Всё ещё Джемма (гет)

Вот сколько ни планируй, а Джим Кирк всё равно все планы пустит под откос.

Накануне вечером Маккой два часа пытал Ухуру на предмет: что любят девочки помимо конфет и букетов.

Потом ещё час Скотти насиловал репликатор Маккоя, пытаясь создать особенные золотистого цвета розы. Вышли всё равно только кремовые, но Маккой в принципе был доволен. Это же только первый букет. Скотти обещал домучить несговорчивый аппарат до золотистых. А если Скотти обещал, значит, всё будет.

Паша Чехов с кровью оторвал от сердца коробку изумительных настоящих, не реплицированных, шоколадных конфет в красивой яркой коробке с русским названием "Птичье молоко". Когда он перевёл это название, Маккой впал в ступор. Доить птиц? Чего только эти русские не придумают. Но главное — это нереально вкусно.

Сулу и Спок тоже пытались прорваться на общее собрание в медблок на ночь глядя. Маккой решил, что оставит этих двоих в качестве тяжёлой артиллерии на потом, а пока что для первого пробного захода он достаточно сделал и вполне готов штурмовать обиженную крепость по имени Джемма-Джим Кирк.

Штурм не понадобился. Означенная крепость рано утром сдалась без боя. Джим разбудил Маккоя в пять утра звонком на коммуникатор:

— Боунс, я сейчас сдохну. Спаси меня.

— Бегу, — только и бросил Маккой, выплетаясь из-под одеяла и на ходу натягивая штаны и что-то сверху. Как потом оказалось, не постиранную с вечера борцовку, в которой он целый час перед сном бил морду манекену Джеку в тренировочном зале. А всё потому, что Ухура сказала, что женщинам нравятся спортивные мускулистые парни, а не вот это всё с животиком.

Примчавшись в каюту капитана, доктор застал душераздирающую картину. Джемма в весёленькой салатовой пижаме висела над тазиком (откуда на "Энтерпрайз" тазик?) и с несчастным видом пыталась держать спадавшие на лицо длинные волосы. Её рвало. И, видимо, уже давно. Быстро оценив обстановку, Маккой двинулся к пациентке.

— Давай тазик. В ванную, умываться, быстро, — привычно скомандовал он.

— Не могу, — простонал Джемма-Джим. — Ноги не держат.

— Обопрись на меня и не ной. Капитан ты или хрен собачий?

— Эй, я девочка. Не ругайся при девочках, — возмутился Джим. — Мне плохо. Очень. Почему вчера даже не тошнило, а сегодня сразу вот?

— По всякому бывает, девочка, — не удержался от язвительности Маккой. — Так, я держу волосы. Умывайся, рот полощи. Судя по содержимому тазика, в тебе уже ничего не осталось.

— А потом? — захлёбываясь водой, спросил Джим. — Учти, я лежать не могу. У меня сразу ком к горлу и всё плывёт. Блять, Боунс, я с похмелья ни разу так не страдал. Это теперь всегда так будет?

— Нет, конечно, — успокоил его Маккой. — Но ещё какое-то время побудет. Давай на кровать. У тебя есть другая пижама?

— Цвет не нравится? — вымученно пошутил Джим. — В шкафу там синенькая.

— Цвет зачётный, тебе идёт. Только ты её подзаблевал местами. Так что синенькая — то, что надо, — по-хозяйски принялся переодевать Джима Маккой. — Ну всё. В кровать.

— Я не лягу, — заупрямился Джим. — Мне опять поплохеет. Я уже пробовал.

— Никто и не требует ложиться. Мы посидим, — успокоил Маккой.

— Мы? — подозрительно, но с надеждой уставился на него Джим.

— Мы, — подтвердил Маккой. — Я прислонюсь к спинке кровати, а ты привалишься ко мне спиной полусидя. Сможешь поспать. Сколько ты уже над тазиком?

— Часов с трёх, — вздохнул Джим и печально посмотрел на тазик. — А когда ты успел его помыть?

— Не бери в голову. Иди сюда.

Джим устроился между широко раздвинутых ног Маккоя, прислонился спиной к его груди, повозился, укрывая их обоих одеялом, и затих. Маккой уже думал, что Джим задремал, когда услышал тихое:

— Боунс, только не думай, что я тебя уже простил.

— И в мыслях не было, — усмехнулся Маккой и нежно поправил волнистую прядь, мешавшую ему смотреть на лицо Джима.

— Ты ещё за мной побегать должен, пока я тебя прощать буду, — капризно сообщил Джим.

— Само собой, — согласился Маккой, целуя Джима в висок. — Обязательно побегаю. Столько, сколько захочешь. Ты, главное, не слишком быстро убегай. Староват я для спринта.

— Ладно, не буду быстро. Буду изящно и красиво, — хохотнул Джим. — А чем от тебя пахнет?

— Чем? — озадачился Маккой и только сейчас понял, во что одет. — Пó‎том, наверное. Не тошнит?

— Неа. Странно вообще-то, но нет. Мне даже нравится, — заёрзал Джим, пытаясь носом дотянуться до маккоевской подмышки.

— Всё у тебя не как у людей, — добродушно буркнул доктор, осторожно обнимая своё сокровище. — Удобно? Поспи, тебе ещё командовать с утра.

— Точно. А может, выходной взять по состоянию здоровья? Спок справится, — повернул голову Джим и наткнулся на внимательный взгляд Маккоя. — Боунс, ты же меня обратно завоюешь?

— Обязательно, детка. Даже не сомневайся, — кивнул Маккой.

— Тогда пока взаймы поцелуй меня, как будто мы уже помирились, — потянулся Джим к губам доктора.

Леонард не верил своему счастью. Дня не прошло с их жуткой ссоры, когда казалось, что всё потеряно и ничего не вернуть. И вот они уже целуются (Слава токсикозу первой трети беременности!). И всё даже лучше, чем когда-либо было, потому что Леонард больше не сомневается ни в себе, ни в Джиме. И от этого на душе спокойно и светло.

Джим резко отстранился и закрыл рот рукой.

— Тазик, — сдавленно процедил он, округлив глаза.

— Чёрт, — выругался Маккой, быстро протягивая руку за тазиком, который предусмотрительно поставил рядом с кроватью. — Не сдерживайся, горе моё

— Боунс, — позвал Джим, когда снова удобно устроился в объятиях доктора

— Ммм? — отозвался счастливый Маккой.

— Давай пока никому не говорить, что почти помирились.

— Давай. А зачем?

— Ну просто нельзя же лишать команду удовольствия нас помирить. Они так стараются. Ставки делают, когда я сдамся. Ближе, чем через неделю, нету. А я, получается, даже сутки не продержался. Как-то несолидно.

— Да уж. Откуда про ставки знаешь? — усмехнулся Маккой. — Скотти?

— Ну кто же? Он поставил на месяц. Мы продержимся месяц?

— Прятаться будем? Ухаживать-то за тобой можно?

— А ты хочешь за мной ухаживать? — улыбнулся Джим, немыслимым образом выворачивая голову и заглядывая в глаза.

— Хочу, хотя ты это называешь "бегать". У нас с тобой всё не по-людски. Так что да, хочу поухаживать. Я уже и розы реплицировал. Сегодня вечером буду тебя на свидание звать. Пойдёшь?

— Неа. И розы тебе в наглую морду кину при свидетелях. Надеюсь, они без шипов? — хихикнул Джим.

— А чёрт их знает. Надо проверить. Почему не пойдёшь-то? — тихонько подул на светлую макушку Маккой. Как же ему сейчас было хорошо.

— Говорю же, рано сдаваться, — зажмурился от удовольствия Джим. — Месяц, Боунс. Если продержимся, Скотти обещал поделиться выигрышем. А это, на минуточку, ящик ромуланского эля. Он с безопасниками забился. Эти уверены, что я и дня не продержусь.

— Ну, вообще-то они уже выиграли, — заметил Маккой. — Подыгрываете любимчику, капитан?

— Безопасники делиться не обещали. Сами виноваты. Нет, ты понял, какой я у тебя хозяйственный!

— Это да! — тихо давился хохотом Маккой. — Ладно, месяц так месяц. Чего не сделаешь ради ромуланского эля. Только мне придётся изображать нечеловеческие страдания в разлуке с тобой. Думаешь, справлюсь?

— Просто будь собой, Боунс.

— Это что ещё значит? — изумился Маккой.

— Это значит, что ты по жизни старый хмурый брюзга, который всегда и по любому поводу страдает. Вот я и говорю: просто будь собой, — уже хохотал Джим.

— Ах, старый, значит? — надулся Маккой.

— То есть со всем остальным ты согласен? — уточнил Джим.

— Ну, допустим. Более или менее. Но старый!

— Боунс, успокойся. Для меня ты то, что надо. Меня всё устраивает. Ну, кроме ревности. Хотя и с ней я уже смирился почти, — потянулся за поцелуем Джим.

— Давно не блевал? — выгнул бровь Маккой.

— Блять, Боунс, — поморщился Джим. — Никто не умеет так изгадить момент, как ты. Ну что тебе стоило просто меня поцеловать?

— Чтобы опять потом ловить над тазиком? Уже проходили. Ты лучше спроси, чего мне стоило тебя НЕ поцеловать. Но давай сначала я придумаю, как избавить тебя от токсикоза, — вздохнул Маккой.

— О, а от этого можно избавиться? — воодушевился Джим.

— Ты помнишь, какой век на дворе? Конечно, можно. Уже давным-давно дамы по утрам не обнимаются с тазиками. Просто принимают крохольную таблеточку и радуются жизни, — снова прижался к виску Джима губами доктор. Вот как от него теперь оторваться?

— А почему ты мне не даёшь эту таблеточку? Нравится тазик держать? — встрепенулся Джим.

— Дурочка, про аллергию свою забыл? Я сегодня брошу все дела и займусь препаратом именно для тебя. А то от стандартной таблетки ты мало того что сыпью покроешься, но и распухнешь, как воздушный шарик. Хочешь быть как шарик? — тихо рассмеялся Маккой.

— Неа, не хочу. А кто мне будет тазик держать, пока ты работу работаешь? — заканючил Джим. — Одному скучно болеть.

— Ну так не болей. Как, по-твоему, женщины веками с этим справлялись? До чудо-таблеток.

— И как?

— Терпели, Джим. Просто терпели.

— Ага, и тазики на работу таскали, — усмехнулся Джим. — Нет, я, пожалуй, всё-таки останусь сегодня в каюте. Сейчас Спока обрадую.

Джим достал коммуникатор и связался с командером:

— Спок, вы сегодня за капитана. Я беру выходной. На связи, если что. Но лучше бы не надо.

— Что-то случилось? — спросил коммуникатор бесстрастным голосом Спока.

— Ничего особенного. Небольшие проблемы с самочувствием.

— Мне следует поставить в известность доктора Маккоя?

— Он в курсе. Уже готовит чудо-таблетку. И, Спок, передай всем, что это ничего не значит. — Джим многозначительно посмотрел на ухмыляющегося Маккоя. — Доктор просто исполняет свои служебные обязанности. Ты понял?

— Разумеется, капитан. Так всем и передам, — отозвался Спок и отключился.

— Мне показалось или он там ржёт? Ну, по-своему, по-вулкански, — спросил Джим у давящегося хохотом Маккоя.

— Ржёт не ржёт, но ты его не убедил точно. Уверен, что ромуланский эль стоит таких мучений?

— Уже и не знаю. Мне его даже пить нельзя. Ладно. Пока так, а там посмотрим. Ты со мной ещё посидишь?

— Если хочешь.

— Хочу.

— Попробуй уснуть, — погладил Джима по волосам Маккой. — Проснёшься, а я уже таблетку принёс.

— Боунс, а ты меня больше не будешь ревновать? — сонным голосом спросил Джим, как-то по-особенному свернувшись калачиком на груди Маккоя и обнимая его за талию.

— Дурочка, — шепнул Маккой и поцеловал светлую макушку. — Конечно, буду. И всегда буду. Меня не переделать. Но я верю тебе. И люблю. Джим?

Джим тихонько сопел, уткнувшись в его подмышку.

P.S. Ромуланский эль достался безопасникам.