Встрепенувшееся сторге (гет)

Древо Летовых

Когда Рома был ребёнком, он уже был очень одарённым мальчиком. Однажды он увидел, как город залила толпа взорвавшихся от негодований людей, и в этой толпе растворился единственный самый главный для него человек — его мама.

Её утянула за собой толпа в тот момент, когда она успела толкнуть сына в маленький переулок между домами, сама она вместе с отцом исчезла тогда для него навсегда.

Увидев это, Рома не мог поверить и долго сопоставлял реальность с игрой воображения: родители были перед ним всё так же, как и всегда, неизменно, однако, что-то в них или в его восприятии на них явно изменилось.

Он от рождения был обычным мальчиком, любимым мамой и папой, которые соединили в нём свои души, чтобы получить такое чудо, и именно им для своих родителей был маленький Рома, светлый и рыжий, как ещё одно солнышко. Всеволод и его Анастасия долго не могли завести детей, и это было для их зарождающейся семьи настоящим испытанием. Будучи молодыми и здоровыми, они столкнулись с неясной ситуацией, при которой свежая, весёлая и всегда энергичная Настя никак не могла забеременеть, хотя врачи и давали всегда одни и теже положительные прогнозы. Все анализы и УЗИ показывали, что и она, и её муж способны зачать, однако ни к чему эта уверенность и эти обещания не приводили. «Неужели та старуха действительно накаркала? — говорила уже в отчаянии о невозможном она Севе. — Когда мне было где-то шестнадцать или семнадцать, я гуляла с подругой, мы качались на качеле и обсуждали будущее: кто в какой университет пойдёт. Марьяна знала, что я хочу в медицину, возможно, стану судмедэкспертом, чтобы помогать одновременно в двух сферах: полиции и медицине. Тогда же шла какая-то старушка вдоль тропинки, пересекающей двор Марьяны, в котором мы сидели. Там же были и другие люди, чуть в отдалении, дети, их мамочки, кто-то ещё даже, мне кажется, что я помню мужской голос. Было лето, то есть никакого гололёда, сюрпризов под сугробом и прочего. И она упала. Та старушка. Мне показалось, что она просто споткнулась. На самом деле и старушку в ней выдавала только манера речи — на вид она была самой обыкновенной женщиной средних лет, без особых каких-то, явных признаков старости или болезни. Она упала, я тут же обратила на неё внимание, и мне показалось, будто ничего серьёзного не произошло. Как обычно люди падают, так они и встают, я правда думала, что всё нормально, к тому же, мы находились не так близко к той женщине, было достаточно ещё окружающих. На тот момент я и не знала никаких алгоритмов первой помощи. Вообще. И только потом я заметила, что она долго не встаёт. Я не решалась, подойти мне или нет, но уже увидела, что это за меня делают другие люди. И тогда я увидела, что у той старушки в крови всё лицо, она как жук, который не может перевернуться с панциря, только она упала лицом в асфальт и не могла толком пошевелиться. Когда ей помогли встать, она повернулась прямо на нас, она подумала, что я и Марьяна сидим и смеёмся над ней, поэтому она сказала: «Да чтоб с вами такое случилось!». Затем она обратилась конкретно ко мне: «Да чтоб к тебе все так относились! Чтоб у тебя детей никогда не было! Чтоб некому даже помочь было!». И выглядела она прям как ведьма! Мне тогда стало очень не по себе, и я старалась с тех пор больше читать, учить и меньше бояться в таких случаях. Какой бы из меня был врач, если я даже не знаю, что мне делать с людьми в таких случаях. Теперь я боюсь, что её угроза сбывается, пожелание той невежественной старухи. Она говорила тогда так серьёзно, хотя я не желала ей зла. Я не понимаю, откуда в людях берётся столько ужасных слов и мыслей», — таков был её рассказ, и Настя действительно верила в это, верила, что какая-то женщина могла навлечь на неё несчастье несколько лет назад одной такой фразой. «Она прокляла меня, — была уверена девушка, — за мою ошибку».

Тем временем у Насти была двоюродная сестра Диана, очень на неё похожая внешне, вот только Диана никогда не хотела иметь своих детей, всё млела о Париже, о Франции и о её деревушках. Жила в мечтах и хотела себе богатого жениха-иностранца с красивым телом, который забрал бы её к себе. Но она пропала. По слухам, перед тем, как исчезнуть совсем, перед тем, как её отец, живя и работая в Европе, нашёл там же её мёртвой, она была беременна, и этот ребёнок, такой же чудной как и Рома, имел свой определённый мировой след.

Но никто его никогда не видел. Все говорят, что то дитя погибло вместе с матерью ещё до своего рождения, и, вероятно, весть о том, что существует некая чудная, являющаяся двоюродной сестрой Роману Летову, всего лишь чей-то абсолютно нелепый слух, созданный под влиянием тяжёлой случившейся трагедии.

Говоря о дяде Насти, можно лишь упомянуть, что из младших поколений его почти не знали. Сама Диана видела отца только в далёком детстве, как раз до того, как он бросил её и её маму, что было частым явлением в России. Настя и её муж и вовсе никогда не знали того мужчину. Он имел корни где-то в Европе, там же родился и провёл своё детство, а именно поэтому туда же и вернулся в итоге.

Однажды в дом Летовых после их переезда из России нагрянули двое джентльменов, представившихся социальными работниками, интересующиеся как раз неровным положением данной семьи в их тщетном желании обзавестись ребёнком. Один из них выглядел отвратительным запустившим себя седым мужчиной с кривыми длинными руками, другой же, в контраст первому, — молодой, стройный специалист в костюме и с зализанными волосами. Они навещали Летовых не раз и помогали лишь просвещением о разного рода существующих возможных для Насти и Севы льготах, предложениях и прочей социальной поддержке для молодых семей и врачей. Однако, после их появления и такого же внезапного исчезновения, появились некоторые подвижки в деле о зачатии ребёнка. Первую радостную новость дал аптечный тест, вторую, уже более подтверждённую — результаты анализов в больнице. Теперь Летовы ожидали пополнения в виде мальчика, что должен в будущем изменить их судьбу и историю для всего древа, о чём не то что дальние родственники, даже Настя и Сева пока не знали, что местный детектив уже долго и очень давно исследует, пытаясь разобрать загадку по частям.

Ревнивая Тая

Школа. Приморье.

Хотелось бы рассказать немного о прошлом Таи в том числе.

Как истинная девушка, Тая имеет ряд романтико-печальных историй, и её детство связано именно с ними, если не считать прочих мелочей.

Тая знала Олега ещё со школы, они с детства были друзьями, дружили даже их семьи. Всё было хорошо, пока оба не вошли в пубертатный возраст. Мальчики начали нравиться девочкам и наоборот. Тогда же и их отношения изменились. Олег не верил в дружбу между парнем и девушкой, разумеется, это мнение он подцепил от старших, а потому и с Таей не мог поддерживать былое общение. У него был брат, который перевёлся в новую крутую школу, довольно продвинутую для этого времени. Олег же туда не прошёл, хотя и нельзя было назвать его глупым. Брат увлекался шахматами и людьми. Он продолжал видеться с Таей в отличие от меньшого, ходили даже слухи, будто они встречаются, хотя это не было правдой. Тае нравился Олег, пусть об этом на тот момент знали далеко не все. Они были так близки, что сами почти являлись одной большой общей семьёй, даже после перемен в воззрении Олега мама и бабушка его очень любили Таю и как и прежде приглашали её на все праздники, обменивались подарками и звали даже просто так её к себе в гости, и им всегда было что обсудить даже годы спустя, что было очень приятно.

Ближе к старшей школе однажды Олег отправил Тае письмо, в котором предлагал встретиться, намекал на романтические чувства, извинялся за такой перерыв в общении и предложил ей интимную близость, которой, по его словам, ждал всё это время, стесняясь признаться Тае. Она же, думая о нём уже несколько лет, будучи тогда мечтательной, романтичной и наивной девушкой, находившейся как раз в том возрасте, когда за неё говорили не её собственные мысли, а её эндокринная система, согласилась на это. На следующий день все в школе об этом знали. Как только Олег получил её ответ, он не стал обнадёживать её, назначая свидание сразу, зато в ту же минуту поделился новостью со своим братцем, который и владел той идеей, а затем уже с одноклассниками и далее. Являясь бóльшим мозгом в их паре, старший брат часто придумывал такие «шутки», а особенно он любил разыгрывать влюблённых девчат, так что Тая была не первой и не последней их жертвой, однако, тот поступок Олега был для неё раной и серьёзной обидой.

Впрочем, если говорить об учёбе и прочих внеклассных успехах, у этой девушки всё шло поначалу довольно неплохо. Она получала всегда положительные отметки, участвовала в школьных мероприятиях, рисовала, шила и разукрашивала одежду, помогала одному человеку организовывать его вечеринки для молодёжи и подростков в городе и получала бесплатные билеты в качестве благодарности. Также она училась играть на гитаре и ходила на акустические вечера со своим инструментом. Правда когда она стала старше, у неё появилось больше проблем в собственной семье, также бремя итоговых экзаменов в школе и поступления в университет отягощалось больным маленьким братиком с отклонениями в развитии, за которым, конечно, следила именно старшая сестра — родители же всегда были заняты и даже развелись в конце концов, втянув в свою ссору детей.

На самом деле Тая знала Тасю и раньше. Отдалённо. Тася как-то перешла в её школу. В том классе она ещё пока могла вливаться в коллектив. Она не любила то место, но была хороша как в учёбе, так и в спорте, всегда метилась в старостат и общалась со всеми, а потому Тая её знала как минимум через знакомых, и её восхищал мечтательный оптимизм, что был с Тасей когда-то и что сиял вокруг неё ореолом. Время появления кучеряшки как раз совпало случайно с появлением у Таи её первого молодого человека, что утешил её после ухода лучшего друга в лице Олега и его злой шутки.

Его звали Игорем, или Игги, что интересно, так это то, что он был весёлым диабетиком, который привлекал к себе очень много внимания других абсолютно непроизвольно, и что Тая была вынуждена терпеть его фанатку из средней школы.

Кто-то постоянно подкладывал письма, валентинки и шоколад в шкафчик Игги, и однажды, когда большинство классов старшего и среднего звена перевели во вторую смену, в день, когда уже почти все разошлись, когда стемнело, Тая проходила мимо своего класса в сторону кабинета студсовета, чтобы оставить там бумаги для официальной отметки о выборе экзаменов, она увидела идущую ей навстречу девочку, чуть полную, с крашеными короткими розовыми прямыми волосами, убранными за уши, веснушками на лице, чуть приподнятыми бровями, слегка вздёрнутым носиком и пухлыми губками с яркой, вызывающей розовой помадой. Она была в сильно обтягивающих чёрных чулках и короткой юбке, обнажающей некоторое расстояние голой кожи её мясистых бёдер. Девочка не поднимая головы посмотрела на Таю исподлобья лишь в момент, когда была максимально близко к ней, так, что той почудилось на миг будто бы что-то неладное. Затем, буквально через четыре минуты, когда Тая уже возвращалась из кабинета, что был неподалёку, она услышала из своего класса ругань и подбежала, но увидела своего парня на парте посреди аудитории, его рубашка была сверху немного расстёгнута, невысокая кучеряшка тащила пухлую девочку из шестого класса за ухо так, будто почти отрывала его.

— Ах ты свинья! Я тебя всюду ищу, чтобы отпиздить, а ты здесь с хахалем милуешься!

— Я не её парень! — пытался оправдаться Игорь, когда говорил, что его чуть не изнасиловали и увидел появившуюся в дверях Таю.

Поэтому сейчас Тая была в каком-то смысле благодарна своей рыжей подруге, хотя и не понимала, что же тогда такого сделала Тасе малолетка, что она нашла её тёмным вечером в пустой школе и при том, что Тася никогда не ругалась больше при Тае матом и тем более ни с кем не дралась. Возможно, дело было просто в годах, ведь люди меняются, иногда быстрее, чем думаешь.

Маленький Рома

Дом Летовых на Шиит-Стрит.

Он чувствовал, как тесно прижаты друг к другу были его зубы, стирая медленно эмаль, как они готовы были заскрипеть. Рома закончил мыть посуду и открыл верхний шкафчик, чтобы сложить её туда, а затем продолжить готовку здесь же. Сзади подошла его мама, нервно задержав дыхание у его уха и чего-то ожидая. Парень закрыл дверцу и потянулся за ручкой металлического старого чайничка на плите, чтобы его переставить, в этот же момент мама раскрыла кухонный шкафчик у его головы, но Рома резко закрыл его обратно, чуть не ударив женщину по пальцам.

— Я тебе не разрешал, а ты меня не просила достать что-то за тебя или отойти в сторонку.

— Ещё раз в таком тоне мне что-то скажешь и…

— И что? Что ты мне сделаешь? Тебе даже нечего мне сделать, потому что ты ни на что не способна.

— Не смей со мной говорить в таком тоне! Хамло! Дорос до того, чтобы спорить со мной?!

Рома чувствовал, как закипало его лицо и как уменьшался его обзор, сужаясь то на лице матери, то на тумбе перед собой. На её поверхности как раз лежали деревянная доска и рядом нож с пластиковой ручкой и нарисованными на нём дизайнером розовыми бабочками и сердечками. «Слишком тупой, — подумал Рома. — Если и делать что-то им, то не резать, а сразу колоть со всей силы, причём только в нужное место, иначе может и не сработать как надо. А если ты сделала бы из меня убийцу? Столько раз говорила, что всё начинается с семьи и маньяками становятся из-за проблем в отношениях с матерью. Что если я убью кого-то? Что ты тогда будешь делать? Твой любимый сынишка вдруг неожиданно стал маньяком? Как же это могло произойти? Что ты тогда будешь думать, мама? Ты возненавидишь меня? Или станешь корить себя? Как это глупо! А если бы что-то произошло, этим расследованием занялась бы и Россия, потому что именно её обвинили бы во всём». Он представил, как применяет этот нож и прокрутил в своей голове все эти мысли несколько раз, пока помогал нарезать салат. Глупо было о подобном думать из-за маленьких житейских мелочей. Затем Рома пошёл в свою комнату, а мама в свою. Отца не было дома. В последнее время он часто пропадал на работе. Через полчаса парень услышал, как милым голосом его зовёт мать. Она уже включила их любимый фильм, поэтому, похлопав по дивану, пригласила Рому смотреть с ней, будто недавно на кухне ничего и не было. Молодого парня это раздражало. Мать часто была чем-то недовольна, пока не было отца, и пилила его, а неуравновешенный сын отвечал ей тем же.

«Надо выйти из себя, — думал про себя он. — Я снова слишком глубоко застрял, кончу как тётка».

Взрослый Рома был уже очень привлекателен. Его лицо посветлело, хотя в целом выглядел он поджарым. Он стал крупнее, нарастил мышцы, вытянулся.

«Кто ты такая?» — оценивал он девушку рядом с ним.

— Рома! Ты меня вообще слушаешь?! Ты хоть любишь меня? — она посмотрела на него грустными щенячьими глазами, наигранными, будто искала повода для ссоры.

Эта девушка была очень милой на вид, но выше своего молодого человека. Своего рода «сталкерша» — всюду следовала за сынком Летовых и знала о нём больше, чем он сам, а оттого добивалась его очень долго, а когда добилась, требовала большой отдачи.

— Нет, но ты была интересна мне.

— Ты… Я ненавижу тебя!

— Тогда почему ты вообще ходишь со мной?

— Хочу так! Потому что люблю тебя. А вот ты меня совсем не любишь! — но смотря на эти слова она очень противоречила самой себе. Она тут же завела Рому в кинотеатр, в его туалет, и сделала парню минет.

Уже тогда у него был некоторый «триггер». Этот «триггер» часто приводил к разным неожиданным последствиям. Это было что-то, что вдруг сильно вызывало у него эмоции, чего не происходило в норме у других людей какая-то маленькая деталь, незначительный случай, жест или слова, которые для обычного человека создавали впечатление лишь в большой совокупности их, но для Ромы тогда достаточно было одной только пуговицы от пальто, без ткани, без тепла и без ниток, чтобы вызвать этот «триггер». В какой-то мере он был неадекватен в реакции на окружающий его мир.

Чудовищная ведьма

Вален-Вилль.

Когда-то и здесь знали страшного маньяка, любившего принимать кровавую баню из влаги его погибших жертв. Он был здесь ещё в то время, когда Эйдос не врос в дерево и не стал божеством, охраняющим эти края. Он безжалостно кормился мирными горожанами, преступниками, полисменами и представителями правительства. Он был проклят и даже выгнан со своей родной далёкой земли: пусть его дальние корни и проросли на Дальнем Востоке, но рождён человек этот был на Западе, причём нормальным мальчиком. Позже этот капитан был сбит с пути волной безумия, окатившей тогда мир, и унесло его от семьи, от привычных чувств, так и оказался он здесь, нелюдимый и чужой. Поднялся шторм в день его прибытия в Вален-Вилль, а сопровождал его Цирк.

Прошло уже очень много лет с тех пор. Сейчас нашествие убийств снова повторяется. Люди говорят, что видят некую чёрную женскую фигуру, снующую по переулку Привратника, в котором недавно нашли мёртвое и нагое тело девушки. Как придание, собиралась она с воздухом и частицами пыли, собиралась из мыслей, случайно выброшенных людьми на улицу, в эту тень, изображающую деву-ведьму, приносящую неудачи и смерть. Говорят, что волосы её смоляные заплетает огромный чёрный ворон, одевает её кошмарный сон в нежное бельё ночи, что отнимает шанс на пробуждение даже у самого жизнестойкого человека. Моется она в квартире убитого его же кровью, а слезами умывается.

Об этом сказал Манджиро Тасе во время очередной их встречи. Похоже, местные жители приравняли её к злому Богу, беснующемуся в Вален-Вилле, которого раньше почитали как Бога-хранителя, лесного духа-помощника, очищающего воздух, обеспечивающего плодородие людских почв и энергетическую ценность пищи.

Эйдос отчего-то не любил Майю, они не могли найти общий язык, да и большую часть своего времени он проводил за уходом за своим лесом, который действительно очень любил и к которому очень привык за много лет. Сам Манджиро и не мешал Эйдосу и принимал его как должное приложение к Тасе, к которой у него было дело. Ими правил многогранный план, общей целью которого являлся патриарх страны холода, но и он же учитывал положение в городе, что сложно было обойти.

— Как думаете, у меня честные глаза? — поинтересовалась со всей своей несерьёзностью Тася у Наставника. Похоже, она к его присутствию уже привыкала, особенно когда пила медовуху у Таи.

— Да, красивые. У моей дочери был такой цвет, — сквозь поросшие усы отозвался он сухо и тутже заглотнул свои слова пивом.

— Хо-хоо! Вы слышали, что сказал этот джентльмен? Так вот почему Вы, товарищ детектив, так отчаянно следите за мной, да? Вы, может, ещё и влюбились в меня?

— Ты, похоже, уже несёшь чушь, — сказал ей, наклонившись, на ухо Робб.

— Роббик! Ты здесь! Я так рада тебя видеть! А что ты здесь забыл?

— Мы с Эредином часто сюда заходим к Тае, — за его спиной при этих словах промелькнула красная шевелюра, которая направилась непосредственно к самой девушке-баристе.

— Как это мило, — прослезилась Тася, но подумала о том, что когда-то именно она связывала их всех, а ныне вся компания продолжала жить и без него, более того — где-то в отдельности от самой чудной.

Она повернулась в ту сторону, где должен был найтись её бывший друг, но вместо Таи с ним увидела другую девушку.

— А Рю теперь с кем-то встречается?! — увеличилась Тася в области глаз.

— Да, давно, а ты не в курсе?

— А у тебя как дела на личном фронте?

— У меня? Да никак.

— Почему?

— Ну вот так.

У Робба при этом было очень уставшее бледное лицо с синяками под глазами, от него пахло табаком. Кучеряшка посмотрела на него, и ей от этого стало больно, поэтому она отвернулась. Не было смысла что-то говорить ему, пытаться сблизиться, сдружиться. Они не могут стать друзьями, это делает ему только хуже. В первый раз за долгое время Тася подумала о доме, с которого всё началось, откуда по счастливой случайности все они в этом же составе и пришли, и остались, если не считать промежуточных встречных и знакомых. Как бы то ни было, но непонятная размытая область Дыры была её малой родиной, где осталась её Богиня. В пути чудные руками зажигали палки, делали вкусные блюда из ничего, фильтровали воду, с лёгкостью ставили палатки и незримо расширяли их изнутри. Они были весёлой компанией, но они не создавали легко ускользающего чувства дома, которое и без того давалось кучеряшке с трудом. Робб и Эредин были главной частью воспоминаний о родном море с чайками и задумчивыми волнами. Тоска по солёному запаху воздуха и всего вокруг объяла Тасю. «Что случилось, мой кохай?» — спросил Эйдос. С ним иноземные «кохай» и «семпай» становились чем-то особенным, особые имена, которые выделяли их друг для друга среди похожих. «Всё хорошо», — бровки-домики, уходящие концами вниз, ответили ему. «Больше я, Эредин и Робб не связаны, также как я и бывший дом. Почему я такая?».

«Почему я такой?» — задумывался когда-то и Рома. Когда его семья пропала, он перестал в неё верить. Его окутал злейший враг человека — уныние, и вместе с родными пропал и он сам. Пускай его и искала полиция, никто не верил, что Летовы остались здесь. Все действительно считали, что они пропали.

Тасю вывела из пьяного странствия по мыслям Тая:

— Не дай Бог ты что-нибудь натворишь. Тебя искал Манджиро. Сейчас. Он здесь. Мне остаться с тобой, или ты сможешь одна?

— Подержи меня, а то я упаду. И вообще, я не хочу сейчас разговаривать.

— Тася, приди в себя! — пронзительно посмотрел на неё Майя, обняв руками розовые щёки. — Ты мне сейчас нужна! Я приехал сквозь всю страну к тебе только потому, что одна ты можешь помочь мне, ладно? Возьми себя в руки и не пей больше! А то ведёшь себя как маленькая!

«Это я-то как маленькая? Вот карлик». Тем не менее Манджиро продолжал:

— Нам нужно найти эту ведьму как можно скорее. На самом деле за этой страшилкой может прятаться кто угодно: от шаловливого ребёнка-чудного до старого мужика-извращенца. Ну что, есть предположения?

— Почему именно я? У меня на это нет предположений.

— Потому что одна ты имеешь такую силу творчества в мысли. Ну же! Это может быть кто-то, кто постоянно находился рядом с тобой, кто-то, кто, возможно, хочет выставить тебя ведьмой, потому что ты всегда ходишь с главным врагом людей — Эйдосом, которого они уже много лет олицетвлряли как злого Бога, приносящего всякому беду из леса. Тебе стоит только назвать имя, а дальше я и мои люди всё сделают сами.

— Не знаю, — сказала чётко Тася, но призадумалась. Действительно странных людей, если не считать саму себя, она знает достаточно: сама поглощённая лесом Морриаса была достаточно подозрительной. Кто дальше? Селестия довольно быстро отвыкла от присутствия Таси, а может, она никогда и не была ей настоящей подругой?.. Нет, глупо думать так предательнице. Кто же ещё? От Эредина странно отвернулась вся его семья. Робб подозрительно нормальный мальчик. Тая хорошая девочка. А вот детектив… Пожалуй, детектив вызывал больше подозрений, чем кто-либо, хотя бы тем, что он всегда находился поблизости и как бы оставался в стороне при любых обстоятельствах, даже когда Тасю чуть не съел лесной ветер, было ощущение, будто тот страшный мужчина следит за ней из-за деревьев. — Пожалуй, Наставник самый подозрительный из всех, — пришла она к выводу.

— Тот, что всегда контролирует тебя?

— У тебя какие-то сомнения? Уж не думаешь, принц, что он, тёмная лошадка под нашим носом, невинен, как тринадцатилетняя девочка, курящая за спиной у мамы?

— Наверное нет.

— Тогда на кого думал ты?

— Заменившая тебе мать, скажем, больше беспокоит меня, — Манджиро был серьёзен. Даже настолько, что сам уже казался опасным объектом, хоть и оставался мальчиком. Его тёмные брови тяжело падали на большие сапфировые глаза.

— Она хоть и Богиня, но ты знаешь, что Боги бесполезны в нашем мире преступности, а девушку, насколько мы знаем, убили. У неё были жёлтые цветы — это послание, я уверена.

— Жёлтые цветы? Откуда ты знаешь? Ты была там?

— Ну конечно, когда шла на встречу с тобой, мой принц. Разве не ты оставил мне записку в бук… Это ты?!

— Нет, не я убил её, что за глупость?! Какая записка?! — в этот момент он действительно был похож на мальчишку.

— Не делай вид, что не знаешь! — повысила голос Тася, но сама не была уверена до конца в том, что говорит.

— Я не знал про записку вплоть до этого момента. Когда полиция нашла тело, её уже не было, поэтому и мне ничего не передали о ней.

Дальше Тася пропустила мимо ушей. Она вернулась вместе с Таей, странно молчавшей весь диалог, в кафе.

— Неужели у тебя нет совсем никаких мыслей на этот счёт? — изумилась кучеряшка молчаливости подруги.

— Я не доверяю этому парню. А ещё я согласна с тобой, что самый подозрительный из всех пока тот, кого ты назвала. Ну, ты понимаешь, о ком я, только тихо. Он постоянно смотрит в твои глаза и разглядывает лицо. Он ни с кем так не делает: обычно отворачивается или переводит взгляд на одежду, на руки, особенно если собеседник жестикулирует, но никогда не смотрит в глаза. Это странно для детектива, ты так не думаешь? Он больше похож на старого извращенца, как сказал Майя, хотя и тот не лучше. Принц — тогда что здесь забыл? На Дальнем Востоке, в такой глуши, полной чудными и детьми? Здесь люди пропадают чаще, чем он тут дышит, а он дышит часто: очевидно, воздух здесь не такой, как у него дома, в столице. А может, ещё и скрывает что-то и волнуется, когда приходится общаться с кем-то.

— Тая, да ты сама как детектив!

— На самом деле это поймёт каждый, если просто подумает, это ты если и думаешь, то об отношениях, о парнях, о том, как разбила сердце Роббу, хотя ты и не виновата в этом, потому что, блин, это нормально, когда люди не подходят друг другу и не оправдывают ожидания друг друга. У меня тоже был такой опыт, поэтому хватит ныть, я же не ною! Справилась как-то со всеми своими проблемами!

— Или просто убежала. Где ты сейчас, а где твои проблемы? Где вся твоя родня, где твой Олег?

— Знаешь, Тася, ты сейчас не в том положении, чтобы говорить мне об этом. Я со своими проблемами справилась, а со всеми вами я пошла, чтобы начать куда-то развиваться, начать свою собственную жизнь, поискать себя в каком-то деле в конце концов. Ох! Как ты иногда изматываешь!

— Понятно… Извини… — сказала Тася и ушла.

На улице она пыталась охладиться на берегу, но лишь чувствовала, как собственный жар окутывает её и отгоняет холодный воздух вместе со слабым ветерком.

Река была без фей, но в ней сияло отражение Богини. Тася прикоснулась к нему кончиками пальцев. «Что, если бы ты оказалась виновата в этом, мама? Это было бы бредом. Ты бы никогда не смогла такое сделать. Ты всегда была категорически против всего такого».

В воздухе шумели все, кто только мог: кузнечики, лягушки, мотыльки, — все, кому этой ночью не спалось.

Тася просидела там со своими мыслями всего полчаса, едва погрузившись, как услышала от домов крики. Девушка побежала с колотящимся сердцем на звук и увидела толпу, которая окружала что-то. Любопытство стало толкать её тело через людей, но тут кто-то схватил её сзади: то был Эйдос. Он закрыл ей глаза и одновременно стал оттаскивать Тасю от остальных. «Успокойся! Успокойся!» — вторил дух шелестом листвы на ухо. Со спины появилась и Тая, обнявшая кучеряшку необыкновенно крепко и прислонившаяся к её голове.

— Такой молодой, — говорил кто-то.

— Как зовут этого мальчика? Робб?..

Вслушиваясь растерянно в звуки вокруг себя, Тася поняла, от чего пытались спрятать её друзья. Она захотела крикнуть «нет, нет», что этого не может быть в реальности, но зарыдала взахлёб так, что не могла произнести вслух и слова: всё превращалось в стоны и бульканья, либо икания. Теперь её вина перед Роббом всегда будет с ней. В ней так всё рвалось, что она начала задыхаться, сжимаясь и краснея. Его больше не будет с ней, даже злого или всё время печального. Он был для неё важен как семья, как любимый брат, а теперь его нет, как и любой их связи, как и «привет-пока».

Наставник

«Вина — вот что будет с тобой всегда, пока меня нет! Ты был виноват в моей смерти! Не уследил за любимой дочкой! А ведь я была твоей единственной!.. После мамы…» — повторял снова и снова навязчивый образ дочери. Её обезображенный вид всюду преследовал его с тех пор, как всё произошло и как он оставил жену одну после возвращения ради Дианы.

Он был настолько грешен, что перепутал тогда дочку с бывшей женой, и эта случившаяся связь осталась в его подкорке навсегда и напоминала о самом плохом, что Наставник сделал, о причине, по которой он проживал бессмысленно и бесцельно эти долго тянущиеся годы. Мужчину мучали мигрени, бессонница, его внешность была изуродована навсегда как физически, сейчас, так и в его памяти — и он знал таким себя всегда. То была его малая кара за его поступки.

Детектив поначалу оставался пуст, но со временем он осознавал, что долго так существовать он не хочет — ему нужна цель. Он знал о исчезновении Летовых, и, пусть ему это было малоинтересно, взялся за это дело. Ему нужно было только отследить вспышки сознания, что он намеренно поселил когда-то в мальчике. То было важной задачей, если говорить о последнем. Первое задание на таком сроке лет, за которое можно было получить повышение: искусственно, посредством воображения и веры создать где-то жизнь. В семье Летовых по непонятной причине не рождался ребёнок. По словам начальника, Настя не могла зачать потому, что была серьёзно уверена в своём бесплодии, как и в здоровье своих органов. Её надо было только убедить в том, что она забеременеет, а самому знать только то, что родится преступник. Нужно было чётко представить себе человека, но, поскольку определённые ожидания были и у Насти с Севой, трудно было сформировать точно личность так, чтобы её развитие можно было предсказать. Это казалось невозможным тогда, однако, на свет появился очень хороший малыш, но при постоянном навещании он превратился в трудного подростка, который любил привлекать к себе внимание и был так силён сознанием, что начал менять структуру сна окружающих людей, те проявляли лёгкие формы психических отклонений, и это становилось очень заметно.

Когда он исчез, безумие не прекратилось, и её волны означали продолжение существования запущенного механизма. Оставалось ждать, когда появится следующий такой человек как продолжение Романа. Это был бы ещё один непредсказуемый эффект, но шанс исправить уже сложившийся и нелогичный мир, который продолжал развиваться дальше в туманном направлении. Это как удача на самоубийство для Наставника.

Он не полагал, что ему придётся ждать дольше, чем он прожил до этого, но он встретил девушку, взявшуюся вдруг из ниоткуда. Рыжеватая и кудрявая смуглая Тася, подчиняющаяся настроениям. Открывала людям травы анальгезирующего действия, пока жила в лесу, в том и было её проявление Летовской ветви. Тот момент, как пропала Тася, означал достижение цели Наставника. Тогда надо было действовать, чтобы всё закончить: внезапные приступы тревожности, апатии, чувства потерянности, цирк, жертвы, — всего лишь паззлы в единой картине.

Обряд усмирения

Заброшенная церковь.

Обряд, который делал магов бесчувственными, безэмоциональными неясными хладными существами, иногда являлся всё же спасением для чудных.

Несси гладила руками лицо Таси, словно мать, пока та лежала на воде в одной сорочке.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как переваренная морковка или старый сладкий апельсин.

— Как что?

— Всю пользу, как витамины, выкачали из меня.

— А, ну тогда всё нормально, так и должно работать усмирение. Ты пока без явных эмоций. Тебя ещё ждут «побочки»: странные видения, чувство тревожности и так далее. Это просто переходное, так что всё нормально.

— Ясно. А почему сейчас?

— А надо было, чтобы ты надругалась над кем-то как маньяк? Или впала в депрессию?

— Хох… Если я и маньяк, то по булочкам и пончикам.

— Ты помнишь, что случилось с Роббом?

— С Роббом? Он куда-то пропал… Вроде бы с ним случилось что-то такое, да, мне очень жаль, но я ничего не помню. В смысле кроме этого. Иногда память дарит подарки, я прямо чувствую это.

Эйдос зашёл в залу, обложенную плиткой, сырую и пахнущую зажжёнными благовониями. Его фигура приблизилась к Тасе, и чёрные спутанные длинные волосы упали на лицо девушки. Его поцелуй пах для неё спелым нектарином, розой и шоколадом с нотой апельсина. Он предал ей спокойствия, почти схожего с гармонией. Эйдос будто стал для неё быстрой тёплой привязанностью, «триггером» к хорошему настроению. Так проходило усмирение.

Тася закрыла глаза, обрывки разных картин, мест и времён быстро промелькнули перед ней.

* * *

Сначала она сознанием проснулась в ванной. Пахло горячим эвкалиптом, вода с паром усыпляли тело, расслабляли его, волосы были мокрыми, а лицо горело красным. Голова при этом будто кружилась немного и, при быстром закрывании глаз, будто готова была бесконтрольно отяжелеть и упасть. Тася вылезла голая из ванны и квартиры, не накидывая на себя даже полотенце. Перед этим её встретила дверь с натёртой до блеска ручкой. Девушка остановилась перед ней. В ручке отражались она и ещё какое-то тело, длинное, чёрное, прямо за её плечом. Тася обернулась, побледнев, но за ней только висело на верёвке сушащееся тёмное покрывало. Мыслями она успокоила себя, но холодный пот и ускоренный пульс пока не оставляли её. На лестничной площадке, тускло освещённой одной-единственной умирающей лампочкой, что периодически мигала, дверь квартиры захлопнулась за нагой девушкой. Кучеряшка обернулась, но нигде не увидела самой лестницы, хотя, по её памяти, она должна была находиться где-то у лифта, но сейчас же там сотавалась только его чёрная шахта за раскрытыми дверями. Проход будто бы зазывал к себе, лампочка на кнопке горела, но самой кабины не было видно или даже слышно на других этажах. Тася выглянула в этот ржавый тоннель лифта, и одномоментно тот полетел с грохотом вниз прямо над головой девушки, будто тормозящей системы не было вовсе. Тася вовремя отпрыгнула, и кабина пронеслась у неё перед носом, закрылись двери. Лампочки с номерками заработали, и одна показала, что лифт сейчас находится на минус первом этаже, но через несколько секунд он уже медленно поднимался. Кудрявые волосы заметались к квартире, но дверь была так плотно захлопнута, что отворить её было нельзя. Побледневшая влажная кожа почувствовала на себе холодок от страха, приближающегося к девятому этажу. Окно было ничем не занавешено, без ручки, да ещё заклеено каким-то картоном, так что образованный стенами холл казался глухим, замкнутым и непросачиваемым. Тасе захотелось прижаться к родной двери, но та оказалась отталкивающе ледяной. Новые цыфры горели, пока нижние гасли — лифт поднимался всё выше, будто это значило что-то существенно зловещее. Вот прозвенело, открылись дверцы кабины, и зазвучала будничная постоянная чуть прыгающая музыка изнутри. Тем не менее никого не было там, и лампа лифта опускала свой холодный свет на покрытый грязью пустой пол. Некое патологическое любопытство пробудилось в Тасе, но мыслью она приказала себе не идти туда и только больше обняла себя за грудь, согревая тело без одежды. Казалось, будто даже кудри на голове замёрзли и зашевелились, точно кожа под ними была открыта холодному призрачному воздуху. Девушка выдохнула, и изо рта у неё вывалился пар.

Внезапно стены будто стали сошкваривать с себя краску, меняться в высоте, размерах и направлении, и Тася стояла уже в спальной комнате Таи. Послышался щелчок двери, и внутрь вошла она сама, вместе с Эредином. Разумеется, это был стресс. Кучеряшка сжалась, как будто в кулачок, до боли в застывших в этом положении рёбрах. Парень замер, глядя на бывшую подругу, с которой давно не обмолвился ни словом. Каштанка прикрыла ему глаза и, неловко улыбаясь, сказала: «Опять ты за своё. Иди переоденься в ванную». Тася, как не сразу понявшая что делать, через секунду раскраснелась и побежала в назначенное место. На стенках были капли воды, ванна была наполнена и явно оставлена, одежда сложенная ждала на стиральной машинке рядом.

В окне на балконе следующим утром Тасю охватила снова гармония. Она была приятным, почти недвижимым свежим оранжевым рассветным воздухом с первыми лучами солнца, линией опускающимися от крыш к подножию домов. Город был настолько прекрасен, что даже все эти незнакомые сонные лица в нём, некоторые даже радостные отчего-то, как у девушки с лохматым гнездом на голове, вызывали любовь и восхищение, желание защитить это место от невзгод. Вдруг повеяло холодом. Где-то здесь пропал ещё один человек, и в этом не была виновата Тася.

Эредина и Таю, кажется, что-то объединяло, а может, кучеряшке просто показалось, и они оба собирались оплакать исчезновение Робба.

«В чём моя цель? К чему я стремлюсь? Может, я стремлюсь стать кем-то? Я хочу найти своё место… Нет, я уже знаю своё место. Я хочу, чтобы меня заметили, чтобы я осталась в ком-то, как останусь в Эйдосе и Тае», — думала она.

— Пойдёмте! Нас ждёт будущий король! Манджиро наверняка соскучился по мне! — провозгласила кучеряшка.

Но Эредин и Тая оба спали крепко в общей постели. Свет падал на углу смятой простыни, сквозняк из открытой двери балкона сморщил носы друзей. Лицо Таи выглядело недовольным, но по-домашнему милым. Она вытащила из-под красной головы лежащей рядом подушку и бросила её в Тасю.

— Ой! Довольно сильно! Я бы из такого положения не добросила!

Тая застыла дальше в немом и сладком сне, не отвечая.

— Ну же! — заскулила девушка у кровати. Тася обошла угол постели, схватила Рю за волосы и потянула его к полу. Резкая и очень внезапная обида обуревала её. — Ха-хах! Ты особенно должен пойти со мной!

«Мы ведь были друзьями, а ты меня покинул, когда был нужен, когда моя голова особенно нуждалась в друге. Когда она нуждалась в тебе!» — хотела довершить девушка, но, почти вприпрыжку, пошла одеваться к своему настроению, пока подруга вслед пыталась выразить что-то вроде претензии, недоумения или ругани. В помещении в этот момент пред ней предстал запах выгоревшего табака. Такое было чувство, будто именно он был родным для Таси, словно он был как-то связан с её несуществующим прошлым. Или существующим? Это ещё больше подталкивало встретиться с Манджиро, тем, кого она искала в один момент почти интуитивно, как если бы не было и приглашения, а нашла труп с запиской. Сейчас же богатый мальчик-принц был ключом к двери интереса, за которой мог находиться секрет самой Таси, а всё, что меняет жизнь — всё интересно.

Эма

Район Самоубийц, улица Привратника, крыша на переулке Самоубийц.

В этот раз в чёрной кожаной рубашке, чуть даже приталенной по фигуре Эмы, девушка в однотонной короткой юбке стояла, замерши и размышляя почти у столба на улице за ним так, что попадала ровно в слепую зону, в тень.

«Тебе это аукнется, — сказал какой-то дед, что должен был просто пройти мимо, не трогая её. — Зачем ты живёшь такой жизнью? Твои друзья же бандиты! Вы курите, обворовываете ребят на улице, запугиваете их, избиваете так, что их родные матери дома не узнают»… А она только отвечала: «Дедуль, отстань, а. А то и тебе придётся потом примочку прикладывать». И он ушёл, себе же под нос оставляя последние слова: «Какая же сейчас молодёжь… Какая же сейчас молодёжь…» — но речь была больше не о жалости к себе, не о страхе, не о разочаровании, а о реальном беспокойстве за детей.

«Точно», — подумала тем временем про себя Эма, что-то вспомнив, и свернула на свой переулок Самоубийц. Перед этим девушка ещё раз взглянула на часы: в это время по улицам не шныряют просто так старики и дети — это было своего рода послание для Эмы, чтобы та поскорее приняла окончательное решение. Ответ был в уме на самом виду, однако лицо девушки всё также выражало несогласие с действительностью и с очевидным выбором. Она подошла к ближайшему гаражу, быстро и ловко вскочила на него, а дальше, цепляясь за выступы, кронштейны, молдинги, карниз и прочее — на крышу здания, где уже осуждал её свистящий ветер. Там ждал девушку непропорционально тощий, кривой и похожий на шпалу парень — охотник на лис. В этом городе он обычно был известен как тот, чьи пойманные зверушки любили причинять вред по приказу или умирали именно там, где их запах был особенно прелесен и полезен, пока не пробудился слух про всеми забытого вроде бы лесного духа и его подружки-ведьмы, больше похожей на оборотня.

— А на меня ты тоже будешь как на дерево лезть, Шелли?

— Я Эма, а ты мразь. Это все знают. Ты знаешь, что мне от тебя нужно, и вот я пришла.

— Да ты много хочешь, как любая шлюха. То, что нужно мне, ты принесла?

Эма достала из-под лифчика со спины какие-то документы, попутно обдумав то, что сегодня почему-то её собеседник особенно спокоен и вежлив, чем обычно. Парень взял их в руки, повертел, будто бы недоверчиво, раскрыл паспорт на трёх страничках, усмехнулся, глянув бегло на саму девушку и сказал:

— Всё нормально. А ты умница: с первого раза — и то, что надо. Ты правда хочешь взамен только дозу? А ты коньки не отбросишь, малая? Ты не похожа на опытную в крепких.

— А ты заботишься, папаша-мразь?

— Ещё так скажешь, и беспокоиться за тебя будет некому, шлюха!

— Давай-давай быстрее лучше!

Но вместо того, чтобы произвести обмен, парень толкнул Эму с крыши.

Хотелось бы сказать, что, будучи ловкой, она уцепилась за что-то, но именно в ту ночь девушка погибла.

Манджиро и договорённость

«Гейша для рыбака», Вален-Вилль.

С предметами так порой случается, что теряешь их, но с людьми всё иначе — не ты теряешь их, а они, как время, незаметно уходят от тебя сами, причём по-английски, поэтому ты и веришь в то, что ты виноват в их исчезновении сам, но это не всегда так.

Принц решил оставить Тасю, но она оказалась в этот раз слишком воодушевлённой и упёртой. Ей хватало сейчас той осознанности, которой не доставало ей всегда, но именно осознанность теперь могла испортить планы: когда человек полностью находится в настоящем моменте, внимателен, логичен, он не может подчиниться существующей атмосфере или самостоятельно создать её — на это способны только чудные. Кучеряшка увидела ещё издалека Манджиро — должно быть, это судьба, найти его так без заведомой договорённости, но девушка не могла понять этого в нынешнем состоянии, хотя и чувствовала удачу.

— Стой! — тутже опровергнул мысли Таси Майя. — Мы с Шуниро возвращаемся на Запад. Нам больше нет дела до вас, поэтому я оставляю тебя в покое, Тася.

Она понимала, что дело в том, что сумасшествие оставляло её.

— Но у вас ещё не все дела закончены здесь. Люди продолжают пропадать и гибнуть. И у нас была сделка! — её голос задрожал, будто в отчаянии.

— Сделка была расторгнута, когда Вы не сдержали себя и воплотились в лисицу при всех, при одном только слухе, что якобы белый кролик мёртв, — ответил за ученика Шуниро Хайсэй. Однако девушка не помнила за собой ничего подобного.

— Стой, — показал Джиро уже учителю. — Видишь, она ещё чувствует мир. Скажи мне: как ты видишь окружающее тебя? — обратился принц к ней.

Тася остановилась в мыслях в голове, её взгляд успокоился. Девушка выпрямилась и в первую очередь огляделась слева направо: медленнее, чем обычно, стены домов вокруг неё облазили и снова красились, и на них одновременно появлялись новые архитектурные детали, новый блеск от солнца, но, тем не менее, город продолжал выглядеть сказочно: невообразимые готического стиля чудеса света красовались, выстроившись друг за другом и друг на друге, неприличных цветов были они, а их крыши отражали небо, которое иглами рассекали. Когда же взгляд вновь остановился на будущем короле, Тася увидела его именно сейчас таким больше, чем когда-либо, таким, каким великим и представляла этого мальчика — вернее не мальчика, а уже мужчину. Тася поняла его секрет: он не был никаким Хайсэем, вероятно, он присвоил себе это имя, а всем остальным, будучи сам чудным, внушил, будто он тринадцатилетний принц с гипофункцией своего третьего глаза, чем на самом деле и страдал его слабоумный предшественник.

— Ну вот, — проговорил эти два коротких слова Майя с таким удовольствием на лице, какое могло только быть, если бы король с уважением в глазах посмотрел на друга, — теперь ты знаешь.

— Вы уверены, что это стоило делать, мой принц? — словно невзначай кашлянул Шуниро.

— Да! Она станет нам неплохой союзницей. Я думаю так.

— Но… Я ведь не смогу выполнить уговор так же, как и прежде, — замялась Тася.

— Да. Но это не нужно. Пойдём. Я посвящу тебя в свои королевские местные заботы. …Мне нужно закрыть этот город стерильным от убийств — это действительно важно, поскольку проблема чудных на Востоке может заразить и Запад, и без того далёкий для разумов здешних людей. Ты ведь ничего не смыслишь в политике, Тася, верно? — рассказывал Майя, когда они сидели в закрытой обедной комнате в одном из заведений, в «Гейше для рыбака». — Этот город — эпицентр, причём у власти там, откуда я пришёл, хотят закрыть глаза на ваши проблемы, и по понятным причинам хочу сказать. Но мне нужно, чтобы чудные здесь поверили в то, что я их спаситель…

— Понятно, — сказала Тася: то ли своим спутанным тёмным кудрям, то ли носу, то ли новому другу, хотя понимание чего-то серьёзного обычно не входило в её привычки. — Звучит слишком просто и логично, господин Король, — неумеючи подытожила она. — А где подводные камни? А как же сподручные? Где Камарилья?

Манджиро рассмеялся, отпив сакэ, что медленно и редко подливал ему Шуниро.

— Ты — моя рука здесь. Ты должна посадить сеть, что опутает этих людей нужной мыслью. Ты же любишь деревья?

Тася, недолго думая, согласилась.

— А что ты, Король?

— А я… А я ещё соберу информацию о том, кто здесь вершит дела, пока я мечтал легко «взять» Восток.

* * *

Скользнувши между столами, чёрно-серая склизкая, с ободранной кое-где короткой шерстью, крыса пробежала смело по кухне, будто в этом месте была главной она всегда. Высокий нескладный парень, в тумане, чуть не наступил на неё, но спешно извинился, попытавшись ударить хвостатую сковородкой.

— Мудак.

— Чё надо? — поднял он голос.

— Тут крыса опять завелась, — доложила качающимся, как и её складчатое тело, голосом сожительница. Лицо у неё заплывало пьяными синяками.

— Да я так-то и без тебя понял. Вон, только что по кухне гоняла, будто не я тут хозяин, — и он харкнул в то место, где только что была красавица с её лысым хвостом.

— Ты не понял, дурья твоя бошка! Приезжий что-то тут разнюхивает. Тебе всё равно?

Парень выругался на маленькую правящую руку тринадцатилетнего мальчика, что прибыл в Вален-Вилль буквально на неделях. Тощая фигура глубже упала в своё древнее подобие тёплой кофты или шали, но костям его менее холодно от этого не становилось. Как будто со смерти той блондинистой девочки низкие температуры почвы, в которой она теперь лежит, не оставляли парня.

— Эх, ты, провидица? Или тоже ведьма?

Тем временем крыса, забежавшая к мудаку, уже лежала мёртвая под столом, и её доедала лиса охотника.

— Да весь город из-за этого мракобеса на ушах стоит. Он словно демон! И в свой рыжий цвет все стены тут покрасит!

Эйдос

«Вобла».

Эйдос стал похож на гнома-мужичка из кузницы, в фартуке, в перчатках; волосы его чёрные густые волнистые были завязаны сзади в хвост. Он целый день чинил балкон второго этажа непростенького кирпичного старинного здания с толстыми стенами. Он был деревянно-металлический, с красивой сваркой, отражающей честность работы сварщика, который занимался этим домом. Доски, правда, уже прогнили, и их стоило заменить, чтобы потом какая-нибудь маленькая двадцатилетняя девочка своей ножкой не провалилась.

Много лет назад у Эйдоса уже была девушка. Рисовала с ним мангу, придумывала кучу историй. В общем, тоже была другой для того времени.

Ближе к приходу Таси он сидел на одном-единственном найденном им стуле в помещении нижнего этажа и отдыхал. К нему на полчаса зашли какие-то новые знакомые, соседи с верхних этажей и здания напротив, к ним затем присоединились Тая и Лёша, но к моменту, когда вернулась лиса, все быстро разошлись.

* * *

Тася пошла будто довольная домой, как с письмом, в котором лежало золотое послание с заданием. Дом теперь — не квартира Таи, а лавка сувениров и растений, причудливо объединённая с пивной. Выглядело это как комната отдыха с верандой, с цветами, различными кустарниковыми, травами, которая пахла ими и лишь благовониями — но не хмелем и пьяными потными весёлыми мужиками из соседнего помещения. Работали здесь Эйдос и маленькая ведьмочка с этого дня. «Семпай!» — отозвалась кучеряшка. Девушка выглядела с черноволосым, с запахом коры, хвои и земли, мужиком как милая пара. Тася, находясь в бурлении спокойствия, воодушевления и тревоги, прижималась и обнимала Эйдоса как после войны. Какое-то чувство дома окутало её. Солнце ещё было высоко, и ведьма с мужем занялись работой. Пыльные помещения, разбросанные горшки с растениями, лесная грязь на полу, пустая заляпанная стойка, спрятанные по разным углам старые стулья, — всё это требовало внимания. Скоро здесь Тася будет щеголять в одной большой футболке до бёдер с надписью на груди: «Вобла». Она будет разбираться в разных сортах пива, в разных его подачах, как подобрать под клиента, будет пахнуть рыбой, её щёки всегда будут красные, а волосы мокрые.

Вечером в окно забил яркий закат, и тут же послышался стук кулака по стеклу.

Девушка с вниманием на носочках подбежала: это был учитель Манджиро. Он передал Тасе тряпичную безобразную и смешную куклу: с телом-бочонком и непропорционально длинными кривыми плечами, свисающими по бокам от туловища.

Место девушки. Имидж проститутки

Район Самоубийц, место преступления.

Тася мило распрощалась с Эйдосом и побежала в назначенное место с куклой в руке. В точке, где до этого лежало нагое белое тело убитой недавно девушки, пристально разглядывал залитые засохшей кровью трещины в асфальте Манджиро, пока его чёрный плащ по-сказочному красиво остывал от дневного солнца, точно испаряя из себя его жар, что притягивало завороженный взгляд Таси.

— Ты помнишь детали её одежды? Она была в чёрной короткой юбке и рубашке…

— Нет, ты ошибаешься: она была голая. У неё была бледная с синевой кожа, гладкая грудь, жёлтый букет с запиской… Она, кстати, была о том, где мне найти тебя!

— Нет, это ты ошибаешься. Она была в одежде. Это видела целая толпа утром. Она была одета как проститутка.

— Там не было людей, — уже раздражённо отвечала девушка, точно её эмоциональность в миг резко возросла и одно слово могло вызвать реакцию. — Больше меня и её. А после — я встретилась с тобой, принц.

Майя поднялся и посмотрел в лицо Тасе.

— Похоже, ты помнишь это по-другому. Так бывает: ты потеряла память о настоящем прошлом, — он обнял её за плечо, как бы утешающе, — оторвалась от Богини, поимела неудачный опыт от первой любви, тебя преследовал маньяк…

— Какой маньяк? — прервала его девушка.

— Тот детектив в отставке, что тебя преследовал, — бархатился голос Джиро. — Ты ещё не знала? Он целенаправленно выцепил тебя, из-за своих психологических проблем. Он тоже чудной… — его взгляд медленно ходил по переулку, выцепливая незаметные глазу учителя или Таси детали.

«Странно, я даже не помню такой большой лужи. Она точно была голой, кажется даже, кровь была именно от глаз», — подумала про себя она.

Манджиро внезапно поднял какой-то маленький коричневый свёрток — в нём лежали раскрошенные белые таблетки.

— Я выяснил про одного наркоторговца. Его также называют охотником на лисиц. Может, и нашествия этих животных связаны с ним. Если так, то будет хорошо: оба дела будут закрыты, а народ получит висельника.

Тася ничего не ответила Майе. Ей не понравилась его скоропостижность выводов, но и кучеряшка слишком боялась выставить себя перед ним в плохом свете даже лишним движением ввиду нескромного, большого и искреннего уважения к нему, возникающему в груди, а потому промолчала.

В переулке послышался смех какой-то молодой компании. Манджиро и Тася напряжённо переглянулись и притихли, а Шуниро приблизился к ученику. «Да ты слабак: комплексы — говно, вкусы у тебя бабкины или дедкины…» — отразился эхом голос студента. Когда они приблизились к ранее находившимся здесь, парень вдруг оглянулся на Тасю и, окидывая взором с головы до ног, вдруг остановился на её голых бёдрах с мини-шортиками на попе.

— О! Ещё одна шалава! — ознаменовал результат своей находки он, но тут же выплюнул вместе со словами свои зубы: так постарался Майя.

Он ни слова не говорил, но зато вся остальная компания молодых людей и девушек поняла его посыл: эта рыжая кучеряшка была под его защитой, а сам он чудовищно силён духом, чтобы можно было вот так запросто к нему подойти или что-то у него забрать.

Спустя какое-то время, когда переулок снова опустел, Джиро сказал:

— А это мысль. Может, мы переоденем тебя в проститутку? Наркоманы любят таких. Если выяснится, что есть все основания для задержания того охотника на лисиц, попробуем поймать его на удочку с рыбкой.

— Ты ежели шутишь, принц, так делай это хотя бы с улыбкой… — наморщила лоб и брови Тася. Но Майя был серьёзен. Шуниро поддержал его идею.

Дома

«Вобла».

Необычайно быстро все страшные и неприятные мысли отошли назад, как и вид огромного засохшего пятна крови на дороге, как и план Манджиро. Сейчас перед закрытыми глазами стоял вид чудесных голубых глаз Эйдоса, его всегда тёплый, такой родной, такой приятный и манящий запах. Там же ждали и постель, и небольшой ужин на плите в кухонке. Дух, вернее, настоящий, живой человек, с неуклюжими движениями, вдумчивым, будто держащим вечно в губах флейту, лицом и всегда смешными шутками ждал свою жену.

Вернувшись поздней ночью, Тася устало постучала по стеклу, слева от деревянной двери, счастливая от предвкушения горячих объятий с тёмной футболкой мужа. Эйдос открыл ей, но сам не отошёл от порога:

— Ты хоть в курсе который час?

— Ох!.. Прости… Я не специально, ты же знаешь, — попыталась внезапно она оправдаться, не ожидая таких слов.

— Нет, я, конечно, всё понимаю, но ты всегда где-то гуляешь. Это не по-взрослому, что ты неожиданно где-то выпадаешь из жизни, покидаешь дорогих тебе людей: тебе за двадцать лет, а ты убежала из дома, убежала от бывшего парня, убежала от правды о том, что он умер, от тех жертв, что были и до этого, и сейчас даже не можешь появиться дома.

«Непривычно это слышать от парня», — подумала Тася.

— Но я же появилась… Ты… Необычно злишься. Что-то случилось? — она смогла в миг переключиться, когда не нашла себе оправдания, как и смысла извиняться. Если вовремя отвлечься о мыслей, создаваемых ситуацией, выдаётся шанс взглянуть на человека и оценить, почему он говорит или делает так или иначе. Так думала девушка.

— Ох… — он схватился за голову, почесав затылок. — Ты насквозь меня видишь. Иди, переоденься сначала, — помягчал Эйдос и закрыл плотно дверь за её спиной, отсекая снежный холод ночи.

Пока кучеряшки не было, появлялся Детектив, по словам Духа. И он был на вид очень озадаченным, хмурым и нервным, и передал, чтобы Эйдос не впускал Тасю в свой дом, поскольку та является ведьмой.

Она ополоснулась под горячим душем, переоделась в ночнушку из рубахи Эйдоса и села к нему за стол. Мужчина грузно упал на стул, грозно опёршись локтями о дерево, и молчал. Тася почувствовала себя хрупкой девочкой, которая не знала, с чего ей начать. Перед ней был её муж, но история такова, что они оба друг друга не знали и не понимали.

Они промолчали ещё несколько минут, при этом девушка ощущала напряжённое дыхание и пристальное внимание глаз Эйдоса.

Прошлая женщина была очень контрастной по сравнению с Тасей: выразительной, уверенной в себе платиновой блондинкой, не скрывала своё любопытство и способности, а ещё очень любила себя и свою работу — гораздо больше, чем своего молодого человека. Но в этом смысле она была естественной в том эгоистичном мире, когда люди мало заботились друг о друге, сидели много в телефонах и общались с карточками, деньгами и экранами. Сейчас это не сильно изменилось, однако, открытые души точно возвращались назад, хотя и вместе с чудными. Тася тоже была чудной, и если она делала кому-то зло, то лишь по детской невинности, по непониманию или незнанию. По велению сердца.

Это то, что было Эйдосу как существу живому и чувствующему нужно. Как ничто другое.

Кучерявую же надо было исцелять от неуверенности в себе, от амнезии, что наложило на неё настоящее время по сравнению с прошлым. Дух леса знал, как и Манджиро, откуда взялась Тася, зачем она существовала: её детство было детством обыкновенного ребёнка, правда росла она без эгоиста-отца, сидевшего в тюрьме. Растила её мама, вытягивала как могла, нервничала и курила — оттого запах табака и был приятен сейчас девушке, хотя она и не любит наркоманов. Ей был передан призрак из горячего пера от людей, немогущих завести детей, и она обрела именно тот облик, который навязчивым образом пропитывал воздух. Поэтому Наставник видел в ней те самые глаза.

Брошенная отцом, но спасённая матерью от всех грызущих родственников, что пытались в своих целях похитить это дитя, Тася стала собирательным цветом их мечт, но отличалась от всего, что бы окружающие хотели видеть в ней. Родилась белая ворона.

Такой же отстранённый по своим причинам от людей Эйдос в некоторые времена сам был душой любой компании, но никто из тех людей, по его мнению, не относился никогда к нему так, как сейчас к нему относилась Тася, его кохай.

И вот вдвоём они, абсолютно разные, но связанные неким сводом, мозолистым телом, молчали в стол, соединяющий их руки. После девушка всё-таки подала голос, высказалась о том, что Манджиро её единственная надежда на то, чтобы узнать кто она есть, сказала, что он достойный человек, заслуживающий её помощи, надавила на жалость, и тогда муж сделал лицо, отображающее явное неудовольствие и даже презрение из-за сказанного Тасей:

— Самое низкое, что может делать человек, это манипулировать другими. А ты сейчас пытаешься манипулировать мной. Если ты ещё раз так попытаешься сделать… — и он недоговорил. Он уже впитал частичку этой девушки и не мог просто уйти от неё, оставив одну, или разочароваться в ней, даже если она сделает что-то непристойное. Более того, он считал, что тот, кто на такое был бы способен, оказался бы недостойным её общества хотя бы с обычной и вполне объяснимой точки зрения: если человек легко обижается на твои выходки, наверное, он не признаёт их как твой характер и в любом случае уйдёт сам, когда заметит, как ошибался.

Он встал, подошёл к кучеряшке, поднял её из-за стола и обнял. Тася вся раскраснелась и почувствовала как бы невзначай вдруг себя виноватой. Она прижалась к нему в ответ, вдохнула запах, и сердце, как и нервы её, успокоились.

Пыль торговца Смертью

Подпольный клуб «Alsea».

Был один человек, который любил подчинение животных больше других. Он же делал и людей, и даже одну Богиню, животными — своими рабами. Смерть отдавалась ему, в основном, в порошковом виде, а затем продавалась как маленькие завертончики, подарочки, письма или просто в пакетиках. Она была так свежа — и в то же время всем одинаково уже знакома, — что вызывала страсть и даже привыкание. Обычно всё происходило в подпольных клубах Вален-Вилля, города чудес, магов и знаний. Человек, обитающий здесь, известен также как охотник на лисиц.

Манджиро, Шуниро, Селестия и Тася были на месте, когда наступила ещё одна ночь. Принц зачем-то подобрал в команду и бывшую подругу кудрявой. Девушка чинно поклонилась маленькой Лесе, здороваясь с ней, в надежде, что прошлые обиды забыты, но та полностью проигнорировала её, а может всего-навсего не услышала Тасю сейчас. В клубе, как ни странно, играла музыка, и стояла своя энергичная и в то же время расслабленная атмосфера — как и бесплатное виски на столе, куда и пошла в первую очередь смуглянка. Кучеряшка впервые была именно в таком заведении, поэтому ей необходимо было срочно за что-нибудь ухватиться руками, заняться чем-то, что похоже на обыкновенные привычные действия, как для маскировки, успокаивающей и скрывающей тремор. Леся же со школы была заводной и сейчас легко слилась с танцующей толпой, пока Манджиро с учителем аккуратно поддерживали пост рыжей ведьмы, пусть и немного с другой стороны. Они заказали столик на втором этаже и поднялись туда. Сверху Шуниро и Майя легко наблюдали за толпой.

Так они провели по меньшей мере час под прикрытием, ожидая главную преступную звезду вечера, точно порноактрису, но Тасе хватило и этого времени, чтобы повеселеть от того, что ей щедро предлагал симпатичный бармен, и она поднялась по винтовой лестнице к Манджиро, виляя бёдрами, как дама лёгкого поведения, в компенсацию трудно управляемому телу. «Маня! — позвала она. — А давай ещё и Эйсика позовём сюда!». Но принц быстро напрягся, повернув голову в сторону кудрявой, и Шуниро резвым движением руки остановил кого-то за спиной смуглянки. Тася испугалась, обернулась: за ней стоял высокий симпатичный сухожильный парень — так представляла его рядом находящаяся Селестия — и ухмылялся во весь рот:

— Я её нанимаю, — сказал он, точно смеющимся голосом. — А дальше как посмотрим.

«Он клюнул на её внешний вид!» — пронеслась довольная многообещающая мысль в голове Майи. Они специально для этого момента одели Тасю в короткую чёрную юбку, чулки в сетку и яркий просвечивающийся через белую короткую блузку атласный розовый лиф. Прошлая жертва гада наряжалась примерно так. Манджиро съел глазами наркомана.

— Она не принадлежит тебе, друг, — «напомнил» блондин, но слово «друг» в отношении столь мерзкого для него человека далось ему с трудом. В этом была долевая нотка высокомерия Хайсэя, в чём, впрочем, сам он не видел недостатка.

— «Бог велел делиться», — повторил охотник известную ему фразу и обнял, подтянув к себе, Тасю за грудь. Она попыталась вырваться, но руки её были настолько слабыми, что даже ослабить хватку наркомана она не могла, а ножки её были слишком короткими и толстыми по сравнению с высотой аппонента, что мешало нормально пнуть его неуклюжей девушке.

Она наступила со всей силы охотнику на ногу, но он только цыкнул, ударив Тасю по голове. Тогда же Манджиро достал откуда-то нож и пырнул им парня, только потом стукнул наркомана, отправляя того в астральный мир.

— Он не умрёт, — заверил всех Майя. — А завтра люди получат наконец своего козла отпущения.

— Козла отпущения? — вслух спросила кучеряшка, заподозрив неладное, будто бы наркоман, живодёр и убийца мог быть на деле невиновен во всех произошедших событиях.

— Я сделаю его пока моим маленьким мальчиком, — перебила её Леся. Она всегда любила плохих парней. В этом она была даже больше похожа на Эму, чем Тася, которую здесь выбрали из-за её внешнего сходства с последней известной жертвой.

Манджиро удовлетворённо кивнул тоненькой и изящной Селестии, ставшей отступницей для башни магов из-за подруги, но хорошей мишенью для Майи и отловленного им преступника. Именно она завела охотника наверх в нужный момент. И это было довольно быстро. В итоге в клубе вся компания управилась меньше чем за два часачаса, и теперь Смерть отвернулась от своего хозяина и примкнула к новому королю — Манджиро.

* * *

На следующее утро над Вален-Виллем развевался пустой, без человека, костюм, состоящий из привычной одежды охотника на лисиц. Сам нароман превратился благодаря Селестии в ту пыль, которую обычно толкал другим сам вместе с колёсами или травой, а потому легко песком вычистился из собственных брюк и развеялся над главной площадью города, на которой собралась неизмеримо большая толпа. Люди сначала многочисленным шёпотом изучали происходящее, а затем, после речи явившегося в сверкающем синем богатом туалете Манджиро, стали радостно хлопать, кричать, смеяться и присвистывать. Тем временем Тася в большую клумбу, соединяющуюся со всей почвой, лежащей под камнями и асфальтом города, садила благословлённое бывшей подругой семя баобаба и уже чувствовала, как его будущие быстрорастущие переплетающиеся корни поражают землю от Востока до Запада, а вместе с образующейся ими сетью растёт и любовь народа к новому Хайсэю, заменившему старого мальчика, больного, возможно, однобоко мыслящего, попавшего к власти по пинку Судьбы, щедрой для мерзавцев.

И всё же Тася знала, что была ещё одна девушка. Та, которую она нашла изначально. В её жёлтом букете не просто так оказалась записка с местом встречи: она знала своего убийцу и пыталась последним духом чудной как-то оставить знак, а уже рыжая, интуитивно после приглашения принца знавшая где его искать, создала нужную надпись. На месте упавшей с крыши Эмы же странным образом нельзя было найти ничего, за что можно было бы уцепиться: даже её личных ключей от дома, не говоря уже о деньгах. Зато свёрток с наркотиком там был, и его нашёл именно Джиро. Но связать всё в одной своей голове ведьма не могла, поэтому она передала все свои наблюдения и мысли мужу, Эйдосу, и вместе они сумели осознать, что во всём был виноват не какой-то охотник на лисиц, а сам Майя, вовремя появлявшийся везде.

Выбор был между привычным следованием закону, чтобы выдать Манджиро, пусть это и казалось почти невозможным, и ещё более естественной утайкой происшествия. Для Таси это было очевидным. Она бы защитила человека, которого уважает, даже если это был убийца. «Лучше него на это место всё равно не будет никого», — подытожила саму себя последней мыслью она. Ведьма выбрала его королём. И хотя Эйдос не одобрял подобное, он поддался силе её очарования. В том и заключалось предупреждение Наставника, пусть на самом деле с него всё и началось.

Это детектив преследовал Тасю и всех окружающих её людей. Он лишил её друзей и подтолкнул оставить своего молодого человека, хотя Наставник и не знал, как именно кучеряшка это сделает. А она и не планировала такого: её направили в лес, чтобы убить, а вместо этого девушку само это место и спасло, его дух, местное Божество. А потому она выбрала его, а не жизнь в городе, в котором всегда была чужой, и горячие источники в глубине Исполинских дебрей пригрели её. Детектив же и сообщал информацию Майе и Шуниро, который предал своего настоящего принца, променяв на новую звезду.

Для Наставника это было его личной петлёй: давным-давно, ещё до роковой волны безумия, он бросил свою семью и уехал на запад, а спустя годы по пьяни нашёл на улице проститутку и изнасиловал её. В то время он пребывал в одном из городков Франции. Но той девушкой была его взрослая дочь, которая приехала к некому мужчине, а в итоге осталась без дома, и с ней было только её отравление, из-за которого вскоре девушка и погибла.

С тех пор детектив и перестал видеть глаза женщин. Последние, что он успел перед этим застать, принадлежали телу дочери, которое ему показали, и он узнал в нём проститутку, найденную им несколько дней тому назад.

— Я думаю, мы должны уехать отсюда, — сказала Тася. — И нам придётся продать «Воблу». В любом случае, мы оба долго скитались, нам пора бы и заиметь где-то свой дом, в котором не будет ни странных мужичков-алкашей, ни принцев, ни принцесс, уж я надеюсь…

Эйдос согласился, но предложил жене её прошлый дом, на что ведьма ответила:

— Нет. Там больше никого нет. Поэтому я не хочу туда возвращаться.

— Тогда куда ты хочешь, моя le petit?

— Я не знаю… Честно… Давай туда, где тепло, где море и цветы, но только не в старые дома, ладно?

— Хорошо, le petit. Тогда нам надо заняться «Воблой» и продать её новому владельцу поскорее.

Перемены

Лавандовый утёс.

Где обрывается резко земля, входя глубоко в море и его гладкие, тёплые даже под водой, камни, где стоит с одной стороны полуострова мельница, а с другой высокие старые башни, в которых снова живут люди, поселились по удаче Тася и Эйдос. В их владении лежали поля лаванды по одну руку — и пшена и подсолнухов по другую. Внутри двора замка был вырыт пруд для уточек. Чуть снаружи бывшая ведьма самолично выращивала белые розы, в память о Роббе и о маме, о тех, с кем худшие моменты когда-то она старательно стёрла из памяти, отдавшись безумию. Работники при замке благодаря мельнице готовили и приносили горячий пахнущий хлеб, некоторые занимались курами и хозяйством, кто-то — коровами, благодаря чему всегда в руке была кружка парного молока. И весь этот живой организм грели и освещали яркие прекрасные закаты, выпускающие последние лучи над горизонтом бескрайних солёных лазурных вод. Сам запах здесь извещал о море и о прекрасной жизни.

Шли до такого места Тася и Эйдос долго. Прежде они всё же останавливались в городе, там кучеряшка даже получила всё-таки своё образование, которого до этого долго избегала, и стала земским доктором. По крайней мере, так говорили местные на полуострове, потому что было престижно, чтобы врач владел такой землёй и таким, пусть и небольшим, замком. С поры Вален-Вилльской у Таси не было никакой магии, но зато в ней проснулся дар рисования. Она часто пропадала где-то, пока писала пейзажи. Она также любила и людей, а потому не пропускала, если где-то в поле трудился человек, подсекала работников и в мельнице, и в кухне, и с коровами, и у пруда, и в лесу… Получившиеся картины вывозил в города на выставку и продажу Эйдос, и, когда она его ждала, с бóльшим усердием ухаживала за виноградом, делала вино и переходила с красок на вышивку. Всё это сочетание алкоголя, свежего воздуха, хлеба, уток, воды и искусства так переполняло рыжую девушку, что вскоре она перестала всему удивляться и жила здесь с таким расслаблением, точно была хозяйкой Лавандового утёса всегда.

Семена подсолнечника продавались: в обычном виде или виде масла, и эта деталь почему-то всегда вдохновляла Тасю.

Она повзрослела, стала уравновешеннее и спокойнее. Она нашла своё место, но ей возможность к этому подарил её муж.

— Я как будто знаю тебя уже давно, и моё боязливое уважение к тебе и стеснение давно переросли в домашнее отношение. Я как голая перед тобой, но при этом не краснею, — говорила как-то она ему однажды, но после переросла и это, когда уже появился первый сын.

Тася заставляла своих детей читать, как не читала по своей лени сама никогда, но это имело свою пользу: в городе часто положительно отзывались о Летовых этого времени и о сыновьях бывшей ведьмы, к которым имели, к счастью, всё же больше доверия, чем к матери, пока она следовала ветренным мыслям и сомнительным личностям.

Манджиро же всё-таки стал королём. Сейчас страной леса и холода управлял именно он и занимался «оттаиванием» людей и наращиванием мозгов, открывая университеты. С его приходом всё изменилось и стало как будто лучше и тише, а люди — добрее.

Именно такого будущего хотела Тася, и точно её желание исполнилось.

Сейчас вишнёвое и виноградное вина и, в форме каблучка-гвоздика, грязно-розовая хрустальная ваза с белоснежными пышными розами на столике напротив морского шума радостных волн означали волос Робба и его красные слепые глаза. Таким образом, он всегда оставался с ней и иногда являлся даже во снах. С Селестией она так больше и не виделась, а вот братец Эредин занялся «Воблой», которую и купил.

Дорогая Тая уволилась из «Пряного» и ушла работать к Эри-рю. Похоже, теперь они были вместе. Они и правда хорошо сочетались: каштановый густой прямой волос девушки, её несвойственная простым женщинам логичность, рациональность, её чуткость и ум были подстать высокому красноволосому красавцу-чудному, с которым теперь велось общее дело. Тая легко вписывалась в любой мужской коллектив, и в пивной она чувствовала себя достаточно удобно, если не считать пьяных похотливых иногда рож, которые не могли даже встать из-за стола, но в этом Эредин помогал ей и оберегал её.

* * *

Вален-Вилль успокоился, хотя цирк больше не принимал к себе в гости. Оставшись в своей любимой утончённой готике, город процветал и принимал всё больше новых студентов. Посередине града уже стояло огромное дерево баобаба, подмявшее под себя всю площадь, а его корни и впрямь простирались до самого Запада.

* * *

Белой птицей однажды донеслось до Таси большое письмо: оно было от Таи. Маленькая крылатая почтальонша очень эмоционально щебетала, пока девушка не дала ей зерно и не села читать. В письме подруга описывала историю одной жертвы. Её звали Эмой. Она была своенравной леди со двора, за которой толпами бегали мальчишки не потому, что она была красива, а потому, что она была их предводителем. Саму Эму, бывало, сражали чувства романтического рода, но нравились ей больше мелкие воришки, искусные мошенники и наркодиллеры с их клиентами. Ей нравился, как бы ни странно, и давно упоминавшийся Олег, и тот ответил ей взаимностью. Однако полиция по какой-то причине не разделяла их чувств, поэтому, чтобы спасти любимого, Эма намерилась связаться с охотником на лисиц, который по совместительству торговал разнообразием пыльцы фей, чтобы затем сдать его с потрохами вместо Олега. Но тот вместо того, чтобы продать девушке товар, столкнул её с крыши, и все её планы разбились вместе с ней. Так быстро закончилась вся её история, не успев начаться.

* * *

Сущность Эмы была скрыта от всех: она с детства желала отрубать головы и идти по ним, росла и жила сама по себе. Это было ошибкой и её, и её семьи.

Каждый следует по кругу своих ошибок — кольцам Ада.

Наставник являлся умным, мудрым человеком, пусть и пропившим талант следователя, хотя и нашедшем в итоге цель, Тасю, наследницу духа Романа Летова, но его грехом были отношения с семьёй, которую он бросил и разрушил, поэтому призрак дочери преследовал повсюду, а в итоге стал мишенью для уничтожения жадным до власти нарцисса, Манджиро, тихого манипулятора с добрыми глазами и тёплыми руками, каких ещё поискать. Поэтому он решил её огородить: детектив заключил сделку с Хайсэем, через которую становился сурфактантом альвеол в баобабе, носившем кислород по всему Государству Россов, в обмен чего ведьма Тася становилась простой девушкой, становилась взрослее, рожала детей и любовалась видом моря. Так он исправил свою ошибку.

Эредин всегда подбирал тщательно своё окружение и легко избавлялся от людей, с которыми не очень хорошо развивались отношения, но приобретение дела в виде пивной вместе с Таей изменило его и её, девушку, грешную отказом от существования чуда.

Селестия любила молодого человека, но её неверение в возможность их отношений погубила всё, и так было всегда. Тот же порок и следовал за Тасей, которая не считала, что может иметь друзей, своё место и своё будущее, но в итоге именно Сеть обрисовала всё иначе. Леся продолжила идти за Манджиро и добилась его как своего личного принца.

Эйдос отличался от остальных, в этом греха никакого нет, и более того: он справлялся с этим, и ему нравилось одиночество, а дальше время всё же преподносило ему друзей и близких. Дух леса приютил белую ворону, а та поделилась, как кошка, с ним половинкой трупика. Любезно.

Уютный ряд красивейших домов-неудач

Жила-была прекрасная девушка. Прекрасная и талантливая. Но её поразила опухоль, которую победить она не могла. Родители при этом почему-то всё ещё надеялись, что дочь найдёт себе мужа-капитана, но сама девушка предпочитала других девушек. К моему стыду, мне это было тогда непонятно, но я думала, что она сознательно разочаровывает маму с папой потому, что не хочет делать второй половинке больно из-за своей болезни, однако она не заводила ни с кем отношения только потому, что ей совершенно не нравились парни — даже отталкивали её, а среди девушек не всегда был успех, и ей разбивали сердце.

Мне понравилось, как она говорила со мной, как она чувствительна, как интересна, тактична и любознательна. Она говорила по меньшей мере на трёх языках, в свои четырнадцать или пятнадцать жила отдельно от родителей и содержала себя тем, что работала переводчиком. И это при том, что в наше время человек может не работать даже в двадцать три ввиду того, что ещё не закончил процесс обучения, к каким людям отношусь и я.

У меня, к сожалению, есть свой недуг — неуверенность в себе. Да, это недуг, и он имеет тяжёлые последствия: мне тяжело искать работу, тяжело продвигать своё творчество, общаться с людьми, даже нормально одеваться. У меня нет на данный момент ни одного близкого друга. Я вроде бы начала общаться с одногруппницей в колледже, и то общение мне очень нравилось, но оказалось, что каждый в мире человек чем-то недоволен. Как если бы я составляла образ идеального парня, но образ идеального друга, я бы сказала, что это человек, который признаёт ошибки и слабости за нормальное явление, а не корил каждого за его недостатки, будто бы сам таковых не имеет. Что ж, я просто выговариваюсь в подглаву. Надеюсь, читатель, ты меня поймёшь, ведь каждый, наверное, встречал в жизни кого-то, кто был ему интересен, но в то же время будто с высока смотрел на других при том, что сам был неидеален абсолютно в тех же местах: как если бы очень толстая девушка-ханжа в леопардовых лосинах осуждала остальных за поведение и внешность. Также моя знакомая слаба, пока ничего не делает для саморазвития и успеха в чём-то и ещё параллельно мечтает о недостижимых бездельнику деньгах.

Для меня отношения с приятельницей пока что в моей единой длинной полосе неудач, как неправильно сваренные макароны, как ангина, как отсутствие общения с бывшими одноклассниками и так далее.

Таким образом, первая и вторая девушки для меня как две абсолютно разные стороны одной медали: одна постаралась сделать всё и начала добиваться успехов ещё на раннем этапе жизни, а лично для меня она была большой поддержкой в творчестве какое-то время, и до сих пор её мнение обо мне, пусть и уже устаревшее и, наверное, позабытое, очень дорого и важно (кстати, она тоже писала книгу о разных людях), а другая — лишённая тех отягчающих, которые имела переводчица в лице рака и непонимающих родителей, продолжала спать на лекциях и ничего не делая мечтать о лете и возвращении домой, да ещё ворчать, будто я заразила её своим бабушкиным синдромом.

Сторге

Там, за улицей, стоял красивейший ряд уютных двух- и трёхэтажных домов города, вдоль улиц которого двигался черноволосый красавец Эйдос с полотнами на продажу в руках. Он был один, но не одинок, ведь всюду следовала за ним его любимая маленькая ведьма-жена в виде картин или запахе надушенного её парфюмом платка. Он всегда знал, что там, дома, в тёплой комнате, увешанной собранными пазлами и растениями в горшках, ждёт всё такая же неугомонная в душе Тася с лицом несравнимого спокойствия и взрослости. Она рассказывает детям о свойствах листьев цветов, о душах деревьев, байки про короля Манджиро, о том, что всего можно добиться живым желанием.

* * *

По улицам с рассветом уже начали бродить молодые люди, зевая и иногда потягиваясь, как коты. Это были журналисты и писатели — лучшие умельцы в сфере речевых пыток над интересными личностями, могущими делиться информацией, и они знали завсегдатого Эйдоса, который появлялся тут с удивительным постоянством и периодичностью, чтобы не только показать свою жену в предметах, но и подобрать что-то для неё.

Тася очень любила мыла, особенно ароматные, разных цветов, в основном, пастельных, с выпуклыми рисунками или без, а кто как не всеведающий журналист знает, где найти то, что понравится женщине. Так он сам попал в их вечно развивающееся, но в то же время ностальгически уютное иногда общество. Только, когда Эйдос приглашал их в свой дом, те постоянно искали сенсацию, каверзные сплетни и прочий-прочий материал. В общем, занимались своим родным делом.