Медвежья услуга (джен)

Последствия наших поступков всегда так сложны,

так разнообразны, что предсказание будущего —

и впрямь невероятно трудная задача.

Альбус Дамблдор

Случайности в этом мире совершенно не случайны. Знал ли об этом юный Гарри Поттер, когда слушал слова старого Арагога?

— Мы никогда не говорим об этом! Мы не произносим его имени!

Седой паук защёлкал жвалами, угрожающе затопал и в ужасе замахал лапами.

Пятьдесят лет он боялся этого монстра. Но все эти годы верилось, что чудовище больше не выползет из своего убежища. Конечно, дети Арагога не ведали того страха, который испытывал он сам, сидя в чулане Хагрида и ощущая, что дьявольское порождение ползает по замку и в любой момент может обнаружить его. Странно было, что некогда монстром назвали именно его, Арагога, который тихо сидел в сундуке Хагрида, больше всего на свете мечтая оказаться в лесу, подальше от замка и смертельной опасности. Но люди слишком часто верили словам.

И вот спустя пятьдесят лет пауки вновь в страхе бежали из Хогвартса, хотя племя Арагога всегда предпочитало темень и тишину. Пауки всех размеров и семейств спешили укрыться в его владениях, будто он был способен противостоять тьме.

Мосаг успокаивала Арагога как могла, ласково щекотала ему брюшко лапками, но даже успокоительный массаж не помогал избавиться от тревожности, от нависшего над пещерой чувства страха.

А потом всё прекратилось.

Друг Хагрида победил чудовище. Древнее порождение Зла было мертво.

Сначала Арагог просто боялся поверить лазутчикам — шустрым маленьким паучкам, которые на свой страх и риск бегали к замку, чтобы узнать, что там происходит.

Тогда он прислушался к собственным ощущениям и понял, что страха больше нет.

Никогда ещё Запретный Лес не видывал такого грандиозного празднества. Пауки, большие и маленькие, раскачивались на деревьях, пели что-то на своём скрипучем лязгающем языке, плясали под луной и досуха выпивали — мошек, птичек и некоторых своих неудачливых собратьев — за здоровье друга Хагрида. Говорят, даже кентавры в то лето убрались подобру-поздорову подальше от лощины Арагога, уж больно радостный был вид у паучьего семейства.

Паучий клан, получив добро своего бессменного вождя, плодился и размножался, затягивая все бо́льшую территорию Запретного леса паутинным ковром и расширяя территорию охоты, а из преданий питомцев Арагога понемногу исчезали страшилки про извечное Зло, обитающее в замке. У пауков больше не было повода для страха.

Но Арагог уже был слишком стар и сед, чтобы, не зная меры, предаваться радостным пиршествам, а потому помер от обжорства спустя всего четыре года после этого радостного события.

Безутешная Мосаг сильно горевала, но всё же взяла в свои мохнатые лапы бразды правления племенем. Впрочем, ей удалось прожить относительно спокойно всего год после смерти мужа. А потом по Лесу поползли слухи о том, что Повелитель Чудовища может полностью одержать победу в магическом сообществе. И тогда кто знает, чем это будет грозить паучьему клану — ведь Повелитель Чудовища вполне был способен создать новое дьявольское порождение.

Мосаг не могла допустить его победы. Поэтому в ночь Битвы она во главе своего семейства покинула лощину и вместе с тёмной колышущейся массой направилась к стенам замка.

Что предпринять? Как помочь другу Хагрида? И Пожиратели, и защитники Хогвартса в ужасе шарахались от гигантских пауков, которые хотели, в общем-то, одного: спокойного существования в своей лощине.

Вспышки заклятий оглушали; паучье племя в ужасе неслось, не разбирая дороги, и тут Хагрид закричал:

— Не трогайте их, не трогайте!

Мосаг обезумела от ужаса, она уже просто хотела убраться восвояси. Но… Хагрид? Безобидный милый Хагрид, который столько сделал для них с Арагогом. Эти страшные великаны… Настоящие великаны, они же прихлопнут его как муху.

Мосаг первой кинулась к Хагриду, закинула себе на спину, к ней тут же присоединились её дети, а к ним — их дети. Одна огромная масса удирала по направлению к Лесу, туда, где была родная лощина. Хагрид махал рукой из этой массы, словно призывая не кидать в пауков заклятий, а они неслись, сминая на своём пути и защитников Хогвартса, и Пожирателей, мечтая лишь поскорее укрыться под сенью деревьев.

В спасительной тишине Запретного леса Мосаг немного успокоилась. Вспышки остались позади. Что за бредовая идея пришла ей в голову, что они смогут помешать делам волшебников? Ну уж нет. Каков бы ни был исход, лучше держаться в своей лощине.

Она понимала, что новые поколения пауков уже не так чтили законы Арагога и её племя может накинуться на Хагрида. Поэтому она скинула его на одной из полян, угрожающе пощёлкала жвалами, когда кто-то из сородичей хотел запустить в Хагрида жало, а потом быстро повела своё племя подальше от замка и сражения.

Хагрид едва успел прийти в себя, когда на поляну спустился откуда-то сверху сам Волдеморт. Один за другим по его зову то тут, то там стали появляться всё новые Пожиратели. Хагрида скрутили верёвками, впрочем, сделать это было нетрудно, поскольку он был слегка дезориентирован, пока паучье племя несло его сквозь Лес.

На ту самую поляну, где Волдеморт поджидал Гарри Поттера.

В то место, где Гарри Поттер добровольно позволил себя убить.

Чтобы потом затаиться, быть живым, но прикидываться мёртвым.

И любой из Пожирателей, призванный по воле Повелителя нести тело Гарри Поттера к замку, обязательно раскрыл бы подвох.

Но…

Никто: ни рыдающий Хагрид, ни теснящиеся вокруг Пожиратели — по причине высокого роста последнего — не заметили, как бьётся жилка на обнажённой шее Гарри Поттера.