Прозрение (джен)

«…Мне так хочется верить, что когда-нибудь вы поправитесь! Вспомните все свои невероятные подвиги и сможете, как в былые времена, снова раздавать автографы нам, преданным фанатам! Вы наш любимейший, непревзойденный кавалер ордена Мерлина третьего класса, почетный член Лиги защиты от темных сил и пятикратный обладатель приза «Магического еженедельника» за самую обаятельную улыбку! Остаюсь вечно верной вам

Глэдис Гаджен».

Златопуст Локонс в который раз перечитывал последние строчки недавнего письма, и на душе у него все больше теплело. Как все-таки приятно, что его до сих пор помнят и чтут! Впрочем, сам Златопуст, как ни старался, так и не мог вспомнить ни одного «великого подвига», за который его все так почитали.

— Очень жаль, очень жаль, мистер Локонс, — неодобрительно качал головой заведующий отделением, пожилой седобородый волшебник, при ежедневном обходе палаты, и очки в позолоченной оправе каждый раз сползали на кончик его мясистого носа. — Опять сегодня ничего не вспомнили? Что ж, продолжим курс.

Целительница из палаты довольно часто носила ему книги, написанные, по ее словам, им же самим. Локонс читал их, пытаясь выцепить из пергаментно-чернильного моря хотя бы маленький кусочек своей прошлой жизни. Но все было тщетно. Локонс даже не верил в то, что именно он написал эти книги. Его как будто бы обманывали, и вся размеренная больничная жизнь вокруг казалась одной огромной фикцией. Стоит только сделать один неверный шаг в сторону — и картонные декорации с треском рухнут, открыв взору гигантскую сцену с прожекторами и толпу зрителей вокруг.

«Клыки оборотня уменьшились, мех исчез, и он превратился в обычного человека…» Что за глупость тут написана — никто не может излечить оборотня каким-то одним заклинанием! Вон, в их больнице существует целый отдел для укушенных, и все равно не справляются! Нет, такую чушь мог написать разве что какой-нибудь бездарный репортеришка, но никак не он сам, имевший когда-то целую толпу поклонников и орден Мерлина!

Но Локонс молчал об этом — просто потому что не мог вспомнить ни единого эпизода из описанного и не знал, было ли все это на самом деле или же нет. Вся его прежняя жизнь была как будто бы скрыта за плотнейшей черной завесой, куда не мог заглянуть глаз ни одного смертного.

Но именно сегодня был какой-то особенный день. Локонс сразу почуял неладное, когда его сосед по палате, — парень, так любивший изображать паровозные свистки, — схватился за стебель своего растения в горшке и тут же издал самый натуральный вопль ужаса. Стебель, внезапно ожив, обвил вначале его руки по локоть, а затем перешел на шею, сдавливая ее все сильнее и сильнее. Бродерик (именно так звал парня его престарелый отец, тщетно пытавшийся достучаться до разума сына в каждый свой визит) посинел и вместо крика издавал уже только невнятный сип. А стебель все сжимал и сжимал его шею, словно гигантская анаконда…

«Змея!» — так и вспыхнуло в мозгу Локонса. И вспышка эта внезапно прорезала ту самую беспросветную тьму в его памяти. Он вспомнил!..

Гигантские кольца змеиной шкуры на скользком полу… Холодный мрачный туннель… Слабый свет волшебной палочки… И двое мальчишек рядом…

«Обливиэйт!» — услышал Локонс собственный громкий голос. Яркий свет резанул по глазам и тут же вновь наступила непроглядная темнота…

Над переставшим дышать Бродериком, чье тело обвивали страшные, словно змеи, стебли, уже суетилась целая толпа целителей, беспорядочно размахивая волшебными палочками. До Локонса им попросту не было дела, и потому никто не заметил, как резко побледнело его лицо, а глаза на нем расширились.

Он, жалкий неудачник, присваивавший себе чужие подвиги, пытался стереть память двум школьникам, но погорел на этом… И теперь навечно заперт здесь, на пятом этаже больницы Святого Мунго…

Мертвое тело Бродерика с обрывками кое-как разрезанных «дьявольских силков» выносили на носилках из палаты. В коридоре уже гремели строгие голоса авроров, но Локонсу было все равно. Он сидел на кровати, сжимая в одной руке подарочный экземпляр «Тропою троллей», а в другой — письмо Глэдис Гаджен. Память вернулась к нему, вот только что было делать дальше? Признаться целителями в своем гнусном обмане? Или же выйти отсюда прежним героем и любимцем толпы? Да нет, лучше уж сделать вид, что он по-прежнему ничего не помнит, и остаться здесь, пусть и в до смерти наскучившем месте, но зато вдали от фанатов, авроров, писак, убийц — вообще от всего мира!

С тяжелым вздохом Локонс заложил недочитанную книгу письмом и вытянулся на кровати, предаваясь горестным мыслям. Если бы он мог повернуть время вспять, то с великой радостью остался бы простым корреспондентом «Ежедневного пророка», берущим интервью у всяких борцов с нечистью. Работенка непыльная, недорогая, но и не слишком опасная. Никаких древних замков с их тайнами, гигантских змей и мальчиков со шрамом на лбу.

— Плохо, очень плохо, мистер Локонс, — этим вечером вновь затряс седой головой старший целитель. — Опять так ничего и не вспомнили? Очень жаль.