Пять лет несчастий (джен)

...без всякого предупреждения. Нижний кусок свалился в раковину, разумеется, ударился о кран (ведь единственный работающий закон в мире — это закон подлости!) и рассыпался фейерверком осколков.

Марк не отпрыгнул от раковины с непечатным воплем и не начал лихорадочно осматривать себя в поисках повреждений. Не в семь утра. Не в понедельник. Не на пороге закрытия квартала. Единственной мыслью, бившейся в сонном сознании, было: «И как теперь добрить вторую щёку? Я же опоздаю».

Марк подхватил тазик для белья, бритву и побежал в спальню — единственное место в квартире, где было другое зеркало. С горем пополам он закончил утренний туалет, сполоснул лицо на кухне, оделся в синий костюм с галстуком и едва ли не вприпрыжку сбежал по лестнице, придерживая портфель.

День выдался сложный и нервный, а потому только вечером, плетясь в душ, Марк обнаружил, что раковина полна зеркальных блёсток — и вспомнил, как они там оказались. Он нашёл в себе силы утащить тазик из спальни, вымыть его и бритву, пошатать пару-тройку кусков зеркала, которые щерились особенно подозрительно: так, словно тоже вот-вот упадут — и с чистой совестью отправился спать.

Только на следующий день ему пришла мысль, что раковину неплохо бы очистить. Что он и сделал: десять минут в гугле, моток скотча, все осколки наклеены и безопасны. Один совсем мелкий кристаллик было впился в руку, но Марк его подковырнул — и тот выпал обратно.

В голову совсем некстати поползли байки его тётки о том, что, дескать, кусочки стекла могут через ранку попасть в кровь, добраться до сердца и впиться него. Бред. Вернее, что-то похожее на приключения Фродо из «Властелина колец». Марк рассеянно подумал, что ему бы очень пригодилось такое колечко, как у главного героя. Чтобы становиться невидимым, когда начальник орёт, например. Или когда квартирная хозяйка требует просроченный платёж…

«Чёрт… Квартирная хозяйка! Надо поменять это дурацкое зеркало».

Он пошатал оставшиеся куски, но они, казалось, были вмурованы в стену насмерть.

«Клей там, что ли? Надо посмотреть, как его снять…»

Бреясь в спальне день спустя, Марк всё ещё думал об этом, но погружаться в дебри строительного искусства ни настроения, ни свободного времени не было. У него и так от недосыпа перед глазами мелькали «мушки», а по утрам он то пытался насыпать в кофе соль вместо сахара, то машинально надевал вместо туфель кроссовки для бега. Марк заказал в «IKEA» круглое зеркальце на выдвижном кронштейне, прилепил его возле раковины — и счёл миссию выполненной.

* * *

— Что за безобразие у тебя в ванной?

Рита была лучшим, что может случиться с человеком с пятницы по понедельник (про остальную неделю умолчим: зачем о грустном?). Рита, закутанная в полотенце, с влажными волосами и капельками воды, вспыхивающими на коже искрами света… Это даже слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Марк не сразу сообразил, о чём она вообще говорит.

— Что? А… Разбилось. Я скоро заменю, но клей крепкий. Подумаю, чем растворить. Не перфоратором же его выбивать.

Вместо того, чтобы так и выйти из ванны в полотенце, Рита зачем-то ушла и переоделась в халат. Фантастическое разочарование. Нет, он тоже прекрасно на ней смотрелся (как и всё — по крайней мере, Марк был в этом уверен), но…

— Хочешь, закажу выезд специалиста? — она уселась на диван рядом с ним и приобняла Марка за плечи. — На понедельник или вторник?

Единственное, что иногда раздражало в Рите — такие вот внезапные приступы хозяйственности. Почему — Марк и сам не знал. То ли потому, что съемная квартира не стоила такой серьёзности. Это был не «дом», не место, где можно жить и встретить старость, а просто… просто место, где лежали его вещи и можно было отдохнуть. А возможно Марку было неуютно из-за того, что небрежная готовность Риты «подставить плечо» как будто накладывала невидимую пелену обязательств на их отношения. Марку «серьёзное» и «постоянное» казались чем-то вроде проклятий на суахили: он в них не верил, он их не понимал… но звучали они угрожающе и каждый раз заставляли вздрогнуть.

— Я всё сделаю сам, — хмуро буркнул Марк, чуть отстраняясь.

— Как скажешь, — покладисто согласилась Рита.

И до понедельника проблемы перестали существовать…

* * *

…Чтобы с первым будним днём снова взять за горло. Между «жить» и «спать» он опрометчиво выбрал «жить» — и теперь жалел об этом. «Мушки» перед глазами даже не порхали, а лениво падали, как снежные хлопья. От усталости хотелось застрелиться. Марк бы так и сделал, наверное, если бы не подозрение, что начальник (всегда свежий и бодрый — как ему это удавалось?) договорится с некромантом и поднимет Марка из мёртвых, только чтобы тот отработал положенные две недели. Ведь смерть в глазах шефа вряд ли чем-то отличалась от заявления об уходе по собственному желанию.

Марк пролил кофе на стол, порвал рубашку, зацепившись манжетом за дверцу шкафа, нечаянно разбил блюдечко и едва не опоздал. Он знал, да и Рита, наверное, подозревала, что в следующую пятницу зеркало в ванной по-прежнему будет разбито.

Не надо быть пророком, чтобы это предсказать.

Вот только они ошибались.

Потому что во вторник вечером все квартальные отчёты навсегда потеряли для Марка смысл.

* * *

Гибкая фигура, затянутая в чёрный латекс, прошла прямо сквозь зеркало, упруго приземлившись на одно колено.

В руках у незнакомки — а это была женщина, по крайней мере, мужчины с такой фигурой вряд ли предусмотрены — было что-то вроде пулемёта или лазерной пушки из какой-нибудь космооперы.

С дула «пушки» сорвалась короткая очередь синих вспышек, и Марк, застигнутый врасплох с чашкой чая и даже забывший как дышать, успел подумать, что вот она, его смерть. Боли не было. Как не было и внезапной темноты, сияющих туннелей и прочего.

Незнакомка в серебристых зеркальных очках выпрямилась в полный рост, поливая синими вспышками то одну, то другую стену, резко разворачиваясь и крутясь, гибкая и смертоносная.

А Марк всё стоял, с удивлением понимая, что в него не попали. И даже, похоже, не целились. В комнате как будто посветлело, но не от синих огней, а… Марк моргнул раз. Ещё раз. Что-то бросилось врассыпную, пытаясь уйти от ударов, но не успевая. Что-то непонятное. Как будто тень или… или те самые «мушки» перед глазами. Квартира стремительно становилась светлее и как-то чище, как будто кто-то стирал с предметов невидимую пыль и паутину. Он даже вздохнул глубже, о чём, впрочем, тотчас пожалел.

«Валькирия» в латексе сразу перестала стрелять. Бегло, по-хозяйски осмотрела дело рук своих: из всего, что было в комнате, пострадала только ваза на полке — и остановила взгляд на Марке. Температура в комнате как будто упала на пару градусов. До сих пор Марк наивно полагал, что девушка с хорошей фигурой и с бластером в руках — это сексуально. Он очень любил космооперы, хотя и стеснялся этого.

Но сейчас внезапно понял, что актрисы смотрелись с оружием мило, пикантно и «опасно» только потому, что угроза всегда была мнимой. Эта девушка не просто умела держать оружие — она сама была оружием. Точной, эффективной и безжалостной машиной для убийства. И сейчас она смотрела на него. Напряжение, повисшее в воздухе, можно было резать ножом. Марку с каждой секундой всё сильнее казалось, что он должен что-то сделать, причём срочно: убежать, притвориться мёртвым — но только не стоять, как будто взгляд незнакомки вморозил его в ковёр. Наверное, так чувствовал себя первобытный человек, лицом к лицу столкнувшись с саблезубым тигром.

Она чуть-чуть изменила положение оружия и что-то нажала на ручке. Медленно-медленно, не глядя. «Как будто не хочет спугнуть» — мелькнула паническая мысль.

Девушка вскинула бластер. И наступила темнота.

Проснувшись в белой палате, Марк несказанно обрадовался. Ну конечно! Это всё объясняло: он просто переработал, вот ему и начало мерещиться всякое. Включая эту «Наташу Романофф»⁽¹⁾ в чёрном латексе. Что ж, главное, теперь он в надёжных руках. И даже на работе ему не смогут не дать отпуск на несколько дней…

Он глубоко вздохнул, вытянулся на кровати и прикрыл глаза.

Дверь палаты открылась, впуская мужчину и женщину в белых халатах. «Вот сейчас и выясню…», — успел только подумать Марк, когда доктора, едва взглянув на показатели загадочного прибора у его изголовья, начали что-то бурно обсуждать на непонятном стрекочущем языке. Будто говорили сороки. Женщина кинула обеспокоенный взгляд на Марка и почти по-человечески пожала плечами. Почти. Ключевое слово «почти».

Марк за какую-то долю секунды успел покрыться холодным потом с головы до пят. «Значит, не показалось…»

Тем временем, она слегка прочистила горло и медленно, как будто подбирая слова, произнесла:

— Мой коллега хотел бы понять, что происходит. Наш прибор показывает, что вы считаете, будто сошли с ума. Но вы этим довольны. Почему?

«Чёрт, у них ещё и машина, читающая мысли. Лучше бы я и правда сошёл с ума…»

Доктора продолжали вопросительно смотреть на Марка, не двигаясь и даже, похоже, не моргая. Они ожидали его ответа с терпением и настойчивостью игуаны, следящей за добычей. Работа с базами данных довольно неплохо подготовила Марка к беседам с теми, кто по определению не мог его понять, но обычно они всё же были людьми… Хотя, а что ему оставалось? Он вздохнул и собрался с силами.

— В мой дом проникла неизвестная мне женщина. Через зеркало. С непонятным оружием. И она в меня выстрелила. Не самые приятные переживания в моей жизни. Я не мечтаю сойти с ума, но если выбирать между альтернативами, то предпочёл бы, чтобы мне всё это померещилось.

Мужчина медленно кивнул:

— Да. Мы получали отчёты, что идея межпланетного контакта для большей части жителей вашей планеты является источником стресса. Обычно мы проводим зачистку от «серой гнили» в отсутствие жильцов. И наша сотрудница тоже провела предварительное тестирование. Но вы не отразились на мониторах. Как мы считаем, потому…

В этот момент женщина дёрнула его за рукав. На этот раз вполне по-человечески и даже по-женски, без всяких там «почти» и «как бы». Это был хорошо знакомый Марку универсальный жест всех женщин мира (а, может, и всей Вселенной), призывавший заткнуться немедленно. И сопровождался он не менее выразительным взглядом.

Женщина-доктор выступила вперёд и нарочито ободряюще улыбнулась Марку, отчего он в очередной раз за последнее время нервно похолодел. Хорошие новости с такой улыбкой не сообщают. А чаще всего просто врут в лицо.

— Одним словом, она ошиблась. Но это к лучшему, потому что она вас заметила и сразу просканировала. Вы были заражены «серой гнилью». Поэтому мы и забрали вас на карантин.

Час от часу нелегче… Марк судорожно сглотнул:

— И что это? Эта «серая гниль»? От неё… умирают?

— Нет, — покачала головой доктор. — Но от неё прекращают жить.

* * *

Спустя месяцы и даже годы, когда Марк сверял по галактическому календарю время до следующего медицинского обследования, ему часто вспоминалась эта фраза.

В ней как в зеркале («ха-ха») была отражена вся философия здешней цивилизации. А сам он, значит, сейчас «жил»? Вставая в семь утра и работая в архиве до поздней ночи, Марк не мог поручиться за это. И даже не мог сказать, что у него было время об этом подумать. Зато была куча мыслей о другом: например, о том как наладить работу архива ещё лучше. И ещё. И ещё. Нет предела совершенству. Если поглощён своей работой, то у тебя всегда отыщутся новые идеи, ведь ум не выносит покоя, а деятельность порождает желание улучшать… Прежний начальник Марка тоже любил порассуждать о том, что, дескать, жизнь — это непрерывное соревнование с собой вчерашним. Но убедить в этом мог только себя.

На этой планете всё было устроено гораздо доходчивее: остановка означала смерть. Не хочешь, чтобы тебя «продезинфицировали» — совершенствуйся. Марку на это более чем прозрачно намекнули, впервые поведав о природе «серой гнили».

Проще и изящнее любой борьбы ангелов и демонов. Всё живое уменьшает энтропию, а неживое — увеличивает. Живое растёт, усложняется и развивается. Неживое — ветшает, выходит из строя, распадается на составные части. А посреди этого «серая гниль», она же «пыль энтропии», она же «синдром хронической усталости», она же «проклятие Атлантиды», она же…

Столько пафосных метафор ради горстки праха, живущей, как сказали бы земные биологи, жизнью «редуцента» — падальщика или гриба. Расщепляя сложное на простое, она забирала энергию. В её присутствии портились вещи и продукты, тускнели краски, мебель покрывалась пылью, а живые существа уставали, утрачивали творческий задор и пытались любыми силами устроить свою жизнь как можно «проще». И с этого момента энтропия получала возможность пожрать их до конца.

Иными словами, если ты перестаёшь развиваться, то ты болен. Марк чуть не сказал «так все живут», но в последний момент всё-таки запнулся, не желая подводить то ли себя, то ли остальное человечество.

— Анализ показал очень высокую степень вашего заражения «серой гнилью», — сказала Марку женщина-доктор. — При такой концентрации вы могли стать распространителем. А это очень опасно. «Серая гниль» никогда не отступает. Планету размера вашей она может поглотить полностью за сто — сто пятьдесят ваших «лет». Поэтому так важно вовремя ликвидировать источники заражения.

— Тогда почему вы привезли меня сюда, а не просто уничтожили?

— Потому что жизнь священна, — она казалась искренне удивлённой его вопросом. — Убивая, мы увеличиваем энтропию. Поэтому бороться за жизнь надо до конца. Даже если на какой-либо планете остался бы всего один индивидуум, не заражённый «гнилью», мы не имели бы права уничтожить такую планету.

«И если есть хоть один праведник…»⁽²⁾ — совершенно не к месту вспомнилось Марку что-то из священных книг.

Услышав, что за каждую жизнь здесь борются до последнего, он немного успокоился. И даже начал прикидывать перспективы. Это ведь была его идея — устроиться в архив под предлогом оптимизации базы данных. Показать готовность что-то улучшать, творить и помогать — и заодно быть поближе к документам о «серой гнили». Его немного беспокоило, что ему не сообщили ни точных критериев выздоровления, ни точных сроков. То есть назвали: пять лет до следующего обследования, — чем вызвали приступ едва сдерживаемого хохота⁽³⁾. Но не сказали, что будет, если за эти годы Марк не выздоровеет. Снова отсрочка? Или «полная дезинфекция»? Порой ему казалось, что приговор уже вынесен, но инопланетяне просто не говорят это ему, чтобы он — как баран, идущий на бойню — не создавал по дороге слишком много шума. А потому ему нужен был архив. Чтобы проверить всё самому.

Но даже Марк не ожидал того хаоса, который ждал его на новом рабочем месте. Здешние создания были так помешаны на идее «ничего не упрощать» и «ничего не автоматизировать», что хранили каждый отчёт о борьбе с «гнилью» в виде отдельного, почти художественного текста. Ни строгой формы, ни классификации — ничего! Просто груды файлов.

И это у существ со сложнейшим техническим уровнем, прекрасными компьютерами и запредельными технологиями… Неудивительно, что при таком подходе они не умели предсказать, где «гниль» появится в следующий раз, а только устраняли последствия. Когда Марк это понял, он даже всерьёз разозлился. И вступил в первую в своей жизни полемику с начальством.

— Отлично, живое всегда непредсказуемо, поэтому вы непредсказуемы. Но если «серая гниль» работает на энтропию, то её-то предсказать можно! Так почему этим не воспользоваться? А отчёты? Вы сами утверждали, что бесконечное повторение похожих действий вызывает усталость! Если бы у отчёта была форма с классификацией ситуации, то можно было бы быстро заполнить её, не тратя лишнего времени и сил! А всё внимание направить на изучение того, что в этом случае нестандартного!

Воистину, «если хочешь решить проблему, думай как проблема… и сам стань проблемой». Марк так и не понял, когда включился в игру. Сначала ему надо было просто доказать, что он полезен и рвётся работать — ведь иначе его бы признали «неизлечимо больным». Но потом он так приноровился доказывать свою правоту в чужой системе ценностей, что почти поверил в важность своей миссии.

Это — да ещё красноречивый чертёж камеры тотальной дезинфекции, попавшийся ему в одном из отчётов — держало Марка на плаву. Он хотел жить. А потому был готов имитировать любую активность, придумывать улучшения почти экспромтом — и неуклонно вести архив к той точке автоматизации, когда с помощью собранных данных «серую гниль» впервые можно будет предсказать.

Иногда ему приходило в голову, что баланс запугивания смертью — и надежды на выздоровление — просто трюк: чтобы использовать его потенциал на полную катушку, а потом уничтожить. Тогда Марк скучал по Земле. И по Рите.

1) https://fanfics.me/character569

Вернуться к тексту

2) Искажённая цитата из Книги Бытия, глава 18, стихи 23-33. Авраам спрашивает, сколько праведников должно быть в Содоме, чтобы город не был разрушен.

Вернуться к тексту

3) Если разбить зеркало, несчастья будут преследовать пять лет. Народная примета.

Вернуться к тексту

— Нельзя как-то ускорить процедуру обследования? — спросил он как-то раз. — Неужели обязательно ждать в карантине пять лет?

По иронии судьбы, он говорил с той самой девушкой, которая когда-то подстрелила его дезинфекционной пушкой.

— Чтобы быть уверенным в отсутствии рецидива — обязательно, — она удивлённо и с любопытством на него посмотрела. — Почему это так важно для вас?

— Я хочу скорее вернутся.

— Мы можем отправить вас в любой момент времени. Даже в тот, когда забрали вас из квартиры, — пожала плечами девушка. — Для вашего окружения ничего не изменится.

— Зато изменится для меня! — неожиданно резко возразил Марк. — Я оставил на Земле то, к чему хочу вернуться. Я по этому скучаю.

— Согласно файлу, у вас не было ни семьи, ни родного места, ни любимой работы, ни даже домашних животных, — припомнила его собеседница. Идеальная память входила в способности дезинфекторов вместе с идеальным телом супербойца. — С родителями вы общались редко. Хобби не имели. Не похоже, что вам было, что терять.

«Ты даже не нашла меня в моей же квартире, хотя я стоял прямо перед тобой. Так что при всей твоей памяти суперкомпьютера, с вниманием к деталям у тебя так себе». Вслух он этого, разумеется, не сказал. Только процедил:

— У меня была Рита!

— Ваш общественно-сексуальный партнёр? — приподняла брови девушка. — В картотеке не было ни одной пометки, которая указывала бы, что вы относились к этому серьёзно. Скорее наоборот.

Да. Действительно. Ведь он так боялся всего постоянного…

— Постоянство — первый шаг к энтропии, — сквозь зубы процедил Марк. — А настоящая жизнь всегда изменчива.

Она это объяснение приняла. Но он сам — нет. И как-то раз буквально выпросил у докторов право связаться с Землёй и показать ему Риту.

Зря.

По крайней мере, стоило хотя бы уйти в отдельную комнату. Потому что когда Марк увидел Риту в дорогом ресторане, да ещё и в компании своего бывшего начальника…

Она всегда любила энергичных людей. Она всегда была слишком хороша для него. И Марк это знал.

Но… всё равно. Это было слишком. О таких ситуациях говорят «удар под дых», но Марка как-то минули драки. Просто не осталось воздуха, а сердце как будто слиплось в тяжёлый вязкий комок.

С тех пор он больше не думал ни о смерти, ни о том, что инопланетяне могут его обманывать. Хотят убить через пять лет? Пусть убивают. А пока он действительно находил смысл жизни в работе. В чём же ещё?

* * *

Но всё же однажды пять лет истекли. Жужжащий сканер что-то удовлетворительно булькнул, доктора улыбнулись — впервые не натянуто — и поздравили Марка с выздоровлением.

Ему предложили на выбор — уйти или остаться — и он сначала выбрал «остаться», но вдруг понял, что об архиве у него в голове больше нет ни одной мысли. Всё отдано и выпотрошено. А вот о Земле — предостаточно. «Если меня сейчас не убьют, сколько всего я смог бы сделать…»

Марк огляделся напоследок и выдохнул:

— Верните меня домой.

Он хотел сказать куда и когда, но не успел. Стены клиники сменились на кафель ванной комнаты, а зеркало — целое — отразило не постаревшее ни на день лицо.

Вот только это был не понедельник, когда всё началось, а пятница. Потому что в тот самый момент, когда Марк размышлял, что делать дальше, раздался звонок в дверь.

Он едва успел снять цепочку, как на нём повисла Рита:

— Привет, соскучился?

Рита. Предательница Рита, которая предпочла ему другого… Вернее, предпочла бы. А сердце всё равно порхает, как шальное. Не для того ли он вернулся, чтобы всё было по-другому? Ведь будущее пишем мы сами…

— Да, — только и сумел ответить он. — Да, очень.

* * *

Спустя несколько лет, Рита сидела в ресторане с начальником отдела цифровизации. Теперь это была должность Марка.

В области связанных баз данных ему не было равных, а вот во французской кухне он по-прежнему не понимал ничего. Неважно. Если честно, ему просто хотелось сделать предложение Рите именно в этом ресторане.

Она ответила «да».

И зеркала в их доме больше никогда не бились.