Здравствуй, Гарри! (джен)

— А вот и наш Гарри!

Внутрь домика протиснулся самый настоящий великан, словно вышедший из страшной сказки — черноглазый, с огромной спутанной бородой и волосами. Он попытался улыбнуться, но в его исполнении улыбка превратилась в зверский оскал. Дурсли и Гарри Поттер замерли от испуга — и их вполне можно было понять: что хорошего ждать от незнакомца, который грубо вламывается в чужой дом посреди ночи? Да еще и выглядит при этом как самый настоящий разбойник.

Великан осторожно уселся на продавленную софу, и порывшись во внутреннем кармане черной куртки, достал оттуда квадратную коробку с примятыми боками.

— С днем рождения тебя, Гарри! Я тут эта, принес кое-чего в подарок. Малость помялось, но все равно вкусно.

Он открыл коробку, внутри которой оказался большой шоколадный торт, украшенный зеленым кремом. Выглядело кондитерское изделие, действительно, крайне соблазнительно, и пухлый мальчишка осторожно потянулся к подарку.

— Стой, пупсик! Не смей ничего брать у него! — взвизгнула Петунья. А дядя Вернон сделал движение, чтобы оттащить ребенка подальше от громогласного гиганта, но не успел: великан, возмущенно рыкнув, махнул принесенным с собой зонтиком в сторону мальчика. Вспыхнул фиолетовый свет, что-то громыхнуло и… пухляш завизжал от боли и страха, схватившись за филейную часть: его штаны были прожжены насквозь, а из прорехи торчал самый настоящий поросячий хвост!

В тот же момент дядя Вернон схватил в охапку толстого мальчишку и втолкнул его в соседнюю комнату, прихватив по дороге полуобморочную тетю Петунью. Великан и второй мальчик остались наедине.

— Зря вы так, сэр, с моим братом, — поправив очки, сказал темноволосый парнишка. — Сначала дразните его сладким, а потом уродуете. Вы хоть представляете, какая у него теперь будет психическая травма?

— Добрый ты ребенок, Гарри, — умиленно прогудел великан. — Прямо как мамка твоя… Ой, я же эта... забыл представиться. Рубеус Хагрид, смотритель и хранитель ключей Хогвартса.

— Хогвартса? А что это такое?

— Так эти мерзкие маглы тебе ничего не рассказывали? Что твои родители были волшебниками и учились в магической школе? И ты тоже волшебник, Гарри!

— Гм, сэр, волшебник? И почему вы называете меня Гарри? Я Дадли Дурсль. А если вам нужен мой кузен Гарри Поттер, то папа только что его увел в другую комнату.

Хагрид ошеломленно уставился на мальчика.

— Эта… погоди-ка… Но ведь я помню тебя еще вот такусеньким малышом! Ты уже тогда был темненький и с зелеными глазками, как у мамки твоей…

— Так у нас общий дедушка, знаете ли. И кроме того, у детей часто цвет волос меняется.

— А глаза? — возопил ошарашенный великан. — У тебя же мамины глаза!

— Мама и тетя Лили родные сестры, вообще-то, — пожал плечами мальчик. — А их мать, ну, то есть, наша бабушка, была рыжей и зеленоглазой. И у нас с братом глаза у обоих светлые. У меня — серо-зеленые, а у брата — каре-зеленые. Вы бы и сами это увидели, если бы пришли днем, а не глухой ночью.

— А…а…, — на Хагрида было жалко смотреть. — А почему он такой… жирный? Родители же Гарри были не такие!

— Потому что Гарри с самого раннего детства болеет, — вздохнул Дадли. — У него диабет, и совсем нельзя есть сладкое, иначе ему станет очень плохо. Мама за него всегда переживает, и папа тоже. А вы ему сначала торт принесли, потом наколдовали свиной хвост, напугали…

Хагрид в ужасе схватился за всколоченную голову: он уже представлял, как расстроится из-за его промашки Дамблдор. И как ему теперь извиняться перед бедным Гарри? Надо скорее отвести его к директору, он обязательно все исправит. И хвостик этот злосчастный уберет.

Он ворвался в комнату, где перепуганные Дурсли пытались успокоить Гарри, и ухватив мальчика, выбежал из дома.

— Не-е-ет! Чудовище, верни ребенка! — голосу тети Петуньи могла бы позавидовать пожарная сирена. А бледный до синевы дядя Вернон, тряхнув темноволосого парнишку за шиворот, заорал:

— Поттер, немедленно отвечай, куда этот мерзавец поволок Дадли? Что ты ему наговорил, мальчишка?!

Тот, невозмутимо поправив очки, ответил:

— Он сказал, что забирает Дадли, потому что вы плохо со мной обращались, дядя. И не отдаст, пока вы не станете ко мне добрее.