Всё ещё Джемма (гет)

Капитан Джим Кирк хмуро смотрел в огромное окно на проплывающие мимо звёзды. Правда, пока капитана временно, всего на месяц, звали Джемма, поскольку он волшебно-научным образом, а именно посредством неизвестной таблетки, предложенной местным населением планеты Тартуин во время одной из миссий, превратился в сногсшибательную, по его мнению, красотку.

"Всего на месяц" в его голове сейчас звучало каким-то изощрённым издевательством.

Там, на Тартуине, идея воспользоваться предложенной возможностью немного побыть женщиной казалась отличной. Да просто офигенной она казалась! Сколько раз он слышал от своих любовниц, сотрудниц, да и просто всех подряд представительниц прекрасной (ну, как правило) половины населения открытой вселенной, что вот ему-то хорошо, он же мужчина. А они, бедняжки, все как одна страдают. Потому что женщиной быть трудно. Мир к ним несправедлив.

Джим решил попробовать. Ну а что? Позавивать волосы, поносить бюстгальтер на офигенной груди, пособлазнять Боунса.

И всё было классно. Особенно последний пункт. Пока сегодня утром не выяснилось, что месяцем в женском теле Джим не обойдётся. Он залетел. Вот так просто взял и залетел. Но даже не это было самым поганым. Самым поганым было то, что Боунс ему не верил.

Джим с тоской вспомнил сегодняшнее утро. Собираясь на смену, он, как всегда в последние дни, натянул чулки и короткую форменную юбочку. Хотел в очередной раз продемонстрировать всем желающим идеальные ножки. Налюбовавшись на себя в зеркало, помчался на мостик, но не добежал. С ходу наткнулся на яростный взгляд поджидающего его у лифта Маккоя.

— В медотсек быстро, — скомандовал разъярённый доктор и, не дожидаясь, первым помчался по коридору.

Джим старался не отставать, хотя на каблуках это было довольно сложно. Какая муха с самого утра тяпнула Маккоя за причинное место? Прямо, того и гляди, дым из ушей повалит.

В медблоке было безлюдно. Похоже, персонал предпочёл попрятаться кто куда от греха. Джим поёжился. Давненько он не видел Маккоя в таком настроении.

Весь этот месяц доктор словно изнутри светился. И было от чего. Их роман со скоростью самой счастливой розовой коняги стремительно нёсся вперёд. Они даже и не скрывались. Всё было идеально. И вот.

Джим терялся в догадках, а долго теряться он не любил и не умел. Поэтому спросил сразу:

— Боунс, я что-то натворил? Ты чего такой?

— Ложись на кушетку. Хочу убедиться кое в чём. И молись, чтобы я ошибся, — хмуро ответил Маккой, не глядя на Джима.

Так, все ещё хуже, чем казалось. Джим, похоже, и вправду в чём-то виноват. Но, чёрт побери, в чем?

Он не чувствовал за собой ни одного мало-мальски достойного такой реакции косяка. Он же целый месяц был просто примерной девочкой! Даже на миссии не ходил после того, как какой-то местный царёк на задрипозной планете вместо подписания договора с Федерацией взял его в плен с целью немедленно жениться. Ну а что? Баба же! А бабы — они только и мечтают замуж за такого крутого перца, как это многорогое зелёное чудище. Еле отбился. Ладно, Спок рядом был. Всех уложил и всё уладил. Всё-таки повезло ему с первым помощником.

Между тем Маккой внимательно следил за показаниями каких-то приборов. Ну и по традиции трикодером махал, правда в этот раз почему-то только над животом.

— Я болен, что ли? — предположил Джим. — Ты поэтому такой? Боунс, бля, не молчи. Я сейчас поседею. Имей в виду, мне не пойдёт седина.

— Всё шутишь, — как-то очень горько и безнадёжно сказал Маккой. — Убирайся, Джим. Всё как раньше. Где вход, там и выход. Тебе туда.

— Ну нет, дорогой, — вскочил с кушетки Джим. — Так дело не пойдёт. Я уже понял, что где-то накосячил. И я имею право знать, где именно. Боунс?

— Скажи мне только одно, Джим. Какого чёрта вы не предохранялись? — устало опустился в кресло Маккой.

— Ты о чём вообще? — изумлённо уставился на него Джим. — Ты о чём, мать твою, говоришь? Боунс, что происходит?

— Даю намёк: как долго уже ты Джемма? — поднял больные глаза Маккой. И столько в них всего было, что Джим вздрогнул.

Сразу расхотелось орать и качать права. Но надо было выяснить, что тут творится. Так, Боунс задал вопрос...

— Чёрт! — округлил глаза Джим, закончив подсчёты.

— Вот именно, — заключил Маккой.

— Давно?

— Почти две недели.

— Но как ты мог это пропустить? Ты же меня через день проверял.

— Трикодер глюканул. Я его заменил уже. Вчерашние анализы выявили срок двенадцать дней. Сейчас я в этом убедился. Поздравляю, Джим. Ты станешь матерью. Можешь идти обрадовать отца ребёнка. Только не говори мне, кто это. Иначе я за себя не ручаюсь. Могу покалечить или даже убить.

— Боунс, ты рехнулся? Какого ещё отца? Ты отец, себя и убивай. Нет, не надо. Ты ребёнку нужен. Блять, Боунс, я беременный, что ли? — осознал наконец Джим всю глубину жопы, в которой оказался.

— Дошло, — констатировал Маккой. — Я тебе всё сказал. Иди, Джим. И оставь меня в покое. Видеть тебя не хочу.

— Ты совсем охренел, папаша? — взвился Джим. — Как трахать меня, так ты тут как тут. "Я, блять, с краешку. Я тихонечко". А теперь видеть не хочу?

— Да не могу я быть отцом! — заорал Маккой, вскочив на ноги. — Не могу, понимаешь!

— Нет, не понимаю! Мы с тобой занимались сексом. От этого случаются дети. Почему ты не можешь быть отцом? У тебя уже есть дочь, значит, очень даже можешь, — тоже орал Джим.

— Я знаю, от чего дети случаются. Уж поверь. Я тебе тут доктор, а не прыщавый юнец, который первый раз целоваться полез. Я так предохранялся, что удивляюсь, как ты девственность вообще потерял.

— Значит, плохо ты предохранялся, потому что потерял я эту грёбаную девственность. И даже кое-что приобрел, как выяснилось, — продолжал орать Джим.

Всё это начинало его основательно бесить. Он тут главный пострадавший. Ему ещё год в юбке ходить и необъятный живот на себе таскать. Вот когда скажешь: "Бедные женщины!" И это Джима ещё их ежемесячные проблемы миновали.

— Ты не знаешь, что я предпринял, чтобы этого не случилось. Разве что скафандр не надел. Так что лучше молчи, — бушевал Маккой.

— Всё я знаю, я там был, если помнишь. И не затыкай меня тут, трахаль недоделанный.

— Джим, просто признайся, что был с кем-то ещё. — На Маккоя было больно смотреть. Он больше не орал. Но этот его взгляд побитой собаки словно под дых ударил Джима.

— Боунс, я не спал ни с кем больше. Чем хочешь поклянусь. Да хоть этим вот ребёнком, которого ты не хочешь признавать, — как мог убедительно сказал он, попытавшись ухватить Маккоя за руку.

— Не надо клясться живым человеком, пусть там и всего только пара клеток пока, — выдернул руку Маккой с таким брезгливым выражением, что Джим отшатнулся. — Ты заврался, Джим. Видимо, я не заслуживаю ни верности, ни даже правды.

— Да блять, Боунс! Я сказал тебе правду. Чистую правду. Ни с кем я больше не спал. Я же обещал. Что я, совсем, по-твоему? — снова взвился обиженный таким недоверием Джим.

Он-то точно знал, что не врал сейчас. Но Маккой отказывался верить. Упрямый осёл! Вбил себе в голову эту ерунду про измены, и не свернёшь его теперь.

Джим помнил, как долго ему пришлось убеждать Маккоя, что у них не интрижка, а вполне себе серьёзный роман. Что когда Джемма снова станет Джимом, они всё равно будут вместе. И поэтому Джим больше ни с кем и никогда.

И он честно держал слово. Да и не хотелось даже. Так, может, чуть пофлиртовать для тонуса. Очень уж было смешно наблюдать за парнями, которым он строил глазки. Они же знали, кто реально перед ними, но всё равно велись. Но это же другое! Это просто спортивный интерес, понимать надо.

А Боунс — это Боунс. С ним всё иначе. С ним хотелось от души и навсегда. Джиму казалось, что он был достаточно убедителен. Видимо, нет.

А есть вообще надежда, что когда-нибудь это изменится? Что Маккой ему действительно будет доверять? Неужели его репутация настолько сильно испорчена бесконечными похождениями, что теперь не отмыть?

Все эти мысли ураганом пронеслись в голове, и руки Джима бессильно упали. Он тихо спросил, но это не было вопросом:

— Ты ведь никогда мне не поверишь, да?

— Ты это ты, Джим. И всегда будешь. Я ждал чего-то такого. Не думал, правда, что будет так больно. — В глазах Маккоя как будто блеснули слёзы. Или свет так упал?

— Можно как-то проверить ребёнка до родов? Узнать, кто отец? — спросил Джим, ни на что особо не надеясь. Если бы было можно, Боунс уже бы это делал.

— Не раньше, чем через месяц, — ответил Маккой устало. — А тебе зачем? Их было много?

— Идиот! Какой же ты идиот! — вспыхнул Джим и пулей вылетел из медблока.

И вот теперь он сидел на обзорной палубе, прямо на полу у огромного, во всю стену окна, и смотрел на звёзды. Слёз уже не было. Никто не слышал, как он тут выл целый час в самый разгар смены. Похоже, гормоны беременной женщины — это вам не триббл чихнул.

Что ж, счастье было не долгим. С краешка зацепило и помчалось дальше. Не всем, видно, полной мерой. Кому-то и краешка хватит. Надо брать себя в руки и идти командовать. Спок, конечно, отличный помощник, да и друг неплохой. Ни разу за утро не позвонил даже, дал успокоиться. Ему, поди, сразу донесли, что был скандал. Они с Маккоем так орали — и глухой услышал бы. Спок прикроет, но надо же и совесть иметь.

Джим поднялся на ноги, поправил одежду, прическу — всё, он готов жить дальше. Малыш родится и будет расти счастливым. Уж Джим об этом позаботится.

А Боунс ещё пожалеет. Джим поднатужится и родит точную его копию. Такого же хмурого, ворчливого и невыносимо любимого маленького Боунса. И тогда мы ещё посмотрим.

Запиликал коммуникатор — впервые за утро. Спок. Что ж, жизнь продолжается.

Запиликал коммуникатор, впервые за это поганое утро.

— Кирк на связи.

— Капитан, — голосом Спока зачирикал коммуникатор. — Вы срочно нужны на мостике. С нами связались представители планеты Тартуин, где мы были с миссией тридцать восемь стандартных дней назад. У них для вас сообщение.

— Скоро буду. Конец связи.

Кирк расправил плечи. Ну вот и спросим у уважаемых представителей, что, как и почему так вышло.

* * *

На мостике всё было как обычно, не считая голубовато-серой вытянутой рожи тартуинца посреди экрана и встревоженного чем-то Спока.

Никто другой ни за что не заметил бы признаков тревоги на лице вулканца, но Джим, как всегда, знал, куда смотреть.

Маккоя тоже вызвали, и Джим был этому даже рад. Лучше всё выяснить сразу.

Опустившись в капитанское кресло, Джим скрестил свои эффектные ноги и улыбнулся. Ухура включила громкую связь.

— Приветствую славного воина планеты Тартуин. Чем обязаны столь приятным и неожиданным удовольствием общения с вами? — продолжая улыбаться, обратился Джим к собеседнику на экране.

— Приветствую, капитан. Но, судя по всему, мы опоздали, — печально опустил уши-трубочки представитель Тартуина. Вы остались самкой. Значит ли это, что скоро вы станете родителем?

— Да, всё именно так, — спокойно улыбнулся Кирк, игнорируя потрясённые взгляды экипажа. — Но что означают ваши слова о том, что вы опоздали?

— Опоздали предупредить. Дело в том, что превращаться в самок нам приходится с единственной целью — рождения потомства. Природа сделала всё, чтобы эта цель всякий раз была достигнута на сто процентов. Тот состав, что вы приняли, не просто меняет весь организм, но и гарантированно способствует наступлению беременности. Никакие ваши способы предохранения не смогли бы вас уберечь. Если только совсем не совокупляться. Мы не делаем этого, если у нас нет желания завести ребёнка, потому что никакого особого удовольствия от процесса не испытываем. Так мы устроены. Вы другие. Мы изучили вашу культуру и знаем, что вы часто совокупляетесь для удовольствия. Нам не пришло в голову предупредить вас, что первый же подобный контакт с партнёром неизбежно приведёт к беременности. Когда опомнились, между нашей планетой и вашим кораблём разразилась ионная буря. Мы долго не могли с вами связаться.

— Ну что ж, теперь и мы знаем об этой особенности. Хотя информация действительно несколько припоздала, — всё так же спокойно и доброжелательно улыбался Кирк. — Благодарю, что вы побеспокоились и сочли нужным всё-таки её донести.

— Мне очень жаль, капитан Кирк, — снова опустил свои удивительные уши тартуинец в жесте стыда. — Я лишь надеюсь, что ваше новое положение никак не скажется на вашей карьере. И что малыш окажется для вас желанным. Должен сказать, что прервать беременность означает остаться самкой навсегда. Цикл должен быть завершён. В период вскармливания постепенно вы будете возвращаться в свой прежний облик. Теперь только так. Ещё раз прошу прощения за то, что эта информация была нами упущена.

— Не стоит сожалений, уважаемый. Всё в порядке, — заверил тартуинца Джим. — Ребёнок желанный, и я благодарен вам за такую возможность. А теперь простите, меня ждут неотложные дела. Рад был пообщаться.

Экран погас. В гробовой тишине прозвучало робкое:

— Джим?

— Всё в порядке, доктор Маккой. Вы всё слышали. Составьте график медицинских осмотров. Вы, наверное, захотите наблюдать беременность. Если нет, то поручите это кому-то из своих сотрудников. Я вас больше не задерживаю, — сказал Джим, не глядя на Маккоя.

— Джим, я же не знал.

— Никто не знал.

— Я был уверен, что принял все меры предосторожности. Прости, Джим. Я правда не знал.

— А я говорил. Но, видимо, совсем не достоин доверия. Вашего доверия, доктор, — усмехнулся Джим.

В эту минуту он чувствовал себя отомщённым. А здорово он, оказывается, обиделся на Боунса! Даже не знал, что умеет так обижаться. Конечно, он простит. Да уже почти простил. Но пусть Боунс помучается немножко. Прочувствует, так сказать.

— Зачем ты так? — с болью в голосе сказал Маккой.

— А как? Ну как? Ты мне много чего сказал этим утром. Я понял главное — ты мне никогда не поверишь. И как нам быть в таком случае? Я не могу вечно доказывать, что ради тебя я изменился. Хотя, по-моему, это явно и очевидно, — горько усмехнулся Джим. — Ты все равно не веришь.

— Я верю! — воскликнул Маккой.

— Правда? После того, как кто-то другой убедил тебя? А через месяц ещё и тест предложишь, чтоб не думалось. Иди, Боунс. Просто иди сейчас, ладно? Я пока не готов выяснять отношения. И не переживай, на алименты не подам. Сам как-нибудь справлюсь.

— Мстишь? — полуутвердительно спросил Маккой и обвёл взглядом лица всех присутствующих на мостике. — Что ж, признаю, я заслужил. Если понадоблюсь, все вы знаете, где меня найти.

Маккой почти торжественно покинул мостик. Напряженную тишину прервал голос Спока:

— Капитан, вы уверены в своём решении? Насколько мне известно, в земной культуре принято совместное воспитание общего потомства. Было бы неразумно...

— Спок, не начинай, а! — прервал его вполне собой довольный Кирк. — Пусть Боунс помаринуется маленько, ему полезно. Должна же я показать характер. Мы, девочки, так просто не прощаем. Это неспортивно и вредит имиджу.

Джим подмигнул Ухуре. Все облегчённо выдохнули и принялись наперебой поздравлять капитана с будущим прибавлением, обнимать и пожимать руки. Он кивал, улыбался, приглашал всех отметить это дело в пищеблоке тортом и яблочным соком. А из головы не шёл образ несчастного раздавленного Боунса.

Да, утром он, конечно, сильно Джима обидел. Но ведь, если подумать, Джим действительно давал поводы. Раньше гонялся за всем, что движется, чтобы затащить в постель. А с тех пор, как стал Джеммой, в открытую строил глазки. Он, конечно, ничего такого не имел в виду, но Боунс же этого не знал. А он страсть до чего ревнивый.

Пожалуй, стоит сократить срок наказания до пары месяцев. Да и живот потом расти начнёт. Неудобно, наверное, будет любовью заниматься. А надо же оторваться, пока можно. Нет, потом тоже можно будет, но уже совсем по-другому.

Решено. Два месяца. Пусть поухаживает. А то ни цветов, ни конфет. А ты ему тут рожай.

Джим фыркнул и переключился на работу. От утренней тоски не осталось и следа. Лишь предвкушение и азарт. Будет весело. Не может не быть.

Доктор Леонард Маккой сидел в кресле, невидящим взглядом уставившись в пространство. В голове билась только одна мысль: что теперь делать?

Облажался он, конечно, капитально. Всё испортил. Вот просто всё, что только можно было.

У него был Джим. Наконец-то, после стольких лет тайных фантазий об этом невыносимом, невозможном парне, он был с ним во всех смыслах.

У него могла бы быть полноценная семья. Особенно теперь, когда даже общий ребёнок почти уже есть. Осталось только родить, и опять не самому. Хотя лучше бы самому. Так он бы полностью контролировал процесс и был уверен в результате.

У него мог бы быть ребёнок, его ребёнок, который, в отличие от дочки, оставшейся на Земле с бывшей женой, всегда был бы рядом. Да, это опасно — таскать с собой по дальнему космосу ребёнка. Но если оба родителя служат на корабле, то руководство делает исключение. На борту даже детский сад имеется и школьный класс. Леонард сам преподавал им первую помощь при ожогах, ушибах и отравлениях. Кстати, это было забавно. Может, в преподаватели податься?

И вот теперь нет больше у него ни Джима, ни семьи, ни ребёнка. Сам виноват. Вот что ему стоило сначала всё проверить, а потом уже Джиму предъявы кидать! Нет, что ты: гордость, ревность, обманутые ожидания! Обидели бедняжку, старого доктора, изменили ему. Да даже если бы и так. Какого хрена было орать на беременную женщину? Сиди вот теперь жалей себя, идиот.

Джемма одна не останется. Она вон какая! Дух захватывает не слабее, чем от Джима. Чёрт!

Маккой кликнул на падде "отправить" и принялся ждать реакции на своё сообщение. Он составил график посещения медблока для капитана и теперь не знал, как он, то есть она (чёрт, какая разница?) отнесётся к столь плотному графику. Каждые три дня, начиная с завтрашнего, — это, пожалуй, всё-таки перебор.

С другой стороны, беременность необычная, организм искусственно преображённый, на нетартуринцах не опробованный (и тут Джим впереди вселенной всей! Кто бы сомневался). А вдруг что-то пойдёт не так?

Зная Джима, Маккой был уверен, что не так пойдёт всё. Так что перебдеть в этой ситуации лишним точно не будет. И вообще, как выяснилось, даже у почти безгрешного доктора Маккоя в самый неподходящий момент случаются накладки. В этот раз, например, он две недели в упор не видел джимовой беременности. Трикодер заглючил! Да он даже не знал, что с трикодерами такое случается. Эта штука либо работает, либо нет (ну, если её об стену, например, или каблуком раздавить). Но чтобы так! А вот поди ты. Как нарочно.

Пиликнул падд. Маккой судорожно вытер о штаны внезапно вспотевшие ладони и нажал "принять".

Джим был согласен! Джим, всеми фибрами души ненавидевший медосмотры, с ходу согласился таскаться в медблок каждые три дня. И всего лишь с единственным уточнением: не по утрам, а вечером после альфа-смены. Это ерунда. Маккой тоже работал в альфа-смену. Но ради Джима он был готов жить в медблоке. Да и на что он был не готов ради Джима?

Леонард задумался. А чего это он так легко смирился с мыслью о том, что у него больше нет ни Джима, ни будущей семьи? Нет — так будет. Вернём. В лепёшку расшибёмся, но вернём. Надо только взять себя в руки и как следует всё обдумать.

Джим каждые три дня будет здесь с ним наедине. Грех не использовать это время, чтобы сгладить его обиду, вымолить прощение, поухаживать за ним, в конце концов. Он же женщина (боже, как странно это звучит), а женщины любят цветы, конфеты, комплименты. Что ещё они любят? Надо с кем-то посоветоваться. Может, с Ухурой? Она же как бы тоже женщина. Должна понимать и всё такое.

Маккой воспрял духом, встал, расправил плечи. Ничего, ещё поборемся. Он набрал на коммуникаторе номер Ухуры. А чего тянуть? Завтра-то уже завтра. У него всего день на подготовку.

Вот сколько ни планируй, а Джим Кирк всё равно все планы пустит под откос.

Накануне вечером Маккой два часа пытал Ухуру на предмет: что любят девочки помимо конфет и букетов.

Потом ещё час Скотти насиловал репликатор Маккоя, пытаясь создать особенные золотистого цвета розы. Вышли всё равно только кремовые, но Маккой в принципе был доволен. Это же только первый букет. Скотти обещал домучить несговорчивый аппарат до золотистых. А если Скотти обещал, значит, всё будет.

Паша Чехов с кровью оторвал от сердца коробку изумительных настоящих, не реплицированных, шоколадных конфет в красивой яркой коробке с русским названием "Птичье молоко". Когда он перевёл это название, Маккой впал в ступор. Доить птиц? Чего только эти русские не придумают. Но главное — это нереально вкусно.

Сулу и Спок тоже пытались прорваться на общее собрание в медблок на ночь глядя. Маккой решил, что оставит этих двоих в качестве тяжёлой артиллерии на потом, а пока что для первого пробного захода он достаточно сделал и вполне готов штурмовать обиженную крепость по имени Джемма-Джим Кирк.

Штурм не понадобился. Означенная крепость рано утром сдалась без боя. Джим разбудил Маккоя в пять утра звонком на коммуникатор:

— Боунс, я сейчас сдохну. Спаси меня.

— Бегу, — только и бросил Маккой, выплетаясь из-под одеяла и на ходу натягивая штаны и что-то сверху. Как потом оказалось, не постиранную с вечера борцовку, в которой он целый час перед сном бил морду манекену Джеку в тренировочном зале. А всё потому, что Ухура сказала, что женщинам нравятся спортивные мускулистые парни, а не вот это всё с животиком.

Примчавшись в каюту капитана, доктор застал душераздирающую картину. Джемма в весёленькой салатовой пижаме висела над тазиком (откуда на "Энтерпрайз" тазик?) и с несчастным видом пыталась держать спадавшие на лицо длинные волосы. Её рвало. И, видимо, уже давно. Быстро оценив обстановку, Маккой двинулся к пациентке.

— Давай тазик. В ванную, умываться, быстро, — привычно скомандовал он.

— Не могу, — простонал Джемма-Джим. — Ноги не держат.

— Обопрись на меня и не ной. Капитан ты или хрен собачий?

— Эй, я девочка. Не ругайся при девочках, — возмутился Джим. — Мне плохо. Очень. Почему вчера даже не тошнило, а сегодня сразу вот?

— По всякому бывает, девочка, — не удержался от язвительности Маккой. — Так, я держу волосы. Умывайся, рот полощи. Судя по содержимому тазика, в тебе уже ничего не осталось.

— А потом? — захлёбываясь водой, спросил Джим. — Учти, я лежать не могу. У меня сразу ком к горлу и всё плывёт. Блять, Боунс, я с похмелья ни разу так не страдал. Это теперь всегда так будет?

— Нет, конечно, — успокоил его Маккой. — Но ещё какое-то время побудет. Давай на кровать. У тебя есть другая пижама?

— Цвет не нравится? — вымученно пошутил Джим. — В шкафу там синенькая.

— Цвет зачётный, тебе идёт. Только ты её подзаблевал местами. Так что синенькая — то, что надо, — по-хозяйски принялся переодевать Джима Маккой. — Ну всё. В кровать.

— Я не лягу, — заупрямился Джим. — Мне опять поплохеет. Я уже пробовал.

— Никто и не требует ложиться. Мы посидим, — успокоил Маккой.

— Мы? — подозрительно, но с надеждой уставился на него Джим.

— Мы, — подтвердил Маккой. — Я прислонюсь к спинке кровати, а ты привалишься ко мне спиной полусидя. Сможешь поспать. Сколько ты уже над тазиком?

— Часов с трёх, — вздохнул Джим и печально посмотрел на тазик. — А когда ты успел его помыть?

— Не бери в голову. Иди сюда.

Джим устроился между широко раздвинутых ног Маккоя, прислонился спиной к его груди, повозился, укрывая их обоих одеялом, и затих. Маккой уже думал, что Джим задремал, когда услышал тихое:

— Боунс, только не думай, что я тебя уже простил.

— И в мыслях не было, — усмехнулся Маккой и нежно поправил волнистую прядь, мешавшую ему смотреть на лицо Джима.

— Ты ещё за мной побегать должен, пока я тебя прощать буду, — капризно сообщил Джим.

— Само собой, — согласился Маккой, целуя Джима в висок. — Обязательно побегаю. Столько, сколько захочешь. Ты, главное, не слишком быстро убегай. Староват я для спринта.

— Ладно, не буду быстро. Буду изящно и красиво, — хохотнул Джим. — А чем от тебя пахнет?

— Чем? — озадачился Маккой и только сейчас понял, во что одет. — Пó‎том, наверное. Не тошнит?

— Неа. Странно вообще-то, но нет. Мне даже нравится, — заёрзал Джим, пытаясь носом дотянуться до маккоевской подмышки.

— Всё у тебя не как у людей, — добродушно буркнул доктор, осторожно обнимая своё сокровище. — Удобно? Поспи, тебе ещё командовать с утра.

— Точно. А может, выходной взять по состоянию здоровья? Спок справится, — повернул голову Джим и наткнулся на внимательный взгляд Маккоя. — Боунс, ты же меня обратно завоюешь?

— Обязательно, детка. Даже не сомневайся, — кивнул Маккой.

— Тогда пока взаймы поцелуй меня, как будто мы уже помирились, — потянулся Джим к губам доктора.

Леонард не верил своему счастью. Дня не прошло с их жуткой ссоры, когда казалось, что всё потеряно и ничего не вернуть. И вот они уже целуются (Слава токсикозу первой трети беременности!). И всё даже лучше, чем когда-либо было, потому что Леонард больше не сомневается ни в себе, ни в Джиме. И от этого на душе спокойно и светло.

Джим резко отстранился и закрыл рот рукой.

— Тазик, — сдавленно процедил он, округлив глаза.

— Чёрт, — выругался Маккой, быстро протягивая руку за тазиком, который предусмотрительно поставил рядом с кроватью. — Не сдерживайся, горе моё

— Боунс, — позвал Джим, когда снова удобно устроился в объятиях доктора

— Ммм? — отозвался счастливый Маккой.

— Давай пока никому не говорить, что почти помирились.

— Давай. А зачем?

— Ну просто нельзя же лишать команду удовольствия нас помирить. Они так стараются. Ставки делают, когда я сдамся. Ближе, чем через неделю, нету. А я, получается, даже сутки не продержался. Как-то несолидно.

— Да уж. Откуда про ставки знаешь? — усмехнулся Маккой. — Скотти?

— Ну кто же? Он поставил на месяц. Мы продержимся месяц?

— Прятаться будем? Ухаживать-то за тобой можно?

— А ты хочешь за мной ухаживать? — улыбнулся Джим, немыслимым образом выворачивая голову и заглядывая в глаза.

— Хочу, хотя ты это называешь "бегать". У нас с тобой всё не по-людски. Так что да, хочу поухаживать. Я уже и розы реплицировал. Сегодня вечером буду тебя на свидание звать. Пойдёшь?

— Неа. И розы тебе в наглую морду кину при свидетелях. Надеюсь, они без шипов? — хихикнул Джим.

— А чёрт их знает. Надо проверить. Почему не пойдёшь-то? — тихонько подул на светлую макушку Маккой. Как же ему сейчас было хорошо.

— Говорю же, рано сдаваться, — зажмурился от удовольствия Джим. — Месяц, Боунс. Если продержимся, Скотти обещал поделиться выигрышем. А это, на минуточку, ящик ромуланского эля. Он с безопасниками забился. Эти уверены, что я и дня не продержусь.

— Ну, вообще-то они уже выиграли, — заметил Маккой. — Подыгрываете любимчику, капитан?

— Безопасники делиться не обещали. Сами виноваты. Нет, ты понял, какой я у тебя хозяйственный!

— Это да! — тихо давился хохотом Маккой. — Ладно, месяц так месяц. Чего не сделаешь ради ромуланского эля. Только мне придётся изображать нечеловеческие страдания в разлуке с тобой. Думаешь, справлюсь?

— Просто будь собой, Боунс.

— Это что ещё значит? — изумился Маккой.

— Это значит, что ты по жизни старый хмурый брюзга, который всегда и по любому поводу страдает. Вот я и говорю: просто будь собой, — уже хохотал Джим.

— Ах, старый, значит? — надулся Маккой.

— То есть со всем остальным ты согласен? — уточнил Джим.

— Ну, допустим. Более или менее. Но старый!

— Боунс, успокойся. Для меня ты то, что надо. Меня всё устраивает. Ну, кроме ревности. Хотя и с ней я уже смирился почти, — потянулся за поцелуем Джим.

— Давно не блевал? — выгнул бровь Маккой.

— Блять, Боунс, — поморщился Джим. — Никто не умеет так изгадить момент, как ты. Ну что тебе стоило просто меня поцеловать?

— Чтобы опять потом ловить над тазиком? Уже проходили. Ты лучше спроси, чего мне стоило тебя НЕ поцеловать. Но давай сначала я придумаю, как избавить тебя от токсикоза, — вздохнул Маккой.

— О, а от этого можно избавиться? — воодушевился Джим.

— Ты помнишь, какой век на дворе? Конечно, можно. Уже давным-давно дамы по утрам не обнимаются с тазиками. Просто принимают крохольную таблеточку и радуются жизни, — снова прижался к виску Джима губами доктор. Вот как от него теперь оторваться?

— А почему ты мне не даёшь эту таблеточку? Нравится тазик держать? — встрепенулся Джим.

— Дурочка, про аллергию свою забыл? Я сегодня брошу все дела и займусь препаратом именно для тебя. А то от стандартной таблетки ты мало того что сыпью покроешься, но и распухнешь, как воздушный шарик. Хочешь быть как шарик? — тихо рассмеялся Маккой.

— Неа, не хочу. А кто мне будет тазик держать, пока ты работу работаешь? — заканючил Джим. — Одному скучно болеть.

— Ну так не болей. Как, по-твоему, женщины веками с этим справлялись? До чудо-таблеток.

— И как?

— Терпели, Джим. Просто терпели.

— Ага, и тазики на работу таскали, — усмехнулся Джим. — Нет, я, пожалуй, всё-таки останусь сегодня в каюте. Сейчас Спока обрадую.

Джим достал коммуникатор и связался с командером:

— Спок, вы сегодня за капитана. Я беру выходной. На связи, если что. Но лучше бы не надо.

— Что-то случилось? — спросил коммуникатор бесстрастным голосом Спока.

— Ничего особенного. Небольшие проблемы с самочувствием.

— Мне следует поставить в известность доктора Маккоя?

— Он в курсе. Уже готовит чудо-таблетку. И, Спок, передай всем, что это ничего не значит. — Джим многозначительно посмотрел на ухмыляющегося Маккоя. — Доктор просто исполняет свои служебные обязанности. Ты понял?

— Разумеется, капитан. Так всем и передам, — отозвался Спок и отключился.

— Мне показалось или он там ржёт? Ну, по-своему, по-вулкански, — спросил Джим у давящегося хохотом Маккоя.

— Ржёт не ржёт, но ты его не убедил точно. Уверен, что ромуланский эль стоит таких мучений?

— Уже и не знаю. Мне его даже пить нельзя. Ладно. Пока так, а там посмотрим. Ты со мной ещё посидишь?

— Если хочешь.

— Хочу.

— Попробуй уснуть, — погладил Джима по волосам Маккой. — Проснёшься, а я уже таблетку принёс.

— Боунс, а ты меня больше не будешь ревновать? — сонным голосом спросил Джим, как-то по-особенному свернувшись калачиком на груди Маккоя и обнимая его за талию.

— Дурочка, — шепнул Маккой и поцеловал светлую макушку. — Конечно, буду. И всегда буду. Меня не переделать. Но я верю тебе. И люблю. Джим?

Джим тихонько сопел, уткнувшись в его подмышку.

P.S. Ромуланский эль достался безопасникам.