Тайна Багрового Пика (джен)

Воспоминания об этом деле до сих пор вызывают дрожь в моих пальцах, именно поэтому я решился сделать записи только спустя два года. Читатель мог бы опасаться, что за такой значительный срок детали и подробности выветрились из моей памяти. Но, во-первых, обстоятельства были столь драматичны, что я не скоро смогу забыть о них, а во-вторых, память может подвести меня, но не моего знаменитого друга. Холмс согласился обсудить со мной это дело ещё раз, так что могу заверить читателей, что воспроизвожу историю точно и достоверно.

Был холодный октябрьский вечер. Шерлок Холмс наигрывал на скрипке обрывки мелодий, а я листал газеты. Должен признать, мы оба скучали, но лично я был рад хотя бы тому, что не нужно бежать куда-то в темноте и под дождём. А вот Холмс уже пару раз упомянул, что не против размять ноги. Эти намёки я игнорировал.

Вдруг мы услышали дверной звонок. Холмс тут же отложил скрипку, его глаза сощурились, в них появились знакомые мне огоньки.

— Интересно, — сказал он, хотя ничего пока не произошло, — что-то серьёзное заставило его прийти сюда в такую погоду. Ватсон, я уверен, нашей скуке конец! — он ловко подскочил с кресла и обернулся к двери в комнату как раз в тот момент, когда она распахнулась. Миссис Хадсон произнесла:

— К вам сэр Томас Шарп, джентльмены, — и посторонилась.

Я тоже встал из своего кресла и увидел на пороге высокого молодого человека лет двадцати пяти. Он был одет в дорогой, но уже далеко не новый костюм, тёмные волосы слегка завивались от влаги, которая их пропитала. Его лицо отличали твёрдые благородные черты, нетрудно было догадаться, что он человек неглупый, образованный и получивший хорошее воспитание. И не нужно было обладать гением моего друга, чтобы увидеть, что сэр Томас Шарп находится в плачевном душевном состоянии.

— Мистер Холмс, — коротко поздоровался он, куда более учтиво, чем обычно это делали титулованные особы при встрече с Холмсом, а потом неожиданно обернулся ко мне и кивнул: — Доктор Ватсон. Я прошу прощения, господа, за поздний визит без предупреждения и без рекомендаций.

— Однако ваше дело срочное, от него зависит вся ваша жизнь, — закончил за него Холмс. — Садитесь, сэр.

— Просто мистер Шарп, пожалуйста.

— Как вам угодно, — Холмс и сам вернулся в кресло, но отвернул его от камина, чтобы видеть своего собеседника.

Я поступил так же, и теперь мистер Шарп сидел перед нами, освещённый одновременно и лампой, и пламенем.

Сложив руки на коленях, мистер Шарп спросил:

— Откуда вы узнали, что от этого дела зависит моя жизнь, мистер Холмс? Мне говорили, вы великий детектив, но не упоминали, что вы умеете читать мысли.

Я отметил, что говорит наш гость учтиво, но сбивчиво, словно волнение душит его.

— Это очевидно, — Холмс соединил перед собой длинные пальцы, — вы пришли поздним вечером, в дождь, не смогли поймать кэб, но пошли пешком, промочили туфли. Будь дело пустяковым или даже финансовым, вы подождали бы до утра. Нет, промокнуть вас могло заставить только дело жизни и смерти.

После недолгой паузы мистер Шарп улыбнулся, и мне его улыбка показалась приятной — открытой и располагающей:

— Всё верно. И действительно очевидно, когда вы объяснили.

— Раз дело важное и срочное, — продолжил Холмс, как обычно, равнодушный к такого рода похвалам, — изложите его нам с доктором. Пожалуйста, начните с самого начала и идите по порядку.

— И не останавливайтесь, пока не дойдёте до самого конца, — нервно улыбнулся мистер Шарп. — Я постараюсь. Дело в том, что я собираюсь жениться. На прелестной девушке по имени Эдит Кушинг. Её отец был против нашего брака, он даже предлагал мне денег за то, чтобы я уехал и бросил её, но я отказался. Это произошло… — он кашлянул, — деньги он хотел дать мне в эту среду. В четверг мы танцевали с Эдит на балу у мистера Мелмотта, и я сделал ей предложение. Несмотря на запрет отца, она приняла его и надела моё кольцо. А на следующее утро её отец был найден мёртвым.

Холмс приподнял одну бровь, и мистер Шарп исправился:

— Убитым. Его убили. И полиция…

— Считает, что убийца — это вы, — довольно холодно заметил Холмс.

Его тон неприятно царапнул меня — я проникся к мистеру Шарпу искренним сочувствием. Тем более, что для меня было очевидно: раз мистер Шарп пришёл к нам, он едва ли был убийцей.

— Именно так, — согласился мистер Шарп. — Но мистер Холмс…

— Расскажите о своей семье и занятиях. Подробно. Не бойтесь утомить меня деталями.

— Мой отец скончался пять лет назад. Он не был добрым или заботливым отцом, и я не жалею, что не видел его много лет. Я и моя старшая сестра были отосланы из дома сразу после смерти нашей матери шестнадцать лет назад. После смерти отца мы с сестрой вернулись домой и жили там достаточно уединённо. «Аллердейл» — это красивое, но сейчас крайне запущенное поместье в Камберленде. Когда-то на нашей земле шла добыча красной глины, и поместье процветало. Но шахты давно заброшены. В какой-то момент мне стало одиноко в этом доме, который, к тому же, имеет дурную славу, и я уговорил Люсиль начать выезжать в свет. Мы немного путешествовали, побывали в Европе, а теперь вернулись в Британию. Я подумал, что было бы хорошо возобновить добычу глины, и даже придумал одно устройство… — мистер Шарп улыбнулся, — но вам это не интересно. Простите.

— Напротив, — всё так же холодно ответил Холмс. — Чрезвычайно интересно.

— Хорошо. Я пытался получить финансирование на постройку своего устройства, но получил отказ. Собственно, как раз мистер Кушинг мне и отказал. Он богатый американец, известный любовью к технологиям и прогрессу, и я надеялся, раз уж мне повезло встретиться с ним в Лондоне, заинтересовать его. Но не вышло.

Какое-то время Холмс молчал, после чего сообщил:

— Пока мне всё ясно. Вы с сестрой, конечно, живёте сейчас в гостинице.

— Да, в отеле Браунс.

— Мы с доктором Ватсоном навестим вас там завтра в десять утра. Это дело весьма простое, уже завтра всё разрешится.

После множества благодарностей всё ещё, похоже, не до конца успокоенный моим другом мистер Шарп удалился. А Шерлок Холмс, раскурив трубку, спросил меня:

— Что вы скажете, мой дорогой Ватсон?

Я ожидал этого вопроса и, пока мистер Шарп прощался с нами, подготовился отвечать. Мне, конечно, далеко не всё было очевидно, но во всяком случае, было, что сказать.

— Мистер Шарп производит хорошее впечатление. Подозреваю, он вырос в строгом пансионе. Он застенчив от природы, а сейчас ещё и крайне напуган.

— Именно, — кивнул Холмс.

— Уверен, что он не убивал этого мистер Кушинга, — заявил я и выдвинул свой самый сильный аргумент: — Иначе зачем бы он стал обращаться в честному детективу?

— Например, чтобы отвести подозрения, — хмыкнул Холмс и неожиданно сообщил: — Вы правы, Ватсон.

Я возликовал, но напрасно. Холмс добавил:

— Правы в том, что мистер Шарп крайне напуган. И обратите внимание, когда я сказал, что дело простое, он не испытал облегчения. Напротив, его страх усилился.

— Только не говорите, что уже распутали его дело!

— Ещё утром, — огорошил меня Холмс, снова вставая. Пройдя через всю комнату, он взял со стола газету и протянул мне. — Вторая страница, там подробно описываются обстоятельства смерти мистера Кушинга, разве что имени нашего нового знакомого нет. Тревоги мистера Шарпа напрасны, умер Кушинг своей смертью. Несчастный случай.

Я прочитал заметку в газете, перевёл взгляд на Холмса и, совершенно сбитый с толку, сказал:

— Тогда я ничего не понимаю, Холмс!

Он лукаво улыбнулся, явно намекая, что для меня это не самое редкое состояние.

— Если вы с самого начала знали, что Кушинг умер своей смертью, почему вы не успокоили беднягу Шарпа? Ему предстоит ужасная ночь. Я понимаю, — я тоже встал, — что эмоции для вас имеют очень небольшое значение, но это уже просто жестоко.

Холмс выслушал мою отповедь совершенно равнодушно.

— Представьте себе. Вы — баронет, человек пусть без состояния, но с именем. Вас обвиняют в убийстве, которое вы точно не совершали, — проговорил Холмс. — С каким чувством вы обратитесь к частному детективу? Гнев, возмущение, жажда справедливости — да. Но страх? Нет, Ватсон. Я не решил дело мистера Шарпа сразу, потому что он не сказал о нём ни слова. Но полагаю, завтра и правда всё прояснится. Или же, — подвижное лицо моего друга приобрело выражение предвкушения, — это будет гораздо интереснее, чем я могу предположить. Идите спать, Ватсон, нас ждёт насыщенный день.

* * *

Мистер и мисс Шарп встретили нас в скромной безликой комнате, которая в их номере служила гостиной. И если обстановке я едва ли могу посвятить даже полдюжины слов, то для описания мисс Шарп мне не жалко было бы и страницы! И только потому что эти записки призваны восхвалять талант Шерлока Холмса, я буду скромен и краток, рассказывая о её наружности.

Я дал бы ей на взгляд около тридцати лет. Как и у брата, у неё были чёрные густые волосы, только длинные и тщательно уложенные в дневную причёску, из которой выбивалось два изящных завитка. Она надела тёмно-синее строгое платье, цвет которого оттенял естественную белизну кожи, а покрой демонстрировал гордую осанку. Большие голубые глаза светились неженским умом.

— Мистер Холмс, доктор Ватсон! — мистер Шарп шагнул к нам с волнением на лице. Как врач я легко определил, что он не спал всю ночь. — Разрешите мне представить вам мою сестру, мисс Люсиль Шарп.

Мисс Шарп решительно протянула руку сначала Холмсу, потом мне, и я отметил, что рукопожатие у неё очень крепкое.

— Мистер Холмс! — воскликнула она низким, сильным голосом. — Скажите, что мой брат невиновен! Подозрения полиции — это чудовищно!

— Люсиль! — как-то робко позвал её мистер Шарп. — Прошу, не надо. Мистер Холмс сказал, что во всём разберётся, не стоит...

— Как я и говорил, мистер Шарп, — произнёс Холмс, — дело очень простое. Всё, что мне нужно, это сегодняшняя газета «Таймс» и письмо на моё имя, которое уже должны были доставить или вот-вот доставят в ваш отель. Мисс Шарп, — он подарил ей очень ласковую улыбку, которая плохо вязалась с его прошлой холодностью, — не затруднит ли вас спуститься вниз и спросить у портье про газету и письмо? Я пока задам вашему брату оставшиеся несколько вопросов.

— Разумеется, — широко улыбнулась мисс Шарп прежде, чем я вызвался пойти сам.

Холмсу, конечно, не было до этого дела, но как по мне, вопиющая грубость — посылать с таким поручением женщину, когда в комнате помимо неё ещё двое мужчин.

— Нет-нет, Ватсон, вы нужны мне здесь, — остановил меня Холмс, точно угадав моё намерение, и я кивнул.

Мисс Шарп вышла, и мы услышали цоканье её каблуков по лестнице.

— Итак, мистер Шарп, — вдруг отрывисто и резко сказал Холмс, — с мистером Кушингом всё ясно и скучно, в письме, которое принесёт ваша сестра через… — он бросил взгляд на напольные часы, — пятнадцать минут будет ответ от инспектора Картера, который ведёт дело. Уверен, он уже справился с этим нехитрым ребусом, и все подозрения с вас сняты.

— Сняты? — воскликнул мистер Шарп в огромном волнении. — Как сняты? Ещё вчера…

— Вчера инспектор Картер не говорил со мной, — самодовольно ответил Холмс.

— Он и сегодня не говорил с вами, — заметил я негромко.

В поведении Холмса этим утром мне было решительно ничего непонятно.

— Напротив. Я зашёл к нему в семь, пока вы спали, Ватсон, и уделил ему двадцать минут. Он уже знает, что мистер Шарп не убивал мистера Кушинга. Меня интересует другое, мистер Шарп, — он посмотрел на молодого человека очень пристально, даже, я бы сказал, пронизывающе, — не желаете ли вы поговорить о настоящем деле?

— О… настоящем? — пробормотал мистер Шарп. — О каком? Другого дела нет… Мистер Холмс, если вы действительно доказали инспектору, что я не убивал мистера Кушинга, это чудо. Воистину, чудо! Сколько я вам…

— Вы должны мне дело, мистер Шарп, — строго сказал Холмс. — Вы принесли мне загадку, разгадка которой меня крайне интересует.

Поскольку ни мистер Шарп, совершенно ошеломлённый, ни я не могли ничего ответить Холмсу, он вздохнул и пояснил сам:

— Ваша мать, конечно. Интереснейший случай, пусть и старый.

— Вы хотите, — нахмурился мистер Шарп, — выяснить, кто убил нашу с Люсиль мать?

— Именно, — кивнул Холмс.

— Это невозможно. Когда она умерла, отец нанял лучших детективов, они перерыли весь «Аллердейл» с подвала до чердака, — мистер Шарп говорил отрывисто и заполошно. — Ничего не нашли.

— Дело в том, что за это дело не брался Шерлок Холмс, — заявил мой друг, гордо подняв подбородок. — Что скажете, мистер Шарп? Или вы не хотите узнать правду?

Мистер Шарп посмотрел почему-то не на Холмса, а на меня, и произнёс одними губами:

— Больше всего на свете. Только… — добавил он уже чуть твёрже, — пожалуйста, я не хочу волновать Люсиль. Смерть матери сильно пошатнула её здоровье. Дело в том, что она нашла её… в крови. Отец запер Люсиль в лечебнице, сейчас она в порядке, но я не хочу волновать её.

— Мы и не будем, — заверил его Холмс, — скажем, что я заинтересовался вашей машиной по добыванию глины. Вообще-то я химик, но механика также вызывает во мне живейший интерес. Я решил поехать с вами и посмотреть, не удастся ли найти вам инвесторов среди моих знакомых. Доктор Ватсон — мой друг и компаньон. А поскольку «Аллердейл» — большое старинное поместье, вас не затруднит выделить комнату также и ему.

— Мистер Холмс, позвольте пожать вам руку! — воскликнул мистер Шарп и действительно крепко стиснул ладонь Холмса. — Мы с сестрой отправляемся в Камберлэнд на следующей неделе, во вторник.

— Мы выедем к вам в четверг, — решил Холмс. — Учитывая, что прошло шестнадцать лет, неделя или полторы уже ничего не изменят. А пока — позвольте поздравить вас со снятием всех обвинений. О, вот и мисс Шарп, — кивнул он на дверь ровно в тот момент, когда она начала открываться.

Мисс Шарп вошла, протянула газету и конверт, Холмс быстро пробежал глазами письмо и протянул его мне.

«Мистер Холмс, — прочитал я вслух, — как и всегда, ваши выводы оказались совершенно верными. Хотелось бы знать, как вы это делаете, но проверка показала, что всё было в точности как вы и сказали. Он действительно разбил себе голову, когда резко обернулся назад и поскользнулся на мокром полу. Если вы встретите мистера Шарпа, сообщите ему, что более его ни в чём не подозревают».

— Поскользнулся на мокром полу? — переспросил мистер Шарп.

— Я знал это ещё вчера утром, когда прочёл газету. Что ж, а теперь, разрешите нам с доктором проститься с вами. Мисс Шарп, рад знакомству.

* * *

Как ни старался с расспросить своего друга о его внезапном решении ехать в Камберленд, он ничего не сказал мне. Холмс редко брался за дела такой давности: он любил повторять, что очень важно видеть место преступления, иметь возможность опросить всех свидетелей. Здесь же ему предстояло работать с воспоминаниями двоих детей, безумно напуганных убийством матери.

Стоило нам покинуть отель Браунс, как Холмс погрузился в глубокую задумчивость. Весь день он провёл почти в полном молчании, а наутро исчез куда-то, не сказав мне ни слова, вернулся ещё более задумчивый — и до четверга больше не упоминал ни Шарпов, ни «Аллердейл».

Я опущу описание дороги, скажу лишь, что она была утомительной: сначала поезд, потом тряский экипаж. Но наконец (время шло к обеду) мы миновали последнюю бедную деревушку и подъехали к поместью.

Этот дом, построенный ещё во времена Карла II, производил то гнетущее, мрачное впечатление, которое обыкновенно вызывают в нас готические строения, постепенно приходящие в упадок. Он стоял на высоком холме, и вокруг почти не было деревьев, только низкие чахлые кустарники. Земля под пожухлой травой и на дороге казалась красной. Сначала я подумал, что это так ложатся тени от выглянувшего закатного солнца, но Холмс указал на мою ошибку:

— Ваша тяга к романтизму, дорогой друг, мешает вам замечать важное. Это глина. Именно её предки Шарпа когда-то добывали — и он хочет продолжить их дело.

Присмотревшись, я понял, что Холмс как всегда прав. И всё-таки, сказал я, глина не уменьшает, а усиливает романтику этой картины. Кажется, что земля пропитана кровью. Говоря это, я ожидал услышать смех, но Холмс только пробормотал себе под нос:

— Действительно, — и снова погрузился в молчание.

Далеко в стороне от самого дома можно было увидеть бывшие шахты — сейчас из них торчали какие-то металлические и деревянные балки, о назначении которых я ничего не знаю. Но я мог представить, и достаточно просто, это место в период былого величия. Когда-то, когда предки Шарпов были королевскими поставщиками глины для кирпича и черепицы, этот дом был центром притяжения для целого края.

У широкого парадного крыльца нас встретил лысый, закутанный в тёплую поношенную куртку старик — слуга по имени Билли. Он работал в поместье более тридцати лет, когда-то служил младшим камердинером покойного баронета Джеймса Уильяма Шарпа, а теперь занимался всем понемногу в старом доме. Собственно говоря, не считая Билли, в поместье работали ещё только кучер, который привёз нас, и кухарка Бетси, тоже старая, да ещё и глухая.

Пока Билли и кучер разбирались с нашими вещами, мы с Холмсом прошли в дом, и я ощутил трепет, когда увидел пролом в крыше на высоте более ста футов. Когда-то потолок украшал расписанный плафон, но от него остались только обрывки по краям дыры. Пол, который, похоже, не один год заливало водой и засыпало снегом, основательно прогнил. Стоял холод.

По боковой лестнице к нам поспешно сбежал мистер Шарп. После короткого приветствия он произнёс:

— Простите, господа, мне жаль, что вы видите «Аллердейл» в период его угасания. Он знавал лучшие времена.

— Да, полагаю, ещё лет пятнадцать назад всё выглядело значительно лучше, — заметил Холмс, внимательно оглядывая огромный холл, — точнее, шестнадцать.

И он прошёл через весь холл к ржавому лифту, наступив при этом на гнилые доски, так что из под них как будто начала сочиться кровь — я не мог отделаться от этого образа даже зная о местной глине.

— Багровый пик, — сказал мистер Шарп, уловив направление моего взгляда, — так называют его деревенские. Когда зимой ложится снег, он краснеет от глины, и кажется, будто замок истекает кровью. Впрочем, — хозяин дома располагающе улыбнулся, — это пустяки. Пойдёмте наверх, там тепло и несколько более уютно. Люсиль будет рада видеть вас. А я с нетерпением хочу вам представить ещё одного нового обитателя «Аллердейла».

В большой, тёмной, но хотя бы жарко протопленной гостиной нас встретили две женщины. Первую, мисс Люсиль Шарп, мы знали. Зато вторая — молодая, светловолосая, тоненькая и как будто очень бледная девушка, — была нам незнакома.

— Разрешите представить, — мистер Шарп подошёл к ней, заботливо приобнял за плечо и взял за руку, — моя жена, леди Эдит Шарп.

— В девичестве мисс Эдит Кушинг, я полагаю, — проницательно отметил Холмс.

— Понимаю, мистер Холмс, — произнесла она, — это кажется поспешным и неуместным, учитывая смерть папеньки, но я не могла потерять ещё и Томаса. Это правда, что вы хотите помочь с машиной Томаса? Вы ведь детектив… Это так мило с вашей стороны! А вы, — она повернулась ко мне, — доктор Ватсон, должна сказать, что я большая поклонница ваших историй. То, как вы описываете все эти события, иногда просто лишает меня сна!

Такая искренняя живая похвала смутила меня, и я пробормотал, что не претендую на звание литератора, и моя роль очень скромна — я не более чем биограф, который фиксирует происходящие события.

— А вот Эдит, напротив, стремится стать писательницей, — сказал мистер Шарп.

— И что же вы пишете? — тут же спросил я.

— Мистические истории. О призраках, — ответила она и покраснела. — Доктор Ватсон, вы верите в призраков?

Желал я того или нет, но следующие двадцать минут мы с леди Шарп, которая настояла на том, чтобы я звал её Эдит, беседовали о потусторонних явлениях и о литературе возле камина, а Холмс тем временем о чём-то разговаривал с братом и сестрой.

В целом, мы провели довольно приятный вечер — когда тема призраков иссякла, мистер Шарп заговорил о своём механизме по добыче глины. Оказалось, что даже если Холмс не сможет помочь с инвесторами, в дело вложится сама Эдит — уже сейчас бывший поверенный её отца готовил документы о передаче значительной части её состояния в руки мужа. Потом мисс Шарп сыграла нам на старом рояле, а мистер Шарп налил превосходного бренди.

Я отлично устроился в отведённой мне комнате, предусмотрительно одевшись в два свитера и позаботившись о тёплых шерстяных носках, и уже засыпал, когда вдруг услышал где-то совсем рядом шёпот: «Берегись...».

Голос был женский, высокий, искажённый и откровенно страшный. Я подскочил. Сна не осталось ни в одном глазу. Чиркнув спичками, я зажёг свечу и осветил комнату, но она оставалась пуста. Зато голос повторил: «Берегись...». Признаюсь, после историй Эдит о призраках мне стало неспокойно, но, воззвав к здравому смыслу, я произнёс довольно громко:

— Кто говорит?

— Берегись… — прошипел голос.

Главное, я не мог понять, откуда он раздаётся. Он шёл не то с потолка, не то из-за стены.

Отбросив сомнения, я постучал в стену — звук показал, что она сложена из толстого камня, так что едва ли кто-то мог стоять за ней.

— Берегись Багрового пика, — снова сказал голос.

— Почему? — спросил я в пустоту, но ответа не получил, а голос пропал.

Конечно, я не выспался, а потому за завтраком едва ли мог являть собой образец жизнелюбия. И надо сказать, не я один. Кроме Холмса, которого я вообще не видел сонным ни разу в жизни, остальные тоже едва ли хорошо спали. И тогда я сказал:

— Странную ночь я провёл сегодня.

— Вот как? — настороженно спросила мисс Шарп. — В чём дело?

Эдит побледнела и посмотрела на меня с испугом.

— Представьте себе, во втором часу я услышал странный голос, который сказал мне беречься. И потом, после нескольких повторов, уточнил, что беречься я должен Багрового пика.

Мои слова произвели значительный эффект. Эдит стала ещё бледнее, хотя я не думал, что это возможно. Мне даже показалось, что ещё минута — и придётся бежать за моим медицинским чемоданчиком, чтобы дать ей нюхательные соли. Мистер Шарп опустил голову и ссутулил плечи, вдруг забыв о своей прекрасной осанке. Мисс Шарп вздрогнула всем телом.

— Занятно, — сказал Холмс, будто бы и не замечая общей реакции. — Скажите, в вашем поместье раньше не наблюдалось ничего подобного?

— Нет, — отрезала мисс Шарп, резко встала и объявила, что у неё болит голова, а потому ей надо прилечь.

— Дорогая, прошу тебя, — мистер Шарп коснулся руки Эдит, та послушно кивнула и сказала, что присмотрит за Люсиль.

А мистер Шарп спросил, не желаем ли мы прогуляться и поохотиться.

И вскоре мы уже брели по пустынным холмам со старыми ружьями на плечах. Я ожидал, что Холмс наконец-то начнёт расспрашивать мистера Шарпа о том, ради чего мы приехали, но он если и говорил, то только о скудной дичи, которая могла бы водиться в этих местах, или об архитектуре того или иного домика, попадавшегося ему на глаза. Поэтому я решил взять дело в свои руки и спросил сам:

— Значит, вы только пять лет назад вернулись в «Аллердейл»?

— Да, сразу после смерти отца, — кивнул мистер Шарп. — Вы спросите, как он умер, да? Удар. Он был тучным и не в меру раздражительным человеком, его легко было разозлить. Пустяк вроде новости в газете или невежливого взгляда служанки мог вызвать целую бурю.

— Вы тоже вызывали эту бурю, когда были ребёнком?

Мистер Шарп грустно усмехнулся:

— Я более, чем что-либо ещё. Отец не гордился таким сыном. Видите ли, доктор Ватсон, я не большой любитель физических упражнений, плохо стреляю, не очень люблю лошадей, а в детстве, до школы, ещё и был крайне застенчив. Как-то раз в пылу гнева отец едва не задушил меня. А когда его оттащили, он выкрикнул: «Если ты будешь мёртв, то больше меня не разочаруешь», — он процитировал эти слова с улыбкой, словно они его совершенно не задевали.

— Чудовищно! — сказал я с чувством.

— Я не скучал по нему, — просто заметил мистер Шарп.

— А что ваша мать? Как она выдерживала его характер?

— Полагаю, первое время ей было непросто. Слуги рассказывали, что она много плакала в первые годы их брака. Но со временем она привыкла и стала безучастной. Думаю, она хотела противопоставить холодность его жару и спокойствие его гневу.

— Не очень-то весело вам с сестрой было в этом доме со вспыльчивым жестоким отцом и безучастной ко всему матерью, — покачал я головой. — Я понимаю, мистер Шарп, вам тяжело об этом вспоминать…

— Но я сам согласился, чтобы мистер Холмс приехал сюда, — заметил он. — Я знал, что вы будете спрашивать меня о времени, которое я бы предпочёл никогда не вспоминать. И я готов.

Холмс в этот момент достал небольшую складную подзорную трубу, разложил её и вгляделся куда-то вдаль, за горизонт. Такое равнодушие к делу, за которое он сам взялся, сильно меня удивляло. Но за годы приключений я научился доверять своему другу, а потому просто продолжил говорить с мистером Шарпом, тем более, что Холмс никак не мешал мне и не пытался меня остановить.

— Как умерла леди Шарп? — спросил я.

И мистер Шарп рассказал мне следующее:

— Она принимала ванну. Люсиль помогала ей, мыла волосы. Потом она отослала Люсиль за чистыми полотенцами. Когда Люсиль вернулась, мама уже была мертва. Кто-то раскроил ей голову кухонным тесаком. Повсюду была кровь. Люсиль закричала, я прибежал на крик. Мы тут же позвали слуг, за ними прибежал отец. Приехала полиция, потом отец позвал частных детективов. Но никто не нашёл никаких следов убийцы. Ничего. Спустя месяц отец отправил меня в пансион. А Люсиль поместил в лечебницу для душевнобольных.

— Почему? — по моему мнению, мисс Шарп можно было назвать резкой или нервной особой, но впечатление сумасшедшей она не производила.

— Из-за… — мистер Шарп заколебался, — из-за того, что она твердила, что маму убил призрак.

— Призрак? — переспросил я.

— Люсиль до сих пор в это верит, но не хочет об этом говорить. Это та причина, из-за которой я скрыл от неё истинную суть вашего приезда в «Аллердейл». История с полицейским обвинением уже достаточно взволновала её, я не хочу, чтобы ей стало хуже. Люсиль не безумна, поверьте! Она просто была очень напугана.

— Или же леди Шарп убил призрак, — как-то невнятно сказал Холмс.

Я посмотрел на него в глубочайшем удивлении — от моего друга едва ли можно было ожидать таких высказываний. А вот мистер Шарп как-то отчаянно, но тихо спросил:

— Это действительно может быть правдой, мистер Холмс?

— Пока в этом деле много неясного, мне ещё известны не все факты, — ответил он. — А раз так, я предпочитаю не строить никаких теорий. Вы же можете придерживаться любой, которая вам ближе.

* * *

— Что ж, — сказал я на следующий день утром, — начнём с этого старика Билли, а потом поговорим с кухаркой и кучером?

Холмс, который в этот момент внимательно разглядывал каминную полку, сказал:

— Нет-нет, Ватсон, сейчас мне нужно подумать. Впрочем, вы сами могли бы расспросить его.

— Вы так думаете? — мой вопрос был оправдан, поскольку не раз Холмс указывал на то, что мне недостаёт наблюдательности.

— Вы так тщательно изучаете мой метод, что, уверен, сможете применять его, — по тону Холмса было непонятно, говорит он серьёзно или шутит.

После некоторых колебаний я всё-таки решил действовать — может, у пассивности Холмса и была причина, но я её, во всяком случае, не видел. Прихватив блокнот, я по очереди опросил всех слуг.

Вот, если оставить в стороне посторонние замечания, к которым имел склонность Билли, ругань кучера и постоянные просьбы повторить вопрос от глуховатой кухарки, изложение всего, что я узнал.

Баронет Шарп и его супруга Беатрис жили мирно, но без любви. Баронет много и часто выпивал, охотился в компании соседей и арендаторов, упражнялся со шпагой и возился с лошадьми. А леди Беатрис Шарп скучала дома. Все ожидали, что после рождения дочери она полностью посвятит себя её воспитанию, но нет — к девочке Беатрис была равнодушна. И даже когда Люсиль подросла, мать редко вызывала её к себе дольше, чем на пятнадцать минут, и почти всегда только в присутствии няни.

Через три года родился Томас, и баронет, удовлетворённый появлением наследника, перестал посещать спальню супруги. Мальчик точно так же не привлекал внимание Беатрис, зато к нему привязалась старшая сестра. Взрослея, дети проводили всё время либо с учителями, либо в компании слуг, либо и вовсе оставались предоставлены сами себе. Люсиль было одиннадцать, а Томасу, соответственно, восемь, когда в шахте произошёл обвал. Погибло много рабочих, добыча глины остановилась. Последовавший за тем кризис разорил предприятия Шарпов. Баронет был вынужден распустить большую часть слуг. Половина учителей покинули дом, не желая за сокращённое жалованье терпеть дурной нрав хозяина. Люсиль стала ещё чаще бывать среди слуг — с удовольствием помогала готовить, складывала постиранное бельё, при этом много болтала, задавая вопросы обо всём на свете. Томас, более тихий и робкий, ходил за ней попятам. Можно сказать, что, несмотря на небольшую разницу в возрасте, она воспитывала его, её он слушался безоговорочно.

Трагическое происшествие случилось, когда Люсиль исполнилось тринадцать. Никто из слуг не помнил точно обстоятельств, только что череп леди Беатрис раскроили тесаком, и удар был нанесён с заметной силой, к тому же неожиданно — она сидела в ванной и даже не обернулась. На место убийства почти сразу прибежала Люсиль. Очевидно, это страшное зрелище слегка повредило её рассудок, во всяком случае, она впала в истерический припадок, а оправившись от него, принялась утверждать, что её мать убил призрак. И слуги сходились во мнении, что не так-то уж она и не права. Во всяком случае, в «Аллердейле» и правда водится что-то эдакое.

Через месяц после страшного события баронет отослал сына в пансион, дочь запер в лечебнице, а сам принялся пить ещё больше прежнего, разогнал немногих оставшихся слуг и, наконец, умер от удара пять лет назад.

Я пересказал всё это Холмсу и даже протянул записи. Он забрал блокнот, не взглянув в него, и заметил (мы как раз вышли в холл с дырявой крышей):

— Какой интересный лифт.

— Когда-то он поднимался в детские и опускался в винный погреб и кладовые, — раздался сильный голос мисс Шарп за нашими спинами. — Теперь, боюсь, механизм проржавел окончательно. — Вы не откажетесь от ланча, господа?

Следующее важное происшествие в Аллердейле случилось уже после ланча. Мы осматривали дом с мисс Шарп и Эдит, в то время как Холмс и мистер Шарп отправились к шахтам.

Мисс Шарп, которая, в отличие от Эдит и меня, отлично знала «Аллердейл», была нашим гидом. Вводя нас в очередную комнату, она объясняла, что здесь было раньше, давала комментарии к потускневшим картинам и потрескавшимся барельефам.

Мы вошли в Большой зал — огромное величественное помещение с высокими готическими сводами. Здесь самым заметным из произведений искусства был парадный портрет молодой гордой женщины.

— Леди Беатрис Шарп, — сказала мисс Шарп чуть дрогнувшим голосом, — наша мать. Отец разместил его здесь, на почётном месте, но подальше от глаз. А мы с Томасом никак не можем решиться и перевесить его. Она как будто владеет поместьем до сих пор.

Я подошёл к портрету поближе, мне хотелось рассмотреть дорогую золотую раму. Но стоило мне наклониться к ней, как я услышал знакомый голос. Только в этот раз он прошептал: «Беги… Беги из Багрового пика».

— Кто это? — громко спросил я, обернулся и увидел, что обе женщины, стоявшие на значительном расстоянии, смотрят на меня с изумлением. — Вы не слышали?

— Что? — нахмурила брови мисс Шарп.

— Нет, я слышу только этот ужасный гул в камине, — отозвалась Эдит.

Гул действительно был зловещий, но я понимал его источник — ветер задувал в огромную трубу. А шёпот как будто бы происходил из другого мира.

Стоило мне наклониться к картине, как он раздался вновь: «Оставь проклятый Багровый пик», — простонал он.

— Послушайте, здесь! — сказал я, и обе женщины подбежали ко мне.

Мы вместе наклонились к картине, но в этот раз нас встретила тишина.

Должен признать, что в этот момент я как никогда прежде поверил в существование потусторонних сил. Шёпот, такой отчаянный и в то же время такой странный, произвёл на меня сильнейшее впечатление.

Я поделился им, когда после обеда мы с Холмсом оказались предоставлены сами себе.

— Шёпот? — повторил Холмс. — В Большом зале? Ватсон, решительно, я должен увидеть это место!

— Наконец-то вас хоть что-то заинтересовало! — заметил я, не сумев скрыть, вероятно, некоторого упрёка в голосе.

— О, дорогой Ватсон, — Холмс покачал головой, — вы думаете, что я равнодушен к этому делу? Напротив, я погружён в работу. Пойдёмте, я хочу осмотреть эту картину.

Вопреки собственным словам, однако, самому портрету он уделил очень мало внимания, только сходу назвал год написания картины, поскрёб пальцем раму, зато заинтересовался одной из колонн, на которых держался арочный свод. Прошёл по всему залу, внимательно изучил и другие колонны, покачал головой и объявил, что для него всё совершенно ясно. А после этого сделался крайне мрачным.

На всякий случай я тоже осмотрел колонны — красивые, с причудливыми продольными бороздами, которые делали всю конструкцию как будто бы легче на вид. Правда, ничего особенного в них я заметить не смог.

А на следующий день ко мне подошла Эдит. Сказав, что хочет показать мне несколько строк, которые пришли ей в голову ночью, она увела меня в дальний угол гостиной, в которой мы собрались после завтрака.

— Доктор Ватсон, вы можете мне поверить?

— Разумеется, — заверил я её.

— Мои слова могут показаться вам безумными. Вы скажете, что я сошла с ума на почве своего романа. Но я знаю, что призрак хочет, чтобы вы уехали. Вы и мистер Холмс. Это призрак леди Шарп… Прошлой леди Шарп, Беатрис. Она не хочет, чтобы вы были здесь, как будто бы боится чего-то…

— Откуда вы это взяли, Эдит?

— Она сказала мне. Я слышу её в этом доме. Слышала ещё до вашего приезда, но она не говорила со мной до этой ночи, только плакала и просила беречься Багрового пика. Я знаю, вы хотите помочь Томасу с оборудованием, но он справится. Ещё каких-нибудь пять-шесть дней, и я смогу передать ему столько денег, что хватит восстановить «Аллердейл», построить любой механизм и наладить здесь всё как нужно! Ваша помощь не потребуется. Но вы пугаете несчастную леди Беатрис.

— Лично я не сделал ей ничего дурного, — произнёс я в смятении. — Этот голос… призрак сказал что-то ещё?

Эдит вздохнула и добавил:

— Она сказала, что устала. Что вы тревожите её покой.

— Вы здоровы, Эдит? — спросил я, причём отнюдь не из-за содержания её слов.

Мне не понравился её общий вид: воспалённый румянец на щеках, прерывистое дыхание.

— Совершенно здорова! Просто взволнована из-за леди Беатрис. Прошу вас, доктор Ватсон! — она схватила меня за руку. — Уезжайте! Если Томас узнает, как страдает леди Беатрис, это разобьёт ему сердце!

— Я поговорю со своим другом, — наконец ответил я.

И, будучи человеком слова, я полностью пересказал этот разговор Холмсу.

— Как вы думаете, — спросил я с опаской, — это правда? То, что я слышал в этом доме, переворачивает мои представления о вселенной.

— Призраков не существует, Ватсон, — как-то устало откликнулся Холмс. — А это дело почти решено. Нет, поверьте мне, потустороннее здесь не причём, только злая воля реального человека.

— Кого?

— Терпение, мой друг. Если желаете, можете обрадовать леди Шарп. Мы с вами уедем завтра.

Но ещё до отъезда я снова оказался в центре мистического происшествия. Я проснулся среди ночи от всё того же шёпота. Но в этот раз он умолял:

— Оставь меня. Оставь меня. Оставь Багровый пик.

— Кто вы?

— Я спала так долго, так безмятежно. Зачем ты пришёл в Багровый пик? — шёпот оборвался в сухих рыданиях.

Набросив на плечи халат, я решительно вышел из комнаты в длинный коридор, обернулся и окоченел. Нечто, покрытое кровью с ног до головы, уходило прочь от меня. Свернуло за угол.

«Ну, нет, меня этим не проведёшь!» — подумал я трезво, отчаянно жалея, что не прихватил с собой из чемодана свой револьвер, и кинулся по коридору за этой фигурой, тоже повернул за угол.

Никого не было в пустой длинной галерее без единой двери по сторонам.

«Если это розыгрыш, — решил я, — то на полу должны остаться следы краски». Нагнувшись со свечой, я внимательно осмотрел каменные плиты. Они были грязными, потёртыми, местами потрескались, но как я ни старался, я не сумел отыскать ни пятнышка чего-то, похожего на краску или кровь.

Читатели едва ли будут осуждать меня за то, что в эту ночь я так и не сомкнул глаз. При свете дня я снова изучил и коридор, и галерею, а потом подробно рассказал Холмсу обо всём случившемся.

— Что ж, я так и думал, — кивнул он, а потом обратился к мистеру Шарпу со словами: — Боюсь, я не в силах помочь в этом деле. Я переоценил свои возможности.

На лице мистера Шарпа отобразилась странная смесь тревоги и, как мне показалось, облегчения.

— Вы уезжаете? — воскликнула мисс Шарп.

— Должен признаться, — Холмс обернулся к ней, и на его умном подвижном лице появилось очень необычное выражение, которое я с трудом могу описать: глаза его сощурились, губы дрогнули и плотно сжались, но потом он, по всей видимости, овладел собой, — что скрыл от вас истинную причину своего приезда в «Аллердейл».

Я увидел, как задрожал мистер Шарп, а Холмс продолжил:

— История убийства леди Беатрис Шарп крайне заинтересовала мне, и я самонадеянно решил, что могу раскрыть это преступление даже спустя шестнадцать лет.

— Но вы не смогли? — тихо спросила мисс Шарп. — Мистер Холмс, вам не стоило и пытаться. Нашу мать забрал призрак… И теперь она стала другим призраком. Кровь пропитала стены Багрового пика, — она закатила глаза и тонко, надрывно завыла.

— Зачем вы так! — воскликнул мистер Шарп. — Люсиль! — он кинулся к ней, схватил её за руки, с большим трудом заглянул ей в глаза, а потом прижался лбом к её лбу. Ласково погладил по волосам. — Люсиль, милая, всё хорошо, это в прошлом. Это я. Только я.

Меня тронула эта сцена. Нечасто можно увидеть между братом и сестрой такую привязанность. Слова мистера Шарпа успокаивали несчастную Люсиль. Постепенно она перестала подвывать и всхлипывать, успокоилась. Мистер Шарп привлёк её к себе, обернулся к нам и сказал раздражённо:

— Я не ожидал от вас такого, мистер Холмс. Вы нежеланный гость в моём доме. Прошу вас, покиньте его немедленно. Кучер отвезёт вас в город.

Единственной, кто вышел нас проводить, была Эдит. Она пожала нам руки по очереди и попросила не сердиться на них.

— Люсиль кажется сильной, но она очень ранима. А Томас так предан ей. Когда она страдает — он словно сам истекает кровью.

— Уверен, что так и есть, — серьёзно сказал Холмс, мы погрузили наши чемоданы в коляску и покинули «Аллердейл».

Я, если честно, надеялся, что навсегда.

* * *

Кучер оставил нас на железнодорожной станции, но Холмс пошёл не к кассам, а на телеграф. Отправив там загадочную телеграмму, он справился о гостиницах, и вскоре мы уже получили ключи от просторного номера с двумя спальнями и общей гостиной в отеле «Корона и Митра».

— Что ж, дорогой Ватсон, — объявил Холмс, садясь в кресло и доставая трубку, — мне кажется, я задолжал вам объяснения. Но к сожалению, всего сказать пока не могу.

Я сел в кресло напротив и признался:

— Я ничего не понимаю, Холмс. Вы действительно не в силах распутать это старое, ужасное дело?

— Напротив, мой друг, — Холмс посмотрел на меня, и в его глазах я прочёл нехарактерную печаль, — я распутал его в первый же вечер, дальше оставались только мелочи. Но мелочи важные. Я отлично знал, в чём суть этой загадки, но должен был убедиться в своей правоте. Та информация, которой вы меня снабдили, оказалась в этом плане бесценной.

— Информация?

— Ваши записи в блокноте, — Холмс вытащил мой блокнот из кармана пиджака и протянул мне.

Я с удивлением спросил:

— Вы прочитали?

— До последней буквы. Должен признать, что эти записи мне куда ближе по духу, чем ваши художественные рассказы.

Я ощутил гордость и спрятал блокнот с чувством удовлетворения. Которое, впрочем, было пока неполным, поскольку я не знал ещё всей разгадки.

— Да, ваши записи, а также ваш рассказ о голосе призрака и о его появлении — всё это отлично дополнило картину.

— Холмс, мне нужно знать, — сказал я серьёзно, — эти голоса ведь не принадлежат призраку на самом деле?

— Призраков не существует, — повторил Холмс твёрдо. — А у голосов куда более простое, хотя и занятное происхождение, о котором я поведаю вам позже.

— А окровавленный силуэт?

— Даже и без моей помощи вы можете угадать его природу. Я сказал, что задолжал вам объяснения, Ватсон, и это правда, и вы получите их в исчерпывающем объёме, когда разрешится последний, самый важный в этом деле вопрос. А на него ответ придёт, я надеюсь, завтра утром.

— Та телеграмма, — догадался я, — в ней содержался ваш вопрос?

Холмс кивнул, и мы принялись ждать.

Когда утром Холмс получил телеграмму, его лицо исказила страшная гримаса.

— О, Ватсон, — пробормотал он, пряча телеграмму в карман, — всё хуже, чем я ожидал.

Очень поспешно мы направились на почту. Там Холмс написал три коротких письма. Два отправил, а третье отдал мальчишке-посыльному вместе с несколькими монетами. Мальчишка выслушал то, что Холмс сказал ему на ухо, серьёзно кивнул и пулей припустил прочь.

— Что ж, теперь, Ватсон, пойдите в свою комнату и возьмите револьвер. Я надеюсь, что он нам не пригодится, но ожидать можно чего угодно. По счастью, пока у нас есть немного времени. Буквально пять-шесть дней — и мы бы опоздали.

Я не стал спрашивать, как можно опоздать, учитывая, что леди Беатрис Шарп умерла шестнадцать лет назад, а вместо этого сходил за револьвером.

Ждать пришлось до самых сумерек. Я отлучился, чтобы поесть, оставив Холмса в гостиной — как обычно в период напряжённых расследований, мой друг предпочитал не тратить время на пищу. Стоило мне вернуться, как дверь нашего номера распахнулась, и на пороге предстал Томас Шарп.

Он выглядел ужасно: бледный, с всклокоченными волосами, он, к тому же, тяжело дышал. Костюм его был в полном беспорядке.

— Что вы знаете? — выкрикнул он с порога.

— Зайдите и сядьте, мистер Шарп, — мягко сказал Холмс.

— Вы не можете так поступать со мной! — воскликнул он в отчаянии. — Я не сяду, пока вы не скажете…

— Мистер Шарп! — Холмс не повысил голос и на тон, однако в нём зазвучали очень строгие нотки. — Сядьте, и я отвечу на все ваши вопросы.

Выдохнув, словно разом растеряв весь запал, мистер Шарп подчинился. Посмотрев на его состояние, я налил ему воды — он осушил стакан залпом.

— Зачем вы мне это написали? Откуда вы можете знать?

Значит, догадался я, это ему было адресовано письмо, отправленное с мальчишкой-посыльным.

— Не могли бы вы показать письмо доктору Ватсону? — попросил Холмс, и мне в руки попал основательно помятый лист бумаги, на котором твёрдым почерком Холмса было написано следующее:

«Мистер Шарп!

Призрак, убивший вашу мать, теперь покушается на жизнь вашей четвёртой жены. И вы знаете, что он заберёт её так же, как и остальных. Приезжайте в отель „Корона и Митра“ как только получите это письмо, если желаете спасти Эдит от ужасной смерти. Ш. Холмс».

Прочитав послание, я посмотрел на Холмса с изумлением: меня удивил и упомянутый призрак, но больше него — четыре жены мистера Шарпа. Было немыслимо, чтобы у молодого человека его лет оказалось уже три брака за плечами.

— Так что это значит? Что это за призрак? Откуда вы узнали о нём? И как, во имя дьявола, как вы узнали об этих несчастных женщинах?! — спросил мистер Шарп, и в его глазах я увидел слёзы.

Он принялся ломать свои изящные руки, явно не отдавая себе в этом отчёт.

— Начнём с самого простого вопроса, — сказал Холмс. — Насчёт ваших жён мне сообщили из Скотланд-Ярда. Мой друг инспектор Макдональд любезно предоставил нужную информацию.

— Это я проклят, — прошептал мистер Шарп, — и женщины гибнут, прикасаясь ко мне.

— Я не верю в проклятия так же, как и в призраков, мистер Шарп, — произнёс Холмс, — но в вашем случае можно говорить и о призраке, и о проклятии. Правда, и то и другое имеют природу не потустороннюю, а реальную.

— Я думал, что спасу Эдит, — мистер Шарп поднял взгляд на меня, — я женился на ней, но решил, что не трону её и пальцем. Не оскверню её. Но это не помогло.

— Не помогло? — Холмс вскочил из кресла с страшном волнении. — Что вы имеете в виду?

— Что? — переспросил мистер Шарп. — Раз вы написали, я думал, вы знаете. Эдит сегодня упала с лестницы, сломала ногу, чудом отделалась так легко. Она утверждает, что её столкнул призрак. Получив ваше письмо, я умолил Люсиль не отходить от Эдит ни на шаг, а сам кинулся к вам. Вы моя последняя надежда, чтобы спасти её!

— Нет-нет, — покачал головой Холмс, — я не ожидал, что это произойдёт так скоро. Быстрее, Ватсон, мистер Шарп. Ждать нельзя, надо немедленно возвращаться в «Аллердейл». Ватсон, вы взяли то, о чём я просил?

Я заверил его, что взял. В гостинице мы долго бы искали кучера, готового везти нас на ночь глядя в такую даль, но мистер Шарп решил дело — он арендовал коляску и двух лошадей, а на козлы сел сам.

— Я ненавидел науку отца, доктор Ватсон, — сказал он, когда мы выезжали на дорогу, — но он крепко вложил мне её в голову. Править лошадьми я смогу.

Мы мчались почти в полной темноте так быстро, как могли. Несколько раз мистер Шарп разражался ругательствами, я сам с трудом удерживал крепкое словцо, когда коляску подбрасывало на ухабе, и только Холмс был отрешён и невозмутим. Он смотрел прямо перед собой так спокойно, словно сидел у камина. Зато стоило коляске остановиться, он первым выскочил из неё и побежал к дому.

В «Аллердейле» было темно и тихо. Мы с мистером Шарпом поспешили за Холмсом, и мне остаётся только гадать, как он узнал, куда бежать — но, поднявшись на второй этаж, он безошибочно нашёл нужную дверь и отворил её.

Я собирался уже достать револьвер, готовый к любым неожиданностям, но в комнате нас ждали только две женщины. Эдит лежала на постели, закрыв глаза. Её левая нога была очень неумело, но старательно забинтована и вытянута поверх одеяла. Рядом на стуле сидела мисс Шарп и читала вслух книгу. При виде нас она охнула, встала и спросила резко:

— Что вы здесь делаете? Бедняжке Эдит нужен покой! Томас?

Все мы посмотрели на Холмса. Даже я чуть было не усомнился в его выводах. Сняв дорожный плащ, Холмс свернул его и положил на стул у входа в комнату, потом прошёл внутрь и попросил:

— Мисс Шарп, пожалуйста, подойдите к брату. А я задам Эдит один вопрос.

Он наклонился над её постелью, ненадолго закрывая собой, потом выпрямился, обернулся к нам всем и произнёс мрачно:

— История призрака закончена, мисс Шарп.

— Что вы имеете в виду, мистер Холмс?

— Боюсь, вы знаете. На ваших руках много крови, мисс Шарп, не так ли? Несмотря на это, я уверен, что наш суд приговорит вас к пожизненному пребыванию в психиатрической лечебнице.

— Мистер Холмс, — с угрозой в голосе начал мистер Шарп, — вы не можете… В чём вы обвиняете мою сестру?

— Список обвинений выйдет длинным. Пока я буду зачитывать его… Доктор, пожалуйста, закройте дверь и подойдите ко мне, боюсь, нога леди Эдит в плачевном состоянии.

Я подчинился, тем более, что и сам хотел бы заняться переломом. Он оказался скверным, а повязка — дилетантской. Правда, я оставил в гостинице свой чемоданчик, и пришлось обходиться тем, что есть — благо, кто-то уже принёс в комнату таз с водой и бинты. Эдит лежала с закрытыми глазами и дышала тяжело, но сумела прошептать, что всё хорошо и ей почти не больно.

— Всё началось ещё до убийства леди Беатрис Шарп, верно? — спросил Холмс, обращаясь к мисс Шарп, которая подошла совсем близко к брату, как будто надеялась найти у него защиту. — Беатрис застала вас и вашего брата в ситуации, которую нельзя назвать иначе как непристойной. Холодная, обычно равнодушная ко всему леди Беатрис пришла в бешенство и пригрозила вам самым страшным наказанием, которого вы только могли опасаться — разлучить вас навсегда. К вашему счастью, даже пребывая в состоянии гнева, она не желала навлечь на вас ярость своего мужа. Незадолго до этого он едва не задушил Томаса, а после такого скандала, пожалуй, мог бы убить обоих своих детей.

Холмс говорил, а мы все слушали затаив дыхание. Даже Эдит приоткрыла глаза.

— Леди Беатрис решила устроить всё аккуратно. Она начала говорить с мужем про школу для сына, а вас планировала выдать замуж так скоро, как это будет возможно — года через два-три. Вы выжидали. Вы, мисс Шарп, были маленькой девочкой, которая должна была вот-вот лишиться самого дорогого, что было в её жизни. Вы молились, плакали, уговаривали. Но мать была непреклонна, и тогда вы поняли, что у вас остаётся только один выход. Вы часто бывали на кухне, стащить тесак было просто. Вы завернули его в простыню или полотенце и спрятали, зная, что рано или поздно подвернётся подходящий шанс. Думаю, вы решились не с первого раза. Незадолго до отъезда Томаса вы помогали леди Беатрис принимать ванну, как обычно. Вам казалось, что она начала смягчаться, и наверное, вы опять заговорили о том, чтобы она простила вас. Но леди Беатрис отказалась даже говорить на эту тему. Тогда вы сказали ей, что забыли полотенце, и пошли к полкам и прихватили не только полотенце, но и тесак. У вас неженская сила, мисс Шарп, и думаю, вы были достаточно крепким подростком. Леди Беатрис не сопротивлялась, даже не обернулась. Вы нанесли удар. Кровь брызнула на вас, и поняв, что теперь о содеянном узнают все, вы упали на колени и закричали. Я думаю… — Холмс сделал паузу, рассматривая красивое, холодное лицо мисс Шарп, — что вам очень хотелось кричать. Вы знали, что на крик прибегут слуги, но не ожидали, что первым вбежит ваш брат. Шок от увиденного едва не свёл его с ума. И тогда вы сказали то, что, как вы считали, должно было его утешить — мать хотела причинить вам зло, поэтому её забрал призрак.

— Она хотела разлучить нас, — вдруг сказал мистер Шарп надтреснутым голосом, — поэтому её забрал призрак. Нет, мистер Холмс, вы ошибаетесь, — и он обхватил мисс Шарп за плечи, прижимая спиной к своей груди, — Люсиль не убивала, никого, никогда. Вы не видели…

— Я не видел, — отрезал Холмс, — но не нужно быть очевидцем преступления, чтобы понимать его природу. Вас всё-таки разлучили. Совершённое убийство произвело на вас очень сильное впечатление, мисс Шарп. Одиночество и тяжёлые условия лечебницы сломили бы вас, если бы не вера в то, что однажды вы встретитесь с самым близким вам человеком. И это произошло. Сэр Томас, новый баронет Шарп приехал за вами, и вы поняли, что теперь всегда будете вместе. Полагаю, вы действительно были вместе — во всех смыслах.

В этот момент тихо охнула Эдит, я стиснул зубы, преисполнившись отвращением, а мистер Шарп стал ещё белее.

— Однако вашему счастью было не суждено длиться долго. Мистер Шарп, — Холмс кивнул в его сторону, совершенно не обращая внимания на эффект, который производили его слова, — мечтал не о тихой жизни вдвоём с вами, а о том, чтобы возродить поместье и создавать свои механизмы. Денег почти не было, и тогда он решил жениться. Его женой стала миссис Маргарет Макдермонт, вдова шотландского банкира, женщина добродушная, богатая и одинокая. Мистер Шарп женился с корыстным расчётом — он понимал, что для уже немолодой женщины станет смыслом жизни. Она охотно давала ему деньги, а после её смерти он унаследовал бы всё состояние. Когда она приехала в «Аллердейл», в нём впервые появился призрак. Он шептал страшные вещи, иногда бродил по коридорам. Но несмотря на его предупреждения, мистер Шарп едва ли полагал, что овдовеет так скоро — всего через полгода. Другую жену нашла уже сама мисс Шарп. Полагаю, — Холмс сложил руки на груди, — вы не желали рисковать. Если уж ваш брат хотел жениться, вы должны были позаботиться о том, чтобы он не любил свою жену. Памела Аптон, тоже одинокая, но молодая девушка, оказалась крайне болезненной. Вы, мистер Шарп, после свадьбы жили с ней в Париже. Врач приезжал в вашу квартиру так часто, что мало удивился, когда однажды его вызвали, чтобы он засвидетельствовал смерть. В отчаянии вы, я полагаю, снова оказались в объятиях сестры. Именно она начала говорить вам о проклятии призрака. Сначала вы подняли её насмех. Но когда в Италии вы влюбились в сеньориту Элинор Скотти, которая выпала из окна через три недели после свадьбы, вы поверили мисс Шарп. Она увезла вас в «Аллердейл», где вы прожили год в тишине и покое, призрак не доставлял вам беспокойств.

— Мы были счастливы, — сказала мисс Шарп, кажется, не пытаясь оправдываться, — не вам нас осуждать.

— Именно мне, — ответил Холмс, — поскольку ваше счастье утоплено в крови. Вы родили ребёнка, не так ли? И он оказался нездоров. Он не был крещён — вы задушили его в колыбели через несколько дней после рождения.

— Нет, — прошептал мистер Шарп, словно именно это известие окончательно добило его. — Нет, Люсиль! Ты не могла!

— И тогда, мистер Шарп, — продолжал Холмс, — вы сказали, что с этим покончено навсегда. Вы решили начать новую жизнь, увлеклись изобретениями, а недостающие деньги на строительство вашего механизма добыть у инвесторов, для чего и поехали в Лондон. Вы только потому взяли с собой мисс Шарп, что вам не с кем было оставить её. Там вы встретили мисс Кушинг.

— Я полюбил её, — устало сказал мистер Шарп. Он отпустил плечи сестры, руки его повисли. — Эдит… это правда.

Эдит ничего не ответила.

— Возможно, — пожал плечами Холмс, — как бы то ни было, смерть её отца, действительно случайная, была вам на руку. После поспешной свадьбы вы увезли мисс Кушинг в «Аллердейл». Но мысль о проклятии не оставляла вас, тем более, что, стоило мисс Кушинг переступить порог дома, как призрак вернулся. И вы решили, что с женой вас будут связывать отношения только платонические. Я всё это знал, уезжая отсюда вчера днём, но был уверен, что в запасе ещё почти неделя.

— Почему неделя? — спросил я.

— Потому что завещание мистера Кушинга было составлено хитрым образом, так, чтобы, в случае смерти его дочери, деньги влились бы в составной капитал его фирмы. Он был практичным американцем и очень беспокоился, что его дочь привлечёт охотника за состоянием. Но став леди Шарп, мисс Кушинг, как я узнал от вас, Ватсон, решила обойти волю отца. Она хотела, чтобы мистер Шарп смог развивать свои изобретения и ни в чём не чувствовал нужды. Она направила запрос адвокату, и тот начал дело. В день нашего отъезда леди Эдит сообщила, что ещё пять-шесть дней — и все вопросы будут улажены. Но теперь это уже был не вопрос денег, не так ли, мисс Шарп?

Ни я, ни, кажется, все остальные, кроме Холмса и мисс Шарп, не поняли сути его вопроса.

— То, что произошло между мистером Шарпом и Эдит прошлой ночью, разрушило ваши планы, верно? Это именно то, чего я не смог предусмотреть, и что могло бы окончиться трагедией, не успей вы вовремя.

— Как ты могла, Люсиль, — прошептал мистер Шарп, закрывая глаза.

— Что ж, мисс Шарп, всё кончено, — твёрдо сказал Холмс, — отдайте мне его.

Я опустил руку в карман и сжал рукоять револьвера. А мисс Шарп вытащила из маленького кармашка, нашитого на платье, небольшой флакон из коричневого стекла. Холмс протянул руку. Мисс Шарп сжала флакон в пальцах, обернулась к мистеру Шарпу и что-то шепнула ему.

А потом прежде, чем хоть кто-то успел что-то предпринять, открыла флакон и в один глоток осушила его.

— Люсиль! — воскликнул мистер Шарп, подхватывая её на руки.

Я бросился к ней. Вместе мы положили её на ковёр.

Не буду утомлять читателей описанием моих тщетных попыток. Спустя два часа мисс Люсиль Шарп была мертва.

Холмс наклонился, через платок взял пузырёк, понюхал и объявил:

— Лауданум. И кажется, концентрация опия увеличена. Проверьте, Ватсон, я уверен, что понемногу она давала это снадобье леди Шарп, чтобы усыпить её бдительность.

— Она травила меня? — пробормотала Эдит. — Поэтому я не чувствую боли?

Оставив тело погибшей, я занялся Эдит. Было очевидно, что ей потребуется внимание доктора в течение хотя бы нескольких следующих дней, но, насколько я мог судить, её здоровье должно было полностью восстановиться.

Ещё через час прибыла полиция — я запоздало догадался, что ещё одним письмом Холмс вызвал их из местного отделения. Пока он о чём-то говорил с пожилым усталым инспектором, явно недовольным тем, что его выдернули так поздно и в такую глушь, я оставался с Эдит и мистером Шарпом. Ухватившись за мою руку, Эдит упросила меня не уходить.

Тело мисс Шарп унесли. У приехавшего врача я взял всё, чего мне не хватало, чтобы наложить на ногу Эдит хорошую шину, и, по правде говоря, был рад на время заняться делом.

Когда полицейские ушли, Холмс вернулся в комнату и сказал:

— Мисс Кушинг, доктор Ватсон и я готовы отвезти вас в Лондон.

— Я леди Шарп, мистер Холмс, — тихо сказала Эдит, отпустила мою руку и коснулась пальцев мистера Шарпа, который сидел у её постели всё это время не произнося ни слова, — благодарю за помощь, но я останусь со своим мужем.

— Я не заслуживаю этого, — глухо произнёс мистер Шарп.

— Нет, — просто ответила она, — не заслуживаешь. Но я тебя люблю. Мистер Холмс, — она подняла голову и посмотрела на моего друга прямо и твёрдо, — призрак вернётся снова?

— С самого начала призраком была мисс Шарп, — вздохнув, ответил Холмс. — С помощью нехитрых фокусов она пугала вас, надеясь, что вы сбежите. Но, как и Маргарет Макдермонт ранее, вы оказались достаточно храброй, а потому были обречены.

Мистер Шарп, несчастный Томас, которого я не знал, жалеть или презирать, спрятал лицо в ладонях, а Эдит обняла его за плечи.

Так мы и оставили их.

Два дня спустя, сидя в нашей уютной гостиной на Бейкер-стрит, я отважился задать Холмсу вопрос, который мучил меня всё это время:

— Я ведь тоже слышал призрака, там, в «Аллердейле».

— Разумеется. Люсиль Шарп не могла допустить, чтобы её брат усомнился в реальности проклятия. С детства она имела над ним большую власть, но управлять девятилетним мальчиком проще, чем взрослым мужчиной. Она не желала нашего приезда, но и не рискнула менять свои планы. Конечно, она не отважилась показать призрака мне — думаю, то, как легко я разобрался в смерти мистера Кушинга, произвело на неё впечатления. Зато в вас она угадала натуру менее, простите меня, дорогой Ватсон, наблюдательную, но более впечатлительную.

— Может я и впечатлительная натура, — воскликнул я с обидой, — только не понимаю: как она могла быть призраком, когда мы все втроём стояли в Большом зале!

— О, — Холмс впервые за последние дни искренне улыбнулся, — дело в самом зале. Я сам долго ломал бы голову над этой загадкой, если бы не прочитал буквально пару месяцев назад блистательную работу барона Рэлея «Теория звука». Помимо прочего барон, человек умный и внимательный, описывает странный эффект, который ему довелось наблюдать в Соборе Святого Павла в Лондоне. Если два человека встанут у двух противоположных стен собора, то тихий шёпот одного будет прекрасно слышен другому.

— Как это возможно?

— Видите ли, конструкция собора такова, что звук, по объяснению барона, которому я полностью в этом вопросе доверяю, не распространяется в стороны, а проходит по узкому каналу и добирается до другой стены. Он назвал этот эффект «Шепчущая галерея». Его можно заметить во многих готических постройках. Хотя едва ли архитекторы планировали нечто подобное.

— Удивительно, — покачал головой я. — Шепчущая галерея?

— Не стоит пренебрегать научными знаниям, Ватсон.

— Хорошо, а тот призрак, которого я видел?

— Платье, пропитанное глиной. Глина высохла, поэтому вы не нашли следов краски. А испарился он, разумеется, в один из потайных ходов. «Аллердейл» строился в те времена, когда без потайного хода любой уважающий себя вельможа жить не мог.

Я задумался. Я понимал все обстоятельства дела, но не мог осознать их, поверить в то, что это произошло на самом деле.

— Значит, Люсиль убила столько человек, потому что любила своего брата? — спросил я.

Мне хотелось, чтобы Холмс подвёл всему этому какой-то итог.

— Любовь, ревность… Вы знаете, мой друг, я считаю, что такого рода чувства губительны для разума. И это ещё один пример. Чувство буквально свело Люсиль Шарп с ума, да и мистер Шарп ещё не скоро оправится от всего пережитого.

— Эдит поможет ему, — уверенно сказал я.

— Или обречёт себя на жизнь с безумцем. Впрочем, это уже их дело. Вы знаете, Ватсон, вся эта история меня порядком утомила. Что вы скажете насчёт ужина в каком-нибудь хорошем ресторане? А потом мы можем прогуляться. Я чувствую, что мне необходимо отвлечься. А вы?

Я не был уверен, что так легко смогу забыть историю Шарпов, но послушно взял плащ, котелок и трость и вышел вслед за Холмсом на улицу.

— Эй, мистер! Сладость или гадость? — раздался оклик со стороны. К нам бежала ватага мальчишек.

— Дайте-ка подумать, — серьёзно сказал Холмс, опустил руку в карман и достал оттуда пригоршню мелких монеток. — Сойдёт за сладость?

— Спасибо, сэр! — загалдели мальчишки.

Со всеми этими событиями я совершенно забыл о том, что сегодня канун Дня Всех Святых.