Не дай мне развалиться на части (гет)

Перемешиваясь с рыданиями, глухо ревут голоса, а один из них звенит, пытаясь перебить остальные. Он ищет, отчаянно ищет:

— Перси?

Кто-то, стоящий прямо посередине Большого зала, поворачивается, вскидывает голову, оглядывается. Мгновение спустя раздаётся ответный крик:

— Одри!

Сквозь толпу проталкивается молодая женщина. Её тёмные волосы собраны в небрежный хвост, а когда-то аккуратный, явно сшитый на заказ костюм теперь порван, покрыт грязью, кровью и подпалинами. Одна из бриллиантовых серёжек-гвоздиков пропала, и хотя лицо у женщины грязное, она сама кажется почти невредимой. Её лицо сморщивается от облегчения, когда она замечает того, кого так настойчиво искала, слёзы бегут прямыми ручейками по её щекам, и она подбегает к нему:

— Перси!

Когда она бросается к нему, он подхватывает её, крепко прижимая к себе. Он вцепляется в её волосы, а другой рукой обвивает её талию. Перси и Одри целуются — не раз и не два, почти безумно, цепляясь друг за друга, словно им требуется физическое доказательство того, что они существуют. Он в рубашке с короткими рукавами и черных брюках, и его наряд не менее убит, чем её, — он тоже порван, сер от каменной пыли, забрызган кровью.

— Ты в порядке? — спрашивает Перси, отстраняясь ровно настолько, чтобы посмотреть в глаза Одри. Он берёт её лицо в руки и внимательно осматривает его — как будто с пяти сантиметров может вдруг заметить тяжёлую рану.

Одри кивает, смаргивая свежие слезы, и смотрит на Перси в ответ. Но прежде чем она успевает спросить, как он себя чувствует, её взгляд падает на его плечо, на порванный рукав, на грязную повязку, обхватывающую руку.

— Что случилось? — спрашивает Одри настойчиво.

— Да ничего, просто царапина, — качает Перси головой.

— И почему тогда мадам Помфри просто не залечила её?

Заминка.

— Тёмная магия, — предполагает Одри, и понимает, что угадала, взглянув на Перси. Она протягивает руку, дотрагивается до края повязки и снова смотрит на него. Она имеет полное права потребовать от него полноценного рассказа прямо сейчас, но прежде чем она успевает это сделать, позади раздаётся кашель.

Перси не отпускает её, поворачиваясь, и она теперь видит кучу людей с огненно-рыжими волосами (а также на шатенку, блондинку и черноволосого мужчину), уставившихся на неё и Перси.

— Кто это? — голос у Джинни ломкий, как лёд.

— Ну... — Перси отпускает Одри, но всё ещё придерживает её за талию так, будто Одри исчезнет, как только он перестанет её касаться. Она смотрит на него, потом на его собравшуюся семью, и её взгляд останавливается на неподвижном бледном теле на столе. Она замирает, вцепившись рукой в грязную рубашку Перси.

— Это не... — начинает Одри, имея в виду, что сейчас не время и не место представлять её, но Перси перебивает:

— Мам, Пап, все, на самом деле, — говорит он. — Это Одри. Моя жена.

Кажется, что он обрушил ещё одну стену. Молчание охватывает их, и Перси крепче обнимает Одри, в то время как она ещё сильнее хватается за рубашку Перси.

Молли ударяется в слёзы.

* * *

Не было и речи о том, чтобы они жили не в Норе, не вместе с остальными членами семьи.

— Вы, конечно, будете жить в комнате Перси, — единственное, что говорит Молли. Перси отмечает эти слова, как одно из свидетельств того, что он в правильный момент представил родным Одри. Все не в том настроении, чтобы ссориться с Перси или дразнить его. Он тоже не хочет сейчас ни драться, ни подвергаться насмешкам. Он женился на Одри по определённым соображениям, всё, что он делал, он делал, руководствуясь определёнными соображениями, но он слишком устал, чтобы вдаваться в подробности прямо сейчас.

После приглушенного, почти безмолвного ужина бутербродами все расходятся по своим спальням. Никто не хочет сейчас разговаривать.

— Чарли,— говорит Молли и кивает на лестницу, ведущую к спальням на втором этаже.

— Хорошо, мам, — Чарли кивает. Поднимаясь по лестнице он вдруг останавливается около двери Джорджа, стучится и входит.

Перси проводит Одри в свою спальню, соседнюю с этой. Она маленькая, с белыми стенами и простым деревянным полом. Кровать, чуть большая, чем в Хогвартсе, аккуратно застелена белыми простынями и накрыта тёмно-синим покрывалом. Рядом стоит книжный шкаф, заполненный лишь наполовину, и письменный стол с множеством перьев.

— Именно так я представляла себе твою комнату, — замечает Одри. Она садится на край кровати и сбрасывает туфли, подтягивая ноги, чтобы размять ступни.

— Скучной? — спрашивает Перси, и сухость в его голосе почти скрывает горечь. Он стоит у двери и осторожно взмахивает палочкой, что-то бормоча себе под нос. Хотя Одри уверена, что они с Перси оба понимают, что сейчас безопаснее, чем раньше, и что, вероятно, сегодня ночью защитные обереги не понадобятся, она также уверена, что при их наличии спать будет гораздо спокойнее.

— Нет! Просто... Никакой ерунды. Никакого беспорядка, — Одри поворачивается, чтобы снять пиджак, и вздрагивает, чувствуя тянущую боль в спине.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Перси, садясь рядом с Одри.

— Больно, — жалуется она. — Думаю, к утру вместо меня ты найдёшь один огромный синяк. Как выглядит моя спина?

Перси откидывается назад, чтобы посмотреть:

— Как один огромный синяк. Тебе что-нибудь принести?

Одри качает головой.

— Просто иди ко мне, — мягко просит она, протягивая руки. Перси уступает, и хотя приходится осторожничать из-за его руки и её спины, всё проходит, как надо.

* * *

Одри спускается вниз около полуночи, потому что слишком волнуется, из-за чего не может заснуть, и резко останавливается в дверях кухни. Жёлтый свет выхватывает её удивлённое лицо. Джинни смотрит на Одри, лениво вертя в руках кружку с чаем.

— Пойду-ка я, — говорит Одри, решая, что следует извинится и оставить Джинни одну.

— На тебе пижама Перси, — замечает Джинни, задумчиво глядя на Одри. — Ты действительно его жена, раз он позволил тебе её надеть, — Джинни опускает взгляд. — Кружки — над раковиной.

Приняв это за приглашение, Одри находит кружку с логотипом Пушек Педдл, наливает себе чаю, а потом садится напротив Джинни.

— Не спится? — спрашивает Джинни после недолгого молчания.

— Не думаю, что многим сегодня хорошо спится, — Одри качает головой.

Джинни кивает, а потом машет рукой на ужасно оранжевую кружку:

— За кого болеешь?

— За Стрелы, — отвечает Одри. — У них ещё вратарём — Александра Дойл, ты же её знаешь? Она одна из лучших в Лиге.

— Ты разбираешься в Квиддиче? — удивленно спрашивает Джинни.

— А почему я не должна в нём разбираться? — поднимает брови Одри.

— Ты видела, за кого вышла замуж? — поясняет Джинни. — Он не отличит бладжер от снитча, даже если тот окажется у него в штанах.

— Да, в квиддиче он не силён, — Одри еле сдерживает улыбку.

— А почему ты вообще вышла за него замуж? — вопрос, кажется, вырывается из губ Джинни, как будто она очень долго удерживала его слишком крепко, и теперь он из-за этого выскользнул.

Одри задумывается, взвешивая: ложь, произнесённая за последний год миллион раз, и правда. Джинни заслуживает правды. Не только потому, что Перси — её брат. Одри знает от Перси — его семья думает, что он предал их ради службы в министерстве, что он провёл всю войну, удобно устроившись в объятиях врага. Одри понимает, что её слова вряд ли кого-то сразу переубедят, но, возможно, они положат начало размышлениям.

— Нам пришлось пожениться, — так или иначе, лживая и правдивая истории начинаются одинаково. Одри видит, как по её животу скользит испуганный взгляд Джинни, и Одри кажется, что она точно знает, какой вопрос вертится у Джинни на языке.

— Ты, конечно, слышала о комиссии по регистрации магглорожденных. Все магглорожденные, работающие в министерстве, должны были зарегистрироваться. Либо так, либо... егеря, — Одри ненадолго замолкает, отпивая чай. — С Амбридж, бывшей тогда заместителем министра, работала моя подруга, Гермия, и поэтому у неё был доступ к спискам повесток. И она знала, когда какую вышлют. Она пришла ко мне, как только заметила в них моё имя.

— Они бы сломали твою палочку, да? — качает головой Джинни. — Потому что они думали, что ты крадёшь их магию.

— Верно, — кивает Одри. — Не было не единого шанса доказать, что в моей родословной есть волшебники: моя мама — банкир, а у моего отца — обувной магазин, доставшийся ему по наследству. Я была в ужасе, но Перси помог мне. Я рассказала ему всё, и он сразу начал искать выход.

— И что же он искал? — кривится Джинни. — Он первым бы сказал тебе отправляться на комиссию. Ведь всё должно быть в соответствии с правилами!

— Он искал лазейку, — Одри поджимает губы. — Он знал, что она должна быть, потому что иначе разразился бы скандал. И он нашёл её — в каком-то совсем другом кодексе, вообще не имеющем отношения к комиссии, так что никому и в голову не пришло искать там что-то. Я не могу вспомнить конкретную формулировку, но суть в том, что любой магглорождённый освобождался от допроса комиссией, если состоял в браке с ведьмой или волшебником, который входил в Священные Двадцать Восемь или мог доказать свою магическую родословную на протяжении семи поколений.

— Мы поженились в Лондоне на следующий день, — продолжила Одри после непродолжительного молчания. — Амбридж вызвала меня в свой кабинет после того, как я подала документы на смену фамилии.

— Держу пари, она не обрадовалась, — говорит Джинни. Она кажется не столько счастливой, сколько мрачно удовлетворенной и, возможно, немного шокированной и сердитой.

— Нет, конечно, — зло улыбается Одри. — Она улыбнулась и поздравила меня, а потом изо всех сил попыталась выяснить, знаю ли я о лазейке. Но у нас с Перси уже была заготовлена история. Когда Амбридж заметила, что мы поженились в некоторой спешке, я ответила, что нам пришлось пожениться сразу же, как только мы узнали, что... — Одри осторожно кладёт руку на живот и блаженно улыбается.

— Это... — у Джинни, похоже, не хватает слов. — Это гениально. Вы обманули их, не соврав ни словом.

— Именно, — Озорная улыбка исчезает с лица Одри, и она отпивает из кружки. — После этого у Перси несколько прибавилось работы, и мы знаем, что в течение нескольких недель за нами очень пристально следили. Но ведь это так скучно — следить за скучным чиновником министерства и его скучной женой.

— А что с этим законом? — живо интересуется Джинни. — Вы не рассказали о нём другим магглорождённым? Это могло бы спасти их жизни.

— К сожалению, этот закон очень быстро изменили, — вздыхает Одри. — Магглорожденный и чистокровный должны были быть женаты по крайней мере год, чтобы получить освобождение от комиссии. Это произошло... дай соображу, где-то через пару дней, после того, как мы уведомили министерство о нашем браке. Я знаю, что Перси рассказал про лазейку... — Одри спохватывается и обрывает себя, — кому-то, кто, по его мнению, мог бы ей воспользоваться, но я не знаю, успели ли те люди хоть что-то сделать.

— Рассказал кому? — сужает Джинни глаза.

— Это не моя тайна, — качает Одри головой. — Спроси его утром.

— Почему я не могу спросить его сейчас? — спрашивает Джинни, привставая. — Он сейчас наверху.

— Он в Лондоне.

Джинни замирает. По её лицу видно, что она одновременно злится и чувствует себя преданной, а сердце у неё разбито:

— Почему?!

— О, — осознав свою ошибку, Одри успокаивающе взмахивает рукой. — Не навсегда. Он просто решил зайти домой, чтобы переодеться и принять душ. Он скоро вернется.

— Ааа... — Джинни откидывается назад, хотя в её глазах всё равно прячется горе, уголки её рта слегка опущены.

«Наверное, пройдет ещё какое-то время, прежде чем кому-то захочется улыбаться почаще», — думает Одри. Ей не хочется, хотя ей и положено — она, в некотором роде, новобрачная.

Джинни с Одри сидят молча, и ни одна из них не хочет портить тишину разговором.

Одри как раз ставит пустую кружку на стол, когда во дворе раздаётся звук, похожий на выстрел. Почти мгновенно Одри и Джинни вскакивают на ноги с палочками наготове. Они смотрят друг на друга, и Джинни молча делает шаг вперед, готовясь защищать свою территорию.

Входная дверь открывается, и в комнату входит Перси с напряжённым лицом и палочкой на изготовку. Он явно не думал, что кто-то будет его встречать.

— Одри, что я сказал тебе вчера утром? До того, как ушёл на работу?

— Надвигается буря, — отзывается Одри. — Будь осторожна.

Лицо Перси слегка расслабляется, и он опускает палочку:

— Я не хотел вам мешать. И вот, я забрал одежду, Одри, — он поднимает дорожную сумку. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — эхом отзывается Одри.

— Спокойной ночи, — повторяет Джинни. Она не смотрит на Перси, и он тоже не смотрит на неё. Он исчезает наверху, ступеньки скрипят под его ногами.

— Я, пожалуй, тоже пойду, попытаюсь заснуть, — Одри поднимается, ставит свою кружку в раковину и постукивает по ней палочкой, заставляя отмываться. — Было приятно поговорить с тобой, Джинни.

— Мне тоже. — Джинни улыбается, но улыбка не доходит до её глаз. — Приятно познакомиться с моей тайной невесткой.

Одри открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же его закрывает. Вместо этого она тихо говорит «спокойной ночи» и поднимается наверх вслед за мужем.

После этого она ещё какое-то время вслушивается в тишину, но не слышит шагов по лестнице.

* * *

Они спускаются вниз, когда завтрак уже начался. Большая часть семьи сидит за столом, и хотя стол завален едой, никто толком не ест. Два места между Чарли и Джорджем свободны, и Одри садится рядом с Джорджем. Он смотрит на неё, а потом возвращается к своей овсянке с угрюмым выражением лица. Одри понимает, на чьё место она, должно быть, села, понимает, кто должен бы был сидеть здесь вместо неё, и сожалеет, что Перси не предупредил её.

— Тебе что-нибудь налить? — спрашивает Перси.

— Чаю, — вздыхает Одри.

Она замечает, что Перси заваривает чай не торопясь. Обычно Перси очень быстро наливает чай, сразу добавляет в кружку каплю молока и немного сахара, но сегодня утром он чрезвычайно точен во всём. Закончив, наконец, с чаем, Перси начинает наливать себе кофе, и тогда Одри замечает странное. Перси какое-то время оглядывается по сторонам, словно ищет, чем бы ещё заняться, но потом всё-таки возвращается к столу, ставит кружки и садится рядом с Чарли.

Одри кажется, что завтраки в Норе обычно гораздо более шумные. Сегодня, похоже, никто не хочет первым нарушать молчание. Однако в конце концов Джинни всё-таки заговаривает:

— Перси, кому ты сказал? — спрашивает она почти враждебно.

— Прошу прощения? — Перси приподнимает брови.

— Ночью Одри сказала мне, что ты рассказал о брачной лазейке ещё кому-то. Но не сказала кому. Кому ты рассказал?

Все взгляды обращаются на Перси и Одри. Уши Перси медленно краснеют, и когда он смотрит на Одри, она замечает в его глазах разочарование. Ситуация действительно неприятная — Одри и в голову не пришло, что Джинни воспримет совет спросить Перси «утром», как «первым делом завтра утром, причём в присутствии всех родных». Одри начинает осознавать, что Уизли не отличаются королевскими манерами. Она шепчет Перси «прости», и он отворачивается от неё.

— Я не думаю, что Одри следовало об этом говорить, — цедит он, отставляя кружку с кофе и расслабляя пальцы. Как только Перси перестаёт думать о руках, они сжимаются в кулаки. — Но раз уж она сказала... Что ж, отлично. Я передал информацию о лазейке Ордену Феникса.

Слова Перси имеют эффект разорвавшейся бомбы — сначала все ненадолго замирают, оглушённые взрывом, а потом осколки разлетаются во все стороны. Все поворачиваются к Артуру, и видят, что его чашка валяется у его ног грудой осколков, а сам он смотрит на своего третьего сына так, словно увидел его впервые.

— Пролитые чернила, — выдавливает из себя Артур. — Пролитые чернила указал нам на это лазейку. Перси, ты?..

Вместо ответ Перси отставляет стул и выскакивает из дому.

— Пролитые чернила? — эхом отзывается Чарли в ошеломлённыой тишине, укрывшей всех после столь демонстративного ухода Перси.

— Он был глазами Ордена в Министерстве, — объясняет Артур, и голос его подрагивает от изумления. — Мы знали, что он был очень близок к министру, но нам и в голову не пришло...

— Ты хочешь сказать, что Перси был шпионом с псевдонимом «Пролитые чернила»? — Джордж неверяще качает головой. — Ужасно некруто, верно, Ф... — он смотри на Одри и внезапно осекается на полуслове, сжимая кружку в руках.

— Вы серьёзно? — возмущается Рон. — Вы верите ему? Вы думаете, что он действительно мог бы...

— Я знаю, — роняет Одри. — В этой игре он каждый день ставил на карту свою жизнь. Я была бы рада, если бы он не рисковал так, — Одри поднимается. — Извините.

Встречая новый день, все цветы постепенно раскрываются навстречу солнцу, затапливающему двор. Проторенная грязная дорожка вьётся между грядками, направляясь к яблоневому саду. Каждая яблоня усеяна прорвой маленьких зелёных яблок. Одри замечает Перси, стоящего спиной к дому и аккуратно курящего. Он держит сигарету здоровой рукой, не позволяя пеплу упасть на грядки с помидорами.

— Перси? — мягко произносит Одри, подходя к нему и касаясь его руки.

— Извини, что тебе пришлось это наблюдать, — сухо отвечает он. — Мои родственники могут быть весьма... — он поджимает губы и начинает затягиваться, не договорив.

— Извини ты меня, — возражает Одри. — Я и не думала, что Джинни — не с утра пораньше, во всяком случае...

— Думаю, ты уже поняла, что Уизли всё делают максимально не вовремя, — перебивает Перси, задумчиво глядя на Одри. — Так или иначе, они бы скоро всё узнали.

Она кивает, чувствуя, что начинает успокаиваться. Слова Перси достаточно отвлечённы, но ей кажется, что это прощение.

— Перси, ты куришь?

Одри и Перси одновременно поворачиваются и видят Билла, аккуратно закрывающего за собой дверь и шагающего в сад. Билл явно удивлён, но губы его кривятся в улыбке.

— Я всегда знал, что рано или поздно мы сделаем из тебя бунтаря, — продолжает старший из сыновей Уизли, шагая вперёд. Одри видит, как Перси воздвигает вокруг себя стену, а его взгляд леденеет, пряча бушующие внутри неуверенность и тревогу.

— Это правда? — спрашивает Билл.

— Конечно, это правда.

— И как долго?

— Всё время.

— А ссора с отцом?

— Часть плана, — на лице Перси появляется ожесточённое выражение, и он снова затягивается.

— И всё, что ты делал, было частью плана?

— ... большинство.

— И почему ты ничего не сказал? Даже словом не обмолвился?

— Как будто бы кто-то поверил мне, — Перси мрачно усмехается. — Странно, что хоть кто-то поверил мне сейчас.

— Рон не поверил, — Билл пытается улыбкой сгладить нерадостную новость. — Впрочем, Гермиона поверила. Она его переубедит.

— А ты — поверил?

— Если ты говоришь, что был шпионом — значит, был. Ты никогда не врал о по-настоящему важных вещах.

Перси смотри на старшего брата несколько растерянно, и Билл шагает к Перси, обнимая его. Потом Билл чуть отступает и легонько ударяет Перси по плечу здоровой руки.

— Пошли домой. Твоя овсянка остынет, — Билл поворачивается и направляется к Норе, но останавливается.— Только обязательно сначала уничтожь запах дыма. Иначе мама откусит тебе голову, — Билл улыбается, а потом скрывается за дверью.

Одри смотрит на Перси. Он сильно затягивается, а потом щелчком отбрасывает окурок. Он растворяется на полпути к земле, и после быстрого Скорджифая Перси берёт Одри за руку.

— Готов? — тихо спрашивает она.

— Нет.

Она переплетает свои пальцы с его и сжимает его ладонь, словно в тихом утешительном поцелуе. Перси снова глубоко вздыхает, сжимая зубы.

— Пошли.