Имя мое – вечно (джен)

Тони Роудс тридцать. У нее острый взгляд, прекрасная память и отвратительный характер. Те, кто имеет неосторожность высказаться насчет последнего, знают еще парочку фактов: у Тони острый язык и отличный хук справа.

Прямо сейчас ей ужасно хочется воспользоваться хоть каким-то оружием из своего арсенала, но приходится подождать. Лысоватый, похожий на промокшую крысу тип пытается доказать, что мистер Рива ни в чем не виноват. Его просто занесло. С кем не бывает. А жена подвернулась под руку. Разумеется, на деле Крыса вещает нечто совершенно иное, швыряется терминами из психологии, разглагольствует о презумпции невиновности, но Тони не в первый раз в суде. Сначала ложь сердит, потом смешит, а потом привыкаешь. Человек — как таракан. Ко всему привыкает.

Защитник обвиняемого начинает повторяться, а Тони хочет есть. И вообще свалить из этого чертова помещения куда подальше.

— Слово предоставляется стороне обвинения!

Тони встает. Улыбается. Она адвокат и знает, что такое этика. Впрочем, знать и соблюдать — разные вещи.

— Обвинение вызывает Уильяма Джинтера Риву.

Рива смотрит на нее глазами побитой собаки. Рядом шмыгает носом его жена (третья по счету; первая — в инвалидном кресле).

— Я бы хотела ознакомить суд и присяжных с уликой номер сто девять, — она включает запись.

— …ни на что не годная тварь! — истеричные вопли Ривы вперемешку с женскими рыданиями разрезают тишину. Все глаза устремляются на обвиняемого, лицо которого принимает интересный оттенок зеленого. - Шесть лет в гребаном Иллинойсе! Церковь по воскресеньям! Твой выродок…

- Не смей оскорблять Джеффа!

- Куда пошла? А ну вернись, я с тобой разговариваю!

- Хватит орать, муд… Хватит! Пусти!

- А не то что?

- Мне больно, Билл! Билл!

- Будешь орать, раскрою череп, ясно?

- Пусти!

Запись скрежещет, слышны хрип, возня и до отвращения отчетливый звук падающего тела.

- …проклятье… Элла. Элла, давай, давай, девочка. Ну! Вот дерьмо! Открывай глаза, сука!

Тони выключает запись.

— Полагаю, этого достаточно. А теперь у меня есть пара вопросов к мистеру Риве.

Судья вздыхает. Это ее первая встреча с мисс Роудс, и она всей душой надеется, что последняя.

* * *

Отделаться от миссис Ривы нелегко. Та плачет и в сотый раз повторяет, что у нее нет ни гроша.

— Не переживайте. Это моя работа, — Тони переминается с ноги на ногу. — Если что, звоните. Я не занимаюсь разводами, но у меня есть пара знакомых, которые вам помогут.

Миссис Рива куксится, мнет манжет видавшего виды твидового пиджака.

— Вы замечательная, мисс Роудс, — говорит она наконец (Тони готова поклясться, что с некоторой опаской). — И очень похожи на своего отца.

Тони застывает.

— Прошу прощения?

— Мы с Уильямом вместе учились, — вздыхает миссис Рива. — Он был невероятным. Безумным, да, но очень талантливым. Тогда он еще умел мечтать.

Тони отчаянно пытается представить миссис Рива — тощую, вечно заплаканную, сентиментальную сверх всякой меры — в Массачусетском. Получается так себе.

— Я это к тому, — продолжает миссис Рива, — что когда-то мы оба жили совершенно другой жизнью. Мой первый муж, теперь уже покойный, сотрудничал с армией. Знал Джеймса Роудса. Тони Старка. Много кого знал. И когда я увидела вас…

Тони прикидывает, насколько пострадает ее карьера, если она прямо сейчас набросится на собственную подзащитную, и решает не рисковать.

— Ладно, — решительно прерывает она насморочные излияния. — Я вас поняла. Помнится, вы жаждали мне отплатить? Ну, знаете, за труды?

Миссис Рива медленно кивает.

— Тогда молчите, миссис Рива. До сих пор вам это отлично удавалось.

Та снова кивает, смотрит почти с жалостью. Тони хочется ее ударить. Вместо этого она разворачивается на каблуках и идет к выходу. Тони — адвокат. Она знает, что такое правила, но знать и любить — разные вещи.

Так что она отправляется в ближайшую закусочную и покупает самый жирный бургер, какой только есть в продаже.

— Кофе? — спрашивает официантка.

— У вас найдется свободный кофейник?

— Одну минуту, мэм.

Присосавшись к спасительной жидкости, Тони, наконец, принимается за обед. Через проход от нее почтенного возраста байкер засыпает крошками седую бороду. Прямо по курсу — парочка студенток, с остервенением спорящих о Мильтоне. Возле окна — величественная дама с идеальным маникюром и хрустящей газетой. Тони исподтишка наблюдает за посетителями и придумывает им истории. Быть может, байкер всю жизнь был примерным гражданином, работал каким-нибудь врачом или, того хуже, учителем, а теперь вот решил на старости лет насладиться жизнью. Гоняет по всей Америке, приводит в ужас детей и в восторг — внуков. А дама с газетой, наверное, родилась где-нибудь в Гарлеме, потом вышла замуж, переехала в Понтиак и стала образцовой домохозяйкой. Наверняка каждый год выигрывает конкурс на лучшие рождественские украшения. К слову, о Рождестве. За окном только октябрь, но Тони не обольщается. Скоро вежливые мамины письма превратятся в ультиматумы.

Тони вздыхает и просит счет. Пора возвращаться в офис.

* * *

Тони Роудс мотается по съемным квартирам со времен окончания колледжа. Она работает в огромной компании и частенько берет дела в других штатах. Она недолюбливает самолеты, но скучные дела представляются куда большим злом. На прошлой неделе она защищала подозреваемого в тройном убийстве в Лос-Анджелесе. Веселенькое было дело. Теперь вся доблестная полиция Лос-Анджелеса точит на нее зуб (и ищет настоящего убийцу). Впереди Шарлотт (она всегда знала, что в Greer Incorporated одни мошенники, а теперь сможет это доказать).

Элла Рива — особый случай, но начальству об этом знать не обязательно. В глубине души Тони презирает женщин, неспособных постоять за себя, но она хотела лично засадить Уильяма Риву за решетку, хотела нарыть на него столько грязи, чтобы это было во всех газетах.

Завтра она обязательно купит парочку. На память.

Квартирка в Понтиаке маленькая, но чистая. У входа чулан (Тони настолько замоталась, приехав в Иллинойс, что только на третий день пришла с работы и задалась вопросом, что это за дверь) и уродливый коврик для обуви. Тони сбрасывает туфли и с наслаждением шевелит пальцами. Пиджак отправляется на диван, пакет с китайской едой — на стойку в кухне.

— Рекомендую повременить с раздеванием.

Тони хмыкает.

— Не дождешься. Давно сидишь?

— Пару часов. Как ты?..

Она вздергивает бровь.

— Запах.

— Запах?!

— Я выросла с тобой, забыл?

Раздается шлепок, и гостиную озаряет свет.

— Не заляпай паутиной выключатель.

Питер кривится.

— Ты говоришь как моя тетя.

— Значит, я все говорю правильно.

Питер только качает косматой башкой.

— У тебя пустой холодильник.

— Неправда. Там есть вода и бутылка вина. А мне завтра улетать в Северную Каролину.

— Кстати… насчет этого…

— Нет.

— Но…

— Я уже все сказала. Я не хочу. Я… — она сглатывает. — Питер, пожалуйста. Пожалуйста.

С минуту они просто пялятся друг на друга, и кажется, будто не было последних десяти лет.

— Я слышал про Риву. Зачем, Морган?

— Ненавижу его.

— Прошло сто лет. Ты была ребенком.

— А ты нет, — она смотрит на него с тем самым выражением, от которого Питеру часто становится не по себе. Он прекрасно знает этот взгляд, эту смесь ярости, страха и сочувствия. Он видел его на другом лице — много лет назад.

Питеру хочется поспорить. Или поорать. Или обнять эту девчонку (которая, собственно, уже давно не девчонка), замотать в плед и до утра смотреть с ней «Нетфликс». С Морган всегда так. Питер помнит ее глазастой торопыгой, внимавшей каждому его слову, неказистым подростком с пятнами машинного масла на майке, выпускницей частной лондонской школы — молчаливой, идеально причесанной, неохотно поздравляющей его с помолвкой.

Наконец игра в гляделки заканчивается. Морган страдальчески вздыхает и отправляется в кухню.

— Включай «Американских богов», — кричит она оттуда.

— Я рассчитывал на «Гарри Поттера».

— Моя квартира. Я выбираю.

— Это не твоя…

— Заткнись.

Они усаживаются перед экраном, жуют, пьют за встречу. Питер украдкой погладывает на Морган. Она все так же не умеет толком есть палочками. И это при ее умении осваивать все что можно в кратчайшие сроки и щеголять новоприобретенными навыками по поводу и без.

Еще она стала красивой, но Питер слишком хорошо помнит болезненный для них обоих неловкий поцелуй (Морган всегда получала что хотела, а Питер как-то не ожидал такой прыти), так что старается не думать в этом направлении.

Когда наблюдать за происходящим на экране становится невыносимо, Питер спрашивает Морган о работе. Она морщит нос, цитирует «Сверхъестественное» и уверяет, что нечисти в юриспруденции куда больше, чем кажется.

— Знаешь, в чем фишка? — разглагольствует она. — Мы, юристы, вроде хорошие ребята. Помогаем людям, боремся за справедливость. Но на самом деле мы нехорошие. Мы ужасные люди, Питер.

— И что?

— И поэтому в итоге мы выживаем.

* * *

Морган просыпается от какофонии звуков и стона Питера. Они умудрились задремать прямо перед телевизором, а еще у обоих разрываются телефоны. AC/DC и Вагнер — смесь не для слабонервных.

— Морган, включи новости, — произносит мать, как только она снимает трубку. После этого она поспешно добавляет: — Мы живы, если что.

Где-то в кухне Питер ругается с Коулсоном (точно с ним — он единственный, с кем Питер ругается уважительно).

Оказывается, Нью-Йорк снова разносят в пух и прах. Какие-то синекожие типы с подведенными глазами. Больше всего Морган беспокоит даже не их внешний вид, а взгляд — абсолютно равнодушный, словно сровнять с землей планету другую для них — сущий пустяк.

А потом звонит Дейзи.

Дейзи Джонсон — легендарная Дрожь, директор Щ.И.Т.а и очередная безотцовщина в рядах Мстителей.

— Ты нужна мне прямо сейчас, — без обиняков заявляет она. — Я знаю, что ты отказалась быть Мстителем и агентом, но Морган… — Дейзи сглатывает, и Морган резко отрывается от синих чудиков на экране. — Это кри. Перезвони, — и вешает трубку.

Морган смотрит на Питера. Глаза у него печальные и серьезные.

— За мной отправили квинджет, — тихо произносит он. — Поедешь со мной. Закину тебя на базу где-нибудь в Нью-Мексико. Твой следующий суд явно отменится. Потом вернешься к работе. На базе есть связь, так что проблем не будет.

Судя по всему, он и правда думает, что она затаится в безопасном месте, пока где-то гремит драка.

Морган думает про миссис Рива. Про байкера в закусочной. Про красную шкатулку, с которой никогда не расстается — и не открывала уже десять лет.

— Отмени квинджет, — она принимается расстегивать блузку. — И если собираешься пялиться, тебе придется сводить меня на свидание.

— Ты серьезно?

— Да. По обоим пунктам. А теперь мне надо позвонить Дейзи.

* * *

Они вылетают из окна навстречу синему осеннему небу и нью-йоркским чудовищам и прибывают точно в разгар мясорубки.

— Мисс Старк! — грохочет Тор. — Какой приятный сюрприз!

Морган отшвыривает с дороги парочку кри и прикидывает, сможет ли умыкнуть после сражения пушку-другую. В конце концов, не зря же она летела из Иллинойса.

— Человек в железном костюме! — скалится третий, и надо же, синие чудики способны на эмоции.

Морган Старк встает. Улыбается.

Оказывается, палить из репульсоров в тридцать все также приятно, как и в пятнадцать.

Она знает, что прямо сейчас адвокатская карьера летит к чертям, потому что ничто, абсолютно ничто не сравнится с восторгом от полета в костюме, который отец начал строить еще до ее появления на свет.

На заре нового дня корабль кри горит ярко и жутко. Морган знает, что все проблемы огнем не решишь, но она — Железное Сердце, и огонь у нее в крови.