Жизнь продолжается (джен)

Джек Доусон становился очень востребованным художником. Так, кроме поваренка Джима он получил еще один заказ, теперь уже от миллионера Каледона Хокли, нарисовать портрет его невесты. Зато у Розы Дьюитт началась черная полоса. Когда ангел говорил о купидоне, Бэла не особо серьезно восприняла его слова, а напрасно. Только так можно было объяснить внезапную одержимость Хокли талантом Джека. Даже несмотря на то, что художник «пугал» его невесту, тот продолжал ее убеждать, говорил об ошибке, напоминал об ее желании покровительствовать неизвестным пока талантам. Ненамеренно подслушав разговор, Бэла только утвердилась во мнении, что будь Роза поумнее и более гибкой, она бы лишь извлекла пользу из сложившейся ситуации: богатый, покладистый муж и любовник под боком. Однако нервозностью и излишней суетой мисс Дьюитт только сама себе ловушку строила. Так почему бы ей не помочь падать?

Бэла уже начала задумываться, что случится, если ангел не сможет найти портал в их мир в нужное время. Нужно будет как-то обживаться здесь. Тем более, зная на сто лет вперед, что произойдет, можно даже и неплохо устроиться. Остаться с Джимом — не вариант, а надеяться на себя — потребуется скромный или не очень стартовый капитал. «Сердце неба» подойдет для этого идеально.

Итак, что случится, если бедная Роза найдет один из своих ранних портретов? Логично предположить, что отвергнутый любовник решил отомстить, подкинув очень уж явное доказательство их связи. Тут и гадальной доски не нужно. Все шло по плану. Утром, разгребая золу в камине, Бэла заметила маленький, недогоревший кусочек бумаги. Сама же Роза провела неспокойную ночь. Об этом свидетельствовал ее очень уж бледный вид и мешки под глазами. Теперь оставалось только подтолкнуть ее к принятию нужного решения.

Когда-то, еще на заре своих поисков способа разорвать демонический контракт, Бэла связалась с одной шаманкой. Ну как шаманкой, скорее шарлатанкой. Зато она научила ее нескольким почти безотказным трюкам.

Для одного из них Роза оказалась просто идеальным объектом: растерянная, уставшая, внушаемая. Каждое утро по распоряжению жениха для будущей миссис Хокли приносили из оранжереи свежий букет роз. Розы для Розы, как бы банально не звучало. Обязанность эта, конечно же, тоже ложилась на Бэлу. Этим утром она также как и два дня до этого принесла букет.

— Посмотрите, какая красота, мисс Дьюитт!

Роза подошла к цветам скорее машинально, услышав свое имя, чем осознанно и не собиралась что-то совершать с букетом, но просто оказалась рядом с Бэлой. Та быстро схватила ее за запястья, прижимая большим пальцем отчетливую синюю жилку, что та на мгновение перестала пульсировать. Глядя жертве в глаза, беззвучно, одними губами, но концентрируя всю волю в мысль и слова, Бэла произнесла:

«Джек будет уничтожен, если у него найдут алмаз».

— Осторожней! Паук! — выходило так, словно Бэла остановила неосторожную пассажирку от неприятной неожиданности. Роза вздрогнула всем телом, как будто он действительно мог там быть и она его видела.

— Убери эту гадость, — раздраженно приказала она. Желание пассажиров первого класса — закон для услужливого персонала.

Вечером обещал разразиться скандал, а, может, и нет. Кто знает, как решит поступить мистер Хокли, когда в кармане пальто потенциального подозреваемого обнаружат совсем не камень, а нечто, компрометирующее его невесту — еще один портрет в стиле ню. Раздувать историю — самому показать себя дураком, и так просто это все не забудется. Честь или жадность? Скорее всего, Хокли попробует избрать золотую середину, пытаясь провести тайное расследование, даже связавшись с землей. Бэла была на шаг впереди, у нее уже имелся план, как безопасно вынести камень с корабля. Она соблюдала спокойствие и переставляла «по фэн-шую» цветы в каюте Марсии Спедж, той самой сумасшедшей шляпницы, когда зазвонил телефон.

В первый день пребывания на «Титанике» наличие этих аппаратов немного удивляло Бэлу. Почему-то она считала эти времена более «темными». Правда они были для внутреннего пользования и служили больше для развлечения пассажиров первого класса, чем для дела. Обслуживающему персоналу ими запрещалось пользоваться, а Марсия сейчас находилась в салоне и ответить не могла. Звонивший оказался настойчивым. Телефон орал так, что в коридоре наверняка было слышно. Шевельнулась неприятная мыслишка о катастрофе, которая все-таки случилось, несмотря на все старания ангела. поэтому Бэла подняла трубку.

— Встречаемся там, где начали. Бегом! Я жду!

Ангел! Он наконец-то наколдовал портал в их мир! Только это могло заставить его действовать так опрометчиво и открыто. Они возвращаются, и если из-за ее промедления будет упущен шанс, Бэла себя никогда бы не простила. Тут не было контрактов, не было обязательств, тот ее мир бы безнадежно испорчен, но ей хотелось туда. Она никогда до этого не чувствовала тоски по дому. Потому что думала, что настоящего дома у нее никогда не было. Оказалось дом — весь ее мир. От восторга Бэла немного потеряла голову: чуть не сбила с ног Лайтмера, но вовремя вильнула в сторону, причем слишком даже резво, как для той, что пару дней назад усердно хромала. Пальто нужно не для того, чтобы защититься от холода, а чтобы вкинуть в карман камень: ведь об этом был договор с ангелом. И хватит!

Ангел уже стоял на носовой корме, в свете горящих ламп очень уж заметный на лобном месте. Хорошо, что в такое время свидетелями их встречи были только впередсмотрящие на вахте. Бэла немного перевела дыхание, замедлила шаг, чтобы выглядело так, будто она никуда не торопилась. Ангел пошел ей навстречу, и это было как-то подозрительно.

— Наконец-то. Я уже успел соскучиться, — оказавшись совсем близко, он захватил ее ладони в свои, говорил громко, но как-то непривычно: нетерпеливо, но ласково, как говорят с любимой женщиной. Если бы у Бэлы была возможность по-ангельски исчезать, то она бы так и сделала, но она только успела дернуться, пытаясь отстраниться, когда он привлек ее к себе, шепнув на ухо. — Подыграй мне. Так надо.

— Если тебе нечего мне предложить, то, по крайней мере, не порть мне жизнь, — Бэла пыталась разомкнуть объятия, но не особо настойчиво. Просто, чтобы выглядело естественно. В ее деле, работая вместе с кем-то, зачастую стоит доверять напарнику, как бы абсурдно он себя не вел. — Завтра у меня свидание с хорошим парнем.

И это была чистейшая правда. Джим продолжал удивлять, пригласив ее на действительно изысканный ужин, такой, как подается в салоне первого класса и в самом «Ла Паризьене» для королевских особ. Ей предстояло попробовать филе-миньон «Лили» под каким-то там сложно произносимым соусом, на одно только приготовление которого уходит несколько дней. Если же и существовал на «Титанике» купидон, то ее звали Вайолетт Джессоп. К безумной идее свести Бэлу и Джима она привлекла уже чуть ли не половину обслуживающего персонала, даже старшего стюарда. Мистер Эдвард лично дал согласие на такое исключение из правил, ведь оно не должно нарушить общий порядок. Все должно пройти завтра, но не дольше, чем пассажиры будут наблюдать выставку собак.

— Джим Гатчинсон? — Ангел оказался очень даже осведомлен. — Но теперь у тебя свидание со мною.

Теперь настало время Бэлы шепнуть, почти касаясь губами уха ангела:

— Хоть бурный секс, любимый, но не в этом месте и не в это время. Ты понимаешь, о чем я…

— Легко, — также интимно ответил он. — Но тебе придется разбить сердце Джиму…

Легко! Все равно это бы случилось, но несколькими днями позже, но тогда бы Бэла просто тихонько бы испарилась из жизни наивного повара. Корабль — большой улей, где новости разлетаются очень быстро. И даже если тут из свидетелей только смотрящие, пялящиеся на офицера и его спутницу, наведя бинокль, то утром с новой сменой слушок поползет быстрее, чем лавина. И что? Если все получится, то Бэле не придется больше встретиться с Вайолетт, остальными девушками, Джимом, объясняться, строить из себя того, кем она не есть в действительности… Для этого можно и целый спектакль устроить.

Ночь. Луна. Свет электричества. Если прислушаться, то можно услышать, как в салоне оркестр играет Штрауса — «новомодную, пошлую музыку». Легкий мотив. Легко представить, что влюблена, очарована, обманута, но счастлива. Оттолкнуть его, но при этом, удерживая за рукав до последнего, пока он вдруг снова не притянет к себе и неожиданно поведет в круге вальса. Он отличный партнер, а вот она постоянно наступает ему на ноги. Это смущает только по началу, а потом становится весело, и она смеется. Мелодия заканчивается, но он не отпускает ее, отступив в почтительном поклоне, а еще сильнее прижимает к себе, и рука его уже не в ее ладони, а на затылке, заставляя приподнять голову, и то, что происходит, уже нельзя назвать невинным заигрыванием.

Уже и нет никакой игры. Бэла не собиралась представлять, как в таком случае должна поступить скромница Эббигейл. Точно не отвечать на поцелуй, но и ангел не может быть настолько опытным. Не место, не время, но они оба слишком увлеклись, а после такой прелюдии хочется чего-то большего.

Все прервалось резким звоном рынды, после которого голова заболела, как будто Бэла проснулась с похмелья. Похмелье оказалось недолгим, просто в памяти всплыли важные подробности, которые почему-то она напрочь забыла: меланхолично-тягучая песня, парочка влюбленных, веселящаяся на борту… В том мире этот момент фильма казался слишком нелепым: «Так вот, кто во всем виноват».

Они не сердце Джиму разбили. Они разбили «Титаник». И каламбур этот совсем не смешно звучал.

Резкий толчок. Бэла не удержалась бы, если бы все еще не оставалась в объятиях ангела.

— Отпусти меня.

Она натворила столько мерзких дел, даже за последние несколько дней: обманывала простодушного Джима, подставила Джека, поломала благополучную жизнь Розы. Но все это мелочи, по сравнению с той катастрофой, к которой без собственного ведома, оказалась причастна.

— А я и не держу, — ангел развел руки.

Как бы ни клокотала в Бэле ярость, она не могла сейчас наброситься на него с кулаками и ругательствами — он единственный ее проводник домой.

— И что теперь? — в горле пересохло, слова как через наждак проходили.

— Все.

— Как все?

Палубу трясло как при землетрясении, но и без этого земля из-под ног уходила.

— Ты свободна. Да, еще, — за воротник, ангел притянул бывшую напарницу к себе поближе. — Меня зовут Бальтазар.