новым внушительным грантом на образование. Макгонагалл радовалась деньгам ровно неделю, до тех пор, пока в Пророке не появилась отвратительная статья, утверждавшая, что по просьбе Поттера Министерство конфисковало семейное состояние одного из Пожирателей смерти, находящегося в заключении в Азкабане, и выделило эти деньги Хогвартсу. В школу полетели гневные письма, но Гарри успокоил МакГонагалл, сказав, что всё это неправда и что деньги выделил Попечительский совет. "Пророк" напечатал опровержение, и спустя несколько дней неприятная ситуация, так и не найдя подтверждения, сама по себе незаметно сошла на нет. И лишь Гермиона знала, что на самом деле деньги были от Дафны. Вернее, от её отца. Гринграссы предложили, чтобы их старшая дочь стала новым Попечителем школы, и благодаря протекции и поручительству Гарри Поттера, Министерство дало своё согласие. Школе нужны были деньги, а большая часть прежних Попечителей находилась в изгнании, а то и вовсе в Азкабане, и Шеклболт, будучи практичным здравомыслящим политиком, прекрасно понимал, что обескровленному Министерству сейчас не по карману заниматься чистоплюйством и воротить нос.

С деньгами Дафны дело быстро пошло на лад. МакГонагалл нашла прекрасного поставщика нечисти в Южном Уэльсе, и болотников, леших и фонарников стали привозить в Хогсмит на поезде, в специальном багажном вагоне, где они, тихонько подвывая и постанывая, пугали впечатлительных смотрителей на промежуточных станциях.

Самым удачным своим приобретением Гарри конечно же считал мумию, присланную из Египта бывшим коллегой Билла Уизли — странным парнем в пенсне по фамилии Фицпатрик-Джон. Бережно уложенная в чудной маленький саркофаг, она казалась похожей на безобидного ребёнка, спеленать которого сподобился не очень умелый, но очень старательный отец. Куски бинтов торчали у неё из-под мышек, а там, где в щели между бинтами полагалось находиться глазам — тускло поблёскивали кроваво-красные рубины. Забальзамированное чудище восстало лишь с третьей попытки. Гарри старательно читал приложенный к посылке свиток, но то ли его излишне британское произношение смущало мумию, то ли ей не нравился холодный шотландский климат, однако дело очень долго не двигалось с мёртвой точки. Вылезла мумия из саркофага лишь когда Гарри выпил мерзкое зелье, любезно присланное Парвати Патил, прознавшей о его неудачных экспериментах в некромантии. Зелье в инкрустированном флаконе, снабжённое краткой пояснительной запиской — «открывает чакры, выпить не перемешивая» — оказалось крайне эффективным. Восставшую мумию ловили всем преподавательским составом. Перепугав насмерть половину учеников и презрев все попытки Поттера загнать её в саркофаг стандартными заклинаниями из учебника пятого курса, мумия едва не съела миссис Норрис, а затем целый час висела на люстре Большого Зала, раскачиваясь в такт её монотонному поскрипыванию.

Положение спас профессор Флитвик: он уменьшил мумию до размеров небольшого скарабея и засунул её в коробочку из-под жевательной резинки Друбблз. Так что в целом история закончилась хорошо, правда, пятикурсники ещё долго обсуждали урок по Защите от тёмных искусств, на котором их ловила мумия.

Но к середине октября Гарри неожиданно охватила тоска, и все попытки Гермионы расшевелить его заканчивались ничем. Вечерами он в одиночестве гулял вдоль озера или подолгу сидел возле белой гробницы, словно намеренно избегая шума и суеты школы, к которым так отчаянно стремился всё лето.

— Скучаешь по Джинни? — без всяких предисловий спросила Гермиона, в очередной раз застав его на берегу Чёрного озера. — Почему ты ей просто не напишешь?

— Это не так просто, Гермиона, — упрямо ответил Гарри.

— На самом деле это гораздо проще, чем тебе кажется. Джинни достаточно мудра, чтобы дать тебе время разобраться в собственных чувствах, но она не будет ждать тебя вечно.

— Я знаю, — Гарри нахохлился и, зябко ёжась, засунул руки в карманы, — но что, если я так и не понял, чего хочу?

— Ты так и не смог сделать выбор?

Прямота вопроса застала Гарри врасплох, он удивлённо посмотрел на Гермиону и осторожно спросил:

— Ты меня осуждаешь?

— Как ни странно, но нет. Джинни — моя подруга, но если ты ошибся, и твоя любовь к ней была лишь детской увлечённостью, едва ли ты сделаешь её счастливее, вернувшись к ней из чувства вины. Но избегая Джинни, ты никогда не разберёшься в себе. Воспоминания — обманчивая штука, напиши ей и ты поймёшь, скучаешь ли ты по реальному человеку или твою рану бередят лишь полузабытые образы, которые давно пора оставить в прошлом.

— И что я ей напишу? — с отчаянной безысходностью спросил Гарри.

— Расскажи ей про мумию! — с улыбкой предложила Гермиона.

* * *

С прогулки они вернулись продрогшие, но заметно повеселевшие, и, уже зайдя в замок, Гарри предложил ей выпить чаю.

Чай заваривали домовики. Насыщенный, с терпким ароматом трав, он приятно щекотал ноздри и согревал пальцы, и, делая из чашек маленькие осторожные глотки, можно было бесконечно долго болтать о пустяках.

— Какая она? Дафна? — осторожно спросила Гермиона. Гарри нахмурился, и Гермиона добавила: — Мне она показалась холодной и прекрасной, как Снежная Королева.

— Она отчаянная,— после долгих раздумий ответил Гарри. — Ради своей семьи Дафна готова на всё. И очень ранимая, она нуждается в защите, но не может этого признать, потому что тогда все сочтут её слабой.

— Ракушка с жемчужиной внутри, которую так и тянет приоткрыть...

Гарри задумался на секунду, а затем встал и достал с полки бутылку скотча.

— Они совсем разные, Гермиона. Джинни — как чай, тёплый и согревающий, его хочется пить каждый день мелкими глотками и обретать спокойствие и равновесие. А Дафна — она как виски, её хочется выпить залпом и захмелеть и творить восхитительные безумства, от которых наутро наверняка будет болеть голова.

Гари налил два стакана и протянул один Гермионе:

— Выпей, и ты поймёшь.

Он сделал большой глоток и осушил свой стакан до дна. В воздухе разлился аромат карамели и дыма.

— Чай — прекрасный напиток, но мужчины всё равно пьют виски. Потому что мы так устроены.

Гермиона задумчиво посмотрела на свой стакан и вдруг подумала о том, что Снейп едва ли видит в ней виски, скорее уж тыквенный сок, привычный, скучный, без всяких загадочных полутонов и наверняка своим постоянством уже набивший оскомину.

Она зажмурилась и тоже выпила виски залпом. В горле защипало и желудок обожгло, наполняя всё тело неожиданным теплом и странным безрассудством. И ей вдруг безумно захотелось стать Дафной, холодной красавицей, так сильно будоражившей кровь.

— Хочешь, я набью ему морду? — неожиданно предложил Гарри.

— О чём ты? — встрепенулась Гермиона, и магия напитка растаяла.

— О Снейпе! У тебя всегда так меняется лицо, когда ты думаешь о нём, и ты никогда при этом не выглядишь счастливой.

— Это не так просто, Гарри...

— О, где-то я это уже сегодня слышал, — Гарри засмеялся и, вновь наполнив бокалы виски, откинулся на спинку стула.

— Мне нужен гриндилоу, — сказал он, закрывая глаза.

— Что? — удивлённо переспросила Гермиона.

— Для урока с третьим курсом мне нужен гриндилоу, и ты не поверишь — у доброй дюжины поставщиков нечисти по всей Шотландии не нашлось ни одного. Просто они не умеют их ловить, — добавил он со знанием дела. — Я напишу Джинни про мумию, если ты поможешь мне поймать гриндилоу.

— Да ты сошёл с ума, Гарри Поттер, где ты собрался его ловить?

— В Чёрном озере, разумеется. Во время Турнира Трёх Волшебников я видел их там не менее дюжины и если я поймаю одного, никто даже не заметит.

— Гарри, сейчас октябрь!

— Я нырял в озеро в феврале, помнишь? Ну давай, Гермиона, соглашайся, это развлечёт нас. Я всё сделаю сам, тебе лишь нужно будет меня подстраховать.

— Ты ведь полезешь в озеро, даже если я откажусь?

Гарри смотрел на неё невинными зелёными глазами и успокаивающе улыбался.

— Это будет весело, вот увидишь.

— Это будет безумием, — сказала Гермиона и залпом выпила виски. Она не будет больше думать о Снейпе. Из глаз брызнули слезы и, выдохнув с отчаянной решимостью человека, решившего упасть с крутого обрыва в реку, добавила: — Нам не помешал бы флакончик Феликс Фелициса.

— Можно, конечно, украсть у Снейпа, — предложил Гарри, но, поймав возмущённый взгляд Гермионы, торопливо добавил: — Хотя у меня есть кое-что и получше!

— Что? — с надеждой спросила Гермиона.

Гарри открыл коробку, подаренную Роном, и к большому разочарованию Гермионы достал из неё несколько конфет в ярких серебристых обертках. На упаковке значилось: "Грильяж-на-абордаж" — съесть, запивая большим количеством воды: добавляет решимости, отваги и безбашенного азарта".

Глаза Гарри светились неподдельным восторгом.

— Ты не представляешь, как эта штука вштыривает! — сказал он с нескрываемым энтузиазмом.

— Гарри, — засмеялась Гермиона, — что за странные магловские словечки?

Она взяла пакет, распечатала его и внимательно осмотрела конфеты.

— Выглядит вполне безобидно.

— И действует в точности так, как написано на упаковке. Не бойся, Гермиона, ты не превратишься в девушку-кошку.

Гермиона решительно развернула конфету и отправила её в рот.

Ничего страшного не произошло. Будучи дочерью стоматологов, она никогда не любила сладкое, но "сладости-для-храбрости", как она мысленно окрестила конфеты Гарри, были вполне приятными на вкус — с легкой кислинкой и чем-то мелким, напоминающим дроблёный орех.

— Сколько времени они действуют?

— Минут тридцать-сорок.

Гермиона подумала немного и съела ещё четыре.

— И что теперь?

Гарри развернул свою порцию конфет и отправил в рот:

— А теперь мы украдём жабросли.

— Мы ничего не будем красть, Гарри! — возмутилась Гермиона. — В конце концов, я профессор трансфигурации! Не думаешь ли ты, что я не смогу превратить тебя...

— В кого, Гермиона? В акулу? Или в осьминога? Мне нужно сохранить человеческий разум и руки, чтобы не только отыскать гриндилоу, но и вытащить его на поверхность. И не надо превращать меня в подводную лодку, я по-прежнему считаю, что с перископом на голове я буду смотреться неважно.

Гермиона засмеялась и неожиданно подумала, что безнаказанность придаёт преступлению невероятно притягательный шарм — красть у профессора Снейпа будет отчаянно, непозволительно весело.

— Где твоя карта, Гарри?

Гарри вынул из кармана Карту Мародёров и развернул её на столе. Точка, подписанная "профессор Снейп", обнаружилась на восьмом этаже — она уверенно двигалась в сторону директорского кабинета и явно не собиралась возвращаться в свои подземелья в ближайшие полчаса.

— У нас достаточно времени, чтобы не только нарушить правила, но и замести следы, — удовлетворённо улыбаясь, сказал Гарри. Гермиона представила, в какой ярости будет профессор, когда утром обнаружит, что его в очередной раз обокрали, и не смогла сдержать ответной улыбки.

— Идём, — сказала она, решительно поднимаясь.

Подхватив с полки свой старенький магловский рюкзак, Гарри заторопился следом.

На лестнице, ведущей на первый этаж, было тихо. Отбой наступил пятнадцать минут назад, и сейчас в коридорах школы можно было встретить разве что дежурных преподавателей да бесшумно спешащих по своим делам привидений. Сидевшая на подоконнике миссис Норрис, издала протяжное "мяяяв" и долго смотрела им вслед осуждающим взглядом, наверняка ощущая своим кошачьим чутьём, что они замыслили что-то неладное. В подземельях их ожидаемо встретил холод; ёжась и плотнее кутаясь в мантии, они ускорили шаг, чувствуя, что промозглая сырость пробирает до костей, забираясь даже под толстые, связанные миссис Уизли, свитеры. МакГонагалл, всегда с неудовольствием взиравшая на то, как мёрзнут в коридорах подземелий дети, много раз уговаривала Снейпа наложить здесь чары всекомфортности, но профессор всякий раз отказывался — то ли из-за постоянной близости к котлам считая сырость удобным подспорьем, то ли просто из удовольствия позлить Минерву. И даже став директором Хогвартса, МакГонагалл почему-то так и не решила эту проблему.

Класс Зельеварения оказался не заперт и, тихонько приоткрыв дверь, Гарри с Гермионой скользнули внутрь. Гарри прошептал: «Люмос» и на кончике его палочки вспыхнул голубоватый огонёк, тускло осветивший низкие арочные своды. Тени испуганно заметались по стенам, и свет палочки выхватил из темноты банки с заспиртованными монстрами. Сотни мертвых глаз, не мигая, уставились на них из полумрака комнаты.

— Никогда не любил этот кабинет, — невольно вздрогнув, проворчал Гарри.

Стараясь не смотреть на монстров в банках, они прошли через весь класс и, миновав пустующие ряды парт, остановились перед дверью кладовой. Большая, тяжёлая, она казалась до странности неприступной — наверняка здесь была использована какая-то особая, внушающая неуверенность магия.

— Думаю, с защитными чарами придётся повозиться, — сказала Гермиона, с удивлением ощущая, как её захватывает энтузиазм взломщика. — Профессора Снейпа так часто обкрадывали, что он просто не мог не принять необходимые меры.

— Не думаю, что здесь что-то серьёзное, — Гарри опустился на корточки перед дверью и несколько раз провёл палочкой вверх-вниз, произнося сканирующее заклинание. — МакГонагалл никогда бы не позволила Снейпу использовать в школе действительно опасную магию.

А вот в этом Гермиона очень сильно сомневалась. Зная характер Снейпа, легко можно было представить, что он приготовит для злоумышленников какую-нибудь каверзную ловушку, а затем с невозмутимым видом будет доказывать директору, что незваные гости виноваты сами, потому как нечего было среди ночи лезть в его кабинет.

Гарри управился с защитой довольно быстро, гораздо быстрее, чем всё то же самое сделала бы она сама. Сигнальные чары обнаружились на замке, ручку опутывало кусачее заклинание, а дверной косяк по всему периметру был просто пропитан магией сжатия: пройди сквозь такое магическое поле, и дверь моментально схлопнется, зажимая неудачника дверным косяком.

— Как у тебя ловко выходит! — восхитилась Гермиона, с интересом наблюдая за тем, как Гарри накладывает на дверь заглушающие чары, вставляет магические распорки, а кусачее заклинание завязывает само на себя.

Гарри с усмешкой поднял на неё глаза и выверенным движением палочки запер кусачее заклинание в непроницаемый кокон.

— Я ведь как-никак целый аврор. Правда, мистер Робардс считает, что моему колдовству не хватает элегантности, но я предпочитаю практичный подход. Можно было бы, к примеру, дать кусачему заклинанию виртуальную кость, но ведь не дай бог оно её уронит!

Закончив возиться с замком, Гарри проверил крепость распорок, ещё раз просканировал дверь и удовлетворённо улыбнулся:

— Кажется, всё готово!

— Впервые я сделала это в тринадцать лет, — немного растерянно глядя на дверь, пробормотала Гермиона. — Я так боялась, что меня поймают, что чуть не опрокинула целый стеллаж. Шкура бумсланга оказалась тогда для меня непростым испытанием.

Она сделала шаг к двери и протянула руку, собираясь её открыть.

— Не будем нарушать традицию...

— Что-то не так, — внезапно меняясь в лице, сказал Гарри и в следующее мгновение рывком притянул Гермиону к себе.

Нечто белое и липкое с противным чавкающим звуком ринулось на них с потолка, и сердце Гермионы отчаянно сжалось. Раздался хлопок — сработали щитовые чары, и в ту же секунду полупрозрачный защитный купол накрыл их с головой.

"Шлёп!"

Гарри с Гермионой испуганно посмотрели вверх и сквозь прозрачный кокон щитовых чар увидели, что с потолка, прямо над их головами, свисают две огромные паучьи сети, похожие сейчас на спущенные воздушные шарики. Сети размеренно раскачивались из стороны в сторону, натыкаясь на внешний край щитовых чар, а по белой паутине, медленно стекая, на пол капала клейкая паучья слюна.

— Как в плохом магловском фильме, — сказал Гарри, переводя дух, — только мы решили, что всё закончилось, как вот оно вам — нате!

— Откуда взялись щитовые чары? — немного испуганно спросила Гермиона, цепляясь руками за свитер Гарри.

Поттер поднял вверх левую руку и показал Гермионе раскрытую ладонь: на безымянном пальце чернело тонкое, ничем не примечательное кольцо.

— Одноразовые щитовые чары, разработаны близнецами Уизли и взяты на вооружение Авроратом ещё четыре года назад. Не слишком мощные, но зато безотказные, от Авады, конечно, не спасут, но вот от неожиданных ловушек защитить им вполне по силам.

Он осторожно выпустил Гермиону из объятий и поднял палочку над головой.

— Лакарнум Инфламаре! — белая паутина с шипением вспыхнула, превращаясь в дурно пахнущие ошмётки. Щитовые чары развеялись, и Гарри, сняв с пальца кольцо, бросил его на пол.

— Хороши бы мы были, если бы не эти щитовые чары! — глядя на обуглившееся чёрное пятно на потолке, сказала Гермиона, чувствуя, как у неё начинают нервно подрагивать колени. — Представляю, как мы висели бы здесь до утра, обмазанные липкой паутиной, словно жалкие мухи, и со скрипом раскачивались из стороны в сторону, пока нас не нашёл бы профессор Снейп.

— Не думаю, что он снял бы нас сразу, — с лёгкой улыбкой сказал Гарри и потянул дверь кладовки за ручку.

Пора было наконец забрать жабросли.

«Б-а-а-ах!»

Мощная взрывная волна с низким, едва различимым гулом подбросила их в воздух, словно они были невесомыми пушинками, и со всей силы швырнула об пол.

Гарри с грохотом пролетел по проходу, сшибая неровно расставленные стулья, и едва не угодил головой в одну из стоящих в последнем ряду парт. Стеклянные банки на стеллажах противно задребезжали, с полок посыпались книги, факелы в настенных держателях вспыхнули и погасли, а затем всё вдруг разом затихло, и наступила пугающая, зловещая тишина.

— Ты цела? — встревоженно спросил Гарри, лежа на спине.

— Немного ударилась головой, а так всё в порядке, — Гермиона медленно села, ощупывая затылок, голова гудела и кружилась, но в остальном она чувствовала себя вполне сносно. Все-таки именно Гарри принял на себя основную силу удара. — А ты как?

— Кажется, ничего не сломал, — Гарри приподнялся на локтях, поправил чудом уцелевшие очки и стал шарить по полу, пытаясь отыскать укатившуюся палочку. — Что это было? — спросил он слегка ошарашенно.

— Не знаю, — честно призналась Гермиона, — возможно, отталкивающие или отражающие чары, просто очень сильные.

Она достала из кармана мантии собственную палочку и произнесла заклинание.

Зажегшийся на кончике палочки голубоватый свет показался Гермионе каким-то беспомощным и слабым, впрочем, едва ли стоило этому удивляться: после такого удара по голове можно было и вовсе забыть, как колдовать.

— Нашёл! — радостно воскликнул Гарри, вынимая из-под парты укатившуюся палочку и осторожно поднимаясь на ноги. — Неслабо меня, однако, приложило, — добавил он, потирая ушибленное плечо.

Распахнутая настежь дверь кладовки уныло покачивалась на одной петле.

— Ну, хоть с этим мы разобрались! — по-прежнему сидя на полу, сказала Гермиона.

* * *

Жабросли обнаружились на второй полке сверху, в разделе «Растительные ингредиенты водной среды».

Гарри вынул из банки целую горсть, понюхал для пущей уверенности и с довольным видом убрал жабросли в карман.

— Свежие,— сказал он, возвращая банку на место.

Вдвоём они немного постояли перед висящей на одной петле двери и единодушно решили, что чинить её они всё-таки не станут. После такого удара сделать всё, как было, не представлялось возможным, а значит, и времени тратить на уборку не имело никакого смысла. Всё равно Снейп сразу поймёт, что здесь побывали незваные гости.

— Думаю, нам пора уносить ноги, — сказал Гарри, опасливо выглядывая в коридор из дверей классной комнаты, — хорошо, что ударная волна была почти беззвучной, но всё равно стоит поторопиться.

Он взял Гермиону за руку, и друзья бегом припустили в сторону лестницы, ведущей в холл первого этажа.

* * *

На улице было по-осеннему зябко. Нырнув в темноту ночи, Гарри и Гермиона быстрым шагом пересекли маленький двор, обогнули фонтан и, миновав арку, стали спускаться вниз с холма. Ночь выдалась туманной и сырой, роса осыпала уже местами пожухлую траву, и стоило им свернуть с посыпанной гравием дороги, как ноги мгновенно стали мокрыми. Чёрная гладь озера встретила их мелкой рябью. Ветер то поднимался, то утихал, и грустные кусты плакучей ивы что-то шептали, размеренно покачивая над водой своими поникшими ветвями.

— Думаю, это место вполне подойдёт, — сказал Гарри, бросая на землю рюкзак. Он взглянул на Гермиону, на её раскрасневшееся лицо с широко распахнутыми глазами и от души расхохотался. Смех получился немного нервным, но очень искренним. — Вот так приключение! Похлеще трёхголового пса, Норберта и шкуры бумсланга вместе взятых!

Гермиона без сил повалилась на мокрую траву, пытаясь перевести дух. Только что пережитые события будоражили кровь, ей отчаянно хотелось закричать, чтобы выплестнуть переполнявшие её эмоции, но она сдержалась, в глубине души понимая, что всему виной пережитый стресс и веселящие конфеты. Нужно было просто успокоиться и постараться взять себя в руки.

Гарри присел на корточки и расстегнул рюкзак. В рюкзаке обнаружились пояс аквалангиста, маска для подводного плавания, нож в удобном чехле, бутылка виски, складные магические силки и большая стеклянная банка, доверху заполненная какими-то растениями.

— Что это? — с интересом спросила Гермиона, заглядывая ему через плечо.

— Водяная вербена, — Гарри протянул банку Гермионе и застегнул рюкзак, — подарок Невилла.

Внутри банки лежали длинные жёлтые водоросли, закрученные в довольно тугой узел.

— Я где-то слышал, что в древности русалки использовали водяную вербену, чтобы приманивать потерпевших крушение моряков. Не знаю, правда ли это, но, по словам Невилла, водяная вербена — самое любимое лакомство гриндилоу.

Гермиона открыла банку и осторожно принюхалась.

— Странный запах, — сказала она с сомнением.

— Невилл говорит, что сработает. Вроде как тритоны и русалоиды при помощи вербены выманивают гриндилоу из укрытий, чтобы затем изловить их и посадить на цепь,— Гарри стянул через голову свитер и бросил его на траву. — Я видел, как в деревне водяного народа гриндилоу использовали в качестве сторожевых собак.

— Может всё-таки наколдовать тебе воздушный пузырь? — ощущая неясное беспокойство, спросила Гермиона. Едва ли профессор мог намеренно испортить жабросли, но после сегодняшних событий она ни в чём не была уверена.

Гарри отрицательно покачал головой, торопливо стягивая футболку и брюки.

— Я не такой уж отменный пловец, а с перепонками и ластами плавать гораздо легче. Пузырь же будет постоянно выталкивать меня из воды.

Наконец он справился с одеждой и, стоя на едком октябрьском ветру, так отчетливо застучал зубами от холода, что затея с поимкой гриндилоу показалась Гермионе ещё более безумной.

Поддавшись минутному порыву, Гермиона стремительно поднялась и горячо обняла Гарри за дрожащие плечи. Что, если она делает очередную глупость, позволяя ему нырять в эту ледяную воду?

— Всё будет хорошо, Гермиона, — ободряюще сказал Гарри и, мягко отстранившись, решительно застегнул на талии пояс с ножом. — На это раз я отлично подготовился.

Он подмигнул ей, засунул в рот жабросли, взял банку с вербеной, ловушку, маску и, всё так же стуча зубами, медленно побрёл в Чёрное озеро.

Жабросли сработали, как им и положено — без всяких подвохов, удушающих захватов и неожиданных отравлений, ничего из того, что в своём растревоженном воображении нарисовала себе Гермиона, так и не случилось. Прошла пара напряжённых минут, Гарри предсказуемо схватился за шею и быстро нырнул, оставляя на поверхности воды едва заметные круги. Гермиона прошла вдоль берега, внимательно прислушиваясь к ещё какое-то время доносившимся из темноты всплескам, но вскоре и они затихли где-то вдалеке, и кроме шума ветра, шуршащего листьями в ивняке, уже ни один звук не нарушал тишины озера.

"Надо было нырнуть вместе с ним", — запоздало подумала Гермиона, тревожно вглядываясь в темноту. Несмотря на то, что с жаброслями всё обошлось, чувство беспокойства по-прежнему не покидало её. Время тянулось медленно, с пугающим однообразием отсчитывая секунду за секундой и с каждым оборотом минутной стрелки вселяя в сердце Гермионы всё более ощутимый страх. Прошлое погружение Гарри на дно Чёрного озера Гермиона благополучно проспала, и тяготы ожидания не имели тогда над ней подобной власти. Сейчас же, оставшись на берегу в полном одиночестве, она вдруг отчётливо осознала, что просто не может заставить себя не думать о самом худшем. В её воображении русалки опутывали Гарри своими сетями, жабросли вдруг переставали действовать в самый неподходящий момент, а коварные гриндилоу сбивались в стаи и набрасывались на её друга шумной хищной толпой, так и норовя утащить его на самую глубину озёра. Остаточное воздействие веселящих конфет будоражило кровь, всплеском жгучего адреналина принуждая её метаться по берегу и напряжённо вглядываться в подёрнутую рябью поверхность воды в поисках первых признаков подступающей беды, и даже здравый смысл, всегда служивший Гермионе опорой во всех её начинаниях, на этот раз оказался бессилен.

— С ним всё будет в порядке! — убеждала она саму себя, стараясь успокоиться. — Ему уже не тринадцать. Гарри дипломированный аврор, обученный приёмам боевой магии, побывавший в передрягах куда более опасных, чем ночное купание в школьном озере, населённом русалками и тритонами, прекрасно знающими, как опасно связываться с волшебником. Да и гриндилоу на самом деле достаточно слабы, и справиться с ними под силу даже третьекурснику.

Слова эти, казалось, немного уняли её безумное сердцебиение, и Гермиона, усевшись на берегу на поваленное дерево, приготовилась терпеливо ждать. Усилившийся было ветер постепенно разогнал тучи над Хогвартсом, обнажив бледный диск луны, а затем неожиданно затих, растворившись в высоких кронах сосен. Листья перестали тревожно шелестеть, нашёптывая Гермионе пугающие мысли, и озеро, растеряв всё своё сходство с чёрной бездной, засеребрилось, словно усыпанный жемчугом ковёр.

Теперь, когда сумрак ночи отступил, окружающий пейзаж вдруг приобрёл знакомые очертания, и страх, ещё недавно казавшийся Гермионе почти осязаемым, неожиданно рассеялся вместе с темнотой. Осмотревшись, она без труда разглядела примостившуюся на левом берегу хижину Хагрида, всю в россыпи оранжевых тыкв, Дракучую Иву, плавно покачивающую тяжёлыми ветвями, а за ней едва различимые силуэты мифических великанов — деревянные скелеты башен Хогвартского стадиона, на время лишённые своих тканых убранств. Мысли о Гарри невольно отступили на второй план, и Гермиона впервые за вечер задумалась о тех последствиях, с которыми им неизбежно придётся столкнуться, как только профессор обнаружит разгром в своей кладовой. Желание не сознаваться было всепоглощающим. Не то, чтобы Гермиона всё ещё боялась Снейпа, скорее наоборот, но всё же направленный на неё гнев профессора казался ей сейчас не лучшим способом для разрешения существующих между ними разногласий. Воспоминания об их школьных годах по-прежнему вызывали у профессора попеременно то праведный гнев, то зубной скрежет, и «дурной пример» — проступок, который им с Гарри в этот раз безусловно поставят на вид — наверняка окончательно испортит в глазах профессора её и без того порядком подмоченную репутацию.

Внезапно какой-то странный звук привлёк внимание Гермионы. Мысли о Снейпе мгновенно вылетели из головы. Она замерла, напряжённо прислушиваясь, и со вновь пробудившимся беспокойством стала всматриваться в абсолютно спокойную гладь озера. Неровный, едва различимый звук, родившийся где-то в глубине чёрной воды, напоминал скрип несмазанных дверных петель — долгий, пронзительный, постепенно набирающий силу. Он становился всё громче и протяжнее, пока не перешёл в низкий вибрирующий рёв, звучащий на такой раздражающей частоте, что захотелось заткнуть уши.⁽¹⁾ А затем совершенно ровная поверхность озера вдруг пошла волной, вспенилась и покрылась тёмными буграми беспорядочно мельтешащих щупалец. Они то появлялись, то вновь исчезали, взлетали в небо, рассекая воздух подобно кнутам, а спустя мгновение с ужасающим грохотом обрушивались вниз. Гермиона вскочила с поваленного дерева и, не раздумывая, бросилась к воде.

На середине Чёрного озера бушевал разгневанный Гигантский кальмар.

* * *

Мысль о том, что Гиганский кальмар может причинить кому-то вред, ещё минуту назад показалась бы Гермионе совершенно абсурдной. Древний монстр, веками живший на территории школы, всегда демонстрировал своё исключительное дружелюбие. Время от времени он всплывал на поверхность, чтобы погреться в лучах заходящего солнца, добродушно лакомился угощениями и позволял подёргать себя за щупальца, а иногда даже помогал Хагриду вылавливать из воды нерадивых учеников вроде Денниса Криви, падавших за борт лодки из-за своей патологической неспособности усидеть на одном месте. Но сейчас от былого добродушия не осталось и следа. Огромное стофутовое чудище взметнуло в небо свои щупальца, хлёстко рассекло промозглый воздух и со всей силы ударило ими о воду. Поднятая волна откатилась к берегу, едва не сбив Гермиону с ног, а рёв кальмара набрал такую силу, что в хижине Хагрида зажёгся свет, и, переполошившийся от поднятого шума Клык, визгливо и испуганно завыл.

И где-то там среди всего этого полнейшего безумия был сейчас Гарри!

Гермиона торопливо произнесла заклинание головного пузыря, но то ли от страха, то ли от переполнявшего её возбуждения колдовство не получилось ни с первого, ни со второго раза. Похолодевшие руки мелко дрожали, и лишь когда она вошла в воду почти по грудь, маленький жалкий пузырь наконец охватил её голову, плотно смыкаясь у основания шеи.

Гермиона решительно подняла руки вверх и, с силой оттолкнувшись от галечного дна, нырнула в озеро.

* * *

Оказавшись под водой, Гермиона на мгновение почти полностью ослепла. Лунный свет с трудом пробивался сквозь поверхность озера, и через мутную пелену она с трудом смогла различить лишь собственные руки. Мантия, опутавшая ноги, мешала свободно двигаться, холод стальными иглами вонзился в спину и грудь. Гермиона поплыла, быстро работая ногами, борясь с ледяной водой и не обращая внимания на охватившее её онемение. В отличие от Гарри она была отличным пловцом, и уже через несколько минут тело её разогрелось и стало послушным, а глаза настолько привыкли к слабому лунному свету, что начали различать тёмные пятна водорослей и высокую подводную гряду, уходящую в глубину озера.

Гермиона пристроилась к этой гряде, боясь в темноте потерять верное направление, и немного сбавила темп. Гарри нигде видно не было, а глухой низкий рёв кальмара и непрекращающийся шум от молотивших по поверхности воды щупалец заглушали любые звуки, и даже если бы друг звал её на помощь — она бы этого просто не услышала. Плана действий не было, и поэтому Гермиона поплыла на шум, на всякий случай достав из кармана палочку. Плыть с палочкой в руке оказалось неудобно, зато уверенности сразу прибавилось. Она преодолела почти три сотни футов, когда воду неожиданно разрезал столб яркого, мгновенно ослепившего её света. Гермиона инстинктивно прикрыла лицо руками, наткнулась на поверхность пузыря и от неожиданности едва не выронила палочку. Столб света метнулся в сторону, описал неровный круг, а затем, словно прожектор, ударил куда-то вверх, выхватывая из темноты огромное продолговатое тело, едва различимое в бурлящем водовороте воды и пены. И в ту же секунду Гермиона увидела Гарри. Он плыл, постоянно меняя направление, петляя из стороны в сторону, а гигантские щупальца кальмара хлестали по воде, пытаясь его схватить. В руках вместо палочки Гарри почему-то сжимал трезубец, а яркий столб света, секундой ранее ослепивший Гермиону, шёл от его маски для подводного плавания, превращая её в подобие мощного магловского фонаря.

Гермиона рывком приняла вправо и изо всех сил заработала ногами, стремясь как можно быстрее добраться до Гарри. Как назло, все подходящие заклинания разом вылетели из головы: Ступефай подействовал бы на гигантского кальмара, как на слона дробинка, огненные заклинания под водой не действовали, а Бомбарда Максима наверняка возымела бы эффект разорвавшейся бомбы, от которой их всех разметало бы по округе, оглушив и повредив барабанные перепонки. Было ещё связывающее заклинание, но до этой минуты Гермионе никогда не доводилось применять его к столь огромному существу, да ещё и делать это в воде.

Она уже почти достигла поверхности, когда одно из щупалец, атаковавшее ранее Гарри, изменило направление и неожиданно метнулось к ней. Всё произошло так быстро, что Гермиона смогла лишь мельком разглядеть коричневую кожу и сдвоенный ряд бледных полусферических присосок, и даже не успела вскинуть для защиты палочку, как чьё-то мощное тело оттолкнуло её в сторону, и она завертелась, беспомощно барахтаясь в воде, не понимая, где верх, а где низ, мгновенно потеряв Гарри из виду. Испуганная, дезориентированная, Гермиона что было мочи закричала: "Гладиус!", выставив палочку прямо перед собой, но вместо разящих кинжалов из палочки вырвался сноп бесполезных шипящих искр. И в этот миг Гермиона увидела тритона. Он был так близко, что можно было разглядеть голубоватые чешуйки на его хвосте. Волосы тритона разметались вокруг его головы, придавая ему пугающее сходство с Медузой Горгоной, тонкий рот скалился острыми зубами, а выражение лица, лишь отдалённо напоминающего человеческое, показалось Гермионе похожим на обезумевшую морду оборотня. На одно короткое мгновение ей почудилось, что тритон вновь ударит её, но он сделал лишь резкое движение трезубцем, стараясь попасть куда-то поверх её головы, и Гермиона скорее почувствовала, чем увидела, что трезубец воткнулся в щупальце кальмара, подобно хлысту пытавшемуся обхватить её за шею.

Вода окрасилась синей кровью, и тритон яростно замахал руками, стремясь прогнать Гермиону прочь, но очередной удар кальмара пришелся ему в торс; щупальце обвило тритона чуть выше груди и резким рывком утащило его наверх, туда, где в водовороте воды и пены творился сейчас настоящий хаос. Гермиона вновь вскинула палочку, надеясь послать заклинание вслед, но ничего не вышло. На этот раз не было даже искр. Она растерянно уставилась на палочку, и в тот момент, когда не сработал даже простейший Люмос, страх железными тисками сдавил Гермионе сердце.

Её магия больше не работала!

* * *

Сама не понимая, что делает, Гермиона в отчаянии потрясла палочкой, словно магловским фонариком с подсевшими батарейками, но прежде чем хотя бы одна искра вылетела из разом ставшей бесполезной деревяшки, рядом с ней появился ещё один тритон. Он выглядел намного уродливее и неприятнее первого, а его голый мускулистый торс пересекал огромный застарелый шрам, идущий от правого плеча до самого пояса. Тритон что-то угрожающе закричал на своём русалочьем языке и, размахивая руками, стал оттеснять Гермиону вниз, в сторону подводной гряды. За его спиной, один за другим безмолвно выныривая из глубины, словно из пасти какого-то мифического безглазого чудовища, начали появляться другие тритоны. Они быстро поднимались к поверхности, сжимая в руках трезубцы, и Гермиона поняла, что жители озера спешат на помощь к Гарри.

Тритон, пытавшийся прогнать Гермиону, вновь зло зашумел на неё, и Гермиона, неловко пятясь, стала медленно отплывать к гряде, неохотно подчинившись его воле. Она больше не могла видеть друга, но свет от его маски то и дело мелькал где-то у самой поверхности, разрезая толщу воды и выхватывая из темноты бледные тела тритонов, старающихся утихомирить гигантского кальмара. Они кружили вокруг его продолговатого сигарообразного тела, уворачиваясь от яростно бьющих по воде щупалец, и иногда пускали в ход свои трезубцы. Гермиона понимала, что без палочки она абсолютно беспомощна, но мысль о том, что можно бросить Гарри в опасности и просто вернуться на берег, никогда не могла бы прийти ей в голову, поэтому она просто спустилась к самой гряде и, не обращая внимания на тритона, стала рыться среди разбросанных вокруг скальных обломков, подбирая подходящий по размеру камень. Решив, что его подопечная проявила наконец должное благоразумие и не намерена вновь приближаться к кальмару, тритон с силой ударил хвостом и, быстро набирая скорость, поплыл наверх, торопясь присоединиться к своим товарищам.

Спустя несколько минут Гермиона нашла то, что искала — длинный, продолговатый камень удобно лёг в руку, а его треугольный заострённый край мог без труда посоперничать в своей остроте с наконечником хорошо заточенного копья. Примерив камень в руке, Гермиона сделала два пробных взмаха и уже собралась было последовать за тритоном, как чья-то костлявая рука схватила её за лодыжку. Гермиона вскрикнула от испуга и яростно замолотила в воде ногами, пытаясь освободиться. Но следом за первой рукой из зарослей агистерия появились еще несколько тонких трёхпалых рук, усеянных липкими присосками. Вцепившись Гермионе в лодыжки, они потащили её вниз, в чёрную глубину озера, туда, где у основания скальной гряды поднимался совершенно непроницаемый для лунного света лес водорослей.

Гриндилоу!

Лишённая своей магии, оставшаяся в полном одиночестве, Гермиона оказалась совершенно беспомощна перед этими мерзкими подводными тварями с рогатыми головами и щупальцами вместо ног. Их были десятки — они выныривали из темноты, хватали её за мантию, колени и запястья и отчаянно тянули вниз. И хотя Гермиона изо всех сил отбивалась камнем, безжалостно ломая вцепившиеся в неё костлявые пальцы, в одиночку справиться с ними ей было явно не по силам. Гриндилоу проволокли её по каменной гряде, всё быстрее увлекая на глубину, и Гермиона, больно обдирая спину о край скалы, отчаянно закричала, надеясь позвать на помощь. Но тритон был уже слишком далеко! А затем она ударилась головой о выступ скалы и едва не потеряла сознание. И когда яркий белый свет, пришедший откуда-то сверху, ослепил её, мысль о том, что это конец и её приветствуют небеса, не показалась ей такой уж абсурдной.

Но это был Гарри. Он яростно работал трезубцем, раскидывая гриндилоу во все стороны, а яркий свет, исходящий от его маски, пугал бледных тварей ничуть не меньше, чем острые зубья его оружия.

Гарри расправился с гриндилоу всего за несколько секунд, и прежде, чем последний водяной чёрт испуганно нырнул на глубину озера, стараясь спасти свои переломанные пальцы, в руках Гарри неожиданно щёлкнула магическая ловушка. Он ловко подбросил её вверх, и та, мгновенно увеличившись в размерах, втянула гриндилоу внутрь себя.

Выронив камень из ослабевших рук и чувствуя, как меркнет сознание, Гермиона стала медленно погружаться на дно. Ловушка с гриндилоу плыла над её головой, и, видя яркий и неровный свет фонаря, Гермиона думала о том, что, отправляясь в страну вечных снов, она, возможно, больше никогда не увидит звёзды.

1) lllolll.ru/bloop/ — здесь можно послушать какой звук в реальной жизни издают гигантские кальмары

Вернуться к тексту

Очнулась Гермиона уже на берегу. Она лежала навзничь на мягкой траве, всего в нескольких футах от кромки воды, и в лицо ей светила огромная, посеребрённая инеем луна. Собственное тело казалось странно чужим, ноги и руки онемели и совершенно не желали слушаться, а в районе затылка пульсировала тупая ноющая боль. Кто-то неловко дёрнул её за рукав, словно пытаясь вытряхнуть из одежды, и разом усилившаяся боль заставила её застонать.

— Гермиона! — воскликнул Гарри, своей взлохмаченной головой мгновенно заслоняя от неё луну, и только тогда она наконец поняла, что лежит на земле, а Гарри стоит возле неё на коленях и пытается стянуть с неё мокрую мантию.

— Я в порядке, — сказала Гермиона, едва шевеля губами, и сделала не слишком уверенную попытку сесть. Голова резко закружилась, и пришлось закусить губу, чтобы справиться с подкатившей тошнотой.

— Слава Мерлину, — с облегчением выдохнул Гарри, без сил опускаясь рядом на траву. — У тебя вся голова в крови, я уж подумал...

Он не договорил, а Гермиона, потянувшаяся было к затылку, тут же отчаянно зашипела от боли. Голова оказалась обмотана порядком набухшей от крови тряпкой и при прикосновении болезненно саднила.

— Думаю, ничего серьёзного, я просто немного ударилась о камни, — сказала она, ощупывая рану.

Импровизированная повязка наверняка была футболкой Гарри.

— Я не помню, как ты вытащил меня из воды, — призналась она, растерянно оглядываясь по сторонам.

Изо рта белым облачком вырывался пар, и звёздное небо, опрокинувшись вверх ногами, отражалось в воде. Посреди озера, безвольно раскинув во все стороны свои длинные щупальца, плавал гигантский кальмар, а вокруг его неподвижного, перевёрнутого вверх брюхом тела суетились многочисленные русалки и тритоны. По левому берегу, направляясь в их с Гарри сторону, бежал Хагрид. В одной руке он сжимал вилы, а в другой — свой розовый зонтик. Вероятно, именно брошенное Хагридом заклинание оглушило гигантского кальмара, позволив им с Гарри выбраться из воды.

— Я не могу колдовать, — беспомощно сказал Гарри, словно оправдываясь за то, что не сумел высушить их одежду и более умело обработать рану.

— Я тоже, — призналась Гермиона. — Думаю, это побочное воздействие защитных чар, наложенных профессором Снейпом на дверь кладовой. Есть такое заклинание — Defatigatus, оно на время лишает магической силы.

— Чёртов параноик! — зло выругался Гарри, с усилием заставляя себя подняться. — Тебе нужно переодеться, Гермиона.

Он принёс собственные брюки и вязаный свитер и протянул их Гермионе, но, видя, что она собирается протестовать, примирительно добавил:

— Мне хватит и мантии.

Отдав Гермионе свою сухую одежду, Гарри набросил на плечи мантию и стал торопливо собирать разбросанные по берегу вещи: кроссовки, маску, ласты и клетку-ловушку. Гермиона переоделась, с трудом шевеля онемевшими от холода пальцами, и вновь тяжело опустилась на траву. Казалось сражение с собственной одеждой лишило её остатков сил.

Гарри порылся в своём рюкзаке и вернулся с початой бутылкой виски.

— Выпей, — велел он, глядя на неё с тревогой.

Ощущая непонятную вялость, Гермиона послушно открыла рот и сделала большой глоток. Надсадный кашель мгновенно разорвал лёгкие, и виски брызнул на свитер.

— Боже, Гарри! — прохрипела она, стараясь не задохнуться.

Обжигающий напиток растёкся по замерзшему телу спасительным теплом, мгновенно приводя её в чувство.

А потом её нёс на руках Хагрид, и тёмное небо качалось над головой, усыпанное мириадами светящихся звезд...

* * *

В Хижине Хагрида ей наконец стало лучше. Расположившись в огромном кресле, она сидела, поджав под себя ноги, и, завернувшись в кокон из одеял, пила чай.

— Не могу понять, как такое случилось? — с искренним недоумением говорил Хагрид. — Кисточка в жизни ни на кого не нападал.

— Кисточка? — в один голос воскликнули Гарри и Гермиона, растерянно переглядываясь.

— Ну да, а что тут такого? — немного смутившись, ответил Хагрид. — Должно же у него быть какое-то имя.

— Гиганский кальмар! — всё так же в один голос ответили Гарри и Гермиона.

— Гигантский кальмар это не имя. Я же не называю, к примеру, Клыка собакой, — сказал Хагрид, и валявшийся у двери Клык с интересом поднял голову. — Без имени-то оно ведь никак нельзя! Как ему жить-то в нашем человечьем мире? Только представь, Гермиона, если бы родители при рождении никак тебя не назвали? А Кисточка, он ведь и не знал своих родителей, говорят, его привезли в Хогвартс совсем маленьким, чуть больше трёх футов росту. Ему наверняка было очень одиноко. Вот я и решил дать ему имя, чтобы всё было как положено, по-человечьи, а Дамблдор не возражал. Великий человек был — как чужую душу чувствовал!

И Хагрид расстроенно всхлипнул.

Мысль о том, что Кисточке было, вероятно, не менее тысячи лет, Хагрида, по-видимому, ни капельки не смущала.

— Наверное, Гарри, ты чем-то его обидел? — сказал лесничий, прихлебывая из кружки горячий чай и задумчиво покачивая головой. — Иначе и не знаю, что и думать.

— Ни Гарри, ни Гигантский кальмар ни в чём не виноваты, — вздыхая, призналась Гермиона. — Всё дело в магии.

Она густо покраснела и, глядя на старый потёртый ковёр Хагрида, виновато добавила:

— Сегодня ночью мы с Гарри залезли в кладовую профессора Снейпа, чтобы взять жабросли, и попали под воздействие защитных чар. Там было одно заклинание, Defatigatus, как я полагаю. Это заклинание на время полностью блокирует магическую силу. Когда сработали защитные чары, Гарри стоял прямо передо мной, поэтому основной удар пришёлся на него. Мне же, вероятно, досталось лишь рикошетом. Не разобравшись, в чём дело, мы приняли это заклинание за мощные оглушающие чары. Когда Гарри нырнул в Чёрное озеро, Гигантский кальмар, не почувствовав в нём магии, набросился на него, ошибочно решив, что он магл. Я читала в истории Хогвартса, что Основатели специально поселили детёныша Гиганского кальмара в Чёрном озере, чтобы он отваживал маглов от будущей школы. Вот почему Гиганский кальмар, никогда не трогавший детей-волшебников, неожиданно напал на нас.

— Вот, значит, как... — растерянно сказал Хагрид, — какие заклятья профессор Снейп для детишек-то заготовил!

— Не думаю, что профессор мог предположить, что, ограбив его кладовую, мы полезем в Чёрное озеро, — испытывая странную потребность оправдать Снейпа, сказала Гермиона.

— Да вы и сами-то хороши! — спохватился Хагрид. — Мало вы бедокурили, пока в школе-то учились, а теперь, значит, вновь взялись за старое? Вот дознается профессор Снейп, чьих это рук дело — беды не миновать!

Гермиона тяжко вздохнула. После всего, что произошло на озере, дознаться и правда будет несложно.

* * *

Сам профессор Снейп не заставил себя долго ждать.

Спустя четверть часа на дорожке, петлявшей среди тыкв, захрустел гравий, скрипнула входная дверь, и в хижину стремительно вошла профессор МакГонагалл. Под наспех накинутой директорской мантией угадывалась ночная сорочка, на голове — зелёный чепец для сна. Бледная и взволнованная, она смотрела на них с таким осуждением, что впору было немедленно провалиться сквозь землю. Снейп, чернее тучи, стоял у неё за спиной.

— Думаю, вам двоим придётся объясниться, — сказала директор, поджав тонкие губы. — Кладовая профессора Снейпа взломана, дверь болтается на одной петле, а Гигантский кальмар плавает в озере вверх брюхом. И всё это в два часа ночи!

— Для урока с третьекурсниками мне нужен был гриндилоу, — виновато произнёс Гарри, поднимаясь из своего кресла. Для преподавателя по Защите от Тёмных искусств выглядел он не слишком презентабельно — уши отчаянно горели, а из-под мантии торчали голые ноги.

— Вам нужны мозги, Поттер, жаль, их не купишь даже на слизеринские деньги! — прошипел Снейп.

Гарри вспыхнул, но промолчал.

— Я требую, чтобы их наказали, директор! — сказал Снейп, не отрывая холодного взгляда от Гермионы.

И под этим лишённым сочувствия взглядом Гермиона окончательно сникла.

* * *

В Больничном крыле было пусто, холодно и тоскливо. В другое время Гермиона наложила бы на себя согревающие чары, но сейчас, лишённая даже этой, казалось бы, такой простой и привычной возможности, она чувствовала себя ужасно несчастной.

Профессор Снейп сердился и не желал выслушивать её извинений, а во взгляде МакГонагалл читалось такое растерянное разочарование, что всю дорогу до замка Гермиона предпочла тихонько помалкивать, позволяя Гарри оправдываться за случившееся. И хотя в его пересказе все события этой ночи выглядели до крайности нелепо, сама Гермиона не смогла придумать ни одного достойного оправдания, чтобы хоть как-то объяснить своё неразумное поведение.

В Больничное крыло Гермиона отправилась одна. Снейп не пожелал ни сопровождать её, ни осматривать её ссадины и раны. Он вообще ничего не желал. Он долго ругался с Гарри за дверью Больничного крыла и, сидя на заправленной кровати, Гермиона слушала, как они осыпают друг друга упрёками и оскорблениями так яростно, что было слышно даже через закрытую дверь.

— Я думал, он меня убьёт, — честно признался Гарри, спустя пятнадцать минут с виноватым видом опускаясь на стул возле её кровати. — Прям там на месте и убьёт! Если бы не МакГонагалл, не знаю, что бы он со мной сделал.

И видя, как побледнело лицо Гермионы, торопливо добавил:

— Ему плевать на кладовую и Гигантского кальмара, он злится на то, что я потащил тебя в озеро. Поэтому, чтобы он там ни говорил, ему точно не всё равно.

Гермиона расстроенно прикрыла глаза и устало опустилась на подушку. Боль в голове прошла, но на душе было тяжко и муторно.

То, что увидел Снейп, вряд ли могло его порадовать. Одетая в вещи Гарри, пропахшая виски...

Она боялась даже представить, что именно он о ней подумал.

* * *

Ночью Гермиона проснулась от сильной ноющей боли в руках. Она долго лежала с закрытыми глазами, чувствуя, как жжение усиливается в тех местах, где гриндилоу оставили отметины своими присосками, и ощущала себя до крайности несчастной и одинокой. На что она рассчитывала, отправляясь обворовывать профессорскую кладовую? На то, что любой исход этой безумной авантюры окажется лучше той вежливой и холодной отстранённости, что за прошедшие месяцы установилась в их отношениях? Как глупо!

Стараясь сдержать невольно вырвавшийся вздох, Гермиона открыла глаза и на фоне окна, в призрачном, едва ощутимом свете луны, внезапно увидела тёмный силуэт Снейпа. Он стоял, оперевшись спиной о подоконник, и смотрел на неё. Сердце стремительно ухнуло куда-то вниз, замерло и тут же заныло — томительно, тревожно, то ли от страха, то ли от ожидания чего-то большего… Мерлин! Давно он здесь стоит? Она попыталась незаметно выровнять дыхание, чтобы не выдать своего пробуждения, и тут же пожалела об этом.

— Не притворяйтесь, — тихо и холодно произнёс Снейп. — Я знаю, что вы не спите.

Понимая, что притворяться и правда бессмысленно, Гермиона приподнялась на локтях и села, оперевшись спиной на подушку.

— Что вы здесь делаете? — спросила она, внимательно глядя на профессора.

— Я приготовил вам мазь, — немного помедлив, неохотно ответил Снейп. — Последствия от яда гриндилоу начинают проявляться через несколько часов, и простое обезболивающее от него не помогает, — он едва заметно скривил губы и тут же добавил: — Впрочем, уверен, что вы это уже почувствовали…

В голосе его не было слышно ни жалости, ни сочувствия, и Гермиона решила, что сейчас он просто поставит банку с мазью на прикроватную тумбочку и уйдёт, вновь оставив её одну, однако, приблизившись, Снейп неожиданно опустился на край её кровати и взял Гермиону за руку.

— Так я и думал, — произнёс он, бесцеремонно задирая рукав её больничной сорочки. На предплечьях Гермионы, там, где накануне вечером виднелись лишь неглубокие царапины, теперь вполне отчётливо проступили тёмные пятна, похожие на застарелые синяки.

— Болит? — спросил Снейп таким тоном, словно ни капли не сомневался, что всё это — заслуженное наказание.

— Нет, — обиженно ответила Гермиона.

Снейп скривил губы в насмешливой ухмылке, прекрасно понимая, что она врёт.

— Сколько их было? — спросил он, задирая рукав ещё выше.

— Дюжина, может, больше... Да какая разница?

От обиды, от ощущения собственной ненужности ей захотелось отобрать у Снейпа собственную руку и заползти под одеяло. Уж лучше бы он просто оставил свою дурацкую баночку и ушёл.

— И на спине тоже?

— Нет...

— И снова врёте?

— Послушайте, — не выдержала Гермиона, всё же попытавшись вырвать у него руку. — Вы можете просто оставить мне мазь и уйти. Необязательно со мной так возиться. Я благодарна вам за лекарство, но я в состоянии справиться и сама.

— Вы — дурочка, — тихо и совершенно беззлобно сказал Снейп, не отпуская её руки, — зачем вы полезли в озеро? В очередной раз спасать идиота Поттера? Ему двадцать четыре. Сколько ещё вы намерены возиться с ним, как с ребёнком?

— Он мой друг!

— И вы готовы рисковать ради него всем?

— Если потребуется… — сказала она тихо и вновь попыталась вырвать руку, но Снейп по-прежнему ей не позволил.

— Сидите смирно, — велел он, невольно хмурясь. Было заметно, что ему не нравится услышанный ответ. — Знаете, Гермиона, — произнес он, аккуратно набирая из баночки мазь и начиная втирать лекарство в её предплечье. — Иногда у меня просто не хватает на вас терпения. Вы никогда не вели себя особо разумно, но, когда на сцене появляется Поттер, вы словно теряете остатки разума. Он настолько вам дорог?

Кожа под пальцами Снейпа отозвалась невольной болью и Гермиона инстинктивно сжала ладонь в кулак. Ну что тут скажешь? И правда, заслуженное наказание... Движения Снейпа тут же стали более осторожными и мягкими. Пальцы его скользили по худеньким запястьям, втирая в кожу тёплую вязкую мазь, и Гермиона чувствовала, что с каждым новым прикосновением злость покидает его, уступая место чему-то иному.

— Для чего вы это сделали? — спросил он странно изменившимся голосом.

— Что именно?

— Полезли в мою кладовую?

— За жаброслями, вы же знаете…

— Зачем вы полезли туда на самом деле, Гермиона? Жабросли вы могли просто попросить.

Глаза Снейпа медленно темнели, дыхание становилось глубже, резче, подушечки пальцев и раньше не знавшие меры, теперь вычерчивали на коже Гермионы и вовсе сводящий с ума узор. Интересно, он делает это намеренно? Он же знает, как на неё это действует! Не может не знать! Гермиона зажмурилась, пытаясь сдержать готовый вырваться стон.

— А вы бы дали? — спросила она хрипло, стараясь удержать нить беседы.

— Вам бы дал, — тихо ответил Снейп.

Пальцы его описали полукруг, погладили ямочку в сгибе локтя, нашли пульсирующую жилку...

— Вы дрожите, — сказал он едва слышно, намеренно понижая тембр голоса. — Вам холодно?

Гермиона чувствовала его горячее бедро своим коленом, его ласкающие руки на своем предплечье, его большие пальцы, уже давно не в медицинских целях втирающие мазь, и понимала, что теряет контроль.

«Вот ведь сукин сын!» — подумала она, стараясь собраться. Он мстил ей за Гарри, за мужской свитер, надетый на её голое тело, за запах виски...

— Вы меня игнорировали, — не в силах больше сдерживаться, призналась она честно.

Пальцы Снейпа замерли… Секунда, и сердце пропустило удар…

— И вы решили подобным способом привлечь моё внимание? Ничего не скажешь, крайне умно, — он вновь набрал из баночки мазь и вызывающе откровенно провел пальцами по чувствительной коже чуть ниже её плеча.

— Не стоило этого делать, Гермиона, — сказал он, медленно наклоняясь к её лицу...

Близко… слишком близко…

Он пах травами… Полынью и пустырником… И Гермиона ощущала его тёплое дыхание на своей щеке…

— В следующий раз, Гермиона, — произнёс он шепотом, почти касаясь губами её волос, — просто попросите.

Он выпустил её руку, аккуратно опуская её на кровать, встал, забирая с прикроватной тумбочки опустевшую баночку, и, немного помедлив, добавил:

— И не надевайте больше вещи Поттера, они вам не идут.

"Как унизительно", — подумала Гермиона, откидывая голову на подушку. Какая впечатляющая демонстрация собственной власти над ней! Какой показательный урок! Видит бог, она запомнит его надолго.

Гермиона закрыла глаза, стараясь справиться с постыдным возбуждением, и вновь почувствовала, как тело начинает болезненно ныть, отзываясь щемящей тоской по только что пережитым ощущениям. Его горячие пальцы на её коже… его тёплое дыхание на лице…

Она тяжело вздохнула, пытаясь хоть как-то отвлечься.

Не стоило лезть в кладовую Снейпа!

Сейчас, лёжа в темноте Больничного крыла, она отчётливо осознавала, насколько глупой оказалась её сегодняшняя затея.

* * *

— Снейп приревновал тебя к Гарри?! — неожиданно приходя в восторг, воскликнула Джинни Уизли, когда на следующий день, вернувшись из Больничного крыла, Гермиона через камин рассказала ей о своих ночных приключениях. — Мерлин, какая прелесть!

Гермиона скептически посмотрела на подругу и с осуждением покачала головой. Восторг Джинни казался ей совершенно неуместным.

— Снейп разозлился, потому что я полезла вместе с Гарри в его кладовую, и ревность тут совершенно ни при чём. — Гермиона тяжко вздохнула. — Он считает, что теперь, когда я претендую на его внимание, я не должна ввязываться в авантюры, которые организует Поттер. Особенно, когда они направлены в ущерб интересам самого Снейпа.

— Да ладно тебе, Гермиона, — с усмешкой возразила Джинни. — Снейпу что, шесть? Поздновато меряться песочницами, самое время меряться другим.

Щеки Гермионы растерянно вспыхнули.

— Говоришь, на тебе не было ничего, кроме поттеровского свитера? — хмыкнула Джинни. — В таком случае я вообще удивлена, что Гарри выжил!

* * *

Попрощавшись с Джинни и по-прежнему не чувствуя и малой доли охватившего подругу энтузиазма, Гермиона решила пройтись. Погода впервые за несколько дней выдалась солнечной, лёгкий ветерок шелестел в соснах, а на квидиччном стадионе, пользуясь отсутствием дождя, уже вовсю кипела работа. Министерские служащие, облачённые в тёмно-синие хозяйственные мантии, возводили вокруг стадиона внешний металлический каркас. Высокие трибуны, забранные в деревянные леса, обзавелись новыми рядами, превратившись в настоящий величественный амфитеатр, а шестнадцать высоких башен — вторым рядом ниш, оборудованными откидными деревянными сидениями.

По небу летали доски, умело направляемые волшебными палочками, стучали молотки. Кисточки, выстроившись ровными рядами, послушно красили широкие перекрытия, а металические трубы, то и дело с глухим стуком сталкиваясь в воздухе и скрипели, пытаясь ввернуться в нужные пазы. Работа шла полным ходом. Гермиона с интересом понаблюдала немного за строительством стадиона и свернула налево, в сторону теплиц. После окончания войны в Хогвартсе постоянно что-то восстанавливали или реставрировали. Полуразрушенное западное крыло по-прежнему нуждалось в ремонте, и в какой-то момент Гермионе стало казаться, что синие хозяйственные мантии сотрудников министерства станут неотъемлемой частью их жизни. «Ремонт можно только начать», — со вздохом говорила МакГонагалл, в очередной раз отправляясь за деньгами на заседание Попечительского совета, а возвращаясь, пачками подписывала многочисленные счета. Тяжкая директорская ноша давалась ей всё тяжелей.

* * *

Заметив Гермиону еще издали, Невилл вышел к ней навстречу, ногой придерживая дверь теплицы и неся в руках огромный ящик с тощими ростками, покрытыми инеем. Его серые рабочие брюки были перемазаны в земле, а фартук в симпатичных ромашках выглядел так, словно его только что изрешетила шрапнель.

— Что с тобой случилось? — воскликнула Гермиона, совершенно забыв о собственных бедах и испуганно глядя на руки Невилла, усыпанные огненно-красными пятнами.

— Со мной? — удивлённо переспросил Невилл, оглядывая себя со всех сторон и, наконец, замечая дырки на фартуке. — А не переживай. Это Плетистые Вересклейки. Стоит их вынуть из горшка, и они как обезумевшие, начинают цепляются корнями за всё, до чего могут дотянуться. Абсолютно неопасные, вот только фартук теперь придётся выбросить.

Он потянул фартук за испорченный край и, осмотрев многочисленные неровные дырки, с сожалением в голосе добавил:

— Я совершенно не умею шить, а дыры, оставленные Вересклейками почему-то не восстанавливаются при помощи магии. Жаль, конечно, — добавил он, опуская ящик на землю, — фартук-то был совершенно новый.

— Я о твоих руках, Невилл!

Невилл перевёл взгляд на свои руки в кроваво-красных пятнах и неожиданно улыбнулся.

— Ах, это? Всего лишь очередная вредилка Умников Уизли! — радостно пояснил он. — Отобрал сегодня на уроке у одного второкурсника, думал, навозная бомба. Она и правда возьми, да и взорвись прямо у меня в руках. Но оказалось, это всего лишь забавная потешка. Абсолютно безобидная, только руки покрылись пятнами, словно я измазался в чернилах. Я ещё не разобрался, как это действует, но мне кажется, цвет пятен меняется в зависимости от моего настроения — сегодня утром они были безмятежно зелёными, а после того, как я провёл час в обществе вересклеек, неожиданно покраснели, видно, лианы разозлили меня гораздо сильнее, чем я думал.

Гермиона достала из кармана мантии длинный батончик в ярко-малиновой обертке и протянула Невиллу.

— Новый Универсальный антидот, действует практически от всех Волшебных Вредилок Уизли. Я запрещаю Рону продавать ученикам Хогвартса их новые изобретения, если этот антидот от них не помогает. Рону не нравятся подобные правила, но пока он честно соблюдает условия сделки.

Невилл взял батончик и, убрав его в нагрудный карман, внимательно посмотрел на Гермиону.

— Ты расстроена, — сказал он без всякой вопросительной интонации в голосе, — я надеялся, что когда в Хогвартсе появится Гарри, твои дела немного наладятся.

Нагнувшись, он с ловкостью фокусника извлёк из ящика с тощими ростками две бутылки сливочного пива и заговорщицки подмигнул Гермионе.

— Это Снежноголовники, — сказал он, кивая в сторону ящика с растениями, покрытыми тонкой паутинкой инея, — прекрасно охлаждают всё, что попадает к ним под листья, лучше любого магловского холодильника. Я частенько прячу в этих ящиках пиво, только мадам Спраут, пожалуйста, не говори, мне влетит, если она узнает. Профессор считает, что растрачивая охладитель на мое пиво, Снежноголовники не добирают в росте.

Невилл открыл бутылку и, довольно щурясь в лучах солнца, сел на ящик.

— Сегодня прекрасный день. Я так устал от дождей, что мне кажется, вот-вот должно произойти что-то особенное, что-то очень хорошее! — он протянул Гермионе вторую бутылку, и пятна на его руках неожиданно стали жёлтыми. — Может, он тебя наконец поцелует.

— О ком ты? — удивилась Гермиона, чуть не выронив пиво.

— Твой заколдованный принц! — усмехнулся Невилл. — Неужели ты и правда думала, что кто-то о вас не знает?

Он сделал большой глоток сливочного пива и запрокинул голову, задумчиво разглядывая безоблачное небо.

— Знаешь, — спустя секунду сказал он совершенно серьёзно, — возможно, Снейп просто боится, что твой поцелуй его расколдует и он превратится назад… в жабу. Ты не подумай, я очень люблю Тревора, но на месте Снейпа я бы, наверное, тоже предпочтёл остаться Снейпом. Это всё же лучше, чем стать жабой. Даже королевских кровей.

Гермиона торопливо глотнула сливочного пива, чувствуя, как щёки заливает предательский румянец, и, не справившись, нервно закашлялась.

И почему всем кажется, что она нуждается в утешении!

Невилл отставил в сторону бутылку пива и, внимательно посмотрев на Гермиону, неожиданно сменил тему:

— В эти выходные я собирался поехать в Лондон. Как тебе кажется, это хорошая мысль — пригласить на свидание Ханну Эббот?

* * *

Следующий день Гермионы совершенно неожиданно вновь перевернулся с ног на голову. На первой сдвоенной паре Гриффиндор-Рейвенкло один из её студентов-третьекурсников стал синим.

Гермиона, едва успевшая продемонстрировать, как ёж эффектно превращается в кактус, удивлённо обернулась, когда весь класс в одно мгновение ожил, словно растревоженный улей. Волнение поднялось где-то на задних рядах, затем прокатилось по всему кабинету и со всё нарастающим гулом вытолкнуло к учительскому столу Ричи Вуда — синего и совершенно испуганного.

«Эффектный образчик колдовства братьев Уизли», — в который раз за день со вздохом подумала Гермиона и с невозмутимым видом выдвинула верхний ящик своего стола.

— Ешьте, — сказала она, протягивая Вуду малиновый батончик. — Пять баллов с Гриффиндора за баловство на уроке, и если вы ещё раз решите продемонстрировать мне свой цвет настроения во время занятий, будете чистить клетки животных всю неделю. И без всякой магии.

— Я не... — начал перепуганный Вуд, но вязкий батончик антидота не дал ему возможности закончить фразу.

«Наверняка проделки одного из его дружков», — решила Гермиона. «Угостить» кого-нибудь веселящими конфетами или раздувай-леденцами в этой школе всегда считалось обычным делом.

Вуд с виноватым видом дожевал батончик и, понуро потупившись, побрёл на своё место. Вот только цвет его почему-то так и остался синим.

— Ву-у-у-д, — несколько напряжённо окликнула его Гермиона и на всякий случай заглянула в верхний ящик своего стола, где, уложенные в аккуратную стопку, по-прежнему хранились малиновые батончики универсального антидота.

«Я убью Рона!» — подумала Гермиона, закрывая ящик.

— Вуд, что вы ели? Только говорите честно, я не буду вас наказывать.

— Ничего! — Вуд растерянно развёл руками, чем неминуемо вызвал взрыв смеха в классе.

— Хорошо, идёмте в Больничное крыло, — Гермиона постучала палочкой по доске и на ней появились темы контрольных вопросов. — У вас пятнадцать минут, — сказала она мгновенно притихшему классу. — Опишите поэтапную трансфигурацию и всё, что усвоили из преобразования животных в растения и обратно. Эти вопросы будут на экзамене. Экслер, по окончании урока соберите все работы и сложите мне на стол. И не вздумайте шуметь, в соседнем классе ведёт занятия профессор Вектор, если она пожалуется на вас — получите такое домашнее задание, что не управитесь с ним и до пасхальных каникул. Вам всё ясно?

Ученики закивали.

— Ступайте, Вуд, — Гермиона вывела расстроенного мальчика в коридор и, прикрыв дверь класса, ещё раз спросила, склонясь почти к самому его лицу: — Теперь, когда мы одни, вы можете наконец признаться. Вам кто-то что-то дал? Конфету или, быть может, шоколадную лягушку?

— Я ничего не ел, профессор, клянусь вам, — упрямо повторил Вуд, и его нижняя губа обиженно задрожала.

— Что ж, — Гермиона сделала приглашающий жест рукой, собираясь направиться в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, и в этот момент её остановил окрик Снейпа. Он только что поднялся из своих подземелий, держа за шиворот испуганного первокурсника-рейвенкловца.

Совершенно жёлтого рейвенкловца!

— Полюбуйтесь, мисс Грейнджер, — с изрядной долей раздражения в голосе воскликнул Снейп, едва не встряхивая мальчишку в воздухе. — Опять проделки ваших драгоценных дружков Уизли!

— У меня такой же! — удивлённо воскликнула Гермиона, выталкивая Вуда вперёд. — Только абсолютно синий.

Снейп озадаченно посмотрел на Вуда и гнев его, казалось, разом утих.

— Я дала ему антидот, но он не сработал, так что вряд ли всё дело в Волшебных Вредилках...

— Что у вас происходит? — спросила МакГонагалл, появляясь на лестнице пролётом выше.

— У нас, директор, “цвет настроения — синий”! — с желчным сарказмом отозвался Снейп. — Пора дать команду Филчу начать обыскивать учеников.

— У вас студенты стали синими? — Макгонагалл склонилась над перилами, пытаясь рассмотреть, что происходит внизу. — И много?

— Двое, директор,— крикнула Гермиона, — один синий, один жёлтый.

— А у меня сразу трое! — радостно закричал с четвёртого этажа профессор Флитвик. — И все абсолютно красные!

— Филиус, давайте спустимся вниз, — предложила директор. — Поппи сейчас в теплицах, я пошлю за ней кого-нибудь из домовиков.

Студентов, чья кожа столь кардинальным образом изменила цвет, оказалось пятеро. Однако, кроме того неоспоримого факта, что все они от кончиков ногтей до корней волос приобрели яркий и устойчивый оттенок, обычно не свойственный их телу, ничто казалось их больше не объединяло. Студент Снейпа был первокурсником с факультета Рейвенкло. Студент Гермионы — третьекурсником-гриффиндорцем. А ученики Флитвика — шестикурсниками с Хаффлпаффа.

Профессор МакГонагалл выстроила их в ряд перед дверями Большого Зала и внимательно осмотрела.

— Вы говорите, антидот не сработал? — спросила она, обращаясь к мисс Грейнджер.

— Нет, директор, — ответила Гермиона.

— И вы считаете, что дело не в Волшебных Вредилках Уизли?

Гермиона покачала головой.

— «Цвет настроения» не просто окрашивает кожу в различные цвета, он призван посредством цвета отражать душевное состояние человека. Например, когда у вас на душе спокойно — цвет становится зелёным, а когда вы злитесь — огненно-красным. Не думаю, что кто-то сейчас пребывает в приподнятом настроении, — словно в подтверждение её слов первокурсник с Рейвенкло втянул носом воздух и тихо заплакал, при этом цвет его кожи ничуть не изменился, так и оставшись солнечно-жёлтым.

Флитвик торопливо взмахнул палочкой, и над головами учеников повисло «утешающее облако» — маленькое семейное колдовство, которое так часто применяют к своим детям мамы.

— Разные цвета, разные факультеты, разные курсы, — подытожил Снейп. — Не вижу ни одной закономерности.

Раздался звонок, объявлявший об окончании урока, захлопали двери, и в коридор хлынул оглушительный шум, сопровождавший движение сотен никогда не умолкающих учеников.

И в ту же секунду Ричи Вуд с неожиданной дерзостью произнёс:

— За одним исключением: среди нас почему-то нет ни одного слизеринца.

— Минус пять баллов с Гриффиндора, мистер Вуд, — недовольно прошипел Снейп, — за разжигание межфакультетской вражды.

— А ведь он в чём-то прав, Северус, — вдруг оживился Флитвик. — У меня на уроке был сдвоенный класс — Слизерин-Хаффлпафф — и никто из слизеринцев не пострадал.

— Вот и я говорю, без этих склизких гадов опять не обошлось!

— Ещё десять баллов с Гриффиндора, мистер Вуд, и если снова откроете свой рот будет минус... — закончить фразу Снейп так и не успел: прямо на их глазах студентка Слизерина Китти Макнейл, испуганно замерев на лестнице, стала огненно-красной.

* * *

Спустя пятнадцать минут весь вестибюль и лестницы, ведущие на второй этаж, были забиты взволнованными разноцветными студентами.

— Придётся их отсортировать, — невозмутимо сказала МакГонагалл, пытаясь посчитать студентов по головам.

— Пожалуйста, все успокойтесь! — многократно усиленный Сонорусом голос директора разнёсся по школе, перекрывая всеобщий гвалт и призывая студентов к порядку. — У нас чрезвычайное происшествие, однако причин для беспокойства нет! Прошу всех преподавателей и учеников немедленно собраться в Большом Зале!

Пока толпа студентов гудящей рекой вливалась в распахнутые настежь двери Большого Зала, МакГонагалл взмахнула палочкой, и обеденные столы растаяли в воздухе, а скамьи сами собой ровными рядами выстроились вдоль стен.

— Все, у кого кожа изменила цвет, сядьте, пожалуйста, слева, — распорядилась она. — Остальные — займите скамьи справа.

Поток послушно разделился на две неравные половины, и, по-прежнему ни на секунду не умолкая, дети стали рассаживаться на отведённые им места. Одни опасливо сбивались в группы, спорили и ссорились, другие, напротив, старались соблюдать дистанцию, с нескрываемым беспокойством поглядывая друг на друга. Однако вскоре стало понятно, что новый необычный эффект не доставляет никаких неудобств, не передаётся при прикосновениях, и беспокойство тут же сменилось робким любопытством, а затем и вовсе переросло в настоящий исследовательский азарт. Ученики щипали друг друга за руки, пробовали использовать очищающие заклинания и заглядывали за воротники собственных мантий.

— Всего сорок шесть студентов, — резюмировал Флитвик после того, как деканы факультетов во главе с мадам Помфри пересчитали и осмотрели всех учеников, — больше всего красных, хотя я не думаю, что это имеет какое-то значение. Никто не испытывает недомоганий. Никто не пил и не ел ничего незнакомого, не пользовался неизвестными заклинаниями, не получал неожиданных посылок из дома.

— Кроме изменения цвета кожи ничего необычного я не заметила, — добавила мадам Помфри, — температура нормальная, кожа не зудит и не чешется. Если это и проклятье, то, на первый взгляд, совершенно безобидное.

— А волшебные вредилки? — спросила профессор Спраут.

Флитвик пожал плечами:

— У всех студентов цвет кожи изменился во время последнего урока. Если это не организованный бунт, а мне сложно представить, что слизеринцы сговорились с гриффиндорцами, то подобное массовое нарушение правил маловероятно. К тому же дети выглядят растерянными. Будь это желаемый эффект — они вели бы себя иначе.

— Давайте осмотрим их карманы! — предложил Снейп.

— Вы предлагаете устроить обыск?! — возмущённо ахнула Гермиона.

— Почему бы и нет?

— Потому что это возмутительно! Дети не нарушили никаких правил, и у нас нет оснований считать, что все они пронесли в школу что-то запрещённое.

— Ваша извечная борьба за чьи-либо права изрядно утомляет! — раздражённо проворчал Снейп.

Гермиона насупилась, но тут же передумала — обижаться на Снейпа было всё равно, что ловить докси ложкой — абсолютно бессмысленное занятие.

— Мы должны провести расследование, профессор, — сказала она как можно более спокойно. — Я согласна, что всё происходящее — это чей-то злой умысел, но дети не способны на такое сложное колдовство!

— В таком случае, где же ваш драгоценный Поттер, мисс Грейнджер, когда он так нужен? Не кажется ли вам, что злой умысел — это как раз по его части?

— Я здесь, профессор, — отозвался припозднившийся Гарри, проталкиваясь между столпившимися учителями и становясь рядом с подругой. — Гермиона права, глупо обыскивать детей, ведь совершенно очевидно, что никто из них не сделал ничего плохого.

— Вы ведь у нас аврор, Поттер, да ещё и профессор по Защите от тёмных искусств! — с нескрываемым сарказмом произнёс Снейп. — Уверен, что вам не составит труда найти объяснение происходящему.

— Возможно, я не так хорошо разбираюсь в чёрной магии, как вы, профессор, — в тон ему ответил Гарри, — но кое-чему в аврорской школе меня действительно научили. И первое правило любого расследования гласит — всегда начинай с очевидного.

— И что же у нас здесь очевидного? Что кожа наших учеников поменяла цвет? Вы правы, не заметить это может только слепец.

— Очевидно то, профессор Снейп, что кожа всех учеников окрасилась всего в четыре цвета. Вам не кажется это странным?

Снейп открыл было рот, явно, чтобы сказать в ответ какую-то гадость, и неожиданно снова закрыл.

— Чёрт! — растерянно ахнул Флитвик. — А ведь вы правы, Гарри! Красный, синий, зелёный и жёлтый — это ведь цвета наших школьных факультетов.

Профессор Снейп быстро поднялся на помост, на котором был установлен учительский стол, и внимательным взглядом окинул Большой Зал. Гермиона привстала на цыпочки и сделала то же самое. Она никак не могла понять, о чём именно думает профессор и почему так внимательно смотрит на ту часть Зала, где директор собрала всех «здоровых» студентов, чья кожа так и не поменяла цвет. Что он рассчитывает там найти?

Ничего необычного не происходило. Большинство студентов просто болтали или дремали, побросав сумки на пол и поудобнее расположившись на скамьях. На крайней слева скамье сидела Лу Чанг, раскрыв на коленях учебник и что-то бормоча себе под нос, она делала в воздухе короткие и резкие взмахи рукой, явно отрабатывая какое-то заклинание. На третьем ряду справа Фиц и Уоррен, мальчишки с Хаффлпаффа, играли в подрывного дурака. За их спинами, низко склонившись друг к другу и тихонько хихикая, сплетничали сестры Уилкс — им очень нравился сидевший справа от них шестикурсник со Слизерина, готически мрачный и высокомерный Данте Стоун. На дальнем ряду двое студентов её собственного факультета, Дедалус и Кроули, непоседы и в общем-то вполне безобидные шалопаи, сражались на надувных палочках — две серые трески мелькали в воздухе над их головами, и на бойцов с попеременным успехом сыпались удары мягких резиновых тел.

— Мы ведь пересчитали их минут пятнадцать назад? — спросил Снейп, обернувшись к профессору Флитвику.

Филиус кивнул.

— И за это время не прибавилось ни одного ученика, чья кожа изменила бы цвет. Почему?

МакГонагалл тоже поднялась на помост и внимательно осмотрела собравшихся в Большом Зале.

Профессор Снейп был прав, поняла Гермиона: с той самой минуты, как они собрали учеников в одном месте, все изменения прекратились.

— Потому что тот, кто виновен в происходящем, не может при нас колдовать? — сказала она первое, что пришло ей в голову, и тут же покраснела, поняв, что сморозила очевидную глупость.

— И, как сказал Филиус, красных намного больше... — Снейп задумчиво потёр переносицу хищного носа, не обратив внимания на высказывание Гермионы, а затем неожиданно позвал:

— Мистер Вуд, подойдите сюда.

Ричи Вуд поднялся со своего места и растерянно оглянулся, словно в глубине души надеясь, что профессор Снейп обращается не к нему.

— Я ничего не делал, профессор, — сказал он на всякий случай.

Снейп жестом повторил своё приглашение, и Вуд, с явной неохотой протиснувшись между скамьями, подошёл к преподавателям.

— Что вы говорили сегодня в холле про слизеринцев? — спросил Северус.

— Э... То, что... — начал Вуд и растерянно замолчал.

— Ну же, мистер Вуд! — нетерпеливо воскликнул профессор. — В холле вы были гораздо красноречивее. Или вы смелеете лишь тогда, когда надеетесь, что вас никто не услышит?

Вуд задохнулся от возмущения и тут же выпалил:

— Я сказал, что как по мне, так без этих склизких слизеринских гадов снова не обошлось!

— Я предупреждал вас, мистер Вуд, — удовлетворённо сказал Снейп, — двадцать балов с Гриффиндора за намеренное и повторное применение словесных оскорблений в адрес других учеников этой школы!

Гермиона даже задохнулась от такого коварства, но в следующую секунду поняла, что говоря всё это, профессор Снейп смотрит вовсе не на Вуда. Она стремительно подалась вперёд, стараясь охватить взглядом зал и...

Хряп!

Треска в руке Кроули переломилась пополам и тоскливо повисла на куске кожи, а сам Джастин Кроули мгновенно стал огненно-красным.

— Чёрт возьми! — возбужденно пискнул профессор Флитвик, в растерянности глядя на Кроули. — Неужели всё это время мы красили студентов сами?

— Как это вообще возможно? — удивилась МакГонагалл.

— Стоило нам лишить баллов кого-то из учеников, как кожа другого тут же меняла цвет на цвет наказанного факультета, — объяснил Филиус.

Минерва с сомнением посмотрела на Снейпа, с интересом изучавшего собственную палочку.

— Боюсь, Филиус прав, — согласился тот неохотно, — именно поэтому красных студентов у нас гораздо больше — гриффиндорцы чаще других студентов нарушают правила. Я бы поэкспериментировал ещё, но, боюсь, пока мы не найдём способ это исправить, со снятием баллов придётся подождать.

Флитвик посмотрел на палочку в руках Снейпа и отрицательно покачал головой.

— Не думаю, что дело в палочках, Северус. Чтобы назначать взыскания и снимать баллы, палочки нам не нужны.

Снейп убрал палочку в карман и, глядя на растерянно застывших Кроули и Вуда, велел им возвращаться на свои места.

— Но мои баллы, сэр! Вы сняли их нечестно! — возмутился Вуд. — Вы же сами велели мне повторить мои слова.

— Однако, слова-то были ваши?! Поэтому лучше сядьте, или мы обсудим ваши взгляды на межфакультетскую вражду сегодня вечером за сортировкой лягушачьей икры.

Вуд расстроенно поплёлся на своё место, а Снейп вновь обернулся к коллегам.

— Вы думаете, это чья-то шалость? — с сомнением спросила МакГонагалл.

— Не знаю, — честно признался Флитвик, — но, клянусь бородой Мерлина, если это так, я охотно поставлю шутнику высший бал по чарам. Ума не приложу, как кто-то умудрился это сделать.

— Что если нас пытаются отвлечь? — спросил Снейп.

— Отвлечь? — переспросила МакГонагалл.

— Что если затевается что-то важное? — всё так же задумчиво глядя на заполненный студентами Большой зал, произнёс Северус. — Просто мы пока не понимаем, что именно.

— Что ж, что бы это ни было, — сказала Минерва, — но если прямо сейчас это не несёт непосредственной угрозы здоровью детей, то расследование придётся отложить на послеобеденное время. А сейчас давайте вернёмся к занятиям. Уроки в этой школе ещё никто не отменял.

* * *

— Верните баллы, — догоняя Снейпа в коридоре, решительно потребовала Гермиона.

— И не подумаю, — сухо возразил Снейп.

Мантия профессора привычно развевалась за его спиной. Широкий быстрый шаг не оставлял Гермионе ни малейшего шанса не бежать следом.

— Но вы ведь поступили нечестно!

— Отчего же… Я преподал мальчишке урок. Пора бы уже понять, что все поступки имеют свои последствия, особенно те, что совершаются из-за идиотского желания покрасоваться перед друзьям. Вам ли этого не знать?

— Мы ведь сейчас говорим с вами о Вуде? — спросила Гермиона, невольно останавливаясь.

Она могла принять многое, смириться с его упрямством и нетерпимым характером, с его нежеланием иметь дело с Гарри, но не была готова к тому, чтобы за её проступки наказывали весь Гриффиндор. Одно короткое мгновение казалось, что профессор ей не ответит, но вот он с явной неохотой замедлил шаг, и развевающаяся за его спиной мантия устало и как-то обречённо опала.

— Мисс Грейнджер, — сказал он, оборачиваясь, и взгляд его сделался неожиданно тяжёлым, — вы не Поттер, а значит, не стоит думать, что весь этот мир вращается вокруг вас.

* * *

То, что ни МакГонагалл, ни Флитвик никогда не слышали о заклинании, приводящем к столь неожиданным последствиям, уже само по себе было странным. Ещё более странным казалось то, что никто из учителей не видел в произошедшем большой беды. МакГонагалл выглядела лишь слегка озабоченной, Флитвик на все попытки Гермионы задавать наводящие вопросы беспечно разводил руками, а Гарри, и вовсе не придавший этому инциденту особого значения, куда-то запропастился сразу же, как только у него закончился последний урок. И только Гермиона, раздав на уроке задания для самостоятельной работы, с отчаянным упорством листала книгу за книгой в надежде найти нужное заклинание. Может, она таким образом просто хотела что-то доказать Снейпу?

— Он просто мстит тебе за собственный испуг, — сказала Джинни, когда на большой перемене, перед самым обедом, Гермиона рассказала ей о минувших событиях дня. — Это же Снейп. А что касается «цветных детей», то я бы посильнее надавила на моего братца. Что-то мне подсказывает, что без очередных экспериментов с волшебными вредилками здесь не обошлось.

Гермиона с сомнением покачала головой и вновь вернулась к своим книгам.

— Если дело не в палочках, то в чём? — спрашивала она саму себя и не находила ответа.

Может, кто-то нашёл способ заколдовать саму фразу? Гермиона мысленно произнесла: «Пятьдесят балов со Слизерина!» и тут же отмела эту мысль, как несостоятельную. Если палочки преподавателей заколдовать ещё было как-то возможно, то как заколдовать обычные слова?

Так и не придумав ничего путного, Гермиона решила всё-таки сходить в совятню и на всякий случай отправить сову Рону. Вдруг она всё же ошиблась, и Джинни права? Однако в совятне её ждал неожиданный сюрприз. Две ворчливые сипухи, прилетевшие из Министерства, устроили настоящую драку, напав на ярко-зелёную птицу с маленьким золотистым хохолком. Пух и перья летели во все стороны, пыль поднималась столбом, возмущённый клёкот то и дело норовил перерасти в настоящий визг. С трудом утихомирив драчливых сипух и разогнав их по отдельным насестам, Гермиона подманила к себе зелёную птицу и очень осторожно погладила её по хохолку. Алмазный квезаль — любимец Луны — уже не в первый раз прилетал в Хогвартс.

— Здравствуй, дорогой, — сказала Гермиона, аккуратно подсовывая экзотической птице печенье. — Ты снова проделал долгий путь?

В чехольчиках, привязанных к мощным птичьим лапам, нашлись две уменьшенные заклинанием посылки — одна для неё, вторая для Невилла. Луна, вот уже семь месяцев путешествовавшая по Латинской Америке, постоянно присылала Гермионе забавные безделушки, а Невиллу — различные экзотические растения. Аккуратно распечатав коробочку, помеченную её именем, Гермиона увеличила её до нормальных размеров и достала небольшой глиняный сосуд в форме сердца с ярко-алой стеклянной каплей посередине.

«Для хранения трепетных воспоминаний, яркость которых хочется пронести через всю жизнь», — было написано в приложенной записке.

Гермиона смотрела на глиняное сердце и чувствовала, как на глазах её начинают наворачиваться совершенно непрошенные слезы. Мир Снейпа не вращается вокруг неё, она, конечно же, всегда это знала, тогда почему ей так больно осознавать, что ей совершенно нечего положить в этот сосуд.

* * *

Отправив письмо Рону, Гермиона отнесла посылку Невиллу и решительно направилась в библиотеку — вместо того, чтобы себя жалеть, лучше заняться полезным делом. В конце концов, весь её мир тоже не вращается вокруг Снейпа. Ну, или она очень на это надеялась.

Стрелки часов описали очередной круг, минуло время обеда, и солнце, давно перевалив через зенит, стало медленно сползать в арку под акведуком, делаясь бледно-алым. Стопки книг вокруг Гермионы всё росли и росли, а заклинание никак не желало находиться. Наконец, спустя несколько часов, неохотно признав, что ответа в школьной библиотеке она так и не найдёт, Гермиона с досадой взмахнула палочкой, возвращая все книги на прежние места, и отправилась в Большой зал. Нужно было перекусить и обсудить всё случившееся с Гарри. Может, хоть у него есть какие-то идеи?

На ступеньках возле входа в школу стояли Снейп и директор МакГонагалл и о чём-то тихо переговаривались. Завидев Гермиону, они отчего-то оба разом замолчали, а Снейп и вовсе отвернулся, всем своим видом демонстрируя полнейшее неодобрение, и Гермиона вдруг отчётливо осознала, что они говорили о ней.

— Мисс Грейнджер! — позвала МакГонагалл, но прежде, чем Гермиона успела подойти, с улицы внезапно донёсся встревоженный крик.

— Минерва, скорее сюда! Минерва!

Через внутренний дворик к ним спешила маленькая и круглая, как земляная луковица, Помона Спраут. Её соломенная шляпка съехала набок, волосы растрепались, на загорелом обветренном лице застыло крайне встревоженное выражение.

— Что случилось, Помона? — спросила МакГонагалл, удивлённо глядя на бегущего декана Хаффлпафа.

— Что опять устроил ваш драгоценный Поттер? — бесстрастно спросил Снейп и, поймав недоумённый взгляд МакГонагалл, невозмутимо добавил: — Его не было за обедом…

— Почему сразу Поттер? — возмутился Гарри, выходя из дверей Большого зала. — Что бы это ни было, я здесь совершенно ни при чём!

Он засунул в рот остатки сэндвича и отряхнул руки.

— Я помогал мадам Хуч чинить школьные мётлы и просто не успел пообедать.

— Это Невилл! — расстроенно воскликнула Помона, торопливо поднимаясь по ступенькам. — Я никак не могу его разбудить!!!

Снейп и МакГонагалл встревоженно переглянулись, и сердце Гермионы испуганно сжалось.

— Где он? — быстро спросил Гарри, привычно доставая из кармана палочку.

— Ради Мерлина, мистер Поттер, — протестующе воскликнула профессор Спраут, — никакой магии, там столько редких и крайне чувствительных растений…

— Идёмте, Помона, — кивнула МакГонагалл.

Они покинули замок и впятером направились в сторону теплиц, следуя за расстроенной преподавательницей травологии. Помона привела их в самую дальнюю и самую маленькую оранжерею Хогвартса. За шесть лет учёбы в школе Гермионе так ни разу и не довелось побывать под её низкими, украшенными чугунным литьём сводами. Здесь никогда не проводились занятия с учениками, и даже Хагрид, пользовавшийся лекарственными растениями для лечения животных, обитавших в Запретном лесу, не решался заходить внутрь.

Переступив порог теплицы, Гермиона невольно замерла, изумлённо оглядываясь по сторонам. Всё вокруг изобиловало травами и растениями, воздух казался тяжёлым от испарений, а буйство красок — такое невероятное и перенасыщенное — своим богатством напоминало безумную палитру абстракциониста. Огромные ядовито-красные лианы вились у них над головами, а украшавшие их нежно-розовые цветки, размером с хорошо откормленную кошку, поворачивали свои бутоны из стороны в сторону, так что начинало казаться, что они с любопытством разглядывают незванных гостей. В пузатых кадушках, попыхивая табаком, зрели пупырчатые огурцы-трубочники, и от испускаемого ими табачного дыма Гермионе сразу захотелось чихнуть. Возможно, где-то здесь, под сводами из красных лиан, рос и Кровник Золотистый, ночные бабочки устраивали свои гнёзда в вечно ненасытной Саррацении, а очередная Эмилио Верига, укрывшись в тени непроходимых зарослей, навевала своими фиолетовыми листочками терпкий, густо разлитый в воздухе аромат.

— Пригнитесь, — внезапно велел Снейп, и Гермиона, вздрогнув от неожиданности, послушно опустила голову.

Невзрачная нежно-салатовая ветка медленно проползла в паре дюймов над её волосами и, тихо поскрипывая, скрылась в густой листве, шапкой торчащей из верхушки тонкого, похожего на кость ствола.

— Это что, действительно кость? — поражённо спросил Гарри, трогая тонкий белый ствол, формой и цветом напоминавший большую берцовую кость.

— Vivere ossis, — со вздохом ответила Помона, — на пятом году жизни они должны были уже обрасти мясом и кожей, но у меня никак не выходит вырастить взрослую половозрелую особь. Видимо, почвенный субстрат, настоянный на куриных потрохах, не позволяет им достаточно разжиреть. Но где нынче раздобыть в достаточном количестве свиные кишки — ума не приложу. В Шотландии в избытке можно найти разве что коз.

Гарри осторожно коснулся пальцем белой костяной поверхности и с содроганием отдёрнул руку. Зрелище и правда было не из приятных.

— Ступайте прямо за мной, — тихо и недовольно прошипел Снейп, требовательно дёргая Гермиону за рукав, — и прекратите уже глазеть по сторонам, здесь достаточно опасных тварей, способных покусать вас, отравить или проткнуть жалом. Помона никогда не знала меры в своей любви к нестандартным разделам травологии.

Гермиона послушно кивнула и встала профессору за спину. Ей не хотелось вновь ссориться со Снейпом, хотя в глубине души она прекрасно понимала, что вполне способна позаботиться о себе сама.

Невилл обнаружился в самой дальней части теплицы. Он сидел за столом, на стареньком стуле, привалившись спиной к спинке, и казался странно расслабленным — словно и правда прикорнул лишь на секунду, пригревшись в ласковых лучах послеобеденного солнца. Глаза его были закрыты, на загорелом, испачканном в земле лице застыла слабая задумчивая улыбка. Стол перед ним был завален различными садовыми инструментами, картонными коробками, мисками и ящиками из фанеры. Руки его безвольно лежали на поверхности стола, а неровные чернильные пятна — на этот раз мрачно-чёрные — по-прежнему темнели на мозолистых пальцах.

— Не знаю, сколько он спит, — расстроенно сказала мадам Спраут, — но разбудить его я так и не смогла.

Снейп осторожно приблизился к Невиллу и двумя пальцами нащупал на шее пульс.

— Действительно, просто спит, — сказал он после минутной паузы. — Ритм ровный, немного замедленный и кожа тёплая.

— Помона, ты пробовала пробуждающее заклинание? А Фините Инкантатем? — спросила директор.

Мадам Спраут печально кивнула.

— Испробовала всё, что пришло мне в голову, даже Веселящие чары и Таранталлегру! Ничего не помогает!

Профессор МакГонагалл подошла к неподвижно застывшей фигуре Лонгботтома и взмахнула палочкой.

— Фините Инкантатем, — невидимая волна магии окутала Невилла подобно кокону. Лонгботтом едва различимо вздрогнул, но не двинулся с места, лишь руки его, сложенные на столе, сместились на пару дюймов в сторону, открывая взглядам присутствующих три ярко-фиолетовых плода, лежавших на тщательно выскобленной столешнице.

— Что это? — с любопытством спросила МакГонагалл, кончиком палочки прикасаясь к маленьким сморщенным головкам, величиной и формой напоминающим финики.

— Arbore somni! — вдруг зло выплюнул Снейп, стремительно закрывая лицо рукавом мантии.

МакГонагалл вздрогнула и отшатнулась.

— Arbore somni? — Гермиона тоже невольно сделала шаг в сторону, непонимающе глядя на Снейпа.

Тревога, так ясно читавшаяся на лицах старших коллег, мгновенно передалась и ей. Напряжённая спина профессора МакГонагалл, побледневшее лицо и руки, нервно сжавшие обшлага зелёной мантии — пожалуй, Гермиона ещё ни разу не видела директора школы настолько встревоженной.

— Плоды Сонного дерева! — не дожидаясь, пока на вопрос Гермионы ответит Снейп, прошептала мадам Спраут. — Не представляю, откуда Невилл их взял! Мы никогда не выращивали ничего подобного в Хогвартсе!

Помона прижала морщинистую ладонь к лицу, и голос её расстроенно задрожал.

— Если Невилл вдохнул достаточно много, последствия могут оказаться необратимы.

— Что значит, необратимы? — растерянно глядя на расслабленную фигуру Невилла, спросил Гарри. — Он ведь просто спит?!

— Вечным сном! — зло огрызнулся Снейп. — Вам знакома подобная временная концепция, Поттер?

Гарри обернулся к Гермионе, надеясь услышать хоть какие-то разъяснения, но та, сама не понимая, что происходит, лишь растерянно пожала плечами.

Профессор МакГонагалл взмахнула палочкой, и прозрачная сфера накрыла всех учителей непроницаемым защитным куполом.

— Они пусты, — тихо сказала мадам Спраут, внимательно рассматривая сморщенные плоды. — Arbore somni или, проще говоря, сонные бобы, подобны грибам. Они разом выбрасывают в воздух свои споры через любое образовавшееся в коре плода отверстие, и тут же сжимаются, становясь похожими на высушенные сливы. В таком виде плоды абсолютно безвредны. Сами же споры не живут в воздухе больше пары минут, им нужен новый носитель или подходящая субстанция, очень жидкий грунт, а ещё лучше — вода.

Она сокрушённо покачала головой и расстроенно добавила:

— Мерлин всемогущий, трёх Arbore somni было бы вполне достаточно, чтобы усыпить гипогриффа.

Снейп вновь приблизился к Невиллу и осторожно поковырял палочкой один из плодов.

— Только кожа, — подтвердил он, — абсолютно полая внутри.

— В таком случае о себе мы можем больше не беспокоиться, — сказала МакГонагалл, впрочем, по-прежнему не снимая защитного купола. — Можем ли мы теперь доставить Невилла в Больничное крыло?

— Вполне, — Снейп взял со стола пустую стеклянную колбу, осторожно сложил в неё сморщенные плоды и запечатал колбу заклинанием. — Я изучу их в лаборатории, — сказал он, обращаясь к МакГонагалл, — но, думаю, Помона права, в подобном виде они абсолютно безвредны, впрочем, как и сам Лонгботтом. Сонная болезнь не заразна. Однако на всякий случай я всё же объявил бы карантин, хотя бы на несколько часов, пока мы не выясним, как эта дрянь попала в Хогвартс.

* * *

Гарри принес Невилла в Больничное крыло совершенно по-маггловски — взвалив на плечо и не позволив директору левитировать Лонгботтома при помощи магии, что Снейп, естественно, счёл невероятно глупым. Однако Гарри с полнейшим безразличием выслушал его язвительные комментарии, воспользовался заклинанием, облегчающим вес, и по дороге до Хогвартса не проронил больше ни слова. Гермиона шла следом, притихшая и испуганная, держа палочку наготове и невольно вспоминая о том, как девять лет назад Сириус левитировал Снейпа по проходу, ведущему в Визжащую хижину.

В Больничном крыле было пусто. Мадам Помфри торопливо вышла из своего кабинета, повязывая передник и поправляя чепец. Палочка в её руке взволнованно подрагивала.

— Опять Лонгботтом? — воскликнула она, завидев Невилла. — Такое количество ран, ушибов и отравлений на моей памяти не получал ещё ни один преподаватель или студент Хогвартса! Он просто притягивает к себе неприятности! Кладите его на эту кровать. Что с ним случилось на этот раз?

Снейп молча вынул из кармана колбу с сонными бобами и протянул медиковедьме.

— Мерлин всемогущий! — испуганно прошептала мадам Помфри, рассматривая содержимое колбы на свет. — Откуда они взялись?

— Они были у Невилла в руках, когда мы его нашли, — пояснила МакГонагалл.

— Это ведь Arbore somni? Я ничего не путаю? Никогда не видела их вживую, только в книгах. Есть ещё пострадавшие?

Минерва отрицательно покачала головой.

— Вы что, выращиваете Arbore somni в Хогвартсе? — возмущённо спросила мадам Помфри, обращаясь к профессору Спраут.

— Конечно же нет! — от праведного гнева шляпка на макушке Помоны съехала набок. — Я никогда не выращивала ничего подобного в школе! От них же не существует противоядия!

— Сколько он вдохнул? — мадам Помфри пощупала пульс Невилла, а затем, приподняв левое веко, посветила слабеньким Люмосом в глаз, внимательно изучая реакцию зрачка.

— Думаю, все три, — ответила МакГонагалл, — по крайней мере, плоды лежали рядом и все они теперь пусты.

— Дело плохо, — расстроенно призналась мадам Помфри, — он не реагирует на внешние раздражители, и я вынуждена диагностировать глубокую волшебную кому, язык не поворачивается назвать это сном! Но в общем-то легенды не врут. Сейчас он действительно спит, и я не знаю ни одного способа, как можно было бы его разбудить.

— Но должно же быть хоть что-то? — не выдержал Гарри.

— Как это ни печально, мистер Поттер, но Помона права, сонная болезнь неизлечима.

— Бодрящее зелье? Может, сварить какой-то антидот?

Мадам Помфри отрицательно покачала головой.

— Многие пытались найти противоядие, но оно не существует, организм сам отказывается восстанавливаться, это своего рода защитная реакция.

— И что же теперь будет?

— Мистер Лонгботтом будет спать, — расстроенно ответила мадам Помфри. — Десятки лет, возможно, даже сотни. Я читала лишь об одном подобном случае, когда целители наблюдали пациента с сонной болезнью. В книге было сказано, что он прожил в таком состоянии около сорока лет и даже не состарился.

— Чёрт возьми, но это же бред! Я не могу поверить, что нет способа его разбудить, — Гарри в отчаянии заметался по комнате, взлохмачивая свои коротко постриженые волосы. — Я свяжусь с Кингсли, возможно, какую-то информацию можно найти в архивах невыразимцев. Откуда-то эта дрянь взялась в Хогвартсе? А значит, кто-то в Министерстве уже имел с ней дело!

Снейп, всё это время задумчиво наблюдавший за метаниями Поттера, неожиданно обернулся к Гермионе и, недобро щурясь, спросил:

— Что-то вы подозрительно притихли, мисс Грейнджер? В любое другое время вы бы уже задали тысячу вопросов и изложили бы как минимум три плана спасения бедняги Лонгботтома, так почему же вы молчите?

— Мне кажется, это я принесла посылку с бобами Невиллу, — тихо всхлипывая, ответила Гермиона, — и я её уронила.

— Думаю, сейчас самое подходящее время, чтобы узнать все подробности! — не скрывая язвительного сарказма, сказал Снейп.

— Мне кажется, что сонные бобы прислала Луна Лавгуд, — покаянно пояснила Гермиона. — Луна уже несколько месяцев путешествует по Южной Америке и иногда присылает Невиллу семена различных экзотических растений. Так, ничего серьёзного, но им нравится обмениваться мнениями и сравнивать результаты различных экспериментов. Сегодня днём я была в совятне и забрала очередную посылку для Невилла. И... я была расстроена... — Гермиона замялась, не желая посвящать собравшихся в ненужные подробности её разговора со Снейпом. — И случайно уронила коробку. Помялся угол. Я хотела починить коробку при помощи магии, но Невилл сказал, что не стоит волноваться, что трансконтинентальные почтовые птицы не слишком аккуратны, и поэтому Луна никогда не присылает ничего хрупкого…

Снейп сжал губы в тонкую недовольную линию, но не стал развивать тему — он наверняка отлично понял, о каких именно расстроивших её событиях идёт речь.

— Возможно, при падении коробки кожица сонных бобов повредилась, и когда Невилл достал их из посылки, бобы просто выбросили споры прямо ему в лицо. Наверняка он даже не успел ничего почувствовать.

— Боже милостивый! — воскликнула профессор Спраут.

Однако МакГонагалл, в отличие от профессора травологии, осталась на удивление спокойной.

— Надеюсь, что вы правы, мисс Грейнджер, и это действительно лишь досадная случайность, — произнесла она с неожиданным облегчением в голосе, — не хотелось бы вновь столкнуться с чьим-то злым умыслом, особенно накануне предстоящих нам важных событий.

— От Лавгуд всегда были одни неприятности, — согласился Снейп. — Отсутствие меры делало всё, к чему она прикасалась, подобным торнадо — неуправляемым и непредсказуемо опасным.

От мысли, что её никто не осуждает, Гермионе стало только хуже. Она встретилась взглядом с Гарри — сочувствующим и таким же расстроенным — и совершенно пала духом. Уж лучше бы Снейп на неё накричал.

Погладив Гермиону по плечу и, перестав наконец отчаянно метаться по больничной палате, Гарри устало опустился на кровать. Стоило ему узнать, откуда взялись бобы, как вся его энергия, казалось, разом иссякла.

— Что будем делать? — спросила МакГонагалл, обращаясь к мадам Помфри.

— Я свяжусь с больницей Святого Мунго, но они вряд ли чем-то помогут. Как я уже сказала, сонная болезнь неизлечима, поэтому всё, что они смогут нам предложить, это поместить Лонгботтома в палату Януса Тупия.

Румянец отхлынул от щёк Гермионы. Она знала, что в палате Януса Тупия вот уже двадцать лет жили родители Невилла, потерявшие рассудок после пыток, которым их подвергла Беллатриса Лестрейндж.

— Нет! — вновь резко вскакивая с кровати, воскликнул Гарри. — Только не туда!

Вид у него был крайне решительный.

— Давайте оставим Невилла здесь, в Хогвартсе, хотя бы на несколько дней. Возможно, мы что-нибудь придумаем! — он говорил, обращаясь к МакГонагалл, и в его голосе была такая мольба, что у Гермионы невольно защемило сердце.

Однако прежде, чем МакГонагалл успела хоть что-то ответить, Гарри совершенно неожиданно поддержал Снейп.

— На этот раз я вынужден согласиться с Поттером, — сказал профессор, не глядя на Гарри. — В Хогвартсе у Лонгботтома гораздо больше шансов.

* * *

— Вы ведь что-то задумали? — догоняя профессора Снейпа в коридоре, решительно спросила Гермиона.

— С чего вы взяли?

— Вы впервые на моей памяти поддержали просьбу Гарри, а значит, вам для чего-то это было нужно. Возможно, вы знаете средство, которое сможет помочь. Могу я пойти с вами?

Снейп хмыкнул, но не замедлил шага.

— Когда это вы нуждались в моём согласии? — спросил он, поворачивая на лестницу, ведущую в подземелья.

Гермиона подобрала подол мантии и стремительно припустила следом.

— Вы будете варить зелье? — спросила она, стараясь приноровиться к размашистому шагу Снейпа.

— Ответ очевиден, мисс Грейнджер, как и ответ на ваш следующий вопрос. Вы можете присутствовать, если обещаете вести себя тихо.

В лаборатории было сыро. По всей видимости Снейп не спускался сюда уже несколько недель, начало школьных занятий наверняка совсем не оставляло ему времени для работы над собственными зельями. Он быстрым взмахом палочки разжёг камин и, присев на корточки, стал рыться на одной из полок, в беспорядке заваленных старыми книгами и свитками. Гермиона расположилась в глубоком потрёпанном кресле напротив и, подобрав под себя ноги, замерла в напряжённом ожидании. Снейп редко допускал её в свою святая святых и ещё реже позволял наблюдать за приготовлением зелий. В глубине души Гермиона, конечно, знала, что всему виной её несдержанное любопытство, мешавшее профессору должным образом сосредоточиться, но поделать с собой ничего не могла. Потребность всё время задавать вопросы была неотделимой частью её натуры.

Наконец Снейп нашёл то, что искал — он вынул из стопки книг старенький потрёпанный фолиант, открыл его на нужной странице, быстро пробежал взглядом по странице и, найдя нужный отрывок, аккуратно положил томик на край стола. Затем достал из шкафчика горелку, алюминиевый котёл и начал подбирать необходимые ингредиенты: майоран, яйца пеплозмея, лакричный пион... На пятой банке Гермиона не выдержала.

— Мадам Помфри сказала, что сонная болезнь неизлечима. Это ведь не так? — спросила она, требовательно глядя на Снейпа. Страх за Невилла, чувство вины, потребность действовать — всё смешалось в ней, не позволяя и дальше спокойно сидеть в кресле.

Снейп молчал почти целую минуту, долгую, томительную, словно решая, сказать ли ей правду. А потом поднял на Гермиону глаза, и под этим странным, пугающим взглядом ей вдруг стало нехорошо.

— В Мунго, — произнёс он, — следуют правилам и применяют только традиционные методы волшебной медицины. Мне же соблюдать правила ни к чему.

Он выставил на стол ещё несколько склянок с ингредиентами и, уже не глядя на Гермиону, добавил:

— Впрочем, вас это тоже никогда не останавливало, не так ли, мисс Грейнджер?

Гермиона, конечно же, понимала, к чему он клонит, но ссориться совершенно не хотелось, поэтому она просто кивнула.

Снейп наполнил алюминиевый котёл родниковой водой, зажёг горелку и неожиданно спросил:

— Что вы знаете о Спящей красавице, мисс Грейнджер?

— О Спящей красавице? — удивлённо переспросила Гермиона. — Вы имеете в виду магловскую сказку? Ну, принцесса уколола палец веретеном и погрузилась…

— Я имею в виду историю, случившуюся в шестом веке в королевстве Нортумбрия, она не слишком сильно отличается от магловской истории, правда, не той, что вы сейчас вспомнили.

— По-видимому, я никогда её не слышала, — растерянно ответила Гермиона.

— Много лет назад жила могучая колдунья…

— Постойте, профессор, вы сейчас и правда говорите о магловской сказке?

— Все истории, рассказанные в сказках, когда-то случались в реальной жизни, ну или почти все. Как правило, сочинители немного привирали, давая реальным историям вторую жизнь, но суть от этого не меняется. Якоб и Вильгельмина Гримм… да, да, мисс Грейнджер, именно Вильгельмина Гримм, — с ухмылкой подтвердил Снейп, поймав удивлённый взгляд Гермионы, — я поражён, что вы не знали. Якоб был сквибом, а Вильгельмина — волшебницей, но в девятнадцатом веке женщине непросто было опубликовать книгу даже в магловском мире, не говоря уже о мире волшебников. Закоснелый консерватизм всегда был стержнем и краеугольным камнем нашего общества, именно поэтому мы так медленно развиваемся. Так вот, Якоб и Вильгельмина Гримм, собирая легенды для своей «Книги Сказок», включили в неё немало реальных историй, имевших место в обычной жизни — волшебного мира, разумеется. У книги было два издания — магическое и магловское. Магический вариант издания отличается от магловского по крайней мере в той части, где подробно описаны все магические ритуалы и рецепты зелий.

Снейп добавил в котёл ещё несколько ингредиентов, затем взял со стола старенький потрёпанный томик и открыл его на нужной странице.

— Это первое магическое издание, опубликованное в тысяча восемьсот двенадцатом году, — сказал он, протягивая книгу Гермионе, — магловское издание появилось уже позднее, в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом, урезанное и несколько видоизменённое. Спустя сорок лет Гриммы поняли, как, не нарушая Статута о секретности, продавать свои истории маглам с большей прибылью и гораздо большим успехом и, наконец, приобрели мировую известность.

Гермиона взяла книгу и внимательно посмотрела на открытую страницу.

— Schneewittchen, — прочитала она севшим от волнения голосом. — Это же «Сказка о Белоснежке и семи гномах»?

— На самом деле изначально никаких гномов в той истории не было, они появились позднее лишь в магловском варианте сказки. Просто прагматичной Королеве захотелось заранее избавиться от возможной претендентки на трон. Королева была сведуща в вопросах зельеварения и сварила зелье из сонных бобов, которым и накачала спелое красное яблоко. Принцесса надкусила яблоко и уснула вечным сном. И спала до тех пор…

— Пока её поцелуем любви не разбудил прекрасный принц… — вторя его словам, закончила Гермиона.

— Совершенно верно, мисс Грейнджер, — удовлетворённо кивнул Снейп.

— Но как это возможно? — Гермиона подняла от книги растерянный взгляд и с надеждой посмотрела на профессора. — Вы хотите сказать, что речь здесь идёт о магии истинной любви? — Она ещё раз посмотрела на книгу. — Вы всерьёз считаете, что поцелуй истинной любви смог бы разбудить Невилла?

— Вера в любовь — очень сильный антидот, мисс Грейнджер, ко многим неизлечимым проклятиям, — Снейп добавил в зелье толчёный майоран и потянулся за банкой с крысиными хвостами, — как бы нелепо это ни звучало, но химический процесс происходящего довольно прост. Сонные бобы вовсе не сильнодействующее снотворное, как вам могло показаться из их простонародного названия. Споры — это магические паразиты, использующие человека как временного носителя до тех пор, пока не подберут себе иную, более подходящую среду. Попадая на слизистые оболочки человека, они применяют к нему метод паразитического симбиоза, подавляя его жизненный и магический потенциал ровно настолько, чтобы он оставался жив, но при этом лишился всяческой способности к сопротивлению и, как следствие, отторжению оказавшихся в его теле инородных организмов. После того, как магический потенциал волшебника резко понижается, мозг погружает человека в глубокий сон, чтобы снизить потребляемую им энергию до минимума. Поэтому так называемая сонная болезнь — это всего лишь защитная функция организма. Что же касается «поцелуя любви», — Снейп замолчал, помешивая своё зелье против часовой стрелки, но спустя пару секунд заговорил вновь. — Люди, чья эмоциональная привязанность очень сильна, в попытке защитить или уберечь объект своей влюблённости способны увеличить свой магический потенциал многократно, а ещё они способны отдать собственные силы, чтобы спасти того, кого они любят. Отдав часть своей магии, они столь сильно повышают магический потенциал заболевшего, что паразиты в буквальном смысле сгорают, не выдержав такого мощного притока энергии в организм носителя. Мозг волшебника перестаёт видеть необходимость в экономии магической энергии, и больной просыпается.

— То есть, если найдётся некто, испытывающий к Невиллу истинную любовь, у нас появится шанс?

— Мисс Грейнджер, вы так наивны и доверчивы, что я порой удивляюсь, каким чудом вы дожили до своих лет. Понятие «истинная любовь» придумали романисты, чтобы заставлять трепетать сердца глупеньких девушек. Магия неразумна, она не отличает понятия «истинной» и «не истинной» любви. Здесь важен лишь процесс самопожертвования, желание и способность волшебника отдать часть своей магической силы своему возлюбленному, для этого он всего лишь должен верить, что любит всем сердцем…

— Но я… — непонимающе начала Гермиона и замерла, растерянно глядя на котёл…

Сердце вдруг отчаянно сжалось и пропустило удар..

Тысячелистник, толчёный майоран, лакричный пион…. она была так слепа! Мерлин, она не хотела замечать очевидного!

Гермиона медленно поднялась из кресла и сделала нерешительный шаг к котлу. Ноги отчего-то вдруг стали ватными, шаг, ещё шаг... Она заставила себя не останавливаться. Пар над котлом закручивался в знакомые тугие спиральки, только зелье было лавандовым, — Мерлин, лавандовым! — а должно было быть жемчужным, вот почему она не догадалась сразу. Представить, что однажды Снейп модифицирует зелье, сделав его лавандовым, Гермиона, пожалуй, не смогла бы и в страшном сне, даже подобное предположение он должен был бы счесть оскорбительным.

Рядом с котлом воздух казался влажным. Гермиона заставила себя вдохнуть полной грудью и в отчаянии зажмурилась. Зелье пахло пергаментом, и терпким горьковатым ароматом полыни, и... и...

Нет. Она не заплачет. Только не сейчас, но и не будет смотреть ему прямо в глаза, она и так всегда была для Снейпа, словно раскрытая книга.

Рука её неловко нащупала край стола.

— Это ведь амортенция, — сказала Гермиона недрогнувшим голосом, но внутри что-то треснуло, ломаясь и разбиваясь на тысячи ранящих осколков.

Она не спутала бы этот запах ни с чем, терпкий и такой насыщенный... Она ловила его среди ночных коридоров Хогвартса и за обеденным столом... Так пахли книги с его пометками на полях... А ещё так пахли её запретные сны... Полынь и пустырник...

Всё же профессор слишком часто варил бодроперцовое зелье.

Гермиона сглотнула ставшую вдруг вязкой слюну и медленно открыла глаза

Что ж, вот и ответ на все её вопросы — маленькая дурочка, возомнившая о себе бог весть что! Снейп знал, кем пахнет для неё амортенция, и всё же пожелал, чтобы она выпила это зелье, сваренное на другого.

Не вовремя и ни к месту ей вдруг вспомнился рассказ Гарри — каким нелепым ему тогда казался Рон, по ошибке съевший шоколадные котелки с приворотным зельем Ромильды Вейн. Интересно, она тоже будет казаться смешной?

— Итак, вы догадались, — невозмутимо произнёс Снейп.

Она не ответила. Зачем подтверждать очевидное?

— Зелье будет действовать только час, никакого противоядия не потребуется. Если сказки не лгут, Лонгботтом придёт в себя почти мгновенно, если же нет...

Она не хотела знать, что будет, если зелье не подействует.

— Давайте уже начинать, профессор, — сказала Гермиона, коротким взмахом палочки призывая к себе пустую пробирку.

Сказки лгут, прекрасных принцев не существует, а настоящая любовь и вовсе выдумка.

Она не позволила своей руке дрогнуть, пока Снейп наливал амортенцию. Пальцы профессора были тёплыми.

Раньше каждое его прикосновение она хранила в своей памяти, словно величайшую драгоценность...

Гермиона взяла из рук Снейпа пробирку и на мгновение снова зажмурилась — она виновата перед Невиллом и должна всё исправить, всё закончится очень быстро, в конце концов, она может просто представить, что пьёт сейчас самое обычное бодроперцовое зелье.

* * *

— Профессор, прошу вас, я должна его снова увидеть, — сказала Гермиона, откладывая опустевшую пробирку в сторону.

Она решительно потянула Снейпа за рукав, но, видя что тот не торопится следовать за ней, сама заспешила к выходу из кабинета.

— Ну, хорошо, оставайтесь здесь,— добавила она нетерпеливо, — а я вернусь в Больничное Крыло. Ума не приложу, как я могла оставить его так надолго.

До Больничного Крыла Гермиона шла быстрым шагом. Она бы, наверное, даже бежала, но по непонятной причине всё это время её отчётливо смущало присутствие профессора Снейпа. Зачем ему вообще было идти за ней следом? Желание находиться рядом с Невиллом казалось всепоглощающим. Гермиона передёрнула плечами, словно раздражённо сбрасывая чужой взгляд, и стремительно взлетела вверх по лестнице. Мантия Снейпа шелестела за её спиной, быстрые шаги эхом отдавались в пустом коридоре. Мерлин! Быстрее! Ещё быстрее!

— Невилл! — она всё-таки не сдержалась, когда, войдя в дверь Больничного Крыла, увидела на кровати бледное неподвижное тело.

Ещё минуту назад так беспокоивший её профессор мгновенно перестал для неё существовать. Хотелось лишь одного — обнять, утешить, быть рядом. Она скользнула к кровати, стремительно опускаясь на колени, и в складках измятых простыней нащупала тёплую безвольную руку.

— Боже мой, Невилл, милый! — прошептала Гермиона, целуя его неподвижные пальцы.

Гарри, задремавший на соседней кровати, удивлённо приподнял голову.

— Гермиона?! — сказал он с лёгким непониманием.

Но Гермиона не обратила на него никакого внимания. Уж Гарри-то должен был знать, что для неё сейчас нет ничего более важного, чем просто быть рядом с Невиллом. Она поправила немного съехавшую подушку и снова сжала ладонь Невилла.

Вошедший следом Снейп остановился чуть поодаль, с пугающим спокойствием глядя на происходящее.

— Что, чёрт возьми, вы с ней сделали? — растерянно воскликнул Гарри, бросаясь к Гермионе. — Вы чем-то её опоили?

Снейп сделал стремительный шаг к кровати, намереваясь остановить мальчишку.

— Спокойно, Поттер, это всего лишь амортенция, и, предвидя ваши дальнейшие обвинения, скажу сразу — ваша подруга согласилась на это добровольно. Я не опаивал её и не травил.

— Но зачем это? — Гарри выглядел растерянно и в то же время испуганно. — Вы... вы ...— взгляд его неожиданно наполнился болью, — вы предложили ей выпить амортенцию? Как вы могли... вы же знаете... не можете не знать... — боль сменилась злостью, и Снейп едва не отшатнулся, увидев в глазах Поттера давно позабытую ненависть.

«Как вы могли, он ведь вам доверял?..»

Всполохи от горящей хижины Хагрида вновь ослепили глаза. Снейп тряхнул головой, отгоняя видение.

— Я, как всегда, исправляю чужие ошибки, Поттер,— зло прошипел он, сам не понимая, зачем оправдывается. — Или вы предпочитаете до конца своих дней навещать Лонгботтома в палате Януса Тупия?

— Что случилось?! — требовательно и очень тихо спросила МакГонагалл, появляясь в дверях Больничного Крыла. Она смотрела на Снейпа странно, без осуждения и без гнева, но так, словно видела его впервые. — Это действительно амортенция?

— Да, — без всякого выражения ответил профессор. Он был готов остановить Поттера, если тот вновь бросится к Гермионе, но Гарри не двигался, продолжая прожигать Снейпа мрачным и злым взглядом, наверняка тоже нащупывая в кармане волшебную палочку.

Они все его осуждают, с неменьшей злостью подумал Северус и тут же мысленно добавил: «Да и плевать. Как низко они все ценят жизнь мальчишки Лонгботтома».

— Оставьте, Поттер — твёрдо сказала МакГонагалл, неожиданно оказывая Снейпу поддержку. — Уверена, Северус хорошо знает, что делает! Есть такая старая сказка...

Гарри медленно вынул руки из карманов, и одно долгое, бесконечно долгое мгновение казалось, что сейчас он сожмёт раскрытую ладонь в кулак и ударит Снейпа в лицо, но вместо этого он вдруг неожиданно рассмеялся — с горечью и с какой-то пугающей неуместной жалостью.

— А вы дурак, профессор, — сказал он, качая головой, — трусливый дурак, забывший, чем заканчиваются сказки. Она его поцелует, он проснётся, и они будут жить долго и счастливо. А что будете делать вы?

Снейп сжал пальцы правой руки, и что-то хрустнуло, но прежде, чем он успел ответить, Невилл неожиданно застонал и открыл глаза.

— Гермиона? — пробормотал он растерянно, всё ещё ощущая вкус её поцелуя на губах.

— Невилл! — радостно воскликнула Гермиона и бросилась ему на шею.

— Я провожу мисс Грейнджер, в её комнаты, — невозмутимо сказал Снейп, — через час она будет в полном порядке.

— Не думаю, что это хорошая идея, Северус! — МакГонагалл, прищурившись, посмотрела на него сквозь стёкла квадратных очков, и в голосе её неожиданно зазвучал метал. — Сегодня ты уже сделал для всех нас достаточно, я провожу мисс Грейнджер сама. А вы, Поттер, останьтесь здесь и расскажите Лонгботтому о том, что с ним произошло.

Конец 2 части