Маленькая мохнатая проблемка (гет)

Мэтью Чиннери, блондин от природы и ветеринар по зову сердца, сидит у окна в своем рабочем кабинете и глядит на то, как бодро скользят вниз по стеклу дождевые капли. Стекло в левой раме заметно чище и прозрачнее, чем в правой. Его заменили совсем недавно, после того случая, когда маленькая черепашка под действием сжатого воздуха вырвалась из панциря и, пролетев полкабинета, врезалась в окно и пробила в стекле дыру.

Мистер Чиннери печален. Казалось бы, прописная истина: если у тебя что-то не получается, попробуй еще раз. Но что делать, если пациенты: мохнатые, пернатые, чешуйчатые или запакованные в панцирь — раз за разом мрут прямо в процессе лечения? А ведь он так старается, право, он заслужил хотя бы одного выжившего пациента!

Тут раздается стук в дверь, возвращая его из мира грёз.

— Тут-тук, мистер Чиннери. К вам можно?

— Да, Барбара, — безошибочно узнает он обладательницу хрипловатого баса и оборачивается. — Чем могу помочь?

Барбара, барышня весьма незаурядная даже по меркам Ройстон Вейзи, бочком проскальзывает в кабинет.

— Мистер Че, у нас тут проблемка. Кхм, мохнатая.

— Ты завела питомца? — во взгляде ветеринара вспыхивает профессиональный интерес.

— Нет, не совсем. Я, это... вышла замуж.

— В самом деле? Мои поздравления! И давно?

— Вчера. Всё получилось довольно спонтанно, совсем как в сказке... Знаете, мистер Че, я ведь была уверена, что мужчинам не нравятся такие девушки, как я, — сообщает Барбара глубоким басом, почесывая волосатое декольте.

— Вот как? Эм-м... мне очень жаль это слышать, Барбара.

— Но теперь это уже не имеет значения! Да... Родители Дэви хотели, чтобы мы провели медовый месяц с ними, в магазине, но... Вы же понимаете, мистер Че, после свадьбы хочется этого самого... уединения.

— Да, наверное, — осторожно соглашается Мэтью.

— Так что мы с Дэви решили отправиться в свадебное путешествие к морю. Поедем на моем такси, с ветерком...

— Что ж, я очень рад за вас, но, честно говоря, не понимаю, чего ты хочешь от меня, Барбара.

— Вот с этим-то и проблемка. С поездкой.

— Да?

— Дэви, он не может долго ехать сидя. Очень в штанах тесно, понимаете?

— Барбара! — к своему стыду Мэтью чувствует, как краснеет. — Боюсь, такого рода проблемы — не совсем по моей части...

— У него там хвост!

Мэтью Чиннери давится окончанием фразы, захлопывает рот и пару раз изумленно моргает.

— Какой, прошу прощения, хвост? — спрашивает он тихо.

— Ну, такой, знаете ли, — Барбара делает на уровне бедра неопределенный жест, — хвост.

— Понимаю, — мистер Чиннери принимает серьезный и профессиональный вид. — Что ж, давайте взглянем на пациента.

Барбара сияет улыбкой и, выглянув в коридор, воркует басом:

— Дэви, милый, заходи. Мистер Чиннери тебя посмотрит.

Вслед за этим слышится приглушенный рокот, а затем дверь кабинета рывком распахивается, и в дверном проёме вырастает...

Уважаемый ветеринар невольно пятится и нервно сглатывает; не находя слов, он во все глаза разглядывает посетителя.

Роста тот не то, чтобы огромного, скорее, просто высокого, зато в плечах широк настолько, что в дверь пролезает только боком. Его одежда, бывшая когда-то дорогим костюмом, лопнула и разошлась по швам. Из распахнутого ворота рубашки вырастает могучая шея, обхватом подобная стволу полувекового дуба. И шея эта, и голова, и прочие обозримые участки тела покрыты густой бурой порослью. За этими космами черт лица толком не разглядишь, и Мэтью удается различить лишь крепкие белые клыки, загнутые кверху и почти достигающие бровей, короткий вздернутый нос, наподобие пятачка и желтые с вертикальным зрачком глазища.

Да, таких к нему на прием еще не приводили!

Но пациент — это всегда пациент, как бы он не выглядел.

— При-вет, — зовет его Мэтью, ласково улыбаясь, — кто это у нас тут?

Откуда-то из глубин косматого организма доносится глухой и грозный рык.

Добрым словом и уговорами им удается увести пациента за ширму в углу кабинета и разоблачить.

— Хм, действительно хвост, — вынужден признать Мэтью, оглядев пушистую метелку. — Барбара! — он повышает голос, чтобы было слышно на той половине комнаты. — Жаль тебя разочаровывать, но хвосты кхм… щенкам купируют на ранних сроках, а мы сейчас имеем дело с взрослым организмом. Боюсь, ничего не получится.

— Ну придумайте что-нибудь, мистер Че! Может быть, его можно подвязать? Нам далеко ехать!

— Ну что ж, — соглашается Мэтью, — можно попробовать.

— Знаете, мистер Чиннери, — продолжает тем временем Барбара. — Все так хорошо, что мне даже не верится, что это происходит со мной. Словно я какая-то, мать ее, диснеевская принцесса!

— В самом деле? — рассеянно отзывается Мэтью, пока его взгляд торопливо пробегает страницу специализированного справочника.

— Мне ведь раньше не слишком-то везло. В личной жизни, я имею в виду. Я даже опубликовала как-то раз объявление в местной газете в рубрике знакомств. Да все без толку. То есть один-то все же позвонил... Но потом оказалось, что он хотел просто заказать такси.

— М-м?

— А потом появился Дэви, и все у нас сложилось, да так романтично, внезапно и совершенно неожиданно, — Барбара, явно войдя во вкус, все продолжает говорить, не беспокоясь об ответной реакции слушателей. — Его родители пришли просить моей руки... Ну, то есть сперва они похитили меня на парковке у супермаркета, вырубили хлороформом, накинули мешок на голову и заперли в подвале. Потом-то да, пришли просить... Вы меня знаете, мистер Чиннери, я не такая девушка, чтоб покорно сносить всякие харрасменты и прочее! С абьюзерами и шовинистами у меня разговор короткий: сперва бью в зубы, а потом иду за монтировкой! Я так и сделала, а потом увидела Дэви, и это было как удар молнии. Мы с ним родственные души.

— Я очень рад за вас, Барбара, — бормочет Мэтью, пытаясь прибинтовать непослушный хвост к ноге. — Ну-ну, ты уж не вертись, дружок, — говорит он, пытаясь призвать обладателя хвоста к порядку. — До побережья дорога долгая...

Пациент внезапно вздрагивает всем телом и резко разворачивается, так что теперь эта косматая громадина возвышается над Мэтью.

— Р-ророра? — рычит он, словно вопрошая.

— Прошу прощения? — переспрашивает мистер Чиннери. — Боюсь я не совсем...

Договорить он не успевает, так как с его пациентом начинает происходить что-то странное. Он хватается за голову обеими лапами, сжимая ее словно в приступе сильнейшей мигрени, и испускает протяжный горестный стон. Затем сгибается пополам и принимается яростно мотать головой из стороны в сторону.

— Рор-рога! — снова рычит он.

Он топчется на месте, не глядя, и Мэтью едва успевает отскочить в сторону, как вдруг на пол перед ним что-то падает. Что-то белое, продолговатое и загнутое — клык.

А тот все не прекращает реветь, и корчиться, и метаться. Шерсть сыпется с него хлопьями, целыми пригоршнями. Вот отвалился второй клык, за ним один за другим последовали трехдюймовые когти.

Все происходит очень быстро, за считанные секунды, Мэтью не успевает толком разобраться в чем дело, понимает лишь, что больному очень-очень худо. Его нужно спасать, сейчас, немедленно, иначе он потеряет и этого пациента, как и других до него.

Он опрометью бросается за капельницей.

— Все в порядке, мистер Че? — окликает его Барбара.

Мэтью на миг останавливается.

— Да, конечно. Не о чем волноваться, — отвечает он, старательно излучая уверенность, которой не ощущает.

Схватив капельницу, он бегом мчится обратно. Он отсутствовал от силы полминуты, но вернувшись застает пациента в совершенно ином облике.

Шерсть облетела, открыв вид на бледную кожу. Изменились и черты лица: клыки пропали, а нос удлинился и утратил сходство с пятачком.

Пациент открывает глаза — светло-голубые, с обычным круглым зрачком — и глядит на Мэтью, взгляд его слегка расфокуссирован.

— Я Дэвид. Дэвид Тэтсайроп, — говорит он, голос звучит слабо, но отчетливо. — А вы — врач?

— Ветеринар, — мягко поправляет мистер Чиннери, борясь с желанием пощупать пациенту нос. — Как вы себя чувствуете?

— Дорога...

На какой-то миг Мэтью кажется, что пациент бредит, но тут он продолжает:

— Я гендиректор "ПиКью", будем строить дорогу, которая соединит Ройстон Вейзи с большим миром...

— О, эту дорогу!

Дэвид с усилием кивает.

— Да. Я помню... помню, как отправился поговорить с отцом, а дальше... Туман, все так смутно, — он жмурится и трясет головой. — Одни обрывки, разрозненные образы. Я превратился...

Дэвид вздрагивает всем телом, тревожно оглядывается вокруг, взгляд упирается в лежащие на коленях руки. Он поднимает их к лицу и разглядывает, как какую-то диковинку.

— Мои руки... мой нос, — ощупывает названную часть тела, — боже мой, я прежний! Я снова прежний!

От былой заторможенности не осталось и следа; он оживлен, хохочет, снова и снова повторяет изумленно-радостное "Я прежний", безостановочно ощупывает свое лицо, руки, плечи, грудь — все, до чего может дотянуться, чтобы убедиться, что это взаправду.

— Невероятно, я был будто одурманен, — он натягивает штаны — хвост покинул бывшего владельца вместе с шерстью, — и пытается попасть руками в рукава рубашки, но движения его слишком порывисты, и он ненароком опрокидывает ширму.

— Ох, локоть! Впрочем, не важно. Главное, теперь я снова вижу все ясно, как прежде... Выражаясь метафорически. Где мои очки?

Он озирается по сторонам и замечает в дальней, уже не скрытой ширмой, части комнаты расплывчатое пятно в красном платье.

— Барбара? — восклицает он, счастливый и оживленный. — Ты только погляди, я прежний!

Он не может разобрать без очков лица своей новобрачной, а между тем на лице у той застыло странное напряженное выражение: неверие мешается там с радостью, надежда — с опаской.

— Дэви? — осторожно зовет она.

Внезапно радость на его лице исчезает, сменяясь неловкостью.

— Барбара, — произносит он с усилием, — мне, право, ужасно неудобно перед тобой. То, что случилось между нами в магазине моих родителей... Это бракосочетание... — на его лице написано теперь мучительное смущение, — но все это было не по-настоящему. У моего отца нет никаких законных оснований заключать браки. Так что все это... не имеет никакой юридической силы. Ты понимаешь? Так что нам теперь...

— А как же, дело ясное, — голос Барбары звучит глухо. — Не каждой дано побыть диснеевской принцессой, — подобрав свою сумочку она широким шагом направляется к выходу.

Дэвид поднимает на несостоявшуюся невесту глаза и близоруко щурится. Совладав наконец с пиджаком, достает из внутреннего кармана очки и водружает их на нос.

— Барбара! — зовет он. — Ты что, уходишь? Но почему?

Уже в дверях она оборачивается:

— Наш брак недействителен, ты сам так сказал. И поэтому...

— Поэтому я предлагаю сейчас отправиться в мэрию или в церковь — на твой выбор — и завершить начатое.

Она открывает рот для ответа, но тут же захлопывает его, так ничего и не сказав.

Он делает шаг ей навстречу и берет за руку, и в его изящных бледных пальцах ее широкая смуглая ладонь кажется чем-то инородным.

— Барбара Диксон, — говорит он очень серьезно. — Мне всегда нравились девушки, умеющие разбираться в моторах, меня восхищает твоя прямота и роскошный хук справа. Мы неверно начали, но можем правильно продолжить. Если ты согласна, конечно.

Скулы Барбары цветом соперничают с ее платьем, когда она энергично трясет головой в знак согласия.

А после оба в обнимку покидают веткабинет.

— Куда теперь? — доносятся до Мэтью голоса с лестницы. — В мэрию или в церковь? Сам я предпочел бы последнее, но с преподобной Беренис, как я слышал, невозможно сладить.

— Ну, на этот случай всегда есть монтировка...

Дождь за окном перестал, раскинув над Ройстон Вейзи арку радуги. Мэтью Чиннери, ветеринар по зову сердца, стоит у окна, и счастливо провожает взглядом своего первого выжившего пациента.