Повелитель ничего (джен)

Низложенного Повелителя Огня не стали запирать в холодном сыром подземелье, куда не заглядывает Солнце. Ему предоставили тёплую и чистую камеру, достаточно просторную и комфортную. Сквозь небольшое окно проникал солнечный свет, но бывший Повелитель Огня не ощущал присутствия Агни. Он больше не чувствовал его животворного тепла. Там, где внутри него всегда горело яростное пламя, теперь не было ничего.

Агни оставил его! Великий Дух позволил Аватару отобрать священный дар!

Озай поспешно оборвал свою мысль. Он был воспитан в почитании Агни, и не посмел бы помыслить непочтительно о Дарующем Огонь. Но... Аватар восторжествовал, значит, Агни оказался слаб. Или же ему было все равно. Всё равно?

Когда-то Агни зажег искру во Тьме. Он поднял огнедышащие горы из океана, успокоил их и даровал получившиеся острова своим возлюбленный детям. Вдохнул в них искру, благодаря которой маги Огня, единственные, сами порождают стихию. Во славу Агни они покоряли земли и народы! Прочие Духи бессильны были помочь своим почитателям, и должны были подчиниться Агни!

Озай почитал Дух Огня, славил его, но в решительный миг могучий Дух не вступил в борьбу. Он предал?..

— Агни предал своих детей, — беззвучно произнёс Озай, уставившись на пятно света на полу. Подождал. Ничего не произошло.

Озай поднял взгляд. В потоке солнечного света, льющегося из-под потолка, танцевали пылинки.

— Агни предал меня, — чётко выговорил он. — Мой дед начал великую войну во славу его и истребил отрицающих величие Агни Кочевников. Отец продолжил великую миссию... Я сломил сопротивление Царства Земли...

Но Агни отвернулся от Повелителей Огня. Он дал Озаю никчемного сына, едва способного к магии, слишком слабого даже для того, чтобы погибнуть с честью. Дочь родилась талантливой, но обманула ожидания, позволив себя победить. Она уступила чужой магии, и Агни... Агни не вмешался! Он покорился Аватару...

— Агни слаб, — сказал Озай, запрокинув голову. Он вперил воспаленный взгляд в окно под потолком. К его разочарованию, оно не вспыхнуло испепеляющим пламенем. — Агни все равно. Он отвернулся от своих детей. Он предал меня!

Озай прикрыл глаза и обратился к пустоте внутри себя.

— Агни не самый великий Дух, — прошептал он, едва шевеля губами. — Он победил первозданную Тьму, Великое Ничто, но не смог уничтожить... — Озай отвернулся от окна и опустил голову. Закрыл глаза.

— Я отрекаюсь от Агни... — он широко раскинул руки:

— Я отдаю себе Великой Тьме... Вечной, могущественной силе, — Озай тщетно ждал отклика. — Я отдаю всего себя: свой разум, свое дыхание, свою кровь — Врагу всего сущего. Я принесу бесчисленные жертвы... Отдам живые сердца... магию... Магию Огня, которую украли у меня! Я опустошу этот мир и ввергну его в ничтожество! Мой слуга уже убивал Луну, я уничтожу самого Агни! Дай мне силы... Дай мне власть!

Озай коснулся лбом пола, распростерся на каменных плитах.

Начальник стражи Минг в сопровождении двух солдат шел по тюремному коридору. Следуя правилам внутреннего распорядка, он остановился у камеры заключенного Озая и отодвинул заслонку смотрового окна, расположенного на уровне его глаз. Минг заглянул в помещение, как делал это на протяжении последнего месяца. Точно так же заключенный сидел на полу у стены. Возможно, Озай медитировал, но окно находилось прямо над ним, и солнечный свет падал под углом ближе к противоположной стене. В этом не было ничего предосудительного, но... Минг нахмурился, заметив нетронутый обед. Из опрокинутой чашки вылился чай, и лужа почти касалась халата Озая. Взгляд Минга зацепился за его руку. Она безвольно лежала на колене, измазанная в чем-то темном... Голова заключенного опустилась слишком низко... Не медитация!

Минг сорвал с пояса связку ключей и отпер дверь камеры.

— Заключенный Озай! — его требовательный возглас остался без ответа.

В два прыжка Минг оказался рядом с замершим человеком. Он схватил его за предплечье, рванул вверх рукав халата и ахнул. Рука побурела от запекшейся крови, не заметной на темной ткани.

— Лекарей! Быстро! — рявкнул Минг. — И к коменданту!

Солдаты, громыхая доспехами, поспешили за помощью.

"Чем же он вскрыл вены?" — лихорадочно соображал Минг, пытаясь нащупать на шее пульс. Плоть на руке казалась разорванной. Будто зубами. Лицо Озая было спокойным, даже расслабленным. Только губы слишком яркие, словно накрашенные... или окровавленные.

Внезапно холодные пальцы сомкнулись на шее начальника стражи. Бывший Повелитель Огня открыл глаза, и Минг похолодел, не увидев белков и радужки. В глазницах клубилась тьма. Кроваво-красные губы дрогнули, чуть приоткрылись, и между ними показались острые кончики зубов... Не зубов! Клыков!

Минг тщетно пытался вызвать огонь, но хватка на горле перекрыла ему дыхание, с дергающихся пальцев не срывалось ни искры.

— Огонь это дыхание, — сладкий голос вползал ему в уши, — дыхание — это жизнь, жизнь — это кровь... Я заберу твою кровь... твою жизнь... твою магию!

Окровавленный рот приблизился к его лицу, впился в губы. Минг почувствовал, как его лёгкие покидает воздух. Огонь устремился из его тела, оставив кровоточащую дыру в солнечном сплетение. Конечности похолодели. Он содрогнулся в агонии боли, последний раз дернулся и затих.

Озай разжал хватку на обмякшем теле. Тот, кто раньше был Мингом, сложился на полу пустой оболочкой, лишённый крови. Его магия впиталась, растворилась в холодной тьме, наполнив силой бывшего Повелителя Огня. Озай направился по коридору к выходу. Ему навстречу спешили посланные за помощью солдаты и лекари. Им не под силу было остановить его. Никому не под силу! Повелитель Ничего пришёл, чтобы разрушить мир!