Волшебный котик (джен)

2 ноября 1981 года

Прошло шесть часов, а полосатая кошка так и не сдвинулась с места. Она сидела на кирпичной стене, окружавшей дом номер четыре по Тисовой улице, навострив уши и аккуратно обернув хвост вокруг передних лап. Ничего не подозревающий наблюдатель мог бы удивиться квадратным отметинам вокруг изумрудных глаз кошки или довольно суровому выражению морды животного. Однако до сих пор единственными людьми, проходившими мимо, были мусорщики, которые не обращали на кошку никакого внимания, и старая миссис Фигг, вышедшая на раннюю прогулку. Старушка погладила кошку, которая отнеслась к этому со стоическим смирением, приберегаемым именно для таких случаев — в конце концов, она торчала здесь не для того, чтобы привлекать к себе внимание.

Она была здесь, чтобы наблюдать.

Четыре часа назад дверь дома, за которым она наблюдала, открылась. Вышла женщина в бледно-розовом халате, с молочными бутылками в руках. Кошка в ожидании ещё больше выпрямилась. И зрелище её не разочаровало. Женщина вытаращила глаза, увидев «сюрприз» на крыльце, тонкие губы слегка приоткрылись, а затем она пронзительно завопила и тут же зажала рукой рот.

Кошка не удивилась ни крику, ни тому, как женщина бросила быстрый взгляд вверх и вниз по улице, потом схватила свёрток с одеялами и скрылась в доме: обнаружив на своём пороге недавно осиротевшего племянника, Петуния Дурсль первым делом подумала, как бы об этом не узнали соседи.

Кошка продолжала наблюдать. Изнутри дома доносились звуки, которые она определила как чьи-то тяжёлые шаги по лестнице, затем приглушённые голоса мужчины и женщины. Голоса сначала были совсем тихими, но потом становились всё громче и громче, пока чуткие уши кошки не уловили обрывки слов.

— …я никогда не спрашивала… Не упрекай меня!

— …должно быть что-то… они не могут просто…

— …возмутительно… что если кто-то…

— …не моя вина!

В конце концов дверь снова распахнулась, и из дома вышел здоровенный усатый мужчина. Кошка внимательно наблюдала за ним, но у него не было ни свёртка с одеялами, ни какой-либо подозрительной сумки или корзины.

В дверях появилась Петуния.

— Ты же видел письмо, Вернон! Это не сработает! Они…

Вернон открыл свою машину, его усы дрожали от гнева.

— Я не допущу, чтобы какой-то чёртов урод… — он огляделся вокруг и понизил голос. — На последней вечеринке в офисе я познакомился с женой Тейлора. Она работает в церкви Святого Николая в Окхеме. Они наверняка заберут его туда.

— Вернон…

Но мужчина уже захлопнул дверь машины и сдал назад по подъездной дорожке. Кошка не волновалась. Такой поворот был предусмотрен. Служители церкви Святого Николая вежливо объяснят мистеру Дурслю, что передать несовершеннолетнего родственника в систему социального обеспечения — это не значит просто отвезти его в приют. С этим связано множество хлопот и бумажной волокиты, не говоря уже о дорогостоящих встречах с адвокатами, слушаниях в суде и обескураживающих визитах социальных работников. Те добры и отзывчивы, но при этом совершенно ясно дадут понять, что единственные люди, которые действительно отдают своих детей в приют — это матери-подростки, наркоторговцы, наркоманы или заключённые, и все они подпадают под одну и ту же категорию для Вернона Дурсля, а именно — люди-с-которыми-мы-не-общаемся.

Кошка вздохнула, очень по-человечески. После того, что ей довелось увидеть за последние несколько часов, она начала задумываться, не обеспечит ли приют лучшее начало жизни для маленького мальчика, который вошёл в историю, просто пережив эту ночь. Маглы, насколько она знала, неплохо заботились о малышах и немощных.

Кошка вынырнула из раздумий, заметив краем глаза какое-то движение. Она была уже не одна, к ней присоединился другой кот, элегантно и плавно запрыгнувший на кирпичную стену. Утреннее солнце отражалось на его гладком чёрном мехе. Он был крупным и довольно мускулистым, с длинными тёмными усами, которые придавали его кошачьей морде странно угрожающее выражение. Его глаза, в отличие от зелёных глаз полосатой кошки, были цвета самого тёмного янтаря, какой только можно представить у кота, и насмешливо сверкнули, когда он взглянул на дверь дома номер четыре.

Полосатая кошка была недовольна его внезапным появлением. Кончик её хвоста подёргивался взад-вперёд, а уши прижались к голове, когда она заметила дохлую крысу, свисавшую у него изо рта. Честное слово! Она могла поклясться, что он делал это с единственной целью — досадить ей.

Кот не обратил внимания на неодобрительный взгляд кошки. Сев рядом, он бросил крысу и лениво зевнул. Кошка увидела у него на зубах и усах капельки крови, и пожалела, что Альбус не выбрал кого-то другого, чтобы составить ей компанию во время ночного дежурства.

— Северус, — сурово сказала она. Человек не услышал бы ничего, кроме тихого сердитого шипения, но она знала, что чёрный компаньон всё прекрасно понял. Однако он не подал виду и смотрел на крысу, словно раздумывая, не перекусить ли ему с утра пораньше.

— Северус! Не понимаю, зачем ты таскаешь сюда эту дрянь…

Он ухмыльнулся — даже кошачью версию этого выражения нельзя было спутать ни с чем другим — и столкнул крысу со стены на растущую кучу дохлых грызунов, которых он натаскал за ночь.

— Наверняка мне не нужно напоминать тебе, что крысиная печень, усы, уши и различные внутренности используются во многих зельях…

— Простое акцио, как только мы вернёмся на территорию Хогвартса, предоставит тебе все необходимые «ингредиенты», — она сердито дёрнула хвостом. — Нет необходимости рыскать по магловским мусорным бакам и… О Мерлин, Северус!

Чёрный кот плюхнулся на задние лапы и принялся тщательно вылизывать у себя под хвостом. Услышав возмущённое шипение полосатой кошки, он поднял голову, его длинные усы задрожали.

— Просто играю свою роль, Минерва. Разве не об этом нас просил директор?

Он продолжил вылизываться, а полосатая кошка с отвращением отвернулась.

— Я знаю, ты не одобряешь, что директор отправил тебя сюда со мной, Северус, но не нужно так беситься из-за этого.

Чёрный кот снова выпрямился.

— Не думаю, что Поттеру действительно нужны двое, чтобы присматривать за ним, — усмехнулся он, и Минерва втайне удивилась, насколько хорошо его человеческие выражения передавались кошачьей морде. — Родственники наверняка уже сюсюкают и восхищаются им.

У него даже уши прижались от отвращения. Минерва повернулась и посмотрела на него, изобразив довольно убедительную ухмылку.

— Ошибаешься, Северус, его дядя только что уехал в приют.

Чёрный кот заморгал.

— Но он же не забрал Поттера с собой?

— Он хочет сначала поговорить с персоналом, — у Минервы встопорщились усы. — Наверное, чтобы проверить, подходящее ли это учреждение, — добавила она, желая казаться более убедительной. В глубине души она не сомневалась, что Вернон Дурсль без колебаний отдаст племянника своей жены в какое бы то ни было учреждение, лишь бы «урод» больше не вторгался в его жизнь.

— Наверняка именно этим он и занимается, — хмыкнул Северус, долго и задумчиво смотрел на дверь дома номер четыре, потом опять принялся умываться, на этот раз занявшись своим длинным пушистым хвостом. — Не такие уж они и тупоголовые, эти маглы, а?

— Как ты можешь так говорить? — Минерва бросила на него сердитый взгляд. — Мальчик только что потерял обоих родителей…

Северус резко прекратил мыть свой хвост и уставился на неё.

— Не нужно напоминать мне о том, что произошло прошлой ночью, Минерва, — прошипел он.

Она помолчала, заметив мелькнувшую в его глазах боль, впрочем, тут же подавленную.

— Я знаю, Северус, — тихо сказала она. — Но постарайся думать о мальчике. Он совсем один в этом мире…

— Избавь меня от своей гриффиндорской сентиментальности, — огрызнулся Снейп. — Вполне естественно, что его родственники не в восторге от того, что им придётся кормить лишний рот. Альбус ведь и не подумал спросить, готовы ли они принять племянника?

— Нет, — признала Минерва. — Скорее всего, не подумал.

— Ах да, — усмехнулся Северус. — Ну конечно, с чего бы это? В конце концов, они всего лишь маглы, верно?

Она резко обернулась, теперь по-настоящему рассердившись.

— Это грязное и несправедливое обвинение, Северус! Директор никогда бы…

Но Северус уже не слушал её. Он повернулся к ней спиной и продолжал умываться — портрет кота, которому на всё наплевать. Минерва фыркнула и уставилась опять на дом номер четыре на Тисовой улице.

Некоторое время ничего особенного не происходило. Примерно через полчаса они услышали громкие сердитые вопли, доносившиеся из дома. Северус язвительно заметил, что Поттер, очевидно, начинает чувствовать себя как дома, но он оказался неправ: дверь открылась и вышла Петуния, неся на руках краснолицего и довольно пухлого малыша в синем комбинезоне. Мальчик, крича во всю мощь своих лёгких, извивался и брыкался, пока мать пыталась усадить его в коляску.

— Давай, Дадличек, будь хорошим мальчиком. Мамочка купит тебе вкусное мороженое, если ты будешь хорошо себя вести, договорились, сладенький?

— Мой! — вопил Дадличек, вцепившись кулачками в волосы матери и дёргая что было сил. — Моооой!

— Ой! — Петуния, неловко склонив набок голову, пыталась разжать маленький кулачок. — Не надо, Дидди, не будь плохим мальчиком! Я знаю, что манеж твой… ой!.. он там надолго не задержится.

Наконец ей удалось освободить волосы, и она опять заворковала:

— Мамочка не допустит, чтобы ты делился своими вещами, Дадличек. А теперь как насчёт мороженого, хочешь?

Слово «мороженое», похоже, подействовало на мальчика успокаивающе, он перестал вопить и просто насупился в своей коляске.

— Мама плохая.

— Скоро домой вернётся папочка, — продолжала ворковать Петуния, направляясь на улицу. — Он знает, что делать…

Северус ухмыльнулся им вслед, очевидно, не в состоянии придумать достаточно язвительный комментарий, чтобы выразить свои чувства.

— Я понимаю, — вздохнула Минерва. — Я пыталась сказать об этом Альбусу, но…

— Что ж, — заметил Северус, изящно облизывая свою лапу, — если Поттер приедет в Хогвартс слишком тучным, чтобы подняться по лестнице в башню Гриффиндора, я, например, не удивлюсь.

Минерва впилась в него взглядом. Она знала Северуса много лет и понимала, что именно так он справляется с неприятными новостями — набрасывается на всех виновных и невиновных, скрывая свои чувства за хорошо продуманной маской сарказма. Однако от этого его поведение не становилось легче выносить.

На кончике языка вертелось язвительное «он не Джеймс, ты же знаешь», но она промолчала. После долгой ночи, проведённой в состоянии шока, горя и виноватого ликования, она была не в настроении вступать в словесную перепалку со своим младшим коллегой.

Через некоторое время явился Дурсль, с кислым выражением лица захлопнул дверцу машины и вошёл внутрь дома. Вскоре вернулась из магазина Петуния, пухлое личико её сына было измазано остатками мороженого. Они с малышом вошли в дом, и обе кошки услышали, как мистер Дурсль сообщил жене, что в церкви Святого Николая ему отказали.

Минерва в душе вздохнула. Как бы ей ни было неприятно оставлять маленького мальчика с родственниками, Альбус, казалось, считал, что это лучшее место для него. С другой стороны, возможно, Дурсли смягчатся, получая ежемесячно щедрое пособие — больше, чем они могли потратить на малыша, как бы они его ни баловали. Волшебный мир тоже хорошо обеспечивал своих отпрысков.

— Как бы мне ни нравилось проводить свой день, отдыхая на стенах магловских садов, — сказал Северус, прерывая её мысли, — думаю, мы услышали достаточно. Возвращаемся?

Минерва кивнула, ещё раз окинув взглядом дом. Она подумала о малыше в манеже кузена, не подозревающем, что именно из-за него весь мир праздновал смерть одного волшебника и выживание другого. И так будет продолжаться в течение следующих десяти лет. Пока же, по сути, маленький Гарри Поттер был предоставлен самому себе.

* * *

1 июля 1983 года

У Петунии Дурсль было плохое утро, одно из тех, когда она смотрела в зеркало и жалела, что сделала это. «День плохой причёски», — писали в журналах, хотя все девицы на фотографиях выглядели так, как будто у них никогда в жизни не выбился из причёски ни один волосок.

Вернон был не в духе, едва буркнув ей два слова из-за своей газеты, а Дадли решил, что лучший способ съесть свой бутерброд с джемом — это расплющить его на столешнице своего стульчика для кормления и облизать. Убирая за ним, она испачкала джемом новую блузку и накричала на Дадли, но тут же почувствовала себя виноватой, увидев, как его большие голубые глаза наполнились обиженными слезами.

А потом, конечно, позвонила Мардж. Это само по себе означало два часа выслушивания советов по разведению бульдогов (на случай, если Петуния когда-нибудь захочет этим заниматься), но более того, Мардж объявила, что приедет в гости. Петуния едва не застонала от такой новости. Мардж никогда не приезжала без своего Злыдня, и Петуния содрогнулась, вспомнив, как в последний раз этот адский пёс вторгся в её дом. Он испачкал ей чулки через две минуты после того, как вошёл в дверь, а в следующие двадцать четыре часа умудрился нагадить в кожаный портфель Вернона, сожрать новые тапочки, укусить мальчишку Поттера и — Петуния всё ещё краснела от злости при воспоминании — его дважды стошнило на новый ковёр в гостиной. Пятно было видно до сих пор.

Петуния была убеждена, что Мардж, если бы захотела, могла пресечь любую из этих выходок Злыдня. Но она только ухмылялась, когда жирная псина гнала Гарри через кухню в сад. Ну конечно, не ей же потом пришлось разбираться с детской истерикой. Нет, мисс Маргарет сидела в гостиной и рассуждала с Верноном о политике, пока Петуния успокаивала вопящего Гарри, промывала и перевязывала укус, пока малыш изо всех сил брыкался и пытался вывернуться. К тому же у этой женщины даже хватило наглости заметить, что она «нянчится с щенком». Следы от зубов были довольно глубокими, и последнее, что Петунии было нужно, — это ребёнок, бегающий по дому с инфицированной раной.

Она пошла в гостиную и уговорила Дадди отойти от телевизора — это всегда было непросто, а сегодня почти невозможно. Когда он, наконец, оделся, чтобы выйти на улицу, дуясь, что не успел досмотреть свою любимую программу про динозавров, Петуния с ужасом вспомнила, что мальчишка Поттер всё ещё сидит в чулане. Со всеми этими утренними хлопотами она забыла его выпустить. Замечательно. Как будто она и так не опаздывала уже на десять минут. На мгновение она подумала о том, чтобы просто оставить его там: он был одет в свой ночной подгузник, так что несколько часов должен быть в порядке…

— Хочу смотреть динозавров! — топнул ногой Дадли, и Петуния улыбнулась, увидев милую надутую губку на его маленьком личике.

— Но, милый, Пирс и его мама с нетерпением ждут, когда ты придёшь поиграть. Разве ты не хочешь поиграть с Пирсом?

— Смотреть динозавров!

Нижняя губа Дадли начала дрожать, и Петуния по опыту знала, что он был всего в нескольких секундах от полномасштабной истерики. Её малыш унаследовал характер своего отца, а также упрямство матери.

— Дадличек, мама спросит маму Пирса, можно ли вам вместе посмотреть динозавров, хорошо? Не плачь, милый, мамочке просто нужно выпустить Гарри, а потом…

— НЕТ! — Дадли покраснел и топнул сильнее. — НЕТ ГАРРИ!

— Но Дадличек…

— Я не хочу, чтобы он приходил! Я НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ОН ПРИХОДИЛ!

— Он не пойдёт с нами, милый, не волнуйся. Мама просто…

…просто не могу оставить мальчишку в доме одного. Потому что он может выбраться из запертого чулана. Потому что он сидел на кухонном полу, когда мы вернулись из океанариума, и лопал печенье, которое лежало на полке, где он никак не мог до него дотянуться. Потому что он урод.

— НЕТ, МАМ, НЕЕЕЕЕЕТ!

Побагровев, Дадли бросился на пол, пиная воздух и колотя по полу маленькими кулачками.

— НЕТ ГАРРИ!

Не в доме, решила Петуния. Кто знает, что он может натворить в одиночку. А вот в саду всё должно быть в порядке. Мало ли чем он мог там заняться — был прекрасный летний день. Нет причин, почему бы ему не провести там несколько часов в одиночестве.

Оставив Дадли успокаиваться, Петуния вышла в коридор. Как всегда, отодвигая засов, запиравший дверцу чулана, она почувствовала вспышку раздражения. Не похоже было, что хлипкая дверь или замок действительно могли удержать одного из них внутри. Инцидент с печеньем в прошлом месяце только подтвердил то, что она знала с самого начала.

Мальчишка сидел на своей койке, засунув большой палец в рот, и смотрел на неё — неприятная привычка, которую он приобрёл в последнее время. Казалось, он мог часами сидеть где-нибудь и сосать свои пальцы. Не хватало только, чтобы Дадли перенял это у него.

— Прекрати! Я же говорила тебе не делать этого! — Она шлёпнула мальчика по руке, и он быстро выдернул палец и спрятал его в рукаве, как будто это могло помешать ей увидеть, что он весь обслюнявленный.

— Выходи, — приказала Петуния, и Гарри послушно соскользнул с койки. Петуния наблюдала за ним со смесью смирения и раздражения. Не то чтобы она хотела, чтобы он забивал ей голову непрерывной болтовнёй, но это постоянное молчание начинало действовать на нервы. Это ненормально для трёхлетнего ребенка. Бог свидетель, она делала всё возможное, чтобы вырастить этого мальчишку нормальным человеком.

Тем временем Дадли снова успокоился и жевал последний из своих шоколадных футбольных мячиков: его истерики в основном заканчивались так же быстро, как и возникали. И снова Петуния поразилась разнице между двумя детьми. Дадли был здоровым мальчиком с круглым розовым личиком, обрамлённым светлыми волосиками, а голубые глазки напоминали маленьких ангелочков-херувимчиков, которых так часто изображают на открытках. Он много смеялся, и тогда всё его лицо, казалось, светилось. Было радостно наблюдать, как он растёт, как восторгается, когда получает лакомство или новую игрушку.

Гарри был другим… Бледное, тощее существо, с крысиным гнездом волос на голове и костлявыми, паучьими руками, так не похожими на милые маленькие лапки Дадли. Глаза, мрачные зелёные озёра, всегда наблюдающие… изучающие. И конечно же, этот ужасный шрам. Одному богу известно, что думали люди о том, как он его получил. Когда её спрашивали, Петуния поспешно рассказывала об автокатастрофе, но видела, что ей не верили. Да и кто бы их осудил? Любой, у кого есть глаза, видел, что шрам был нанесён намеренно.

Вернона не было дома в день инцидента с печеньем, и поначалу Петуния решила ничего ему не говорить. Нет смысла волновать его понапрасну, не так ли? Достаточно того, что одному из них приходится ежедневно сталкиваться с подобными вещами. Однако в ту ночь, лёжа в постели и прислушиваясь к вою ветра за окном, она никак не могла заснуть. Как он это сделал? Неужели замок открылся сам по себе, а затем снова заперся по собственному желанию? Или он просто… прошёл сквозь двери, как призрак? Неужели печенье упало с полки, как только его заметили эти странные зелёные глаза? Это казалось нелепым, из тех вещей, что показывают в кино, но так или иначе это произошло… произошло прямо в её доме, на её кухне. Она судорожно сжала простыни. Это может случиться снова. Возможно, он прямо сейчас выходит из чулана, поднимается по лестнице — не как обычный ребёнок, с трудом взбираясь на каждую ступеньку, а скользит. Парит в воздухе.

Цепенея от этой мысли, Петуния перевернулась на спину и растолкала Вернона, просто чтобы больше не лежать без сна в темноте, воображая себе то, что ни одному нормальному человеку и в голову не придёт. К сожалению, Вернон заметил, что что-то не так, и она, просто чтобы выговориться, наконец рассказала ему всю историю.

Оглядываясь назад, она жалела, что сделала это. Вернона такая новость не просто шокировала и выбила из колеи — он пришёл в ярость. Не обращая внимания на протесты жены, он схватил халат, спустился вниз, распахнул дверцу чулана и вытащил перепуганного Гарри в коридор.

Петуния осталась наверху, стараясь не прислушиваться к звукам ударов ладони по голой плоти и надрывному, отчаянному плачу ребёнка. Через некоторое время Вернон вернулся в спальню, без единого слова оделся и вышел из дома. Петуния знала, что он отправился в паб и вернётся не раньше рассвета. Как можно тише она спустилась до половины лестницы и прислушалась. За запертой дверцей чулана она уловила слабые всхлипывания и бормотание, хотя слов разобрать не смогла. В голове снова замелькали образы: шепчущий под нос мальчик и рухнувший на улице Вернон… шёпот, и дом, охваченный пламенем…

В этот момент она поняла, что никогда не сможет заснуть. Она спустилась и прижалась ухом к деревянной двери. Раздались новые всхлипывания: «Нет… хороший мальчик… пожалуйста, не шлёпай… буду хорошим мальчиком, обещаю…»

Была ли она плохим человеком, раз почувствовала облегчение? Возможно, но осознание этого ничего не изменило — в ту ночь она прекрасно выспалась.

Теперь, глядя на своего племянника, Петуния почувствовала лишь лёгкое раздражение, когда увидела, что его большой палец вернулся обратно в рот.

— Прекрати! Дрянной мальчишка! — Она снова шлёпнула его по руке, на этот раз сильнее. — Или я намажу палец уксусом!

Мальчик опустил руку.

— Что надо сказать?

— …прости, тётя Туни.

По крайней мере, он извинился, пусть даже едва слышно. Она оглядела его с ног до головы. Он был в пижаме — футболке Дадли с большим пятном спереди — и ночном подгузнике. Что ж, на несколько часов этого хватит.

— Идём, — она взяла его за предплечье и повела через столовую, мимо Дадли, который вернулся к телевизору и пытался самостоятельно включить его.

Сад за домом был залит солнечным светом. Придётся позже полить клумбы, рассеянно подумала она, надеясь, что миссис Полкисс не станет уговаривать их остаться на ужин. Провести целый день у Полкиссов, слушая, как мать Пирса жалуется на своего ворчливого босса — это не входило в представления Петунии о приятном времяпровождении.

Она отвела племянника на лужайку и заставила его сесть.

— Сиди здесь!

Он провожал её взглядом, пока она шла к садовому сараю, а его рука снова медленно поднялась ко рту и тут же отдёрнулась, когда Петуния нахмурилась.

Она принесла из сарая верёвку, дважды обернула один конец вокруг талии Гарри, с узлом на спине, а другой конец верёвки привязала к двери сарая.

— Веди себя хорошо, — строго сказала Петуния. — Никаких криков и беготни, слышишь меня? Чтоб было тихо. И не соси большой палец, ты, отвратительный мальчишка!

Палец выскользнул изо рта, Гарри опустил голову.

— Хороший мальчик, — тихо сказал он и вдруг снова поднял глаза с выражением надежды на лице. — Я пойду с вами?

— Нет, — сказала она. — Нет, ты останешься здесь и будешь хорошим мальчиком.

— Хороший мальчик, — согласился он.

Она кивнула. К счастью, кирпичная ограда была достаточно высокой, чтобы скрыть сад от посторонних глаз. Наверное, следовало бы вынести на улицу манеж, но сейчас просто не было времени, а верёвка справлялась с задачей не хуже.

Вернувшись в дом, Петуния подхватила Дадли, который так и не смог включить телевизор, и взяла ключи, бросив нервный взгляд на часы. Надо было бежать. Она всё равно опоздает, но скажет миссис Полкисс, что её снова задержала на телефоне болтливая свекровь, и они мило поболтают о надоедливых родственниках. Разумеется, в конечном итоге это приведёт к очередной тираде о боссе миссис Полкисс, но Петуния могла с этим смириться. Пока никто не знал о мальчишке в саду, мальчишке, которого нельзя оставить в доме одного, потому что он мог…

— Не хочу коляску, маааам! Хочу посмотреть телевизор!

Петуния вздохнула. Стоит поторопиться, чтобы купить Дадлику мороженое и тем самым заставить его замолчать — не приезжать же к Полкиссам с орущим малышом на руках.

Выходя из дома, Петуния даже не оглянулась.

* * *

Гарри смотрел, как тётя идёт в дом. Сквозь стеклянную дверь он видел, как она забрала Дадли, и они ушли. Он остался один. Хорошие мальчики не плачут. Он хотел быть хорошим мальчиком.

Большой палец незаметно снова оказался во рту. Сосание успокоило Гарри, помогло разобраться с чувствами, которым он не знал названия. Хороший мальчик. Дадли был хорошим мальчиком, поэтому он мог сидеть в коляске и гулять. У Дадли было много игрушек, а когда он протягивал руки, его брали, обнимали и щекотали, пока он не визжал от счастья.

Гарри любил Дадли, потому что тот был таким хорошим мальчиком. Потому что тётя и дядя улыбались, когда смотрели на Дадли, а Гарри любил тётю и дядю. Ему нравилось смотреть, как они улыбаются, как они счастливы.

Иногда он притворялся, что он Дадли, и не мог не улыбаться, потому что это было глупо — Дадли был намного больше его. Но было приятно притворяться, что игрушечные машинки, пистолеты и телевизор принадлежат ему. Иногда он так сильно притворялся, что забывал о правиле «не прикасаться к игрушкам».

Не прикасаться к игрушкам.

Не бегать. Не кричать.

Не шуметь в чулане.

Не ныть.

Не задавать вопросов.

Почему?

Потому что я так говорю. Плохой мальчик. Плохие мальчики остаются без ужина.

Хотелось заплакать прямо сейчас, очень хотелось. У Гарри болел животик, подгузник был мокрым, и он хотел надеть штаны для больших мальчиков, которые ему полагались днём. Ведь сейчас был день, правда? Светило солнце, люди встали и оделись, а Гарри уже не был в чулане. Так почему же он всё ещё сидит в подгузнике? Это тревожило его даже больше, чем боль в животе, и он сильнее сосал большой палец. Кожу под подгузником жгло, и сидеть в нём становилось всё больнее. Гарри хотел, чтобы тётя сняла его и намазала больное место прохладной штукой. Он будет храбрым ради неё и не станет плакать. Он будет хорошим мальчиком.

Хороший мальчик. Хорошие мальчики сидели за столом и ели тосты с молоком. Хорошие мальчики получали остатки шоколадных хлопьев, которые не доел Дадли.

Плохие же мальчики не получали еды. Плохие мальчики сидели в чулане с закрытым окошком и — чтоб ни звука, мальчишка!

Гарри не плакал, нет. Он был хорошим мальчиком, не бегал и не кричал. Он просто сидел здесь и притворялся. Он любил притворяться. Но сейчас незачем притворяться Дадли: он делал это только тогда, когда был с тётей и дядей, чтобы они улыбнулись Гарри-Дадли и сказали ему взять что-нибудь вкусненькое из холодильника.

Нет, на этот раз он будет собакой. Большой собакой, похожей на ту, которую он видел в городе, когда тётя водила их с Дадли к врачу — у собаки была шерсть цвета шоколадных кексов и огромные висячие уши. Пёс был привязан к дорожному знаку возле магазина. Он обнюхал землю и руку Гарри (прежде чем тётя оттащила Гарри от него), а потом — Гарри хихикнул, вспоминая, — покакал на тротуар.

Гарри-пёс начал обнюхивать землю и ползать вокруг на четвереньках. Верёвка — нет, поводок! — не позволяла ему уйти далеко, но это было нормально. Гарри-пёс обнюхал траву и залаял, когда увидел бабочку. Лай получился громким, и, вспомнив, что ему велели вести себя тихо, Гарри приглушил голос. Он обнюхал руку мальчика, который подошёл, чтобы погладить его, и завилял хвостом, когда милый мальчик скормил ему косточку.

Мальчик ушёл, а Гарри-пёс снова сел, оглядывая сад. Было бы ещё лучше, если бы он смог доползти до живой изгороди и свернуться калачиком в тени. Собаки ведь так делают, когда им жарко, не так ли? А ему было очень жарко. Солнце просто палило, и он с удовольствием выпил бы стакан, нет, миску воды. Или полежал бы немного в тени, чтобы охладиться. Но его поводок был не очень длинным, а поблизости не было никакой тени.

Гарри-пёс лёг на траву. Скоро снова придёт милый мальчик и, может быть, принесёт ему что-нибудь попить. Он снова погладит его, а его мама скажет: «Какой хороший пёс, он не должен быть здесь совсем один». Мальчик станет упрашивать маму взять Гарри-пса домой, и она согласится, а мальчик всё время будет гладить его и говорить, что он хороший пёс.

Гарри закрыл глаза. На солнце было очень жарко, и ему хотелось спать. Хорошие мальчики, наверное, не спят на лужайке, но он был Гарри-собакой, а собакам разрешалось спать на улице. А спать — значит вести себя тихо, верно? Так что всё в порядке.

Рука снова медленно добралась до рта, и Гарри даже не задумался о том, что собаки никогда не сосут большие пальцы, потому что у них их нет. Сосание пальца, казалось, уменьшало жар солнца, и он притворился, что прикрывает лицо своими большими висячими ушами. Гарри-пёс уже собирался заснуть, когда услышал шорох у живой изгороди.

Он открыл глаза.

Что-то сидело там, рядом с живой изгородью, неподвижно, как статуя, и наблюдало за ним.

Кот.

Забыв про притворство, про то, что он был собакой, Гарри во все глаза уставился на животное — ещё мгновение назад кота там не было.

Пока Гарри таращился на кота, тот зевнул, прикрыв янтарные глаза, и, выгнув спину, потянулся. Затем лениво, как будто ему было на самом деле всё равно, огромное чёрное животное неторопливо зашагало к маленькому мальчику, который, как загипнотизированный, замер посреди ухоженной лужайки.

* * *

Когда Альбус Дамблдор сообщил, что настала очередь Снейпа проверять дом номер четыре на Тисовой улице, Северус был недоволен, но спорить не стал. Лишь немногие были анимагами, а они с Минервой — единственные, кто мог приходить в магловский мир в своём животном обличье, не вызывая подозрений, поскольку едва ли кто-то из маглов видел феникса, а профессор Вектор в образе филиппинского пресноводного крокодила устроила бы слишком большой переполох. Поэтому, естественно, работа по наблюдению за сопляком-который-выжил выпала зельевару и преподавательнице трансфигурации.

Снейпу не особо это нравилось, но он был не против провести несколько часов в своём кошачьем облике: даже в Хогвартсе он часто перевоплощался, чтобы свернуться калачиком перед камином после особенно тяжёлого дня с тупицами.

Быть котом его вполне устраивало, и дело было не в унизительности работы, которую он не любил (он без единого слова жалобы выполнял и гораздо менее достойные задания для Альбуса). Если директор настаивал на том, что сопляка нужно проверять раз в год, кто он такой, чтобы спорить? Даже если Минерва вернулась в прошлом году и ничего не сообщила, кроме сетований на то, что одежда Поттера, кажется, ему великовата. Снейп фыркнул, вспомнив об этом. Какая ужасная судьба постигла мальчика-который-выжил-только-чтобы-его-избаловали, вынужденного одеваться в комбинезон не по размеру. Собственные мелкие неприятности вроде пыток Тёмного Лорда, конечно, меркли по сравнению с этим.

И всё же Альбус настаивал, что кто-то должен это сделать, и Снейп достаточно охотно согласился. На самом деле единственное, что действительно раздражало его в подобной работе — это умопомрачительная скука. Часами напролёт сидеть на кирпичной ограде, не отвлекаясь ни на что, кроме постоянно мелькающих мимо маглов, которые предпочли жить в этой скучной заурядности. Как можно довольствоваться тем, что делаешь одно и то же снова и снова: встаёшь, завтракаешь, идёшь на работу, терпишь придирки начальника, пытаясь не сойти с ума от того, что изо дня в день видишь одних и тех же тупиц?.. Ну что ж, возможно, жизнь в Хогвартсе тоже была не такой уж захватывающей, но, по крайней мере, Северус жил в древней цитадели магии, а не в доме, который выглядел так, будто сошёл с конвейера вместе со всеми остальными вокруг.

Самым захватывающим событием, произошедшим до сих пор в доме номер четыре, был отъезд толстого магла Дурсля на работу. Через полтора часа скуки Снейп решил покинуть кирпичную стену и продолжить наблюдение в саду Дурслей. Вдруг ему попадётся несколько крыс и мышей, которых он сможет поймать для зелья от головной боли, которое намеревался сварить сегодня. По крайней мере, на этот раз рядом нет Минервы, и никто не будет фыркать из-за того, что он занимается тем, чем обычно занимаются кошки.

Простые чары сокрытия гарантировали, что никто из маглов не заметит большого чёрного кота в саду за домом. Несомненно, Дурсли принадлежали к тому типу людей, которые облили бы его водой и прогнали прочь.

Однако мышам и крысам, похоже, не очень нравился до стерильности вылизанный сад Дурслей. За неимением другого занятия Снейп оставил кое-что для Петунии, чтобы она обнаружила это в следующий раз, когда будет подстригать живую изгородь (он позаботился о том, чтобы тщательно прикрыть свой сюрприз — она не заметит, пока не наступит), а сам устроился в траве под небольшим кустом. Когда задняя дверь наконец открылась, это было почти облегчением.

Снейп наблюдал, как Петуния вышла, волоча за собой маленького мальчика. Она не сильно изменилась за эти годы: лицо по-прежнему непривлекательно в своей чопорности, одежда слишком вычурна, а голос — чересчур пронзителен. Она, казалось, торопилась и усадила малыша в угол лужайки, не слишком далеко от наблюдательного пункта Снейпа. С суровым «Сиди здесь!», адресованным мальчику, она направилась к сараю, и Северус подумал, не принесёт ли она какие-нибудь игрушки, чтобы занять ребёнка. Однако Петуния вернулась с куском садовой верёвки. К его изумлению, она обвязала один конец вокруг талии малыша, а другой прикрепила к двери сарая. Поттер безропотно всё это снёс, как будто это было обычное дело, и только казался слегка разочарованным тем, что ему не разрешили пойти с ними.

Снейп никогда не заботился о маленьких детях — слава Мерлину за жизненные блага! — но даже он знал, что привязывать малышей на заднем дворе и оставлять их без присмотра не считается надлежащим уходом за детьми. Что, если мальчик случайно задушит себя? Или съест какое-нибудь ядовитое растение или насекомое? В конце концов, дети тянут в рот что угодно, если это выглядит красочно и интересно…

Если подумать, то же самое сделали бы и старые сумасшедшие директора школ.

О чём думала эта женщина? Она была достаточно внимательна к своему сыну, даже когда ребёнок закатывал одну истерику за другой, однако с Поттером обращалась так, как если бы он был в лучшем случае помехой.

«Что ж, вероятно, так оно и есть, — подумал Снейп. — Как может быть иначе с отпрыском Джеймса Поттера?» Возможно, мальчик вёл себя достаточно плохо, чтобы заслужить такое наказание, каким бы безответственным оно ни было. Хотя это казалось маловероятным. Поттер вёл себя достаточно хорошо для трёхлетнего ребёнка, вынужден был признать Снейп, наблюдая, как маленький мальчик ползает вокруг, играя в какую-то идиотскую игру. Он ожидал, что как только за Петунией закроется дверь, начнутся слёзы и истерики. Вместо этого малыш лишь сосал большой палец, выглядя грустным и очень одиноким.

И нет, Снейп не жалел сопляка. Он просто вёл наблюдение, чтобы доложить потом директору, хотя считал это бесполезным.

Когда Поттер свернулся калачиком на лужайке, всё ещё увлечённый игрой, Северус заметил, что мальчик выглядит довольно скверно: личико покраснело до нездорового оттенка, сам он весь обмяк и стал совсем вялым, как растение, оставленное на жарком солнце, слишком измученный жарой, чтобы делать что-то большее, чем просто лежать и дремать. Да ещё посреди солнечной лужайки, без малейшего намёка на тень. Если Петуния не намазала ребёнка солнцезащитным кремом — а Снейп готов был поспорить, что она этого не сделала, — Поттер скоро станет красным, как варёный рак. Возможно, он даже получит тепловой удар.

«И конечно же, это должно произойти сегодня», — с негодованием подумал Снейп. Как будто ему нечем было заняться, кроме как угождать этому сопляку. В Хогвартсе его ждала дюжина сложных зелий, не говоря уже о контрольных работах и статье по практическому зельеварению, которую он должен был сдать ещё два дня назад. Но нет, он торчал здесь, собираясь спасти паршивца-который-выжил от безответственности его родственников.

Лучше не пугать мальчика, а то скоро у него на руках окажется орущий ребёнок. Снейп снял маскирующие чары, снова став видимым, и намеренно задел живую изгородь. Как и следовало ожидать, мальчик открыл глаза и глупо вытаращился, когда заметил, что он в саду не один.

Мерлин. Снейп не мог поверить, что ему предстоит сделать это: вступить в контакт с Поттером, не говоря уже о том, что тот слишком мал, чтобы контролировать функции собственного тела.

Потягиваясь и зевая, Снейп старался выглядеть как можно более по-кошачьи и одновременно тянул время. Чёрт бы побрал Петунию! Какой бы тупой она ни была, даже она должна была предвидеть последствия, если оставить маленького ребёнка под палящим солнцем.

Северус неторопливо направился к мальчику, который не сводил глаз с огромного чёрного животного, внезапно появившегося из ниоткуда. Поттер снова сел, и Снейп впервые хорошо его рассмотрел. Одетый в мешковатую старую футболку и подгузник, мальчик выглядел маленьким и тощим, его ноги были слишком узловатыми и тонкими для трёхлетнего ребёнка. Взъерошенные чёрные волосы, похоже, давно не мылись.

«Так, так, — усмехнулся про себя Снейп, надеясь, что дух Джеймса Поттера слышит его. — Смотри теперь, кого называть сальноволосым».

Потом он подумал о Лили и о выражении её лица, если бы она увидела своего сына в таком состоянии. Лучше просто перейти к делу.

Северус сел на расстоянии вытянутой руки от мальчика и обвил хвостом свои передние лапы, размышляя, как сделать так, чтобы не напугать сопляка до полусмерти. Будет ли трёхлетний ребёнок шокирован, если с ним заговорит кошка? Завопит ли он от страха, переполошив соседей? Хотя, если так, то они могут прибежать посмотреть, и мальчик станет проблемой кого-то другого.

Снейп только было вдохнул, когда мальчик внезапно вынул большой палец изо рта и неуверенно заговорил.

— Привет, — чуть слышно пробормотал он. — Привет, котик.

Снейп молчал. А правда, что он должен был ответить на это? «Привет, ребёнок»?

— Можно тебя погладить? — Мальчик потянулся к коту, и Снейп невольно выгнул спину, сердито зашипев. Его реакция возымела желаемый эффект: мальчик разочарованно отдёрнул руку.

— Не злись на меня, котик, — попросил малыш. — Тибблз в доме миссис Фигг поцарапал мне руку. Ему не понравилось, что я сел на его стул.

— Ну, пока ты воздерживаешься от прикосновений ко мне, — Снейп снова уселся на траву, — я не вижу причин, по которым мне нужно защищаться.

Мальчик уставился на него огромными, как блюдца, глазами, и на мгновение Снейпу показалось, что он всё-таки завопит. Затем на лице ребёнка появилось довольно растерянное выражение, как будто он пытался мысленно разобраться с какими-то фактами в голове и обнаружил, что не может этого сделать. Большой палец автоматически вернулся в рот, видимо, это помогало малышу справиться с огромными умственными усилиями.

— Котики не язговаивают, — наконец снова заговорил он, шепелявя из-за пальца во рту.

— Пожалуйста, убери свой палец изо рта, когда говоришь со мной, — Снейп с отвращением прижал уши. — На это отвратительно смотреть и невозможно слушать.

Большой палец тут же отдёрнулся изо рта.

— Котики не могут говорить, — убеждённо повторил малыш.

— Не говори мне, что я могу делать, а что нет, Поттер, — прошипел Снейп. — Если бы я не мог разговаривать с тобой, мы бы даже не обсуждали этот вопрос, или эта мысль не пришла тебе в голову?

Ребёнок снова уставился на него, и у Снейпа возникло ощущение, что он, похоже, не совсем понятно выразился. Тупоголовые дети, почему им так трудно понимать слова, состоящие более чем из одного слога?

— Я Гарри, — снова заговорил мальчик, не обращая внимания на сердитый тон Снейпа.

— Я знаю, Поттер, — фыркнул Снейп. — Нет необходимости говорить мне об этом.

— Нет, — покачал головой мальчик. — Гарри.

— Тебя зовут Гарри Поттер, не так ли? — Снейп не стал дожидаться подтверждения и продолжил: — В таком случае не смей указывать мне, как я должен к тебе обращаться.

— А как тебя зовут? — маленький тупица ухмыльнулся, как будто его только что не отругал взрослый. Ну, точнее, кот, но Снейп знал, что из него получился очень внушительный кот.

— Моё имя тебя не касается.

— Какое смешное имя, — заявил Поттер.

— Да нет же, глупый ребёнок. — Снейп почувствовал, что начинает болеть голова. — Я имею в виду, что не собираюсь называть тебе своё имя.

— Почему?

— Потому что маленькие мальчики не должны быть такими любопытными, — огрызнулся Снейп, чувствуя себя идиотом. Никто из учеников никогда не подвергал сомнению его мотивы, они были слишком трусливы для этого.

— Я хороший мальчик, — ничтоже сумняшеся сообщил Поттер. — Как тебя зовут, котик? Можно я буду звать тебя Тибблз?

— Разумеется, нет! — возмутился Снейп. — Меня зовут профессор Снейп, раз уж тебе хочется это знать.

— Перфессор Снейп, — повторил мальчик. — Смешное имя для котика.

Втайне Снейп был вынужден согласиться, но признавать это он, конечно, не собирался.

— Не следует говорить кому-то, что его имя смешное, — сказал он, стараясь использовать слова, понятные маленькому болвану. — В приличном обществе это оскорбительно.

Снейп не ожидал этого — мальчик мгновенно пригнулся.

— Прости, — пробормотал он, большой палец снова оказался в опасной близости от рта. — Прости, перфессор.

— Ну, если только ты не забудешь следить за своими манерами, — ответил Снейп, и мальчик быстро кивнул.

— Я хороший мальчик, — повторил он, и Снейп не мог не заметить умоляющие нотки в голосе ребёнка.

— Я полагаю, что так и есть. — Его слова произвели неожиданный эффект: мальчик просиял.

— Гарри хороший мальчик, — пробормотал он, очевидно, убеждая себя в том же, что и Снейпа. — И Дадли тоже хороший мальчик. Хорошим мальчикам не нужно сидеть в чулане, — сообщил он Снейпу. — Хорошие мальчики сидят за столом с дядей и тётей.

— А что происходит с плохими мальчиками? — спросил Северус, не сдержав любопытство.

По лицу ребёнка пробежала тень.

— Плохие мальчики сидят в чулане. И… и они не получают ужина. И… — он опустил голову, выщипывая что-то в траве. — И их шлёпают.

— Шлёпают? — Снейп не был уверен, что чувствует по этому поводу. Мальчик был слишком мал, чтобы плести небылицы. Было заметно, что Поттер слишком хорошо знал, о чём говорил, когда перечислял свои наказания. Снейп посмотрел на ребёнка, сидящего перед ним в слишком большой рубашке, на верёвку, обмотанную вокруг его тонкой талии.

— Тебе жарко, Гарри? — наконец спросил он, удивив самого себя тем, что назвал ребёнка по имени. Хотя иначе, скорее всего, этот маленький идиот его бы не понял.

Гарри кивнул.

— Я был собачкой, потом мне захотелось спать, а потом стало жарко.

Большой палец вернулся в рот.

— Убери палец изо рта, — велел Снейп, оглядывая сад, потом посмотрел на верёвку. Да, то, что надо.

После беспалочкового заклинания верёвка ожила и сама размоталась с тела мальчика, узел на двери сарая тоже развязался. Затем она поднялась в воздух, словно загипнотизированная индийским заклинателем змей, вращаясь вокруг себя всё быстрее и быстрее, пока вдруг не превратилась в огромный зелёный садовый зонт. Снейп левитировал его к тому месту, где сидели они с мальчиком, и воткнул шест в лужайку. Затем превратил травинку в зелёное с серебром покрывало для пикника и подсунул его под мальчика.

— Вот, — сухо сказал он, увидев широко раскрытые глаза ребёнка. — Так будет удобнее.

— Но… — Мальчик посмотрел на зонтик, потом на покрывало. — Но это же волшебство, — последнее слово он прошептал, заметно занервничав. — Ты… ты волшебный котик?

— Ну, прежде всего, я не котик, — усмехнулся Снейп. — И да, это было волшебство. Закрой рот, Поттер, муху проглотишь.

— Я Гарри! — несколько возмущённо повторил мальчик, и Снейп вздохнул.

— Хорошо, пусть Гарри. Пить хочешь? Дать тебе напиться?

— Угу, — кивнул Гарри.

Мгновение спустя стеклянная дверь в дом открылась сама по себе. Стакан и бутылка сока безмятежно проплыли через лужайку и расположились на покрывале для пикника. Бутылка отвинтилась и начала наливать апельсиновый сок в стакан, который подождал, пока не наполнился, а затем поднялся в воздух и влетел в руку Гарри.

— Ну, пей, — сказал Снейп, когда мальчик только уставился на него. — Я думал, ты хочешь пить?

Мальчик послушно опустошил стакан и нетерпеливо протянул его к бутылке за добавкой. Снейп предпочёл проигнорировать каплю апельсинового сока, попавшую на рубашку ребёнка.

Напившись, Гарри поставил стакан так осторожно, как будто ожидал, что тот взлетит, как только он его отпустит, и выглядел почти разочарованным, когда стакан просто остался на месте.

— Вау, — сказал он. — Ты заставил сок летать.

— Очевидно, — ответил Снейп.

— Сделай больше волшебства! — воскликнул Гарри. — Пожалуйста, перфессор!

— Нет.

— Почему?

— Потому что… — Снейп взглянул на восторженное лицо ребёнка и решил, что с малышом бесполезно спорить. Или читать ему лекции о правильном использовании и функционировании магии. — Хорошо. Но только один раз.

Он трансфигурировал бутылку в крошечную метлу, которая пронеслась вокруг головы мальчика — Гарри безумно захихикал и пригнулся, когда миниатюрная метла задела его волосы, — затем в полёте превратил её в маленького чёрного дракона, который открыл пасть и выдохнул облако зелёного огня.

Гарри рассмеялся и захлопал в ладоши.

— Ещё! Ещё, перфессор!

Дракон сделал несколько кульбитов в воздухе и исчез в облаке серебристого дыма. Дым затвердел и начал пузыриться, пока не взорвался мириадами маленьких зелёных звёздочек, которые дождём посыпались на покрывало и с шипением растворились.

Гарри взвизгнул от восторга и попытался поймать звёзды, пока они не исчезли.

— Хватит уже этой чепухи, — сказал Снейп, но его слова потонули в криках Гарри:

— Ещё, ещё!

— Нет, — твёрдо сказал Снейп. — Однозначно нет.

Полчаса спустя Северус заставил двух миниатюрных драконов гоняться друг за другом по саду, превратил зонтик в гигантский гриб и обратно, применил левикорпус к Гарри (который радостно захихикал, обнаружив себя вверх ногами), послал в воздух облако разноцветных пузырей, которые лопались, когда Гарри тыкал в них пальцем, и, наконец, превратил камешек в маленький золотой снитч, порхавший тут и там. Это, кажется, попало в самую точку. Гарри гонялся за крошечным золотым мячиком по всему саду, хотя его тощие ноги подкашивались, когда он бежал изо всех сил. Понимая, что ему никак не удаётся уговорить возбуждённого малыша оставаться в тени, Снейп наложил защитное заклинание, чтобы уберечь чувствительную кожу мальчика от солнца.

— Смотри, перфессор! — Гарри подбежал к нему, сжимая в маленьком кулачке снитч. — Смотри! Я захватил его!

— Ты поймал его, — поправил Снейп.

— Ага, я поймал! — Гарри улыбнулся и снова плюхнулся на покрывало. — Волшебство — это весело.

Снейп вздохнул. Ну, по крайней мере, маленький болван уже выдохся. Измученные дети, как полагал Снейп, в конце концов засыпают, что означает заслуженное спокойное время для их бедных нянек. Не то чтобы он когда-либо опускался настолько низко, чтобы нянчиться с отродьем Поттера. Он просто выполнял свой долг, как просил его директор.

Северус заметил, что Гарри снова сосёт большой палец.

— Не делай так, иначе зубы станут кривыми, — припугнул он. — Ты голоден, Пот… Гарри?

Гарри кивнул.

— Я хороший мальчик, — тихо сказал он, повторяя, очевидно, свою любимую фразу. Прошло мгновение, прежде чем до Снейпа дошло. Плохие мальчики не получают ужина.

Ещё одно беспалочковое заклинание, и задняя дверь снова открылась. К ним подплыла чашка йогурта, сопровождаемая бананом и чем-то, что оказалось шоколадным кексом. Снейп смотрел, как всё это приземляется на покрывало. Дети должны ведь питаться здоровой пищей, верно? Он вспомнил, как Помона жаловалась на обилие сладкого и жирного, подаваемого в Хогвартсе. Не стоит портить зубы этому отродью Поттера. Северус уже собирался отправить кекс обратно, когда заметил выражение лица Гарри. Мальчик смотрел на маленькое пирожное так, словно Рождество наступило раньше времени.

Снейп встретился с ним глазами, и большой палец тут же оказался во рту мальчика.

— Угощение Дадли, — пробормотал он.

— Нет, — отрезал Снейп. — У Дадли, — презрительно передразнил он нелепое имя, — несомненно, достаточно лакомств, чтобы накормить детёныша гиппопотама. Это твоё угощение — если ты сначала съешь йогурт и банан, — угрожающе предупредил он.

— Угу, перфессор, — Гарри схватил йогурт, крышка которого откинулась и превратилась в ложку.

Мальчик ел с большим аппетитом, слегка причмокивая. Банан тоже исчез на удивление быстро. Неужели Петуния была так занята, запихивая сладости в глотку своего толстяка сына, что «забыла» о племяннике? Альбус будет недоволен, услышав эту новость, подумал Снейп и ухмыльнулся, представив себе гнев директора школы, направленный на Петунию Дурсль. Эта глупая женщина и не поймёт, что на неё наслали.

— Готово! — улыбаясь, с перепачканными клубничным йогуртом щеками, Гарри показал пустую чашку. — Смотри, я всё съел!

Снейп притворился, что рассматривает чашку, и наконец утвердительно шевельнул усами.

— Теперь можешь съесть свой кекс.

Он ожидал, что мальчик проглотит угощение, как и весь остальной обед. Вместо этого Гарри осторожно откусывал маленькие кусочки, смакуя каждый из них. Очевидно, он пытался извлечь из этого максимум удовольствия.

Снейп очень мало знал о маленьких детях. После наблюдений за первокурсниками Слизерина у него сложилось впечатление, что дошкольники живут в мире сиюминутных желаний, и настоящее для них с всеми горестями и успехами играет гораздо большую роль, чем для подростков и взрослых. Он никогда не видел, чтобы первокурсник открывал подарок медленно, продлевая удовольствие, или смаковал кусок торта. Наблюдая за Гарри, Северус поймал себя на том, что хочет, чтобы мальчик вёл себя соответственно своему возрасту и запихивал лакомство в рот, как это делает любой ребёнок.

Любой ребёнок, который знает, что его не лишат следующей порции еды.

Чуткий нос Снейпа уловил довольно неприятный запах. Потребовалось мгновение, чтобы определить, откуда доносится зловоние, а затем уши кота в отвращении прижались к голове. Ну разумеется — подгузник! Снейп сообразил, что эта штука наверняка и раньше была уже полной и мокрой, поскольку обвисала, когда Поттер гонялся за снитчем по саду. А сейчас, судя по запаху, ситуация только ухудшилась.

— Поттер… Гарри. Твой подгузник… испачкан? — спросил он, морщась от унизительности подобных расспросов.

— Мне нужно на горшок, — спокойно сказал Гарри, как будто не он только что занялся делом прямо здесь.

— Похоже, уже не нужно, — сухо сказал Снейп. Он понятия не имел, что делать с этим последним событием. Кормить и развлекать маленького оболтуса — это одно, но не мог же он, в самом деле, чистить подгузник скоргифаем? Он смутно помнил что-то под названием «родительские заклинания», а также то, что им был посвящён целый отдел во «Флориш и Блоттс». Если бы всё было так просто, как произнести очищающее заклинание, ни одному родителю с зачатками мозга не понадобились бы все эти книги.

— Я уже большой мальчик, — сообщил Гарри, слизывая с пальцев крошки кекса. Снейп решил, что дети действительно одни из самых отвратительных существ, которые бродят по планете.

Он быстро соображал, что делать. Не оставлять же мальчишку сидеть тут в собственных экскрементах. В конце концов, это же сын Лили.

— Пот… Гарри, — сказал он наконец. — Я думаю, тебе пора принять ванну.

Лицо мальчика вытянулось, как будто Снейп предложил что-то очень неприятное.

— Нет, — тихо сказал он. — Не хочу мыться.

Что-то в тоне мальчика привлекло внимание Снейпа.

— Что плохого в том, чтобы принять ванну?

О, если бы чёртов Джеймс Поттер слышал его сейчас! Снейп мог только представить, какой язвительный комментарий вызвали бы его слова.

Большой палец Гарри в который уже раз оказался у него во рту.

— Я хороший мальчик, — пробормотал ребёнок.

— Хорошие мальчики всегда принимают ванну, — наставительно заметил Снейп, внутренне морщась. Да, ты, должно быть, был очень плохим мальчиком, а, Нюниус?

— Хаодная анна, — пробормотал мальчик, снова почти невнятно из-за пальца во рту.

— Не соси палец, — одёрнул Снейп. — И о чём ты болтаешь, мальчишка? Конечно, ванны не холодные.

— Угу, — мальчика это заявление явно не убедило.

— Как насчёт сделки, Поттер? — вздохнул Снейп. — Ты примешь ванну, которая, уверяю тебя, будет соответствующей температуры, а я покажу ещё немного волшебства.

— Ага, — большой палец тут же покинул рот, лицо мальчика засветилось. — Да, волшебство!

— Тогда, полагаю, договорились.

Спустя несколько секунд Снейп превратил стакан для питья в небольшой бассейн, подобный тем, что Хагрид использовал для знакомства малышей-драклов с их естественной средой обитания. С помощью агуаменти он наполнил бассейн тёплой водой, всего на несколько дюймов, чтобы не напугать мальчика. Гарри захлопал в ладоши и захихикал, когда вдруг обнаружил, что парит в воздухе. Снейп уничтожил заклинанием грязный подгузник и отлевитировал мальчика к бассейну, опуская его очень медленно и плавно, чтобы ребёнок не запаниковал.

Гарри напрягся, когда его попа впервые коснулась воды, но холодного, кусачего ощущения, которого он боялся, не последовало. Тёплая вода успокаивающе подействовала на воспалённую кожу, и не было никакой тёти, которая бы тёрла ему лицо тряпкой и шлёпала за попытки вывернуться.

— Я хороший мальчик, — он робко улыбнулся.

И хотя никто никогда об этом не узнает, Снейп был рад увидеть улыбку на лице ребёнка. Наблюдая за тем, как Гарри с удовольствием плещется в тёплой воде, он вспомнил, как два года назад впервые пришёл в этот дом в своём кошачьем обличье. В его груди царила холодная, пустая пустота, чувство, которое выливалось в язвительный сарказм каждый раз, когда он открывал рот. Минерва пришла в ярость, но ему было наплевать. Лили больше не было, и эта мысль заглушала всё остальное. Он не чувствовал ни жалости к осиротевшему мальчику, ни облегчения от того, что бывший тёмный хозяин стёрт с лица земли.

Лили больше не было.

Но она бы надавала ему по голове за то, что он бросил её сына в этом месте. Сейчас он это понимал. Она была бы так же зла, как в тот раз, когда Снейп назвал её… этим прозвищем, и он не собирался повторять снова эту ошибку.

Если есть шанс, что Лили наблюдает за ним, он не разочарует её.

— Да, ты хороший мальчик, — сказал он тихо, но Гарри услышал и засмеялся, шлёпая ладонями по воде и радуясь брызгам. Снейп едва сдержал усмешку.

— Смотри, перфессор! Волшебство!

Снейп уставился на него. Перед лицом мальчика плавал водяной пузырь, меняя форму и медленно вращаясь в солнечном свете. Действительно, волшебство.

— Да, — подтвердил он. — Это магия. Ты волшебник, Гарри.

«Вот только скажи, что не очень приятно говорить кому-то такое», — возмущённо воскликнула в его голове маленькая рыжеволосая девочка, и на секунду Снейп почти — почти — улыбнулся.

— Ты можешь творить волшебство, — объяснил он. — Таких людей называют волшебниками.

— Волшебники, — повторил Гарри и ткнул пальцем в пузырь. Тот разлетелся крошечными капельками, забрызгав всё вокруг, в том числе и лицо мальчика, и гладкий чёрный мех кота.

— Волшебство! — Гарри засмеялся, глядя, как Снейп отряхивается. — Ты весь мокрый, перфессор.

— Я заметил, — язвительно ответил Снейп, вылизывая мокрую шерсть, как сделал бы любой кот в такой ситуации. Только свяжись с Поттером, и он даже стихийный выброс приспособит, лишь бы досадить ему.

— Я волшебник… — повторил Гарри, и в его голосе прозвучала вопросительная интонация.

— Да, — подтвердил Снейп. — Но это секрет.

— Секрет, — согласился мальчик, явно в восторге от этой идеи. — Я никому не скажу.

«Разумеется, не скажешь», — подумал Снейп. Всего через несколько часов мальчик будет спать, сытый и сухой, совершенно не подозревая, что провёл полдня с котом, который сказал ему, что он умеет колдовать. Простой обливиэйт позаботится об этом.

Но пока Снейп мог позволить себе позабавиться, наблюдая, как мальчик пускает водяные пузыри вокруг своей головы и хихикает, когда они лопаются, и представляя, как Лили обрадовалась бы, увидев своего сына в лучах солнца, счастливого от того, что он может двигать предметы с помощью магии.

Однако вряд ли кто-нибудь когда-нибудь узнает об этом.

* * *

Вернувшись ближе к вечеру, Петуния обнаружила своего племянника спящим в тени под живой изгородью, а маленький кулачок сжимал ткань зелёного покрывала, на котором лежал мальчик. На нём уже не было испачканного ночного подгузника, вместо него были штанишки, и от ребёнка отчётливо пахло детской присыпкой и апельсиновым соком. Вокруг были разбросаны крошки, а на траве рядом с покрывалом валялась пустая чашка из-под йогурта. В другой руке мальчик крепко сжимал плюшевую змею со сверкающими чёрными глазами, которая казалась почти живой. Несколько дней спустя Дадли попытался прикоснуться к змее и испугался до полусмерти, когда тварь зашипела и набросилась на него.

— Что… — Петуния осеклась, заметив конверт. Он был наполовину засунут под покрывало, очевидно, оставленный там для того, чтобы она его нашла. Петуния помедлила, подумав просто оставить его там, но у неё возникло зловещее предчувствие, что это будет худшее из того, что она сделает. Слегка дрожащими руками она вытащила конверт из-под покрывала, держа его как можно дальше от себя. Сухая бумага, казалось, дышала под её пальцами.

Внезапно печать на письме лопнула, и жуткий шипящий голос заполнил сад, зловеще отдаваясь в ушах.

«Я наблюдаю за тобой… Петуния».

Голос произнёс её имя насмешливо, в пугающе знакомой манере. Глядя, как конверт растворяется в воздухе, Петуния чувствовала, как бешено колотится сердце. Никто никогда не должен узнать об этом. Ни Вернон, ни кто-либо другой. Возможно, если никто не узнает, она сумеет притвориться, что этого никогда и не было.

Петуния взяла племянника и его отвратительную новую игрушку и понесла в дом. «Стейки и картофельное пюре на ужин», — подумала она и вручила Дадли шоколадку.

Пока готовила и слушала по радио свою любимую программу, она думала о письме и о том, что в нём было такого, что так напугало её.

Наблюдает за мной. Как будто он осмелится.

А огромный чёрный кот, сидевший на садовой ограде, когда она выходила из дома, следовавший за ней по улице, когда она ходила за покупками, прятавшийся под живой изгородью, когда она поливала клумбы, — это, конечно, всего лишь грязный бродяга.

Ни больше, ни меньше.

* * *

1 сентября 1991 года

Гарри сидел на подоконнике своего общежития и смотрел на ночные окрестности. Лунный свет отражался от спокойной глади озера внизу и освещал безмятежный пейзаж. Далеко в лесу отдавался эхом протяжный вой какого-то животного.

Гарри протянул руку и погладил мягкие перья Хедвиг. Сова сидела рядом с ним на стопке учебников и дремала. Ему тоже надо бы лечь спать, но, хотя он и устал, всё же не мог заснуть. Едва он закрывал глаза, как в голове снова и снова мелькали картинки: поезд, Рон, Хагрид, распределение, больше еды, чем он когда-либо видел в своей жизни, суровый черноволосый мужчина, школа…

И что это была за школа! Что-то из его самых смелых снов и кошмаров Дурслей. Здесь были привидения! Призраки, и движущиеся портреты, и еда, которая просто появлялась на столе. Что ж, может быть, Дадли это и понравилось бы, хотя его родителям — вряд ли.

Рон всхрапнул в своей кровати по другую сторону окна, и Гарри улыбнулся. Он обрёл друга в первый же день, и по невероятной удаче их распределили на один факультет. Каждый вечер Гарри укладывался на кровать с балдахином, рядом с кроватью Рона, и они смеялись, болтали и дрались подушками, как это делают друзья. Больше никаких тёти и дяди. И магия. Магия повсюду: её преподают, учатся ей, используют её, чтобы передвигать лестницы и открывать портретные проходы.

Впервые в жизни Гарри понял, что принадлежит к этому миру, и это чувство хотелось ценить и лелеять, даже если оно означало немного дольше не спать ночью.

Что-то двигалось на земле внизу, и Гарри прищурился, пытаясь разглядеть, что это. Оно было небольшим, не крупнее маленькой собачки или… кота. Гарри подумал, что это, скорее всего, кот, если только не бывают волшебные существа, которые просто похожи на кошек, как фотографии, которые на самом деле не были фотографиями, или всевкусные орешки, которые вовсе не орешки.

Гарри наблюдал за гладким чёрным силуэтом, пробиравшимся через территорию. Кот — если это был кот — рыскал вдоль стены замка почти как охранник, высматривавший потенциальную угрозу. «Может быть, Хогвартс охраняют кошки», — подумал Гарри. Почему бы и нет? В конце концов, у них была самая опасная лестница, которую он когда-либо видел, а занятия проводились в полночь, и все считали это вполне нормальным.

Сторожевой кот дошёл до конца двора, где на мгновение замер, принюхиваясь, потом сел, поднял голову, и у Гарри возникло отчётливое ощущение, что кот смотрит прямо на него.

Может быть, он хотел, чтобы мальчик лёг спать? Вдруг сторожевые коты докладывают об учениках, которые не спят после отбоя? Гарри не хотелось бы, чтобы его застали сидящим здесь профессор Макгонагалл или суровый Мастер зелий, если уж на то пошло.

Кивнув коту, который всё ещё смотрел на него, Гарри слез с подоконника, в последний раз погладил Хедвиг и подошёл к своей кровати. Такая большая кровать — и только для него. Забравшись под одеяло, он повернул голову, высматривая кота за окном, но животного уже не было: вероятно, оно проверяло другие спальни, выискивая неспящих учеников.

Гарри закрыл глаза. Как-то успокаивало осознание того, что кот где-то рядом, охраняет и наблюдает. Почему-то это казалось правильным.

Вскоре дыхание Гарри выровнялось, и в общежитии стало совсем тихо, не считая редкого всхрапа или вздоха спящих мальчиков.

И если кот и заметил, что Гарри Поттер вставал с постели, он никогда не сообщал об этом никому из учителей.