Выдох на рассвете (гет)

31 октября. Хэллоуин.

Год назад Игорь шел по тротуару и его сбил автомобиль. От полученных травм он погиб на месте. В этот день — 31 октября.

Шел сдавать билеты на поезд. Они вдвоем планировали поехать отдыхать на море, но Вере неожиданно позвонили с работы, куда она отправила резюме еще неделю назад.

Вера вышла из лифта и открыла дверь своей квартиры ключом. Осень. Зябко даже в помещениях — отопление еще не включили.

Она заперлась, оставила сумку в прихожей и пошла в ванную и переодеваться в домашнее. Наскоро приняв душ после рабочего дня, она зажгла свечи на кухне и потушила свет.

Самым неудобным в съемной квартире было отсутствие письменного стола. Но она пользовалась кухонным.

Достала из сумки пару кексов, вскипятила чайник — вот и весь нехитрый ужин. Открыла толстую тетрадь в твердом переплете, продолжая жевать кекс.

Это была не просто тетрадь и не просто дневник, а способ связаться с потусторонними силами. Или нет. Но она верила — или ей просто очень хотелось верить, — что те слова, которые она пишет на этих страницах, каким-либо образом достигают души Игоря. Она писала в эту тетрадь каждый день перед сном — ей очень его не хватало, а обычные бумажные страницы заменяли диалог с умершим. Почти. Скорее, пожалуй, монолог ему и о нем, но автором строк, конечно же, неизменно была только она. Ответы от адресата в ее тетради не появлялись. Увы.

Игорь! Сегодня год, как тебя не стало. Я очень по тебе скучаю. Но ты ведь и так это знаешь, правда? Мне не хватает тебя каждый день. И я пишу тебе, надеясь, что ты почувствуешь, что тебя помнят, тебя любят. Я помню и люблю тебя! Мне бы очень хотелось, чтобы ты был рядом. Но если ты ушел куда-то в другие миры и реальности, значит, так надо. Значит, таков путь твоей души, и я его уважаю.

Я отыскала медиума, и он помог мне передать тебе мои слова там, на кладбище, помнишь? На твоей могиле. Что люблю и отпускаю. Будь счастлив, куда бы ты ни направился дальше.

А ты мне передал через нее, что мне еще не пора вслед за тобой, хоть и хотелось, помнишь? Очень хотелось, и до сих пор хочется быть с тобой вместе. Но я держусь. Я тогда, на кладбище, отпустила тебя. А до этого, как сказал мне медиум, держала тебя рядом с собой, словно веревкой. Она объяснила мне, что тебе плохо на привязи, плохо, пока ты не можешь уйти. Ты смог. Надеюсь, у тебя все хорошо. Мне бы очень хотелось, чтобы у тебя все было хорошо, ты ведь знаешь. И у меня… у меня тоже все хорошо. Я в порядке. Работаю на старом месте, все та же странная бухгалтерша, «верящая в потустороннюю муру», как говорят коллеги. Но вообще они добрые, хорошие, ты не думай. Печеньем меня угощают.

А на выходных мы с девчонками были в клубе. Я отравилась каким-то новым коктейлем. Аня смеялась, что я совершенно не приспособлена к жизни, а потом подбросила меня домой на машине, на которой за ней приехали. Так что у меня все хорошо. Я все еще учусь жить заново. Без тебя. Это ведь не так просто. Но я верю, что когда-нибудь смогу отпустить и себя, как тебя тогда. Но пока… Ну что же я могу сделать, что пока воспоминания о тебе дороже мне моей собственной жизни, которую я наверняка когда-нибудь научусь жить без тебя?

Вера теперь покупала только «километровые» ручки, потому что не любила, когда паста заканчивалась через неделю. А такой, долгопишущей, ей хватало на несколько месяцев. Писать приходилось много. Хотелось писать много. Штатный психолог на работе как-то посоветовал ей рефлексировать и сказал, что это должно помочь — писать письма погибшему другу. И она писала. Каждый вечер. Завела толстенную тетрадь в твердом переплете, в которой чистых листочков осталось не больше пятой части. Вера тайно злилась на психолога. Как это, по ее мнению, может пройти любовь? Она ведь любит, а не просто дурочка страдающая, придумавшая себе трагедию всей жизнь. А в клуб на прошлых выходных она пошла с девчонками за компанию. Да и парням, подходящим к ней знакомиться, она постоянно отказывает не из вредности. Просто не нравятся они все ей. Ничего она к ним не чувствует. Они же не Игорь…

Огоньки свечей подрагивали, а Вера убрала со стола остатки своего одинокого ужина, помыла чашку из-под чая и переместилась в сплетенное из лозы кресло-качалку, подаренное бабушкой. Она с детства любила эту, можно сказать, семейную реликвию.

Кресло-качалку она пододвинула поближе к столу, так что света свечей, выстроенных на столе, как солдатики, ей хватало, чтобы по крайней мере видеть строчки в своей тетради, заполненные почерком, похожим на вязаные петли. Рука бежала вперед и вперед, оставляя листы в клетку позади. Вере нужно было рассказать Игорю, как прошел ее день. Как тогда, когда они жили вместе.

Шорох ворвался в сознание Веры, и она подняла голову от тетради. Всего лишь ветер, что ударил занавеской по стеклу.

— Привет, — сказал Игорь.

Вера охнула. В горле застряли и умерли непроизнесенные слова «как же я тебя ждала».

Он улыбался. Стоял перед ней в своем красном свитере крупной вязки, в неизменных черных джинсах, в черно-белых кроссовках. Прямо в дверном проеме на балкон, будто его ветром принесло. Он улыбался. Мягко и тепло, как всегда.

— Привет, — пролепетала Вера, все еще не веря своим глазам. Она даже пошевелиться боялась, и моргнуть тоже, чтобы ненароком не обнаружить, что он ей просто привиделся. — Ты пришел ко мне?

Он почесал переносицу под очками, как делал всегда, когда испытывал неловкость.

— Я пришел попрощаться. Пришел помочь тебе. Отпустить тебя, как ты меня когда-то. Когда мне это было очень нужно. Когда я не мог представить себе, что смогу покинуть тебя.

У Веры внутри все обмерло. Значит, теперь он смог это представить? А вот она — нет, пусть он и ушел.

Вера молчала. Ждала и слушала, смотрела, силясь запомнить каждое мгновение, когда ее Игорь вот так стоял перед ней, как при жизни…

— Меня отпускать не нужно. Я не хочу, — сказала она тихо. — Я дорожу тобой и памятью о тебе. Я люблю тебя. Ты знаешь, что я пишу тебе каждый вечер, будто говорю с тобой как тогда, когда мы обсуждали прошедший день после работы?

Игорь кивнул.

— Знаю, — сказал он. — Но ведь ты хотела, чтобы я двигался дальше. И… меня ждет новый путь. Новая жизнь.

— Ты вернешься? Родишься вновь? — Вера почувствовала себя, как ребенок в преддверии Нового Года, подарков и волшебства. Неужели ее мечта сбывается? — Когда мы встретимся, Игорь?

Его рука дернулась, но он ее остановил, так и не поднеся к носу. Что-то не то. Что-то не в порядке.

— Мы не встретимся, Вера. В моей следующей жизни — нет. У меня другой план жизни, с другими людьми, с другими душами.

Вера похолодела, а потом ее бросило в жар. Что-то большое оборвалось в ней и полетело вниз. Земля ушла из-под ног, в ушах зазвенело.

— Но как?.. — она не могла понять. — Разве ты не любишь меня? Разве не хочешь быть рядом со мной, как раньше?

Игорь шумно выдохнул.

— Таков план моей души. Ей нужен новый опыт. И наставники в небесных сферах так сказали. Мы слишком часто приходили в человеческие жизни с тобой вместе, жили душа в душу. Это хорошо, но… наставники хотят, чтобы мы «отлипли» друг от друга, чтобы научились жить порознь, понимаешь? Так можно и слиться — и тогда вместо двух уникальных сущностей станет одна. Наставники этого не хотят.

— Ну и стала бы одна, что в этом плохого, если мы будем вместе? — выкрикнула Вера, чувствуя, что задыхается.

— У каждой из наших душ свой потенциал, — объяснил Игорь. — Слившись, мы не сможем сделать по отдельности то, о чем мечтают наши души. Тебе нужно окрепнуть и научиться жить… без меня.

— Поэтому ты запретил мне приезжать к тебе на могилу? Через медиума? Чтобы я научилась жить без тебя?

Он кивнул. А потом сделал к ней шаг, чтобы обнять.

Вера дернулась в тот самый момент, когда Игорь соединил руки на ее талии.

Она проснулась.

Дверь балкона была закрыта, но занавеска… тюль занавески была отодвинута, отброшена в сторону, будто ее и вправду потеснил ветер. Свечи на столе догорели. За окном брезжил серый рассвет.

Свой сон — или не сон? — она помнила явственно, отчетливо, ярко. Дышать все еще было тяжело. В голове был туман. Она встала и открыла дверь на балкон, а потом и окно, впуская в застекленный балкон свежий и холодный утренний воздух. Ее пробрала дрожь. Было как-то… пусто внутри. Но одновременно и легко, будто бы с ее плеч сняли что-то очень тяжелое, что ей нужно было нести с собой и что мешало дышать. Дышалось этим утром ей превосходно, хоть и было зябко.

Вера прошла в комнату, подобрала оброненную тетрадь в твердом переплете, взяла спички, которыми поджигала газ на старенькой плите, и опять вернулась на балкон.

Она поглубже вдохнула холодный осенний воздух, бросила свою драгоценную тетрадь в ведро, подожгла спичку. Потом прогнала сомнения, опустила ее в то же ведро и поднесла к тетради. Бумага загорелась, плотная обложка начала медленно тлеть. Вера зажгла еще одну спичку. И еще одну. На ее драгоценной тетради плясало уже несколько огоньков пламени.

— И научусь, — зло процедила она сквозь не попадающие друг на друга зубы от холода, потирая озябшие плечи. — Научусь я жить без тебя. Обязательно научусь!

Вера дрожала от холода, от обиды и потрясения. Она с удивлением почувствовала, что свободна. И выдохнула облегченно. Где-то в глубине ее сердца занимался огонек благодарности бывшему возлюбленному: ей больше не нужно было жить одним только им, Игорем. Теперь в ее жизни хватит места для нее самой.