Лето в Хогвартсе (гет)

Том проводил взглядом удаляющиеся кареты и усмехнулся.

Вот так. Никакой Дамблдор ему не указ. Том будет жить в Хогвартсе целое лето!

Он был доволен изящной авантюрой: вместе со всеми он собирал вещи, крутился возле карет, шутил и громко смеялся...

По тому, как реагировали на его смех другие, можно было понять, где они живут. Родовитые аристократы из богатых мэноров смеялись в ответ и вообще излучали довольствие и безмятежность. Дети и воспитанники чистокровных семей вели себя чуть напряженнее, но были рады вернуться домой. И только маглорождённые, особенно те, что жили в больших городах, испуганно озирались по сторонам. И, видя их несчастные взгляды, Том про себя зло смеялся: он-то остаётся в Хогварсте, а они — нет.

Только группа однокурсников с Рейвенкло несколько выбивалась из его классификации. Они были мрачными, но не испуганными — ну, мало ли что у них сегодня случилось? Том, отметив странность, тут же про неё забыл. Шумно залез в одну карету, сказал, что поедет в другой, с девушками; заглянул к девушкам, сказал, что поедет с ребятами с другого курса...

А потом незаметно наложил на себя заклятие невидимости, увернулся от ластившихся фестралов и скрылся за ближайшим валуном.

Фестралов, кстати, он не учёл — как и тех, кто их видит. Последние вполне могли обнаружить, что фестралы проявляют загадочную активность к чему-то невидимому... а еще фестралам нравился Том.

Тому нравилось думать, что это из-за его магической силы. Он даже пару раз брал на кухне сырое мясо, заходил в Запретный лес — не дальше опушки — и звал их; и они прилетали, приходили, ели прямо с рук, и ему нравилось это общение с жуткими, пугающими красавцами. Змеи да фестралы — вот те животные, к которым он испытывал особое, трепетное отношение. Этим летом он хотел найти в замке Тайную Комнату, где осталось чудовище Слизерина, и всё гадал, что оно из себя представляло. Химера? Василиск? Гидра? А у Нидерландов и вовсе было поверье о змеином короле, чья корона сулила удачу, богатство и — самое главное — бессмертие. Вот бы чудовищем Слизерина был этот самый змеиный король!

Со смертью Том познакомился близко в прошлом году, когда на Лондон начали падать бомбы. Удушающий свист и оглушительный грохот. Снаряд разорвался совсем рядом, и он даже побежал посмотреть — и увидел пострадавшего. Погибшего. Это была половина человека, из которой вываливались какие-то органы, но этот человек — половина человека! — ещё двигался, и дышал, и смотрел на Тома бездумно, полз на него, словно был всё ещё жив...

Недолго. Тот человек вдруг захрипел и упал, а вокруг бежали люди, что-то говорили... Был ещё один свист, который, казалось, заполнил всё вокруг, — и Том рванул к приюту, спрятался со всеми в хлипком подвале, который едва мог спасти от прямого попадания. Но прямого попадания не было, а потом он уехал в Хогвартс и пугался самой мысли о том, чтобы вернуться в Лондон, к боли, грязи, пустоте... Он даже подходил к Дамблдору, чтобы тот разрешил ему остаться дома, в Хогвартсе... но когда этот... преподаватель — даже мысленно Том выплёвывал это слово, наделяя всей ненавистью, которую испытывал — был справедлив? Какое ему было дело до жизни таких, как Том? До его кошмаров? Разве знал он, что тот погибший — та половина человека — до сих пор ему снилась, так, что заглушающие чары иной раз слетали, и Тому приходилось накладывать их в два, в три слоя?

Наверное, всё дело было в том, что Том был маглорождённым. Дамблдор хоть и декларировал всеобщее равенство, но Том помнил, что отец того умер в тюрьме за нападение на детей-маглов. И это лицемерие Дамблдора выводило Тома из себя, так что он решил наверняка, что когда вырастет, будет декларировать свои взгляды спокойно и уверенно — и горе тем, кому они не понравятся!

Оставаясь невидимым, Том отправился на кухню. Пора было подкрепиться, а домовые эльфы всегда были милы и услужливы... и вместе с тем держались отстранённо, разговаривали при нём шепотом, словно что-то скрывали. Впрочем, у Тома всё лето впереди — он ещё успеет выяснить все тайны и фестралов, и домовых эльфов, и почтовых сов. И, наконец, найти Тайную Комнату.

Но поужинать на кухне ему не удалось. Во-первых, выяснилось, что он пришёл прямо во время ужина домовых эльфов. Во-вторых, там была девчонка, которую все за глаза называли плаксой Миртл. Растрёпанные хвостики, огромные очки и прыщавое лицо. Уродина, да и только. Том слышал, что она из бедной чистокровной семьи, но родители её — то ли сквибы, то ли маглы; что она сирота и воспитывают её тётушки, у каждой из которых был свой выводок детей. Среди этих детей было то ли шесть, то ли восемь учеников Хогвартса, но за кузину никто из них не заступался — видимо, в семье её не любили ещё больше, чем в Хогвартсе.

Хотя... она же училась на Рейвенкло, а они сегодня были чем-то расстроены. Можно было аккуратно расспросить её, что произошло...

Том шагнул в кухню, и тут его заметили.

Эльфы разом побросали ложки, подбежали к нему и обступили со всех сторон.

— Мастер Том не должен быть в Хогвартсе, — наперебой загомонили они. — Мастер Том должен выйти за ворота. Мастер Том...

Тут к нему обернулась Миртл. Элизабет Миртл — так, кажется, её звали. Её глаза были наполнены слезами, а лицо выражало такое отчаянье, что ему даже захотелось её пожалеть.

— Если он в Хогвартсе, то я хочу отсюда уйти! — вдруг завопила та. — Выпустите меня, пусть он остаётся!

Миртл рванула к нему, но тут на неё кинулось несколько домовых эльфов. Они повисли на ней, как ёлочные игрушки, цепляясь за одежду, очки и волосы.

— Что здесь происходит? — успел спросить Том, но его тут же вытолкнули за дверь, которая больше не открывалась, что бы он ни делал.

Том пожал плечами. Он надеялся, что к завтрашнему дню эльфы разберутся, а пока решил устроиться под раскидистым вязом на берегу озера да поужинать рыбой, которую сам и выловит.

Костёр развести было совсем несложно, да и "Акцио" далось ему без труда. Кажется, он умудрился вытащить лосося — впрочем, в видах рыб он не разбирался. Подождав, когда костёр разгорится, он потушил его, а рыбу, завёрнутую в лист лопуха, закопал в горячую золу. Вот и пригодились вылазки на природу от приюта...

Снова развёл костёр, трансфигурировал себе скамью, стол, тарелку и стакан, наполнил стакан "Агуаменти"... Рыба уже была готова, чешуя осталась на листе, а само филе оказалось таким нежным, что Тому показалось, что ничего вкуснее он в жизни не ел!

На Хогвартс спускалась ночь, заползая в низины и закоулки, когда Том заклинанием убрал всё за собой. Он вспомнил про неласковый приём на кухне и удивился: чем это девчонка Миртл так зацепила эльфов, что они все ринулись её защищать от страшного слизеринца? Послышался хлопок; Том вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял эльф.

— Мастер Том, вам нельзя колдовать больше... Мастеру Тому надо уходить из Хогвартса. Чарми может проводить мастера Тома.

— В чём дело? Объясни всё толком. В Хогвартсе же не работают чары, отслеживающие колдовство несовершеннолетних!

— Чары здесь не при чём. Мастер Том должен покинуть Хогвартс. Летом все покидают Хогвартс.

— Но Элизабет Миртл осталась!

— У Лиззи такой жребий. Мастер Том должен покинуть Хогвартс.

— А мне нельзя тоже такой жребий?

Домовик по имени Чарми задрожал.

— Мастер Том не знает, о чём говорит. Мастер Том должен покинуть Хогвартс до полуночи, иначе пути назад уже не будет!

Рассердившись, Том швырнул в него Оглушающим заклятием. Эльф перекувыркнулся в воздухе и ударился головой о ствол вяза. Том тут же пожалел о своей несдержанности, впрочем, ненадолго, потому что Чарми с окровавленной головой снова поднялся и повторил:

— Мастер Том должен покинуть Хогвартс до полуночи и не должен колдовать! Чарми сказал.

Том швырнул ещё одно заклятие — но уже не попал, потому что эльф исчез с оглушительным хлопком.

Внезапно вдали он услышал голоса. Он снова наложил на себя заклятие невидимости и — на всякий случай — заглушающие чары и проследовал к источнику звука.

У самых ворот стояли директор Диппет и профессор Дамблдор.

— Осталось совсем немного до полуночи, — покачал головой Диппет. — Ты не успеешь проверить весь замок. В конце концов, фестралы могли и ошибиться.

— А если нет? Каждую весну я со страхом жду, останется ли кто-то на лето, и если останется, то кто... Я натаскиваю отстающих, лишь бы дать им иммунитет. Элизабет Миртл достаточно. Зачем нам терять ещё одного ученика?

— Если он настолько глуп, что остался в Хогвартсе на лето, хотя и профессора, и книги говорят, что делать этого ни в коем случае нельзя, то туда ему и дорога, — резко ответил Диппет.

Том усмехнулся. Эти глупые предрассудки ничуть его не волновали. Наверняка Дамблдор знает, что он здесь, и пытается таким образом его отговорить.

— Я послал Патронус всем семьям, — продолжал тем временем профессор Диппет. — Никто не прислал ответного с сообщением, что их ребёнок не приехал. Значит, всё в порядке.

— А если это маглорождённый? — разволновался Дамблдор. — Ты и им отправил Патронуса?

Диппет промолчал.

— Значит, это маглорождённый! Значит, это правда — здесь остался ещё один ребёнок!

— Значит, этого лета хватит на два года! — отчеканил Диппет. — Значит, Элизабет будет легче не одной. Всего три минуты до полуночи, не хватало ещё, чтобы мы остались здесь на лето...

Они шагнули за ворота, и только когда те закрылись, Том встал перед ними и снял невидимость и неслышимость.

— Ваши сказки меня не убедили, профессор, директор, — весело произнёс он. — До встречи в сентябре!

— Том, как же так! — вскинулся Дамблдор.

Диппет молчал.

— Нет, я этого так не оставлю, — продолжал Дамблдор. — Вингардиум левиоса!

Том почувствовал, как его ботинки отрываются от земли.

— Агуаменти, — прорычал он, направляя палочку на Дамблдора. Не помогло: хоть Дамблдор и оказался мокрым, сосредоточения не потерял и по-прежнему продолжал колдовать. Когда ботинки Тома оказались уже выше ворот, Дамблдор прокричал "Акцио", но Том вместо того, чтобы перелететь за ворота, упал на землю.

— Нет, Альбус, — прогремел голос Диппета. Том поднял глаза: Диппет держал две палочки — свою и Дамблдора. — Он сделал свой выбор. Ты не вправе принимать за него решения.

— Томми, как же так, — шептал Альбус. — Томми, когда я приеду... когда мы встретимся... я обещаю, что буду о тебе заботиться.

По воротам пробежали искры — и исчезли. Запахло озоном.

— Полночь, — произнёс Диппет, схватил Альбуса под локоть и аппарировал.

Находиться одному в целом замке было... восхитительно. Ну ладно, почти одному. Были ещё эльфы, была та девчонка — Элизабет, кажется? — были животные и растения, хотя не было никого, кто за ними ухаживал. Может, поэтому Элизабет и оставили тут? Вот и сказали про "жребий". Наверное, этот жребий разыгрывали между учениками, посещающими Уход за магическими существами. Но сказали бы ему про такую возможность — Том бы с радостью согласился, и кому какая разница, что он не ходил на занятия?

Он наведался к животным — закрытые двери легко открывались простым "Экспелиармусом", видимо, на лето решили особенно не думать о защите — и с удивлением увидел, что почти все из них впали в спячку какой-то магической природы.

Теплицы были и вовсе в стазисе — он это почувствовал сразу, как только к ним подошёл. Этот факт его немного обеспокоил — а вдруг эльфы не пустят его на кухню и сами к нему не придут? Одной рыбой не обеспечить нормальный рацион, он-то это хорошо понимал. Нужны овощи и фрукты — а тут, вопреки всем законам логики, именно летом к ним было и не подобраться!

Он с опаской заглянул на кухню — и с облегчением увидел, что той девчонки, Элизабет Миртл, тут не было, а эльфы ведут себя почти как раньше. Разве что были на редкость печальными и иной раз вздыхали, глядя на него; кажется, кто-то даже плакал, но Том не обратил на это особого внимания. Его накормили и дали еды с собой, и он направился в библиотеку, с вожделением представляя, как закопается в архивные документы в поисках возможного входа в Тайную Комнату... и будет пить горячий какао и есть слойки с яблоком. Прямо в библиотеке, и никто ему не указ!

Но когда он проходил мимо третьего этажа, то вдруг услышал странный звук. Он решил посмотреть, что там, но когда завернул за угол, раздался такой грохот, а на противоположной стене мелькнула такая громадная тень, что он решил, что быстрый шаг бегством не считается. Впрочем, уже через минуту, когда звук приблизился, он уже отбросил кружку с какао и свёрток со слойками и перешёл на бег. Запыхавшись уже через три поворота, он запнулся за упавший рыцарский меч и растянулся на щербатом полу. Палочка, которую к тому моменту он уже достал, выпала от падения, но он уже не думал, в его голове звенела только одна мысль: защититься!

Так что, оборачиваясь, он выкрикнул: "Протего" — и с удивлением заметил мерцание щита. Без палочки! Невероятно! Его противника, слава Мерлину, видно не было. Но... он увидел огромную кошку. Кошку смотрителя. Как её звали? Миссис Керрис? Миссис Грин?

Впрочем, Томми кошку не интересовал: её интересовало что-то крупное и громкое... Она то прыгала, то пряталась в тени, и снова запрыгивала на это что-то и катала его лапами... Да кошка играла! Том наконец-то рассмотрел, с чем именно — это был шлем. Обычный рыцарский шлем. Видимо, из-за особенностей падения света и кошка, и шлем казались больше, и гремел этот шлем будь здоров.

Том рассмеялся. Испугался шлема! И кошки. Вот это самый великий волшебник тысячелетия — пусть и будущий. Собственной тени боится, надо же!

Послышались шаги, и из-за поворота показался смотритель.

— Вот ты где, красавица, — ласково позвал он. Том так удивился, что чуть не потерял дар речи.

— Так из замка не все уехали? — произнёс он.

Смотритель резко повернулся.

— Ты остался вместо мисс Миртл?

— Да нет... я просто остался.

— Зачем?

— Это мой выбор! — возмутился Томми.

Смотритель вздохнул и пожал плечами.

— А у меня не было выбора, смотритель всегда остаётся, — сказал он.

Том выдохнул. Признаться, ему самому было несколько не по себе после вчерашнего... но если смотритель остался, значит, лето в Хогвартсе безопасно и то, что он видел у ворот — всего лишь тщательно разыгранное представление.

— А что, редко ученики остаются? — спросил Том.

— Редко, — кивнул смотритель. — Обычно остаётся один человек. Иногда — никого, но это редко. Впрочем, чтобы осталось двое... такого почти и не было на моей памяти. Слышал, замок пострадал в семнадцатом году? Тогда вся Великобритания пострадала. Вот тогда-то, говорили, на лето остались трое или даже четверо учеников — уже и не упомнить.

— Я понимаю, — кивнул Том, хоть на самом деле ничего не понял. Почему обычно остаётся ровно один? В этом есть какой-то смысл? Неужели из-за войны? Тем ребятам было некуда идти, и они остались в Хогвартсе. Значит, если его приют исчезнет, то Дамблдор перестанет читать нотации...

— Ты заходи, если что, — предложил смотритель и ушёл, забрав свою любимицу.

А Том решил проверить свою гипотезу. Для этого ему нужна была Миртл. Поэтому он снова спустился на кухню и спросил у грустных эльфов, знают ли они, где Элизабет Миртл.

Лучше бы он не спрашивал: они, конечно, сказали ему, что она у озера, но при этом так запричитали, говоря, что если Томми такой упрямый, то можно было и правда отпустить Лиззи, а теперь... И снова они ничего не объяснили, быстро выпроводив из кухни.

Элизабет была у озера, возле того самого вяза, под сенью которого накануне он устроил ужин. Она играла с водой, филигранно, не произнося вслух ни слова — пускала фонтанчики и устраивала воронки, подхватывала заклятьем рыбу и швыряла её вверх, наблюдая, как она потом падает в озеро и, испуганная, улепетывает вдаль.

— Элизабет, доброго тебе дня.

— Здравствуй, Томми, — напевно произнесла она. — Хочешь потренироваться в швырянии рыб?

Тома испугала улыбка Элизабет — такой она была неискренней, несчастной и вместе с тем предвкушающей. Кажется, именно такая улыбка была у тех маньяков, фотографии которых Томми видел в газете.

— Элизабет, я хотел спросить: ты осталась, потому что ходишь на УЗМС? Или потому, что тебе некуда идти?

— Я осталась, потому что моей семье нужна не я, а деньги, — горько ответила она. — Должен был остаться кто-то из Ноттов, но они всегда выкупают жребий у желающих. Ну ещё и потому, что я плохо учусь, плохо владею магией — у отличников иммунитет, а такие неумехи, как я, всегда под угрозой.

— Твоё владение магией на высоте, судя по тому, что я видел, — заметил Том.

— Томми, Томми, ты так и не понял, — она отчаянно засмеялась. — Мое владение магией будет расти день ото дня...

— Это потому, что мы в Хогвартсе?

Она повернулась к нему и, глядя прямо в глаза, произнесла:

— Потому, что это наше последнее лето.

— Что? Почему?

Элизабет снова засмеялась — горько, безнадёжно.

— Будет сюрприз. Да ладно, я шучу, не бери в голову.

А ночью Томми снилось, как огромная кошка смотрителя, размером с доброго льва, гналась за ним по пустынным коридорам Хогвартса. Зловеще мигали факелы, и рыцари смотрели на него сверху вниз — осуждающе, с презрением. В какой-то момент рыцарь выставил свой меч — и Том упал, и кошка прыгнула на него и откусила его нижнюю половину. Он увидел, как петли кишечника разметались вокруг и шипели на него, как змеи.

А потом кошка проглотила его вторую половину, и он проснулся.

Дни, тягучие и едкие, текли один за одним. Том гулял по Хогвартсу, исследовал замок, заходил к школьному смотрителю на чай, ловил рыбу и готовил. Только через пару недель он наконец-то добрался до библиотеки, где, не задерживаясь, тут же прошёл в Запретную секцию — и даже не обратил внимание, стояла ли на ней какая-нибудь защита. Читать ему было лень, так что он просто пролистал книги и полюбовался на картинки. В одной из книг он наконец-то нашёл старые планы Хогвартса, но ему сегодня так не хотелось копаться в макулатуре! Поэтому Томми смело отложил чтение на потом. Может быть, завтра... Тайная Комната стояла много лет, постоит и ещё день.

После этого с чувством выполненного долга он отправился обедать на кухню и, встретив там Лиззи — впервые за две недели! — внезапно обрадовался. Казалось, что она похорошела: пропали огромные очки с толстыми стёклами, а за ними обнаружились большие и выразительные глаза. Волосы она зачесала как-то по-особому, закрывая уши, и её лицо стало нежным и будто бы наивным. Он так и замер с открытым ртом, — а Лиззи вдруг отчаянно рассмеялась.

— Что, испугался? — сказал она, отсмеявшись и глядя на него грустно и выразительно.

— Нет... мне кажется, что ты хорошеешь с каждым днём, — вдруг признался Томми. И сам удивился — с чего бы ему такое говорить? Впрочем, это было правдой.

Лиззи пристально на него посмотрела.

— Ты тоже меняешься, — сказала она тихо, и он улыбнулся, приняв это за комплимент. А потом эльфы накрыли на стол, и все они — и Томми, и Лиззи, и огромная толпа эльфов, даже тот, Чарми, с перевязанной головой, который тогда пытался убедить его уехать из Хогвартса, сели за огромный деревянный стол и смеялись, и шутили; Томми испытал к эльфам странную симпатию, и, кажется, стал их понемногу различать. А потом они все вместе готовили лазанью на ужин, и Томми почувствовал, что готовить — это прекрасное занятие, и, собственно, почему он раньше этого не делал?

Вечером он зашёл к школьному смотрителю. Тот тут же налил для него чая, но, подавая чашку, вдруг запнулся о кошку, которая сейчас никаких страхов не вызывала — но странно, почему Томми опять показалось, что кошка стала больше? Если раньше она едва доставала до середины голени, то сейчас, кажется, была выше колена! Интересно, чем старик смотритель её кормит?

Он взглянул снова на смотрителя и удивился — тот, вместо того, чтобы очистить пол заклинанием, стал вытирать тряпкой.

— Почему вы не колдуете? — удивился Том.

— Я сквиб, — пожал плечами смотритель. — Все смотрители сквибы. Ты не знал?

— Нет... Так давайте я уберу, — предложил Том.

Смотритель внимательно на него посмотрел.

— Не хочешь тянуть, да? Ну ладно. Колдуй, Томми.

И Томми мгновенно вычистил заклинанием всю комнату, как только достал палочку — даже произносить заклинания не пришлось!

Он самодовольно взглянул на смотрителя и увидел, как тот грустно смотрит на него, на его руки... Старик завидует? Томми взглянул сам на свои руки и ужаснулся. Они стали крупнее, а пальцы — более узловатыми. Когда это произошло? Сейчас? Сегодня? Неделю назад? Томми не знал.

— Вы знаете, почему у меня такие руки? Это болезнь? Проклятие? Кто может это вылечить?

Старик покачал головой.

— Я думаю, тебе лучше поговорить с Лиззи.

Лиззи была у того же вяза. Она колдовала, зачаровывая цветы вокруг озера, и, кажется, почти не использовала магию — и он вдруг обратил внимание на её руки. Они тоже стали больше, чем раньше, чуть изменился их цвет...

— Это проклятье, да? Для тех, кто остаётся в Хогвартсе? — спросил он, не здороваясь.

— Можно сказать и так.

— А взамен мы лучше колдуем?

Лиззи прикрыла глаза. Томми схватил её левую руку и внимательно осмотрел.

— Это можно вылечить?

— Нет. Изменения необратимы.

— И поэтому никто не хочет оставаться в Хогвартсе? Глупцы, — он счастливо рассмеялся. — Магия стоит любых изменений!

Лиззи скептически на него посмотрела, но Томми не обратил на это внимания. Он вдруг почувствовал такое непередаваемое ощущение счастья, что крепко обнял Лиззи — и она вдруг обняла его в ответ. А когда он поднял глаза, он увидел, что её лицо блестит от слёз. Её мокрая щека была так близко, что Томми, не отдавая себе отчёта, коснулся её губами...

Лиззи не отшатнулась. Более того, она вдруг набросилась на него с поцелуями так, словно он был последней каплей воды во всём мире. Она целовала его, и он не мог не целовать её в ответ, и она так чудесно пахла, и нежное девичье тело было таким хрупким, таким маленьким, что Томми совершенно потерял голову. Он подозревал, что Лиззи в него влюблена, как и многие другие девчонки... но от себя он этого не ожидал. И в момент единения он понял — вот оно, самое прекрасное в мире, то, что важнее магии, смерти и жизни.

Любовь.

Прошло ещё две недели. Томми пребывал в блаженстве. Он много времени проводил с Лиззи: на кухне, занимаясь кулинарией, или, обнявшись, под ветвями вяза на берегу озера.

— Пойдём плавать с кальмаром? — спросил он, убирая с её лица прядь волос.

— Нам надо будет колдовать, — неуверенно произнесла Лиззи. — Чары головного пузыря. Знает ли их Томми?

— Томми наложит их на себя и на Лиззи, — кивая, произнёс Томми.

Томми любил Лиззи, теперь это было ясно. Они поплескались в озере, заглянули в поселение русалок и подивились на страшных существ, грозящих им трезубцами. Кальмара они тоже нашли: он спал, обняв какой-то потрёпанный корабль.

Когда они вылезли из воды, уже начинало темнеть. Томми позвал Чарми и попросил принести им клубники со взбитыми сливками; когда-то Томми читал, что это лучшее лакомство для двух влюблённых.

— Лиззи будет клубнику? — произнёс он, обернувшись к любимой.

— Будет.

И они ели клубнику, пачкая друг друга сливками, и целовались; наконец Лиззи отстранилась от него и сказала:

— Томми весь чумазый.

Томми пошёл к воде, чтобы умыться, и вдруг увидел своё отражение. На него смотрел кто-то... неизвестно кто. У него был невысокий рост — и он вдруг понял, что и Лиззи тоже стала меньше ростом, потому что она по-прежнему, как и когда-то, была ниже него всего на несколько сантиметров — длинные уши, большие глаза... Огромный нос. Висящая одежда.

Он взглянул на Лиззи снова. Все это было верно и для неё. Томми поразился: неужели любовь затмила ему глаза?

Нет, надо бежать, бежать от Лиззи, бежать из Хогвартса...

Не умываясь, не обращая внимания на окрик Лиззи, Томми кинулся к воротам. Но ворота не открывались, и никакие чары не помогали. Тогда он попытался перелезть — ворота были всего метра два в высоту, — но сколько он ни лез, ворота становились всё выше и выше. Он попытался поднять себя заклятием левитации, и раза с третьего у него получилось, когда он догадался применить заклятье к обуви, но и ворота становились выше.

Это была ловушка.

И тогда Томми кинулся в Запретный лес. На опушке он увидел стадо фестралов и кинулся к ним.

— Увезите меня отсюда! — сказал он.

Но фестралы отступили от него и скрылись в лесу.

Томми бросился дальше, бежал, и бежал, пока не увидел кентавра с огромным луком.

— Помогите Томми выйти из Хогвартса! Или убейте меня!

Но кентавр покачал головой и тоже ушёл.

И Томми бежал дальше, пока не услышал позади хруст веток, не учуял зловонное дыхание позади. Мысли о желаемой смерти отступили, теперь он мечтал только об одном: выжить. Он бежал и бежал, но преследователь не отставал, и подбирался всё ближе. В какой-то момент, потеряв равновесие из-за внезапно торчащего корня дерева, Томми упал и, не дожидаясь воплощения своего кошмара, щелкнул пальцами.

Он оказался на берегу озера, а рядом была Лиззи-не-человек, и она смотрела на него грустно.

— Глупый Томми. Томми ничего так и не понял. Хогвартс живёт общиной домовых эльфов. Он даёт нам магию и жизнь и их же забирает. А домовые эльфы заботятся о Хогвартсе. Каждый год один человек переходит в магию Хогвартса — для этого достаточно остаться здесь на лето. Дальше Хогвартс всё сделает сам, и чем больше ты колдуешь, тем быстрее превращаешься.

— Почему Томми так больно? — рыдая, произнёс Томми.

— Потому что это умирает твоя человечность, твоя суть, твоя бессмертная душа. Ты становишься воплощением магии и разум твой слабеет, но твоё тело всегда будет помнить о том, кем ты был когда-то.

— Как унять эту боль?

Лиззи схватила его за руку и щелкнула пальцами. Они оказались на кухне, перед раковиной, полной грязной посуды.

— Томми должен мыть.

И Томми тёр одну тарелку за другой, сковородку за сковородкой. И скоро все мысли вылетели у него из головы, и осталось только пустое блаженство от хорошо выполненной работы. А когда работа закончилась и он снова почувствовал боль и пустоту, школьный смотритель привёл его на грязный этаж. А потом надо было готовить ужин. А потом...

* * *

Томми хороший домовой эльф и любит свою Лиззи. Томми приготовил овсянку для мастера Дамблдора, а Лиззи сделала для него яблочный джем. Мастер Дамблдор будет овсянку с яблочным джемом? Если мастеру Дамблдору понравится овсянка, может, мастер разрешит Томми прибраться в его комнате?