Простая физика (гет)

Тело, перемещениям которого в пространстве препятствуют какие-нибудь другие, скрепленные или соприкасающиеся с ним тела, называется несвободным. ⁽¹⁾

Гермиона тоскливо посмотрела на груду важных, очень важных и не требующих отлагательств бумаг и решила, что если она прочтет ещё хотя бы строчку до того, как выпьет кофе, то первого, имеющего несчастье пребывать в Министерстве сегодня и посмевшего вторгнуться в её кабинет, она заавадит. Решив, что пережить хогвартскую бойню, умудрившись никого не убить, было гораздо сложнее, чем воздержаться от излишней переработки, Гермиона Джин Грейнджер-Уизли — порой она начинала жалеть, что сумела настоять на двойной фамилии, так загромождающей все мысленное пространство — решительно направилась вон из кабинета. С неудовольствием окинув пустую приемную, где обычно сидела её секретарь, но ввиду вредной привычки Гермионы — работать семь дней в неделю — иногда жалостливо просившая пощады и выходной, она направилась к выходу. Гермиона спокойно дождалась лифта и бодро процокала в кофейню напротив министерского входа; кофе был здесь не в пример лучше, да и столовая в Министерстве сегодня не работала. На прилавке громоздились они: нежно-розовые, жёлтые и белые колечки глазированных пончиков с самым восхитительным в мире творожным кремом и россыпью дробленного фундука поверх этого мучного великолепия. И по совместительству — смерть талии и бёдрам.

"Ну и Моргана с ними", — в сердцах подумала Грейнджер-Уизли и зубами заскрипела от мелькнувшей в голове ассоциативной цепочки. А потом решительно заказала кофе и два пончика.

Чашка приятно оттягивала руку, когда Гермиона пристроилась за свободным столиком у самого окна, и она прямо-таки чувствовала, как капля за каплей сносное расположение духа возвращается к ней. Пожалуй, можно было посидеть ещё часик на работе и пойти домой. Воскресенье же. Едва эти приободряющие мысли смогли полностью оформиться в голове, как вдруг раздался мужской голос, неприятно и вместе с тем как-то до боли знакомо растягивающий слова:

— Позволите, я присяду? — вопрос больше походил на утверждение, и вот напротив неё уже разместился собственной ненавистной Грейнджер-Уизли персоной никто иной, как Люциус Малфой. Первым же порывом Гермионы было выскользнуть из злосчастного кафе. И она уже почти дёрнулась со стула, как увидела тень насмешки, промелькнувшую на холеном лице, и тут же заставила себя сесть обратно, до хруста развести плечи и в очередной раз мысленно произнести, что это она, Гермиона Джин Грейнджер-Уизли — ну вот опять! — здесь Министр Магии и, соответственно, хозяйка положения. Нервно дрогнувшие пальцы она лишь сильнее сжала на ручке чашки.

— Госпожа Министр, — учтиво кивнул ей мистер Малфой, впрочем, глаз его не покидала смесь издёвки и пренебрежения. Гермиона почувствовала, как запылали кончики ушей от гнева и неловкости.

— Добрый день, мистер Малфой, — справившись с собой, ровно произнесла она. — А что, все столики заняты?

Гермиона с недоумением оглядела тесный зал кофейни. Вокруг было, правда, многолюдно. Молодые ярко одетые девицы хохотали и громко переговаривались, мужчины в клетчатых рубашках сдержанно цедили эспрессо из маленьких чашечек, а парочка в углу, судя по чрезвычайно тесно придвинутым лицам и переплетенным рукам, с трудом сдерживалась от желания начать целоваться прямо в кофейне. Гермиона вновь повернулась к Малфою, вздохнув. Тот, в свою очередь, уже удобно откинулся на спинку высокого стула и вылил сливки из крошечного молочника себе в чашку. Если он и испытывал дискомфорт от того, что им пришлось делить один на двоих столик, то виду не показывал.

— Мучное, госпожа Министр? Не боитесь поправиться? В вашем-то возрасте, — через какую-то минуту цокнул языком мистер Малфой.

Гермиона чуть не подавилась, подумав, что тридцать семь — не такой уж и большой возраст, и хотела было сообщить об этом Малфою, но потом вспомнила, что вообще-то не обязана оправдываться, а может ответить:

— Это не должно вас никоим образом заботить, — мысленно похвалив себя, что так быстро нашлась с ответом. Мистер Малфой уже было открыл рот, чтобы наверняка сказать еще что-нибудь неприятное, точь-в-точь его сыночек, когда они еще учились с тем в школе, но потом закрыл и скромно поболтал ложечкой в чашке, размешивая сливки.

— Хотя, вероятно, уже действительно поздно следить за фигурой. Я слышал, что Рональд Уизли уже и так отбыл в неизвестном направлении, — удивительно, как изящные манеры сочетались в Малфое с просто беспардонным хамством.

— Поразительная осведомленность, — процедила Гермиона сквозь зубы, поскорее откусывая от блестящего бока глазированного пончика.

"Чтоб этому Малфою пусто было!"

— Не подумайте, что я издеваюсь, — Люциус перегнулся через стол, так что в подробностях можно было разглядеть морщинки в уголках хитро-прищуренных глаз, чуть подрагивающий уголок тонких губ, небольшую синеву гладковыбритых щек. На Гермиону пахнуло каким-то приятым тягучим парфюмом. — Напротив, мы, в некотором роде, братья по несчастью.

Гермиона сглотнула подступившие к горлу слезы обиды. Как бы она была благодарна, если бы всё и все вокруг не напоминали ей о Роне каждую мордредову секунду!

— Что вы говорите! — стараясь скрыть обиду за едкой ухмылкой, ответила она. — Миссис Малфой покинула вас? Разглядела наконец, с какой змеей ей довелось свить гнездо?

Малфой отшатнулся. И, кажется, даже побледнел. Гермиона быстро раскаялась в своих словах: кажется, она перегнула палку.

— Простите, я не хотела вас обидеть… — наконец произнесла она.

— Вероятно, и мистер Уизли узрел-таки, какой подарочек ему достался? — оправившись от потрясения, ввернул Малфой. Гермионе ничего не оставалось, кроме как отсалютовать ему чашкой с кофе.

"Этакий сукин сын!"

* * *

Все то, что ограничивает перемещения данного тела в пространстве, будем называть связью.

— Повернись, милый, надо поправить воротник, — проворковал женский голос. Рон покорно повернулся. Ловкие тёплые пальцы быстро расправили ткань и скользнули по щекам.

У Нарциссы Малфой руки были холеные, прикосновения нежные-нежные, а вкус — безупречный. Уже после недели общения Рон мог похвастаться синими рубашками со стоячими воротниками, которые так шли его глазам, по утверждениям Нарциссы; стрелками на строгих брюках; укороченными мантиями, не стесняющими движения, и хрустящими новыми ботинками из драконьей кожи. Он пытался сказать ей, что ему ничего этого не надо, ведь, в конце концов, он теперь весьма неплохо зарабатывает и вполне способен купить себе все необходимое сам. Но, честно признаться, её забота ему была весьма приятна, ведь обычно никому не было дела до того, как он выглядит и во что одет.

Рон с наслаждением откинулся на мягкое сиденье подпрыгивающей по волнам яхты и подставил лицо солнцу и редко летящим каплям. Вода вокруг насыщенно-голубого цвета — он в жизни не видел такой красоты. И, наклонившись через высокие белые борта, казалось, можно увидеть дно. Рон обнял Нарциссу за изящные плечи и зарылся носом в надушенные мягкие локоны. Нарцисса пахла цветами, конечно же.

Он изо всех сил вдохнул в себя этот запах, стараясь забыть, не помнить ту, другую — вечно с каплей зубной пасты в уголке губ, с топорщащимися в разные стороны пружинками волос. О той, которая пахла молоком когда-то, а потом — только министерской пылью и дорогими духами, приличествующими её статусу. О том, как росла и росла важность работы в жизни его жены, поглощая всё новые и новые минуты, часы и дни, принадлежащие только ему. Росла до тех пор, пока и вовсе не поглотила Гермиону целиком, не оставив ему ни воскресных совместных завтраков, ни вечерних будничных прогулок, ни редких сладких поцелуев. Он хотел бы говорить о своём браке с гордостью, но выходило всегда только с тоской.

А Гермиона ведь и не заметила, когда появились эти шмотки, золотые часы, новая стрижка. Возможно, она заметила, когда он отпустил бороду, но ничего не сказала.

"Ей вообще когда-нибудь было важно то, что с ним происходит?"

— Не хмурься, — нежно прошептала Нарцисса на ухо и легко разгладила морщинки между бровей. Ей давно надоели снедающие тоска и сожаления. Впрочем, как и ему. Они отправились туда, где лето длится триста шестьдесят пять дней в году, а солнце заходит за линию голубых волн только для того, чтобы встать снова назавтра в том же мягком ласковом сиянии, что и раньше.

— Я, наверное, жуткий слабак, правда, — сказал он, сжимая кулаки.

— Мы уже сто раз обсуждали это, — ответила Нарцисса со смехом, окатывая тёплым дыханием его щёки. — Ты мой спаситель из затхлого плена.

* * *

Любое несвободное тело можно сделать свободным, если связи убрать, а действие их на тело заменить силами, такими, чтобы тело оставалось в равновесии.

Они познакомились на шестнадцатой годовщине победы. Журналисты больше не донимали Рона расспросами. Они узнали всё и написали полные репортажи уже пять, десять, пятнадцать лет назад. И теперь он мог просто спокойно стоять возле стола с закусками и выбирать между тарталетками с паштетом и фруктами.

— Не понимаю, почему я должна быть здесь, — буркнул под нос кто-то рядом. — Это просто какой-то фарс.

Рон тут же оглянулся на голос. Чёрная шляпка с прямой тульей покрывала светлые, уложенные в затейливую причёску локоны, а прозрачная темная вуаль доходила до середины лица. Выглядела женщина одновременно старомодно и довольно-таки интригующе. На губах, не скрытых вуалью, алела вызывающая помада.

Рон видел Нарциссу Малфой раза три в жизни — на Чемпионате Мира по квиддичу на четвёртом курсе, потом перед шестым — когда они переругивались у мадам Малкин, да в рядах сдавшихся в день Победы. Ах да! Ещё когда их к Малфоям притащили егеря. Но, право, Рон так долго вытравливал из себя эти воспоминания, что думать об этом сейчас было бы преступлением. Тогда они почти одновременно с Гарри пришли к неутешительному выводу — Нарцисса Малфой была хороша. Словно китайская ваза тонкого фарфора, доставшаяся удачливому коллекционеру. И судя по тому, как великолепна она была до сих пор, несмотря на возраст и выпавшие на её долю испытания, Рон с уважением мог заключить лишь одно: эта женщина была настоящей ведьмой.

А ведь Малфои надолго легли на дно, пока Драко со своим папашей вновь не всплыли, как всем известная субстанция, которая не тонет. Всплыли, задабривая всех неправо и налево, словно деньги могли искупить все прегрешения. В Министерстве, однако, считали, что могли, иначе как объяснить, почему Малфои — отец и сын — снова были там, продолжая раскидывать свои политические сети, словно два огромных ловких паука, даже несмотря на все старания Гермионы их оттуда вытурить. Рон сомневался даже, отсидел ли кто-то из этих двоих хоть год в Азкабане.

— Да, как и все в этом зале не понимают, что вообще забыли Малфои на дне Победы? — сам от себя не ожидая, Рон вдруг рассвирепел.

— Простите, я вроде бы не с вами разговаривала! — вызывающе сказала Нарцисса, поворачивая голову в его сторону.

— Тогда потрудитесь говорить с закрытым ртом, — отрезал Рон.

— Как грубо! — только и смогла ответить Нарцисса.

— Грубые, грязные и нищие — так, кажется, говорил ваш муж о моей семье?

Нарцисса опешила. Она беззвучно открывала рот, силясь что-то ответить, и снова закрывала.

— Люциус бывает довольно бесцеремонен, это правда, — наконец со вздохом признала она. — Но это не даёт вам права разговаривать со мной в подобном тоне.

С Гермионой Рон поссорился перед выходом, из-за какой-то ерунды, слово за слово — и понеслось! И теперь она назло Рону в вызывающе открытом платье — ах, точно, из-за него они и поссорились! — смеялась над шуткой какого-то министерского хлыща, а секунду назад танцевала с другим. Да, до Рона и подробностей победы журналистам не было никакого дела, но вот амурные дела госпожи Министра они явно раздуют до размеров дракона. Её рейтинг снова поедет вниз, а виноват будет опять Рон. Уизли моргнул и отвернулся, вновь вперив злой взгляд в миссис Малфой. Есть расхотелось совершенно.

— Извините, что порчу ваш прекрасный вечер своим существованием, — заявил Рон прямо в высокомерное лицо Нарциссы, не понимая, к кому обращается больше — к своей жене или этой высокомерной дамочке. — Приятно оставаться.

Рон трансгрессировал домой, где, проходя по пустым комнатам, в который раз жалел, что учебные дни в Хогвартсе такие длинные. Будь дети дома, их хрупкий мир перестал бы раскачиваться, словно стол на двух ножках.

* * *

В следующий раз Нарцисса вошла к нему в магазин. Джордж занимался ревизией склада, так как днём в будни народу было не очень много.

— Извините за беспокойство, — начала она с порога. Её темно-зелёное приталенное пальто подчёркивало фигуру, похожую на песочные часы. Рону даже послышался шум самоцветов, словно он снова оказался в главном холле Хогвартса рядом с факультетскими часами.

— Чем обязан?

— Я бы хотела купить что-то своему внуку на День Рождения. Вы же знаете — мальчишки — они такое любят, — Нарцисса обвела полки магазина "умников Уизли" взмахом руки.

— Кхм, пойдемте наверх. Там ассортимент вредилок самый интересный, — Рон почувствовал неловкость и смущение. Он не должен был так разговаривать с ней на балу. Ему следовало поговорить с Гермионой, а не срываться на миссис Малфой. Нарцисса покорно поднималась за ним, расстегивая одну пуговицу пальто за другой. Рону отчего-то тоже стало жарко.

— По правде сказать, я пришла, чтобы вы извинились, — вдруг ни с того ни с сего заявила она. Уизли чуть не выронил стремянку из рук.

— Я и правда погорячился на балу. Я не имел ничего такого... — пробормотал Рон. Но потом вдруг твёрдо добавил: — На самом деле, я злился на жену, а вы просто подвернулись под руку со своим бормотанием. Я прошу у вас прощения.

— Я, в свою очередь, тоже не права. Мне стоило бы быть благодарной всем вам за то, что избавили нас от того ужаса. Просто мои муж и сын, они делают вид, будто ничего не было, будто они... Не хочу об этом говорить. Я устала от этого лицемерия. Я говорила, сто раз говорила, что вступление в Пожиратели Смерти — это плохая идея, но разве меня кто-то слушал? Мне следовало просто остаться дома, а не портить вам праздник.

— Вы ни в чем не виноваты, — Рон чувствовал, как пылают щеки. Но вот что странно: когда Нарцисса ушла, выбрав подарок, ему отчего-то стало очень легко на душе. Будто кто-то разложил всё по полочкам, успокоив внутренний хаос. И пусть Гермиона считала его нетактичным и порой грубым, сегодня он принёс извинения и был этим чрезвычайно горд.

И когда в следующий раз его голова вновь превратилась в улей для маленьких юрких ос-тревог, Рон поддался внезапному порыву и выслал Драчливый телескоп в коробке с тремя золотыми "В"⁽²⁾.

"Мальчишки обожают такие штуки. Раскаиваюсь в том, что не предложил сразу. В качестве извинения моей вопиющей некомпетентности примите подарок от фирмы.

PS Берегите глаза».

Ощущая себя крайне остроумным и одновременно неуклюжим, словно только что вылупившийся утёнок, Рон и не ожидал, что так быстро — да и вообще — придёт ответ.

"Если хотите пригласить меня на бокальчик вермута, но не решаетесь или не знаете приличного места, куда не стыдно было бы пригласить хорошего человека, то так и скажите. И вот вам адрес. Буду ждать вас завтра в три, и попрошу без опозданий".

Рон не верил своим глазам. Такая бескомпромиссность просто умиляла. Рону впервые за последний год хотелось улыбаться. И он улыбался.

* * *

Гермиона отпила еще немного кофе из чашки, неумолимо констатируя, что напиток потерял всяческий вкус.

— От вас ушла жена? — переспросила она, чтобы неловкость окончательно не скрутила ее в узел.

— Кажется, именно так я и сказал, — ответил Малфой, сверкнув своими серыми глазами. Словно кинжал повернули на свету, подставляя грани солнечным бликам. Он достал приборы и терпеливо стал резать лежащий перед ним на блюдце киш⁽³⁾.

— Вы не купили ей новое колье за гору галеонов? — ехидно спросила Гермиона.

— За что вы ненавидите меня? — спросил вдруг Малфой, беззастенчиво смотря ей в глаза.

— Я не… — замялась Гермиона и в отчаянии взглянула на часы, висящие при входе. Похоже, пора было скорее сослаться на занятость и очень быстро удалиться из этой кофейни. — Я не ненавижу вас.

— А мне кажется, это не так. За то, что я был Пожирателем, верно?

Гермиона поперхнулась кофе, сделав от неловкости огромный глоток. В попытке не заплескать всё вокруг брызгами вкупе со слюной Гермиона вся налилась красным. Наконец справившись с последствиями неосторожных разговоров за едой и поспешных глотков, она произнесла:

— Вообще-то, это достаточно проницательно с вашей стороны. Я поражена. Ну в этом ведь нет ничего удивительного, правда? Ведь если бы такие, как вы, победили, такие, как я, не только бы не занимали посты в Министерстве, но, скорее всего, уже кормили бы червей в могиле. И действительно, с чего бы мне относиться к вам с предубеждением, когда вы вновь оказываетесь в Министерстве, под самым моим носом, как ни в чем не бывало? — прочитала откровенную отповедь Гермиона, почувствовав, как воздух вокруг них прямо-таки накалился.

Малфой невозмутимо положил в рот кусочек пирога. Запонки на его левой руке, в которой он с изяществом сжимал вилку, блеснули с непревзойденным высокомерием бриллиантов. Если кто и получил куш с того, что Люциус вновь оказался у руля, то запросили они явно слишком мало.

— Но, кажется, я спросила о вашей жене.

— Да. О том и речь. Наше прошлое неспособно молчать, как бы глубоко и тщательно мы ни пытались его скрыть. Вероятно, Нарцисса так и не смогла меня простить. Мне горько от этого, но я все равно хотел бы получить ответы, смотря ей прямо в глаза.

Гермиона не знала, что и сказать. Она промакивала губы салфеткой, оставляя на белой поверхности красные отпечатки губ. К счастью, Люциус быстро продолжил:

— Вот смотрите, что я нашёл на подушке в тот вечер, когда обнаружил себя бессердечно покинутым, — Малфой извлек из кармана мантии длинную узкую склянку, закрытую пробкой. Приглядевшись, Гермиона увидела единственный короткий рыжий волосок, заключенный внутри.

— Так вы думаете?.. — изумлённо спросила она, отказываясь прокрутить в голове напрашивающуюся теорию. — Да это просто смешно! Почему я должна вам верить?

— Согласен, выглядит это просто нелепо, — сказал Люциус с таким видом, что Гермионе стало даже как-то обидно за Рона. — Но у меня есть некоторые подозрения, и... Но если мы воспользуемся зельем поиска, то могли бы отыскать беглецов.

— Не думаю, что даже если ваша теория и верна, то я хочу гоняться по всему свету за своим мужем, в скором времени, думаю, уже бывшим.

— Где же ваш авантюризм, миссис Грейнджер-Уизли? — Люциус вновь ехидно улыбнулся. — Это всё останется между нами. И если этот волос не приведёт нас к мистеру Уизли, вот вам мое слово: мы отыщем его, где бы он ни прятался.

— Это всё очень мило, но... Но зачем вам это надо?

— О, госпожа Министр. Вы не поймёте. Я страсть как не люблю быть обманутым. А что касается вас... Я подумал, не пора ли нам зарыть топор войны, ведь мы можем быть полезны друг другу...

Гермионе хотелось скривиться на его откровенные инсинуации. Но что если... Что, если это такой своеобразный способ сказать: "Мне очень жаль"? По-малфоевски?

— Ну что, по рукам? — спросил Люциус с видом змея-искусителя.

Сходящаяся система сил является уравновешенной тогда и только тогда, когда векторная сумма всех сил системы равна нулю.

Вот что бы Рону Уизли тоже иногда не почитывать что-нибудь для лёгкого чтения. Физику, например. Тогда бы он знал, что оставить близких людей без исчерпывающих ответов на все вопросы — непозволительная роскошь. У Гермионы наконец появился шанс вернуть себе драгоценное душевное равновесие.

— По рукам, — ответила она, с трудом обхватывая широкую мужскую ладонь и крепко её пожимая. Внутри Гермионы уже расползалось сладкое, возможно, даже слаще глазированных пончиков, предвкушение предстоящей расправы.

1) Здесь и далее — "Основные определения и понятия о статике".

Вернуться к тексту

2) Всевозможные волшебные вредилки.

Вернуться к тексту

3) Киш (фр. quiche от нем. Kuchen — пирог[1]) — блюдо французской кухни.

За основу берётся киш лоре́н (фр. лотарингский пирог) — по французскому названию Лотарингии, откуда он пришёл во французскую кухню.

Вернуться к тексту