te quiero (гет)

Раз. Два. Три. Раз. Два. Три.

Лидия отсчитывала ритм, прикрыв глаза. Музыка лилась из телефона, а тело содрогалось в ожидании, когда оно сможет заскользить по старому потертому паркету. Хотелось танцевать. Хотелось рвать на себе волосы, потому что она просто не могла начать это делать, потому что стоило ей тряхнуть головой, как черная пелена настигала ее глаза, а ноги обязательно подворачивались. Тогда она обязательно упадет. Упадет на этот грязный пол, а затем зарыдает навзрыд, потому что боль пронзит ее сердце намного сильнее, чем ноги.

У каждого человека должно было быть то, к чему бы он возвращался в порывах отчаяния. Каждый должен был иметь хобби, чтобы сгладить и перекрасить свою жизнь в яркие краски, но, когда человек лишается это в миг, когда он даже не понимает, как это могло произойти, он останавливается. Оборачивается по сторонам и не понимает, зачем ему жить?

Зачем жить ей?

Послышались чьи-то шаги, а затем тяжелая дверь со звонким скрипом отворилась. Лидия резко распахнула глаза, ошарашенно оглянулась по сторонам, а потом вспомнила: Стайлз Стилински. Который, черт возьми, хочет начать танцевать. Почему она согласилась ему помочь, когда была не в состоянии начать танцевать? Почему он попросил ее, зная, что она бросила эти треклятые танцы? Была ли это череда случайностей, сама судьба или просто то, к чему они сознательно пришли сами?

Она стояла в заброшенной студии, где когда-то сама начинала учиться танцевать под руководством Клаудии, и ностальгия мучила ее сердце. Воспоминания проносились перед глазами, картинки минувших дней оживали и явно претендовали на свою долю отчаянья, но Мартин страдать больше не хотела. Ей не хотелось предаваться унынию, ей не хотелось ничего вспоминать. Она хотела быть просто сильным человеком, который сможет все перебороть.

— Боже, ну тут и пылище! — громко проговорил кто-то, вытеснив из головы Лидии череду непрошенных мыслей. Голос был звонким и веселым, и она никак не могла понять, почему он ей так не понравился. Бросив мимолетный взгляд, Мартин поджала губы. На пороге стояла высокая блондинка в рваных джинсах, а рядом с ней не кто иной, как Стайлз, у которого на устах висела меланхоличная улыбка.

— Здание не использовалось, — его голос дрогнул, — давно.

Смотря на эту картину, наполненную странным уютом, Лидия отчего-то почувствовала, что сердце неприятно заболело, а в голове пронеслась мысль, что, когда она попала сюда совершенно нечаянно, без намека на какую-то выгоду, Стилински повел себя, как последний урод, испугав ее и почти что вытолкнув отсюда.

Громко кашлянув, Лидия скрестила руки на груди и с взглядом «быстрее, иначе я уйду» внимательно посмотрела на Стайлза, который тотчас скривился, сделав насмешливый поклон. Презрение висело между ними так отчётливо, что даже его спутница удивленно приподняла брови.

— Лидия.

— Стайлз.

Она не понимала, почему согласилась. Почему кивнула головой и заставила прийти его в место, где он явно любил находиться, чтобы выплескивать внутреннюю боль. Просто отчаянье, с которым смотрел на нее, опустошённость, которая плескалась на дне его зрачков, показались ей… знакомыми. Эти чувства были настолько похожими на ее, что Мартин не могла отказать.

Это был первый шаг к пониманию, который, как ни странно, сделал именно он.

— Это Малия, — махнув головой в сторону незнакомки, небрежно бросил Стайлз. — Я буду танцевать с ней.

Обида кольнула в сердце, но Лидия, собрав в кулак всю свою непробиваемость, лишь хмыкнула. Излишне безразлично, так, что можно было определённо увидеть интерес.

Музыка текла плавно, и грязное, старое помещение словно на секунду становилось светлее. Лидия стояла чуть поодаль и внимательно наблюдала за каждым неловким движением Малии, что вечно извинялась, наступая на ногу Стайлза, а потом с веселых смехом продолжала свой танец. Как бы ни хотелось Мартин смотреть на Стилински, в какой-то момент она осознала, что следит лишь за его движениями — он держался намного более увереннее и грациознее, но при этом… Стайлз был сжатым настолько, что никакой танец не складывался.

— Это ужасно, — просто бросила Лидия, слегка презрительно приподняв бровь. — Вы оба просто отвратительны.

— Забавно это слышать от человека, который не танцует уже… — Стайлз сделал вид, будто призадумался, а потом, щелкнув пальцами, ухмыльнулся. — Два года. Мне кажется, даже мы сейчас выглядим явно получше, чем ты.

Едкая злоба кольнула в сердце, но Мартин, лишь приподняв бровь сильнее, скрестила руки на груди, а потом вышла в центр зала, окинув их скептическим взглядом. В голове билась отчаянная мысль просто взять и бросить все это, но, поравнявшись с ними, она лишь безразлично посмотрела в карие глаза Стайлза, растягивая по слогам:

— Мне очень лестно, что я популярна настолько, что даже тебе известно, сколько лет меня не было на сцене. Однако, Стилински, если тебе нужна моя помощь, то тебе лучше попридержать свои остроты при себе. Окей?

Победная усмешка непроизвольно проскользнуло по губам, и Лидия с некоторым удовольствием заметила, с какой силой Стайлз сжал ладонь Малии в своих руках и насколько его глаза потемнели от раздражения.

Возможно, только лишь ради этого она и согласилась помочь ему? Для того, чтобы вечно испытывать какую-то дьявольскую радость, стоило Стилински лишь на секунду выйти из себя.

* * *

Они встречались два раза в неделю в этом разбитом, холодном помещении, и каждый раз Лидия чувствовала, что ей становится словно легче просто стоять здесь.

Осень по-прежнему была унылой, делающей все, к чему только прикасалась, немного грязным и будто тоскливым, и Мартин, задумывавшаяся о своем положении, о прошлом, часами валялась в кровати, вставая лишь ради школы и ради этих глупых, бессмысленных занятий.

Что это было? Как можно было описать эту внутреннюю пустоту? Ее нельзя было ни заполнить, ни уничтожить, и всякий раз она мечтала лишь обо одном — чтобы в один из дней к ней вернулся если не смысл, то хотя бы желание — желание начать менять свою жизнь.

Наблюдая за неловкими движениями Малии со Стайлзом, за веселым смехом, который иногда раздавался между ними, она ловила себя на мысли, что почти завидует им. Вернее, лишь Тейт, которая была до того жизнерадостной и активной, что Лидию почти тошнило. Тяжело было наблюдать за человеком, который находился в гармонии с собой, когда сам чувствуешь лишь обломки собственного «я».

Тяжело было наблюдать за чужим счастьем.

Она не знала, что связывало этих двоих, но замечала очевидное: с ней Стайлз выглядел расслабленнее обычного, менее злым и даже почти веселым — он был полным профаном в танцах, совершенно не чувствовал ритм, но, придерживая Малию за талию, выглядел явно счастливее обычного.

— Почему ты сегодня без Тейт? — интересовалась всякий раз Лидия, стоило Стилински завалиться в пыльную студию в одиночку. Это были те редкие моменты, когда они оставались наедине, и Мартин, включая музыку, давала короткие наставления для разминки и последующих упражнений.

— Переписывает контрольную, — даже не взглянув, бросил Стилински, отходя в другой конец зала.

Со Стилински до удивительного приятно было молчать и проваливаться в собственные мысли — Лидия часто замечала, что почти всегда рядом с ним испытывала странную потребность окунуться по самые гланды в пучину своего отчаяния, а потом наконец обращать внимание на реальность и видеть, что Стайлз стоит совсем рядом, тоже не замечая ее, думая о своем. «С Малией такое недоступно, — с некоторым злорадством думала Мартин, разглядывая его лицо. — Она слишком поверхностно веселая… она полна жизни».

В разваленной студии помимо разбитых, поваленных зеркалов был лишь один грубый диван, пыльный, с треснутой кожей на обвивке. Когда она понимала, что больше не может наблюдать за издевательством Стайлза над музыкой, Лидия просто садилась на этот диван спиной к Стилински, и, хватаясь руками за грязные выступы, бессмысленно начинала смотреть в пол.

Это все было абсолютно бесполезно. Вернувшись вновь к танцам, она лишь окончательно поняла: это больше не ее. Это больше не для нее.

— Зачем тебе это? — Спросила она, когда собственное отчаянье, казалось, заполнило ее полностью, а Стайлз, как назло, сел рядом, спиной к ее спине. — Ты не любишь танцевать, Стилински, и у тебя даже нет таланта к этому. Зачем столько страданий?

Тишина, вязкая, раздражающая, пробуждавшая целую бурю негодования, была мерзкой и будто вязкой: она обволакивала каждую клеточку мозга и грозилась возвести до такого состояния, когда хочется просто рушить все подряд.

Не удержавшись, Лидия бросила быстрый, хмурый взгляд, видя, сколь безразлично и даже показательно презрительно усмехался Стилински, подошвой кроссовка стирая пыль на полу.

Они были столь пугающе похожи, что порой Мартин действительно начинала задумываться, что их встреча — чертово предназначение судьбы.

— На следующей неделе будет балл, — наконец проговорила Стилински, резко прекратив дергать ногой и повернувшись к ней. — Мои родители познакомились именно благодаря этому мероприятию, поэтому моя мама очень мечтала, чтобы я тоже его посетил. Еще вопросы?

Образы прошлого, восстав из пепла, будто пронеслись перед глазами, и Лидия, слегка нахмурившись, приподняла бровь.

— О, нет, у меня больше нет вопросов, — почти в его тоне проговорила она, качнув недовольно головой. — А у тебя? Есть вопросы ко мне?

— Пожалуй, да, — тут же пробормотал он, слегка сощурившись. — К черту тебе это все сдалось Мартин, зачем ты помогаешь мне, если больше не танцуешь?

Раз. Два. Три. Раз. Два. Три.

Этим ритмом жила не только мелодия вальса, но и мелодия ее сердца. И глядя так близко в карие глаза, в которых отчетливо можно было заметить россыпь всевозможных крапинок, Лидия чувствовала полную потерянность перед этим миром, в котором было столько возможностей, что хоть удавись.

— Не знаю… — пораженно пробормотала она, опустив глаза. — Может, я хотела проверить…

— А почему ты тогда не танцуешь?

Вскинув голову, она вновь наткнулась на проницательный взгляд, но в этот раз не могла даже моргнуть, чтобы снять странное наваждение, охватившее ее, вырывавшее из сердца целый кусок.

— Разве ты не говорила, что это твой смысл жизни?

Брови ее непроизвольно взлетели вверх, и Лидия, нахмурившись, испытав вдруг сильную боль где-то в виске, слегка пораженно переспросила, почувствовав, как от волнения задрожали пальцы:

— Когда я такое говорила? — И, заметив, как встал он, Лидия, подскочив с места, схватила резко Стайлза за руку, вынуждая остановиться, и почти ошарашенно проговорила: — Разве мы были знакомы когда-то?

Впервые в жизни, стоя в этой пыльной студии, в которой было похоронено много воспоминаний, Лидия начинала испытывать страх. Потому что так долго и упор выталкивала из своей головы людей прошлого, так долго топтала собственные мысли о детстве, что почти забыла все, кроме лишь самого значимого. Или она ошибалась? Может, ей так только казалось?

Стайлз молчал, смотря на нее прямым, безразличным взглядом, так, что Лидия была почти уверена — когда-то давно, скорее всего, посещая Клаудию, она точно могла видеть ее сына.

— Почему ты перестала танцевать? — опять спросил он, резко дернув руку, выпутываясь из ослабевших пут.

— Я не могу, — раздраженно скрежетнув зубами, бросила она почти уверенно, и только лишь глаза перебегали с изгиба его губ к глазам. — У меня травма… нога, понимаешь? — резко топнув каблуком, сказала она еще громче.

Стилински усмехнулся. А потом, подойдя ближе, склонился к ее уху, и прямо спросил, демонстрирую если не превосходство, то свою осведомленность:

— А так ли это?

Раз. Два. Три. Раз. Два. Три.

И почему, черт возьми, сказать «да» ему совсем не получалось?