Изнутри и извне (гет)

(месяц Вечерней звезды, 201 год Четвёртой эры)

— Свежие раны лечить проще всего, милая моя, — старая босмерка деловито стягивала с её распухшей ноги сапог, заставляя Нерин шипеть от боли. — Там телу лишь сил добавишь магией — и оно само справится. А вот старые раны, да и болезни тоже, так легко уже не одолеть. Надо выискивать, что там внутри у тебя пошло не так, а потом вытягивать эту гадость потихонечку. Ну что, готова, родная?

* * *

(месяц Высокого солнца, 202 год Четвёртой эры)

Телдрин, чтоб его даэдра впятером драли, Серо всё никак не желал приходить в сознание. Мелкие капли пота, выступившие на серой коже, поблескивали в свете костра. Нерин негнущимися от мороза пальцами расстёгивала ремешки его доспеха, матерясь вполголоса, а внутри молясь всем возможным богам.

— Ты, самоуверенный облезлый идиот, не мог мне раньше сказать... Сдохнешь тут — сам виноват будешь...

Виновата была она. Стоило раньше, намного раньше обратить внимание на это. Телдрин кашлял не сильно, но регулярно, как по расписанию, раза по три-четыре за день. Зимний его отъезд на Солстейм — сразу после их ссоры, ровно перед обострением гражданской войны — ситуацию только усугубил. Пеплом или холодом, или тем и другим сразу, кто знает... Но приступы кашля стали скручивать наёмника вдвое чаще, прибавив также в продолжительности и силе. И, похоже, встреченный на востоке Хьялмарка дракон с его ледяным дыханием стал последней каплей.

...Застёжки доспеха наконец поддались, и Нерин размяла озябшие пальцы, возвращая им чувствительность. Она не была ни целителем, ни даже сколько-нибудь сносным магом. Призвать пару мечей — пожалуйста, но магия Восстановления? Просто это не будет...

Ладони на грудную клетку, едва вздымающуюся в такт тихому прерывистому дыханию. Кожа под тонкой рубахой пульсирует лихорадочным жаром. Нерин слышит, как в чужом горле что-то глухо булькает, и прижимает ладони плотнее. Меньше расстояние до тела — выше эффективность. Так ей говорила старая целительница, встреченная в Рорикстеде, а других учителей Восстановления у неё не было.

Поисковое заклинание забирает совсем немного магического запаса, если точно знать, что искать; именно поэтому целители обучаются подолгу, изучая строение тела и виды болезней. Даже самый нерадивый юный лекарь после года обучения способен быстро исправить почти любую проблему с лёгкими, ведь немилосердный Скайримский климат вынудил местных магов начинать обучение именно с этого. Но ей приходится внимательно вглядываться, считывать ощущения каждую секунду, словно просеивать меж пальцев песок, выискивая крупицы золота. Магия утекает слишком быстро, и вот Нерин уже морщится от тянущей боли, исчерпав свой запас. Приходится прерваться, чтобы дотянуться до сумки с зельями. Микстура магических сил на вкус та ещё гадость, но тут не до гурманства — главное, что теперь можно продолжать.

Поиск увенчивается успехом спустя полчаса, хотя Нерин кажется, что прошло полночи. Она уже слышит только своё сердцебиение, горло саднит из-за терпкости бесчисленных зелий магии, в глазах двоится, по спине ледяными мурашками пробегает зарождающееся отчаяние — только чудом Нерин не пропускает нужный сигнал. Вот он! Притаившийся глубоко под рёбрами комок, тяжёлый и вязкий, сочащийся гнилью.

Нерин ставит рядом с ним маячок, крохотную магическую искру, чтобы не потерять, и переключается на подготовку ко второму этапу. Сначала надо прочитать над Телдрином «Лечение» ещё пару раз — Нерин уже не уверена, что без магической подпитки у него сейчас хватает сил дышать. Затем самой хлебнуть воды, наскоро умыться. Нерин привыкла хвалиться своей выносливостью, но сейчас чувствовала себя выжатой досуха. Да и цена излишней самонадеянности может оказаться слишком высокой, ведь кому поможет свалившийся в обморок целитель? Наконец, достать из сумки последние пять бледно-голубых бутылочек и молиться всем аэдра и даэдра, чтобы суммарного запаса магии хватило...

* * *

Когда она открыла глаза, солнце уже подбиралось к зениту. Под щекой мягко и тепло, но в голове будто имперская кавалерия скачки устраивала... а в горле и нагадила, судя по ощущениям. Первое же желание — упасть обратно в тепло и сон, подальше от мирской суеты. Драконы, тролли, бандиты и прочая нечисть пусть катятся к Шеогорату в задницу, а ей позволят помереть спокойно, в тишине и уюте.

Вторая мысль — вспышкой под закрытыми веками.

— Телдрин!

Вместо вскрика получилось жалкое полузадушенное сипение, расслышать которое, по мнению Нерин, было совершенно невозможно. Но в ответ тут же донеслось:

— Тут я.

Нерин приподнялась со спальника — и как только на нём оказалась? — и увидела наёмника, сидевшего неподалёку, укутавшись в тёплый меховой плащ. Его голос, как и её, по звучанию был далёк от бардовских идеалов. Да и выглядел лучший мечник Морровинда примерно столь же паршиво — не лучше самого больного и облезлого из злокрысов.

Зато живой.

Живой.

Нерин показалось, будто её голову до этого сжимал тугой стальной обруч — а тут он рассыпался, даровав долгожданное облегчение. В груди больно потянуло, и Нерин вспомнила, что надо дышать. В то, что эта дрянная, немыслимо тяжёлая ночь закончилась, почти не верилось. Её начинала бить мелкая дрожь — наследие всей горечи, страха и отчаяния, что она испытала.

— Выглядит так, будто вчера тут была знатная попойка, — проскрипел Телдрин, смешливо щурясь и указывая на пустые бледно-голубые склянки, валявшиеся вокруг. — Представь, как я удивился...

— Как ты удивился?! — взвилась Нерин.

О да.

Шуточки эти его.

Дай Азура сил не добить этого засранца!

— Как я, мать твою через скампа, удивилась вчера, ты не хочешь узнать?! Ты тупой кусок безответственного гуарьего дерьма, Телдрин Серо! Какие даэдра тебе мешали сказать, что тебе херово? Даэдра выебонов?! Кретин!

Телдрин снёс вспышку гнева молча, не переменившись в лице, но на мгновение Нерин почудилось, что в его алых глазах плещется море вины... Это у Телдрина-то? Но раньше, чем Нерин успела в это поверить, он отвернулся к кипящему над костром котелку, а затем протянул ей чашку с горячим ароматным отваром.

...Как давно он очнулся, что вода уже успела вскипеть?

Нерин не успела задать вопрос.

— Ты где таких слов набралась, Швабра? Юным леди не полагается такое знать.

Она мрачно уставилась на чашку, которую приняла от Телдрина совершенно автоматически. Клубы пара, вьющиеся в морозном воздухе, пахли снежноягодником и чем-то ещё. Гнев понемногу утихал, взамен приходила усталость и глухое раздражение.

— Юным леди не полагается и за драконами по горам гоняться. — мрачно пробормотала Нерин. — Нанимать старого друга родителей им тоже не полагается. Сплошные ограничения у этих юных леди, гуар им в дышло.

— Нерин! — Телдрин издал короткий смешок, затем укоризненно покачал головой: — Не выражайся.

— ...Говорит мне образец добродетели Телдрин Серо.

— Вот же язва выросла! — в его голосе почти восхищение. — Выпороть бы тебя за неуважение к старшим.

— Валяй, — буркнула Нерин, смерив его угрюмым взглядом исподлобья.

И отвернулась, уткнувшись лбом в колени. Ну его к Шеогорату, пусть несёт, что пожелает! Сил на пререкания не оставалось совершенно. Кажется, их не оставалось вообще ни на что. В груди саднило, а недавний страх, в котором так не хотелось себе признаваться, холодно сжимал рёбра.

За спиной заскрипел снег, приминаемый медленными шагами.

На плечи Нерин опустился меховой плащ, пахнущий выделанной кожей и чем-то пряным.

Тёплая рука взъерошила волосы, и за шорохом Нерин едва расслышала тихий хриплый голос.

— Спасибо.

(месяц Середины года, 201 год Четвёртой эры)

В непростой и насыщенной событиями жизни Телдрина Серо было три незыблемых столпа. Первым было его самомнение, поколебать которое не могли никакие неудачи; вторым — любимый шлем, который с точки зрения Телдрина был близок к идеалу настолько, насколько возможно. Третьей неизменной и не подвергающейся сомнению вещью была его уверенность в том, что Нерин Релет — невыносимая малолетняя выскочка, которая без него пропадёт.

Телдрин помнил её восьмилетнюю, за семь минут бегом пересекавшую весь Квартал серых. Паршивое место для счастливого и беззаботного детства, но родители, пока были живы, ограждали её от почти всей дряни, что творилась на улицах Виндхельма. Мало кто из данмеров решался заводить детей в такой обстановке, так что девчонка выделялась. Хоть Телдрин и не был особо близок с семьёй Релетов, Нерин ему запомнилась — неуёмный комок энергии, одиноко мечущийся по унылым трущобам.

Их следующая встреча стала для Телдрина изрядной неожиданностью. Он успел к тому момент прочно (хоть и непонятно, зачем) обосноваться в Вороньей Скале и уже не первый год зарабатывал себе на жизнь как наёмник, благо его навыков хватало на это с лихвой.

— Лучший мечник во всём Морровинде — к вашим услугам. За определённую плату, конечно.

Потенциальная нанимательница, как и он, была данмеркой. На вид ей было... лет сорок? Телдрин никогда не был хорош в определении возраста. Хмурое и усталое худое лицо, тёмные круги под глазами — она выглядела как загнанная в угол драная уличная кошка. Но его слова её неожиданно развеселили:

— Некоторые вещи не меняются: был дядя Телдрин хвастуном, им и остался.

Появившаяся на её лице улыбка разом скинула собеседнице десяток-другой лет, и до Телдрина вдруг дошло, что она на самом деле очень юна, просто истощена и грязна неимоверно.

— Нерин, что ли? Ну ты и вымахала... Хотя тощая, как швабра, конечно.

* * *

— Пятьсот... А скидку дашь? По старой дружбе.

— Ещё чего.

— А если в щёчку поцелую?

— Сама доплачивать будешь. Да и вообще мала ещё.

— Мне двадцать семь.

— …

— Дядя Телдрин, скидочку дашь?

— Ай, да хрен с тобой! Перестанешь «дядькать» — дам. Скидочку.

(месяц Высокого солнца, 201 год Четвёртой эры)

Когда Телдрин увидел, как она сражается, он чуть не заплакал впервые за несколько десятков лет: не то от умиления, не то от скорой необходимости оплачивать похороны. Драугр, которого в это время одолевала Нерин, тоже имел полное моральное право на рыдания — потому что его поражение в таком бою могло считаться высшей степенью позора.

Добив противника, Нерин обернулась на сдавленный хмыканье и уставилась на Телдрина. Тот пожал плечами:

— По крайней мере, ты знаешь, с какой стороны браться за молот.

— Мне считать это похвалой?

— Нет, за похвалу считай фразу «молодец, что с такими навыками смогла добраться ко мне от Хелгена до Вороньей скалы».

Нерин кинула на него взгляд исподлобья, поморщившись, но промолчала. Поправила за спиной двуручный молот и двинулась вперёд.

— За дополнительный десяток септимов могу поучить всяким базовым штукам! — крикнул вслед Телдрин. Не то чтобы он часто промышлял обучением... но живой клиент обычно выгоднее, чем мёртвый, верно?

* * *

(месяц Высокого солнца, 201 год Четвёртой эры)

— Почему десяток?

Уже умывшаяся после утренней тренировки Нерин на секунду нависла над ним, роняя с мокрых волос холодные капли. Телдрин фыркнул — одна из них попала ему на руку.

— Добрая бутыль суджаммы как раз столько и стоит.

— Пьяница, — беззлобно резюмировала Нерин и отвернулась.

На свёрнутых спальных мешках, кинутых под дерево, оказалось очень удобно сидеть, так что Телдрин определённо был доволен сегодняшним утром. Конечно, за прошедшие недели он не мог сделать из соотечественницы мастера хотя бы потому, что сам не был мастером обращения с боевым молотом...

«Молотом, серьёзно? Кто вообще надоумил девчонку взяться за эту тяжеленную двуручную хреновину?!»

...Но она определённо начала двигаться лучше. Училась правильно применять силу, улучшила выносливость и координацию движений, начала понимать, на что стоит обращать внимание в бою. Талант или нет, но задатки у девочки явно были.

— А почему молот? — вопрос вырвался сам собой.

Замерла. Интересно... Телдрин прищурился:

— Я бы понял, если бы за молот взялся дюжий такой мужик-норд, например, или орк...

С нарастающим любопытством Телдрин следил за подопечной, спешно взявшейся за сбор вещей. Коне-ечно же, другого времени отмыть котелок нет и не будет, именно поэтому Нерин, очевидно не расслышав его слова, сбежала на берег ручья и там старательно начищала несчастную утварь. Только движения резковаты, да спина слишком напряжена... и кончики ушей подрагивают. Телдрин хмыкнул и продолжил размышлять вслух:

— Но тебе же поначалу наверняка едва хватало сил его поднимать, верно? Так почему не что-нибудь полегче? Это было бы разумнее.

Нерин насухо вытерла котелок (погоди-погоди, она ведь вытирала не запасной рубахой Телдрина?) и стала яростно утрамбовывать его в котомку. Котелок сопротивлялся.

— Хотя, с другой стороны, это впечатляет, — на этих словах она чуть вздрогнула. Телдрин прищурился. — Научиться обращаться с тяжеленным молотом для девушки твоего возраста и телосложения — это серьёзное достижение... — и ухмыльнулся: — На такую реакцию ты рассчитывала, да?

Повернувшаяся было к нему Нерин замерла, хватая ртом воздух, и залилась румянцем густо, до корней волос. Телдрин вопросительно приподнял брови, не слишком старательно сдерживая усмешку.

...ДОННГ! — с негромким звоном котелок отскочил от дерева.

— Неплохой бросок, — не сдвинувшийся с места Телдрин шутливо поаплодировал. Насыщенность его биографии позволяла философски относиться к посуде, пролетающей в паре футов от головы. — Неужели я угадал?

— Хам! Н-невыносимый, самовлюблённый гад... — голос Нерин дрожал от негодования.

— А вот над меткостью тебе ещё стоит поработать, Швабра, — мурлыкнул тот. — Целься лучше, если действительно хочешь всеобщего признания.

Полёт поварёшки оказался стремительным и более точным.

* * *

(месяц Последнего зерна, 201 год Четвёртой эры)

— Если мы действительно хотим добраться до Солитьюда вовремя, выдвигаемся завтра утром.

Чуть не поперхнувшись элем, Телдрин недоверчиво уставился на нанимательницу. Нерин только к обеду вышла в общий зал таверны и, видимо, решила сразу продемонстрировать все последствия той неудачной встречи с великаном.

— Швабра, я не понял, ты не только руку повредила вчера, но и головушкой стукнулась?

— Иди в задницу, Серо, — поморщилась она и села с ним рядом. — Что тебе не так?

— Я, конечно, польщён твоей верой в меня, но ты сейчас совсем не боец. А в одиночку защищать тебя, при твоей-то тяге к неприятностям — задачка на любителя. Предлагаю перекантоваться тут неделю-другую, пока хоть немного не поправишься.

— Телдрин, это всего лишь левая рука! — Нерин помахала у него перед лицом ладонью, которая была перетянута плотной повязкой. — Левая, а не правая. Я справлюсь!

— Ты что планируешь? Твоим бешеным молотком да одной рукой орудовать? Не смеши, — отмахнулся Телдрин. — У тебя эта рука отвалится раньше, чем ты курицу одолеешь.

Нерин смолчала. Непредусмотрительность или просто неудачное стечение обстоятельств — но на полпути между Фолкритом и Солитьюдом они остались без зелий исцеления. Из-за этого сломанные в бою с великаном (ещё одной неприятной случайностью) пальцы уже второй день оставались без лечения и болели всё сильнее.

— А если... — Нерин помолчала, подбирая слова. — Если заплачу тебе больше...

Телдрин поморщился.

— Вопрос не в деньгах. Просто не хочу, чтобы ты пополнила список моих тупых дохлых заказчиков.

Оба задумались. В Солитьюде была назначена встреча, и идея опоздать почти на полмесяца душу не грела. Да и последствия могли быть... нерадостные.

Задумчивую тишину нарушил голос наёмника:

— Меч. Мой тебе будет вполне по руке. Одноручный, после твоего молота он тебе пушинкой покажется. За день-полтора я тебя натаскаю, чтобы ты хотя бы грязекрабам смогла конкуренцию составить — и в путь! ...Только не дай Азура ты мне его сломаешь, Швабра.

— Погоди, а ты?

— А у меня, в отличие от некоторых, с магией всё путём. Да и кинжал никуда не делся, так что справлюсь. Ну что, годится?

* * *

(месяц Высокого солнца, 202 год Четвёртой эры)

— Как в старые добрые времена? Звучит заманчиво, годится, — Нерин будто бы наконец расслабилась: ушла сталь из голоса и напряжённость движений.

Её нервозность Телдрину была понятна, ведь предыдущий их разговор полгода назад не заладился настолько, насколько это вообще возможно. Если уж говорить честно, это была абсолютно безобразная ссора с ором, руганью и лишь по счастливой случайности без мордобоя. Телдрин тогда был зол настолько, что кинул ей в лицо остаток гонорара и воспользовался первой же возможностью вернуться в Воронью скалу. Конечно, пожалел об этом уже после пары проведённых там вечеров — но что толку? Шла середина месяца Начала морозов, и капитан Гьялунд уже возвращался в Виндхельм, чтобы перезимовать там. А помимо его «Северной девы» других способов сообщения между Солстеймом и материком не было.

Это была, кажется, самая долгая зима в его жизни. И она наконец-то закончилась.

— По-прежнему пятьсот? — перебила его размышления Нерин. — Могу поднять оплату.

Телдрин только рукой махнул.

— Ну тебя, Швабра, с такими вопросами, денег ещё с тебя брать. Часть добычи мне, всё остальное — в счёт морального удовлетворения.

— Ты изменился, — Нерин склонила голову набок и задумчиво на него поглядела.

— Кто бы говорил.

Прошедшие полгода явно сказались на ней не лучшим образом. Добавилось сдержанности, усталости и ...ожесточённости? Кажется, Гражданская война круто обошлась с ней самой и с её идеалами. Телдрин глядел на неё, подмечая изменения: шрамы, скупость движений, поджатые губы, новые доспехи, отсутствие...

— Борода Шеогората! Швабра, где твой любимый молоток?!

По губам Нерин скользнула тень улыбки.

— Ты тогда был прав. Меч удобнее.

Тихий гул разрезал воздух, пахнуло свежим ветром — в руках у неё тускло замерцали два призванных клинка.

— Сразу два?

— Так бой заканчивается быстрее.

Телдрин уважительно хмыкнул:

— Да, мясорубка, должно быть, знатная получается... Погоди, — улыбка исчезла так же быстро, как появилась. — А как насчёт защиты? С ними ведь на блок вообще возможностей не остаётся!

— Ну... Как-то справляюсь, — клинки развоплотились по велению хозяйки, и Нерин с преувеличенной беспечностью развела руками.

Телдрин кинул быстрый взгляд на её лицо, левая половина которого теперь была расчерчена шрамами, но промолчал, нахмурившись.

«Если бы я был здесь, этого бы не случилось», — почти услышала Нерин.

И согласилась почти вслух: «Да».

(месяц Начала морозов, 201 год Четвёртой эры)

— Почему в твоих рассказах о Рифтене не было ни слова о том, как там погано пахнет?! Мёд и рыба, во имя Азуры милосердной... Более тошнотворного сочетания норды придумать не могли?

Гловер Меллори в ответ расхохотался:

— Узнаю старого доброго Серо — брюзжит на всё, что видит.

— ...и чует, — мрачно поправил развеселившегося собеседника Телдрин.

Он только недавно выбрался в общий зал таверны, и настроение у него было совершенно поганым. Правда, чуть менее поганым, чем в предыдущие дни — когда он был занят лишь тем, что методично надирался в стельку. К исходу третьего дня выделенная ему в «Пьяном нетче» комната оказалась забита пустыми бутылками под завязку, а старина Гелдис наотрез отказался продавать ему добавку. Хвала Азуре, что здравомыслия Телдрина хватило на то, чтобы не устраивать скандал, а отправился отсыпаться.

— Так что, померла? Или ты её чем-то допёк, как того имперца? — кузнец пялился с таким нескрываемым любопытством, что Телдрин невольно поморщился. Хотя интерес Гловера был понятен — Воронья Скала была очень скудным на новости местом, поэтому возвращение наёмника из Скайрима могло считаться целым событием... Особенно если тот наёмник, известный своей разговорчивостью, на сей раз ушёл в молчаливый запой и огрызался на все попытки составить ему компанию.

«Это было крайне глупо, Телдрин Серо, поздравляю. Хотя всё, что произошло за последние недели — тот ещё парад идиотизма.»

— Не померла она, нет. Пока что. Надеюсь... Да плевать! — от недоумевающего взгляда напротив становилось тошно, и Телдрин поспешил отхлебнуть чай, отгородившись от Гловера чашкой.

— Что-то ты темнишь, серджо Серо...

— Ай, серджо Гловер, будь другом, катись к даэдра в задницу!

...Откровенно говоря, это она его допекла. И именно Телдрин был тем, кто разорвал контракт — впервые за все свои годы на наёмничьей стезе.

Конечно, он надеялся, что Нерин одумается. Её идея вступить в войска (войска, ха!) Ульфрика Буревестника была, с точки зрения Телдрина, откровенно бредовой и по степени абсурдности могла конкурировать разве что с попыткой стать Архимагом Коллегии, не зная ни единого заклинания.

Но нет же! — девчонка не собиралась отказываться от этой затеи и будто пропускала мимо ушей все слова Телдрина. Твердила, как заведённая, про улучшение жизни Квартала серых, про Виндхельм и про то, что ярлу надо лишь показать, какими хорошими бывают данмеры...

Ерунда. Бред. Чушь собачья.

Если бы самоуверенность Ульфрика и его презрение к другим расам вообще можно было поколебать...

— ...То он бы не оказался вообще во главе этого грёбаного восстания! На кой ляд оно ему? А тебе оно на кой, Швабра, дурья твоя башка?!

— Я тебе тысячу раз уже говорила!

— Да-да, «всё объясню и всех спасу, и все меня послушают», как же, разбежалась, идиотка! Ты просто сдохнешь там, только и всего!

— Упрямый индюк!

— Дура, — в горле саднило.

— ...Серо, этот чай на тебя, похоже, паршиво действует.

Телдрин встретился взглядом с Гловером, смотревшим с каким-то насмешливым участием, и помотал головой, скидывая остатки задумчивости.

— Дура она, вот и всё. Как я могу работать на того, кто то и дело пытается самоубиться?

— Успешно?

— Усердно! Ну вот например... Кто, скажи мне, поверит разбойнику, который просит пощады?! Ещё и спиной к нему повернётся! Если бы не я, точно сдохла бы.

Только Телдрину совершенно не хотелось рассказывать, как он сам тогда пересрался. Взмывшая над головой Нерин секира потом не раз появлялась в его кошмарах. Державшему эту секиру орку оставалось жить считанные секунды, Телдрин позаботился об этом — но удержать тяжёлое лезвие от падения он уже не успевал.

— О, очнулась? Не мотай башкой, а то рана снова откроется.

— Телдрин?..

— Он самый. Первый вопрос: сколько пальцев видишь?

— Три.

— Второй: где мы сейчас, помнишь?

— Истмарк...

— Третий: кто тебя убедил, что самоубийство — хорошая тактика? Покажи, кто. Покажи, я сожгу этого даэдр-р-рова выкормыша и спляшу на его пепле, чтобы он больше никого не учил такой херне!

— Я не...

— Ты идиотка, Швабра! Игры в благородство? С этим отребьем?! Честный человек в бандиты не пойдёт, представь себе!

Телдрин ожидал тогда, что она начнёт оправдываться — обычное дело для новичков. Над каждой второй могилой неудачливого искателя приключений можно было бы написать «Я не думал, что так выйдет». И ещё на трети оставшихся: «Мне показалось, что он не врёт». Но Нерин не сказала ни слова.

— ...Ну и дура девка, — подытожил Гловер. — Хорошо, что разошлись.

— Пожалуй, — скривил губы в усмешке Телдрин. Спорить не хотелось.

* * *

Разговор с кузнецом что-то зацепил внутри, и оно теперь холодно зудело в груди, не давая уснуть. Ночь уже перевалила за середину, а Телдрин продолжал ворочаться, пытаясь не то поймать смутные обрывки мыслей, не то отрубиться наконец. В итоге, сдавшись, вышел из комнаты и постучал в соседнюю дверь.

— Гелдис, не спишь? Продай бутылочку этого твоего фирменного пойла, будь добр.

— Даэдра тебя забери в такой час, Серо... — всклокоченный хозяин таверны выглянул из-за двери, сонно щурясь. — Возьми за прилавком, там как раз одна осталась. Заплатишь потом.

— Буду должен, — коротко кивнул Телдрин. — Спасибо, дружище, тебя точно причислят к лику святых.

Гелдис махнул рукой и скрылся.

«Дружище»... Слово скреблось в голове, обращая на себя внимание.

Телдрин не стал зажигать лампы и теперь сидел в полумраке, бездумно сверля взглядом стоящую на столе напротив него бутылку. Мысли о выпивке воскрешали во рту неприятный привкус предыдущих дней, поэтому бутылка оставалась закрытой.

Когда в последний раз он мог всерьёз назвать кого-то своим другом?

Годы наёмничества не позволяли подолгу засиживаться на месте и обрастать связями. Годами здороваться с одними и теми же соседями, ходить в одну и ту же таверну... Телдрин усмехнулся. Не его случай.

Хотя и время не может ничего обещать. Сколько он уже обретается в Вороньей Скале? А толку-то...

Знакомые, приятели, собутыльники — сколько угодно. В любом городе, в любой таверне, за любым столом Телдрин находил подходящую пару слов для собеседника так, чтобы заинтересовать и расположить к себе. Так что он готов был поклясться своими ушами в том, что легко сходится с людьми и мерами. Но дружба? Взаимовыручка, уверенность друг в друге, честность... Пфф, не смешите его атронаха.

За ночные часы общий зал трактира, в дневное время светлый и уютный, успел изрядно остыть. Телдрин поёжился, кинул ещё один взгляд на непочатую бутылку суджаммы и зарылся носом в шарф. Обоняния тут же коснулись почти выветрившиеся запахи чертополоха и морозной мириам*, и Телдрин слегка улыбнулся.

Надо же, ещё держится.

— Отвали от моего шарфа, Швабра, что ты к нему прицепилась!

— Ты смеёшься? Он воняет, как стадо обосравшихся гуаров!

— Хфф... Не, мне не воняет. Отстань. И пореже нюхай гуаров, раз не нравится.

— О. Азура. Милостивая. Телдрин, твою мать, отдай эту грешную тряпку уже! Даже если тебе не воняет — мне-то воняет!

— А ты что, целоваться со мной собралась? Просто не лезь к моему шарфу и будь счастлива... Эй! Эй, верни, чтоб тебя скампы драли! Швабра, негодяйка!

Нерин вернула постиранный шарф спустя день, терпеливо и почти молча выслушав всё, что Телдрин думал о кражах, нахальных девчонках и самоуправстве. Только глазами сверкала ехидно, но это Телдрин уже привык воспринимать как неизбежное зло. А намотав непривычно мягкий шарф обратно на шею, обнаружил, что тот начал пахнуть какими-то травами.

Тогда он, само собой, отчихвостил Нерин ещё и за эти посторонние запахи, но со временем привык к ним. Мириам и чертополох? Не мёд с рыбой — и хвала Азуре... Да и на ощупь ткань стала гораздо приятнее — но забери его Шеогорат, если он признает это вслух!

Телдрин ещё раз вдохнул ускользающий аромат, и улыбка замёрзла у него на губах. Мысли, от которых он старался скрыться сперва своими силами, потом в алкоголе, теперь без умолку звенели в голове. Под рёбрами больно пульсировало что-то колючее.

...Дружба, да? Держи карман шире, Серо, да продолжай отталкивать от себя тех, кому на тебя не плевать.

Возвращение на Солстейм было безнадёжно глупым решением, принятым в припадке гнева и ущемлённого самомнения — теперь это было для него очевидно. Лишь собственное ослиное упрямство не позволяло Телдрину усомниться в этой идее долго, непростительно долго. Достаточно для того, чтобы добраться до Вороньей скалы и упустить возможность из неё выбраться. И вот так, уважаемые мутсеры, самый дурной мечник всего Морровинда застрял здесь, как муха в меду. Аплодисменты, пожалуйста.

Нет, затея Нерин примкнуть к бунтовщикам всё ещё была дуростью — но разве первой? Девчонка то и дело впутывалась в очередную историю самым нелепым образом, чтобы затем из неё выпутываться с его помощью. Надо признать, порой это бывало забавно: чего стоил один её взгляд, когда тот двемерский центурион зашевелился... Но гражданская война, угроза которой нависла над провинцией, не была ни забавной, ни нелепой. И развязавшего её Ульфрика Телдрин считал попросту лживым самодовольным мерзавцем. А Нерин, которая пожелала принять его сторону... Стоило помнить, насколько она младше.

Конечно, у неё не было никакого злого умысла, в этом Телдрин не сомневался. Малолетняя дура — слишком наивная, чтобы впутываться в политические дрязги, не способная даже представить себе всю безнадёжную глубину этой гнили.

Каким чудом жизнь в Квартале серых не выбила из девчонки веру в какую-то высшую справедливость, Телдрин не мог понять. Недоброе место, полное недобрых данмеров... Хорошо, конечно, что она не стала такой же — забитой, озлобленной, утратившей всякие надежды и амбиции — и даже сохранила в себе оптимизм... Но должны же быть границы ему? Здравый смысл, например?

Каждый раз, когда Нерин делилась с ним своими прогнозами, у Телдрина зубы начинали ныть от обозначенной идиллической картинки. Вступает она, значит, в армию Ульфрика и стремительно продвигается вверх? Губа не дура, но допустим — всё-таки с оружием Нерин обращалась уже на порядок лучше среднего ополченца, да и столь нелюбимый ею талант драконорожденной не стоило списывать со счетов... Но вот дальше начиналась совершенная чушь, немыслимо Телдрина бесившая: Ульфрик внимательно следит за успехами новенькой; Ульфрик оценивает её таланты по заслугам; Ульфрик меняет своё мнение о данмерах в лучшую сторону; Ульфрик перестаёт считать всех данмеров Виндхельма второсортными кусками дерьма и наконец улучшает жизнь обитателей Квартала серых; Ульфрик, Ульфрик, Ульфрик...

...Телдрин вдруг понял, что слышит скрип собственных зубов. Выдохнул медленно, стирая с лица гримасу раздражения, откинулся на спинку стула и горько усмехнулся сам себе.

Что толку в злости сейчас, когда он уже сделал свой выбор? Когда он уже разругался ко всем даэдра с Нерин, уже приплыл на этот грёбаный Солстейм и застрял здесь намертво? Жар ярости, перехватывавшей горло, угас и превратился в тугой обнажённый комок беспомощности на том месте, где должно быть сердце. Окружавшие его внутренности словно смёрзлись, от каждого вдоха трескаясь и царапая рёбра изнутри.

Она — на материке.

Он — в Вороньей скале.

Между ними многие мили бушующего зимнего моря.

И что ты будешь делать, Серо?

Хотелось делать что-то прямо сейчас. Зудело. Трепало ему нервы неосуществимым желанием найти, извиниться, помочь, отговорить... Гражданская война — не тот опыт, который стоит переживать этой девчонке с воспалённым чувством справедливости. Шагом завоевателя идти по улицам города, в котором знаком каждый камень. Узнавать в умирающем противнике стражника, которому пару месяцев назад помогла поймать карманника. Слышать приказы командования и понимать, что этим лживым ублюдкам плевать на тебя, на тех, кто рядом с тобой, на тех, кто по другую сторону. И всегда было плевать.

Телдрин боялся даже предполагать, как это переживёт Нерин, которой было не плевать всегда и везде. Он, конечно, то и дело ворчал: нечего ввязываться, да куда ты лезешь, это не наше дело, не принимай близко к сердцу — но глубоко внутри был рад. И слегка завидовал этой юной неугомонности, которую сам успел растерять за прошедшие десятилетия.

* * *

Ночь уже готовилась смениться блеклым неуверенным рассветом, нетронутая бутыль была возвращена под прилавок, а Телдрин нервно выстукивал пальцем по столу нехитрый ритм и думал. Стоило признать и смириться: возможностей помочь у него сейчас не было. Абсолютно. Всё упиралось в транспортную проблему, а никакой чародей не озаботился организацией коммерческой телепортации с острова, увы. Единственным, что оставалось в распоряжении Телдрина, было ожидание. Когда зима пройдёт, шторма утихнут и море успокоится; с середины месяца Первого зерна можно было надеяться на прибытие в порт «Северной девы» капитана Гьялунда. И тогда прощай, Солстейм, пепельное захолустье!

...Здравствуй, промозглый Скайрим. Следующая задача обещала быть непростой: найти одну-единственную данмерку на просторах провинции. Впрочем, тут Телдрин не беспокоился совершенно. Потрясающая тяга Нерин к неприятностям не позволит ей затеряться бесследно, а уроки Телдрина и (ладно уж) собственные таланты позволят эти неприятности пережить. Скорее всего.

Последняя задача смущала его куда сильнее. С учётом того, как они расстались... Согласится ли Нерин вновь на его общество? Телдрин мог без умолку чесать языком по всяким малозначительным поводам, но на серьёзных разговорах его красноречие давало сбой. Поэтому размышления о том, как подступиться к этому разговору, нервировали. «Привет, я тут мимо проходил, давай снова влипать в неприятности вместе», так? А если она не согласится?

— Слушай, Швабра, а я тебе на кой хрен нужен?

— Ты о чём?

— Ну смотри сама: молот не теряешь во время боя, дорогу от Солитьюда до Драконьего моста найти сама можешь, в картофельную похлёбку не забываешь картошку положить...

— Издеваешься.

— Хех. Чуть-чуть.

— Язва. Ты это к чему вообще?

— Да всё к тому же. Ты уже и сама за себя постоять можешь, девочка большенькая...

— Свалить хочешь?

— Ничуть. Мне-то что? Тепло, светло и деньги платят. Просто любопытствую.

— А если мне просто нравится твоё общество?

— Гкхм, кхм... Смеёшься? Не припоминаю, чтобы был приятным собеседником.

— Вот уж точно. Зато всегда указываешь, где я что делаю не так. Бесишь, конечно. Но обычно оказываешься прав, признаю. Хоть и бесишь. Но всё равно приятно, когда рядом кто-то, кому можно доверять.

Телдрин коснулся шарфа, который ещё слабо пах травами, и улыбнулся.

Его очередь признавать ошибки.

Зима будет долгой.

Но всё обойдётся.

(месяц Высокого солнца, 201 год Четвёртой эры)

Пещера, по слухам служившая логовом для вампиров, встретила незваных гостей прохладой и запахом мокрой земли. Нерин поёжилась, поправила за спиной молот и обернулась к спутнику.

— Иди ты вперёд, а?

— Не.

— А если на меня внезапно нападут?

— Отбивайся, уже умеешь.

— А если меня ранят?

— Сама дура.

— А убьют?

— Во имя Азуры, Швабра... Брошу к даэдровой бабушке, конечно! Только сперва срежу с твоего трупа прядь волос. Потом залью её жгучими слезами сожаления, сожгу и развею с Высокого Хротгара. Если будешь хорошо себя вести, волосы срежу с головы...

— Телдрин!!!

— Чего Телдрин? Я же говорил: ты платишь, я за тебя сражаюсь. Сражаюсь, заметь, а не умираю. Если бы я за каждого своего нанимателя был готов жизнь отдать... — Телдрин качнул краешком сапога попавшийся под ноги череп. — Я бы сейчас не сильно отличался от этого парня.

— Наслаждался бы заслуженным отдыхом?

— Ага. Вечным.

* * *

(месяц Огня очага, 201 год Четвёртой эры)

...Они уже почти закончили с утренним сбором вещей, когда Телдрин подал голос:

— Швабра, притормози. Давай повременим с выходом полчаса-час.

Нерин оторвалась от неравной битвы со спальным мешком, не желавшим упаковываться как положено, и удивлённо обернулась на спутника:

— Ладно. А что случилось?

— Дерьмовая наёмничья жизнь случилась. Поночуй с полсотни лет то под дождём, то под снегом — и я на тебя погляжу. А вообще нет, не повторяй моих ошибок, попытайся дожить со здоровой спиной хотя бы до ста.

— Спиной?

— Ага. Такая сзади, знаешь. Иногда болит, как будто сейчас отвалится. Ничего, за полчаса пройдёт.

Спину совершенно не героически защемило, и сейчас за каждое движение она наказывала резкой болью. Это, конечно, не делало его абсолютно недееспособным, но всё ещё оставалось удовольствием ниже среднего. Телдрин скрипнул зубами, усаживаясь поудобнее, и внезапно почувствовал лёгкий тычок в плечо.

Надо же. Совсем не услышал, как подошла Нерин.

— Снимай рубаху.

— Оу? — Телдрин ухмыльнулся и попытался посмотреть через плечо; спина отозвалась негодующим уколом боли. — Не самое удачное время для таких предложений, юная леди, но если ты настаиваешь...

— Катись к даэдра в задницу! — фыркнула в ответ леди. — Подставляй спину, попробую её тебе размять.

— Если она после этого всё же отвалится...

Телдрин стиснул зубы и единым рывком стянул с себя рубаху, помянув мысленно кого-то из даэдрических принцев. И буквально затылком почувствовал сгустившуюся тишину.

С невесёлым смешком поинтересовался:

— Что, залюбовалась?

Первое прикосновение оказалось почти невесомым, а кончики пальцев — прохладными, и Телдрин вздрогнул от неожиданности.

— Пытаюсь угадать, кто перепутал твою спину с забором и взялся на ней писать, — голос Нерин прозвучал сдавленно, но пальцы начали осторожно двигаться по коже, избегая старых шрамов.

— Если там и планировалась какая-то осмысленная надпись, то я не в курсе. Описание призыва Шеогората, может быть? Швабра, если расшифруешь, скажи!

Он не видел её лица, однако и сам догадывался, что вид у его спины как у засохшего гуарьего дерьма. Зря он на это согласился, зря; надо было как-нибудь отбрехаться. Увечья и следы травм всегда были не лучшим зрелищем, так что вот сейчас Нерин наконец придумает подходящую отговорку, отвернётся и постарается забыть об увиденном... Но тёплые ладони легли на его изрытую рубцами кожу.

— Если призыв Шеогората, то мне знаний не хватит, — в её голосе Телдрин с удивлением услышал улыбку. — Лучше бы это было что-нибудь про похлёбку из грязекрабов.

Он вздохнул и прикрыл глаза. Ладони двигались по спине, поглаживая, кружили по лопаткам, проходили вдоль позвоночника вниз и вверх... Нежно, успокаивающе... Но осторожно, слишком уж осторожно.

— Я не рассыплюсь, если ты надавишь немного сильнее, — он спрятал улыбку за насмешливым фырканьем. — Этим шрамам лет почти столько же, сколько и тебе, так что они своё давно отболели. Если уж решила помять мои кости, то не стесняйся, я в твоём распоряжении.

— Надо же, серджо Серо доверил нанимателю свою спину, — хмыкнула Нерин. — Думала. не доживу.

Движения её рук стали увереннее, напористее. Телдрин коротко выдохнул, когда какая-то особо напряжённая мышца чуть ли не зазвенела под чужими пальцами.

— Расскажешь? — прервала молчание Нерин.

— О чём?

— Ещё спрашиваешь... Я даже предположить не могу, где и как ты мог получить такую порку. Это ведь от кнута, верно?

— Ага.

Телдрин снова умолк, погрузившись в ощущения. Руки не скользили по спине — изрубленная кожа этому бы мешала — а мяли и давили, аккуратно разминали закостеневшие мышцы.

Ладно.

— Дело было в Сиродиле, ещё до Великой войны. Я тогда только-только выбрался из Чёрного леса — надо было найти одну штуковину — и пытался отмыться от тамошней грязи. А тут подвернулся мне контракт, простой и прибыльный: сопроводить одного знатного хлыща до соседнего города. Путь недлинный, дней на пять... И вот на последнюю ночёвку удалось договориться с каким-то местным крупным землевладельцем. Ну там здоровенный трёхэтажный дом, слуги, охрана, еда приличная, постели — высший разряд.

Он на секунду умолк, поморщился. Нерин остановилась тоже и села за его спиной, мягко прислонившись плечом. Толкнула легонько — мол, «слушаю, продолжай».

— А наутро в поместье поднялся переполох: хозяйскую дочку, девицу в самом, гм, расцвете сил и здоровья, какой-то мерзавец в темноте подкараулил, зажал в углу и облапал. Сама понимаешь, мы, чужаки, первыми попали под подозрение. И тут мой наниматель говорит, что я, видите ли, выходил куда-то поздно вечером, а вернулся страшно довольный. Ну конечно, блядь — я в тот вечер был так счастлив добраться до нормальной койки, что отрубился моментально. Но он же знатная шишка, да, у него же репутация. А я... Кто поверит слову простого наёмника?

— И тебя?..

— Ну да.

— А с этим хмырём что потом было?

— А что с ним? Хе, Швабра, ты всерьёз веришь, что у меня тогда были шансы свести счёты с кем-то из знати? Лестно, конечно, но... Да и не до того мне было.

Телдрин выразительно повёл плечами, показывая, что именно в те дни его волновало гораздо больше неслучившейся мести. И вдруг понял.

— Во имя Азуры, Швабра! Она не болит, спина не болит!

Нерин поднялась с земли и блеснула белозубой улыбкой:

— Хорошо, — но тут же нахмурилась. — Не помнишь, как его звали?

— Мар... Мотр... Да плевать. Не помню. Не он первый и не он последний, кто пожелал проехаться на моём горбу задаром, — Телдрин поднялся следом, отряхнулся и надел рубашку. С видимым удовольствием потянулся, наслаждаясь тем, что тело снова работает как положено. Ухмыльнулся: — Со временем я поумнел и таких желающих перестал подпускать на расстояние вытянутой руки. Обойдутся, поганцы.

(месяц Высокого солнца, 202 год Четвёртой эры)

 

Она до последнего надеялась — обойдётся. Лелеяла эту мысль так, как не всякая мать бережёт ребёнка, верила в неё, пока могла; но дурное чувство начало стягивать ей горло ещё до того, как врата города остались позади.

Врата Солитьюда — города её мечты.

И кошмаров.

 

Солитьюд начал душить её даже раньше, чем в ноздри забился дурной запах большого города. Нерин попыталась вдохнуть глубоко, но споткнулась о внезапную боль в груди — не сильную, лишь предупреждающую — и оставила эту затею. Надо было идти вперёд, и потому сейчас её собственные сапоги, тяжёлые, окованные сталью, высекали из каменной мостовой металлический лязг.

Громкий.

Слишком, слишком громкий.

Нерин коротко выдохнула и вновь — безуспешно, конечно же — попыталась взять себя в руки. Лишь год назад она была бы готова весь Скайрим променять на этот город; в качестве доплаты даже предложила бы и свой нечаянный дар, и всё имеющееся при себе золото... да что угодно. Прохладные камни высоких — голову запрокинь и бойся, как бы не отвалилась — городских стен; укутывающий их мягким покрывалом мох; шумный рынок, на котором то и дело приходилось уворачиваться от разыгравшейся детворы; дом, купленный ею на первые накопленные деньги — целое поместье, трёхэтажное, чуточку пугающее своим великолепием.

Сейчас дорога до него оборачивалась пыткой.

Нерин на дюжину раз успела проклясть своё желание переночевать под надёжной крышей. На пути из Маркарта в Морфал дорога неоднократно успела хватануть её цепкими когтями непогоды, поэтому к середине пути тёплый очаг вызывал в её душе столь же тёплые чувства.

...Так думала она почти до самых ворот этого Дагоном проклятого Солитьюда.

Нерин вздрогнула, когда её обоняния коснулся запах лаванды от «Ароматов Анжелины», и ускорила шаг. Металл сапог предательски загромыхал по дороге, выдавая её спешку и почти заглушая стук панически колотящегося сердца.

Только не замечайте меня.

Умоляю.

 

Если до войны Нерин полагала, что два трети жителей Скайрима поддерживают Братьев Бури, то теперь ей казалось, что во всей провинции найдётся не более сотни чудаков, искренне согласных с Ульфриком. Себя к их числу она давно перестала относить, но кто бы дал ей право выбраться из мясорубки, которую именовали Гражданской войной? Долг, честь, клятвы — всё то, чем Нерин ранее так гордилась, теперь сыграло с ней злую шутку, отобрав возможность отойти в сторону; в душе теплилось лишь желание поскорее завершить этот кошмар. И жирную точку на этой странице истории Скайрима поставил штурм Солитьюда.

Месяц Восхода солнца в этом году выдался теплее обычного, и тающий снег путался в ногах у всех: и у защитников, и у нападающих. Почему-то именно попытки спасти сапоги от намокания прочнее всего осели в памяти Нерин — возможно, из-за того, что об этом она могла позволить себе думать во время резни и пожаров, объявших город.

А Солитьюд полыхал.

Рушился навес над рынком, где Нерин покупала пряное вино — нежно горчащее шафраном, чуть терпкое, мягкое на вкус. Пеплом осыпались в беспощадном огне розовые кусты, которые старая Инге высадила перед Коллегией бардов. Все подходы к Синему дворцу, возвышающемуся над городом величественной громадой, были перекрыты наспех сколоченными баррикадами.

А под ногами расстилались лужи от одного края улицы до другого — не то от ранней оттепели, не то от пожаров, окутавших город багряной шалью. И Нерин шагала через них, выискивая место повыше, посуше, чтобы не замочить ноги. Рубила наотмашь, парировала, уходила в оборону, уворачивалась — и пробивалась, продвигалась вперёд сквозь растерзанный город к победе.

Победе Ульфрика, не своей.

 

Когда последние бои стихли, а терзавшие город со всех сторон пожары были потушены, непреклонная скайримская зима вновь заявила о своих правах и обрушилась на победителей и проигравших затяжной вьюгой. Она стенала, и плакала, и кидала острые снежинки в лицо каждому, кто осмеливался выйти из-под тёплого крова.

Будто заставляла всех — и победителей, и проигравших — сидеть без дела, прячась от стихии, и думать, думать, думать о том, что они сотворили со своей родиной.

 

Война закончилась, закончилась и зима. Хмурое, ненастное лето лишь к месяцу Высокого солнца расщедрилось на жару — и она сейчас, казалось, плавила стены домов.

Тех, что уцелели.

Раскалённая мостовая гулом отзывалась в усталых ногах, звеня под тяжёлыми шагами. Путь вёл мимо торговых рядов, мимо магазинов и лавок, за прошедшие месяцы успевших вернуться к жизни.

Кое-кто из торговцев не мог похвастаться тем же.

Нерин смотрела только вперёд, старательно избегая взглядов, которые вероятно — наверняка! — были на неё нацелены. В уши тягучим потоком вливался шум города: перепалка стайки чумазых детей, призывные выкрики мясника, пёстрая болтовня кумушек, рублено-короткие ответы кузнеца...

И все они.

Говорили.

Лишь о ней.

Казалось, быстрее идти было невозможно, но Нерин прибавила шаг.

 

За дверь «Высокого шпиля» она нырнула поспешно, словно спасаясь бегством — так улитка прячется за хрупкой ненадёжной скорлупкой, так малый ребёнок поздним вечером прячется под одеяло от мыслимых и немыслимых чудовищ. Иллюзия защиты, сладкий самообман, позволяющий перевести дух. Ещё чуть-чуть...

— С возвращением, мой тан. Могу ли я чем-то услужить тебе?

Йордис Дева меча, хускарл, назначенный ей в прошлом году за заслуги перед городом, поднялась навстречу из глубины гостиной. Как и всегда, невозмутимая и неправдоподобно услужливая, она не вызывала доверия ни на медяк.

— Не надо, — Нерин натянуто улыбнулось. — Всё в порядке.

Нет.

Оставив Йордис позади, она поднялась на второй этаж поместья, дрожащими пальцами теребя ремешки доспеха. Ремешки поддавались не сразу, звенели пряжками, съезжали в сторону и перекручивались — и когда они наконец позволили скинуть с себя нагрудник, Нерин обнаружила, что руки у неё вовсю трясутся.

Нет, всё не в порядке.

Пальцы сейчас могли бы отбивать джигу в едином ритме с пытающимся вырваться сердцем. Дыхание сбилось, и Нерин пришлось сделать над собой ощутимое усилие, чтобы вернуть частую череду почти панических вздохов (всхлипов) к более спокойному темпу.

Вдох.

Выдох.

Вдо-о-ох.

Спокойнее.

Не думать ни о чём, не надо, не думать, тише, тише. Закрыть за собой дверь. Подождать — скоро глаза привыкнут к полумраку спальни.

Не торопись, всё хорошо.

Аккуратно, бережно, медленно снять холодящие металлом поножи. Убрать тихонько, не потревожив лишним звуком хрупкое спокойствие.

Всё хорошо.

Внезапный стук в дверь прокатился по всей комнате, встряхнув её.

— Мой тан, что вам заказать на ужин? — раздался из коридора пропитанный подобострастием голос Йордис. — В «Смеющейся крысе» сегодня намеревались зажарить барана...

— Ни... — в горле пересохло, и Нерин сглотнула, прежде чем ответить. — Ничего не надо. Спасибо. Не надо.

Она, кажется, услышала, как за дверью нордка поджала пухлые губы и неодобрительно качнула головой.

— Как пожелаете, — в безупречной вежливости теперь слышались нотки сожаления.

Нерин дождалась, пока половицы скрипнут под удаляющимися шагами, и медленно выдохнула, попытавшись расслабить задеревеневшие в напряжении плечи. Тонкая ледяная корочка спокойствия осыпалась на пол бесчисленными осколками, осязаемо хрустнувшими под босыми ногами.

Втянуть воздух через сжатые зубы судорожно, отчаянно.

Ком в горле — или где-то глубже, у самого сердца.

Сдаюсь. Я сдаюсь.

Она опустилась на пол и заплакала.

 

Сумерки подобрались незаметно, накинув тяжёлое пуховое одеяло духоты. Толстые каменные стены весь день спасали поместье от жары, но к вечеру сами успели прогреться и теперь уже не давали ни капли милосердной прохлады.

Мысли, пойманными птицами бьющиеся в голове, тоже ничуть не помогали заснуть, но долгое время без движения позволило Нерин впасть в ломкое тревожное оцепенение. Ещё не дрёма, уже не бодрствование. Под прикрытыми веками мельтешили образы, перетекающие один в другой.

...Глухо стукнули ставни — или двери? — дома напротив.

...Треснул и распался под ударом молота лёгкий имперский щит.

...Крик противника смешался с перекличкой стражников на улице.

...Потрескивание их факелов переросло в гул пожара, сжирающего дома.

...И оборвалось скрипом половицы под чужой ногой.

Что?!

Кажется, Нерин оказалась на ногах раньше, чем успела это понять. Моргнула, привыкая к темноте — и выцепила взглядом тёмный силуэт в трёх ярдах от себя.

Мужчина.

Вооружённый.

Мечник.

Разбуженный мозг начал работать с чёткостью налаженных двемерских механизмов, выдавая телу указания к действию. Вдох, выдох, чтобы привести в порядок сбившееся дыхание; чуть расслабить ноги, обретая подвижность; мягким быстрым полушагом сместиться от кровати, этим оставить за спиной пространство для манёвра...

— Стой, стой! — чужак вскинул руки в знак мирных намерений. — Свои!

Этот голос...

Да быть того не может.

— Это шутка? — Слова выходили из горла медленно, неохотно, словно продираясь через пелену неверия. — Или проклятие Шеогората?

— Та-а-ак... — протянул Телдрин, переводя взгляд с её окаменевшего лица на её же руку, судорожно сжимавшую рукоять кинжала. — А теперь медленно и по порядку: на кой ляд тебе оружие под подушкой?

* * *

План Телдрина был гениален в своей простоте.

Если Красная гора не идёт к Нереварину, то Нереварин идёт к Красной горе, так? В роли горы здесь выступал сам Телдрин, рассудивший, что гоняться по половине Тамриэля за одним-единственным мером будет куда утомительнее, чем посидеть да подождать в нужном месте. Роль нужного места после непродолжительных раздумий занял Солитьюд — сам Телдрин, конечно, был не в восторге от столицы торгашей, но Нерин, по его наблюдениям, за этот город готова была душу продать.

Так что план выглядел беспроигрышным... в первые пару месяцев. К середине лета уверенность Телдрина была уже изрядно подточена ожиданием, и лишь упрямство удерживало его от того, чтобы начать метаться по всей провинции в поисках потерявшейся нанимательницы.

Черту под этой слишком длительной засадой подвёл мальчишка-редгард, частенько ошивавшийся неподалёку от ворот вместе с товарищами.

— Данмерка! Зашла в город! В доспехах вся! Мы с друзьями видели!

— Тщщ, дружище Кейд, тише, — поморщился Телдрин; другие посетители таверны уже начали неодобрительно оглядываться на его юного помощника. — Не тараторь, лучше лови медяк. Если это окажется та, кого я ищу, то с меня целый септим, как и договаривались. Подробности?

 

Подробности дали ему прилив воодушевления и привели к «Высокому шпилю», однако Телдрин всё ещё понятия не имел, как завести беседу, о чём говорить, как извиниться... Только смутно надеялся, что всё сложится само. Как-нибудь. Может, Нерин при встрече скажет какие-нибудь подходящие слова... Но она сейчас судорожно хватала ртом воздух:

— Ты? Здесь? Как?

— Я. Здесь. Через окно, — невозмутимо ответил Телдрин, старательно наполняя голос уверенностью в том, что именно он именно здесь может находиться с полным на то основанием. И пояснил: — Не хотел пересекаться с Йордис. Сама знаешь, она жуткая зануда — попыталась бы не пустить.

— И что ты тут делаешь?

— Тебя искал, — развёл он руками.

— ...В моей спальне искал, ага.

Издав истерический смешок, Нерин бессильно опустилась на пол и обхватила голову руками. И замолчала.

Разговор не клеился и был настолько абсурдным, насколько возможно. И даже сказать, что всё шло не по плану, Телдрин не мог — такой возможности его лишало само отсутствие плана. Оставалось лишь судорожно подбирать доступные варианты и тут же отбрасывать их, и снова обдумывать их, и вновь отметать, и молчать, молчать, молчать...

Нерин неожиданно подняла голову и на удивление спокойно спросила:

— Почему ты вернулся?

Потому что не мог себя простить за то, что бросил тебя.

Потому что не хочу больше оставлять тебя без присмотра.

— Потому что на Солстейме, как я вспомнил, ужасно скучно.

Надеясь разрядить обстановку, он заставил свои губы растянуться в усмешке — и тут же по погасшему лицу Нерин понял, что прогадал.

Облажался.

Опять.

— Тогда поскучай ещё немного, будь так добр, — Слова Нерин звучали глухо и прохладно. — Поговорим утром.

Телдрин шумно выдохнул, мысленно костеря себя и пару поколений своих предков за скудословие. Вслух не сказал ничего — лишь кивнул, соглашаясь на её условия. Затем, собравшись с мыслями, уточнил:

— Мне уйти? Комната в таверне оплачена, так что вернусь утром...

— Нет! — в голосе Нерин прорезалась паническая нотка. Сама она это тоже заметила, так что продолжила уже спокойнее: — Кровать найдётся, так что не уходи. Если хочешь.

— Хочу, — он ответил раньше, чем успел даже подумать.

Нерин кивнула:

— Хорошо, — и коротко улыбнулась. Затем, подумав, продолжила: — Только надо Йордис сказать. А то неловко получится.

— Не вопрос, — ухмыльнулся Телдрин. Эту проблему решить было проще всего.

Он выглянул из комнаты, перегнулся через перила и, свесившись вниз, заорал:

— Йордис!

Из гостиной донёсся удивлённый вскрик и громкий стук вроде того, что издаёт упавшая на пол миска с бараньим рагу. Через пять секунд всклокоченная Йордис уже взлетела вверх по лестнице и выдохнула:

— Серо.

Тот шутливо отсалютовал и развернулся к дверному проёму, где щурилась на яркий свет Нерин; Йордис перевела взгляд туда же:

— Мой тан?..

За этим оборвавшимся в самом начале вопросом Телдрин услышал жалобное «какого даэдра тут творится?!» и немного посочувствовал ей. Нордка, как всякий хороший подчинённый (а хускарлами становились лишь лучшие), была по уши задрочена всевозможными правилами — и сейчас совершенно не представляла, к какому месту их приложить.

— Всё в порядке, — спешно ответила Нерин; прикрыла глаза, будто собираясь с силами, и продолжила: — Гость. Подготовь комнату.

Йордис выдохнула с облегчением и поспешила исполнять приказ. Нерин тоже скрылась из вида, торопливо юркнув обратно за дверь. Телдрину совершенно не по душе было то, что она избегала встречаться с ним взглядом — да и вся обстановка вызывала ощущение неправильности, поломанности.

Интересно, осознавала ли сама Нерин, насколько... неживо звучат её короткие дёрганые фразы?

Плохо дело.

 

Комната, предоставленная ему, обычно была занята хускарлом. Однако при приёме гостей — это случалось лишь один или два раза, как Телдрин запомнил — помещение освобождалось для них, а Йордис, натянув на лицо привычное бесстрастное повиновение, удалялась в покои при замке, более для неё привычные. Благо «Высокий шпиль» был так близко к Синему дворцу, что даже ночная прогулка между ними не сулила никаких неприятностей.

По прикидкам Телдрина, валявшегося на кровати и отвлечённо изучавшего потолок, Йордис уже должна была добраться до дворца.

Жаль. Несмотря на всю свою демонстративную холодность, она была единственной, кого сейчас можно было бы расспросить о прошедшем... полугоде? Больше. Во имя всех даэдра, конечно, больше... С середины осени до середины лета. Почти год.

Телдрин тихо застонал.

Какой же он недоумок, о Азура...

Оказывается, они не виделись даже дольше, чем до этого путешествовали вместе. С чего он вообще решил, что он будет здесь нужен? Почему поверил, что Нерин встретит его с распростёртыми объятьями после той безобразной ссоры?

В груди тяжело заныло, противно подёргивая страхом, и Телдрин, заворчав, повернулся набок. Затем на другой. Ещё три секунды пялился в темноту, после чего единым рывком выдернул себя из постели.

Так дело не пойдёт.

Как оно должно пойти, Телдрин не слишком-то представлял, как и в прошлый раз. Зато знал, что если продолжит в том же духе — морщить мозги, думать над всевозможными вариантами беседы, переживать обо всех этих вопросах — то и дельного ничего не придумает, и головной боли себе добавит, и потеряет время. Снова.

А если она скажет «катись к Дагоновой бабушке, Серо, не хочу иметь с тобой дел»?

Да срать.

Разберёмся.

 

Окутанное сумраком поместье казалось жилым настолько же, насколько и нордские крипты, будь они неладны; поэтому, выйдя из своей комнаты, Телдрин рефлекторно сбавил шаг и начал прислушиваться. Первый запал, толкавший на быстрые и решительные действия, начал рассеиваться, хоть признавать это и не хотелось.

Как водится, план действий на самое-самое ближайшее время у Телдрина был — надо же с чего-то начинать. Первым и, собственно, ключевым его пунктом было постучать в дверь, за которой была спальня Нерин. Почему нет? Если ответа не будет, значит, спит; значит, можно отложить разговор до утра. Если ответ есть, то от него и можно плясать, импровизируя... Отличный план, в общем. Надёжный, как двемерский механизм.

...Казалось бы.

Поздний вечер погасил в городе почти всю жизнь, оставив сновать по улицам лишь редких стражников да немногочисленных случайных прохожих — те и другие старались не создавать лишнего шума. Потому-то звуки, доносившиеся с улицы и нарушавшие тишину поместья, можно было на пальцах пересчитать: звякнул доспех патрульного, вполголоса выругался пытающийся удержаться на ногах пьяница, недовольно заворчал сторожевой пёс. И потому Телдрин не сразу заметил то, что звучало гораздо ближе, из-за закрытой двери, к которой он шёл. И не сразу понял.

Кашель? Мяуканье кошки?

Незапертая дверь под осторожным касанием открылась тихо, без скрипа — всё же Йордис на совесть присматривала за поместьем — и пропустила его в укутанную полумраком спальню. Та встретила Телдрина отсветами уличных фонарей и тут же озадачила выделяющимся на их фоне странным массивным силуэтом. Только проморгавшись и привыкнув к скудному освещению, он узнал в этом всём одеяло — похоже, полностью укрывавшее сидящую на кровати фигуру.

Время и место, конечно, не оставляли простора для толкований — Нерин. Ночью. Одна. Сидит, с головой укутавшись в лёгкое одеяло, еле заметно вздрагивает.

— Эй, Швабра? — Дурацкое, почти детское прозвище вырвалось случайно.

Она вздрогнула, как подстреленная, и замерла. Телдрин шагнул к ней и вдруг понял, что в комнате стало тихо. И ещё понял, на что именно походил тот едва различимый звук.

...Нерин, его Нерин — упрямая до зубовного скрежета, отважная, неизменно улыбчивая — плакала?

Быть этого не может.

Просто показалось.

Телдрин криво улыбнулся своим глупым мыслям и подошёл поближе. Из-под шевельнувшегося одеяла раздалось сдавленное:

— Уйди.

— Не уйду.

— Уйди!

— Не уйду, — Несмотря на то, что она повысила голос, Телдрин продолжил говорить ровно и негромко, с той самой размеренностью, которая свойственна учителям и дрессировщикам. — В этот раз ни за что не уйду.

К горлу подступила перехватывающая дыхание тревога: если он отступит сейчас, то всё кончится. Абсолютно всё.

Он сел на кровать рядом со сжавшейся под одеялом Нерин; кажется, перед этим даже задержал дыхание, словно перед прыжком в холодную воду. Что можно сделать дальше? Что нужно сделать? Что будет правильно? Как всё наладить?

— Эй...

— Прости меня, — Нерин заговорила негромко, сбивчиво, отчаянно. — Прости, пожалуйста, я виновата. Ты был прав тогда во всём, прости, про Ульфрика всё именно так, а я не послушала тебя, прости меня, пожалуйста, — она затихла на секунду, переводя дыхание, и торопливо продолжила: — Если бы я тебя тогда послушала, этого всего бы не было, прости! И Вайтран, и Солитьюд, и все эти смерти, всё должно было пойти не так, и всё было бы иначе, если бы я не была такой дурой, если бы больше слушала тебя и верила тебе, прости...

Слова всё путались и смешивались с короткими прерывистыми вдохами, делая речь менее и менее разборчивой — и наконец сменились рыданиями. Нерин плакала горько, тяжело, взахлёб. Она словно пыталась выплеснуть наконец всё скопившееся внутри, но задыхалась собственной виной, которой было слишком много для неё одной — виной перед ним, перед этим городом, перед всеми убитыми, перед всем миром.

— Нерин, — но она не ответила, даже не отреагировала — так и продолжила сидеть под этим своим одеялом, скорчившись в комочек, и заливаться слезами. — Нерин!

Отчаявшись дозваться, Телдрин сгрёб её в охапку — вместе с одеялом, плевать — и обнял так крепко, как только смог. Наверняка крепче, чем позволяли её рёбра, но Нерин не воспротивилась.

Телдрин редко чувствовал себя настолько беспомощным. Резать, колоть, парировать, уклоняться, призывать магию, сыпать колкостями и травить байки — да сколько угодно! Лучший мечник всего Морровинда, ха... А толку? Он перехватил судорожно вздрагивающую в его объятиях Нерин поудобнее и попытался подобрать подходящие слова... Да хоть одно грёбаное слово! Хоть что-нибудь, что донесёт до неё...

Что?

Что, даэдра меня забери, я вообще могу ей сказать?!

Неспокойное тепло чужого тела под рукой сбивало с любого намёка на мысль. Телдрин ещё пытался ухватиться за какую-нибудь из дюжины идей, клубящихся в голове, но всё чаще и чаще терял нить рассуждений. Панические попытки что-то придумать понемногу вытеснялись желанием тихо обнимать, оберегать. Горечь сочувствия и бессилия, затопившая его совсем недавно, как-то незаметно оказалась разбавлена тоскливой щемящей нежностью; и Телдрин с лёгким отстранённым удивлением обнаружил, что он, совершенно успокоившийся, придерживает затихающую Нерин за плечи и мирно гладит её по голове, шепча что-то тёплое и неразборчивое. Она ещё изредка всхлипывала почти неслышно, но от недавних истерических рыданий это было дальше, чем деревня скаалов — от Маркарта.

Кажется, немного успокоилась.

Он обессиленно выдохнул и продолжил поглаживать её скрытую одеялом макушку — и продолжал до тех пор, пока Нерин не заговорила:

— Выпусти, будь другом, а? — Просительные нотки странно звучали в усталом, охрипшем голосе. — А то дышать нечем.

— Ещё бы, — тихо фыркнул он в ответ, но просьбу выполнил.

Нерин выбралась из-под многострадального одеяла и, держась к Телдрину спиной, подобралась к рукомойнику, стоявшему в углу комнаты.

Минут пять она плескалась, умывая лицо, шею, руки; Телдрин в это время изучал её прикрытую ночной рубашкой спину. Напряжённость и скованность, бросавшиеся ему в глаза ранее, пропали, уступив место усталости... Возможно, у Нерин уже просто не осталось сил на то, чтобы контролировать себя? Но, так или иначе, выглядела она явно получше прежнего.

— Извини.

Нерин вздрогнула, услышав, что он заговорил — от неожиданности или от услышанного? — но не обернулась.

— За что?

— За то, что... По итогу я повёл себя тогда как последний кретин. Вспылил и бросил тебя самостоятельно справляться со всей этой хернёй. Оставил тебя в одиночестве тогда, когда тебе нужна была помощь. Прости.

Слова давались нелегко, раздирали горло едким чувством вины. Телдрин увидел, что Нерин повернулась к нему, и уставился куда-то в сторону — смотреть ей в глаза было невыносимо.

— Если бы с тобой что-то случилось... себе я бы этого не простил.

Кровать скрипнула под увеличившимся весом, когда Нерин села рядом. Помолчала, будто собираясь с мыслями, и прислонилась к его плечу. Телдрин не сдержался, глянул на неё.

На её лице — усталом, красноносом и опухшем от слёз — была улыбка.

— Можно тебя обнять? Ты меня уже обнимал, и, — Телдрин готов был поклясться, она смутилась, — мне понравилось. Теперь моя очередь.

— Сколько угодно.