Кушель (джен)

Дышать было тяжело. Не из-за того, что на грудь что-то давило. Просто тело было настолько слабо, что даже дыхание выматывало. Но она снова и снова заставляла себя делать вдохи и выдохи.

Она приоткрыла глаза. Над ней деревянный старый потолок. Грязный.

«Потолок вообще возможно так запустить?» — скользнула ленивая мысль.

Она провела сухим языком по потрескавшимся губам. Как наждачкой.

Руки были слабы настолько, что не пошевелить. Тонкие, отощавшие. Кости и вены просвечивали сквозь кожу. Судя по всему, её морили голодом.

Она чуть повернула голову и вздрогнула всем телом, наткнувшись взглядом на запущенного вида ребёнка. Он смотрел практически безэмоционально своими огромными на худом лице серыми глазами сквозь растрёпанную чёрную чёлку. Она бы подумала, что он мёртв, но ребёнок шевельнулся ей навстречу.

— Мама? — прошелестел он.

«Мама? Я… я его мать?»

Она бы хотела ответить, что-нибудь сказать, но во рту было так сухо, а сил ни на что не осталось.

— Воды, — скорее хрип, чем нормальное слово, но ребёнок её понял.

Он двигался медленно, не только она была обессилена. Осторожно он поднёс к её лицу миску с мутной водой. Привередничать не было ни сил, ни желания.

«Сколько же он сидел возле умирающей матери?» — заметив его тонкие руки подумала она.

Вода показалась самой вкусной и желанной на свете. Даже в голове немного прояснилось. Мысли стали быстрее, логичнее.

Захотелось спать. Но она была уверена что как только закроет глаза, то больше не откроет их никогда.

— Помоги мне сесть.

Ребёнок покорно отставил миску в сторону и, придерживая за плечи, неуклюже приподнял над постелью. Она упёрлась руками в жёсткий матрас и подтолкнула себя вверх. Наконец, спустя почти три минуты кряхтения и тяжёлого дыхания, она смогла облокотиться о стену спиной.

Она обвела взглядом маленькую грязную комнатку и вернулась взглядом к ребёнку. Было непонятно мальчик он или девочка. Как раз находился в том возрасте, когда отличить можно было только по одежде.

Одежда тоже много не сказала. Грубого кроя рубаха и только. Они были за чертой не то что бедности, нищеты.

У ребёнка волосы достигали плеч. Были грязными спутанными и такого насыщенного тёмного оттенка, что в пору было завидовать. Глаза серые. Красивые. Она даже понадеялась, что у неё такие же.

— Как тебя зовут? — не с этого стоило начинать знакомство, когда ребёнок кличет её матерью, но выбирать не приходилось. Тут либо его имя спрашивать, либо собственное. И непонятно что хуже.

Ребёнок нахмурился, неуверенно потянулся к её руке, но так и не прикоснулся.

— Леви.

«Хорошо, — со странной уверенностью подумала она, — значит, мальчик».

— А как зовут меня?

Всегда можно будет сказать, что это воспитательный момент. Когда играешь с ребёнком, чтобы он поскорее запомнил всех родственников, что приезжают цыганским табором на праздники.

Мальчишку явно пугали её вопросы, но он не отводил взгляда. Храбрый. С львиным сердцем родился. Ей такое нравится.

— Кушель.

Обычно дети на вопрос как зовут маму так и отвечали «мама». Коротко и лаконично. Этот ребёнок знал её имя. Умный. Возможно, старше, чем она думает. Вероятно, развитие тела замедленно из-за плохого питания.

Её звали Кушель и она ни черта о себе не помнила. Точнее она не помнила ничего о себе-Кушель, но она знала о себе многое, кроме имени. Это было проблемой. Тело скорее всего было не её. Не её звали Кушель, в этом она была уверена наверняка.

— Где мы… — силы оставили её и закончить вопрос не удалось.

Мальчик прожигал её обеспокоенным взглядом, но всё же ответил:

— В борделе.

На самом деле она спрашивала про город, но эта информация явно была важнее. В голове заметались панические мысли о том, как её вообще угораздило внезапно обзавестись ребёнком к тому же в борделе. Она бы в жизни своё тело не начала продавать.

«Кушель… Я попала в тело некой Кушель, у которой есть сын Леви. Весело, ничего не скажешь».

Что-то царапалось на краю сознания. Словно дежавю. Но она не могла удержать это чувство.

«Позже», — решила она.

Ужасно тошнило. Желудок переварил сам себя уже несколько раз и теперь язва ей обеспечена.

Она прикрыла глаза, давая им отдых. Мальчик резко схватил её за руку, словно испугался, что она сейчас уйдёт. Она слабо сжала его ладонь и улыбнулась ему.

— Дай мне минуту, малыш, — прошептала она, используя последние силы.

Глаза сомкнулись сами собой, но она силой воли не дала себе провалиться в сон. Заснёт — умрёт. Это она знала.

Тело Кушель было достаточно сильным, чтобы продержаться так долго, но его ресурсы были истощены. Каждая мысль поглощала такую необходимую сейчас энергию. Нужна была еда. Будет еда — будут и силы.

Сама она не справится. Даже сесть удалось с трудом, а дыхание, что должно быть автоматическим процессом, было полностью на ручном управлении.

— Леви, — позвала она.

— Да.

— Ты можешь достать еды?

— Еды?..

Голос ребёнка был удивлённым. Возможно, настоящая Кушель прятала его. Она сомневалась, что в борделе было разрешено жить со своими детьми. Поэтому было бы вполне логично, если бы ребёнок вообще не покидал комнату.

— Я ослабла. Долго не протяну, — она говорила короткими фразами, чтобы сохранить силы на важные сейчас слова. — Прости, но ты мой единственный шанс, малыш.

— Я достану еды, — сквозь приоткрытые веки она видела наполняющиеся решимостью глаза.

Леви пошатываясь дошёл до двери и замер на мгновение.

— Будь осторожен.

— Не засыпай.

Их пожелания прозвучали одновременно. Леви приоткрыл дверь, оглядел обстановку и выскользнул наружу.

Ей нравился этот ребёнок. Если выживет, она позаботится о нём. Даже примет имя его матери. Всё равно своего нет.

Сейчас нужно было ждать и не спать.

* * *

Судя по ощущениям, Леви вернулся через три часа. Она всё это время щипала себя за бедро, чтобы не заснуть. Голова гудела и больше всего на свете хотелось исчезнуть. Но она не могла. Зато получилось открыть глаза на скрип двери.

— Мама, — мальчик плотно закрыл за собой дверь, прижимая к себе что-то под рубашкой.

— Малыш, — поприветствовала она. — Ты в порядке?

— Меня никто не видел.

— Хорошо, — выдохнула она.

Беспокойство отнимало силы, но она не могла не думать о том, что отправила малыша в опасное место. Что мог сделать сутенёр с неучтённым ребёнком? Картины, возникавшие в голове, были одна страшнее другой.

Леви подошёл ближе и тяжело упал на край кровати. Она чуть пододвинулась и потянула его за запястье, укладывая рядом с собой. Мальчик, что всё это время старался держать спину прямо, рвано выдохнул и уткнулся носом ей под рёбра.

Он тяжело дышал, дрожал и, кажется, переживал тихую истерику. Возможно, за пределами комнаты было действительно страшно. Возможно, он боялся не успеть.

Она подняла руку и положила на его макушку, неловко поглаживая. Сейчас её переполняла нежность к этому маленькому существу, что рискнул собой ради неё.

«Думаю, — с тихой усмешкой подумала она, пропуская сквозь слабые пальцы сальные волосы, — быть Кушель не так уж и плохо, если это значит, что Леви будет со мной».

Ребёнок поднял голову через десять минут. Глаза его были сухими, он совсем не плакал.

Он полез за пазуху и вытащил половину буханки серого хлеба. Рот моментально наполнился слюной. Хотелось вгрызться в еду и никогда не отпускать. Она подавила в себе этот низменный порыв.

— Ты молодец, малыш, — прошептала она с улыбкой.

Леви протянул ей хлеб, но она покачала головой. Сил, чтобы жевать, не было.

— Отломай немного и замочи в воде.

Леви кивнул и принялся исполнять указание. Послушный.

Она не прогадала. Хлеб был не первой свежести, к тому же ужасно крошился, поэтому вода пошла ему только на пользу. Ребёнок кормил её с рук маленькими кусочками. Совсем скоро она наелась. Даже половину не съела из того, что было в миске.

— Поешь, — Леви неуверенно посмотрел на неё, но она повторила. — Ешь. Мне хватит, а тебе нужно больше сил, чтобы вырасти, малыш.

Если быть честной, то силы им обоим нужны были. Только её восстановление явно займёт больше времени и будет более трудным. Сейчас нужно было не дать умереть ребёнку.

Мальчик ел торопливо. Голодал он явно не первый день.

«Так он съест больше, чем может. Ничего не останется в запас».

— Притормози, малыш, — осторожно положила руку ему на плечо. — Ешь медленно и тщательно жуй. Так будет лучше. Обещаю.

Леви посмотрел на неё долгим недоверчивым взглядом, но послушался. У них осталось ещё немного сухого хлеба. Больше половины от того, что принёс ребёнок. Оставалось надеяться, что этого хватит.

* * *

Она бы с радостью отдала свою порцию ребёнку, но выбираться надо было и выбираться вместе. Малыш один не выживет, а она откинется моментально, стоит хоть на секунду ослабить контроль.

Ела она мало, но желудок, долгое время обходившийся без еды, оказывался переполнен и теми крохами, что она позволяла себе съесть.

Это было удивительно, но силы возвращались. Каждый раз как подскакивал малыш, проверяя её состояние, сердце затапливало умиление, нежность и горечь. Сколько ещё страха он мог вынести? Сколько горя он переживёт в случае её смерти?

Вопросы только порождали всплеск сочувствия, а затем и силы. Её тело было странным. Словно где-то в организме хранился резервный заряд, который разрывало на определённые триггеры.

Она жила в этом теле уже три дня. Три дня их никто не беспокоил. Слишком большой срок без дела для проститутки. Нужно было уходить отсюда.

Она всё ещё напоминала больше скелет, чем человека, но уже могла более-менее твёрдо стоять на ногах и говорить больше и лучше. За три дня мышечную массу, к сожалению, не нарастить.

— Я выйду ненадолго и сразу вернусь, — обратилась она к Леви, что вскинулся, стоило ей закончить говорить.

— С тобой…

— Нет, — прервала она его. — Ты сейчас должен поспать. Этим утром мы уйдём отсюда. Я раздобуду ещё еды и вернусь.

Мальчик смотрел отчаянно. Без слёз и всхлипов, но взгляд резал не хуже ножа. Она опустилась к нему на кровать. В последние дни они спали вместе.

— Леви, — позвала она, ласково прикасаясь к его щеке, — я обещаю, что вернусь за тобой. Вернусь к тебе.

Мальчик поджал губы и коротко кивнул. Немного посомневавшись, она поцеловала его в лоб и подошла к поцарапанной с внешней стороны двери.

— Поспи. Тебе нужны силы.

Коридор был длинным и имел множество дверей. Сейчас вечер, поэтому за многими слышались весьма красноречивые вздохи и ахи. Она ещё раз убедилась в том, что уходить надо утром, когда деятельность борделя приостанавливается.

Разведку проводить было некогда. Шла она по наитию. Таким образом смогла дойти до лестницы вниз.

«Два этажа», — отметила она.

— О, Олимпия, — раздалось позади. Она обернулась. — Совсем ты поплохела. Так тебя и не выберет никто.

Говорила с ней коллега Кушель. Кажется, Олимпия — псевдоним законной владелицы тела.

— Скоро я поправлюсь и смогу приступить к работе, — прошелестела она без выражения.

Проститутка кивнула и пошла вниз, незаинтересованная в разговоре с ней. Она перевела дух. Разговаривать всё ещё было тяжело.

Внизу толпились люди. Был слышен шум и гам. Спуститься было нужно, хоть это и предполагало определённый риск. Если её захочет кто-то снять, то будет проблемно отвязаться. Тем более в комнате ребёнок. Она не долбанутая, чтобы вести клиента в своё убежище и надеяться вырубить его там, имея за спиной слабость в лице малыша. Опасно для них обоих.

На перилах висела забытая кем-то мужская кофта. Большая, в такой и утонуть можно. Не раздумывая, она накинула её себе на плечи.

Скрип второй ступеньки в конце лестницы потонул в мужском хохоте. Она поморщилась.

На первом этаже светло и людно. За столами сидели мужчины, что в открытую лапали фальшиво хихикающих женщин. Она легко лавировала мимо них всех.

Было удивительно как легко её слушалось ослабшее тело, как наполнялось силой, стоило только подумать о спасении.

В карманах её платья было достаточно места, поэтому она собирала со столов те немногие угощения для гостей, что были. Весь район был за чертой бедности. Она еле собрала два куска хлеба. Откуда Леви смог притащить аж половину буханки, она не знала.

Она старалась быть максимально незаметной, но в какой-то момент незнакомая проститутка схватила её под локоть и отвела к стене.

— Что ты делаешь? — прошипела проститутка. — Ты явно ещё нездорова. Хочешь всех клиентов распугать?

Она поджала губы. Ей было плевать на клиентов, еды бы себе и детёнышу достать. Проститутка, кажется, это поняла.

— Снова не хватает еды для него? — сочувствующе прошептала девушка.

— Да, — коротко кивнула она.

Проститутка о чём-то задумалась, а после решительно кивнула. Себе или ей было не важно.

— Иди на второй этаж. Я постараюсь принести чего-нибудь посытнее. Не попадись Оливеру, иначе заставит работать сегодня, а ты явно не в форме.

— Хорошо.

Путь до лестницы, по закону жанра, должен был привести к краху, но ей повезло. Она смогла проскользнуть наверх перед парочкой, что собиралась уединиться. Они были увлечены друг другом настолько, что привлекали всё внимание на себя.

Доверия незнакомой проститутке не было, но и выбора как такового — тоже. Сейчас она рисковала. В последний раз она доверяет жизни Кушель, а дальше идёт своей дорогой.

Мелькнула и пропала мысль о том, что ребёнок будет тяготить её. Леви спас её, а она умела быть благодарной. К тому же малыш был настолько очаровательным, что она не смогла бы его оставить в этом прогнившем насквозь месте.

— Олимпия, — позвала та самая девушка, она повернулась, — я смогла достать два пайка. Ты тоже выглядишь не очень хорошо, поэтому поешь. Постарайся растянуть.

Проститутка и сама была аномально худой, но при этом делилась запасами. На миг стало горько, что она никак не может ей помочь, что сбежит с утра и так и не поблагодарит нормально за помощь.

— Спасибо, — это были и благодарность, и извинения. Отступать было некуда.

Девушка кивнула ей и, услышав чей-то мужской голос, спустилась вниз, натянув соблазнительную улыбку на уста.

Она развернулась и пошла по коридору. Бесконечные одинаковые двери сбивали с толку. У её комнаты была лишь одна примета: царапины внизу. Она могла только предполагать, но возможно, что это была метка Леви. Мальчик был на редкость сообразительным.

Она зашла обратно, делая вид, что верит в сон ребёнка. Леви следил за её перемещениями по комнате сквозь приоткрытые веки.

— Ты ведь не моя мама, — сказал он.

Она замерла спиной к нему. Руки, держащие хлеб, задрожали. Может от страха, может из-за вины, может силы снова оставили её. Она хотела бы сейчас солгать, но это было бы так нечестно.

— Прости, малыш, — она повернулась к нему, — но твоя мама умерла.

— Ты тоже оставишь меня? — его глаза были усталыми, словно у старика.

— Нет, — ни секунды не раздумывая, ответила она.

Если раньше и были сомнения, то теперь, когда вопрос был поставлен ребром, она поняла, что не может оставить ребёнка. Не настолько она бессердечна. Леви погибнет один.

— Как тебя зовут?

— Не знаю, — покачала головой. — Могу я носить имя твоей мамы?

— Да.

— Хочешь я буду ей? — вопрос был рискованный и опасный, а ребёнок слишком уставший и явно находящийся на грани срыва.

— Не оставляй меня, — всё, что он сказал.

Леви заснул через секунду. Нервное напряжение сломило его и погрузило в сон. Теперь уже Кушель задавалась вопросом: была ли в детстве она такой же наблюдательной, как Леви? Понять за несколько дней, что твою маму заменили, это не каждому дано.

Кушель поправила простыню, которой укрывался ребёнок, и отошла к их скромным припасам.

Еды хватит на три дня, если сильно экономить. На четыре, если она будет пропускать обед и ужин. Если ещё вспомнить, что идти им некуда, то положение становится совсем печальным.

Кушель постаралась предположить хотя бы в какой части города они находятся. Это было проще.

Если судить по внутреннему убранству, то это точно что-то около гетто. Возможно, совсем окраины.

«Куда может податься женщина с ребёнком?»

Выходило, что никуда. Она ничего не знала о мире за стенами борделя. Это был огромный риск. Но лучше так, чем дохнуть в руках очередного клиента. Она была не готова к такой жизни. Следовать пути настоящей Кушель она не собиралась.

В обычный узелок она завернула пайки, остатки буханки Леви и три куска хлеба, что смогла стащить из зала. Кушель только два кусочка хлеба оставила на утро. Если днём будет совсем худо, то Леви может утолить голод рассасывая краюшку.

В комнате ничего не было, кроме запасной простыни, что она пустила на тряпки. Ни вещей, ни предметов первой необходимости, даже окна не было. Каменная коробка, в которой можно похоронить их и забыть. Это напрягало. Как старая Кушель и Леви жили здесь раньше? Она ответа не знала.

Уходить Кушель решила рано утром. Леви отдохнёт достаточно. Сама она присела на кровать в ногах ребёнка.

Кушель нельзя было спать. Нет никакой гарантии, что она проснётся вовремя. Поэтому их вылазка была вдвойне опаснее.

«Опасно, опасно, опасно. Как будто других слов не существует», — раздражённо подумала Кушель.

Она прикрыла глаза на миг, а когда открыла прошло уже несколько часов. В страхе она подскочила на месте, но тело снова подвело её слабостью. Кушель свалилась на пол, отбив себе колени и оцарапав ладони. Краткий сон совсем не принёс сил.

Леви моментально открыл глаза на шум. Будь он немного плотнее, она бы сказала, что он похож на взъерошенного воробушка, а так новорождённый совёнок.

— После еды уходим, — коротко оповестила она и неуклюже поднялась.

Леви был не болтливым ребёнком. Возможно, тому виной окружение, в котором он рос. Бордель нельзя назвать нормальным местом для детей.

Он медленно, как она учила, ел кусок хлеба. По его взгляду было понятно, что не наелся. Кушель отломала половину от своей части и отдала ему. Мальчик снова вгрызся в хлеб.

— Попробуй рассасывать каждый кусочек, — посоветовала она. — Должно помочь.

В вопросах как обманывать мозг она была профи. Как и все студенты без денег, собственно.

Закончили с едой они быстро. Кушель окинула взглядом комнату и кивнула сама себе. Ничего не забыли.

— Садись, — кивнула на край кровати.

Леви свесил ноги. Кушель достала полоски ткани от простыни и присела перед ним на колени. Ножки Леви были тонкие, как спички, и вызывали лишь чувство жалости и, наверное, желание откормить. Он ходил без обуви, поэтому следовало озаботиться его здоровьем заранее.

Ткань простыни подошла, чтобы замотать ступни мальчика. На первое время этого хватит, но уже к вечеру нужно будет менять, возможно раньше. У Кушель ещё была ткань, но надолго её не хватит.

— Удобно ходить?

Мальчик сделал несколько шагов по комнате и неуверенно кивнул. Видимо, было непривычно. Привыкать времени не было.

Кушель взяла узелок с едой стянула с себя украденную кофту и одела в неё Леви. Если сейчас время на границе с утром, то должно быть прохладно, но солнце согреет землю днём. Всё будет хорошо.

— Как только мы выйдем, то будем окружены врагами, — напряжённо смотрела на дверь Кушель. — Если я скажу «беги», ты бежишь, пока не выбьешься из сил. Скажу спрятаться и ты прячешься, пока я не скажу иначе. Скажу бросить меня и спасаться — ты делаешь это. Понял, малыш?

Леви нахмурил тонкие брови. Судя по взгляду, он был в корне не согласен с каждым предполагаемым приказом, но всё же кивнул.

Кушель выглянула за дверь. В коридоре пусто. Ночью ещё сновали люди, а сейчас совсем никого.

Она не знала где тут чёрный выход, поэтому выйти им предстояло через парадный. В голове медленно оформлялся очередной план Б. Всё сработает нормально. Должно.

Кушель протянула руку ребёнку. Леви схватился за неё и крепко сжал маленькими костлявыми пальчиками.

— Вперёд, малыш, — прошептала Кушель. — К свободе.

Что-то загорелось в глазах ребёнка, но она не заметила этого. Кушель осматривала всё разом и ничего конкретно.

Она устала. Полубессонная ночь и волнение жрали ресурсы, как не в себя. Только детская ладошка в её ладони ещё не давала опустить руки и умереть.

До лестницы они дошли достаточно быстро. Кушель выглянула со второго этажа, оценивая обстановку внизу.

На первом этаже посапывали несколько мужчин. Но один не спал. Он внимательно изучал что-то в книге на стойке прямо перед выходом.

«Сутенёр», — поняла Кушель.

Кушель прикусила побледневшие губы. Она не справится с рослым мужчиной. Не сейчас, когда держится лишь на силе воли и детской доверчивой ладони.

— Леви, — прошептала она, сжав его плечи и опустившись перед ним на колени, чтобы их глаза были на одном уровне, — сейчас мы должны будем двигаться очень тихо. Если на нас обратят внимание, ты должен сделать вид, что хочешь остаться здесь.

— Зачем? — нахмурился он.

— Если они поверят, что тебя тут никогда не было и ты забрался сюда в поисках еды, то точно дадут мне тебя вывести. Сможем обмануть их и сбежать. Им не нужен голодный рот, что не приносит дохода, малыш.

План был рискованный и она надеялась, что им не придётся пользоваться. Если это место ещё хуже, чем она думает, то ребёнком они не постесняются воспользоваться. Вся надежда на нелюбовь к попрошайкам.

«Надейся на лучшее, готовься к худшему», — со злым весельем подумалось Кушель.

— А если они не поверят?

— Тогда ты сможешь отвлечь их достаточно, чтобы я нашла какое-нибудь оружие и смогла нас спасти, — честно ответила она.

Леви задумался. Ему было страшно, она это видела, но… он верил ей. Она не могла предать его доверие.

— Мы сможем?

— Обещаю.

Когда-то она клялась и божилась, что не будет давать пустых обещаний, что будет думать прежде чем брать на себя ответственность за чужие ожидания, но сейчас ставки так высоки, что она чувствует, что обязана выполнить все свои клятвы.

Леви кивнул ей и взял за руку. Она поднесла его ладошку к своему лицу и прижалась к ней лбом, прикрывая на краткий миг глаза. Такое простое действие наполнило тело силой.

Кушель поднялась и на полусогнутых начала спускаться вниз. Леви пригнулся практически к самому полу, но его и в полный рост было бы не видно за дырявыми перилами.

Она считала ступеньки и знаком успела предостеречь Леви от скрипучей напасти. Мальчик покорно перешагнул вторую вслед за ней.

«Финальный босс», — невесело подумалось ей.

Они передвигались под столами. Всё ближе и ближе они были к выходу. Спасение было так близко, пока внезапно Кушель не заметила нож.

Этот посетитель спал, откинув голову назад. Он громко храпел, половина шума точно принадлежала ему. Кушель и не обратила бы внимания на него, но у него на поясе в кобуре был охотничий нож.

Сомнения длились секунду. Им нужно было оружие, но стоило ли рисковать?

Кушель выглянула из-за стола и осмотрела его. Выпивки было много. Если всё это выпил один он, то его и пушечный выстрел в упор не разбудит.

Знаком она приказала Леви перелезть под соседний стол и затаиться. Малыш подчинился беспрекословно.

Кушель прикрыла глаза, не отводя расфокусированного взгляда от лица мужчины. Снимать кобуру было слишком долго и шумно, поэтому она с тихим щелчком, что потонул в очередном всхрапе, открыла кобуру и медленно вытянула нож. Бывший хозяин оружия не проснулся. Убедившись в этом она смогла дышать, заметив, что и Леви облегчённо выдохнул. Спрятав нож в карман, она прокралась к ребёнку. Путь продолжался.

Владелец борделя за стойкой скучающе зевал и, кажется, начинал засыпать, но стоило ему засопеть, как он встряхивался, бил себя по щекам и снова лез проверять свою книжку. Попадаться ему на глаза было нельзя, а ждать когда он заснёт слишком неопределённо по времени.

На глаза попалась рюмка. Если это сработает, то они выберутся. Если нет, то придётся обороняться.

Кушель осторожно взяла в руки глиняную рюмку. Владелец борделя стоял к ним спиной, к тому же они прятались под угловым столиком. Их не должны заметить, если не смотреть в упор.

Она замахнулась и запустила рюмку в дальний конец зала. Звук был коротким и негромким, но он привлёк внимание единственного неспящего. Кушель успела юркнуть обратно под стол, когда он обернулся.

«Пожалуйста, иди на звук. Иди на звук», — взмолилась про себя она, прижимая к себе Леви.

Возможно, её молитвы были услышаны, раз владелец пошёл проверять спящих за дальними столиками.

Схватив Леви за руку покрепче, она быстро проползла до стойки. Оглянулась и быстро схватила монеты, что лежали на полке, зацепив пару бумажек. Им нужнее сейчас.

У двери они оказались в тот момент, когда владелец расталкивал какого-то мужика и говорил что-то о выпивке и разбитой рюмке. Под поднявшийся гомон они смогли выскользнуть из здания.

— Пойдём, — хрипло шепнула она.

Леви шёл за ней будто во сне. У ребёнка был довольно пришибленный вид. Он хоть и надеялся, что они выберутся, но кажется не верил в это до конца.

Кушель оказалась права. Они были в бедном районе, практически полуразрушенном. Но была странность. Этот город… он будто находился в пещере. Над головой не было неба.

Шли быстро. Переулками, улочками. Они плутали по улицам оживающего города долго. Леви кутался в безразмерную кофту, но не сказал ни слова о своём дискомфорте. Кушель нахмурилась.

— Немного осталось, — шепнула она ему зачем-то.

Они передвигались вглубь и явно выходили к более богатым районам города. Средний класс, если быть точнее. Кушель внимательно рассматривала вывески, которые не могла прочитать. Радовало, что для понимания рисунков знание языка было не нужно.

Кушель окинула взглядом грязный переулок возле столовой (хотя наверное больше подошло бы слово «таверна») и повела туда Леви.

— Малыш, спрячься здесь. Я постараюсь прийти как можно скорее, но ты должен затаиться тут.

— Хорошо.

Леви спрятался у мусорки (хотя всё это место и так было помойкой). Шмыгнул носом, сжался так, что и не заметишь. Кушель кивнула и вышла из переулка.

В столовой не было никого, кроме хозяйки. Женщина выглядела строго, жёстко, но выбирать не приходилось. Место больше напоминало бар.

Хозяйка окинула её хмурым взглядом и сказала:

— Остатки закончились ещё вчера.

— Я хотела спросить есть ли у вас работа, — слабо улыбнулась Кушель, пытаясь расположить к себе женщину.

— Работа? — удивилась женщина и с насмешкой поглядела на неё. — Полы мыть некому. Пойдёт?

— Да, — кивнула Кушель. — Когда могу приступать?

Женщина прищурилась, слабое уважение скользнуло во взгляд:

— Вечером, когда мы закрываемся.

Кушель кивнула:

— Я приду, — развернулась, чтобы уйти, но резко замерла, вспомнив что на улице прохладно. — У вас не будет чего-нибудь горячего? Я заплачу.

Женщина посмотрела на неё долгим взглядом и заварила чай в красивой чашке. Кушель внимательно следила за каждым её движением, но не заметила ничего подозрительного.

Осторожно она положила на стойку все монеты, что были у неё с собой. Женщина отсчитала несколько, а остальные вернула.

Кушель аккуратно взяла напиток и пошла на выход.

— Чашку вернуть не забудь, — бросила ей женщина.

Кушель коротко кивнула. Оказавшись на улице, она на всякий случай немного отпила из чашки. Обычный чай.

Леви сидел там, где она его оставила. Он совсем продрог.

— Вот, — прошептала она, — выпей, малыш. Только осторожнее, горячо.

Глаза ребёнка загорелись, как только он почувствовал вкус чая на языке. Он дул в чашку и пил так жадно, что наверняка обжёг себе весь рот. Улыбка сама скользнула по губам.

Чай помог Леви согреться. Дышать ему тоже стало легче. Он бы напоминал обычного ребёнка, если бы не отощавшее тело.

«Вечером я не смогу его здесь оставить, — подумала она, — нужен ночлег».

— Это твой ребёнок? — прозвучало со стороны улицы.

Кушель вздрогнула и обернулась, не задумываясь прикрывая своим телом Леви. Хозяйка бара стояла у переулка.

— Мой.

Леви вздрогнул у неё за спиной.

— Жить негде?

— В процессе поиска.

Женщина пожевала нижнюю губу. Окинула её взглядом, задержавшись на узоре на подоле платья.

— В кладовой хватит места на вас двоих, — сказала она, — но я не хочу видеть обозначение твоей прошлой профессии у себя в заведении.

Кушель бросила взгляд на платье. Вот значит как выглядел её жёлтый билет.

— Хорошо.

— Платить буду меньше.

— Не страшно.

— Пошли, — взмахом руки позвала за собой хозяйка.

Кушель поднялась с земли, взяла Леви за руку да подхватила упавшую и чудом не разбившуюся чашку с земли. Доверять кому-то было страшно, но выбора всё ещё не было.

В кладовой были стеллажи с припасами и одна широкая скамья. Застелить её и можно спать.

— Спасибо, — повернулась к хозяйке она, устроив на скамье Леви.

— Как тебя зовут?

— Кушель.

— Грета. Отдыхай. До вечера ты мне не понадобишься, — и закрыла за собой дверь. Не на замок. Кушель выдохнул, разжав пальцы на рукояти ножа в кармане.

Чашку она поставила на одну из полок, сразу обратив всё внимание на Леви. Он дичился, смотрел зверем на закрытую дверь и всем своим видом показывал как не доверяет этому месту. Кушель тоже не верила, но это был лучший вариант. Им нужно было отдохнуть.

— Хочешь спать? — спросила она, присаживаясь рядом.

Леви пододвинулся к ней и забрался под руку. Как под крылышком у матери оказался.

— Есть хочу, — ответил он.

Радовало, что он говорит о своих потребностях. Героизм и слова «не беспокойтесь обо мне» это конечно хорошо, но не тогда, когда риск откинуться превышает девяносто процентов. Нужно здраво оценивать свои силы и возможности.

Кушель достала краюшку хлеба.

— Постарайся растянуть.

Леви посасывал чёрствый хлеб в её объятиях и выглядел вполне довольным жизнью. Ещё б сканирующие взгляды на закрытую дверь не кидал и не отличить от нормального ребёнка.

Кушель прикрыла глаза, откинувшись на стену. В ушах стучало заполошно сердце, дышать снова приходилось в ручном режиме. Боль выворачивала лёгкие наизнанку.

«Могла ли Кушель умереть из-за болезни, а не от голода?» — мелькнуло и исчезло в голове.

Сил думать не осталось. Спать она боялась. Вдруг дышать перестанет? Или Грета окажется работорговцем и только и ждёт, когда она коньки отбросит, чтобы Леви к рукам прибрать?

«Леви…»

— Малыш, — еле слышно позвала она.

Леви повернул к ней голову и нахмурился. Значит, выглядела она плохо.

— Тебе нужна еда? — вероятно, он собирался отдать ей остатки своего хлеба. Если бы сил было больше, она бы умилилась.

— Я немного посплю, — замолчала, преводя дух. — Если что-то случится — буди. Если перестану дышать, то ударь в грудь, — тяжело дыша, закончила она. — Понял?

— Хорошо, — напряжённо кивнул Леви.

«Напугала ребёнка, глупая…» — не успев додумать, Кушель провалилась в сон.

* * *

Во сне всё было сизым. Странное пространство. Ноги тонули в песке и впервые не подкашивались от слабости.

Самым странным было то, что она осознавала, что это был сон. Кушель поглядела вдаль, сквозь серую пелену, но ничего не увидела за ней. Она опустила взгляд на свои руки и вздрогнула.

Руки были мужскими.

Моргнула — руки женские.

В голове стало совсем мутно. Она не понимала где она и что происходит. Даже себя уже не осознавала. Кем она была?

Имена звучали в голове разными голосами, разными тонами, словно она не одну жизнь прожила, а сотни. Но помнила же! Помнила, что была кем-то одним.

Она закрыла уши, желая перекрыть этот шум. Хотелось исчезнуть.

Громкий звон, пришедший откуда-то извне заставил её поднять голову.

Она открыла глаза как Кушель и сразу наткнулась взглядом на испуганного мальчика. Он сжимал в ладонях ручку от чашки. На полу перед ним покоились осколки самой чашки.

Кушель подорвалась с места, подхватив Леви на руки и поставив его с ногами скамью. Удержать его дольше пяти секунд у неё бы не получилось даже при всём желании.

— Не поранился? — осматривая его ноги, замотанные в ткань, спросила Кушель.

Леви растерянно смотрел на отломанную ручку от чашки, что так и не выпустил из рук. Он поднял на неё неуверенный взгляд и спросил:

— Её нельзя было так держать?

Что-то зацарапало на краю восприятия. Словно что-то знакомое мелькнуло перед глазами и испарилось, оставив после себя привкус недосказанности и тайны.

— Она просто некачественная. Такое случается, малыш, не переживай, — подсела к нему Кушель.

Леви не выглядел убеждённым в её словах. Он перевёл взгляд на осколки.

— Надо убрать.

— Надо, — кивнула Кушель, поднимаясь.

Всплеск сил снова сходил на нет, но убрать осколки было необходимо. У неё ребёнок без обуви, поранится ещё.

Всего на полу было три больших осколка. Им сильно повезло, что чашка не рассыпалась на мелкие кусочки. Собрать всё не было бы возможно. Кушель подняла осколки и убрала на полку стеллажа.

За дверью раздавались весёлые голоса. Кажется, столовая-таверна-бар только недавно открылась. Выходить Кушель не собиралась до вечера. Пока она не решит проблему со своим «жёлтым билетом», нужно быть осторожнее.

Её платье исправить было относительно просто. Подвернуть подол, чтобы скрыть узор, и подшить. Проблема крылась как раз в том, что ни ниток, ни иголок не было в шаговой доступности. Вероятно, нужно было спросить Грету, но Кушель сомневалась. Если их сегодня не выпнут отсюда, будет чудесно. На большее рассчитывать не приходилось.

Нужно было ещё поспать и хоть немного поесть. Так сил хватит на уборку помещения. Докажет, что может работать и обеспечит себя и Леви на некоторое время крышей над головой.

Кушель дрожащими пальцами ослабила узел и достала сухой паёк. Нужно экономить.

Она отломила половину от брусочка сухого пайка и снова разделила пополам. Четвертинки ей хватит, Леви тоже.

— Ешь, — протянула она ему кусок.

Леви растерянно посмотрел на ручку от чашки в своих руках и поднял на неё взгляд.

— Давай уберу, — предложила она, протягивая руку и аккуратно забирая осколок.

Сухой паёк на вкус был никаким. Кушель понятия не имела из чего его делали, но запах он имел неприятный, травяной. Не какие-то лечебные травы, а будто сено накосили и оставили сушиться на солнце.

Удивительно, но паёк давал ощущение сытости. Ей в принципе не много надо, но ясно было, что создавалось это чудо только с одной целью: обмануть голод.

Если питаться только этими пайками, то не за горами день, когда можно откинуться от голода. Сил совершенно не придавало.

Кушель нахмурила брови. Кормить этим ребёнка нельзя. Себя бы тоже подобной дрянью не травить, но выбора как такого не было.

— Хочешь поспать? — спросила она.

Сон всегда помогал. Он придавал сил, наполнял энергией. Проблемой оставался сбитый к чертям режим, но единственное, что они могли делать, это пытаться восстановиться.

Леви кивнул. Он забрался с ногами на лавку, продвинулся, оставляя ей место, и прижался спиной к стене.

Кушель подсела к нему и осторожно обняла. Леви тяжело вздохнул и уложил голову ей на живот. Единственное мягкое место на её теле.

Заснул ребёнок быстро. Кушель прикрыла глаза и дремала, контролируя пространство вокруг себя. Она так в автобусе спала по дороге домой. Следила за остановками и давала телу отдых. Кто бы знал, что подобный навык пригодится ей в такой ситуации.

Дремота прошла через два часа. Леви всё ещё спал. Скорее всего сон перешёл в ночь.

Кушель проверила его дыхание и облегчённо кивнула сама себе. Больше она не спала.

Проговаривала про себя стихи. Все, какие только могла вспомнить. Блок, часть Есенина, Цветаева, Ахматова.

Потом пошли песни. Машина времени, Queen, Ария, Король и Шут, Metallica. Она мурлыкала себе под нос очередную рокерскую балладу о любви, когда дверь тихо отворилась.

Кушель мгновенно сменила положение тела. Леви теперь был спрятан за ней. Грета, что зашла с тарелкой чего-то горячего лишь насмешливо бровь вскинула на её телодвижения.

— Спит? — тихо спросила она.

— Спит, — подтвердила Кушель.

Грета приблизилась и протянула ей тарелку. В нос ударил горячий запах еды.

«Суп? Похлёбка?» — рот наполнился слюной.

Кушель аккуратно взяла тарелку, придержав ложку, и поставила на лавку. Она попробовала совсем немного, просто на наличие отравы, а потом принялась будить Леви.

— Малыш, — ласково позвала она, — просыпайся.

Леви завозился, открыл сонные уставшие глаза и попытался сфокусировать на ней взгляд. Получалось плохо.

Леви был совершенно никаким и постоянно клевал носом. Кушель пришлось усадить его себе на колени и кормить с ложечки. С закрытыми глазами мальчик, как сонный совёнок, засыпал прямо на ходу, но ел.

Вскоре супа осталось четверть тарелки. Леви сладко засопел ей в шею. Наелся.

Кушель аккуратно уложила ребёнка на лавку, головой себе на бёдра. Она ела медленно, старалась не торопиться. Желудок приятно наполнился. Только когда тарелка опустела, Кушель вспомнила, что не одна.

Она вскинула голову и наткнулась на изучающий взгляд Греты.

— Сможешь сегодня убраться?

Кушель прислушалась к себе.

— Смогу.

— Хорошо, — кивнула Грета, забрала тарелку и вышла, сказав перед этим, — я зайду к тебе, когда никого не будет.

Кушель гладила посапывающего ребёнка по голове. Мелькнула мысль, что нужно набрать воды и помыть его. Волосы были в ужасном состоянии. Кожу они хоть протирали, а вот волосы мыть было негде, нечем и некогда.

Грета вернулась за ней через час. Она принесла с собой две простыни и снова ушла.

Кушель успела благодарно кивнуть ей. Она свернула одну простыню, чтобы сделать замену своих колен для Леви, а второй накрыла его. Мальчик подмены не заметил.

Кушель вышла в зал. Грета протирала столы, поднимала стулья. Кушель приметила ведро и тряпку и пошла к ним.

Мыть полы было тяжело. Она сломала себе ноготь, пока драила пятно на деревянном полу. Хорошо, что не до крови.

Она успела вымыть половину зала, когда из кладовой послышался грохот. Кушель подорвалась с места, собираясь броситься проверять ребёнка, но ребёнок её опередил.

Леви вылетел из кладовой взъерошенным, испуганным птенчиком. Он остановил на ней мечущийся отчаянный взгляд и бросился к ней, больно врезавшись головой в её живот.

— Что такое, малыш? — забеспокоилась Кушель, ощупывая плечи и затылок ребёнка на предмет повреждений. — Что случилось? Где-то болит?

Леви крепко прижимался к ней и жмурил глаза. Кушель стало страшно. Что же могло напугать ребёнка?

— Тебя не было, — тихо всхлипнул Леви, Кушель замерла. — Я проснулся, а тебя нет. Ты ушла?

— Нет, малыш, — опустилась перед ним на колени Кушель, ласково поглаживая его по голове, — я не ушла. Я ненадолго вышла, но собиралась вернуться.

— А если ты уйдёшь и не вернёшься? — больно вцепился ей в рёбра костлявыми пальчиками ребёнок.

— Такого никогда не случится, — серьёзно ответила Кушель. — Где бы я ни была, как бы далёко мы не оказались друг от друга, я буду возвращаться к тебе.

— А если ты забудешь, где я? — вытер лицо о её платье Леви.

— Значит, я буду искать путь к тебе, пока не найду, — пообещала она, ласково вытирая детское личико от слёз.

Леви всхлипнул и огляделся. Он даже не заметил, что они не одни. Грета делала вид, что она слепая и глухая, но Леви всё равно спрятал лицо в объятиях Кушель.

Они посидели так несколько минут, пока слёзы Леви не перестали идти. Кушель усадила его на стул и дала в руки кусок хлеба.

«Пусть набирается сил», — подумала она, продолжая отмывать пол.

Грета вышла на середину зала, когда Кушель закончила. Внимательный взгляд прошёлся по полу и остановился на новой работнице.

— Молодец, ты мне подходишь, — кивнула Грета. — Будешь мыть полы каждый день после закрытия, с утра помогаешь с открытием. Жить можешь в кладовой, кормить буду два раза в день, платить из-за этого буду меньше. Всё устраивает?

— Да.

— Я живу на втором этаже, поэтому не шуметь ночами и никого не водить, — строго поставила условие Грета.

— С этим проблем не будет, — кивнула Кушель.

— Тогда договорились.

Кушель облегчённо выдохнула. Появилась какая-никакая, а уверенность в завтрашнем дне. Может продержатся они с Леви ещё какое-то время.

Леви тихо зевнул.

— Тут есть место, где можно помыться? — спросила она.

— Только если в таз воды натаскать с кухни.

— Можно?

— Сама. Таз на кухне, у раковины, в нём мыло, вода нагретая на плите, — зевнула в руку Грета и скрылась на втором этаже.

Леви ходил за Кушель хвостиком, пока она набирала воду и перетаскивала таз в их каморку.

Хозяйственным мылом пришлось отмывать волосы и Леви, и себе. Ощущения от него были не слишком приятные, но выбирать не приходилось. Повезло уже тем, что есть.

В основном Кушель мыла Леви. Вода остывала, поэтому приходилось действовать быстро. Мальчик наготы не стеснялся, не тот возраст, но уже засыпал, поэтому самостоятельно мыться не мог.

Сама она только умылась и помыла волосы, прохладной водой. Леви ждал её на лавке, закутанный в простыню по самую макушку. Кушель незаметно улыбнулась. Ребёнок был милым.

Воду вылила, таз и мыло убрала на место и вернулась к Леви, что выглядывал из-за двери кладовой и следил, чтобы она никуда не делась.

Легли спать вместе. Леви лежал на ней, она облокачивалась о стену. День был наполнен переживаниями, поэтому заснули быстро.

Во сне Кушель видела темноту.

Кусок хозяйственного мыла выскользнул из пальцев и ударился о дно тазика. Кушель помассировала ладонь. Руки болели и сильно устали. Простынь нужно было постирать сейчас, чтобы до завтра высохла. Сегодня ей ещё полы мыть, нет времени отдыхать.

Кушель знала, что мертва. Уже несколько дней знала.

Точнее, она своим присутствием заставляла мёртвое тело функционировать. Поэтому автоматические процессы типа моргания и дыхания на полуручном управлении.

Радовало, что сердце билось без её участия. Хотя были вполне весомые подозрения, что именно она и заставляла его биться.

Когда она, наконец, смогла помыться, то заметила огромный синяк на всю спину. Кушель сталкивалась со смертью и знала, что это означало. Тело было мертво и гравитация притянула кровь к частям тела, что были расположены ниже.

Если вспомнить момент её пробуждения, то становилось понятно, что и трупное окоченение она пережила. Повезло, что постель была чиста. Кажется, прошлая Кушель уже не могла ни есть, ни пить, ни испражняться.

Некроз не успел коснуться пальцев, но оставался риск, что сердце встанет. Синяк на спине не проходил уже неделю.

Тело не успело начать активно разлагаться. Оно прошло всего одну стадию.

«Кушель была мертва около трёх часов», — Кушель остановила взгляд на помогающем Грете Леви. Мальчик с самого начала знал, что она не его мама.

Вопросов было много, а ответов не было вовсе. Кушель не могла сказать, что знала о смерти всё. Она знала совсем немного, но эти знания лишь порождали всё новые и новые вопросы.

— Кушель, ты закончила? Мне таз нужен, — послышался голос Греты.

— Да.

Неделя в этом месте была прекрасной. Они могли питаться горячей, сытной едой, мыться тёплой водой, спать в безопасности и накопить на будущее.

Леви начал помогать ей с уборкой. Редкий ребёнок будет также сильно ненавидеть грязь, как и он. Полы мыть ему было ещё рано, сил не хватало, но орудовать веником и протирать столы — вполне. Помощник растёт.

В груди Кушель зародилась надежда на хорошее будущее, пока она набирала воду в ведро. Если продолжать в том же духе, то она сможет вырастить Леви и, возможно, выйти на поверхность. Будет здорово показать малышу солнце.

Про бордель она забыла, как про страшный сон. Грета ничего не спрашивала. Кушель было нечего ей рассказать.

На улицу они не выходили. Кушель пока не была готова к длительным прогулкам. Все силы уходили на заботу о Леви и работу у Греты.

Остро вставал вопрос с одеждой для Леви. Ходить в одной рубашке да ворованной кофте было не совсем нормально для ребёнка, хотя не в их положении привередничать. Ещё ему нужна обувь.

Кушель могла бы попробовать сшить ребёнку брючки или шортики, но её потолок — юбки и один кривой фартук. Она смогла подшить себе платье (Грета одолжила нитки с иглой), скрыв узор, но на большее была неспособна.

Леви было необходимо гулять на улице. Иначе выходило, что они сменили одну темницу на другую. Разница была лишь в том, что в этом месте они находились добровольно.

Клетка из четырёх стен любого сведёт с ума.

Неловко проведя тряпкой по деревянному полу, Кушель зацепила основанием ладони какую-то доску. Занозы.

«Зато не гвоздь», — мудро рассудила она и на некоторое время забыла о пораненной руке.

Силы закончить работу оставались. Скоро можно будет поспать.

— Грета, — позвала Кушель, пока хозяйка опускала стулья со столов, Леви неподалёку старательно вытирал крошки с барной стойки.

— Чего тебе?

В грубом тоне Греты не было ничего плохого. Она просто была такая. Кушель привыкла.

— Мне нужна детская одежда.

— Так сходи и купи, — вытерла руки о передник Грета.

— Ты можешь посидеть с Леви?

Грета внимательно всмотрелась в её лицо. Просьба явно не пришлась ей по вкусу.

— Решила кинуть его на меня? — прошипела она.

Кушель растерянно моргнула.

— Ты занята, да? — с отголоском вины произнесла Кушель. — Извини. У него обуви нет, поранится.

Лицо Греты немного смягчилось. Она окинула её взглядом и кивнула сама себе.

— Скажи мне что именно тебе нужно, я сама схожу купить, — отрезала Грета.

Кушель кивнула, несколько удивлённая. Поведение Греты было странным. Это напрягало и напоминало, что в этом мире друзей нет, только союзники.

Она помогла сгрести Леви мусор на полотенце. Малыш упрямо отнял его и вынес в ведро сам.

Леви в каких-то вопросах был очень независимым и самостоятельным. Иногда Кушель забывала насколько он маленький, но когда он льнул к ней во сне, она видела насколько хрупкое существо вручило ей свою жизнь в руки.

Мальчик видел как ей тяжело. Кушель спала практически весь день, чтобы вечером были силы выполнить свою работу, а потом она снова засыпала. Леви тоже боялся, что она не проснётся.

Кушель не могла верить этому телу. Они оба не могли. Поэтому она собиралась хотя бы одному из них гарантировать достойную жизнь.

— Спокойной ночи, — кивнула им Грета, скрываясь на втором этаже.

— Доброй ночи, — пожелала ей в спину Кушель, чувствуя как после этих слов усталость наваливается на плечи.

— Нужно умыться, — строго произнёс Леви, дёргая её за подол платья и пресекая недостойные мысли о немедленном сне.

— Верно, малыш, — она рассеянно потрепала его по волосам.

Леви познал какого ходить грязным, чесаться от каждого движения. Ощущения отвратительные и они произвели на него глубокое впечатление.

Кушель осторожно поливала ребёнка тёплой водой из кувшина, промывая чёрные волосы. Сам Леви старательно намыливал свои руки.

— Чересчур чистым тоже быть нехорошо, — заметила она.

Леви нахмурил бровки и требовательно посмотрел на неё. Кушель подождала вопроса. Она не экстрасенс, чтобы мысли читать.

— Почему быть чистым плохо? — очаровательно надул губки ребёнок.

— Быть чистым это хорошо, — поправила она, — быть чересчур чистым — плохо. У твоего организма есть своя микрофлора… как бы это объяснить… идеальные условия для существования. Вот так будет понятнее.

— Разве это плохо? — Леви понимал что она говорит с трудом, но понять пытался. Старая Кушель могла гордиться таким сыном. Она уж точно гордилась.

— Идеальные условия защищают твой организм от болезней, вирусов и инфекций. Если ты каждый раз смываешь свою микрофлору, то как организм будет тебя защищать? — замотала Леви в полотенце Кушель, мысленно благодаря Грету, что так добра к ним.

— Но не мыться плохо, — упрямо повторил Леви, удобно устраиваясь у Кушель на руках.

— Всего должно быть в меру, — заметила Кушель, быстрым шагом возвращаясь в кладовку. Силы покидали тело быстро, но не потратить лишнее движение на ребёнка было кощунственно. — Пока ты маленький, мыться можно хоть круглые сутки, но не нужно переуседствовать, иначе жизнь пройдёт мимо тебя, малыш.

Кушель поставила Леви на лавку, погладила его по обретающей здоровую пухлость щеке и слабо улыбнулась.

— Ты устала, — сказал он.

— Немного, — не стала спорить она. — Переодевайся. Я приберу за нами.

Леви кивнул. Кушель выскользнула из кладовой.

Иногда Кушель казалось, что Леви спокойно мог прожить и без неё. Весь мир мог рухнуть, взорваться, а малыш бы выжил. Даже геноцид бы пережил, она уверена. Удивительный ребёнок.

Таз для наливающихся свинцовой тяжестью рук был практически неподъёмным. Кушель на миг захотела оставить его здесь до утра и убрать уже после сна, но она знала, не проснётся.

Она подняла тазик. Острые края больно врезались в пальцы. Кушель от тяжести забыла выдохнуть.

Пока выливала воду, чуть не перевернула всё на себя. Боль прошлась от рук к спине. Это немного обрадовало Кушель.

«Если есть боль, значит есть нервные окончания, информацию с которых мозг в состоянии воспринять», — кивнула она сама себе.

Кушель присела у тусклой лампы и вытащила моток ниток из кармана. Она достала иглу и нагрела её на огне. Какая-никакая, а дезинфекция.

Ладонь в неясном свете лампы видна плохо. Больше на ощупь она находила занозы, что глубоко ушли под кожу.

Ранения ей не нужны. Даже такие слабые. Сможет ли восстановиться тело, пережившее смерть она не знала. Лучше не рисковать.

Она вообще ничего не знала и это напрягало.

Кушель склонилась ниже, чëрные волосы упали ей на лицо, перекрыв обзор. Она со вздохом заплела их в косу, понадеявшись, что она продержится достаточно и не будет мешать.

«Короткие намного удобнее, — с тоской подумала она и застыла на миг. — Значит, короткие, да?»

Кушель знала о себе одновременно всë и ничего. Иногда были мысли-ощущения, мысли-причитания, но никогда не было мыслей-воспоминаний. Она не знала своих внешности, семьи, имени. Это было неприятно.

Занозы поддавались с трудом. Они зашли в ладонь практически под прямым углом. Нужно было вспарывать кожу чуть ли не до крови, чтобы достать их.

«Сюда бы деда, — снова подумалось ей, — вот уж кто любую занозу достать мог».

Только ни деда, ни нормальных воспоминаний о нëм не было. Кушель страстно желала если не вспомнить, так хоть забыть обо всëм окончательно. Как жить здесь, если тебя тянет куда-то в другое место?

Рука болела больше от лечения, чем от ранения. Кушель не привыкла сдаваться, поэтому ладонь была морально убита, а занозы ликвидированы в кратчайшие сроки.

Она тихо посмеивается со своих ассоциаций и медленно убирает всë на места, не обращая внимания на маленькие царапины на ладони.

Гаснет лампа на кухне.

Леви уже расстелил простыню на лавке, сложил кофту на манер подушки и положил у стены.

«Нужно найти нормальную подушку», — мимоходом наметила цель Кушель.

Ребёнок внимательно смотрел на неё, словно старался что-то найти. Кушель решила не спрашивать.

Она стянула платье, оставаясь в одной рубахе. Облегчëнный выдох так и просился наружу.

Грубая ткань убивала еë кожу даже через слой рубашки, что, по идее, должна защищать от подобного.

— Давай спать? — предложила она, устраиваясь на лавке.

Леви подполз к ней ближе, положил голову на грудь.

— Ты долго.

— Пришлось немного повозиться с парой дел, — мягко ответила она.

Леви кивнул. Он лежал некоторое время, мял еë сероватую ночнушку в ладонях и собирался с силами. Кушель не торопила.

— Ты можешь рассказать мне что-нибудь? — робко спросил он. — Мама однажды рассказала историю. Сказала, это сказка. Мне… мне интересно.

Кушель печально посмотрела на чёрную макушку ребёнка. Такой маленький, а уже познал горечь одиночества.

— Я знаю тысячу и одну сказку, — погладила его по спинке Кушель. — Я могу рассказать тебе каждую, если ты только этого захочешь.

— Хочу, — Леви поднял голову, глаза его ярко сияли, сердце Кушель обволокла топлёная нежность.

— Значит, слушай, малыш, — улыбнулась ему Кушель. — Жил старик со своею старухой у самого синего моря; они жили в ветхой землянке ровно тридцать лет и три года…

У Леви сна ни в одном глазу. Он слушал сказку, приоткрыв рот и поддавшись ближе, чтобы лучше слышать.

Кушель играла голосом. Ласково говорила стариком, скрипела, как старуха, звонко журчала, подражая золотой рыбке.

Ребёнок перебирал маленькими пальчиками ткань рубашки у неё на животе и казался полностью очарованным.

— На пороге сидит его старуха, а пред нею разбитое корыто, — заканчивает Кушель.

Леви сонно моргает несколько раз. Объятия сказки не оставили его, поэтому он требовательно заглядывает ей в глаза, медленно пробуждающимся взглядом.

— Что такое море?

Кушель растерянно хлопает глазами. Как объяснить, что море это… море?

— Видел землю под ногами? — дождавшись кивка продолжает. — А теперь представь, что вместо земли под ногами вода. Столько воды, что ей не видно конца. А ещё она солёная, как слёзы. Море может быть синим-синим, как васильки, голубым, как небо, а может быть сине-зелёным, как зелёнка.

Леви нахмурился.

— Что такое васильки?

В груди похолодело. Она совсем забыла где они находятся. Конечно же, дитя не знало ни моря, ни неба, ни цветов. Нужно выбираться отсюда.

— Это цветы, малыш. Однажды я покажу их тебе, — ласково погладила его по щеке Кушель, ребёнок прикрыл глаза, принимая ласку.

Леви еле заметно кивнул сам себе. Он задавал ещё миллион вопросов обо всём непонятном, что прозвучало в сказке. Кушель терпеливо отвечала на все.

«Такой хороший ребёнок», — подумалось Кушель.

По ощущениям прошла половина ночи, но на деле всего часа полтора, не больше.

— Можно ещё сказку?

— Завтра, — улыбнулась Кушель, чувствуя как усталость обнимает её за плечи. — Сейчас пора спать, а завтра я расскажу тебе новую сказку.

— Обещаешь?

— Обещаю.

* * *

На следующий день Грета объявила выходной и закрыла столовую. Немногие работники повозмущались, но спорить не стали и разошлись по домам. Сама же хозяйка пошла за покупками.

Кушель надиктовала Грете целый список того, что ей нужно, и отдала две трети всех денег, что у неё были. Она не знала расценок, как называется их валюта, но здраво решила, что лучше хоть немного будет в запасе, чем вообще ничего.

В столовой они с Леви остались одни. Так как никого из работников не было, они могли позволить себе использовать большой зал заведения как площадку для игр. Кушель бы прямо сейчас пошла спать, но ребёнком нужно было заниматься. Он и так долгое время был предоставлен сам себе.

Кушель не падала без сознания от усталости (и такое успело случиться), а значит вполне могла поиграть с дитёнком.

— Иди сюда, — позвала Кушель, заварив две чашки чая.

Грета была столь добра, что выделила им пакетик чайных листьев. Леви обожал чай. Со временем даже перестал глотать так, будто через секунду его отнимут.

— Хочешь заняться сегодня чем-нибудь особым? — грея руки о чашку, спросила Кушель.

— Можно сказку? — поднял голову от чая Леви.

Кушель усмехнулась в чашку.

— Можно, но я думала, что ты захочешь поиграть в новые игры, а сказки оставим на вечер, но если ты так хочешь… — потянула она максимально расстроенным тоном.

— Игры? — удивился Леви.

«Только не говорите, что он не умеет играть», — обречённо подумала Кушель.

— Хотела повеселиться с тобой, — завлекающим тоном пояснила она.

— А сказки точно будут вечером? — уточнил Леви.

Кушель с улыбкой кивнула. Леви стал больше разговаривать, выглядеть живее. Ей это нравилось.

Леви решительно допил чай и вперил в неё свой взгляд. Кушель поняла, что просто не будет.

Она не умела играть с детьми. Она в принципе даже общалась с ними с трудом. Мысли-ощущения подсказывали, что в прошлой жизни ситуация обстояла не лучше.

«Научите играть двадцатилетнюю кобылушку, — мысленно взвыла Кушель и замерла на секунду. — Около двадцати».

— Давай-ка, дружок, сыграем в догонялки, — внесла предложение она.

Ребёнку нужно на что-то тратить энергию за день. У них получается, что Леви половину ночи не спит уже дня три. Все прошлые дни он был в нервном напряжении и вырубался, стоило прижать его к себе.

— Как это?

— Я убегаю, а ты должен меня поймать, — с улыбкой пояснила Кушель, — потом меняемся — я буду тебя ловить.

Леви соскочил с места и бросился к ней. Пришлось ловить его в объятия, чтобы не расшиб себе нос.

— Вот торопыжка, — хихикнула Кушель. — Нужно сказать особые слова, чтобы началась игра.

— Какие? — поднял голову от её живота Леви.

Кушель хитро улыбнулась, отошла на два шага от ребёнка и быстро проговорила:

— Рыба-карась, игра началась! — и сорвалась с места.

Кушель поймали ровно за две минуты. Леви задорно сверкал серыми глазками, обнимая её за ноги.

— О-о-о, — игриво потянула Кушель, — теперь я тебя буду ловить. Ух, сейчас поймаю и съем!

Леви весело взвизгнул, вывернулся из её рук и бросился бежать. Кушель было не сравниться по скорости с ребёнком, у которого где-то точно был спрятан моторчик.

Леви забегал за столы, прятался за стульями, сверкал яркими серыми глазами и звонко хихикал, когда Кушель преувеличенно неуклюже пыталась обойти препятствия.

Вот ребёнок неловко отпрыгивает, цепляется одной ногой за другую и падает. Кушель и сама не поняла каким образом успела его поймать.

— Попался! — радостно оповестила она его, чтобы отвлечь от секундного испуга.

Она проводит пальцами по его рёбрам. Леви хихикает и удивлённо замирает, не ожидав подобного от себя. Кушель больше ничего не сдерживает, и она щекочет ребёнка под его громкий хохот.

Леви устаёт быстро и теперь икает от пережитого смеха. Кушель с тихими смешками целует его лицо. Щёки, веки, лобик. Малыш морщится от слабой щекотки на лице, но подставляет личико.

Когда на крыльце слышатся шаги, Кушель звонко чмокает сына в нос и подхватывает его на руки.

Грету они встречают с искрящимися весельем глазами. Та что-то бормочет ворчливо, но не гонит их. Даже выслушивает впечатления Леви о сегодняшнем дне.

«Всё хорошо», — успокаивается что-то внутри Кушель.

Дневная активность хорошо повлияла на Леви. После купания он уже клевал носом. Кушель уложила его в их каморке. Он заснул после двух четверостиший новой сказки.

Грета заварила две чашки чая. Кушель села перед ней.

— Ткань в сумке, ты знаешь, где она стоит, — Кушель кивнула, Грета продолжила, — нашла детские ботиночки, но на них не хватило.

Кушель нахмурилась. Это было не хорошо, но не критично.

— Можно найти где-нибудь подешевле? Может кто-нибудь продаёт уже ношеные, но ненужные?

— Поспрашиваю у знакомых, — кивнула Грета, она задумчиво крутила ложку в руках.

Кушель подняла чашку ко рту, собиралась отпить, как Грета снова заговорила:

— На улицах разыскивают некую Олимпию, — Кушель медленно опустила руку, внутри что-то оборвалась. — Ты знаешь что-то?

Взгляд Греты был проницательным, она, наверняка, уловила изменения в её лице. Кушель судорожно вздохнула, чтобы успокоиться, и начала просчитывать варианты.

— Меня так звали, — сказала очевидную вещь Кушель, — там.

Грета смотрела хмуро и беспокойно.

«Ха, — подумалось Кушель, — неужели она к нам привязалась? Или беспокоится за себя?»

— Что будешь делать?

— Есть возможность сменить цвет волос? — решительно отпила уже холодный чай Кушель.

Грета с сомнением оглядела её волосы:

— Будь у тебя светлые волосы, то можно было бы луковой шелухой окрасить, но настолько тёмные… — покачала головой. — Без вариантов.

Кушель и сама это знала, но надеялась, что есть какие-то методы, которые ей неизвестны. Надежда таяла на глазах.

— Они знают о мальчике?

Кушель подняла взгляд, встречаясь с глазами Греты. Она могла бы отдать Леви ей, а самой попытаться затеряться в переулках. Если поймают, то малыша опасность обойдёт стороной.

Внутри что-то заныло, когда она подумала о том, чтобы оставить ребёнка.

«Так для него безопаснее», — попыталась убедить себя Кушель, но ничего не получалось.

Она вытащила их из борделя.

Она нашла убежище.

Она вернула Леви улыбку.

Это была она, а не Кушель. Леви безопаснее рядом с ней. Они уже столько сделали вместе, как она может оставить его и не знать что с ним?

— Нет, — отвечает она. — И не узнают никогда. У меня осталось ещё немного денег, скажи, этого хватит, чтобы снять комнату?

Она высыпает на стол все имеющиеся монетки. Грета внимательно пересчитывает их и по её лицу уже понятен ответ.

— Не хватит.

— Сколько нужно ещё? Сколько я могу у тебя заработать? — она устало прикрывает глаза.

— Если возьмёшь и смену официанта, то за четыре дня.

— Опасно работать днём, — она крепко сжимает зубы, чтобы отчаяние не вырвалось горькими всхлипами.

— Повяжем тебе платок на голову, немного подкрасим. Никто не заподозрит, — пообещала Грета.

Вместе с тяжёлым вздохом захотелось выплюнуть свои лёгкие. Руки подрагивали от напряжения и слабости, но сдаваться сейчас было нельзя. Она не имела на это право.

— Хорошо.

* * *

Жизнь стала тяжелее. Ночью она шила одежду, днём, намалевав лицо, разносила заказы разного вида работягам.

Леви необходимо было чем-то занять, он не мог сидеть целыми днями без движения, поэтому из ненужных лоскутов ткани она сделала куколки мальчика и девочки. Это было просто.

Малыш играл с ними весь день в каморке, вечером выходил помогать убирать зал, потом они ужинали и после двух сказок он засыпал в обнимку с игрушками.

Кушель старалась не сбиваться с такого ритма жизни. Было ужасно тяжело. Иногда стук сердца гулом отдавался в ушах, а перед глазами темнело. Она ложилась подремать час или два, а после снова принималась за работу.

Штанишки для Леви шились тяжело. Она совсем не предназначена для шитья. Понять как правильно удалось через неделю.

Закончены штанишки оказались через столько же, рубашечка заняла меньше времени.

Спустя время принялась за своё платье. Она разрезала широкую юбку вдоль и пришила завязки. Получилась юбка с запахом. Ноги были надёжно прикрыты, но одежда смотрелась несколько необычно.

В случае необходимости Кушель могла откинуть кусок юбки и достать нож, что привязала к ноге. Здоровая паранойя переставала быть таковой, но сил сопротивляться страху не было.

Игнорировать сон было нельзя, поэтому приходилось делать перерывы. Почти месяц она жила в таком темпе.

Грета, как и обещала, платила больше. Кушель не понимала такого хорошего отношения к себе, но жаловаться не собиралась. Дают — бери.

«А бьют — беги», — вздохнула она, откладывая иглу в сторону.

Одежда для Леви была готова. А вот средств было немного, ещё нужно было купить ботиночки. В один из выходных Грета сводила Кушель к старушке Марте, что и сдавала комнату.

Комната располагалась на втором этаже соседнего дома, имела небольшую кухонную зону у противоположной двум окнам стене, один диван и стол с двумя грубо сбитыми табуретами. Жить с ребëнком тут можно было, даже с комфортом.

«Не раздельные комнаты конечно, но и я до пятнадцати жила с… с кем?» — замерла на секунду она.

— Будешь заселяться, дочка? — прошамкала старушка, подслеповато щурясь.

— Буду, — ещё раз оглядела комнату Кушель.

Марта, как оказалось, видела зорче орла, поэтому подарила набор посуды и несколько кастрюлек. Сказала, что это подарок на новоселье. Кушель лишь благодарно кивнула. Не придётся искать подешёвке.

Переехали сразу как Кушель сходила на рынок и купила ботиночки. Немного больше размером, чем нужно, но она не могла позволить себе тратиться так часто на детские вещи, из которых Леви вырастал скачками.

«Зато, примерно, в восемнадцать перестанет расти», — мелькнула странная мысль.

— Нравится? — взволнованно спросила она.

Леви оглядел комнату, где им предстояло жить и исчез. Кушель пару раз моргнула. Ребёнок успел залезть за диван, под стол, изучить тумбы в кухоньке.

— Он уже потерян, — хмыкнула Грета, помогая раскладывать вещи.

Леви, сидя под столом, рассказывал своим куколкам, что теперь у них есть хоть и одна, но своя крепость.

Малыш использовал столы в таверне как маленькие крепости. После закрытия, когда они прибирали всё, он играл со своими куклами, которых Кушель в шутку окрестила Чёрч и Магнолия. В чём шутка она сама не знала.

— Ну вот и всё, — довольно оглядела дело рук своих Грета. — Не забудь во сколько тебе завтра на работу.

— Не забуду, — кивнула Кушель и быстро окликнула собирающуюся уходить благодетельницу. — Грета!

— Чего? — ворчливо отозвалась та.

— Почему?

Грета молчала. Смотрела на неё пронзительно и устало, а потом медленно и тихо заговорила.

— Мою мать называли Горячая Моника. Она сбежала со мной, зашла в таверну, говорила как устала от такой жизни, как хочет начать всё заново вместе со мной. Бабушка Марта поверила. Мы жили в каморке, где жили вы, делали всё тоже самое, что и вы. Однажды она попросила денег у бабушки, чтобы сходить на рынок и исчезла, оставив меня.

— Её поймали? — осторожно спросила Кушель.

— Нет, — почти безразлично качает головой Грета, — она сбежала. Нашла себе кого-то и жила с ним. Каждые два месяца я хожу проведать её.

— Ты не простила её, — заметила Кушель.

— Не захотела, — пожимает плечами Грета.

— Хочешь остаться на чай? — предлагает Кушель.

— Нет. Обживайтесь, — и уходит.

Кушель задумчиво разбирала вещи, готовила лёгкий ужин. Она бы тоже так могла. Оставить Леви и сбежать. Только не сделала этого почему-то.

«Чувства Кушель? Или мои?»

Она смотрела на играющего куклами ребёнка и не могла понять что чувствует. Леви поднял взгляд стальных глаз на неё и светло улыбнулся.

Возможно, из-за этого она не оставила его. Нельзя предать доверие ребёнка.

* * *

В Подземном городе нет ветра, солнца и неба. Здесь не растут трава и деревья.

Почва тут сухая, каменистая, утрамбованная, чтобы нога не провалилась в грунт.

Тут не было дождей, туманов и росы.

Тут были стены и скалистый потолок без единой трещины. Тут были гетто и около средний класс. Тут были бордели и контрабандисты.

Город создавался с целью защитить, а в итоге стал тем, от чего нужно было защищать.

Проклятый город закрыл их от звёзд и лика луны. Болезненная духота наполняла воздух, стелилась по улицам.

Кушель задыхалась здесь. Ей было тут не место. Им было тут не место.

Она каждый день ходила на работу, задыхалась от духоты здешних улиц и натягивала улыбку, чтобы оставили чаевых побольше. Не оставляли. Денег тут ни у кого не было в достаточном количестве.

— Плесни-ка мне ещё, хозяйка!

Кушель выглянула из-за стойки и испуганно юркнула обратно. Охотничий нож неловко привязанный к бедру лоскутами ожёг кожу. Это был мужчина из борделя. Тот самый, у которого она стащила нож.

— Иди налей ему, — толкнула её локтем Грета.

Кушель хотела сказать, объяснить, но не смогла. С тяжело бухающим в груди сердцем она подошла к мужчине, вцепившись в глиняный кувшин, как в щит.

С широкой улыбкой мужчина подтолкнул к ней кружку. Кушель наполнил её. Она уже собиралась отойти, как мужчина её окликнул.

— Красавица, а ты здесь девушку не видела? — он неприятно ухмыльнулся.

— Какую девушку, господин? — натянуто улыбнулась она.

— Черноволосая, глаза, как у тебя, серые. Носит имя Олимпия.

— Не встречала, — качнула головой Кушель, мечтая сбежать.

— Ну ла-а-адно, — потянул мужчина, теряя к ней интерес.

— А зачем вам она? — перед тем как уйти спросила Кушель. Она должна знать.

— Награду за неё назначили, — неприятно ухмыльнулся мужчина.

Кушель поспешила скрыться на кухне. Было страшно.

Домой она возвращалась постоянно оглядываясь. Пять минут пути показались целыми часами. Кушель не собиралась петлять и сбивать со следа возможного преследователя. Она этого не умела, лишь потеряется.

Леви встречал её подогретым супом и горячим чаем. Увидев ребёнка, она смогла выдохнуть и убрать нож в сторону.

— Ты убрался, — заметила она.

— Пыль с потолка сыпется, — надулся ребёнок.

Кушель тихо засмеялась, потрепав слабо кольнувшей болью ладонью по волосам Леви. Мальчик был очарователен.

— Ты ел?

— Да, — кивнул Леви.

— Я кое-что купила к чаю, малыш, — улыбнулась Кушель.

Леви побежал к кухонной тумбе за чашками. Он налил им чай и выжидающе уставился на Кушель.

Она снова хихикнула и достала из кармана платок, в который ей сегодня завернули два пряника на рынке.

— Это пряники. Сладкие. Попробуй.

Леви осторожно откусил пряник и застыл. Он смотрел на сладость в своих руках таким удивлённым взглядом, словно вкуснее ничего никогда не пробовал.

— Ты ел когда-нибудь сладости? — осторожно спросила она.

Леви кивнул, откусывая ещё кусочек:

— Мама принесла однажды. Давно.

Кушель грустно улыбнулась. Сладости были дорогими. Она потратила почти все свободные деньги на них. Возможно это было не самое практичное решение, но у неё на руках был маленький ребёнок, которому она была обязана обеспечить хорошее детство.

Леви съел свой пряник и заинтересованно посматривал на последний. Кушель без сожалений пододвинула его к нему.

— Ешь, малыш.

— Он же твой, — упрямо насупился Леви.

— Я уже ела, — солгала Кушель. — Не волнуйся, кушай.

Леви старался удержать строгий взгляд, но желание ощутить на языке приятную сладость было слишком сильно. Кушель с умилением смотрела как малыш с сомнением глядит на половину пряника.

— Я оставлю на завтра. Можно?

«Я к экономии пришла лет в десять», — отмечает мимоходом Кушель.

— Можно, — ласково гладит его по голове. — Ты всухомятку всё умял. Чай-то попей.

Леви кивнул. Он аккуратно завернул остатки пряника в платок и взялся за чашку.

То, как Леви держал чашки, кружки, стаканы, было отдельным номером. Он брал не за ручку, а поверх, за края. Пить так было неудобно, Кушель пыталась его переучить, но ребёнок был непреклонен и ей пришлось сдаться.

— Ты расскажешь сегодня сказку?

Кушель прислушалась к себе. Вчера её вырубило, стоило только ощутить тепло Леви под боком.

— Расскажу. О чём ты хочешь услышать?

— О море.

— Тогда давай скорее прибирать и укладываться, — одним глотком допила чай Кушель, поднимаясь с места.

В погоне за новой историей Леви был готов хоть весь Подземный город отдраить до блеска. Хотя Кушель была уверена, что он и без награды это хотел сделать.

Застелили постель и немного подурачились. Леви всё смелее и смелее улыбался с ней, а у неё сердце кровью обливалось каждый раз. Почему-то видеть его улыбку было странно.

— Сказку, — с видом победителя провозгласил Леви, сидя на её животе.

Кушель приглушённо хихикнула. Ребёнок уже не маленький, тяжеловат для неё. Хоть на свой возраст стал выглядеть более-менее.

— Я расскажу тебе о морском народце.

— Морской народ? — Леви уложил подбородок ей на грудь и с интересом заглядывал в глаза.

— Этих существ зовут шелки. Говорят, что раньше они были людьми, но были изгнаны за проступки. Наполовину они люди, а наполовину, — Кушель напустила интригу в голос и резко выдала, — тюлени!

— Кто такие тюлени? — смешливо фыркнул Леви.

— Животные такие, — улыбнулась Кушель. — Живут в морях, не боятся холода, дружелюбны.

— А как они выглядят?

— Я тебе нарисую. Найдём с бабулей Гретой бумагу и я нарисую тебе тюленей.

— И шелки!

— И шелки, — согласилась Кушель.

Она рассказывала о морском народце всё, что помнила. Описала шторм, что может вызвать обиженный шелки, как тёмны суровые воды.

Леви заснул под неспешный рассказ о шубке шелки.

* * *

Кушель смотрит на свою ладонь и обеспокоенно сжимает губы. Не зажило.

Она не помнит как долго заживает эпителий. Сейчас ей кажется, что должен быстрее. Намного быстрее.

Тонкие пальцы метнулись к шее и прижались к сонной артерии. Она прислушалась.

Тук. Тук. Тук.

Сердце билось. Билось ровно, спокойно. Совсем не соответствовало охватившему её волнению.

Понимание на привкус как отчаяние. Тело не заживёт. Она навсегда в таком состоянии. Ни жизнь, ни смерть. Не человек и не мертвец.

Дышать глубоко, чтобы жизнь почувствовать, чтобы не забыть.

Вдох. Выдох.

Как жить, если уже мёртв?

Тук. Тук. Вдох.

Как быть собой, если не знаешь себя?

Тук. Тук. Выдох.

Царапина на ладони не запеклась, не кровоточила. Она просто была. Кушель давит на неё ногтями, вслушиваясь в биение сердца. Больно.

Боль — это жизнь. Если есть боль, значит тело способно воспринимать сигналы о поломке. Должно ли болеть воскресшее тело? А воскресло ли оно?

— Мама, — дёргает её за юбку ребёнок.

Она моргает, возвращаясь в реальность. Леви позвал. На душе стало горько-сладко.

— Что такое, родной? — улыбается непослушными губами Кушель.

— Можно порисовать?

Бумагу нужно экономить. Бумага дорогая в этом месте.

— Конечно, — легко соглашается Кушель.

Есть вещи, что нужны здесь и сейчас.

Леви рисует чёрным угольком их комнату, себя и её. Только две фигуры.

— А где же мама? — шёпотом спрашивает Кушель и боится услышать ответ.

— Вот же ты, — улыбка озаряет лицо ребёнка.

Кушель хочется плакать. Он забывает её. Так не должно быть. Нет.

— А как же мама, что была до меня, солнышко? — мягко напоминает она.

Сейчас она корит себя за то, что взяла имя Кушель. Возможно, Леви бы не начал забывать родную маму. Она не имела права заменять собой настоящую Кушель.

Леви хмурит бровки. Моргает удивлённо-удивлённо и решительно пририсовывает позади неё тень. Она одобрительно кивает, хоть и задаëтся вопросом: кто же на деле пририсован она или Кушель?

— Как оно выглядит? — внезапно поднимает голову от рисунка Леви.

— Кто, родной?

— Солнышко. Ты пела про него и меня так зовëшь, — серые глазки горят детскими любопытством и любознательностью. — Какое оно?

Она проклинает этот город, что отнял у ребëнка солнце. Малыш никогда не видел ночи и дня, свет луны и звëзд.

— Солнце — это оранжевый шар, — рассказывает она. — Говорят, что на солнце живëт огненный кролик, что делает лето жарким.

— Кролик? — удивляется Леви.

— Кролик, — с улыбкой кивает Кушель. — Давай нарисуем?

У Леви решительно загораются глаза.

— И шелки!

— И шелки, — мягко соглашается она.

Они рисуют огненного кролика и лунного ворона, шелки и рыбака, что нашёл её шубку. Они создают столько удивительных вещей, которых никто доселе не видел.

Кушель почти забывает о месте, где им приходится жить, о проблемах, что преследуют их с одержимостью адской своры. Вот только Леви смотрит на чёрно-белое изображение мира на поверхности с таким изумлением, что она не может не помнить.

— А можно сделать другие цвета? — Леви с сомнением смотрит на уголёк в руке.

Кушель вспомнила всё, что можно было использовать как краски. Если найти ягоды, то можно попробовать сделать из мякоти или сока краситель.

— Я подумаю, что можно сделать, малыш, — в очередной раз пообещала она.

Этих обещаний накопилось очень много. Кушель боялась, что выполнить их не хватит сил.

Синяк на спине всё ещё не прошёл.

* * *

Бывший владелец ножа больше не появлялся. Кушель не видела его на улицах, в таверне и облегчённо выдохнула. Приходили к ним конечно наёмники, что разыскивали Олимпию, но Грета мастерски заговаривала им зубы.

— Может забудут о тебе скоро, — сказала она однажды, зажимая зубами самокрутку.

Кушель со старанием работала, не отвечала на флирт работяг, не позволяла зажать себя у бара. Жизнь практически наладилась, да только тянуло на поверхность, подальше от смрада забытых богом улиц, где люди с трудом помнили о человечности и о том, что сами являются людьми.

Она боялась отпускать Леви гулять. Дети на улицах сбивались в банды, грабили, убивали. Это было опасно. У их маленькой семьи один нож на двоих и ни один не умел им пользоваться.

Награда за её поимку манила многих. Радовало, что в городе не было фотоаппаратов, поэтому только устное описание могло её сгубить.

Было тяжело жить и не знать что принесёт завтрашний день. Планов не было. Единственный план был выполнен через несколько дней после воскрешения — побег из борделя.

— Как попасть на поверхность? — Кушель только закончила мыть полы и теперь устало опиралась о барную стойку. — На поверхности хоть что-то есть?

— Конечно есть, — фыркнула Грета. — Если хочешь на поверхность, то тебе нужна справка от чиновника какого. Или начальника полиции.

— Тут есть полиция? — удивлённо подняла голову Кушель, Грета выдавила смешок. — Что смешного?

— Если бы тут была полиция, милочка, то здесь было бы лучше, а в итоге имеем, что имеем, — пожимает плечами Грета, поджигая сигарету. — Но есть у нас отделение. Оно как пропускной пункт на поверхность работает.

— И как получить эту справку? — с надеждой поддалась вперёд Кушель.

— Состоять в банде, иметь много бабла, — перечисляла женщина, надежда Кушель загибалась, как пальцы Греты, — быть перевозчиком контрабанды, быть дилером наркоты…

— Да что это за полиция такая! — рассерженно хлопнула по стойке Кушель и удивлённо посмотрела на ладонь. Царапинки стали меньше?

— Добро пожаловать в реальность, куколка, — хмыкнула Грета. — Это наша доблестная военная полиция, сердце за короля, народ и прочий бред.

— Неужели никто ничего не делает с этим? — нахмурилась Кушель.

— Кому надо было, уже всё сделали, — весело фыркнула Грета. — Взятку взяли, к примеру.

— Грёбанные коррупционеры, — пробормотала Кушель, — нигде с ними сладу нет.

— Иди-ка ты уже домой, — вздохнула Грета. — Ребёнок тебя весь день не видит, а ты ещё и задерживаешься.

— Гонят меня, гонят, — ворчит Кушель, но поднимается и, потягиваясь, идёт на выход.

— Постой, — окликают её уже на крыльце.

Кушель оборачивается. Грета неловко мнётся, но всовывает ей в руки тарелку, завёрнутую в полотенце.

— Остатки пирога. Покорми ребёнка.

— Спасибо, Грета, — сказала закрывшейся двери Кушель.

Идти пришлось быстро. Соблазнительный аромат пирога был достаточно сильным, чтобы дети из местной шайки почуяли его.

«Будто не люди, а звери», — мелькнуло в голове.

Кушель бы поделилась, если бы видела хоть одного ребёнка. Желательно не опасного.

«Бойтесь своих желаний, да?» — невесело усмехнулась Кушель.

В переулке недалеко от её дома сидел ребёнок. Русые волосы спутаны, фигурка сжата, словно что-то болит.

— Ты в порядке? — Кушель остановилась неподалёку. Сочувствие сочувствием, а об осторожности забывать не стоит.

Ребёнок поднял на неё серо-голубые глаза и Кушель поразилась тому голоду, что видела в них. Леви смотрел на еду также, когда они только познакомились.

— Ты один?

Мальчик пошевелил пересохшими губами и выдавил сиплое «нет».

«Только приняли в банду, — поняла Кушель, — и, возможно, за что-то наказали».

Она медленно подошла, остановилась в трёх шагах от мальчика, поставила на землю подарок Греты и отошла обратно, не прерывая зрительного контакта.

— Поешь, — попросила она, мальчик непонимающе на неё посмотрел.

— Почему?..

— Ты — ребёнок, а я — взрослая. Взрослые должны заботиться о детях, — пояснила она.

Мальчик аккуратно подполз к тарелке, приподнял полотенце. Дурманящий аромат выпечки защекотал ноздри. Живот ребёнка громко заурчал.

— Ешь, — кивает на тарелку Кушель и ждёт.

Мальчик мнётся. Есть при незнакомке ему не хочется, но Кушель не может уйти. Ей Грета голову оторвёт, если она тарелку не вернёт.

— Я могу уйти, но ты должен пообещать, что вернёшь мне тарелку с полотенцем, — решается Кушель.

Мальчик пронзительно смотрит на неё своими голубыми глазками и Кушель они кажутся знакомыми.

— Я съем. Сейчас. Подождите, — ребёнок говорил коротко, ему было явно тяжело.

Кушель покорно ждала, пока ребёнок давился едой. Она уже сказала ему не торопиться, но тот не послушал.

Менее чем за три минуты пирога как не бывало. Мальчик отполз обратно. Он больше не выглядел умирающим. Голодал явно не так давно.

Кушель забрала тарелку, заметила отсутствие полотенца, но ничего не сказала. Пусть забирает, не жалко. Видимо, ему нужнее.

— Выживи, пожалуйста, — попросила она перед уходом.

— Зачем? — донеслось вслед.

— Потому что ты был рождён, чтобы жить.

До дома дошла быстро. Почему-то тени перестали пугать. Она поднялась на второй этаж с пустой тарелкой в руках, размышляя над тем как приучить Леви, что помогать людям нужно и вообще мир-дружба-жвачка.

Она постучала, чтобы предупредить, что пришла. Дверь поддалась. Кушель закатила глаза и прошла вперёд, захлопнув за собой.

— Леви, я же просила закрывать дверь, когда ты один. Я понимаю, что тётушка Марта живёт в соседней комнате и ты забыв… — Кушель осеклась. — Что такое, малыш?

Леви был бледен и напуган. Он сидел на диване, не шевелясь, и крепко сжимал крошечными кулачками обивку. Кушель и сама испугалась. Что могло так встревожить ребёнка, что крысу веником на улицу выкинул, и глазом не моргнув?

Серые глазки Леви следили за чем-то за её спиной. Кушель напряглась.

Позади кто-то неприятно ухмыльнулся. Кушель замерла.

Позади кто-то неприятно ухмыльнулся. Кушель замерла.

Леви следил за кем-то испуганными глазками, а она застыла в безвременье, перестав ощущать своё тело.

Всё происходило стремительно.

Кушель чуть поворачивает голову и видит боковым зрением мужчину из борделя. Нож на бедре, словно вспыхнул ледяным огнём.

Она резко развернулась, сделав шаг назад к Леви, бросила тарелку в незваного гостя. Под звон осколков зашуршала юбка платья, когда Кушель откинула её край.

Она обхватила рукоять ножа двумя руками и следила за смеющимся мужчиной немигающим взглядом.

— Разве так встречают гостей, Куше-е-ель, — насмешливо пропел имя этого тела мужчина, который даже шляпу не потерял.

Выдохнул за спиной Леви. По телу Кушель путешествовал заряд энергии, что словно замедлял время вокруг, давал ей возможность найти решение.

Решение было только одно.

«Нужно убить ублюдка».

Кушель не знала один ли он пришёл, будут ли ещё, но точно знала, что этот мужчина одним своим существованием ставит под сомнение их жизнь.

Заряд силы перетёк в ноги, запястья и глаза. Всё вокруг было таким медленным, а она… она была быстра. Кушель бросилась на мужчину, оттолкнувшись от пола с такой силой, что доски прогнулись и брызнули щепками.

Ей нужен был точный удар. Всего один и опасность останется лежать на полу у двери, а они с Леви смогут сбежать.

Она видит летящий в неё кулак, словно в замедленной съёмке, уходит от него в сторону, взмахивает ножом и… её сбивает удар с другой стороны.

«Он тоже так видит!»

— Так вот кто его стащил, — смеётся мужчина.

Нож отлетел в сторону, она успевает ударить кулаком по горлу мужчины, прежде чем её запястья оказались прижаты к полу. Противник навис сверху, сверкая серыми глазами и тяжело дыша.

— Ну-ну, зачем же так агрессивно, дорогая? — ухмылка его была широкая, страшная, голос хрипел. Удар не прошёл бесследно.

Кушель дёргалась под ним, стараясь сбросить с себя, дотянуться до ножа и не мечтала. Она не могла сейчас сдаться, не могла. Она была обязана спасти хотя бы Леви. Она должна этому ребёнку, он ей жизнь спас!

«Борись, — рычало в голове не её голосом. — Борись. Борись!»

Она вскинулась всем телом, почти не чувствуя как рвутся мышцы на спине. Её лоб врезался в нос мужчины. Брызнула кровь.

Сбоку раздался быстрый топот. Она не успела даже подумать об этом, как громкий гул прозвучал на всю комнату, а мужчина ругаясь и матерясь откатился в сторону. Леви снова взмахнул кастрюлькой. Кушель успела перехватить его и спрятать за своей спиной. Она настороженно смотрела на мужчину, что потирал затылок и обиженно глядел на них.

— А я говорил, чтобы ты избавилась от него, пока ещё было возможно, — прошипел он, прислонившись спиной к двери.

Кушель нахмурилась. Он… знал старую Кушель? Его глаза также серы, как и у Леви. Мог ли это быть отец ребёнка?

— Кто ты? — твёрдо спросила Кушель, прижимая к своей спине Леви.

— Только не говори, что я так изменился с последней встречи, сестрёнка, — фыркнул мужчина, вытирая кровь с лица.

«Сестрёнка?»

— Шутишь? — прищурилась она, медленно отступая к окну.

Мужчина нахмурился. Больше он не делал попыток приблизиться, лишь смотрел глазами, так похожими на её.

— Ты не помнишь, — заключил он. — Давно?

— С борделя, — помедлив ответила она. — Кто ты?

— Кенни, — откинулся на дверь и отряхнул сбитую Леви шляпу. — Твой старший брат, Кушель. Имя-то своё хоть помнишь?

— Зачем напал? — проигнорировала вопрос.

Кенни каркающе засмеялся.

«Неприятный тип», — отметила про себя Кушель.

— Это ты на меня напала, сестрёнка, — ухмыляется во весь рот Кенни. — Весьма неплохо, кстати. Чуется порода Аккерманов, — и смеётся.

«Аккерман? Это фамилия Кушель?» — она не сводит взгляда с Кенни, что внезапно оказался неплохим источником информации.

— О визите нужно предупреждать заранее, — замечает Кушель, выдавливая из себя последнее слово, — братик.

Кенни снова смеётся.

— У щенка твоего есть потенциал.

— У ребёнка, Кенни, — припечатывает она, сощурив глаза. — Щенков ты найдёшь в помёте у суки, а Леви — мой ребёнок.

Кенни прищуривается, усмехаясь, но не спорит.

— У меня есть к тебе разговор, Кушель, — говорит он. — Поэтому отошли своего ребёнка куда-нибудь. Разговор недетский.

Кушель хмурится. Кенни ничто не мешает прирезать её что при Леви, что без него, поэтому убрать ребёнка из зоны поражения кажется самым оптимальным вариантом.

— Я спрошу у соседки может ли он у неё переночевать, — принимает решение Кушель.

— Мама! — обеспокоенно вскидывается Леви.

— Тихо, — шикает она на него.

Кенни демонстративно поднимается с пола и по-хозяйски падает на диван, пачкая дорожной пылью простыню.

У Кушель нет времени разбираться с вторженцем, нужно увести ребёнка. Она отодвигает осколки тарелки ногой, отпирает дверь, чтобы столкнуться с пронзительным взглядом Марты.

Наверное, у неё очень потрёпанный вид, раз старушка тянется к карману. У Марты там всегда ключи, тяжёлые и острые. Грета рассказывала, что та такими отбивалась на улице, если вдруг что.

— Тётушка, можно Леви останется у вас сегодня на ночь? — она легко подталкивает Леви в спину, чтобы он вышел из их комнаты.

Марта смотрит до боли понимающе. Она кивает Кушель, берёт слабо сопротивляющегося Леви за руку и уводит в свою комнату, приговаривая о том, какой чай сегодня заварит и какие истории расскажет.

Леви постоянно оглядывается, не слушает старушку. Кушель закрывает дверь. На сердце тяжело.

— Зачем ты здесь? — оборачивается к Кенни она.

— Сразу к делу? — ухмыляется он. — А как же твоё гостеприимство, сестрёнка?

— Там же, где и твои предупреждения о столь позднем визите, — парирует Кушель.

Она поднимает нож под внимательным взглядом Кенни, пропускает мимо ушей ворчание о том, что она стащила его любимый клинок, и садится за стол. Спустя миг Кенни усаживается напротив.

Они смотрят друг на друга внимательно. Кушель искала очевидные сходства во внешности, Кенни — хоть каплю узнавания в незнакомом взгляде сестры.

— Как ты потеряла память?

Кушель неопределённо пожала плечами. Что она могла сказать? Умерла и очнулась в чужом теле? Она самолично бы в психушку отвела того, кто это сказал бы.

— Как хоть это случилось? — не сдаётся Кенни.

— Открыла глаза, а рядом ребёнок. Краткий опрос показал, что я в борделе, поняла, что нам там не место, и сбежала через пару дней.

— Значит, нож ты у меня уже без памяти похищала? — удивлённо уточнил Кенни, Кушель кивнула. — Я думал, ты меня узнала.

— Ты спал и храпел, как паровоз, — проворчала она, — не могла упустить возможность обзавестись оружием.

Кенни хмыкнул. Кушель не поняла его эмоций. Она с тревогой ожидала, когда он скажет то, что хотел, и уйдёт.

— Ну? — нетерпеливо постукивала пальцами по столу она.

Кенни ухмыльнулся, расслабленно облокотился о стол. Кушель поняла, что ничего хорошего не услышит.

— Накорми-ка меня, сестрёнка.

«Я его сейчас убью», — она крепко сжала зубы.

Кушель медленно поднялась и пошла к сковородке. Должна была остаться картошка.

— Скудно, — комментирует Кенни.

— Либо ешь, что дают, либо проваливай, — бросает Кушель, заваривая себе чай.

Кенни ест медленно, смакует каждый кусочек и наблюдает. Она чувствует его изучающий взгляд, от этого не по себе.

Вполне возможно, Кенни не видит в ней того, что ищет. Он высматривает сестру. Ту самую, что работала в борделе, что решилась родить ребёнка, что любила своё дитя до последнего вздоха.

Она ждала, когда он, наконец, скажет свой вердикт, но Кенни лишь ел и молчал. Кушель ужасно устала, она с трудом сдерживала зевки.

— Тебя сутенёр ищет.

— Пусть подавится своими поисками, — бросила Кушель, отвернувшись к окну.

Почему-то она стала чувствовать себя легче. Казалось, что ей знакомо присутствие Кенни. Возможно, это остатки чувств настоящей Кушель. Может она тоже сидела с Кенни за одним столом, кормила его и слушала язвительные рассказы о людях, с которыми работала.

— Я останусь у тебя на некоторое время, — вдруг говорит Кенни в перерыве между рассказом о том, какой идиот её сутенёр и какие змеи работают в борделе.

— Ты где-то ночевал всё это время, — нахмурила брови Кушель, — вот и живи там.

— Как жестоко, сестрёнка, — ухмыляется Кенни. — Неужели хочешь прогнать меня, единственного твоего защитника?

Она прикусила губу. Это имело смысл. Кенни выглядел сильным и достаточно безбашенным со своим бандитским оскалом, чтобы запугать всех вероятных противников. Только было одно «но»...

— Где ты был всё это время? — твёрдо спрашивает Кушель, игнорируя тихое шебуршание в коридоре. — В жизни не поверю, что ты решил осесть с нами.

Кенни хмыкнул, протянул руку и забрал свой нож, что лежал перед ней. Кушель чуть напряглась, глаза Кенни весело блеснули. Заметил.

— Убивал ублюдков, повидал нашего деда, всё как обычно, — потянул Кенни.

«Убивал? — с ужасом подумала Кушель, потом вспомнила в каком месте находится и успокоилась. — Подумаешь, брат является убийцей. Я только за сегодня видела, минимум двух психопатов, четырёх наркодилеров и с десяток воришек. Теперь список пополнился и убийцей».

— Так что? Приютишь братца? — во весь рот ухмыльнулся Кенни.

Кушель не хотела. Она бы прямо сейчас его выгнала, но… она перестала чувствовать от него угрозу. Конечно же она не доверяла Кенни, но и не боялась, что он прирежет её по-тихому. Не тот стиль.

— Спать будешь на полу, — заявила Кушель, поднимаясь из-за стола.

— Как жестоко!

— Не нравится — ищи другой приют, — и распахнула входную дверь.

В комнату с кастрюлькой наперевес ввалился Леви. Мальчик обиженно надул губы, угрожающе глянул на Кенни из-под растрёпанной чёлки и вперил упрямый взгляд в Кушель.

— Ха! — воскликнул Кенни. — Ну у тебя и боец!

Губы Кушель тронул намёк на улыбку. Да, сын у неё тот ещё герой, но видит бог, если он не побежит на прямой приказ, она его сама придушит. У неё нервы и так сдавать начинают.

— О чём мы договаривались, когда бежали из борделя, Леви? — строгим тоном начинает Кушель, Кенни заинтересованно на неё косит глаза, она спиной чувствует.

Леви не отвечал, насупившись.

— Леви, я жду, — поторопила Кушель.

— Что я буду слушаться.

— Ты послушался меня сейчас? — вскинула бровь Кушель.

— Нет, — упрямо сжал зубы Леви.

— Леви, если я говорю сделать что-то, значит это важно.

— Но если тебя убьют! — поднял потемневшие от отчаяния глаза Леви.

— Пусть убьют, зато ты будешь жить, — несдержанно бросила Кушель и замерла под злым взглядом ребёнка.

— Ты обещала, что не оставишь меня, — всхлипнул он. — Ты обещала!

— Леви, — она тянет руку, чтобы вытереть мокрые щёчки ребёнка, но он уворачивается и выбегает из комнаты.

— Ну и умри, обманщица! — выкрикивает он.

Кушель замерла в растерянности. Запричитала показавшаяся в коридоре Марта, Леви пролетел мимо неё и исчез в её комнате.

«Зато не на улицу», — мелькнула усталая мысль.

Кушель натянуто улыбнулась Марте и закрыла дверь. Дышать было тяжело, она на миг испугалась, что дыхательная система отказала, но всё оказалось куда проще. Слёзы подступили к горлу и мешали.

— Весело у вас, — хмыкнул Кенни, странно сверкнув сталью серых глаз, — пожалуй, задержусь.

Кушель повела плечом и выдохнула, перебарывая слёзы. Она не будет плакать при незнакомце, будь он хоть трижды её брат.

— Спать будешь на полу, — отрезала Кушель, проигнорировав наигранные возмущения Кенни.

Кушель безумно устала. Она смотрела сонными глазами в потолок и думала лишь о храпе Кенни с пола.

Она не могла заснуть, пока не почувствует себя в полной безопасности. Присутствие Кенни не внушало доверия.

Голова болела, крохотные молоточки били по мозгам, вызывая тошноту. Хотелось, чтобы боль прошла, чтобы затих храп, что раздражал недомогание. Она так устала.

Темнота застлила взгляд неожиданно, но принесла краткое чувство облегчения. Кушель погрузилась в беспокойный сон.

Кенни открыл глаза.

* * *

Во сне она была обнажена и сидела на белом песке. Или сером. Её не особо волновало это.

Она всё ещё не видела нормально своё тело, всё ещё была одна. Единственное, что она знала, так это то, что уже была здесь. Где это таинственное «здесь» было решительно непонятно, но сил разбираться не было.

Она обняла свои колени и уставилась… в небо, наверное. Созвездий как таковых тут не было. Нечто напоминало млечный путь, но словно художник неловко взмахнул кистью и мириады звёзд перебрались на горизонт и землю.

Вдалеке, прямо от земного скопления звёзд, появилась фигура. Она не могла разобрать мужчина это или женщина, но фигура двигалась и двигалась к ней.

Она не отводили взгляд от фигуры и чувствовала внимательный взгляд пришельца. Этот кто-то знал её, знал почему она здесь. Она хотела, чтобы до неё дошли, чувствовала, что это что-то важное.

Человек шёл медленно и не успел прийти к ней до момента пробуждения. До конца сна он оставался неясной фигурой вдалеке.

Кушель ещё не могла пойти навстречу.

* * *

Кушель открыла глаза утром в тишине. Кенни куда-то ушёл, съев всю еду. Она тяжело вздохнула и понадеялась, что Марта не откажется сегодня покормить Леви.

Она вышла из комнаты и сразу же столкнулась с Мартой. Старушка смотрела на неё странным взглядом и чего-то ждала.

— Извини, что тебе пришлось потратить вечер на нас… Как Леви?

— Пропыхтел весь вечер в стену, — ответила Марта и вперила пронзительный взгляд в Кушель. — Кто это был?

— Мой брат, — она приложила пальцы к виску. — Совсем не умеет предупреждать о своих визитах.

Марта расслабилась. Кушель наблюдала за ней краем глаза, но не больше. Ясно было, как день, что доверия бывшая проститутка не вызывала. Репутация профессии работала против Кушель, но никакого дела до этого не было. Она чувствовала напряжение в висках, как на смену погоды, когда точно знаешь, что с минуты на минуту появится боль.

— Я пойду на работу. Покормишь Леви?

— Хорошо, — кивнула Марта и быстро скрылась у себя.

Кушель сразу поняла, что поджидали тут именно её. Тяжкий вздох попытался вырваться из груди, но она крепко зажмурилась и медленно задышала. После вчерашней потасовки ужасно болела спина, рёбра были отбиты, а голова отказывалась нормально думать.

Сейчас, когда Кенни их нашёл, явно по наводке сутенёра, Кушель нужно думать о том что делать дальше.

Менять жильё она не могла. Такую же хорошую цену она в жизни не найдёт. Тем более Марта и Грета жили поблизости и помогали, когда она сама терялась перед бытовыми трудностями.

Но и оставаться здесь, значило обречь себя и Леви на ненужный риск. Если их нашёл Кенни, то может найти и кто-то менее дружелюбный.

Кушель направилась в ванную комнату, крепко стиснув зубы. Решение требовалось как можно скорее, но она его не видела. Скитаться с ребёнком на руках по улицам, надеясь, что их не прирежут или не продадут в бордель втридорога.

Кушель вытерла лицо полотенцем. Хорошо будет, если только её продадут. Она-то как-нибудь выкарабкается, а вот Леви… ребёнок не должен переживать подобное.

Она шла по просыпающейся улице с косынкой на голове и духотой в лёгких. Она могла бы оставить Леви с Гретой или Мартой, они уж точно о нём позаботятся, но…

«Разве я могу?» — упала тяжёлая мысль.

Грета встретила её сразу десятью поручениями. До открытия Кушель успела вымыть барную стойку, прибраться на кухне и начать обслуживать первых работяг. Почему они приходят сюда в условиях тотального кризиса, она предпочитала не думать.

С Кушель в одной смене работала ещё девушка, Линда. Она была её ровесницей, но вела себя иногда так, будто ей всего десять. Посетители её любили, осматривали маслянистыми взглядами, но руки, на удивление, не распускали.

— Мы под защитой, — заметила тяжёлый взгляд Кушель на клиента, что подкатывал к Линде, Грета.

Кушель недоумённо посмотрела на неё, но Грета лишь покачала головой.

«Лучше не спрашивать», — поняла Кушель.

Сегодня она работала практически на автомате. Думала обо всём сразу и ни о чём конкретно, отвечала невпопад и успела разбить тарелку. Грета закатила глаза и отправила разбирать кладовую.

Кушель осмотрела место, что на пару недель стало приютом для неё и Леви.

«Ну и умри!» — эхом прозвучало в голове.

Кушель вздрогнула. Сердце кольнуло. Она нахмурилась. Обижаться на ребёнка — последнее, что она вообще должна делать, но иррациональная обида скапливалась в груди и игнорировать её не получалось.

Слишком много проблем требовало решений, а она была не в состоянии их найти.

Грета заглянула в кладовую под вечер. Кушель успела перебрать продукты, рассортировать всё по полкам и передумать о тысяче вещей.

— М-да, — сказала хозяйка, оглядев дело рук её.

Кушель с ужасом поняла, что сегодня совсем не работала в зале.

— Грета, я…

— Давно пора было разобрать этот бардак, — заключила Грета, Кушель резко закрыла рот. — Хватит на сегодня, собирайся домой.

— Ты мне не поможешь? — вырвалось у Кушель, прежде чем она успела подумать.

Грета обернулась, взглядом потребовав продолжения. Кушель замялась.

— Ты можешь меня подстричь?

— Подстричь? — удивилась Грета.

— Так будет легче прятаться, — сказала полуправду Кушель.

На самом деле у стрижки была лишь одна задача: напомнить Леви, что она не его мать. Возможно, это было жестоко, но речь шла об их выживании, сейчас она не могла позволить ему забывать об этом. То, что её лицо визуально станет выглядеть иначе от смены причёски, было лишь приятным бонусом.

Грета ловко орудовала ножницами, но было видно, что стрижёт кого-то впервые. Это почему-то казалось знакомым.

Щёлк-щёлк тяжёлыми ножницами. Она ими ткань резала ночами, когда шила одежду для Леви.

Щёлк-щёлк. Влажные волосы тяжёлыми прядями падают на плечи и пол.

Щёлк-щёлк. Её взгляд застывает на зеркале на уже своём отражении.

Лицо Кушель менялось с каждой отстриженной прядью. Оставалось всё тем же, но нечто тяжёлое пропадало с лица, делая его другим.

«Как я выглядела раньше?»

Волосы не достигали плеч. Чем-то напоминало каре, только одна прядь спереди была чуть длиннее остальных, но это ничего. Ей нравилось. Голове сразу стало легко, в мыслях наступила блаженная тишина.

— Спасибо, Грета, — она тряхнула волосами.

Грета слабо улыбнулась и замахнулась на неё полотенцем:

— Дуй за веником. Вся ванна в твоих волосах, а убирать кому?

Кушель хихикнула и спустилась в зал столовой, где оставила веник и совок. Ей чертовски повезло встретить Грету. Если бы не она, то неизвестно что было бы с ними.

— А теперь иди, — хмуро бросила Грета. — Снова ребёнок весь день без тебя.

Кушель кивнула. Забота Греты не вызывала никаких иных чувств, кроме сожаления и лёгкой благодарности.

Она шла по улицам без косынки. Впервые спустя долгое время. Она видела мелькнувшего в переулке вчерашнего мальчишку, но он не вышел к ней. Она не стала его искать.

Лестница в их доме скрипела от каждого шага. Она думала, что не сегодня, так завтра ступени с грохотом и пылью провалятся вниз, заключая ногу в ловушку. Гнилое дерево расцарапает кожу, доберётся до кости и прикуёт к одному месту.

Кушель постучала и зашла в комнату. Леви не было. Всё осталось таким же, каким было с утра. Даже дыра в полу от её вчерашнего толчка, а вот осколки были убраны. Сил с вечера на это не хватило, а утром она даже не заметила.

«Наверное, у Кенни совесть проснулась», — решила она.

Она нарезала немногочисленные овощи, решив их потушить. Она ненавидела тушёные овощи, но сейчас нужно было хоть немного разнообразить их рацион.

Сковорода зашкварчала. Кушель бросила масло и овощи на раскалённый металл и вытерла руки полотенцем. Пора было за Леви.

Она набила короткий ритм о дверь Марты и прикусила губу в ожидании. В комнате зашаркали шаги. Леви слышно не было. Возможно, он всё ещё обижался. Импульсивное решение подстричься уже не казалось таким уж хорошим.

«Этот ребёнок крутит мной, как хочет, а я даже не его мать!» — возмущённая мысль появилась и пропала. Она всё же успела прикипеть к мальчишке.

— О, — сказала Марта, — Кушель. Какими судьбами?

Кушель подняла в вежливом удивлении брови.

— Я за Леви.

— Так он ещё гуляет, — пожала плечами Марта.

— Как гуляет? — глухо переспросила Кушель, чувствуя как внутри всё начинает потихоньку осыпаться.

— Так с братом твоим. Как там его? Ленни-Менни.

— Кенни, — на автомате поправила она, внутри всё рухнуло. Она вцепилась побелевшими от напряжения пальцами в дверной косяк.

Марта несколько секунд смотрела на неё. Эти секунды показались целой вечностью.

— С ним не нужно было отпускать его.

Она рассмеялась на обречённый вывод Марты. Сердце насмешливо билось ровно, ни разу не сбившись с ритма.

Кушель влетела обратно в свою комнату, подхватила кофту и, натягивая на себя, сказала ожидающей Марте:

— Я пойду его искать. Жди его и не спи, вдруг вернётся.

Тук-тук — спокойно стучало сердце и ей казалось, что вся её жизнь сейчас оборвётся из-за этого стука.

— Где ты собралась их искать? Город большой, пока одни улицы пройдёшь неделя пройдёт, — хмурила седые брови Марта. — Я уже не говорю о том, что есть базы банд, в которые тебя не пустят!

— Ты мне предлагаешь сидеть сложа руки?! — рявкнула она. — У меня, блядь, сын пропал, а ты хочешь, чтобы я на месте сидела? Может мне ещё спать сейчас пойти? Кофе выпить с утра и на работу, будто у меня нет ребёнка? Ты в край ебанулась?

— Сейчас опасно ходить! Тебя всё ещё ищут, а жажда наживы сильнее всего ночью!

Скрип-скрип — скрипела лестница на беспокойном ветру.

— Потому что это опасно, я и иду за ним, — припечатала она. — Мой сын незнамо где, один в темноте! Он единственный, кто у меня есть!

Она резко развернулась к скрипящей лестнице, чтобы замереть.

«В Подземном городе нет ветра».

По ступенькам неторопливо поднимался Кенни, придерживая важно шагающего рядом Леви за шиворот одной рукой, а другой прижимая что-то к боку. Если бы сердце Кушель было подвластно её воле, то оно определённо рухнуло бы куда-то на пол, запачкав доски и обувь, и прекратило бы биться.

— Мама! — заметил её Леви, вывернулся из хватки Кенни и побежал к ней.

Она успела упасть на колени и схватить-прижать к себе ребёнка. Громкий выдох потонул в стриженом затылке Леви. Она провела ладонью по волосам ребёнка.

«Надо же… и правда подстригся».

— Опа, какой радушный приём, — портит момент Кенни.

Она обжигает его взглядом. Злоба наполняет душу, но не тело. Она поднимается на ноги, задвигая Леви себе за спину.

— Где вы были? Как ты посмел увести его?

— Чего ругаешься, сестрёнка? Я же привёл обратно, — пожимает плечами Кенни.

У неё не было слов. Наглость Кенни выводила из себя, она готова была убить его прямо сейчас, даже недостаток сил её не остановил бы.

— Мам, — Леви дёрнул её за юбку, — не ругайся. Мы доски принесли.

— Доски? — она опустила взгляд и порадовалась, что сердце не зависит от состояния души. — Что… что с твоим лицом?!

— Подрался юнец, с кем не бывает? — посмеялся Кенни с её беспокойства.

— Всё в порядке, мама, — нахмурил бровки Леви.

Кенни каким-то образом заболтал Марту и отправил её спать. Кушель могла только растерянно смотреть на сию вакханалию.

— У тебя ничего не горит? — поднял брови Кенни.

Она моргнула. Раз, другой, громко ойкнула и бросилась к плите.

Овощи ещё можно было спасти. Она сглупила, забыв поставить медленный огонь. Кушель выдохнула, обернулась и удивлённо застыла.

Леви расчищал место рядом с дырой в полу, пока Кенни неторопливо раскладывал инструменты и укладывал несколько досок. Мужчина поднял на неё взгляд:

— Готовь-готовь, мы пока делом займёмся, — и повелительно махнул рукой.

Она не знала возмущаться или благодарить. С одной стороны Кенни обнаглел, с другой — сама она эту дыру заделать вряд ли сможет сразу. Мудрым решением было абстрагироваться от творящегося беспредела и заняться готовкой.

Кенни что-то вполголоса объяснял внимательно слушающему Леви, дал ему небольшой брусочек и научил забивать гвозди. Кушель дёргалась на каждый стук и опасливо смотрела на руки Леви. Она помнила насколько больно получить молотком по пальцам.

В какой-то момент стук за спиной стал привычен, эмоциональный голос Кенни больше не пугал и Кушель перестала прислушиваться, лишь улавливала интонации, чтобы если что зарядить ложкой по лбу.

— Ужин готов, — повернулась и увидела синхронные довольные собой и своей работой улыбки.

Дыры в полу как ни бывало. Кенни убирал инструменты, пока Леви орудовал веником и убирал опилки с щепками. Кушель успела поставить тарелки на стол, замахнуться полотенцем на попытавшегося стащить кусок хлеба со стола Кенни и не заметить, как Леви сумел спрятать два куска за спиной.

«Спелись паршивцы», — подумала Кушель.

Она ждала середины ужина, чтобы начать допрос. Живыми после ужина эти двое уйти не должны были, решила она для себя.

— Как прошёл день? — нейтрально спросила она.

Разомлевший от еды Леви успел поведать до того, как Кенни на него шикнул:

— Я теперь умею держать нож! Ой…

— Ой, — согласилась Кушель и перевела тяжёлый взгляд на Кенни. — Что ты творишь?

— Вы живёте в опасном месте, — пожал плечами Кенни. — Малец должен уметь себя защищать.

— Он подрался с кем-то. И ему всего пять, если ты вдруг забыл, — резко бросила она.

— Если мне не изменяет память, то в декабре шесть, самое время, — посмеялся Кенни.

Кушель поняла, что с этим человеком каши не сваришь. Себе на уме, упёртый и упрямый баран.

— Будь добр, советуйся со мной, если у тебя есть какие-то предложения по воспитанию моего ребёнка. А ты, — она резко повернула голову в сторону Леви, заставив того испуганно икнуть. — Сколько раз я говорила тебе не ходить с незнакомцами? Что меня нужно спрашивать, если что-то хочешь сделать?

Леви обиженно насупился и посмотрел знакомым тяжёлым взглядом. Так она сама иногда смотрела, узнаёт свою привычку.

— Ну-ну, сестричка, спокойнее, — влез Кенни. — Леви знает, что я его дядя, хах. Тем более он же хотел доказать мне, что в состоянии защитить тебя, — и подмигнул.

— Что, — без вопросительной интонации сказала Кушель. Холодная злость медленно овладевала ей. — Так. Стоп. Доедайте и спать. Сил моих больше на вас нет. Кенни, на пару слов после ужина.

Кенни травил какие-то шутки и истории за чаем. Ему приходилось многое цензурить, Кушель контролировала процесс прицельными пинками.

Леви раскладывал подушки, когда взрослые вышли в коридор на разговор. Кушель смотрела тем самым тяжёлым взглядом и ждала. Если не пробуждения совести, так хоть ответов.

Кенни вообще не чувствовал напряжения. Всё для него было как с гуся вода. Она глубоко вдохнула прежде чем побороть свою гордость и начать допрос.

— Где вы были?

— Здесь, там, немного тут, — ухмыльнулся Кенни.

«Морда просит кирпича», — мрачно посмотрела на ухмылку Кенни Кушель.

— Что вы делали? Ты учил его держать нож? У него губа разбита и синяк на скуле. Ты покалечил моего ребёнка?

— Столкнулись с ребятами, что заглядывались на тебя, красотка, — как бы между делом ответил Кенни.

Она обмерла. Мысли шевелились с трудом, пытаясь осознать что именно сейчас сказал Кенни. Ладони сжались в кулаки.

— Ты заставил пятилетнего ребёнка драться… со взрослыми ублюдками, не отягощёнными моралью?

— Не, это я их отметелил, но у одного был шанс уйти живым, если он послужит хорошим учебным материалом. Не справился, хех.

— Ты… — она резко выбросила руку вперёд, стащила шляпу с Кенни и зарядила ей ему по лицу. — Ты блядский кусок идиота! Ты чем думаешь, мать твою? Ты хоть представляешь насколько это опасно! — рычала она и била шляпой везде, куда дотягивалась.

— Да стой же! Ну, Кушель! — Кенни не выглядел как человек, которому больно, скорее как тот, кому нужно втащить ещё. — Ну не он же их убивал!

— Мой сын, — медленно и спокойно проговорила Кушель, — видел как ты убиваешь людей?

— Не, я его за угол отвёл, он не видел, — широко улыбнулся Кенни и моментально получил кулаком в нос. — Бля-а-а… больно же, Кушель!

Кенни согнулся, зажимая кровоточащий нос рукой. Кушель надела на него его шляпу и помассировала ладонь. Болела.

— Спасибо, что избавился от преследователей, но ещё хоть раз подвергнешь моего ребёнка опасности и я убью тебя твоей же шляпой, — пообещала Кушель и подошла к двери.

— И зачем я тебя защищаю… — недовольно пробулькал Кенни.

— Может, взыграли братские чувства? Я не просила тебя, — повернулась она к нему.

— Потому что меня не надо просить, — Кенни твёрдо посмотрел ей в глаза.

Кушель сглотнула. В груди разливалось какое-то тёплое давно потерянное чувство.

В этом мире был кто-то, кто был готов защитить её. Их.

* * *

Кенни уходил и приходил каждый день. Кушель позволяла спать ему на полу, кормила, с опаской, но отпускала с ним Леви.

Объективно говоря, Кенни был полезным. Он приносил продукты, учил Леви драться, чинить вещи. Она и сама многому у него училась и узнавала.

А ещё бывали выходные. Они сидели весь день дома, она занималась с Леви, Кенни точил ножи или чистил пистолет. Это немного напрягало, но она привыкла к тому, что мужчина, прилипший к ним, как банный лист, опасен.

— Робин Бобин Барабек, — напевая начала Кушель, — скушал сорок человек, и корову, и быка, и кривого мясника. И телегу, и дугу; и метлу, и кочергу. Скушал церковь, скушал дом, и кузницу с кузнецом, а потом и говорит: «У меня живот болит».

Леви весело рассмеялся, рассматривая самодельные иллюстрации Кушель к песенке. Кенни неподалёку хмыкнул в кружку, она моментально обратила на него взгляд. Она всё ещё тяжело воспринимала то, что у кого-то отличные от её методы воспитания. К тому же она до сих пор не простила критику в свою сторону. На днях Кенни посмел сказать, что она воспитывает Леви рохлей. Она-то? Она ему правил выживания дала больше, чем Кенни!

— Что? — она честно старалась, чтобы вопрос прозвучал не агрессивно, но напор всё равно был.

— Интересно ты о титанах решила рассказать, — соизволил ответить Кенни.

— О ком? — не поняла Кушель.

— О титанах, — фыркнул в кружку Кенни. — Знаешь, огромные человекоподобные твари, что пожирают людей.

Леви смотрел на Кенни широко распахнутыми глазами. Кушель хотела осадить брата, сказать, чтобы прекратил говорить бред, но слова застряли в глотке. Взгляд у неё был по-беззащитному растерянным, Кенни отставил кружку в сторону.

— Ты не помнишь, — изумлённо выдохнул Кенни.

— Малыш, порисуй пока, — непослушными губами произнесла Кушель и поднялась с дивана.

Кенни уже ждал у двери. Разговор не детский. Снова. Леви обиженно посмотрел им вслед, но промолчал. Привык, что некоторые вещи обсуждаются за плотно закрытыми дверьми.

— О чём ты? — Кушель скрестила руки на груди и нервно постукивала пальцами по предплечью.

— Ты знаешь для чего построили Подземный город? — нахмурился Кенни.

У Кенни была живая мимика, каждое его движение было похоже на начало представления, но сейчас, Кушель чувствовала, он действительно беспокоился.

— Его построили как убежище, — она прикусила губу.

«От бомб», — не озвучила она.

— Да, — кивнул он, — от титанов.

Кенни рассказал многое. С каждым его словом что-то внутри неё умирало. Страх сковывал грудь, а сердце продолжало насмешничать своим спокойствием.

— Стены же защитят нас? — обеспокоенно спросила она.

— Конечно.

Кушель не поверила. Ни ему, ни себе. В голове не укладывалось, что существуют огромные существа, уничтожающие людей, но она знала, что Кенни ей не лжёт. Он правда верит, что стены их защищат, а она... знала, что стены не будут вечно защищать людей.

Она знала сегодняшнее число, знала, что нужно выбираться отсюда, но… куда теперь, когда поверхность кишит титанами? Что делать Леви в будущем, где оставался риск прорыва стен?

«Лучше убить себя, чем быть съеденными».

Но лучше не значит, легче. Жизнь всегда была борьбой и неужели она хочет самолично остановить борьбу?

«Конечно же нет, — она раздражённо дёрнула плечом, слушая Кенни краем уха. — Пока сил нет. Нужна сила, чтобы выжить в этом мире».

В мыслях появились слова, сказанные чётко, твёрдо. Она не знала кто это ей сказал, но хотела прислушаться к тому человеку.

«Никогда и ничего не просите! — властно говорил кто-то из прошлого у неё в голове. — Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут! Садитесь, гордая женщина!»

Она не знала с кем говорила тогда, что такого сделала, чтобы её так звали, но чувствовала внутренний подъём.

«Наверное, это был кто-то важный для меня, — подумала она. — Может быть отец или дед. Вряд ли я запомнила бы постороннего человека».

Кенни был сильнее. Намного сильнее. Не только её, но и в принципе всех, кого она когда-либо видела. Он обучал Леви и тот тоже становился сильным. Она видела как мощь копится, напитывает всё тело её ребёнка. Ей нельзя отставать.

— Я могу научить тебя, — увидел что-то в её лице Кенни.

— Чему?

— Да хоть бы держать нож! — воодушевлённо оскалился Кенни.

— Научи.

— И силой Аккерманов заодно, — фыркнул Кенни, — лица на тебе нет.

— И этому научи.

Она возьмёт всё, что может и выживет. Обязательно выживет.

Примечания:

Если заметите, что где-то нет красной строки, то маякните через публичную бету, пожалуйста.

Если заметите ошибку, то также отправьте её в публичную бету, пожалуйста.

Читайте эту главу осторожно! В шапку добавлено новое предупреждение, пожалуйста, ознакомьтесь и берегите себя.

---

В обучении Кенни был грёбанным мудаком. Он и в обычной жизни был им, но когда дело касалось передачи знаний, то всё становилось в разы хуже.

Кушель лежала на земле на спине, смотрела на далёкий каменный потолок и думала, что облажалась. Она явно была идиоткой, если решила, что отпускать Леви с Кенни было хорошей идеей. Господи, да отпускать себя с Кенни было ужасной идеей!

— У-у-у, — потянул Кенни, присаживаясь на корточки возле её головы. — Слабовато, сестричка.

— Просто заткнись, — процедила она, прикрывая глаза, чтобы не видеть самодовольного лица Кенни.

Был выходной, Леви где-то гулял, Кенни издевался над ней, прикрываясь обучением, а она страдала от всего и сразу. Пока братец старой Кушель был рядом она не могла позволить себе даже поплакать в подушку ночью, поганец слишком чутко спал. Напряжение копилось в груди и находило выход только во время такого обучения.

Спина болела. Синяк скорее всего стал намного темнее. Кенни не жалел её совсем. Она могла бы даже ненавидеть его за это, но слишком устала.

— Хватит на сегодня, — решила она, пытаясь подняться.

Тело слушалось плохо. Хуже только в её первый день здесь, благо он хорошо помнился.

Она занималась с Кенни уже полтора месяца и ни разу не смогла его одолеть. На самом деле, если бы Кенни дрался честно, то может быть у неё был шанс, но паршивец честный бой не признавал в принципе. Она и сама понимала, что никто не будет её жалеть и в ход должны пойти любые средства, чтобы выжить.

Медленно, но верно Кенни становился некой постоянной в их с Леви жизни. Кушель не могла до конца ему доверять, но он действительно делал для них очень многое.

— Где Леви? — она потянулась, сдержав стон боли. Спина снова была отбита.

— Наводит свои порядки на улицах, — неприятно ухмыльнулся Кенни.

Кушель могла поставить свою жизнь на то, что Кенни гордится Леви. Только не признается же, омрачён печатью тяжёлой жизни и грубостью общества. Она могла это понять.

— Ты думаешь, он справится? Это опасно, — она сдержала порыв обнять себя за плечи.

— Ты недооцениваешь своего мальца, — фыркнул Кенни. — Он сильнее, чем ты думаешь. А если набьёт шишки сейчас, то больше вероятность, что он выживет в будущем.

— А ты разве не должен следить за ним, чтобы он именно набил шишки, а не умер от розочки в бок? — процедила она сквозь зубы, отряхивая кофту и платье от пыли.

Кенни посмотрел на неё как на душевнобольную. Ласково так, умиляясь её глупости. Она скрипнула зубами от злости.

— Он с подростками бодается, нормально.

— Не вижу ничего нормального, — дёрнула плечом Кушель.

— Ну, если хочешь, схожу сейчас его проверю, — закатил глаза Кенни, махнул ей на прощание и скрылся за углом.

Кушель растерянно моргнула. Видимо, у неё выходной и от болтовни Кенни.

Она неспешно шла домой. Очень хотелось лечь спать. Жизнь конечно стала легче, но не так сильно как хотелось бы. Ей приходилось решать чёртову дюжину проблем, начиная с нехватки денег, заканчивая обучением грамоте у Греты.

Кушель рассеянно посматривала по сторонам. Совсем недалеко была таверна Греты, а там и дом не за горами. Странный шум, будто из баллонов выпускают газ, раздался сверху. Она успела только уловить как что-то пронеслось над крышами и скрылось где-то за каменными наростами потолка.

«Если существуют титаны, то может есть ещё какая нечисть? Ведьмы на мётлах или черти… Кенни не говорил об этом, но может думал, я и так знаю?» — Кушель не отводила напряжённый взгляд от потолка.

Слабое шебуршание в переулке отвлекло её от потолка. Кушель заметила тусклые рыжие волосы, знакомое коричневое платье. Она нахмурилась.

— Линда? — неуверенно позвала Кушель.

Непонятный ком зашевелился, показывая лицо в кровоподтёках. Девушка моргнула несколько раз и расплылась в полубеззубой улыбке. Внутри Кушель всё похолодело. Хотелось бежать от этой улыбки, но она не могла пошевелиться.

— Это же Кушель, — прошепелявила Линда, кровавые нити слюны стекали по её подбородку. — А мы играли! Но играть больно… разве должно быть больно, Кушель?

Звук своего имени заставил Кушель отмереть. Она смогла медленно выдохнуть и сделать несколько опасливых шагов в переулок.

Линда выглядела ужасно. Платье изорвано, всё тело в синяках, с улыбкой на лице и чем-то белёсом на бёдрах. Кушель пробрала дрожь ужаса. Линда была сущим ребёнком. Неужели кто-то мог…

— Линда, — неестественно спокойно позвала Кушель, — нам пора идти.

— Уже пора? — Линда растерянно захлопала красивыми карими глазами.

— Пора, — твёрдо сказала она, протянув ей руку.

Линда с радостью ухватилась за неё и неловко поднялась на дрожащие ноги. Кушель накинула ей на плечи свою кофту. Линда схватилась за край кофты, когда та начала соскальзывать. По спине Кушель пробежалась морозная дрожь. Ногти Линды были обломаны, а подушечки пальцев стёрты в кровь.

— Пойдём, дорогая, — мягко сказала Кушель, придерживая Линду под руку.

— Куда? — захлопала слипшимися ресницами девушка.

— К Грете.

Идти сквозь небольшой поток людей с искалеченной девушкой было не лучшей идеей, но пробираться через переулки, где собираются отбросы города было ещё хуже.

Кушель натянула Линде на голову кофту, чтобы скрыть лицо. Рукавом вытерла кровь и слюни с подбородка и, успокаивающе говоря всякие глупости, повела.

Несмотря на равноправие здесь, некоторые мужчины всё ещё мнили себя центром вселенной. Патриархальное общество диктовало свои условия, которые портили жизнь многим. Линда не была первой, Кушель уже видела здесь жертв изнасилования. К ним относились как к прокажённым, они были виноваты в том, что произошло. Слишком красивая внешность, слишком открытая одежда, слишком вызывающий взгляд.

«Как и в двадцать первом веке», — зло подумала Кушель.

Линда была ребёнком. Психически уж точно. Кушель подозревала задержку развития. Линде будто было 9-10 лет, сложно сказать точно. Сердце болело за маленькую девочку, что пострадала от рук какого-то ублюдка.

По улицам они шли будто так и надо. Линда что-то шепелявила ей в ответ, отвлекалась на людей вокруг и вздрагивала, когда видела светловолосых мужчин.

В здании таверны был чёрный вход. Обычно его использовали, чтобы выносить мусор или принимать поставки. Идти нужно было через кухню, но повара обычно были ужасно заняты в это время и не обращали внимания на мир в принципе.

Для Линды Кушель хотела придумать игру в молчанку, чтобы быть незаметнее, но передумала. Мало ли какие воспоминания разбудит невинная игра.

Повара если и обратили на них внимание, то не придали большого значения. Кушель провела Линду на второй этаж и оставила в спальне Греты.

— Я сейчас приведу Грету. Хорошо?

Кушель понятия не имела как говорить с людьми, подобными Линде. В обрывках воспоминаний было что-то про истерики, крики и нервные срывы, но к Линде это не относилась.

«Может есть буйные и спокойные больные задержкой развития? Или я просто путаю диагнозы. А что делать с жертвами насилия?» — обречённо подумала Кушель, когда услышала весёлое лепетание Линды.

Грета на работе была всегда. Она предпочитала контролировать всё лично, а не оставлять на официантов и поваров. Найти её на первом этаже не составило труда, Грета как раз выходила из кладовой.

— Ты чего это тут? — удивлённо вскинула брови.

— Грета, — Кушель замялась, не зная как объяснить то, что случилось.

— Говори давай, — приказала Грета, нахмурившись.

— Линду изнасиловали. Я нашла её в переулке, в квартале от таверны. Сейчас она в твоей спальне, — отчиталась Кушель.

Грета побледнела, из её рук чуть не посыпались банки, но она смогла совладать с собой.

— Вас видели?

— Я прикрыла её кофтой, старалась вести не слишком людными улицами.

Грета кивнула, подозвала официанта сегодняшней смены и сгрузила ему на руки свою поклажу.

— Меня не беспокоить, — бросила Грета, поспешно поднимаясь на второй этаж, Кушель последовала за ней.

* * *

Был поздний вечер, а Кушель и не думала уходить домой. Только недавно Линда смогла заснуть, убаюканная грубой лаской Греты.

Кушель сидела на первом этаже закрытой таверны, перед ней стоял давно остывший чай, а в руках были иголка и разорванное платье Линды. Хотелось хоть чем-то занять руки, но пальцы дрожали, стоило заметить очередное пятно крови и грязи.

— Не чини, — сказала Грета, проходя мимо к барной стойке. — Она живёт недалеко, сходи за новым.

Кушель кивнула спине Греты и отложила всё в сторону. Было очень странно и непонятно. Куда себя девать? Что теперь делать? Сможет ли оправиться Линда?

— Ты молодец, — перед Кушель появился стакан с коричневой жидкостью, в нос ударил запах спирта. — Правильно сделала, что привела её сюда. Я разберусь со всем.

— Как? — горько усмехнулась Кушель, обхватывая стакан ладонями, словно хотела согреться. — Ты говорила, что ничего не случится.

— Говорила, — согласно кивнула Грета, присаживаясь напротив с таким же напитком. — Теперь будет иначе. Защитники не справились, значит пора искать новую крышу.

Кушель замерла со стаканом у губ. Все странности сложились как пазл. Разве может спокойно существовать такое большое заведение в полукриминальном городе? Почему посетители не позволяли себе большего к Линде, за исключением сегодняшнего дня? Ответ мог быть только один.

— Нас крышевала банда?.. — Кушель удивлялась, что не догадалась раньше.

— Конечно. И они не справились, — Грета скривилась, глотнув из стакана. — Виски — дерьмо.

— Что будет теперь?

— Разберёмся кто прав, а кто виноват. Может переберёмся к другой банде. Мы как раз на спорной территории находимся.

Кушель чуть не закричала, что это произошло именно из-за спорной территории. Как ещё запугать, если не так? Скорее всего в бандах начались шевеления, новая делёжка территорий и вот во что это вылилось.

Грета не была виновата. Линда тем более не имела к подобному отношения, но пострадала именно она. Чтобы не разрыдаться от отчаяния, Кушель залпом глотнула виски из стакана. Горло обожгло, глаза заслезились и чуть повело. Плохо было, но не из-за дерьмового алкоголя.

— Где живёт Линда? — звонко поставила пустой стакан на стол Кушель.

— Дом напротив, второй этаж, — Грета отпила виски, — дверь с изображением птицы.

Кушель кивнула и решительно встала. Мир качнулся, но быстро пришёл в норму. Разорванное платье соскользнуло от резкого движения на пол. Кушель и Грета несколько долгих секунд смотрели на него.

— Сожгу, — закрыла глаза Грета.

— Сожги, — кивнула Кушель.

Дом, в котором жила Линда, был старым и скрипучим. Кушель стояла перед ним несколько минут, прежде чем решилась зайти и подняться на второй этаж.

Все двери были похожи друг на друга, коричневые и скучные. Но была одна, что отличалась от всех. Она была такой же коричневой, как и все, но на ней ножом была выцарапана птица. Рисунок совсем детский и по-своему очаровательный.

Кушель толкнула дверь. Открылась.

Комната была совсем небольшой. Кровать, комод да маленький тазик для умывания. По полу были разбросаны грубо сбитые игрушки, книжки с картинками. Кушель словно вошла в детскую.

В комоде была одежда и рисунки. Много рисунков. На них были палочкообразные человечки, огромные цветочки, кособокие домики.

Глаза запекло. Кушель медленно опустилась на криво застеленную кровать. Она рассматривала чужую жизнь в чёрных угольных картинках и оплакивала искалеченную девочку.

* * *

Случай с Линдой показал, что расслабляться ни в коем случае нельзя. Кушель налегла на тренировки с Кенни. Если он что и знал, то предпочитал молчать. Она была уверена, что ему известно всё, что происходит в городе.

Леви становился взрослее, если и было что-то ребяческое, детское в его глазах, то он усыплял это в себе до вечера. Сказка на ночь да колыбельная были обязательны.

На руках Кушель расцветали сизые синяки, что не заживали. Вставать по утрам стало тяжелее. В какой-то момент она попыталась вспомнить, зачем всё это... и не смогла.

— Так дело не пойдёт, — заявил Кенни на одной из тренировок. — Шкет, дуй к Марте, сегодня останешься у неё.

Леви посмотрел на Кенни, как на пыль. Кушель даже загордилась им на миг. Кенни взъерошил волосы Леви, заставив того возмущённо фыркнуть.

— Иди давай.

— Снова взрослые разговоры? — взгляд Леви был холоден и устал, словно не ребёнок, а старик.

— Взрослая попойка, — хохотнул Кенни.

— Кенни! — негодование переполняло Кушель.

— Он достаточно взрослый, чтобы понять это, — закатил глаза Кенни. — От всего мира ты его не защитишь, сестрёнка.

— А я попробую, — она прищурила глаза.

Ласковый взгляд Кенни ожёг насмешкой. Спорить с ним было невозможно.

Леви покорно пошёл домой, а Кенни потащил Кушель в бар. Она не то чтобы сильно сопротивлялась, но и желания особого не проявляла.

— Купим пару бутылок и за закуской, — довольно делился планами на вечер Кенни. — Выпить тебе надо, совсем забудешь для чего живёшь.

— Я живу уж точно не ради бухла, — фыркнула Кушель.

Кенни расхохотался чему-то своему и отправил её за закуской. Она, чисто из вредности, забрала у него половину монет из кошелька. Кенни забавно ругался на неё на всю улицу.

Кушель не планировала много пить, она не знала предел этого тела. Выяснять это в любом случае стоило не перед Кенни. Ей просто хотелось расслабиться и немного отпустить себя. Совсем чуть-чуть, чтобы не чувствовать груза на плечах, чтобы хоть немного не чувствовать себя одинокой в этом чужом мире.

Кенни расставлял на стол бутылки с алкоголем, параллельно рассказывая что-то о барменах и продавцах. Кушель посмеивалась, нарезая овощи для салата.

Забегал Леви, но она откупилась от него огурцом. Ребёнок спокойно жевал, слушая путанные рассказы дяди. Некоторые моменты Кенни приходилось цензурить под жёстким взглядом Кушель.

Когда все приготовления были закончены, Леви торжественно был вручен пряник, листы с угольком и напутствие не докучать Марте. Мальчик посмотрел на них так, будто разочаровался в человечестве, но это лишь позабавило Кушель. Он был ещё таким ребёнком.

— Ну, — поставил два стакана на стол Кенни, — рассказывай, сестричка.

— Это ты рассказывай, братик, — парировала Кушель, поставив кувшин воды посередине стола.

— И что же тебе рассказать? — Кенни налил виски в стаканы и разбавил водой.

— Что ты делал в борделе в тот день? — сразу поставила вопрос ребром Кушель.

Кенни весело крякнул и хлебнул из стакана. Он смотрел на неё сверкающими непонятным довольством глазами.

«Правильные вопросы задаю?»

— Навестить тебя хотел, но когда подошёл к двери услышал твои инструкции шкету, — Кенни пожал плечами, будто это было неважным. — Вот и решил посмотреть, что ты задумала. Кто же знал, что в день, когда я надерусь, ты стащишь мой нож и свалишь оттуда, хах?

Она усмехнулась, пригубив напиток. Пили молча некоторое время. В голове у неё собирался лёгкий дурман. Становилось одновременно и очень легко, и очень тяжело.

— О чём думаешь? — хрустнул огурцом Кенни.

— Не знаю, — пустой взгляд уставился в стену, она пыталась собрать мысли в кучу, но не получалось. — Не знаю кто я.

— А кем себя чувствуешь? — Кенни подлил ей виски.

Она не глядя выпила залпом всё, что было в стакане. К глазам подкатывали слёзы. Подумалось вдруг, что Кенни нельзя знать, что она не Кушель.

«Но можно не говорить об этом».

В животе скапливалась тяжесть. Она молчала, пыталась сформулировать слова так, чтобы и совет получить, и себя не выдать. Приходилось и за состоянием своим следить.

— Самозванцем, — внезапно сказала она, чувствуя как начало жечь глаза. Она рвано выдохнула и с трудом вдохнула. — Такое чувство, что эта жизнь не моя. Я пытаюсь. Многое пытаюсь сделать, но получается какая-то херня, — она сжимает челюсть так, что её сводит на миг. Лишь бы не сказать лишнего.

— Хм, — глубокомысленно изрёк Кенни, наполняя их стаканы вновь. — Но ты жива и это главное. Разве нет?

Взгляд начинал плыть, поэтому она рассматривала руки Кенни. Было легче наблюдать за чем-то, это не давало разуму уплыть. Ещё глоток.

— Не знаю. Почему ты здесь, Кенни?

— А где мне надо быть? — усмехается, но не препятствует переводу темы.

— А где ты был до этого? — она приподняла бровь, концентрируя взгляд на глазах Кенни, подмечая мимоходом: «Красивые».

— Выбивал себе местечко под солнцем.

Кенни рассказывал что-то о Стохесе, военной полиции и короле. Она откинулась на спинку стула и смотрела в потолок. Медленное дыхание, спокойное биение сердца, туман перед глазами и мужской смех наполняли всё её существо. Она и сама смеялась. Хохотала так, что живот сводило. Становилось легче жить и пить.

— Ты ни разу не попросила забрать тебя отсюда, — заметил Кенни, разбавляя ей виски водой.

Она следит за уверенными движениями с трудом. Взгляд туманит сильнее, но ей давно не было так легко, поэтому она пьёт ещё. Она помнит о чём нельзя говорить, она не боится проговориться.

— Ты не заберёшь нас, даже если я попрошу, — усмехается в стакан. — Так в чём смысл?

— Ты так уверена в этом, — хмыкает Кенни.

— Но ты же этого не отрицаешь, — резонно замечает она.

Кенни ухмыляется. Он всегда это делает неприятно и отталкивающе, но она привыкла. Она ко всему привыкла.

— Если ты пойдёшь со мной, то станешь мишенью, — зачем-то объясняет Кенни. — Меня могут попытаться шантажировать твоей со шкетом жизнью.

Она смотрит ему в глаза и видит ответ, удивительно отчётливо для своего состояния. Надавить на Кенни не получится.

— Мы умрём, — спокойно подмечает она, Кенни довольно щурит глаза.

— Вы умрёте, — соглашается он.

— Потому что своя шкура ближе, — она смеётся, совсем не чувствуя веселья. — Ты не станешь рисковать ради нас.

— Мои уроки не проходят даром, — одобрительно усмехнулся Кенни.

Она смотрит на крючок у двери. Они сидят уже несколько часов, тяжесть в желудке не проходила, мир покачивался перед глазами.

— Линду изнасиловали, — зачем-то сказала она.

— Ту девочку? Неприятно, — безразлично пожал плечами Кенни. — Ты поэтому так налегла на тренировки?

— Здесь мы никогда не будем в безопасности, — глаза с трудом остаются открытыми, начинает клонит в сон.

— Жила же как-то раньше, — зевает во весь рот Кенни. — Он обещал жениться на тебе?

— Кто? — она с трудом переводит взгляд на мужчину.

— Отец Леви. Не знаю кто он, — безразлично говорит Кенни и прожигает её взглядом. — Ты часто касаешься безымянного пальца, будто кольцо крутишь. Пообещал и сбежал?

Она опустила взгляд на свои руки. И правда. Она неосознанно касалась основания безымянного пальца. Пустота напрягала, словно чего-то не хватало.

«Видимо, и правда кольцо было. Только чьё?»

— Не знаю. Не помню, — она дёргает плечом, прекращая терзать палец.

Она неаккуратно поднялась, переворачивая полупустую тарелку. Кенни смеётся, говорит что-то об алкоголе, но ей не до смеха. Тяжесть в желудке усиливается, тошнота подкатывает к горлу мерзким, склизким комом. Пока она сидела, было нормально, но стоило встать, как мир зашатался, тело не слушалось и не поспевало за мыслями.

В какой момент её подхватил под локоть Кенни, она не запомнила. Её тошнило, всё, что она съела, вышло наружу. Хотелось умереть, так плохо ей было.

Кенни что-то говорил у неё над ухом, но она уже не слушала, старалась умыться. Без поддержки она бы даже не доползла до дивана.

Она упала на диван. Шевелиться было чертовски лень. Кенни проворчал что-то и принялся стягивает с неё платье. Она не понимала что и зачем он делает, но не сопротивлялась, сон практически сморил её.

Она заснула тогда, когда Кенни упал рядом и захрапел на всю комнату.

---

Примечания:

Глава меньше, чем должна была быть. Пыталась я дописать в июле, но что-то не пошло. Хотела прям на свой день рождения выложить, но получилось как получилось. Не знаю как по срокам будет со следующей главой, скажу точнее позже.

Иногда я выкладываю факты об этой работе в твиттере, если интересно, то можете начать меня читать:

https://twitter.com/Ani_Shixiong?s=09

На печеньки автору, если очень хочется поддержать:

Яндекс.Деньги: 4100111091649752

Примечания:

⚠️Внимание! В главе присутствует насилие, читайте с осторожностью⚠️

---

Кушель не видит смысла в тренировках. Она ни разу не смогла победить Кенни. Да, она всё же сломала ему нос ещё пару раз, но о полноценной победе и речи не шло.

«Если не могу победить Кенни, разве смогу победить хоть кого-то на улице?» — обречённые мысли не давали покоя.

Жизнь была стабильной. Достаточно стабильной, чтобы не беспокоиться излишне. Несколько месяцев были спокойными. Она продолжала работать у Греты, Леви муштровал детские банды на улицах, а Кенни всё чаще пропадал где-то.

Кушель бы вздохнула спокойнее, но оставалась проблема. Она крылась в глубине тела Линды, росла всё больше.

— Что делать? — с ужасом шепчет Кушель Грете.

Грета смотрит спокойно, пожимает плечами, будто это ничего не значит.

— Родит и всё.

Кушель смотрит остервенело. У Линды небольшой живот, ранний срок, ещё можно сделать аборт, но… разве есть в этом неполноценном средневековье врачи, способные на это?

— Ты хоть объяснила ей что это такое? — у Кушель пальцы сводит от желания вцепиться кому-нибудь в горло.

— Объяснила, и она счастлива, — отрезает Грета и больше не позволяет заговаривать об этом.

Кушель присматривает за Линдой краем глаза. Возможно, Грета права. Может, лучше Линде родить и попытаться… Кушель так и не знает что попытаться.

Линда кажется окрылённой. Она поглаживает живот и радуется, что у неё будет братик или сестричка. У Кушель внутри с хрустом что-то ломается, когда она слышит это.

Объяснить надо. Кушель знает, что надо. Легко не будет, но она не может этого просто так оставить. Это неправильно.

— Сын или дочь? Как это? — хлопает глазками Линда, Кушель открывает рот, чтобы ответить, но её прерывает радостный возглас. — Это как Леви? Мой братик или сестричка будет звать Кушель мамой, как Леви!

Столько света было в глазах Линды, что Кушель не нашла в себе сил объяснить ей. Скорее всего Грета права и так действительно будет лучше. То, что её провозгласили мамой, Кушель старалась не вспоминать.

— Почему она такая? — шепчет она Грете, отчаянно пытаясь понять.

Грета мрачно смотрит сквозь неё:

— Потому что она родилась здесь.

Кушель смотрит по сторонам, вглядывается в каждое лицо, вслушивается в каждый раскат эха под каменным потолком и внезапно понимает. Этот город уродует ещё в утробе.

Неподходящее место не то что для рождения, для жизни. Людей с уродствами и психическими болезнями тут навалом. Теперь она понимает почему.

Время идёт быстро. Даже чересчур, на скромный взгляд Кушель. Казалось, что она очнулась в этом теле всего неделю назад, а на деле прошло уже пять месяцев.

Сегодня был выходной, она выбралась на рынок, если то место можно так назвать. Скорее небольшие дефицитные лавочки, задерживаться не пришлось.

Она заворачивает за угол на пути домой и застывает, поражённая открывшейся картиной.

Леви сидел на перевёрнутом деревянном ящике, как король, а перед ним разворачивалась бойня. Кровь текла по земле, казавшаяся в тусклом свете Подземного города чёрной.

Кушель не может пошевелиться. Её пугает кровь незнакомого мальчишки, спокойствие маленького короля, его голос, что велит остановить избиение ненадолго. Леви говорит что-то, слова долетают до неё, будто бы издалека.

«Судилище», — сглатывает она и снова может дышать.

Она не знает как правильно. Она не знает что должна сделать. Она ничего не знает. Она не росла на улицах, её воспитывали на мифах, книжных историях и песнях. Кушель не знает как быть.

«Я не справлюсь, Кушель, — истерично звучит в голове, — я не справлюсь».

— Леви, — её голос тих, его не должно быть слышно в шуме пьяных кровью подростков, но все затихают с первым же звуком.

Леви поворачивается к ней, и она не узнаёт его. Безразличный взгляд, спокойное лицо. В его глазах мелькает маленькая искорка узнавания и радости, но она не выходит за границы зрачка.

— Пойдём домой, — одними губами шепчет она.

Леви легко соскакивает с ящика, коротко кивает кому-то неопределённому в толпе и идёт к ней. Кушель напряжённо ждёт его. Поворачиваться спиной к маленькому зверью улиц страшно, но Леви хорошо их надрессировал.

Леви забирает продукты из её рук, и они идут домой молча. Кушель не знает как облечь свои мысли в слова, а Леви и не думает, что что-то не так. Для ребёнка всё в порядке.

«А ребёнок ли он?» — заседает в голове.

Ей странно и страшно. Призраки прошлой жизни слишком навязчиво всплывают в голове. Ей кажется, что Леви уже тридцать, он служит в армии и является превосходным солдатом. Она видит перед собой ребёнка пяти-шести лет и что-то с хрустом ломается в её голове.

Дома они разбирают немногочисленные продукты, что ей удалось купить, а она всё ещё пытается подобрать слова. Кушель точно бы не одобрила происходящего. Ни одна нормальная мать не одобрила бы.

— Тебе нужно перестать быть рядом с этими детьми.

— Они смогут нас защитить, — невозмутимо смотрит на неё Леви, она не узнаёт его.

— Ты должен прекратить общение с ними, — она незаметно сжимает ладони в кулаки, чтобы сдержать дрожь.

— Кенни говорит, что я никому ничего не должен, — упрямо хмурит брови Леви.

Она говорит. Очень много, эмоционально и несдержанно. В голову бьёт страх и она уже не может следить за тем, что отвечает на слова Леви.

— Это банда! — в отчаянии выкрикивает она, мгновенно теряя самоконтроль от пожирающего внутренности ужаса. — Это малолетние преступники, что потянут тебя, нас, за собой на дно! Они уже на дне!

— Я не понимаю, — хмурит брови Леви и смотрит по-взрослому непреклонно. — Я защищаю тебя. Улицы безопасны для нас с тобой. Такими они и останутся. Я так решил.

Она видит призрак Кенни, которого скрывают в себе слова Леви. Ребёнок возложил на себя слишком многое, прежним он уже не был. Из-за Кенни.

— Эти дети опасны, — отчаянно убеждает Кушель, повторяя эту фразу уже полчаса разными словами, но так и не сумев добиться успеха.

— Я хотя бы что-то делаю для нашей безопасности, — бросает Леви. — Просто сиди спокойно, пока я защищаю нас.

Эти слова выбивают весь воздух из её лёгких. Это тоже чужие мысли. Она всем сердцем пытается верить, что это чужие мысли, вложенные в голову Леви, но верить не получается. Что-то внутри неё надрывно, со скрипом и протяжным плачем рушится.

Она знает, что не способна защитить их. Давно знает. Надеялась, что не знает Леви.

Ребёнок ещё что-то говорил, но она не слышала, оглушённая собственной никчёмностью и бессилием. Леви распалялся, он говорил всё жарче, обвинения сыпались, как из рога изобилия. Она слышала слова Кенни, слышала Марту и Грету. Она знала, кто вложил всё это в голову её сыну, но не собиралась что-то делать. Не могла.

— Ложись спать, — говорит она, её голос кажется блеклым, но ей слишком безразлично всё сейчас.

Леви хмурится, но идёт готовиться ко сну. Кушель продолжает стоять посреди комнаты. Она наблюдает, как ребёнок выходит за дверь, чтобы попасть в ванную, как тишина царствует в пустой комнате.

Он возвращается обратно, а она даже не сдвинулась с места, лишь продолжает смотреть пустым серым взглядом. Леви забирается на диван и ожидающе смотрит на неё. Они всегда ложились вместе.

— Я приду позже, — шелестит её голос.

Она наконец шевелится, поворачивается медленно и уходит в коридор.

Ей кажется, что она пьяна, но мысли холодные, трезвые и до ужаса рациональные. Дверь в ванную отрезает её от всего мира.

Кушель хватается за осколок, что служит им зеркалом. Она натягивает улыбку, держит её, пока та не начинает трескаться.

Ей кажется, что от улыбки отпадают куски. Трещины ползут по её лицу и осыпаются, открывая дрожащие в сдержанных рыданиях губы. Она судорожно глотает воздух, глаза жжёт от бесконечных слёз. Её колотит от холода. Она вцепляется в зеркальный осколок с такой силой, что идёт кровь.

— Не могу, — срывает сдавленный шёпот с искусанных губ. — Я не могу. Не могу. Не могу.

Она повторяет это снова и снова, пока вера не укрепляется в знание. Она знает, что не справится. Она знает, что не нужна. Она знает, что Леви выживет без неё.

Она с трудом поднимается на ноги, мир шатается и она вместе с ним. Стены подвижны, в них нет защиты. Ей кажется, что она сходит с ума. Мир, её мир, должен быть другим. Там не должно быть каменного потолка вместо неба, тусклых фонарей вместо солнца, затхлого воздуха вместо свободы… ребёнка. Там не должно быть ребёнка.

Ей хорошо известно, что Леви выживет при любых обстоятельствах. Это не вера и не знание, это устоявшаяся истина, что выжжена у неё в сознании.

Кончики пальцев холодеют. На улице душно и мерзко, но ей снова холодно. Она не видит куда идёт. Местность незнакомая и она думает, что ушла за многие километры от дома, но над головой до сих пор каменный потолок, в лёгких грязный воздух Подземного города, а в мыслях потерянность и ощущение собственной никчёмности.

«Я ничего не могу дать этому ребёнку», — знает она, её колотит озноб.

Ей кажется, что сейчас лучшее время, чтобы оставить всё позади. Чужого ребёнка, что легко вошёл в сердце, чужого брата, что больше похож на раздолбая-соседа, чужую жизнь. Они смогут друг о друге позаботиться, а она… ей стоит идти. Куда-то далеко, где она сможет стать свободной, носить своё имя, жить своей жизнью.

Она тяжело сползает по стене в пыль. У неё нет ни имени, ни своей жизни.

«Я не знаю, — стучит набатом у неё в голове, — ничего не знаю».

Глаза жжёт, а в ушах шумит спокойное сердце. Тоже не её. Она зажимает виски и сжимается. Как же плохо. Становится горько и смешно одновременно, когда она вспоминает свои громкие слова о том, что защитит Леви самостоятельно. Теперь он защищает её.

«Какая же идиотка, — думает она. — Бестолковая, бесполезная дрянь. Куда полезла? Не можешь. Ничего не можешь».

— Мама.

Она поднимает взгляд. Глаза Леви всегда были эмоциональным. Столько чувств в чёрных зрачках, что она обычно задыхается.

— Я не твоя мама, — говорит она пустоте.

Леви здесь нет. Улица пуста. Тут только она да тело Кушель. Никакой мамы. Даже её собственной.

Одиночество вцепилось когтями под рёбра, заскребло с такой силой, что стало трудно дышать. Она обняла себя за плечи.

В этом мире не было ничего, что принадлежало бы ей. У неё не было ничего.

— Мама, — будто бы наяву услышала она обеспокоенный голос Леви.

— Я не твоя мама, — шепчет она, сжимаясь в комочек, неосознанно вцепляясь в безымянный палец левой руки.

— Я достану еды, — самоотверженно обещает ребёнок.

— Не нужно, уходи, — её шёпот больше похож на скулёж.

— Не засыпай, — заботится он.

— Не надо, — слёзы потекли по щекам

— Ты тоже оставишь меня? — спрашивает Леви.

— А если ты уйдёшь и не вернёшься? — отчаянно спрашивает он.

— А если ты забудешь, где я? — шепчет её сын.

— Значит, я тебя найду, — говорит она и медленно поднимается с места.

Она не может оставить Леви. Они связаны крепче, чем просто знакомые. Она его своим сыном признала. Разве можно бросить его одного, если её не устраивает его путь? Разве может она позволить страху управлять собой? Она всю жизнь боролась, не позволяя никому себя контролировать. А сейчас так позорно поддалась страху.

Кушель открывает глаза, вытирает слёзы. Как будто она позволит себе оставить сына. Погуляла, проветрилась и хватит.

Дорога назад оказалась намного проще, чем она думала. Кушель не ушла далеко, просто зашла со стороны, какую ещё не видела. Поиск пути привёл растревоженную душу в порядок, дал время успокоиться и принять решение.

Она поднимается по старой скрипучей лестнице, опираясь о стены, открывает дверь в их комнату и встречается с беспокойными глазами Леви. Он сидит на диване, крепко прижимая к груди своих куколок.

«Он ребёнок, — понимает она, — нужно просто научить его, воспитать. Нужны слова, а не эмоции».

Кушель не хочется сейчас говорить о чём-то, но она наконец смогла облечь мысли в слова.

— Эта банда — зверьё. Почуют слабость и бросятся всем скопом. Каждый раз ты будешь чувствовать опасность не от окружающих, а от них. Они будут ждать момента, чтобы вонзить тебе нож в спину. Они смогут это сделать. Однажды они уничтожат нас, предадут.

Такие слова не говорят обычным детям. Леви никогда не был обычным. Именно сейчас она поняла, что её слова дошли до него. Он понял.

— Ты поранилась.

Кушель рассеянно посмотрела на свои ладони и кивнула. Кровь больше не шла, но раны могли напугать.

— Пойдём, — Леви настойчиво потянул её за запястье.

Сейчас они словно поменялись местами. Обычно Кушель заботилась обо всех ранах Леви. Было странно получать неуклюжую детскую заботу.

«Но он же всегда обо мне заботится», — внезапно вспоминает Кушель.

Леви разогревал ужин. Леви убирался в комнате. Леви помогал готовить еду. Леви делал так много для неё, как она могла забыть об этом?

Кушель приходит в себя постепенно, но на этот раз окончательно. Она не помнила себя, но она продолжала быть собой.

«Придумываешь себе проблемы», — закатывал на подобное поведение глаза кто-то из её прошлого.

Она знает, что ей нужно отпустить всё, что было. Но она даже не помнит этого всего, это мучает. Собственная значимость была потеряна в череде несчастий и неудач.

— Мама, — тихий голос Леви выводит из оцепенения. — Тебе больно?

Тяжёлый ком подкатывает к горлу. Кушель сжимает маленькие пальчики Леви, мимоходом отмечая повязки на израненных ладонях.

— Нет, — выдыхает она. — Мне не больно.

Боль пожирала её изнутри.

* * *

Кушель сидит над старенькой тонкой книжкой и пытается прочесть хоть одно слово. Она не чувствует в себе предрасположенности к изучению языков, но хоть базовые знания у неё должны были быть!

— Тут говорится, что, — неуверенно тянет она под хмурым взглядом Греты, — стены святые, стены нас спасут?

— Да ты что, — хмыкает Грета. — Что ещё интересного скажешь?

— Я не понимаю, Грета, — скулит Кушель, упираясь лбом в стол.

— Ты мне не пересказывай, а читай. Чай не дитя малое, на слух поймёшь и глазами запомнишь.

Кушель очень сомневалась в педагогических способностях Греты, но выбора не было. Сильно стесняясь она по слогам читала каждое слово. Удивительно, так дело пошло легче. Переводчик живой речи в её голове прекрасно справлялся с задачей.

Она не давала себе опустить руки. Учила всё, что могла выучить, делала всё, до чего могла дотянуться. Кушель нельзя было давать себе время погружаться в отсутствующие воспоминания и чувства. Ничем хорошим это не закончится.

Дверь с грохотом распахивается. Вечерний шум затих. Некто проходит до самой барной стойки, игриво шлёпнув мимоходом одну из официанток по ягодицам.

Кушель крепко сжала кулаки, хотелось вмазать уроду, но нельзя. Тем удивительные было чувствовать крепкую хватку Греты на плече.

— Сиди, — невозмутимо произносит Грета.

Кушель смотрит и не понимает. Она бросает взгляд на мужчину, что отдаёт приказы сегодняшнему бармену так, будто он тут хозяин.

— Кто это?

— Наш новый покровитель, — бросает Грета и больше не отвечает на вопросы.

Кушель следит за наглым мужчиной краем глаза. Тот выглядит как работник секс-шопа. Светлые брюки, контрастные тёмные ремни на бёдрах, портупея под форменной курткой. Она хмурится, когда видит герб на его спине. Что-то знакомое.

— Наберут же в полицию ублюдков, — шепчет ей на ухо сегодняшняя официантка, поставив перед ней чашку чая.

Она удивлённо поднимает брови, посмотрев на визитёра другими глазами. Кажется, здесь были свои понятия о форме для полицейских.

— Эй! Придурок, почему я должен таскать твоё снаряжение? — в помещение врывается ещё один полицейский, в руках и на бёдрах у него были металлические блоки.

Кушель смотрит на разворачивающееся перед ней действо с любопытством учёного, открывшего новый вид бактерий. Полицейские лениво переругиваются за барной стойкой и методично уничтожают их запасы алкоголя.

Грета пинает её в колено. Кушель рассерженно шипит, потирая ушибленную конечность.

— Прекрати пилить их взглядом, — еле слышно шепчет Грета, стреляя в неё молниями из глаз.

Кушель раздражённо фыркает, но слушается. Она опускает глаза в книжку и пытается прочесть про культ стен. Грета решительно идёт принимать эстафету у бармена, с гуляками она всегда справлялась лучше всех.

Узнавать о религии этих мест было интересно. Кушель слабо представляла веру без единого бога, но вполне могла понять мотивацию людей поклоняться единственной защите от внешнего мира.

— Мам, — дёргают её за рукав.

Кушель поворачивает голову. Леви в этот момент как раз кинул брезгливый взгляд на напившихся вусмерть полицейских.

— Ты что-то хотел?

— Ты была права, — и хмурится обиженно, — один начал подговаривать других.

Кушель кивает. Радовало, что Леви хотя бы послушал её. Та ссора осталась лишь неприятным воспоминанием, что не давало опустить руки. Она держалась только на этом. Пора было бы уже оставить переживания, но её жизнь наладилась и появилось время думать обо всём том, что успело с ней случиться.

«Было легче, когда приходилось думать лишь о выживании», — признаёт она.

— И что хочешь сделать? — она не может дать Леви готовые ответы, сама не знает, но они могут учиться вместе.

— Побить перед всеми? — Кушель отрицательно качает головой. — А что?

— Не знаю, — пожимает плечами. — Давай дома решим?

— Угу.

Леви пристраивается рядом, кладёт руки на стол и укладывает на них голову. Некоторое время он наблюдает за людьми у бара, иногда хмурясь. Кушель приглядывает за ним краем глаза, но книжка сама себя не прочитает.

— Что это за ублюдки? — скучающе спрашивает Леви, кивая на полицейских.

— Это плохое слово, не используй его, пожалуйста, — не отвлекается от описания стен Кушель.

— Его Кенни же использует.

— Нашёл с кого пример брать, — фыркает она.

— Но в бою хорош.

— Этого не отнять, — соглашается она, со слабой улыбкой.

— Так кто они?

— Полицейские.

— Ты говорила, что они являются символом справедливости, чести и достоинства. Эти не похожи.

Кушель поднимает взгляд и долго глядит в серые глаза Леви.

— В первую очередь они — люди, а люди не могут быть совершенными. Власть, большая или маленькая, развращает и делает хуже практически любого человека. Запомни это, родной.

— Есть исключения? — Леви прижимается к ней боком.

— Конечно, — кивает она, приобнимая его за плечи. — Только они редки. Если однажды встретишь человека, которого не развратила власть, то следуй за ним. Это будет лучшее решение в твоей жизни.

— А я смогу быть таким?

— Если постараешься.

Леви был тёплым. Словно маленькое солнышко потерялось в подземелье и пригрелось у неё под боком.

— Что это за штуки у них? — снова подаёт голос Леви.

Кушель снова поднимает голову, всматривается в металлические блоки и пожимает плечами:

— Без понятия.

— О, это устройства пространственного маневрирования, ребятки, — сегодняшняя официантка с улыбкой ставит перед Леви чашку чая.

— Спасибо, Бетти, — чай моментально оказывается у Леви.

— Обращайся, — подмигивает она и исчезает между у барной стойки.

— Дружишь с Бетти? — интересуется Кушель, возвращаясь взглядом к книге.

— Спас её от своих, теперь она делает для меня чай.

Кушель мычит что-то неопределённое в ответ. Они замолкают. Леви допивает свой чай и снова приваливается к её боку.

— Что ты читаешь? — голос Леви уставший, вымотанный, он явно потратил несколько дней на то, чтобы проверить всю свою шайку, раз теперь ищет тепла у неё.

— О стенах, что защищают нас. Интересно пишут.

— Хорошо защищают? — сонно бормочет он.

— Уже пару веков стоят и не шелохнутся, солнце, — шепчет она, целуя его в макушку.

Вечерний шум таверны убаюкивает его, а тепло материнского тела дарит чувство безопасности. Он засыпает, Кушель приходится придерживать его, чтобы не сполз на пол.

«С ним лучше, чем без него», — признаётся она себе.

* * *

Леви медленно, методично уничтожал банду, которую подчинил. Кушель лишь иногда подсказывала необходимые ходы. Она понятия не имеет откуда она знает столько всего, но предполагает, что просто умная, раз может просчитать действия кучки подростков.

Кенни долго ржал, когда узнал, чем занимается Леви. Но ничего против не сказал по этому поводу, Кушель решила, что его всё устраивает. Не то чтобы его мнением вообще интересовались.

— Совсем не любишь меня, сестричка, — ухмыляется Кенни.

— Не за что тебя любить, — фыркает она, на миг задерживая взгляд на красивых серых глазах.

Последние дни проходили в бешенном ритме. Кенни часто прохлаждался дома или у Кушель на работе. Что ему нужно не говорил, все вопросы игнорировал. Она не посчитала нужным лезть ему в душу. У братца Кушель были свои дела, о которых ей явно лучше бы не знать. Было достаточно того, что Кенни вообще находится рядом.

— Хэй, хозяюшка, — пьяно гогочет Кенни, — плесни-ка ещё!

Кушель уже хочет начать ворчать по поводу уже двухнедельного запоя, но её опережает Бетти. Официантка, кокетливо улыбаясь, наполняет кружку Кенни, демонстрируя ему небольшое декольте.

У Кушель будто бомба внутри взрывается, наполненная горечью и обидой. На миг их с Кенни взгляды встречаются, но в следующую секунду он уже не сводит глаз с флиртующей Бетти.

— Кушель! — кричит из подсобки Грета, вырывая её из странного злостного оцепенения. — Помоги разгрузить продукты.

— Иду, — переключается она.

Разбирая ящики Кушель не может не думать о том, что раньше продукты были лучше. Криминальная организация заботилась о своих подопечных лучше, чем полиция. Это было даже смешно в какой-то степени.

«Полицейские недалеко от банд ушли», — думает Кушель, откладывая гнилую картофелину в отдельный ящик.

— Закончила? — раздаётся за спиной.

— Ты решил сменить профессию? Если нет, то проваливай с кухни, вход только для персонала, — отчеканивает она.

Кенни смеётся. Чем дольше они были знакомы, тем меньше его усмешки вызывали отторжение. Ей даже начинало немного нравиться смеяться с ним.

— Какая ты злая сегодня. Неужели мою дорогую сестричку кто-то обидел?

Кушель оборачивается как раз вовремя, чтобы заметить как Кенни оказывается перед ней. Он опирается руками о стол позади неё, заключая в ловушку.

Она хмурится, но ничего не делает, лишь задирает голову. Кенни очень высокий, где-то под два метра ростом. Она намного меньше.

Кенни наклоняется, их глаза на одном уровне. Кушель кажется, что сейчас происходит что-то важное, что-то что она пока не может понять.

Сердце стучит ровно, она затаила дыхание. Лицо Кенни приближается ещё на полмиллиметра, его взгляд внезапно тяжёлый, ищущий. Возможно, он находит то, что искал, потому что следующее его действие выбивает весь воздух из лёгких Кушель.

Кенни даёт ей щелбан и оглушает своим смехом. От неожиданности она не может сделать новый вздох, но стальные глаза Кенни приводят её в чувство.

— А-ну проваливай, пьянь! — она хватает картофелину и запускает в Кенни, что почти скрылся за дверью.

— О, а меткости тебе не занимать, — хохочет он, поймав у самого лица овощ. — В стрельбе тебе не будет равных.

В Кенни летит очередной снаряд, но он успевает скрыться. Кушель, кипя от возмущения, собирает рассыпавшиеся овощи по всей кухне.

Кенни был всё таким же непонятным засранцем, каким был в начале знакомства.

— Мудак! — в сердцах бросает Кушель.

* * *

— Куше-е-ель, — тянет с утра отвратительно бодрый Кенни.

У Кушель раскалывается голова от его голоса. Она опускает голову на стол и молит небо, чтобы Кенни заткнулся и не портил ей её законные двадцать минут до работы.

Сегодня для Леви был тот самый день, на котором в календаре обычно ставят икс. Важный день, из-за которого распереживалась Кушель и не смогла сомкнуть глаза ночью. День уничтожения банды.

— У меня к тебе просьба, сестрёнка, — проникновенно шепчет ей на ухо Кенни, заставив подскочить на месте.

Затылок неприятно попадает в подбородок Кенни. Её шипение от боли весьма веселит братца.

— Чего тебе от меня надо? — она потирает затылок.

— Ты же уже умеешь читать? — невинно улыбается Кенни.

— Умею, — подозрительно прищуривается Кушель.

— Замечательно! — Кенни радуется так, будто день рождения наступил раньше положенного. — В обеденный перерыв тебе нужно сходить в…

— Ну-ка притормози! — бьёт ладонью по столу Кушель и оглядывается на диван, проверяя не разбудила ли Леви. — Я ещё ни на что не соглашалась.

— Дело всего на час, — закатывает глаза Кенни. — Тебе просто нужно забрать мой нож.

— Забрать нож? — поднимает брови Кушель. — Ты его посеял где-то?

— С чего сразу посеял? — ни капельки не обижается Кенни. — Я его одолжил знакомым. Тебе просто нужно забрать его у них.

— И всё? — подозрения не отпускают Кушель.

— И всё, — излишне довольно кивает Кенни.

— И никакого подвоха? — уточняет она.

— Да за кого ты меня принимаешь? — показательно возмущается Кенни.

— За мудака, — честно отвечает Кушель под его смех. — Куда идти-то?

Кенни довольно детально описывает место назначения, вручая ещё письменную инструкцию, которую она с трудом понимает. Кушель кажется, что она знает место встречи, но не может вспомнить.

— Точно всё запомнила?

— Точно, — закатывает глаза она. — У кого хоть нож твой забрать?

— Не волнуйся на этот счёт, к тебе сами подойдут.

Кушель лишь качает головой, залпом допивает воду в чашке и собирается на работу.

Удивительно, но день кажется не таким уж плохим. Город не так сильно давит, даже дышать становится легче, когда она вспоминает, что сегодня ужин готовить не ей, а Кенни.

До обеда время пролетает в уже привычных заботах. У Кушель приподнятое настроение, даже голова проходит. Беспокойство о Леви отступает перед несокрушимой уверенностью в нём.

— Грета, мне нужно убежать на обед. Постараюсь вернуться побыстрее, — складывает фартук Кушель.

Грета хмурится. Сегодня они были полными противоположностями друг друга. Если Кушель была на подъёме, то Грету явно что-то тянуло вниз.

— Всё в порядке? — осторожно интересуется она.

— Да-да, иди давай, — отмахивается Грета. — Не опаздывай, Линда одна не справится.

Кушель кивает и уходит. Улицы больше не пугают так сильно, как раньше. Сейчас за её спиной стоят образы Кенни, что уже заработал определённую славу среди местных банд, да Леви, что укрепил свою позицию среди беспризорных детей. Была опасность, что и её захотят испытать на прочность, но пока смельчаков не находилось. Аккерманы были слишком пугающими фигурами на доске, чтобы провоцировать их очевидной слабостью в её лице.

Она оглядывается, ища глазами указатели, что называл ей Кенни. Путь был достаточно долгим, а местность странно знакомой.

«Может была тут вместе с Кенни», — мысленно пожимает плечами Кушель.

До места она доходит за сорок минут и становится у бочки, как ей и сказал Кенни. Ей кажется это странным, но многие сумасбродные действия этого человека приводили к удивительным результатам, поэтому она даже не задумывается, выполняя его инструкции.

«Он сказал, что меня узнают, — задумчиво оглядывает удивительно пустую улицу, прижимаясь поясницей к бочке. — Внешность описал? Или бочку, хах. И зачем такая большая нужна? Два человека точно поместится».

— О-о-о, — слышится приятный мужской голос.

Кушель успевает увидеть как из-за угла выходит мужчина приятной внешности с доброй улыбкой на губах. Он уверенно идёт к ней.

— Вы должно быть мисс Кушель, — он чуть склоняет голову перед ней, блики фонарей золотом играют на его волосах.

— А вы?.. — Кушель недолго ждёт ответа.

— Алекс, мисс, — представляется мужчина. — Рад познакомиться со столь очаровательной девушкой. Кенни конечно говорил, что вы красива, но явно преуменьшил ваши достоинства.

Кушель немного смущается неприкрытых комплиментов. А услышать, что Кенни о ней говорил, было вдвойне приятно, но она знала мужчин. Алекс мог чуть приврать для красного словца.

— Благодарю, — неуверенно улыбается она, её взгляд пробегается по собеседнику. — Вы принесли нож, что Кенни просил, — замечает она.

— Нож? — на секунду Алекс кажется удивлённым, потом он опускает взгляд на свой пояс, где закреплён нож и смеётся. — Совсем о нём забыл. Вы заставляете терять голову, мисс Кушель.

Кушель неловко смеётся, отстраняясь от бочки. Она делает шаг к Алексу, чтобы забрать, наконец, свою вещь и уйти.

— Не хотите пообедать, мисс? — с надеждой смотрит в её глаза Алекс.

— Боюсь, этот нож является моим обедом, — смешок срывается с губ Кушель. — Мне нужно вернуться скоро, поэтому, увы, не могу.

— Как жаль, — опускает голову Алекс, пшеничные волосы закрыли его грустные глаза, — что не получилось по-хорошему.

Кушель не успевает сказать ни слова. Сзади на неё обрушивается мощный удар, из-за которого в глазах темнеет, а тело падает, как подкошенное. Последнее, что она слышит:

— Заебался уже в этой бочке сидеть. Не мог быстрее? — и наступила темнота.

* * *

Кушель пробуждается тяжело. Тьма окутывает сознание со всех сторон, тело так затекло на деревянном полу, что и не пошевелиться.

Первое, что Кушель понимает, она не связана, а потом возвращается слух.

— Верно-верно, это наша Олимпия, — говорит незнакомый мужской голос.

Удерживать сознание тяжело, но уже привычно. Она так проснулась и не засыпала в этом теле в первый раз. Сейчас нужно было просто удержать себя в здоровом, но оглушённом теле.

— Конечно, мистер Алекс! — восклицает всё тот же голос. — Её услуги для вас бесплатны. Вы нам так помогли, что это меньшее, что мы можем сделать для вас.

— Про плату не забудь, — хмыкает Алекс. — А услугами нашей красавицы Олимпии мы конечно же воспользуемся. Заку она понравилась, хах.

— Вам принести что-нибудь? Или хотите ещё девочек? — лебезит перед наёмниками сутенёр.

— Хватит, всё есть. Проследи, чтобы нас не беспокоили, — скрипнула закрывшись на засов дверь.

Внутри Кушель всё замерло, она дышала через раз. Страх встряхнул сознание достаточно, чтобы оно прекратило уплывать.

— Так её хочешь или дождёмся, когда проснётся? — спрашивает Алекс, его собеседник не кажется заинтересованным в разговоре, звенят стаканы. — О, выпивка это всегда хорошо!

— Её удалось поймать слишком легко, — недовольно бурчит ещё один голос. — У нас целый план был по её поимке, а всё решилось Заком в бочке! Сплошное разочарование. Кенни расписал её, чуть ли, не как титана во плоти, а на деле что? Блядь она и есть блядь, тьфу!

Алекс хохочет, мороз идёт по коже от этого смеха, но Кушель старается не отвлекаться и вернуть чувствительность руке, на которой лежит, а соответственно её не видно.

— Ты разве не слышал её? Она от Кенни прямиком пришла. Она не ждала, засады, — смех Алекса был одним из самых приятных звуков в этой комнате, но тошнило от него хуже, чем от дерьмового виски с попойки с Кенни.

— Что ж он сам её не поймал тогда? — ядовито спрашивает, прихлёбывая что-то, недовольный.

— Ему от нас какая-то же услуга нужна, — незаинтересованно отвечает Алекс. — Отпразднуем это дело, а после решим проблему Кенни. Что он там хотел? Не связывался с тобой, Зак?

— Нет, — говорит третий голос. — Потом свяжется.

— Блядь! — громкий удар о стол, заставляет Кушель дёрнуться, но этого не заметили слишком увлечённые разговором. — Я пиздец как разочарован. Лучше бы шею свернул какому-нибудь молокососу, чем понадеялся на шлюху.

— Так вон оно, твоё развлечение, — хохочет Алекс. — Бери и развлекайся, а мы потом к тебе присоединимся.

— Я лучше её трахну один, а потом делайте что хотите.

— Какие мы брезгливые, — снова смеётся Алекс. — Слышал, Зак? Малыш Патти брезгует.

— Ой, завались, мудак, — смеётся Патти.

Кушель чувствует, что может открыть глаза, но она не успевает. Тяжёлые шаги раздаются совсем рядом. Сильный удар под рёбра ослепляет тусклым светом свечей и оглушает хохотом наёмников.

Она тяжело дышит, словно сквозь вату слышит разговор мужчин. Она чувствует как грубые руки переворачивают её на спину, задирая платье до талии.

«Нет, — бьётся испуганной птицей у неё в голове, — нет!»

— Нет… — срывается шёпотом с губ.

Наёмник, Патти, приподнимает в притворном удивлении бровь, до боли сжимая её бёдра. Он разводит её ноги, грудь Кушель сдавливает паника.

Она не видит других мужчин, сейчас в поле её зрения лишь Патти да угол стола. Ватное тело действует заторможенно, она с трудом может поднять руку.

Патти дёргает вырез её платья. Ткань трещит, открывая вид на её грудь. Он довольно ухмыляется, медленно склоняясь над ней. Слабое утешение, но пока вид обнажённой груди спасает Кушель.

Её убивает эта медлительность. Было страшно и больно, хотелось, чтобы всё закончилось как можно скорее, но почему-то всё было таким медленным.

Патти слюнявил её грудь, злобными укусами выражал своё недовольство ей, а она словно начала просыпаться.

«Это не он медленный, — прозвучало в голове голосом Кенни, — это ты быстрая».

Она поднимает правую руку, дотрагивается до щеки Патти, отвлекая от груди нежным прикосновением. Она поглаживает его щетину, ведя отсчёт в голове, когда он поддаётся её ладони, она сжимает его волосы и со всей силы впечатывает виском в угол стола.

Грохот посуды на миг дезориентирует наёмников. Это даёт ей время выбраться из-под бессознательного тела.

Комнатка небольшая. Стол, две скамьи да кровать у стены. Мужчины не смогут достаточно размахнуться, чтобы попасть по маленькому противнику. Она была маленькой и быстрой.

Громила Зак откидывает стол в сторону, чуть не придавив своего бессознательного товарища. И так небольшое пространство сделалось совсем крохотным.

Советы Кенни проносятся в голове, но Кушель не хочет их использовать. Она ещё не осознала до конца предательство, но всё её нутро горит обидой к Кенни.

Она с трудом уворачивается от рывка здоровяка, не выпуская из виду перекосившееся от злости лицо Алекса.

«Пользуйся всем, чтобы выжить, Леви», — звучит в голове собственный голос.

Она стискивает зубы с такой силой, что почти больно, но это приводит в чувство.

«Борись, — рычит в её голове, — борись, борись».

Зак бросается на неё. Она скользит почти к самому полу, чтобы нанести удар. Разъярённый вой мужчины превращается в сдавленный писк, когда она попадает по его паху. Он сгибаются пополам, она обхватывает его голову, сцепляет руки в замок и бьёт коленом в нос. Раз, второй.

«В драке нет места эмоциям, — говорил Кенни. — Тот, кто первый теряет разум, — проигравший».

Она отскакивает в сторону как раз вовремя, в плечо Зака вонзается нож Кенни. Алекс скалит в безумном оскале зубы, его не волнует рана союзника. Он не тратит время на вытаскивание ножа, лишь отталкивает полубессознательного Зака.

Алекс боец. Это видно по его движениям, дыханию и выносливости. Он блокирует её удары в пах, глаза. Цокает языком смешливо, называя её грязной девкой.

Кушель бросается вперёд, пытаясь повалить Алекса, но тот хватает её за волосы и швыряет в стену. Боль такая, что она почти теряет зрение, но всё внутри кипит и бурлит, не давая ей сдаться.

Она с трудом опирается о пол руками, чтобы встать, пока Алекс вальяжной походкой победителя направляется к ней. Рука скользит по влажным доскам. Взгляд вниз — бутылка.

«В стрельбе тебе не будет равных».

Она бросает бутылку. Алекс не успевает закрыть лицо. Бутылка брызгает осколками, раня глаза. Алекс кричит от боли.

Кушель бросается вперёд. Надавить на подколенное сухожилие... в этот раз Алекс падает. Одна рука быстро проскальзывает за него и крепко хватается за воротник, вторая действует также быстро с другой стороны. Руки скрещены. Она использует все свои силы, передавливая ему артерии.

Алекс слепо пытается схватить её за волосы, но они были слишком короткими, чтобы ухватиться за них из этой позиции. Она давит всем своим весом, отсчёт в голове ведёт с убийственной решимостью.

Рядом начал подавать признаки жизни здоровяк. Глаза Алекса закатились, он перестал брыкаться. Времени думать не оставалось, она устала от схватки с ним. Уворачиваться сейчас от огромных лап Зака — самоубийство.

Кушель разворачивается всем телом, игнорируя боль, хватает рукоять ножа и рывком выдёргивает из тисков плоти. Зак вскрикивает от боли. Это последнее, что он успевает сделать, в следующий миг она всаживает нож ему в висок, пробивая кость.

Её трясёт. За дверью скребётся сутенёр, что-то говорит, но она не слышит. Её тошнит от металлического запаха крови да алкогольных испарений.

Кушель сползает с тела Алекса. Встать она не может, ноги дрожат. Она приваливается к стене, прикрывая глаза.

«Петти, Патти, Путти не доживёт до утра, — ведёт подсчёт боя она. — Рана слишком серьёзная, возможна кома. Здешняя медицина его не спасёт. Здоровяк Зак — мёртв. Алекс — жив и опасен».

Нужно было что-то решать. Последний наёмник был тёмной лошадкой. Либо Кушель может с него что-то поиметь, либо он убьёт её сразу как очнётся, если не почует выгоду в ней.

Она смотрит на валяющиеся тела и внезапно понимает, что они были слабы. Сама Кушель была контужена самым первым ударом по голове, поэтому явно была медленнее, чем обычно. Но наёмникам ничего не мешало. Почему же они были такими слабыми?

«Кенни расписал её, чуть ли, не как титана во плоти, а на деле что?» — вспоминает она.

— Почему? Я же ни разу не смогла победить Кенни…

И внезапно она понимает. Она дралась всегда только с Кенни. Она никогда не сражалась с кем-то другим. Кенни был монстром в человеческом обличии, а наёмники — всего лишь люди. Она была слаба в сравнении с Кенни, но обычные бандиты были слабее неё.

Её колотит. Ей ужасно плохо. Намного хуже, чем по пробуждению в этом теле. Она переводит взгляд на Алекса. Сейчас она видит в нём угрозу для своей спокойной жизни. Достаточно было посмотреть этому парню в глаза, чтобы понять, что ему плевать на мораль. Если будет нужно, то он уничтожит любого на пути к цели.

Кушель подбирается ближе к Алексу, обхватывает его голову. Нужно всего немного.

— Как ты там говорила? — бессознательно шепчет она слова того, кого даже не помнит. — Позвонки атланты… если повернуть резко, сильно и без умений, то они вылетают прямо в мозг, мгновенно убивая.

Она поворачивает голову Алекса резко, сильно, без сомнений. Громкий хруст-щелчок почти такой же, как в фильмах. Проверить жив ли человек — дело минуты.

Кушель поднимается на ноги. Груди холодно, платье не прикрывает больше ничего. Удивительно, что оно не мешалось.

Её шаг твёрд. Она не сомневается и не боится, когда открывает дверь и впечатывает сутенёра в стену, держа его за горло. Сил хватает.

— Олим-кха-пия, — задыхается он.

— Олимпия! — тоненько ахает какая-то девушка рядом.

— Если оставлю тебя живым, то ты снова пошлёшь за мной наёмников, — будто скучающе говорит Кушель, глаза мужчины затапливает ужас, она не знает что он видит в ней. — Я убью тебя. Ты принёс мне слишком много проблем.

Она не хочет убивать. Сейчас Кушель лишь запугивает.

— Не… кха… не надо, — сипит мужчина Кушель ослабляет давление на его горло. — Ты… ничего не должна нам… кха-кха… больше никто не придёт…

— Почему я должна тебе верить? — голос Кушель безэмоционален.

Паника в глазах сутенёра такая сильная, что Кушель почти опасается, что он откинется у неё на руках.

— Олимпия, он правда больше не тронет тебя! Пощади! — на её руке практически висит проститутка.

— Принеси мне одежду, — бросает она девушке и отпускает сутенёра.

Несколько девочек крутится в конце коридора. Сутенёр опасливо заглядывает в комнату и отшатывается назад, когда видит погром и мёртвые тела.

Ей приносят мужские рубаху и штаны и предлагают дойти до умывальника. Она вся в крови, осколках и остатках еды, вода — это то единственное, что ещё способно вернуть её в норму.

Вода холодная, не ледяная, но неприятная. Кушель одна в комнате, но она всё ещё не может позволить себе даже задрожать. Но если дрожь от холода, то не страшно, верно?

В волосах откуда-то осколки стекла, в ранах — грязь. Чистая рубашка кажется благословением.

Кушель не теряет самообладание, она будто смотрит со стороны и принимает решения.

«Хватит смертей».

— Чтобы я не видела тебя рядом, — сутенёр трясётся, кивает, как китайский болванчик, и бледнеет к концу её фразы, — в следующий раз убью.

Кушель идёт по улицам Подземного города и чувствует себя отвратительно. Город словно подавил её, заставил подчиняться своим правилам, чтобы ей было позволено жить.

«Не город, — сжимает зубы Кушель, — Кенни».

Сейчас ей страшно. По-настоящему страшно. Она не знает, что в голове у этого психопата, решится ли он ударить по Леви или сразу схлестнётся с ней, но ясно одно: мудак задолжал ей непомерно много.

Ступеньки скрипят, будто ничего не изменилось. Шумит в своей комнате Марта, прибираясь. Дверь Кушель приоткрыта.

Она без страха распахивает дверь. Комната изменилась, это можно сказать сразу. Исчезли вещи Кенни. Все. Даже самые маленькие и незначительные. Ничего не осталось.

На столе, прямо посередине лежит лист бумаги. Дорогой, качественный лист. Явно не поделка Подземного города. С поверхности.

Написано всего одно слово, из-за которого Кушель истерично хохочет, сбрасывая всё напряжение сегодняшнего дня.

Особенности языка. В зависимости от рода меняется значение. Если бы это читал Леви, то получилось бы напутствие Кенни к самостоятельному выживанию ребёнка. Что-то типа «выживи».

Сейчас читала Кушель. Кенни радовался, что она выжила. И всё. Подготовился к обоим исходам всего одним словом, ублюдок.

— Мам? — Леви закрывает за собой дверь и обеспокоенно оглядывает её. — Что-то случилось?

Кушель окидывает его взглядом. Не побит, не поцарапан, костяшки покраснели, значит противникам досталось. Она облегчённо выдыхает. С Леви всё хорошо.

— Всё в порядке, — она качает головой, снова обращая внимание на лист бумаги в своих руках. Злость и усталость борются в ней.

— Хорошо, — кивает Леви. — Кенни вернётся к ужину?

Горькая ухмылка разрезает лицо Кушель, она откладывает записку в сторону:

— Кенни больше не вернётся.

На следующее утро у двери она обнаруживает его нож.

Кенни не вернулся.

---

Примечания:

Это была очень тяжёлая глава. Начало совершенно не давалось, помогало лишь то, что я знала что должно быть в этой части.

Всё идёт по плану, всё под контролем, такова жизнь и Кушель нужно научиться принимать подобные жизненные удары. Мы приближаемся к таймскипу. Запланировано достаточно событий, поэтому я надеюсь, что вы пройдёте этот путь со мной до конца.

Меня очень умилило, что люди подумали, будто Кенни останется с ними навсегда)

Пишите комментарии, рассказывайте о своих чувствах. Я всегда рада контакту с вами.

Иногда я выкладываю факты об этой работе в твиттере, если интересно, то можете начать меня читать:

https://twitter.com/Ani_Shixiong?s=09

На печеньки и вдохновение автору, если хочется помочь процессу творчества. Буду рада поддержке:

Сбер: 5336690131054969

Яндекс.Деньги: 4100111091649752

Примечания:

Если заметите, что где-то нет красной строки, то маякните через публичную бету, пожалуйста.

Если заметите ошибку, то также отправьте её в публичную бету, пожалуйста.

---

Леви с несвойственной его возрасту терпеливостью отвечал на вопросы мамы. Кенни исчез, поэтому они теперь не таились с подобными разговорами, приходилось повторять одно и тоже много раз по кругу.

Мама Леви была странная. Наверное потому, что её было две.

— Как говорила твоя мама, солнышко? — ласково спрашивает мама, поглаживая его по волосам.

Леви задумывается. Они давно об этом не говорили. Когда Кенни был рядом, мама молчала, но рисовала с ним их семью, игнорируя доставучего дядю, который внезапно задрал нос к потолку, радуясь, что он тоже на рисунке. Леви не спешил рассказывать насколько Кенни глуп. Тень за мамой всегда была мамой.

Он помнит первую маму намного хуже, чем вторую, но что-то отпечаталось в памяти навсегда. Он рад, что мама не даёт ему забыть.

— Она говорила негромко, — память услужливо подсказывает, что если лежать на маме и слушать, как она говорит, то звук проникнет внутрь и останется огоньком в груди. Ещё это было мягко. Почти забытая в голодном бреду мягкость вернулась, когда появилась вторая мама. — Было очень тепло, когда она обнимала и говорила. Я не помню её разговоров.

Леви знает, чего боится его вторая мама. Она не хочет, чтобы он забыл первую. Ему тоже этого не хочется.

— Твоя мама была замечательной, малыш. Она сильно любила тебя, — с неприкрытой уверенностью говорит она.

Леви больше не забывает, потому что его мамы похожи. Они словно сотканы из любви и желания оберегать. С ними очень тепло и счастливо.

Раньше он обижался на первую маму, что улыбалась знакомой улыбкой с незнакомого больного лица, что так долго лежала после без движения. Потом он познал как велико отчаяние, когда мама покидает, а ты ничего не можешь с этим сделать, лишь сидеть рядом и надеяться непонятно на что из-за её последних слов: «Ты не останешься один».

— Мама говорила, что никогда не оставит меня, — доверяет самую большую тайну в своей жизни Леви.

— Она не хотела тебя оставлять, солнышко, — с сожалением говорит вторая мама.

Леви помнит миг, когда мама умерла. Если бы вторая мама узнала, что он забывал первую, но помнил её смерть, то расстроилась бы. Он знал это, они так давно рядом, что он был уверен в этом.

У его мам было одно лицо на двоих, но спутать их друг с другом было нельзя. Вторая мама угольком нарисовала портрет первой, когда Кенни исчез впервые, и Леви вживую увидел как они различны.

Мама задавала много вопросов, пока рисовала. Она спрашивала, как первая мама смотрела, говорила, двигалась, смеялась, плакала, держала его за руку. Много-много вещей, о которых Леви почти не помнил и обязательно забыл бы, если бы мама не напомнила.

Первая мама всегда смотрела мягко и печально. Всё её существо было пронизано любовью и тоской. У неё были мягкие руки, ласковые уверенные прикосновения и весь мир в тёплых серых глазах. На угольном портрете она смотрела на него так, будто гордилась им. Леви почему-то стало тяжело дышать, когда он увидел её.

Мама сказала, что всё в порядке, что плакать не стыдно. Он и не стыдился. Просто стало тяжело.

Лицо второй мамы было упрямым. Она словно вела постоянную битву с собой. Она часто была напряжена и напоминала натянутую нить. Но её лицо становилось мягче, когда она прижимала его к себе во сне. В этом она с той мамой была похожа больше всего.

Вторая мама была неуверенной, осторожной, боязливой и невероятно храброй. Каждый её шаг был маленьким, словно она боялась упасть в яму и утянуть его за собой. А ещё её глаза постоянно сражались. Такого непокорного взгляда Леви никогда не видел. Даже у Кенни.

У второй мамы руки были тоже мягкими, но грубее. Будто она лишь слышала о ласке, но никогда не пользовалась. Или считала, что не может дарить ему ласку. Иногда вторая мама Леви думала, что ей не место рядом с ним. Он слышал, как она тихо делится этим с тётушкой Мартой. Та выслушивала внимательно, а потом делала вид, что ничего не было. Леви не был уверен, что подобное поможет его маме.

— Мама мне пела, — рассказывает Леви, он уже не уверен, какая из его мам это делала.

Вторая мама любила слушать про первую. Её глаза горели любовью и сожалением. Леви кажется, что если бы его мамы встретились, то обязательно бы полюбили друг друга. Возможно, он мог бы называть вторую маму папой. Это было бы забавно. Жаль, что уже не случится.

— Споёшь мне? — спрашивает он.

— Я не знаю песен твоей мамы, солнышко, — огорчённо прикрывает глаза мама.

Вторая мама почему-то считала, что должна быть как первая. Леви был уверен, что она занимается глупостями. Они ведь совершенно разные, только любят одинаково крепко. Так зачем быть кем-то другим?

— Я хочу послушать твои песни.

Песни и сказки второй мамы были совершенно не похожи ни на что, что Леви слышал раньше. Он любит сказки первой мамы и обязательно расскажет их однажды второй, когда дослушает все её истории. Но у мамы сказки не кончались, словно она сама была историей.

Голоса мам были похожи. Наверное. Леви и сам уже не помнил как звучала первая мама. Но это не страшно. Он никогда о ней не забудет, Леви знает. Теперь он в этом уверен.

Песни мамы рассказывали о героях. Она любила напевать красивые истории. Только пела мама не очень хорошо, у первой получалось лучше. Но Леви всё равно нравится, он не променяет эти песни даже на самый вкусный в мире чай!

— Мам, — зовёт Леви и ничего не говорит, лишь смотрит в мамины глаза, они темнее, чем у первой мамы.

— Что такое, малыш? — Леви не нравилось, когда его так звали, он ведь уже не маленький, но Кенни говорил, что женщинам нужно оставлять место для маленьких слабостей.

— У тебя красивые глаза.

— У твоей мамы, — поправляет мама.

Леви тяжело вздыхает, чем вызывает её весёлый смешок. Однажды мама поймёт, что ей не нужно пытаться быть кем-то другим, что она занимает своё место по праву, но это случится ещё не скоро, уверен он.

Вторая мама не знает, что она совершенно не похожа на первую. Она по-другому собирает волосы, упрямо сдувает с лица мешающиеся пряди, а не убирает их рукой, как первая. Когда нервничает или переживает, она прикасается к безымянному пальцу левой руки и кусает губы, а не смотрит растерянно и странно твёрдо, словно одновременно ребёнок и взрослый. Когда смеётся, прикрывает рот, смотрит немного удивлённо, словно спрашивает разрешение веселиться.

Первая мама умела извиняться. Она мягко смотрела в глаза, голос её был полон сожаления и вины. Она всегда знала что и как надо сказать. Вторая мама могла принести тысячу незначительных извинений за день, но когда дело касалось чего-то серьёзного, она вся каменела. Отворачивала лицо, хмурила брови, кусая упрямо губы. Она вся была противоречием, особенно когда понимала, что не права. Второй маме очень тяжело давались извинения, она думала о проблеме сутками напролёт и предпочитала делать вид, что ничего не случилось. Леви делал так же.

Её глаза чуть-чуть мрачнее, а смех чуть-чуть громче, чем у первой мамы, но он любит их обеих одинаково сильно.

Вторая мама была похожа на него. Словно ребёнка выкинули в мир и сказали: «Живи». Мама жила как умела.

Леви так же жил, когда мама ещё была мертва. Он жил так в растянутые в вечность часы, пока мама внезапно не начала дышать. Вторая мама жила так постоянно.

— Что ты хочешь послушать? — спрашивает мама.

— Про ветер, — решает Леви.

— Это же колыбельная, — давит смешок мама.

— Так уже пора спать, — закатывает глаза Леви, что веселит маму.

— Хорошо, — хихикает в ладонь она.

Леви помнит, что если лечь на маму, то тепло её голоса проникнет внутрь. Это было неизменно с любой из них.

— Спи, дитя моё, усни, сладкий сон к себе мани, — голос мамы немного срывается, словно она никак не привыкнет петь. Раньше она стеснялась, сейчас просто чувствует себя немного неловко. Леви нравится замечать эти изменения в ней. — В няньки я тебе взяла ветер, солнце и орла.

Когда Леви был младше, он бы обязательно спросил, о ком поёт мама. Он знал про солнце раньше, ему рассказывала первая мама, но она никогда не рассказывала историй о нём. Леви до сих пор не мог поверить в кролика на солнце, что вызывало у второй мамы улыбку. Сейчас он знает целую тысячу вещей. Он знает как выглядит орёл, как месяц, кто такие кенгуру и ещё много-много всего.

— Улетел орёл домой, — взгляд мамы печален, как и всегда к этим словам. Она поёт так, будто уже пела кому-то и сейчас грустит из-за этого. Мама сказала, что у неё никогда не было детей, кроме Леви. — Солнце скрылось под водой.

Леви тяжело поверить в огненного кролика, но он почему-то верит в огромное пространство залитое солёной водой. Мама вообще любила приукрашивать вещи, но обычно самое невероятное было правдой. Вывела же она их из борделя, а это чудеснее любого огненного кролика.

— Ветер после трёх ночей, мчится к матери своей.

Леви смешливо фыркает маме в живот, чувствуя как она сдерживает смех. Когда она пела эту колыбельную в первый раз, то объяснила ему каждое слово, но, вот незадача, сама не знала кто же является матерью ветра. Это забавляло до сих пор их обоих.

— Ветра спрашивает мать: «Где изволил пропадать?.. То ли звёзды воевал? То ли волны всё гонял?» — мама всегда запинается на этих словах, забывает как звучит песня и выдумывает на ходу, каждый раз одно и тоже.

Леви думает, что будь он ветром, то ни за что бы не оставил маму. Одна его уже покинула, а он ничего не смог сделать. Если бы он был ветром, возможно, они бы вновь встретились.

— «Не гонял я волн морских, звёзд не трогал золотых».

Но не Леви быть ветром. Каждый раз слушая голос мамы, что к концу колыбельной обретал силу и уверенность, он понимал...

— «Я дитя оберегал, колыбелечку качал».

… его мама была оберегающим ветром.

* * *

Леви помнит свой первый день рождения с незнакомой мамой так, будто это было вчера. Было немного забавно, что она не знала ни чисел, ни дат, но он и сам не знал, поэтому они были в равных условиях.

— О, у тебя же сегодня день рождения, шкет, — сказал Кенни, прихлёбывая из кружки что-то, на что мама запретила даже смотреть.

Леви безразлично пожал плечами.

— Что? — мама замерла над кастрюлькой, у неё был такой вид, словно мир разрушился, а ей забыли об этом сообщить.

— И этого не помнишь? — покачал головой Кенни.

Леви бы сказал, что эта мама в принципе не может помнить того, чего не знает, но это делу не поможет. Мама уже начала переживать о вещах, которые совершенно не может проконтролировать.

— Нужен же торт, — она обеспокоенно бормотала себе под нос, вытирая нож о полотенце, — подарок. Как же без подарка…

— Мне достаточно картошки, — заглянул в кастрюлю Леви, картошки с трудом хватало только на одного.

Мама посмотрела на него с ужасом. Леви даже осмотрел себя, вдруг испачкался где-то.

— Кенни, — голос мамы мог испугать, но Леви нравились подобные перемены. Изредка, — что хочешь делай, но чтобы к вечеру у нас на столе были сладости.

— Не-е-е, сестрица, — расслабленно потянул Кенни, — это твоя инициатива, ты с ней и е…

— Но при этом ты прекрасно помнил что сегодня за день, — перебила мама. — Не выполнишь одно простое поручение — можешь проваливать на все четыре стороны.

Леви искренне восхищался мамой, только она так с Кенни разговаривала. Никто больше не смел. Кенни боялись и ненавидели, ругались на него во всё горло, но не смели приказывать. Мама его опасалась, но не боялась. Леви это нравилось.

Кенни что-то недовольно проворчал, но начал подниматься, кряхтя, как старик. Он делал всё медленно, явно тянул время, пытаясь вывести маму из себя.

Мама терпеливо смотрела на потуги Кенни и, казалось, ничего её не трогало. Он подошёл к двери, когда она его окликнула. Надежда Кенни погибла сразу же.

— Какое сегодня число?

— Двадцать пятое декабря, — и скрылся.

Мама выглядела задумчиво. Обычно Леви старался не мешать ей, но тогда дело касалось его, поэтому он не мог её так оставить.

— Мам, это просто день.

— Как ты праздновал с настоящей мамой?

Тогда Леви не нашёл в себе сил сказать, что она тоже его настоящая мама. В то время он звал её мамой, только чтобы не остаться одному. Даже если плохо помнил настоящую маму, он знал, что эта с ним никак не связана и может уйти в любой момент.

Её не обидело то, что он никак не опроверг её слов. Она знала, что никогда не станет той самой Кушель, а он был пока не готов сказать ей то, что на самом деле чувствовал, сам не до конца понимал.

Он был благодарен ей, что не оставила его, но Леви не был слепым, видел как ей тяжело. Из-за него тяжело. Ребята с улиц много рассказывали о взрослых, что их бросили. Леви боялся, что сам однажды будет рассказывать об этом.

У них было не так много бумаги дома. Мама с огромным трудом нашла несколько небольших листов у торговцев контрабандой. Она шутила, что чуть душу не продала за них, но по глазам было видно, что боролась она за бумагу до последней капли крови.

Мама достала один чистый лист, взяла уголёк и стала рисовать. Она спрашивала много вещей о его настоящей маме, он отвечал.

Леви видел как рисует мама, так словно кусочек реальности заключили в лист бумаги. Тогда она рисовала ту самую маму, что покинула его не так давно.

— Позволишь подарить это тебе? — осторожно спросила она, передав в его руки портрет единственного близкого человека в жизни Леви.

Леви смотрел и не мог насмотреться. Столько различий и сходств было в его мамах. Только одна была заточена в портрет, а другая беспокойно смотрела на него.

Он забывал какой была настоящая мама, потому что жил с другой мамой, но смотря на угольное изображение самой любимой мамы на свете Леви словно вновь начал дышать. Он многое не помнил, многое так и не сможет вспомнить, но портрет безвозвратно покинувшей его мамы он стал хранить у самого сердца.

Кенни не вернулся в тот день, он был и не нужен. Мама сказала, что надеялась, что он вернётся, чтобы отпраздновать по-человечески всей семьёй, но Леви не хотел, если честно. Иногда ему казалось, что он потеряет и эту маму, если рядом будет Кенни.

Они разговаривали весь вечер, сами сочиняли сказки, песни. Леви чувствовал себя ребёнком. Было стыдно признавать, что он хочет оставаться им подольше, но Кенни говорил, что здесь так не получится. Кенни вообще много говорил. Леви был благодарен ему за многое, но тогда… тогда он хотел побыть с мамой.

В тот день другая мама перестала быть другой. Она стала второй мамой.

Леви был благодарен, что Кенни тогда не вернулся.

* * *

Иногда Леви боялся просыпаться. Ему казалось, что когда он откроет глаза, взгляд упрётся в тёмные стены их комнатки в борделе, мама будет лежать мёртвая на кровати, а шум пьяных тел в коридоре заполнит сознание.

Леви знает, что если бы мама не проснулась тогда, то его жизнь была бы другой. Возможно, он бы не выжил. Или его бы забрал однажды Кенни и научил убивать. Потому что не было бы мамы, что ударила бы дядю полотенцем по лицу и заявила, что свои методы воспитания он должен засунуть себе в задницу. Леви тогда клятвенно пообещал не повторять таких слов, пока не вырастет.

Возможно, он был бы сильнее, если бы его растил Кенни. А может и слабее, всё же сейчас Леви есть кого защищать. Мама же слабая, пока не просыпается окончательно от своих дум. Кто-то должен о ней заботиться в эти мгновения. Даже Кенни так говорил, а ему иногда можно верить в подобных вопросах.

Леви каждое пробуждение собирает себя по кусочкам, чтобы удостовериться, что всё произошедшее не было сном. В этот раз у него не было на это времени.

Он просыпается из-за тихих всхлипов мамы, что прятала лицо в ладонях. Леви кажется, что случилось что-то страшное. Возможно, весь мир сейчас гибнет, раз его мама плачет.

— Мам, — тихо зовёт он, прикасаясь к её плечу.

Мама поднимает голову. Её глаза затуманены слезами, первые секунды она даже не видит его, смотрит куда-то сквозь него и плачет. Леви становится страшно.

— Мама! — не скрывая беспокойства восклицает Леви, крепко хватаясь за влажные от слёз ладони мамы.

Она моргает несколько раз и теперь смотрит на Леви. Не на далёкое непонятное нечто, а только на него.

— Что случилось, мама?

— Я… — она смотрит почти отчаянно. — Я не знаю. Не помню.

Леви впервые не верит маме, а потом воспоминание о пережитом кошмаре в её глазах исчезает. Словно маленькая вспышка стёрла больное знание из её разума. Леви с ужасом смотрит как её взгляд из виновато-отчаянного становится на самом деле непонимающим.

— Возможно, приснился кошмар, — предполагает мама.

Маме снились кошмары с того самого дня, как исчез навсегда Кенни. Она просыпалась вся измученная, полная страха и вины. Она долго сидела в тишине и дрожала, смотря на свои руки. Потом вставала, шла к тазику с водой и остервенело отмывала ладони от чего-то, что видела только она одна. Иногда она выходила из комнаты, иногда ложилась обратно. Сейчас она проснулась с другими чувствами, он видел.

— Кошмар? — глухо повторил Леви.

— Кошмар, — также глухо согласилась она, устало закрыв красивые глаза.

В ту ночь никто не смог заснуть, они больше не говорили. Лишь Леви напевал маме о звёздных медведях и далёких короблях в тиши Подземного Города.

---

Примечания:

Я писала шестую главу, а потом поняла, что некоторые сцены там не нужны. Так родилось решение создать несколько экстр, чтобы важные для отношений героев моменты не потерялись, были не только в их памяти, но и вашей. Полноценные главы из этого не получатся, слишком уж выбиваются из общего тона повествования. Хоть ситуации и важны для сюжета, но как экстры вполне неплохо смотрятся. Ну, и из-за того, что это экстра, вы видите её так скоро. Сплошные плюсы, я считаю)

Это первая экстра, она совсем небольшая. Возможно, позже я буду нумеровать их для удобства, но пока будет только название. Надеюсь, вам понравится. Оставляйте отзывы, делитесь своими эмоциями, я всё читаю и всем отвечаю)

С Наступающим Новым Годом и Рождеством!

Отдельное поздравление Леви, которого я уже даже вслух начала звать сыном. С днём рождения, Леви Аккерман!

На печеньки, вдохновение и подарок автору на Новый Год. Буду рада поддержке:

Сбер: 5336690131054969

Примечания:

Если заметите, что где-то нет красной строки, то маякните через публичную бету, пожалуйста.

Если заметите ошибку, то также отправьте её в публичную бету, пожалуйста.

⚠️Осторожно! В тексте присутствуют тяжёлые для восприятия моменты. Читайте с осторожностью!⚠️

---

Это было страшное время. С момента исчезновения Кенни прошло два месяца. Раньше надоедливый братец старой Кушель был некой опорой, как только он ушёл («Скатертью дорога!» — зло выплюнула Кушель) пришлось учиться справляться с гнилью Подземного Города самостоятельно.

Осознать предательство было тяжело, принять ещё тяжелее. Только нож Кенни был доказательством случившегося, и то сомнительным.

— Это не тот нож, — заметил как-то Леви, — этот новый.

Кушель тогда пригляделась. И правда новый. Точно такой же, как прошлый, но новый. И что Кенни хотел этим сказать? А хотел ли? Обида лишь росла в груди Кушель.

Леви хотел забрать нож себе, сказал, что с ним тренировался под присмотром Кенни, но она не разрешила. Хотелось стереть все упоминания ублюдка из их жизни.

Её шипение было тихим и усталым.

— Терпи, — бросила Грета, продолжая зашивать ей плечо.

Кушель тяжело вздохнула. То, что на её теле ничего не заживало, приносило слишком много проблем. Каждый раз обновлять швы было слишком неудобно, особенно с её возросшей неуклюжестью из-за травм.

Позже она обязательно признает, что тогда жалела себя. Лелеяла боль и обиду, наращивала жалость к самой себе и ненавидела себя за это. Она жалела себя, но старалась никак этого не показывать.

«Человек-противоречие», — горько усмехалось прошлое в её голове.

— Ну, хоть синяк прошёл, — утешила её Грета и убрала иглу с нитями.

Кушель только натянула на себя рубашку, когда до неё резко дошло сказанное.

— Синяк? Какой синяк? — она резко обернулась, не обращая внимания на ругань Греты, что распереживалась на счёт швов.

— Так у тебя на всю спину синяк был, неугомонная, — Грета проверила швы, бинты и от души дала ей подзатыльник. — Чтоб больше не дёргалась так!

Кушель послушно кивнула, стараясь извернуться и посмотреть на свою спину под рубашкой. От таких движений ломало всё тело.

— К зеркалу сходи, дурёха, — проворчала Грета. — Как ты вообще до сегодняшнего дня дожила?..

Зеркало показывало кучу мелких царапин, синяков и швов, но большого синяка не было. Того самого, который был следствием смерти настоящей Кушель. Он прошёл в тот день.

Нужно было радоваться, но она не могла. Слишком непонятно, слишком неправильно, словно мир нарушил логику, которой беспрекословно следовал всё это время.

«В последний раз Грета обрабатывала мои раны месяц назад, — размышляла Кушель. — Тогда синяк ещё был. Значит, чтобы излечить такое повреждение, телу нужно…»

— Полгода, — с ужасом выдохнула Кушель.

В голове мелькали сотни мыслей разом. Догадки создавались одна за другой, но что из этого было правдой? Если тело всё же способно справляться с повреждениями, то почему так медленно?

«А если… если есть более тяжёлая рана, что отнимает все силы регенерации?»

Кушель задумалась. Что беспокоило её больше всего с момента пробуждения? Что было самым странным? Что могло быть настолько важным, что организм направил все ресурсы на восстановление?

— Сердце, — она закрыла глаза.

Только сердце подходило. Сначала оно стучало слишком громко, слишком беспокойно, а потом ни разу не сбилось с ритма. Мог ли организм направить все ресурсы на то, чтобы заставить сердце биться?

Кушель не была медиком, даже близко нет. Все её знания о медицине базировались на медицинских сериалах из далёкой, уже не её, жизни. Поэтому её единственной догадкой было мёртвое сердце, что тело насильно старалось оживить.

«Если подумать, то… телу нужно много энергии на восстановление. Если постараюсь питаться получше, то может что-то выправится?»

Кушель устало потёрла глаза. Все мысли и догадки звучали как из фантастической книги. Даже шанс на выздоровление был лишь шансом. Еды не хватало. Жили впроголодь.

Она снова посмотрела в зеркало, на этот раз концентрируя внимание на глазах. Серые. Такие же, как у Леви. Они вообще довольно похожи на внешность.

Ей казалось, что она смотрит сквозь время. Словно прошло уже много лет, она стоит под солнцем, смотрит в знакомые серые глаза и видит своё отражение.

Кушель спустилась вниз. В тот день у них был масштабный привоз, полицейские расщедрились внезапно помощью, поэтому для посетителей таверна (всё ещё больше бар) была закрыта. Немногочисленные работники разгружали припасы, Грета успела спуститься вниз и начать командовать, а Леви сидел за столиком с Линдой и что-то ей рассказывал. Линда охала, прикрывая тонкими пальчиками рот, с горящими глазами интересовалась чем-то и прижимала к себе куколку Магнолию.

Беременность Линды проходила неплохо. По крайней мере, на неопытный взгляд Кушель. Грета говорила не волноваться и перестать дёргаться, пришлось довериться.

Кушель не понимала своих чувств в отношении Линды. Раньше они не были близки, просто знакомые, но всё её существо пронизывали чувства сожаления и горечи, словно подобное уже было. Неизвестно с кем, непонятно когда, но было. Ответ крылся в прошлом, которое Кушель не помнила.

Громкий чих Леви на миг заставил замолкнуть переговаривающийся персонал, все вразнобой пожелали ему здоровья и продолжили заниматься своими делами. Кушель тогда ещё не знала, что этот чих был самым серьёзным испытанием в начале её новой жизни.

* * *

Леви заболел. Он тяжело дышал, держался за болящую голову и постоянно хотел спать. У Кушель тогда не было никаких лекарств от простуды. Кто бы вообще мог подумать, что возможно заболеть в клетке Подземного Города? Она была слишком неопытной, чтобы предсказать подобное.

Кушель стучалась в дверь Марты долгих десять минут, но старушки впервые не оказалось на месте. Оставлять больного ребёнка одного было ужасно безответственно, но разве был другой выход?

До Греты она добежала меньше чем за пять минут. Взъерошенная, но даже не запыхавшаяся, ворвалась в зал, чуть не сбив с ног Линду.

Грета внимательно выслушала её и сказала то, что Кушель не смогла ей простить:

— Оставь. Ему не помочь, он умрёт. Я свяжусь с гробовщиком…

Кушель тогда зашипела на неё разъярённой кошкой. Ещё миг и точно бы вцепилась в спокойное печальное лицо.

— Кушель? — обеспокоенно подала голос Линда, прижимая к груди поднос.

Почему-то вид растерянной Линды успокоил её тогда. Та выглядела несчастным ребёнком, который не понимает, почему разводятся родители.

— Почему, Грета?

— Потому что здесь нет нормальных лекарств и врачей, — жёстко сказала тогда Грета.

Что-то вспыхнуло прямо в груди Кушель. Она упрямо тряхнула волосами и пролетела мимо Греты прямо в кладовую, переворачивая там всё вверх дном. Она смогла найти бутылочку уксуса, что дало выдохнуть спокойнее.

— Что ты собираешься делать? — хмурилась Грета.

— Лечить своего сына, — зло бросила Кушель.

Возможно, если бы она знала больше, то смогла бы предупредить болезнь, но такой возможности у Кушель не было. Она не медик, никогда им не была, но кое-что она знала.

— Если тут заболеть, то невозможно выздороветь! — схватила её за локоть Грета, останавливая на выходе. — Бессмысленной надеждой ты лишь причинишь себе боль!

— Предлагаешь сидеть на месте и смотреть, как мучается мой сын? — прошипела Кушель, повернув голову. — Наблюдать, как он медленно умирает, просит о помощи и не может дозваться? Грета, я вылечу его. Даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни, вылечу.

Грета растерянно выпустила из крепкой хватки её локоть. Она была похожа на ребёнка, которому сказали, что Деда Мороза, Санты и ещё сотни мифических созданий не существует.

Кушель бежала обратно. Она видела старую банду Леви, они провожали её хмурыми взглядами, но не трогали. Это была договорённость между Леви и новым лидером. Аккерманы не претендовали на прибыль с деятельности банды, банда даже не смотрела в сторону Аккерманов.

Дома Леви плакал. Он растерянно тёр лицо, не мог остановить слёзы и сверкал лихорадочным румянцем.

Кушель бросилась к сыну. Он пылал.

— Подожди, солнце. Подожди, мой хороший, — суетилась она, — я сейчас.

В кружке развела уксус с водой, схватила полотенце с нашивкой таверны Греты и вернулась к Леви.

Леви плакал и тихо скулил от боли в суставах, пока она раздевала его и обтирала. Таблеток не было, сбить температуру можно было только так.

Жар не проходил. Кушель прикасалась губами к пылающему лбу Леви и продолжала протирать его, стараясь хоть немного охладить.

В какой-то момент Леви резко открыл прикрытые от усталости глаза, сел на диване, зажимая рот руками. Его тело сотрясали рвотные позывы, но он лишь смотрел паникующе и не разжимал рук.

Кушель мгновенно оказалась рядом, помогла склониться с дивана и гладила Леви по спине, пока его не перестало тошнить вчерашним ужином и слизью. Голова кружилась, от отвратительного кисловатого запаха ком подступал к горлу. Она дышала через раз, её саму начинало тошнить, но она держалась. Вытерла своей юбкой лицо Леви, помогла ему выпить воды и уложила на полностью мокрые простыни.

Кушель открыла небольшое окошко, которое сделано просто в дань традиции, а не для функционала. Ветра нет, свежего воздуха нет, но дышать всё равно стало немного легче. Переоделась в мужскую одежду из борделя, будто во сне.

Она убрала рвоту с пола автоматически. Разум не успел отдать команду, а тело уже знало, что делать.

Кушель еле успела подставить тазик, когда Леви сотрясло второй раз. В этот раз его тошнило водой, что он выпил.

Она смотрела на бледное, больное лицо и боялась, что Грета права.

Страх пришёл, как старый друг. Он такой знакомый, что Кушель казалось, что у неё был болеющий ребёнок, которого трясло от несбивающейся температуры и тошноты. Кушель почти помнила незнакомое чувство отчаяния и страха, что сейчас неминуемо наступит конец.

— Раз в столетье солнце спит, лучей сиянье погасив, — тихо плакала Кушель, путая слова, строчки, песни, сказки. — И вместе мы отправимся вперёд, и ничто эту связь не разорвёт. Их оглушит наружный шум. Я не была собой, пока не повстречала тебя. Ты расти, расти скорей, маленький, но гордый зверь. Мучительный секрет богов и царей… Тебе это известно, а им — нет. Смелей вперёд к судьбе шагай… рукой свой путь пробивай…

Она бормотала всё, что помнила. Слёзы душили, рыдания подступали к горлу. Кушель не могла петь, лишь шептать обо всём сразу. Она не следила за тем, что говорила. Ей просто нужно было говорить, чтобы не остаться в тишине наедине со страхом.

— Было на свете сердце, что вспыхнуло огнём… сердце Данко. Только один осторожный человек заметил смерть отважного Данко и, боясь чего-то, наступил на гордое сердце ногой, пока никто не видел... И оно, рассыпавшись в искры, угасло… Знаешь, был человек, что за свободу…

Она говорила и говорила, пока голос её не стал хрипом. Она протирала Леви каждый три фразы, гладила его влажные волосы каждые две.

— Большие глаза, очень большие, потому что эти глаза были способны увидеть чудо. Вот, что в нём было главное...

За дверью заскрипели ступеньки. Кушель перевела уставший взгляд в сторону звука. На второй этаж кроме неё никто не поднимался.

«Марта», — мелькнуло в уставшем сознании.

— … и тогда слуга обнаружил мёртвое тело старика рядом с портретом молодого и красивого Дориана Грея, — рассеянно закончила Кушель, поднимаясь. — Я не хочу знать, что бы случилось, не ощути я твоей любви…

Леви дремал, она могла выйти ненадолго и попросить помощи.

— На тебе лица нет, — заметила Марта, удивлённо поднимая седые брови.

— Леви заболел, температура не сбивается, у тебя нет…

— Гробовщика нашла? — перебила её Марта.

Сердце Кушель не выдержало и словно застучало медленнее от всепоглощающей ярости. Как они смеют? Как смеют…

— Я вызову гробовщика только кому-то из вас! — кричала Кушель. Это так на неё не похоже, её тяжело довести до крика, но Марта стала последней каплей. — Он не умрёт! Я не позволю этого, слышишь?

Звонкая пощёчина обожгла щёку, чужое сухое запястье в ладони ощущалось хрупким. Сожми немного и сломаешь. Когда Кушель успела поймать руку Марты, она не запомнила.

— Опомнись, девчонка, — жёстко сказала Марта, даже не поморщившись, когда Кушель усилила хватку, — он уже не жилец.

— Ему нужно лечение, а не пространные разговоры о том, как его ждёт неминуемая гибель, — процедила Кушель. — Меня не волнует твоё мнение, мне нужно знать, поможешь ли ты вылечить его.

Марта смотрела прищурив зоркие глаза. Кушель не надеялась особо ни на что, но встретила её взгляд своим непокорным.

— Я не буду лечить твоего сына, — чётко проговорила Марта, Кушель отпустила её руку. — Скажу, где можно достать лекарства, но не жди, что я буду бегать их собирать или сидеть с ним, пока этим занимаешься ты. Я хочу жить.

Кушель кивнула. Марта нарисовала ей схему города, обозначила у кого можно забрать шприцы, у кого найти обезболивающее с жаропонижающим эффектом.

— Это банды, Кушель, — донеслось Кушель в спину. — Стоит ли рисковать так ради того, кто всё равно умрёт?

— Если умрёт он, то умру и я, — ответила она.

— А если умрёшь ты?

— … значит он будет жить.

Леви снова мучил жар. Она обтирала его и понимала, что времени нет, нужно идти за лекарствами.

«Но с кем его оставить?» — Кушель не видела выхода.

Леви проснулся, выпил воды и устало смотрел на её перемещения по комнате.

— Малыш, мне нужно уйти ненадолго, — присела рядом с ним она, Леви моментально вцепился в её руку. — Я вернусь. Обещаю, вернусь. Тебе нужны лекарства, солнце. Пожалуйста, послушай, что я скажу.

Кушель говорила, что нельзя накрываться и накапливать тепло, что нужно периодически протирать себя водичкой из кружки, чтобы он остывал. Леви устало слушал все её инструкции, и Кушель лишь надеялась, что успеет за час добыть шприцы и лекарства.

— Вода на стуле, пей побольше, — сказала она, закрывая дверь.

Оставляла она его с тяжёлым сердцем. Когда Кушель проходила мимо стоявшей в коридоре Марты, то прошипела:

— Вернусь через час.

Это была угроза. Угроза всему и сразу, но в первую очередь предупреждение, чтобы Марта и не думала звать гробовщика, пытаться сделать правильнее за Кушель.

Первое, что сделала Кушель, когда вышла на улицу, — побежала. Время не собиралось её ждать.

* * *

Кушель не чувствовала страха и боли. Она шла сквозь город, расслабленно сжимая нож в кармане широких брюк. Марта её обманула.

Места, в которые её отправила Марта, были неверными. Хоть для чего-то пригодился Кенни.

Кушель знала примерное базирование каждой криминальной и наёмнической группировки в Подземном Городе. Если живёшь здесь, нужно знать по чьей территории ходишь.

Марта намеренно отослала Кушель в места без всего. Может хотела, чтобы она упустила время, может хотела сделать что-то с Леви, но Кушель не боялась этого. Марта не посмеет тронуть Леви, велик шанс заразиться. А если наймёт кого-то, то на это нужно время. Кушель как раз успеет раздобыть медикаменты.

Впереди виднелось здание, к которому Кушель шла, сохраняя видимое спокойствие. Она поправила кепку, что стащила у какого-то пьяницы по пути, и с широкой ухмылкой подошла к скучающему патрульному.

— Дружище! — радостно оповестила она округу хриплым голосом, приветственно раскинув руки. — Сколько лет не виделись!

— Что?.. — успел пискнуть парень, как был сжат в её объятиях. — Что ты себе позволяешь, пьянь? — попытался возмутиться полицейский, но замер, почувствовав нож у рёбер.

— А сейчас слушай меня внимательно, дружище, — с широкой улыбкой сказала Кушель, немного понижая тон и приобнимая одной рукой его за плечи, а второй прижимая нож под форменной курткой примерно между четвёртым и третьим ребром, чтобы зевающий напарник её пленника ничего не заподозрил сквозь пелену сна. — Я убью тебя раньше, чем ты успеешь оповестить обо мне. Подумай хорошенько, хочешь ли ты разменять свою жизнь на этих свиней.

— Кто ты? — прохрипел парень, стараясь натянуть приветственную улыбку на побледневшие губы.

Кушель окинула его долгим, тяжёлым взглядом и произнесла, практически не задумываясь:

— Про Кенни-Потрошителя слышал?

Парень и так был бледным, а теперь вся кровь разом отхлынула от его лица.

— Чего вы хотите? — его голос практически не дрожал.

— Отведи меня в медпункт. Я знаю, у вас он должен быть.

Парень кивнул. Кушель громко рассмеялась каркающим смехом, Кенни научил, её пленник заговорил о чём-то негромко, просто набор слов, чтобы сделать видимость разговора.

— Подмени меня, — бросил парень напарнику под пристальным, ледяным взглядом Кушель.

Зевающий напарник не заметил ничего странного и просто махнул на них рукой. Они шли в полуобъятиях под пьяный смех полицейских.

Когда они оказались в пустом коридоре, Кушель отпустила парня. Он сразу остановился, повернувшись к ней.

— Я думал, Кенни-Потрошитель — мужчина, — смело сказал он, но руки, судорожно сжатые в кулаки, его выдавали.

— Он мужчина, — кивнула Кушель. — Мой брат.

Почему пацан ей верил, она не знала, но подозревала, что Кенни успел навести тут шороху, когда жил здесь. Они были достаточно похожи внешне, чтобы сомнений в единой крови не оставалось.

— Что вам нужно в медпункте? — снова осмелел парень, когда они прошли мимо кабинета начальника полиции, что лебезил перед кем-то и обещал отдать спорные территории.

— Очевидно, лекарства, — Кушель окинула его якобы сочувствующим взглядом. — Да, обмельчала полиция.

Паренёк вспыхнул от возмущения, но промолчал. Лишь тяжело сопел и попытался громко топать, но она шикнула на него, поэтому пришлось слушать лишь обиженное пыхтение.

— Как тебя зовут, хоть? — спросила она миролюбиво.

— Фило, — буркнул парень и замер перед одной дверью. — Я выпровожу доктора, у вас будет десять минут.

Кушель тяжело посмотрела на него и напомнила:

— Если решишь меня сдать, то я убью тебя в первую очередь.

— Я понял, — сглотнул Фило.

— Иди, — кивнула Кушель и встала у двери так, чтобы она закрыла её собой, когда откроется.

Фило не было минуты три, Кушель мрачно отсчитывала секунды, которые ей понадобятся на убийство доктора и бывшего заложника.

«Или можно оставить доктора живым, он мог бы осмотреть Леви», — рассеянно подумала Кушель.

— Да их там полощет, как не в себя! — размахивал руками Фило, подгоняя ворчащего доктора.

Кушель скользнула в медкабинет за их спинами. У неё было даже меньше десяти минут, если Фило решил просто собрать побольше полицейских для её захвата. Нельзя недооценивать их, даже если они бухают уже сутки.

Она нашла шприцы, которые сразу завернула в ткань, и положила в карман. Читала она всё ещё с трудом, тем более медицинские термины, но кажется, доктор был приходящим, поэтому многие бутылёчки подписывал.

Она нашла бутылочку с надписью «это обезболивающее, идиоты, вкалывать», нервно усмехнулась и начала рыскать по ящикам. Смесь трав пахла ужасно знакомо. Кушель не знала что это, но своим ощущениям решила доверять.

Кушель окинула взглядом кабинет, поправила стопку документов на столе и решительно схватила градусник, бутылёк с надписью «жаропонижающее, для уколов». Кто бы знал, что это всё уже изобрели.

Она стремительно вышла из кабинета. Скрываться в тенях было просто. Кушель уже знала дорогу назад, провожатый был не нужен.

Поправив волосы под кепкой, чтобы не давать окружающим подсказки о себе, она скользнула в зал к празднующим полицейским. Доктор уже приложился к бутылке и доказывал окружающим, что он лучший врач столицы.

— Так что ж тебя сюда сослали, брехун? — расхохотался его собеседник.

Доктор грязно заругался, забегал глазами по помещению и заметил её.

— Эй! Пацан, а ну-ка дуй сюда! — повелительно махнул Кушель доктор. — Сейчас я докажу вам!

Кушель осторожно подошла ближе. Никого не волновало кто она, только Фило смотрел на неё со страхом в тёмных глазах. Она еле заметно качнула головой, бросая ему мрачный взгляд. Парень покорно отступил за спины пьяных коллег.

— Ну-ка, дай руку. Я тебе сейчас всё расскажу! — продолжал пьяный доктор.

Полицейские рассмеялись.

— Ты врач или гадалка?

— Дилетанты! — доктор покраснел так, что вена на его лбу вздулась. — Мне его пульс нужен! Пульс, деграданты несчастные!

— Что же несчастные? — добродушно усмехнулся какой-то светловолосый полицейский и хлебнул из бутылки. — Вполне себе счастливые! — грянул дружный хохот. — Сюда бы ещё де-е-евочек…

Доктор что-то недовольно пробормотал и схватил Кушель за запястье. Он держал руку на её пульсе и еле заметно шевелил губами. Кушель спокойно стояла рядом и ждала. Страха всё ещё не было, скорее лёгкое раздражение от задержки.

Мужчина нахмурился. Он снова нащупал её вену, вслушался в пульс. Вокруг стоял гомон, про доктора все успели забыть.

— Ты наркоту какую принимаешь, что ли? — вскинул на неё пьяные глаза доктор. — Новые поставки? Это от кого?

— С чего вы взяли? — фыркнула Кушель.

— Либо наркота, из-за которой у тебя однажды сердце замедлится так, что остановится, либо ты сейчас в коме. Так как ты в сознании, верен лишь первый вариант, — и хлебнул из большой кружки, моментально забыв про Кушель.

Она больше не останавливалась на пути к выходу. Нужно было скорее возвращаться.

Вылазка в штаб военной полиции закончилась за сорок минут.

* * *

Патти смотрел на неё мёртвыми рыбьими глазами и медленно подходил. Его кожа отдавала синевой, на виске запеклась кровь.

Он наступил на горло Алексу, пока шёл к трону, на котором расслабленно расположилась Кушель. Голова с громким чпоком откатилась от тела к кровавой горе, в которой с трудом угадывался Зак. Раздавленная шея напоминала кашу.

Патти подошёл ближе. Кушель безразлично смотрела ему в глаза. Внутри всё сковывало льдом.

Вдруг кто-то положил руки ей на плечи. Это были очень тёплые руки. Они всколыхнули что-то яркое и живое в груди. Она обернулась, оторвав взгляд от мёртвого Патти, но позади уже никого не было.

Исчезли тепло, трон, Патти, изуродованные тела Алекса и Зака. Она стояла одна посреди огромного слабо освещённого пространства. Впереди кто-то шёл. Кушель скорее почувствовала, чем знала точно, это был тот самый человек с тёплыми руками.

Он был очень далеко, не приблизился ни на шаг с того раза, как она видела его в последний раз. Что-то отчаянно забилось в груди, возможно, сердце, и она шагнула навстречу.

Вспыхнул слепяще ярко Млечный путь, что будто брал начало от самой земли. Фигура вдалеке стала чуть ближе. Всколыхнулась радость в груди, горячая любовь побежала по венам, наполняя сердце.

Кушель открыла глаза. Сон отпустил легко, будто она и не забывалась усталой дрёмой. Леви тихо протирал себя влажной тряпочкой и хмурил тонкие бровки.

— Как себя чувствуешь? — её голос немного охрип после сна.

— Плохо, — передёрнул плечами Леви.

— Давай я, — она аккуратно забрала из влажных, холодных ладошек тряпочку и провела ей по его шее.

Мурашки бегали по горячей коже Леви. Он дрожал, температура и не думала спадать даже с лекарствами. У Кушель заканчивались варианты. Она не знала, что делать.

— Поспи немного, родной, — попросила она.

Леви откинулся на диванчик, устало вздохнул и закрыл глаза. Кушель встала вскипятить воду.

«Что же делать? Притащить за шиворот того доктора?» — и тут же поморщилась в нежелании это делать.

Слова военного доктора смутили её. А если она и правда в коме? И весь мир вокруг неё это лишь галлюцинация измученного мозга? Но как понять что реально, а что нет?

«Мозг не понимает, что такое галлюцинация, — Кушель помешивала горячую воду с щепоткой дефицитного сахара, что однажды притащил Кенни, и соли, — он будет развивать её, пока она логична. Если нарушить логику, то я должна очнуться. Но как?»

Взгляд Кушель упал на кухонный ножик. Она медленно перевела взгляд с ножа на своё бледное тонкое запястье. Это… могло сработать.

Она смотрела на почти прозрачную кожу, на голубые ниточки вен и понимала, не может.

«Нет, — Кушель тряхнула головой так, что перед глазами поплыли разноцветные пятна. — Я убила троих человек, но так и не очнулась. Логика уже была нарушена тем, как я поступила. Я в сознании, а тело Кушель в коме. Всё просто».

Но просто конечно же не было. Вокруг Кушель разворачивалась какая-то тайна. Что-то важное, что она была пока не в силах понять.

«Подумаю об этом завтра», — рассудила Кушель, возвращаясь к Леви с кружкой, прекрасно зная, что никаких размышлений завтра не будет.

Леви осторожно пил из её рук, сил у него не оставалось. Он болел уже второй день.

— Почему же твоя температура не спадает? Ты точно пьёшь лекарства? — сказал кто-то из её прошлого ей на ухо.

Кушель замерла. Прошлая жизнь давала мало подсказок и указаний к действию, но может быть неполноценное воспоминание скажет ей больше, чем то, что она может вспомнить сама?

Она поила Леви и прислушивалась к себе. Как вызвать краткое пробуждение памяти, она не знала.

«Температура, — отчаянно повторяла про себя Кушель. — Мне нужно что-нибудь про температуру».

Леви допил воду, его больше не тошнило. Он лёг, Кушель рассеянно укрыла его простынёй. Мальчик снова дрожал от холода.

— Может тебе стоить нагнать свою температуру до максимума? — предположил долгожданный голос. — Она достигнет критической отметки, а ты потом бахнешь жаропонижающего, и она спадёт.

Голос вспоминался больше шутливо, чем серьёзно. Кушель даже разозлилась, что так надеялась на неизвестного собеседника из прошлого, но семя сомнения уже проросло в её уставшем сердце. Не было сил смотреть как мучается Леви.

Она достала кофту и, всё ещё сомневаясь, завернула в неё Леви. Кушель нашла всё мало-мальски тёплое, накрыла ребёнка и села ждать. Леви сжался в комочек.

Больше она не позволяла себе спать. Она следила за состоянием Леви, заметила, когда его температура повысилась сильнее.

Кушель ждала, когда температура перестанет повышаться. Должен же быть предел. Должен быть.

Через полчаса её нервы сдали, и она снова померила Леви температуру. С градусником стало проще. Он был интуитивно понятным, поэтому когда Кушель увидела цифры, что ни капли не изменились, то поняла — пора.

Она убрала кофту, простыни, шёпотом успокоила Леви, сделала ему укол с жаропонижающим, снова обтёрла. Она накрыла его простынёй и принялась ждать.

Леви обильно потел, температура падала. Кушель облегчённо выдохнула и расслабила напряжённые плечи. Получилось.

Она встала, снова сходила к чайнику, вода давно остыла. Кушель достала смесь трав, что нашла у доктора в кабинете. Запах, что не удивительно, напоминал что-то лекарственное.

Кушель дождалась тонкого свистка чайника и заварила травы. Воздух наполнился горячим ароматом чего-то знакомого и очень далёкого. Она прикрыла глаза и ей показалось, что она щурится на солнце, где-то недалеко должен был зазвенеть смех. Но он не прозвучал.

Она осторожно глотнула из кружки и принялась убираться. Влажные вещи, бутылка виски, которым Кушель всё дезинфицировала, всё отправилось на свои места. На языке расцветал свежий привкус мяты.

«Природное успокоительное», — усмехнулась в мыслях Кушель.

И стало как-то легче.

* * *

— Линда! — Леви бросился к радостно улыбающейся девушке.

Кушель и сама улыбнулась от этой картины. Леви заботился о Линде очень ответственно. Он обычно прикладывался ушком к её животу, внимательно слушал и важно кивал, говоря, что всё в порядке.

Грета встретила Леви дружелюбно, но когда подняла взгляд на Кушель, то вся переменилась. С одной стороны она не чувствовала вину за свои жестокие слова, а с другой, чисто по-человечески, ей было совестно перед Кушель. Была видна эта потерянность. Грета не знала как себя вести с ней.

Кушель не требовались её извинения, оправдания или что-либо ещё. Она была благодарна Грете за всё, что та для них сделала, но простить те слова она ни за что не может. В их общении ничего не поменяется, знает Кушель, просто будет уже не так.

— Ой! — прозвучало на весь зал, Леви удивлённо округлил глаза. — Меня пнул малыш.

Линда захихикала. Она щебетала о том, что маленький братик начал толкаться, успел пнуть руку Греты, висок Бетти, а теперь и ушко Леви.

На душе стало теплее от такой живой Линды. Хоть та многого не понимала, но это была самая светлая девушка в жизни Кушель. Радовало, что она умеет смеяться в этом проклятом месте.

— Могу я потрогать, Линда? — осторожно спросила Кушель.

— Конечно! — просияла Линда.

Линда хорошо относилась ко всем людям сразу, но после случившегося явственно сторонилась мужчин (к Леви это конечно же не относилось), преимущественно блондинов. Кушель не собиралась нарушать невидимые границы даже будучи женщиной.

Линда положила руку Кушель на свой тёплый живот, скрытый тканью коричневого платья. Кушель терпеливо ждала и вскоре почувствовала слабый толчок. Знакомая радость затопила сердце напополам с нежностью.

— Кажется, всё в порядке, — улыбнулась Кушель Линде, та словно засветилась изнутри.

— Грета! — рявкнули от двери.

Все обернулись, Кушель не задумываясь завела Леви и Линду себе за спину. Перед ними был светловолосый полицейский. Он грозно смотрел на Грету и, казалось, не замечал никого вокруг. Кушель заметила его быстрый взгляд на Линду и нахмурилась.

Позади крикуна, что очень громко отчитывал Грету за задержку платы, стоял Фило. Он смотрел на неё подозрительными голубыми глазами, явно не узнавал. Кушель не удержалась и окинула его ледяным взглядом. Фило побледнел, но кивнул ей. Кивнул так, будто они сообщники, будто их объединяет какое-то общее дело. Кушель это не понравилось.

— Чтобы плата была к концу месяца, — ударил по столу полицейский. — Я могу продлить срок, если расплатится твоя девочка, — и окинул сальным взглядом выглянувшую на миг из-за Кушель Линду.

Линда вцепилась в рукав Кушель и дрожала. Краем глаза Кушель заметила слёзы, что собирались в уголках её глаз. Линда никогда не плакала, только если… Кушель перевела взгляд на полицейского.

«Только если он не пугает её до слёз».

Страшная догадка заставила ослабить бдительность. Леви маленькой молнией проскользнул под её рукой и метнулся к полицейскому. Громкий вскрик, почти визг, был бы усладой для ушей, если бы прямо сейчас не Леви угрожала расправа от налившихся кровью глаз полицейского.

Кушель метнулась вперёд, схватила Леви за плечи и спрятала за спиной. Он дёрнулся несколько раз, словно пытался пойти ударить ещё, но Кушель вжала его в свою спину и не давала пошевелиться.

Полицейский держался за пах, смотрел так, словно он зверь в человечьей шкуре. Но звери не могли смотреть с такой ненавистью.

— Прошу прощения, офицер, — моментально оказалась рядом Грета. — Этот ребёнок болен! Так много горя приносит своей бедной матери…

Грета заливалась соловьём, рассказывая о том, что родился мальчик глупым, необучаемым и, о ужас, драчливым. Она могла бы продолжать ближайшую вечность, но полицейский не захотел больше её слушать.

— Замолчи, карга! — рявкнул он, поднимаясь. — У тебя месяц! — и стремительно вышел, расставив ноги колесом, Фило, еле заметно кивнувший на прощание Кушель, ушёл следом.

Грета устало осела на скамье. Казалось, она постарела лет на десять. Кушель была благодарна, сама она не смогла бы так. Возможно, если бы Кушель открыла рот, то всё закончилось действительно плохо, потому что полицейский бы не стал её слушать, а она не стала бы объяснять.

Линда тихо всхлипнула, и в мрачной тишине таверны это стало сигналом к действию. Леви метнулся к Линде, крепко обнял её, приложив ушко к объёмному животу, и еле заметно кивнул. У Кушель на миг отлегло от сердца, Линдой всё в порядке. А потом в ней проснулась злость.

Она злилась на всё и сразу. На Леви, что подставил их всех, на себя, что не нашлась что сказать, на Грету, что наплела ублюдку чепуху, а не врезала хорошенько, и на самого выродка, что посмел появиться на их пороге.

— Леви! — голос Кушель звенел сталью, она сама не знала, что сказать, но нужно было научить Леви. Нужно было. — Ты хоть представляешь, какой опасности ты нас подверг? Зачем ты вообще бросился к нему?

— Это было правильно, — упрямо посмотрел на неё Леви. — Он хотел обидеть тебя.

Со своей позиции Леви не мог точно увидеть, куда именно смотрел полицейский, поэтому он бросился защищать её. Кушель была одновременно и растрогана, и растеряна.

Она понимала, что не сможет переубедить его никогда. Да и в чём переубеждать? С моральной точки зрения Леви поступил правильно, но будущие перспективы такого решения не радовали. Военная полиция имела власть, которой Грете так недоставало.

— Правильно, — кивнула она под возмущённое «Кушель!» Греты. — Но прежде чем совершать правильные поступки, нужно думать. Ты хотел, чтобы ему было больно? Чтобы он мучался?

— Да, — Леви взял Линду за руку и довёл до стула.

— Если хочешь кого-то наказать, то нужно думать. Помнишь, как мы решили проблему с теми детьми? — Леви, помедлив, кивнул. — Если хочешь полного возмездия, то не несись прямо в пекло, остановись и подумай как сделать правильно в долгосрочной перспективе.

— Я вот понять не могу, — после долгой тишины сказала Грета в пустоту. — Ты либо гениальная мать, либо тебе вообще нужно запретить воспитывать детей.

— Какая удача, что я не воспитываю детей, — в тон ей ответила Кушель, устало падая рядом с ней. — Я воспитываю одного Леви.

Грета горестно усмехнулась и закрыла лицо руками.

* * *

Заработать больше обычного они не могли. Подземный Город был в глубоком кризисе, наверное, с момента основания. Грета держалась на плаву за счёт того, что иногда была посредником между наёмниками.

Если посмотреть запасы кладовой, то понятно, что готовят из остатков. Буквально на днях Кушель видела, как из картофельной кожуры варят бульон.

Еды не было. Проблема росла постоянно. Иногда власти вспоминали о жителях Подземного Города и на торговой улочке появлялись овощи. Не много, но появлялись же. Основную массу продуктов растаскивали высшие чины да бандиты.

Появилось больше дебоширов. Они надирались дешёвым алкоголем Греты и пытались громить зал. Кушель и несколько парней с кухни вполне удачно спасали положение.

Кушель хоть и жила впроголодь, но восстанавливалась довольно успешно. Медленно, намного медленнее, чем все остальные люди, но у неё были просто нечеловеческая выносливость и небольшой секрет.

Весь месяц они пахали без перерыва. Появились ночные смены, таверна была открыта круглосуточно.

Все устали. Жизнь, словно медленно покидала каждого работника, но Грета своим зычным голосом отгоняла апатию каждый раз.

За день до назначенного срока, они смогли собрать нужную сумму. Официанты плакали от облегчения, повара смеялись, хлопали друг друга по плечам. Тяжёлое время было пережито.

Леви мельтешил между ног взрослых, пытался увидеть что там на столе, мужчины взъерошивали его волосы, девушки крепко обнимали и целовали в обе щёки. В итоге ребёнок добрался до Кушель и устало привалился к её ногам. Кушель хихикнула и подхватила его на руки.

«Тяжёлый», — удивлённо промелькнуло в мыслях.

Кушель довольно выдохнула и улыбнулась в макушку Леви. Ребёнок рос, набирался сил. Это давало надежду. Надежду, что они выберутся отсюда.

Грета поймала Кушель перед выходом. Придержала за локоть и зло посмотрела.

— Прекрати, — прошипела она.

— Что прекратить? — с вызовом сказала Кушель, крепко сжимая ладонь Леви.

Жёсткие глаза Греты выражали бессилие. Кушель стиснула зубы. Их молчаливое противостояние прервал Леви.

— Вы поссорились?

— Нет, — медленно произнесла Кушель, отводя взгляд от Греты.

— Всё в порядке, Леви. Удачного пути домой.

Кушель старалась идти медленнее, чтобы Леви не перенапрягался, но мальчик лишь закатил глаза и побежал с ней наперегонки. Домой прибежали взмыленные, пыльные.

— Я мыться! — воскликнул Леви и скрылся за дверью.

Кушель усмехнулась и устало плюхнулась на стул. Чистоплотность Леви можно было возводить в разряд легендарных.

Она прислушалась. Было тихо. Кушель дошла до кухонной тумбы, отодвинула одну из досок в стенке и достала бутылку виски и тряпичный свёрток.

Действовала быстро, уже привычная. Расстегнуть рубашку, приспустить рукава вниз, продезинфицировать иглу, протереть лоскутом, смоченным в виски, кожу на плече, рядом с зашитой раной.

Кушель набрала в шприц из тёмного бутылька прозрачную жидкость и замерла, услышав позади голос:

— Наркоманишь потихоньку?

Кушель повернула голову. В дверях стояла Марта.

— Стучать не учили?

— Этот дом принадлежит мне, я не обязана стучать, — невозмутимо ответила старушка и прошла в комнату, закрыв за собой дверь.

Кушель не обратила на это внимания. Она заглянула себе за плечо, примерилась и решительно вонзила иглу. Боль, мучавшая последние часы, наконец, стала затихать. Кушель не удержала облегчённого выдоха.

— Если продолжишь в том же духе, то оставишь ребёнка без матери, — поставила греться чайник Марта.

— Это обезболивающее, от него я не умру, — безразлично заметила Кушель, убирая всё на свои места.

— И давно ты так считаешь? — остро посмотрела на неё старушка.

Кушель не ответила.

Боль мучала её долгие месяцы с момента убийства наёмников. Выносливость выносливостью, но постоянная боль сводила её с ума. Тогда, в медкабинете полиции, она даже не заметила, как взяла бутылёк с обезболивающим.

Днём она могла не обращать внимания на боль, даже не замечать её, но стоило закрыть глаза, как боль росла. Она не могла нормально спать, а если удавалось заснуть, то вступали в дело кошмары.

Кушель старалась быть сильной, старалась верить, что она сильная, но боль выматывала. Обезболивающее пришлось как нельзя кстати.

— Не переборщи, — заварила себе чай Марта.

Кушель устало на неё посмотрела и не ответила. Вернулся Леви, рассказал Марте новости от Греты. Старушка строила из себя добрую бабушку, но Кушель чувствовала её прожигающий взгляд на себе.

«Я всю жизнь отказывалась от обезболивающих, имею право воспользоваться сейчас», — зло подумала Кушель, закрывая за Мартой дверь.

Ей не нужно было, чтобы её учили жизни. Она и так многое позволяла окружающим в своё время.

— Расскажешь историю?

— Какую? — ласковая улыбка сама появилась на лице.

В Подземном Городе не было времени для скуки. Нужно было постоянно работать, чтобы выжить, но бывали моменты, когда единственным развлечением были истории для Леви.

— Ты рассказывала, когда я болел. Про… Ланко? — спросил Леви, наливая себе вторую кружку чая.

Кушель порадовалась, что заставила Кенни купить запас чая на пару месяцев. Жизнь без этого напитка себе она не представляла на пару с Леви.

— Данко и Ларра, — поправила она. — Сейчас расскажу.

* * *

Леви помогал Линде в кладовой в тот день. Мальчик вообще старался от Линды не отходить всю неделю. Переживал.

Кушель протирала столы. До открытия оставалось всего минут сорок. Настроение у всех было приподнятое.

Грета за что-то ругала Бетти, та отмахивалась, но хозяйка была непреклонна.

Леви вылетел из кладовой взъерошенный, испуганный и сразу бросился к Кушель. Она удивлённо посмотрела на него:

— Что такое?

— Мама, ребёнок Линды не шевелится!

Брови Кушель поползли вверх. Она закатила глаза.

— Не говори глупости, Леви. Малыши в животе не толкаются постоянно…

— Нет, мама! Он вообще не шевелится! С ним что-то не так! — серый взгляд Леви потемнел, он выглядел очень напуганным.

Кушель нахмурилась. Леви вцепился ей в руку и тянул к кладовой. Их копошения привлекли внимание Греты. Она вопросительно посмотрела на Кушель, но получила в ответ лишь недоумённое пожатие плеч.

В кладовой Линда сидела на скамье, держась за живот. Она была бледной, испарина выступила на лбу.

— Линда… — Кушель опустилась перед ней на колени.

Руки Линды были холодными. Девушка смотрела испуганно.

— Леви, зови Грету. Быстро.

Леви пулей вылетел из кладовой. Кушель успокаивающе улыбнулась Линде и негромко заговорила с ней, расспрашивая о самочувствии.

Грета пришла быстро, видимо, поведение Леви её изрядно напугало. Кушель ещё раз улыбнулась Линде и отошла к Грете.

— Она бледная, кажется, высокая температура, руки ледяные. Говорит, что живот болит, а малыша она уже давно не чувствует, — Кушель растерянно помассировала безымянный палец левой руки, наблюдая как Леви крепко сжимает ладонь Линды и что-то уверенно ей говорит.

Грета тяжело смотрела куда-то поверх головы Линды и о чём-то размышляла. Кушель не торопила её.

— Идите к Марте, она поможет, — кивнула сама себе Грета.

— Чем? — нахмурилась Кушель.

— Избавит от плода, если он мёртв. Скорее всего мёртв, — эти слова, сказанные шёпотом, показались Кушель грохотом падающих с неба камней.

— Линда, пойдём к доктору? — постаралась мило улыбнуться Кушель. — Доктор уберёт боль.

Линда утёрла слёзы и тяжело поднялась, опираясь о руку Кушель. Леви был рядом и поддерживал её.

— Леви, — Грета опустилась на корточки перед мальчиком, — для тебя важное задание.

— Что нужно сделать? — хмуро посмотрел на неё Леви, но всё же остался на месте. Кушель с Линдой брели к выходу из кладовой.

— Беги к тётушке Марте и передай ей эту записку, — Грета быстро что-то написала на клочке бумаги. — Беги так быстро, как только можешь. Ты должен успеть прийти первым, чтобы Марта всё подготовила к приходу Линды.

Леви крепко сжал в кулаке записку, коротко кивнул и вылетел за двери.

— Побудь с Линдой, Кушель, — кивнула ей Грета. — Мы здесь справимся.

Кушель медленно вела Линду по улице. Девушке было тяжело идти, её организм сдавал позиции. Кушель хмурилась и старалась говорить хоть что-то, но слова закончились.

Они шли в молчании, лишь Линда тихо хныкала. На непрофессиональный взгляд Кушель, Линда была стабильна.

До дома Кушель они добрались где-то за полчаса. Слишком долго. Леви ждал их у дверей и сразу бросился наверх, сообщать Марте, что они прибыли.

По скрипящим ступенькам поднимались тяжело. Линда начала терять сознание. Кушель еле успела прислонить её к стенке.

Марта выглянула на лестницу и скрылась. Через минуту она спустилась и вылила на голову Линде стакан воды. Кушель не успела возмутиться такому отношению, Марта встала с другой стороны от очнувшейся Линды и взяла её под руку. Вместе они довели её до комнаты Марты.

Леви переливал кипяток из чайника в тазик, бросил на них один взгляд и бросился помогать укладывать заторможено смотрящую по сторонам Линду на кровать.

— Принеси мне сахара, — обронила Марта, Леви тут же сорвался с места.

— Что с ней? — спросила Кушель.

— Сейчас узнаем, — сказала Марта, прикладывая ухо к животу Линды. — Если то, что заметила Грета, правда, то это смерть плода и отравление организма.

Кушель замутило. Внутри Линды был медленно разлагающийся плод. Трупный яд проникал во всё её тело и отравлял его.

— Это опасно для неё?

Марта проводила какие-то манипуляции над телом Линды. Заглядывала в её глаза, считала пульс, давала ей выпить что-то травяное из кружки.

— Опасно. Ей придётся родить прямо сейчас, пока не стало поздно. Но шансы неплохие.

Кушель крепко сжала зубы. Вернулся Леви. Марта налила в стакан воды, развела там сахар и всунула его в руки Кушель.

— Выпей.

Кушель растерянно моргнула. Она непонимающе посмотрела на Марту.

— Зачем мне?

— На тебе лица нет, приди в чувство. Ты нужна здесь.

Кушель, помедлив мгновение, залпом выпила сладковатую воду, встряхнула головой и решительно закатала рукава. Нужно было помочь Линде.

* * *

Это были самые тяжёлые в жизни Кушель часы. Леви был выдворен в их комнату, где недовольно цедил уже десятую кружку чая и ждал. Марта раз в пятнадцать минут кричала ему, чтобы он принёс воды, и он срывался с места.

Всё смешалось перед глазами Кушель в невыносимую карусель плача Линды, крови и отрезвительных окриков Марты.

Она не вспомнит, что именно делала, даже если от этого будет зависеть её жизнь. Кушель лишь выполняла короткие приказы Марты. А потом всё закончилось.

Она смотрела на красное недоразвитое тельце и чувствовала лишь тошноту. На ручках не хватало пальцев, головка была деформирована. Город уродовал уже в утробе. Родить здесь здоровое дитя было практически нереально.

— Это должна была быть девочка, — прошептала Кушель, но Марта её услышала.

— Это было бы никем, — сказала Марта и пожала плечами на её взгляд. — Посмотри, она родилась бы больной, скорее всего погибла бы через день, если не раньше.

— Раньше и погибла, — сглотнула Кушель.

Кушель хотелось выйти в ночь и идти несколько лет подряд, дойти до кого-то важного и плакать у него на плече. Но она не могла позволить себе слёз. Больше не могла.

Измученная Линда спала, укрытая тонкой простынкой. Кушель смотрела на её бледное лицо и почему-то боялась.

— С ней всё будет хорошо?

— Посмотрим, — уклончиво ответила Марта, заворачивая тельце ребёнка и плаценту в ткань.

— Откуда ты всё это умеешь? — не унималась Кушель.

— Повитухой была, — отрезала Марта, она явно не хотела говорить об этом.

Кушель нахмурилась, но ничего не сказала. Она следила глазами за неторопливыми действиями Марты и чувствовала огромную усталость.

Громкий стук в дверь заставил её вздрогнуть.

— Вы там всё? — прозвучал голос Леви. — Линда в порядке?

Марта торопливо пошла к двери со свёртком. Она открыла Леви и кивнула в сторону кровати.

— Присмотри за девочкой, мне нужно купить кое-что, — и вышла вместе со свёртком.

Леви подошёл к Линде и взял её за руку. Он смотрел на неё хмурым серьёзным взглядом, потом повернулся к Кушель.

— С ней всё будет в порядке?

Кушель не нашла в себе сил солгать.

— Я не знаю, — сказала она и добавила, — но мы постараемся, чтобы так и было.

Вернулась Марта. Уже без свёртка. Она оглядела их траурные лица и решительно выставила Кушель за дверь.

— Иди работай. Мальчик справится, если что.

Кушель недовольно пробормотала что-то и покорно пошла на работу. Чем дальше она отходила, тем легче ей становилось.

Запах гари ударил в нос неожиданно. Странный треск ввёл в недоумение. Кушель бросилась вперёд раньше, чем успела понять что происходит.

Таверна полыхала. Пламя охватило здание совсем недавно, но вспыхнуло оно быстро, словно спичка.

Кушель похолодела. Люди вокруг кричали, таскали вёдра. Пожар здесь был опасен, если горит одно здание, то вспыхнуть может весь город.

Кушель огляделась. Она пыталась найти хоть кого-нибудь из работников таверны, но ни одного знакомого лица в толпе не было.

«Они не вышли?» — со страхом подумала Кушель.

Пламя взревело, взвившись к самому потолку. Не было времени думать.

Кушель бросилась в здание, перепрыгнув огонь. Люди на улице не заметили её, слишком занятые обузданием пламени.

— Грета! — крикнула Кушель, закрывая рот воротником рубашки. — Бетти! Ларс!

Кушель кричала имена и пробиралась сквозь сухой раскалённый воздух и огонь.

Раздался треск, Кушель отпрыгнула в сторону. Брызнув миллионом искр, на пол упала потолочная балка.

— Грета!

Кушель увидела лежавшую на полу, возле барной стойки Грету. Именно это место пострадало меньше всего.

«Потеряла сознание из-за угарного газа», — решила Кушель.

Она осторожно пробиралась к хозяйке. Когда она добралась до неё, огонь уже лизал пол.

— Грета, очнись! — Кушель потрясла Грету за плечо. — Ну же!

С громким хлопком лопнули от жара бутылки с алкоголем.

Отчаявшись добудиться Грету, Кушель попыталась её поднять. Стоило ей увидеть её лицо, как она оцепенела.

Лицо Греты было удивлённым, но не это поразило Кушель, а перерезанное горло. Её замутило.

Грета была мертва до начала пожара. Кушель опустила тело женщины на пол и бросилась искать выживших.

Бетти всадили нож в спину на пути к второму этажу, она явно пыталась спастись. Ларсу, после борьбы у подножия лестницы, свернули шею. Тут были все работники, кроме них с Линдой.

Здание рушилось, Кушель не могла здесь больше оставаться. Громкий грохот отрезал её от выхода. Потолок провалился, горящие вещи Греты забаррикадировали дверь наружу. Кушель была в ловушке.

Она пыталась откашляться от дыма, но голова непрестанно болела уже несколько минут. Жар обжигал, она уже не могла избегать огня с той лёгкостью, как вначале.

«Чёрный выход!»

Кушель пробиралась к кухне, когда очередная доска с потолка чуть не убила её. В этот момент её сознание резко очистилось. Она внезапно поняла что и как должна делать. Словно невероятные знания дремали в ней всё это время и, наконец, смогли открыться ей.

Если будет нужно, Кушель сможет повторить каждое своё движение в тот день. Но к счастью, это никому не нужно. Она пробиралась на кухню сквозь горящий дверной проём, накрывшись валяющейся в кладовой скатертью, чудом уцелевшей в огненном аду.

На кухне был погром не только из-за пламени. Мёртвые повара валялись тут и там. Кушель вылила из кастрюли на себя горячую воду и получила на несколько долгих секунд защиту от огня.

Дверь пришлось выламывать. Кто-то закрыл её на ключ, что хранился только у Греты. Кушель выкатилась из огненного плена. Она хватала ртом сухой воздух и не могла осознать, что чуть не умерла.

«Леви!» — Кушель заставила себя подняться и бросилась к дому.

Если всех работников таверны убили, то могли прийти за ней. Кушель знала, что не является важной персоной, чтобы за ней приходили лично, но в горящем здании были даже те, кто сегодня не должен был приходить!

Запах гари забился ей в горло, дым окутывал весь Подземный Город, въедался в камень.

Кушель взлетела по ступенькам вверх, не успела постучать, как Марта открыла дверь.

— Что там происходит?

— Всех убили, таверна горит, — тяжело дыша ответила Кушель.

Марта сжала губы в тонкую полоску. Она смотрела зоркими глазами куда-то сквозь Кушель. Наконец, спустя долгую минуту раздумий она сказала:

— Собери вещи первой необходимости, вам надо бежать.

— Что? А ты? — выдохнула Кушель.

— Не теряй времени! — прикрикнула на неё Марта, кажется, это решение далось ей тяжелее, чем она хотела показать, и скрылась в глубине своей комнаты.

Кушель метнулась к своей двери, распахнула её с такой силой, что на стене наверняка остался след.

Она заворачивала еду на первое время, сбережения, что удалось накопить, немного одежды, иголку, нитки, украденные лекарства… нож Кенни. Хоть Кушель и торопилась, но у неё ничего не валилось из рук, как это бывало обычно при сильной спешке.

Небывалая уверенность в своих действиях наполняла её. Кушель была спокойна и собрана. Такое уже случалось с ней, но тогда эти чувства были словно волны. Сейчас это ощущалось чем-то постоянным, вечным.

Кушель вышла в коридор, там Марта уже подталкивала в спину Леви и Линду.

— Скорее, — повторяла она, — скорее же.

— Что такое? — тихо спросила Линда, хлопая длинными ресницами.

— Пошли с нами, Марта, — твёрдо посмотрела на неё Кушель.

Марта выдержала её взгляд. Секунды медленно текли между ними.

— Грета мертва? — наконец спросила Марта.

Кушель стиснула зубы, словно от боли.

— Да. Я же сказала.

— Тогда и моё время пришло, — кивнула старушка.

— О чём ты вообще говоришь? — отчаянно воскликнула Кушель, напугав уставшую Линду.

— Смогла бы ты жить дальше, если бы твоё дитя, — Марта кивнула на растерянного Леви, — было убито?

— Грета не твоя до…

— Но была воспитана мной, — отрезала Марта. — Они придут сюда. Я всё ещё владею землёй, сожжённым зданием. Не нужно умирать всем. Ты же сама сказала мне раньше про него. Проживи так, как не смогли мы.

В словах Марты было так много и одновременно так мало всего. Грудь Кушель разрывало от боли, она выдохнула сквозь крепко сжатые зубы и отрывисто кивнула.

— Бегите, они скоро будут здесь.

Кушель взяла Леви за запястье и потянула за собой, растерянная Линда пошла сама.

Они пошли быстрым шагом вниз по улице, отдаляясь от места, что было им домом, от людей, что стали друзьями. Кушель показалось, что она слышала как что-то разбилось в их доме, но они были слишком далеко, возможно ей просто показалось. Или она спутала протяжный гул пожара, что отражался от стен, с звучанием их разбитой жизни.

— Мама, что случилось с остальными? — настойчиво спросил Леви.

Он слышал про Грету и принял это, но сейчас его интересовали другие знакомые. Возможно, Кушель не должна была говорить этого маленькому ребёнку, но в этом городе давно не было детей.

— Выжили только мы.

Линда бормотала себе что-то под нос и пошатываясь покорно шла за Кушель. Леви хмуро молчал. Потрясение было слишком велико.

Кушель смотрела по сторонам и не могла понять куда идти. Марта сказала им просто бежать, не оглядываться и жить. Но куда бежать?

Кушель крепче сжала маленькую ладошку сына, Леви сжал её в ответ. И в этот момент она увидела знакомую далёкую фигуру из своего сна.

Она не видела ни лица, ни одежды. Это просто был тёмный силуэт, чьи очертания лишь угадывались. Кушель показалось, что он звал её за собой. Она выпустила на мгновение руку Леви и видение пропало, но она уже знала куда идти.

— Быстрее, — сказала Кушель и… проснулась.

Кушель смотрит в чистый деревянный потолок и грустно думает, что кошмары давно её не навещали. Она поднимается с постели, застеливает её, тихо проворчав, что всё равно вернётся сюда вечером, сонное сопение на миг становится громче и утихает. Кушель бесшумно идёт на кухню, чтобы не тревожить безмятежный сон.

Было рано. Даже Леви ещё не проснулся, а это показатель. В этот день Кушель часто просыпалась так. Фантомный запах гари забивает ей нос, она может лишь надеяться пережить этот день, чтобы спокойно прожить остальные. Как-никак прошло уже одиннадцать лет с тех событий, пора бы отпустить.

Кушель наливает себе воды и садится за стол. За эти года она сделала многое. Действительно очень многое, чем могла гордиться.

Она вздыхает и устало трёт переносицу.

— Одиннадцать лет прошло, а мы всё ещё здесь, — бормочет она.

Позади послышались шаги.

— Кошмары?

Леви вырос. Не только стал выше, но и взрослее. Кушель ласково на него смотрит и получает ответный тёплый взгляд.

— Не особо, — уклончиво отвечает она, не желая беспокоить сына. К тому же это были воспоминания, а не придумка сознания. — Вспомнила, каким ты был маленьким.

Леви недовольно морщит нос. Он всё не мог перерасти её, что его немного раздражало (в чём он в жизни не признается!). Кушель же лишь забавлялась, но внимание на этом не акцентировала. Шутливые перепалки проходили и без её участия.

— Навестим сегодня бабулю Грету и тётушку Марту? — спрашивает Леви, ставя на плиту чайник. — Нужно и к Линде заглянуть.

— Да, надо бы, — кивает Кушель. — Давай приготовлю завтрак.

— Я сам, — качает головой Леви. — Помоги лучше проснуться этому лентяю, сегодня много дел.

— Думаю, он справился без моей помощи, — хихикает Кушель, оборачиваясь к дверному проёму. — Доброе утро, Фарлан. Как спалось?

— Какое утро? — пробормотал упавший на стул парень. — Ещё ночь…

Кушель тихо рассмеялась. Она тоже любила поспать подольше. Фарлан уронил голову на стол.

— Никто не хочет разбудить Изабель, чтобы я не страдал один? — бормочет в столешницу Фарлан.

— Она придёт на запах еды, — пожимает плечами Леви. — Мам, завари, пожалуйста, чай. Я принёс недавно хороший, выиграл в таверне.

— Жена хозяина думала, что Леви хочет забрать её, как свой приз. Так покраснела, — сонно смеётся Фарлан.

Кушель с улыбкой качает головой. Ребята рассказали уже ей эту историю однажды. Видимо, подзабыли.

— Еда-а-а, — простонала взъерошенная Изабель, вваливаясь в кухню.

Небольшая кухонька наполнилась голосами и ароматом чая. Леви что-то ворчал, Изабель громко смеялась, дразня его и Фарлана.

Кушель улыбается. Всё хорошо.

---

Примечания:

Посвящается самому прекрасному эндингу, который я когда-либо видела! Новый эндинг Атаки прекрасен, это была любовь с первого взгляда ❤️

События мрачные, тяжёлые и неизбежные. Мы дошли до таймскипа, господа и дамы. Поздоровайтесь с сонными Фарланом и Изабель.

Я переписывала эту главу много раз. Исход был всегда один, а вот пути к нему разные. Был более счастливый финал для героев из таверны, но он просто не случился, когда Кушель начала действовать. Это Атака, дорогие читатели, у нас главного героя в серии пятой съели, поэтому внимательно смотрим предупреждения и запасаемся платочками.

А ещё мы ушли из размера миди и перешли в макси! Здоровья погибшим, как говорится, начинаем разгоняться. Запланировано много событий, поэтому надеемся, что у меня будет достаточно времени (и сил) на главы.

Огромное спасибо за печеньки читательнице Светлане?❤️

Вы сделали мой день лучше тогда?

Зимняя пташка, спасибо огромное за награду. Я рада, что моя работа так вам понравилась. Буду и дальше стараться)

Спасибо всем за комментарии! Вы даёте мне силы продолжать!

Оставляйте комментарии, делитесь вашими мыслями, чувствам, тем, как вы нашли эту работу! Ваша поддержка мотивирует процесс творчества, поэтому не скупитесь на доброе слово)

На печеньки и вдохновение автору, если хочется помочь процессу творчества.

Буду рада поддержке:

Сбер: 5336690131054969

Кушель надела платье, подаренное несколько лет назад Леви и Фарланом, под внимательным взглядом Изабель, сидящей на кровати. Девушка хотела что-то сказать, её прямо распирало, но пока она держалась. Кушель не собиралась облегчать ей задачу. В этом доме царило правило: если что-то хочешь, открой рот и скажи. Молчание однажды привело к ряду крупных ссор, поэтому диалог стал важным условием вступления в их маленькую семью.

— А куда вы такая красивая собираетесь? — наконец выпалила Изабель, когда Кушель поправила рукава, что немного перекосились.

— Мы с Леви собираемся навестить хороших знакомых, — дружелюбно ответила Кушель.

Изабель промычала что-то утвердительное, покачала ногами, шаркнув пару раз по полу, и спросила почти что смущённо:

— А ждут только вас двоих? Или можно и мне, — и быстро поправилась, — нам?

Кушель склонила голову к плечу, мягко улыбаясь Изабель.

— Думаю, никто не будет против, если вы с Фарланом пойдёте с нами, — ответила Кушель. — Но лучше предупредите Леви.

— Так он уже знает! — довольно махнула рукой Изабель, начиная доставать свои вещи. — Сказал, что нам нужно спросить у вас.

— То есть ты у нас взяла на себя обязанности парламентёра, — хихикнула Кушель.

— На самом деле, Фарлан собирается вас попросить, когда вы выйдете из комнаты, но я решила, что хочу сама. Я молодец? — глаза Изабель сияли, словно летняя зелень на солнце.

— Конечно молодец, Изабель, — улыбнулась Кушель, погладив девушку по волосам.

Изабель вытащила из кучи вещей чистую белую рубашку, придирчиво оглядела её и кивнула. Кушель сидела на кровати, наблюдая за её сборами.

В их доме было две комнаты, кухня и чердак. Ещё было небольшое пространство под ванную, где Леви и Кушель лет семь назад собрали самодельный душ.

Этот дом появился у них как раз семь лет назад. Тогда они крепко встали на ноги в этом карикатурном мире и разъехались в разные комнаты.

Леви было десять, когда они наконец перестали ночевать в одной кровати. Леви было десять, когда каждую ночь Кушель просыпалась посреди ночи и шла проверять жив ли он. Леви было одиннадцать, когда он открыл ночью глаза и не сомкнул их до утра, успокаивая её, что всё осталось позади.

Они прошли действительно большой путь.

— Я готова! — оповестила Изабель.

Кушель кивнула и поднялась с постели. Как только Изабель стала жить с ней в одной комнате, с ночными кошмарами стало справляться немного легче.

Дверь тихо скрипнула, когда Кушель прошла на кухню, где её уже ждали мальчики. Она усмехнулась своим мыслям. Парням уже по восемнадцать с лишним, а для неё они всё ещё такие дети.

«Профессиональная деформация, — с мрачным весельем мелькнуло в голове. — Отныне я навсегда мама».

— Мисс Кушель… — начал было Фарлан, но заметил сияющее лицо Изабель и её чистую новую рубашку. — Изабель! Мы же договорились!

Леви ухмыльнулся в чашку с чаем, когда Изабель задорно показала Фарлану язык, прячась за спиной Кушель.

— Вы точно не против, мисс Кушель? — спрашивает Фарлан, гордо игнорируя Изабель.

— Вы — часть семьи, — пожимает плечами Кушель, проходя к чайнику, чтобы налить себе воды.

Неловкое движение никто не заметил. Кушель зацепила бедром угол стола. Боль растеклась по всей ноге. Кушель усилием воли заставила себя дышать ровно.

Внимательный взгляд Леви ощущался практически физически. Кушель налила себе воды и повернулась, чтобы смело встретить взгляд сына. Долгие минуты они смотрели друг на друга, пока Изабель не подскочила к Леви с требованием быстрее допивать.

— Опаздывать неприлично! — заявила Изабель.

— Хах, — усмехнулся Фарлан. — Давно тебя стали интересовать приличия?

Это место было далеко за городом, около каменных стен пещеры. Когда-то давно Леви и Кушель расчистили тут небольшую площадку и уложили маленькие камни в различные узоры.

Один узор — один человек.

Изабель и Фарлан растерянно замерли, когда Леви опустился на пыльную землю перед двумя дополняющими друг друга узорами. Кушель поставила перед импровизированными могилами Греты и Марты два стакана. Через миг она, немного неловко из-за боли в ноге, присела рядом с сыном.

— Привет, бабушка Грета, — Леви прикоснулся к одному узору, к другому, — тётушка Марта.

Кушель погладила маленькую книжечку о культе стен, придавленную камнями. Изабель тихонько подкралась и присела на колени рядом с Леви. Впервые она не решалась что-то сказать.

— Расскажете о них? — спросил Фарлан, осторожно присаживаясь рядом.

— Грета нам очень помогла, — сказала Кушель, когда молчание затянулось, — найти дом, работу. Ей было лет сорок или сорок пять. Марта была намного старше, лет семьдесят, её советы не раз спасали нас.

— Тогда почему бабушка именно мисс Грета? — поинтересовалась Изабель, с интересом разглядывая узоры на земле.

Леви усмехнулся. Он считал это невероятно забавным. Кушель спрятала смешок в ладони.

— Потому что бабушка хотела быть не просто посторонней, — ласково сказал Леви, кончиками пальцев прикасаясь к узору Греты. — Тётушка говорила, что слишком молода, но, думаю, на самом деле она не хотела ни к кому привязываться. Бабушка хотела семью.

Кушель прикрыла слезящиеся глаза. Да, так и было. Было всё ещё горько. Уже не больно, но очень горько.

— А те узоры чьи? — кивнула Изабель.

Кушель оторвала взгляд от пустых стаканов перед могилами Греты и Марты.

— Там все те, кто погиб вместе с Гретой в её таверне, — грустно вздохнула Кушель.

— Бетти, — Леви указал рукой на один из каменных узоров, — там Ларс, это Бри…

Кушель помнила каждое имя, что в тот день сгорело в беспощадном пожаре. Уже стёрлись лица и голоса из памяти, но имена остались. Тут были все.

Леви забрал у неё корзинку, закончив представлять мертвецов, и достал оттуда бутылку виски. Открыл и налил в два стакана перед могилами.

— Мы пойдём осмотримся, — поспешно сказал Фарлан и утащил слабо сопротивляющуюся Изабель на небольшое расстояние, чтобы не мешать им.

Аккерманы дружно усмехнулись. Они не держали обиды, им не нужно было время наедине. Они приходили сюда помнить слишком давно. Время уже было не нужно.

— Я отойду, — сказал через какое-то время Леви.

Кушель кивнула. Она знала, куда пойдёт Леви. Тут были не только люди из таверны. Тут была и могила Кушель. Настоящей.

У могилки своей настоящей мамы Леви прятал её портрет. Кушель видела его взгляд издалека, как еле заметно шевелились тонкие губы, рассказывая что-то.

Кушель отвела взгляд от сына и снова посмотрела перед собой. Ревность к настоящей Кушель тоже давно прошла. В какой-то момент она просто полюбила женщину, которую никогда не знала, которая, сама того не ведая, дала ей право на жизнь и семью, которая так сильно любила своего сына, что дала ему жизнь в месте, где жизни нет.

— Ты бы рассердилась, Марта, — тихо скривила губы Кушель. — Сказала бы, что нечего собирать детей с улиц. Но тебе бы понравилась Изабель. Изабель не может не нравиться. А вот Фарлана ты бы не любила ещё долго, тебе не нравились умные мальчики.

Кушель задумчиво перебирала пальцами складки тёмной юбки. О чём же она ещё не рассказывала мертвецам?

Десять лет назад они с Леви и Линдой прятались в доме Фило, мальчишки-полицейского, что до ужаса боялся Кушель, но сам нашёл их и пригласил к себе переждать катастрофу Подземного Города.

Через несколько месяцев, когда напряжение в городе немного спало, они покинули дом Фило, нашли жильё. Кушель стала работать помощницей швеи. Та высмеяла все её стежки, и Кушель стала девочкой принеси-подай. Зато за это платили.

Запах гари держался в городе уже много лет. Пожар не прошёл бесследно, проветрить тут было нельзя. Поэтому в этот день становилось во сто крат хуже.

— Что-то происходит. Возможно, ты бы заметила, Грета, — медленно проговорила Кушель. — Фило начал темнить, полицейские зашевелились. Ты, наверное, сказала бы, что не стоило влезать, нужно внимательнее относиться к заказам, чтобы не попалась контрабанда.

Кушель помолчала, подобрала ноги под себя, пачкая в пыли юбку.

— Я бы сказала, что ты права.

Она не жалела, что влезла в преступность, что приструнила половину города, вторая половина боялась её за счёт репутации. Единственное, о чём жалела Кушель, это что Леви полез в эту грязь вслед за ней.

— Я выведу нас на поверхность. Обязательно это сделаю, — снова сказала Кушель. — Навещать вас не получится, когда это произойдёт.

Не то чтобы было что навещать. Тела Греты и работников таверны сгорели дотла, а Марта… Марта была изуродована так, что её было не узнать. Военная полиция сбросила её тело в братскую могилу.

— Пойдём? — подошёл сзади Леви, рядом с ним мялась Изабель, чувствуя себя неловко, Фарлан же крайне заинтересованно рассматривал потолок.

— Уже закончил? — приняла его руку Кушель, отряхивая юбку.

— Да, — крепко сжал её ладонь Леви. — Спасибо тебе.

Кушель не спросила за что он её благодарит. Никогда не спрашивала.

— Пока, Грета, — помахала Кушель, — Марта, ребята.

Леви кивнул в пустоту и, всё ещё держа её за руку, пошёл к городу. Фарлан задержался у могил и, что-то прошептав, поклонился. Кушель искоса взглянула на Леви, но тот покачал головой, не сейчас. Фарлан догнал их через минуту.

Изабель непривычно долго молчала, пока они шли по оживлённым пьяными криками улицам. Судя по лицу, она о чём-то усиленно и напряжённо думала. Её не трогали, Леви и Фарлан разговаривали, а Кушель была погружена в свои меланхоличные мысли.

— А где Линда? — наконец, спросила Изабель.

— Линда? — повернулась к ней Кушель, вынырнув из своих дум.

— Вы сегодня с утра говорили, что нужно навестить бабулю, тётушку и Линду.

— Ты не спала? — удивилась Кушель.

— Мне было лень вставать, и я просто валялась, — пожала плечами Изабель и виновато посмотрела на Аккерманов. — Это было тайной? Или вам неприятно об этом говорить? Я влезла не в своё дело?

Изабель могла бы продолжать ещё долго нагнетать себя, но Кушель негромко рассмеялась. Она смеялась не часто, темперамент такой, малоэмоциональный, поэтому смех обычно работал, как шоковая терапия.

— Линду мы навестим ближе к вечеру, она живёт в центре, — пояснила Кушель. — А сейчас нас ждёт одно важное дело.

— Мы пойдём выбивать из кого-то долг? — загорелась Изабель.

Фарлан подозрительно посмотрел на еле заметную усмешку Леви. Кажется, он уже понял о чём идёт речь.

— Сегодня уборка, — припечатал Леви.

Недовольные стенания Изабель не утихали до самого дома.

* * *

Когда они закончили наводить в доме порядок (Леви так яростно тёр щёткой потолок, что Кушель не удивилась бы дырке там), то засобирались к Линде. Дальше порога уйти не успели. Прямо возле дома их ждал господин Хеймо Шмидт.

Это был огромный мужчина сорока трёх лет с сильными огромными ладонями, грузной фигурой, широкими плечами и хмурым, но добрым бородатым лицом. Именно господин Шмидт помогал Кушель и Леви с обустройством дома много лет назад.

— Мисс Кушель, — кивнул Хеймо, его щёки еле заметно порозовели.

Кушель спокойно улыбнулась ему. Хеймо Шмидт был выше неё раза в два, а мялся перед ней прямо как мальчишка. Она считала, что к сорока-то годам нужно перестать смущаться женщин. Леви, правда, после таких высказываний долго и пронзительно на неё смотрел.

— Добрый день, господин Шмидт, — поздоровалась Кушель, мужчина почему-то поник. — Как ваши дела?

— Да потихоньку… — неловко помялся Хеймо. — Мне бы девчушку вашу, Изабель. Или вы… кхм… то есть. Работа деликатная, нужны маленькие ручки, а у меня… ну, вы видите.

По грозному виду Хеймо и не скажешь, что он так застенчив. Кушель задумалась на миг. Мужчина был плотником (а также механиком, портным, сапожником, поваром и всеми теми, кто мог бы помочь при необходимости. «Мировой мужик!» — однажды заявил Фарлан) и обычно именно к нему они шли за досками в случае необходимости. Ну и Кушель у него в мастерской стала работать, когда не прижилась у швеи.

— Я пойду! — заявила Изабель раньше, чем Кушель успела открыть рот. — Хеймо, а ты дашь мне ударить молотом по наковальне?

Забалтывая бедного человека, Изабель утащила его прочь. Леви, закатив глаза, пробормотал что-то о неугомонности подруги. Кушель проводила взглядом хромающую массивную фигуру мужчины и тонкую бойкую фигуру девушки.

К Линде пошли вместе с Фарланом. Он казался задумчивым.

— Что-то случилось, Фарлан? — негромко спросила Кушель, держа его под руку.

Фарлан посмотрел на неё так будто не узнавал, но через секунду серо-голубые глаза его прояснилось, и он тепло улыбнулся ей.

— Всё хорошо, — под её недоверчивым взглядом он вздохнул и сказал. — Есть вероятность, что это Линда спасла меня много лет назад.

— Спасла? — удивилась Кушель.

Фарлан неловко улыбнулся своим воспоминаниям:

— Леви уже знает… от него я и узнал, что вы знали людей из таверны госпожи Греты, — Фарлан посмотрел в конец улицы и дрогнувшим голосом тихо произнёс. — Я мелким был, в банде Сая… плохо было. Провинился однажды, он меня сначала без еды пару дней держал, а потом на улицу выкинул. Там меня и накормила какая-то девушка. Так голоден был, что её совершенно не запомнил. До сих пор помню узор на полотенце, в которое был завёрнут пирог. Пресный, почти без вкуса, но тогда он меня спас. Я хотел бы поблагодарить ту, что спасла меня.

Кушель улыбнулась. Её обрадовало, что кто-то из таверны много лет назад протянул руку помощи Фарлану. Парень за последние три года стал таким родным, что иногда Кушель забывала, что у неё только один сын.

— Линда добрая, — сказала она, успокаивающе сжав локоть Фарлана, — поэтому это вполне могла быть она.

Фарлан слабо улыбнулся ей. Он волновался, это было видно. Кажется, та девушка появилась в момент высшей точки его отчаяния и запала в душу.

Они вышли на центральную улицу и дошли до небольшого дома. Дом объективно терялся на фоне новеньких особняков высших полицейских чинов, что стояли бок о бок с ним.

Леви подошёл к крыльцу и пару раз раздражённо пнул дверь. Кушель вздохнула. Уж она-то знает, как хозяин дома раздражает сына. И даже его забота о Линде не умаляет недовольства Леви.

Дверь бесшумно открылась. Испуганные глаза за стёклами треснувших очков смотрели на Леви, как на неизбежную, но уже привычную угрозу жизни.

— Аккерман, — пробормотал Фило.

— Здравствуй, Фило, — спокойно поздоровалась Кушель, не давая Леви возможности нагрубить. — Мы пришли навестить Линду. Это Фарлан, семья.

Фило отошёл в сторону, пропуская их внутрь. Из гостиной, где Кушель с Леви были, наверное, уже сотню раз, доносилось задорно пение.

Линда радостно рассмеялась, когда увидела Леви, и протянула к нему руки, чтобы обнять. Внимание Кушель привлекли странные ожоги и волдыри на её коже. Она нахмурилась. Практически физически чувствовалось напряжение, исходящее от Леви, который осторожно обнимал Линду. Он тоже обратил внимание.

— Что это у тебя? — осторожно спросил Леви, взяв Линду за руку.

Линда тихонько охнула, но, судя по весёлому взгляду, не от боли.

— Мы были на поверхности, — ответил Фило, сняв очки и потирая их тряпочкой, лишь бы не встречаться со стальным взглядом Леви. — Сначала всё было нормально, у неё чесалась кожа и вроде ничего плохого, а потом начали появляться волдыри. Пришлось вернуться.

«Пришлось вернуться», — звучало практически отчаянно. Фило очень хотел жить на поверхности под солнцем, возможно быть повышенным в звании, но без Линды он не мог. За последнее его презирали Кушель и Леви, но ничего поделать не могли.

Кушель подошла ближе, чтобы осмотреть кожу Линды. Волдыри были на открытых предплечьях, парочка на щеке и шее.

— Аллергия на какое-то растение? — предположила она. — Очень похоже.

— Это опасно? — нахмурился Леви, игнорируя подошедшего ближе Фило.

— Она не трогала растения. Там их не было. Это в городе было. Это… — он замялся, словно правда была слишком неправдоподобной. — Гоззо говорит, это от солнца.

— Аллергия на солнце, — задумчиво кивнула Кушель, это вполне объясняло расположение ожогов. — Значит, теперь путь под солнце для Линды закрыт. Это не опасно. Переживёт.

Фило грустно вздохнул, но тут же улыбнулся, чтобы Линда не беспокоилась. Они с Кушель отошли, оставив парней с ней.

Леви и Фарлан играли с Линдой в куклы и разговаривали (преимущественно Линда делилась наблюдениями). Это было весьма забавное зрелище, особенно когда Фарлана обескуражило заявление, что он похож на одну из куколок Линды, Леви на полном серьёзе пил невидимый чай из детского набора чашечек.

— Не хочешь чая? — отвлёк её Фило.

— Пойдём, — кивнула Кушель.

Фило был помощником помощника заместителя начальника полиции. Он был умным мужчиной, что давало ему возможность выбраться отсюда. Но, видимо, не судьба.

— Сколько вы пробыли на поверхности?

— Два месяца.

Кушель недовольно покачала головой, но промолчала.

Десять лет назад грянул гром. Пожар в Подземном Городе не прошёл бесследно. Дым и гарь заполнили даже город на поверхности, а тут, внизу, это была катастрофа. Огонь пожрал кислород и те, кто были ближе всего к эпицентру, задохнулись. Искры пламени плыли по всему городу, и в какой-то момент прогремел взрыв. Предположительно, горящая щепка попала в каменный карман, где было месторождение газа. В том месте были только заброшенные дома у стен, но ущерб уже нельзя было даже посчитать. Повезло, что каменный потолок не обвалился, но жителей на поверхности тряхнуло знатно. Фило жил достаточно далеко, чтобы Кушель и её подопечные могли быть в безопасности у него, пока бушевали обвалы стен и колонн.

Пришли рабочие, многочисленные проверки. Старый начальник полиции был разжалован, город гудел, словно наполненный пчёлами улей. Из-за массовых кадровых перестановок Фило и смог добиться своего места, а город приобрёл одну-единственную более-менее приличную улицу, чтобы бесконечные проверки успокоились. Частично оправиться от катастрофы город смог только через шесть лет. На нижних уровнях до сих пор нашли не все трупы.

— Не понимаю, что в ней можно любить, — сказала Кушель отстранённо.

Фило нахмурился и промолчал. Эта тема поднималась часто и мнения сторон не менялись годами.

Линда жила у Фило только потому, что поганец в неё влюбился, а сама девушка относилась к нему достаточно благосклонно, чтобы решить остаться с ним. Кушель готова была насильно забрать неразумное дитя от этого недопедофила (как его ещё назвать, когда Линда по развитию была на уровне пятилетнего дитя?), но не смогла. Со временем у Линды испортилось здоровье, пробежка сразу после выкидыша по улицам, полным гари, не сказались положительно. У Фило были деньги, связи и какая-то почти божественная любовь к Линде. Он её не трогал, за что ему и прощалось многое.

— Начались какие-то шевеления между бандами, — сказал он. — Я слышал, что на днях должны заключаться какие-то сделки… Ты что-нибудь знаешь?

— Выслужиться хочешь? — фыркнула Кушель, полицию она совсем не уважала, поэтому даже если бы знала, то навряд ли бы сказала что-то кроме предупреждения не высовываться.

Грету убили из-за того, что прошлый начальник полиции продал их той банде, с которой Грета прекратила сотрудничество. Испугался ублюдок. Кушель убила бы каждого причастного, но… тогда не было времени на месть, а сейчас уже поздно. Ей нужно сохранить то, что осталось и приумножилось, а не гоняться за призраками. К тому же тот пожар послужил поводом для банд. Тем, кто устроил пожар, не простили ошибки. Они были уничтожены, Кушель сообщил это Фило, вместе с новостью о гибели старого начальника полиции Подземного Города.

— Ты же знаешь… — Фило неловко повёл плечами, с годами он лишь сильнее её опасался.

— Не высовывайся. Ты достал разрешение? — безразлично прервала его Кушель.

Выбраться на поверхность можно было только легально через контрольно-пропускной пункт полиции и банды, что крышует сам выход. Хоть большинство высших чинов коррумпированы, но просто так не выйти. Платить за выход должны все, а их четыре человека. Таких денег в Подземном Городе в принципе не водится.

— Нет… прости, — опустил голову Фило.

Кушель смотрела в чашку. Ей казалось, что однажды она сойдёт с ума без солнца. Уже сходила.

Фило был не виноват. Она не имела права на него злиться, у него и своих проблем выше крыши. К тому же он заботится о Линде. Разве можно его винить в том, что не удаётся самой Кушель?

— Как Линда? Что говорит старик? — поднимает взгляд Кушель, отпуская обиду и грусть.

Фило весь подбирается. Вот из-за этого она разрешила Линде остаться здесь. Фило расшибётся, но позаботится о ней. Мысли о том, что сама не выдержала бы ещё и больной девушки на своих руках, Кушель старательно отгоняла. Хотелось быть хорошим человеком, даже если она им не являлась.

— Она окрепла, стала меньше болеть. Гоззо сказал, что ей необходимо бывать на солнце, ты же знаешь. Свежий воздух ей сделал лучше, а вот солнце… — Фило снял очки и с силой потёр глаза. — Мы могли бы остаться там. Она бы просто не выходила из дома днём, но… это словно клетка. Без света и окон. Она так зачахнет. Здесь она свободнее, чем там.

Кушель слушала усталый голос Фило и молчала. Сказать нечего. Возможно, Фило прав, а может и нет. Ответить на это может только Линда, а она счастлива просто находясь рядом с ним.

— Молодец, — коротко сказала она, когда у Фило закончились слова.

Лицо полицейского посветлело, ранние морщины разгладились. Кажется, её одобрение много для него значило.

— Она рисует, — поделился внезапно Фило. — Очень красиво. Намного чем лучше. Посмотришь?

Кушель кивнула и поднялась, чуть поморщившись. Дневное столкновение с углом стола не прошло бесследно. Ещё два дня синяк будет болеть при каждом движении, а ещё через две недели он пройдёт. За одиннадцать лет проблема с телом не исчезла.

Фило провёл её на второй этаж в крохотную комнату, где хранились большие полотна Линды. Кушель ласково осматривала рисунки. Много лет назад Линда не могла даже провести линию. Словно после побега от смерти забыла всё, что умела. Позже Кушель поняла, что навыки в ней нужно поддерживать, развивать, чтобы больной разум не забыл. После смерти Греты этим стала заниматься сначала Кушель, а теперь и Фило.

Рисунки Линды были цветными, Фило не скупился на краски. Они всё ещё были немного детскими, всё ещё чрезвычайно наивными, но красивыми.

На картинах Линды плясало лето. Это полотно было совсем свежее, Кушель чувствовала слабый запах краски.

Желание выбраться из вечно тусклого города вспыхнуло в ней, словно сверхновая во тьме бесконечного космоса.

— Она молодец, — улыбнулась Кушель, прикоснувшись к буйству красок на другой картине, а потом, старательно делая голос безразличным, сказала. — Ты тоже. Отличная работа.

Она вышла из каморки, сделав вид, что не заметила, как Фило вытирает глаза. Возможно, она была слишком строга к нему, но и к нему привязалась по-своему. Даже Леви доверял Фило, хоть и в жизни в этом не признается.

— Это она? — тихо спросила Кушель, наблюдая, как Леви прощается с Линдой и кивает Фило.

— Нет, — качнул головой Фарлан. — Возможно, та девушка погибла.

Кушель ничего не ответила, лишь ободряюще сжала его ладонь.

* * *

Изабель съела их ужин, из-за чего теперь бегала от Фарлана по всему дому. Кушель предположила, что поймают её через полторы минуты. Тут не так много места, чтобы долго ускользать.

На самом деле на Изабель не обижались за ужин. Она с ними живёт чуть больше года и то, что она нормально питается, лишь радует. Изабель чуть не погибла от голода, пока её не нашёл Леви. Кушель потратила много сил, пытаясь выходить девушку.

— Матушка, спаси-и-и, — театрально стонала (хохотала) Изабель, лёжа на полу, пока Фарлан беспощадно щекотал её, приговаривая, что теперь она будет думать, прежде чем делать.

Иногда Изабель называла её мамой, матушкой, мамулей. Забалтывалась и не замечала, что говорила. Её никто не поправлял, Кушель спокойно откликалась на любое обращение Изабель. К тому же незачем было сейчас её смущать, она придержит этот козырь до лучших времён.

«Вот раньше я была матерью-одиночкой, — весело подумала Кушель, наблюдая за устроенным балаганом, — А теперь я повышена до многодетной матери-одиночки».

— Так, братва! — прикрикнула она, Фарлан в последний раз провёл по рёбрам взвизгнувшей Изабель и отпустил её. — А теперь шагом марш готовить ужин. Совсем распоясались, — с улыбкой, совсем несерьёзно проворчала Кушель.

Икая от пережитого смеха, Изабель поднялась с пола и пошла помогать.

В какой момент Кушель посадили за стол с чашкой чая, она не запомнила. Её просто мягко и ненавязчиво отстранили от готовки. Это было немного смущающе, но Кушель не противилась. Леви однажды уже отругал её за неумение принимать заботу.

Разошлись поздно. Леви и Фарлан ушли в свою комнату, Кушель и Изабель проследовали в свою. Девочки налево, мальчики направо.

Изабель болтала обо всём на свете, пока переодевались. Как только она упала на подушку, то сразу отключилась. Кушель же ворочалась не в силах заснуть. Синяк на ноге ныл.

Среди ночи Кушель вышла из комнаты в длинной рубашке, чтобы налить себе чая. Надежда заснуть таяла на глазах.

Она тяжело опустилась за стол. Кушель уже давно не пыталась логически объяснить реакции своего тела на боль и повреждения. Просто привыкла пережидать.

— Почему не спишь? — раздаётся позади.

— Просто не спится, — говорит она, поворачиваясь к сыну лицом.

Леви склоняется над ней, смотрит вглубь её глаз, будто хочет поймать на лжи. Кушель молчит. Леви и так слишком сильно её опекает, нечего беспокоиться из-за маленького синячка.

Внезапно мир взрывается болью, она морщится и шипит, не сразу понимая, что случилось. Леви надавил пальцами прямо на синяк.

— Всё-таки ушиблась с утра. Почему не сказала? — Леви присел перед ней на колени, хмуро смотря на неё снизу вверх. Беспокоится.

— Заживёт, — отмахнулась Кушель.

— На тебе заживает всё, как на мертвеце, мам, — ворчит Леви, поглаживая место ушиба шершавыми пальцами.

— На мертвецах ничего не заживает, — быстрее, чем успевает подумать произносит Кушель.

— Вот именно, — весомо припечатывает Леви.

Его ладонь, всё ещё лежащая на её ушибленном бедре, была очень тёплой. Она чувствовала тепло даже сквозь ткань рубахи. Боль утихала.

— Тебе нужно больше заботиться о себе, — говорит Леви. — Доверься нам.

— Я доверяю, — упрямо отвечает Кушель, рука Леви на её бедре заставляет что-то шевельнуться внутри неё, что-то, из-за чего начинает печь глаза.

— Доверяешь, но про себя забываешь, — и прибавляет чуть поспешно, — всегда забываешь.

Кушель упрямо моргает, чтобы убрать жжение из глаз. Она столько лет не позволяла себе плакать от горя, что не может позволить себе плакать от топлёной нежности и любви к сыну.

— Я в порядке.

— В порядке, — соглашается Леви, взяв её ладонь в свою, — но не всегда.

Кушель отвела взгляд. Подземный Город не оставлял места для жалости к себе. Ей пришлось стать жёстче с собой, чтобы её семья могла выжить.

— Господин Шмидт симпатизирует тебе, — негромко сказал Леви, погладив большим пальцем тыльную сторону её ладони. — Что на счёт него? Он хороший человек, да и ты слишком долго одна.

Кушель посмотрела на Леви как на неразумное дитя. Надо же что придумал.

— Леви, — мягко сказала она, всеми силами сдерживая усмешку, чтобы не обидеть сына, — господин Шмидт не очень общительный, поэтому смущается разговора с абсолютно любой женщиной. Ты только вспомни, как он привыкал к соседству с нами. Я от него ругательств слышала больше, чем от Гоззо!

Леви посмотрел на неё как на дурочку. Кушель даже смутилась, уж не пропустила ли она чего?

Хеймо Шмидт в начале их знакомства был мрачным и закрытым человеком. Кушель пришлось терпеть его вредный характер, прежде чем он стал относиться к ней хотя бы сносно. Достаточно сносно, чтобы одолжить инструменты на пару дней, собственно тогда у них и появился душ.

— Всё равно глупости, — фыркает она.

Леви вздыхает, поднимается и притягивает её к себе, заставив уткнуться носом в свой живот. Кушель что-то ворчит, но расслабляется в крепких объятиях сына.

Между ними не всегда всё было так спокойно. Подростковый возраст Леви потрепал им обоим нервы. Кушель не хотела впутывать его во что-то криминальное, что было трудно, ведь это противоречило самой идейной концепции Подземного Города, но и взаперти его оставлять было нельзя.

Фарлан и Изабель вдохнули в Аккерманов жизнь. Кушель и Леви были весьма холодны на темперамент, но от этого их ссоры не становились менее болезненными и яркими.

В то время когда Леви привёл Фарлана, у Кушель с сыном совсем не ладилось. Леви вступил в подростковый возраст, Кушель будто из него и не выходила.

Ссоры были довольно частым явлением. Холодные, яростные, упрямые. Каждый считал себя правым. Кушель считала, что Леви ещё слишком мал, чтобы пытаться влезать в криминальный мир Подземного Города, Леви был уверен, что она мается ерундой и излишне его опекает. Кушель боялась потерять и его.

— Ну всё, хватит, — проворчала она, пытаясь отстраниться. — Мне достаточно на сегодня объятий.

— А я не твои потребности удовлетворяю, — вредно заявил Леви. — Это мне объятия нужны, терпи.

Кушель засмеялась в тёплый живот своего сына и крепче обняла.

Глаза снова начало печь.

* * *

Леви, Фарлан и Изабель работали разнорабочими по всему городу. Иногда они носились по улицам с поручениями, иногда их нанимали охранять что-то. Последнее было наиболее частой их работой. С силой этих молодых людей считались, пару раз приглашали в банду, но официально у них уже была своя. Точнее у Фарлана была до того, как его побил Леви и стал лидером там. Не то чтобы Леви в принципе замечал этих людей, командовал там всё ещё Фарлан.

— На меня тут вышел человек… — загадочным тоном начал Фарлан, но тут же замолчал под мрачным взглядом Леви.

Кушель подозрительно прищурилась. Ох, как же она не любила тайны этого трио. Однажды ей пришлось разгромить притон, чтобы достать оттуда Изабель, которая пыталась достать какие-то бумаги для очередного таинственного заказчика Фарлана.

Тогда получили все и Фарлан, и Изабель, и Кушель, как это ни странно. Леви искренне считал, что всё было под контролем, а Кушель подвергла себя неоправданному риску. Поэтому попало ещё и Леви, которому в принципе нужно было первому вправлять мозги, как лидеру этой шайки-лейки.

Изабель тогда накачали какой-то дрянью, и Кушель, пока выхаживала эту глупую девчонку, молилась, чтобы не вылезла какая-нибудь дрянь типа гангрены, сепсиса или СПИДа. Они друг с другом не разговаривали почти неделю, пока Изабель жалобно не положила голову ей на колени, усталая после очередного приступа тошноты. По-хорошему стоило этих великих стратегов заставить ухаживать за своей боевой соратницей, но они свинтили на неделю, чтобы выбить дерьмо из информаторов, что подставили их с этим притоном. После этого каждый пообещал быть осмотрительнее, даже Кушель. После того как в очередной раз перессорились все разом, под жалобные стоны Изабель, у которой раскалывалась голова. Гоззо им тогда чуть головы не открутил всем разом.

— Что вы опять решили устроить? — спросила она спустя минуту неловкого молчания.

— Тебе понравится! — взволнованно воскликнула Изабель, раньше чем Фарлан или Леви успели открыть рот. — Правда-правда понравится! Но не спрашивай сейчас, пожалуйста…

Кушель посмотрела в честные глаза Изабель и поняла, что всё просчитано и продумано на случай утечки информации. Изабель своими огромными глазками часто смягчала её нрав. Поняли паршивцы.

— Хорошо, — кивнула Кушель. — Фарлан, передай мне, пожалуйста, воды.

Вся троица облегчённо выдохнула, буря миновала. Кушель хмыкнула в стакан, пусть переживают, а то взяли моду замалчивать планы и говорить всё по факту. Так и с ума сойти от беспокойства можно. Сейчас хоть обозначили, что у них что-то намечается.

После обеда вся компашка куда-то ушла. Изабель чмокнула Кушель в щёку на прощание и, звонко хохоча, убежала вперёд.

Тяжёлый вздох. В груди было смутное беспокойство, но Кушель знала, что с ребятами всё будет в порядке.

Ненадолго она осталась одна. Поставила греться сияющий чистотой чайник. Уже привычно нарастающий свист заставил шевельнуться что-то в её памяти и тут же опасть. В Подземном Городе не было холодно, но она мёрзла.

Казалось, все её достижения лишены смысла. Она делает что-то, каждый раз перебарывает себя, а результата нет и не будет.

Из подобного состояния обычно её вытаскивал Леви. Просто садился рядом, и, чувствуя его тепло плечом, она понимала — всё не зря.

Сейчас Леви ушёл работать, а её медленно утягивал водоворот воспоминаний. Первый день после годовщины всегда был особенно тяжёл. Она задавала себе бесчисленное множество вопросов, на которые не могла ответить. Обычно в этот день она понимала, что тяжёлый запах гари ей не мерещится. Это место впитало в себя тот самый день вместе с копотью и дымом. В Подземном Городе нет окон, чтобы проветрить. Каждый чуял ту трагедию.

Пить чай расхотелось сразу, как оглушительно засвистел чайник. Она слушала с закрытыми глазами его истошный вопль и пыталась справиться с навалившейся усталостью.

Нужно встать. Нужно снять чайник с огня. Нужно идти работать. Нужно так много всего.

Она позволила себе ещё минуту бездействия и рывком встала. Уже лучше. Её выпуклое отражение в старом чайнике не изменилось с того самого дня, как Грета обрабатывала её раны. Она устало смотрела на него бесконечно долгую минуту и решительно сняла чайник с огня.

Кушель работала у Хеймо помощницей. Иногда точила ножи, иногда чинила что-то. Работы всегда хватало.

— Что у нас сегодня? — заходя в мастерскую, накидывает на себя фартук Кушель.

Хеймо оторвал взгляд от потрёпанного вида сапога, который чинил. Он бормочет что-то о её работе на сегодня, кивая на стол.

Кушель осторожно рисовала птицу на деревянном круге. Это была плата. Одна из немногих, что принимали уличные дети в обход группировок.

— Мисс Кушель, — мнётся Хеймо, — вам натирает обувь? Хотите я что-нибудь с этим сделаю?

— Что? — растерянно подняла глаза от своей работы Кушель. — С чего вы решили?

— Вы прихрамываете сегодня, — смущённо отвёл глаза Хеймо.

Кушель незаметно потирает ноющую из-за вчерашнего синяка ногу.

— Всё в порядке, — она склоняется над своим столом, — не стоит переживать из-за этого.

Не удивительно, что Хеймо заметил. У господина Шмидта не было ноги. Он ходил хромая, тяжело опираясь на деревяшку, что заменяла ему протез.

— Я думала, о протезе для вас, господин Шмидт, — вспомнила Кушель быстрее, чем Хеймо успел продолжить тему. — Думаю, мы сможем разработать для вас более удобный вариант, чем то, что есть сейчас.

— Да мне и так неплохо, — неловко повёл плечами Хеймо, прикрыв покалеченную ногу фартуком. Конечность заменяла добротно сколоченная деревяшка.

— Давайте всё же попробуем, хорошо? — улыбнулась Кушель.

Хеймо смущённо кивнул и обратил всё своё внимание на сапог. Кушель действительно беспокоилась за него. За столько лет он стал ей добрым другом, было неплохо хоть чуть-чуть улучшить его жизнь. Хоть Хеймо и не говорил этого, но отсутствие ноги беспокоило его.

Кушель никогда не спрашивала, как это произошло.

— Нужно узнать, что за сделки будут на днях, — хмуро сказал Хеймо, не отрываясь от работы. — Весь город гудит из-за этого. Нужно узнать побольше информации, сейчас на неё большой спрос.

— Поняла, — кивнула Кушель.

Через несколько часов она вышла на улицы, скрывая взгляд под козырьком кепки. Петляя по переулкам, Кушель внимательно оглядывала прячущихся в тенях детей.

Недалеко от полицейского участка нужные дети были найдены. Все дикие на вид, одинаково голодные, усталые и несчастные, но было кое-что, что отличало их от других. У них в глазах всё ещё теплилось детство.

— Привет, ребятня, — с усилием улыбнулась Кушель, жалость зацарапала ей горло.

— Мисс, — хмуро посмотрел на неё один из старших мальчиков, ему было около десяти.

— Не бесплатно, — словно бы скучающе потянула Кушель.

Младшие детишки заинтересованно выглядывали из-за спины старшего. Кушель ловким движением фокусника достала расписанный деревянный круг, к которому были прикреплены две верёвочки с противоположных сторон.

— С одной стороны птица, — показала она, — с другой — клетка. Немного покрутить.

Она закрутила верёвочки и натянула их, чтобы круг завертелся вокруг своей оси.

— Птичка в клетке! — запищали младшие.

Старший тоже был заинтересован, но ещё удерживал на лице серьёзное выражение.

— Мы не можем отдавать информацию за игрушки, — с неприкрытым сожалением в голосе сказал старший.

— Я и деньгами заплачу, — пожала плечами Кушель, отдавая малышне игрушку. — Деньги заберут, а это нет. Ты же знаешь, как это работает.

Мальчик поджал губы, но покорно отошёл вместе с ней, принимая плату. Он прекрасно знал, что она игрушкой лишь покупает себе гарант того, что информации будет больше, чем уйдёт другим, которые воспользуются только деньгами.

— Полиция пытается это скрыть, но у них стащили что-то со склада, — негромко зачастил ей на ухо мальчик. — Бегают, носятся. Считают, что скоро на рынке появится та вещь, что у них стащили. Ищут конкретных людей.

— Уже кого-то подозревают? — одними губами спросила Кушель.

— Отправили отряды для слежки за… — мальчик быстро перечислял районы, количество отрядов. Детей в Подземном Городе сильно недооценивали, чем детские шайки и пользовались. — Также они подозревают, что утечка произошла от кого-то из них. Говорят, разрешили казнь без разбирательств к любому возможному виновнику.

* * *

Это произошло лет девять назад. Леви тогда лихорадило. Он не заболел, ничего подобного. У него сменялись зубы. Почему-то это обернулось лихорадкой. Кушель подозревала, что организму ужасно не хватало витаминов, из-за чего естественные процессы проходят с трудом.

Сидеть с сыном не было возможности, им нужны были деньги, работу пропускать было нельзя, отвести его к Фило — тоже было не вариантом, тот с таким усердием лизал зад начальства, что те чуть ли не поселились у него дома. Тогда решение возникло довольно неожиданно.

Она пришла в бордель.

Хозяин, увидев её, весь подбоченился, приосанился, словно хотел казаться выше и больше, но Кушель это не впечатлило. Она прекрасно помнила, как этот человек слаб. Кушель бросила несколько монет на прилавок и приказала привести самую толковую девушку.

— Мы продаём свои услуги только мужчинам! — сказал сутенёр, свободные проститутки медленно собирались вокруг.

Кушель тогда окинула его медленным, вдумчивым взглядом и произнесла:

— Я больше мужчина, чем когда-либо будешь ты.

Одна из девушек громко расхохоталась, обнажая кривоватые зубы.

— Её, — выбрала Кушель.

Девушка была язвительная, саркастичная и абсолютно неумолкающая. Глаза чуть навыкате, светлые волосы болтались в свободной косе.

Это была первая из многих встреч с Франческой.

Тогда довериться человеку, что получает за свою работу деньги, казалось самым логичным решением. Кушель не прогадала даже с девушкой.

— Я не буду присматривать за болеющим ребёнком, — скрестив руки на груди, заявила тогда Франческа. — Я здесь не за этим.

— И зачем ты здесь? — незаинтересованно спросила Кушель, доставая тот немногий запас трав от Гоззо, что сейчас мог помочь Леви.

— Чтобы возбудить и удовлетворить клиента, — гордо задрала орлиный нос проститутка.

— Ничто на свете не способно настолько сильно возбудить и удовлетворить меня, как забота о болеющем ребёнке, — покорно сказала Кушель.

— И часто ты больных детей с улиц подбираешь, извращенка? — заинтересованно спросила Франческа, прислонившись к стене у двери.

— Каждый день после того, как полицейские помогают бродягам, — с усмешкой откликнулась Кушель и под смешок Франчески окинула взглядом всё, что достала. — Так. Я ему сказала, что придёт моя подруга и посидит с ним. Его зовут Леви. Просто следи за температурой, давай прополоскать рот этим, этим и этим, а дальше он сам скажет, что и как нужно.

Они тогда поспорили с Франческой ещё немного и разошлись, довольные собой и друг другом. Так и сошлись.

— Я не ждала тебя сегодня, — гордо задирает нос Франческа, делая вид, что не готовилась весь прошлый день к её приходу.

Кушель не обратила внимания на ужимки Франчески. Усталость целого года вновь навалилась на неё, и она прижалась к тихо пискнувшей Франческе, уткнувшись носом в изгиб её шеи.

Франческа пахла абрикосами. Всегда. Кушель была готова утонуть в её аромате. Он давал ей силы пережить ещё один год чуть легче, напоминал о лете, которого никогда не было.

— Пошли на кровать, упадём же, нетерпеливая, — ворчит Франческа, утягивая Кушель на кровать.

Они никогда не обсуждали их отношения. Франческа получала деньги за каждую их встречу, Кушель — живое тепло и некое подобие романтики, что было глотком свежего воздуха в этом затхлом мире.

— Фран, помолчи, — попросила Кушель невнятно, но девушка лишь фыркнула и продолжила болтать о том, что происходило в борделе все эти дни.

— А ещё Оливер пытался доказать, что он мужик, — хихикнула Франческа, — и решился уединиться с Мари. Об этом узнала Бруна и уебала его, ха-ха!

Франческа всегда знала, что ей нужно. Зачастую это помогало. Она отвлекала Кушель разговорами, нежными суховатыми поцелуями в глаза, прохладными руками на плечах и спине и бледной кожей с множеством родинок.

— Ты хромаешь, — чуть позже недовольно роняет Франческа и, не глядя, безошибочно находит на её бедре синяк, Кушель шипит. И почему всех так и тянет потрогать её ранение? — Где ты в этот раз поранилась? Снова притон разнесла, гроза подполья? — её тон был насмешливым, Кушель поморщилась.

— Я не лезу в криминал, — пробормотала Кушель, недовольно фыркнув.

— Конечно не лезешь. Ты уже их всех построила, чтобы к тебе не совались, вот и не лезешь к ним, — ухмыляется Франческа. — Я всё удивляюсь, как такой сильный человек может иметь такое хреновое тело?

— Не тебе на это жаловаться, — Кушель дёргает светлую прядь, выбившуюся из косы, удобнее устроив голову на жестковатом плече Франчески.

Они провели друг с другом ночь лишь однажды, этого захотела Фран. Кушель позволила. Ей не было интересно, не чувствовалось потребности в принципе, но ей нравилось наблюдать, как трепещут бледные ресницы, как закатываются глаза в экстазе. После того раза они просто засыпали рядом друг с другом и всё. Они так и не поговорили об этом. Уже пару лет не могут поговорить. Или не хотят.

Фран перебирала короткие волосы Кушель и жаловалась на подруг, бродяг, сутенёра. Кушель дремала под её язвительные замечания о том, кому и как стоит жить.

— Ты же сильная, — сквозь подступающую дрёму слышит Кушель, — почему ты не вырвешься отсюда?

— Я не одна, — отвечает она.

Кушель покачивалась на тёплых абрикосовых волнах сна. Тук-тук-тук, стучало чужое сердце под ухом, когда она сползла вниз, удобно устроившись на костлявой груди подруги. Она видела во сне неясные образы, мелькнуло зарево пожара и сменилось картинами лета Линды.

— Время кончилось! — орал Оливер, барабаня в дверь.

— Я его сейчас убью, — пробормотала заснувшая Фран ей в макушку.

— Я помогу спрятать труп, — сонно отозвалась Кушель.

Сутенёру за дверью хватило одного мрачного взгляда Кушель, чтобы исчезнуть. Франческа весело хмыкнула.

— Какая ты страшная, — ухмылялась Фран.

Кушель закатила глаза. Она неспешно собиралась под внимательным взглядом чёрных глаз Франчески.

— Я пошла, — кивает Кушель перед выходом, но её ловят за руку у самой двери. — Что такое, Фран?

— В городе начались какие-то шевеления, — нахмурилась Франческа. — Осторожнее. И своим скажи. Я вас покрывать не буду, своя шкура дороже. Если ко мне придут, я молчать не буду.

— Хорошо, — кивнула Кушель, она знала, что Фран будет спасать себя любыми средствами. Это не вызывало злости, лишь понимание.

Кушель никогда не признавалась ей в любви, не хотела привязываться. Ей не нужны сомнения в момент, когда нужно будет уйти, когда они соберут деньги на пропуск на поверхность. Кушель прижималась к ней отчаянно и нежно каждую встречу.

Франческа никогда не говорила, что любит её. Говорила, что у них отношения работника и клиента. Франческа всегда целовала её на прощание, когда время заканчивалось и больше не шло в счёт.

— Передавай привет своему маленькому командиру, — хмыкает на прощание Франческа.

— Обязательно, — ухмыляется Кушель.

Обе знают, что Леви этого не услышит.

Фран украдкой целует её в щёку, привычно говоря, что это бонус постоянному клиенту. Кушель привычно делает вид, что верит в это.

---

Примечания:

Это первый раз за всю мою работу с фиками, когда я написала две седьмые главы, а потом сделала их них третью седьмую главу. До этого я просто удаляла сцены, переписывала начало, правила конец, но ещё никогда не писала две главы, чтобы объединить их в третью, чтобы в итоге решить, какая из них увидит свет. То, что вы видите, выиграло эту жизнь хд

Кушель и компании на пропуск на поверхность:

Сбер: 5336690131054969

Примечания:

Спасибо Елизавете Александровне К. за поддержку❤️

---

-... и тогда, когда деревянный меч в её руках с металлическим звоном отразил удар вражеского меча, Элли вспомнила, что любой меч в руках короля — Экскалибур, — Кушель уже немного охрипла, но горящий взгляд Изабель не оставлял места отдыху. — Элли поняла, что не Джек был перерождением великого короля прошлого, а она. Это она была королём.

Кушель остановилась выпить воды и вздрогнула, увидев яркий взгляд Фарлана, который старательно делал вид, что ему не интересно. С неким смирением она поняла, что сегодня ей придётся рассказать историю до конца.

Она весьма смутно помнила, чем закончился тот фильм, который она сейчас пересказывала, поэтому уже давно придумывала на ходу, расписывая великолепную битву добра и зла. Когда она уже не знала, к чему и что должно прийти, на помощь подоспел Леви.

— Экскалибур поразил злодея, добро победило зло, а теперь спать, — заключил Леви под недовольные стенания Изабель, поставив перед матерью чай.

Кушель хихикнула в чашку чая, радуясь, что наконец сможет отдохнуть.

Было уже действительно поздно. Они засиделись с историями. Кушель раньше часто рассказывала сказки Леви, потом он вырос, и она стала вспоминать истории взрослее. Информационный голод не пустые слова. Истории помогали им выживать и не выгорать.

— Ещё одну-у-у, — ныла Изабель, развалившись на столе.

Кушель почти готова была сдаться, но Леви был непреклонен.

— Спать.

Изабель и Фарлан удалились, что-то недовольно бормоча, единогласно буркнув на прощание «Тиран!», Кушель фыркнула в чашку.

— Почему ты их прогнал? — полюбопытствовала она.

— Завтра много работы, — спокойно ответил Леви и неторопливо заварил себе чай. — Им нужно отдохнуть.

— А тебе? — прищурилась Кушель, внимательно наблюдая за ленивым поведением хищника в лице Леви.

— А я командую.

Кушель со смехом покачала головой. Они пили чай неторопливо. Кушель ждала, когда Леви скажет то, ради чего разогнал остальных.

Взгляд за бесполезное окно. Там ночь. Весьма условная, правда. Кушель представляла, как зажигаются звёзды на синем полотне неба, как шепчет свежая трава на ночном ветерке.

— Ты тоже великий король прошлого?

Кушель в этот момент как раз глотнула чай и тут же выплюнула его, закашлявшись. Ханджи с нетерпением подался вперёд, ждать когда она придёт в себя никто не собирался.

— С чего ты решил это, неугомонное создание? — Кушель в удивлении подняла брови.

Ханджи показательно задумался. Свет свеч в столовой был неровным, тени плясали по очкам Зоэ.

— Коротышка говорит, что ты никогда не рассказываешь ничего просто так, — глаза Ханджи горели ярко, впору было пугаться подобного энтузиазма. — Я хочу знать, насколько это правдиво.

— А я хочу знать, какого ты пола, но, увы, каждый из нас остаётся при своём, — отозвалась Кушель под смех Ханджи.

— Хочешь проверить, какого я пола? — Ханджи весьма недвусмысленно поиграл бровями.

Кушель показала ему безымянный палец левой руки. Ханджи рассмеялся. Даже смех был непонятным. То ли женский, то ли мужской.

— Столичной моде следуете? Кольцо это же на помолвку? — любопытство Ханджи не иссякало.

— На отношения. Ты присутствовал тогда, мог бы и запомнить, — фыркнула Кушель и отпила из чашки. — Почему бы тебе не пойти и не подоставать моего сына?

— А с чего ты решила, что я сейчас занимаюсь не этим? — улыбка Ханджи стала незнакомой, глаза холодными.

По телу Кушель пробежала морозная дрожь.

— О чём ты? — одними губами спросила она.

Ханджи не ответил, лишь кивнул на стол. Возле её левой руки без кольца лежала маленькая ложка. Кушель будто во сне взяла её и развернула обратной стороной.

Отражение посмотрело на неё растерянными чужеродными её глазами на лице Леви. Она отшвырнула от себя ложку в испуге. Столовая растаяла, погасли свечи, исчез Ханджи.

— Не шумите вы так, — услышала Кушель шёпот Леви и почувствовала тепло его рук, — разбудите.

Её несли в темноте. Тихо скрипнула дверь в их с Изабель комнату.

— Леви, — сонно позвала Кушель.

— Я здесь, — немедленно отозвался шёпот Леви. — Отдыхай. Ты заснула за столом.

— Я видела Ханджи, — неотвратимо погружаясь в сон, пробормотала Кушель, цепляясь пальцами за его рубашку.

— Кто это? Кто-то из твоего прошлого? — Леви осторожно уложил её на прохладную постель.

— Не знаю, — успела шепнуть она, прежде чем погрузиться в темноту сна без сновидений.

* * *

Кушель, скрестив руки на груди, мрачно смотрела на Фило, что поймала возле своего дома буквально десять минут назад. Фило виновато смотрел в стол и на взгляд не реагировал.

Настроения не было совершенно. Голова с самого пробуждения раскалывалась, и она так и не смогла вспомнить прошлый вечер. Это было неприятно, но не критично. Больше всего раздражало, что её оставили дома одну, через записку передав, что выбили у Хеймо для неё выходной. Наглые дети.

— Фило, — весомо произнесла Кушель, дождалась осторожного взгляда и кивнула на пол, — что это?

На полу валялись тонкие серые металлические баллоны, что ещё недавно были завёрнуты в мешковину. Фило глубоко вздохнул и на одном дыхании что-то выпалил. Кушель не разобрала ни слова.

— А теперь ещё раз и на человеческом, — благосклонно разрешила Кушель.

Фило посмотрел на неё обиженно, но вины в его взгляде было намного больше.

— Это газ, — обречённо пробормотал он.

Кушель подняла брови в недоумении. Газовыми плитами здесь не пользовались, машин в принципе не существовало, поэтому для чего нужны были баллоны с газом для неё оставалось загадкой.

— И зачем он? — невозмутимо спросила Кушель.

Фило посмотрел практически оскорблённо. Он прищурил глаза, скрытые треснувшими стёклами очков, и смело сказал:

— Я не ребёнок, чтобы ты заставляла меня проговаривать каждую мою ошибку! — и немного испуганно прибавил. — Мисс Кушель, мэм.

Кушель насмешливо подняла бровь, и Фило окончательно стушевался. Судя по всему, парень считал, что газ это нечто такое очевидное, что должен был знать каждый, но Кушель не знала. Вероятно, это было очевидно конкретно Фило, а именно полицейскому.

«Стоп! — нахмурилась Кушель. — Газ… это не для той штуки, которую использует для полётов армия?»

— Если говорю так, а не иначе, значит, есть причина, — холодно сказала она. — Я не могу читать мысли.

Фило поморщился и буркнул:

— Газ для УПМ.

— И для чего ты его притащил сюда?

Кушель уже не требовался ответ. Мозг начал работать в ускоренном режиме.

Дети с улицы сказали, что у полицейских что-то украли. Что-то важное. Что может быть важнее топлива для их основного средства передвижения по городу?

— Только не говори, что мои замешаны в том, что сейчас происходит в городе? — сквозь зубы прошипела Кушель, чувствуя как злость внутри неё поднимает голову.

— Не газ своровали, можешь не волноваться, — тяжело вздохнул Фило, Кушель это не успокоило, его виноватый вид говорил, что волноваться ещё как стоит, и он продолжил. — Слушай, да, твои замешаны в этом, но пока на них и не думает никто!

— Вот именно, что пока не думают, — припечатала Кушель, начиная подозревать, что пацифизм в воспитании детей не доводит до добра, и, возможно, строгая рука Кенни была бы кстати. — Ты разве не слышал, Фило? Разрешили казнь на месте!

Фило неловко помялся на месте и протянул к ней руку, смущённо похлопав её по плечу.

— Это же Леви, — неуверенно сказал Фило, — ты же его знаешь. Он справится со всем. Вас, Аккерманов, все себе хотят.

Эти слова совершенно не успокоили её. Хотелось свернуть кому-нибудь шею. Она судорожно просчитывала ходы полиции, банд и свои. Картина выходила неутешительная, а она ещё даже не знала, что именно своровали её детёныши!

— Что они украли, Фило? — Кушель потёрла висок, предчувствуя надвигающуюся головную боль.

— Прости… я не… не могу сказать. Прости.

— Неужто тебя запугал мой щенок? — Кушель была так зла и устала, что уже не сдерживала своё настроение.

— У него этого не отнять, — неуютно поёжился Фило. — Взгляд на твой похож, но как-то… жёстче, что ли…

Кушель поморщилась. Взгляд Леви изредка напоминал ей о Кенни. О непутёвом братце вспоминать не хотелось в принципе.

— Но он чаще всего похож на тебя. Жёстче конечно, но не так как уличные дети! Правда, Кушель!

Кушель оставалось лишь надеяться, что сын действительно лучше неё.

* * *

Ясно было как день, что нужно прижать зарвавшихся щенков, что грабанули военную полицию. Кушель, выпроводив Фило, выходила из дома только с таким намерением: поймать своих детей и выбить из них всю дурь на тренировке.

Кушель не одобряла насилие, но это больше было похоже на кружок самообороны, поэтому совесть её особо не мучала, когда она заставляла Фарлана и Изабель нападать на Леви. Результат подобных тренировок был налицо, ребята чувствовали друг друга, как никто другой.

Не пройдя и трёх шагов от порога, она остановилась. Нужно ли вообще давить на восемнадцатилетних лбов? Да, ситуация опасная, но Кушель же не может оберегать их постоянно? Даже если очень хочет, то не может. Сейчас ставки высоки, не время для урока, но если не научить их сейчас, то позже у неё не будет возможности помочь им.

Кушель вернулась в дом, завернула баллоны с газом в мешковину и убрала в угол кухни. Когда они придут, то у них будет шанс рассказать ей. Если не расскажут, ну что же, тогда пусть привыкают к слежке, пока это всё не закончится.

Кушель молилась, чтобы все были живы к концу воспитательного процесса. В конце концов она никогда не была хорошей матерью. Той, кем хотела бы быть, у неё не получалось.

— Привет, — шмыгнула окровавленным носом Изабель и пролетела мимо, захлопнув за собой дверь в их комнату.

В Кушель поднималась холодная, такая знакомая злость. Кто-то тронул Изабель. Если сейчас вернутся Леви и Фарлан и тоже будут избиты, то прольётся кровь. Она не может позволить всякой швали трогать её семью. Но сейчас нужно было заняться ранами Изабель.

Кушель тяжело вдыхала и выдыхала. Нужно было успокоиться. Последнее, что ей нужно, это злиться.

Дверь в комнату открывать пришлось бедром, руки были заняты коробкой с лекарствами. Изабель, насупившись, сидела в углу своей кровати, обняв колени.

Кушель не обратила внимания на тихий, почти отчаянный рык. Она бы тоже не хотела, чтобы её видели в таком состоянии, но Кушель была матерью, а Изабель её подопечной.

Изабель шмыгала носом, быстро моргала, пытаясь не пролить ни слезинки. Кушель не смотрела ей в лицо, лишь обрабатывала сбитые костяшки да ладони с кровоточащими ранками от ногтей.

Волосы Изабель не были никогда длинными, но тут кто-то постарался и срезал ей один хвостик. Кушель злилась, но всё ещё не показывала этого. Здесь легко заражать своими эмоциями, сейчас ей нужно успокоить Изабель, а не заставлять её чувствовать ответные злость, обиду, стыд и унижение.

На кухне послышался негромкий разговор. Леви и Фарлан вернулись. В этот момент дрожащая Изабель не удержала громкого всхлипа.

Фарлан раскрыл скрипучую дверь, заглянул и побледнел. Леви отодвинул его в сторону, мрачно посмотрел на открывшуюся ему картину и сказал лишь одно слово.

— Кто?

— Никто! — крикнула сорванным голосом Изабель. — Волосы ещё отрастут!

Леви прищурился. Кушель знала этот взгляд. Сын обдумывал все имеющиеся у него данные и искал ответ. Судя по мрачному торжеству, что на миг вспыхнуло в глубине его зрачков, он нашёл то, что искал.

Дверь закрылась. Парни редко заходили на женскую половину. Они о чём-то переговаривались на кухне, Фарлан говорил со странной интонацией, будто пытался остановить или переубедить Леви. Кушель не прислушивалась, но догадывалась о чём идёт разговор. Вскоре хлопнула входная дверь.

Изабель стиснула крепче челюсть, Кушель показалось, что её зубы скоро раскрошатся от таких усилий.

— Расслабь челюсть, Изабель, — тихо сказала Кушель и протянула руку, чтобы пальцами пробежаться по подбородку и шее подопечной.

Напряжённые нервы и мышцы расслаблялись от её прикосновений, но из-за этого Изабель лишь сильнее трясло. Сдавленные всхлипы вырывались из её груди. Особенно громкий вдох, и Изабель подалась вперёд, уткнувшись влажным носом Кушель в ключицы.

Изабель плакала громко, выпуская всю свою обиду и боль. Кушель крепко прижала её к себе и слабо раскачивалась, напевая что-то, что не могла и не хотела вспомнить.

* * *

Леви и компания молчали, как партизаны. Кушель не допытывалась до них на счёт принесённого Фило газа, лишь делала вид, что не видит их переглядок.

Изабель она подстригла. Теперь девушка неловко поводила плечами, не чувствуя привычных хвостиков. Она тоже не рассказала, что с ней приключилось, но, судя по тому, что Леви вернулся в тот вечер в чужой крови, можно было больше не беспокоиться о зарвавшихся ублюдках.

Кушель перемещалась по Подземному Городу в тенях. Навещала то одну банду, то другую. Хеймо зарабатывал продажей и покупкой информации, помимо легального заработка мастерской, а Кушель помогала выбивать долги.

— Мисс… — тихо позвали Кушель из ближайшего переулка, когда она выпустила ворот бессознательного наркомана, которого ей кинули на откуп пара барыг нижнего уровня.

Кушель повернулась и увидела мальчишку, что обычно дежурил у полицейского участка с мелкой детворой. Он выглядел бледным, но мрачная решимость лихорадочно горела в его глазах.

— Что такое? — она подошла ближе, не забыв цепко оглядеть переулок, не хотелось тратить время на засаду.

Мальчик отошёл подальше в тень, она остановилась на освещённом участке переулка. Кушель ждала.

— В-вас приглашает на встречу один человек, — кто бы ни послал мальчишку, но он внушал в своего маленького гонца дикий страх.

— Кто?

Мальчик замотал головой так, что ей показалось, что его шея сейчас сломается. Он судорожно дышал и явно собирался с силами.

— П-п-простите, мисс, — его выдох был больше похож на всхлип, но она не показала, что заметила это. — Г-господин сказал пе-передать только ме-место и время встречи.

Мальчик держался хорошо. Да, он до безумия боялся своего нанимателя, но был всё ещё здесь.

— Где и когда? — голос Кушель был ровным и уверенным, что смогло успокоить мальчика.

— Бордель Оливера, сегодня ночью в одиннадцать.

Кушель кивнула, запоминая. Она оглядела переулок, никого не было.

— Тебя проводить до центра? — спросила она, эта часть города была очень опасной, понятно почему ребёнок прятался, дети тут не выживали.

Мальчик неуверенно оглянулся. Вероятно, он просчитывал сколько ему придётся заплатить за защиту.

— Ты мне ничего не будешь должен, — сказала Кушель, но мальчик не выглядел убеждённым. — Мне нужно в центр, поэтому можешь идти за мной, — и, не оглядываясь, пошла прочь.

На этом уровне у Кушель ещё были дела, но оставлять пацанёнка одного — бесчеловечно. Тут было достаточно ублюдков, которые были отмороженными настолько, что не боялись никого и не были обременены моралью.

Мальчик шёл на расстоянии в пару шагов от неё, но когда какой-то мужик присвистнул ему вслед и опустил что-то пошлое, то он мгновенно преодолел разделяющие их шаги и схватился за руку Кушель. Кушель хватило одного холодного взгляда, чтобы обидчик заткнулся и вжался в стену.

Рука мальчика была влажной от волнения и страха, но Кушель не обращала на это внимания. Она уверено держала его за руку и вела сквозь нижний уровень Подземного Города.

— Как ты меня нашёл здесь? — спросила она, когда они уже вышли к более спокойным улицам.

— Тот, кто меня послал, сказал, что вы будете здесь, — мальчик неловко повёл плечами и осторожно отпустил её ладонь, Кушель сделала вид, что не заметила этого.

Тот, кто послал ребёнка, знал её местоположение. Если следил, то почему сам не нашёл? Или мог послать своих подручных, а не мальчишку с улицы. Ей совсем не нравилась эта ситуация.

— Я пойду, — неуверенно подал голос мальчик, махнув рукой куда-то в переплетение улиц.

— Будь осторожен, — кивнула Кушель и проводила убегающего мальчика взглядом.

* * *

Бордель Оливера Кушель стала посещать, на свой скромный взгляд, чересчур часто. Уже второй раз за две недели. Кушель была бы не против, если бы она сейчас пришла к Фран, но её желания сбываются слишком редко.

— Кушель, — кивнул Оливер, одарив её самым презрительным взглядом из своей коллекции. Всё ещё не мог простить унижения из прошлого. Кушель его прощение было не нужно.

— У меня назначена встреча, — спокойно сказала она.

Оливер поморщился, как от зубной боли. Кажется, ни Кушель, ни тот, с кем у неё назначена встреча, ему не нравились одинаково сильно.

— Комната шестнадцать, — скрипнул зубами Оливер и сделал вид, что целиком и полностью увлечён книгой учёта.

«Может стоит навестить Фран после встречи?» — подумалось Кушель.

Она пришла сюда только из-за места. Если этот человек опасен, а в этом Кушель не сомневалась, то Фран могла грозить опасность. Кушель не могла продумывать на двадцать шагов вперёд, она отвратительно играла в шахматы, но предполагать и прослеживать причинно-следственные связи умела. И не такому научишься в её ситуации.

Дверь была не заперта, поэтому Кушель спокойно зашла в комнату. На кровати в весьма недвусмысленной позе лежала Франческа, в которую проникал крепкого вида мужчина. Он бросил насмешливый взгляд на безразличное лицо Кушель и ущипнул Фран за обнажённую грудь.

Кушель смотрела на это действо холодным взглядом. Её хотели смутить, возможно ошарашить, что ж… добились противоположного. Мысли были кристально чисты, все эмоции были под контролем, сердце спокойно билось в груди (впервые она была настолько благодарна за это).

— Сомневаюсь, что вас возбуждает, когда за вами наблюдают, — безразлично начала Кушель, заметив краем глаза, как испуганно дёрнулась Фран при звуке её голоса, — поэтому предположу, что вы просто не рассчитали силы.

Мужчина запрокинул голову назад, тряхнув золотыми кудрями, и рассмеялся красивым смехом. Его обнажённое тело покрывали шрамы и странные полосы, будто натёртые ремнями.

«Полицейский», — поняла Кушель.

— А вы весьма остра на язык, мисс Кушель, — дружелюбно заметил мужчина.

— А вы весьма невоспитанны, — парировала Кушель, присаживаясь на свободный стул в комнате. — Вы моё имя знаете, я ваше — нет.

— Это легко исправить, мисс, — мужчина обратил к ней лицо с греческим носом, тусклыми зелёными глазами и холодной улыбкой тонких бледных губ. — Позвольте представиться, капитан Астор Кляйн.

Он вышел из замершей Фран и прикрылся простынёй. По его губам блуждала усмешка, взгляд был внимательным и острым. Астор казалось, впитывал все её реакции и жаждал эмоций, которых Кушель не показывала.

— Раз я не успел закончить с делами до вашего прихода, может быть вы присоединитесь? — располагающе улыбнулся Астор.

Ему нужна была реакция. Кушель всё ещё держала себя в руках и не обращала внимания на настороженный, почти испуганный взгляд Фран.

— Я разве похожа на проститутку? — она расслабленно откинулась на спинку стула.

— Старые профессии накладывают отпечаток на всю жизнь, мисс Кушель, — почти ласково сказал Астор.

Кушель приложила все силы, чтобы не допустить напряжения в плечах и взгляде. Визуально она всё ещё была расслаблена и спокойна, нельзя было недооценивать противника. У того была информация.

— Но это не значит, что нужно следовать за этим отпечатком всю оставшуюся жизнь, — заметила она и не дала ему вставить ни слова. — У меня ещё есть дела на сегодня. Для чего вы хотели встретиться, капитан Кляйн?

— Для вас, мисс Кушель, просто Астор, — улыбка мужчины не произвела на неё никакого впечатления, но он уже и не старался. — Возможно, до вас уже дошли слухи о том, что военную полицию… ограбили.

Кушель молча ждала продолжения, Астор ждал реакции на свои слова. Тишина длилась долгие минуты, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием Фран, прижавшейся к стене спиной.

— Я бы хотел рассчитывать на ваше содействие, — продолжил он, холодно улыбаясь ей.

«Не помощь, а содействие», — отметила про себя Кушель.

— И зачем мне это делать?

Астор довольно улыбнулся, он ждал этого вопроса.

— Я мог бы помочь вам, мисс Кушель, в исполнении ваших тайных, честолюбивых желаний, — он говорил, как змей-искуситель. Кушель еле сдерживала отвращение, что испытывала к этому человеку.

— Откуда вам знать, какие у меня желания, если они тайные? — Кушель опёрлась подбородком о ладонь.

— Как я мог пригласить столь прекрасную женщину и не узнать о её желаниях? — Астор встал, простыня соскользнула на кровать, Кушель спокойно следила за глазами мужчины, он подошёл к ней и склонился к её уху. — Вы желаете богатства, мисс Кушель, столичной жизни. Я могу вам всё это дать.

Он прошёл мимо к своим вещам и начал неторопливо одеваться. Внутри Кушель вспыхнуло торжество.

«Ничего ты обо мне не знаешь».

— И какого же рода содействие вам нужно? — незаинтересованно спросила она, наблюдая за капелькой пота, что скатилась по груди, сидевшей прямо напротив Фран.

— У вас есть хобби, мисс Кушель? — внезапно сменил тему Астор и, не давая ей ответить, продолжил, — Я, например, коллекционирую бабочек. Весьма интересное занятие, не хотите попробовать?

Кушель обернулась, одарив его холодным взглядом:

— Боюсь, в Подземном Городе лишь одни черви, — её взгляд был весьма красноречив, Астор сразу понял, о ком она говорит, он чуть прищурился, — никакого удовольствия от их коллекционирования.

Их холодные взгляды столкнулись. Они смотрели друг на друга долго, каждый ждал, когда противник сдастся.

— Что ж, мисс Кушель… — потянул Астор. — Кажется, нам не по пути.

— Очевидно, — кивнула Кушель. — Думаю, всё было несколько иначе, если бы вы, капитан Кляйн, не ходили вокруг да около, а сразу сказали, что именно вам нужно.

Астор прищурился, но ответил. Впрочем и он, и Кушель знали, что от его слов ничего не изменится.

— У военной полиции украли важное оборудование. Нам нужны виновные и возврат украденного, — в голосе Астора чувствовались сила, военная выправка. — Вы весьма видная фигура в криминальном мире этого города, мисс Кушель, хоть и предпочитаете оставаться в стороне. Неужели из-за сына?

— Я думала, вы расскажете, чего именно вы хотите, а не историю моей жизни, — резко ответила Кушель и тут же поняла свою ошибку. Нельзя показывать свои эмоции.

Астор ласково улыбнулся, будто не заметил её оплошность, но она видела, как блеснули торжеством его глаза.

— Как пожелаете, мисс Кушель, — медовым голосом сказал он. — Мне нужны воры, ваша сила, влияние, дата торгов, когда она появится. Если вы поможете с казнью виновных, — взгляд Кушель похолодел, — то ваша жизнь здесь изменится. Это я вам обещаю. Вы можете стать карающей дланью правосудия.

— Иными словами, стать собакой на цепи, которой вы будете отдавать команды. Я права? — Кушель уже не старалась скрыть своего презрения.

— Это будет лучший вариант для вас, мисс Кушель, — Астор подошёл к ней и погладил по щеке, — и вашего сына.

Кушель еле удержала себя от необдуманных поступков. Например, сломанная рука капитана полиции явно относится к безрассудству.

— Вы добры, Кушель, — продолжил Астор. — Здесь не так много людей, что проводили бы мальчишку-посланника до безопасного места. Вам нужен кто-то, кто будет в ответе за всю ту грязь, что вы оставляете за собой.

— Уж не хотите ли вы сказать, что готовы стать таким человеком? — процедила Кушель.

— Так и есть, Кушель, — он наклонился к ней, заглядывая в глаза. — Поверьте, другого такого, как я, вы не найдёте. Я готов взять ответственность за каждый ваш поступок, каждое действие. Я лучший вариант для вас и вашей семьи.

Он отстранился и направился к выходу из комнаты. На пороге он остановился и повернул к Кушель голову.

— Подумайте над моим предложением, Кушель. Вы слишком добра, а ваша сила слишком ценна, чтобы тратить её на ваше, несомненно, чистое сердце. Я вам нужен. Буду ждать результатов ваших поисков.

Как только он сделал шаг за порог, Кушель подала голос:

— Я ещё не согласилась.

— Вы уже согласились, как только пришли сюда, Кушель, — улыбнулся Астор и ушёл.

Кушель смотрела на закрытую дверь и обдумывала варианты. Подчиняться этому человеку не хотелось. Всё её существо было против этого. Убить его было нельзя, полицейские тут были особыми вип-персонами. Убьёшь одного и волна зачисток пройдётся по городу.

— Что это было, чёрт возьми? — вдруг услышала Кушель, она повернула голову. Фран прикрывалась простынёй и ошарашенно смотрела на дверь. — Какого, блядь, дьявола, Кушель!

Но Кушель лишь молча смотрела на неё. На грудь, словно давила громадная скала. Кушель не обманывала себя, ей было неприятно видеть как кто-то трахает Фран. Она конечно знала, чем занимается подруга, но обычно она этого не видела. Разговор с Астором достаточно вымотал её, чтобы она переключилась на никому не нужные сейчас чувства.

— Будь осторожнее, Франческа, — наконец сказала Кушель, когда Фран уже начала закипать из-за её молчания. — Этого разговора ты никогда не слышала для твоей же собственной безопасности.

Кушель встала с места, чтобы уйти. Она больше не могла находиться в комнате, пропахшей сексом. Да и сама Фран вряд ли хотела, чтобы она тут была.

— А ну стой! — возмутилась Фран и схватила её за запястье. Кушель автоматически дёрнулась, чтобы вырвать руку, но Фран заметила движение и выпустила её сама. — Вот как.

Голос Фран еле уловимо задрожал. Кушель не знала, что сказать.

— Прости, Фран, — выдохнула Кушель, повернувшись к ней.

Она ожидала увидеть слёзы в её глазах, но не было даже намёка на них. Фран держалась непривычно прямо. Казалось, что на её плечи свалилось небо, а она стоит и пытается не рухнуть от его тяжести.

— За что же ты извиняешься? — голос Фран звенел от обиды. — За то, что не хочешь прикасаться к проститутке? Так я понимаю, всё нормально!

Судя по голосу, нормальным здесь не было в принципе ничего. Проблема была в том, что Фран сейчас выплёскивала на неё свои мысли и догадки. То, что чувствовала бы Фран, если бы была на месте Кушель.

Кушель притянула Фран к себе, простыня упала на пол. Фран, процедив что-то нецензурное, попыталась вырваться, но Кушель держала крепко.

Когда Фран устала сопротивляться объятиям, Кушель негромко заговорила:

— Не знаю, что у тебя в голове, но сейчас я ужасно зла и расстроена. Мной пытаются манипулировать, угрожают, а ты явно не хотела, чтобы я видела тебя за работой. Я посчитала, что моё присутствие здесь никому не сделает лучше.

Фран фыркнула ей в шею и больше не шевелилась, лишь тонкими, худыми пальцами вцепилась в рубашку Кушель.

— Ты не чувствуешь отвращения ко мне? — совсем тихо спросила Фран, словно надеялась, что её не услышат.

— Сейчас я чувствую лишь злость и усталость, — отозвалась Кушель, перебирая влажные волосы Фран. Помедлив, она честно ответила, — Мне неприятно было видеть, как этот урод находится в тебе.

Фран сильнее вжалась в Кушель. Лёгкий аромат абрикосов с трудом пробивался сквозь тяжёлый запах мужского пота.

— Так когда это случилось? — спросила Франческа, потеревшись носом о её шею.

— Что случилось? — чуть повернула к ней голову Кушель.

— Когда в тебе появилась эта извращённая черта… когда тебе начали нравиться женщины? — в голосе Фран была лёгкая, ласковая насмешка, она явно пыталась перевести тему и сделать ситуацию полегче. Они уже подошли к черте, которую ни одна из них никогда не собиралась переступать.

— Мне не нравятся женщины, — ответила Кушель, шагнув за невидимую грань, — мне нравишься ты.

Признание, которого они обе так долго избегали, прозвучало слишком громко, хоть и сказано было шёпотом. Фран сжалась в её объятиях, будто старалась убежать от признания.

— Неужели тебя никогда не привлекали мужчины? — Франческа сделала вид, что не услышала последних слов.

В памяти на миг вспыхнули насмешливые сверкающие сталью серые глаза.

— Привлекали, но… — Кушель нахмурилась, пытаясь сформулировать мысль. — Я не вижу разницы. Мужчина, женщина… мне нужен человек рядом, а не что-то сверх этого.

— Я не тот человек, что должен быть рядом с тобой, — сказала Фран и отстранилась, Кушель не стала её удерживать. — Мне нужно идти, раз клиент ушёл… Оливер будет орать. Снова.

— Сколько у него осталось времени? — внезапно даже для самой себя спросила Кушель.

— У кого? Оливера? — подняла брови Фран, избегая её взгляда. — Если продолжит доводить Бруну, то немного.

— У Астора.

Помедлив, Фран ответила:

— Полчаса.

Кушель подалась вперёд и поцеловала Фран. Та вцепилась в неё, как утопающий в спасательный круг. Сейчас им это было нужно.

— Это не твоё время, — сорванным шёпотом сказала Фран, когда оторвалась от неё глотнуть воздуха.

— Именно поэтому я могу целовать тебя сейчас, — ответила Кушель, заметив уязвимое выражение глаз Фран, и вновь поцеловала, погружаясь в абрикосовый аромат, что перекрыл собой всю грязь сегодняшней ночи.

Кушель сидела на полу, прижавшись к Фран, что оседлала её бёдра. На кровать они не пошли бы и под дулом пистолета. Они неторопливо целовались, успокаивая что-то тоскливое и отчаянное внутри себя.

— Пора, — шепнула Фран, не делая никаких попыток отстраниться.

— Не хочу, — ответила Кушель, снова поймав желанный поцелуй.

— Если не хочешь, чтобы к нам присоединился Оливер, то придётся заканчивать, ненасытная, — усмехнулась Фран, осыпая лицо Кушель поцелуями.

Они никогда не проявляли друг к другу такую нежность. Никогда ещё не переходили черту не то что дружбы, отношений клиента и работника. Давняя ночь, проведённая вместе, не в счёт. Кушель считает, что она была не нужна Фран. Им было хорошо и так.

— Твоя нога прошла? — тихо спросила Фран, обняв Кушель за шею.

— Да, я в порядке, — Кушель погладила Фран по спине.

— Хорошо. Это хорошо, что ты в порядке.

«Да, — подумала Кушель, прикрыв глаза, — это хорошо».

---

Примечания:

Сейчас у меня в жизни очень сложный период. Я выпускаюcь из университета, иду навстречу взрослой жизни и ужасно нервничаю и переживаю. В шаге от сумасшествия.

Эта глава последнее, что я могу вам дать, прежде чем меня окончательно затянет в чёрную дыру под названием государственные экзамены и защита диплома. Следующая глава будет не раньше июля, надеюсь, вы готовы подождать.

Если вы хотите поддержать меня, то можете оставить побольше отзывов, я буду счастлива)

Также у меня есть и другие работы по атаке, буду рада, если вы их прочтёте, это тоже идёт в счёт поддержки?

Работы никак не связаны с сюжетом «Кушель».

https://ficbook.net/readfic/10208133

https://ficbook.net/readfic/10451175

Или вы можете отправить мне копеечку на вкусняшки, чтобы я не сошла с ума от нервов:

Сбер: 5336690131054969

Спасибо, что читаете эту работу. До скорой встречи)

Примечания:

Спасибо Алине Алексеевне П. за поддержку❤️

Если заметите, что где-то нет красной строки, то маякните через публичную бету, пожалуйста.

Если заметите ошибку, то также отправьте её в публичную бету, пожалуйста.

---

Кушель чувствовала напряжение. Это было странное, сложно уловимое чувство надвигающейся грозы. Ты чувствуешь её всем телом, каждой своей частицей, но не можешь не то что описать, а осознать что именно предчувствуешь.

Дело было не в провалах в памяти, их Кушель легко объясняла усталостью и погружением в сон. Кто вообще запоминает как именно засыпает?

Город казался странно притихшим, но голоса его жителей всё ещё взлетали к самому потолку и гулко отражались от стен. Кушель следила за людьми вокруг, но не могла понять, что именно изменилось.

А потом она услышала шёпот. И этот шёпот всё объяснил. Люди переговаривались между собой, чаще можно было увидеть как кто-то, испуганно оглядываясь, подслушивает у трактира или полицейского участка. Все были в состоянии напряжения, все ждали когда разорвётся невидимый снаряд, откроет свои внутренности и насытит их.

Безумие молчаливого города не коснулось только троих. Даже если бы они были не причастны, Кушель уверена, Леви оставался бы таким же невозмутимым, а вот Фарлан и Изабель возможно были бы немного напуганы.

Дети (только так их называла в мыслях Кушель, с некоторой злобой и сарказмом в интонации) вели себя как обычно и вроде бы не замечали напряжения, что сами же и породили. Кушель надоело ждать у моря погоды, она собиралась если не прижать мелких заговорщиков к стенке, то хоть максимально обезопасить окружающую обстановку. Именно поэтому она возвращалась с задания Хеймо намного раньше, чем должна была. Ей нужны союзники, а кто как не один из главных информаторов города в этом поможет?

Странности начались ещё на подходе к мастерской. С ней плечом столкнулся какой-то мужчина, похожий на облезлую крысу, бормоча что-то под нос об обнаглевшем Хеймо, что закрылся раньше и отказался принимать его даже за двойную плату.

Если что Кушель и узнала о Хеймо за все эти годы, так это то, что Хеймо не закрывается раньше. Трудоголик несчастный, даром что информатор, руками работать обожает.

Действительно, на двери была вывеска «Закрыто! Пошли вон». Гостеприимство Хеймо зашкаливало. Сама дверь была закрыта на ключ. Благо у Кушель был запасной.

За столько лет она научилась открывать и закрывать эту дверь практически бесшумно, что и сослужило ей хорошую службу сейчас. Во второй комнате мастерской, что соединялась с прихожей, где они обычно принимали клиентов, её не услышали. Только Леви успел почувствовать шорох её одежды, далёкий шум улицы, но не успел среагировать.

Кушель поражённо выдохнула, во все глаза смотря на столы в мастерской, где располагалась пропажа военной полиции. В душе вскипала злость. Её лицо оставалось непроницаемым, но, судя по еле заметному движению в сторону, Изабель испугалась её потемневших глаз.

— Если это то, что я думаю, — тихо и спокойно заговорила Кушель, плотно закрывая за собой дверь в прихожую, отстранённо радуясь, что закрыла входную дверь на ключ, — то я не буду дожидаться вашей казни, а убью сама.

— М-мисс Кушель, всё не так! — начал было Фарлан.

— Молчать, — обронила Кушель и все затихли.

Даже Леви стоял недвижимый и осторожный. На столах лежали устройства пространственного маневрирования. Три штуки, если Кушель правильно подсчитала.

— Вы стащили у военных их главное оружие, — медленно и опасно говорила Кушель, неспешно приближаясь к провинившимся детям. — За головой каждого причастного придут правительственные псы. Ради мимолётной наживы вы подвергли себя настолько серьёзной опасности? — губы Кушель двигались без её участия, жестокие слова срывались сами по себе, но она не собиралась останавливаться. — Я разочарована в каждом из вас.

Изабель испуганно всхлипнула. Она ещё не видела её такой. Фарлан побледнел, забыв сделать вдох. Леви вцепился пальцами в стол.

Глаза Кушель были жестоки и холодны. До такого состояния её довели лишь раз много лет назад Леви и Фран. Там ситуация тоже была серьёзная, но сейчас побиты все рекорды. Одно дело разбираться с тем, что твоего сына сводили в бордель как клиента, другое — чувствовать, что находишься в шаге от эшафота.

— Мы не воровали устройства и не собираемся их продавать, — стиснув зубы, ответил Леви, выдерживая её взгляд.

— А что же вы делаете в таком случае? — любой довод Леви сейчас был для Кушель пустым звуком. Страх за их жизни рождал холодную ярость, которая искала выход из ситуации.

— Мы пытались починить выкинутые на помойку устройства, но ни мы, ни Хеймо ни черта не знаем о них, — процедил Леви. Его взгляд был мрачен, тяжёл и подавляющ.

— Если вы не крали, то почему же весь город только и говорит о сделке столетия?

Помедлив, Леви побеждённо отвёл глаза:

— Потому что одно устройство нам пришлось украсть, чтобы починить другие два.

Не было никакого торжества от собственной правоты. Только страх и усталая ярость.

Изабель виновато смотрела в пол и давила всхлипы, Фарлан крепко сжал кулаки и не смотрел Кушель в глаза, как и Леви. Позади них замер Хеймо, перепачканный в масле.

— Как они втянули тебя, господин Шмидт? — Кушель никогда не забывала о приличиях и этим безумно всех пугала сейчас. Она видела это, но ничего и не могла, и не хотела с этим делать.

— Мисс Кушель, послушай, у ребят действительно есть план, я…

— Я спросила, как тебя в это втянули? — в другой ситуации Кушель бы позабавило как теряется от её тона огромный детина, но сейчас смешно не было. Совершенно.

Хеймо пробормотал что-то, покраснев под её пристальным взглядом. Всё, что смогла уловить Кушель, — награда. Мальцы пообещали ему большой куш.

Давно прошло время громких истерик и эмоций через край. Сейчас она даже не являлась до конца собой, столько лет прошло. Конечно же она не могла остаться прежней.

— Чтобы через пять минут не было ни следа устройств здесь, — сказала Кушель, не обратив внимания на горящий протестующий взгляд Леви, что вернулся к ней. — За мной следит военная полиция, и в ваших же интересах сейчас же скрыть все возможные улики. Они придут.

Кушель прошла мимо них к своему столу, села и неторопливо занялась очередной деревянной поделкой, неумолимо портя её. Отвратительное настроение ужасно влияло на её работу.

За спиной было слышно тихое позвякивание, УПМ прятали в подпол. В мастерской стояла тишина, которую разбили тяжёлые злые шаги.

— Леви, не надо! — пискнула Изабель, стараясь задержать Леви.

Леви ударил кулаком по столу Кушель с такой силой, что вещи подпрыгнули на нём, а пара катушек с нитками покатились по полу. По столешнице ползла ровная трещина. Кушель подняла пустые безразличные глаза на злое лицо сына.

Глаза Леви горели яростью. Это напоминало время, когда они с трудом находили общий язык. Хотелось так много всего сказать, но она молчала и ждала, пытаясь сдержать в себе эмоции.

— Прекрати так делать, — рыкнул Леви. — Ты можешь выслушать нас, прежде чем решать всё самостоятельно? Мы больше не дети! Мне не нужна твоя опека!

Кушель на миг почудилось, будто что-то разбилось. Потом рёбра заныли, словно по ним заехали тяжёлым сапогом, но она справилась. Она знала, что вечно заботиться о детях не получится никогда.

Даже если это стало смыслом твоего существования.

Но сейчас вопрос стоял не только заботы о детях. Сейчас на кону была безопасность их всех.

— Ну так расскажи мне, о великий лидер и полководец, что же вы тут устроили? — голос Кушель срывался в шипение, когда она старалась не кричать. Сейчас ей хотелось кричать на весь Подземный Город, потому что она не справлялась.

— Да, мы стащили одно устройство, но мы собирались вернуть его через Фило! — объяснял постепенно остывающий, но всё ещё метающий из глаз молнии Леви. — Если он вернёт устройство и поймает тех, кого мы подставим, то получит повышение. И мы сможем выбраться отсюда!

Кушель молчала. План был сомнительным, но мог бы сработать в обычных условиях, но что делать сейчас, когда Астор Кляйн вышел на неё?

После долгого молчания Кушель наконец спросила:

— Откуда остальные устройства?

— На свалке нашли.

— Господин Шмидт не смог починить их, — подал голос Фарлан и вздрогнул, когда она перевела на него взгляд, — поэтому мы одолжили «образец» у полиции. У нас даже получилось починить одно устройство!

— Зачем они вам вообще нужны? — прохрипела Кушель, прикрывая глаза и потирая переносицу. Голова болела нещадно.

— Как же зачем?.. — удивлённо воскликнула Изабель. — Чтобы летать!

— Действительно, — пробормотала Кушель, — как я могла не догадаться? Конечно же, чтобы летать.

Она сидела с закрытыми глазами и буквально чувствовала, как кипит в Леви злоба. Она тоже злилась и была уверена, что в своём праве.

Мысли никак не могли прийти к единому знаменателю. У ребят явно есть более проработанный план, ей просто сделали краткую выжимку ввиду вспышки её злости.

— Дома, — негромко сказала она, всем телом почувствовав энергичные кивки Изабель. — Поговорим дома.

Фарлан о чём-то коротко переговорил с Хеймо, пока Леви сверлил её напряжённым взглядом. Кушель неспешно вырезала узор на заготовке. Это должна была быть птица. Жаль, что теперь испорчена.

Ребята ушли, постоянно оглядываясь на неё. Кушель не обращала на них внимания. Как только дверь захлопнулась, а Хеймо что-то проворчал про чайник и ушёл, она опустила лицо в ладони и тяжело выдохнула.

Она ненавидела терять контроль. Сейчас всё неслось в бездну со скоростью поезда, слетевшего с рельс. Контроль утерян безвозвратно.

Заслышав шаги Хеймо, Кушель снова взялась за поделку, делая вид, что так и работала всё это время.

— Будете чай, мисс Кушель? — и, не дожидаясь ответа, Хеймо поставил кружку перед ней.

— Спасибо, господин Шмидт, — кивнула Кушель, с трудом отводя взгляд от полупрозрачного пара над кружкой.

Как же она устала.

* * *

Парламентёром сделали Изабель. Ребята давно поняли, что к девушке Кушель относится намного мягче, чем ко всему остальному миру. Кушель и сама с удивлением это признавала. Это не значило, что она любила мальчишек меньше, просто именно с Изабель возникало странное щемящее чувство на грани с жалостью, словно Кушель могла что-то не успеть. Иногда оно мелькало и в отношении Фарлана, но никогда Леви.

На самом деле, это был тонкий ход Кушель. Ей нужна была версия событий каждого провинившегося. Она знала, что они уже успели обсудить что и как ей скажут, но это не значило, что никто из них не проколется.

Изабель сидела сжавшись напротив неё и тараторила что-то отвлечённое. Кушель прекрасно знала, какой сейчас у неё взгляд, и не собиралась его смягчать. Каждый из троицы заслужил получить по шее за то, что учудил, а так как Кушель детей не бьёт, то приходится обходиться холодными безжизненными взглядами. Психологическое насилие тоже такой себе вариант, но Кушель никогда и не была хорошей матерью.

— Хватит, — прервала рассказ про похлёбку из ближайшей таверны Кушель. — Рассказывай.

Изабель смотрела виновато. Сердце кольнуло, захотелось на миг прекратить пытку холодом, но тут же всё прошло, стоило вспомнить уверенный взгляд капитана Кляйна. Нет времени на жалость.

— Я по городу гуляла. Месяц назад или типа того, — Изабель нервно закрутила в руках пустую чашку. — А там свалка. Я ж не дура туда лезть, но там появился Брэд. Я и прыгнула туда, чтобы не попасться ему. А там два сломанных устройства. Точнее полицейские, что их выкидывали. Я запомнила, где они их оставили, а потом привела туда Леви и Фарлана. Подумала, что можем подзаработать на запчастях. А Леви как увидел, так и решил, что мы их починим. Кто же откажется от полётов?

— Как вы их пронесли через весь город?

— Фарлан и Леви в плащи завернулись и их завернули, — промямлила Изабель. — Меня с собой не взяли, сказали, чтобы дома сидела…

— Как информация об устройствах просочилась? — продолжила Кушель.

— Не знаю? — предположила Изабель.

— Неправильный ответ.

— Фарлан вроде столкнулся с кем-то… его не узнали, а вот устройство заметить могли, — помедлив, предположила Изабель. — В него врезались сильно, он жаловался, что плечо болит.

Кушель прикрыла глаза, задумавшись. Дело было плохо.

— Пригласи Фарлана, — негромко сказала она, слушая как проехались ножки стула по полу, как чуть слышно поскрипывают доски под лёгкими шагами Изабель.

Вскоре она услышала приглушённый дверью в мужскую спальню шёпот Изабель. Тяжёлые шаги, тихий скрип стула. Кушель поглядела на Фарлана сквозь ресницы.

Фарлан выглядел упрямым, виноватым и решительным. Всё смешалось в нём, и Кушель почувствовала ещё большую усталость, чем была прежде.

— Говори, — сказала она.

— Что вы хотите услышать? — обречённо вздохнул Фарлан, стискивая переплетённые между собой пальцы.

— Сам реши, что ты готов мне рассказать, — и закрыла глаза.

Фарлан молчал, нервно постукивал пальцами по своему колену, а потом с резким вздохом начал:

— План прост. Если коротко, мы чиним два устройства и оставляем у себя до лучших времён. Одно устройство мы подкидываем Брэду или ещё кому из его шайки, затем Фило выводит полицейских на их след и получает повышение. Так мы сможем через него получить пропуски. Намного быстрее, чем копить деньги.

— Погибнут люди, которых вы решили подставить, — заметила Кушель, по-прежнему держа глаза закрытыми. Темнота была сейчас несколько роднее и давала иллюзию спокойствия.

— Это… не так важно, — осторожно ответил Фарлан.

Кушель нахмурила брови. Вот и всё. Убийца вырастила детей, что не ценят жизнь. Отвратительно. Она отвратительна.

— Думаешь?

— Брэд не тот человек, по которому станут горевать, — немного нервно фыркнул Фарлан.

— Но ты не можешь этого знать точно.

Повисла тишина. Было слышно взволнованное дыхание Изабель, подслушивающей под дверью, ровные мысли Фарлана.

— В случае ошибки погибнем мы все, — поставила точку в их разговоре Кушель, — поэтому лучше бы вам продумать всё, как можно лучше.

Некоторое время Фарлан не двигался, потом неуверенно встал и ушёл.

Кушель не зовёт Леви, он приходит сам. Она слышит его упрямый шаг.

На самом деле Кушель хотела бы, чтобы Леви не приходил. Оставил между ними обиженное гневное молчание. Злиться было легче, чем принимать его точку зрения, их план.

Она перестала справляться и готова была самолично загрызть ту Кушель, что решила, что невмешательство — лучшая политика в отношении подростков. Возможно, это всё обойдётся им слишком дорого. Она не готова платить цену, что им предъявят.

Леви сидел напротив и сверлил её мрачным взглядом. Она держала глаза закрытыми и упрямо отказывалась принимать молчаливую битву.

Ей хотелось вновь очутиться в том далёком дне, когда она нашла время отдохнуть от работы, когда сидела на кровати, прислонившись к стене спиной, гладила свернувшегося клубочком на её коленях сына и вслушивалась в его дыхание.

Как же это было просто тогда! По одному дыханию она чётко отслеживала момент засыпания, вслушивалась в его сон. Сейчас по дыханию она понимала негодование и обиду Леви. Ей действительно хотелось вернуться в тот далёкий день, когда сын был маленьким и его безопасность зависела только от неё одной. Сейчас он был волен сам выбирать, что делать со своей жизнью.

— Ты вырос, — тихо сказала она и по изменившемуся дыханию Леви поняла, что удивила его. — Я забываю о том, что теперь ты сам решаешь как жить. Забываю, что однажды наши пути разойдутся. Боюсь, что никогда не буду готова отпустить тебя. Попасть на поверхность всегда было моей мечтой, что я зачем-то вложила тебе в голову, но сейчас… сейчас мне кажется, что если мы выйдем наверх, то я потеряю тебя в процессе. Или уже после. Даже не знаю, что из этого хуже.

— Я не оставлю тебя, — весомо сказал Леви, заставив её открыть глаза. — Я не оставлю семью.

В глазах Кушель это были пустые обещания ещё невыросшего мальчишки, но взгляд Леви уничтожал любые сомнения. Кому верить в этом мире, если не сыну?

На миг ей показалось, что лицо у Леви деформировано, оно постарело, длинный уродливый шрам разрезал ему кожу от лба до подбородка. И взгляд у этого Леви был полуслепым, уставшим от бесконечной боли. Когда она моргнула, Леви снова был молодым, скорым на расправу и горячим на поступки.

— Я боюсь, что с этим ты не справишься, — признала она.

— Думаешь, я не в состоянии защитить нас? — взгляд Леви был мрачным, тяжёлым.

— Думаю, я не в состоянии защитить вас, — устало ответила она.

Леви стал ещё мрачнее. Кушель снова закрыла глаза. На сына смотреть было физически тяжело. Гнев ушёл, оставив лишь чувство опустошения.

Послышался скрип отодвигаемого стула, уверенные шаги. Тяжёлые тёплые ладони опустились ей на плечи и крепко сжались. От Леви ощущалась поддержка. Он не понимал её до конца, но знал насколько глубок страх, что сидит в ней.

— Мы не справимся без тебя, — признал он, и она открыла глаза всматриваясь в родной серый. — Ты можешь намного больше, чем думаешь, поэтому будь на нашей стороне. Этого достаточно. Не пытайся тянуть всё одна. Позволь нам всем быть семьёй, что справляется с проблемами вместе.

Кушель молчала. Глаза Леви напоминали о небе. Они смотрели друг на друга и понимали.

— Цена ошибки может быть слишком высока, — одними губами прошептала она, зная, что сын её слышит.

— Ошибок не будет, — пообещал Леви.

И Кушель… поверила.

* * *

Теперь и Кушель оказалась втянута в безумный план своих детей. Изабель ходила за ней хвостиком и жалобно заглядывала в глаза. Кушель вздыхала, трепала её по коротким волосам и мысленно просила прощения за ту психологическую пытку, что устроила ранее. Изабель была слишком ласковой девочкой для подобного.

Вместо сказок по вечерам они теперь сидели и перерабатывали план. Изабель очень громко возмущалась на этот счёт. Истории слушать она любила больше.

Хеймо в план не посвящали. Его задача состояла лишь в починке устройств. Кушель честно не парилась бы с этим, но дети хотели летать. Их желание ей казалось чрезвычайно важным.

Медленно, но верно они стали распространять слухи о том, у кого находится украденное устройство. Сначала это просто шёпот, что передают друг другу бродяги, но потом это всё дойдёт до полицейских. В решающий момент Фило сыграет свою роль и каждый получит то, что так желает.

Они ввязались в настолько опасную авантюру, что Кушель потеряла сон. Лежала в темноте, слушала сонное бормотание Изабель и смотрела на чистый потолок.

На сердце было неспокойно. Вероятно, это просто волнение, но это знание совершенно не успокаивало.

— Что ты задумала? — поймала её за подбородок Фран и не дала отвести взгляд. — Ты сама не своя.

— Всё в порядке, — дёрнула головой Кушель, но твёрдые пальцы лишь крепче впились в её кожу.

— Ты навещаешь меня в лучшем случае два раза в месяц. Это уже третий. Я конечно рада тебя видеть... — и быстро добавила, будто боялась, что её не так поймут. — Я имею ввиду, ты всегда хорошо платишь, но серьёзно, Кушель, какого чёрта?

Кушель замялась. Фран всегда честно говорила, что не хочет знать ни о каких авантюрах и криминале. Кушель знала, что Фран сама себе не принадлежит. Проститутки тоже продавали информацию. Кушель иногда замечала, как сказанное вскользь при встречах с Фран иногда начинает ходить по городу. Она не обижалась, но нужно было быть осмотрительнее.

— Если бы я позвала тебя на поверхность, ты бы пошла со мной? — Кушель дала жизнь надежде и не собиралась жалеть об этом.

Брови Фран изогнулись, выражение её лица стало уязвимым и почти что испуганным. Сердце Кушель кольнуло болью. Не стоило испытывать их хрупкие отношения, Фран давно дала ей понять, что хода нет, хотя сама каждый раз поддавалась. И не понятно чувствам или Кушель.

Рука Фран соскользнула с её подбородка и как-то неуверенно опустилась сначала на плечо, скрытое тканью рубашки, потом бледная ладонь несколько робко обхватила тонкие пальцы Кушель.

Кушель нахмурилась. Фран будто… жалела её.

— Я не принадлежу себе, ты же знаешь, — голос Фран не был ласков, но был так сладостно мягок, что Кушель забыла все те года, когда пыталась остановить чувства, расцветающие от каждого острого взгляда Фран. — Это невозможно.

— А если бы я выкупила тебя? — необдуманно спросила Кушель и поморщилась от боли, когда Фран впилась ногтями в её ладонь.

— Не смей, — шипела она, зло сверкая чёрными глазами. — Даже если я принадлежу борделю, я всё ещё своя. Никто не будет мной владеть!

— Сейчас тобой владеет Оливер, — заметила Кушель, аккуратно отцепляя пальцы Фран от себя. — Собой ты не владела с момента попадания сюда.

— Замолчи, — выплюнула Фран и отошла к столу.

Кушель смотрела на гордую спину Фран и понимала, что разговора не получится. Лучше не трогать подругу в таком состоянии.

— Пошли мне весточку, если Астор Кляйн снова объявится здесь, — попросила Кушель, поднимаясь с места и подходя к двери.

Спиной она ощутила уязвленный взгляд Фран, но не нашла в себе сил обернуться.

— Хорошо, — глухим голосом ответила Фран, когда Кушель уже закрывала за собой дверь.

Было чувство, что она только что совершила ошибку.

* * *

Кушель не посвящали в договор с Хеймо. Она знала, что тот закончил с одним устройством, которое сразу приватизировали себе Леви, Фарлан и Изабель и куда-то утащили.

Её задача была ждать. Чего она ждёт, не знала даже она сама.

В один из дней ожидание принесло плоды.

— Мисс Кушель, скорее собирайтесь! — Изабель возбуждённо прыгала вокруг Кушель.

— Да я одета, — растерянно подняла брови Кушель.

Изабель окинула её оценивающим взглядом и радостно кивнула, одобряя повседневные штаны и рубашку Кушель. Девушка накинула ей на плечи тёмную ткань плаща, поправила свой и чужой капюшоны и потащила сквозь ночь Подземного Города.

— Все тайны происходят ночью, — заговорщески подмигнула Изабель. — Мы как Гарри Поттер!

Кушель неуверенно усмехнулась. Почему-то такие слова из уст Изабель звучали как-то инородно, словно Изабель не может знать ничего о Гарри Поттере. Хотя Кушель точно рассказывала ей волшебные истории, когда выхаживала девушку после продолжительного голода. Может быть Кушель должна была подбирать более обезличенные истории для своих детей?

Изабель вела её по улицам просыпающегося города. Из своих лачуг вылезал всякий сброд, в котором легко можно было затеряться. Двое мужчин следовали за ними по пятам уже третью улицу.

— За нами следят, — недовольно повела плечом Кушель, под выразительно скривившийся рот Изабель.

— Нужно сбросить их с хвоста, — фыркнула Изабель и нырнула в переулок, выбила ногой окошко в подвал и пролезла внутрь, протянув руку Кушель. — Давайте руку, матушка, здесь темно. Сюда.

В тёмном помещении громко храпела гора тряпок у стены. Изабель бросила одну монету рядом. Из тряпок показалась грязная рука, что быстро утянула плату в свои недра. Храп стал в разы громче.

Изабель потянула за собой Кушель. Они поднялись по скрипучей деревянной лестнице наверх. В скудно обставленной комнате тускло горела лампа, сидела женщина с уставшими веками и потухшим взглядом. Изабель дружелюбно махнула ей рукой, и женщина поднялась, чтобы отпереть им дверь на второй этаж.

Наверху Изабель оставила ещё одну монету старику с цепким взглядом. Кивком он указал на окно и отвернулся от них.

Пришлось прыгать в слепые окна соседнего дома. Сначала пошла Изабель. В этом чувствовалась её неловкая забота.

Кушель бесстрашно оттолкнулась от подоконника и на миг почувствовала знакомую невесомость всем своим телом. Через мгновение она приземлилась в тёмной пустой заброшенной комнате. Изабель ободряюще ей улыбнулась и повела дальше.

Слежка больше не чувствовалась, но продвигались они всё равно осторожно. В одном из домов сменили тёмные плащи на тон светлее. Кушель не задавала вопросов, она и похлеще в своё время сбивала ищеек со следа.

Вскоре люди перестали им встречаться. Изабель и Кушель вышли за жилой район города. Дальше только далёкое пустое пространство до каменных стен.

— Уже недалеко, мисс Кушель! — широко улыбалась Изабель, чуть ли не подпрыгивая при каждом шаге.

Кушель кивнула, внимательно осматриваясь. До самих стен было недалеко, когда Изабель внезапно завернула в сторону и исчезла. Кушель шагнула за ней.

Одна из стен была расколота. Визуально выглядела полностью цельной, без единого прохода, но стоило повернуть как открывался достаточно широкий для взрослого человека проход.

Расщелина явно образовалась давно и неестественным путём. Это было видно по обрушениям стен.

Изабель ускакала далеко вперёд, Кушель неторопливо шла за ней.

Впереди слабо виднелось свободное пространство. Возможно осталось после череды взрывов много лет назад. Так появился и сам проход.

Это было похоже на каменистую долину. Пространство было достаточно большое. Тут стояла небольшая палатка на скале, на которую с помощью Фарлана забиралась Изабель, светильники в стекле, ящики, накрытые как стол.

Громкий свист воздуха. Кушель подняла глаза и увидела летающего под потолком Леви. Он словно родился для полётов.

Визг вылетающих тросов гулко гулял под потолком. Каждый поворот Леви, каждый его вираж, каждый кувырок заставляли её сердце замирать от восторга. Она словно смотрела на своего давно забытого, но всё ещё безумно любимого кумира. А может так смотрит любящая мать на сына, что делает нечто опасное, но великолепное?

— Леви-и-и-и! — прокричала Изабель со смехом, когда Кушель в забытии поднялась к ним на скалу.

— Спускайся! — махнул рукой Фарлан, и Леви легко опустился перед ними.

Леви смотрел ей в глаза твёрдо, без вызова, но Кушель всё равно чувствовала, что он хочет её одобрения. Оно ему особо не нужно, но Леви всё ещё оставался её сыном.

— Прекрасно летаешь, — искренне сказала она и увидела тепло в глубине глаз сына.

Он протянул ей руку ладонью вверх. Кушель неосознанно оглянулась. Изабель подпрыгивала на месте, глаза её горели нетерпением и весельем, Фарлан насмешливо смотрел на Кушель и Леви и лишь кивнул на взгляд в свою сторону. И как понимать его кивок?

Кушель неуверенно вложила свою руку в ладонь сына, ощутила его крепкую, но осторожную хватку. Леви положил её руки себе на шею и приказал держаться.

Не дожидаясь, когда она исполнит приказание, Леви сорвался с места. Кушель крепко обнимала его за шею, чувствовала сильную руку на своей талии, свист рассекаемого воздуха в ушах. Ощущение свободы затопило всё её существо и она рассмеялась так громко, как не смеялась никогда в этом мире.

Её смех отражался от стен, ему вторили веселье Изабель и подбадривающие крики Фарлана. Леви остановился у стены, чтобы покрепче её перехватить. Кушель приблизилась к его уху и прошептала:

— Это того стоило.

Ни извинений, ни раскаяния, но Леви понял, что она имела ввиду. Его улыбка была редким явлением на вечно серьёзном лице, но, когда она появлялась, Кушель чувствовала себя самой счастливой на свете.

— Я хочу тебе кое-что показать.

Кушель кивнула и покрепче прижалась к сыну. Она не боялась упасть, но иррационально хотелось оправдать мгновения нежности в душе. Кушель знала, что Леви её не уронит.

Они поднялись под самый потолок. Кушель хотела спросить, что такого хотел показать ей Леви, как почувствовала что-то знакомое, но давно забытое в удушающей духоте Подземного Города. Ей в лицо подул слабый свежий ночной ветерок.

Кушель судорожно выдохнула, подняла голову и увидела трещину в потолке, откуда свисали корешки каких-то растений. Видимо, она образовалась во время взрывов одиннадцатилетней давности. Потолок выдержал, но дал небольшой ход свободе.

Сквозь толщу земли она смогла разглядеть темноту ночи. Настоящей ночи, а не подделки Подземного Города.

Она впитывала в себя свежий аромат влажной земли и ночного воздуха, что случайно попал сюда. Снова хотелось жить. Сейчас Кушель осознала их цель как никогда чётко. Им нужно выбраться на поверхность.

В Подземном Городе она умудрилась забыть о настоящем воздухе, о чистом небе над головой. Она лишь рассказывала сказки, забыв, что нужно верить в них самой. Леви сделал намного больше, чем просто подарил ей полёт. Леви вернул ей её саму. Ту самую Кушель, которую она успела забыть за одиннадцать лет жизни под землёй. Сейчас она была готова на любую авантюру. Сейчас она верила, что у них всё получится.

— Скоро мы увидим небо, — пообещал Леви, опуская их на землю.

Кушель улыбнулась, глядя на гордого сына, сияющую Изабель и довольного Фарлана. Они тоже почувствовали изменения в ней.

— Научите меня летать, — глаза Кушель горели свободой.

---

Примечания:

В перерывах между подготовкой и редактированием диплома я писала главу потихоньку. Оглянуться не успела, а она случайно написалась. Госы и защита будут в течение двух недель, поэтому медленно, но верно меня начинает потряхивать паникой, что вылилось в главу хд

Помимо учебных проблем, которые решатся буквально за месяц, есть проблемы в виде переезда. Если кто-то может и (главное!) хочет помочь копеечкой, чтобы я могла нормально обустроиться на новом месте, то буду бесконечно благодарна.

Поддержать меня вы всё ещё можете отзывами или чтением других моих работ.

Буду рада поддержке:

Сбер: 5336690131054969

Во сне Кушель стала видеть небо. Оно всегда было разным. От сине-голубого и алого перехватывало дыхание восторгом, а от чёрного отчего-то сдавливало грудь в немом отчаянии.

Леви научил её летать. На самом деле он учил её многому с самого дня знакомства. Не бояться, идти и не отступать, верности. Львиное сердце в груди Леви вдохновляло Кушель стараться быть такой же, быть той, на кого можно положиться.

Сейчас она вспоминала о многих вещах, что успела позабыть за одиннадцать лет под землёй.

— Ты слишком довольная сегодня, — подозрительно прищурилась Фран.

— Я увиделась с тобой, разве это не повод для радости? — легко улыбнулась Кушель.

Фран оказалась так близко, что кончики их носов соприкоснулись. Она вглядывалась в неё чёрными, как бездна, глазами, а Кушель медленно пьянела от её близости.

Стоило разрешить себе наслаждаться жизнью, как все чувства в груди расцвели новыми красками. Кушель подумала, что может дать себе шанс быть счастливой. Счастливой её делали Фран, семья и стремление к свободе.

— Вроде зрачки в норме, — иронично заметила Фран, — значит наркотой не ширяешься. И только попробуй сказать что-то в духе: «ты мой наркотик». Я эти подкаты слышу от каждого третьего клиента, что обещает на мне жениться. Не скатывайся до их уровня.

— Как скажешь, — усмехнулась Кушель, вытягиваясь во весь рост на жёсткой кровати.

— Так что всё-таки случилось с твоим настроением? — легла рядом Фран, удобно устраивая голову у неё на груди.

— Просто внезапно стало легче дышать, — призналась Кушель.

— Здесь-то? — Кушель не видела, но знала, что светлые брови Фран насмешливо изогнулись.

— Не вредничай, — фыркнула Кушель в её макушку, вдыхая свежий аромат абрикосов.

Долго лежали молча. Кушель чувствовала чуть ускоренное сердцебиение Фран, перебирала её волосы и думала обо всём и ни о чём. Фран водила тонкими пальцами по её животу, скрытому тканью рубашки, скользнула по её ладони и замерла, торопливо убирая руку. Наткнулась на царапины, что оставила не так давно.

— Тебе же можно выходить отсюда? — отвлекая от ненужных мыслей, спросила Кушель.

— А кто мне запретит? — Фран бы задрала гордо нос, но она пригрелась и явно ленилась шевелиться. — С выездом дороже, кстати.

— Думаю, потяну, — поцеловала её в макушку Кушель.

— Куда ты хочешь? — Фран приподнялась, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Просто хочу погулять с тобой, — просто ответила Кушель.

Подозрительно прищуренные глаза Франчески были ей ответом.

Сердце Кушель было наполнено воодушевлением. Она даже мечтать не смела позвать Фран на свидание. Ни разу за все эти года. А сейчас у них был шанс.

— Знаешь, — медленно и несколько отстранённо начала Фран, — я сама себе не принадлежу. Если ты хочешь позвать меня куда-то, то стоит мне сказать об этом, а не покупать и тащить непонятно куда.

— Ты сама сказала, что с выездом дороже. Я подумала, что ты сразу провела грань, — Кушель бы пожала плечами, да Фран снова легла на неё.

— Я не хочу граней между нами, — пробормотала Фран и, прежде чем Кушель ответила, сообщила. — Время закончилось.

Тяжело вздохнув, Кушель поднялась, как только Фран скатилась с неё. Собираться особо не нужно было, только обуться. Уже на выходе из комнаты Кушель, перебарывая какое-то ломкое и хрупкое смущение спросила:

— Хочешь сходить со мной на свидание?

Возможно, ей только показалось, но сама для себя она звучала жалко. Неуверенность читалась в каждом слове, звуке, движении.

Фран подошла так близко к ней, что Кушель пришлось вспоминать как заново дышать, настолько велико было её волнение. Чёрные глаза матово сияли довольством, это пьянило намного лучше любого виски.

— Хочу, — сказала Фран, голосом человека всё для себя решившего. — Вечер четверга. Я улизну через чёрный выход. Тебе удобно это время?

— Буду ждать тебя там, — пообещала Кушель, тут же ощутив сладкое прикосновение губ Фран к своей щеке.

Вены защекотали розовые пузырьки. Сердце потяжелело, хоть и билось всё также ровно. Всё звучало и чувствовалось не так, как раньше.

— Иди, — подтолкнула её Фран, — твоё время давно закончилось.

* * *

Свет Подземного Города казался ласковым и тёплым. Тусклое золото свечей вселяло в Кушель веселье и надежду. Она сама признавала, что была пьяна любовью и свободой, как только почувствовала, что может управлять своим телом на высоте.

Изабель и Фарлан рассекали пространство своими виражами. Кушель с лёгкой грустью думала о том времени, когда они продадут устройства на поверхности.

Встречаться с Фило было опасно, особенно, когда её пасли люди Астора Кляйна. Поэтому переговоры с ним взял на себя Фарлан. Вместе они доработали план в отношении действий самого Фило.

Кушель хоть и была на подъёме, но всё равно чувствовала раздражение из-за нежелательного хвоста. Теперь выполнение каждого поручения Хеймо начиналось с того, что она сбивала преследователей со следа. Первые пару дней это было неплохой тренировкой, а потом стало действовать на нервы.

— Господин Шмидт, могу я быть свободна на сегодня? — на недоумённый взгляд Хеймо она пояснила, раздражённо дёрнув плечом, будто отмахивалась от надоедливый мухи. — Хочу решить проблему с хвостами.

— Будьте осторожны, мисс Кушель, — глухим голосом сказал Хеймо, обеспокоенно оглядывая её. — Вам нужна помощь? — и весьма красноречиво переместился поближе к огромному кузнечному молоту.

— Не стоит, я справлюсь, — еле заметно улыбнулась Кушель. — До завтра.

Стоило оказаться на улице, как несколько взглядов впились в неё, как жала растревоженных ос. Преследователей не было видно, но Кушель прекрасно знала, где засел каждый из них.

Она неспешно пошла по улицам, даже не собираясь сбрасывать со следа полицейских. В этот раз это она действовала им на нервы.

Кушель гуляла без малого пять часов. Всем было ясно, что ходит она без цели. А когда один из преследователей почти беззвучно чихнул, она, как воспитанная женщина, пожелала ему здоровья, чем чуть не довела до инфаркта.

Она чувствовала на себе раздражённые, почти обиженные взгляды и смеялась внутри. Детский сад на выгуле.

Что бы там не думали её неудачливые преследователи, но цель у её прогулки была. Даже не одна, а две.

Во-первых, она искала старуху с яблоками. Была в Подземном Городе одна торговка, которая иногда доставала по своим каналам самые настоящие зелёные ароматные яблоки, а потом продавала по таким грабительским ценам, что покупали их только полицейские после получаса угроз и шантажа.

Во-вторых, она собиралась навестить старого друга. Он уж распугает всех преследователей одним своим хмурым видом.

Старуха всегда появлялась неожиданно в абсолютно разных частях города, но на пути патрулирования редких полицейских. Сегодня явно был не тот день, поэтому Кушель просто гуляла, высматривая старческую фигуру полумифической старухи.

Сменялись дома и лица, пока Кушель не остановилась перед ничем не примечательной дверью. Коротко постучавшись, она потянула за ручку и столкнулась с выходящей темноволосой смуглой женщиной.

Не узнать Бруну было невозможно. Каждый житель Подземного Города был болезненно бледен, но только не Бруна. Смуглая, кареглазая, черноволосая. Она была дьявольски красива и властна. Только она могла выбрать клиента, никак наоборот. Она держала в узде весь бордель, хоть формально и сама там работала.

— Олимпия, — холодно приветствовала её Бруна.

— Кушель, — также холодно поправила её Кушель.

Этот спор длился уже несколько лет. Бруна упрямо звала её по псевдониму прошлой Кушель, чем ужасно раздражала. Их вражда обычно выражалась только в таком приветствии. Разговаривали они редко. Кушель даже не была уверена, разговаривали ли они вообще.

Бруна прошла мимо, эффектно откинув тяжёлые кудри за спину. Кушель не обратила на неё больше ни капли внимания.

Кушель прошла в дом, оставив преследователей за дверью. Сюда они зайти не решатся.

— Гоззо! — позвала она, оповещая, что пришла.

Гоззо было уже лет семьдесят. Он любил курить самодельные сигареты, пить дешёвое пойло Подземного Города и ворчать. В его комнате стояла сероватая дымка, которую он с наслаждением пропускал через себя.

Кушель поморщилась от резкого сигаретного запаха. Хотелось раскрыть окна, чтобы свежий ветер ворвался в аккуратно обставленную комнату, но где найти ветер под землёй?

— Явилась, — ворчливо заметил Гоззо, смотря на неё поверх очков, — и ни капли не изменилась. Снова пришла воровать лекарства?

Гоззо каждую новую встречу начинал с этих слов. Всё не мог простить ей кражу шприцов да жаропонижающего.

— Одиннадцать лет прошло, побойся бога, Гоззо, — закатила глаза Кушель, привычно устраиваясь на кушетке.

— Одиннадцать лет и полтора месяца, как меня попёрли из полиции из-за недостачи, — фыркнул он. — Не могла пораньше прийти? После пожара в каждый отчёт вчитывались, и ты, моя дорогая, это знаешь. Я здесь застрял по твоей вине.

А ещё Гоззо любил делать вид, что обижен. Ему доставляло удовольствие наблюдать за извиняющимися людьми. Кушель потребовался год, чтобы это понять.

— Не то чтобы ты был недоволен своим нынешним положением, — спокойно парировала Кушель, откидываясь на твёрдую спинку кушетки

Гоззо усмехнулся в седые усы и тяжело поднялся.

На столе у него царил идеальный порядок. Это место было святая святых в комнате. Никому не дозволялось даже смотреть в его сторону. Были у Гоззо свои заскоки, которые прощались его профессионализму.

— Ну-ка, посмотрим, — Гоззо подошёл к Кушель с линейкой.

Гоззо единственный знал, что с ней что-то не так.

Намётанный взгляд Гоззо много лет назад заметил, что она не меняется. В какой-то степени Кушель была его объектом исследования. Гоззо не скрывал своего научного интереса и готов был делиться догадками, а она… она не хотела оставить Леви сиротой из-за внезапно остановившегося ненормального сердца.

— Поздравляю! — язвительно провозгласил Гоззо, выпуская пряди её волос из рук. — Твои волосы наконец-то отросли на полтора сантиметра. За последние… сколько там? Десять лет? Двадцать?

— Не начинай, — поморщилась Кушель. — Может это их естественное состояние.

Взгляд Гоззо был очень выразителен и ясно показывал, как он относится к естественному состоянию её волос.

— Ты кошку завела?

— Нет. С чего это ты вдруг?.. — Кушель охнула, когда он резким движением поднял её ладонь к глазам. — Поаккуратнее, можно?

— Снова будет месяц заживать… — фыркнул Гоззо. — Скажи своему любовнику, чтобы прекратил распускать руки. Мне не нужно, чтобы ты откинулась до моего приёма.

— Это просто царапины, успокойся уже, — она закатила глаза и, замявшись, признала. — Я не чувствую себя плохо, мне тепло.

Гоззо окинул её проницательным взглядом. Несмотря ни на что, он был её другом. Они не доверяли друг другу полностью (в Подземном Городе доверие — недопустимая роскошь), но беспокоились о благополучии друг друга. Гоззо помогал с ранами всей её семье, а она доставляла ему контрабанду в обход основных торговых точек чёрного рынка да делилась информацией о конкурентах.

— Ногти в порядке, но будь осторожна, не сломай, — осматривая её ладони, сказал Гоззо, Кушель терпеливо ждала продолжения. — Я наблюдаю за тобой много лет, Кушель, — Гоззо отпустил её руки, снял очки, чтобы протереть их краем коричневого жилета, взгляда от её глаз не отводил, — и единственное, что в тебе настолько же неизменно, как и твоё тело, так это твоё отношение к себе. Признаю, сейчас ты меня удивила. Ты часто жаловалась на холод, хоть кровообращение, даже замедленное, было в пределах нормы.

— Ты мог просто сказать, что рад за меня, — усмехнулась Кушель.

— Я рад, — согласился Гоззо. — Поделишься своей радостью?

— Это уж вряд ли, — весело фыркнула Кушель. — Я пришла предложить тебе работу.

Глаза старика мгновенно заледенели. Сам он подобрался, словно готов был вступить в бой. Кушель нахмурилась, Гоззо никогда раньше так не реагировал.

— Я больше не работаю с полицией, — едко сказал он и буквально выплюнул её имя, — Кушель.

— А причём здесь полиция? — спросила спину отвернувшегося к столу старика Кушель.

— Тебя разве не нанял этот мальчишка, Кляйн?

— Попытался, но я не согласилась с ним работать, — удивлённая осведомлённостью старика ответила Кушель.

— Он всем растрезвонил, что ты согласилась работать на него, — Гоззо кинул на неё взгляд поверх очков.

— Пусть тогда платит мне за все эти якобы рабочие часы, — зло оскалилась Кушель.

Гоззо вернулся к ней со стетоскопом в руках. Каждый раз, как Кушель видела рабочие инструменты Гоззо, так ощущала будто попала в музей. Они не были старыми, старик заботился о них так, как заботился бы о молодой любовнице, но сама конструкция для Кушель была словно из иного времени.

Гоззо слушал её сердце долго. Это всегда было долго, он всё надеялся поймать аномалию в ровном неторопливом биении. Пока аномалией было именно спокойствие её сердечного ритма.

— Как ты спишь? — хмуро спросил он, по очереди оттягивая её веки, чтобы осмотреть глазные яблоки.

— Неплохо.

— Точнее.

Кушель бы закатила глаза, да из такого положения это выглядело бы странно.

— Иногда кошмары, иногда темнота. Сплю достаточно, чтобы прожить ещё один день.

Гоззо указывал жестами куда смотреть да бормотал что-то себе под нос каждый раз, как она исполняла указание. Его пальцы были шершавыми и тёплыми.

— Какую работу ты хотела предложить? — наконец спросил он, отходя от неё к запертым ящичкам у стены.

— Что ты думаешь насчёт изготовления протезов? — поднялась Кушель, сладко потягиваясь.

— Дорого на изготовление, в этом месте совершенно не окупится, — фыркнул Гоззо.

— Ну-у-у… — потянула Кушель. — Это может оставить у тебя в должниках господина Шмидта.

Гоззо прищурился на неё, продолжая неторопливо перебирать бутылёчки с травами и лекарствами:

— В жизни не поверю, что этот упрямец попросил моей помощи.

— Это моя инициатива, он не знает, — просто пожала плечами Кушель.

Гоззо довольно усмехнулся, но кивнул.

— Чем его деревяшка тебе не угодила?

— Малоподвижная, передвигаться ему неудобно.

— Зайди через пару дней, заберёшь чертежи. Попробуем что-нибудь придумать.

— Договорились. Сказать ему, кто помогает?

— Пусть будет сюрпризом, — неприятно ухмыльнулся Гоззо, Кушель порадовалась, что не является его врагом. — Вот. Будешь пить это три раза в день.

— Что это? — принимая бумажный пакет, традиционно поинтересовалась Кушель.

— Витамины. Чай завари, — и вредно добавил, — но ты и так это знаешь, его же украла однажды.

— Господи… да забудь ты уже об этом…

* * *

— А можно мне тоже, мисс Кушель? — Изабель заинтересованно заглянула Кушель через плечо.

— Это только для мамы, — начал было Леви, но Кушель достала ещё две кружки и разлила чай на всех. — Ты должна бороться за своё здоровье, а не против него.

— Я здорова, когда вся моя семья счастлива, — Кушель поставила кружку перед сыном и легко щёлкнула его по носу. — Не вредничай, не обеднею. К тому же, Гоззо ещё подкинет, если что.

— Спасибо, мамуль, — довольно прихлёбывала чай Изабель.

Любовь Изабель к ягодам была неземной. Настоящей ягоды она никогда не пробовала, но в чае от Гоззо искренне полюбила её вкус и аромат. Старик как-то доставал хорошие травы в обход Кушель. Ей-то приходилось перевернуть весь подпольный мир Подземного Города, чтобы достать хотя бы чай с мелиссой.

Обычно всё лекарственное, что давал Кушель Гоззо, никто не трогал, но однажды Изабель не удержалась и попросила попробовать чай с засушенной ягодой. Кушель помнит, как удивлённо распахнулись огромные глаза на худом измученном голодом лице. Это была любовь с первого глотка.

— У него тоже ресурсы не бесконечные, — проворчал Леви, но кружку принял. — Что там говорит Хеймо?

— Всё готово, — отозвалась Кушель, — просит прийти кого-то из вас, чтобы он объяснил как ухаживать за ними.

Громко отворилась дверь, усталый Фарлан кивнул им всем и ушёл в комнату. Кушель, вздохнув, поднялась разогревать обед.

Фарлан работал очень много. Он пытался быть везде и всюду, чтобы контролировать поток слухов и домыслов, но это уже было невозможно.

Леви сразу пошёл к другу, Изабель уткнулась в кружку. Кушель искоса глянула на неё и промолчала.

Изабель — девушка-действие, девушка-огонь. Она с трудом понимала как работают слухи и правильно преподнесённая информация. Гораздо легче она воспринимала передачу контрабандного товара из рук в руки обходными путями, тут её фантазия работала на полную.

Леви, Фарлан и Изабель давно разделили обязанности по своим сильным сторонам, но Изабель всё ещё болезненно воспринимала то, что где-то она помочь не в силах. Однажды она призналась Кушель, что внутри неё сидит страх, что её посчитают бесполезной и избавятся.

— Заваришь Фарлану чая? — поинтересовалась Кушель, и Изабель тут же подскочила с места.

Во время позднего обеда Фарлан выглядел уже живее. Он негромко делился подробностями о том, до чего дошли информаторы Подземного Города насчёт кражи у полиции.

— Брэд сам начал говорить, что товар у него.

— Зачем? — комично округлила глаза Изабель.

— Пытается так клиентов привлечь, — презрительно фыркнул Леви.

Фарлан кивнул:

— Полиция хоть и не сообщила официально о том, что у них украли, но каждый поддерживает свою догадку. Брэд решил, что будет самым быстрым и неуловимым контрабандистом с УПМ.

— Его так полиция быстрее повяжет, чем Фило, — смешливо сморщила нос Изабель.

— Идиот, — заключил Леви под короткий смешок Кушель.

— Даже подставлять его не пришлось, — покачала головой Кушель. — Фарлан, давай помою.

— Не стоит, мисс Кушель, я сам, — поспешно замотал головой Фарлан, вцепляясь в тарелку так, будто её сейчас силой будут отнимать.

Кушель закатила глаза. Снова её оберегают от всего на свете.

— Лучше бы вы так нервы мои берегли.

— А почему бы нам устройства не продать? — внезапно спросила Изабель, и все замерли. — Судя по всему за них можно много выручить. Не только пропуска на поверхность, но и безбедная жизнь там!

— Изабель, не теряй голову, — строго сказал Леви, он продолжал что-то говорить, но Кушель больше не слышала его голоса.

Стоило этой обычной фразе сорваться с губ Леви, как Кушель словно ударило молнией. В ушах зашумело, а грудь сдавило болью и слезами. Паника медленно подбиралась к горлу Кушель, впиваясь острыми пальцами в нежную кожу. Она не могла дышать, не могла понять почему ей внезапно так плохо, а одна-единственная фраза продолжает эхом звучать в голове.

— Мисс Кушель? — обеспокоенные глаза Фарлана находились прямо напротив неё, но она не могла ничего ответить.

«Изабель, не теряй голову».

Весёлое отчаяние забурлило где-то под горлом. Безысходность равномерно стучала в висках, будто всё уже предрешено.

Кушель затошнило. Мерзкий привкус желчи наполнил рот. Она задышала глубже, пытаясь перебороть взбунтовавшийся организм. Сердце на миг сбилось с ритма и… всё прошло, стоило почувствовать крепкую ладонь сына на своём плече.

— Мам?

— Пойду прилягу, — онемевшими губами сказала она. — Что-то я устала.

* * *

Она стояла на коленях посреди горячего тумана. Липкая влажность окутывала с ног до головы. Она не могла дышать, лишь смотреть на застывшее мёртвое лицо на оторванной женской голове.

Она не могла вспомнить, кем является, кто мёртв перед ней. Если бы она могла дышать сейчас, то она задыхалась бы, но она лишь медленно умирала от невозможности пошевелиться.

Туман был окрашен розовым, когда тело сделало судорожный вдох, то на языке мгновенно почувствовалась кровь.

Позади послышались голоса людей, ржание лошадей, а она продолжала сидеть у останков своего брата и головы своей сестры.

Она медленно моргнула и поняла угасающим сознанием, что у неё нет тела, она умерла, а перед ней на коленях стоит брат с больными серыми глазами. Мысли застыли.

Она видела огромные руки, что тянулись к ней. Ноги были придавлены обломками разрушенной крыши. Последнее, что она почувствовала, боль от непрекращающихся слёз и треск сломанного позвоночника.

Она лежала под обломками огромной стены и с затухающим, как и сознание, отчаянием смотрела на землю.

Она смотрела на выпавший из рук дневник за миг до того, как огромные зубы разгрызли её голову.

Она чувствовала…

— Рано, — шепнул чей-то ровный голос в пространстве бесконечных звёзд и всё поглотила темнота.

* * *

Леви не выпускал её из дома. После того приступа паники она проспала два полных дня, чем перепугала их до полусмерти.

Изабель практически не отходила от кровати Кушель всё это время вместе с Гоззо, над которым мрачной тенью возвышался Леви, Фарлан подменял её у Хеймо. Ясно было, как день, что план застыл на одном месте. Из-за неё. Из-за беспокойства детей о ней.

— Я в порядке, — попыталась сказать Кушель, но Изабель со слезами на глазах сунула ей под нос чашку с чаем.

— Я больше не буду просить ваш чай, мисс Кушель, только поправляйтесь.

— Изабель, — закатила глаза Кушель, но её особо не слушали.

Изабель убежала на кухню, а Леви следил за ней так, будто она была хрустальной. Кушель хотела выйти, тем более дело близилось к четвергу.

— Ты в курсе, что ты мне не начальник? — вздёрнула бровь Кушель, пока Леви мрачным взглядом смотрел в лысеющий затылок Гоззо.

— Кушель, иногда мне кажется, что твой сын начальник всему этому пропащему месту, — громким шёпотом поделился старик, а потом хлопнул в ладоши, выпуская её запястье из крепкой хватки. — Здорова твоя матушка, можешь отпускать и меня, и её из плена.

— Это было не нормально, — сурово сказал Леви, — и не здорово.

— Приступ паники. Маменька твоя особа впечатлительная, вот и поймала срыв. Могла перенапрячься, могла устать, могла вспомнить что-то, — перечислял Гоззо. — Всё с ней в порядке будет.

Взгляд Леви по-прежнему был недоверчивым, но из-под домашнего ареста Кушель выпустил как раз в день встречи с Фран.

— Вы точно будете в порядке, матушка? — Изабель не отлипала от Кушель до самой двери, пока Леви сверлил мать недовольным взглядом.

— Я сейчас в порядке и буду в порядке. Просто развлекусь, — в сотый раз повторила Кушель. — УПМ на месте?

— Если тебя накроет во время маневрирования… — начал было Леви.

— Я буду не одна, не переживай ты так, — несколько легкомысленно отмахнулась Кушель.

— А тому человеку, с которым вы будете, можно доверять? — поинтересовался Фарлан.

Кушель много думала об этом в своём вынужденном заключении, но так и не смогла прийти к однозначному ответу.

— Я думаю, что да, — кивнула она, не уверенная до конца.

— Матушка, только вернитесь обязательно вечером домой! — беспокойно сверкала глазами Изабель, Кушель с улыбкой потрепала её по голове и кивнула.

Следить за ней не стали, всё же все знали, что она может сама о себе позаботиться. Слежка от полиции сошла на нет ещё в тот день, когда она ходила к Гоззо. Тот навёл шуму в участке, приписал Кушель в свои ассистентки и довёл Астора Кляйна до нервного тика.

С Фран они буквально столкнулись. Кушель спешила на встречу, а подруга торопилась покинуть место своего заключения. Без единого слова Фран схватила Кушель за руку и утянула вглубь улиц.

— Всё в порядке? — решилась поинтересоваться Кушель, когда они в молчании преодолели трущобы.

— Тише, — приказала Фран, сверкая лукавыми чёрными глазами, — ты же не хочешь испортить сюрприз.

Сюрпризы Кушель не любила. Совершенно. К тому же, в этом месте сюрпризы зачастую означали что-то плохое.

Вскоре Кушель узнала дорогу. Они шли к полицейскому участку. Тут уж она не могла промолчать.

— Ты всё-таки решила меня сдать? — иронично спросила она.

— Только за твои тупые подкаты, — хмыкнула Фран, сбавляя шаг.

Пробраться в участок удалось просто. Фран всего лишь кокетливо похлопала ресницами перед моментально поплывшем дежурным и провела их внутрь.

— Почему каждый раз, как я здесь оказываюсь, они постоянно бухают? — под смешок Фран пробормотала Кушель.

Полицейские явно что-то праздновали. Причём на широкую ногу. Тут было много коллег Фран, выпивки и, если Кушель не обманывали глаза, наркоты.

Кушель перевела внимательный взгляд на Фран. Та закатила глаза.

— Тебе нужно лишь немного подождать. Я привела тебя сюда не для того, чтобы ты смотрела на их пьяные рожи.

Фран отвела их подальше от основного веселья, каким-то образом нашла два стакана с водой и отшивала всего несколькими словами каждого, кто хотел к ним присоединиться.

— Ты разве не должна сегодня работать? — нахмурилась Кушель, присаживаясь на табуретку в самом углу приёмного зала.

— Я купила себя сегодня, поэтому сейчас работаю сама на себя, — это прозвучало почти самодовольно, но Кушель не обманулась бравадой. Фран сомневалась, была не уверена в принятом решении, но храбрилась.

— Зачем мы здесь? — не стала акцентировать внимание на очевидном Кушель, сейчас её больше интересовали планы подруги.

— Ты же любишь музыку, — словно назвала самое очевидное Фран.

— Откуда ты знаешь?

— Не так важно. Подожди немного и всё увидишь, — весело фыркнула Фран. — А теперь расскажи мне что-нибудь, пока мы ждём.

— Я должна что-то рассказывать? — удивилась Кушель.

— Ну не я же, — усмехнулась девушка. — Я уже организовала нам культурный отдых, хотя позвала меня ты.

Кушель покачала головой и негромко заговорила. Она рассказывала о девушке, что забывала своё имя и практически не чувствовала таких чувств как ревность или зависть. Закончить она не успела, все внезапно затихли, пришлось замолчать и ей.

Бруна вышла в центр зала, за ней тащился Фило с гитарой. Фило выглядел ужасно неуместно тут. Словно небрежный мазок краски на идеальном чертеже.

Изящная рука откинула копну тяжёлых волос. Бруна оглядела зал томным взглядом и под аккомпанемент гитары запела.

Это было похожи на романсы из далёкого детства. Бабушка их любила, а она нет. Но сейчас это было хорошо, будто привет из прошлого.

— Бруна прекрасно поёт, но делает это редко, — поделилась Фран, прижавшись к её плечу.

— Заплатили хорошо, раз она здесь выступает? — Кушель повернула голову.

— Какой-то начальник приехал с проверкой, они и раскошелились, чтобы скрыть какие-то свои дела, — смешливо мурлыкнула на ухо Фран.

Кушель весело фыркнула, наслаждаясь звучанием гитары. В Подземном Городе редко можно было услышать музыку. Только от пьяниц, но у них был весьма ограниченный репертуар.

У Бруны был сильный красивый голос. Она пела что-то о военных, о походах, о жизни короля. Кушель искренне наслаждалась музыкой и неспешным разговором с Фран. Давно не получалось отдохнуть так.

Кушель поймала взглядом непривычно нежную улыбку на губах Фран и поспешно отвернулась. Хотелось наблюдать за такой подругой, но смущение обожгло щёки.

Внезапно, у противоположной стены, она заметила Астора Кляйна. Он смотрел на неё, приподняв насмешливо брови и искривив губы в странной ухмылке. Кушель холодно ему кивнула, надеясь, что он не подойдёт к ним. Она была не готова с ним говорить сейчас, но конечно же у Кляйна были свои планы.

— Мисс Кушель, рад вас видеть, — обольстительно улыбнулся капитан полиции, приблизившись к ним.

— Не могу сказать того же, капитан Кляйн, — спокойно отозвалась Кушель.

— Как и всегда холодна, — усмехнулся он, бросив взгляд на Фран, что смотрела только на Бруну и ни на секунду не отводила взгляд. — Франческа, принеси нам выпить.

Кушель незаметно сжала пальцы Фран в поддержке и отпустила. Фран напряжённо кивнула и скрылась в толпе. Она явно не ожидала внимания капитана.

— Что вам нужно?

— Так сразу? — деланно удивился Кляйн. — Я подумал, что вы пришли дать мне свой положительный ответ.

— Должна вас разочаровать, я здесь только ради выступления Бруны, — безразлично сказала Кушель.

— Не могу сказать, что не понимаю вас, — усмехнулся он. — Но всё же лучше бы вам не отказывать мне, чтобы не было нежелательных последствий.

— Думаю, я сама вправе решить это, — отрезала Кушель.

Вернулась Фран со стаканами в руках. Отдала виски Кляйну, а Кушель воду. Глаза Астора странно сверкнули, но он ничего не сказал, лишь попрощался с ухмылкой и ушёл.

— Пойдём отсюда? — Фран неуютно поёжилась.

Кушель задумалась. Она всё ещё чувствовала липкий взгляд Кляйна, уход будет восприниматься побегом, но и оставаться здесь и заставлять Фран беспокоиться не было желания.

— Пойдём.

Они шли по улицам в молчании. Фран чувствовала себя неуютно.

— Извини, что так получилось, — слова оказались быстрее мыслей Кушель.

— Ты-то за что извиняешься? — Фран иронично подняла брови. — Этот придурок заебал и твоей вины в этом нет. В пизду его!

Кушель рассмеялась, Фран не отрывала от неё взгляда. Когда Кушель посмотрела на неё, Фран сказала:

— Я… наше следующее свидание будет не скоро. Я не смогу накопить достаточно быстро.

— Хорошо, я буду ждать, — кивнула Кушель.

Фран никогда не позволяла им зайти дальше в искренности, когда Кушель платила Оливеру. Только когда время заканчивалось, она позволяла себе поцеловать её. Кушель принимала это. Возможно, Фран просто хотела, чтобы хотя бы любовь в её жизни не покупали.

Они долго обнимались недалеко от борделя. Время ещё было. Фран обнимала её так крепко, прятала лицо у неё на плече.

— Я хочу попробовать. Очень хочу, — будто в лихорадке шептала Фран на ухо Кушель. — Ну зачем тебе шлюха? Зачем, Кушель? Ты достойна лучшего. Лучше отпусти меня, — и лишь отчаяннее цеплялась за рукава платья Кушель.

Кушель крепче прижимала к себе Фран.

— И что? Мне ты нужна, — говорила Кушель, уничтожая неуверенность Фран. — Позволь быть рядом. Просто быть. И сама будь. Нам же этого достаточно.

Фран кивала, жмурилась и снова кивала. Когда она уходила, то часто оглядывалась на ласковую улыбку Кушель.

Когда Кушель зашла домой, все уже спали. Она подошла к плите, поставила чайник. Долго ждала, когда закипит вода, а потом искала по всем ящикам, куда Изабель убрала чай.

— Думаешь, он сможет оставить полёты? — послышалось позади, Кушель поднялась с коробочкой чая.

Кушель неторопливо заварила чай и разлила на две кружки, одну подвинула, чтобы незваный собеседник взял сам.

— Если придётся, то я заставлю его летать, — хмуро отозвалась Кушель, немного расслабляясь, почувствовав тёплое плечо рядом.

— Почему? — Ханджи заинтересованно заглянул ей в глаза и Кушель почувствовала, как начинает просыпаться.

— Потому что иначе он не будет жить.

Сон таял чем-то земляничным на кончике языка. Кушель удалось вспомнить яркие понимающие карие глаза. Остальное растаяло в момент пробуждения.

— Почему… — пробормотала Кушель, сжимая ноющие виски. — «Почему», а не «как»… почему это так важно?

Чем больше она старалась вспомнить, тем сильнее болела голова. С ужасом она поняла, что не помнит как вернулась домой.

---

Примечания:

Я закончила универ! Это было долго и нервотрепательно, но я справилась. Успела отпраздновать день рождения и спланировать переезд.

Спасибо каждому, кто оставлял комментарии, вы меня мотивировали писать дальше.

Эта глава шла тяжело. Скоро завершение этой арки и я приводила все сюжетные нити в порядок.

Жду ваших комментариев, историй, вопросов. Всегда рада пообщаться)

Также я создала канал в телеграме, поэтому если вы следите за моим творчеством, то подписывайтесь. Секретные материалы по моим работам публикуются там)

https://t.me/+fpwJ6wWTrRdhMGVi

На печеньки и вдохновение автору, если хочется помочь процессу творчества. Буду рада поддержке:

Сбер: 5336690131054969

Примечания:

Если заметите ошибку или где-то нет красной строки, то маякните через публичную бету, пожалуйста.

---

Фарлан уже несколько минут расписывал Леви, какой тот сказочный придурок. Леви пока терпел нападки в свою сторону, но уже успел приметить в каких местах сломает другу руку, если тот не заткнётся. Гоззо всё равно подлечит.

— Как? Как можно быть такими сухарём? — вопрошал в потолок Фарлан. — Тебя же воспитывала мисс Кушель! Ты…

— Фарлан, замолкни, — раздражённо бросил Леви. Фарлан отчего-то считал, что холод в голосе Леви не был наследственным.

Фарлан одарил его рассерженным взглядом и будто бы заговорил громче:

— Как можно не знать, когда у твоей мамы день рождения? Она знает твой! — ворчание Леви, что она как бы его родила, Фарлан пропустил мимо ушей. — Откуда-то знает мой! И отложила подарок для кого-то ещё… для кого, кстати? Она нашла ухажёра?

Леви недовольно цокнул языком, но ответил:

— Это лента для волос. Судя по качеству, женская. Либо она помирилась с мисс Франческой, — Фарлан поднял брови так высоко, что они практически слились с линией роста волос, — либо Линде хочет подарить. Вероятнее, второе.

— Что за Линда? — иногда Фарлан концентрировался на абсолютно незначительных, на взгляд Леви, вещах.

Леви не обращал на Фарлана больше внимания, лишь продолжил затачивать нож. И да, это был намёк.

Фарлан намёки не признавал, пока ему это было выгодно. Леви слушал уже третий раз о том, что нужно тайно разузнать дату рождения мамы, чтобы устроить ей праздник. Не то чтобы он не хотел этого… Хотел и ещё как! Вот только в далёком детстве уже была попытка.

— Она не помнит, когда родилась, — коротко ответил Леви. — Я спрашивал.

— Так в чём проблема придумать новую дату? — удивился Фарлан.

Леви тяжело вздохнул, отложил нож и вгляделся в Фарлана:

— Зачем тебе это?

— Мисс Кушель, многое для меня сделала, я хочу сделать её жизнь максимально счастливой, — и поспешно добавил, словно боялся, что Леви перебьёт его. — Ты разве не заметил, что она несчастна?

Леви крепко сцепил зубы. Конечно же он видел это. Мама будто сливалась с городом. Она так много сил отдала, чтобы с самого детства он стремился выбраться отсюда, что стала увязать сама.

Они долгое время жили весьма ровно. Да, были в их жизни опасность и криминал, но это Леви чувствовал адреналин и шаг на поверхность, мама словно угасала.

— Она не любит сюрпризы, — наконец ответил Леви. — Она устраивала праздники мне, тебе, но свой… думаю, она всё ещё переживает, что не помнит его.

Только Леви знал кем является Кушель на самом деле. Гоззо не мог предположить подобного, Фарлан никогда не знал её с самого начала, он сразу познакомился с той, кто называла себя второй мамой Леви.

Когда Леви исполнилось лет десять, он начал считать, что никакой первой мамы никогда не существовало. Несколько лет он действительно считал, что мама сошла с ума, раз водит его на свою собственную могилу. Возможно, часть него будет уверена в этом всегда, но мама всю жизнь твердила, что члены семьи должны принимать недостатки друг друга. Леви принимал сумасшествие мамы и поддерживал его. Она никому не вредила в своём помешательстве, а ходить на могилу «первой» мамы не сложно.

Леви с самого детства думал, что мама, устраивая ему замечательные праздники, делает так, как её научили когда-то. Возможно, ей было бы больно праздновать свой день рождения без какой-то части себя, которую он маленький звал первой мамой.

— Вообще не вариант? — поморщился Фарлан.

Леви прикрыл глаза в раздумьях. Маму действительно неплохо было бы расшевелить. Сейчас она вся в работе, домашних хлопотах, грусти из-за ссоры с мисс Франческой. Праздник не помешал бы.

— Что ты там придумал? — сдался Леви под торжествующую ухмылку Фарлана.

* * *

Как таковых праздников в Подземном Городе никогда не было, но вечерами улицы наполнялись пьяными песнями и улюлюканием. Чаще всего их можно было услышать у борделей да баров.

Мама не любила толпу, людей и это место в целом, но иногда что-то находило на неё, и она проводила время с мисс Франческой. Конечно та не была толпой, но Леви считал толпой всё, что включало в себя больше одного человека.

Правда даже встречи с мисс Франческой случались всё реже и реже. Леви начинал беспокоиться за маму. Первая мама тоже в какой-то момент заперлась, а потом умерла. Да, ситуации были разные, но он помнил всё через призму детского восприятия, поэтому ничего не мог с собой поделать. Сейчас он даже не мог сказать, что именно придумано было детским разумом. Может ещё в детстве он увидел, что какая-то часть мамы исчезла?

Фарлан решил, что лучше тихого семейного торжества ничего быть не может. Леви был с этим согласен.

Мама любила проводить с ними время. Тоска в её глазах отступала, и ей становилось легче. Возможно, думал Леви, мама боится остаться совсем одна.

Подготовка к семейному торжеству требовала определённых навыков в скрытности. Мама была очень проницательным человеком и могла спокойно разгадать, что они что-то задумали. В детстве, когда Леви заигрывался и шалил, мама всегда знала заранее о любой его задумке. Может эта способность открывается однажды в каждой маме, чтобы она сумела предотвратить любую опасность для своего ребёнка?

Фарлан жил с ними всего-ничего, но они так друг к другу прикипели, что не воспринимали друг друга иначе, чем семьёй. Леви признавал, что им не хватало кого-то типа Фарлана.

С мамой было тяжело. Леви, как и она, не терпел над собой контроля и авторитетов. Проблема была в том, что мама стремилась быть во главе семьи. Возможно, ей казалось, что если она ослабит контроль, то всё рухнет.

Сейчас мама чувствовала, что что-то затевается, но не могла понять что, оттого и нервничала. Терять контроль она боялась.

Фарлан весьма удачно отвлекал маму маленькими намёками на какое-то весьма удачное дело, что одновременно и успокаивало её, и напрягало.

— Что происходит? — требовательный взгляд Кушель впился в Фарлана.

Леви знал, что тот не выдержит. Даже здоровяк Хеймо и язвительный Гоззо не могли долго держаться под этим взглядом. Фарлан, что бы он там не говорил, воспринимал маму своей мамой, а у него к этой теме весьма трепетное отношение.

«Сейчас сдастся», — понял Леви, когда увидел тень неуверенности на лице друга.

— Мам, — позвал Леви, спасая Фарлана от пронзительного взгляда. Он выдержал ястребиный взор и спокойно и уверенно сказал, — всё в порядке, не переживай ничего опасного.

Мама смотрела на него ещё долгие четыре секунды, моргнула, кивнула и перестала спрашивать.

У мамы была какая-то потусторонняя вера в Леви. В детстве она часто смотрела на него так, будто все его решения — это истина в последней инстанции. Леви помнит, что она отучивала себя от этого, поэтому подобный ход мог сработать не всегда.

Их предприятие действительно не было опасным. В какой-то степени. Леви не врал, но недоговаривал.

Если бы кто-то не из Подземного Города спросил что они делают, то этот кто-то моментально бы подумал, что Фарлан и Леви занимаются несусветной чушью. Те, кто был из Подземного Города, посмеялись бы, но уважительно кивнули бы, обязательно назвав их попытки пустой тратой времени.

Леви и Фарлан выслеживали старуху, что продавала яблоки. Они пробовали эти фрукты лишь однажды. Они были большие, блестящие, ярко-зелёного сочного цвета и ужасно кислыми на вкус. Мама тогда сумела достать всего четыре яблока. Одно они съели с Фарланом пополам, а остальные три мама отложила, чтобы они дозрели. Они действительно стали немного слаще.

Мама говорила, что из кислых яблок можно испечь вкусный пирог. Но и из трёх оставшихся кисловато-сладких пирог получился прекрасным.

Леви помнит глаза мамы, когда она достала пирог из небольшой печки. Будто ребёнок увидел чудо.

Рецепт они с горем пополам вспомнили, поэтому дело оставалось за яблоками.

Старуху найти было практически нереально. Самые достоверные данные были у полицейских, но с этими дела было лучше не иметь. А вот Фило за полицейского Леви не считал никогда.

Выманить робкого мужчину из участка было просто. Фарлан был приманкой, чему собственно был совершенно не рад.

От Фило информации поступило мало. Он и сам ничего не знал о загадочной старухе. Фарлан даже встал так, чтобы если что остановить Леви от убийства. Леви лишь посмотрел на него как на идиота.

Одна наводка от Фило всё же поступила. На нижних уровнях были какие-то проблемы с продовольствием, которые практически решила одна из банд. Полиция не обратила на это внимания, а Фило посчитал подозрительным.

— Мне кажется, весьма сомнительным, что старуха пошла заниматься благотворительностью на нижних уровнях, — поделился своими мыслями Фарлан. Он небезосновательно сомневался и в Фило, и в его данных. — Кто этот парень вообще такой?

— Знакомый, — просто ответил Леви, обдумывая ситуацию.

Опыт подсказывал, что наводки Фило игнорировать нельзя. Этот парень умеет зрить в корень проблемы, но отдельный вопрос на что они наткнутся на нижних уровнях и не получится ли так, что Леви обманул маму?

— Что ты думаешь об этом? — спросил Леви Фарлана, решив, что нужно положиться на стратегическое мышление друга.

Фарлан прищурился, посмотрев куда-то вдаль, где полицейские выбивали дурь из какого-то пьяницы. Чутью Фарлана можно было доверять, его взгляд на проблемы не раз вытаскивал их из проблем.

— Давай всё же глянем.

* * *

В Подземном Городе было много проблем. Слишком много, чтобы горстка людей могла их решить. Леви с Фарланом считали, что сам город является главной проблемой, которую необходимо устранить. Начать было бы неплохо с нижних уровней.

Эти места находились даже дальше борделя, из которого когда-то давно сбежал с мамой Леви. Люди тут по повадкам напоминали зверей, еда и человечность были в дефиците.

Мама запрещала сюда ходить, сама тоже остерегалась забредать сюда. Она могла отбиться, но здесь нельзя было быть до конца уверенным в своих силах. Леви и Фарлан шли плечом к плечу, ощущая на себе жадные взгляды аномально худых уже не людей у стен обветшалых домов.

Они уже поняли, что старуху тут не найдут, но не просто же так Фило обратил внимание на это место.

— Ты не думаешь, что он захотел убрать тебя? — шёпотом спросил Фарлан, стараясь не коситься в сторону скалящих жёлто-коричневые зубы не людей.

— Он не настолько смел.

— При этом он осмелился отправить нас сюда, — проворчал Фарлан и всё же бросил быстрый взгляд к стенам.

— Не смотри на них, — спокойно приказал Леви. — Они чувствуют страх.

— Ты так говорил о собаке Сая.

— Эти не слишком отличаются.

Леви понимал, что им нужно уходить. Желательно сейчас же. Но что-то тянуло его вглубь переплетения кишок улиц, сквозь скрюченные пальцы не людей и их плотный голодный взгляд. Его не так интересовали сейчас наводка Фило, старуха или праздник для мамы. Нечто должно было случиться, произойти. Что-то, что делало его жизнь половинчатой, неполноценной, должно исчезнуть под влиянием того, что суждено.

Фарлан крепко сжимал нож под тканью коричневого плаща. Его плечи мелко подрагивали. Он боялся, но верил Леви, поэтому шёл за ним.

— Мисс Кушель нас убьёт, если мы не вернёмся, — негромко заметил он.

— Для этого ей придётся нас найти, а это уже шанс на спасение, — почти усмехнулся Леви, смешок Фарлана потонул в грязном полумраке нижнего уровня.

Скреблось и шебуршало что-то в стенах плотного сумрак. Их преследовал незримый призрак чужого голода. Даже Леви чувствовал лёгкий мороз на коже.

Чем дальше они заходили, тем темнее становилось. Будто сам свет увязал в бесконечной грязи этого места.

Со стороны послышался тихий детский писк. Леви понял, что это оно.

Они ворвались в какую-то заставленную жестяной грязной посудой тёмную комнату. Тут никого не было, но писк превратился в обессиленный стон, стоило поспешить. Леви сделал три широких шага вперёд, загремела посуда, затрещала дверь под ударами его сапога, но шум, что он издавал, заглушил пронзительный женский крик. Дверь поддалась.

Тусклая улица на миг ослепила их.

— Ты же знаешь… — безумно шептал мужской голос. — Ты же знаешь, у меня нет выбора… у тебя есть мясо. Я знаю… знаю, есть… отдай мне его…

Худой, почти как скелет, мужчина приближался к сидящей у стены еле живой девочке. Она сжимала в руке осколок камня даже будучи без сознания. Леви нахмурился.

— Да… да-да, — кивал мужчина, вяло переставляя ноги, глаза ему заливала кровь из раны на лбу. Девчонка всё же попала по нему. — Женское мясо должно… должно пойти на нужды мужчин. Это благое дело для… для тебя. Это в последний раз… Прошлые не жаловались.

Леви забыл как дышать, поражённый ужасом. Рядом замер Фарлан, шокированный услышанным. Мужчина приближался к девочке, не замечая незваных гостей. На нижних уровнях Подземного Города процветал каннибализм.

Всё произошло в мгновение ока. Леви бросился вперёд, сбивая не человека с ног. Фарлан оказался возле девочки, чтобы если что защитить её, одновременно пытаясь привести её в сознание.

Леви не сможет вспомнить было ли убийство высушенного лёгким голодом молодого мужчины первым его убийством. Если и не было, то стало единственным, которое он действительно запомнил в Подземном Городе. Ощущения были будто впервые.

Тело противника было лёгким и жёстким. Оно словно сломалось от первого же удара. Сил в не человеке хватило на ослабленную девчонку, а на Леви — нет. Он вставал, бросался своими костями на Леви, но вместо привычного страха напарывался на беспощадные удары. Он упал и больше не вставал после двух ударов.

Леви вздохнул, заставляя разум вернуться в обычный режим. Холодные рассуждения исчезли, эмоции вернулись. Мама называла это режимом машины для убийств, Кенни — боевым трансом, а Леви никак не называл, просто пользовался.

Рядом валялись два детских трупика. Мальчишки лет двенадцати. Кажется, они попали в ловушку. Вокруг были разбросаны силки и удавки. Не человек загонял их в ловушку долго.

— Жива!

Леви отвлёкся от рассматривания клубящейся живой тьмы вдалеке. Стоит им уйти и трупы заберут на еду. Жадный взгляд, что преследовал их с первого же шага здесь, стал понятен.

Леви опустился на корточки перед девчушкой и с удивлением понял, что она их ровесница, просто ужасно худая и вымотанная. Её голова покоилась на слабо вздымающейся груди. Леви потянул за волосы, заставляя её задрать голову. Она протестующе застонала, приоткрывая непокорные глаза.

— Мы забираем её.

* * *

Дверь распахнулась, когда они только подходили к дому. Возможно, у мамы была ещё одна фантастическая способность, помимо поиска пропавших вещей.

Она только открыла рот, как увидела на руках у Леви девчонку.

— Изабель, — выдохнула она, прикрывая рот рукой.

Они не успели ни о чём спросить, как она скрылась в доме. Судя по звукам, ставила греться чайник.

— Живее же, — поторопила она, открывая дверь в свою комнату и безжалостно сбрасывая с кровати свои вещи, которые совсем недавно перешивала.

Засвистел чайник на кухне. Фарлан было дёрнулся к нему, но застыл в дверном проёме.

— Зачем нам чай?..

— Воду в таз. И принесите чистое полотенце с кувшином холодной воды. Её нужно помыть, — распорядилась мама.

Леви кивнул, скрываясь на кухне. Фарлан уже рыскал по ящикам в поисках кувшина.

Когда они всё принесли, мама развернула их обратно.

— Она явно очень долго нормально не ела. Тяжёлая пища её убьёт. Один делает бульон, второй бежит за Гоззо.

Леви со стариком ладил через раз, а Фарлан умел угождать людям, поэтому выбор был очевиден.

Пока Леви готовил, он слышал тихий успокаивающий голос мамы за закрытой дверью. Она мягко в чём-то убеждала очнувшуюся девушку и явно успокаивала. В какой-то момент Леви услышал шум, прислушавшись, он понял, что девчонка напала на маму. Мама продолжила что-то говорить и вскоре послышался скрип открывающейся двери.

— Поставь греть воду для чая, — попросила мама. — Суп ждать долго, а сейчас нужно запустить желудок.

Мама объясняла каждое своё действие только в далёком детстве, сейчас это происходило ради девушки.

«Изабель», — внезапно подумал Леви.

Леви сомневался, что девушку так зовут, что они с мамой знакомы. Может девушка похожа на какую-то мамину приятельницу?

Девушка таращила свои яркие зелёные глаза на него, когда он принёс чашку. Она явно его узнала.

— Спасибо, — прошелестел её голос.

Леви кивнул ей, передал чашку маме и скрылся за дверью. На сердце стало легче.

Гоззо пришёл с тяжёлыми шагами и недовольным ворчанием. Девушка его даже шуганулась, но присутствие мамы и самого Леви её несколько успокоило.

Леви собирался выйти, забрав с собой запыхавшегося Фарлана, но его остановил испуганным взгляд девушки. Они остались. Рассматривали стены, переговаривались негромко друг с другом, пока Гоззо выносил свой вердикт и уходил.

— Как тебя зовут? — спросил Леви, прежде чем выйти на кухню, где у плиты уже орудовала мама половником.

— Иза… Изабель, — ответила девушка.

— Сейчас принесу тебе еды, с тобой посидит Фарлан, — и вышел, бросив напоследок. — Теперь ты в безопасности.

Возможно ему послышался облегчённый всхлип Изабель, а может и нет.

— Овощи разварились, — заметила мама. — Пока её лучше кормить только бульоном. Желудок может не выдержать чего-то тяжелее.

Забота об Изабель занимала все мысли. Мама будто ожила с появлением в доме человека, которому требовалось внимание.

Леви быстро привязался к Изабель. Она была задорной и весёлой, даже когда её силы были на исходе. Казалось, что у них с Фарланом появилась маленькая сестрёнка.

С Фило Леви поговорил только через неделю. Прижал за горло к стене и рассказал, что творится на нижних уровнях. Вскоре там произошла зачистка и судилище. Полицейских весьма напугал каннибализм, практикуемый не людьми. Фило повысили, а у Леви появилась ещё одна причина не любить его.

— Откуда ты знаешь её имя? — спросил как-то Леви, его мучал этот вопрос не один день. Воспоминание о первой встрече мамы и Изабель не покидало его.

— Она же сама его тебе назвала, я просто услышала, — спокойно пояснила мама, сидя на кухне и перешивая рубашки и штаны для Изабель.

Леви промолчал. Иногда мама давала больше вопросов, чем ответов.

— С днём рождения, мам.

Мама рассеянно посмотрела на него, что-то прояснилось в её глазах. Она улыбнулась.

— Спасибо, родной.

Скрипнула дверь. Изабель выглянула из комнаты. Её растрёпанные волосы закрывали яркие живые глаза.

— Подожди немного, Изабель, — попросила мама, придвигая к себе поближе коробку со швейными принадлежностями. — Иди сюда, дорогая.

Изабель осторожно подошла. Её глаза искрились любопытством.

— Что вы хотите сделать, мисс Кушель? — тихо спросила она, горло её ещё восстанавливалось.

— Увидела её и поняла, что она для тебя. Вот и взяла, — и ловким движением разрезала ленту для волос пополам. — Повернись.

Изабель будто была создана для двух хвостиков, которые ей завязала мама.

— Спасибо большое, матушка, — рассмеялась Изабель, мама улыбнулась.

Леви подумалось, что ради таких моментов он готов закрывать глаза на очередные странности мамы. Они же семья.

— Тебе идёт, Изабель, — заметил Фарлан, заходя в дом.

Теперь вся семья в сборе.

---

Примечания:

В моей жизни огромные изменения. Я притворяюсь взрослой, учителем, а на самом деле хочу забиться в уголок и немного поплакать. Но не будем о плохом и тяжёлом. Пусть всё плохое останется в прошлом году, а в этом будем радоваться.

Всех с праздником, надеюсь семейные узы Аккерманов сделали ваш день лучше. У меня весьма тяжёлый период, поэтому разбавляем его экстрой о появлении Изабель в семье. Надеюсь, вам понравилось)

С Новым Годом ❤️

На подарок на новый год. Буду рада поддержке:

Сбер: 5336690131054969

Примечания:

Если заметите ошибку или отсутствие красной строки, то маякните через публичную бету, пожалуйста.

---

— Тебя никто не держит и не контролирует, — негромко заметил Леви. — Ты сама придумываешь себе рамки.

Она всегда ненавидела контроль над собой, но между заботой и контролем была тонкая грань, которую она не всегда видела. Болезненное желание быть нужной делало её хрупкой и ломкой, чего она старалась никогда не показывать.

Кушель сама приучила Леви доверять семье настолько, что вера в её собственные силы была практически запредельной. Только маленький червячок сомнения грыз её где-то в груди. Казалось, что подобная установка может однажды выйти им всем боком.

— Да, — сказала она, — я знаю.

Жизнь никогда не была лёгкой, но сейчас проблемы шли от головы.

Иногда ей казалось, что она видит чьи-то мутные, словно за запотевшим стеклом, силуэты. Они живут своей жизнью, никого не трогают, только напрягают Кушель своим существованием.

Она следит за ними краем глаза и не понимает, зачем их видит. Это не подсказки прошлого, не голос воспоминаний, что заставляет подниматься и идти, когда сил уже не осталось. Кушель не знала, что это.

Она справляется.

Сны прорывают ткань реальности и вторгаются в её жизнь. Она видит людей, которых не существует, ощущает их призрачное присутствие. Ей не страшно, ей больно.

Ей казалось, что эти тени реальны, что они были ей дороги. Или будут, смотря с какой стороны посмотреть.

Леви ненавязчиво присматривал за ней, боялся новых приступов, но Гоззо она посещала каждую неделю из-за полных слёз глаз Изабель. Кушель подозревала, что это было спланировано Фарланом с молчаливого согласия Леви. Нет контроля, но осторожная поддержка имеется. Это помогало дышать и давало непонятную ей самой надежду.

— Куда ты меня ведёшь? — требовательно спросила Фран, когда они прошли последние трупы жилых домов окраины Подземного города.

Устройство пространственного маневрирования Кушель освоила практически играючи. Леви хорошо учил, но кто-то в её голове сказал, что обратным хватом держать рукояти неправильно. Она больше доверяла Леви, чем непонятным полуосязаемым голосам.

На ногах, бёдрах и туловище появились ало-фиолетовые синяки от ремней. Частые тренировки не позволяли им сходить. У Гоззо при еженедельном осмотре возникли вопросы. У Фран тоже.

— Ты же хотела узнать, откуда у меня отметины, — спокойно заметила Кушель.

— Ты ведёшь меня в тайный клуб любителей боли и связывания? — так изящно на памяти Кушель Фран ещё никогда не поднимала брови.

— Никакого садизма, о чём ты? — с улыбкой покачала головой Кушель.

— Только чистый мазохизм, — усмехнулась Фран и дальше шла молча.

Кушель практически не сомневалась в своём решении. Если она хотела развить их отношения, по-настоящему дать Фран войти в их семью, то нужно больше доверять ей. Конечно Фран не раз говорила, что если запахнет жареным, то она будет спасать только себя, предаст без зазрения совести, но Кушель предпочитала не обращать на это внимания. Она не допустит, чтобы ситуация, когда Фран придётся перед кем-то отвечать, вообще возникла.

* * *

— Ты можешь опознать наркотик по симптомам? — наблюдая за неторопливыми сборами Гоззо, спросила Кушель.

— Что ты там снова решила устроить? — подозрительно посмотрел на неё старик.

— Ничего, — качнула головой Кушель, — просто интересно.

— Интересно ей, — проворчал Гоззо. — Что бы ты там не принимала, продолжай. На тебе стали раны быстрее заживать.

Кушель удивлённо подняла брови. Гоззо весьма выразительно посмотрел на неё и с щелчком закрыл свой саквояж, как и тему.

Хеймо встретил их, захлопнув дверь прямо перед довольной ухмылкой Гоззо. Кушель тяжело вздохнула, подумав о том, что мужчины в любом возрасте будут вести себя хуже детей.

— Господин Шмидт, пожалуйста, откройте, — постучала Кушель. — У меня сегодня рабочий день.

Долгую минуту стояла тишина, прерываемая лишь смешками Гоззо. Наконец, дверь открылась. Гоззо моментально протиснулся мимо здоровяка. Хеймо крепко сжал челюсти, Кушель постаралась взглядом подбодрить его.

Гоззо принёс с собой чертежи, которые уже раскладывал по столу Кушель. Она достала из ящика свои заметки. Хеймо нехотя подошёл к столу.

— Смотрите, господин Шмидт, — Кушель указала на одну часть чертежа, приложив маленький листочек со своими наработками, — если мы сделаем, выгнутую форму, то повысим вашу мобильность.

— Может не выдержать мой вес, — задумчиво потёр подбородок Хеймо.

— Так под тебя же рассчитывать будем, — ухмыльнулся Гоззо. — Какой недалёкий обалдуй.

Они поругались. Кушель не вмешивалась в их разборки. До драки не дошло и хорошо. Однажды она разняла их, и оба обиделись, как дети малые. Причём обиделись на неё. Апогей несправедливости.

Кушель и Гоззо предлагали разные варианты, что благодаря их коллективному разуму мало были похожи на ногу в привычном понимании этого слова. В основном что-то похожее на выгнутые лыжи, что должны были вернуть подвижность. Использовать нужно было материал более гибкий, чем древесина и металл. Возможно, объединить их. Кушель как-то не задумывалась, что некоторые её мысли опережали время.

Хеймо сказал, что ему подобное не сдалось, и нарисовал обычную ногу, заменив сгибы на подвижные шарниры. С таким не побегаешь, но имитировать обычную ногу подобное приспособление бы смогло.

Переспорить друг друга никому не удалось, и в итоге каждый сидел в своём угле и делал вид, что не обижается. Каждый остался при своём, а процесс создания протеза застыл в самом начале из-за проблемы, с которой сталкивался хоть раз любой представитель рода человеческого, — неспособностью договориться.

— Да сделаем тебе несколько вариантов, сам и выберешь! — сплюнул Гоззо, яростно зачёркивая что-то на чертеже Хеймо, явно в отместку за потраченные нервы. — Смотри по удобству для себя, паршивец.

— Делать эти несколько вариантов придётся мне, — рыкнул Хеймо.

Пока старик ругался с её непосредственным начальником, Кушель самоустранилась к стене на табуретку, вырезала новую поделку для своих маленьких шпионов. В какой момент затих шум она не заметила, поэтому, когда мужчины пришли к общему мнению, и Гоззо вышел, оглушительно хлопнув дверью, Кушель вздрогнула.

— Вы закончили?

— Слава стенам, — проворчал Хеймо, сворачивая чертежи.

Кушель переместилась за свой стол, краем глаза замечая, что мужчины ушли явно дальше от протеза Хеймо, чем рассчитывали первоначально. Вдохновение творило с ними страшные вещи.

«В армии такие протезы бы пригодились», — подумалось Кушель, заметив, что Гоззо не забыл её идеи.

Кто-то прошёл позади, невесомо прикоснувшись к её плечу. Она видела ненастоящую тень, знала, что там никого нет, но что-то тоскливо заныло в груди.

— Ты же знаешь, мисс Кушель, — пробасил внезапно Хеймо, вырывая её из призрачной теплоты незнакомой ладони, — я тебя никогда не предам.

Кушель привычно не обратила на это внимания. Голос Хеймо прогнал видение, что на миг расстроило её.

Влюблённость Хеймо не приносила проблем. Главным было не давать ему надежду. Если Кушель конечно не ошибалась насчёт природы его чувств.

Хеймо выдержал долгую паузу. Возможно, ждал от неё ответа, но ей было нечего ему сказать. Что вообще на это можно сказать? Спасибо?

— Ты не хотела бы, — Хеймо замялся на миг, но продолжил, — поужинать? Со мной.

— Извините, господин Шмидт, у меня есть планы на вечер, — несколько прохладно, но в целом дружелюбно ответила Кушель.

— Планы? — у Хеймо был вид человека, что даже не слышал никогда слова «план».

— Да, планы, — кивнула Кушель, откладывая точильный камень.

Хеймо помялся у её стола, но не дождавшись внимания ушёл в небольшую каморку, скрытую у шкафа. Кушель незаметно выдохнула, собираясь.

* * *

Фило оставлял послания. Обычно там иносказательно говорилось по какому следу идёт полиция. Сейчас записка была такой же, как и всегда, но Кушель что-то не понравилось в ней. Может почерк, может её помятый вид.

Послания ей старались не показывать. Леви считал, что они должны самостоятельно справиться со своим собственным планом, но она успела заметить краем глаза резкий почерк Фило.

Навестить Фило и Линду не составило труда. Дитя в теле девушки звонко рассмеялось при виде неё. Проблем у Линды не было, а вот Фило явно что-то беспокоило.

— Поздно менять план, — говорил он, вертя в руках очки с треснувшим стеклом. — Но знаешь, Кушель… сейчас мне кажется, что план очень детский и наивный.

— А раньше не казалось? — прозвучало излишне холодно, но Фило не обратил на это внимания.

Кушель не отводила взгляда от мозолистых пальцев Фило. Он продолжал, будто и не слышал её вопроса.

— Может мне кажется всё это, но будто все всё знают. Словно это всё игра, а я в ней пешка.

— Мы близки к завершению, — медленно произнесла Кушель, пытаясь успокоить их обоих. — Страх и волнение естественны, вот и мерещится всякое.

Фило чуть расслабил плечи, успокоился. Кушель пожалела, что не может сделать так же. Незримое присутствие кого-то за её спиной немного помогало, но больше пугало. Ей казалось, она сходит с ума. А может уже давно сошла.

Линда была вся перепачкана дефицитными красками. Она с искрящимся в глазах восторгом показывала ей тёмно-синее ночное небо и величественные белые стены, что будто в тисках сжимали тело Кушель. Движения девушки были ломаными, почти истеричными.

— Очень красиво, дорогая.

Линда широко улыбнулась и странно дёрнулась. Кушель только подумала о том, чтобы помочь ей, как Фило уже осторожно усаживал девушку на стул. Он что-то тихо говорил, успокаивая.

— Что с ней?

Кушель знала что, но так давно не видела, что надеялась, что это исчезло. Только это никогда не исчезнет.

— У неё бывает, — мягко отозвался Фило. — Конечности не слушаются, разум подводит⁽¹⁾.

Они оба прекрасно знали, что Линда никогда не будет способна полноценно жить одна. Это была одна из множества причин.

— Тебе нужна помощь?

— Нет, — не задумываясь, ответил Фило. — Помощь нам не нужна. Спасибо.

Фило тоже было за что на неё обижаться. С помощью и уходом за Линдой она в своё время не справилась.

— Она до сих пор бьёт посуду?

— У неё деревянная, — коротко ответил Фило, будто бы она не знала.

Разговор не клеился. Фило был погружён в чувства Линды, а Кушель этого больше не могла. Она была не нужна этим двоим. Что-то заворочалось в груди, протестуя, но она понимала, что ей самой достаточно быть только тётушкой, что иногда заглядывает в гости. В ней протестовала привычка.

Кто-то ткнул её почти неощутимым острым локтем под рёбра в знак поддержки. Кушель решила не смотреть кто это.

* * *

Фран летала неуклюже, словно пингвин.

— Это не полёт, а планирование, — сквозь зубы говорила она, сидя на камне и поправляя ремни на ногах. Сегодня Фран была в одежде Изабель, та любезно одолжила Кушель свои штаны, не спрашивая для кого они. Свою одежду Кушель при всём желании не могла дать, она до сих пор была ужасно худой.

— Я думала, ты стараешься держаться подальше от всех армейских терминов, — насмешливо заметила Кушель, снимая немного полегчавшие блоки с газом. В расщелине было особо не разогнаться, но набрать скорость, чтобы подхватить потерявшую контроль Фран, хватало.

— Ой, не придирайся, — отмахнулась Фран и внимательно посмотрела на тонкие баллоны на земле. — Они заметят, что их нет.

— Фило их списал, не заметят.

Фран посмотрела внезапно пронзительным орлиным взглядом.

— Заметят. Ничего не исчезает без следа. Убей человека и останется труп, сожги дом — зола, стащи баллоны из полицейского участка — обнаружат у тебя в доме. Ничто не уходит в никуда.

Кушель промолчала. Она знала и была согласна. Надеялась только, что обойдётся. Должно же обойтись. Леви, Изабель и Фарлан дожили же до…

«До чего?..» — с холодом и страхом в груди спросила себя Кушель.

— Хотела бы полетать на поверхности? — совсем неуклюже перевела тему Кушель.

— Туда бы сначала попасть, а потом уже хотеть или не хотеть, — проворчала Фран.

Кушель силой воли держала рвущуюся на губы улыбку. Фран теперь не одёргивала её, если речь заходила о поверхности. Они чаще проводили время друг с другом. Кушель думала, что они по-настоящему готовы стать семьёй. Ну или хотя бы начать официально встречаться.

— Я думаю рассказать Леви, — почти не думая, сказала Кушель.

Фран бросила на неё быстрый, почти испуганный взгляд и скрыла чувства за насмешкой:

— То-то мальчишка обрадуется, что извращенка-шлюха соблазнила его мать.

— Почему не наоборот? — Кушель старалась сохранять спокойствие, когда Фран говорила так.

— Потому что для детей даже самые ужасные мамы будут самыми лучшими, — весомо, со знанием дела, сказала Фран, неуютно повела плечами и положила голову ей на плечо.

Помолчали. Кушель сжимала тонкие, прохладные пальцы Фран и не думала ни о чём. Абрикосовое лето было совсем близко, заставляя призраков непроизошедшего отступить.

— Я не хочу, чтобы твой сын знал, — призналась Фран. — Это неправильно.

— Считаешь, наши чувства неправильными?

— Считаю, что мужчина мог бы дать тебе больше, чем я, — не отрицала Фран.

— Я с тобой не согласна, — твёрдо ответила Кушель, на что подруга пожала плечами. Осталась при своём мнении.

Фран безумно боялась огласки. Кушель не совсем понимала подобного страха. Они же обе женщины. Почему-то это не вызывало никаких вопросов и недоумения.

— Всё равно не говори своим, — почти приказала, почти попросила Фран.

Кушель неопределённо качнула головой. Если Фран не хочет, то она не скажет. Это решение горчило на языке до тошноты, но она уважала чужой выбор. Даже если он причинял боль.

— Полиция заинтересовалась тобой.

— Я это и так знаю, — незаинтересованно ответила Кушель.

— Ты не понимаешь, — Фран недовольно и настойчиво ущипнула её за бедро. — Он к нам приходил. Пытался узнать как часто ты у меня бываешь.

Кушель нахмурилась. Опасно.

— Что ты ему сказала?

Фран мотнула головой, сбрасывая светлую прядь с глаз:

— Бруна.

— А она-то тут причём? — недовольно проворчала Кушель. Существование Бруны было чуть ли не личным оскорблением.

— Она сказала ему, что ты часто приходишь, что тебе нравятся девушки и ты была по несколько раз практически у каждой, — и с явным недовольством произнесла, — что я в тебя влюблена, потому и бегаю хвостиком.

Кушель затопила волна благодарности. Бруна защищала бордель, как своё собственное дитя. Работницы также были под её опекой. Фран не пострадает, пока Бруна её прикрывает.

— Нам нужно быть осторожнее.

Фран на это только фыркнула и ничего не сказала.

— Твои синяки ужасны. Совершенно не сходят. И ты думаешь обмануть меня своими сказками о связывании и сексе со своей извращённой подружкой? Я в армии служил со времён, когда ты ещё пешком под стол ходила, — Гоззо саркастично смотрел ей в глаза, долго и тяжело.

— Не понимаю, причём тут армия, — попытка защититься была откровенно слабой, но Кушель не продумала заранее, как объяснить следы от ремней.

— За дурака меня не держи, — приказал Гоззо, только благодаря силе воли Кушель не вздрогнула. Старого врача опасались не просто так, умел себя поставить. — Это ты со своими щенками стащила УПМ?

Кушель не собиралась отвечать на этот вопрос, но Гоззо уже знал ответ. Он тяжело прошёл пару раз по своему рабочему кабинету и грузно сел рядом с Кушель на кушетку.

Она смотрела на него прямо, ничего не скрывая в серых глазах. Он потёр переносицу и повернулся к ней, видимо собираясь высказать всё, что он думает об отношениях с проститутками, полицией и преступными группировками, но почему-то так и не высказал. Просто изучал что-то в ней.

Гоззо скривил лицо, словно от боли, и несколько минут боролся с собой, чтобы всё-таки сказать:

— Будь осторожна. Никому не доверяй. Никому. Даже своей подружке.

Это было равносильно признанию в вечной дружбе и любви. Гоззо никогда не сближался с ней больше необходимого, не признавал простого человеческого участия. Хоть Кушель и дорожила его дружбой, но знала её границы. Сейчас они немного отодвинулись. Она кивнула.

— И этому остолопу! Ему ни в коем случае!

Кушель закатила глаза, но всё равно кивнула. Гоззо больше ни о чём её не просил.

* * *

— У вас уже есть ответы для меня, мисс Кушель? — сладко улыбнулся Астор Кляйн.

— У меня есть вопросы, капитан Кляйн, — холодно произнесла Кушель.

Астор продолжал улыбаться, помешивая чай в чашке, всем своим видом показывая, что внимательно слушает её. Кушель напиток не предложили, хоть молоденькая девушка-патрульная и покрутилась для чего-то рядом.

— Почему вы решили, что имеете право врываться в мой дом и вытаскивать меня для разговора с вами, как дешёвую потаскуху?

На самом деле в дом никто к ней не врывался, благопристойно постучались, назвали цель визита и сопроводили до участка. Ворвались только в личную жизнь Кушель.

— Мне нужны результаты и ответы, мисс Кушель, а вы что-то не торопитесь мне их давать.

— Вы не попросили вежливо, капитан.

Их взгляды столкнулись с лязгом стальных мечей, никто не собирался сдаваться. В какой-то момент Астор Кляйн ухмыльнулся и взял со своего стола папку с какими-то документами.

— Ознакомьтесь, мисс Кушель, — и весьма мягко добавил, — пожалуйста.

Астор Кляйн даже когда уступал не выглядел проигравшим. Соперничать на этом поле с ним было тяжело. Кушель помогал только холодный темперамент.

В папке были досье на самых видных представителей каждого социального слоя Подземного Города. Тут были Гоззо, Хеймо, Бруна, сама Кушель, несчастный Брэд, на которого они собирались скинуть своё преступление, немного о Леви, Фарлане и Изабель.

— Зачем это?

— Дайте мне результат, мисс Кушель, иначе нам с вами придётся попрощаться.

Тон Астора был весьма красноречив. Попрощаются они раз и навсегда.

* * *

План собирались привести в исполнение сегодня ночью. Изабель в возбуждённом состоянии не могла заснуть. Всё крутилась, сопела и никак не могла успокоиться, тревожа и так взволнованную Кушель.

— Пошли, — не выдержала Кушель.

— Куда? — захлопала большими глазами Изабель.

— Чай пить.

На кухне сидел нервничающий Фарлан, которого отпаивал чаем Леви. Аккерманы переглянулись, менее устойчивых членов семьи следовало успокоить.

— Чёртовы Аккерманы, — пробормотал Фарлан, заметив их разговор без слов.

Фарлан жил с ними достаточно долго, чтобы видеть эмоции, спрятанные под стальной бронёй глаз, но сейчас сам был слишком поглощён своими тревогами, чтобы видеть чужие. Изабель пристроилась рядом с ним, глотнула из его чашки под слабое возмущение и привалилась к его плечу, выдыхая.

Леви стоял, оперевшись поясницей о тумбу, где остывал чайник. Кушель, скрестив руки на груди, облокотилась о дверной косяк их с Изабель комнаты. Она видела всё их беспокойство, как на ладони. Рядом встал чей-то призрак, лица которого она не видела, но чувствовала его тепло.

— Допивайте и спать. Волноваться рано, потом будет некогда, а после уже поздно, — произнесла она, почуствовав одобрительную улыбку кого-то, кто был рядом.

— Вы не сильно-то и хотите помочь, верно, мисс Кушель? — закатил глаза Фарлан. Беспокойство осыпалось с него каменной крошкой. Он стряхивал его с себя, проявляя мужество, которым Кушель гордилась, будто была ему матерью.

— Звучит интересно между прочим! — нахмурила брови Изабель, отвлекаясь от своих страхов и выпрямляясь. Она словно стала луком, на котором натянули тетиву. Было рано стрелять, но она уже была готова.

Кушель улыбнулась уголком губ. Эти дети справятся, а в Леви она никогда и не сомневалась.

Единственный взгляд на сына заставил её напрячься. Леви никогда её не ревновал к Фарлану или, упаси боже, Изабель. Но что-то сейчас клубилось в стальном тумане его глаз, что-то, что он не хотел показывать, из-за чего переживал.

Кушель отвела взгляд, будто увидела что-то постыдное, что не предназначалось ни для кого. Изабель одним глотком допила чай Фарлана и, звонко хохоча, убежала в комнату. Фарлан крикнул ей вслед что-то обвиняющее, но получил в ответ лишь хихиканье, приглушённое пледом.

Леви и Кушель остались наедине. Он спокойно смотрел на полупрозрачный пар, вылетающий из носика чайника, она старалась смотреть куда угодно, только не на него. Взгляд то и дело возвращался к сыну.

— Поговори с ним, — шепнул знакомый, полный энергии голос. — Он же твой сын. Забыла, что ли? Конечно ему тяжело это принять, не смотри на то, что он уже взрослый. Сыном твоим он будет всегда.

— Отстань, Ханджи, — шепнула Кушель, подходя к Леви, что поднял на неё взгляд.

— С кем ты говоришь? — негромко и устало спросил Леви.

— С Ханджи, — не стала скрывать Кушель, надеясь, что постоянно исчезающее имя задержится в руках Леви.

Леви лишь вздохнул, прикрыв глаза. Она видела, как имя ускользает из его рук раскалённым песком, а он даже не пытается его удержать. Кушель не винила его, понимала — тяжело.

— Завтра всё будет хорошо, — пообещала она.

— Разве не я должен тебе это обещать? — горько усмехнулся Леви.

— Сегодня пообещаю тебе я.

Он смотрел в её глаза и успокаивался.

— Из-за чего волнуешься ты? — проницательно спросил он.

— С чего ты взял, что я волнуюсь?

— Потому что у нас сегодня вечер психотерапии, вся семья волнуется, — закатил глаза Леви. — Если не хочешь, можем просто помолчать.

Кушель замялась. Леви совсем вырос. Она подалась вперёд, уткнулась лбом ему в плечо и выдохнула. Он приобнял её одной рукой, и она совсем расслабилась.

— Хочу забрать Фран, — почти неслышно.

— Мисс Франческу?

— Только не говори, что ты её помнишь, — взмолилась Кушель, надеясь, что эпизод с посещением борделя волшебным образом исчез из памяти сына.

— Помню, — она явно видела спрятавшийся в уголке его губ смех. — Она твоя подруга, помогает тебе. Придумаем что-нибудь. Фило напряжём, он и решит.

— И почему ты его так не любишь, — покачала она головой.

Леви помолчал, обдумывая её вопрос:

— Скажем так, Изабель в семье появилась из-за него.

— Но?

— Но чуть не исчезли мы с Фарланом.

— Урою гада, — пробормотала Кушель.

— Дело былое. Ложись спать, вставать всего через несколько часов.

— Не хочу, — вжалась крепче в него она.

— Хочешь повторить план? — неуверенно спросил Леви.

— Хочу побыть рядом, пока могу.

* * *

Всё пошло не по плану в первые же часы. Фило не оказалось в условленном месте, Брэд, которому сегодня должны были доставить УПМ, тоже пропал. Кушель заволновалась. Она должна была вместе с Фило притащить Брэда Кляйну, чтобы завоевать его расположение.

Фарлан был запыхавшимся, словно за ним гналась дикая свора. Он остановился лишь на миг, чтобы схватить Кушель за руку и потянуть за собой.

Кушель не задавала вопросов, просто бежала. Фарлан постоянно оглядывался, будто их преследовали, но она не чувствовала погони.

— Фарлан! — крикнула Кушель. Когда он не отреагировал, она дёрнула его за руку. — Да стой же!

Фарлан остановился, чуть не упав. Он смотрел на неё полубезумными глазами, его грудь тяжело вздымалась, а ладонь крепко, почти до боли, стискивала руку Кушель. На него было страшно смотреть.

— Что случилось? — требовательным, почти не дрожащим голосом спросила Кушель.

Фарлан немо шевелил губами, не в силах сказать ни слова. Кушель скорее догадалась, чем услышала: «Фило… Линда… убиты».

Она не слышала слов, лишь видела шевеление губ Фарлана. Не чувствовала тепло его руки, только холод своей. Не было ни боли, ни чёткого понимания, что случилось непоправимое. Она не могла поверить в то, что услышала.

— Мисс Кушель! — Фарлан встряхнул её за плечи.

Мир брызнул звуками и тусклыми красками прямо в мозг. Всё было так нереально фальшиво, что хотелось сорвать маску с Фарлана, который давным-давно должен быть мёртв. Но она не сделала этого, лишь выдохнула, не слыша себя:

— Как?

— Нас предали.

В Кушель взыграла ярость. Линда. Светлая, невинная Линда мертва. Трусоватый, но свой Фило мёртв. Оба мертвы, и она знала из-за кого.

Она не успела даже подумать, когда, оттолкнув Фарлана, бросилась к дому Линды и Фило. Ей нужно убедиться. Она не могла верить словам о смерти своих близких от мертвеца, она должна была точно знать это.

У дома Фило были выломана дверь и выбиты окна. Слепой окровавленный дом беззубо раскрыл перед ней своё нутро. Словно падальщики, внутри сновали полицейские. Смеялись, шутили, будто здесь не случилась трагедия.

Кушель не подходила близко, следила издалека. Видела, как кто-то опьянённый болью этого дома пнул летнюю картину Линды прямо на Линду, валяющуюся сломанной куклой в коридоре. Она зажала себе рот ладонью, чтобы не закричать, но обоняния коснулся тошнотворный запах свежей крови. Ладонь была прогрызена до мяса.

Она развернулась, шатаясь как одурманенная. Всё внутри клокотало, требуя . Она не хотела объяснений, она хотела обезопасить свою семью.

Кушель своими собственными руками поддерживала в Линде жизнь одиннадцать лет назад. Она вместе с ней спасалась из огненного марева, в которое превратился город. Она сама согласилась оставить её с Фило, ведь так было лучше. А Фило! Ненадёжный, трусливый, но преданный её силе, человек-парадокс, человек, которого не было. Чего стоит её сила сейчас?

В бордель Кушель ворвалась, не слыша и не видя ничего перед собой. Она готова была выдрать правду из ловких рук. Она была готова… попытаться услышать, сквозь вой своей израненной души.

Её не успели остановить. Никто и не смог бы. Возможно, только Бруна, что своим ледяным спокойствием могла посоперничать с гранитной плитой, но Бруны не было, а Кушель и не вспомнила о её существовании.

Трепетание ночных бабочек не вызвало никаких чувств. Их тонкие конечности терялись в тяжёлых шалях за испуганными масками. Кушель отметила их краем сознания, стремясь всем своим существом вперёд.

Она ворвалась в знакомую комнату, и рык застыл в горле.

Алый цветок раскинулся на всю комнату. Он брал начало из того места, что раньше было солнечным сплетением Фран. Лепестки ползли уродливыми тёмно-фиолетовыми пятнами по обнажённым рукам и ногам, прибитым к полу.

Кушель затошнило.

Ароматы смерти, крови и столь любимого абрикоса клубились вокруг безжизненного распахнутого тела, что когда-то принадлежало Фран. Грудная клетка раскрыта, открывая перемолотое в кашу сердце.

Мир покачнулся, но она стояла на ногах и не могла пошевелиться.

Позади кто-то ахнул и попытался вывести Кушель из комнаты, но она не позволила себе сдвинуться ни на миллиметр. Казалось, что стоит ей уйти, как страшная картина начнёт своё движение и поглотит весь её мир.

— Олимпия, пожалуйста, — молила куда-то ей в волосы Бруна, её обычно горячие руки были такими холодными.

Кушель поддалась, когда громадная полупрозрачная тень положила руки ей на плечи. Легче не стало, боль не исчезла, но она почувствовала своё тело сквозь онемевшие чувства.

Бруна торопливо повела её в другую комнату. Кушель не запомнила дороги, но как бы далеко её не увели запах абрикосовой смерти поселился в ней.

Бруна что-то сказала ей и торопливо вышла. Кушель не запомнила ничего, только нарастающий гнев.

— Олимпия! — с ужасом воскликнула Бруна, роняя из рук кувшин с водой, что беззвучно разлетелся на сотни маленьких черепков, разбрызгивая свою прозрачную кровь.

Кушель не отреагировала, лишь смотрела в пол, который почему-то оказался так близко. Ей мерещилась кровь на стенах и полу, на своих руках и рубашке. А ещё абрикосовый аромат, который сводил её с ума.

Ей было не больно. Совсем нет. Всё ушло. Было просто никак.

— Олимпия, Олимпия, прошу успокойся, — шептала и плакала Бруна, падая рядом и покрывая её израненные руки поцелуями.

Кушель была готова откликнуться. Она была готова быть кем угодно. Только бы не собой.

---

Примечания:

Те, кто подписан на мой канал в телеге (https://t.me/+fpwJ6wWTrRdhMGVi), знают, что первую версию этой главы я безжалостно удалила. А ещё они знают как выглядят Фран и Кушель, потому что мейкеры созданы на небесах.

12 глава уже в работе, не скажу точно когда выйдет, но я смогла найти небольшой баланс в своей жизни, поэтому с писательством должно быть попроще. Ваши отзывы очень помогают писать, поэтому жду ваших мыслей, чувств и теорий с нетерпением!

У меня тут громадные денежные траты (стоматология — дорогое удовольствие), поэтому если поддержите меня хоть немного, то мне станет значительно легче и жить, и писать. Не буду так сильно зашиваться на работе. Спасибо, что читаете. До следующей главы!

Сбер: 5336690131054969

---

1) нарушение зрительно-пространственного восприятия

Вернуться к тексту

Примечания:

Если заметите ошибку или отсутствие красной строки, то маякните через публичную бету, пожалуйста.

Осторожно! Темы ментального здоровья!

---

Кушель морозило. Первый шок спал, и она почувствовала холод. Боль всё не приходила, и Кушель малодушно надеялась, что не придёт.

Бруна обеспокоенно посматривала на неё, пока убирала черепки кувшина с пола. Кушель почти не обращала на неё внимания. Разум отчаянно пытался сконцентрироваться хоть на чём-то, что не будет причинять боль.

Кушель стыдилась этого. Так стыдилась своих трусости и страха перед болью, что неизбежно настанет. Она должна быть сильной, она должна смело встречать любую напасть. Она так по-слабому пряталась от боли, что уже подбиралась острыми когтями к рёбрам.

— ◾◾◾◾◾◾ ◾◾◾ ◾◾◾◾◾◾? — сказали не её губы.

Всё тело будто онемело.

Бруна бросила на неё тревожный взгляд и промолчала. А может Кушель ничего и не сказала, просто сошла с ума.

Бруна, постоянно оглядываясь, вышла. Кушель не обратила внимания сколько её не было, но по тяжёлому дыханию девушки, когда она вернулась, было понятно, что та почему-то спешила…

Бруна подошла совсем близко, склонилась над ней, что-то сказала. Кушель смотрела на бьющуюся на её шее венку, и всё внутри неё вздымалось и гневливо пенилось.

Время стало зыбким, пространство тяжёлым. Прорываться сквозь них было трудно. Бесконечно долгие часы заняло лишь поднятие руки до уровня шеи Бруны. Чтобы схватить её за глотку, потребовалась ещё небольшая вечность.

Девушка билась в её жёсткой хватке, что-то говорила, а она лишь боролась с желанием сжать её тонкую шею и переломить.

— Почему ты жива?

Бруна замерла, испуганно смотря на неё. Никогда ещё эта гордая девушка не выглядела так жалко и слабо. Темнота клубилась, нашёптывала что-то сладко на ухо. Она не поддалась только потому, что не должна.

— Что ты имеешь ввиду, Олимпия? — губы Бруны дрожали, но она ещё держалась.

— Почему ты жива? Почему все живы? — она слышала, как в груди зарождался рык. — Почему все, кроме неё!

Губы Бруны скривились, будто она сдерживала рыдания. Копошение запертых в своих комнатах бабочек оглушало. Кушель усилила хватку.

Бруна слабо выдохнула, будто что-то поняла, и это успокоило её, прикрыла глаза и легко обхватила запястье Кушель. Её пальцы находились прямо на ниточке пульса, не давили, не сжимали, просто лежали.

Она ждала, но Бруна лишь размеренно дышала, смотря на неё сквозь веки. Кушель сама не заметила, как стала подстраиваться под её дыхание, такт сердцебиения. Она считала удары под своей ладонью. Остались в мире только эти равномерные толчки.

Кушель почувствовала, как пекло глаза, саднило горло. Тёмные стены возвращали себе цвет, а воздух переставал так сильно душить. Почувствовалась жёсткость кровати, мягкость кожи под ладонью. Бруна погладила прохладную, почти холодную, кожу на её запястье, и Кушель одёрнула руку, будто обожглась.

Пространство продолжало давить, но она смогла успокоиться достаточно, чтобы суметь противостоять ему. Хотя бы немного, но смогла.

Бруна открыла глаза и смотрела на неё тяжёлым, заземляющим взглядом. Кушель практически без эмоций смотрела в ответ.

— Ты не помнишь меня, — осторожно, с капелькой давней обиды, сказала Бруна.

Кушель была не готова разбираться с прошлым предшественницы. Не сейчас. Возможно, уже никогда.

— Что произошло? — Кушель оставила Бруну без ответа.

Бруна крепко сжала зубы. Полустёртая алая помада въелась в её губы, будто свежая кровь. Кушель замутило.

— Я не могу сказать.

Вспышку злости Кушель встретила, как старого друга. Она хотела злиться, кричать, драться. Хоть куда-то выплеснуть всё то, что было внутри. Всё то, что вытеснило её саму.

— Мне запретили говорить, — будто заметила её чувства Бруна. Она говорила негромко, заставляла концентрироваться на своём голосе, не позволяла снова забыться. — Он сделал предупреждение. Сказал, что иначе не поймёшь.

— Кто не поймёт? — хотела бы не понять Кушель.

— Ты.

Фран умерла из-за неё.

Одно предложение. Четыре слова. Семнадцать букв.

Кушель давно забыла как плакать, забыла как позволять себе это. Возможно, слёзы бы облегчили её ношу, но когда она вообще позволяла себе это?

— Это был Астор Кляйн? — ей не требовался ответ, она и так знала.

— Он не знал, что вас что-то связывало, но продолжал задавать ей вопросы, — голос Бруны сорвался, на миг она отвела взгляд, словно почувствовала себя виноватой. — Он хотел… припугнуть через место, где ты чувствуешь себя в безопасности.

— Откуда ты это знаешь? — подозрение закрадывалось в мысли, обвивало шею и готово было сломать позвоночник, убивая всё человеческое, что в ней ещё осталось.

— Меня заставили смотреть и слушать.

Кушель всмотрелась в несгибаемую фигуру Бруны. Глаза красные, смуглая кожа аномально бледна, губы потрескались, а на руках синяки, будто от чьей-то крепкой хватки, что не так уж и удивительно для проститутки. И голос. То, на что Кушель не обратила внимания сначала. Голос Бруны был хрипл, будто сорван.

Как наяву она увидела, как две громоздкие фигуры с единорогами на спине удерживают на месте рвущуюся куда-то вперёд Бруну. В ушах зазвучали её крики и мольба остановиться. Кушель не чувствовала жалости, но что-то похожее на сочувствие задребезжало где-то внутри.

Она пусто смотрела на Бруну, что явно передёрнуло от её взгляда. Кушель не знала, что сейчас делать.

— Отдохни немного, — посоветовала Бруна.

— Скажи, что ты видела, — приказала Кушель.

Бруна отвела взгляд. Вся её поза говорила о том, как она не хочет вспоминать то, что сегодня случилось в этом здании. Кушель было плевать на её чувства. Сейчас она эгоистично хотела впитывать каждое воспоминание Бруны, что словно заживо сдирало с неё кожу.

Бруна говорила коротко, без деталей, но достаточно подробно. Перед глазами Кушель вставали ужасные картины произошедшего. Горло сжалось, словно она сдерживала рыдания, но на деле лишь боль, что раскалённым железом распространялась по венам.

— Я могу послать девочек, предупредить твоего сына, что ты здесь, — Бруна была бледна и устала, этой простой фразой она дала понять, что больше не скажет ни слова о смерти Фран. По крайней мере сегодня.

— Откуда ты о нём знаешь? — по привычке напряглась Кушель.

— Я же помогала тебе его прятать, — вздохнула девушка.

Кушель решила не обращать на это внимания.

Недалеко, за тонкими стенами, засыхала кровь, остывало всё то, что некогда принадлежало Фран. Кушель не могла уйти, не могла остаться. Это убивало её.

— Что будет с… — Кушель не могла сказать «тело». Это слово не должно было описывать всё так, будто это всё, чем была Фран. Это не так.

Фран была разбитой на осколки улыбкой, абрикосовой свежестью, сладким поцелуем перед сном, непомерно гордой птицей, запертой в клетке из кожи. Она была тихой насмешкой на улицах проклятого города, той, кто давала и боялась брать. Она была всем, но всё, что от неё осталось, лишь тело. Это казалось ужасно неправильным.

— Я послала за Гоззо, — поняла её Бруна.

Кушель кивнула, забралась с ногами на кровать и прижалась спиной к стене, единственной сейчас точке опоры. Она закрыла глаза и принялась ждать.

Она не спала, но видела сны. Она открывала глаза, чтобы вырваться из обезображенных образов световых пятен, но натыкалась лишь на пустую комнату, где скалилось её одиночество. Возможно, это были галлюцинации.

Тяжёлый шаг Гоззо Кушель узнала сразу. Он замер на миг у чьей-то двери и, после краткой задержки, продолжил путь.

Дверь, скрипнув, отворилась. Гоззо мрачно воззрился на неё.

— Ты должен помочь ей, — прошептала Кушель, смотря на него немигающим взглядом.

— Я должен помогать живым, — жестоко сказал старик, не сводя с неё глаз.

Под его взором было неуютно. Он вспарывал кожу, раскрывал нутро. Он знал её. Ей это не нравилось. Ей не хотелось понимания.

— Ты мне не поможешь.

Гоззо не обратил на её слова никакого внимания. Прошёл в комнату, к столу, где неторопливо раскладывал свои склянки да порошки. Наблюдать за выверенным движением его рук было практически медитативным занятием.

Он молчал. Это было неправильно. Гоззо всегда говорит, даже если это просто размышления. Если сейчас он молчит, значит новости, что он принёс, отвратительные.

— Что ты знаешь?

Гоззо не обратил на её хрип никакого внимания. Она подобралась, готовая вырвать ответ у него из глотки, если потребуется. Потому что Гоззо всегда есть что сказать. Она знала это.

— Говори, — рык родился в районе солнечного сплетения, прокатился по гортани и заставил дрожать всё тело.

— Ты замёрзла, — заметил он. Ей не нужна была его жалость.

Он сунул ей в руки кружку, знакомый запах пробился сквозь вакуум, что окружал её. Травы и ягоды. От них больше не чувствовался вкус солнечного света.

— Пей, — приказал он. — Потом я всё расскажу.

Вкуса не было.

Гоззо солгал.

* * *

Кушель спит так долго, что становится плохо. Нужно поднять руки, сорвать с себя липкую паутину нездорового сна, но она не хочет. Если она очнётся, боль снова задавит её, а ей так страшно потеряться в этом бесконечном лабиринте страданий.

Кошмары не оставляют даже во сне. Тела изгибаются, деформируются и умирают. В них невозможно различить людей, но Кушель знает имя каждого и от этого тошно.

Она открывает глаза от приглушённых разговоров с кухни. Она бы позвала Леви, но не могла. Сейчас она ничего не могла, лишь медленно, дрожа всем телом, опускаться вглубь забытья.

Болели рёбра и лёгкие. Каждый вдох давался с огромным трудом.

Раньше, когда у неё не было никого, кроме маленького Леви на руках да беспомощной Линды за спиной, у неё не было времени на боль. Она не имела никакого права на страдания, ведь ей нужно было выжить самой и вытащить из ситуации постоянной опасности сына и подопечную, которую позже она смогла пристроить, пойдя на сделку с совестью. Совсем недавно рядом были повзрослевший Леви, Фарлан и Изабель, что так естественно вошли в семью, Гоззо, что хоть и ворчал, но был близок, Фило и Линда, Фран, Хеймо. Было безопасно. И сильнейшая боль так контрастировала с тем, что было раньше, что Кушель готова была выть, теряя остатки разума.

Она исчезала, опутанная болью и сном, почти не слыша далёкий призыв бороться.

Ладонь Фран спокойно лежала в её руке. Усталость в теле Кушель смотрела на неё сквозь боль воспалённых долгими рыданиями глаз.

— Ты умерла.

Фран не ответила. Кушель крепче сжала тонкие, полупрозрачные пальцы.

— Когда мне снились кошмары, ты вытаскивала их из меня, держала до боли руку и ворчала. Сейчас тебя не отпускаю я, а ты молчишь, даже не заставляешь меня говорить.

Фран никогда не утешала. Не умела. Кушель тоже.

Она проваливалась сквозь кровать, увязала, как в зыбучих песках. Из последних сил цеплялась за оставившую её Фран и теряла.

Прохладные тонкие пальцы выскальзывали из её рук. Кушель погружалась вглубь. Туда, куда не хотела никогда заходить.

Фран была потеряна, где-то далеко, где падение ещё было безопасным. Кушель барахталась, запутываясь в жёсткой простыне, всё сильнее теряясь сама.

Коридор был бесконечно длинным. Ни одного окна, только одинаковые безликие двери по обе стороны. Тусклое мигающее освещение делало тени длиннее. Серо-зелёные стены так огромны, что дыхание перехватыватывало. Страшно представить размеры обитателей этого места.

Первый шаг дался тяжело. Ей казалось, что она заплачет, если сойдёт со своего места. Она делала шаг за шагом мимо громадных дверей-близнецов, теней, что угрожающе скалились за её спиной. Что-то держало её, не давало выбраться из зацикленного долгого кошмара. Сгиб локтя кольнуло болью.

Длинные трубки входили прямо в её вены. Они тянулись куда-то вперёд, где свет и не собирался сражаться с тьмой, туда, где виднелась огромная фигура единственного жителя этого места.

Это был ни мужчина, ни женщина. Она не могла понять кто это, она не знала его, но что-то тёмное, фанатично безумное пробуждалось в груди, извиваясь подбиралось к горлу, впиваясь в податливый мозг.

Существо не двигалось. Возможно, оно ждало её, восторженно предполагало помешательство в ней.

Шаги перестали принадлежать ей. Она неслась вслед за трубками капельницы, что вели к её одержимости, но сколько бы шагов не было сделано, фигура оставалась всё также далеко.

Она задыхалась от слёз и бега. Рука болела, горела кожа, словно тени, которые она оставила позади, вцепились в неё своими дрожащими пальцами.

Сопротивляясь одержимости, что безумно выла в голове, она схватила плотные трубки, что впивались в её плоть и дёрнула.

Коридор содрогнулся. Тление коснулось бесконечности белых обшарпанных дверей. Стены покрылись гнилью, словно живое существо. Тонкий аромат разложения ласково прикоснулся к ней, и она бросилась вперёд под защиту плаща существа, что был всего в двух шагах от неё.

Человек был так высок, что она подумала, что это великан. Но он не был деформирован, как всё в этом умирающем мире. Это она была маленькой.

Человек, ни женщина, ни мужчина, провёл рукой по её волосам, взял за руку и повёл вперёд, уводя от нарастающих криков за дверьми. Она еле поспевала за его широким шагом. Споткнулась и ударилась коленями о ступени. Резкая несуществующая боль пронзила всё её тело, вырывая из сна.

Она глотала воздух так жадно, будто его сейчас отнимут навсегда. Из глаз текли слёзы, свет от дверного проёма слепил её.

— Мам, — Леви пересёк комнату и опустился на колени перед её постелью, — ты как?

Мысли путались, мешаясь с болью. Как же она не хотела просыпаться.

— Я в порядке, — упрямо вытерла глаза Кушель, усилием воли заставляя себя успокоить дыхание.

Леви с лёгким сомнением кивнул и помог ей сесть, когда она не смогла сама.

— Старик дал тебе что-то успокаивающее. Сказал, что ещё день тебе лучше отлежаться.

Кушель казалось, что она лежала уже намного больше дня. Её тело будто было разбито на тысячи осколков, каждый из которых ужасно ныл.

— Сколько я спала?..

— Пару дней, — уклончиво ответил Леви. — Ты просыпалась несколько раз, мы давали тебе лекарства. Тебе бы лучше послушать старика и отдохнуть, мам.

Кушель дёрнула плечом, стряхивая мороз, пробежавший по коже. Усталость накапливалась в шее, растекалась иглами по венам.

— Какой у вас план? — сжала зубы Кушель.

Леви оглядел её нахмурившись. Он выглядел как человек, на которого свалилось слишком много. Какой-то своей частью Кушель жалела его, но она была такой маленькой в сравнении с тем, что сейчас зрело внутри, что она не могла даже обнять сына, чтобы поддержать.

— Эгоистка, — праведно возмутился кто-то когда-то давно, — только о себе и думаешь! У других тоже горе, возьми себя в руки. Хватит себя жалеть.

Не хотелось брать себя в руки ни тогда, ни сейчас.

— Мы не можем выйти. За домом установлена слежка. Старик сказал не высовываться, — помедлил и всё же продолжил. — Фарлан выходил, пытался добраться до информаторов, но они все залегли на дно. Будем пробовать через банды.

Бесконечно долго длился шорох огня в лампе, прежде чем Кушель смогла сконцентрироваться и поймать нужную мысль.

— Почему не через Хеймо?

Лицо Леви ожесточилось. Она знала его достаточно хорошо, чтобы увидеть тень замешательства в его глазах.

— К нему не добраться. Там полицейских столько, что я не могу пройти, — недовольно потёр переносицу Леви.

Кушель кивнула, и это отняло все её силы.

— Поспи, — посоветовал Леви, провёл рукой по её волосам, — завтра разберёмся со всем.

* * *

Времени, чтобы прийти в себя, снова не было. Это уже походило на очередную плохую традицию Подземного Города. Кушель с трудом заставляла себя дышать, о чём-то большем даже речи не шло. Недавние трагедии слишком сильно ударили по ней.

«Надо отомстить», — отстранённо подумалось ей, и эта мысль придала немного сил.

Словно окаменевшее тело, подчинялось с неохотой. До двери пришлось добираться буквально по стенке. У полоски света на полу и тихих голосов Кушель остановилась, чтобы выдохнуть, отпустить свою единственную опору и сделать вид, что всё если не хорошо, то неплохо.

Разговоры смолкли, как только скрипнула дверь. Кушель держала спину прямо почти без усилий. Тело было ужасно неподатливым и впервые это было похоже на плюс. Держать лицо не было необходимости, оно и так не выражало ничего.

— Матуш… мисс Кушель, — исправилась почему-то Изабель, подскочив с места, — как вы себя чувствуете?

— Всё в порядке. Что вы нашли? — Кушель знала, что они не могут сидеть и ждать у моря погоды. Она же их воспитала.

— Может вам отдохнуть?.. — начал было Фарлан, но Кушель жёстко его прервала.

— Нет. Говорите.

Леви нахмурился, но ничего не сказал на это. С громким в напряжённой тишине стуком он поставил на стол кружку с горячим чаем и взглядом отказался говорить что-либо, пока Кушель не выпьет его.

Кушель медленно села, не отводя упрямого взгляда от глаз сына. Взяла кружку в руки, демонстративно сделала один глоток обжигающего чая и поставила на стол, не убирая ладоней.

— Тебя хочет видеть капитан полицейских, — начал с основного Леви. — Изабель прижала шпану, говорят, что операция полиции началась за час до нашей. Информацию кто-то слил. Они знали, что должно начаться что-то. Больше не знают. До Хеймо добраться не можем, его обложили так, будто он сам король.

— Известно чего от меня хотят? — Кушель постучала пальцами по столу.

— Нет, но если бы хотели убить, не ждали бы, когда ты придёшь в себя.

— Пойду к ним, — встала Кушель.

Изабель и Фарлан подскочили практически одновременно. Не пускать её у них было бессознательной реакцией.

— Нельзя ходить к ним одной, мисс Кушель! — Фарлан смотрел беспокойно, сжимал кромку стола так, что побелели костяшки.

В противовес ему Изабель хлопнула по столешнице ладонями так, что чашки подпрыгнули. Лихорадочный румянец окрасил её щёки, а глаза блестели застывшими когда-то давно слезами.

— Ма-мисс Кушель, вам нужно выздороветь, мы сами разберёмся!

Что-то внутри дрогнуло под той толщей льда, что прибивала Кушель к полу. Жаль, что недостаточно, чтобы она отступила.

— Я справлюсь, — и впилась глазами в уставшую фигуру Леви. — Поверь мне.

— Что ты хочешь сделать? — он казался почти безразличным, почти равнодушным.

Кушель и рада была бы ответить, но она не знала что. Сил не осталось, чтобы придумать, как успокоить, утешить сына. А ужасный, просто отвратительный собственный голос в голове лишь наращивал мощь и говорил, что она, эгоистка, даже не пытается.

— Я не знаю, — пусто ответила она, чувствуя как перехватывает горло. — Поговорю с ним, узнаю, чего хочет.

— Это не план.

— У нас нет на него времени.

Их тяжёлые взгляды столкнулись над столом, затрещали на коже неслышимой статикой. Леви знал, что она лжёт. Возможно, он не озвучивал это, чтобы у неё ещё была возможность отступить, позволить им всем придумать что теперь делать, когда их друзья погибли. Они практически одновременно сказали:

— Я убью его.

— Это не твоё дело, Леви.

— Слушайте, нам всем надо успокоиться, — Фарлан с поднятыми руками встал между ними. — Давайте выдохнем…

— Линда была дорога и мне.

— Убить его должна я.

-… или давайте продолжать гнуть свою линию, — обречённо пробормотал Фарлан, пока Изабель тревожно переводила взгляд с Кушель на Леви.

— Мы можем продолжать спорить хоть всю ночь, — заметил Леви, — или ты можешь рассказать, что именно тебя связывает с капитаном военной полиции.

Кушель задумалась на миг, села на стул, ноги наливались тяжестью и отказывались держать.

— Капитан полицейских хотел, чтобы я была его шавкой. Я отказалась. Конец истории. Достаточно? — это было агрессивно. Боль и страх порождали злость.

— Это не всё, — проницательно заметил Фарлан.

— Давайте просто оставим этот разговор, ладно? — со слезами в голосе воскликнула Изабель. — Мы все устали, нам очень больно, даже если вы выглядите, как каменные глыбы. Нам просто нужен отдых сейчас.

— У нас нет на это времени… — тоном «вот же маленький ребёнок» начала Кушель.

— Нет! — крикнула Изабель, и вместе с этим криком вырвались на свободу и её слёзы. — Вы постоянно так делаете! Я знаю, что вы быстрее, прочнее, сильнее простых смертных, но у всего есть предел. «Времени нет, времени не хватает», — передразнила она, отчаянно и зло стирая слёзы с щёк. — Время есть, но вы сами себя его лишаете. И нас заодно. За нашей дверью стоят полицейские, меня это пугает. Мне ужасно страшно, я не понимаю, почему они не действуют, я всё жду, когда они выбьют дверь и заставят нас отдать устройства, переломав заодно шеи, а вы находите время решать, кто пойдёт вершить месть? Мне нравилась Линда, правда нравилась, но мне сейчас настолько страшно, что я не могу горевать по ней. Пожалуйста, прекратите… — и упала на стул, как подкошенная, зарыдав, уткнувшись в стол лицом.

Кушель смотрела, как Изабель плачет, и что-то рушилось внутри неё. Леви неловко положил руку на голову подруги и потрепал, словно пытался поддержать. И когда им стало так трудно выражать эмоции? Раньше всё было нормально, но чем старше становился Леви, тем больше Кушель накладывала ограничений на их отношения, словно пыталась заставить сына соответствовать какому-то образу. И сама перестала допускать чего-то лишнего. Сама не осознавала границы этого лишнего, но проблемы в подростковом возрасте Леви шли не только от него, но и от неё.

Фарлан сидел на коленях перед Изабель и шёпотом уговаривал её успокоиться, называя их бесчувственными чурбанами и извиняясь за всех разом:

— Пожалуйста, Изабель, не плачь. Мы всё решим, обещаю.

Кушель неловко обняла себя за плечи. Несказанное комом стояло в горле. Она понимала, что им страшно, что именно она на правах главы семьи должна как-то исправить положение. Ответственность обвивала её тело в смертельных змеиных объятиях.

— Извини, Изабель, — выдавила из себя Кушель и проскользнула обратно в спальню, прижалась спиной к двери и негромко заплакала сама, зажимая ладонью рот.

* * *

— Давай поговорим, — голос Леви был устал. Сын был готов к отказу.

— Что ты хочешь услышать? — тихо спросила Кушель, боясь потревожить Фарлана и Изабель на кухне.

— Ты явно знаешь о полицейских больше, чем мы сейчас. Информация даёт преимущество, ты сама всегда так говорила.

Кушель рассказывала, хоть это было безумно тяжело. Каждое слово камнем вставало в глотке, царапало трахею и падало ей на колени неподъёмным грузом.

— Это был акт устрашения для меня. Он убил Фран; Фило и Линду должны были арестовать, но что-то пошло не так. Это лишь догадка. Мне нужно с ним встретиться, он сам всё расскажет. Тогда я его и убью.

Леви долго молчал. Казалось, весь мир затих, ожидая его приговора.

— Чего ты хочешь от меня? — наконец спросил он.

— Чтобы ты меня отпустил.

— Тебя никто не держит. Что? — пожал плечами на её удивлённый взгляд. — Почему ты считаешь, что я должен тебя останавливать? Я верю тебе и в тебя.

Кушель молчала. Она не могла сказать ему, что почему-то всё чаще чувствовала его командиром. Леви провёл ладонью по лицу, словно стараясь стереть с себя тревожные дни.

— Я хочу отомстить, — честно сказал он, открыто смотря ей в глаза. — У нас обоих есть на это право. Но Изабель права, мы окружены. Сможем ли мы защититься от тех, кого больше? Возьмут количеством.

— Я должна встретиться с Кляйном, будем смотреть по обстоятельствам, как поступить, — выдохнула она.

— Хорошо, — кивнул Леви. — Когда ты сможешь пойти?

«Хоть сейчас!» — готова была воскликнуть она, но промолчала.

В мышцы стреляли боль и усталость, конечности налились свинцовой тяжестью. Без нечеловеческого усилия над собой ни одного движения она не могла сделать. Кушель не готова.

— Дай мне пару дней. Вы правы, мне надо отдохнуть.

* * *

— Вы грязно играете, капитан Кляйн, — говорить безразличным тоном не сложно, труднее не схватить нож для писем и не вспороть глотку хозяину кабинета.

— Если играть по-честному, то игрокам становится скучно, — словно близкой подруге улыбнулся капитан Кляйн, — а я не хочу, чтобы вы заскучали, мисс Кушель.

— Поэтому решили вырезать всех, кто мне дорог? — резко спросила она, сдерживая только желание уничтожить человека перед собой.

Кляйн поморщился, будто всё это было досадным недоразумением. Он поставил стакан с чем-то пряным на стол и всмотрелся в её глаза.

— Они оказали сопротивление при аресте. Их смерть просто несчастный случай, — он пожал плечами, почти равнодушно улыбнулся, но быстро скрыл это за фальшивым сочувствием. — Мне жаль, что подозрения пали на них, но не волнуйтесь, вас это нисколько не запятнало.

— Разве их было за что арестовывать? — ей казалось, что её голос звенит, как струна. Еле заметное дребезжание, что зарождалось ещё в горле, рассходилось под кожей электрическими разрядами. Неприятно.

— Фило Спенсер, младший сержант, — Кляйн вытащил какую-то папку из ящика стола и начал зачитывать, — вместе со своей сожительницей Линдой, фамилия не установлена, обвиняются в сговоре и соучастии в краже устройств военного назначения. При аресте оба подозреваемых оказали сопротивление, в результате чего смерть наступила в ходе борьбы. Это официальная версия следствия, мисс Кушель.

— А какая версия у вас?

Кляйн смотрел на неё тяжело, как Кенни в своё время. Только вот братец ещё мог припугнуть её взглядом, а капитан полиции — нет.

Он вздохнул, словно ему надоело с ней возиться. Злость и боль внутри Кушель снова приподняли головы, контролировать себя совсем не хотелось. Ещё немного и она вцепится в его глотку.

— Один из новобранцев не удержал член в штанах и попытался проявить себя во всей красе перед возлюбленной Спенсера. Ему это не понравилось, он стал сопротивлятся. В открытом столкновении ему было не победить, он сам это понимал, поэтому после недолгой борьбы с полицейскими он убил Линду, — Кушель выдохнула тихо и испуганно, мужчина если и заметил, то предпочёл не акцентировать на этом внимание. — Мой помощник передал, что Спенсер сказал, что так защищает её от боли. Его пытались задержать, но он словно обезумел, в итоге погиб на месте.

Она прикрыла глаза. Онемение пробежало по плечам, подобралось к груди и спряталось в сердце. Не время и не место оплакивать друзей. Нужно решать, что делать дальше. Кушель обещала Леви разобраться. Она медленно выдохнула и посмотрела на Кляйна.

— А Фран? — хрипло спросила она и тут же поправилась. — Франческа. Почему же она выглядит как жертва сумасшедшего ублюдка?

Возможно боль всё же пробралась в её голос или взгляд, раз капитан Кляйн стал выглядеть весьма воодушевлённым. Его глаза заблестели от неуместного возбуждения, пальцы подрагивали, будто перебирали что-то доступное лишь ему одному.

— Вам понравилось? — в голосе слышался восторг. — Не хотел вас лишать кого-то дорогого, это вредит плодотворному сотрудничеству.

Кушель хотела закричать так, чтобы перестать слышать его и мир вокруг. Она бы выцарапала бесстыжие глаза Кляйна, а потом и свои, чтобы перестать видеть сны. Она не могла позволить себе терять самообладание. Даже если от срыва её удерживал лишь тихий голос, что твердил о бесконечной борьбе, она обязана сейчас ему подчиняться.

— Отвратительно, — выдавила она из себя. — Ужасно грязная и пошлая работа. Не понимаю значения этого… перформанса.

— Я же говорил, что коллекционирую бабочек, — почти беспечно ухмыльнулся Кляйн. — Не оценили, так не оценили. Я предлагаю вам работу. Вам и вашим подчинённым, если быть точным. Можете даже оставить себе УПМ, если найдёте их, мисс Кушель. Собери команду, стань там главной. Будешь отчитываться лично мне, остальным знать не обязательно.

«Хоть про устройства не знает, больной ублюдок», — подумалось ей, но желанного облегчения эта мысль не принесла. Перед ней сидел сумасшедший, что убил Фран для развлечения.

— Что за работа? — практически не думая, спросила она.

— С вами приятно иметь дело, мисс Кушель, — омерзительно улыбнулся Кляйн, наклонившись к ней.

* * *

Кушель не справилась. Вина тупой болью стучала в висках, цепляла за волосы и плечи. Сначала в ней кипели ярость и желание убить виновника её потерь, но сейчас, когда прошло несколько дней, остались лишь горе и усталость. Кушель никогда не хотела убивать или быть связанной с убийствами.

Много лет её мучило то, что она убила наёмников, что напали на неё. Она оправдывала себя тем, что жить в Подземном Городе тяжело, но оставаться человеком не легче. Возможно, даже тяжелее.

И сейчас, когда она снова потеряла людей, что звала семьёй, когда она стояла перед выбором отомстить или уйти, она сдалась. Она заключила сделку с человеком, что истязал Фран, что отдал приказ на арест Фило и Линды, чем подписал им приговор. Кушель не хотела, чтобы Леви в таком юном возрасте вступал в конфликт с полицией. Сколько бы у него не было сил, это был заведомый проигрыш, а она ещё должна довести его до той самой точки истории, когда всё решится.

Боль тлела в ней, пропитывая каждую клеточку её тела. Ноги вели в неизвестном запутавшемуся разуму направлении. Подсознательно Кушель всё поняла ещё в кабинете Кляйна, но допустить или принять мысль о случайном предательстве было невыносимо.

Она прислонилась к стене в почти знакомом переулке, где её стошнило. Кушель почти ничего не ела последние дни, но её продолжало выворачивать, даже когда стало нечем.

В полумраке Подземного Города она плакала, слушая упрёки, которые сама себе и говорила. Кушель еле смогла подняться, чтобы расправить плечи и пойти вперёд. Ей нужно было знать, кто её предал.

* * *

Если вам нужна информация, то вы либо ищете её сами, тратите кучу времени впустую, но что-то да находите, либо ищите информатора. В вопросах предательств, убийств и других межличностных конфликтов это первый человек, которого стоит искать. У Кушель он был, и только он мог дать ей ответы.

В мастерской было тихо. Не звенящая тишина, что воцарилась в сознании Кушель, стоило ей переступить порог, а почти мягкая, домашняя.

Хеймо сидел за столом и вырезал что-то на дощечке. Кушель со своего ракурса не видела узор, но могла предположить, что там волки. Она как-то обмолвилась, что это её любимые животные, с тех пор Хеймо только их и вырезал на каждом своём изделии.

— Господин Шмидт, — прошелестела она, её голос сух, как осенняя листва.

— Мисс Кушель, — Хеймо не улыбался, но улыбка чувствовалась в его голосе, — Леви говорил, что вы будете отдыхать ещё пару дней. Что-то случилось?

Кушель без зазрения совести могла называть Хеймо другом. Не самым близким, но другом. Она сознательно держала дистанцию с ним, однажды заметив проблеск чувств, на которые не могла ответить. Она допускала мысль, что могла перепутать с дружеской приязнью, но рисковать не хотелось.

— Я хочу сделать заказ, — Кушель прошла вглубь комнаты, мимо Хеймо, прямо к своему столу, где лежали инструменты, которые она так и не убрала.

Она провела пальцами по столешнице, концентрируясь на деревянном узоре. Всё в порядке. Всё будет в порядке. Сейчас она всё узнает.

— В мастерскую или лично мне? — если и удивился, Хеймо этого не показал.

— Тебе.

Хеймо не обратил внимания на то, что она отошла от уважительной формы обращения. Он отложил инструменты в сторону и будто подобрался, готовый сразу идти выполнять её поручение. Это подкупало. Хеймо словно старался быть кем-то неизменным в её жизни. Она бы даже смогла его полюбить, если бы всё сложилось иначе.

— Мне нужно, чтобы ты нашёл мне информатора, который слил информацию обо мне капитану полиции.

— Мисс Кушель, — нахмурился Хеймо, — ты же знаешь, что так не принято работать.

Кушель почти ласково улыбнулась. Информаторы старались друг друга не подставлять. Это было что-то вроде неписаного правила, кодекса чести, от которого все без исключения старались не отходить. Все, кроме Хеймо.

— Много лет назад ты нашёл мне информатора, который работал с Фило и решил подставить Леви в счёт давнего знакомства. Что же изменилось сейчас? — улыбка не покидала её губ, но глаза медленно стекленели.

— Мисс Кушель, мне кажется, вам стоит отдохнуть, — твёрдо сказал Хеймо, нахмурившись. — Поговорим об этом и оплате позже.

Кушель рассмеялась. Так легко, больно и горько. Она села за свой стол, задумчиво покрутила нож для резьбы по дереву между пальцев. Хотелось пойти домой, упасть в кровать, завернуться в одеяло и слушать тихий разговор Изабель во сне. Ах, если бы она могла это себе позволить.

— А мне кажется, что тебе не стоит обманывать клиентов и брать с них деньги за то, что они уже знают, — сладко потянула она, ей казалось, что ничто не сможет сейчас склеить все её части воедино.

— О чём ты? — это был не вопрос. Это был страх.

Она прикрыла глаза, чувствуя как трещины в ней разрастаются. Кушель крепче сжала нож, раня ладонь. Боль не доходила до неё, теряясь в бесконечном потоке горя.

— Я бы хотела узнать, о чём ты? Что я такого сделала, чтобы заслужить подобное? — голос почти не срывался, лишь звенел, как стекло, что готово разбиться. — Или это Фран перешла кому-то дорогу? Если она, то как зацепило Фило и Линду? Я хочу правду, Хеймо. Не смей мне лгать. Только не ты.

Хеймо расслабленно откинулся на спинку стула. Он стал казаться ещё больше, внушительнее. Его взгляд был предельно серьёзным. Этот человек никогда не лгал, иногда недоговаривал, но был одним из самых прямолинейных людей в её жизни.

Тени в мастерской заклубились по углам, сгущались, подбираясь к их ногам. Тревожно трепетал огонёк в стеклянной лампе. Света не хватало, полумрак законно царил в Подземном Городе, в сердце каждого его жителя.

— Я отдал ему только проститутку, — пренебрежительно сказал он. — Видимо, она сдала твоих знакомых. Соболезную.

Кушель чувствовала биение своего сердца в ушах. Оно оглушало. Голова закружилась, злость и непонимание оскалили зубы. Ей не нужны соболезнования, они никого не вернут, ничего не исправят.

— Зачем ты натравил его на Фран? — она не знала, откуда ещё берутся силы, чтобы спокойно говорить с ним.

Хеймо посмотрел на неё так, будто удивился тому, что она не понимала такой простой вещи. Она действительно не могла понять. Кушель была уверена, что Хеймо с Фран не были знакомы, не могли сделать что-то друг другу, даже если случайно… как?

— Мисс Кушель, я могу принять ваш выбор, если вы выбираете мужчину, но женщину? Серьёзно? — Хеймо невесело усмехнулся. — Она совратила вас. Разве мог я оставить это безнаказанным? Женщина с женщиной, подумать только! Такое можно ожидать только от шлюхи!

Кушель показалось, что мир начал хрустеть как свежий наст, готовясь разрушиться. Трещины извивались, словно змеи, подбираясь к её рукам и ногам. Она разжала ладонь, когда её ужалило понимание, испачканный кровью нож выскользнул на стол. Она так устала убивать. Но может… последний разок?

Хеймо продолжал говорить. Она не вслушивалась, просто улавливала суть, пока рисовала своей кровью по столу что-то похожее на птицу. Он говорил, что грязная проститутка пыталась опорочить её, что связь женщины с женщиной противоестественна и неправильна, что женщина всегда должна быть с и за мужчиной.

— Например? — спросила она, будто со стороны слыша надрыв в своём голосе. — За кем же я должна быть? Неужели за тобой, Хеймо?

Она ещё держалась. Ещё немного, ещё чуть-чуть. Не дать себе потерять голову от всего, что успело свалиться за эти дни.

— Если вы посчитаете меня достойным этого, — Хеймо будто гордился тем, что сделал.

Ей хотелось смеяться. Так громко и сильно, чтобы все внутренности перемололо этим смехом, чтобы кости сломало, чтобы боль нынешняя сменилась на другую, которую она могла бы вытерпеть.

— Но я же проститутка! — злым весельем брызнул её голос. — В прошлом конечно, но бывших шлюх не бывает, верно? Как же я могу позволить себе опорочить вас, господин?

Хеймо пытался что-то ответить, но он наступил на логическую дыру в своём суждении и выбраться самостоятельно не мог. Это было даже не смешно. Фран страдала из-за этого? Из-за подобной чуши погибли Линда и Фило?

Фран говорила никогда не верить ей. Фран говорила, что предаст её при первой возможности, если на кону будет стоять её жизнь. Фран направила ищеек Кляйна на тех, кто по её мнению мог увести их подальше от Кушель. Фран пыталась спасти её жизнь, пожертвовав чужими.

Хеймо всегда говорил, что ему можно доверять. Хеймо каждый раз говорил, что никогда её не предаст. Хеймо из раза в раз уговаривал положиться на него. Хеймо был тем, кому не понравилась та Кушель, которую он видел. Хеймо был тем, кто её предал.

Нож лёг в ладонь так естественно, будто там и должен находиться. Она перехватила его поудобнее и метнула в Хеймо, что успел дёрнуться в сторону. Он схватился за кровоточащее ухо с изумлённым возгласом.

Она больше не слушала его. Всё её тело стало импульсом, что выстрелил в Хеймо. Это не была какая-то возвышенная битва, о которой слагают легенды. Это была драка, в которой Кушель старалась причинить как можно больше боли. И себе, и Хеймо.

Хеймо пытался её удержать, образумить. Он был громадным и сильным, мог переломить её пополам, было бы желание, но он лишь защищался. Это злило, пока она разбивала ему лицо и предплечья кулаками.

На них посыпались стружка, инструменты и деревяшки, что лежали на столе Хеймо. При всей своей силе ему не удавалось зафиксировать её на месте, пока она из раза в раз наносила удары, калеча их обоих.

— Дерутся ли женщины? — безумно шептала она ему, схватив за горло, цепляясь за его кожу ногтями, пока Хеймо пытался оторвать её от себя. — Кто дал тебе право решать за меня? Кто позволил тебе решать, кого мне любить? Как ты посмел убить из-за этого?!

Она практически не видела его лица. Горячая дымка затуманила зрение, она рычала что-то ему в лицо, нанося удар за ударом. Руки горели и ныли, горло драло, будто она кричала несколько дней без отдыха.

Кушель схватила первое, что попалось под руку. Нож для резьбы взмыл вверх, когда она замахнулась. Туман перед глазами рассеялся. Она плакала.

Хеймо был без сознания, с заплывшими глазами, разбитым в мясо лицом и явно сломанными костями. Ей стало противно от самой себя. Она была в ярости, она хотела убить, но не могла. Этот человек был её другом.

Кушель сползла с него, села у стены и принялась ждать, прикрыв глаза. Раньше, так давно, что это кажется почти страшным сном, она в такой момент принимала решение жить или умереть наёмникам. Не одну ночь её трясло от воспоминаний об этом. Она не хотела больше убивать.

Она может это сделать. Прямо сейчас ей ничто не мешало просто перерезать глотку Хеймо. Никто ей и слова не скажет, она одна из сильнейших в этом месте. Никто даже не узнает! Кушель просто… устала. Она не хотела смертей. Она не хотела терять друга, хотя знала, что потеряла его в тот момент, когда он указал на Фран, поддавшись своей ревности, когда решил, что вправе решать, как правильно ей жить.

Когда Кушель была маленькой, ей часто говорили, как нужно себя вести, в какие игрушки играть, как разговаривать со старшими. Она почти с ностальгией вспоминает, как её мнение не слышали, как заставляли поступать так, как считали правильно. Она помнит, как училась слышать себя, когда вырвалась из семьи, как её ломало одинокими вечерами, ведь так поступать было неправильно. Как же сейчас правильно? Есть ли вообще хоть что-то правильное? Существует ли?

На предплечьях расцветали алые кровоподтёки. Ноготь на указательном пальце она сорвала и даже не заметила. Боль накатывала волнами, не давая желанного облегчения, неся в себе лишь бесконечную усталость. Ранений было бы больше, если бы Хеймо дрался с ней. Это уже не злило.

Она сидела в тишине, прерываемой лишь свистом разбитого носа Хеймо, и ждала, когда он очнётся, ещё не зная что ему скажет. Кушель заматывала свои раны лоскутами своей рубашки, откладывая принятие решения. Она малодушно надеялась, что всё решится как-нибудь само, но только ей сейчас решать что делать.

— Человек, что знает, как выглядят звёзды, не должен убивать, — фыркнула когда-то давно Фран.

Кушель не помнила всего разговора, Фран могла выдать всякое в любой момент времени. Просто сказать мысль, потому что она была слишком весомой, чтобы быть нерассказанной. На этом они и сошлись когда-то. Циничные, но мечтательные. Они были друг другу, словно глоток свежего воздуха в помещении без окон и дверей.

— Ты знаешь как выглядят звёзды? — спросила тогда Кушель, крепче обнимая удивительно мягкую в броне из острых костей и наглости Фран.

— Меня отец с поверхности сюда продал, — как нечто незначительное ответила она, вжимаясь холодным носом Кушель в шею. — Иметь дочь от проститутки, когда сам аристократ, не очень-то престижно.

Фран редко говорила о себе. Не любила этого.

— Почему знание о звёздах должно останавливать? — не стала больше ничего узнавать тогда Кушель. Возможно, зря. Если бы она знала, что потеряет её, то каждую секунду провела бы рядом, узнавая и открывая.

— Есть в мире что-то прекраснее звёзд? Если что и должно останавливать людей от жестокости, то только красота ночного неба, — в глазах Фран блестели непролитые слёзы преданного ребёнка. — Это было последнее, что я видела на поверхности. Знаешь… я хотела бы увидеть небо вновь.

Кушель плакала, зубами туже затягивая ткань на ладони. Она не хочет мстить, она устала от этого. Достаточно. Хватит.

Хеймо застонал, пытаясь открыть заплывшие глаза. Кушель не собиралась ему помогать, лишь следила уставше, неторопливо стирая следы слёз с щёк.

— Больше не появляйся в моей жизни. Живи свою, не трогай чужие, — ровно сказала Кушель, заставляя Хеймо затихнуть. — Я не хочу тебя видеть. Не приближайся ко мне и моей семье. Гоззо был прав.

Кушель с трудом поднялась, держась за стенку, и похромала к выходу. Она сильно ушибла ногу, всё тело ныло. Скрипнула дверь, когда Хеймо попытался что-то сказать ей, дозваться, но она не обратила внимания. Нужно добраться до дома.

Она не помнила как попала домой. На кухне Изабель подскочила с криком, когда увидела её, но Кушель лишь отмахнулась. Нечего раздувать из царапин смертельные ранения. Взгляд Леви прожигал её спину, пока она не скрылась в ванной.

Сил не хватило даже на то, чтобы стянуть с себя остатки рубашки. Она надавила на небольшой рычаг, холодная вода полилась на неё водопадом. Они вместе с Хеймо придумывали чертёж. Чёрт.

Она сползла вниз по стене. Ноги больше не держали. Розовые пятна уродливо расползались вокруг неё. Неужели ран намного больше, чем она чувствовала?

В кармане прятался нож, весело сверкая в тусклом свете, пробивающемся из-под двери. Кушель не знала, что заставило её сделать… это.

Алые линии расцветали на её руках, когда она срезала импровизированные бинты. Она желала облегчения, но оно не приходило. Тогда Кушель снова и снова вспарывала тонкую кожу, не оставляя ни единого живого места на себе. Её всхлип заглушил грохот выбитой двери. Леви стремительно оказался на коленях возле неё. Нож с обиженным «дзынь» ударился о стену и затих.

Леви крепко схватил её за плечи и сильно встряхнул, практически крича ей в лицо: «Зачем?»

Его испуганные глаза, злое от страха лицо стали последней каплей. Горло сжалось в спазме, она практически задыхалась от рыданий.

— Не хочу… не хочу…

— Что? — требовательно сжал её плечи до синяков сын. — Что не хочешь? Что происходит?

— Не хочу жить.

Слова, сказанные шёпотом, раскатом грома затрясли стены. За порогом ванны кто-то всхлипнул в ладонь и торопливо отошёл. Кушель не обратила на это внимания, оглушённая тем, что говорить было нельзя. Пока не скажешь вслух, это не становится правдой. Верно же? Верно?

— Мама… — выдохнул Леви, потеряв разом всю злость. Он был испуган так, как мог быть испуган только ребёнок, увидев своего родителя при смерти.

— Я хочу умереть, — словно на пробу прошептала Кушель, но от этих слов стало лишь хуже, лишь страшнее. Она заплакала, пряча лицо в измазанных кровью ладонях. — Нет… нет… я не хочу…

Леви прижал её к себе так крепко, что даже если бы она хотела, не смогла бы вырваться. Кушель плакала навзрыд, ей было безумно страшно и больно. Мысли, которых быть не должно, безумным роем жужжали в голове, взмывали ввысь и падали вниз, жаля всё её тело.

Леви что-то говорил. Она не могла разобрать слов, но тихая, уверенная интонация успокоила её. Она сама прижалась к нему ближе и слушала, пока не закончились слова.

— Мы всё решим, мама, — пообещал ей Леви, баюкая её в своих объятиях, как ребёнка. — Станет лучше. Ты не одна. Ты никогда не будешь одна.

Кушель позволила себе поверить, но так и не смогла попросить о помощи.

---

Примечания:

Это была очень тяжёлая глава, но мы вместе смогли её пройти. Никто никогда и не говорил, что история будет лёгкой. Спасибо, что читаете и комментируете. Отзывы очень помогают и мотивируют творчество, поэтому, пожалуйста, хоть пару слов напишите. Понравилось ли, поразило ли, испугало. Всё, что угодно!

Мой тг-канал живёт, даже пополняется. Они сегодня первые узнали, что глава будет выложена. Присоединяйтесь к нашему маленькому сообществу)

https://t.me/momenttishiny

Нынче до зарплаты далеко, поэтому, если кто-то может помочь копеечкой, буду весьма признательна.

Сбер: 5336690131054969