Закоулки Пространства (гет)

Экспедиционный "ЗИЛ" выглядел странно; по крайней мере, странным он мог показаться рядовому гражданину, но не Хромову или кому-то другому из набранной группы, поскольку лейтенанты Седаков и Стариков совместно с оперативником собирали его сами и прекрасно знали, что на вид неказистая конструкция на колесах была очень надежна. Двойная кабина, взятая от пожарной версии "ЗИЛа", теперь была перекрашена в хаки, и имела под капотом дизель "ЯМЗ-236", который практически без проблем и с минимальными переделками влез в подкапотное пространство вместо бензинового оригинального мотора. Передний мост от "КрАЗа" с невменяемой резиной шашечками внушал угрозу, тем более на морде и крыше машины была установлены дополнительная оптика и каркасы безопасности. Задний мост от венгерского чуда "Икаруса" фирмы "РАБА", с планетарными редукторами и еще больше невменяемой резиной давал чудовищную тягу и проходимость, наряду со скоростью. Поскольку если брать в учет даже мост от "МАЗа", который был установлен на машине в первом варианте переделки, считался тяговым, икарусовский же мост считался скоростным, однако в тяге при этом не проигрывал. Коробка от тягача МАЗ, имевшая шесть передач без делителя, считалась магистральной и могла разогнать автомобиль до ста десяти километров в час, однако тесты показывали, что вкупе с "ЯМЗ-236" и мостом "РАБА" магистральная коробка давала возможность разгоняться до полутора сотен, однако при таких скоростях управлять грузовиком было страшно. В качестве кузова на машине был установлен армейский кунг, снаряженный всем необходимым для недлительного, но пригодного проживания: отопление, спальные места, мобильная плитка, различные ремнаборы и, конечно, запас продовольствия и боеприпасов. Помимо этого, "ЗИЛ" был оборудован стереосистемой, сидениями повышенного комфорта, неплохой шумоизоляцией, не говоря уже о бронированных стеклах с небольшим желтым оттенком.

Листопадова, увидев данное чудо техники, поначалу опешила, поскольку до законсервированной станции перемещения она и Романова добирались на комфортном японском внедорожнике; однако выбора у журналистки не было, и она с неким опасением, но заняла место на сидениях второго ряда, рядом с Анной. Обе девушки были одеты в легкие комбинезоны для рейдов в колонии второго порядка; несмотря на то, что данный вид одежды был легким и удобным, он натирал в местах складок, поскольку материал изготовления был достаточно жесткий. Не спасало даже термобелье, которое пришлось поддеть, поскольку даже в самом маленьком размере комбинезона Вика тонула. Романова же чувствовала себя в данной модели комбинезона вполне комфортно, при этом еще умудрялась таскать с собой небольшой рюкзак, с автоматом Калашникова наперевес.

— Мы готовы, — раздался голос из рации, лежащей в подсумке на боевом поясе комбинезона Хромова; тот, достав переговорное устройство, надавил на клавишу передачи сигнала, после чего ответил:

— Добро, открывайте, — убрав рацию в подсумок, он распахнул дверь автомобиля, встав на подножку, дотянулся до ключа зажигания. Мотор мгновенно завелся, басовито затарахтев, воздух мгновенно наполнился запахом дизельного топлива. Спрыгнув с подножки, Хромов закурил, озираясь по сторонам; тем временем из кабины выбрался сидящий на переднем пассажирском сидении лейтенант Стариков, подойдя к Хромову, закурил следом, о чем-то разговаривая, однако грохочущий дизель заглушал разговоры товарищей, но выйти и подслушать журналистка постеснялась.

— Анна, а как осуществляется консервация станций пространственного перемещения? — задала вопрос Вика, однако вместо капитана Романовой в разговор вступил лейтенант Седаков, с оперативным позывным Седой.

— Пространственное перемещение закрывают сначала в одну, затем в другую сторону, с каждой стороны портала осуществляется блокировка зон перехода в пространственный тоннель.

— Не совсем понятно, — выдала Листопадова, пытаясь разобраться в терминологии Седого.

— Ну, представьте коридор с двумя дверьми, вы входите в первую дверь, запираете ее, проходите во вторую, закрываете и ее, все, пространственный коридор закрыт, но от этого он не перестает существовать и функционировать, другими словами, мы просто ставим перегородки и запираем двери, — более простым языком пояснил Седой.

— А возможно взломать эти ваши перегородки? — задала очередной вопрос Вика, на что лейтенант ответил:

— В теории все возможно, но на практике зачастую непреодолимо, — многозначительный ответ Седакова заставил журналистку замолчать; она слегка поежилась, поскольку все еще не могла привыкнуть к комбинезону, да и сидела на втором ряде сидений посередине, между Романовой и Седаковым. Для себя журналистка отметила, что станция пространственного перемещения, на которой в данный момент и происходило все действо военных, выглядела заброшенной. Она находилась в распадке между двумя скалистыми утесами, с полностью разбитым подъездным путем, отсутствием шлагбаума, а въезд в тоннель, который был прямо в скале, перекрывали гермоворота. Административное здание как таковое отсутствовало, вход в центр управления пространственным переходом был выполнен в виде бетонной лифтовой шахты, с генераторной установкой и механизмом лифта. Капитан Романова еще по прибытии на станцию объяснила процедуру запуска системы, которая не была сложной, однако требовала времени.

Для спуска в центр управления необходимо было разблокировать механизм лифта и запустить генератор, после чего команда инженеров спускалась на лифте непосредственно в сам центр, запускала генератор. питающий оборудование, и после проверки всех систем уже осуществляла открытие пространственного перехода. Соответственно, деактивация и консервация станции производилась в обратной последовательности. Помимо этого, Анна объяснила, что для обратного перехода с колонии 2Б-17 им предстоит расконсервировать центр управления по ту сторону, поскольку сейчас станция 2Б-17 будет работать на прием, но не на передачу — злополучная, но надежная система ниппель.

— Товарищ лейтенант? — обратилась, отойдя от размышлений, к Седакову Листопадова.

— Да-да? — вежливо улыбнувшись, проговорил Седой, молодой, лет двадцати пяти, зеленоглазый, со светлыми волосами парень выглядел располагающим для общения, как и его напарник лейтенант Стариков. Что было самое интересное, оба были похожи как две капли воды и, в отличие от мрачного Хромова и кислой Романовой, внушали хоть какой-то позитив.

— Каким образом колониям присваиваются номера? — задала вопрос журналистка, на что Седой незамедлительно ответил:

— Первая цифра — порядковый номер, буква — указывает на категорию колонии соответственно пригодности, число после тире — коэффициент пригодности.

— Что за коэффициент пригодности? — снова задала вопрос Вика.

— Среднее арифметическое из параметров возможности протекания химических процессов и уровня стерильности окружающей среды, — пояснил Седой. — Соответственно, чем выше коэффициент, тем лучше.

Хромов тем временем устроился на водительское сидение "ЗИЛа", дождавшись Старикова, с силой, но аккуратно захлопнул водительскую дверь, после чего мягко тронул машину с места в направлении въезда в тоннель, где тем временем гермоворота начали неторопливо и нехотя открываться.

— Экипажу боевая готовность! — внезапно выдал лейтенант Стариков с оперативным позывным Старый. — Входим в пространственный коридор!

Вика напряглась, ощущая в кабине грузовика повисшее напряжение, однако оно, скорее, было связано с рабочим настроем, поскольку еще до прибытия на станцию перемещения Анна предупреждала, что по ту сторону можно ожидать чего угодно с самого момента перемещения. Однако пока ничего странного и страшного не происходило, лишь створы гермоворот полностью распахнулись, и ЗИЛ плавно вкатился в тоннель.

Как только машина плавно погрузилась в сумеречный туман, Седаков и Стариков приготовили свои "Калашниковы", в то время как Романова достала из подсумка некий прибор, активировав который, внимательно следила за показаниями стрелочек, лампочек и индикаторов. Вика, не знала что это за прибор.

— Излучение в пределах нормы, — сообщила Анна, пощелкав на приборе парой переключателей диапазонов.

— Не верю я электронике этой, — скептически, но на позитиве выдал Седой, на что Хромов с сарказмом подметил?:

— Если мой БТС-чип начнет ругаться, я скажу об этом.

— Точнее, мы это увидим, — с такой же нотой сарказма парировал Седаков.

Помимо урегулирования вопросов с прессой пространственных колоний, Листопадова пыталась найти информацию о проектах, озвученных на совещании в санатории, а именно "БОРГ", "СуперСолдат", "Пирамида" и "БТС", однако из всего скудного, что удалось разузнать, было ясно, что в нервную систему Хромова встроен некий чип с боевой тактической системой, и прибор этот весьма полезен, однако наравне с этим опасен и нестабилен.

Тем временем сумеречный туман рассеялся и грузовик выкатился по ту сторону тоннеля. Остановив машину, Хромов внимательно осмотрелся по сторонам, затем, распахнув водительскую дверь, встал на подножку кабины, закурив, глубоко затянулся, всматриваясь в пейзаж, который до боли был знаком ему — пейзаж, который навеял не потерянные, но отложенные в самый дальний и глубокий угол воспоминания.

— Добро пожаловать в колонию два-бэ-семнадцать, — выдал с саркастичной ноткой торжественности лейтенант Стариков. — Можете отстегнуть ремни и расслабиться, поскольку если нас не прибило и не расплющило в первые секунды, о дальнейшем нашем существовании можете не беспокоиться, — с этими словами он достал свою пачку сигарет и, закурив, добавил: — Пока можете не беспокоиться.

Наблюдая за пейзажем, которым группу встретила колония 2Б-17, Вика едва не раскрыла рот от удивления; конечно, в силу своего воображения, прочитанных когда-то фантастических книг и просмотренных фильмов, она пыталась представить нечто подобное, однако то, что открылось взору ее и без того больших голубых глаз, не поддавалось описанию. Огромная холмистая, насколько хватало глаз, местность, с пепельного цвета почвой вперемешку с некрупной галькой серого цвета; абсолютно свинцовое небо тянулось до линии соприкосновения с горизонтом. Небольшие холмы, состоящие из той же смеси пепельно-галечного состава, неизвестно по какой причине и под какими процессами образованные и по неизвестным причинам не расползающиеся, выглядели жутко, будто курганы с погребенными в недрах представителями неизвестной цивилизации. Однако холмики были всего лишь холмиками, и никаких признаков других цивилизаций, кроме человеческой, не наблюдалось, лишь покрытое пепельной пылью оснащение станции пространственного перемещения, одинокий оторванный шлагбаум, бетонная коробка административного здания да шахта лифта установки по управлению переходом. При всем при этом в воздухе витал аромат мокрой бетонной крошки, а полное отсутствие порывов ветра и слуховой вакуум, совершенное отсутствие отголосков эха, создавали впечатление, будто время здесь замерло, остановилось на определенном мгновении. Об этом свидетельствовало практически полное отсутствие ржавчины на металлических элементах конструкции станции; даже жестяной плафон, висящий перед входом в административное здание, выглядел практически новым, даже не помутненным отражателем.

— Так, — снова заговорил Хромов, забравшись обратно с подножки на водительское сидение, — Обрисовываю план операции и ориентирование по местности, — с этими словами оперативник достал из кармана водительской двери небольшую карту, после чего продолжил: — Прокатимся до разграбленного склада, посмотрим, что к чему, заглянем на полигон, хотя там ничего интересного, а в конце самая красочная часть экскурсии по лаборатории.

— Считаешь, на складе можно найти улики? — задал вопрос Седой, на что Змей незамедлительно ответил:

— Если артиллерию сумели транспортировать через пространство, минуя станцию перемещения, должны остаться хоть какие-то следы. Но независимо от того, найдем мы улики или нет, сам факт есть серьезная проблема.

— Позвольте мне карту? — обратилась к Хромову журналистка; лейтенант передал требуемый предмет, после чего, воткнув передачу, мягко тронул автомобиль с места, и тот, постукивая дизелем, неторопливо покатился по пепельной почве, поднимая небольшие клубы пыли.

— Это получается, те, кто украли артиллерию, могут и что похлеще из любой точки пространственных колоний вынести, — вступил в рассуждения лейтенант Стариков. — А ведь в колониях второго и третьего порядка много чего интересного и смертоносного.

— Насколько мне удалось выяснить, со склада вооружения на два-бэ-семнадцать уже был факт кражи нескольких единиц вооружения, — вступила в разговор журналистка. — И сейчас речь идут уже о втором случае, ведь так?

— Да, — согласился лейтенант Седаков. — Первый случай воровства случился еще в первый вооруженный конфликт, — Седой повествовал на позитивной ноте, отчего Вика еще не могла отойти, поскольку Седаков, независимо от ситуации, разговаривал спокойно и с улыбкой. — Некоторые товарищи решили вывезти несколько единиц техники прямо через станцию перемещения, организовали целую диверсию.

— Первый вооруженный конфликт вообще славился подобными действиями как среди служб центрального комитета, так и в альянсе, по своей сути, это была гражданская война на которой кто как мог, так и наживался, и предателей было немало, — вступила в разговор Анна, все это время следившая за показаниями детектора.

— То есть технику вывезли свои? — удивленно поинтересовалась Листопадова.

— А кто, по-вашему, альянс, что ли? — снова заговорил Седой. — Альянс только юниты направо и налево пачками рассылал, остальное делали и наши, и ваши, и все кому не лень.

Тем временем грузовик неторопливо ехал между холмиками по дороге, представлявшей из себя накатанную колею, только слегка пыльную, однако абсолютно свежую, будто ее использовали по сей день. Однообразный холмистый пейзаж под свинцовым небом наводил на нехорошие мысли: хотелось либо упасть без сил и рыдать, либо сразу пустить себе пулю в лоб, либо как минимум уйти в запой на все время пребывания в данной колонии.

— Уровень депрессивного излучения слегка повышен, — сообщила Романова, на что Седаков и Стариков незамедлительно отреагировали, достав из карманов своих комбинезонов небольшие пластиковые футляры. В емкостях оказались оранжевые капсулы, напоминающие распространенное лекарство от простуды, которое пользовалось большой популярностью, однако данные капсулы были чуть большего размера. Приняв капсулу, Старый протянул коробочку Хромову, Змей забросил в рот капсулу, с силой проглотив, мотнул головой в сторону.

— Что это? — задала вопрос Вика, когда Седой протянул ей футляр с капсулами, до этого из которого принял сам, и угостил Романову.

— Лекарство от депрессии, — так же на позитиве ответил Седаков.

— Лекарство от излучения, — добавила Романова. — Депрессивное излучение воздействует на нервную систему и внутреннее состояние; долгое нахождение под воздействием больших доз приводит к летальным последствиям.

— Я честно признаюсь, мне хочется напиться и застрелиться, — честно призналась Вика, и Хромов мгновенно надавил на педаль тормоза, от чего "ЗИЛ" клюнул носом, замерев на месте, при этом всех пассажиров хорошенько тряхнуло.

— Так, журналистке две капсулы срочно, — проговорил Змей. — Не хватало нам еще суицида.

— Ты аккуратней тормозить не мог? — задал ворчливым голосом Старый, на что Змей лишь ухмыльнулся.

— Это не наркотик? — задала вопрос Вика, в то время как Седой с протянутой рукой, в которой держал капсулы, навис над ней.

— У тебя все равно нет выбора, — серьезно заявила Романова, на что Листопадова, слегка нахмурившись, взяла капсулы, внимательно рассмотрев их. — Если так не проглотишь, вот вода, — продолжила Анна, достав из своего рюкзачка фляжку с водой.

— Так обойдусь, — выдала журналистка, после чего, отправив капсулы в рот, проглотила их, после чего зажмурилась, ожидая какой-либо эффект; тем временем Хромов снова начал движение, и грузовик покатил дальше по дороге, а группа погрузилась в молчание.

— До комплекса примерно шесть километров, — пояснила Романова, глядя на журналистку, которая рассматривала в данный момент карту, выпрошенную у Змея. Вика успела уже подробно ее изучить, тем не менее, несмотря на разметку по квадратам системы координат, никак не могла собрать мысли в кучу. Кроме того, за окнами грузовика будто стало светлее, при этом цвета приобрели большую насыщенность, детектор Анны казался новогодней елкой, приборная панель "ЗИЛа" — так вообще бортовой системой космического корабля.

— Ой, мальчики, у меня от вашего лекарства голова поплыла, — слегка томным голосом пролепетала Вика, удивляясь сама себе, поскольку мысли о запое, самоубийстве, конце света и многом другом полностью улетучились.

— Ха, много было две таблетки-то, — проговорил Старый.

— На всякий случай, чтобы наверняка, — подметил Хромов. — Все-таки девушка в первый раз под излучением.

— И под лекарством тоже, — не без иронии подметил Седой.

— "Сектор Газа" или Надежда Кадышева? — задал вопрос Хромов, распахнув ящик над головой в котором хранились аудиокассеты.

— Сейчас бы транс послушать, — высказалась Романова, с чем кивком согласился Стариков, однако Змей не стал выполнять пожелания товарищей, достал кассету с надписью на наклеенном лейкопластыре "Течет ручей", вставив в приемник магнитолы, легонько прибавил звук.

— Течет ручей, бежит ручей.., — под нос себе проговорил Старый, закуривая сигарету, Хромов тоже закурил следом за товарищем.

— Это такая часть терапии? — обратилась к Романовой Вика, чувствуя, что от двойной дозы лекарства ее тело начало слегка дергаться в ритм песни, зазвучавшей из динамиков.

— Типа того, — ответила Анна, поглядывая на показания детектора. — Капсулы — это не самое радикальное решение, при интенсивном депрессивном излучении применяются инъекции соматического геля, штука болезненная и неприятная.

— Это же все не наркотики? — снова с надеждой поинтересовалась Листопадова.

— Нет, это экспериментальные препараты, разработанные учеными пространственных колоний, — протараторила Романова.

— Товарищ журналистка, посмотрите, пожалуйста, вперед и удивитесь, — весело проговорил Хромов, Вика обратила внимание на открывающуюся за лобовым стеклом картину, от чего раскрыла рот и, вытаращив глаза, пролепетала:

— Вот это да...

* * *

— Честно признаться, я ожидала увидеть нечто иное, — пролепетала Вика, не отрываясь наблюдая за открывшимся пейзажем, который никак не вписывался в ее понимание картины мира.

— Это и есть полигон, комплекс и лаборатория, вместе взятые, — прокомментировал Хромов, перед этим вытащив кассету из магнитолы и убрав ее в рундук над головой. Оперативник прекрасно понимал состояние Вики, поскольку сам когда-то испытывал подобное чувство, однако не стал раскрывать все карты, поскольку Листопадовой еще предстояло пройти несколько потрясений, в которые Змей намеревался с головой ее окунуть. План был простой: показать пространственные колонии с такой стороны, после которой у Вики мурашки должны табунами бежать едва ли при упоминании о них, не говоря уже о повторном визите.

— Но как полигоном может являться целый город? — снова заговорила Листопадова.

— Начнем с того, что не целый город, а лишь отдельный микрорайон, к тому же полигоны бывают разные, — ответил уже Старый, после чего обратился к Хромову:

— Какой точный план?

— Прокатимся по периметру, сделаем остановку на стоянке техники, пока вы походите посмотрите, сделаете замеры, я и гражданка Листопадова прогуляемся до лаборатории, — голос Хромова был слегка напряжен, низкий с хрипотцой, что заставило Вику слегка поежиться.

— Можете звать меня просто Вика, — снова пролепетала она, пытаясь расположить к себе Змея, поскольку до этого всяческие попытки наладить контакт оканчивались плачевно.

— Это не микрорайон, — заявила ни с того ни с сего Романова, продолжая следить все это время за показаниями детектора. — Это военный городок и эпицентр излучения.

— Поползло? — поинтересовался Седой.

— Тридцать процентов, шкала пока в белой зоне, — прокомментировала показания детектора Анна.

— Не критично, — констатировал Змей направляя грузовик с дороги прямо на расчищенный участок земли, который являлся некой окантовкой вокруг города, который был окружен в духе своей эпохи, а именно бетонным забором, с расставленными на некотором расстоянии друг от друга смотровыми вышками.

Вика хорошо разглядела въезд в город, который представлял из себя КПП с огромными воротами, на которых были отштампованы красные звезды; что самое интересное, краска ни с ворот, ни со звезд практически не слезла, будто городок оставили буквально год или полгода назад. То же самое можно было сказать о расставленных внутри периметра городка в алгоритме, известному только проектировавшему застройку инженеру пятиэтажек, с которых практически не обваливалась штукатурка, окрашенная в желтый цвет. Встречались среди высоток и небольшие трехэтажные дома, с конусовидными крышами, железо на которых не успело проржаветь как следует.

— Это не похоже на «заброшку», — заявила Вика, не отрывая удивленного взгляда от пейзажа военного городка, — Я была в заброшенных поселениях, это не так выглядит.

— Высокий коэффициент стерильности подразумевает под собой низкий уровень протекания химических процессов: железо не ржавеет, топливо не горит, порох не воспламеняется, трупы не гниют.

— А стерильность? — снова задала вопрос журналистка.

— Чем выше стерильность, тем меньше пригодность почвы, воды и так далее, — снова пояснил Седой.

— Это, конечно, не в буквальном смысле, — продолжил мысль Стариков.

— Но при длительном нахождении объектов в зоне с высоким уровнем стерильности и низким уровнем протекания химических процессов они начинают терять свои свойства, — добавила в конечном итоге Романова, от чего журналистка встревожилась не на шутку, однако показывать данный факт не стала, поскольку и так от двойной дозы лекарства голова плыла ощутимо, а третью капсулу до кучи от испуга никак не хотелось.

Тем временем грузовик неторопливо двигался вдоль бетонного забора — в классическом исполнении ромбиками — в направлении другого въезда на территорию городка; выглядел он чуть скромнее, нежели главные ворота, но КПП присутствовало, как и выкрашенные в зеленый цвет ворота с красными звездами, только не такие громадные; в отличие от центральных ворот, которые были в закрытом состоянии, черный вход был распахнут настежь, причем одна из створ ворот лежала на земле. Хромов неторопливо въехал на территорию городка, однако территория за входом встретила не типовыми пяти- и трехэтажными домами, а убранством воинской части, а именно двумя ангарами с просторной территорией между ними, административным зданием чуть в стороне и длинной казармой. Пространство между ангарами и сами ангары, с раскрытыми воротами, были заставлены различной армейской техникой, начиная от легковых "УАЗов", заканчивая грузовиками с локаторами "РЭБ", артиллерийскими и зенитными установками. Однако с первого взгляда было видно, что техники изначально было гораздо больше, прогалы между единицами вооружения в построениях были приличные.

Остановив "ЗИЛ" у распахнутых ворот правого, если считать от въезда на территорию части ангара, Хромов заглушил двигатель; достав из специального рундука за своим сидением АКСУ, правда в весьма интересной конфигурации, оперативник чмокнул оружие в ствольную коробку, после чего добавил:

— Ну что, Аксинья, пора прогуляться, — и, распахнув водительскую дверь, спрыгнул на бетонные блоки, которыми был выложен периметр воинской части, закурив, осмотрелся, разложив у автомата приклад, повесил АКСУ за плечо, дожидаясь, пока остальная группа выберется из кабины, после чего проговорил: — Значит так, осмотрите технику, проведите сканирование местности, а мы пока прогуляемся.

— Я стесняюсь спросить, но что вы мне хотите показать? — все еще слегка заплетающимся голосом пролепетала журналистка.

— Все сами увидите, — многозначительно изрек Змей.

— А почему вы целовали автомат? — снова задала вопрос Вика.

— Это Аксинья, и этим все сказано, — с толикой гордости заявил Хромов.

— Это трофейный, любимый и особый автомат, — неожиданно для Хромова с точно такой же интонацией за него выговорил Седой, тем временем проверяя свой полноразмерный АКС-47.

— В лаборатории долго не задерживайтесь, — настороженно проговорила Анна. — Излучение почти на желтом уровне.

— Сорок процентов, ну, еще терпимо, — прокомментировал Хромов. — Если что, свистнешь по рации.

— Может, лучше взять с собой второй прибор? — задала логичный вопрос Листопадова, на что оперативник выдал:

— Там, куда мы идем, излучение не поднимется выше пятидесяти процентов, да и электронные приборы там часто дают сбой, — с этими словами Змей закурил очередную сигарету, после чего жестом руки указал Вике направление к административному зданию, за которым виднелись сетчатая ограда и дворы многоэтажек. — Прошу, наша экскурсия объявляется открытой.

Вика невольно переглянулась с Анной та едва заметно кивнула, мол, все нормально, после чего Вика, сцепив руки перед собой, последовала за Хромовым, который уже неторопливо, но уверенно двинул в сторону административного здания воинской части.

— Я чего-то не понял, — внезапно ворчливо выдал Стариков. — Змей чего, реально девчонку к эпицентру повел?

— Да, — коротко ответила Анна. — Теперь я поняла весь смысл: журналистка слишком заигралась со своими амбициями, Саша ее таким образом решил проучить.

— Он же ей психику сломает, если ее излучением накроет, — снова заворчал Старый, на что ответил уже Седаков.

— Не стоит беспокоиться, Змей знает, что делает, — тем временем наблюдая за тем, как фигуры Хромова и Листопадовой скрылись за административным зданием.

— Какой-то странный город, — проговорила Вика, пролезая через брешь в сетчатом заборе; выйдя за Хромовым на задний двор одной из пятиэтажек, она внимательно осмотрелась: типичный жилой двор, несколько деревянных сараев, потемневших, но не разваливающихся, стойки с веревками для сушки белья, небольшие палисадники под окнами. У Листопадовой складывалось впечатление, что жители буквально минуту назад куда-то делись, резко все вышли в магазин или еще что, поскольку в некоторых отдаленных уголках Большой земли встречались места проживания гораздо более удручающие, нежели данные постройки и хозяйство.

— Вполне себе обычный город, есть детский сад, школа, фельдшерский пункт, дом культуры, даже своя тюрьма, — ровным, но практически гробовым тоном проговорил Змей, шагая между торцевой стеной пятиэтажки и рядком деревянных сарайчиков.

Вика всматривалась в окна, которые на редкость были целыми, лишь местами краска с оконных рам слезла да слой пыли придал своеобразный оттенок стеклам; кое-где, местами, были занавески, а где занавесок и не было, однако в голове журналистки не мог уложиться тот факт, что городок полностью брошен.

— Здесь даже был свой институт, — снова продолжил повествование Хромов, — Небольшой, правда, но рабочих мест там хватало, как и в воинской части, как и в тюрьме.

— А что там впереди за антенна? — поинтересовалась Листопадова, указывая рукой на возвышавшуюся над крышами домов, правда, ненамного, секционную антенну, к которой, как выяснилось, и держали направление она и Змей.

— Это институтская, — прокомментировал Хромов.

Тем временем парочка пересекла улицу и углубилась во внутренний двор очередного дома, на этот раз трехэтажного. И снова все выглядело так, будто жители покинули его недавно, тем более увиденное на веревках белье, практически не выцветшее, не растрепанное, покойно висящие в ожидании, пока заботливая хозяйка снимет его, занесет в квартиру и, погладив, сложит в шкаф. Припаркованный у палисадника рядом с подъездом велосипед "Десна", с не спущенными шинами, с не ржавой цепью, с не облезшим от времени седлом, с блестящими катафотами, слегка, правда, покрытый пылью, будто его хозяин, мальчишка, забежал домой на перекус или за стаканом воды, и вот-вот выйдет.

— А куда делись все жители? — снова задала вопрос Листопадова, когда, минуя этот двор, она прошла за Хромовым на окраину центральной площади, на которой находились и дом культуры, и школа, и здание института, однако выглядело это все зловеще — на фоне антенны, возвышающейся над аскетичным архитектурным изыском вкупе с бюстом Ленина и огромной бетонной звездой на постаменте, окруженной бетонными клумбами. Пейзаж напомнил Вике одну компьютерную игру, в которую играл ее парень — еще со школьного времени; в ней сюжет разворачивался в заброшенном советском городе, однако в данный момент никакой игрой и не пахло, более того, реализм происходящего ножом под ребра пронзил журналистку, едва она сумела разглядеть детали, которыми было наполнено пространство площади, и не только площади. Детали были везде, однако до определенного момента Листопадова по каким-то причинам их не замечала.

— Жители никуда не девались, они все здесь, — ровным и гробовым тоном продолжал говорить Хромов, шагая к центру площади; на секунду он обернулся, увидев, что Вика остановилась, схватил ее за руку и потащил следом, однако журналистка не сопротивлялась, безвольно волоча ногами и созерцая увиденное во всех деталях, для нее наступило прозрение. — Вот только им пришлось стать невольными участниками одного социального эксперимента... — изрек Хромов.

* * *

Тела людей лежали повсюду, разбросанные почти по всей площади и не только, местами толком не истлевшие, в различных и не поддающимся здравому смыслу позах; они выглядели практически свежими, умерщвленными только недавно, даже темные пятна крови под некоторыми из них, казалось, еще недавно впитались в бетонные плиты, которыми была покрыта площадь и прилегающие территории. Хромов тащил Вику все ближе к центру, где у бюста Ленина и большой пятиконечной звезды, в окружении бетонных клумб, находился небольшой сквер с чугунными, украшенными вензелями лавочками, стоящими вдоль небольших дорожек, освещенных фонарями сделанными под старину. Журналистка не могла поверить в происходящее, словно пытаясь каждую секунду заставить себя проснуться и забыть увиденное, как страшный сон, поскольку лежащие вокруг тела не просто наводили ужас, они буквально взывали о присоединении. Так Вике хотелось прилечь рядом и свернуться калачиком прямо у одной из клумб так, как это сделала молодая женщина, на чье слегка высохшее тело смотрела сейчас журналистка. Складывалось такое ощущение, что женщина шла по своим делам, затем, внезапно поглощенная приступом депрессии, легла рядом с клумбой и уснула. Буквально в паре метров на лавочке застыл в положении сидя одинокий старичок с непонятной книжкой в руках — вот сел почитать на свежем воздухе, да прямо так и остался. Сразу за лавкой лежали двое: совсем молоденький солдат, одной рукой сжимавший автомат Калашникова, второй рукой держащийся за живот, и крепкий мужчина одетый в сине-серую робу, лежащий лицом вниз, с вытянутой вперед правой рукой, в которой был навечно зажат нож.

Ощущение складывалось неоднозначное, поскольку часть тел пребывали в естественных позах, будто смерть застала их за обыденными делами, кто-то читал на лавочке, кто-то присел отдохнуть рядом с телефонной будкой, чья трубка, свисавшая вниз, застыла в пространстве и времени без малейшего порыва ветра. Наряду с этим тела, одетые в сине-серые робы, и солдаты, в форме образца позднее 1943 года, лежали в неестественных позах — некоторые вооруженные, некоторые нет, однако по ним было видно, что погибли они в сражении, об этом говорили и стреляные гильзы, и пустые автоматные магазины. Однако встречались другие умершие, как в гражданском, так и в военном и спецоблачении, покончившие с собой. Так, рядом с армейским грузовиком, стоящим впритирку к зданию школы, Вика заметила сидящего у колеса солдата, рядом лежала девушка с размозженной головой, сжимавшая в руке пистолет, но каково было удивление и ужас журналистки, когда в окне одного из учебных классов школы она заметила сидящую за партой парочку, девушка ближе к окну смотрела сквозь него открытыми, но будто покрытыми лаком, неестественными глазами, ее подружка склонила голову к парте, положив голову перед собой на руки. У доски, над лежащими на боку школьными стульями, свисали повесившимися сразу три парня, а учительница спокойно с виду дремала, откинувшись на спинке своего стула. Еще более безумная картина была возле Дома культуры, где прямо на пороге на ступеньках сидели два молодых парня и девушки; у одного из парней на коленях покоилась гитара, второй так и застыл с открытым ртом, в котором застряла сигарета; все четверо держались за руки, а у крайней слева девушки в руках был нож, при этом у всех четверых были вскрыты запястья.

— Что?.. Здесь?.. Произошло?.. — пытаясь сглотнуть слюну, которой не было, пересохшим голосом от ужаса увиденного безумия, будто во время посещения безумного шедевра восковых фигур, однако чересчур реалистичных, рожденных самым адским гением, спросила Вика, абсолютно бессмысленным взглядом взирая на Хромова, который, спокойно доставая очередную сигарету, заявил:

— То, что ты не увидишь за огнями городского неона. Это и есть истинное лицо пространственных колоний.

— Я не... — снова попыталась выдавить из себя журналистка, затем снова сглотнула, после чего добавила: — Не понимаю...

— Успокойся и послушай, — достав из подсумка комбинезона бутылку воды, Хромов протянул ее Вике, затем, ухватив ее за плечи, прислонил спиной к стене, закурив, отошел на пару метров и продолжил повествование: — Когда ученые пространственных колоний открыли феномен депрессивного излучения, было решено провести испытания на различных социальных сословиях. На этом основании построили данный город, вмещающий в себя максимальное количество сословно различимых людей, а в недра института был привезен излучатель и возведен ретранслятор, — рукой оперативник указал на антенну. — Правда, кроме изучения воздействия депрессивного излучения, институт занимался и другими вещами, но об этом позже.

— То самое излучение, которое регистрирует детектор Анны? — задала вопрос более-менее нормальным голосом журналистка, перед этим сделавшая несколько глотков воды, что смягчило связки, но не отпустило ужас и шок.

— Город заселили военными, учителями, рабочими, инженерами, заключенными. Поначалу все жили мирно, тем более излучение ретранслировали на минимальном уровне, при этом периодически пичкали население аналогами капсул, которые приняли мы, — Хромов глубоко затянулся сигаретой, выпустив дым через нос, сделал паузу. Было видно, что оперативник старается подбирать адекватные слова, подавляя эмоции. — Но люди, несмотря на различие в классах, вели себя культурно, без криминала, даже когда излучение полностью отключили, но господам профессорам и кандидатам наук нужен был результат, и они его получили, ускорив процесс формирования сословного конфликта. Заключенным подстроили бунт, выдав оружие, и те организовали переворот в городе, смену власти, кровопролитный конфликт, что позволило поднять уровень излучения до максимума. Результат был неоднозначный.

— И это... — практически без эмоционально пролепетала Вика. — Это вы называете неоднозначным результатом?

— Депрессивное излучение изначально предназначалось для подавления агрессии, — снова заговорил Хромов, — Но как выяснилось, оно загоняло людей в глубочайшую депрессию, настолько быстро и настолько глубоко, что солдаты и зэки сначала перестали стрелять, потом перестали что-либо делать, а в конце концов устроили массовые самоубийства. Гражданское население погрузилось в апатию настолько глубокую, что многие просто ложились на ровном месте и умирали.

— Но кто-то же должен был отключить излучение? — с толикой надежды задала вопрос Листопадова.

— Некому было, остатки солдат взяли институт в осаду, остатки ученых забаррикадировались в недрах лаборатории, а когда и у тех, и у тех закончились препараты, все дружно умерли, лишая себя жизни различными способами, — выдал таким же ровным тоном Змей. Вика сделала еще пару глотков воды, понемногу начиная отходить от увиденного и услышанного. Конечно, данные факты были весьма пугающими и страшными, однако пытливый мозг журналистки жаждал продолжения, и она, собрав мысли в кулак, при этом чувствуя, что эмоции восстанавливаются после шокового состояния, задала очередной вопрос.

— А откуда вы это все знаете?

Хромов не сразу ответил на вопрос; он лишь закурил очередную сигарету, от коих во рту уже был вкус жженой горечи, грустно усмехнулся, после чего продолжил разговор, на сей раз в его тоне был ироничный, даже трагичный тон.

— Когда мою жену убили у меня на глазах, я понял, что не хочу жить, но просто так умирать я не собирался, — оперативник громко сглотнул, было хорошо видно, что он еле сдерживает эмоции. — Я записался в добровольцы, точнее, обстоятельства сложились таким образом, что меня записали, но, как ни странно, то ли я слишком хорошо научился воевать, то ли просто оказался слишком живучий. Умереть на поле боя у меня не получалось, а пустить себе пулю в лоб, или выпить яда не давала трусость. Но когда я краем уха узнал о два-бэ-семнадцать и о том, что здесь происходило, я зарекся во что бы то ни стало попасть сюда. Попал, — Змей снова сглотнул, затем затянулся сигаретой. — Сказать, что у меня был шок, значит не сказать ничего, однако я уже заранее смирился с финалом и, просто побродив по городу, забрался в одну из квартир и на мягком удобном диване принялся ожидать конца, который, как ни странно, не наступал.

— Излучение было неэффективно? — в вопросе Листоапдовой чувствовались нотки осторожности, однако не без любопытства.

— Нет оно действовало, но как-то иначе. Таким образом провалявшись в ожидании смерти два дня, я принялся исследовать город, заглядывая в квартиры, административные здания, изучая документы, личные вещи людей, записки и так далее. Добрался я и до недр лаборатории, и там интуиция меня не подвела, с обеих сторон баррикады подпирали трупы, однако это не помешало мне проникнуть внутрь. Потом меня обнаружили люди, которые решили, что я подхожу для одного интересного проекта, который улучшит мою жизнь, мне было без разницы — умереть от пули или под скальпелем, и я согласился. Здесь же, в недрах этой лаборатории, мне провели операцию, вмонтировали в нервную систему БТС-чип, он связан и с головным мозгом, и с подсознанием, не знаю, как это работает.

— И после вы перестали желать себе смерти? — снова с осторожностью и интересом задала вопрос журналистка.

— Нет, я так же хочу умереть, но наличие чипа боевой тактической системы мне всячески мешает; заложенная в него программа выживания повысила мои навыки, между тем в чипе присутствует некий модуль соматического контроля, который позволяет мне «правильно» реагировать на те или иные факторы, — ответил Хромов. — Я могу уклоняться от пуль, если нужно, не спать по несколько суток, у меня отпала потребность в алкоголе, поскольку соматический контроль отторгает его. Я могу заниматься сексом несколько часов подряд, после пробежать кросс, затем снова заниматься сексом, и потом спокойно бодрствовать. БТС-чип открыл много возможностей, кроме одной. Я не могу умереть ни от чужой руки, не от своей.

Договорив, Хромов резко скинул с плеча автомат, уперев ДТК в подбородок снизу вверх, ловко снял оружие с предохранителя и передернул затвор.

— Саша, вы чего? — вытаращив глаза на Хромова, встрепенулась Вика. Было хорошо видно, как оперативник, стиснув зубы, пытается указательным пальцем надавить на спусковой крючок, однако этот же палец оказывал огромное сопротивление, отчего у Змея побелели не только пальцы, но и кисть. — Перестаньте, слышите?! — уже прокричала Вика, однако Хромов не слышал; он, оторвав автомат от подбородка, несколько раз выстрелил в воздух, затем снова поднес ствол к подбородку, и снова злополучный рефлекс сработал.

— Мне все равно, что будет с вами, с этим миром, с колониями! — процедил сквозь зубы Хромов, не оставляя попытку надавить на курок.

— Саша, не нужно, постойте! — журналистка сделала шаг вперед к Змею, однако он отступил на два, продолжая перебарывать себя, а точнее, систему жизнеобеспечения, встроенную в БТС-чип.

— Приехала сюда вершить судьбы, вести расследования, думаешь, ты лучше всех?! — огрызнулся на Листопадову оперативник. — Выскочка, малолетняя амбициозная выскочка!

— Саша, не надо! — буквально взмолилась Вика, ее большие голубые глаза заблестели, мгновением позже по щекам покатились крупные слезы, — Хорошо, я признаю, я выскочка! Я заигралась, но я покину колонии первым же рейсом, если вы уберете от себя оружие!

— Да пошла ты, тварь! Подстилка газетная! — снова выругался Хромов, повторив трюк с выстрелами в воздух, однако, снова не добившись успеха.

— А хотите, я с вами пересплю? — неожиданно даже для себя проговорила Вика, при этом начиная открывать застежки верхней части комбинезона. — Я готова даже на это, я готова на что угодно, только уберите автомат!

— На что угодно?! — процедив сквозь зубы, Хромов резко шагнул вперед, припирая собой Вику, прижав ее к стене, не отрывая свирепый взгляд от покрасневших заплаканных глаз, затем схватил ее руку, с силой положив на рукоятку АКСУ, надавил на палец, лежащий на спусковом крючке, после чего едва слышно добавил: — Тогда будьте любезны, нажмите курок.

Вика, как могла, старалась не опускать палец, однако Хромов давил до страшной боли; внезапно она ухватилась свободной рукой за цевье автомата и, резко дернув оружие на себя, уперла ствол в свой подбородок со словами:

— Теперь я готова нажать.

Хромов от удивления перестал скалиться и даже ослабил хватку, тем временем подставив один из пальцев под спуск, дабы журналистка не совершила самоубийство.

— Вы меня раскатали по асфальту, ниже плинтуса, грамотно, жестко, — в голосе Листопадовой слышалась уверенность и жесткость. — Да, я выскочка, да, я пользуюсь тем, что благодаря внешности мне открыты многие дороги. Да, меня каждая сволочь хочет заполучить в кровать, и заполучает, однако я научилась использовать это в своих целях — больно, тяжело, но научилась. Может, и вам следует научиться использовать ваши навыки для жизни, а не для смерти?! — после этого Вика снова рванула автомат, на этот раз в сторону. Хромов не успел среагировать, поскольку никак не рассчитывал на подобный ход, ослабил хватку, журналистка вдавила курок, и автомат громогласно выплюнул остаток магазина в сторону, обдавая жаром от ДТК с запахом пороховых газов и закладывая уши. Как только АСКУ смолк, Вика ловко умудрилась выбить оружие из рук Хромова, после чего, ухватив его за воротник комбинезона, поднялась на носки ботинок. Несмотря на высокую подошву, она была все равно ниже оперативника. Расстояние от губ до губ сократилось меньше чем за мгновение, Змей инстинктивно зажмурился, контакт вышел не жесткий, но какой-то детский, при этом Хромова мотнуло назад, однако Вика сумела удержать равновесие обоих. После чего, окончательно потеряв смысл дальнейшего сопротивления, лейтенант расслабил руки и плавно опустил их на талию Вики.