Травма (джен)

Слухи (1991 год)

— Ну вот мы и пришли. Заходите, — профессор Люпин распахнул дверь в учительскую и приглашающе взмахнул рукой.

Третьекурсники, далеко не всем из которых раньше доводилось здесь бывать, затрепетали. Самые любознательные, не дожидаясь повторного приглашения, потянулись внутрь. В дверях тут же образовалась пробка. Невилл Лонгботтом, которого сразу оттерли назад, приподнялся на цыпочки, пытаясь поверх голов разглядеть место предстоящего урока по Защите. Он был заранее готов испугаться, но ничего такого в учительской не обнаружилось. Самая обычная комната, каких немало в Хогвартсе: длинная, темная, с разномастной мебелью, обшитыми деревом стенами и весело пылавшим камином. Не успел Невилл с облегчением выдохнуть, как загораживавшая ему обзор Парвати шагнула вперед, и стало ясно, что гриффиндорцы тут не одни. В высоком кресле у огня кто-то сидел. И хотя мальчик со своего места мог разглядеть только затылок, сердце тут же ушло в пятки. Вернее даже — в панике сбежало в пятки, всю дорогу тоненько подвывая от ужаса.

К счастью, профессор Снейп не обратил на Невилла внимания.

— Что это за сборище? — кисло спросил он у профессора Люпина.

— У нас в гардеробе завелся преотличный боггарт! Думаю, немного практики не повредит, правда, ребята? — ответил тот и, увидев, как изменилось лицо Снейпа, добавил уже другим тоном, словно бы защищаясь: — Все в порядке, Северус. Профессор Дамблдор разрешил.

— Боггарт? — переспросил преподаватель зельеварения. Тонкие губы скривились в неприятной усмешке, не презрительной даже, а скорее гадливой.

Профессор Люпин кротко улыбнулся и повел плечом: мол — ну да, и что тут такого особенного? Предоставленные сами себе гриффиндорцы зашептались, Рон Уизли, Невиллов сосед по комнате, охнул, а Дин Томас тихонько спросил у Гермионы, что такое боггарт и как именно на нем обычно практикуются. Та, конечно, тут же принялась объяснять. В другое время Невилл и сам с интересом бы послушал, но сейчас все его внимание было приковано к разговору преподавателей.

— А вы не меняетесь, Люпин, — фыркнул Снейп. — Все такой же любитель гадить исподтишка, делая вид, что хотели как лучше и вообще не при чем. Вы хоть объяснили этим, — он кивнул в сторону учеников, — что им предстоит? Встретиться с самым сильным своим страхом на глазах у всех… стать посмешищем для курса, и хорошо, если не для всей школы.

— Но я вовсе не…

— О, кто бы сомневался! Вы всегда «вовсе не». Не то чтобы мне было до этого какое-то дело... пока вы не добрались со своими сомнительными методами до слизеринцев, конечно. Просто стало вдруг любопытно, не стошнит ли вас от собственного лицемерия, когда вы выставите против боггарта… да вот хоть Лонгботтома с его-то травмой. Каким храбрецом он себя сразу почувствует, верно? А как, должно быть, будет счастлива Грейнджер!

Невилл при неожиданном упоминании собственной фамилии испуганно вздрогнул и попытался стать как можно незаметнее. От профессора Люпина это его движение явно не укрылось, тот вдруг заметно сконфузился, даже покраснел.

— Я и правда не подумал о…

— Как я и сказал, мне все равно, — Снейп отвернулся с подчеркнутым безразличием и направился к выходу. — Развлекайтесь!

Невилл с облегчением выдохнул: у него, как и всегда после общения с профессором, было такое чувство, будто вот прямо только что в каком-то дюйме от головы пролетело убивающее заклинание. Полностью захваченный переживанием благополучно избегнутой опасности, он не сразу обратил внимание на то, что все присутствовавшие замолкли и смотрят на него с любопытством.

— Итак, — преподаватель тихо кашлянул, переключая внимание ребят на себя, — взгляните на этот гардероб. В нем завелся боггарт. Не буду вас спрашивать, знаете ли вы, что это такое: объяснение Гермионы было исчерпывающим, даже я не ответил бы точнее. Тем лучше, ведь мы можем перейти от теории к практике! Но сначала одно важное пояснение, — Люпин стал очень серьезен. — Некоторые из вас, а может быть, и все, слышали, что… гм… сказал профессор Снейп. Во многом он был прав. Столкнуться со своим страхом на глазах у товарищей… да, это может смутить. Но именно таковы в этом мире пути зла. Зарождая в нас стыд и смущение, пусть и понятные, или сомнения, пусть и оправданные, зло заставляет нас пытаться действовать самостоятельно, без помощи и поддержки, даже тогда, когда они действительно нужны. Если бы с боггартом было легко справиться, я предложил бы вам входить в комнату по одному. Но есть важная причина для того, почему с этим существом стоит сражаться хотя бы вдвоем, а лучше — большой компанией. Кто-нибудь может мне ее назвать?

Гермиона Грейнджер, конечно, тут же подняла руку. Несколько других учеников тоже выглядели так, будто что-то понимали.

— Гарри?

— Ну-у, — не слишком уверенно начал Гарри Поттер, — раз нас много... призраку будет трудно выбрать, во что превратиться. И даже когда он выберет, остальные будут испуганы меньше и смогут, если понадобится, прийти на помощь.

— Совершенно верно! — улыбнулся профессор. — Пять баллов Гриффиндору. И еще пять за ответ Гермионы Дину. К тому же важно помнить, что главное оружие против боггарта — это смех. Не заклинание, нет, а именно смех. Научившись смеяться над собственными страхами, мы становимся свободнее от них. И именно это освобождение, эту победу, а не только сам страх, увидят ваши товарищи. Это ясно?

— Да-а-а! — нестройным хором ответили ребята. И Невилл тоже тихонько сказал «да», хотя судорожные дерганья дверцы гардероба продолжали изрядно его нервировать.

— Что ж, тогда можно начинать. Давайте вместе повторим…

Урок пошел своим чередом. После того, как заклинание было разучено и все поняли, что именно нужно делать, профессор Люпин вызвал Парвати Патил и открыл дверцу гардероба. При виде появившейся оттуда мумии Невилл с облегчением перевел дух. Та, конечно, была страшной, очень страшной, но все-таки не настолько, как тот боггарт, что жил у него дома под кроватью (бабушка все собиралась его прогнать, но то ли забывала, то ли думала — с нее станется — что его присутствие закаляет характер внука). А уж когда Парвати уверенно произнесла заклинание, и весь класс залился хохотом при виде того, как притворяющийся мумией призрак запутался в собственных бинтах, мальчику совсем полегчало. Он уже почти хотел, чтобы ему тоже дали возможность попробовать. Но профессор вызвал Симуса, потом Дина, потом Рона, потом снова Парвати… А когда боггарт, которого веселящиеся ученики вовсю гоняли по учительской, сам было направился в сторону Невилла, Люпин вдруг шагнул наперерез и окончательно развеял чудовище, почему-то принявшее вид серебристого шара.

Выходя в коридор, ребята с удовольствием обсуждали прошедший урок. Те, кому повезло принять участие в сражении, напропалую хвастались, остальные гадали, какой вид мог бы принять боггарт для них, и как это можно было бы смешно обыграть. Только Невилл, как всегда исключенный из этой легкой общей болтовни, чувствовал себя совершенно подавленным. Его не просто не вызвали, это еще было бы не так обидно, ему фактически нарочно не дали встретиться с призраком, хотя тот уже явно был на последнем издыхании и не представлял особой угрозы. Значит ли это, что тот непонятный намек Снейпа возымел свое действие, и профессор Люпин теперь считает его, Невилла, трусом? А может, и однокурсники — тоже?

От этой мысли Невилл застыл, точно вкопанный.

— Нев? — окликнул его Дин. — Чего встал? На трансфигурацию опоздаем!

— Я… я сейчас, — пробормотал мальчик, неловко пятясь в сторону учительской. — Забыл сумку.

Дин с удивлением поглядел на школьную сумку, которая находилась там, где ей и полагалось быть — у хозяина в руке, но расспрашивать не стал, только недоуменно пожал плечами и поспешил вслед за остальными. А багровый от смущения Невилл мысленно отвесил себе за нелепое объяснение подзатыльник и побрел обратно к учительской. Опаздывать на трансфигурацию ему совсем не хотелось, и при одной мысли о том, каким взглядом окинет его грозная МакГонагалл, прошибал пот, но объясниться с профессором Люпином было важнее. В Хогвартсе Невиллу приходилось нелегко. Даже сейчас, на третьем году обучения, однокурсники, не исключая и гриффиндорцев, случалось, посмеивались над его неуклюжестью и робостью. Но все-таки это было и близко не так, как в самом начале. Он много работал над собой, никогда не сдавался. И эта работа уже начала приносить какие-то плоды. Да, его по-прежнему частенько бранили и называли растяпой, но больше никто не говорил, что его место на Хаффлпаффе. И в его храбрости, кажется, никто не сомневался. В смысле — до этого дня.

С Люпином они столкнулись в дверях учительской: тот так раз выходил.

— Невилл? Ты что-то забыл?

— Да… то есть, нет…. Профессор, мне нужно спросить у вас… одну вещь.

Люпин бросил взгляд на висевшие на стене часы, точно тоже хотел спросить, не опаздывает ли мальчик на следующий урок, но потом кивнул.

— Полагаю, нам будет удобнее в каком-нибудь менее людном месте, — мягко сказал он.

Снаружи стоял пасмурный осенний день, и в огромном кабинете ЗОТИ было почти темно. Профессор Люпин палочкой зажег стоявшую на преподавательском столе толстую витую свечу, нашарил в одном из ящиков маленький чайник.

— Присаживайся. Хочешь чаю?

— Не особенно, — пробормотал Невилл. Чем дольше длились эти приготовления, тем больше он нервничал и опасался, что совсем не сможет начать всего несколько минут назад казавшийся таким необходимым разговор.

Видимо, профессор Люпин это понял, потому что отставил чайник и спросил:

— Так что тебя беспокоит?

Невилл прерывисто вздохнул, подавляя желание зажмуриться, и, запинаясь, проговорил:

— Боггарт, сэр. Почему вы не позволили мне с ним сразиться?

— Ох, а ты хотел? — профессор, казалось, искренне удивился. — Что ж… такая отвага поистине похвальна, просто мне и в голову не пришло…

— Вы подумали, что я трус, — Невилл шмыгнул носом и отвернулся. Теперь, когда его подозрения подтвердились, он уже жалел, что начал этот разговор. На душе было на редкость паршиво.

— Нет, что ты! — профессор Люпин даже руками всплеснул, едва не опрокинув подсвечник. Со стола, сметенные его рукавом, посыпались какие-то свитки. — У меня и в мыслях подобного не было! Просто слова Северуса напомнили мне о том, чего я, к своему стыду, не предусмотрел.

— И о чем же, сэр? — нахмурился приободрившийся было Невилл.

— Думаю, ты сам знаешь. Я имею в виду… ну… твою… как же это называют?.. твою психологическую травму.

— Травму? — недоуменно повторил за ним мальчик. — Какую еще травму?

— Рад, что ты это так воспринимаешь, — кивнул Люпин. — Позитивный настрой — это очень важно. Но, к сожалению, одной храбрости и решимости не всегда достаточно, чтобы преодолеть наши внутренние проблемы…

— Да нет у меня никаких внутренних проблем!

— Я понимаю твое желание скрыть свою боль, — сочувственно проговорил преподаватель Защиты. — Это вполне естественно. Сейчас, наверное, тебе кажется, что все вокруг только и говорят о том случае, но это неправда. Я сам в курсе только потому, что на прошлой неделе, когда мы с профессором МакГонагалл обсуждали выдающуюся успеваемость Гермионы, Северус… ну, то есть, профессор Снейп, напомнил всем тот ужасный случай в конце первого года вашей учебы, когда она оставила тебя парализованным, и объяснил, как ужасно для тебя, должно быть, было лежать там до самого утра совсем одному…

— А-а-а, вы об этом, — перебил его Невилл, которому абсурдность происходящего неожиданно вернула самообладание. — Какая же это травма? Я и забыл давно.

— Настоящий гриффиндорец!

— Да нет же, сэр! Я правда забыл. И вовсе не этого боюсь больше всего!

— И чего же ты боишься? — с некоторым скепсисом спросил преподаватель.

— Я... — Невилл снова вспыхнул. Тут, конечно, следовало придумать какую-то правдоподобную ложь, но врать мальчик никогда особенно не умел, а потому — шепотом, сгорая от стыда — сказал чистую правду, — я... б-больше всего боюсь п-профессора Снейпа.

Секунду Люпин удивленно молчал, а потом вдруг рассмеялся, добродушно и заразительно, от чего его усталое лицо, казалось, помолодело на добрую дюжину лет. Мальчик поглядел на него растерянно. Сам он не видел решительно ничего смешного в том, что теперь ему на каникулах приходится каждую ночь просыпаться от зловещего шепота: "Минус двадцать баллов с Гриффиндора!"

— Ох, признаться, даже не предполагал в тебе подобного остроумия! — сказал, все еще улыбаясь, Люпин, но тут же посерьезнел. — И все-таки на твоем месте я не стал бы полагаться только на отрицание проблемы. Вспомни наш сегодняшний урок: для успешной борьбы со своими страхами важно не стесняться принять помощь. Если хочешь, мы можем как-нибудь поговорить об этом. В школе мне тоже приходилось нелегко, хотя и… хм… по несколько иным причинам. Или, — его глаза загорелись неподдельным энтузиазмом, — я мог бы научить тебя невербальному контрзаклинанию! Конечно, это не уровень школьных знаний, и нам обоим придется приложить немало усилий, зато ты сможешь быть абсолютно уверен, что тебе больше никогда не придется пережить того ужаса и беспомощности! Ну как, согласен?

Невилл, для которого вся эта короткая речь звучала так, словно Люпин вдруг заговорил на китайском, не сразу нашелся с ответом. Тот случай, когда Гермиона вырубила его Петрификусом, он, конечно, помнил. Забудешь тут, как в самый первый раз благодаря тебе твоему факультету начислили баллы! Да еще при всей школе! Да еще за мужество! Да еще и сам Дамблдор! То, как он лежал тогда за креслами в общей гостиной Гриффиндора, не будучи в силах пошевелиться, мальчик тоже помнил. Но идея о том, что кто-то из взрослых (особенно профессор Снейп!!!) может всерьез счесть это какой-то там ужасной травмой или даже просто чем-то заслуживающим внимания, укладывалась в голове с большим трудом. Невилл еще мог понять бабушкины опасения насчет его чувств по поводу родителей. На самом деле он и об этом не переживал так сильно, как ей казалось: да, произошедшее было ужасно, и да, порой он очень тосковал по ним, но… Впрочем, это в любом случае хотя бы тянуло на травму. Это было серьезно. Навсегда. В отличие от той давней мелкой неприятности — еще одной в ряду других неприятностей. Разве не был он Мальчиком, Который Выжил, Будучи Уроненным Из Окна Неравнодушными Родственниками? Мальчиком, Которому Склеивал Ноги Каждый Мимопроходящий Идиот со Слизерина? Мальчиком, неоднократно травмированным тем самым профессором зельеварения, который вдруг начал проявлять такую трогательную заботу о его душевном равновесии? У Гермионы, в отличие от прочих, хотя бы была серьезная причина. Да что там — хоть какая-то причина. Но возражать Люпину, очевидно, не имело смысла: это выражение уверенности на лицах взрослых Невилл знал хорошо и еще до Хогвартса усвоил, что пытаться переубеждать в таких случаях бесполезно.

— Спасибо, сэр, — наконец проговорил он. — Но не стоит. Правда, не стоит. Я попытаюсь как-нибудь... м-м-м... пережить все это без невербальных заклинаний. Можно только попросить вас о маленьком одолжении? Это очень важно для меня.

— О каком же?

— Пожалуйста, не говорите никому о моей... м-м-м... травме. Я бы не хотел, чтобы об этом сплетничали у меня за спиной, понимаете?

— Ну конечно же, Невилл! — с чувством воскликнул профессор Люпин.

Но тем же вечером не преминул посоветоваться на этот счет с профессором Спраут. Бедный ребенок слишком долго оставался наедине со своей болью, пусть и подавленной. Его надо было непременно спасать.

Легенда (1997 год)

— Майкл, придержи, — невнятно пробормотал Невилл Лонгботтом: говорить мешала зажатая в зубах палочка.

Корнер подхватил статую дельфина с другой стороны, и они аккуратно, чтобы не скрипнуть камнем по камню, отодвинули изваяние на полфута влево. Из расширившегося отверстия в полу показалась голова Луны.

— О, вы без заклинания? — шепотом спросила девушка, снимая с волос налипшую паутину. — Очень разумно. Не стоит перенапрягать энергетические контуры местности. Это может привлечь внимание чароедов.

Невилл и Майкл смущенно переглянулись: использовать магию, ту же Левиосу, никому из них почему-то и в голову не пришло.

— А эти твои чароеды — плотоядные? — с улыбкой спросила, вылезая из тоннеля вслед за Луной, Джинни Уизли. — Нам определенно не помешала бы поддержка. Не все же бэт-сглазами отбиваться.

Невилл усмехнулся. Не то чтобы шутка была по-настоящему забавной, но у Джинни всегда как-то само собой получалось поднять настроение ему и другим ребятам из школьного сопротивления. Дело было даже не в том, что именно она говорила, а в том, как держала себя: словно Хогвартс все еще был тем местом, где можно было смеяться с приятелями, обсуждать квиддич и прочитанные книги, азартно бороться за призовые баллы для своего факультета… флиртовать с симпатичными девчонками. Словно Хогвартс был Хогвартсом.

— Задерживаемся! — оборвал его размышления Майкл Корнер, нервно поглядывавший на выход из тупичка, куда привел их потайной ход. — Двумя группами, как обычно?

— Да. Двинулись, — Невилл мысленно велел себе собраться, кивнул Луне и направился в направлении Восточной башни. Майкл и Джинни, чуть отстав, последовали за ними, но в коридоре за лестницей свернули налево — к кабинету, где в лучшие времена проводил практические занятия профессор Флитвик.

На счету друзей была уже пара дюжин вылазок, и каждый точно знал, что ему нужно делать. Пока Невилл торопливо выводил на стене надпись, Луна прикрывала его с палочкой наготове. Конечно, страж из нее был довольно рассеянный, и безопаснее было бы поменяться ролями, но революционные лозунги “Даешь мобилизацию в Отряд Дамблдора!” и “Чистая кровь — грязные руки” почему-то заходили народу как-то больше, чем “Чеснок!”.

Дописав последнюю букву, Невилл Лонгботтом отступил на несколько шагов назад и критически оглядел дело своих рук. Конец надписи немного задрался вверх, но в целом вышло нормально, можно было двигаться дальше. Оглянувшись, он увидел, что Луна вместо того, чтобы караулить, гладит невесть откуда взявшуюся пятнистую кошку. Та пыталась вырваться и даже со спины выглядела настолько возмущенной, что…

— Л-луна, — чтобы не заорать от ужаса, юноша заговорил очень спокойно. — Ты не могла бы… эм-м... отпустить профессора МакГонагалл?

Через секунду перед ними собственной персоной стояла разгневанная Минерва МакГонагалл, декан факультета Гриффиндор. Печальные перемены в школе коснулись и ее: некогда строгая и величественная, она в последнее время казалась такой усталой и взволнованной, что даже непоседливым первокурсникам было неловко шуметь на ее уроках. Но сейчас неловкость ситуации и страх за учеников на несколько мгновений вернули ей прежний грозный взгляд.

— Мистер Лонгботтом! Мисс Лавгуд! — проговорила она сердитым шепотом. — Да вы с ума сошли! Бродить ночью по замку, пачкать стены этими… — МакГонагалл посмотрела на сделанную Невиллом надпись и, машинально взмахнув палочкой, исправила две грамматические ошибки. — Немедленно возвращайтесь в свои спальни. Если вас заметят эти Кэрроу…

— ...то вы снова начнете лезть не в свое дело и доказывать, что ничего такого не было, да, старая вы кошелка? — раздался из темноты короткий смешок.

Профессор МакГонагалл молниеносно развернулась и подняла повыше палочку, зажигая Люмос. Несмотря на видавший виды халат и растрепанные после встречи с Луной волосы, выглядела она в этот момент так, что не каждый аврор рискнул бы подойти. Но Алекто Кэрроу, кажется, не испугалась.

— Потише, — с наглой улыбкой сказала Пожирательница и еще крепче, до синяков, прижала свою палочку к горлу Джинни. — А то ненароком сами же угробите девчонку.

Джинни тоже попыталась улыбнуться, чтобы подбодрить друзей, но из-за разбитой губы это вышло только со второй попытки.

— Отпустите мисс Уизли, Алекто, — с тихой яростью проговорила Минерва МакГонагалл, но оружие все-таки опустила. — Убить ее вы все равно не убьете. А мучить станете в любом случае.

— Не мучить, а учить, — снисходительно сказал подошедший Амикус Кэрроу, братец Алекто, — и чем скорее вы вобьете разницу в свою глупую старую голову, тем больше у вас останется шансов ее сохранить. Чем вы только занимались с этими, — он кивнул на учеников, — целых шесть лет? Ни дисциплины, ни уважения к старшим, ни даже здравого смысла…

— А где четвертый? — бесцеремонно перебила его нравоучения Алекто. — Я, кажется, велела тебе его поймать!

— Ушел, гаденыш, — ответил Кэрроу, разом растеряв половину своего апломба.

— Какое же ты все-таки ничтожество, — с чувством проговорила его сестра. — Все приходится делать самой. А ну-ка, подержи девчонку. Хоть с этим-то справишься?

Обиженный Амикус пробормотал что-то невнятное, но приказу подчинился и сграбастал Джинни своей короткопалой пятерней.

— Так! — принялась распоряжаться Алекто, убедившись, что девушке не вырваться. — Минерва, будьте так любезны, положите свою палочку на пол и толкните ее ко мне. Как вы верно заметили, паршивка и эти ее дружки получат по заслугам в любом случае. Но, знаете ли, есть муки и муки. Начнете сейчас геройствовать — и каждому из них достанется вдвое, обещаю. Особенно наглому щенку Лонгботтому, — она снова улыбнулась или даже скорее — оскалилась, показав крепкие желтоватые зубы. — До меня тут недавно дошел любопытный слушок о его проблемах. Очень удобно, не находите? Никаких утомительных пыток, всего одно простенькое заклинание… Как думаете, если я его парализую, сколько времени пройдет прежде, чем он окончательно рехнется от страха и станет таким же овощем, как и его родители?

Профессор МакГонагалл выглядела так, будто ее ударили по лицу, Луна ахнула и попыталась закрыть друга собой, что было бы очень трогательно, не будь тот на голову ее выше.

— Ну же, — нетерпеливо повторила Алекто, не обращая на девушку ни малейшего внимания, — бросайте вашу палочку. И вы двое — тоже. Иначе...

— Не слушайте ее, — проговорил Невилл, давя в себе желание истерически расхохотаться. Собственно, он и расхохотался бы, если бы так сильно не переживал за Джинни. — Это все ерунда! Нет у меня никаких проблем, я уже четвертый год это всем гово...

— Вы очень отважный молодой человек, мистер Лонгботтом, — на глаза профессора МакГонагалл навернулись слезы. — Альбус гордился бы вами.

Она бросила на пол палочку и, как и было велено, подтолкнула ее в сторону Алекто. Луна, давясь рыданиями, сделала то же самое. Невилл издал тихий стон. С тех пор, как та дурацкая история намертво приклеилась к нему, он почти научился не нервничать по ее поводу, но сейчас эта нелепость грозила погубить его друзей… или… Вдруг ему в голову пришла великолепная идея. Кэрроу все равно будут его пытать, они, с их подлыми душонками, просто не могут упустить такого случая. Так почему бы не...

— Отпустите Джинни, — сказал он, крепко сжимая собственную палочку. — Отпустите ее и делайте со мной все, что хотите. Даже… — он заставил свой голос дрогнуть, — даже… это.

— Нет! — в ужасе и ярости выкрикнула Джинни Уизли, пытаясь вырваться из медвежьей хватки Амикуса. — Вы не посмеете! Нев, беги! БЕГИ!!!

— Заткни ей рот, — велела Алекто брату. — Да не рукавом, идиот, волшебник ты или нет? Наложи Силенцио! Значит, — не обращая внимания на нацеленную на нее палочку, Пожирательница оттолкнула прочь Луну и подошла к Невиллу так близко, что он мог почувствовать исходящую от ее одежды табачную вонь, — у нас выискался герой. Ну-ну, я люблю героев. Что ж, сейчас мы проверим, так ли ты храбр, как тебе кажется. И пока ты будешь валяться тут, на полу, пачкая мантию от ужаса и мечтая сдохнуть, твои друзья хорошенько подумают на тему того, что случается, когда кто-то начинает мнить о себе слишком много. И заодно припомнят, кто был с вами сегодня четвертым.

Невилл заколебался. Спонтанно возникший план, казавшийся ему таким удачным, рассыпался в одно мгновение, и теперь юноша просто не мог решить, что ему делать. Палочка все еще была у него в руке, и он, вероятно, успел бы бросить заклинание быстрее, чем Алекто... Но что в этом случае помешает ее брату причинить вред Джинни? С перепуга этот тугодум запросто может забыть, что учеников убивать запрещено, и остановить его будет некому. А если сдаться… Нет, пресловутого Петрификуса он не боялся совершенно. Зато — проклятие! — боялись девчонки. А значит — могли выдать Майкла, чтобы спасти, его, Невилла, от “ужасной пытки”, которая и не пытка-то вовсе.

— Невилл, не сопротивляйтесь! — заламывая руки, простонала МакГонагалл.

Юноша судорожно кивнул, но, вместо того, чтобы бросить, как было велено, палочку, начал наклоняться, точно хотел положить ее на пол. Джинни, позабыв от страха за него о грозившей ей самой опасности, рванулась из рук Кэрроу, да так сильно, что едва не повалила державшего ее волшебника. Алекто резко обернулась на шум и одновременно бросила заклинание. Пытаясь уйти от него, Невилл, все еще согнутый пополам, неловко повалился на бок и ударился головой о выступ стены. В глазах у него все поплыло, но тело, кажется двигалось: видимо, Алекто своим резким движением слегка сбила прицел.

Увидев, как он упал, Минерва МакГонагалл выкрикнула что-то и, точно тигрица, бросилась к Пожирателям. Но Луна, о которой в суматохе все забыли, оказалась еще быстрее.

— Ступефай! — дважды выкрикнула она, взмахивая подкатившейся ей прямо под ноги палочкой Невилла.

Раздался грохот упавших тел, охнула, придавленная тушей Амикуса, Джинни. Кое-как освободившись, она бросилась к все еще пытающемуся прийти в себя другу. Хотела что-то сказать, но не смогла: помешало действующее заклинание немоты. Оглянулась на Луну Лавгуд и принялась бешено жестикулировать. Но та уже и сама сообразила, что надо делать.

— Фините… — начала она.

— Да не нужно, — проворчал Невилл, кое-как садясь и потирая ушибленный затылок. — Я в порядке. Джинни, профессор, вас не задело?

— Невилл! — Джинни, с которой МакГонагалл все-таки сняла Силенцио, расплакалась и бросилась юноше на шею. — Невилл, ты сумел освободиться!

— Да нет, она просто промахну…

— Это было ужасно? Ужасно, да? — не слушая его, частила Джинни, уткнувшись лицом в его плечо. — Как ты мог так рисковать собой?! Как ты нас напугал… Господи, как ты нас напугал… Никогда больше так не делай!

Профессор МакГонагалл и Луна молчали, но глядели с такой тревогой и сочувствием, что Невиллу стало не по себе.

— Да все со мной нормально! — сердито сказал он. — Она просто промахнулась. Но даже если бы и не промахнулась — без разницы. Я сто раз всем повторял, что не боюсь парализации и нет у меня никакой травмы. Понимаете, нет!

— Все-таки ты настоящий герой, — твердо сказала вытиравшая слезы Джинни и с чувством чмокнула его в щеку.

А уже на следующее утро вся школа гудела, обсуждая невероятную новость: Лонгботтом, оказывается, все-таки согласился тогда — ну, вы помните! — на предложение профессора Люпина и овладел секретным невербальным беспалочковым заклинанием, отменяющим Петрификус Тоталус! Чтобы не слышать этой чуши, Невиллу пришлось даже сбежать на квиддичное поле. Об этом шептались портреты, толковали привидения, переговаривались взволнованные преподаватели. Не в курсе были, кажется, только Алекто и Амикус Кэрроу, которым профессор МакГонагалл после вчерашнего слегка подправила память.

Ненависть (2017 год)

— Профессор! Профессор, постойте!

Невилл Лонгботтом, преподаватель травологии школы чародейства и волшебства Хогвартс, обернулся. Его догоняла какая-то девочка лет четырнадцати. Кажется, она была с Когтеврана, но фамилии Невилл сразу вспомнить не смог. После двенадцати лет преподавания имена и лица студентов у него в голове частенько путались, тут бы своих хаффлпаффцев запомнить, а уж остальных…

— Добрый день… Бриттани, — рискнул он.

Бриттани (надо же, угадал!) смущенно зарумянилась.

— Профессор, я по поводу доклада… ну, того, который вы задали на среду, о дереве Гофер и других растениях, о которых мы знаем только из мифологии, — протараторила она. — У меня возникло несколько вопросов. Если бы вы согласились обсудить их, то…

— Что именно за вопросы? — спросил Невилл, присаживаясь на перила лестницы.

Студентка оглянулась на текущую мимо толпу: заканчивался перерыв на ланч, и ученики, весело гомоня, спешили по своим классам.

— Эм… профессор, — сказала она после короткой паузы и почему-то снова покраснела, — может быть, нам лучше пойти к вам в кабинет?

Невилл тяжело вздохнул и мысленно закатил глаза. Все ясно, еще одна сумасшедшая поклонница! Последние пару лет эти "срочные беседы" — непременно наедине! — начали его ужасно раздражать. Насчет причин столь повальной увлеченности своей персоной профессор не заблуждался. Да, для своих тридцати семи лет он выглядел очень неплохо и, если верить Ханне и Элис, сохранил то, что они называли “мальчишеским обаянием”, но в первую очередь это была просто глупая школьная мода. Так порой случается: то все вдруг начинают коллекционировать еще вчера никому не нужные обертки от дающей легкий приворотный эффект жвачки “Love is...” (чтобы тебе пусто было, Джордж Уизли!), то поголовно наращивают вокруг глаз перья, становясь похожими на гламурных сов, а то начинают наперебой соревноваться, кто сильнее смутит младшего из мужчин-преподавателей. Смущаться он, впрочем, не имел ни малейшего намерения.

— К сожалению, я сейчас немного занят, — сказал профессор Лонгботтом. — Но могу посоветовать вам пару отличных книг. Там вы найдете ответы на все ваши недоумения. Есть на чем записать?

Несколько сникшая Бриттани кивнула и принялась шарить в сумке, явно стараясь потянуть время до начала урока.

— Акцио перо! — раздался из-за ее спины веселый голос. Подошедшая Элис Тэннер, с прошлого года читавшая в Хогвартсе лекции по магловедению, подала девочке обнаруженное перо и кусок пергамента.

Бриттани посмотрела на молодую преподавательницу с досадой, но свои вещи взяла и, наскоро записав названия книг, поспешила прочь.

— Покажешь мне потом ее доклад, хорошо? — Элис непринужденно уселась рядом с Невиллом на перила. Смуглая, миниатюрная, с забранными в хвост длинными волосами и вечным лукавым прищуром, она была в школе предметом восхищения и ужаса: чего стоила одна только ее привычка носить джинсы! Директор МакГонагалл, понятное дело, была не в восторге, но Элис в ответ на все увещания только смеялась, отговариваясь тем, что это наглядная демонстрация магловской одежды.

— Зачем?

— Ну, она вместо “Фейрберн” написала “Файрборн”, и мне даже интересно, что бедный ребенок теперь сочинит о мифических растениях, опираясь на энциклопедию по промышленному разведению докси! Должно быть, подумает, что ты, дурной мальчишка, над ней посмеялся.

Невилл сокрушенно покачал головой — вышло, действительно, неловко. Но тут же тоже расхохотался: устоять перед воинствующей жизнерадостностью Элис ему всегда было сложно. Во многом она напоминала Джинни. Такая же веселая, уверенная в себе. И такая же… настойчивая.

Меж тем, Элис, оглянувшись по сторонам и убедившись, что школьников поблизости уже нет, приникла к Невиллу и поцеловала его пониже уха.

— Что ты… что ты делаешь? — пробормотал он, пытаясь (не слишком, правда, уверенно) отодвинуться прочь. — Увидят!

— М-м-м? — спросила Элис Тэннер, почти не отрывая губ от его покрывшейся мурашками кожи. — Кто именно?

— Да вот, хотя бы, картины… — рот Элис возобновил свое движение, и Невилл с шипением втянул сквозь зубы воздух.

На висевших в лестничном пролете портретах, действительно, уже начиналось некоторое оживление.

— Они никому не скажут, — промурлыкала Элис, подмигивая стайке смущенных монахинь и спешно прискакавшему с восьмого этажа на своем пони сэру Кэдогану. — Ведь верно?

— Будем молчать, как рыбы, моя леди! — подобострастно отозвался крошка-рыцарь.

— Какое бесстыдство! — поджала губы старшая из монахинь. Ее товарки закивали и отвернулись, не забывая, впрочем, заинтересованно поглядывать через плечо.

Невилл почувствовал, что неудержимо краснеет. Элис, в которой эта его так и не изжитая до конца привычка смущаться почему-то всегда пробуждала не слишком свойственную ей нежность, наконец, отстранилась и ласково взъерошила ему волосы.

— Пойдем уже, горе мое! Поищем место поукромнее.

Следующие четверть часа прошли в попытках найти такое место. Но в кабинете травологии несколько второкурсников как раз реставрировали ветхие гербарии (Невилл утром сам назначил им эту отработку, но как-то забыл об этом), а идея бежать под дождем к теплицам никого не вдохновила. Наконец, пара нашла убежище в пустующем кабинете Защиты от темных искусств: последнюю пару лет охотников вести этот предмет не находилось совсем, и его преподавали интенсив-курсами приезжавшие раз в месяц авроры.

Снаружи стоял пасмурный осенний день, и в огромном кабинете ЗОТИ было почти темно. Элис Тэннер, наградив Невилла очередным туманящим рассудок поцелуем, заперла дверь и, тенью мелькнув между пыльными партами, зажгла стоявшую на преподавательском столе толстую витую свечу.

Молодому профессору вдруг стало как-то не по себе, точно накрыло и тут же исчезло ощущение дежавю. И в тот же миг он почувствовал все то, чего прежде не замечал, полностью поглощенный желанием: холод нетопленого помещения, едкий запах пыли и истлевшей бумаги… всю неуместность того, на что он под влиянием момента уже было совсем решился.

— Элис? — неуверенно окликнул он. — По-моему, это не лучшая…

— Почему? — девушка, сидевшая на широком столе, качнула ногой, плотно обтянутой темно-синей тканью (Невилл сглотнул). Блузку она уже сбросила и теперь перебирала пальцами рассыпавшиеся по плечам темные волосы. При виде мягкого сияния ее подсвеченной пламенем свечи кожи и темной ложбинки между маленьким грудками, куда так и тянуло зарыться лицом, он испытал острое желание сделать так, чтобы последней пары минут никогда не было, чтобы можно было просто выбросить из головы свои сомнения и…

Если бы в этот момент Элис снова поцеловала его, он бы просто не устоял. Но она, обиженная его колебаниями, уже фыркнула, и перекинула через плечо несколько прядей, прикрывая грудь. Впрочем, ее всегдашнее жизнерадостное настроение почти сразу взяло верх и, застегивая обратно блузку, девушка снова улыбалась, пусть и не без нотки разочарования.

— Какой же ты все-таки зажатый! — полуукоризненно-полусочувственно сказала она, подходя к Невиллу и обнимая его, на этот раз — вполне по-дружески. — Никакой с тобой романтики. Видела бы тебя сейчас бедняжка Бриттани! Наверное, сразу разочаровалась бы в своем обожаемом профессоре. Ну, или... — Элис лукаво улыбнулась и потянула его за рукав к столу, — наоборот, очаровалась вдвое сильнее… Да садись же, я не буду больше покушаться на твою добродетель, честное слово!.. Некоторым девушкам, знаешь ли, нравится идея раскрепостить кого-нибудь. Вот мне, например, — она понизила голос и многозначительно прикусила губу, — очень нравится.

Невилл, смущенный, рассерженный и растерянный, хотел было ей сказать, что вовсе он не зажатый. Или даже, с чем пикси не шутят, показать, что он не зажатый! Но как раз в этот момент Элис, к любопытством разглядывавшая содержимое ящиков стола, выудила оттуда маленький чайник. Покрутила в наманикюренных пальчиках и отправила обратно, но Невилл уже увидел его и вдруг все вспомнил — точно такой же пасмурный день, этот самый кабинет, странный разговор с профессором Люпином… Подумать только, ведь сейчас он сам старше, чем был тогда Ремус, казавшийся таким взрослым, почти пожилым… И уже двадцать лет, как его нет на свете, даже Тедди успел вырасти и закончить Хогвартс... И столько же нет внушавшего ему, Невиллу, такой ужас профессора Снейпа. А родившаяся в тот день нелепая сплетня никуда не делась. И, хотя после нескольких неприятных сцен никто из коллег и родственников не решался заговаривать с ним об этом, в редком выпуске Хаффлпафа не находилось хотя бы одного ученика, приходившего к своему декану с просьбой научить Тому Самому секретному невербальному беспалочковому заклинанию. Лонгботтому стало тошно от этой мысли. А еще — от зародившегося предчувствия, что вот прямо сейчас…

— Знаешь, — сказала, отвлекаясь от инспекции стола, Элис, — я тут… буквально на днях… поговорила со своим психоаналитиком…

— Ты же помнишь, как я к этому отношусь, — раздраженно буркнул Невилл. Ему немного полегчало от того, что она заговорила совсем не о том, чего он боялся, но и эта тема была немногим лучше. Он всегда с гордостью считал, что не видит разницы между чистокровными и маглорожденными, но плотное общение сначала с Гермионой Грейнджер и Дином Томасом, а потом — вот, с Элис Тэннер, открыло ему, что в мире существуют некоторые... м-м-м… слишком магловские вещи, то, что нормальному волшебнику невозможно понять. Как, например, вот эта странная привычка по поводу и без консультироваться с посторонним человеком.

— Я помню, помню! Но все равно должна с тобой поговорить... На самом деле я обсуждала это с мисс Грэй не на днях, а довольно давно, но все никак не могла дождаться подходящего случая. И, мне кажется, более подходящего, чем вот этот, уже не будет, — Элис посмотрела не него непривычно робко, почти просительно, без всегдашней уверенной улыбки ее лицо казалось беззащитным.

— Ладно, — тяжело вздохнул Невилл, сдаваясь. — И что же такого важного сказала тебе многомудрая мисс Грэй?

— Она сказала, что наши отношения никогда не будут гармоничными, до тех пор, пока ты не разберешься с этой своей трав…

— Нет! — Невилл вскочил на ноги и изо всех сил ударил кулаком по столу. Мысль о том, что Элис могла обсуждать с кем-то посторонним его… обсуждать это!.. вдруг привела его в настоящее бешенство. — Нет у меня никакой гребаной травмы! Сколько раз можно это повторять!

Элис тоже поднялась и выпрямилась с таким видом, словно в ней было не пять с небольшим футов роста, а добрых семь. Обычно кричать на нее было не лучшей идеей: вспыльчивая, горячая, она конфликтовала так же естественно, как дышала. Но, видимо, мисс Грэй дала ей какие-то наставления и на этот счет, потому что девушка, вопреки обыкновению, сдержалась и сказала подчеркнуто спокойно:

— Прости, но она есть. Да, ты редкий человек, и я горжусь тобой. Правда горжусь, Нев! Не каждый смог бы научиться нормально жить с такой фобией. Но подумай сам, если ее нет, если все это, как ты говоришь, выдумки, то почему ты вечно так зажат? Если тебе не больно, почему ты кричишь и выходишь из себя, стоит кому-нибудь хоть словом упомянуть об этом?.. Почему тебя так пугает одна мысль о том, чтобы оказаться связанным, пусть даже метафорически? Разве ты не ушел от Ханны после того, как она сказала, что хочет иметь детей? А мы? Мы с тобой? — она начала горячиться. — Уже полтора года фактически вместе, а ты боишься даже признать эту данность, не говоря уж о том, чтобы сделать мне предложение!..

У Невилла вдруг закружилась голова. Снова, как и двадцать лет назад, он понял, что ничего не понимает. Ну или это Элис ничего не понимает, уверенно подтягивая к ложному объяснению совершенно никак не связанные друг с другом факты. И отрицать, как и тогда, с Люпином, бесполезно! Бесполезно!

— Выходи за меня, — сказал он, уцепившись за самую последнюю ее фразу: ту, на которую одну лишь и мог бы отреагировать безо всяких объяснений. — Если я тебе правда нужен — я твой.

Элис, чью речь оборвали на полуслове, растерянно моргнула и смолкла.

— Правда? — переспросила она наконец.

— Да. И я сказал бы тебе это давно, если бы понял, что ты этого хочешь. Я думал, — он сжал и разжал кулаки, подстегивая этим яростным движением ставшую вдруг неповоротливой мысль, — что для тебя это все не слишком серьезно. Просто развлечение.

— Развлечение?! — теперь девушка выглядела по-настоящему разгневанной. — Да ты… ты… — Она отвернулась и сделала несколько глубоких вдохов, видимо — пытаясь сдержать вспышку злости. Невилл хотел обнять ее, но она отвела его руку, показывая, что не хочет, чтобы ее трогали. Когда Элис снова заговорила, ее голос был хриплым, точно от непролитых слез. — Знаешь… не объясни мне мисс Грэй, как тяжело может отразиться на человеке такая травма, я бы тебе сейчас врезала. Но…

— Дура твоя мисс Грэй, — Невилл обнял себя за плечи и ссутулился, словно ему было холодно. Впрочем, ему и было холодно. Холодно и тоскливо. — И ты тоже дура, раз для тебя ее слова значат больше, чем мои. Да, я сказал чушь. Да, я виноват. И если хочешь мне врезать — врежь. Только не повторяй снова этот бред. Пожалуйста. Прошу тебя... Элис…

Она шмыгнула носом, но ничего не ответила, и по упрямому развороту плеч, по тому, как высоко и уверенно держала она голову, Невилл понял, что ни в чем не смог ее убедить. Как когда-то не смог убедить профессора Люпина, профессора МакГонагалл… Джинни… Ханну…

Развернувшись, он на негнущихся ногах вышел из кабинета и побрел в учительскую. Не потому, что там ему что-то было нужно: просто оставаться не было никакого смысла. Больше всего ему хотелось встретить сейчас кого-то совсем постороннего, пусть даже глупышку Бриттани с ее ненужным докладом. Кого-то, с кем можно будет хоть ненадолго почувствовать себя не таким одиноким и опустошенным. Но в коридоре никого не было. И в учительской тоже. Только гудело пламя в камине, и подергивалась, точно ее толкали изнутри, дверца древнего гардероба.

Почти машинально Невилл распахнул дверцу. Освободившийся боггарт — конечно же, не тот самый, который жил здесь в те давние годы, и даже не первый из его преемников — вытек наружу, постепенно принимая вид знакомой фигуры в глухой черной мантии.

— Минус двадцать баллов Гриффиндору! — прошелестел зловещий шепот.

Невилл попытался придумать что-то забавное, чтобы развеять призрак, но так и не смог: весь его смех остался там — с Элис, в кабинете ЗОТИ. В этот момент хлопнула дверь, и в учительскую своей обычной торопливой походкой вошла директор МакГонагалл, изрядно постаревшая, но все такая же деловитая и бодрая. Боггарт заколебался, пытаясь решить, не сменить ли ему облик.

— Северус? — удивленно сказала директор, но тут же глаза ее наполнились пониманием, и она с недоумением повернулась к Лонгботтому. — Глазам своим не верю, Невилл. Вы что же, до сих пор боитесь… его?

— Нет, не боюсь, — по привычке начал все отрицать Невилл и тут же понял, что сказал чистую правду. — Но, пожалуй, до сих пор ненавижу.