Валарский балаган (джен)

По заявке с Драббл-феста: «Намо/Финрод. Беседа в залах Мандоса. ключевая фраза "Я не ждал тебя так рано"».

Стук в дверь.

— Прячься! Быстрее!

Амариэ, схватив с кровати легкое покрывало, юркнула в шкаф. Финрод лихорадочно скомкал ее платье и засунул под подушку, а сам до подбородка натянул одеяло.

Дверь распахнулась.

* * *

В шкафу было темно и пыльно. Амариэ, придерживая на всякий случай покрывало обеими руками, приникла ухом к дверце и прислушалась.

— Намо?.. — сдавленно говорил Финрод. — Я не ждал тебя так рано...

Раздались быстрые решительные шаги и слабый шорох, будто кто-то швырнул на пол одеяло.

— Это что такое? — заорал Намо. Амариэ поежилась. — Ты с кем тут был?! Чем ты занимался?! Чье это платье?!

Амариэ обмерла.

— Подожди, Намо... Погоди, не сердись... — просил Финрод. — Это не то, что ты думаешь! Я тебе все объясню!

Амариэ насторожилась. Финрод оправдывался, словно перед женой. Неужели?.. Нет, не может быть! Хотя говорят, что там, в Средиземье, водятся всякие искажения. Вдруг его?... А как же Намо? Он ведь женат — и вообще Вала. Говорят еще, что мужские и женские тела для них ничего не значат...

Послышался чпокающий звук. «Сейчас поцелуются, — подумала Амариэ. — Искаженцы!» — и заплакала.

Намо меж тем продолжал:

— Кто же это у нас в шкафу?

Дверцы распахнулись, и Амариэ, дрожа, предстала перед разъяренным... нет, не разъяренным, но основательно рассерженным Валой.

— Ай-яй-яй! — прогрохотал он, обернувшись к Финроду. Тот сидел на кровати и, держась одной рукой за пылающую щеку, на которой еще алел отпечаток пятерни, другой пытался натянуть штаны. — Разве ты не знаешь, что живым сюда нельзя? Подождать немного не могли?! Горе мое! Посмотри на себя! Кисель! Пока твое тело полностью — полностью, слышишь — не восстановится, чтобы никаких женщин! Это понятно? А ты вылезай оттуда, Амариэ.

* * *

Амариэ, всхлипнув, стрелой вылетела из шкафа и скрылась за дверью.

Она пришла в Мандос поговорить и поплакать с бесплотной тенью, а наткнулась на — почти — телесного Финрода, который предложил не терять времени даром, а, пока Намо в отлучке, сразу перейти к делу. Увы, дальше объятий продвинуться они так и не успели.

* * *

— Стой! — окликнул ее Намо, а когда она обернулась, аккуратно взял ее за подбородок и, глядя в глаза, строго произнес: — Н-да... С такими мыслями об Искажениях тебе в Лориэн пора. А сюда больше не приходи: нечего тебе здесь делать. Финрода скоро уже выпущу.

Он улыбнулся на мгновение, чуть было не подмигнул и снова нацепил серьезную мину.

По заявке с Драббл-феста: Ангбанд. Мелькор и Гортхаур (и Тхури?) составляют план атаки перед Браголлах и изучают вражеские диспозиции. А- Юмор и профессиональная терминология активно приветствуются.

Причины, которые обусловливают в стратегии использование боев,

представляется возможным расчленить на элементы различного порядка,

а именно: на элементы моральные, физические, математические,

географические и статистические.

К.Клаузевиц

Успех никогда не зависел и никогда не будет зависеть

ни от позиции, ни от вооружения, ни от числа;

а уж меньше всего от позиции.

Л.Н.Толстой

— Шеф! — взвизгнула Тхурингветиль, заслышав скрип двери. — Шеф! Ура! Угомоните его, наконец!

Три часа назад шеф оставил их вдвоем и велел «разрабатывать стратегию грядущей битвы». За все эти три часа Гортхаур не успокоился ни на мгновенье. Он то придвигал к себе бумагу и начинал рисовать схемы расположения войск, то втыкал в карту флажки, то закрывал глаза и прислушивался к себе, а потом горстями выплескивал на собеседницу стратегические решения, выполнимые и не очень — не то чтобы Тхурингветиль могла оценить их выполнимость, но все же... Ей уже казалось, что Гор не придумывает их сам, а черпает откуда-то из иномирья.

Мелькор — а это и был пресловутый «шеф» — обвел взглядом заваленный бумагами стол, карты, флажки, свитки с описаниями величайших битв древности и, удовлетворенно хмыкнув, произнес:

— Что ж, молодцы. Много напридумывали? Рассказывайте.

— Учитель... — обрадовано встрепенулся Гортхаур, отрываясь от очередного чертежа. — Сейчас я вам все покажу. Вот смотрите...

— Шеф, — яростно зашептала Тхурнигветиль, — лучше сядьте. Это надолго.

Мелькор послушно сел, и военный совет начался.

— Например, — заговорил Гортхаур, — можно заманить их всех в какое-нибудь ущелье, выставить против них армию, а потом постепенно уничтожать, одного за другим...

Богатое воображение Мелькора сразу нарисовало ему, как армия орков заманивает в ущелье отряд противника, и проклятые феаноринги уничтожают его орков постепенно, одного за другим, одного за другим — а орков почему-то представлялось немного, всего триста... или четыреста...

— Нет. Давай дальше.

— Еще можно — вот, — Гортхаур подсунул учителю листок со схемой расположения армий. — Наша армия здесь, их — здесь. Наш отряд делает вид, что отступает, противник устремляется за ним, а в это время мы заходим сзади, берем их в клещи и наносим удар с флангов...

Мелькор представил себе, как проклятые феаноринги, вместо того чтобы устремляться за отступающим противником, оглядываются вокруг, замечают засаду и сами первыми наносят удар, или один устремляется, один первым наносит удар, а еще два обходят с флангов и атакуют — потому что их ведь много, подлецов...

Из раздумий его вырвал возмущенный вопль Тхурингветиль.

— Шеф! Скажите ему, чтобы он не выражался! Я таких слов не знаю!

Мелькор понял, что Гортхаур уже успел переключиться на следующий сюжет.

— Да-да, я внимательно слушаю, повтори, пожалуйста.

— Я говорю, вот здесь построим циркумвалационную линию, здесь контрвалационную линию, здесь ров, здесь засеки...

— Что же тут непонятного? — пожал плечами Мелькор. — Циркум-вала-ционная линия — это когда какой-нибудь Вала — например, я — окружает какой-нибудь город. А контр-вала-ционная линия — это против других Валар, если противники, например, Тулкаса опять притащат.

— Вообще-то наоборот, учитель... — заикнулся было Гортхаур, но учитель жестом велел ему переходить к следующему плану.

— Еще можно встать вот здесь на высотах, а вот здесь поставить большие светильники, чтобы оглушить... э-э-э... ослепить противника светом.

Мелькор не выдержал.

— Умом тронулся? — заорал он. — Какие еще светильники? Каким еще светом? Ты что, забыл, кто мы такие?!

— Извините, — пробормотал пристыженный ученик. — Тогда дальше вот: можно встретиться с врагом на замерзшем озере. Они выстроятся вот так, мы вот так, — он начал тыкать пальцем в план, — здесь поставим кавалерию, здесь пехоту, здесь лучников... здесь обоз... нет, обоз не надо... — потом они атакуют в лоб, мы заходим с флангов — нет, это я не повторяюсь, это совсем другая стратегия... В общем, наконец мы ломаем лед, они тонут, а мы выплываем!

Перед внутренним взором Мелькора развернулось сражение: на лед вступают орки, с радостными криками бегут на противника, противник не сдается, сзади на подмогу подходят балроги, лед тает, орки тонут, балроги гаснут, а проклятые феаноринги выплывают.

— И надо захватить мосты, голубиную почту и осанвэ, — донесся до него все такой же полный энтузиазма голос Гортхаура.

— И как ты себе это представляешь? — устало спросил Мелькор. — Никак? Ну и ладно.

— А еще можно использовать газ.

— Шеф! — снова завопила Тхурингветиль. — Он опять выражается! Ну скажите же ему!

— Газ? Что это такое?

— Это такой отравленный дым, учитель...

— Хм... Уже интереснее... Ну-ка, ну-ка...

* * *

— Долго они еще там? Может, начнем? — предложил Готмог.

— А не попадет? — опасливо поежился Глаурунг.

— Не попадет! Мы потом представим так, как будто они сами это придумали.

И балрог махнул рукой, отдавая приказ о наступлении. Битва началась.

— Как это у Чехова: барыня живет с кучером…

— А барин с садовником, —

мрачно сказал Николай Степанович. —

Или наоборот.

А.Лазарчук, М.Успенский

Правая створка

Вайрэ мелкими глотками пила воду из стакана и в перерывах тихо всхлипывала. Эстэ ласково гладила ее по руке, а Ирмо бормотал что-то утешительное: за все эти годы сад Лориен видел и не такое, поэтому его хозяева даже не удивились, когда заплаканная Вайрэ появилась у калитки, со стоном пошатнулась и беспрекословно позволила увести себя под руки на берег небольшого ручейка.

— А он... — говорила она сквозь слезы. — ...его... этого... да как он мог... да что ж это такое... а я... а... — губы задрожали, зубы застучали о край стакана, и Ирмо стакан от греха подальше забрал.

После долгих расспросов выяснилось следующее. Супруг Вайрэ, Намо Мандос, Судия, по ее словам, «влюбился в этого растреклятого Феанора, чтобы ему пусто было, зачем мы только его в Мандос взяли, летал бы себе бесплотной тенью...» Точнее, сначала Намо заявил, что Феанора — за все его безобразия — никогда не выпустит, потом пришел к логическому выводу, что Нерданель имеет право снова выйти замуж, а потом... А потом его словно подменили. Он смотрел на Феанора с обожанием — как когда-то на жену, вернул ему в обход всех законов тело и сегодня собирался «воплотить мечты в жизнь». Вайрэ не стала ждать, что ответит Феанор и что будет потом, и ушла.

— Все забросил, — причитала она уже спокойнее. — Книги забросил. Мертвецы уже три дня в очереди стоят, смертным на Пути не уйти. А ему некогда: «Ах, Феанор, ах, Феанор, Феанор это, Феанор то...»

Ирмо не знал, что и думать, и не нашел ничего лучше, как созвать Круг Судеб.

— Это надо срочно прекратить! — решительно предложил Аулэ. — Сам не работает и другим не дает.

Многие согласно закивали.

— Постойте, — поднял руку Манвэ. — Надо ведь сначала разобраться: а вдруг это — любовь?

— Какая же это любовь? — удивился Аулэ. — Это саботаж, а не любовь!

— Действительно, — поддержала его супруга. — Какая же это любовь, если он жену бросил? Это искажение, а не любовь!

И Круг Судеб постановил: Намо Мандосу — вернуться к своим обязанностям и к супруге, снова развоплотить Феанора и забыть о нем и вообще об искажениях надолго, лучше всего — навсегда.

Не желая обижать коллегу, Манвэ решил спуститься в Мандос и сообщить ему о постановлении Круга сам, но за ним увязались — кто из чувства справедливости, кто из любопытства — почти все Валар, кроме Ваны, которая не пришла и на Круг, передав через мужа, что у нее «дела».

Палаты Мандоса встретили их духотой, толчеей и шумом. Манвэ небрежным жестом открыл проход на Пути, толпа схлынула, и освободился путь в личные покои Намо. Валар осторожно заглянули внутрь и увидели...

На кушетке возле стены сидели двое. Намо, влюблено глядя на Феанора, все ближе и ближе подвигался к нему. Тот, во все глаза уставившись на соблазнителя, злобно бормотал сквозь зубы: «Проклятые Валар! Правильно я никогда вам не доверял! Нигде покоя нет! Чем вы лучше нас? Чем вы лучше смертных? Чем вы лучше Моргота, в конце концов?!» — и пытался рукой нашарить сзади какое-нибудь оружие.

Валар замерли. Намо их не заметил; Феанор заметил и скривился.

Тут в комнату впорхнула Вана, окинула взглядом всю сцену, широко улыбнулась и воскликнула:

— Ура! Получилось! Надо же!

Все вздрогнули.

— Что ты имеешь в виду? — осторожно поинтересовалась Варда.

— Ах, — ничуть не смущаясь, затараторила Вана, — я тут разработала новое средство, вызывающее любовь с первого взгляда, ну, и я не знала, подействует оно на Айнур или нет. Оказалось, подействовало. Здорово, правда?

На нее посмотрели с недоумением, а Аулэ пробормотал: «Хулиганство...»

— Я вообще не понимаю, как оно попало в Мандос! — сделав честные глаза, продолжала Вана. — Я его Ульмо хотела подбросить.

* * *

Что сказали Ване другие Валар и в особенности Вайрэ, как средство все-таки попало в Мандос и как Вана возвращала все в первоначальный вид, хроники, увы, не рассказывают.

Конец правой створки.

По заявке с Драббл-феста: «Любовь Валара к эльфу. Разделенная, разумеется. Слеш, рейтинг на усмотрение автора».

Левая створка

Намо залпом опустошал стакан за стаканом и в перерывах нечленораздельно мычал. Эстэ ласково гладила его по руке, а Ирмо бормотал что-то утешительное: за все эти годы сад Лориен видел и не такое, поэтому его хозяева даже не удивились, когда взъерошенный Намо появился у калитки, в ярости чуть не снес изгородь, а потом, как ни странно, беспрекословно позволил увести себя под руки на берег небольшого ручейка.

— А она... — говорил он, задыхаясь от негодования. — ...с ним... с этим... да как она могла... да что ж это такое... да что они себе позволяют... — рука сжалась в кулак, стекло пошло трещинами, и Ирмо стакан от греха подальше забрал.

После долгих расспросов выяснилось следующее. Супруга Намо, Вайрэ, Ткачиха, по его словам, «влюбилась в этого Феанора, чтоб ему пусто было, мало я его проклял, зачем мы его только в Мандос пустили, летал бы себе бесплотной тенью...» Точнее, сначала Вайрэ вбила себе в голову, что Феанора — за все его безобразия — никогда не выпустят, потом пришла к логическому выводу, что Нерданель имеет право снова выйти замуж, а потом... А потом ее словно подменили. Она смотрела на Феанора с обожанием — как когда-то на мужа, каким-то чудом умудрилась вернуть ему тело и сегодня собиралась «воплотить грезы в жизнь». Намо не стал ждать, что ответит Феанор и что будет потом, и, чтобы не разнести весь Мандос, ушел.

— Все забросила, — переживал он уже тише. — Гобелены забросила. Не ткет, не прядет. История уже скоро остановится, а ей все равно! Ходит за своим Феанором хвостиком: «Ах, Феанор, почините челнок; ах, Феанор, не посмотрите прялку, колесо что-то заедает...»

Ирмо не знал, что и думать, и не нашел ничего лучше, как созвать Круг Судеб.

— Это надо срочно прекратить! — решительно предложил Аулэ. — Сама не работает и другим не дает.

Многие согласно закивали.

— Постойте, — поднял руку Манвэ. — Надо ведь сначала разобраться: а вдруг это — любовь?

— Какая же это любовь? — удивился Аулэ. — Это саботаж, а не любовь!

— Действительно, — поддержала его супруга. — Какая же это любовь, если она мужа бросила? Это искажение, а не любовь!

И Круг Судеб постановил: Вайрэ — вернуться к своим обязанностям и к супругу, а также забыть о Феаноре и вообще об искажениях надолго — а лучше навсегда, а Намо Мандосу — снова развоплотить Феанора и услать его подальше от жены.

Не желая обижать коллегу, Манвэ решил спуститься в Мандос и сообщить ей о постановлении Круга сам, но за ним увязались — кто из чувства солидарности, кто из любопытства — почти все Валар, кроме Ваны, которая не пришла и на Круг, передав через мужа, что у нее «дела».

Мастерские Вайрэ встретили их тишиной, затхлостью и запустением. Нити безжизненно лежали на стульях, станки покрывались пылью, а время, казалось, замкнулось в спираль и медленно останавливается. Варда небрежным жестом навела порядок, и дышать стало легче. Из личных покоев Вайрэ раздавались приглушенные голоса. Валар осторожно заглянули внутрь и увидели...

На кушетке возле стены сидели двое. Вайрэ, нежно глядя на Феанора и влюбленно воркуя, все ближе подвигалась к нему и норовила взять за руку. Тот, во все глаза уставившись на соблазнительницу, злобно бормотал сквозь зубы: «Проклятые Валар! Правильно я вам никогда не доверял! Чем вы лучше нас? Чем вы лучше смертных? Чем вы лучше Моргота, в конце концов?!» — и старался вжаться в стену.

Валар замерли. Вайрэ их не заметила; Феанор заметил и скривился.

Тут в комнату впорхнула Вана, окинула взглядом всю сцену, широко улыбнулась и воскликнула:

— Ура! Получилось! Надо же!

Все вздрогнули.

— Что ты имеешь в виду? — осторожно поинтересовался Манвэ.

— Ах, — ничуть не смущаясь, затараторила Вана, — я тут разработала новое средство, вызывающее любовь с первого взгляда, ну, и я не знала, подействует оно на Айнур или нет. Оказалось, подействовало. Здорово, правда?

На нее посмотрели с недоумением, а Аулэ пробормотал: «Хулиганство...»

— Я вообще не понимаю, как оно попало в Мандос! — сделав честные глаза, продолжала Вана. — Я его Ниэнне хотела подбросить.

* * *

Что сказали Ване другие Валар и в особенности Намо, как средство все-таки попало в Мандос и как Вана возвращала все в первоначальный вид, хроники, увы, не рассказывают.

Конец левой створки

Конец диптиха

По заявке с Драббл-феста: «Любовь Валара к эльфу. Разделенная, разумеется. Слеш, рейтинг на усмотрение автора».

Она влюбилась в эльфа.

Я принес ей цветы из Лориэна, а она сидела с эльфом и пила чай. Я даже не посмотрел, кто это. Какой-то ваниа или телеро, или, может быть, нолдо, которого она пожалела.

Она влюбилась в эльфа.

Они держались за руки и нежно беседовали, а я тихо положил цветы на порог и ушел, чтобы не смотреть. Со спины я даже не понял, эльф это или эльфийка.

Она влюбилась в эльфа.

Глупо было ожидать чего-то другого. Я для нее еще ребенок , а она свободная дама. И ее никто не осудит, как никто не осудил Ульмо.

И где она его нашла? В Мандосе? В Тирионе?

Она влюбилась в эльфа.

Я сменю имя, отращу бороду, сегодня же попрошу Владыку услать меня в Средиземье и умру там геройской смертью.

Я не буду им мешать. Но я не могу этого видеть.

Она влюбилась в эльфа.

По заявке с Драббл-феста: «Любовь Валара к эльфу. Разделенная, разумеется. Слеш, рейтинг на усмотрение автора».

Спят тунеядцы под кустом,

Не занимаются трудом

И спортом...

В.Бахнов

— Вставай, лежебока! Хватит дрыхнуть!

Ирмо продрал глаза. Сквозь листву куста пробивался яркий свет, а за кустом стоял Аулэ с нечитаемым выражением лица. Ирмо ожидал услышать нечто вроде: «Позови Эстэ срочно! У нас Курунир опять уронил себе на голову чан с расплавленным металлом!» — несчастные случаи на производстве были делом обычным, поэтому Аулэ, который сам, казалось, никогда не болел и не уставал, часто появлялся в Саду, то один — и тогда Эстэ, подхватив склянки, убегала за ним — а то с очередным Майя или эльфом в охапке. Ирмо любил вести с ним беседы о возвышенном, и все поголовно считали их хорошими друзьями. Но на этот раз Аулэ заявил:

— Ты слишком много спишь. Сходил бы погулял, в город хотя бы вышел, жир бы растряс, на эльфов посмотрел. А то ведь ты и не работаешь почти, лентяй, и ни с кем не общаешься, тюфяк. Пошли, я тебя со своими познакомлю.

Ирмо про себя подумал, что уж знаком-то он вообще с каждым первым, хотя бы заочно, потому что сны видят все, и еще, что производить грезы — тоже работа, но ничего не сказал, чтобы не разочаровать приятеля. Аулэ тем временем оглянулся на него и бодро зашагал к калитке.

* * *

В кузнице от жара и духоты клонило в сон, но не то что лечь — сесть-то было некуда, поэтому Ирмо прислонился к стене и стал наблюдать, как Аулэ раздает направо и налево указания. В городе, куда Аулэ отправился развеяться после работы и потащил за собой Ирмо, твердо вознамерившись, видимо, больше его не отпускать, было не лучше. Ирмо со вздохом провожал глазами каждую скамейку, которая встречалась им на пути, но Аулэ не давал даже подойти к ним. Наконец он остановился.

— Ну что, по домам? — с надеждой спросил Ирмо, старательно глядя в небо: начинались сумерки.

— Ты неисправим! — не выдержал Аулэ. — Ужасно! Я думал, что смогу избавить тебя от этой лориэнщины, а ты... Впрочем, ладно: попробуем последнее средство. В мастерских сегодня будет вечер и танцы, и ты пойдешь со мной.

* * *

В зале, где проводили вечер, Ирмо первым делом заметил у стены уютную кушетку, но Аулэ перехватил его за рукав.

— Знакомься, это Иллиниэль, младшая дочь кузнеца Махтана.

Миловидная девушка вспыхнула и склонилась в глубоком поклоне. Ирмо помнил, что у Махтана было пять дочерей, но прославилась только вторая. Все они работали в мастерской, но, похоже, соблюдали технику безопасности, потому что эту Иллиниэль Ирмо еще не видел.

Заиграла музыка, и девушка, еще больше смутившись, вопросительно посмотрела на Ирмо. Тот со вздохом взял ее за руку и отвел в центр зала, где уже собирались другие пары: танцевать он умел, но, естественно, не любил и не понимал, что в этом находят.

После первого тура нелепых перетаптываний и помахиваний ладонями Ирмо сделал комплимент ее красоте и изяществу, после второго она с удивлением признала в нем хорошего танцора, после третьего он решил, что ему даже нравится, после четвертого ее увел танцевать кто-то другой, после пятого ее вернули, а после шестого она предложила «прогуляться по городу».

Показать ей Сад Ирмо не осмелился, поэтому они, держась за руки, бродили по улицам и разговаривали обо всем на свете: о способах огранки камней и о политике Манвэ, о ее семье и о духовном — удивительным собеседником оказалась эта обычная с виду девушка — а, когда занялся рассвет, они вышли к побережью. Найти и попросить у живущих неподалеку эльфов лодку было минутным делом, и вскоре они оба уже сидели на узких скамьях: Ирмо — на веслах, она — на корме. И, глядя в ее непередаваемо чудесные глаза, Ирмо отметил про себя, что не спал уже почти сутки, и ему даже не хочется... Он отпустил весла, склонился к ней, она потянулась к нему, и...

* * *

Ирмо проснулся. Рядом лежало и грело бок что-то теплое. Ирмо нащупал рукой супругу и пробормотал:

— Дорогуша, я, кажется, тебе изменил.

— А? — встрепенулась Эстэ. — Да ну, тебе это приснилось.

— Уфф, — облегченно выдохнул Ирмо и снова закрыл глаза. Действительно, чего только не приснится, когда сейчас только и разговоров, что о таинственном проклятье, поражающем Валар одного за другим. Его жертвой уже пали Ульмо, Йаванна, Ниэнна, теперь вот Тулкас...

— Кстати, — задумчиво продолжала жена, — заходил Аулэ: у них Курунир опять уронил себе на голову чан с расплавленным металлом.

По заявке с Драббл-феста: «Любовь Валара к эльфу. Разделенная, разумеется. Слеш, рейтинг на усмотрение автора».

Происшествие, случившееся до всех драбблов о любви Валар

До дома, точнее, до охотничьего домика, где она жила со своим мужем Оромэ, Вану провожал молодой эльф, с которым она познакомилась тем вечером. Но это было не просто знакомство: Вана влюбилась в него с первого взгляда. Он, похоже, тоже влюбился в неё.

Они дошли до самого дома.

— Ну что ж, до встречи! — шепнул эльф.

— До встречи! — тихо отозвалась Вана.

Он, оглядываясь, зашагал от дома, а она долго махала ему вслед рукой.

Когда эльф уже скрылся из вида, Вана развернулась к дому и хотела было войти внутрь, как вдруг с ужасом отпрянула назад. Дело в том, что у стены стоял и отряхивал странной сухой веткой грязные, по-видимому, после длительной охоты, сапоги не кто иной, как Оромэ.

В голове Ваны за несколько секунд пронеслось очень много мыслей: «Вот ужас-то! Муж заметил! Ещё на Круг Судеб вызовет за развращение эльфа! И всем расскажет, сплетничать будет! А то ещё, не дай Эру, побить меня захочет! Какой ужас! Что же теперь делать?»

Однако затем она решила: «Ладно, пусть он видел меня с эльфом. Я знаю, как оправдаться и перед ним, и перед другими Валар! Я сделаю так, чтобы все Валар любили эльфов, тогда и меня не тронут!»

Приняв это решение, Вана быстро забежала в дом.

А Оромэ посмотрел ей вслед и вздохнул...

Радостный Оромэ возвращался домой с охоты. Радость его была не беспричинной: он, как-никак, убил двух варгов и трёх пауков.

Он подошёл к дому и тут заметил, что его любимые сапоги сильно загрязнились. «Ну, это дело поправимое!» — подумал Оромэ и принялся отряхивать свою обувь лапой убитого им паука.

Тут он заметил, как к дому, под руку с каким-то эльфом, приближается его жена Вана. Она нежно попрощалась со своим спутником, тот ушёл. «Она что, в эльфа влюбилась? — размышлял Оромэ. — Да это ничего, дело молодое, всё наладится! Главное, чтобы она глупостей не наделала...»

Вдруг Вана заметила своего мужа, отшатнулась от него и быстро скрылась в доме. «Нет, похоже, она наделает глупостей!» — вздохнул Оромэ...

Дома Вана приготовила из смеси психотропных растений и растений, повышающих любовную активность, особую жидкость. Жидкость эта обладала следующим свойством: она на короткое время вызывала у Валы любовь к первому встречному эльфу.

«Завтра же разнесу свою водичку всем Валар. Даже Мелькору! И все влюбятся в эльфов! И никто меня не осудит!» — думала Вана...

На следующий день она осуществила свой план. И теперь мы имеем то, что имеем...

По заявке с Драббл-феста: «Любовь Валара к эльфу. Разделенная, разумеется. Слеш, рейтинг на усмотрение автора».

Любовь — заболевание вроде наваждения,

похожее на меланхолию.

Авиценна

Эстэ вернулась расстроенная и, даже не взглянув на супруга, направилась в самый дальний угол Сада, где сплетенные кроны деревьев образовывали нечто вроде комнаты.

— Что случилось? — начал было Ирмо, но Эстэ выставила вперед руки и не дала ему приблизиться.

— Не подходи! — сказала она напряженным голосом. — Я в карантин. Если кто-то будет спрашивать, скажи, что я занята.

Ирмо кивнул, дождался, пока она устроится поудобнее, на всякий случай усыпил ее и принялся гадать, что же все-таки произошло. Довольно скоро ситуация прояснилась.

В калитку осторожно постучали. У входа стоял улыбающийся до ушей эльф с каким-то кульком в руках. Когда он заметил Ирмо, улыбка сползла с его лица, и он принял перепуганный вид.

— Ну? — добродушно спросил Ирмо. — Заболел? Заходи, ложись...

Эльф с недоумением посмотрел на него. Ирмо вспомнил, что эльфы не болеют, а на раненого этот был не похож.

— Знаете, — неуверенно пробормотал эльф, — мне бы леди Эстэ...

— Она занята, — твердо ответил Ирмо.

Эльф явно расстроился и попытался всучить Ирмо свой кулек.

— Передайте тогда, пожалуйста, ей конфеты.

Ирмо уже слышал от жены, что лекарям благодарные пациенты почему-то часто дарят конфеты, но думал, что до Валинора эта традиция еще не дошла. Тем более странно дарить конфеты Валиэ: зачем?

— Зачем? — спросил Ирмо вслух.

Эльф замялся.

— Понимаете, — сказал он, — я увлекаюсь медициной... Нет, я люблю медицину, люблю больше всего на свете, и я думал, что эти чувства взаимны... Я учился, потом работал, у меня хорошо получается... А сегодня мои надежды подтвердились: сама медицина воплотилась передо мной... Я вот ей конфеты принес, — закончил он смущенно.

Ирмо понял, наконец, в чем дело, и выяснилась причина таинственного поведения Эстэ: как и многие до нее, она почувствовала влечение к эльфу, и решила, не дожидаясь развития событий, «переболеть» в карантине.

Выпроводив эльфа («Давайте сюда ваши конфеты и приходите послезавтра»), Ирмо в очередной раз подивился мудрости супруги и стойкости эпидемии. Увлечение эльфами у всех проявлялось по-своему: кто-то на самом деле влюблялся, как в мужа или жену, а кто-то перерабатывал чувство в благоволение Стихии. Видимо, у Эстэ — второй случай, эльф ведь говорил о «любви к медицине». Так или иначе, дня за два напасть проходила, и жизнь возвращалась в привычное русло — до следующей жертвы.

Эстэ считала, что это не прекратится, пока испытанию не подвергнутся все Валар. Ирмо тихо надеялся, что ему удастся этого избежать.

По заявке с Драббл-феста: «Любовь Валара к эльфу. Разделенная, разумеется. Слеш, рейтинг на усмотрение автора».

Пару недель назад со мной произошло необычное событие. Оно настолько поразило меня, что я впервые за свою долгую, если не сказать огромную, жизнь описал его не в стихах, а в прозе...

———

В тот день моя жена Варда ушла из дома ранним утром. Когда она уходила, я невольно спросил:

— Ты куда?

— На работу, — ответила она и загадочно улыбнулась.

Я ничуть не удивился, ведь она — одна из самых трудолюбивых Валар.

Она ушла, а я сел писать стихи.

———

Через час мои творческие силы иссякли, и я решил прогуляться вокруг горы Таникветил, чтобы снова поймать упущенное вдохновение.

Я вышел из дома, спустился с горы и вдруг остановился в изумлении: навстречу мне шла Варда под руку с каким-то эльфом. Заметив меня, она обвила его руками и положила голову ему на грудь. Он же обнял её за плечи. Я присмотрелся к ним и увидел, что эльф — не кто иной, как король Ингвэ

Я был так ошарашен, что тут же бросился бежать домой.

———

Дома я сел за стол и глубоко задумался. «Как она могла! Мы же Валар! — размышлял я. — Я, конечно, прощу её, но всё-таки!»

Тут ход моих мыслей перешёл в совсем иное русло: я вспомнил, что сам недавно попал в похожую ситуацию. Я же катал Фингона на орле и, кажется, влюбился в него! Значит, я не имею никакого права осуждать жену, ведь сам во всём виноват... Если бы не я, у неё и не появилось бы мыслей мне изменить! А так... Я мерзавец! Ведь я даже не извинился перед ней за историю с Фингоном... Как я мог! Нет, это ужасно! И как она ещё живёт со мной, я же предал её, подорвал её доверие?..

Я обхватил голову руками и долго сидел без единого движения.

———

В комнату вошла Варда. Я, не в силах сдержать свои чувства, упал к её ногам и зарыдал.

— Прости, прости меня! Это я виноват! — шептал я сквозь слёзы

Она погладила меня по голове и спокойно сказала:

— Всё хорошо, не переживай!

Я поднял голову и тихо заговорил:

— Понимаешь, если бы я не катал на орле Фингона...

— Я всё понимаю, — холодно перебила она.

— Я...

— Ты извиняешься за своё поведение?

— Да...

— Ты признаёшь свои ошибки?

— Признаю... — с трудом выговорил я.

— Ну вот и хорошо! — она улыбнулась. — А насчёт меня не переживай: я с Ингвэ специально договорилась, чтобы ты извинился за историю с Фингоном.

— Правда?

— Правда.

Я посмотрел на неё и скромно улыбнулся...

———

Через неделю Варда призналась мне, что её любовь к Ингве была настоящей. То есть, у неё случился приступ любви к эльфам, болезни, поразившей всех Валар, в том числе и меня.

Но Варда в отличие от остальных превозмогла себя и использовала болезнь в свою пользу: образумила меня. Я только поразился выдержке и находчивости жены.

По заявке с Драббл-феста: «Любовь Валара к эльфу. Разделенная, разумеется. Слеш, рейтинг на усмотрение автора».

Ну, поздравили меня с воскресением,

Залепили строгача с занесением!

А.Галич

Круг Судеб. Сидят все Валар, кроме Ваны. Вана стоит в центре.

Манвэ (строго)

Итак, Вана, как ты объяснишь свое поведение?

Вана (испуганно)

Я не нарочно! Я хотела как лучше!

Мандос (вздыхает)

Все так говорят...

Манвэ

Что же нам с тобой делать?..

Йаванна (на правах родственницы)

Высечь ее надо как следует, и все!

Вана взвизгивает и прячется за спиной Оромэ.

Оромэ

Не трогайте мою жену. Она же сказала: она случайно, по молодости, по глупости...

Ирмо (благожелательно)

Действительно, может быть, простим ее? У всех ведь уже прошло... Закончилось...

Эстэ просматривает какие-то бумаги и кивает.

Нэсса

Конечно, вам легко говорить! Вы ведь спокойные! А мы с супругом чуть друг друга не покалечили!

Тулкас

Угу, гы-гы!

Вайрэ

Мне теперь стыдно на глаза теням показываться.

Йаванна

А мне лишний раз в лес не войти.

Аулэ

Работа стояла!

Ниэнна

Я, конечно, никого не обвиняю, но мне после этого Олорина пришлось неделю чаем отпаивать.

Эстэ (не отрываясь от бумаг)

...И валерьянкой. Всю валерьянку извели — но это еще не повод...

Манвэ (закрывает лицо руками)

А мы себя как дискредитировали...

Варда

Даже мне пришлось ненадолго рискнуть добрым именем.

Эстэ (вытаскивает один из листов, на ухо Ирмо)

Вот это выдержка! Мало того, что сама справилась, так еще и обратила в свою пользу!

Ульмо

Эстэ, извини, что это у тебя за бумаги? Если протоколы, то я не согласен.

Эстэ

Истории болезни.

Ульмо

Ладно тогда. Подумаешь, преступление: пару дней симпатизировал эльфу...

Оромэ

Вот-вот!

Манвэ

Итак, Вана, как ты понимаешь, оставить мы этого не можем. Но ты признала свою ошибку... Признала?

Вана (почти неслышно, понурив голову)

Да...

Манвэ

Хорошо. ...И поэтому мы...

Мандос

И поэтому мы объявляем тебе строгий выговор, и...

Слышны шорохи, хлопок. Появляется Мелькор.

Мелькор (истерично)

Вы! Вы, вы! Вы все сволочи! Гады, подлые Валар! Что вы мне подмешали, а? Что вы мне подмешали, я вас спрашиваю?! Я из-за вас с эльфом переспал! Негодяи! Уроды! Мерзавцы! Биологическое оружие на мне решили испытывать? Ненавижу вас! Оставьте уже меня в покое! Что вам все время от меня надо?!...

Продолжает разоряться, пока его аккуратно не выносит, схватив в охапку, Тулкас.

Конец историй о любви Валар.

По заявке с Драббл-феста: «Т3-47. Финрод. Много Финрода. Не слэш, не кавай и не глум. Все остальное на усмотрение автора».

Гортхаур зашел к себе в комнату, осторожно прикрыл за собой дверь, обернулся на шорох и обомлел: у окна, как ни в чем не бывало, стоял Финрод.

«Как он здесь оказался? Его что, уже возродили и назад отправили?»

Вытащив кинжал, Гортхаур бросился на Финрода. Тот отступил в сторону. Гортхаур замахнулся еще раз, но Финрод парировал удар мечом и схватил Гортхаура за руку. Гортхаур вырвался и снова прыгнул на надоедливого эльфа...

Кинжал покатился по полу, Финрод грубо оттолкнул противника и с криком «Я начальству пожалуюсь!» выбежал из комнаты.

Гортхаур потряс головой, пытаясь собраться с мыслями.

Тут в комнату заглянул Финрод. Он был почему-то в короне и с молотом. За его спиной маячил другой — огромный, красный и горящий.

— Гор! — спросил третий Финрод женским голосом. — Ты что, опять обкурился?

— Как обкурился?! — заорал Финрод-в-короне. — Я прикажу это ваше поле... сжечь!

Финрод-горящий хмыкнул.

— Не сжечь, — осекся Финрод-в-короне, — а выкосить! Выкосить сегодня же! И мне плевать, что вам нужно веревки вить! Из чего-нибудь другого вить будете! Совсем распустился! На собственных орков уже бросается! Балбес!

По заявке с Драббл-феста: Т6-110. Амариэ. Жалуется Ниэнне (как вариант: Эарвен или Индис) на то, что Финрод отдал предпочтение не ей, а Гортхауру, но желаемого сочувствия не находит. Ключ-фраза: "Тебе следовало хоть немного любить его". NH. Слэш.

Ваня! А я? Что ж это значит: поматросил и бросил?

Маяковский, «Клоп»

— Тебе следовало бы хоть немного любить его, — задумчиво сказала Ниэнна, глядя в окно. Амариэ вытерла ладонью глаза и машинально переспросила:

— Кого?

— Как кого? Гортхаура, конечно.

Амариэ от неожиданности перестала рыдать и подняла голову.

— Посуди сама, — продолжала Ниэнна. — Ты ведь любишь Финрода?

— Д-да, — неуверенно ответила Амариэ.

— И ты хочешь, чтобы ему было хорошо?

— Да, конечно!

— И тебе нравится, когда ему хорошо?

— Да!

— Следовательно, ты любишь, чтобы ему было хорошо?

— Да!

— Финроду хорошо с Гортхауром. Так?

Амариэ замялась. Как бы ни хотелось ей отрицать очевидное...

— Так или не так?

— Так... — с неохотой признала она наконец.

— Значит, ты должна любить Гортхаура, — закончила Ниэнна.

Амариэ не нашлась, что ответить.

По заявке с Драббл-феста: «Т8-16. Любой из положительных персонажей уступает искушению взять кольцо. АУ»

— Это невозможно! Это просто уму непостижимо!

Манвэ отвернулся от окна и схватился за голову.

— Что случилось? — поинтересовалась, входя в комнату, Варда.

— Да... Нет, это невозможно описать словами... Ты же знаешь историю с Кольцом? Знаешь, конечно: сегодня его, наконец, должны были уничтожить.

— Неужели опять сорвалось? — встревоженно спросила она.

— Ну... Все шло как полагается: до вулкана они добрались, взяли себя в руки, выбросили его...

— И?

— И, ты представляешь, Гваихир, наша последняя надежда, оплот разума и света, выловил его из кратера и провозгласил себя владыкой Средиземья. Орел — Властитель мира! Орел — с кольцом!

— Но, кажется...

— Хорошо, что, во-первых, оно уже оплавилось, а во-вторых, успело начаться извержение. Катастрофы не произошло, наш основной темный властелин, наконец, повержен... Но сам факт! Мой собственный орел! Кошмар!

По заявке с Драббл-феста: «Т9-6. Так кто же все-таки такой Том Бомбадил и как он попал в Вековечный лес? Вала, майа, лично Эру Единый или вовсе Ангмарец собственной персоной... Или кто-то еще? Приветствуются самые безумные версии, юмор вполне возможен».

Тетя сказала: — Такая удача —

Около станции чудная дача!

Там и сосны и дубы,

Земляника и грибы,

И всего до нашей дачи

Двадцать пять минут ходьбы.

Агния Барто

— Оромэ же ходит.

— Ходил.

— Вообще-то, ходит иногда. Почему мне нельзя?

— Нас сразу узнают, начнут поклоняться, приносить дары... Ты же хотела отдохнуть.

— Тебе тоже не мешало бы.

— Пожалуйста, у нас есть Лориэн.

— Это не то. Это опять «у нас». А мне надо — к детям.

Аулэ поморщился. Третий час жена убеждала его, что ей — и ему — необходимо хотя бы пару раз в столетие выбираться в Средиземье. Но не заглянуть, побродить по лесу и вернуться, а пожить там несколько солнечных недель. В глубине души он был согласен с супругой, но плохо представлял, как это можно устроить технически.

— Мы сменим внешность, и никто нас не заподозрит.

— Все равно могут.

— Ну и что? И пусть. Оромэ же... Хорошо, хорошо, молчу. Если ты так боишься, мы изменимся решительно. Я приму мужской облик, а ты будешь моей женой.

Аулэ опешил.

— А звать тебя будут Златеника. Здесь и ягоды, и металл. Как раз для нас. Нравится?

«Сейчас откажусь, она обидится и снова выпросит у Эру какие-нибудь разумные кусты, а потом с ними хлопот не оберешься». Отходных путей не было.

* * *

— Гэндальф, давай отдадим Кольцо Тому Бомбадилу.

«Вот напасть! Первый раз Валар вмешались — Белерианд утонул, второй раз вмешались — Нуменор утонул. Что теперь утонет?»

— Нет, знаете, он очень... э-э-э... ненадежный. Он его... э-э-э... потеряет. Лучше ему ничего не давать.

Написано на «Битву пяти воинств-1» на Дневниках по заданию «ангст».

Не веселят больше сердца леса и поля, не приносят облегчения звери, не раздается теперь ее песен, не кружится она в танце.

Она устала. Она бродит понуро между дерев; но ни в Благословенном краю, ни в Эндорэ не сыскать ей утраченной радости. Супруг ее тревожится, другие смотрят сочувственно, но у всех сейчас много забот, и не могут они, наверное, помочь ей.

Известно всем, что Лориэн врачует недуги телесные и душевные, но несколько раз уже оставалась она на ночь в саду, и ничего не поменялось.

Хозяин сада кладет ей руку на затылок, и неслышно появляется сзади его супруга.

Ложись, говорит она. Поспи, говорит он. Все хорошо, говорит она, не волнуйся.

________________________________________________________________________

У тебя в организме дефицит серотонина, говорит она.

Мы же Стихии, мы сами решаем, что происходит с нашими телами.

Стихии Стихиями, но химические процессы регулирует тело, говорит она. Какое тело выбрали, такие и процессы, говорит она. Иди к Йаванне и попроси стручок гороха.

По заявке с JRRT-drabbl-феста: «К 9.5. Великолепие природы. Мелькор утверждает, что Йаванна никогда не будет проявлять инициативу в своих творениях, и не сделает ничего, что вызовет неодобрение Творца и не одобрено Замыслом, даже если это будет самый прекрасный цветок Арды. Йаванна в ответ выращивает первую орхидею, вызвавшую восхищение валар и Илуватора. Мелькор не согласен и предлагает валие улучшить её творение, на что Эру отвечает: «Улучшать орхидеи? Но разве можно превзойти само совершенство?» Рейтинг: G«.

— В сторону орхидеи. Об убийстве.

Я знаю, кто застрелил этого человека.

Рекс Стаут

— Да она вообще не умеет ничего! — вещал Мелькор. Вокруг уже собралась стайка майяр, и еще несколько заинтересованно слушали издалека.

— Она к творчеству не способна! — продолжал Мелькор. — Велика важность: спираль нарисовать. Спираль и я могу.

В воздухе прочертились и начали медленно вращаться огненные контуры двойной спирали.

— А запустить синтез белка — большого ума не надо. Где тут фантазия, спрашиваю я? Где воображение? Где самостоятельность?

— Подожди-ка, — вклинился проходивший мимо Аулэ, который считал, что критиковать Йаванну имеет право только он. — Знаешь, сколько она составила возможных комбинаций? Двадцать в двадцатой степени умножить на двадцать факториал. И это только если не удваивать и не утраивать аминокислоты.

— Ты хоть сам понял, что сказал? — отозвался Мелькор. Аулэ хмыкнул и пропал.

— На чем я закончил? Так вот, если мы возьмем изначально задуманную спираль и начнем по ее схеме наращивать клеточный слой, то у нас получится… Что получится — то и получится, если кратко. Она думает, что результат больше менять нельзя. А это неправильно.

— А как правильно? — зачарованно спросил один из майяр.

— Сейчас увидите.

Огненная спираль всколыхнулась, сжалась, слетела вниз; Мелькор поймал ее и разгладил.

— Схема есть, — сказал он. — Начинаем синтезировать.

Воздух рядом с ним сгустился, отвердел, и из образовавшегося комка проступили восемь лапок, голова и круглое тельце — очертания небольшого паука.

— На таком она останавливается: не очень интересно, правда? А я предлагаю пойти дальше. Смотрите.

Мелькор снова вызвал контуры спирали и указал на точку посередине.

— Поменяем местами вот эти звенья и немного подправим вот здесь.

Узкий луч ударил в центр спирали; три звена почернели, а паук начал будто раздуваться изнутри.

— И еще раз.

Когда спираль погасла, на месте маленького паука оказалось огромное многоглазое зубастое чудовище. Гул прокатился по толпе майяр: в общем гомоне угадывались и одобрительные, и восхищенные, и изумленные возгласы, хотя больше было осуждения. Один майя осторожно дотронулся до нового существа: живой, плотный, шевелит головой, смотрит, клацает зубами.

— Примерно так, — скромно заключил Мелькор и распустил стихийный семинар.

* * *

— Что за суматоха? — поинтересовался Манвэ.

— Йаванна показывает, как выращивать цветы! — радостно выпалила Вана. — Пойдем?

На лужайке, повинуясь Йаванне, распускались разных оттенков розы, пробивались из-под земли рододендроны, взмахивали нежными лепестками фиалки, мелькали отсветы золотых шаров, теснили друг друга толстые стебли гиацинтов.

— Красиво, — заахали вокруг.

— Можно спросить? — вылетело из толпы. — Вы не пробовали что-нибудь поменять в схеме уже после? Мелькор говорит, что…

Восторги притихли.

— А нужно ли? — безмятежно ответила Йаванна: она уже успела выслушать все, что думал о Мелькоре и его проектах Аулэ, рассердиться, расстроиться, просчитать контратаки, успокоиться самой и успокоить негодующего супруга. — И без этого можно добиться неплохих результатов.

На длинный стебель словно опустилась, раскрывая крылья, бело-розовая бабочка, на соседний еще одна, красная, рядом раскрылось нечто нежное, желто-лиловое, а последними высыпали оранжевые звезды.

«Чудеса… — подумал Манвэ. — Не рассказать ли Отцу?»

Восхищенные вздохи и возгласы понемногу стихали.

— Цветочки? Тоже вариант! И, как всегда, эволюции мы не признаем, да, Йаванна? Конечно, зачем что-то менять! Наш принцип: само заработает.

— По-моему, отлично вышло. Перестань, пожалуйста, Мелькор, — попросил Манвэ, но скандальный брат не унимался:

— Красиво — не спорю. А, например, как твои цветы защищаются?

— Зачем? — удивилась Йаванна. — Эта и так красная: никто не подойдет. А эта белая: маскировка.

— Все равно, — заупрямился Мелькор. — Я бы нашел, что можно добавить.

— Забирай: вот цветок, — один из цветков отделился от стебля и перелетел к Мелькору, — а все остальное вычислишь сам.

Мелькор несколько раз повернул цветок, отогнул лепестки, дотронулся до сердцевины, спрятал свой трофей и двинулся прочь, в глубину леса.

Йаванна вспыхнула, как алое зарево пожара, выплеснув ярость, и снова вернулась в привычный облик.

* * *

«Манвэ, ты мне хотел что-то рассказать?»

«Отче! Взгляни, как прекрасно!»

«Хорошо. А как вы это назвали?»

«Аулэ говорит, что это орхидея. Отче, Мелькор…»

«Я знаю. Не волнуйся: как можно превзойти само совершенство?»

Эти слова зародили в душе Манвэ смутное беспокойство. Если раньше он печалился из-за того, что Мелькор не ладит с Йаванной, что он во всем перечит Замыслу, что не ценит изящества и красоты, то теперь стало ясно: раз совершенства не улучшить, то Мелькор непременно его испортит — даже если хотеть будет добра.

* * *

Аулэ тестировал новое, двуногое и прямоходящее, тело. Йаванна летела рядом, оборачиваясь то птицей, то пушинкой одуванчика, то жуком, то развоплощаясь вовсе, и потешалась. Тело шло неуверенно, центр тяжести норовил сместиться вперед, руки хотели превратиться в лапы и пригибали туловище к земле, а нервные импульсы шли от мозга к конечностям так медленно, что каждый шаг давался ему с трудом. Тем не менее, Аулэ отгонял желание воспарить над землей, выровнять корпус и подправить курс легким волновым толчком — и не разрешал себе выйти за пределы физиологических возможностей тела. Обзавестись настоящим, плотным, по всем правилам собранным фана, которое копировало бы облик Детей, было его идеей.

— Представьте, — говорил он, — приходят к вам Дети: «Владыко Ульмо, пожалуйте в наши чертоги!» А Ульмо отвечает: «Конечно — несите бочку!»

Сначала они собирались надевать только внешнюю оболочку — прямо сверху на энергетическое ядро: снаружи будет выглядеть для Детей привычно, а внутри останется световой сгусток. Но такое решение не давало, например, ходить, отталкиваясь от земли ногами, и оставляло две возможности общаться с Детьми: Являться и Глаголать свыше. Поэтому Аулэ предложил испытать тело как замкнутую систему, с саморегуляцией, где все процессы зависели бы только друг от друга и не взаимодействовали бы с особенностями айнур. «Почувствовать себя в чужой шкуре», если это можно так назвать.

Тело проверенным способом создала Йаванна, которая сама уже применяла эту схему и умела принимать облик животных и растений. Но если освоить естественные движения животных и птиц оказалось несложно, то высокое и нескладное тело, которое надел Аулэ, казалось, вело себя вопреки законам природы.

И вот теперь Аулэ боролся с силой тяжести, а Йаванна следила за реакциями на разнообразные стимулы и внутренними процессами в организме.

Внезапно Аулэ остановился, отчего тело завалилось вперед и оперлось на руки.

— Новый раздражитель! Фиксируй! — бросил Аулэ.

— Фиксирую, — отозвалась Йаванна и, обернувшись деревцем, помогла супругу подняться. Цепляясь за ветки и ствол, он выпрямился и двинулся было дальше, как вдруг пошатнулся, запнулся и упал лицом вниз. Тело осталось лежать на траве, а сам Аулэ завис рядом с Йаванной.

— Не работает! — сказал он сердито. — Халтуришь!

— Это ты его неправильно использовал! — с готовностью ответила она. — Ты, наверное, забыл дышать — или сердце не запустил.

— Я забыл дышать?! Я не мог дышать!

— Надо вот так: вбираешь воздух — выпускаешь, вбираешь — выпускаешь…

— Не получилось! Меня словно что-то вытолкнуло.

— И зачем я вообще с тобой связалась? Попросила бы кого-нибудь другого, того же Манвэ: он бы уж не ошибся…

Препираясь, супруги не заметили, как рядом с ними возник Намо Мандос, удивленный, даже обескураженный, хотя по нему этого заметить было нельзя.

— Кто умер? — спросил он.

Они отвлеклись друг от друга и повернулись к нему.

— «Умер»? — не понял Аулэ.

— Дух расстался с телом, — пояснил Мандос.

— Да с этим телом грех не расстаться — если оно само дух удержать не может!

— Неправда!

— Насильственно расстался с телом, — бесстрастно продолжил Мандос: выслушивать новый виток перепалки он не собирался. — Если хотите, «убили».

Аулэ и Йаванна понимающе переглянулись и хором заключили:

— Неизвестный раздражитель!

Раздражитель, по словам Аулэ, действовал на обонятельные рецепторы. Как это объяснить подробнее, он не знал: расчлененное восприятие телесными органами чувств отличалось от привычной айнур цельной картинки. Йаванна заявила, что в первую очередь нужно проверить кровь.

— Ого! — воскликнула она. — Этого я точно сюда не закладывала!

— Лишний элемент? — встрепенулся Аулэ.

— Нет-нет, не один. Органика.

* * *

В том уголке планеты, куда они забрели, проводил свои опыты над злополучной орхидеей Мелькор. Здесь росли черные кляксы и зеленые шипастые шары, скалились из цветочных серединок обезьяньи морды, трепетали на ветру синие с бледными прожилками лепестки и, как царица, возвышалась над всем этим великолепием огромная, яркая и очень красивая орхидея — почти такая же, как расцветала у Йаванны. К ней-то и тянулся след от поверженного тела.

Йаванна вздрогнула, метнулась к орхидее, тронула лепестки, заглянула внутрь — и, сгустив вокруг себя воздух, опустилась на четыре лапы, обернувшись волчицей. Звериный нос ткнулся в цветок — лапы подогнулись и закатились глаза. Йаванна, развеяв упавшее тело, грустно заключила:

— Мелькор… отравил цветок. Он выпускает вещества, которые блокируют системы в организме. Попадись он мне!

Пока Йаванна сокрушалась над цветком и пыталась исправить положение, Мандос незаметно исчез и вскоре вернулся с очень недовольным Мелькором.

— Чуть что — сразу я! — негодовал экспериментатор. — Что вам не нравится? Я же говорил: цветку нужна защита!

— Угу, — буркнул Аулэ. — Радикальный метод: просто никто не успеет подойти.

— Твой цветок, э-э-э, отключает… — начал объяснять Мандос.

— Отключает системы жизнедеятельности: мышцы не сокращаются, мозг не посылает сигналы, воздух не проходит в легкие. По-моему, это слишком, — сказала Йаванна.

Мелькор презрительно фыркнул, сказал: «Если мешаю — могу в другое место перейти, мне не сложно. А цветок менять не дам!» — рванул орхидею, бросил наземь и удалился.

* * *

— В тропики можно, — рассуждала Йаванна, лелея вырванный цветок, — в самую чащу, куда никто не проберется… А можно поселить туда тех, у кого нет обоняния. Или вывести новый, стойкий к яду вид.

С тех пор в самых темных, самых душных, самых густых тропических лесах, куда не залетают птицы и где ползают лишь змеи да ящерицы, попадаются иногда невыразимо красивые, но смертельно опасные орхидеи.

А первое прямоходящее тело нашли через много миллионов лет в окаменелом слое — и зарегистрировали зашкаливающий уровень радиации.

Конец.

П.С. (Сцена после титров)

— Я ни за что не надену эти ваши тела! Очень надо! Мне и так хорошо!

— Мелькор… Как же ты покажешься Детям? — спросил Манвэ рассудительно.

— Так и покажусь! Что за позорище! Нет — и не просите. У меня плохое предчувствие.

И в последнем он был как никогда прав.

Сайд-стори к предыдущему драбблу

Мелькор летал в медленно наполняющемся воздухом пространстве вокруг Арды и наблюдал за работой остальных Валар. Ему-то можно было и отдохнуть, не участвовать в благоустройстве мира. Он и так первым прибыл от Эру, перешёл в это новое, до конца не понятное состояние.

Внезапно его привлекла деятельность Йаванны. Валиэ создавала животных, вид за видом, породу за породой. Мелькор сразу понял, что поступает она не совсем верно, поэтому спустился и начал объяснять:

— Йаванна! Почему это у тебя животные не убивают друг друга? Они у тебя травку щиплют и всё!

— И что? — удивилась Йаванна.

— Как что? Во-первых, они у тебя расплодятся и пожрут все растения. Во-вторых, никто не уничтожает слабых, старых и больных особей, которые тоже размножаются и приводят вид к вымиранию!

— Можешь не верить, но я уже знаю, как это исправить. Более того, уже непосредственно исправляю!

— Это как? Негодных особей Оромэ отстреливает? Насмешила!

— Хочешь узнать? Сфокусируйся здесь!

— На спине этого зверя?

— Да, да...

— Ничего там нет!

— Почему нет? Вон, ползают, очень маленькие...

— И кто это?

— Микробы!

— Зачем?

— Они разлагают живую материю. Как только животное не может с ними справиться, оно заболевает. То есть они начинают его убивать. И убивают.

— Как же убивают? У них ни лап, ни зубов!

— Ядом, конечно.

— Это жестоко!

— А поедать друг друга не жестоко? По моей схеме животное ничего даже не понимает. Просто болеет. И умирает. И разлагается до минералов. А на их месте растут растения. Их поедают, живут, умирают, разлагаются...

— Хватит! Ты меня совсем запутала! Своей некомпетентностью ты меня не переубедишь! — взревел Мелькор и взмыл в облака.

Через пару часов он создал проекты варгов и гигантских пауков...

По заявке с JRRT-drabbl-феста: «К 9.15. Сказки эльфов-нандор про Валар и Мелькора в примитивном стиле».

— Дедушка, расскажи сказку про Оковы Мелько!

— Ты расскажи да я расскажи, а рассказать ли вам сказку про Оковы Мелько?

— Ну дедушка!

— Ладно-ладно, слушайте.

Как-то Мелько сел на мост,

Чтобы утереть всем нос,

Чтобы не было пути:

Не проехать-не пройти.

А кругом одна вода:

Ни оттуда, ни отсюда,

Ни туда и ни сюда.

Сел и видит: через брод

Рать валарская идет.

Уж они его поймали,

Руки-ноги заковали,

Сверху заперли замки,

И намордник на клыки,

Крепкой цепью обвернули

И в бараний рог свернули,

Завязали цепь узлом

И положили под мостом.

Он лежал-лежал-лежал,

Наконец оковы снял,

Цепь большую размотал,

Крепкий узел развязал,

Бросил путы в тёмный лес

И опять на мост залез:

Чтобы не было пути,

Не проехать-не пройти.

А кругом одна вода,

Ни оттуда, ни отсюда,

Ни туда и ни сюда.

Сел и видит: через брод

Рать валарская идет.

Уж они его поймали…и так далее.

По заявке с JRRT-drabbl-феста: «К 9.11. Последний разговор Бомбадила и Гэндальфа». Продолжение истории «О Томе Бомбадиле».

Однажды я сказал ему, что если он среди писателей —

первейший бильярдист, то и среди бильярдистов —

лучший писатель, и с тех пор он перестал со мной здороваться.

И.М. Губерман

Гэндальф стоял на опушке леса. Неожиданно к нему через кусты направился Том Бомбадил.

Гэндальф задумался. Последняя встреча с этим странным существом принесла ему двойственные чувства. С одной стороны, он успокоился. Никаких Валар! Просто духи леса! С другой стороны — огорчился. Могли бы и кольцо взять без последствий! И вообще помочь! Дело в том, что в последней беседе Том заявил, что Йаванной он, конечно, не является. Да и невозможно подобное искажение в Средиземье.

Тем временем Бомбадил произнёс радостное приветствие:

«Здравствуй, дорогой мой друг!

Как там жизнь кипит вокруг?»

— Да ничего. Вот отплывать собираемся, — ответил Гэндальф.

«Хорошо! Выходит, я успел

Рассказать тебе то, что хотел.

Помнишь нашу встречу у ручья,

Где сказал, что не Йаванна я?»

— Конечно, помню.

«Так вот, я до конца тебе признаюсь:

С Йаванной мы полами не менялись!»

— Мастер?! А почему стихами говорите?

«Так это вовсе не случайно!

За языки я отвечаю!»

— Вообще уже! — Гэндальф разошёлся не на шутку. — Как так можно? Как вам не стыдно! Всё время меня за нос водят! Я на них работаю, а они за нос водят! Нельзя было сразу сказать, кто есть кто? А то они полами меняются, то не меняются, то духи леса! Да глаза б мои больше вас не видели!

* * *

Этот диалог стал последним, поскольку после него Гэндальф перестал разговаривать с мастером Аулэ в облике Тома Бомбадила. Да что там разговаривать! Здороваться перестал...

По заявке с JRRT-drabbl-феста: «К 9.13. АУ, Саруман отдает Гэндальфу посох и ключ от башни».

На развалинах Изенгарда двое Истари пристально смотрели друг на друга.

— Ну что ж, — наконец нарушил молчание Саруман, — поздравляю, Гэндальф! Твои друзья хоббиты вместе с энтами победили меня! Ты тут главный, поэтому, как победитель, забирай трофеи. Держи!

— Зачем мне твой посох? — удивился Гэндальф.

— Я же сдаюсь! Вот тебе ещё!

— Ключ?

— Да, от моей башни!

— И к чему?

— Бери, не отказывайся. И ещё лови!

— Палантир? Я бы и так его из башни забрал!

— Всё для победителя! На ещё!

— А это что? — Гэндальф повертел в руках две серые мохнатые полоски с запёкшейся кровью на одной из сторон.

— От мёртвого осла уши!

Гэндальф в замешательстве рассмотрел все дары, попытался понять, куда пристроить все предметы, затем резко взглянул на своего визави... и никого не увидел.

Тогда ему, наконец, стал ясен план Сарумана: задарить противника, усыпить его бдительность и сбежать. И где его теперь искать?

По заявке с JRRT-drabbl-феста: «К13.18. Уинен возвращает Оссэ на светлую сторону. AU или не AU, но непременно с влиянием сюжетных мотивов «Лебединого озера» (т.е. не вариант «взяла за шиворот и привела обратно к Ульмо»).

Нам век не зря калечил души,

Теперь никто не сомневается,

Что мир нельзя ломать и рушить,

А в рай нельзя тащить за яйца.

И.М. Губерман

1

Оссэ нигде не было. Напрасно звала его Уинен, напрасно трубил в рог Ульмо, напрасно старались они дотянуться до него мыслью — он не откликался. Трижды уже Уинен обошла побережья, трижды проплыла по всему океану, без счета заглядывала в подводные пещеры, и даже в самой глубокой впадине на дне искал Ульмо — все бесполезно, будто Оссэ оказался за пределами Арды — или никогда не приходил.

Уинен готова была отчаяться, и тогда Ульмо решил спросить совета у Манвэ.

— Ты не можешь посмотреть, где Оссэ? — начал он без обиняков. — Мы его уже несколько приливов ищем. Пропал…

— Конечно, — сказал Манвэ. — Сейчас взгляну.

Он прикрыл глаза и замер.

— Ну что? — осторожно спросил Ульмо.

Манвэ повел плечами:

— Ничего. Оссэ я не увидел. Я вижу только… — он замялся и с неожиданной горечью продолжил, — только лебединое озеро.

— Озеро? — удивился Ульмо. — Значит, искать нужно во внутренних водах! Какие же мы дураки!

— Не, не это, — расстроено сказал Манвэ. — Лебеди… танцуют. Я вижу их, когда… Но пока не будем терять надежды. Сейчас попробуем вдвоем.

Ярко вспыхнул свет, и проступили контуры женской фигуры.

— Что слушать? — спросила Варда.

— Ищем Оссэ.

— Хм, — сказала она немного погодя и посмотрела на Манвэ.

— Да? — вздохнул он. — Это?

Она кивнула.

— Что ты услышала? — спросил Ульмо.

— Она тоже слышит лебединое озеро, — ответил за супругу Манвэ. — Вот такое: та-татататата-а-а-та-та, — и он напел приятную, но мало подходящую к ситуации мелодию.

— Объясните, наконец, что это значит!

— Мы видим и слышим лебединое озеро, когда Арде грозит серьезная опасность, и когда неизвестно, как решать проблему. Так что ваш Оссэ… скорее всего…

— …переметнулся к Мелькору? — закончил Ульмо.

Манвэ и Варда промолчали.

2

Как только лорд Манвэ произнёс эту фразу, Уинен сразу поняла, где искать Оссэ. Следовало заглянуть в самую бурную часть океана, в которую они с лордом Ульмо, из-за близости её к поселению Мелькора, не заглянули. Теперь ясно, отчего она так бурлит! А Уинен нужно быть там. Уже сейчас!

Уинен хотела предупредить лорда Ульмо, но не собиралась тратить драгоценное время на разговоры, поэтому погрузилась под воду и быстро поплыла. На ходу она придумывала, как убедить Оссэ вернуться. Ведь без него... Без него Уинен жизнь представить себе не могла. Оссэ не должен стать врагом. Иначе... А что иначе? Иначе Уинен вообще жить не захочется, наверное... Эх, нечего об этом и думать!

Уинен почувствовала, как её качает из стороны в сторону. Она добралась. А вот и Оссэ. Стоит на дне и обрушивает на берег разрушительный прибой.

— Оссэ! — позвала она.

— Ну здравствуй! — Оссэ повернулся к ней. Выглядел он разъяренным, даже безумным. В глазах — ни единой искорки разума.

— Остановись. Ты не понимаешь, что делаешь.

— Ещё как понимаю! Я ломаю материк!

— Нельзя ломать. Нужно строить. Так велят идеалы добра...

— Не нужны мне ваши вонючие идеалы добра! Плевать я на них хотел! Это вы, слабаки, строите! А мы с лордом Мелькором ломаем!

— Он тебе не лорд.

— Теперь уже лорд. А лорд Ульмо пусть идет... — Оссэ закончил фразу словом, которое Уинен слышала всего один раз в мастерской Аулэ, когда один из майа уронил на ногу с наковальни тяжелый кузнечный молот.

— Не смей так про лорда Ульмо! — вскипела Уинен.

— Она меня ещё воспитывать будет! Отвали! — Оссэ отвернулся и приложил к разрушению материка ещё больше сил.

Уинен стало обидно и горько. Она не справилась! Оссэ её не послушал! Был бы здесь лорд Ульмо, он бы нащёл нужные слова... Но лорд ещё не подоспел. Уинен захотелось плакать, она закрыло лицо длинными волосами...

И вдруг её осенило. А почему она должна заставлять его вернуться? Почему она должна взять его за руку и привести назад от зла к добру? Не получится! Принуждение никогда никому не приносит радости, даже если оно применяется во благо. Тем более теперь, когда Оссэ опьянён разрушением. Уинен должна повлиять на Оссэ. Сделать так, чтобы он сам захотел вернуться. А сможет ли она? Сможет! Она же знает Оссэ так же хорошо, как лорд Ульмо. А, возможно, и лучше.

У Уинен созрел хитрый план. Она подплыла поближе к Оссэ и заговорила, как ей самой показалось, загадочным шёпотом:

— Послушай, Оссэ, не хочешь поспорить?

— Поспорить? — Взгляд Оссэ стал более осмысленным, прибой вокруг него притих. Уинен поняла, что он клюнул на удочку.

— Да, спорим, что ты успокоишься.

— Спорим! Вот! Успокоился!

— Неправда.

— Правда!

— Надо же, какой слабак! Ломать может, а не ломать — нет!

— Я могу! Я уже не ломаю ничего!

— Снова врёшь. Давай, успокой прибой.

— А вот и успокою!

— Молодец! Успокоил!

Волны действительно стихли. Оссэ протер глаза, взглянул на Уинен:

— Уинен, это я наделал?

— Ты про разрушительный прибой? — Уинен подплыла поближе.

— Ну да. Помню, меня Мелькор на слабо взял, говорит, спорим, не сможешь материк утопить. Я говорю: «спорим»! Дальше — сплошной туман...

— Я так и поняла.

— Вот попадись мне теперь этот Мелькор!

— Тихо, не горячись.

— Ты прости, я же не хотел. Я просто...

— Успокойся. Я тебя знаю. Плыви лучше сюда...

3

Манвэ беспокоился. Он очень хотел хоть как-то помочь беде Ульмо. Но он не видел картины происходящего, поэтому не мог ничего предложить.

А вдруг ситуация изменилась? Вдруг он сможет пробиться через зловещее видение лебединого озера? Надо попробовать! Манвэ вновь закрыл глаза и сосредоточился. Получилось! Наваждение в виде танцующих белых птиц рассеялось, как утренний туман. Вместо них предстала ровная гладь океана, она лишь слегка рябилась от ветра.

Значит, в море всё спокойно. Однако это не даёт ответа на вопрос о судьбе Оссэ. Может быть, нынешний штиль — это затишье перед бурей! Оссэ обязательно нужно найти! А где искать майар Ульмо? Только на глубине.

Манвэ изменил фокусировку взора и стал видеть сквозь толщи воды. Открывшаяся картина приятно поразила его: на самом дне с миролюбивой улыбкой на лице лежал Оссэ. Тело его было со всех сторон опутано волосами Уинен. Сама Уинен сидела рядом и нежно обнимала голову Оссэ.

Конец.

По заявке с JRRT-drabbl-феста: «К13.17. Ильмарэ/? Выдайте Ильмарэ замуж или влюбите в кого-нибудь».

Тут кователь Ильмаринен,

славный мастер вековечный,

в дом решительно проходит,

в избу Похьолы вступает.

Вот приносят кружку с медом,

братину с напитком сладким,

Ильмаринену подносят.

Так промолвил Ильмаринен:

«До поры, пока на свете

золотой сияет месяц,

пить не стану я напитка,

коль невесты не увижу.

Подготовлена ли дева,

собрана ли в путь невеста?»

«Калевала»

* * *

— Эонвэ!

— Ильмарэ! Ты… Что с тобой?!

От Ильмарэ, всегда спокойной, живой и яркой, словно расходились слабые волны серой печали. Нет, аманские эльдар не заметили бы в ней никакой перемены; не нашли бы ничего и менее наблюдательные айнур. Но Эонвэ, чутко настроенный на соратницу-майя, тут же уловил, что выглядит она иначе — и встревожился. Они не виделись несколько солнечных лет, по валинорским меркам совсем недолго: за это время больших неприятностей случиться не могло, да он бы и узнал о неприятностях первым.

Ильмарэ подняла глаза и улыбнулась. Улыбка вышла теплой, но Эонвэ это не успокоило.

— Устала? — сочувственно спросил он. — Может быть, сходим в Лориэн?

— Нет-нет, все хорошо, вот только леди… Боюсь, она меня не отпустит в Лориэн.

— Не может быть! Леди — и не отпустит? Какая странная мысль! Если хочешь, я сам у нее спрошу.

От ее фэа полыхнуло неожиданным теплом.

— Спроси, пожалуйста.

* * *

— Лорд, как вы думаете, леди отпустит Ильмарэ в Лориэн? — спросил Эонвэ вечером того же солнечного дня.

— Скорее всего, не отпустит, — покачал головой Манвэ. — Мы с ней об этом уже разговаривали: она не уверена.

— Но почему? Почему? Откуда такая жестокость? Лорд, вы ведь…

— Потому что, — сказала, входя в покои, Варда, — потому что она отправится в Лориэн, а окажется в Мандосе. А я пятьсот лет без нее не справлюсь.

— В Мандосе? Пятьсот лет? — переспросил Эонвэ.

Лорд и леди взглянули на него с удивлением, и он все понял.

— Но ведь когда я… — начал было он.

— У тебя, — сказала Варда, — была совсем другая ситуация.

Эонвэ так не думал.

* * *

…когда закончилась война гнева, лорд Манвэ, увидев, с какой злобой Эонвэ бросает к его ногам поверженного Моргота, на слова не говоря, взмахом руки отпустил майя в Лориэн. Эонвэ забрался в дальний уголок сада, где бесконечным кругом цвела, осыпала лепестки и снова набирала бутоны черемуха, и где вся поляна была покрыта мягким белым ковром; стянул сапоги, положил под голову кожаный панцирь, и, не сбросив фана, провалился в глубокий сон. Что ему тогда снилось, знает только лорд Ирмо — сам Эонвэ этих снов, приятных ли, страшных ли, не запомнил. Когда он открыл глаза, оказалось, что голова его лежит уже не на жестком панцире, а на длинной мягкой траве, что земля подстроилась под форму его фана (сад сам знал, как расположить гостя удобнее) — и что поодаль, между деревьями, сидит смутно знакомая майя в светло-сером одеянии. Леди Эстэ носила одежды более темного цвета, а ее майяр вольны были выбирать любой оттенок.

— Сторожишь мой сон? — окликнул Эонвэ.

— Лорд сказал, что занят, леди тем более — сам знаешь; а я готовила здесь место для тех… кто еще возвращается… и заглянула.

Эонвэ помрачнел.

— Я долго спал? Много кораблей пришло?

— Много, но еще не все вернулись.

Эонвэ помрачнел еще больше. «А некоторые вернулись сразу в Мандос. Причем кое-кто — из-за меня», — подумал он.

— Переживаешь? — спросила она.

Эонвэ промолчал. Она придвинулась ближе.

— Можешь не рассказывать, если не хочешь. Можешь показать.

— Я уже лорду Ирмо показал, наверное, во сне, — пробормотал он и, помедлив, добавил: — Война… очень ожесточает. Когда можешь спасти, но не успеваешь…

Она аккуратно взяла его за руку.

— В Лориэне такое тоже бывало — редко, но случается.

* * *

… — Ты уже понял, должно быть, что я служу у леди Эстэ. Я занимаюсь обычно кварцеванием. В некоторых частях сада у нас располагаются «стерильные боксы», как их называет леди, не удивляйся; леди однажды попросила мастера Аулэ придумать для нее слова, и он подарил нам несколько необычных названий. В этих боксах мы с помощью лучей, проходящих через кварц, прогоняем все микроорганизмы. Нас за это не слишком жалует леди Йаванна, но иначе нельзя.

Однажды, когда я уже заканчивала кварцевание, к нам в сад пришла Мириэль. Я не успела ничего сделать, даже заговорить с ней — она шагнула в мой бокс, легла и умерла. Леди как увидела, всю нежность растеряла. Решила, что я перестаралась с кварцем и убила Мириэль. Хорошо ещё, потом сумели установить настоящую причину смерти. А тело Мириэль так и лежало у меня нетленным. Зато когда она вернулась к жизни, у нее такой загар появился! Ровный, бронзовый…

Эонвэ сам не заметил, как начал улыбаться.

* * *

Следующим вечером он, спросив у лорда Манвэ позволения, снова отправился в Лориэн. И через день. И на следующий.

В очередной раз Эонвэ, мягким жестом убрав руки девы со своих плеч, сказал:

— Не получится. Мне еще нуменорцев учить.

— Почему? — удивилась она.

— Ну должен же их кто-то научить.

— Нет, почему нельзя? Леди была рада; я уверена, что лорд Манвэ тоже.

— Потому что, если мы сейчас с тобой соединимся, то опомнимся только лет через пятьсот. Помнишь, что случилось с Мелиан? Помнишь, как Тулкас после свадьбы проспал безобразия Мелькора? У нас, айнур, так устроена любовь.

— Только два случая…

— А все остальные поженились еще в Чертогах Безвременья. Оссэ и Уинен, например, знали друг друга всегда.

— Что же делать?

— Я закончу дела на Нуменоре, и лорд обещал отправить меня в долгий отпуск…

* * *

Эонвэ вынырнул из приятных воспоминаний. Отпуск ему, конечно, дали — кто же в Арде встанет на пути у любви? Его обязанности временно поручили, по справедливости, майя из Лориэна — Олорину: надо признать, что справился он отлично. Теперь, значит, то же самое происходит с Ильмарэ. Почему же леди считает, что ее ситуация — другая?

— Леди, — предложил Эонвэ, — давайте кто-нибудь заменит Ильмарэ. Например, могу я сам. За звездами смотреть — присмотрю; ваши поручения — выполню… — и, вспомнив о причудах некоторых нуменорских дам, добавил вполголоса: — Платье вам буду застегивать, плащ подавать…

— Платье не надо, — засмеялся Манвэ. — Мы обсудим.

— Не знаю, — скептически сказала Варда. — Я бы отпустила ее, если бы точно знала, что звездные процессы идут без ошибок. Это трудно, но можно попробовать.

— Что-нибудь решим, — еще раз пообещал Манвэ.

* * *

Когда Эонвэ удалился, в окно просунулась голова Торондора. Орел укоризненно посмотрел на Манвэ и пригрозил:

— Забастовку объявим. Я слышал, вы тут Ильмарэ обижаете — так и знайте, объявим. Сами будете летать и всех спасать.

— Этого, конечно, допустить нельзя, — строгим голосом сказал Манвэ и покосился на Варду. Ей удалось сохранить серьезный вид.

* * *

Примерно в то же время речь об отпуске повел в чертогах Мандоса дух, пришедший на Арду вслед за своим лордом одним из первых. Майя этот редко показывался на глаза живым эльфам. Он занимался подсчетами: помнил, кто когда попал в чертоги и когда кому суждено выйти, вел подробные списки еще не возрожденных, уже возрожденных, тех, кто решил пока не возвращаться, и тех, для кого был произнесен приговор; очень негодовал, если имя приходилось невовремя переносить из списка в список — и почти не общался ни с обитателями чертогов, ни с другими майяр. Аулэ в шутку назвал его как-то раз аудитором и долго объяснял потом, что это слово войдет в мир еще не скоро.

С Ильмарэ он познакомился случайно, когда она принесла какую-то весть от леди Варды и в поисках лорда Намо заглянула в дальний коридор чертогов.

И вот теперь он осторожно начал расспрашивать лорда об отпуске — но лорд Намо, конечно, ожидал его вопроса и ответил, что как только примет решение Варда…

Нельзя сказать, чтобы майя принял этот ответ стоически.

— Милорд, — подавленно начал он, — может быть, мы так странно устроены? Может быть, нам и не суждено сойтись?

— Глупости, — отрезал Намо. — Эфир и воздух — достойное сочетание, как показала практика.

— Эфир и воздух? Что вы имеете в виду? И что за практика?

— Неужели ты никогда не слышал о том, на какие группы делятся майяр?

— Никогда.

— Странно. Ладно, слушай сейчас, — принялся объяснять Намо. — Все майяр делятся на пять групп — по стихиям: на огненных, водных, земляных, воздушных и эфирных. Например, Ариэн — огненная майя, Оссэ и Уинен — водные, все, кто служит Ване, Оромэ, Йаванне — земляные, а те, кто работает у меня, у Ирмо и у Ниэнны — эфирные. В чертогах Безвременья майяр разных стихий обитают отдельно друг от друга, поэтому вы с Ильмарэ тогда не успели познакомиться. Как и Эонвэ с его нынешней супругой, девой из Лориэна. Так что вероятность очень велика. Стоит только подождать.

* * *

— Стопроцентная вероятность, — сказал Намо. — С любовью в нашем мире бороться бесполезно.

— Я знаю, знаю, — ответил Манвэ. — Мы уже договорились. Частично за звездами приглядят Ариэн и Тилион, частично сама Варда, что-то будет делать Эонвэ, как обещал — конечно, справимся.

* * *

Майя из Мандоса смотрелся среди цветущих деревьев Лориэна на удивление органично.

— Разрешили? — спросил он, глядя, как спускается рядом с ним на землю Ильмарэ.

— Разрешили! Леди велела вернуться ровно через пятьсот лет, ни днем позже. И хорошо! — она хихикнула. — А то было бы, как с Айвендилом. Помню, уже когда придумали новый отсчет времени, он принес мне букет каких-то цветов — не знаю, как он их назвал, сам вывел этот сорт. Леди сказала: «Иди, погуляй с ним полчасика». Полчасика! Все равно что адану сказать: «Погуляй пару секунд».

— И что же Айвендил?

— Ничего. Понес свой пучок Ариэн.

— А у меня даже цветов нет.

— Зато здесь их сколько, посмотри! Пойдем!

И они скрылись за густой листвой.

Конец.

Примечание

В «Калевале» кузнец Ильмаринен женится на "деве Похьолы" — дочери хозяйки подземного царства Лоухи.

Драббл написан на Битву Пяти Воинств-2016 для команды "F".

Он удалился; а Нежданов постоял

немного посреди комнаты и,

прошептав: «Ах! лучше не думать!»

бросился лицом на постель.

И. С. Тургенев

С самого утра Вана почувствовала: что-то не так. Она ощущала смутную тревогу, но что с ней происходит, понять не могла. Тогда она решила прогуляться. Глядишь, на свежем воздухе все и пройдет. Раньше помогало.

Проходя мимо подножия горы Таникветиль, Вана рассеянно посмотрела вверх. В ту же секунду она вскрикнула и отшатнулась: на одном из уступов безмолвно и недвижимо восседал Манвэ и глядел вдаль. «Неужели конец? — подумала она. — Ведь предсказывали, что перед Второй Музыкой Манвэ лишится сил. И будет недвижимо сидеть на склоне горы Таникветиль, даже говорить не сможет. Вот как сейчас! Значит, вот что я почувствовала утром! Или все-таки нет? Лучше всего будет спросить самого Манвэ. Он-то точно знает!» — с этой мыслью Вана поднялась к застывшему королю Арды.

— Манвэ, — встревожено заговорила она, — это конец? Это начало Второй Музыки? Если да, то что теперь делать? Может, стоит всем остальным объявить и начать готовиться? А? Может быть, ты уже и говорить не можешь. Но тогда хоть моргни, если и вправду Вторая Музыка началась! Пожалуйста, а то я ничего не понимаю...

Манвэ неожиданно дернулся и проговорил:

— Успокойся, Вана! Ничего не произошло! И не произойдёт еще несколько тысяч лет. А за меня не волнуйся. Я еще полон сил. Просто вчера я очень устал. И орлами надо было командовать, и циклон организовывать, да еще новая поэма на ум пришла, всю ночь записывал. В общем, извини, что так тебя напугал.

— Это ты меня прости! — смутилась Вана. — Просто сегодня меня почему-то все время преследует какое-то нехорошее предчувствие. А потом увидела тебя, у меня все и связалось... сложилось...

— Тут как раз ничего удивительно. Мы ведь знаем, что будет в конце, поэтому можем ощутить постепенное приближение Второй Музыки.

— Я, видимо, случайно настроилась не на ту волну. Ощущать приближение конца времен — явно не мое. Постараюсь больше так не делать. А если уж такое случится, постараюсь в этом состоянии никого не обидеть.

— Ты меня нисколько не обидела.

— Да? Ну вот и хорошо.

Вана светло, но при этом довольно кисло улыбнулась и начала спускаться с одинокого уступа горы Таникветиль.

Написано на JRRT-drabbl фест по заявке "Валар решают устроить школу магии для эльфов (наподобие Хогвартса). Мелькор — декан Слизерина, Манвэ — Гриффиндора, Саурон — Волан-де-Морт. Отдельная печенька за Берена, тайком пробирающегося в школу ради свидания с Лютиэн" (2013 г.).

Хогвартс — это не сумасшедший дом!

Альбус Дамблдор

Популярная фраза

Сегодня Лютиэн была необыкновенно хороша. В ее облике что-то изменилось: то ли походка, то ли движения, то ли общий настрой. Высвободившись из объятий, она оправила платье, провела рукой по подолу и спросила:

— Нравится?

— Очень, — честно ответил Берен, глядя ей в глаза. — Очень.

Он снова притянул ее к себе — и осознал наконец, что не так.

С тонкого обруча, которым она обхватывала волосы, спускались два длинных, тонких, как кружево, узорных золотых ручейка. Такие височные подвески, только попроще, носили знакомые Берену женщины, но он никогда не видел похожих украшений у эльфов. Он хотел было дотронуться до ее волос, но Лютиэн мягко отвела его руку.

— Я должна с тобой попрощаться, — сказала она. — Три лунных месяца мы видеться не сможем.

— Что?! — спросил, обомлев, Берен: опасность? Родители?

— Не тревожься. Это… дела. Я не могу рассказать.

Она еще что-то говорила, но Берен не слушал и опомнился только тогда, когда за деревьями мелькнул голубой лоскут ее платья. Берен встрепенулся, глубоко вздохнул и бросился следом.

Она стояла на поляне и, сжимая в одной руке холщовый мешок, напряженно смотрела то на солнце, то на тени. Берен осторожно подошел к ней и приобнял за плечи — и как раз в это мгновение она резко дернула золотую подвеску. Все закружилось, Берен почувствовал, что земли под ногами нет, и лес исчез.

— — —

— Слезай с меня! — сказала Лютиэн не то раздраженно, не то взволнованно. Берен послушно встал и огляделся: они приземлились на площадке аккурат перед воротами каменной крепости. Вокруг не было не то что леса — ни одного знакомого дерева; и солнце светило с другой стороны.

— Это что, Валинор? — спросил он севшим голосом.

— Да какой Валинор! — бодро отозвалась она. — Это школа. Пойдем, спрячем тебя где-нибудь и форму тебе добудем.

— Школа? — переспросил Берен.

* * *

— Школа? — переспросила Вана.

— Да. Мы должны организовать школу, — повторил Намо.

Все как по команде повернулись и посмотрели на Аулэ.

— «Школа», — вздохнул тот, — это место, где детей учат разным вещам. Детей обычно много, и учителей — больше одного. Правда, я не понимаю, зачем нам это, и с Мандосом не согласен: по-моему, ученичество — хорошая система.

— Каждый учит своему? — спросила Варда. — Это удобно. Неплохая идея. Но почему «должны»?

— Так пришло, — туманно ответил Намо. Он уткнулся в большую книгу, которую принес с собой, перелистал записи, нашел нужное место и продолжил: — В школе будет четыре факультета.

— Отделение или часть, — угрюмо пояснил Аулэ, и, наткнувшись на непонимающие взгляды, передал определение мысленно.

— Детей будем распределять так: на один факультет пойдут смелые…

— Детей? — удивилась Ниэнна. — Ты имеешь в виду всех Детей Эру, только Старших или вообще что-то другое?

Намо замялся, порылся в книге и, оторвавшись от нее, произнес:

— Это решаемо.

— Мне кажется, разумнее только Старших… — начал кто-то, но Намо его остановил:

— Итак, на один факультет — смелых, на другой — хитрых, на третий — верных и трудолюбивых, а на четвертый — умных.

— Какое-то дурацкое распределение! — раздалась гневная реплика; что-то загремело. — Почему хитрые? Почему верные? Других качеств нет, что ли?!

Ради важного обсуждения на этот Круг Судеб собрались все: даже Эстэ, которую пришлось долго уговаривать, и Мелькор, которого специально извлекли из Мандоса и прямо в цепях усадили на кресло, но не у ног Манвэ, как грозились, а в противоположной точке Круга. Он-то теперь и возмущался.

— Я еще не закончил, — угрожающе сказал Намо. — Вот это как раз не обсуждается, потому что заложено априори. Дальше… У факультетов будут деканы — то есть главы. Смелыми будет руководить Манвэ, хитрыми — Мелькор, верными…

— Я не согласен! — закричал Мелькор. — Не собираюсь никем руководить! Или отдавайте всю школу.

— Я тоже не понимаю, — сказал Манвэ. — Почему меня — на смелых? Давайте Тулкаса назначим…

— Еще раз: это менять нельзя. Два оставшихся факультета — пожалуйста.

— — —

— Манвэ, Мелькор, Йаванна, Аулэ?

— Нужно два мужчины, две женщины.

— Манвэ, Мелькор, Йаванна, Варда?

— Это семейственность!

— — —

— Зачем это: смелые, верные… Пусть Манвэ принимает порядочных, Мелькор — злобных, Йаванна — тех, кто любит все живое, а последний… ну…

— Вот именно, его мы еще не выбрали.

— — —

— Манвэ, Мелькор, Йаванна, Вана. Очень удобно: два брата — две сестры.

— Вану — на умных?!

— А что? Я так понимаю, наши качества и качества факультетов совершенно не связаны.

— И потом, это семейственность!

— — —

— А кроме деканов еще кто-нибудь будет?

— Преподаватели и директор.

— Кто же будет директором? Эру?

Мандос оглядел дискутантов и произнес:

— Я.

— Ах вот почему мы не можем никуда назначить Вайрэ…

— — —

— Это семейственность!

— Да посмотрите, у нас уже и так семейственность: Манвэ и Мелькор.

— Действительно. Тогда остановимся на Варде?

— Тем более что она иногда сестра Йаванны.

— Это же другой вариант!

— Ну и что…

— — —

— Ты еще долго? — спросил скучающе Ирмо, которому надоели бесконечные обсуждения. — Может быть, мы пойдем?

— Тебя, — Намо подчеркнул слово, — тебя я не держу. Но Эстэ мне еще нужна.

* * *

— Они протестировали программу на майяр, и почти сразу леди Эстэ отдала свой курс маме, а мама — мне. Так что я теперь здесь преподаю. Целебную магию. Ну вот мы и пришли: посиди пока здесь, а я форму поищу.

Лютиэн ушла, а Берен принялся разглядывать комнату и размышлять о своем положении. Судя по рассказу Лютиэн, наткнуться на адана здесь было невозможно: учились в этой школе только эльфийские дети, а преподавали вообще валар и майяр. Сам он не походил ни на тех, ни на других, и наивно было предполагать, что ему удастся смешаться с толпой, даже подстригись он и побрейся. Сбежать тоже не получится: Лютиэн толком не смогла объяснить, где именно расположена школа, но точно не в Валиноре и, что самое неприятное, не в Эндорэ — на пустом материке к югу, который эпохи через три должны будут заселить разумные народы. Оставалось или три месяца жить в этой комнате, не высовываясь (где брать еду?), или попросить кого-нибудь отправить его назад — а, значит, раскрыться и подвести Лютиэн: ее не погладят по голове, узнав, что она притащила в школу адана. В комнате, судя по всему, жить было можно: у стены примостилась кровать — грубо сколоченная, зато под балдахином; из окна открывался вид на внутренний двор крепости, а в глубине угадывалась дверь. За ней Берен обнаружил искусно украшенную посудину с водой, большой чан, острую бритву, ножницы и зеркало. Он понял намек и приступил к процедурам.

— — —

— Ого! — всплеснула руками Лютиэн, сгрузив на кровать ворох голубой и золотистой ткани. — Тебя хоть сейчас — на последний курс.

— Последний курс — это сколько лет? — спросил Берен.

— Пятьдесят пять.

Берен засмеялся:

— Мне еще рано.

— Я разве не рассказала? Здесь учатся тридцать лет: не все время, конечно. По три месяца каждый год. Потому что нехорошо надолго забирать маленьких детей от родителей, а научить надо многому. Я, кстати, принесла тебе одежду. Вот.

Одеяние неуловимо напоминало ее собственное платье.

— Я подумала, что тебе подойдет форма факультета Манвэ. Сама там училась, — сказала она.

Пока Берен переодевался, он успел изложить ей свои соображения: или вернуться назад, или все время просидеть безвылазно в комнате. Первое предложение Лютиэн отвергла сразу:

— Не получится, — сказала она. — Порт-ключ (это называется «порт-ключ») так настроен, что сработает только в день возвращения. Это для безопасности. Саурон, например, может попасть сюда, только если захватит ребенка. А когда он сюда попадет, вернуться сам не сумеет, и мы его поймаем.

— Саурон? А как же Моргот?

— А Моргот здесь.

Берен сел.

— Как — здесь? — выдавил он.

— В цепях, прикован к креслу. Он попадает сюда непроизвольно, каждый раз, как подходит срок. Когда все начиналось, он согласился; а потом оказалось, что сам он это регулировать не может. Сильмариллы, кстати, не перемещаются.

Берен помолчал.

— И как же он… руководит?

— Только формально. Фактически за его факультет отвечает Мастер Аулэ.

— Понятно… — только и смог сказать Берен.

— А еще у нас в подземельях дракон. И тролли, — добавила Лютиэн. — Но не беспокойся: школа — самое безопасное место на Арде.

И, пока Берен не опомнился, она предложила свой план: сидеть тихо, на глаза Владыкам не попадаться; на уроки не ходить, лишний раз из комнаты не высовываться, а на ужине проверить, получится ли смешаться с учениками — если получится, то хорошо, а если нет — еду она ему будет приносить. Все остальное комната даст сама. Тем временем коридор наполнился детскими возгласами, топотом ног, шуршанием платья: собирались ученики.

Только они, приняв независимый и отрешенный вид, как и положено преподавателю и ученику последнего курса, вышли из комнаты, как к Лютиэн подбежал маленький мальчик, лет двенадцати, по представлениям Берена, — значит, с первых курсов.

— Леди Лютиэн! — затараторил он. — Вас просит к себе лорд директор!

Лютиэн поблагодарила его и обернулась к Берену.

— Кажется, всё, — прошептала она упавшим голосом.

— Я с тобой, — решительно сказал Берен.

Но двери в директорский кабинет перед ним не распахнулись. Он услышал монотонное бормотание, женские возгласы и, наконец, усталый голос: «Чувствую, этот разговор у нас еще повторится. Ладно, иди», — и Лютиэн выскочила вон.

— Ты остаешься, — сказала она. — Эти три месяца будешь работать помощником лесника. Он живет вон в той избушке, — она подвела Берена к окну и показала на покосившийся домик вдалеке. — Зовут его Айвендил. Вернемся вместе, а там видно будет.

По заявке «АУ Финвэ/Индис Вариация в духе Лейтиан. Во время нападения Мелькора на Форменос Индис по каким-то причинам оказывается там (можно раскрыть, можно не раскрывать), когда все в ужасе бегут, она остается рядом с мужем и пытается противостоять Мелькору с помощью песни силы. Чего она достигла? Какой ценой? И как в результате этого изменились события? NН».

Под Праздник Урожая Индис решила, наконец, уладить дела семейные. Обсудить с мужем, Финвэ, как следует жить дальше. Вместе или раздельно? И она отправилась в крепость Форменос, место изгнания Финвэ.

Индис прибыла на место, поздоровалась с мужем. Но не успела она и сообщить о цели своего визита, как погас свет. По всему Валинору разлилась тьма.

Спустя ещё некоторое время двери Форменоса дрогнули и раскололись. На пороге появился не кто иной, как Мелькор, да ещё и в компании гигантского паука. В руках он сжимал острое копьё.

— А ну-ка, Финвэ, пусти меня в сокровищницу! — рявкнул Мелькор. — Я заберу золото, серебро, камешки, Сильмариллы!

— Ещё чего! — Финвэ грозно выступил вперёд.

— Тогда кому-то придётся умереть! — Мелькор приставил пику к горлу осмелившегося ему перечить эльфа.

Индис решила вмешаться. Нужно было спасти мужа, тем более, что остальные жители Форменоса в страхе разбежались. Она решила защищаться тем, что умела лучше всего — Песнями Силы. И запела самую мощную из них.

Мелькор застонал. Ноги его подкосились. Из обоих ушей его брызнула кровь. «О, Эру! Он оглох! Я оглушила его!» — пронеслось в голове Индис. Как бы в подтверждение её слов Мелькор перестал обращать внимание на её Песню Силы. Он со злобной усмешкой перехватил копьё покрепче и с остервенением вогнал его в тело Финвэ.

Индис в ужасе замерла. И это промедление дорого ей обошлось: Мелькор с размаху поразил её копьём в грудь. Индис вскрикнула, в глазах у неё потемнело. Через мгновение она уже стояла рядом с мужем посреди Чертогов Мандоса...

* * *

Мелькор и Унголианта бежали прочь из Амана. Унголианта устала, ей хотелось есть. Света Дерев и воды родников оказалось для неё недостаточно. А в мешке, который Мелькор нёс в руках, вкусно поблескивали сокровища Финвэ.

— Мелькор! Дай поесть! Дай, я ем сокровища! — потребовала Унголианта.

Но просьба осталось без ответа. Мелькор не слышал свою спутницу. А, может быть, только делал вид, что не слышал.

Унголианта повторила воззвание. Также безрезультатно. Голод сводил с ума, злил, разрывал внутренности. И, в конечном итоге, привёл к закономерному поступку: Унголианта резко вонзила в шею Мелькора шип с парализующим ядом.

Жвала подхватили вяло трепыхающееся тело мятежного Валы. В пасти сначала исчезла окровавленная голова, за ней — туловище, следом — ноги.

Мешок Мелькора выпал из его одеревеневших рук, порвался. По земле раскатились сокровища Финвэ. Унголианта, не задумываясь, втянула в себя серебро, золото и драгоценные камни, среди которых блеснули три самых ярких, практически светящихся...

По заявке «Эру|Саурон. Начало 4 Эпохи».

Если человек разговаривает с богом — это молитва.

Если бог разговаривает с человеком — это шизофрения.

Анекдот

Действующие лица:

Саурон, бывший Темный Властелин

Голос свыше

Ирмо

— супружеская чета, Валар

Эстэ

Время действия: начало Четвёртой эпохи.

Сцена представляет собой тёмное и неясное место, освещён только один её угол.

Явление 1

(Саурон, один)

Саурон

Выходит из темноты, садится в освещённый угол

(Восторженно)

Сейчас, сейчас я выскажу ему всё, что о нём думаю!

Грозит кулаком кому-то сверху

Голос свыше

(Недовольно)

Что же ты грозишь мне, Гортхаур?

Саурон

(Храбро)

Я тебя ненавижу, Илуватар! Поэтому и грожу тебе!

Голос свыше

(Удивлённо)

Как? Ты ненавидишь бога?

(Зло)

Глупец! Я твой создатель! Ты должен уважать меня!

Саурон

(Истерично)

Я уважаю только своего учителя! Ты для меня − ничто!

Голос свыше

(Удивлённо)

И ты не боишься меня?

Саурон

(Истерично)

Нет!

Голос свыше

(Зло)

Тогда тебя постигнет кара божья!

Саурон

(Храбро)

Она меня не пугает!

Внезапно хватается за голову

(Испуганно)

Что это было? Не понимаю...

(Медленно)

Просто очень хочется спать...

Ложится и засыпает

Сцена ярко освещается, становиться понятно, что она изображает сад Лориэн

Явление 2

(те же, Ирмо и Эстэ)

Ирмо и Эстэ медленно выходят с разных сторон сцены, подходят к Саурону

Эстэ

(Жалостливо)

Бедный Гортхаур! Совсем с ума сошёл! Всё ему кажется, что он с Илуватаром разговаривает...

Ирмо

(Жалостливо)

Да... А болезнь у него всё прогрессирует... Каждый день приступы... Всё время усыплять его приходится...

Пауза

Как ты думаешь, он оттого, что с Мелькором объединился, или оттого, что недавно пережил смерть, с ума сошёл?

Эстэ

Это сейчас не так важно. Сейчас важно его вылечить.

Занавес

— Да не шубу, шубу шу, — снова зашамкала старуха, — а мясик!

Эдуард Успенский

Мастерская Феанора. Мелькор перебирает оружие.

Мелькор

Феанор, это что?

Феанор

Это оружие. Ты же сам предлагал сделать! Смотри, вот мечи, вот щиты, вот молот, а вот кистень, новая разработка. Ну все, я пошел, у меня дела.

Уходит.

Мелькор (берет кистень)

Интересно, как им сражаться? Как он действует?

Кидает шарик туда-сюда, влево-вправо, вперед-назад, вверх-вниз. Шарик с размаху попадает ему в рот.

Мелькор

М!

Хватается за рот, бросает кистень, убегает.

Сцена меняется на пейзаж сада Лориэн.

Мелькор, прижимая руку ко рту, сшибает калитку и вбегает в сад. Навстречу выплывает Эстэ.

Эстэ

Мелькор, что у тебя случилось?

Мелькор

Шубу-шубу-шу!

Эстэ

Что-что?

Мелькор

Шубу-шубу-шу!

Эстэ

Я шуб не шью!

Мелькор

Д н шубу-шубу-шу, а киштн!

Эстэ

Мелькор, зачем ты говоришь на Черном наречии? Ты что, вернулся к старому? Не буду лечить!

Мелькор

М-м-м-м-м-м! Хрум!

Выплевывает железные обломки кистеня. Эстэ ахает и уводит его в глубину сада.

Сцена меняется на мастерскую Феанора.

Феанор

Смотри, я еще придумал арбалет. Тебя так долго не было! Где тебя носило?

Мелькор, с достоинством.

Я испытывал твой кистень. Правда, он сломался.

Феанор, с интересом

Да? И как? Работает? Вот, возьми другой, покажи мне, что делать.

Мелькор берет кистень и проделывает с ним те же манипуляции, что и в прошлый раз, с тем же результатом.

Феанор

Ого! Ну и эффект! Так надо?

Мелькор

М-м-м-м-м-м-м!!! М-м-м! Шубу-шубу-шу!

Феанор

Э-э-э… Пойдем-ка.

Сцена снова меняется на Лориэн.

Феанор ведет Мелькора за рукав. Навстречу им выходит Ирмо.

Ирмо

Что у вас случилось?

Феанор

Ирмо, позови, пожалуйста, Эстэ.

Появляется Эстэ.

Эстэ

Феа…

Видит Мелькора, садится прямо на траву и начинает смеяться.

Мелькор

Шушум не шушу!

Эстэ

Горе… луковое…

Поднимается, берет его под локоть и уводит в глубину сада.

Конец.

Фанфик написан для команды Валар на Битве пяти воинств-2013 на Дневниках, по заданию «Гет».

Бизнесмен женился на своей экономке.

Она продолжила вести его хозяйство.

Как изменился ВВП?

Экономическая задача.

ЭКОНОМКА

Однажды темный властелин Мелькор решил, что хозяйство его цитадели Ангбанда полностью разваливается. Выяснилось это так. В очередной раз споткнувшись на каких-то костях, которые валялись в том коридоре повсюду, он схватил за руку ближайшего орка и приказал убрать. Орк ухмыльнулся и кости слопал.

— У нас что, вообще нет еды? — спросил Мелькор у срочно вызванного Готмога — балрог тогда изображал его заместителя.

— Понятия не имею, — лениво ответил тот.

Мелькор понял, что хромает не только снабжение, но и дисциплина, и тут его мысли сделали неожиданный поворот. Всю ночь он скрипел пером у себя в кабинете, а наутро орков ждал сюрприз. Властелин выдал им пачку табличек и указания: развесить во всех окрестных лесах и, по возможности, в эльфийских поселениях объявления. «Требуется экономка для ведения хозяйства в крепости Ангбанд. Оплата справедливая, по договоренности». Мелькор очень гордился формулировкой. Конечно, он понимал, что эльфы едва ли захотят сотрудничать с Врагом, но интуиция подсказывала, что так сделать необходимо...

И интуиция не ошиблась. Через два дня у ворот Ангбанда появилась статная женщина в строгом элегантном платье. В руках она держала одно из объявлений. Женщина медленно постучала в ворота и сказала:

— Здравствуйте. Я по объявлению.

Орк-привратник бросил пост и понесся докладывать начальству.

— Веди! — обрадовался Мелькор и уточнил на всякий случай: — В кабинет.

Она вошла, и Мелькор, даже не поприветствовав, принялся ее разглядывать. Строгое темное платье в пол. Суровое выражение лица. Держится с достоинством. Неужели эльфийка? Неужели купились? Не может быть. В ней было что-то… Он осмотрел ее снова и понял, что относится она не к эльфам, а к айнур. «Любопытно», — подумал он и сделал ее экономкой.

— Так просто? — удивилась она. Низкий голос — точно не эльфийка. — А инструкции?

Мелькор промолчал. Сама разберется. Зачем он ее нанимал, спрашивается? Новоиспеченная экономка кивнула и удалилась.

«Интересная женщина», — подумал он и поздравил себя с удачным выбором.

На следующий день Экономка вошла в комнату Мелькора с ворохом бумаг и изложила:

— Для лучшего ведения хозяйства необходимо провести организационно-дисциплинарную реформу. Проект реформы — в этих бумагах. Основные положения — об уборке территории, о дисциплинарных запретах и о четком разделении функций каждой постройки Ангбанда. Кратко поясню: необходимо убирать территорию крепости два раза в день с помощью орков и балрогов (балроги будут сжигать мусор, а орки — заметать пепел), организовать гауптвахту для провинившихся орков и балрогов и развесить указатели и таблички. Кроме того, я хочу лично руководить реализацией реформы.

«Грамотная женщина!» — подумал Мелькор и безоговорочно принял все положения проекта.

Когда она закрыла дверь, Мелькор вытащил из ящика стола потрепанную записную книжку. На первой странице можно было заметить несколько женских имен — среди них угадывались Варда и Ариэн. Напротив каждого стоял обведенный в кружок минус. Мелькор вздохнул и убрал книжку обратно в стол.

Мелькор, конечно, сразу утвердил проект, очарованный длинными фразами, умными словами и решительностью Экономки, но разобрался в бумагах и оценил каждый пункт только на следующее утро. Действительно, все перемены были на удивление разумны: Тхурингветиль, на которой по традиции лежали хозяйственные обязанности, давно их забросила и теперь занималась непонятно чем — видимо, разведкой. За этим Мелькор тоже не следил, потому что переложил полномочия на Гортхаура, который сейчас пытался работать с населением на Востоке. Готмог в меру своих сил руководил орками; самого Мелькора они боялись и поэтому слушались… Иначе говоря, реформа пришлась как нельзя кстати.

Несколько дней спустя в дверь снова постучали.

— Войдите! — крикнул Мелькор. Он, конечно, не любил, когда к нему постоянно ходили посетители, но теперь это мог оказаться не только орк с донесением или жалобой, но и… Действительно, она. Экономка, как выяснилось, подготовила проект новой реформы — административной. Согласно проекту, в Ангбанде создавалась иерархическая система управления: орки должны подчиняться выбранным среди них командирам отрядов, командиры отрядов — балрогам, балроги — Мелькору и Экономке. В дополнение, командиры отрядов и балроги обязывались сдавать ежемесячные отчеты Экономке, а Экономка — один отчет Мелькору.

Мелькор разрешил Экономке проведение реформы с одной мыслью: «Удивительная женщина!»

Прошло еще некоторое время. Экономка появлялась у Мелькора каждые два дня, ближе к вечеру, как будто она составила себе расписание и четко его придерживалась. Мелькор привык к такому распорядку и все чаще ловил себя на ощущении, что ждет ее прихода. «С умным собеседником всегда приятно поговорить», — успокаивал он себя.

На одной из таких встреч Экономка представила Мелькору краткие положения проекта военной реформы:

«Несмотря на то, что я не имею отношения к военному делу, я вижу, что плохая подготовка армии серьезно ухудшает наше экономическое положение. Посему предлагаю:

1. В связи с несостоятельностью армии орков и балрогов прекратить боевые действия с эльфами, осаждающими Ангбанд.

2. Заняться строевой и общей физической подготовкой с орками и балрогами».

«Замечательная женщина!» — подумал Мелькор, а вслух сказал:

— Проект утверждаю.

Экономка оставила бумаги на столе и повернулась к выходу. Мелькор вдруг осознал, что в военном деле он разбирается не хуже ее — если он в чем и разбирается, так это в военном деле!

— Постойте!

Она обернулась.

— Что-то еще?

— Конечно! — недовольно воскликнул Мелькор. — Что это значит — «прекратить боевые действия»? Зачем? Мы отлично справляемся! — он вскочил из-за стола и продолжал, отчаянно жестикулируя: — Если ослабить давление, то эти проклятые эльфы, эти проклятые феаноринги, они…

— Мелькор, — спокойно сказала она.

Он осекся.

— Я вам объясню. Сядьте.

Он послушно опустился на стул.

— Наша армия плохо подготовлена. Мы можем вести войну — с тем же успехом, что и раньше. Это нерационально. Мы должны сначала нарастить боевую мощь, накопить потенциал, разработать стратегию, отследить возможные ловушки, добиться успеха теоретически — и тогда мы обрушимся на врага внезапно и одержим победу.

Мелькор закивал. Когда она пускалась в объяснения, он готов был слушать годами. Выкладки звучали разумно, Мелькор не видел смысла спорить, еще раз со всем согласился и отпустил ее. Когда ее шаги затихли, Мелькор метнул осторожный взгляд на дверь и выдвинул ящик стола. Записная книжка лежала на месте. Он открыл чистую страницу и аккуратно, насколько ему позволяли эстетические принципы, вывел: «Экономка».

Саурон Гортхаур, правая рука и любимый ученик Темного Властелина, возвращался в родную цитадель. Сказать, что его ожидало большое потрясение, — не сказать ничего.

Из грязной крепости Ангбанд превратился в чистый замок, все стены которого увешаны табличками и указателями, с надписями «Гауптвахта», «Кабинет командира», «Отхожее место» и так далее.

Орки и балроги с утра сжигали весь мусор и заметали пепел, затем шли маршировать во внутренний двор замка.

Саурон полдня пронаблюдал за равномерными перемещениями отрядов по двору и, только когда орки строем зашагали к двери с надписью «Столовая», решился заглянуть к учителю. У знакомой двери с незнакомой табличкой «Кабинет начальника» он остановился. Из комнаты раздавались голоса.

— А эти Валар! Эти Валар! Да они же!.. Когда же мы на них нападем? Они там все…

Учитель не в духе. Знакомо.

— Мелькор, — женский грудной голос. Женский? Тхури явилась?

— Извините, — он извиняется или это обман слуха?

— Так что вы говорили про Валар?

— Я говорю, все Валар — наши враги, и мы на них нападем, когда будем готовы.

Саурон решился прервать этот идиллический тет-а-тет и распахнул дверь.

— Гор! — обрадовался учитель. — Докладывай! Отчет принес?

— Какой еще отчет? — удивился Саурон.

— О проделанной работе, — пояснила женщина.

Саурон с ужасом посмотрел на учителя, схватился за голову и выскочил прочь. Нужно срочно найти в этом хаосе разумное существо. Ближайшим обладателем ясного рассудка оказался Готмог. Он-то и объяснил растерянному майя, что происходит: кроме того, что тот уже успел увидеть, серьезные перемены затронули и стратегию. Осаждающие Ангбанд эльфы удивились, когда армия Мелькора перестала на них нападать. Осаду не сняли, но атаки также прекратили.

Саурон понял, что в такой атмосфере он долго не протянет, и наутро сбежал — на Восток, сославшись на незаконченные дела.

— Готмог, что принято дарить дамам?

— Цветы, — с готовностью ответил балрог. — Смотрите, какие мелкие цветочки.

Он наклонился, чтобы сорвать белый кружок, и тот сразу рассыпался пеплом.

— Я терпеть их не могу!

— Тогда я вам не помощник.

Через неделю на стенах Ангбанда, несмотря на страшный грохот снаружи, можно было услышать два голоса. Один — высокий, сбивчивый, мужской, другой — низкий, размеренный, женский:

— Дорогая! Вы так помогли мне с моим хозяйством! Я просто обязан вас отблагодарить! Будь я жалким эльфом или смертным, я подарил бы вам цветы... Но я ненавижу всю эту мелкую дрянь, вроде цветов! Поэтому я дарю вам извержение вулкана!

— Красиво... Но зачем разбазаривать средства?

Те же голоса раздавались вечером в комнате Мелькора:

— Я не могу больше скрывать своих чувств! Я люблю вас! Но я не могу предложить вам руку и сердце! Я — зло! У зла не может быть жены и детей!

— В-первых, прекратите истерику. Во-вторых, у пары айнур не может быть детей. В-третьих, если вы не хотите афишировать наши семейные отношения, мы можем жить гражданским браком.

На следующее утро в записной книжке Мелькора, напротив слова «Экономка», появился огромный, величиной со всю страницу плюс...

ОБЪЯСНЕНИЕ ПРОИЗОШЕДШЕГО

За день до того, как Мелькор решил давать объявления, его брат Манвэ, король Арды, брат Мелькора, разговаривал непосредственно с Эру. Он говорил:

— Отец, помоги мне советом. Мой брат Мелькор жаждет уничтожить Арду. Я хочу, чтобы он увлекся другим, перестал нападать на эльфов... Но как это сделать?

Долго Манвэ ждал ответа. Наконец, услышал:

— Не волнуйся. Все сделаю я.

Той ночью Манвэ не спалось. Он вышел из своего дворца на горе Таникветил и осмотрелся. Внезапно он заметил, что проход в Чертоги Безвременья, откуда появился он и другие айнур, приоткрыт, а по морю в сторону Средиземья движется статная женская фигура...

Конец.

Манвэ и Эонвэ стояли у края балкона высокого дворца на вершине горы Таниквэтиль. Майа пришёл в мир после Валы, поэтому заваливал его бесконечными вопросами и получал вразумительные ответы.

Но вот Эонвэ решился на самый важный для себя вопрос:

‒ Скажите, а каким будет моё место в мире?

‒ Надо подумать... ‒ Манвэ замялся.

‒ Я многое могу!

‒ Я догадываюсь...

‒ Я и на сложные задания готов!

‒ Понимаю, но...

‒ Пожалуйста, придумайте для меня что-нибудь!

‒ Хорошо, я попробую...

‒ Я повторяю, сил у меня много! Посылайте, куда хотите!

‒ Извини, это не так-то просто...

‒ Я могу горы свернуть!

‒ Вот что. Давай-ка подойди ко мне через несколько часов, тогда я уже смогу разобраться...

‒ А пока что делать?

‒ Ну, погуляй. Посмотри мир. Вспомни, что я тебе рассказывал.

‒ Хорошо!

Эонвэ с разбега спрыгнул с балкона. Его фигура тот час же растаяла в дымке высокогорных облаков.

* * *

‒ Манвэ!

‒ А? ‒ Манвэ обернулся. Он всё также продолжал стоять на балконе и смотреть за развитием Арды.

Взору его предстал сердитый Мастер Аулэ.

‒ Что случилось? ‒ насторожился Манвэ.

‒ Ничего... ‒ Аулэ сдвинул брови. ‒ А ты не догадываешься?

‒ Нет.

‒ За майар своими следить надо!

‒ Это за какими?

‒ За Эонвэ, конечно!

‒ А что он?

‒ Не в свои сферы лезет!

‒ Неужели?

‒ Он мне горы свернул!

‒ Да? Ну, прости, пожалуйста...

‒ Ничего, не бойся. Я их уже назад приставил. Только ты уж Эонвэ того, скажи о технике безопасности.

‒ Хорошо.

* * *

Как только Аулэ ушёл, появился Эонвэ. Манвэ обратился к нему весьма мрачно, строго и сурово:

‒ И зачем было сворачивать горы Мастеру Аулэ?

‒ Так я, ‒ оправдывался Эонвэ, ‒ хотел показать, что я это умею.

‒ Это очень напоминает Мелькора!

‒ Простите! Больше не буду!

‒ Ладно, забыли. Поговорим о более приятных вещах. Я, например, подготовил список твоих обязанностей.

‒ Правда? О, замечательно!

‒ Начнём. Ты любишь летать. Поэтому я поручаю тебе приглашать на Круг Судеб Аратар и всех остальных, кого я захочу на этом Круге видеть. Перед вылетом непосредственно я скажу тебе, кого созвать.

‒ Пока не сложно.

‒ Ещё я вижу, что ты очень силён для майа. Поэтому я советую тебе развивать именно физическую силу.

‒ Как Тулкас?

‒ Да, примерно как он. Можешь тренироваться вместе с ним.

‒ Это всё?

‒ Нет, не совсем. Это обязанность на будущее. Ты должен быть готов к военным походам и защите Валинора.

‒ От Мелькора и его мятежных майар?

‒ Возможно. И от прочих неожиданностей.

‒ Эонвэ! Эонвэ! ‒ голос Манвэ разносился по всем коридорам дворца, но ответа ниоткуда не следовало.

Манвэ безуспешно разыскивал своего верного майа уже более часа. На Таниквэтиль его замечено не было, при осмотре Валинора с высоты птичьего полёта тоже. «Остался единственный выход!» ‒ подумал Манвэ и выбрался на балкон.

Там он раскинул в сторону руки и предался безграничному созерцанию. Ни один уголок Арды не мог теперь ускользнуть от его внимания. Вот промелькнул тенистый Лориэн, вот Мелькор снова намечает какое-то искажение. А вот... Да, сомнений быть не может! Это Эонвэ сидит под каким-то утёсом, закрыв лицо руками.

Манвэ пришёл в себя и немедленно поднялся в воздух.

* * *

Через мгновение он уже опустился рядом с Эонвэ и тихонько позвал его.

‒ Да? ‒ майа приподнял голову.

‒ Что с тобой? ‒ Манвэ присел рядом.

‒ Я... Я не хочу говорить...

‒ Но так я не смогу тебе помочь. Не читать же мне твои мысли?

‒ Нет, естественно, нет. Я устал.

‒ От чего?

‒ От обязанностей и заданий. Раньше они были мне в радость, а теперь... Теперь совершенно нет!

‒ С этого момента поподробнее.

‒ Я едва успеваю вызвать всех необходимых вам на Круг Судеб...

‒ Но ты ведь любишь быстро летать?

‒ Люблю.

‒ И никто ещё ни разу ко мне не опоздал.

‒ Я успевал вовремя?

‒ Точно так!

‒ Спасибо, успокоили...

‒ А что ещё?

‒ Ещё мне совсем не весело тренироваться...

‒ Поверь, тебе понравится снова. Ты же очень обрадовался, когда я велел тебе этим заняться. К тому же, тебе это необходимо.

‒ Значит, тоже не проблема?

‒ Нисколько!

‒ О, как я вам благодарен! Но, боюсь, с последним вы мне помочь не сможете. Это не ваша прерогатива...

‒ Говори, я пойму.

‒ Оромэ, в рамках защиты Валинора, зовёт меня на юг бороться с варгами и пауками. А я пауков в глаза не видел! Как с ними бороться?

‒ С этим легко разобраться! Полетели!

* * *

Оромэ с группой охотников приготовился атаковать сборище пауков. Вала и майар крепче сжимали копья, звери щёлкали жвалами.

Внезапно на поле боя опустились безоружный Манвэ и Эонвэ, который судорожно сжимал в руках меч.

‒ Вы нам одного паука не оставите? ‒ осведомился первый.

‒ Берите того, самого левого, ‒ пожал плечами Оромэ.

Эонвэ медленно пошёл на хищника. Манвэ шёл сзади, придерживал его за плечи и осторожно командовал:

‒ Руби. Теперь осторожно, лапы. Он отходит, за ним. Не замахивайся, а коли. Так сможешь достать. Молодец, молодец. Теперь по шее. Да, крепкая. Но попробуй ещё раз, она уже треснула...

Несколько взмахов мечом ‒ и паук завалился брюхом кверху.

‒ Видишь, совсем не трудно! ‒ ободрил Манвэ майа.

‒ Да, спасибо! Огромное спасибо! ‒ последовал ответ.

‒ Тулкас, ты не видел Эонвэ?

‒ Смотря когда, Манвэ.

‒ Сейчас.

‒ Нет, не видел.

‒ Иными словами, он не строит?

‒ Не строит.

‒ А до Круга Судеб, с которого я тебя и его на стройку послал, он где находился, не знаешь?

‒ На Круг всех созывал.

‒ Это понятно. А до того?

‒ Вот с чего надо было начинать! Со мной он тренировался.

‒ Он хорошо себя чувствовал?

‒ Даже очень!

‒ Ага. Может, у тебя его и поискать?

‒ Ну, поищи...

* * *

Манвэ был крайне обеспокоен: на фоне общей катастрофы с Древами проявились сотни разнообразных трудностей.

И Эонвэ стал одной из них! Манвэ ведь дал ему чёткое поручение: отправиться на постройку стен, скрывающих Валинор от остального мира. А он опять куда-то запропастился. Интересно, чем занимается?

Вроде был доволен жизнью, регулярно созывал Круг Судеб... Странно...

* * *

Эонвэ подтягивался на турнике Тулкаса и едва не рухнул вниз, когда его окликнул внезапно появившийся Манвэ:

‒ Эонвэ, это что же?

‒ Я просто... тренируюсь... ‒ он смутился.

‒ А я что велел делать?

‒ Строить стены.

‒ Почему же не строишь?

‒ Я... решил, что потом сделаю...

‒ То есть когда?

‒ Когда потренируюсь...

‒ То есть никогда?

‒ Почему же так сразу...

‒ Но я по-другому представить не могу!

‒ Хорошо, уже иду...

‒ Нет, подожди и объясни!

‒ Хорошо. Мне не нравится строить стены. Я люблю активно проводить время: летать и тренироваться.

‒ А защищать Валинор?

‒ И это тоже, но разве...

‒ Разве строительство стен есть защита? Она и есть! Мы закрываемся от внешнего мира. Кроме того, это тоже тренировка!

‒ Правда?

‒ Конечно! Вон же Тулкас глыбы ворочает.

‒ И он там? Так что же я делаю здесь?

Эонвэ резко взмыл вверх и поспешил на стройку...

‒ Вызывали? ‒ Эонвэ остановился перед троном Манвэ, с которого последний не сходил уже несколько лет.

‒ Да, вызывал, ‒ подтвердил Манвэ.

‒ Что-нибудь случилось?

‒ Мы можем начать войну против Мелькора.

‒ С чего бы?

‒ Эарендил покаялся за всех своих предков.

‒ И вы хотите, чтобы я отправился в этот поход?

‒ Правильно!

‒ Тулкаса тоже?

‒ Нет, один справишься.

‒ А можно в помощь взять, например, эльфов?

‒ Сам решай. Операция полностью возложена на тебя. С военным делом ты знаком, силы тебе не занимать...

‒ А главная цель операции?

‒ Захватить Мелькора и доставить сюда.

‒ Когда?

‒ Как можно скорее.

‒ Хорошо, попробую.

‒ Давай. Иди с миром.

* * *

С высокой точки Эонвэ наблюдал, как полки ваниар готовятся к войне: с остервенением рубят соломенные чучела орков, поражают мишени из луков, учатся ходить боевым строем.

«Смогу ли я?» ‒ думал он. ‒ «До этого столь опасных и ответственных заданий мне не поручали. Но Манвэ даже не дал никакого практического совета. Значит, он абсолютно уверен в моём успехе. И я не должен его разочаровать! Ни за что! Но я и не разочарую! Я разобрался в себе и знаю: я смогу!»

Никогда ещё Эонвэ не ощущал в себе столь твёрдого, прочного и устойчивого идейного стержня.

* * *

Звонкий шлепок заставил Манвэ отвлечься от нескончаемых размышлений и посмотреть с трона себе под ноги. Перед ним только что упало на колени обкрученное цепью тело Мелькора.

Эонвэ стоял чуть поодаль и придерживал Врага Мира, чтобы тот не растянулся в полный рост.

‒ Мелькор? ‒ поинтересовался Манвэ.

‒ Он самый, ‒ подтвердил Эонвэ.

‒ Было трудно?

‒ Не очень.

‒ Сам цел?

‒ Я в порядке.

‒ В таком случае, поздравляю, Эонвэ! Ты просто великолепно справился с порученным заданием!

‒ Справился, гад! ‒ Мелькор презрительно сплюнул на пол кровью, отвёл глаза и отвернулся.

‒ А ещё боялся идти в поход! ‒ торжествовал Манвэ.

‒ Я не боялся! Совсем не боялся! ‒ улыбнулся Эонвэ. ‒ я всё время был полностью уверен в себе!