Зеркало в серебре (джен)

С самого рождения она знала, что особенная и появилась на свет не просто так. Конечно, все рождаются зачем-то, но ей Мироздание отвело особую роль.

— Ты рождена, чтобы править, — медленными, бережными движениями расчесывая ее волосы, говорила мама. — Люди в большинстве своем не особо умны и сами не знают, что им нужно. Чтобы вести их и нужны такие, как ты. И никакое образование или воспитание ничего не изменят: правителями рождаются.

Но быть правителем — большая ответственность. Это она тоже рано осознала, и относилась к учебе со всем старанием: чтобы править мудро и справедливо нужно многое узнать и понять.

— Серебряная принцесса, — улыбалась мама, поправляя шпильки в ее уложенных волосах. — Я так горжусь тобой, Кимико.

Отец никогда не говорил ничего подобного. Всегда спокойный, всегда доброжелательный, он никогда не ругал ее, но и никогда не хвалил. А ей так хотелось получить его одобрение: маму она просто любила, отцом — восхищалась.

— Когда ты станешь Серебряным Старейшиной все изменится, — утешала ее мама. — Твой отец очень важный человек, и надо с пониманием относиться к тому, что у него совсем немного времени, которое он может потратить на семью. К сожалению, это судьба всех правителей.

— Но, мам, кланом управляет Совет Старейшин, папа только один из них.

— Кимико, открой глаза! Совет Старейшин давно устарел, сейчас он не более, чем традиция. Пройдет совсем немного времени, и его не станет. У клана должен быть правитель, и им является твой отец. Я же много раз говорила тебе, что люди не особо умны, и сейчас лишь Митсуо удерживает клан вместе.

Она лишь тяжело вздыхала. Понятно: надо потерпеть и усердно учиться. Когда она станет Серебряным Старейшиной, то отменит этот дурацкий Совет — вот тогда отец точно заметит ее. Заметит и похвалит.

1.

Кимико проснулась от того, что очень хотелось пить. Она вылезла из постели и, тихонько отодвинув дверь, пошла в мамину комнату: там рядом с кроватью всегда стоял кувшин с водой. Босые ноги ступали бесшумно. Кимико зевнула и потянулась открыть дверь, но услышала голоса:

— Ты уверен? — зло и растерянно спросила мама.

— Да, госпожа, — девочка узнала голос Джеро.

— Мы можем что-нибудь сделать?

— Нет, ее взяла под опеку Будущая.

— Проклятая Мэдока!

В голосе мамы было столько злости, что Кимико от испуга отшатнулась, но взяла себя в руки, подкралась к двери и, присев на корточки, прижала ухо к перегородке.

— Паршивая кошка! — продолжала ругаться мама. — Эта дрянь ведет свою игру!

За стеной воцарилось молчание. Потом мама — уже более спокойным голосом — спросила:

— Значит, девчонка под защитой Старейшины?

— Двоих, — уточнил Джеро. — Хотэка ее сенсей.

— Серый учит эту паршивку?!

— Уже несколько лет.

— А Нобу?

— Красных никогда не поймешь. Но девчонка ходит к нему.

Кимико услышала, как мама тяжело вздохнула. Потом послышались шаги: она всегда начинала ходить, когда сильно злилась.

— Проклятые Цветные, — голос мамы теперь звучал, как шипение. — От них всегда столько хлопот. Почему об этой маленькой дряни мы узнали только сейчас?

— Ее хорошо прятали. Если бы не случайность — мы бы до сих пор ничего не знали.

— Ну да. А потом, когда она подросла, ее бы усадили на высокий помост и сказали: «Кланяйтесь! Вот ваш Серебряный Старейшина!». Моя дочь — химе клана, и никакие устаревшие порядки и цветные интриганы этому не помешают!

— Конечно, госпожа.

Шаги мамы стихли. Видимо, начала успокаиваться. И точно — когда она снова заговорила, голос звучал как обычно.

— Спасибо за предупреждение, Джеро. Я подумаю, что с этим можно сделать.

— Госпожа, если позволите совет: сейчас не стоит ничего предпринимать — с девчонки не спускают глаз.

— Напомни-ка мне хоть один раз, когда я была неосторожна?

— Госпожа…

— Но я ценю твое беспокойство.

Неожиданно мама засмеялась:

— Надо же, дочь Иошиюки — истинный гиннеко. Странно, что он не восстал из могилы от таких новостей. Было бы смешно. Ступай, Джеро, мне надо все как следует обдумать.

Кимико отпрянула от двери и бесшумной мышкой метнулась к своей комнате. Она едва успела спрятаться за углом, как услышала шаги Джеро. Вскоре они затихли, и девочка с облегчением выдохнула: очень не хотелось бы попасться на подслушивании — это недостойно настоящего правителя.

Она прокралась обратно в свою комнату и тихонько задвинула дверь. Пить больше не хотелось, спать тоже. Кимико залезла на кровать и, подтянув колени к груди, обхватила их руками. Что за девочка-паршивка? Почему мама так разозлилась?

Все последующие дни Кимико только и слышала: Акира… истинный гиннеко… вот почему Очаг вспыхнул… клан ждут перемены… Даже ее телохранители постоянно шептались об этом. Кимико чувствовала себя задетой и несправедливо обиженной: о ней словно забыли. Но, ведь, это она — будущий Серебряный Старейшина! Какая разница — истинный или нет? Глупости какие-то… Но разговоры не утихали и начали раздражать. Кимико даже рискнула спросить у мамы, что происходит.

— Не обращай внимания, — улыбнулась та. — Глупые пересуды неумных людей. Поговорят и забудут. Ты — серебряная химе, и никакие девчонки и старые предрассудки этого не изменят.

Слова мамы успокоили. Действительно, зачем слушать глупые слова, лучше побольше внимания уделять учебе — чтобы стать достойным правителем, ей еще столько предстоит выучить.

Но время шло, разговоры не утихали, и Кимико захотелось посмотреть на эту девочку. Вот что в ней может быть такого, чтобы ей уделяли столько внимания? Из разговоров Кимико знала, что девочка тоже училась, а еще у нее был сенсей. Вот этому серебряная химе втайне завидовала — ей тоже очень хотелось сенсея. Сильный и мудрый — именно таким должен быть настоящий правитель. Кимико взахлеб читала истории о древних временах, более поздние хроники были гораздо скучнее. И у каждого настоящего древнего правителя обязательно был сенсей. Но мама наотрез отказала ей.

— Что за глупости? — строго спросила она. — Это непристойное занятие для химе. У тебя есть охрана, и нет никакой необходимости учиться махать кулаками самой.

С мамой не поспоришь… Кимико вздохнула и отложила мечту о сенсее в дальний уголок души: расстаться с ней совсем она была не в силах.

В тот день химе шла на обязательную прогулку — как говорила мама, нельзя все время глотать пыль в архиве, — когда шедший справа от нее Джеро хмыкнул:

— Интересно, что ей понадобилось в тренировочном зале? Полигон надоел?

— Кому? — заинтересовалась Кимико.

— Да этой мелкой занозе — Акире.

— Она сейчас в тренировочном зале? Я хочу на нее посмотреть!

— Но…

— Это приказ! Идем быстрее.

Джеро нахмурился, но махнул рукой нескольким стоявшим вдоль стен охранникам, и те присоединились к ним. Идти было недалеко. Кимико едва сдержалась, чтобы не вбежать, а чинно — как и подобает будущему правителю — войти в зал.

— Стоять! — приказала она.

Замершая в центре зала фигурка была абсолютно неподвижна. Правильно, приказы химе следует выполнять. Кимико подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть девочку. Действительно, мелкая и какая-то совсем тонкая. На ней были простые серые штаны и, чуть отличающаяся по цвету, серая мешковатая майка с короткими рукавами. На ногах странная, грубая обувь с высоким голенищем и открытыми пальцами. Черно-серебряные волосы небрежно стянуты на затылке в хвост. Лицо милое, но самое обычное, если бы не огромные светло-голубые глаза, которые сейчас равнодушно рассматривали Кимико. Серебряная принцесса почувствовала укол зависти — вот бы ей такие глаза. Безразличие, с которым девчонка смотрела на нее, задевало. Все-таки, Кимико — настоящая химе и одета, как и положено ее высокому положению, а на этой напялено не пойми что. Неужели ей не завидно?

— Как я и думала, ничего особенного в тебе нет, — сказала Кимико.

Ей очень хотелось задеть девчонку, но ни взгляд, ни выражение лица той не изменились — она смотрела с прежним равнодушием и молчала. Неожиданно в голову Кимико пришла отличная идея — сейчас она покажет этой задаваке силу будущего правителя. Главное, чтобы мама не узнала.

— Я решила, ты будешь моим спарринг-партнером!

Губы голубоглазой дрогнули и, не меняясь в лице, она с полнейшим безразличием произнесла:

— С чего бы это?

Кимико чуть не задохнулась от возмущения и от самого вопроса, и от того, как он был задан.

— Попридержи язык! — прикрикнул на нахалку Джиро. — Ты разговариваешь с химе!

Громкий рык заставил Кимико непроизвольно вздрогнуть, но она тут же одобрительно улыбнулась. Правильно, так ей и надо — что это коротышка себе позволяет?! Ведет себя, как будто она тут главная. Голубоглазая, словно бы лениво, перевела взгляд на Джиро, зрачки ее огромных глаз внезапно резко превратились в вертикальные щели. Вроде ничего особенного, но по спине Кимико внезапно пробежал легкий озноб, а улыбка поблекла. Приподняв тонкую бровь, с прежним убийственным равнодушием голубоглазая спросила:

— С кем, прости?

Вот теперь Кимико стало по-настоящему страшно. Она быстро огляделась: охрана рядом, да и верный Джиро никому не даст ее в обиду. И тут же почувствовала досаду на себя за этот страх. Она — серебряная химе, а эта — просто мелкая серая девчонка; их много, а голубоглазая одна — чего тут пугаться?! Кимико ждала, что Джиро как следует отчитает наглячку, посмевшую спорить с самой химе, но он почему-то молчал. Кимико недоуменно нахмурилась, но неожиданно поняла: конечно, чтобы его уважали, правитель должен показать свою силу. Вот почему молчит Джиро: он уверен — серебряная химе сама поставит нахалку на место. Было немного не по себе, но глубоко вздохнув, Кимико решилась: сжала пальцы в кулак и, размахнувшись, бросилась к девчонке.

— Защищайся!

Резкая боль. Земля ушла из-под ног, а спина ударилась обо что-то твердое. По подбородку тепло потекло. Кимико осторожно потрогала пульсирующую болью губу, взглянула на руку и не поверила своим глазам: на пальцах была кровь. Ее — серебряной химе — кровь.

— Ты… ты… — на глаза Кимико навернулись слезы, — ты… посмела меня ударить?!

— Нападение! — закричал Джиро.

Слезы текли по лицу, губа и спина болели, а Кимико не могла поверить, что все это происходит с ней. Как же так… Она же будущий Серебряный Старейшина и правитель, ее все должны слушаться! Происходящее не укладывалось в голове, Кимико смутно осознавала, что происходит вокруг. Откуда-то взялась Мэдока, а голубоглазая девчонка исчезла. Будущая Старейшина что-то высокомерно выговаривала Джиро, и тот, склонив голову, молча слушал. Этого просто не могло быть. Она — серебряная химе! Как… как эта дрянь посмела?! И как охрана это допустила?!

Кимико едва сдерживалась, чтобы не зареветь в полный голос. Кто-то из охранников поднял ее на руки, отнес в ее — Кимико — комнату и бережно усадил на кровать. К ней тут же бросилась мама.

— Детка, что случилось?!

— Она… она…

Сочащаяся из губы кровь почти парализовала Кимико, девочке казалось, что она просто захлебывается в ней. Запах и вкус собственной крови были ужасны.

— Она меня ударила!!

Химе зажмурилась, широко открыла рот и, наконец, не сдерживаясь, заревела. Мама что-то кричала, обнимала Кимико, прижимала к себе и гладила по ушибленной спине. Появились какие-то люди. Девочку переодели, умыли, намазали чем-то губу и спину, уложили в постель. Боль в разбитой губе утихла и, обессиленная плачем, Кимико заснула.

Когда она проснулась, рядом сидела мама.

— Как ты себя чувствуешь? — с улыбкой поинтересовалась она. — Болит?

Кимико помотала головой и спросила:

— Ее накажут?

Мама помрачнела и неохотно ответила:

— Нет.

— Почему?!

— Истинный гиннеко, — пожала плечами мама.

— И что?! — Кимико подскочила в постели. — Она посмела ударить меня! МЕНЯ! И ей ничего за это не будет?!

— Детка, — мама успокаивающе погладила ее по волосам, — послушай меня. Все очень непросто.

— Я — химе клана!

— Да, это так, но не все это признают.

— Что значит — не все признают? — осев на пятки, ошеломленно спросила Кимико.

— Кланом — официально — управляет Совет Старейшин. У Неко нет главы клана, а, значит, и нет химе.

— Но ты говорила, что папа… — растерянно прошептала Кимико.

— Все, что я говорила — правда, но официально твой папа — один из Старейшин и равен с другими. А ты — просто дочь Внешнего Старейшины. Я же сказала, что все непросто.

— Но… А что значит официально?

— То, что признает большинство.

— Значит… я не настоящая химе?

— Ну, конечно, настоящая, — улыбнулась мама и обняла Кимико. — Просто еще не все это поняли. Людям надо дать время, чтобы они осознали перемены. Кто-то соображает быстро, но большинство — медленно. — Мама отпустила ее и снова погладила по волосам. — Иди умываться, завтрак сейчас подадут.

Она снова улыбнулась и ушла. Кимико еще посидела в постели. Намотала на палец прядь волос и поднесла к глазам — серебро красиво блестело в лучах льющегося из окна солнца. Мама, как всегда, права — люди глупы, и надо быть снисходительной к ним. Треснувшая картина мира вновь сложилась, вот только на гладкой доселе поверхности осталась глубокая царапина. Голубоглазую нахалку не накажут, а это неправильно.

Кимико вылезла из кровати, умылась, оделась к завтраку, потом приблизила лицо к зеркалу и потрогала губу. Уже почти не болело, но внутри продолжала саднить обида: так не должно быть, это неправильно. Решение пришло внезапно.

— Я сама накажу тебя, Акира, — улыбнулась своему отражению серебряная химе и вскинула вверх сжатый кулак.

Мама уже ждала ее за накрытым столом. Кимико заняла свое место и начала есть.

— Мам, — сказала она, прожевав первый кусок, — мне нужен сенсей.

— Кимико, мы это уже обсуждали и…

— Ма-ам! — она повысила голос. — МНЕ. НУЖЕН. СЕНСЕЙ. Даже Джиро не сумел защитить меня! Я — серебряная химе Неко и больше никто и никогда не посмеет ударить меня!

Задумчиво глядя на нее, мама погладила подбородок указательным пальцем — она всегда так делала, когда что-то обдумывала.

— Я поняла тебя, — наконец проговорила мама.

— Семь-четыре! Два-четыре! Четыре-шесть! Быстрее! Держи угол! — голос Кэйташи разносился под сводами тренировочного зала. — Достаточно.

Учитель отступил на шаг и деактивировал ген-йоки, Кимико повторила за ним. Трясущейся рукой вытерла пот со лба. Нахмурив брови, Кэйташи недовольно смотрел на нее.

— Кимико, я не могу все время стоять у тебя за плечом и диктовать пропорции. Мы топчемся на месте.

— Прости, — она опустила глаза.

— Мне не нужны твои извинения, мне нужен результат, — Кэйташи по-прежнему хмурился. — Ты не стараешься.

— Неправда! — вскинулась Кимико, но тут же отвела взгляд.

— Я не требую от тебя невозможного, — немного смягчился сенсей. — Но запомнить базовые последовательности пропорций ты же можешь?

Кимико молчала.

— Мне нужно идти, — сказал Кэйташи. — Бери меч, продолжите с Тэдэо. Повторите основные связки.

Из всех телохранителей Тэдэо нравился Кимико больше всего. Совсем не старый — лет двадцати, улыбчивый. Его серо-серые, собранные в короткий хвостик волосы, были очень темными, почти черными. Светло-зеленые, с желтыми крапинками глаза, редко бывали серьезными и все время словно бы лучились смехом. Тэдэо взял со стойки два меча, один протянул Кимико.

— Пойдем по порядку или сразу вразбивку? — спросил он.

— Давай сначала по порядку, — улыбнулась она.

Они в медленном темпе повторили базовые связки от первой до последней, потом в обратном порядке. Потом еще раз — быстрее. Кимико начала задыхаться, и Тэдэо, отступив, опустил меч.

— Давай передохнем немного, — предложил он.

Кимико благодарно кивнула и опустилась на пол. Снова вытерла струящийся по лицу пот. Тэдэо уселся рядом и спросил:

— Ты пойдешь смотреть финал экзамена на чунина?

Кимико поджала губы:

— Нет. У меня нет времени на развлечения.

— Это не совсем развлечение, — возразил Тэдэо. — Посмотреть на чужие техники всегда полезно. Акира, кстати, прошла в финал. Интересно, как она выступит.

— Не сомневаюсь, что достойно, — буркнула Кимико. Она уже отдышалась, поэтому поднялась на ноги. — Продолжим?

Она тренировалась до полного изнеможения, делая короткие перерывы лишь тогда, когда дыхание сбивалось настолько, что она начинала захлебываться воздухом. Уже оказавшись в своей комнате, Кимико трясущимися руками налила в стакан воду. С той памятной ночи она скрупулезно следила за тем, чтобы в ее комнате всегда был наполненный водой кувшин. Половину пролила, но стакан наполнила до краев, правда, пока донесла до рта, снова расплескала треть. Болело все, но рук она почти совсем не чувствовала. Хотелось упасть и заснуть прямо на полу. С огромным трудом Кимико заставила себя дойти до ванной и ополоснуться. Стало легче, а дрожь в ноющих руках постепенно утихла. Кимико взглянула на свое отражение в зеркале. Может, все же стоит пойти посмотреть финал? Отражение скривилось.

Акира… Акира… Ее поступление в Академию шокировало многих, но девчонка с блеском закончила ее. Потом о ее команде стали говорить все громче как о лучшей в выпуске, и вот теперь она в финале экзамена. Это раздражало.

Кимико с трудом добрела до кровати и рухнула на нее. Кое-как накрылась одеялом. Ее все реже и реже называли химе. Отца она почти не видела, Кэйташи был ей недоволен, только мама поддерживала и утешала. Кимико закрыла глаза. Из-под опущенных ресниц по щеке скатилась слезинка. Она старалась изо всех сил, но успехи не радовали даже ее. Учитель прав — они топчутся на месте, а эта голубоглазая заноза летящим шагом уходит все дальше и дальше. Как она сможет наказать ее, если так отстает? Кимико перевернулась на бок и подтянула колени к животу. Настоящий правитель должен быть сильным и мудрым. Им должны восхищаться и все должны его уважать. Она — серебряная химе, и она старается изо всех сил, так почему ее все реже называют так?..

— Акира, желаю тебе с треском провалиться, — чуть слышно прошептала Кимико.

Это, конечно, было не очень правильные для правителя слова, но, сказанные вслух, внезапно принесли облегчение. Даже великие люди имеют право на маленькие слабости. Губы Кимико тронула улыбка, глаза закрылись, и она так и заснула — с доброй улыбкой на лице.

Нападение на Коноху Кимико не заметила, проведя этот день в тренировочном зале и с запозданием узнав обо всем от Тэдэо.

— Акира, кстати, победила, — уже в самом конце рассказа сообщил он.

— Противник, наверное, слабый достался, — не сдержавшись, буркнула Кимико.

— Это наследник Тонбо-то слабый? — зрачки Тэдэо стали совершенно круглыми, заполнив собой почти всю радужку.

— Я пошутила, — Кимико через силу улыбнулась. — Рада за нее.

Вот только радости не было. Как не было и справедливости, и это злило. Вечером у себя в комнате Кимико вынула шпильки, распустила прическу и внимательно осмотрела себя в зеркале. Волосы темно-серые, хотя могли бы быть и потемнее, четыре серебряные пряди: две от висков и две на затылке. Вроде, серебра стало больше. Кимико наклонилась к зеркалу, перебрала пальцами блестящие пряди и разочарованно вздохнула. Показалось. Ну и какое значение имеет количество серебра в волосах? Гиннеко есть гиннеко, какая еще дурацкая истинность? Значение имеют ум и сила, а эта Акира совсем неумна, раз пошла в регулярные войска.

— Все, что мне нужно — это просто стать сильнее, — прошептала Кимико своему отражению.

Час уже был поздний, но химе достала свои записи и, забравшись в постель, начала повторять базовые последовательности пропорций.

Ген-йоки внезапно деактивировался сам собой и выпал из ослабевших пальцев. Кимико охватил сотрясший тело мелкой дрожью озноб, и она осела на пол.

— Кимико!

Кэйташи подбежал к ней, потрогал лоб, нащупал пульс. Подхватил на руки и бросился бегом из тренировочного зала.

— Срочно в наш госпиталь! — крикнул он охране. — Тэдэо, сообщи госпоже!

Кимико мелко дрожала, казалось, ее прямо изнутри пробирает ледяной холод. Тело ослабело, а зрение затуманилось. Девушку охватил страх, в душе ядовитым цветком расцвела паника: что с ней происходит? Ее отравили? Когда? Кто? Она заболела? Чем?

— Еще одна, — послышался незнакомый голос.

Почувствовала, как ее положили на кровать. Напряженный голос Кэйташи:

— Что это значит?

— Очаг затухает, — ответил все тот же голос. — Гиннеко не хватает изначальной энергии.

— С этим можно что-нибудь сделать?!

— Разве что с Очагом.

Очаг затухает? Почему?!

Дрожь усиливалась, тело трясло так, что вибрация, казалось, передалась кровати. Кимико впала в беспамятство. Черный лед, холод, пустота. Внезапно горячая, обжигающая волна вышвырнула сознание обратно. Лед внутри стремительно таял, дрожь утихала. Ее снова подняли на руки и куда-то понесли. Вокруг звучали голоса, но она улавливала лишь отрывки.

— …выходит из-под контроля…

— …все гиннеко…

— …если не удержат…

Ее положили на что-то твердое. Стало тепло, даже жарко, зрение прояснилось. В теле еще ощущалась легкая слабость, но быстро проходила. Приподнявшись на локте, Кимико осмотрелась и первым, что она увидела, был Очаг. Ее глаза расширились, а рот непроизвольно приоткрылся. Святая-святых Неко, самое закрытое и охраняемое помещение кланового квартала — Изначальный Зал. Кроме Старейшин, сюда мало кто имел доступ. Почему ее принесли сюда? Вокруг лежали на полу или сидели другие гиннеко, всего человек девять. Трое Старейшин — Внешний, Внутренний и Будущий — полукругом стояли перед постаментом, на котором возвышался Очаг, в руках они держали ген-йоки. Мэдока полуобернулась через плечо и сказала:

— Дышите. Дышите так, как еще никогда не дышали.

Кимико снова взглянула на Очаг, и, внезапно все поняв, окаменела от ужаса — изначальная энергия бушевала, на глазах распаляясь наподобие лесного пожара. Темная, почти черная дымка бесновалась в стенах Очага как обезумевший зверь.

Свою роль как гиннеко Кимико знала с рождения. Тело само приняло привычную с детства позу: ноги переплелись, руки изогнулись, пальцы сомкнулись в круги. Сразу взяв нужный ритм дыхания, Кимико внутренне распахнулась. И чуть не закричала от опалившего жара. Все ее существо в ужасе рвануло прочь от пламени изначальной энергии. Много, слишком много!

— Дышать! — услышала она голос отца. — Мы обязаны удержать Очаг, иначе погибнут все!

Его голос подействовал, как удар хлыста. Сжав зубы, Кимико снова распахнула свое естество, впуская дышащее мощью и смертью пламя. Глаза застила мутная пелена. Дышать. Нужно просто глубоко дышать, преобразовывая этот обжигающий ужас в легкую невесомую дымку. Внутренние резервуары были переполнены, выпускаемая наружу преобразованная энергия не сочилась, как обычно, а хлестала мощным потоком, причиняя боль. Нужно дышать… Они обязаны удержать Очаг…

Словно издалека прозвучал голос Красного Старейшины:

— Мы изменили вектор, но нужна прямая зарядка!

— Забирай всех, — раздался в ответ голос отца. — И запечатывай Зал.

Сильные руки снова подняли Кимико. Концентрация немедленно нарушилась, дыхание сбилось, и болезненный жар хлещущей изначальной энергии исчез. Кимико мгновенно пришла в себя и, воспротивившись, вывернулась из державших ее рук. Несущий ее мужчина безропотно отпустил ее. Утвердившись на немного трясущихся ногах, Кимико обернулась. В Изначальном Зале остались только трое Старейшин — Внешний, Внутренний и Будущий. Они все так же полукругом стояли у подножия постамента. В Очаге по-прежнему бесновалась изначальная энергия. Трое Старейшин одновременно вскинули вперед руки с зажатыми в них ген-йоки. Кимико мгновенно узнала эту технику и заледенела — Высшая техника гиннеко. Папа… Ее рот открылся в беззвучном крике…

Двери Изначального Зала захлопнулись. Красный Старейшина приложил руку к еле заметной щели между створками, и по двери расползлась сетка теневых язычков, блокируя Зал.

— Они же погибнут!! — воскликнул кто-то за спиной Кимико.

Красный Старейшина обернулся и обвел тяжелым взглядом гиннеко.

— Они должны удержать Очаг, — так, словно он говорил о чем-то само собой разумеющемся, сказал он. — Если нет — мы сведем разрушения к минимуму. Истинный гиннеко растворился в Ткани, но уже готов к возвращению. Если это произойдет в Очаге, от Конохи не останется даже щепки. Сейчас донеко изолируют наш квартал — это должно обезопасить деревню. Нам удалось изменить координаты возвращения истинного, но, чтобы сдвинуть его туда, нужна переработанная энергия Ткани. Много переработанной энергии, направленной по определенному вектору. Донеко просят помощи гиннеко.

— Мы все — Неко, — раздался чей-то голос. — Не стоит просить помощи, просто скажи куда идти.

Только сейчас Кимико заметила, что в коридоре, ведущем к Изначальному Залу, помимо гиннеко, находились тетсунеко.

— Каждого из вас проводят к группе, — сказал Красный Старейшина, и подал рукой знак.

Серые, до сих пор стоявшие неподвижными изваяниями, отмерли и, словно повинуясь палочке дирижера, подошли к гиннеко.

— Идем, — сказал Кимико ее провожатый. — Нам стоит поторопиться.

Серебряная химе молча кивнула.

…Они бежали по извилистым коридорам гнезда Красных — Оружейной. Сознание выхватывало отдельные картинки и слова.

— Быстрее! Быстрее!

…Двое тетсунеко бегом тащат какой-то зеленый ящик…

— Точка восемь, прорыв шестого плана!

— Шевелись! Шевелись!

…Очередь из донеко. Совсем дети, самому старшему лет семь максимум. Ровесник самой Кимико кидает им ген-йоки, которые те ловят на лету, и тут же исчезают в тени…

— Точка двадцать один, искажение на Тень!

— Шевелись! Быстрее!

— Периметр два-восемь готов, нужна энергия!

…Тетсунеко, обвешанный лентами черных жемчужин, обгоняет их, едва не сметя со своего пути…

— Быстрее! Пошел-пошел!

Кимико задыхалась, пот застилал глаза, но она упрямо бежала за своим провожатым. Старейшины-гиннеко удержат Очаг… Донеко удержат векторы… Им просто нужна направленная энергия… Быстрее… Ноги, шевелись!

За стенами Оружейной творилось настоящее безумие: тени оплывали и искажались, вихри раскаленного воздуха хлестали по лицу, дома раскачивались, грозя обрушиться, по брусчатке расползались трещины. То здесь, то там попадались замершие в коленопреклоненной позе донеко, вокруг которых трепетал распустившийся цветок личной тени. Тетсунеко — и совсем юные, и совсем старые — эвакуировали простых Неко, буквально вытаскивая их из шатающихся зданий.

Провожатый Кимико, наконец остановился. Перед ними была цепь из шести донеко, соединенных тенью, от краев этой цепочки отходили два язычка, соединяющиеся в круглый пятачок прямо перед Кимико.

— Первый периметр, — сообщил сопровождающий. — Пока ждем. Действуй по сигналу.

Опустившись на колени перед пятачком, Кимико погрузила ладони в темный кругляш — руки словно обволокло маслянистой пленкой. Томительно тянулись минуты. Сопровождавший Кимико тетсунеко замер рядом с ней, прижав руку к наушнику в ухе.

— Готовность, — наконец сообщил он. — Три, два, начали!

Кимико пустила в пятачок поток переработанной энергии, и буквально почувствовала, как, пробежав по язычкам, он растекся по соединяющей донеко тени. Она не знала, что именно делают Красные, но внутренние резервуары стремительно пустели. Изменив позу, она снова раскрылась. На расстоянии Очаг ощущался менее остро, но все равно обжигал. Кимико взяла ритм дыхания и начала преобразовывать изначальную энергию, сразу передавая ее в пятачок. Тело ломило от переизбытка энергии, сведенные в круг пальцы дрожали.

«Мы обязаны удержать Очаг».

«Запечатывай Зал».

«Они же погибнут!!».

Папа… Кимико крепко зажмурилась и до боли сжала зубы. Ты удержишь Очаг. А я дам донеко столько энергии, сколько им нужно, чтобы сдвинуть истинного. Неко не пострадают. Обязанность настоящего правителя — защищать клан.

Медленно тянулись минуты. Боль стала привычной и отошла на второй план. Ничего сложного — надо просто потерпеть. Остро и безошибочно Кимико почувствовала момент, когда истинный вернулся: мгновенный опаляющий всплеск и следом — стремительное падение напора Очага. Акира «дышала» так, что с ней не могло сравниться «дыхание» всех гиннеко.

— Получилось, — выдохнул сопровождающий-тетсунеко.

Кимико открыла глаза. Донеко лежали на земле. Кто-то, раскинув руки, просто смотрел на небо. Кто-то сжался в комок. Кто-то вытирал струившуюся из носа кровь. Соединяющая их тень исчезла. Язычки втянулись в пятачок, и он тоже растворился — маслянистый захват на руках тут же исчез. Кимико осела на пятки и длинно выдохнула.

— Ты молодец, — уголки губ тетсунеко сложились в улыбку. — Наш периметр был основным.

— А сразу нельзя было сказать? — недовольно буркнула Кимико.

— Зачем? — искренне удивился Серый. — Как это повлияло бы на поставленную перед тобой задачу?

У нее не было сил спорить и что-то объяснять, поэтому она просто спросила:

— Я еще нужна здесь?

— Нет, — качнул головой тетсунеко. — О Красных я позабочусь.

Собравшись с силами, Кимико поднялась на ноги и, коротко кивнув Серому, побрела в сторону Оружейной. Папа…

В квартале ничего не напоминало о том, что он едва не превратился в воспоминание. Только брусчатку надо починить в некоторых местах. Эвакуированных еще не вернули, поэтому улицы были пустынны. То здесь, то там встречались лежащие на земле донеко. Кимико присела возле первого же встреченного.

— Помощь не нужна, — услышала она прежде, чем успела задать вопрос. — Все в порядке.

Молча кивнув, Кимико побрела дальше.

Коридоры Оружейной были безлюдны, а двери Изначального Зала распечатаны. Трое Старейшин неподвижно лежали возле постамента, над Будущим склонился Нобу.

— С ними все в порядке, — сказал он, заметив Кимико. — Отоспятся, и будут как новенькие.

Прислонившись спиной к стене, серебряная химе сползла на пол.

Они удержали Очаг… И они живы…

Кимико на мгновение закрыла глаза, и тут же погрузилась в темную перину беспамятства.

— Это не должно повториться! — сказала мама.

Щетка, расчесывающая волосы Кимико, резко дернулась.

— Клан… Да что там клан — вся деревня едва не оказалась уничтоженной! — продолжала возмущаться мама. — Эта девчонка совершенно не соображает, что она делает!

Кимико молча смотрела на свое отражение в зеркале. Нет, лицо у нее очень даже симпатичное. Глаза могли бы быть и побольше, зато ресницы — длинные и пушистые. И губы тоже красивые. Немного тонковаты, конечно… Но, вот, нос — то, что надо.

— Полная безответственность! — Мама разделила серебряные пряди, распределяя их по голове. — Девчонке нужен ошейник, иначе она просто погубит клан! Хорошо, что сейчас наш истинный ослабла — есть шанс, что в ближайшее время не случится никакой катастрофы.

Серебряная химе продолжала рассматривать себя в зеркале. Фигура тоже ничего, и грудь вполне выросла. Как жаль, что Тэдэо охранник, у него такие красивые глаза…

— Кимико, ты меня, вообще, слушаешь?!

— Мам, что ты хочешь мне сказать? — вздохнула Кимико. — Что Акира опасна для клана? Прости, но все время Растворения ты провела в убежище, а я на передовой. Думаешь, я этого не понимаю?

— То, что ты понимаешь — это очень хорошо, — сказала мама, укладывая волосы дочери в сложный узел. Ее рука привычно потянулась к шкатулке со шпильками. — Но что ты собираешься с этим делать?

— А что можно сделать? — недоуменно нахмурилась Кимико.

Мама закончила укладывать прическу и, добавив блестящих заколок, присела рядом.

— Ты — серебряная химе и будущая глава клана, и ты уже достаточно взрослая, чтобы начать принимать решения. Акира едва не погубила клан, и сейчас она слаба настолько, что еле ходить может.

«Точка восемь, прорыв шестого плана!».

«Истинный гиннеко растворился в Ткани, но уже готов к возвращению».

«Шевелись! Шевелись!».

«Мы обязаны удержать Очаг».

Кимико стиснула пальцы на бедре. Двое погибших. Пять человек в госпитале. Оплывающие тени.. обжигающий ветер… мальчишка-донеко, полурастворившийся в тени с залитым кровью лицом… Мама права — это не должно повториться. Истинному нужен разумный ошейник, она сама не понимает своей силы и не может ее контролировать.

— Поединок Мэйо, — произнесла Кимико.

Некоторое время мама молчала, потом кончиками пальцев аккуратно погладила волосы дочери.

— Я так горжусь тобой, — прошептала она. — Это решение истинного Серебряного Старейшины.

Шагая к дому Акиры, Кимико чувствовала себя настоящим Правителем из древних хроник. Она защитит клан, потому что только она способна его защитить. Никто больше не должен пострадать. Смотри на меня, папа…

— Неко Акира, ты — позор клана! Твои решения нелепы, а действия вредны! Ты не можешь распоряжаться собой! Тебе нужен поводок, твое место в клетке! Пусть Тень рассудит нас!

Тени сплелись, подтверждая Вызов. Голубоглазая молча пожала плечами и вернулась в дом. Она что — совсем тупая?! Это же Вызов на Поединок Мейо! Может, она просто не знает, что это такое?

Вернувшись домой, Кимико отдалась в заботливые руки прислуги. Поединок Мейо — очень серьезная вещь, к ней надо как следует подготовиться. Массаж, расслабляющая ванна, сон. Мама рядом. Интересно, отец уже знает?

Облачение вызвало у Кимико раздражение. Ну сколько можно следовать этим устаревшим традициям?! Непривычные шорты причиняли дискомфорт, а уж про верх и говорить нечего — дикость какая-то. Обувь тоже оказалась громоздкой и неудобной.

— Я не могу идти в этом! — возмутилась Кимико. — Это некрасиво и неудобно!

— Правила Поединка, — пожала плечами помогающая ей обуться женщина.

— Их можно изменить!

Женщина вскинула на нее светло-серые глаза и некоторое время молчала. Наконец, сказала:

— Для этого придется изменить клан. Никто не любит перемен.

От ее слов Кимико стало не по себе, но она решительно отбросила лишние мысли. Мало ли, что говорят. Люди не очень умны — давно уже пора это понять, хотя так хочется надеяться на иное.

Сопровождение собралось быстро. Папа… ты пришел. Увидев отца, Кимико окончательно утвердилась в мысли, что это решение было верным. Правильно сказала мама — решение истинного Серебряного Старейшины, и папа его оценил. Все складывалось одно к одному — голубоглазая, наконец, получит заслуженное наказание и ошейник, который больше не позволит ей вредить клану. И папа это оценит, и, наконец, похвалит свою дочь.

— Гиннеко Кимико, тобой был брошен Вызов. Ты подтверждаешь это?

— Подтверждаю! — едва сдерживание ликование крикнула серебряная химе.

— Гиннеко Акира, ты приняла Вызов. Подтверждаешь ты это?

— Подтверждаю, — прозвучал равнодушный голос.

— Поединок Мейо. Пусть Тень рассудит.

Кимико не могла отказать себе в удовольствии рассмотреть полуобнаженную противницу. Ну да, подросла, ну да, немного округлилась — но до серебряной химе ей далеко. Да и следить за собой так и не научилась — хоть бы волосы прибрала, неужели не мешают? Вложив в голос максимум презрения, Кимико прошипела:

— Фальшивка. Ты уже всем надоела своими тупыми выходками. Ошейник тебе пойдет.

В ответ голубоглазая лишь насмешливо улыбнулась. Ах, ты, самонадеянная дрянь! Молниеносно активировав ген-йоки, Кимико нанесла первый удар. Истинная оказалась верткой — все атаки ученицы Кэйташи лишь рассекали воздух. В какой-то момент Кимико даже усомнилась в себе, но тут предплечье противницы украсилось длинным порезом. Запах чужой крови хлынул в ноздри, заставив затрепетать что-то, дремавшее глубоко внутри. Этот запах пьянил и шептал о победе. Кимико почувствовала необычайную легкость в теле. Наконец все было правильно, все было так, как должно было быть.

Шея, бедро, живот. Вспухшие крупными красными каплями линии складывались в совершенный узор, а тонкие алые дорожки на белоснежной коже были векторами победы. Ее — серебряной химе — победы. Вид и запах чужой крови вливали силы и чуть слышно шептали: «Еще немного, еще одно усилие — и ты на вершине. Ты была рождена для этого, осталось только протянуть руку и взять то, что принадлежит тебе по праву».

Внезапно голубоглазая изогнулась под каким-то немыслимым углом и деактивировала ген-йоки. Внутри Кимико яркой вспышкой взорвалось ликование: «Что, дрянь, сдаешься?! Ты наконец поняла, что проиграла?!». В следующее мгновение лицо разорвало дикой, пронзающей болью, а ноздри и чуть приоткрытый рот залило хлынувшей кровью. ЕЕ кровью. Кимико захлебнулась и, взвыв, отпрянула. Своя кровь обожгла язык, а ее запах ударил холодной парализующей струей. Новая вспышка боли, остановившая дыхание и согнувшая тело пополам. Удар о землю. Ломающий пальцы тычок, Кимико почти не ощутила, лишь почувствовала, как внешняя сила вышибла ген-йоки из ее руки. Словно издалека она услышала наполненный болью вой — неужели это ее горло исторгло этот звук? Железные тиски сжали волосы, запрокидывая голову назад. «Пожалуйста, не надо! Я и так не могу дышать!». Боль ломала тело, пульсируя как присосавшийся паразит, запах своей крови удушливым облаком давил волю и лишал сил.

— Фальшивка — серебро в твоих волосах, — услышала она жуткий, пронзающий как иглы, голос. — Ты признаешь это?

Это не могло быть правдой. Это не могло происходить с ней. Нет, это кто-то другой беспомощно распростерт на земле, захлебывается кровью и парализован болью. Она — серебряная химе. Она недосягаема и неприкосновенна. Люди глупы, им нужен правитель, поэтому она необходима клану и обязана жить. Мысли путались, но одна стучала в голове тяжелым молотом: «Мне больно! Пусть это закончится!». Кимико была готова на все, лишь бы этот кошмар прекратился, лишь бы разжались сжимающие ее волосы тиски.

— Признаю, — прохрипела она.

Железные пальцы разжались, отпуская, и освобожденная Кимико, всхлипывая, свернулась в комок. Кошмар закончился, осталась только боль.

— Тряпка.

Короткое слово ударило, словно кнут, в лохмотья раздирая тонкую кожицу души. «Нет! — мысленно возопила Кимико. — Нет!! Нет!!!». Боль выворачивала. Она была везде — справа и слева, вверху и внизу, снаружи и внутри. Она обволакивала липкой пеной, растекалась дурманящими струями, просачивалась в каждый, самый укромный уголок тела и души.

— Тень рассудила, — легкой бабочкой порхнул еле слышный голос. — Поединок Мейо завершен.

И словно мягкая и ласковая ладонь укрыла Кимико, защищая от боли. Она еще была где-то там, за темной стеной, она еще билась о преграду, силясь добраться до девушки, но уже была бессильна. Боль больше была не властна над ней. Кимико укутывалась в шелковистое, приятно-прохладное покрывало, чувствуя, как ее окутывают покой, спокойствие и уверенность. Не стало боли, не стало сомнений, Мир обрел четкие контуры, а ласковая Тень с улыбкой легко дунула ей в глаза, закрывая веки.

— Ты не Неко, — голос отца звучал холодно. — Ты не поймешь.

— А что тут так сложно понять?! — в голосе мамы были только злость и ярость. — Наша дочь изуродована! И ты — Внешний Старейшина, фактически глава клана — ничего не собираешься с этим делать?!

— Я не глава клана.

— Глупости и дремучие традиции! Сколько раз я говорила тебе…

— Довольно.

Отец не повысил голос ни на чуть-чуть, но сказал так, что мама мгновенно умолкла.

— Ты не Неко, — повторил он.

— Я уже устала это слышать, — ярость ушла из голоса мамы, осталась только злость. — Неко, не Неко — какое это имеет значение, правила одинаковы для всех. Всегда есть тот, кто управляет, и те, кем управляют. Ты слышишь, что я тебе говорю?! Наша дочь изуродована — такое не может остаться без последствий! Ты просто обязан что-то сделать!

— Что, например?

— Не знаю! Тебе виднее, что может обуздать эту истинную дрянь!

— Как михарай истинной дряни я могу вырвать тебе язык, — с все тем же ледяным спокойствием сказал отец.

Кимико открыла глаза и попросила:

— Мам, хватит.

— Детка!

Мама подбежала к ней и сжала здоровую руку:

— Как ты?

— Нормально.

Кимико обвела взглядом помещение, в котором очнулась. Оно было незнакомым, но присутствие родителей говорило о том, что оно безопасно. Кимико осмотрелась еще раз — более внимательно: обстановка и запахи однозначно говорили об одном.

— Я в госпитале Конохи? — спросила Кимико.

— Да, — кивнула мама. — Твоими ранами занимаются лучшие медики. Ты обязательно поправишься!

— Мне не нужны лучшие медики. Я в порядке.

— Детка, ты еще не совсем пришла в себя. Поверь мне…

— Мам, оставь нас, пожалуйста, — попросила Кимико. — Мне нужно поговорить с отцом.

Мама была рядом с ней всю жизнь, и она видела ее в разных настроениях, знала назубок все выражения, которые принимало ее лицо, и жесты, которыми сопровождались эмоции. Сейчас она наблюдала полную растерянность — нечастое состояние для мамы.

— Кимико… — ошеломленно прошептала она.

Кимико рассматривала такое знакомое и родное лицо. То, о чем она хотела поговорить с отцом, мама просто не поймет, а не влезть в разговор не сможет, характер и темперамент не позволят. Для мамы все четко и ясно — ее картина мира всегда была цельной и ничто не могло поколебать ее, но она не Неко… Кимико любила маму, и ей не хотелось обижать ее, поэтому она жалобно попросила:

— Ма-ам, пожалуйста.

Выражение лица мамы тут же смягчилось. Она выпрямилась и ласково улыбнулась Кимико.

— Ну хорошо, — сказала она. — Раз ты так просишь, я оставлю вас. Мы с тобой поговорим позже.

Она погладила Кимико по волосам, поцеловала в лоб и вышла из палаты. Когда за ней закрылась дверь, гиннеко спросила:

— Это была ошибка?

Внешний Старейшина прислонился к подоконнику и скрестил руки на груди.

— Ты спрашиваешь про Вызов? — уточнил он и, получив молчаливый кивок, сказал: — И да, и нет. Ты понимаешь, почему ты проиграла?

— Я слабее, — прошептала Кимико.

— Нет, — уголки губ Внешнего дрогнули, словно в намеке на улыбку. — Ты просто не понимаешь суть Поединка Мейо. Это не соревнование в воинском мастерстве, иначе кланом уже давно правили бы тетсунеко. Поединок Мейо — это спор убеждений. О чем ты думала по дороге? Ответь искренне.

Кимико задумалась, вспоминая. Ее раздражали нелепые шорты, намотка на груди и неудобная обувь. Она радовалась, что ее сопровождает столько людей, а больше всего тому, что отец рядом. Она была уверена в том, что она права. Но если заглянуть совсем в глубину…

— Я хотела доказать, что я настоящий Серебряный Старейшина, — наконец сказала Кимико. — Доказать всему клану, но, прежде всего, тебе. Мне хотелось, чтобы ты меня оценил и похвалил.

— Вот поэтому ты и проиграла. Ты отстаивала амбиции, а Акира принципы.

— Я хотела защитить клан! Растворение истинного… Пап, такое больше никогда не должно произойти!

— И не произойдет, — спокойно ответил Митсуо. — Ты искренне считаешь, что Акира глупее тебя? Серебряный кот как помогает по незнанию, так и вредит по недомыслию. И совершает ошибки.

— Ее ошибки слишком дорого обходятся клану!

— Клан Неко — не весь наш мир, — чуть слышно произнес Внешний.

Кимико чувствовала себя так, словно со всего разгона влетела лбом в стеклянную стену. При чем здесь мир? Благополучие и безопасность клана Неко — вот что важно! Неко — сильнейший клан. Только они могут ходить по Тени, только они могут чувствовать Ткань и пользоваться ее энергией. Все остальные даже понятия не имеют… Вихрь кружащихся в голове мыслей внезапно замер, словно замороженный. Стеклянная стена покрылась трещинами и со звоном осыпалась, вот только за ней оказался не привычный пейзаж, а темная, пугающая бездна.

— Это неправильно, — прошептала Кимико. — Мы просто люди…

— Мы Неко, — так же тихо ответил Внешний. — Или ты принимаешь это, или… Сила не дается просто так.

— Я не хочу…

— А тебе и не нужно, — улыбнулся отец. Он расплел руки и оперся ими о подоконник. — Ты свободна в выборе. Подумай, чем бы ты хотела заняться. Даже лучшие медики Конохи не всесильны, понадобится время, чтобы твои травмы зажили. Это время лучше провести в госпитале.

— У меня всего лишь расцарапано лицо и сломана рука, — буркнула Кимико.

— Кости должны нормально срастись, а потом еще потребуется время, чтобы восстановить подвижность.

— Па-ап?

— Что? Раз уж начала, то и дальше принимай решения сама.

Отец отлип от подоконника, подошел к Кимико и легко погладил по волосам.

— Отдыхай, — сказал он и направился к двери.

Она проводила его взглядом и неожиданно для самой себя спросила:

— Ты поэтому не бросил Вызов?

Отец замер на пороге палаты и, не оборачиваясь, сказал:

— Да. Политические игры стали слишком скучны, решил попробовать вкус Веры. Благодарю, что дала мне такую возможность.

Дверь открылась и закрылась. Палата опустела. Кимико закрыла глаза и вытянулась под легким одеялом. Наложенная на половину лица повязка давила, под ней чесалось. Сломанные пальцы неприятно ныли. Лучшие медики Конохи? Губы Кимико искривила саркастическая улыбка. Конечно, папа, я верю каждому твоему слову. Ты хочешь защитить меня? От чего?

За темной стеной тихонько скреблась Боль, а впереди привольно раскинулась Бездна. Узенькая обходная тропинка слабо светилась в клубящемся сумраке. Она притягивала и манила. Кимико глубоко вздохнула. Я — Неко или… кто я?

— На эти ужасные шрамы просто больно смотреть, — говорила мама, привычно расчесывая ее волосы. — Кимико, с этим надо что-то сделать.

— Я хочу, чтобы они остались.

Щетка замерла в руках мамы. Она обошла сидящую на табурете дочь и заглянула ей в лицо.

— Что?.. — еле слышным шелестящим шепотом спросила она.

— Я хочу, чтобы они остались, — ровным голосом повторила Кимико. — Они мне нравятся.

Мама ничего не сказала. Она вновь отошла за спину дочери и принялась за волосы гиннеко.

— Мне придется уехать на какое-то время, — после продолжительного молчания сказала мама. — В Химачи. Не хочешь поехать со мной?

— Нет, мам, не хочу, — она изогнула губы в виновато-лукавой улыбке. — Но я буду очень скучать. Ты скоро вернешься?

— Пока не знаю, — вздохнула мама, принимаясь за распределение серебряных прядей.

— Не надо, — попросила Кимико. — Просто заплети косу.

Мама снова замерла. Отложила щетку, положила руки на плечи дочери и, чуть наклонившись вперед, поймала взгляд той в зеркале.

— Кимико, что с тобой происходит?

— Ничего, — она чуть дернула плечом.

— Не обманывай меня, я же вижу, что с тобой неладно.

Кимико смотрела в отражение красивых глаз матери и видела в них искреннюю тревогу. Она не Неко. Она не поймет. Как можно объяснить ей Красную Боль и Темную Стену, что отгородила ее? А прохладу шелковых объятий и головокружительное чувство сопричастности? Словно ты был маленьким блестящим жучком, но внезапно вырос, и размах твоих крыльев теперь заслоняет всю мелочность и суетность. Как объяснить ей покой и уверенность: теперь все правильно, теперь все так, как и должно быть. Она не Неко, и потому не поймет.

— Мам, правда, все в порядке, — снова улыбнулась Кимико.

Ее улыбка, казалось, успокоила мать. Тревога исчезла из глаз, женщина вновь взялась за щетку и, гладко зачесав волосы, заплела их в косу.

— Надо подумать, что делать с этим твоим нелепым статусом михарай, — сказала мама.

— Подумай, — пожала плечами Кимико.

— А тебе что — все равно?

— Мам, я не хочу об этом говорить. Лучше скажи мне, кто такой Иошиюки?

— Отец Акиры. Он погиб почти сразу после ее рождения. — Мама нахмурилась: — А почему ты спрашиваешь?

— Просто услышала имя и заинтересовалась. А что ты про него знаешь?

— Ну… Он был лидером Равных. Не знаю, тебе это о чем-нибудь говорит?

Кимико покачала головой. Мама отошла к низкому столику возле окна, на котором стоял большой чайник со свежим чаем, изящные стаканы и плошки со сладостями и, опустившись на мягкую подушку, сделала приглашающий жест.

— Садись, я расскажу.

Девушка устроилась напротив матери. Та разлила чай и придвинула стакан дочери.

— Все Неко делятся на две неравные группы, — пригубив напиток, заговорила мама. — Просто Неко — их большинство, и цветные Неко: гиннеко, донеко, тетсунеко — их меньшинство. От простых цветные Неко отличаются не только цветом волос, но и силой, и способностями — врожденными способностями. Все это ты знаешь не хуже меня. Те, кто называют себя Равными считают, что раз все Неко вышли из Тени, то все они равны, а способности цветных — случайная ошибка, исправлять которую Тени недосуг, поэтому она доверила это людям. Исправить эту ошибку можно ограничив силы цветных, тем самым уравняв их с простыми. Тогда наступят справедливость и счастье — равные Неко будут жить в мире и согласии.

Мама сделала новый глоток и довольно прищурилась, наслаждаясь то ли вкусом напитка, то ли своим рассказом. Кимико слушала очень внимательно. Мама многого не понимала, но во внутренней политике клана разбиралась не хуже, а, может даже и лучше отца.

— Противники Равных — Цветные — думают иначе, — продолжила рассказ мама. — По их мнению, способности цветных — основа силы клана. Чем сильнее цветные, тем сильнее клан и тем безопасней и комфортней жизнь простых. Они же являются самыми ярыми сторонниками Совета Старейшин и нынешней системы управления кланом. В отличии от Равных, которые считают, что Неко вообще не нуждаются в управлении, и выступают за упразднение Совета.

— Странная у них позиция, — задумчиво протянула Кимико. — У Равных. И отец Акиры был их лидером?

— Да. До гибели Иошиюки — а он был той еще занозой — Равные говорили очень громко. Это сейчас они притихли.

— А Цветные?

— Их всегда было меньше и шум они не любят, предпочитают действовать. Так что как противники Цветные гораздо опаснее, Равные больше говорят.

— Иошиюки… он был простым?

Лицо мамы просто расплылось в улыбке, а глаза довольно сощурились.

— Нет, — сладким голосом ответила она. — Он был тетсунеко, как и его жена. А потом у них родилась дочь — истинный гиннеко. Я до сих пор пытаюсь представить себе лицо Иошиюки, когда он об этом узнал. Истинный гиннеко — самый кошмарный кошмар Равных.

Допив чай, мама ушла — ей нужно было готовиться к отъезду в Химачи. Кимико помассировала заживающую руку и сделала упражнения, которые ей показали в госпитале. Она хотела сразу же вернуться к тренировкам с Кэйташи, но он решительно сказал, что сначала нужно восстановить подвижность пальцев. Взяв ген-йоки, Кимико была вынуждена признать его правоту — рука слушалась плохо. Так что пришлось смириться и терпеливо разрабатывать пальцы.

Подойдя к окну, Кимико открыла его и выбралась наружу. Если выйти нормальным путем, к ней тут же прилипнет охрана, а ее присутствие стало раздражать девушку. Вообще, у нее было чувство, словно она заново открывает для себя мир. Любимые вещи потеряли привлекательность, привычные действия казались нелепыми, а мысли… Она будто бы училась думать заново. Это завораживало и немного пугало.

Она бродила без всякой цели, пока не оказалась в маленьком садике. Неожиданно пришла уверенность: вон то — окно комнаты, в которой жила Акира до поступления в Академию. Кимико отодвинула створку и залезла внутрь.

Кровать, комод, низкий стол, несколько полок на стене — на них немного книг и пара свитков. В одной из книг Кимико заметила закладку — криво торчащий кусочек бумаги. Девушка сняла ее с полки: это оказался учебник по теории музыки, а закладка — оторванный уголок с огрызком какой-то формулы. Кимико вернула книгу на место и выдвинула ящики комода. Они были пусты, лишь в самом нижнем нашелся зазубренный искривленный сюрикен.

Акиры здесь давно не было, остались лишь мелкие, малозначительные следы ее присутствия. Кимико вытащила сюрикен и, задвинув ящик комода, села на кровать. Повертела в руках звездочку. Зазубренная, кривая, но все еще острая.

— Что я пытаюсь здесь найти? — спросила девушка.

Шелковое покрывало внутри приятно холодило и дарило покой… Кимико могла развернуть крылья, но не могла взлететь. Девушка крепко сжала сюрикен, прижала к подушечке большого пальца здоровой руки и, надавив, коротко полоснула. Порез тут же наполнился кровью, и Кимико засунула палец в рот. Вкус был неприятным.

Разрывающая лицо боль… Лишающий дыхания удар… Удар о землю… Ломающий пальцы удар… Железные тиски на затылке…

Кимико встала с кровати, положила сюрикен на полку, прошла в крошечную ванную и взглянула в зеркало. Вдоль правой половины лица — от виска до подбородка — тянулись четыре тонких еще красноватых шрама. Подушечка пальца все еще кровоточила. Кимико провела ей по отражению шрамов в зеркале, размазывая кровь по гладкой холодной поверхности. Прошептала:

— Позволь мне понять тебя.

Прохладное шелковое покрывало скользило струящейся спиралью, ограждая и ограничивая. Рида не принимала свою михарай…

— Иошиюки, — одними губами произнесла имя Кимико.

Почему-то казалось очень важным узнать о нем как можно больше. Девушка не могла объяснить, откуда родилось это ощущение, но оно навязчиво толкало ее, словно давящая на спину ладонь.

Кимико присела на краешек стола и, вытянув из стопки приглянувшийся ей лист, быстро пробежала глазами текст.

— Пап, ты, правда, веришь в союз Листа и Песка? — спросила она.

Отец поднял глаза от свитка и почесал бровь.

— Верю? Нет. Надеюсь. Но там работы еще очень много. А почему тебя это заинтересовало?

— Да так, просто.

Кимико пожала плечами и бросила письмо обратно в стопку, потом поерзала на столе, устраиваясь поудобнее. Отец терпеливо ждал, глядя на нее вежливо-доброжелательно. Его глаза едва заметно щурились, отчего в уголках появились крошечные морщинки — папа откровенно веселился. Кимико вначале смутилась, но потом вздернула нос и решилась.

— Пап, а ты знал Иошиюки? — спросила она.

Морщинки возле глаз отца тотчас исчезли, взгляд изменился.

— Откуда ты знаешь это имя?

— Услышала от мамы. Давно и случайно.

Отец откинулся на спинку стула и снова почесал бровь, потом сказал:

— Повторю вопрос: почему тебя это заинтересовало?

Опустив голову, Кимико скрестила ноги и покачала ими вперед-назад. Неужели отец сам не чувствует?

— Это так странно, — наконец негромко проговорила она. — Раньше я часто злилась и раздражалась, а теперь… — Кимико запрокинула голову и, прикрыв глаза, глубоко вздохнула. — Мне иногда кажется, что я светлячок, укрытый в ладонях. Непривычно, необычно, но спокойно и безопасно, и я очень не хочу, чтобы эти ладони исчезли. Я стала замечать то, чего не видела раньше, думать о том, чему не придавала значения. Я считала Акиру равнодушной, но в ней нет холода.

— А что есть?

— Усталость. Но знаешь… — Кимико подняла руку и повела ей, изображая легкую волну, — такая ровная усталость, а не давящая или тянущая. — Она опустила руку и, взглянув на отца, чуть смущенно улыбнулась. — Мне сложно объяснить.

— Я понимаю тебя, — улыбнулся в ответ отец. — Твоя связь с рида сейчас самая сильная и самая непростая: квадратный предмет плохо помещается в треугольное отверстие.

— А еще она не хочет видеть меня, — пожаловалась Кимико.

— Тебя это задевает?

— Нет, — она снова покачала головой. — Но меня это очень расстраивает. Наверное, мне просто хочется узнать свою рида. Узнать и понять.

— Так вот почему ты спросила про Иошиюки, — хмыкнул отец. — Ну что же… Я знал его, более того, когда-то мы были друзьями. В дни Разрушения именно Иошиюки возглавил отряд, прикрывавший наш отход. Он и его люди наблюдали, как громили нашу деревню, как грабили и добивали раненых. Я вел основной отряд в Коноху. — Отец замолчал и горько усмехнулся. — Отряд… — повторил он. — Дети и молодняк — их мы спасали в первую очередь, остальных — как получится. Людей было очень мало — большинство погибло в Узушио, оставшиеся — при обороне нашей деревни, а уцелевшие и там составили отряд Иошиюки. Коноха приняла нас, но на своих условиях — как беженцев. Неко лишались статуса Великого клана, места в Совете кланов и всех привилегий.

— Но этого не произошло, — выдохнула Кимико.

В ответ на ее слова отец снова усмехнулся — жестко и недобро, а его зрачки внезапно превратились в вертикальные щели.

— Не произошло, — согласился он. — А знаешь почему? Иошиюки и его люди запомнили всех, кто уничтожал нашу деревню, и всех их перебили. Кого-то сразу, кого-то позже. Вторым повезло меньше — их вырезали вместе с семьями. Отряд Иошиюки потратил на это несколько месяцев, но не оставил в живых никого. Головы принесли в Коноху и предъявили Хокаге: вдруг среди них есть нукенины в розыске, клан Неко сейчас очень нуждается в деньгах. Совет Листа намек понял, вопрос о статусе нашего клана больше никогда не поднимался.

— А ты? — тихо спросила Кимико.

— А я женился на твоей матери — поддержка из Химачи облегчила переговоры с Хокаге, расширил границы квартала, наладил отношения с другими кланами… В общем, я занимался тем, что строил для Неко новый дом.

Отец замолчал. Молчала и Кимико. Она читала хроники Неко, думала, что хорошо знает историю клана и верила написанному. Но теперь она поняла разницу между хроникой и живым свидетельством. Разрушение произошло не так уж давно, это тебе не времена Рикудо Сеннина. Почему то, о чем рассказал отец, не вошло в открытые хроники, она тоже понимала — такое не записывают, а если и делают это, то прячут поглубже.

— Что случилось потом? — наконец спросила она. — Что-то же произошло, ты сказал, что вы БЫЛИ друзьями.

Отец встал из-за стола, подошел к окну и замер, заложив руки за спину. Кимико видела только его профиль.

— Иошиюки был очень ярким, чистым и целеустремленным человеком, — с какой-то мечтательностью проговорил отец. — Прекрасный оратор, твердый в своих убеждениях, последовательный в своих действиях. Люди легко шли за ним. Что случилось потом? Потом он стал лидером Равных, а я возглавил Цветных.

Отец замолчал. Потом, чуть повернув голову, взглянул на Кимико.

— Судя по отсутствию вопросов, ты знаешь, кто это.

— Да, мама рассказала.

— Подозреваю, что рассказала она не все, — хмыкнул отец и вновь отвернулся к окну. — Не знаю, поймешь ли ты… С Иошиюки мы спорили, но не ссорились; были противниками, но никогда не враждовали. Мы оба думали о будущем клана, но наши взгляды на это будущее были очень разными. Потом я пришел к выводу, что самой устойчивой фигурой является пирамида, а у нее всегда есть вершина. Меня не поняли ни Равные, ни Цветные. Удивительно, но на какое-то время они даже объединились против меня. Противостояние, которое тогда было готово перерасти в насилие, прекратилось перед лицом новой угрозы в лице меня и моих новых сторонников — клан снова объединился. А потом Иошиюки погиб.

— Как это случилось?

Митсуо молчал. Его высокая прямая фигура неподвижным изваянием застыла возле окна. Сложенные за спиной руки едва заметно напряглись. Кимико отчетливо ощущала, что отец очень не хочет отвечать на этот вопрос, но Внешний пересилил себя и сказал:

— Это была очередная интрига твоей матери. То, что миссия, на которую отправился Иошиюки, была ловушкой, я понял с опозданием. У меня была возможность отозвать его, но я ею не воспользовался. Гибель матери Акиры — еще одна интрига. Добрые губы вовремя шепнули, что ее муж в смертельной опасности, и она ринулась на помощь. Чего от нее и ждали. Серые очень предсказуемы.

— Разве тетсунеко не следуют только приказу?

— Не путай миссию и жизнь, — каким-то чужим голосом сказал отец.

Довольно долго Кимико молчала. Услышанное не шокировало ее, но и не радовало.

— Зачем мама это устроила? — тихо спросила она.

— Попробуй понять. Твоя мать выросла при дворе дайме, интриговать для нее так же естественно, как дышать. Она не может по-другому. И она просто защищала интересы семьи. Так, как она их понимает.

— Акира знает?

— Нет.

— Ты расскажешь ей?

— Если не спросит — нет.

— Почему?

— Зачем? Есть куда более важные вещи, о которых ей надо беспокоиться. Важные и для нее, и для клана. А что касается Иошиюки… Достаточно того, что знаю я, а теперь еще и ты.

— Ты поэтому мне все это рассказал?

— Наш рида не может быть везде. Есть вещи, о которых могут позаботиться его михарай.

Опустив голову и покачивая скрещенными ногами взад-вперед, Кимико снова молчала. Наконец она сказала:

— Мама может быть опасной.

— Я отослал ее в Химачи.

— Думаешь, ее это остановит?

Митсуо отошел от окна и, вновь усевшись на стул за столом, прямо посмотрел на дочь:

— А что ты предлагаешь? Ликвидацию?

— Она моя мама.

— И моя жена.

— Наверное, ты прав, — вздохнула Кимико. — Химачи — это единственный разумный выход.

Она снова покачала ногами и спросила:

— Пап, а как ты думаешь, какое лицо было у Иошиюки, когда он узнал, что его дочь — истинный гиннеко?

Митсуо хмыкнул и опять почесал бровь.

— Во-первых, он этого не знал. А когда бы узнал… Думаю, он бы убил Акиру. Или был бы убит Чикой. Потомственные михарай по-настоящему страшные люди, когда дело касается безопасности их рида. А Чика — михарай матери Акиры, поэтому Иошиюки был для нее никем.

— Думаешь, простая совладала бы с тетсунеко?

Отец откинулся на спинку стула и улыбнулся, в уголках его глаз снова появились маленькие морщинки.

— Чика — змея в траве. Ты не заметишь ее до последнего момента, и только умирая поймешь, кто тебя убил. Не недооценивай целительницу.

Кимико нахмурилась и молча кивнула — говорить о Чике ей не хотелось. К женщине она испытывала странные чувства: любопытство пополам с ревностью. Интересно, все михарай со временем становятся такими: змеями в траве? Кимико тряхнула головой, отгоняя мысли о Чике, и спросила:

— Получается, для Иошиюки же благо, что он погиб в той ловушке?

— Получается так, — тяжело вздохнул Митсуо. — Он умер героем и избежал выбора между своим ребенком и своими убеждениями.

— И за это ему надо поблагодарить мою маму, — буркнула Кимико.

Она спрыгнула со стола и потянулась:

— Лучше бы я ничего этого не знала.

На лице отца появилась понимающе-ироничная улыбка, и он молча развел руками.

— Пап, у меня еще один вопрос: как вам удалось перенести Очаг?

— Никак, — отец снова смешливо прищурился. — Очаг всегда был здесь, иначе зачем бы Неко понадобился свой квартал в Конохе?

Кимико хмыкнула и направилась к двери, но ее догнал голос отца:

— Почему ты так рвешься возобновить тренировки с Кэйташи? Физический бой — это не наше. Ты сильнейший гиннеко, тебе этого мало?

Девушка остановилась и, обернувшись, очень серьезно посмотрела на отца.

— Мне нравится запах чужой крови, — произнесла она. — И я хочу почувствовать его вновь.

Морщинки в уголках глаз вновь исчезли. Задумчиво почесывая бровь, отец смотрел на нее спокойным, почти безмятежным взглядом.

— А как тебе запах своей? — ровным голосом поинтересовался он.

— Не нравится, — честно призналась Кимико.

— Это очень опасное сочетание, дочь. Если ты не готова лить свою кровь, у тебя нет права на чужую.

На губах Кимико появилась мечтательно-грустная улыбка.

— Я всего лишь светлячок в ладонях. Моя рида не принимает меня, но держит крепко.

Что-то было не так. Кимико металась в своей комнате из угла в угол. Она не понимала, откуда взялась эта необъяснимая тревога, но ощущала надвигающуюся грозу, как насекомые чуют приближение дождя. Не так… Все не так… Неправильно… Опасно… Кимико остановила беспорядочный бег и прижала пальцы к вискам. Угроза… Да, она явственно чувствовала угрозу, но кому? Клан? Нет, что ему может угрожать — сейчас Неко сильны, как никогда. Лично ей? С чего бы? Сейчас она никому неинтересна. Значит, Акира… Связь рида-михарай посылала тревожные волны. Что это — предчувствие или что-то происходит прямо сейчас?

Чувство тревоги стало невыносимым, и Кимико выбежала из комнаты, едва не вышибив дверь. Раздраженно махнув охране, чтобы оставались на местах, она побежала в апартаменты отца — он должен точно знать. Распахнув дверь, Кимико ворвалась внутрь и замерла — кабинет был пуст.

— Где Внешний Старейшина? — повысив голос, спросила она.

Ей ответил голос от двери — видимо, один из охранников:

— Внешний на малом Совете кланов. Отбыл еще час назад.

Малый Совет кланов — узкое собрание самых влиятельных людей Конохи, на котором принимаются важные решения, часть из которых даже не требует консультаций с Хокаге. Отец не может покинуть его. Не важно, что он ощущает, он просто не может — интересы клана превыше всего. На мгновение прикрыв глаза, девушка глубоко вздохнула. Делай свою работу, папа, здесь разберусь я.

Покинув кабинет отца, Кимико бегом бросилась в Оружейную. У нее не было уверенности, что ее, вообще, пропустят туда, но была полна решимости прорываться всеми доступными способами. Ее, действительно, остановили на входе.

— Я Кимико — михарай истинного, — с легкой ноткой надменности сказала девушка. — Мне нужен Красный Старейшина. Дорогу знаю.

Ее пропустили. Она не обольщалась — пока ее не признает Нобу с нее глаз не спустят и при малейшем подозрительном движении она умрет быстрее, чем сможет это осознать. Гнездо Красных — крайне опасное место. Размеренным, неторопливым шагом, не делая резких движений она дошла до Изначального Зала. Нобу замер над своим верстаком, от его рук расползлась колеблющаяся пелена тени.

— Чего тебе надо, Кимико? — не оборачиваясь, спросил он.

— Ты знаешь, что с Акирой? Я чувствую угрозу.

— Ты правильно чувствуешь, — ровным голосом ответил Красный. — Она опять влипла, но ее приказы однозначны: не вмешиваться.

— Но почему?!

— Это Акира, — в голосе Красного слышались нотки нездорового веселья. — Ты просто мало с ней общалась. Так что ты хотела, михарай?

— Я могу ей помочь?

— Нет. Уходи.

Если бы Кимико могла, то покраснела бы. Она чувствовала себя глупой малолеткой, которая по капризу пристает к занятым важным делом взрослым. Может, оно так и было, но тревога терзала ее, не давая спокойно уйти и обо всем забыть.

— Она возле госпиталя, — неожиданно сказал Нобу.

— Спасибо! — выдохнула Кимико и, коротко поклонившись, бегом бросилась к выходу.

Чувство угрозы толкало ее, заставляя ноги шевелиться быстрее. Коридоры Оружейной промелькнули, как сон. Улицы кланового квартала, ворота… Неожиданно ее перехватила крепкая рука.

— Не беги туда, где ты лишняя, — сказал незнакомый голос.

Зажатая железным хватом, Кимико посмотрела на говорившего. Типичный Неко из цветных — глубокий капюшон стандартного обмундирования не позволял определить принадлежность, но по хвату Кимико опознала тетсунеко. Только Серые обладали такой скоростью и силой.

— Я — михарай истинного, — вновь включив надменность, сказала девушка. — А ты кто?

— А я — тень истинного, — в голосе слышалась легкая насмешка. — Куда бежишь, михарай?

— Акире нужна помощь!

— Приказ был не вмешиваться. Стоим и ждем.

— Ты…. — Кимико умолкла, захлебнувшись от возмущения.

Неожиданно тетсунеко отпустил ее.

— Два барьера, — сказал он. — Не пройти не так, ни эдак. Истинный может уйти, но не хочет. Желаешь с ним поспорить? Иди. Я даже дам тебе координаты.

Некоторое время Кимико молчала. Наконец спросила:

— Кто ты?

— Меня зовут Юки, и я девочка.

— Почему ты остановила меня, а теперь готова помочь?

— Потому что я следую приказу, а ты зову. Кроме того, время вышло. Иди. Позже увидимся. Ориентир — госпиталь, дальше разберешься.

Кимико, действительно, никто не удерживал. Сразу сорвавшись на бег, она понеслась к госпиталю. Ей не нужны были координаты, чтобы найти свою рида — она ее чувствовала. Мелькали безлюдные в такой час улицы Конохи, связь рида-михарай вела Кимико, а в душе тихонько прорастала маленькая колючка ревности. Кто такая эта Юки? Что еще за тень истинного? Акира — ее рида. Она согласна делить ее с отцом и даже с Чикой, но больше никому нет места!

Огромное дерево с толстыми ветвями. Никого нет. Кимико сразу почувствовала запах крови своей рида. Акира сражалась, и была ранена. Почему она сражалась одна?! В распоряжении Серебряного Старейшины был весь клан, почему она не позвала помощь?! Ответ знал Красный Старейшина, Юки тоже знала. Так почему его не знала она — михарай?!

Кимико присела возле самого сильного источника запаха. На темной коре матово блестели почти невидимые капли крови. Девушка прикоснулась к одной из них и поднесла руку к лицу. Знакомый запах ударил в ноздри, за Стеной тихонько заскреблась Боль.

Удар о землю… Железные тиски на затылке…

Ее кровь, моя кровь... Кончиком языка Кимико осторожно прикоснулась к темному пятну на пальцах. Вкус не вызывал отвращения, но пробовать вновь не хотелось.

— У меня мало опыта, — еле слышно прошептала девушка. — Нужно больше крови.

Шелковистое покрывало внезапно мягко сжалось, и Кимико осела на пятки.

— Я лишь светлячок в ладонях, — словно молитву проговорила она.

Возле нее возникла Юки.

— Нужно уходить, — сказала тетсунеко. — Скоро здесь будут АНБУ. Ты нашла, что искала?

— Где Акира?

— У Хокаге. С ней все в порядке.

Кимико протянула руку тетсунеко:

— Уходим.

Мгновенная темнота в глазах, и вот она стоит у ворот кланового квартала. Чувство угрозы притупилось, но не отпускало.

— Это только начало, — прошептала Кимико.

— Тебе надо поспать, — невозмутимо откликнулась Юки. — Иди домой.

— Это только начало, — повторила юная михарай истинного.

Кимико дежурила в Оружейной — сегодня была ее очередь. Эти дежурства ввели после Растворения — тогда донеко израсходовали почти все свои запасы заряженных теней, и теперь их надо было восстановить. Девушка сидела в маленькой мастерской за верстаком, на котором рядком лежали матовые темно-серые шары сантиметров двадцать в диаметре. Рядом на полу стоял длинный зеленый ящик с откинутой крышкой — в нем в мягких гнездах покоились такие же шары, только гораздо более темные — почти черные.

Кимико взяла очередной шар с верстака, мягко сжала его в ладонях и, развернув пальцы под нужным углом, направила в свернутую тень поток переработанной энергии. Шар начал темнеть. Когда в пальцах кольнуло, она прекратила подачу энергии, аккуратно положила шар в гнездо в ящике и взяла следующий.

Хозяин мастерской — молодой донеко — возился возле треноги у противоположной стены. На ней в хитрых зажимах была закреплена катана. «Такой молодой, а уже мастер, — рассеянно подумала Кимико, укладывая очередную заряженную тень в ящик. — Симпатичный. Такие необычные темно-рыжие глаза. Интересно, как его зовут?».

— Хорошо, что сегодня дежуришь ты, — неожиданно сказал донеко. — Закончим с биггу, это последняя партия.

— Вообще?

— Нет, будут еще. Но не очень скоро — их долго сворачивать, а заряжать еще дольше. Поэтому и говорю — хорошо, что сегодня дежуришь ты. Уж если ты одна справилась с Первым периметром, то зарядить биггу… — он не договорил.

Дверь мастерской распахнулась, в нее задом протиснулся мальчишка-донеко — в прижатых к груди руках он едва удерживал горсть темно-серых шариков. Ногой нашарил в углу какой-то таз и, передвинув его к верстаку, с облегченным вздохом пересыпал туда свою ношу.

— Вот! — с гордостью сообщил он.

Кимико закончила зарядку очередного биггу и, уложив шар в ящик, взглянула на вошедшего. Она узнала мальчишку: именно его — залитого кровью и полурастворенного — она видела тогда. «Хорошо, что пацан выжил», — обрадовалась девушка, берясь за следующий шар. Осталось всего четыре штуки, а внутренний резервуар опустел чуть больше чем на половину.

Молодой мастер подошел к тазу, длинными тонкими пальцами поворошил шарики и поднял на мальчишку темно-рыжие глаза — превратившиеся в вертикальные полоски зрачки, казалось, рассекли каждый глаз на две половинки.

— Ты что принес? — идеально ровным, негромким голосом спросил он.

Мальчишка шмыгнул носом и попятился. Краем глаза наблюдая за этой сценой, Кимико взяла предпоследний шар.

— Этим только вышивать можно, — не меняя ни громкости, ни тональности сказал мастер.

— Такие тоже нужны! — голос мальчишки чуть дрогнул, а зрачки были точь-в-точь как шарики в тазу. — У Акиры на финале свертыши были в браслете, а биггу на руку не повесишь!

— У Акиры были нормальные чизау, а это что?

— Это тоже чизау! — не сдавался мальчишка. — Только помельче…

Кимико переправила последний заряженный шар в ящик и сказала:

— Я закончила с биггу.

Мастер отвел взгляд от мелкого донеко — девушка уловила чуть слышный свистящий выдох — подошел к ящику, опустившись на одно колено, медленно провел рукой над ровными рядами черных шаров, потом закрыл крышку и приложил к ней ладонь. Кимико едва успела уловить мелькнувшую паутинку темных нитей, оплетшую ящик, как на крышке появился едва различимый и ни о чем не говоривший ей знак.

— Отличная работа, — в голосе мастера звучали одобрение, удовлетворение и уважение. — Высший сорт. Спасибо, Кимико.

Девушка чуть улыбнулась уголками губ.

— Мне несложно, — сказала она.

Прозвучавшее в тоне донеко уважение омыло теплой волной. Это было так ново, необычно и… приятно. Почему она не испытывала ничего подобного раньше?

— Если больше ничего нет, я могу зарядить чизау, — предложила она. — А если они не очень нужны… можно я возьму несколько штук?

— Зачем тебе этот бисер? — удивился мастер.

— Сделаю украшение, — пожала плечами Кимико. — Или заколку. Они красивые.

— Ты же все равно не можешь использовать свертыши.

— Я — нет. Но кто знает, в какой компании и где я окажусь.

Бесстрастный взгляд мастера-донеко изучал ее лицо.

— Хм-м… — наконец изрек он. — Может, ты права — и эта мелочь сгодится на что-нибудь. Если тебе не лень возиться… — Откуда-то из-под верстака он извлек неказистый горшок и поставил его перед Кимико. — Заряди и возьми, сколько тебе надо.

Зарядка чизау занимала считанные секунды: Кимико просто неторопливо переложила шарики из таза в горшок. Потом зачерпнула горсть — сколько поместилось в ладони — и вопросительно посмотрела на мастера.

— Бери, не стесняйся, — улыбнулся тот и тут же прикрикнул: — Эй, ты, найди какую-нибудь коробку.

Мальчишка-донеко тут же метнулся в угол, откуда добыл таз и, покопавшись в нем, поставил на верстак изящную квадратную коробочку. Кимико благодарно улыбнулась и ссыпала туда зажатую в кулаке горсть. Мастер щедро добавил из горшка, заполнив коробочку до краев.

— Тут тебе не на одну заколку хватит, — с затаенной гордостью сказал мальчишка, закрывая коробочку крышкой.

Неожиданно оба донеко замерли, а в их мгновенно залившихся тьмой глазах завертелась светящаяся снежинка. Мальчишка протянул руку и, сжав ладонь Кимико, напряженным голосом сказал:

— Пойдем, я тебя выведу.

— Что-то случилось? — нахмурилась девушка.

— Пойдем, — повторил мелкий донеко. — Тебе не нужно здесь оставаться.

Спорить с Красными — неосмотрительно и опасно. Кимико послушно слезла с табурета, не забыв прихватить коробочку, и пошла за мелким. Краем глаза она успела заметить, как мастер растворился в тени верстака. Точно что-то произошло.

В коридорах Оружейной было все так же пустынно, но отчетливо ощущалось напряжение. Крепко сжав ладонь Кимико, мелкий едва ли не бегом тащил ее к выходу.

— Тревога. Первый уровень, — едва слышно сказал он.

— Это высший или низший? — уточнила она.

— Это Первый, — коротко ответил он.

Уже у самого выхода они едва не столкнулись с Серым Старейшиной в сопровождении двух тетсунеко. Стремительным шагом Хотэка исчез в хитросплетении коридоров Оружейной.

— Понятно — высший, — прошептала Кимико.

Выведя девушку на улицу, мелкий, наконец, отпустил ее руку.

— Спасибо, что защитила мои чизау, — сказал он и немного смущенно добавил: — Я пока не могу сворачивать ничего крупнее.

Мальчишка исчез в ближайшей тени. «Надеюсь, это не новое Растворение, — подумала Кимико, но тут же одернула себя: — Нет, я бы почувствовала».

Она неторопливо шла к себе, гадая, что же могло так переполошить Красных и вспоминая темно-рыжие глаза мастера. Такие красивые глаза. Как бы узнать его имя? Может, на следующем дежурстве… Кимико как раз шла мимо комнат мамы, когда ее, словно железный захват тетсунеко, что-то остановило. Она осторожно приложила ухо к перегородке.

— …нужны посредники…

Невнятное бубнение.

— Я же говорил, все будет не так просто!

— Неужели ваша вера так слаба?

— Не надо ссориться, — голос мамы. — Ограничитель готов.

— Пустые слова — он еще не испытан! — запальчиво воскликнул визгливый голос.

— Немного терпения, мой друг, — голос мамы журчал ручейком. — Все идет по плану. Страна Озера достаточно надежна?

— Об этом не беспокойтесь, — лающе засмеялся еще один голос. — Это захолустье под полным нашим контролем.

— Осталась малость — провести испытания и поймать Тварь, — это снова визгливый. — Насколько я знаю, последняя попытка с треском провалилась.

— С тех пор кое-что изменилось, — в журчащем голосе мамы появились злорадные нотки. — Появились новые ресурсы. Очень хорошие и не требующие серьезных финансовых вложений. Поверьте, Тварь обречена.

— Смешно слышать это от проигравшей истинному, — не унимался визгливый. — Начинаю подозревать, что вы сильно преувеличиваете свое влияние. Тварь только усилилась, а вы отправляетесь в изгнание.

— Это не изгнание! В Химачи у меня больше рычагов!

— Подслушивать — недостойное занятие для химе, — раздался прямо над ухом знакомый голос.

От неожиданности и испуга Кимико едва не подскочила до потолка, но совладала с собой и медленно обернулась. В глазах Тэдэо не было обычной смешливости — взгляд был непривычно холоден, но девушка уловила в зеленых с золотистыми крапинками глазах тень нерешительности. Для него она до сих пор — серебряная химе…

— Как много ты услышала? — спросил Тэдэо.

— Так, пару фраз, — изобразила смущение Кимико. — Они так громко говорят.

Девушка лихорадочно соображала. Мама плетет очередную интригу, цена которой — жизнь, а, может, и не одна. И речь, явно, об Акире. «Надо подумать, что делать с этим твоим нелепым статусом михарай». Похоже, мама уже подумала, да не одна, а в компании. «Она просто защищала интересы семьи. Так, как она их понимает». Если Тэдэо доложит матери, что Кимико подслушала этот разговор — а он точно доложит…

— Тэдэо… — шепнула девушка и скользнула к нему, прижавшись почти вплотную, — ты, — ведь, не расскажешь маме?

Сомнение в его глазах усилилось. Тэдэо колебался и сейчас был почти полностью растерян. «Как же просто «читать» простых», — промелькнула мысль. Ладонь Кимико скользнула на грудь Тэдэо и замерла напротив сердца.

— Пообещай, что не выдашь меня? — еле слышно прошептала серебряная химе.

Поймала короткое мгновение «вдоха» и мягким посылом направила тонкий язычок изначальной энергии в грудь стоявшего перед ней человека.

Красивые — зеленые с золотистыми крапинками — глаза Тэдэо широко распахнулись. Овальный зрачок внезапно сжался в крохотную точку и исчез, а тело, на краткий миг став полупрозрачным, распалось мелкой пылью — на пол бесформенной грудой упали одежда и ген-йоки. Палочку Кимико поймала у самого пола — шум был совершенно не нужен. Она засунула ген-йоки Тэдэо за пояс, быстро свернула в узел одежду и прислушалась: за стеной все так же бубнили голоса. Оставаться здесь дольше очень рискованно, нужно уходить. И нужно предупредить истинного. Кимико бесшумной тенью скользнула по коридору. Акира должна знать, но как сказать ей, если рида отвергает свою михарай…

Одежду Тэдэо Кимико сбросила в корзину для прачечной, прикрыв сверху сдернутой с себя юкатой — плевать, что подумают, если обратят внимание. Ген-йоки, немного подумав, затолкала на самое дно сундука с парадными кимоно. Мама скоро уедет, а значит, можно будет избавиться и от охраны, и от прислуги — никто больше не посмеет рыться в ее комнате, наводя порядок. Раскопав штаны и майку, Кимико натянула их на себя и, бесшумно открыв окно, покинула комнату. Минуя посты охраны, пробралась в кабинет отца. Он был пуст, но рано или поздно отец придет сюда. Свернувшись клубком на полу возле стула у рабочего стола, Кимико устало прикрыла глаза — она подождет. Ей нужно поговорить со своей рида, и отец единственный, кто может помочь — Акира не откажет ему в просьбе.