Status quo (джен)

Гораций Слагхорн скорбно изучал список приёмной комиссии этого года.

Председательствовала неизменная Гризельда Марчбэнкс, которая принимала экзамены ещё у самого Горация… да что Горация. Самого Дамблдора! О чём неизменно ему и напоминала. Благо память у неё с возрастом, кажется, лишь улучшалась — а вот характер обнаруживал строго противоположную тенденцию. Эта крошечная сухонькая сутулая старушка с тонкой, словно пергаментной, кожей и некоторой тугоухостью — которая, по наблюдениям Слагхорна, временами волшебным образом исчезала, причём неизменно делала это в самый неподходящий момент — обладала удивительной дотошностью и просто неприличной в её годы, на взгляд Слагхорна, трудоспособностью, и редкостной нетерпимостью к любым нарушениям дисциплины и процедуры проведения экзаменов. А значит, была головной болью и занозой в… самой нежной части организма для всех преподавателей Хогвартса — но, прежде всего, деканов.

Хотя, конечно же, год на год не приходился.

В предыдущем, к примеру, всё прошло мирно и тихо. А сейчас, видимо, их всех, и, прежде всего, Слагхорна, за то спокойствие настигла расплата — потому что такого сложного выпуска не было уже давно. А ведь это всего лишь СОВ — и о том, что будет через два года на ТРИТОНах, Слагхорну просто не хотелось думать.

И даже мысль о том, каково сейчас должно быть Минерве, его не утешала. Ни капли.

Пусть на её курсе сейчас и сдавали экзамены тот-самый-поступивший-на-Гриффиндор-Блэк и его близкий и беспокойный друг Поттер с остальной их компанией, на курсе самого Слагхорна была проблема потяжелее.

Проблему звали Северус Снейп, а самым первым экзаменом в этот раз стояло Зельеварение. Как нарочно.

Первый экзамен задаёт тон остальным — это Слагхорн за долгую историю своего сперва преподавания, а затем и деканства выучил лучше, чем рецепт бодроперцового зелья, которое как-то, лет двадцать назад, сварил на спор в буквальном смысле с завязанными глазами. И сейчас у Горация были серьёзные подозрения, что ничем хорошим нынешние СОВ не закончатся.

А всё потому, что за все пять лет преподавания ему так и не удалось научить мистера Снейпа таким простым и банальным вещам, как вежливое молчание и уважение к авторитету старших. Возможно, конечно, дело было не в мистере Снейпе, а в нынешнем поколении в целом. Те же господа Блэк и Поттер, к примеру, тоже сим ценным навыком не владели и имели обыкновение выкрикивать с мест всё, что казалось им остроумным, но у них, по крайней мере, хватало совести делать вид, что они внимают увещеваниям, во всяком случае, до тех пор, пока преподаватель стоит к ним лицом. Что не мешало им регулярно пытаться сорвать уроки. Снейп же… это была совсем иная история. Нет, не то чтобы он спорил до хрипоты — но, на взгляд Слагхорна, Снейп неплохо справлялся и так, и все его соображения о мыслительных способностях оппонента были написаны у него на лице. Когда же доходило уже до точки, когда любой разумный человек принёс бы смущённые извинения, он начинал затравленно огрызаться, умудряясь задевать за больное даже учителей.

Ох, Слагхорн повидал и хулиганов, и гордецов, но даже на их фоне мистер Снейп отличался… каким-то особым упорством. И крайне скверным характером.

Гораций с тоской вспоминал, как ещё во втором классе при приготовлении раздувающего раствора мальчишка сперва потребовал назвать ему не точный вес требуемой селезёнки, а пропорции и границы.

— Это же очевидно, — заявил он тогда, — что размер селезёнки у разных особей разный. Я читал, что, в среднем, выходной вес может колебаться в пределах процентов двадцати-тридцати, а значит любому разумному человеку, — он покосился в другую часть класса, и Горацию не нужно было даже смотреть, кто там сидит, — должно быть кристально ясно, что и количество остальных ингредиентов следует пересчитать.

А эссе? Эссе, которое Слагхорн задал ему в наказание за неуместный во время урока спор, содержало длинное рассуждение о свойствах селезёнки летучей мыши и было длиннее требуемого почти на пять футов. И хотя подобная скрупулёзность, бесспорно, заслуживала уважения, чутьё уже тогда подсказало Слагхорну, что с этим умником легко не будет.

И правильно подсказало. Впрочем, оно вообще редко его подводило, и случай с мистером Снейпом не стал исключением.

Воспоминания об уроке по приготовлению умострильного зелья на четвёртом курсе мистера Снейпа до сих пор вызывали у Горация страдальческий стон. Ещё в самом начале урока мистер Снейп поднял руку и продемонстрировал Горацию свою выписку из — тот точно это знал — хранящейся в Запретной секции книги, которую выдают далеко не каждому старшекурснику.

— Профессор, разве это не глупо, — заявил этот умник, нет, не громко и на весь класс, чтобы выделиться, а доказывая самому Слагхору и явно ища одобрении сидящей с ним рядом мисс Эванс — но услышали эти слова явно все, кто был на уроке, — толочь не выпотрошенных скарабеев? Разве их внутренности сами по себе не имеют ценных магических свойств? Я об этом читал, и… ставил… — он проглотил часть фразы, тряхнув головой. — Почему нас учат так расточительно обходиться с важным сырьём, которое мы вряд ли сможем позволить себе за пределами школы? Как следует из проведённого мной исследования, истолчение внутренностей скарабея вместе с его хитиновой составляющей примерно на двадцать шесть процентов ослабляет свойства оных. И я хочу спросить: почему мы не потрошим скарабеев?

— Прекрасно! — сказал тогда Слагхорн. — Изумительная дотошность, мистер Снейп. Вы совершенно правы. Итак, в качестве эксперимента, давайте попробуем исправить рецепт, — он взмахнул палочкой, и рядом на доске появилась вторая версия. — Что ж, дамы и господа, всем, кто успешно написал прошлую контрольную, и в состоянии верно пересчитать пропорции, следует предварительно выпотрошить ваших скарабеев, затем истолочь их хитиновый скелет в порошок и уменьшить его количество, как совершенно справедливо заметил мистер Снейп, на двадцать шесть процентов. Примерно, — добавил он, улыбнувшись. А все остальные продолжают с того места, на котором успели остановиться.

Класс недовольно загудел, но мистера Снейпа это ничуть не смутило. Напротив, он поднял руку и сказал:

— У меня есть ещё вопрос, профессор Слагхорн.

— Да, мистер Снейп, — не то чтобы Гораций никогда в жизни не испытывал желания наложить на ученика Силенцио. Но такой силы оно достигло едва ли не впервые.

— Мы ведь используем консервированную желчь броненосца, не так ли?

— Разумеется, мистер Снейп, — подтвердил Слагхорн. — Было бы не слишком удобно держать здесь небольшое стадо этих милых животных, не так ли?

— Ксенатровые, как известно, обитают на американских континентах, — сказал мальчишка. — Ведь так, профессор?

— Разумеется, — подтвердил Слагхорн.

— Однако упоминания об этом зелье встречаются уже в тринадцатом веке. В то время как европейцы впервые попали в Америку в самом конце пятнадцатого — и я…

— Магглы, Нюниус, Магглы! — громко перебили его с задней парты. — Но мы из истории знаем, что европейские волшебники имели контакты с американским коренным населением задолго до них.

— Но… — начал было Снейп, но Слагхор пресёк начинающуюся дискуссию в зародыше:

— Очень хорошо, мистер Блэк. Три балла Гриффиндору. Советую приступить к работе, дамы и господа — времени у вас больше не становится, а хроновороты несовершеннолетним не выдают.

Снейп надулся и, к счастью, мрачно молчал до конца урока, пока соседка по парте тихо его успокаивала, — а через две недели пришёл к Слагхорну с длинным свитком, попросив того оценить его эссе о возможных заменах желчи броненосца желчью британских животных. И можно даже не на оценку.

Подобное рвение вызывало у Горация двойственные чувства. С одной стороны, оно было, безусловно, похвально, да и талант у мистера Снейпа явно имелся. Немалый. А с другой, Гораций всё чаще думал о том, что Альбус, определённо, поторопился с отменой телесных наказаний в Хогвартсе. Хорошая порка пошла бы мистеру Снейпу на пользу — он был убеждён в этом. Потому что уже к четвёртому курсу откровенно устал от регулярных визитов юного дарования, заявляющегося к нему с критикой очередной главы учебника.

И то, что вся критика была и вправду по делу, лишь подпитывало это желание.

Не объяснять же было четверокурснику, что никто в здравом уме не станет писать в школьных учебниках наиболее эффективную формулу! Оставалось лишь кивать, хвалить, брать очередное семифутовое эссе — и мягко подталкивать мистера Снейпа к мысли о том, что у преподавателя тоже может быть своё, личное время. Что, кажется, было ему категорически непонятно.

К пятому курсу мистер Снейп окончательно утратил веру в людей и возомнил себя почти состоявшимся специалистом, и во время приготовления умиротворяющего бальзама уже не попытался устроить дискуссию относительно способов приготовления сиропа из черемицы, возмущаясь тем, что они, как словно на первом курсе, почему-то по-прежнему получают все необходимые составляющие зелий уже полностью подготовленными — в то время как «любой порядочный зельевар должен быть в состоянии изготовить их самостоятельно. А нас даже не учат принципам изготовления сиропов и настоек! А ведь от их качества напрямую зависит качество зелья». Нет, вместо этого он явно варил уже что-то своё, проверяя какие-то собственные гипотезы, не особо заботясь тем, что скажет ему в конце урока декан. В ответ Гораций, привычно аккуратно хватил тягу к знаниям, делая вид, что не замечает, куда именно сворачивает в котле процесс, а в конце урока задал на всякий случай в качестве домашнего задания сварить тот самый черемичный сироп — а когда навещал в лазарете облитого раздувающим и фурункулярным зельями Снейпа, философски заметил, что истинных учёных часто не понимают.

Однако все эти мелкие неприятности меркли перед тем, что грозило произойти на СОВ. Из двух частей экзамена — практической и теоретической — Горация, как ни странно, больше тревожила вторая. По крайней мере, на первой он будет присутствовать, и, возможно, сумеет вовремя прервать совершенно неуместное на таком серьёзном мероприятии умничанье. Но что тот напишет в теоретической, Слагхорну даже представлять было страшно. И ведь не проверишь никак…

Конечно же, он попытался донести до мистера Снейпа разницу между жизнью, уроками и экзаменом, но в успех верил слабо. Очень уж упрямое и скептическое было у мистера Снейпа выражение лица.

А тут ещё и порядок экзаменов и, главное, присутствие в комиссии в качестве эксперта по зельеварению Виндиктуса Виридиана, полного тёзки своего знаменитого пра-пра-…прадеда, возглавлявшего Хогвартс в сложнейшие времена принятия Статута. Его потомок был, судя по висящему в школе портрету, весьма похож на знаменитого предка, и был хотя и весьма одарённым и авторитетным зельеваром, но человеком авторитарным и резким — как он сам говорил, старой школы, весьма недолюбливавшим «всё это современное либеральное баловство». Гораций неплохо знал Виридиана и без труда мог представить его реакцию на очередное выступление мистера Снейпа.

Впрочем, комиссия в этом году вообще подобралась проблемная — из тринадцати её членов (по одному ответственному за каждый предмет плюс неизменная Гризельда Марчбэнкс) в сочувствии к студентам был замечен разве что профессор Тофти. И вот каково в такой ситуации было деканам?

Непросто.

Комиссия прибыла в школу рано утром первого экзаменационного дня — и Гораций вместе с директором и другими деканами лично встречал каждого из её членов у камина и старался развлечь прибывших первыми лёгкой беседой. И это вместо того, чтобы сейчас собирать своих собственных студентов перед экзаменом! Но обязанности декана ему подобной возможности не предоставляли. Правда, оставалось небольшое окно перед началом экзамена — и Горацию, убедившемуся, что в экзаменационном зале достаточно светло, тепло и свежо разом, что кресла у всех экзаменаторов удобные, а настроение… ну… приемлемое, почти побежал в гостиную своего факультета. В его-то годы и с его-то комплекцией!

Пятикурсники уже толпились у выхода, и Слагхорн, выстроив их перед собой, поспешно напутствовал их:

— Мистер Эйвери, побольше уверенности… Смотрите на членов комиссии — свои ботинки вы сможете изучить позже… Мистер Мальсибер, должен напомнить вам о строгом запрете на использование любого вида шпаргалок, напоминалок, самоотвечающих перьев и самоправящихся чернил, а также накладных манжет — и ваш отец будет крайне разочарован, если вы будете удалены по этой причине с экзамена… Мистер Снейп, комиссия не привечает умников, и уж тем более не очень-то любит тех, кто ставит под сомненье их опыт, и я категорически запрещаю вам выходить за рамки школьной программы и вести с комиссией любые дискуссии…

— Но профессор! — вскинул голову Снейп. Эйвери толкнул его в бок, но это, разумеется, не возымело никакого эффекта. — Я считаю, что комиссия, напротив…

— Меня не интересует ваше мнение в данном случае! — прорычал Гораций. Все студенты тут же притихли, однако на мистера Снейпа ни его тон, ни слова не произвели ни малейшего впечатления — он лишь нос задрал ещё выше и заявил:

— Насколько я понимаю, цель комиссии — выявить тех, у кого есть…

— Цель комиссии — спокойно и быстро принять экзамен, — давя в себе желание придушить поганца, сказал Слагхорн. — Другой цели у них, мистер Снейп, нет. И я крайне не рекомендовал бы вам мешать им её достичь.

Снейп зыркнул на него исподлобья и обиженно замолчал, и Слагхорна охватило скверное… очень скверное предчувствие.

Так что в экзаменационный зал он провожал своих студентов с тяжёлым сердцем. Но что он мог сделать? Да ничего.

Только ждать. И наблюдать вместе с остальными деканами за ходом экзамена со стороны.

А за обедом, разделявшим теоретический и практический экзамены, подсесть к Виридиану и, поболтав с ним о старых добрых временах, добродушно поинтересоваться, не замечал ли тот, насколько у талантливых людей бывают тяжёлые характеры. И как бывает досадно, когда они портят своим обладателям жизнь. И будущее.

— Никогда не понимал, что вы делаете в этом бардаке, Гораций, — ответил Виридиан. — Вы талантливый зельевар. Зачем вы тратите время на этих невоспитанных болванов? Большинство из которых не видит разницы между котлом и кастрюлей.

— Ну, среди них порой встречаются весьма одарённые молодые люди, — заметил Слагхорн.

— Талант — это выдумки, — резко возразил Виридиан. — Есть только голова на плечах и крепкая задница.

— Я бы, скорей, всё же поставил на руки, — осторожно пошутил Гораций.

— Руки — это лишь приложение, — отмахнулся от него Виридиан. — Инструмент. Задница — и просиженные на ней часы за теорией, и только потом годы и десятилетия практики. А нынешняя молодёжь прыгает, словно бешеный крапп.

— Но…

— Не защищайте их, — отрезал Виридиан — и что оставалось Слагхорну?

…Когда на практической части экзамена мистер Снейп начал варить доставшийся ему вроде бы несложный рябиновый отвар, Слагхорн готов был разбить себе голову о ближайшую стену. Потому что рассуждения мистера Снейпа о длине хребтов рыбы-льва и веточек мяты, а также о размере лепестков растения моли, которые в учебнике почему-то не оговаривались, вспоминал с нервной усмешкой. А ведь это был лишь второй курс — и мысль о том, что может выкинуть этот достойный юноша теперь, вызывала у Горация изжогу. А уж когда под конец экзамена Снейп поднял руку, желудок Горация неприятно сжался.

— Да, мистер Снейп? — проговорила почтенная Марчбенкс.

— Я закончил, — заявил Снейп, и Слагхорн с облегчением откинулся на спинку кресла. И пообещал себе, что если Снейп сейчас просто молча уйдёт, он добавит ему десять баллов за выдержку. Нет, даже двадцать. Или двадцать пять.

— Прекрасно, — кивнула она. — Вы можете сдать работу.

Снейп знакомо дёрнул уголком рта — и сказал:

— Это было несложно.

Гораций подавил стон. Но что он мог сделать?

— В самом деле? — спросил Виридиан, неприятно нахмурившись и вскинув правую бровь. — Задание вам показалось слишком простым? Что вы готовили?

— Рябиновый отвар, сэр, — ответил Снейп. — Это несложное, на первый взгляд, зелье — хотя при его изготовлении и есть ряд нюансов, которые на втором курсе не проходят.

— Вот как, — насмешливо проговорил Виридиан. — Надеюсь, в теоретической части вы поведали нам, что это за нюансы.

— Разумеется, сэр, — гордо ответил тот. — Главная проблема, на мой взгляд, заключается в верном определении для стандартных пропорций зелья длины хребтов рыбы-льва, о которых даже Бораго почему-то не удосужился написать…

Слагхорн прикрыл глаза. Почему некоторые не могут просто молчать?

Снейп, между тем, сел в своих рассуждениях на своего любимого конька, заявив комиссии, что, на его взгляд, главой проблемой учебников является неточность упоминаемых мер — невозможно нормально работать с рецептом, в котором вместо мер веса указаны единицы, потому что те же листья моли бывают очень разного размера, уж не говоря о рыбах-львах. Да даже жала у веретениц отличаются друг от друга!

— И вы, разумеется, полагаете себя первым, кто обратил на это внимание, — язвительно оборвал его, наконец, Виридиан. — Что ж, я вам обещаю лично заняться вашей работой. А теперь я полагаю, что мы закончили.

К большому облегчению Слагхорна, Снейп больше ничего говорить не стал — и, когда он, наконец, покинул аудиторию, Гораций наколдовал себе стакан, налил в него воды и залпом выпил. Очень пожалев о том, что не может вот прямо сейчас наполнить его медовухой, и от всей души пожелав мистеру Снейпу когда-нибудь почувствовать себя в его шкуре.

А ему самому за этим пронаблюдать.