Два Поттера (джен)

Гарри был доволен, а может быть, и счастлив. Он поначалу не отдавал себе отчета, насколько боялся оказаться на воспитании у кого-то вроде Дурслей, о которых даже вспоминать не хотел, — вот только восстановившийся мозг решил иначе. И сразу, как только увидел новых воспитателей, он с облегчением вздохнул: по крайней мере, внешне они Дурслей даже не напоминали. Мистер и миссис Донован — пара лет под пятьдесят, супруги, похожие друг на друга почти как брат и сестра — оба полноватые, но не толстые, светловолосые, сероглазые, и даже морщинки, разбегающиеся от глаз, казалось, почти повторяли друг друга. Ну и у мистера Донована были аккуратные седые усы и небольшие бачки, а голос у него оказался довольно низким баритоном, в отличие от мелодичного мягкого контральто его супруги.

Но главным было не это. Эти двое взрослых вели себя так, как Гарри и не мечтал. Во-первых, они были ему действительно рады — той спокойной, так сказать, дежурной радостью, которая его согрела, но в то же время не заставляла его раскрывать им душу — к этому он точно не был готов.

Никто не скрывал, что они просто получают деньги за эту работу — а растить Гарри как раз было их работой в течение года — по крайней мере, так значилось в документах. Но работу его воспитатели привыкли делать хорошо — что ему и сказали. Гарри сперва насторожился, но мистер Донован сразу пояснил, что в это входит: качественная еда, приличная одежда, собственная комната — подумать только! От Джека же требуется всего лишь поддерживать порядок и учиться как можно лучше. Тогда его оставят до окончания школы.

Гарри был совершенно не против. Обе стороны не были заинтересованы в том, чтобы причинять друг другу неудобства, но Гарри еще четко проинформировали, когда и где его компания не является желательной.

Естественно, ночью он мог беспокоить взрослых только в экстренном случае — например, если чувствовал, что заболевает, или приснится кошмар. В течение дня было три часа, когда было нежелательно обращаться к мистеру Доновану, а утром — беспокоить миссис Донован — она готовила еду на весь день.

Гарри сразу же предложил ей свои услуги, но пока их вежливо отклонили. Очень вежливо и еще более — удивленно.

— Осмотрись, Джек, передохни, почитай, погуляй — разве ты не хочешь разведать окрестности?

Гарри хотел. Но он никогда не имел столько свободного времени и просто не представлял, как это — выйти из дома и пойти куда-то просто так. У Дурслей — он прекрасно вспомнил практически все — он почти всегда был загружен работой. В больнице, как только встал на ноги, ему сперва хватало разговоров с братьями, да и помогать им приходилось не раз — их кости восстанавливались намного хуже. А потом он сам с удовольствием помогал всем подряд, от нянечек до медсестер, и заодно узнавал много нового. После больницы же — учился: ему действительно нужно было многое догонять, и вообще оказалось, что в школе он немало упустил. И со всем этим просто так — пойти и погулять? Ладно бы по делу куда-нибудь…

— Я могу в магазин сходить, — тут же предложил он. — Меня те… перь посылать можно, я совсем здоровый. В смысле, тяжелую сумку нести смогу.

Гарри едва не покрылся холодным потом, когда чуть не проговорился про тетю, но успел вовремя сориентироваться. Сердце заполошно стучало, а реакция воспитателей показалась странной и немного пугающей: кажется, они рассматривали его слишком внимательно…

— Значит, ты привык ходить в магазин там, где жил раньше? — спросил мистер Донован.

— Э… наверное, — Гарри был растерян: что же делать-то? А потому опустил голову — врать глядя в глаза ему было трудно, — и вздохнул: — Я не помню. Но… если я подумал об этом, то, наверное, так и было?

Он надеялся, что получилось правдоподобно.

По крайней мере, его оставили в покое до обеда, после чего они все вместе отправились на своеобразную экскурсию, во время которой Гарри узнал, где и что расположено, и прикинул, что не всюду прекрасно сможет ходить пешком — в школу придется ездить на автобусе.

Лондон, а если еще точнее, Луишем, был непривычным, незнакомым, и Гарри наконец испытал настоящую благодарность за совет прогуляться самому и обязательно оглядываться назад, запоминая дома или другие особые приметы улиц вроде телефонных будок, автобусных остановок, витрин магазинов и прочего. Не ожидал он такого количества всего нового.

— Устал? — спросила миссис Донован, когда Гарри после того, как они вернулись, привел себя в порядок и вышел в столовую — время было ужинать.

— Так много всего, — протянул он. — Спасибо, что вы так обо мне заботитесь.

— Кажется, ты жил в более тихом месте? — улыбнулась миссис Донован.

— Наверное… — покивал Гарри. Ну а что он еще мог?

— Мы не хотим, чтобы ты потерялся, — улыбнулся мистер Донован. — Повтори адрес.

Гарри оттарабанил свой новый адрес и выжидательно посмотрел на взрослых. Миссис Донован тепло ему улыбалась, а мистер Донован одобрительно кивнул.

— Скоро придут Эмма с Алисой, и будем ужинать. А пока, если хочешь, поделись своими впечатлениями. Нам интересно, верно, дорогая?

Миссис Донован улыбнулась мужу:

— Конечно.

— Ну… я… — Гарри был растерян: в его жизни никто еще особо не интересовался таким, особенно взрослые. Самочувствием — да, в больнице. Успеваемостью — безусловно, особенно в последнее время. Вот и все. И он не знал, что сказать — анализировать свои чувства было сложно, но предложение звучало скорей как приказ, чем как просьба.

— Если тебе трудно, никто не заставляет, — спасла положение миссис Донован. — Хочешь помочь мне накрыть стол?

Гарри радостно подскочил и наконец-то занялся знакомым делом.

Знакомство с девчонками, которые были на два года его старше, прошло спокойно — им не было до него особого дела. Они перестали его расспрашивать, удовлетворив любопытство по поводу того, откуда он взялся, насколько это получилось — с потерявшего память мальчишки взять было практически нечего, и разговор за столом крутился в основном вокруг лечения Джека и их школьных дел. Потом они быстро убрали посуду и ушли в свою комнату в компании миссис Донован.

— Вы возьмете еще одного мальчика в комнату, в которой я сейчас живу? — спросил Гарри мистер Донована.

— Тебе бы этого хотелось?

— Не знаю…

— Мы пока не планировали брать еще детей. Но если ты считаешь, что готов… и если это поможет тебе быстрее освоиться, мы подумаем. Лишних денег не бывает, — хохотнул он и похлопал Гарри по плечу.

* * *

«Кажется, жизнь удалась, Джек, приятель», — почти каждое утро мысленно говорил сам себе Гарри, стараясь как можно реже вспоминать свое первое имя. Его дела действительно шли хорошо — если сравнивать с тем, что было раньше.

В его жизни никогда не было особого тепла, и то, что на него не кричали, не дергали, не заставляли работать в саду, прибираться во всем доме — только в своей комнате, — было совершенно замечательно. Он быстро привык к адекватности воспитателей, но радоваться ей не переставал.

В школе, правда, дела шли не очень — новичка, как водится, испытывали: поддразнивали, устраивали не всегда приятные розыгрыши. Но и это по сравнению с тем, каково ему приходилось, когда учился в одном классе с Дадли и его компанией, казалось довольно сносным.

На уроки уходило немало времени, а еще он писал письма Дэну и Уиллу — они оставались для него самыми близкими людьми на свете. Потому что они всегда ему отвечали — иногда совсем немного, по полстранички, но он и сам писателем не был.

Эмма с Алисой, немного повозившись с ним, быстро охладели — им было не интересно «с мелюзгой». Гарри тоже не очень понимал, о чем можно говорить с девочками, которые на два года старше. Они и в школу шли вдвоем, а он, Джек, сам по себе, всегда немного впереди, под присмотром, против которого сперва не имел ничего против, но вскоре начал тихо, но упорно возражать. Нет, они не плохие, конечно, просто им нет до него дела. Как и ему.

Воспитатели… не родные, но на то они и воспитатели. Гарри их очень ценил и уважал, прежде всего за то, что они никогда ничего не принимали сразу на веру, а хорошенько все проверяли и выслушивали все стороны, прежде чем наказать. Благодаря этому первый вызов в школу из-за того, что якобы он, Джек, испортил классный журнал, обошелся без последствий. Поверили не двум его одноклассникам — тем еще пакостникам, а ему. И это само по себе было настоящим чудом!

Над очередным домашним сочинением «Кем я хочу быть» Гарри просидел все выходные. Он много чего передумал и много чего хотел. И в конце концов решил, что, наверное, станет хирургом. Потому что таких людей все очень любят и уважают. А поскольку воспоминания о больнице у него были еще свежи, сочинение удалось — его зачитали перед всем классом, к ужасному смущению Гарри и удивлению одноклассников.

После этого его школьные дела понемногу пошли в гору. Да и в классе он перестал был «белой вороной» — про аварию и травму его расспрашивали часто и подробно, он отвечал — старательно, чтобы ничего не забыть, и эмоционально — потому что спокойно вспоминать такое просто не мог, и так постепенно оказался не самым плохим рассказчиком.

Близких друзей у него пока не появилось, но приятелей стало много. Он даже один раз сходил к однокласснику на день рождения. И все шло замечательно, пока… Конечно, он вспоминал все больше и больше, пока не вспомнил почти все, и теперь часто думал о волшебной школе, в которую так и не попал. И после этого иногда чувствовал, словно в нем копится странное напряжение. Хотелось то ли подпрыгнуть, то ли куда-то побежать — но далеко не всегда удавалось. А если он при этом внимательно смотрел на какую-то вещь, то та, как правило, ломалась. Однажды он так смотрел на свои ботинки, и их носки вдруг окрасились в ядовито-зеленый цвет — пришлось потом врать, что не заметил, как вляпался в краску…

Вранье не очень-то прошло — мистер Донован удивился, как так можно вляпаться, оставив чистыми подошвы, и едва не пошел в школу разбираться, кто там портит чужие вещи. Гарри снова пришлось врать, что сам виноват, потому что стащил неизвестное вещество у старшеклассников в кабинете химии. Получать люлей, хотя бы и исключительно моральных за самим же придуманный проступок, было обидно… И оправдываться он не хотел, даже не представлял как. Только пробормотал, что было очень интересно, а потом «просто выскользнуло из пальцев, и вот…»

Конечно, Гарри понимал, что к чему — это все его магия, его уродство. И очень, очень боялся из-за нее потерять все, что теперь у него было. Он научился смотреть на асфальт — в окно дома или в классе, или на небо — тогда напряжение постепенно уходило без последствий. Подумаешь, трещины в асфальте, кто их считает? Но что будет, если это произойдет, например, когда он будет отвечать урок? Или просто с кем-то разговаривать? Жизнь усложнялась…

Ночью ему снился огромный бородатый человек — Гарри помнил, что это лесник волшебной школы, но имя все же позабыл, как и название школы. Зато мысль написать туда письмо становилась все настойчивее… Вот только где и как поймать сову?

А еще Гарри вспомнил про один проход в волшебный мир, который точно знал, то есть вспомнил — «Дырявый котел». Осталось понять, как туда добраться. Ведь надо было что-то делать! Была еще мысль честно рассказать воспитателям про волшебство, но… Кажется, он что-то такое слышал, что обычным людям о таком говорить нельзя, и что за это могут наказать. А Гарри вовсе не хотел, чтоб его наказывали — он считал, что ему на всю оставшуюся жизнь «этого добра» хватило.

* * *

Если бы Гэри Поттер мог выбирать, он бы, конечно, остался в Хогвартсе. Но, видимо, не судьба, а может, это и к лучшему. Директор долго ему объяснял что-то про материнскую защиту, а Гэри старательно сдерживал вопрос, что толку, если мать-то была вовсе не его? Но с тем, что жить самостоятельно в доме, который еще не восстановлен, он не сможет, вынужден был согласиться.

Быть приживалой в чужой магической семье Гэри и сам не хотел, так что когда миссис МакГонагалл заговорила о том, чтобы подыскать ему опекунов, сперва старался не реагировать, а потом сказал, что это ему неинтересно. Та, кажется, обиделась. Странная она. Вот какой смысл ему жить в волшебном мире, если само волшебство ему недоступно? Только настроение портить. Нет, действительно, лучше уйти.

Перепугало его одно: он прочитал, что сквибам, когда тех отправляли в обычный мир, стирали память. И это было по-настоящему страшно.

К его огромному облегчению, мозги Гарри Поттера править никто не собирался — Снейп сам рассказал ему про Обливиэйт, и сам же объяснил, почему герой магического мира может этого не бояться.

«Оказывается, от этого самого геройства может быть и польза, — подумал Гэри, собирая вещи в чемодан с расширением пространства, подаренный ему аж самим директором. — И здорово, что я сквиб… или не сквиб? Артефактами вроде этого, — он поднажал на крышку, закрывая замок, — пользоваться могу, значит, сквиб? Или люди тоже могут? Кажется, какими-то могут, я читал. Тем же ковром-самолетом, точно. Как вообще сквибов определяют?»

Времени, чтобы выяснить вопрос, было в обрез, но он выяснил и снова обалдел: «все знали, что рожденный волшебником магглом стать не может — только сквибом, как не может у магов и родиться маггл». И это «всем известно» считалось главным аргументом! А он, Гэри, — сквиб. Просто потому что. И это была отнюдь не единственная и далеко не первая, мягко говоря, странность мира волшебников. Нет, мнение Гэри об открывшемся ему новом мире не то чтоб изменилось, но стало весьма двояким. Волшебников ему довольно трудно понять. А значит — очень неудобно жить рядом с ними. Не говоря уже о том, что без магии.

Он, конечно, подслушал, что ему эту самую магию собираются как-то вернуть, но в последнее время становилось страшновато — он-то знал, что никакой не сын волшебников. А что случается, когда волшебство идет не так, в Мунго насмотрелся. Жуть.

Нет, надо двигать в родной нормальный мир, там искать этого Гарри, а потом… ни черта непонятно, что потом. Но вдвоем они что-нибудь придумают, наверное. Говорят же, что одна голова хорошо, а две — лучше! Вот только к тому мужику, что выкинул его из машины, Гэри не хотел. А придется…

И чем ближе была его отправка в маггловский мир, тем больше Гэри злился. И в конце концов захотел… отомстить! И магия для этого ему была совершенно не обязательна.

И вот «все случилось»: Снейп — Гэри даже не сомневался, что это будет именно он — кому еще директор поручал неприятные дела? — аппарировал его на Тисовую улицу, увеличил его чемодан и со странным прищуром посмотрел чуть поверх головы Гэри.

— Вы готовы встретиться с любимыми родственниками? — спросил он как-то преувеличенно безразлично.

Гэри опешил. Он только сейчас сообразил, что не представляет, как себя с ними вести. Придется продолжать играть в несознанку… И тут его пробрал холодный пот, ведь тот Гарри жил с этими Дурслями десять лет, неужели они перепутают? Ладно волшебники, которые его сроду видели один раз, но Дурсли? Они ведь его не признают! Или… признают? Что делать??!

А они уже стояли перед калиткой, Снейп потянулся к ней рукой, распахнул…

Вернон Дурсль, тщательно обработанный довольно способным бородатым менталистом, открыл дверь с вежливым выражением лица, которое не очень-то вязалось с его чертами, и…

Гэри показалось, что это конец. Сейчас все рухнет, потому что он никакой не Поттер, то есть Поттер, конечно, но не тот, которого здесь ждут, и бросился вперед с воплем:

— Здравствуйте, дядя!

— Хек! — сказал Вернон Дурсль, согнувшись, когда его живот встретился с головой Гэри, крепко обхватившим его руками — то есть попытавшимся обхватить, конечно, — и медленно осел.

Петунья пролепетала что-то не совсем членораздельное и пошла поднимать сползающего по стеночке супруга, возле которого на удивление бестолково суетился «любимый племянник», сумбурно извиняясь, маша руками и оправдываясь тем, что «он так не хотел».

Снейп вытащил палочку, отчего Петунья было шарахнулась, но он всего лишь привел в чувство Вернона, предварительно отлевитировав того на диван в гостиной, и указал ей на кресло рядом, в которое она с радостью опустилась — ноги подгибались. А вот потом…

— Сомнус, — произнес Снейп, и Дурсли мирно засопели каждый на своем месте. — Что, мистер Поттер, нейтрализовали сразу двух одним ударом? Лихо. Я думал посмотреть, как вы будете выпутываться, и согласен, что это вам удалось. Пока удалось.

— Вы… путываться? — голос Гэри сорвался. — П-почему?

— Потому что из вас получился довольно странный Гарри Поттер.

— Я правда Поттер, — упавшим голосом сказал Гэри, взглянул на него и опустил голову. Кому он врет? Хотя…

— Не буду спорить насчет вашей фамилии. Но вот насчет родства с этим неуважаемым семейством, как и со всем остальным…

— Когда вы поняли?

— Вы серьезно думаете, что это я должен вам что-то рассказать?

Гэри тяжело вздохнул.

— Вообще-то это не я придумал. Вот этот, — он кивнул на Дурсля, — выкинул меня из машины, а очнулся я уже в этой вашей школе. Ну и там… вы сами все решили. Меня Гэри зовут. Гэри Поттер.

— И где же в это время был Гарри Поттер?

— Кажется, под машину попал. В больнице, наверное.

— Как?!

— Я это… у него сыр спер, он в магазине купил, он за мной побежал, а потом этот… — Гэри не удержался, чтоб не съязвить, — добрый дядя все отобрал, засунул меня в машину, я слышал только, как машины сзади сигналили, а потом ругался кто-то…

— Где это было?

— Недалеко от вокзала Кингс-Кросс. Там такой магазин, в нем богатенькие часто закупаются. «Сыры со всего мира» называется. Сэр, можно спросить?

— Покажете это место?

— Да конечно! Я же Гарри собирался искать! Еще когда увидел его сейф, ведь так нечестно… — Гэри вздохнул. — Это же его все.

— Да? Мне интересно, как туда вас вообще пропустили. А главное, выпустили вместе с чужими деньгами.

— Так это… я денег не брал.

Вот теперь на лице Снейпа, обычно ничего не выражавшем, кроме разной степени неудовольствия, было написано самое настоящее изумление.

— Рассказывайте.