Из звёздной пыли (сборник) (гет)

— Я приеду?

— Конечно.

— Давай тогда.

— Жду. Пока.

Кофе остыл. Мира вылила его в раковину и провела рукой по лбу. На окне были разводы от дождя — Мира рассеянно подумала, что это смотрится некрасиво. Вчера на выставке она вдруг встретила Глеба... Не совпали. Бывает. И ведь он любил её. Но себя он любил больше.

Сейчас приедет Кир, и она забудет об этом. Они знали друг друга сто лет — познакомились в балетной школе ещё в детстве. Мира не запомнила ни первой встречи, ни первого разговора. Она любила своё дело, выкладывалась, мучилась во имя него, а Кир словно отбывал наказание, назначенное родителями. В пятнадцать он немного пополнел и бросил балет с таким облегчением, как будто избавился от кандалов. Теперь можно было с чистой совестью заниматься любимым французским.

Кир знал о Мире всё. Ему она звонила в час ночи, когда накатывала хандра; он пережил с ней все её влюблённости, профессиональные проблемы. В восемнадцать они первый раз поцеловались. Сидели у него дома, слушали старые кассеты — и столкнулись губами под неистовый крик в «Бесса мэ». Кир был давно влюблён. Мире было интересно. Она ему доверяла, с ним не было ни смущения, ни стыда. Как с братом. Только чуточку иначе. Кир подумал: «Любит. Наконец-то». А Мире было забавно, томительно, сладко. О любви речи не шло, только о нежном восторге.

Мира была звёздочкой. Про неё говорили: «Какой талант!» — и обещали большое будущее. А она плакала у Кира дома, утыкаясь в его мягкое белое плечо:

— Они же не видят во мне человека, понимаешь? Только ножки, ручки, милое личико. Я для них — арт-объект. Которым можно распоряжаться по своему усмотрению. Который можно хотеть и получать, не ожидая препятствий. Эти сальные взгляды, пошлое восхищение, Кир! Я так больше не могу. Я бы ушла, правда, ушла бы, но ведь сколько сил, сколько времени отдано. Слушай, у тебя есть машинка?

— Машинка? — Переспросил он, не понимая. — Нет. Зачем тебе?

— А ножницы? Большие.

— Зачем?

— Есть или как?

Он принёс ей ножницы. Она перевесила вперёд косу.

— Мир, ты что творишь... Мира!

Отсечённая коса осела на пол умирающим лебедем. В глазах у Миры блестели безумные огоньки.

— Что, такой я тебе не нравлюсь? — Она расхохоталась.

В её смехе было что-то дикое, почти отчаянное.

— Ты мне нравишься любой, — заверил он.

Она выбрила виски, выбросила платья — и ушла из классического балета. Как будто сбросила чужую кожу. Стала грубее и ухмылялась, глядя на Кира, так, словно видела его насквозь. А он только влипал всё сильнее. Внутри что-то вздрагивало, когда она говорила: «ты мой лучший друг, единственный друг», но потом он думал — лучше так, чем никак. В конце концов, в такой дружбе можно прожить всю жизнь.

А потом появился Глеб. Мира танцевала какой-то современный спектакль, он делал костюмы. Так они и сошлись. Когда она впервые заговорила о нём с Киром, он сразу всё понял. По её экзальтированному взгляду и голосу. По тому, как она смотрела на Кира, будто не видя его. Как не поцеловала его и не осталась, а сказала: «Ну, я пойду», — и у неё зазвонил телефон.

— Да, Глеб, привет...

Она даже говорила с ним по-другому. Бережно, на цыпочках, на кончиках пуантов... Она засмеялась в трубку, и Кир не узнал её смех. С Киром она хохотала в голос, задыхаясь, вся терялась в этом безудержном хохоте, а сейчас вдруг заосторожничала, и так странно было слышать хрустально-колокольчатое звучание, далёкое, чужое.

Её отношения с Глебом простыми не были. Он привык вести, Мира не привыкла быть ведомой. Она приезжала к Киру и ревела, а он гладил её по голове, заглушая в себе пустую боль. И каждый раз был рядом. Потому что лучше так, чем никак.

Глеб был весь — острые углы и шероховатости, закрытый и угрюмый, Кир — мягкий, податливый, улыбчивый... Мира иногда сгорала от странного желания снова заснуть, вжавшись в него, снова почувствовать его тепло и нежность. Она ведь любит Глеба, она не должна, она... Чёрт.

Они сидели с Киром в ресторане.

— Как твой перевод? — Спросила Мира.

— Романа? Хорошо, — он глотнул воды. — С редактором только воюю. Как твой спектакль?

— Глеб хочет, чтобы я ушла из театра, — сказала Мира тихо. У Кира, кажется, задрожали руки. Перед глазами всё поплыло. Сейчас она скажет, сейчас. Это ведь было заранее понятно. Это было предсказуемо. — Хочет, чтобы мы поженились. И ребёнка.

— А ты? — Голос был осевший, еле слышный. — Что ты ответила?

Он попытался улыбнуться. Мир заканчивался.

— Я его послала. Сказала, что буду танцевать до последнего. Танец — моя жизнь, понимаешь? Неужели так сложно... принять это. Я хочу заниматься собой.

«Если бы ты любила меня, мне было бы достаточно услышать это один раз, — подумал Кир. — И больше ничего».

— Мы летим во Францию через пару месяцев...

Мира была бледна, как скатерть у них на столе. В остальном казалось, что они и не говорили о Глебе.

— Я могу поехать с тобой? — Вдруг спросил Кир.

Она удивилась.

— Конечно. Если хочешь.

После трёх спектаклей они остались отдохнуть на неделю — и... Их снова накрыло жаром и негой, всё было выброшено и позабыто.

«Это похоже на возвращение домой», — думала Мира, вжимаясь в его изнеженность и мягкость, как ей хотелось, за секунду до того, как провалиться в сон.

Глеб женился через полгода. У Миры возникло неприятное чувство в горле, когда она узнала об этом, словно он должен был любить её всю жизнь. Потом позвонил Кир. Чувство исчезло.

И вот теперь она встретила его на выставке. Сколько времени прошло... Он ещё сильнее осунулся, будто стал обесцвеченным. Сказал, что разводится, что дочь останется с женой... Ей вдруг стало очень его жаль, как бывает жаль чужого человека, которого ты никогда по-настоящему не знал — и никогда по-настоящему не любил.

— А ты как? — Спросил он.

— Хорошо. Премьера скоро.

— Может, увидимся как-нибудь?

— Может быть.

— Замуж вышла?

— Выхожу.

— Знаешь, я думаю о тебе постоянно, вспоминаю, как мы... Если бы я тогда иначе...

— Если бы. Хорошее уточнение, — она усмехнулась.

Солнце подсветило разводы на окне. Мира подумала, как с Глебом было тяжело, надрывно, как она боролась за каждый лишний день с ним, как она билась — зачем? И как с Киром всегда было легко, будто не всерьёз — можно не думать ни о чём и просто позволить себе быть. И как она долго не могла принять, что любовь — это не поле битвы, а уверенность и покой.

Кир приехал через час.

— Ты что, ограбил все кондитерские города? — Поинтересовалась Мира, проходя вслед за ним на кухню.

— Что-то вроде того, — весело ответил Кир.

— Мне же нельзя столько.

— А это для меня.

Она засмеялась и приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его.

— Я хотела спросить... — только бы сердце не разорвалось. — Может, ты уже переедешь ко мне и мы распишемся? Или всю жизнь будем так дружить? — Мира смотрела игриво, но в глазах у неё защипало.

Его оглушили её слова — и он не смог ничего ответить, только улыбнулся, обнимая её. Она подумала, что они оба сейчас расплачутся — и будут выглядеть, как два идиота. Ей вдруг стало очень смешно и тепло от этой мысли.

А Кир решил, что иногда даже слышать «я люблю тебя» вовсе не обязательно. Иногда достаточно просто знать.

03.09.2021