Час визита (джен)

“ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ ЛЕЧЕНИЕ”, — гласили жирные чёрные буквы на дверях в восточное крыло. В тусклом свете ламп Бон-Бон приходилось щуриться, морща нос от резкого запаха антисептика. Непримечательные коридоры и пара комнат, на которые она мимоходом обратила внимание, были покрашены в один бежевый. Изредка попадались окошки во внешний мир.

“И они рассчитывают, что тут сможет хоть кто-то поправиться?” — пронеслось в её голове.

Санитар, которого главврач выделил ей в сопровождение, запер двери и провёл её в дальний конец коридора. Пока они шли, из-за двери справа раздался хриплый, будто смеющийся лай. Остановились. Санитар побарабанил по двери, и хохот столь же резко оборвался.

Секунды, казалось, тянутся целую вечность. Бон-Бон мысленно приготовилась к тому, что её там ждёт; в голове снова промелькнули слова врача: “…Крайнее нервное расстройство…”

Палата была поделена надвое дюймовой стеной из оргстекла с восемью просверленными дырочками: две линии по четыре. По эту сторону стоял один-единственный пластмассовый стул. За стеклом пол и стены были тщательно обиты мягким наполнителем желтушного цвета.

По ту сторону беспокойно бродила Лира. Хвост её безвольно повис, а сама она будто позабыла привычную пружинистую походку и ковыляла туда-сюда, переставляя по одной ноге за раз, словно те её не слушались. На ней была белая больничная рубашка и, что тревожило больше, блокирующий магию ошейник.

Санитар проводил Бон-Бон вперёд и указал на стул. Хотя внешне ничего не выдавало в жеребце беспокойства, он то и дело поглядывал на Лиру одним глазом.

— Постучитесь, как закончите, — сказал он напоследок, затем вышел и прикрыл дверь.

Стараясь не делать резких движений, Бон-Бон присела и сложила копыта перед собой. Замершая Лира неотрывно следила за посетительницей.

На мгновение воцарилась тишина. Сразу, как Бон-Бон передали новости, она провела долгие часы в раздумьях о том, что же сказать Лире, когда они наконец-то увидятся. Но сейчас, даже если что-то и вертелось на языке, в голове было пусто.

— Привет, Лира, — осторожно начала она.

— Ты её знакомая? — спросила Лира сухо, без знакомой теплоты и задора в голосе.

У Бон-Бон сжалось сердце. Как надеялся врач, встречи с подругой помогут восстановить хоть какие-то воспоминания — осколки настоящей… не этой “Лиры”. Бон-Бон вдохнула поглубже, лишь бы не удариться в слёзы.

— Лира, тебе нужна помощь.

— Всем нужна, — заявила та. — Пока что, может, и нет, но только пока. Боюсь, это ненадолго.

— Что ты хочешь сказать, Лира? — спросила Бон-Бон за неимением лучшего. Что бы Лира ни ответила, вряд ли ей станет лучше.

— Полагаю, если меня поместили сюда, я уже провалилась. Впрочем, слушай, у тебя есть связи в высшем обществе? Или, возможно, силовых структурах?

— Лира, это же я… Это я, Бон-Бон.

— Хотя что я? Ты всё равно не послушаешь, — фыркнула единорожка и угрюмо уставилась в пол. — Ни ты, ни санитары. Наивно было сразу обращаться к властям, а уж тем более дать себя схватить.

— Ты не помнишь меня? — прошептала Бон-Бон.

— Я тебе не подруга, — отрезала Лира. — Для начала прими это как факт. Это крайне важно. Не беспокойся, я не намереваюсь вредить её телу. Но я — не она.

Бон-Бон хотела сорваться с места, убежать, но поборола отчаянный порыв. Она едва узнавала сидевшую перед ней пони, хоть та и выглядела совсем как… “Лира” приняла молчание за согласие выслушать.

— Времени почти не осталось. Осталась ли надежда — зависит от того, выслушаешь ли ты меня. Во имя всего, что для вас тут дорого, я должна попытаться, — Лира тяжело вздохнула и посмотрела Бон-Бон прямо в глаза. — Сейчас ты получаешь послание из будущего, двести пятьдесят шесть лет спустя. Мы изобрели заклинание, которое позволяет мне проецировать нервные импульсы в мозг твоей подруги назад во времени.

Не разделяй их непроницаемое стекло, она бросилась бы к Лире, схватила её за плечи, потрясла, закричала: “Приди в себя!” Но смогла лишь с запинкой выдавить одно-единственное слово:

— Зачем?

— Я… Мы пытаемся исправить просчёт, который и потребовал моего визита, — пояснила Лира.

В голове Бон-Бон что-то щёлкнуло.

— А Лира? Она тут? Я могу с ней говорить?

— Когда я покину разум твоей подруги, она придёт в норму.

— И ты… уйдёшь навсегда? И никогда не вернёшься? — Земная пони чуть не поперхнулась воздухом. В душе вспыхнула искорка надежды.

— Если эта попытка провалится полностью, мне придётся пробовать ещё раз, — произнесла Лира. — В другом теле, в более отдалённом прошлом. Конечно, если у меня вообще будет такая возможность. Повторяю: слушай внимательно.

Бон-Бон, будь у неё выбор, не стала бы слушать ни слова больше из уст этого… этого, притворяющегося Лирой. Но Лиру она знала лучше кого бы то ни было на свете, и если таким образом получится докопаться до корня этой психической заразы, то вдруг, вдруг есть шанс…

— В скором времени, — начала Лира, — вся эквестрийская цивилизация, какой вы её знаете, будет уничтожена чудовищным катаклизмом. Поначалу он покажется безвредным природным явлением, но когда раскроется истинная суть, будет слишком поздно. Аликорнов не станет. Разрозненных групп выживших смертных существ не хватит, чтобы восстановить плодородие почвы. Их число резко сократится. Когда вымирание будет казаться неизбежным, со звёзд придут Иные. Они огласят, что желают спасти наш вид. И нас действительно спасут, — лицо Лиры помрачнело, — как стадо скотины.

Полное сумасшествие. Бон-Бон не хотела торопиться с выводами, но уверенно начинала догадываться, что помутило рассудок Лиры. Не успела она раскрыть рот, как единорожка её перебила:

— Теперь уже не осталось сомнений, что в катаклизме были виноваты Иные. Они состоят из чистой энергии, их невозможно увидеть невооружённым глазом, как и убить физическим воздействием — исключительно магией. В сохранившихся книгах пишут, что мы ждали, будто визитёры явятся к нам со звёзд на летательных аппаратах, но Иным они ни к чему.

Средь мыслей Бон-Бон вспыхнул слабый огонёк надежды. Если найти в небылице противоречия и как-нибудь достучаться до Лиры, то, быть может, галлюцинация даст трещину.

— Но… если они такие могущественные, к чему им пони?

— Из-за митохондрий, — Лира отвернулась, гневно нахмурившись. — Чтобы понять хотя бы это, потребовались годы — и ещё больше, чтобы смодулировать заклинание переноса сознания. Понимаешь, нам не дозволено жить больше тридцати.

— А кто ты? — ненароком вырвалось у Бон-Бон; она даже не успела сообразить, что своим вопросом могла подтолкнуть Лиру глубже в пучину.

— Кто я — значения не имеет, — сказала Лира. — Но слушай: пока я нахожусь тут в сознании, моё тело беспомощно. Меня прикрывают товарищи, но если Иные их найдут… Если нас найдут, то велик риск, что моё тело не успеют доставить в безопасное место. И если в таком состоянии я погибну, тело твоей подруги может не перенести потрясения.

Внутри Бон-Бон что-то оборвалось. Будь же что будет, остаётся только попробовать напрямую.

— Лира… Лирочка… Мы же с тобой читаем одну фантастику. Ты как будто пересказываешь сюжет какой-то книги.

— Нет! — вспылила она с паникой в голосе и подскочила, испуганно вытаращив глаза. — Я не вру, поверь мне!

Бон-Бон тяжело вздохнула и, собравшись с духом, посмотрела ей в глаза через стеклянную перегородку.

— Ты даже говоришь как персонаж. Про инопланетян, про переселение душ, как у Лавкольта… — Бон-Бон осеклась на полуслове. Лира вдруг вздрогнула, застыла.

Глаза закатились, нижняя челюсть отвисла, лёгкие судорожно выгнулись, из груди вырвался страшный, хриплый свист. Бон-Бон мгновенно рванула вперёд и припала к стеклу, но могла лишь с ужасом наблюдать, как у единорожки подкашиваются ноги и она валится на мягкий пол.

Будто по команде двери с обоих концов распахнулись — внутрь комнаты влетели амбалы в белых халатах, кинулись к Лире и прижали её к полу. К Бон-Бон сбоку подскочил тот же санитар со свирепыми глазами. Кажется, спрашивал, что случилось.

— Что они делают? — со страхом пролепетала Бон-Бон, пропустив вопрос мимо ушей.

— Похоже на приступ. Надо уложить вашу подругу так, чтобы не возникло проблем с дыханием.

Земля чуть не ушла у Бон-Бон из-под ног. Это… из-за неё? Это она надавила на сознание Лиры чересчур сильно?

— Наверное, будет лучше, если вы…

Санитар не успел договорить. Бон-Бон уже скрылась в дверях. От собственного бессилия перед лицом ожившего ужаса, от мысли, что она может быть виновата, внутри неё вспыхнул первобытный животный инстинкт — бежать, бежать без оглядки. Сердце разрывалось от желания остаться, но тело не слушалось. Чуть ли не галопом она проскакала обратно тем же путём, что пришла, и — уже казалось, что каменные стены готовы вот-вот сомкнуться на ней, — вылетела из госпиталя на улицу.

Она замедлила бег. Прохладный вечерний воздух был как неожиданное спасение от тесных коридоров больницы, но даже от столь мимолётного облегчения Бон-Бон почувствовала укол вины. Не тут я должна быть, напомнила она себе, а там, рядом с ней.

Но Бон-Бон подавила в себе порыв вернуться, решив, что лучше навестит Лиру потом, как выпадет первая свободная минутка. Тем более после случившегося её бы не пустили вот так сразу.

Стоял совершенно обычный вечер, почему-то вдруг подумалось ей. Солнце едва село за горизонт, луна только-только показалась на небе, и на полотне ясного неба ярко поблёскивали звёзды. Чуть в отдалении тёплым светом очага горели окна городка. Ветер доносил чей-то далёкий смех.

Бон-Бон в отвращении уставилась на землю.

Она не могла сделать то, что хотела, а из списка того, что могла, стоять у госпиталя прельщало меньше всего. И она побрела в сторону Понивилля. На землю быстро опускалась ночь. Хоть Бон-Бон и было противно созерцать невозмутимую обыденность городка, она всё равно направилась в его сторону — хотя бы для того, чтобы различать дорогу.

По привычке свернула на главную улицу. Сегодня был базарный день, который она пропустила. Будь у неё хоть малейшее желание оглядеться, то она бы заметила, что на улице необычно много пони для вечернего времени. Они ей не мешали, даже почти не двигались — всё их внимание было приковано к чему-то иному. И только Дейзи, в которую Бон-Бон едва не врезалась, вырвала её из омута собственных мыслей.

— Всё интересное пропускаешь, Бон-Бон, — бросила Дейзи.

— Что?

Дейзи кивком головы указала на небо.

— Метеоритный дождь, что же ещё.