Огонь с небес (джен)

— …С днюхой тебя, Колян! — выкрикнул изрядно захмелевший коллега именинника, завершив свой сбивчивый и мучительно долгий тост, из которого Ян не понял ничего, кроме того, что оратор желает еще раз выпить.

Ян поднес к губам бокал с шампанским и сделал вид, что пьет. Шампанское он не любил — как и спиртное в принципе. Он также не любил подобные празднования, но виновник торжества — Николай — вцепился в него клещом и долго клялся-божился, что все приглашенные — «культурные люди, с которыми интересно поговорить». Прекратил сопротивление Ян только после заверений, что здесь он «стопудово» услышит пару любопытных историй, способных поколебать его скепсис. Увы, первые же полчаса застолья заставили его пожалеть о принятом решении. Гости наперебой требовали от него подробностей истории с привидениями, а Инесса отбивалась от неуклюжих попыток флирта и мрачнела с каждой проходящей минутой.

Выбрав момент, когда окружающие предались очередному сеансу возлияний, Ян бросил многозначительный взгляд на Николая, отодвинул стул и поднялся:

— Дорогие друзья, — сказал он, — мне было очень приятно провести с вами время…

Николай поперхнулся и отодвинул бокал с недопитым вином.

— Э, дружище, ты чего это? — возмущенно заговорил он. — Уходить надумал? Ты ж и часа тут не провел!

— В компании таких замечательных людей часа вполне достаточно! — радостно воскликнула Инесса, с просветлевшим лицом вскочив со своего места.

— Коль, у меня со временем — сам понимаешь, — развел руками Ян, недовольно покосившись на сестру. — Серьезно. Да и пить мне…

— Миш, спасай ситуацию! — загремел Николай, развернувшись к сидевшему рядом низкорослому и сутулому человечку в массивных очках.

Последний за все время торжества почти не притронулся к спиртному, чем уже заработал определенную симпатию Яна. Сейчас он сидел, меланхолично подперев кулаком подбородок, и мыслями явно был где-то далеко от застолья. На обращение Николая он отреагировал не сразу, медленно подняв непонимающий взгляд.

— Миш, ты что, заснул тут? — повторил Николай. — Расскажи Яну про эти ваши чудеса.

Его собеседник скроил недовольную физиономию, почмокал губами и проговорил:

— Николай Валерьевич… Я не думаю, что это подходящий повод… Это ж не цирковой фокус, а таинство.

— Так о том и речь! — вновь прогрохотал захмелевший Николай, проявив полное отсутствие эмпатии. — Фокусы нашим скептикам неинтересны, им подавай настоящие чудеса. Они их про-фес-сионально разобра… разоблачают.

— Коль, не дави на человека, — спокойно сказал Ян и переглянулся с сестрой. — На наш век разоблачений в любом случае хватит.

Николай возмущенно замахал руками.

— Ты не знаешь, от чего отказываешься. Там у них такое… Видел Благодатный огонь на Пасху? Ну так то в Иерусалиме, черт их знает, что они там мутят…

— Николай Валерьевич! — вскинулся Михаил, которого, похоже, возмутило совместное упоминание православного таинства и врага рода человеческого.

— …А тут простой деревенский поп то же самое отжигает! — закончил фразу Николай, не обратив на него никакого внимания. — В буквальном смысле, ха.

— Отец Христофор, — поправил его Михаил. — И не отжигает, а… Просто он настоящий праведник. Или святой. Не мне судить.

— И что же, отец Христофор может творить чудеса? — заинтересовалась Инесса, заработав укоризненный взгляд Яна, который уже настроился уходить. — Вызывать огонь?

— Он не «вызывает» огонь, — терпеливо, но с оттенком раздражения сказал Михаил. — Как и Патриарх — Иерусалимский. Он просит об огне, но само чудо творит Бог. Уверен, вы знакомы с доктриной православия.

— И вы это видели? — спросила Инесса, оставив без внимания теологические разъяснения собеседника. — Своими глазами?

Тот пожал плечами и хмыкнул.

— Конечно. Не раз. Да все в Кедровке видели, наверное.

— Кедровка — это деревня? — невольно заинтересовался Ян.

— Небольшой железнодорожный поселок, там всего-то пара тысяч человек живет. Тридцать километров к западу от Черноводска. Если вам так уж нужно увидеть настоящее чудо… Через три недели Пасха. Приезжайте, я вас встречу. Только прошу вас, будьте деликатны. Отец Христофор совершенно не настроен вступать в споры и что-то доказывать.

— Договорились, — сдержанно улыбнулся Ян и вернулся на свое место. — Может быть, расскажете подробней, как это все выглядит?

* * *

Еще до того, как они прибыли в пункт назначения, стало понятно, откуда Кедровка получила свое название. Высоченные кедры стояли по обе стороны шоссе, в своих снежных облачениях похожие на страшно древние, утратившие форму мраморные изваяния. Сугробы кое-где достигали человеческого роста, что для сибирской весны, в общем, в порядке вещей, особенно если речь идет о сельской местности.

Повинуясь облупленному и тронутому ржавчиной указателю, Ян выкрутил руль влево и прищурился от ударивших в глаза солнечных лучей. Почти нехоженная ослепительно белая поверхность, заполнявшая пространство между аккуратными рядами домов, только усиливала этот блеск, сверкая всеми оттенками спектра.

— Тут мило, — заметила Инесса, впервые за поездку оторвавшись от созерцания своего нового перстня с крупным аметистом и принявшись с любопытством оглядывать окрестности. — О, нас уже встречают!

Стоявший у обочины Михаил помахал им рукой, и Ян остановил машину рядом с их новым знакомым. Он распахнул дверь и почти задохнулся от неожиданно колючего, не по-весеннему морозного ветерка, ошпарившего ему кожу лица после разогретого воздуха автомобиля. Градусов пятнадцать ниже нуля по меньшей мере. В городе было куда теплее.

— Добрый день, — с улыбкой проговорил Михаил и двинулся к ним прямо сквозь сугроб, доходивший ему до колена.

Ян пожал ему руку и не без труда открыл увязшую в снегу дверь, выпуская сестру. Николай выбрался с заднего сиденья и сгреб Михаила в объятия. Последний едва успел издать протестующий возглас, тут же обратившийся сдавленным хрипом.

— Забирайтесь в машину, — сказал Ян. — Покажете, куда дальше ехать.

— Да тут, в общем, ошибиться сложно, — сказал Михаил, но просьбу выполнил, разместившись рядом с Николаем на заднем сиденье. — По сути, у нас единственная улица. Видите храм?

В самом деле, среди густых ветвей виднелся полыхающий золотом и увенчанный крестом купол православного храма.

— Ага, — кивнул Ян. — Ехать туда?

— Да, я живу почти напротив. А если проехать до конца улицы, упретесь в мой заводик.

— Ваш… заводик? — подняла бровь Инесса.

— Ну да, — скромно кивнул Михаил. — Мне принадлежит небольшое деревообрабатывающее предприятие. Когда-то брал вскладчину, потом выкупил остальную часть. Без него я бы давно уже отсюда уехал, а так хоть и небольшой, но доход. Жена, конечно, не в восторге… О, Ян, притормозите здесь!

Он выскочил из машины, махнул рукой, приглашая следовать за ним, и поспешил к человеку в черном пуховике и вязаной шапочке, который неторопливо скользил на лыжах вдоль улицы. Когда Ян приблизился, Михаил остановился рядом с лыжником, отвесил тому полупоклон и проговорил:

— Благословите, батюшка. Отец Христофор… Позвольте представить — мои друзья из Черноводска. Николая вы уже знаете, а это…

Ян шагнул к священнику и с готовностью протянул руку.

— Ян, — сказал, он.

Отец Христофор поднял на него взгляд широко раскрытых светлых глаз — почти единственного, что выделялось на лице, заросшей густой сибирской бородой — тоже светлой, с рыжинкой, стащил рукавицу с правой ладони и пожал Яну руку. Крепко, но без усилия. Что-то неприятно царапнуло кожу, и, опустив взгляд, Ян увидел уродливый рубец в центре ладони священника. То ли сильный ожог, то ли механическая травма — сразу и не поймешь. Его интерес не остался незамеченным, но отец Христофор лишь едва заметно пожал плечами и взял протянутую руку Инессы — с легким замешательством, словно не знал, что с ней делать дальше. Ян подумал, что, вероятно, так и есть: в поселении, где практически все — его прихожане, мало какая женщина станет здороваться с ним за руку.

— Вы к нам на Пасху? — спросил отец Христофор. — Придете на службу?

— Если вы не против.

— Как можно? — широко улыбнулся священник, отчего его борода встопорщилась веером, как у лешего из русских народных сказок. — Пасха — светлый праздник, праздник победы жизни над смертью. Любой, кто нуждается в Господе…

Он поднял пристальный взгляд и вгляделся Яну в глаза. Улыбка его слегка угасла.

— Но вы, должно быть, человек неверующий? Просто любопытствуете?

— Это грех? — спросила Инесса раньше, чем Ян успел ее остановить.

— Нисколько. Суетное, да. Но в этом нет ничего плохого. Апостол Фома — и тот, если помните… Знаете, когда-то именно чудеса обратили к Господу тысячи видевших их людей. С тех пор мы редко сталкиваемся с настоящими чудесами, но, может быть, настало время им вернуться? Мы слишком застарели, закоснели в своем неверии, и самые лучшие из проповедей уже не способны сломить его.

Прирожденный спорщик внутри с надеждой поднял голову, и Ян сделал глубокий вдох, подавляя порыв немедленно ввязаться в дискуссию. Морозный воздух ожег легкие, и его скрутило в неожиданном приступе сухого кашля. Когда дышать стало легче, он просто кивнул и сказал:

— Мы придем на службу, отец Христофор.

Любая дискуссия — увлекательна, но, вступив в нее сейчас, он рискует так никогда и не увидеть то, ради чего они здесь. Пусть «чудотворец» до поры думает, что имеет дело с обычными любопытными профанами из города. Если только он уже не заподозрил, как обстоят дела на самом деле. Когда они вновь разместились в машине и Ян тронулся с места, отец Христофор еще долго провожал их взглядом, отражаясь в зеркале заднего вида.

— Все еще думаете, что этот человек — просто мошенник? — нарушил молчание Михаил и указал рукой направление к площадке напротив железных ворот гаража. — Левее, пожалуйста. Тот сугроб — не сугроб, там пень под снегом.

Ян послушно объехал заснеженный пень и припарковался на площадке.

— Если он претендует на чудотворство, а сам при этом демонстрирует фокус с самовозгоранием свечки, то как еще можно его назвать? — возразил он.

— Возможно, просто нездоров, — с самым невинным видом заметила Инь.

— Он ни на что не претендует, я же говорил вам, — вспыхнув от ее замечания, сказал Михаил. — Он лишь просит о милости…

— Не суть. Главное, что делает любой мошенник, — это обман. Он сознательно вводит в заблуждение, пользуясь неосведомленностью зрителей. Как именно он это делает — уже не столь важно. А вот, к примеру, иллюзионист — не мошенник, потому что не выдает себя за настоящего волшебника.

— Вы и мысли не допускаете о том, что отец Христофор никого не обманывает? — мрачно усмехнулся Михаил.

— Отчего ж? Допускаю. Какой бы низкой ни была вероятность, до нуля в реальном мире она не снижается никогда. Всегда есть что-то, чего мы, люди, не знаем. И уж точно всегда есть что-то, чего не знаю лично я.

— Тогда вы не столь зашорены, как я опасался, — кивнул Михаил.

Он выбрался из машины и повел их к стоящему рядом кирпичному дому с покатой шиферной крышей. Ян про себя отметил, что бизнес у Михаила в последнее время, должно быть, идет не лучшим образом. Дом, некогда очень добротно построенный, уже был отмечен следами медленного разрушения: характерный для этих мест контрастный душ из дьявольски холодной зимы и жгучего лета — нелегкое испытание и для лучших строительных материалов.

— Принцип сомнения во всем — не зашоренность, а фундамент научного метода, Михаил, — сказал Ян и проследовал за хозяином внутрь дома, в просторный коридор, освещенный единственным стоваттным светильником под потолком. — Я ничего не отвергаю огульно, но по той же причине я ничего не принимаю на веру.

— Мужу про научный метод бесполезно рассказывать, — выходя им навстречу, заявила высокая круглолицая женщина в домашнем халате и косынке, охватывающей копну огненно-рыжих волос, и тут же спохватилась: — Добрый день. Мы вас ждали.

* * *

— Надюша — тоже непрошибаемая, вроде вас, — доверительно шепнул Михаил ему на ухо, когда они уже сидели за столом в гостиной. — Скептик хоть куда. Вы там в академической среде — все фомы неверующие, что ли?

— Не называй меня Надюшей, будь добр, да еще и на людях, — поморщилась его супруга, поставив перед ним тарелку с дымящимся овощным супом, и с извиняющимся видом обратилась к гостям. — Я вообще свое имя не люблю, а уж с этими уменьшительно-ласкательными…

— Вам еще повезло, — без малейшего сострадания отозвалась Инесса. — Когда кто-то впервые слышит наши с братом имена, то первым делом спрашивает, не из Китая ли мы и владею ли я кунфу.

— Так вы тоже из научной среды, Надежда? — обратился Ян к хозяйке, чтобы остановить назревающий поток острот сестры.

— Да куда там… Пять лет назад вела физику и астрономию в старших классах. Астрономию до сих пор люблю, у меня даже телескоп на чердаке стоит. Иногда выбираюсь туда по ночам, смотрю на звездное небо… — Она тяжело вздохнула. — А потом школу закрыли.

— Просто так закрыли? — удивилась Инесса.

— Ну да. Поселок уже тогда умирал. Дети еще были, а вот учителей почти не осталось. Мне пришлось еще и математику на себя взять… Я хотела в город перебраться вслед за всеми, но муж уперся: бизнес тут у него, видите ли. А что того бизнеса: месяцами цех простаивает, потому что покупателей почти нет.

— Надюш… Надя, ты ж сама знаешь, что на твою зарплату мы и неделю не проживем! — запротестовал Михаил. — У нас выбора не было.

— Да черт с ним, — беззлобно отмахнулась Надя. — Мне уже наплевать. Теперь я просто домохозяйка. Зато у меня наконец-то есть масса времени на то, чтобы читать книги.

Она махнула рукой в сторону плотно заставленных книжных полок у нее за спиной. Ян мельком бросил взгляд на эти богатства. Судя по именам и названиям на корешках, в основном научная фантастика. Саймак, Лем, Гаррисон, Стругацкие, Азимов… Азимова, кажется, полное собрание сочинений, включая весь цикл «Основание» с пришедшими в полную негодность обложками — похоже, их зачитали до дыр. Чуть ниже — учебная и научная литература в столь же плачевном состоянии.

— Вот зря ты так безнадежно, — продолжал Михаил. — С тех пор, как у нас появился отец Христофор, дела пошли в гору… Ну, в бизнесе-то у меня — не очень, но в целом поселок вроде бы оживает. В основном за счет верующих, конечно. Многие приезжают, чтобы посмотреть на чудо, а потом остаются тут жить. Так что, дорогая, хоть ты у меня и безбожница, жаловаться тебе не на что. Не сегодня-завтра, глядишь, снова школа откроется, сможешь опять детишек учить, а то им приходится в такую рань на автобусе полчаса трястись…

Надя только скривилась и покачала головой, усаживаясь за стол напротив Яна. Он мельком взглянул ей в глаза. Каково ей тут — скептику в самом сердце формирующейся религиозной общины? Вполе может быть, ее кажущееся безразличие — только маска, и она тяжело переживает крушение надежд и планов на жизнь. Мечтать делиться знаниями с любопытными школьниками, а получить пропитанное традиционализмом окружение, где слепая вера ценится куда выше научного знания — сам он точно не стал бы с таким мириться.

— А давно ли здесь появился отец Христофор? — осторожно спросил Ян.

— Да уж года четыре назад, — сказал Михаил и осторожно подул на дымящуюся ложку супа. — В мае, кажется. Мы все сразу поняли, что он не простой священник. Он отмечен Господом.

Надежда при этих словах закатила глаза, вздохнула и сосредоточилась на тарелке супа.

— И в чем же это выражается? — спросила Инесса. — Чудеса с огнем после приезда он ведь не сразу стал показывать, верно? Если он приехал в мае, значит, Пасха уже была позади.

Михаил замялся.

— Вы неверующие, вам сложно будет понять. Это… на уровне ощущений. Мы просто знали. Ну и знамения, которые всегда окружали его.

— О… Даже знамения были?

Непривычно молчаливый Николай, который уже успел заглотить целую миску страшно горячего супа, расплылся в довольной улыбке и хитро посмотрел на Яна.

— Я ж говорил, что вам тут понравится, — негромко промурлыкал он.

— Были знамения, — кивнул Михаил. — Вы, конечно, спишете на случайность. Жил у нас тут один… криминальный элемент, Семен Северцов, или просто Север. Не слышали? Вон там, за храмом, у него особняк стоял — самый высокий в округе. В последние годы он весь поселок превратил в свою резиденцию. У него там такой контингент собирался — жуть. Гоняли в тайгу на джипах, браконьерствовали, а потом устраивали здесь всякое… Мы стороной обходили. И вот где-то через месяц после приезда отца Христофора, когда разразилась страшная гроза…

Надя фыркнула и покачала головой.

— В том-то и дело, что у Севера дом был самый высокий в округе, — заметила она. — Куда еще молнии бить?

— Да в любой кедр поблизости! — с раздражением ответил Михаил. — Говорил ведь… Да вспомни хотя бы тот, что напротив дома. Мне ж его потом спилить пришлось — и теперь, как снег, все норовят въехать в проклятый пень бампером. К лету надо будет выкорчевать…

— Минутку, минутку! — запротестовала Инесса с широко раскрытыми глазами. — Вы хотите сказать, что вначале молния ударила в кедр напротив вашего дома, а через некоторое время — в дом этого Севера?

— Точно, так и было. Сгорел дотла, угли да камни остались. Сам хозяин тогда в городе был. Приехал — матерился так, что здесь было слышно. Потом уехал, и больше о нем — ни слуху ни духу. Да и слава Богу. Что, хотите сказать, что невероятное совпадение, да? То-то и оно. Не совпадение это никакое.

— Строго говоря, не такое уж и маловероятное, — возразил Ян. — В среднем за год случается три-четыре удара молнии в квадратный километр земной поверхности. Самые высокие объекты, естественно, подвергаются опасности больше прочих. Какова площадь поселка?

Михаил только пожал плечами.

— Может, и случается, — сказал он, помолчав, и осторожно зачерпнул полную ложку супа. — Да только до появления отца Христофора не припоминаю я ни одного такого случая. Ну, то есть в деревья и раньше било, но чтобы целый дом спалить… Да не в этом даже дело! Люди стали меняться. Вот оно, главное знамение. У нас ведь народ никогда особенно набожным не был. А теперь?

Надя многозначительно хмыкнула, но от комментариев воздержалась.

— Ну, ты у меня просто упрямая, — отмахнулся Михаил. — Не была б такой, давно бы уже воцерковилась. Сходи хоть сегодня на службу, посмотри настоящее чудо!

— Дорогой, если мне захочется посмотреть на фокусы, я лучше куплю билет на выступление Дэвида Копперфилда. Тот даже летать умеет — не чета твоим церковникам.

— Надюша! — вскинулся Михаил. — Ты всерьез думаешь, что такой человек, как отец Христофор, прячет зажигалку в рукаве?

— Я б не удивилась. Ты ж сам рассказывал, что у него ожог на ладони…

— Не ожог, а стигмата! Только у самых святых из людей такое бывает.

— Небось бензин из зажигалки потек, а он сразу и не заметил. А потом как подпалил…

Михаил аж задохнулся от возмущения и не нашелся, что ответить на столь приземленное объяснение. Пока он, раскрыв рот и напрочь забыв про остывающий суп, искал подходящий контраргумент, Инесса, с воодушевлением слушавшая их перепалку, снова вмешалась:

— Разве стигматы признаются православной церковью? — спросила она, подняв бровь. — Я думала, о них только католики рассказывают.

— Послушайте, я не знаток богословия, — проговорил наконец Михаил. — Рассказываю только о том, что видел своими глазами. И вы тоже видели, к слову. И когда сегодня вечером вы станете свидетелями чуда…

— Если, — скромно поправил его Ян. — Если станем.

— Нет, дорогой Ян, именно «когда». Когда вы своими глазами увидите, как по молитве отца Христофора загорается свеча на алтаре, что вы скажете на это? Массовый гипноз? Ловкость рук?

Ян пожал плечами.

— Не будем спешить с выводами. Но скажите, Михаил, когда вы видите, как иллюзионист на сцене распиливает пополам женщину, вы тоже принимаете это за чистую монету?

— Это совсем другое, — упрямо покачал тот головой.

— Отчего ж? В обоих случаях вы наблюдаете нечто удивительное, выходящее за пределы вашего повседневного опыта. В обоих случаях вы не знаете… ну, допустим, что вы не знаете, как выполняется фокус. Становится ли фокус от этого чудом?

— Ян… Инесса… Просто сходите и посмотрите сегодня, хорошо? А потом и посмотрим, что станет с вашим скепсисом.

— Не, Миш, их скепсис ничем не поколебать, — со смешком отозвался Николай, с аппетитом уплетая жареную картошку, — я уже видел. Даже если с небес спустится сам Иисус с вереницей ангелов, они будут бегать вокруг со своими приборами да искать заросли конопли в округе. И, кстати, ты им еще про лик Богородицы не рассказал.

Ян с любопытством обернулся к Михаилу.

— Что за лик?

— Да этим-то вас точно не удивишь, — махнул тот рукой. — Вскоре после приезда отца Христофора на стене склада появился.

— А где это?

— В здании бывшей школы. Видели светло-зеленое здание под дороге сюда? Вот это оно.

Ян переглянулся с Инессой. Она улыбнулась и кивнула.

— Мы с братом, пожалуй, прогуляемся по округе до начала службы. Посмотрим на все эти знамения.

Последнее слово она произнесла громким шепотом, округлив глаза. Михаил поджал губы. Надежда довольно ухмыльнулась. Наевшийся до отвала Николай расплылся в улыбке и подмигнул хранившему невозмутимость Яну.

* * *

Солнце уже клонилось к горизонту, когда им удалось покинуть гостеприимный дом. Николай на сей раз компанию им не составил, заявив, что «в таком дубаке даже пингвин околеет». Как ни удивительно, но воздух уже не казался Яну настолько холодным, как с утра: должно быть, сумма всего съеденного и выпитого согревала не хуже добротного пуховика.

Он оглянулся на окна оставленного за спиной дома, подошел к сугробу, от которого Михаил советовал держаться подальше, и несколькими движениями разбросал снег. Показавшийся срез внушал уважение: не меньше чем полметра в диаметре. Ян достал из кармана смартфон, открыл карту и, дождавшись, когда приложение определит его местоположение, поставил метку.

— Зачем это? — спросила Инесса, с любопытством наблюдавшая за его манипуляциями.

— Хочу отметить на карте все места, где происходило что-то необычное.

— Думаешь найти закономерность? Гм.

Он пожал плечами.

— У нас только четыре таких места: церковь, склад, особняк Севера и этот пень. Этого мало для поиска закономерностей… Но чем черт не шутит. Есть у меня пара гипотез. Давай-ка наведаемся к бывшей школе, посмотрим на эту их Богородицу.

Когда они перешли дорогу и зашагали к зданию склада, ветер заметно усилился. Запас тепла внутри пуховика начал быстро таять, и Ян потуже застегнул молнию у горла. Ох уж этот «праздник жизни», или как там говорил священник… Черт возьми, эта местность вообще для жизни не приспособлена. Он с тоской подумал о теплых южноевропейских регионах, где не раз бывал в своих разъездах по конференциям. Перебраться бы туда… Он покачал головой и вздохнул. Отец — инвалид, бросать его здесь нельзя. И уговорить переехать не получится: они с Инь уже пытались, и не раз.

— Ты чего? — обернулась к нему Инесса.

— Да так… Замечтался.

Сестра пожала плечами и кивнула на облепленное снегом двухэтажное здание в форме буквы «Г» расположившееся чуть в стороне от дороги.

— Это оно? Тут непросто будет найти какое-то изображение на стене. Столько снега-то.

Часть ограды, некогда возведенной вокруг школьной спортплощадки, была разобрана. Через пролом прямо к зданию вели полуприсыпанные следы грузовика, и Ян, взяв сестру за локоть, двинулся к зданию. Ветер взвыл, и одинокие ржавые качели по правую руку от них жалобно скрипнули в ответ. Глухомань. Ян всегда считал, что необычные события чаще происходят в больших городах, нежели в таких вот полузаброшенных поселках, — чисто статистически. Больше людей — больше событий. Ан нет, после расследования в казино его снова занесло на окраину цивилизации.

— Кажется, нашла, — сказала Инесса.

Она стояла у стены, задрав голову и отгородившись ладонью от солнечных лучей. Ян проследил за ее взглядом. Где-то на уровне второго этажа из-под снега, облепившего стену неровными фрагментами, виднелось изображение. Невозможно было определить на расстоянии, каким образом его нанесли: просто бледно-зеленая краска местами потемнела и облупилась, являя взглядам отчетливые очертания женщины, баюкающей на руках младенца.

— Любопытно, — сказал Ян.

— Ага, — кивнула сестра. — И довольно высоко. Но если ночью, пока никто не видит, подставить лестницу… Ну, или можно подогнать фургон и нарисовать все это, стоя на его крыше.

— Можно. Хотя, все равно довольно рискованно. Смотри, сколько окон сюда выходит! Кто-нибудь случайно выглянет — и все «чудо» насмарку. В таких местах все знают всех, слухи моментально расходятся.

Он прошел вдоль здания, заглянул за угол, но больше ничего примечательного не обнаружил. Успевшая заскучать Инесса уже прекратила разглядывать нерукотворный мурал, сосредоточившись на кусте шиповника со все еще оставшимися на ветвях ярко-красными ягодами. Хмыкнув, Ян отметил на карте вторую точку и со вздохом сказал:

— Что ж, давай теперь посмотрим, где жил этот их криминальный авторитет. Далековато отсюда, конечно, но для полноты картины побывать там не помешает.

Они выбрались на дорогу и, прикинув направление по карте, зашагали туда, где, по словам Михаила, гнев Господень обрушился на особняк Севера — еще одно, не последнее, странное событие в серии. Ощутив неприятный приступ тревоги, Ян остановился, чем заслужил удивленный взгляд сестры, и сделал глубокий вдох. Будучи ученым, он со скепсисом относился ко всему, в том числе и к голосу своей интуиции. Однако недооценивать ее возможности — глупо. Огромное число открытий обязано внезапным интуитивным прозрениям. Интуиция нередко ошибается, но порой бьет в цель там, где систематический анализ лишь блуждает рядом, отсеивая одну возможность за другой из бесконечного множества. И вот теперь интуиция ломилась в закрытые двери сознания, пытаясь донести нечто, чему он не придал значения.

— Мы что-то упустили, — сказал Ян.

— Что же?

— Хотел бы я знать, — хмуро покачал он головой. — Какую-то возможность.

— Ты про эту картинку на стене? Ну, можно еще выбраться изнутри на карниз, но зимой там наверняка чертовски скользко. Или использовать штангу с краскораспылителем. Или даже…

— Да нет, я не про технику исполнения. Я про все это вместе.

— Ян, да не спеши так, — отозвалась неожиданно посерьезневшая Инесса. — Посмотрим своими глазами, что там у них в церкви творится, разберемся с этими их спецэффектами, а тогда, возможно, поймем и все остальное. У тебя, кстати, есть идеи, как он это делает?

Ян пожал плечами.

— Да много есть способов. В том числе и зажигалка в рукаве, как предположила Надежда.

— Вряд ли. Это же требует потрясающей ловкости рук. Под носом у такого количества людей зажечь свечу, да и не единожды… Зачем с такими-то навыками унылым попом становиться? Зато уж базовые познания в химии делают задачу тривиальной.

— Предварительная обработка свечи?

— Естественно! Растворяем белый фосфор в сероуглероде, пропитываем этим раствором фитиль и ставим свечу на алтарь. После чего просто тянем время. Отец Христофор ведь каждый раз молится о ниспослании Благодатного Огня? Вот и разгадка. Пока он этим занимается, сероуглерод испаряется, и тонкая пленка фосфора, интенсивно окисляясь кислородом воздуха, вспыхивает, поджигая фитиль. Аллилуйя!

Ян сдержанно кивнул.

— Да, хороший метод.

— И не единственный. Таких составов предостаточно, это лишь один из простейших. Подбирая состав растворителя и концентрацию, можно обеспечить практически любое желаемое время задержки перед воспламенением. — Она вдруг мечтательно обратила взгляд к небу. — Может, организуем свою секту? Синкретическую, с восточными мотивами. Инь и Ян воспламеняют благовония, используя энергию ци… Бешеный успех нам обеспечен!

— Боюсь, место уже занято, сестренка, — мрачно отозвался Ян. — Этим прохиндеям никаких спецэффектов не нужно, им просто верят на слово.

— Эх… Такую мечту растоптал, душнила, — сокрушенно кивнула она и, не сдержавшись, прыснула. — Ладно. Раз из нас не выйдет мошенников, давай хоть выведем на чистую воду тех, что уже есть. Попытаемся проверить мою гипотезу?

— Само собой. Правда, это не так уж просто. — Он ухмыльнулся. — Священник вряд ли позволит нам выполнить химический анализ фитиля перед своим обрядом.

Инесса рассмеялась и сказала:

— Да это и не потребуется. Отвлеки его разговором, а я попробую подменить свечу.

— Ты представляешь, в какой он будет ярости, если по его молитве загорится свечка в твоих руках, а не на алтаре?

— Ну, в этом случае ему будет уже не до нас, — с невинной улыбкой сказала Инесса. — Ему придется срочно объяснять пастве, что пути Господни неисповедимы.

— Мне нравится план, — кивнул Ян. — Но если все же дело не в свече… Или не только в ней?

— Тогда постараемся осмотреть там все заранее и найти реквизит, который мог припрятать отец Христофор. И вообще все, что можно сделать заранее, лучше сделать заранее. У нас только одна попытка. Прошляпим ее — и будем ждать следующей Пасхи.

Ян оглянулся. Церковный купол нестерпимо полыхал в лучах солнца, немногим уступая самому светилу. За церковью виднелся домик Михаила, совершенно засыпанный снегом, выделяясь на белом фоне только чернеющими окнами.

— Ну и где этот особняк? — спросил он.

— Думаю, это его остатки, — сказала Инесса, указывая рукой на то, что Яну поначалу показалось заснеженным холмом.

Подойдя ближе, он убедился в правоте сестры. Тут и там из-под снега торчали обугленные доски, фрагменты опаленной страшным жаром кирпичной кладки и оплавленная арматура. Чуть поодаль виднелись остатки поваленного забора, а дальше — все то же снежное полотно без признаков растительности.

По дороге сюда Ян старался не думать о том, что ощутит, глядя на место, где когда-то располагался жилой дом. Наверное, любой переживший страшный пожар чувствует нечто подобное: словно оставленная далеко в прошлом огненная могила снова возникла на его пути и распахнула смрадную пасть с черными зубами сгоревших балок. Он остановился и украдкой смахнул рукавом проступившую на лбу испарину. Сестра проявила больше выдержки.

— Ну, здесь, по крайней мере, ничего загадочного, — деловито резюмировала она, обойдя пожарище вокруг. — Конечно, не факт, что в дом угодила молния. С тем же успехом это могла быть и метко брошенная бутылка с бензином. Смотри: если подойти к дому с противоположной стороны, тебя никто не увидит, в том направлении никто не живет. Хозяина при этом не было, и популярностью он здесь, насколько я понимаю, не пользовался. Все просто и ясно.

— И никак не связано со всеми прочими событиями?

— А разве должно? Это Михаил попытался выдать пожар за одно из знамений. Но с ним-то все понятно, для него все происходящее — часть Божьего промысла. А мы должны исследовать каждое явление, не полагаясь на подобные домыслы, — сказала Инесса, многозначительно подняв кверху указательный палец.

— Верно, — кивнул Ян, устанавливая третью точку на карте. — И все же у нас есть основания выдвинуть гипотезу о взаимосвязи. Каждое из событий — достаточно редкое, и произошли они в короткий временной промежуток. Вероятней, что они имеют общую причину, не так ли? Но мы, конечно, проверим все возможности. Думаю, пора возвращаться: тут ничего особенно интересного, а я уже вконец замерз. Давай лучше подготовимся к главному событию вечера.

Вблизи храм производил смешанное впечатление. Порядком обветшавшее здание, построенное десятки лет назад, по всем признакам не так давно подверглось капитальному ремонту, который, однако, так и не был доведен до конца. Изъеденные коррозией ручки из ювелирной бронзы на массивных створках дверей — и новенькая позолоченная рама с прозрачным витражом в высоком окне. Растресканные ступени к паперти — и сияющий золотом купол.

Ян прошелся вдоль стены с обновленным покрытием. Под ногой неприятно захрустело — словно бы он наступил на груду костей. Он наклонился и осторожно погрузил ладонь в снег. В указательный палец немедленно впилось что-то острое. Ян чертыхнулся, стащил перчатку, полюбовался набухшей каплей крови и, брезгливо стряхнув ее, разбросал снег носком ботинка. Осколок витражного стекла, должно быть, пролежавший здесь со времени ремонта.

— Обработай, пока столбняк не подхватил, — нахмурившись, сказала Инесса, посмотрев на его окровавленный палец.

— Чем? Снегом?

— Пойдем внутрь. Может, у священника есть что-то для первой помощи.

— Ага. Святая вода и молитвы, — проворчал Ян, но послушно зашагал следом за сестрой ко входу.

Никогда раньше он не был внутри православного храма, хотя вполне представлял себе внутреннее убранство. Но одно дело — изучать храмовую архитектуру по образовательным передачам, и совсем другое — лично находиться там, где ему совершенно не место. Едва вдохнув этот воздух, пропитанный запахом воска, ладана и человеческого пота, Ян ощутил острое желание выбежать наружу и отдышаться. В горле встал комок, пульс участился: словно у безбилетника при виде неуклонно приближающегося к нему контролера. Он мысленно усмехнулся этой нелепой аналогии, отчего стало немного легче.

Глубоко вдохнув, Ян решительно шагнул по направлению к дверям нефа, но Инесса удержала его за плечо.

— Поищи отца Христофора, а я пока в церковную лавку за свечками, — шепнула она. — И шапку сними, пока не выгнали.

Священника он увидел сразу: тот хлопотал у престола, пытаясь закрепить в подсвечнике высокую восковую свечу. Прихожан внутри набралось уже около двух десятков, и их испытующие взгляды Ян всей кожей ощущал, пока шагал к алтарю, изо всех сил пытаясь изобразить непринужденность. Куда там! Казалось, сами стены, вся эта позолоченная утварь, угрожающе нависшее паникадило и темные глаза многочисленных святых из-под растресканного пигмента икон говорят ему: «Чужак!».

Чужак и есть. Кто-то находит в храме успокоение, укрываясь в нем от бедствий — реальных и воображаемых. Ян же… В нем этот запах, источаемый горящими свечами и лампадами, эта едва заметная дымка, витающая вокруг, пробуждает совсем иные чувства.

Нет, когда огонь пожирал их дом, запах был совершенно другим: резкая, удушливая вонь горящего пластика, ДСП и черт знает еще чего, вонь, проникающая в легкие с каждым вздохом, режущая горло и обжигающая глаза, выдавливающая из них потоки слез. Но здесь… Аромат ладана — как неясная угроза, за которой скрывается бездна ужаса и боли, совсем как в аду, о котором эти церковники так любят говорить. Всего лишь намек на то, что могло с ним произойти, но так и не произошло.

В тот день они лишились не только мамы — их навсегда покинула беззаботность вместе с, казалось бы, незыблемым миром их детства. Все эти люди вокруг — они могут просто верить и не подвергать сомнению то, что видят. Когда-то давно, должно быть, он тоже мог. Теперь с этим навсегда покончено. Не верь глазам своим. Не верь ничему, ибо обман кроется во всем, а непогрешима одна лишь логика, способная проложить к любому следствию ветвящийся лес мириадов причин.

— Ян Александрович? — поднял голову священник. — Пришли все же?

Совершенно спокоен, улыбается. Черт, а ведь и впрямь не похож на мошенника. Взгляд прямой, ясный — сама честность. Не может ли так быть, что за «чудо» ответственно какое-то природное явление? Или просто стечение обстоятельств? Ян припомнил историю о «мироточивой иконе», которая покрывалась маслянистыми каплями ночью, в закрытом помещении без чьего-либо вмешательства. Скептики грешили на тамошнего дьякона, но служитель церкви оказался ни при чем, а виноват был всего лишь кривой фитиль висевшей поблизости лампады: когда в ней заканчивалось масло, оно начинало разбрызгиваться, попадая на икону.

— Да вот, решил поприсутствовать, — кивнул Ян и поднял окровавленную ладонь. — Отец Христофор… Простите за беспокойство, но нет ли у вас чего-нибудь…

— Что с вами случилось? — переполошился священник и, оставив покосившуюся свечу, выбежал навстречу с настолько искренним участием, что Ян невольно ощутил укол совести.

— Дурацкая история. Порезался о кусок стекла под снегом. Прямо здесь, снаружи, — указал он на покрытое изморозью окно, за которым виднелись очертания дома Михаила.

— Пойдемте со мной, — укоризненно покачав головой, сказал отец Христофор, — в пономарке вроде бы аптечка лежала.

Они покинули алтарь и вышли через левую дверь, оказавшись в плохо освещенном помещении с низким потолком. Порывшись на полках, священник снял с самой верхней футляр с выцветшим красным крестом на поверхности, сдул с него пыль и водрузил на стол. Затем поднял к глазам крохотный бутылек с йодом, покрутил.

— Вроде не просрочен, — сказал он и распаковал пакет со стерильным бинтом. — Давайте ваш палец, Ян Александрович. Зачем, если не секрет, вы в снегу копались?

— Да просто наступил на что-то… Это, наверное, после ремонта осталось?

— Верно. Была неприятная история, когда я только приехал. Какой-то вандал швырнул ночью в то самое окно куском кирпича — разнес его вдрызг. Пришлось менять.

— Ничего себе! — Ян едва удержался от того, чтобы не присвистнуть. — Михаил ничего такого не рассказывал. Разве в вашем поселке не все верующие?

«Почти все», — мысленно поправился он. Надя, жена Михаила, определенно не в восторге от церковников. Однако он, как ни старался, не мог представить себе интеллигентную учительницу вандалом, громящим церкви в слепой ярости. С другой стороны, а почему только она? Что бы там ни думал на этот счет Михаил, в Кедровке наверняка есть и другие жители, не испытывающие особого пиетета к духовенству.

Священник пожал плечами и приложил сложенную из бинта подушечку, смоченную йодом, к раненому пальцу Яна. Ян поморщился.

— Люди есть люди, Ян. Может, дело не в церкви, а кто-то ко мне лично питал злые чувства. Я не осуждаю. Неприятно было, конечно, тем более, что храм был в плачевном состоянии даже без этого окна. Мы тогда организовали сбор пожертвований, но народ тут бедный, даже те немногие, кто бизнесом занимается вроде вашего знакомого, Михаила Антоновича. Михаил, к слову, очень здорово помог мне тогда — организовал закупки в городе, привез стройматериалы, договорился с рабочими… Так вот, по-настоящему со средствами был в Кедровке один только Семен Северцов… почему вы так смотрите?

— Просто наслышан. Он же криминальный авторитет, верно?

— Так говорят. Тогда я ничего об этом не знал, но особняк у него был самый богатый в округе. Я и предложил ему пожертвовать на ремонт… Кстати, любопытная история. Он ведь отказал мне… Довольно резко отказал. Ужасно сквернословил и все такое. И подумать только: не прошло и двух дней, как налетела сильная гроза и… Но вы уже знаете, верно?

Ян кивнул, но его лицо, должно быть, слишком красноречиво выражало то, что он думал обо всей этой истории, и отец Христофор со вздохом заметил:

— Да я не прошу вас поверить. Но история эта всем здесь известна. После пожара, можете ли себе представить, мы получили перевод от Северцова на внушительную сумму. Поменяли разбитое окно и много чего еще сделали. Даже на оборудование хватило для организации интернет-вещания со служб, видели, наверное, веб-камеру в нефе. Не туго?

Ян пошевелил перебинтованным пальцем.

— Отличная повязка, отец Христофор. Спасибо вам за помощь. И за рассказ тоже. А, если не секрет, вот этот шрам у вас на ладони… тоже порез?

Священник усмехнулся.

— Мои прихожане говорят про стигмату. Но сам я… Я просто не знаю. Думаю, это напоминание мне о смирении.

— Но как он появился?

— Вы вряд ли поверите, Ян Александрович.

— Отец Христофор, я видел много странного и невероятного в своей жизни.

Прозвучало это настолько самодовольно, что он уже мысленно махнул рукой: сейчас священник холодно распрощается с ним и откажется давать какие бы то ни было пояснения. Но тот после короткой паузы вздохнул и вновь заговорил:

— Это случилось вечером, вскоре после того, как мы закончили ремонт. Я… я молился у престола. Был невероятно глуп тогда, мне казалась ужасно несправедливой моя участь. Нехорошо говорить такое о других священнослужителях, конечно… У кого-то ни капли веры, но огромные приходы и богатые городские храмы с потоком пожертвований, а мне досталось лишь ветхое здание в умирающем поселении. Я просил Господа вразумить меня, как быть дальше, и тогда… Ужасная боль и жжение в середине ладони. Рана была ужасной, даже вспоминать не хочется. И пока я в ужасе смотрел на свою искалеченную ладонь, передо мной на престоле вспыхнула стоявшая там свеча. Так это произошло впервые. Только тогда я понял: Господь помнит обо мне, как бы я ни мнил себя несправедливо брошенным. Неважно, где я нахожусь и насколько богат мой приход. Даже в пустыне я могу делать то, для чего назначен Богом.

Ян внимательно посмотрел ему в лицо. Неужели выдумывает? Если так, то, должно быть, верит собственным словам. Фанатики и мошенники — разные типажи, а человеческая память пластична и ненадежна. Возможно, отец Христофор и впрямь ожег себе ладонь из-за своих манипуляций со свечкой, а потом убедил сам себя, что свеча тут ни при чем. Но все же, раз от разу повторять это огненное шоу на Пасху и продолжать выглядеть искренним… Черт возьми, такие рассуждения ни к чему не приведут. Эксперимент — вот источник истины.

— Как вы решились… организовать все это на Пасху? Вы же не могли быть уверены в том, что это повторится?

— Не сразу. Иногда, когда я завершал молитву, возгоралась свеча рядом со мной. Не всегда. Когда настал первый с моего приезда праздник Пасхи, я просто поставил перед собой свечу во время службы и прочел молитву Патриарха Иерусалимского. И еще… Я верил. Наверное, больше, чем когда-либо в моей жизни.

Ян поднял взгляд. В глазах отца Христофора сквозила искренность. И, черт возьми, вера. Священник ни капли не сомневался в том, что огонь возгорается по его молитвам. А раз так, значит, их задача не в пример сложнее.

— Я ведь уже извинилась! — донесся снаружи голос Инессы, и Ян обеспокоенно оглянулся.

— Простите, отец Христофор, — пробормотал он и поспешил к двери.

— Да мне тоже пора, — сказал священник, последовав за ним. — Скоро служить полунощницу.

Первое, что он увидел, выбравшись из пономарки, было раскрасневшееся лицо сестры, которую обступили прихожане, преимущественно прихожанки, крайне возмущенного вида.

— Я просто не знала, — продолжала объяснять Инесса, эмоционально размахивая руками со связкой восковых свечей в одной из них.

— Так нужно было узнать, прежде чем приходить на службу! — сварливо заявила дородная обладательница черного платка, из-под которого виднелись только выпученные глаза и мясистый, похожий на картофелину нос.

— Что происходит? — негромко спросил отец Христофор, но этого оказалось достаточно, чтобы возмущенные взгляды собравшихся сменились обожанием.

Наступила тишина, в которой прозвучал голос все той же прихожанки в черном платке:

— Батюшка… Мы ждали, когда начнется служба, и тут она идет в алтарь, да еще и что-то на престоле высматривает там. Ну как можно-то?

— Отец Христофор, — спокойно отозвалась Инесса, — я не знала, что женщины в алтарь не допускаются. Прошу прощения. Я всего лишь подошла посмотреть… Очень красивый подсвечник, знаете ли, и я не удержалась. А вот тот камушек сбоку — это же рубин, да? Или, может, шпинель…

Ян сделал ей «страшное лицо». Инесса ответила виноватым взглядом и замолчала.

— Это небольшой грех по неведению, — кивнул священник со вздохом, подойдя к престолу и внимательно оглядев все, что располагалось на его поверхности. — Не надо враждовать, тем более — в день Пасхи. Пора начинать.

Когда Ян поспешил к сестре, она шепнула:

— Знала бы, что вы так долго будете возиться, я б тогда осторожней. А так побыстрей хотела, вот и…

— А свечку-то удалось поменять?

— Не сразу. Я ж поначалу накупила свечей, а на престоле у него совсем другая. Пришлось возвращаться в лавку, искать там похожие. Вот эти подошли, но за грабительскую цену.

— Ничего, не разоримся. Где оригинальная свеча?

— Вот эта.

Инесса протянула ему длинную желтоватую свечу, сделанную, похоже, из смеси парафина с воском. Ян поднес фитиль к носу, осторожно втянул воздух. Ничего — только характерный восковой запах. Конечно, это еще ничего не значит, состав может быть любым, но… Он вслушался в слова священника, который, запрокинув голову и прикрыв глаза, нараспев читал:

— Даруй нам, Господи, чтобы свет этой временной жизни пребывал с нами. Даруй нам, Господи, чтобы свет наших благих дел светил людям, чтобы они прославляли Тебя со безначальным Твоим Отцом и Всесвятым Духом…

— Вот вы где! — услышал Ян.

Обернувшись, он увидел Михаила с горящим от воодушевления взглядом. Следом через через толпу прихожан попытался протиснуться Николай, что с его комплекцией удалось ему далеко не сразу.

— Смотрите, мои дорогие скептики, — прошептал Михаил. — Смотрите и не спускайте глаз.

Ян переглянулся с сестрой и перевел взгляд на престол. Подмененная Инессой свеча без изменений покоилась в резном подсвечнике. Отец Христофор на мгновение посмотрел Яну прямо в глаза и возвысил голос:

— Даруй нам облечься в оружие света, чтобы мы прогнали им начальника тьмы, который принимает образ ангела света. — Он сглотнул и перешел почти на крик, раняя капли пота от зримого исступления: — Господи, как в тот день Ты дал свет сидящим во тьме и мраке смерти, так сегодня яви Твой нетленный свет и в наших сердцах, чтобы мы, просвещаясь и согреваясь им в вере, бесконечно прославляли Тебя, Единого от Единого светоначального Света, Свет радости.

Наступила мертвая тишина, нарушаемая только потрескиванием масла в лампадах. Ян затаил дыхание.

— Аминь, — тихо сказал отец Христофор.

Свеча на престоле яростно вспыхнула. Пламя взметнулось высоко, едва не опалив священнику бороду, но тот, казалось, даже не обратил на это внимания: его немигающий взгляд был нацелен Яну прямо в лицо, и невозможно было понять, что сквозило в этом взгляде. Торжество? Экзальтация фанатика? Или просто ледяное спокойствие профессионала? Прихожане вокруг, обретя способность дышать, запричитали.

— Видели?! — яростно зашептал Михаил ему в ухо. — Видели? Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое…

Ян опустил голову. Эксперимент поставил крест на их перспективной гипотезе: вспыхнула свеча на престоле, а со свечой в руках Инессы ничего не произошло. И было еще что-то в этом схождении небесного огня. Он был готов поклясться, что на краткое мгновение увидел нечто странное в момент вспышки, но всеведущая интуиция не спешила делиться с сознанием промежуточными плодами своего потаенного труда.

— Ты ничего не заметила? — негромко спросил он, наклонившись к сестре.

Она покачала головой, и на лице ее отчетливо читалось смятение.

— Пойдем, Ян. Больше нам тут нечего делать, — сказала она.

* * *

— Ну и как вам представление? — спросила Надежда, открывая запотевшую бутылку с минералкой. — Вот, промочите горло. Муж, когда оттуда возвращается, от жажды умирает обычно. Не понимаю я этот народ: собирается толпа и три часа в духоте унылую галиматью слушает.

— Ну, мы с Инь ушли куда раньше, — отозвался Ян. — А вот оставшиеся еще долго будут водить хороводы вокруг церкви, насколько я знаю. А представление… Да, любопытное. Есть о чем подумать.

Предложением он все же воспользовался. Ледяная вода, только что из холодильника, подействовала на удивление благотворно: сумбур в голове пошел на нет, и рациональное мышление шаг за шагом принялось отвоевывать утраченные было территории. Сестра, с лица которой не сходило упрямое выражение, вроде бы тоже немного расслабилась. Сделав два глотка, она шумно выдохнула и спросила:

— Ну и какие еще гипотезы рассмотрим, раз уж мы бездарно прохлопали самый ответственный момент?

Вместо ответа Ян пожал плечами и, встав из-за стола, подошел к окну. Разглядеть что-либо в кромешной тьме было сложно, виднелись только горящие окна храма напротив, но что там происходило — под таким углом, конечно, не разобрать. Он вытащил из кармана смартфон и открыл карту, на которой отмечал координаты загадочных событий, и долго всматривался в неправильный треугольник с храмом в самом центре. Затем — принялся расставлять метки рядом с каждой точкой.

— Что ты делаешь? — полюбопытствовала сестра, заглянув ему через плечо.

— Отмечаю порядок событий. Смотри, в самом начале появляется изображение Богородицы на стене бывшей школы. Вскоре после того молния попадает в кедр. Никакого религиозного значения я здесь не вижу, так что, быть может, это просто случайность, но сама очередность… Надежда, я прав? В таком порядке?

— Так и было.

— Отлично. Затем некто разбивает окно в храме… Вон то окно, — ткнул Ян перед собой, — и отец Христофор начинает сбор денег на ремонт церкви, что и без того собирался делать. Он обращается за помощью к Северу, и вскоре после грубого отказа последнего у негодяя сгорает дотла особняк. В храме начинается ремонт, и тогда-то практически одновременно происходят главные события: отец Христофор получает себе на ладонь эффектную «стигмату», а заодно становится свидетелем самовозгорания стоящей рядом свечи. Последнее из событий с тех пор повторяется каждый год, но больше ничего примечательного не происходит. Какие выводы мы можем сделать, сестренка?

Двери храма распахнулись, и наружу вышли первые участники крестного хода. Каждый нес с собой лампадку, подожженную, должно быть, от той самой свечи. Инесса какое-то время молча смотрела на процессию, а потом сказала:

— Выводов немало, но толку-то… Например, это определенно не природное явление, это дело рук человека. Событие не строго периодическое, ведь Пасху празднуют в разные дни. А раз это намеренный фокус, значит, ремонт в храме был прикрытием для того, чтобы установить в ней необходимый реквизит.

— Я думал об этом, — покачал головой Ян. — Но ведь другие странные события произошли раньше. И этот священник… Для мошенника он ведет себя странно. Я легко представил бы в его во главе секты, у него предостаточно харизмы и рвения, но способен ли он на хладнокровное планирование… Не знаю, Инь. Может быть, у него есть сообщники, ответственные за…

Он замер, пытаясь уловить внезапно проскользнувшую мысль. Оглянулся на книжные полки, где по-прежнему чернела надорванным корешком центральная трилогия «Основание» Азимова, и хлопнул себя по лбу. Сестра удивленно воззрилась на него.

— Инь, ты не дашь мне свой перстень на полчасика? — спросил Ян как можно спокойней.

— Ты что это делать с ним собрался? — возмутилась Инесса. — Я и двух дней его не проносила!

— Ничего с ним не случится, обещаю. Если что, я тебе потом два таких куплю.

— Не купишь, это эксклюзив, — поморщилась она, стаскивая перстень с пальца. — Эй, ты что, снова на улицу собрался?

Ян ничего не ответил, только нервно улыбнулся сестре и небрежно бросил перстень в карман пуховика, чем вызвал еще одно возмущенное восклицание. Уже выйдя за дверь, он услышал за спиной голос Инессы с характерными интонациями Голлума:

— Моя прелес-с-сть!..

Не разбирая дороги, он спрыгнул с крыльца и рванулся к церкви. Почти сразу он пребольно ударился носком левой ноги о проклятый заснеженный пень и, ругаясь на чем свет стоит, захромал навстречу процессии с лампадами. Шедший в числе первых Михаил проводил его удивленным взором.

Обернувшись и убедившись, что никто из участников крестного хода на него не смотрит, он подобрался к тому самому окну, под которым совсем недавно заработал порез. Черт возьми, можно было догадаться, не покидая службу — если знать, куда смотреть. Это окно... Оно единственное во всей церкви было покрыто изморозью изнутри. И, если он прав, дело не в прохудившемся герметике.

Ян вытащил из кармана перстень Инессы с крупным, правильно ограненным аметистом, сверкавшим фиолетовым огнем в свете уличного фонаря. Аметист — разновидность кварца с железистой примесью, его твердость по Моосу — семь. Вполне достаточно, чтобы резать стекло, как масло ножом. Он протянул руку, еще раз воровато оглянулся и с усилием провел ребром камня по стеклу. Потом еще раз, надавив сильнее. Оценив результаты своих трудов, он медленно развернулся к дому Михаила. Окно кухни ярко светилось, но в чердачном окне царила кромешная тьма. Ян усмехнулся и неторопливо зашагал к дому.

* * *

— И что за противоестественные опыты ты над ним ставил? — спросила Инесса, забирая у него перстень и придирчиво разглядывая его на свет.

— Всего один. Но результат определенно стоил всех усилий, — сказал Ян и перевел пристальный взгляд на хозяйку. — Надежда, священник сказал мне, что ваш муж помогал ему с ремонтом. Это правда?

Она нахмурилась и после краткой заминки отозвалась:

— В общем, да. Он же бизнесмен, у него предостаточно связей в городе, вот и вызвался помочь. Необходимые заказы сделал, рабочих привез… Почему вы спрашиваете?

— Видите ли... Вы, как человек из академической среды, понимаете, что мир не таков, каким кажется. Наверное, это главный урок, которому нас снова и снова учит наука. Время не абсолютно. Пространство — не пустое вместилище материи. Земля не плоская. Солнце не вращается вокруг Земли. А стекло в храмовом окне — не совсем стекло, в чем я только что убедился.

— С помощью моего перстня? — подняла к нему взгляд Инесса.

— Именно. Аметист, как и любая разновидность кварца, легко режет оконное стекло. Но на кварцевом стекле он оставляет лишь слабые царапины, и то если постараться. Отсюда неизбежный вывод: Михаил, который организовал замену, не в силу прихоти, а вполне намеренно заказал существенно более дорогой тип стекла, верятно, марки КИ. Да еще и с идеально ровной поверхностью. Зачем? Затем, что без него фокус не сработает.

— Так ты понял, в чем секрет? — воскликнула Инесса с загоревшимися глазами.

— Похоже на то, — улыбнулся Ян.

— Вы подозреваете моего мужа, Ян? — спросила Надежда. — Думаете, что он устроил весь этот балаган? Боюсь, вы плохо его знаете.

— Я здесь всех плохо знаю, — кивнул Ян. — Но все же… Вы простите меня, Надежда, но раз уж мы тут расследуем… Скажите, какое образование у вашего мужа?

Хозяйка подняла на него прохладный взгляд из-под рыжих кудрей. Она стояла у окна, скрестив на груди руки, и ей определенно не нравился ход мыслей гостя.

— Экономическое, — с вызовом сказала она и язвительно добавила: — Наверное, это большое подспорье для иллюзиониста.

Ян смутился, но ответить не успел, его перебила Инесса:

— Да ты расскажешь, в чем фокус, или будешь и дальше кота за хвост тянуть?

— С удовольствием. Дело в том, Инь, что чистое кварцевое стекло, в отличие от обычного оконного, совершенно прозрачно для электромагнитного излучения с длиной волны вплоть до трех микрометров. Не наводит ни на какие мысли, сестренка?

Она какое-то время непонимающе смотрела в ответ, потом лицо ее просветлело.

— Лазер, — прошептала Инесса. — Инфракрасный лазер! Ян, ты гений!

Похвала сестры была приятной — обычно от нее даже комплименты обильно сдобрены иронией. Он ухмыльнулся и бросил взгляд за окно. Вереница огней мерно двигалась вокруг храма: пасхальный крестный ход продолжался. Проклятье, как ему сразу не пришло в голову, что именно из дома Михаила открывался отличный обзор на каждую из точек, отмеченных им на карте? Только, очевидно, не из этого окна — слишком уж низко.

— Точно, Инь, — сказал он. — Инфракрасный лазер, установленный, полагаю, на чердаке. Я все еще не понимаю в полной мере мотивов, но Михаил достаточно набожен, чтобы желать чуда. Когда в поселок приехал новый священник, Михаил решил сделать из него чудотворца… простите еще раз, Надежда. Выжженный на стене образ Богородицы, должно быть, был первой попыткой. Или проверкой точности наведения, уж не знаю. Точность там требуется просто фантастическая — с такого-то расстояния попасть в фитиль свечи.

— Так это не молния спалила дерево во дворе, а потом и особняк Севера, — протянула Инесса. — Этот кедр… он же загораживал церковь! Вот почему пришлось его сжечь.

— Конечно. И маскировка была успешной: когда нечто загорается в сильную грозу, не оставляя при этом следов поджога вроде горелых спичек и запаха бензина, любой предположит удар молнии, но не лазер. Вот только луч обычного лазера неплохо виден. Водяные капли, туман, пылинки, порхающий снег — все это, оказавшись на пути луча, ночью будет сиять за километр. Мощный инфракрасный лазер — совсем другое дело. Одна беда: стекло, прозрачное для видимого света, увы, совершенно непроницаемо для инфракрасного излучения и вообще является неплохим теплоизолятором. Последнее привело к тому, что именно это окно из кварцевого стекла единственное во всей церкви покрыто изморозью не только снаружи, но также изнутри. На это я и обратил внимание первым делом.

Инесса покосилась на хранившую ледяное молчание Надежду и отозвалась:

— Поэтому пришлось разбить окно в храме, а в качестве замены заказать кварцевое. Чертовски умно. И с выбиванием средств для ремонта из местного бандита тоже неплохо вышло. Эта ж публика суеверная донельзя, так что припугнуть его Божьим гневом оказалось элементарно.

Ян кивнул:

— Оставалось последнее и самое главное. Михаил выбрал момент, когда священник…

— Нет, Ян, не Михаил, — покачала головой Инесса. — Он был с нами в церкви в момент этого «схождения Благодатного огня». Зато в Кедровке есть человек, который никогда не посещает богослужения.

Она медленно повернулась к Надежде, чьи рыжие волосы оттеняли совершенно бледное лицо.

— Пожалуйста, не говорите мужу, — сказала она.

— Вы?! — утратил спокойствие Ян. — Но... зачем, черт возьми? Вы же... Проклятье, вы просто взяли лазер и устроили этим ребятам религиозное возрождение?

— Ну, не столь уж это было просто, Ян, — грустно усмехнулась хозяйка. — Просто было подделать заказ мужа на замену стекла. С остальным — сложнее. Идите за мной. Я покажу вам. Ужасно давно хотела поделиться с такими, как вы. Вы даже не представляете, как мне тут... В общем, идите за мной.

Ян переглянулся с сестрой и двинулся следом за Надеждой к лестнице — очень крутой, — которая вела к закрытому люку в потолке. Ну как он не увидел столь ясного? Надежда! Не Михаил, набожный бизнесмен, не имеющий представления о спектре пропускания оконного стекла, а его супруга — бывшая учительница физики, которой до сих пор владеет страсть к науке и которая обладает знаниями, достаточными для постановки эффектнейшего представления.

Когда он поднялся на чердак, Надежда щелкнула выключателем и подвела их к невысокому оконцу, рядом с которым громоздилось какое-то прикрытое серым покрывалом оборудование. Он оглянулась на гостей и театральным жестом стащила покрывало. Ян тихо присвистнул при виде установки.

— Фтороводородный лазер, длина волны — два целых восемь десятых микрометра, — с плохо скрываемой гордостью объявила Надежда. — Знали бы вы, каких трудов мне в свое время стоило выбить его для нашей школы. Это промышленный образец, который я сама доработала. На этот прицел пошла оптика из школьного телескопа. Выбрать момент воспламенения мне нетрудно с тех пор, как они взялись транслировать службы в интернет в реальном времени. А наведение на цель выполняется следующим образом…

Она принялась крутить черную рукоять у основания лазера. Устройство бесшумно скользнуло вверх. Ян в смятении покачал головой и спросил:

— Как получилось с этой «стигматой» у священника? Промахнулись мимо фитиля?

Надежда презрительно скривилась и покачала головой.

— Нет. Этот бородатый болван как раз вытянул руку перед собой, наверное, хотел что-то взять. Его ладонь оказалась на пути луча, вот и… Но в конечном итоге недурно вышло, — горько усмехнулась она. — Да и сам он не в обиде.

Он подошла к чердачному окну и принялась молча смотреть на освещенные окна церкви напротив.

— Это просто потрясающе, — сказал Ян. — Одного я по-прежнему не понимаю. Скажите, Надежда, зачем? Зачем вы все это устроили? Вы же атеист с антиклерикальными воззрениями. Мне бы и в голову не пришло, что вы можете сознательно способствовать росту религиозного фанатизма в вашем поселке.

Она долго не отвечала, и Ян уже собрался было, махнув на все рукой, отправиться к выходу, как услышал:

— Я не могла уехать. И жить без своего призвания тоже не могла. Мне попросту больше ничего не оставалось. Помните, что сказал муж? С тех пор, как все это началось, полумертвый поселок стал оживать. Приехали и продолжают приезжать люди — чтобы остаться здесь надолго. И дети, которым надо учиться. Мы уже обратились в обрнадзор, чтобы снова открыть школу. Я снова смогу делиться знаниями… Вы знаете, Ян, далеко не все взрослые сохраняют такое любопытство, такую пытливость ума, как вы с сестрой. Большинству вполне достаточно сказок времен античности для того, чтобы объяснить все на свете, и я давно отчаялась изменить их. Я люблю своего мужа, но и он такой же. Дети — совсем другое дело. Пусть вокруг меня будут тысячи религиозных фанатиков, если следующее поколение станет искренне любящим науку и способным сомневаться во всем. Потому-то я прошу вас снова: не говорите мужу.

— Я выполню вашу просьбу, — сказал Ян. — Но, возможно, вам самой следует рассказать ему. Видите ли… вы недооцениваете взрослых. Они вовсе не утратили любопытство, они просто раз за разом получают неверные ответы на свои вопросы, и вы, уж простите, немало тому поспособствовали. Дайте им верный ответ. Хотя бы подумайте об этом, ладно? Вы же прирожденный просветитель, а здесь вы творите прямо противоположное.

— Хорошо, Ян, — потерянно кивнула она. — Я подумаю.

* * *

— Спятить можно! — воскликнул Николай, когда Ян замолчал.

Они уже подъезжали к Черноводску, и великолепные заснеженные кедры за окном сменились рядами унылых пригородных хрущовок. Николай — отличное свидельство тому, что и взрослые способны удивляться и восхищаться при столкновении с научным объяснением чудесного. На протяжении всей истории он сидел с раскрытым ртом, внимая каждому слову.

— Я ведь видел луч в момент воспламенения, — сказал Ян. — Всего лишь на мгновение, но видел. Пары воска и парафина поджигались проходящим лучом, создавая четкую светящуюся линию в воздухе. Но было это настолько быстро, что осознал увиденное я много позже, уже когда все выяснилось. А знаете, что навело меня на мысль в конечном итоге?

— Что же? — спросила Инесса.

— «Основание» на полке. Наверное, каждый любитель Азимова помнит историю о том, как Сальвору Гардину удалось взять под контроль отсталое королевство Анакреон, выдавая достижения науки за религиозные чудеса. Вероятно, эта книга подала идею и самой Надежде. Увлеченной, страстной, талантливой женщине, способной не только удивляться чудесам, но и творить их своими руками.

Инесса иронично покосилась на него.

— Уж не влюбился ли ты случаем, братец? — спросила она. — В замужнюю-то женщину!

Ян мечтательно улыбнулся и вывернул руль, выезжая на кольцевую. Затем глубоко вдохнул, покачал головой и сказал:

— Ты же знаешь, Инь. Моя единственная любовь — это наука.